Шок и тремор.

- Тверской! Принимай взвод!

А потом встав на башню своего КВ-2 крикнул:

- РОТА!!! ПРИНИМАЮ КОМАНДОВНИЕ НА СЕБЯ!!! Командиры взводов и отделений, ко мне!

Когда они к нему прибежали, в том числе и командир инженерно-сапёрного взвода - один инженерно-сапёрный танк (ИСТ) и два БТР-26 с сапёрами, тот посмотрев на часы:

- Приказа атаковать никто не отменял. Десять минут на то, что бы очухаться и по моей команде – вперёд!

Не успели они разбежаться, как он:

- Тверской! Сергеев! Ко мне!

Остановившись и развернувшись, они с командиром инженерно-сапёрного взвода:

- Слушаю, тов…!

- Аркадий! У тебя потерь нет, так что давай прямо сейчас – пока финны тоже не «очухались». Подчиняю тебе сапёров: ребята они боевые - если что помогут… Давайте быстрей – промедление смерти подобно!

С командиром сапёров лейтенантом Иваном Сергеевым они давние знакомые, поэтому обо всём договорись буквально на пальцах, на бегу к своим подразделениям.

Минуты не прошло, как взревев мотором, ИСТ с тралом двинулся вперёд, за ним - спешенные сапёры, два КВ-1 с десантом и наконец два полугусеничных БТР-26, со всяким-разным инженерным имуществом.

Смяв ржавые проволочные заграждения между возвышенностью и взорванным льдом, они попали под фланговый стрелковый огонь. Впрочем, сидевшие в окопах и «дерево-земляных огневых сооружениях» финские солдаты особо не геройствовали, предпочтя разбежаться после первой же вспышки огнемётной струи.

Обогнув возвышенность, выбрав удобную позицию с отличным обзором, Аркадий приказал мехводу:

- Стой!

Сильно рискуя, конечно, но он открыл люк и осторожно выглянул. Первым дело бросились в глаза огромные разрушения – буквально места не осталось живого, воронка на воронке - всё «перелопачено» артиллерией.

Однако, линия обороны была жива и она сопротивлялась!

Метрах в двухстах от них, неполный финский расчёт разворачивал в их сторону 37-мм «Бофорс»…

Он наводчику:

- «Одиннадцать часов» - орудие ПТО! Осколочным… Уничтожить!

Заряжающий:

- Готово!

- Выстрел!

- РАТЧ!!! АААХ!!!

После взрыва на огневой позиции орудия, при виде задранных вверх станин - подобно рукам сдающегося солдата, ему только осталось удовлетворённо подытожить:

- Кирдык тому «Бофорсу»!

В это время над головой пару раз свистнуло и ругнувшись: «Так-перетак вашу финскую мать!», он скрылся в башне - предпочитая наблюдать за обстановкой на поле боя через смотровые приборы. Изредка, по его приказу или по собственной инициативе, наводчик стрелял из пушки, но чаще из пулемёта… Десантники не отставая, активно расходовали боезапас.

Финны тоже постреливали – о чём сигнализировали звонкие удары пуль о броню и, даже как-то кинули в их сторону пару гранат, разорвавшихся неподалёку. Был и миномётный обстрел, но непродолжительный: дежурившие наверху «Чайки» вовремя заметили ожившую финскую батарею и тут же спикировав, подавили её.

После его приказа повернув параллельно гряде, танк Федорчука не спеша поехал прямо по окопам, блиндажам и позициям противотанковых и зенитных пушек и, миномётов. За ним пригнувшись, осторожно двигались десантники - изредка постреливая и бросая гранаты в подозрительные места.

Когда заехав одной гусеницей в наполовину затопленный водой ход сообщения танк застрял было, откуда-то было выскочила группа из пяти финских истребителей танков с подрывными зарядами во главе с офицером… Произошёл короткий, но ожесточённый бой - в результате которого они были уничтожены, так и не добравшись до танка.

С нашей стороны тоже были потери: один десантник убит, трое раненых.

Но в целом уцелевшие после авианалёта и артиллерийской подготовки финны предпочитали не геройствовать - а подобру-поздорову бежать куда подальше, перебегая от куста к кусту, из воронки в воронку. Некоторые сдавались подняв руки, но таких было очень мало…

Буквально единицы.

В общем, когда следом за ними из-за возвышенности выехали остальные танки 1001-й отдельной тяжёлой танковой роты прорыва, а справа вдоль шоссе и железной дороги показалась стрелковые цепи «Железной дивизии» всё было кончено: первая линия финской обороны была прорвана.

Тверской ещё подумал:

«В принципе при такой организации боя, мы справилось бы и старыми «бэтами» и «двадцать шестыми»».

Последних, кстати, не было видно – видимо у Отдельного 297-го танкового батальона – было какое-то своё, тоже «отдельное» задание. Отступающих в панике финнов преследовал кавалерийский разведывательный батальон 24-й Самаро-Ульяновской дивизии и авиация.

Наступающая вдоль шоссейной и железной дорог «Железная» стрелковая дивизия, даже не останавливаясь на зачистку местности, проследовала дальше - намереваясь при поддержке тяжёлых танков, прорвать и вторую и даже третью линию обороны финнов. Туда уже в вечерних сумерках летели «тройки» штурмовиков, туда же пыхтя проследовал бронепоезд «Коба», который удалось поставить «на ноги».

Туда же направилась и поредевшая 1001-я отдельная танковая рота старшего лейтенанта Колобанова.

***

И это удалось!

Удалось, даже к удивлению самого советского командования, планировавшего выйти к Таммисари лишь на третьи сутки…

А почему?

Образно говоря, на перешейке полуострова Ханко, Финскую армию застали «со спущенными штанами» - во время передислокации частей и соединений.

А это произошло благодаря тому, что финнов крепко подвёл их же боевой опыт Зимней войны, когда расположенные на обратных скатах высот огневые точки - фланкирующим огнём наносили огромные потери наступающим советским войскам, не имеющим возможности подавить их прямой наводкой или корректируемым артиллерийским огнем с закрытых позиций. Однако, построенные прошлым летом укрепления, были рассчитаны так сказать на «сухой сезон». Зима 1940-1941-го годов была не только аномально холодной в первой своей половине - но и ненормально-многоснежной во второй. С началом потепления снег начал интенсивно таять, а талая ледяная вода – заливать окопы, хода сообщения, блиндажи, ДОСы и прочие подземные сооружения…

И в юго-западной части Финляндии, в которой расположен полуостров Ханко и происходили вышеописанные события, таяние снегов началось раньше и происходило наиболее бурно.

Не сказать, конечно, что этого не предусмотрели. Но Финляндия не была особо развитой или просто достаточно богатой страной, а её армия - не могла похвастаться такой «роскошью», как бензиновые помпы откачивающие воду.

По крайней мере в нужном количестве.

А электрические, перестали работать сразу же после начала боевых действий из-за повреждения линии электропередачи.

В конце Зимней войны был такой эпизод, когда красноармейцы атаковали, сперва форсировав вброд какую-то водную преграду со взорванным финнами льдом…

Так это ж красноармейцы!

И они именно атаковали: то есть бежали на врага с криками «УРА!!!» - таким образом согреваясь. Воевать же стоя почти неподвижно по колено, а то и пояс в ледяной воде…

Это «квест» ещё тот!

Возможно, всё было не так плохо - если бы как все «белые люди» русские перестали б наступать с наступлением темноты. Первая линия обороны была прорвана, но это не смертельно: впереди «Ваню» ждали ещё три. Последняя (у полустанка Лаксвалль) правда – была так себе… Но две основные линии обороны – у железнодорожных станций Харпарскуг и Снугбю (Скугонсог) – довольно мощные, имеющие даже долговременные железобетонные огневые сооружения – спроектированные и построенные с учётом опыта прошлогодней Зимней войны.

За ночь с 1-го на 2-е апреля, командующий II армейским корпусом произвёл бы «ротацию» своих мокрых вояк на сухих – из города Таммисари и, утром бы «соседей» - ждала б какая-никакая, но оборона.

Но противник продолжил наступать и ночью!

И впереди наступающего клина шли непробиваемые противотанковой артиллерией новые русские танки – явившиеся абсолютным сюрпризом для финнов, привыкшими иметь дело максимум с «трёхголовыми драконами Сталина» - трёхбашенными Т-28, подбивавшимися 37-мм «Бофорсами» почти так же легко - как и их более «мелкие» собраться. В этот раз пехота не отставала от танков – не давая подобраться истребителям танков. А позиции полевой финской артиллерии и миномётов, ещё вечером были подавлены штурмовиками-бипланами…

В общем, всё печально!

И финское командование обороной перешейка дрогнуло, отдав приказ 1-й, 17-й и 19-й пехотным дивизиям отступить в город-порт (а так же важный узел коммуникаций Таммисари), где занять оборону.

Опять же с радиосвязью у финнов было ещё печальнее чем у нас и, войска на марше управлялись в основном с помощью посыльных на мотоциклах, лошадях или вообще «на своих двоих».

Получив за короткое время два противоположных приказа, выдвигающиеся к оборонительным линиям свежие части перемешались с отходящими, которые и так уже были на грани паники. Ситуация усугублялась ещё тем, что не все командиры полков, батальонов и рот получили этот приказ. А были и такие, которые не поверили устно переданных через курьеров последним приказам, считая их провокацией коварных «рюсся».

В общем, ночью на финской половине шоссе ведущего от Таммисари до Ханко, творился неописуемые литературно кавардак с бардаком. А едва на востоке чуть забрезжило, в небе над отступающими толпами появились русские штурмовики…

И начался сущий ад!

***

Удивительно и, даже отчасти неправдоподобно, но их – стоящих несколько «на отшибе» от шоссе забитого отступающими финскими войсками, русские штурмовики не тронули.

С полчаса если не больше, капитан Вуорела стоял возле безбашенного трофейного Т-38 - служившего тягачом для их единственного «Бофорса» и как зачарованный, широко открытыми глазами смотрел на эту – воистину апокалипсическую картину. Солдаты и офицеры, автомобили и тягачи, многочисленные повозки, полевые кухни, минометы, гаубицы, пушки… Всё это – старающееся побыстрее за ночь унести ноги, всё это как в гигантской мясорубке - перешивалось с землёй, талой водой кюветов и друг с другом.

Ни криков, ни стонов, ни ржанья лошадей не было слышно – только рёв тысячасильных моторов пикирующих с неба «демонов смерти», треск очередей и взрывы бомб и реактивных снарядов.

Руки его то дрожали, то сжимались в кулаки, уголки рта были резко опущены книзу. В груди с каждой минутой усиливалась боль…

Но глаза были сухи.

Он был родом с Карельского перешейка, куда ещё при Российской Империи перебрались его родители. Его жена тоже с Карельского перешейка…

Неужели, всё кончено?!

Когда самолёты улетели, а на шоссе остались лишь обгоревшие ошмётки да останки, обернувшись к своим подчинённым, он обнаружил, что их осталось всего двое: Хейно Яаскеляйнен и Яско Тукиайнен…

Аймо Хуусконен – здоровый крепкий деревенский парень, умный и образованный, тот - которого он давно заприметил и прочил в унтер-офицеры, а затем на офицерские курсы - куда-то бесследно исчез.

Он подумал тоскливо:

«Первыми предают самые умные».

Обращаясь к жалким остаткам «Боевой группы «Ернэн»», куда кроме его противотанкового взвода входила егерская рота с пулемётным взводом и санитарное отделение, он сухо сказал:

- Помогите мне установить орудие на позиции и тоже…

Не поморщившись переждав приступ острой боли в груди, закончил:

… Можете быть свободными. Благодарю за службу!

Яско Тукиайнен ещё находился в прострации от увиденного. Стараясь не встречаться взглядом с офицером, Хейно Яаскеляйнен забрался на водительское место, завёл и прогрел мотор:

- Показывайте куда надо ехать, господин капитан?

Прищурившись, тот опытным взором осмотрел окрестности и потом показал рукой:

- Туда, за вот тот пригорок. Видишь?

- Вижу.

Перед тем как тронуться, капитан посмотрел в бинокль на юг: на ярко освещённом лучами восходящего Солнца шоссе, показались первые два стальных русских монстра.

Проехав вдоль заваленного трупами людей и лошадей кювета, они остановились в указанном капитаном месте. Солдаты отцепили орудие, вытолкали его на шоссе и установили за разбитой, лежащей на боку повозкой в постромках которой ещё билась и ржала раненая лошадь.

Первым делом её пристрелили, конечно.

Где-то совсем рядом стонали и кричали раненные, но…

Но на них старались не обращать внимания.

Позиция была выбрана удачно: до того как танк не поднимется на бугорок и не начнёт спускаться, он пушку не обнаружит, а обнаружив – не сможет по ней выстрелить. Другое дело сидящие на танке русские пехотинцы…

Война продолжалась.

Каждые несколько минут сдвоено рявкала русская морская батарея на Ханко, ей изредка и разрозненно отвечали финские дальнобойные оружия… Куда-то, возможно очень далеко - из-под Таллина летели двухмоторные русские бомбардировщики… То и дело, туда-сюда мелькали русские штурмовики и истребители, перешедшие от массированных налётов, к налётам отдельными «тройками».

Над ними сделал круг уже хорошо знакомый лёгкий русский биплан-разведчик, но не заметив их между трупами и обломками финского войскового имущества, направился в сторону города Тамиисари, откуда они вышли…

«Когда же это было?».

Кажется вечность назад.

Установив орудие, сели на станинах и закурили «на посошок», как говорится.

Докурив, Хейно Яаскеляйнен, глядя куда-то в сторону спросил:

- Как я понимаю, танк Вам больше без надобности и мы можем уехать на нём?

- Совершенно верно, господин солдат.

Тот, как будто не веря своим ушам, или не доверяя:

- Ну, так мы поехали…?

Пришлось рявкнуть:

- Езжайте уж наконец!

Тот, спрашивая своего товарища:

- Яско! Ты со мной?

Тот, мотая головой:

- Нет, я останусь с господином капитаном.

- Ну, как знаешь.

Затем приложив ладонь к шапке, ветеран Зимней войны:

- Воевать под вашим началом, господин капитан - было великой честью для меня! Но это уже не война, а…

- Я тебя понимаю, солдат.

Через минуту взревел мотор, залязгали гусеницы и безбашенный плавающий танк скрылся из вида.

Проводив его взглядом, капитан спросил у Яско:

- Зачем ты остался?

- Чтоб доказать, что я не трус.

- Ты – не трус, вчера вечером и ночью ты очень храбро сражался.

Тот опустив голосу:

- Вчера днём я испугался обстрела, струсил и убежал с огневой позиции. И потом попал в плен к русским…

Капитан пожал плечами:

- Такое часто бывает с молодыми солдатами. О храбрости судят не по первому, а по последнему бою. А в последнем бою ты вёл себя как герой.

Тот, вдруг подняв голову:

- Я это знаю, я теперь как будто совсем другой человек…!

Капитан смотрел на него и поражался. Трудно было поверить, что это молодой парень - настолько он осунулся и постарел всего за один вечер и ночь. Морщины на лбу и на висках, глаза и щеки ввалились, скулы торчат, цвет лица старчески-серый.

Старик, девятнадцатилетний старик!

Лишь фанатичного горящие глаза выдают ещё в нём задор молодости.

Ну и слова, даже целая речь:

- …Эта война не будет проигранной - «пока еще не пал последний воин», как поется в старой солдатской песне. Нет, нет, нет! Надо сражаться, надо всеми силами поддерживать надежду. Может, случится что-нибудь такое, что изменит положение в пользу Финляндии. Надо драться, надо вести партизанскую войну, пока не придет избавление!

Издали нарастал гул моторов и лязг гусениц.

Крепко схватив его за плечо и сжав, смотря прямо в глаза, капитан:

- Яско! Как же ты собрался вести партизанскую войну, если прямо сейчас ты умрёшь? Ты же – подносчик снарядов в расчёте. Так у нас всего один снаряд и тот уже в стволе! Ты мне ничем помочь не сможешь, только погибнешь зря…

- Я не могу Вас бросить, господин капитан, это будет не по-мужски. Мой отец меня домой не пустит, если узнает про такое!

- Ты не бросишь меня, ты исполнишь мой боевой приказ. Исполнишь?

Яско Тукиайнен вытянувшись по стойке смирно:

- Так точно, господин капитан!

- Тогда слушай приказ: беги вон в те кусты – справа, метрах в ста отсюда и как только я махну тебе рукой - дай очередь по русским пехотинцам сидящих на броне. И тут же беги!

- Куда бежать?

- Куда-нибудь подальше отсюда. Ты что-то говорил про партизан? Вот к ним и беги!

Тот мешкает и пришлось прикрикнуть:

- Беги! Это приказ!

И Яско Тукиайнен сорвавшись с места, стремительно убежал.

Бросив на землю рюкзак, капитан Вуорела усевшись на него, прильнул к прицелу.

Земля дрожала всё сильней и сильней и вот наконец, из-за неровности показалась верхушка башни с торчащим из люка по пояс офицером. В прицел было очень хорошо видно голову в стальном, серого цвета шлемом с наушниками и молодое лицо – не старше Аймо Хуусконена и даже чем-то похожее на него. Поднеся ко рту коробочку микрофона он что-то сказал и машина тут же остановилась, качнувшись.

Из-за башни выглядывало двое русских пехотинцев в шлемах с маскировочными сетками и у каждого из них был в руках бинокль…

Он испытал жгучее чувство зависти, хотя и не совсем уместное в данном случае:

«Россия – очень богатая страна, раз может позволить такую роскошь!».

Командир русского танка поднёс к глазам большой – возможно морской бинокль. Пару минут он рассматривал шоссе – затаившему дыхание капитану даже казалось, что они смотрят глаза в глаза… Затем, он перевёл внимание на город Таммисари и также пару минут рассмотрев его, дал новую команду.

Танк двинулся вперёд, всё вырастая и вырастая в размерах. Из-за него, появилась башня второго танка.

Наконец появившись в «полный рост», первый танк качнувшись вперёд, начал спускаться с пригорочка, давя или отбрасывая в сторону всё попадающееся под его блестящие гусеницы. Второй танк встав на возвышенности повёл стволом из стороны в сторону, прикрывая своего стального товарища…

Он невольно восхитился:

«Грамотно, очень грамотно! Они научились воевать».

Капитан Вуорела вдруг с удивлением почувствовал, что им движет не героизм, не патриотизм и даже не желание отомстить русским за утраченное на Карельском перешейке родительское имение.

Охотничий азарт!

Сафари в Африке, где он должен добыть редкий трофей – бивни слона с непробиваемой шкурой, которые ещё никто не добывал до него.

Внимательно вглядевшись он обнаружил одно уязвимое место стального чудовища – смотровую щель с поднятой в походное положение броневой заслонкой. Хотя и расстояние-то всего ничего – менее ста метров, но попасть в неё на ходу цели – очень трудно…

Но вполне можно.

Он уже было прицелился и подал знак рукой Яско…

Как вдруг обнаружил кое-что получше.

Спускаясь, танк подставил под выстрел крышу боевого отделения и главное – открытый люк слева от механика-водителя.

«В него-то я точно не промажу!».

И когда танк уже почти спустился, он махнул рукой… И услышав треск автомата, почти тут же начал на спуск «Бофорса».

***

Светало… Слева-справа по лесам по кустам ещё постреливали – это бойцы Железной дивизии добивали последних уцелевших (и не убежавших) защитников последней линии обороны перед главной целью наступления советских войск с полуострова Ханко - городом Таммисари.

После прорыва трёх основных линий обороны финнов и одной резервной, от 1001-й танковой роты осталось едва ли не треть. Финны огрызались и огрызались очень жестоко – «по-фински», а танк КВ оказался не таким уж и «неуязвимым», как они до этого считали.

Бой за полустанок Снугбю был уже ночью - когда ни авиация, ни полевая артиллерия не могла оказать действенную поддержку передовому ударному отряду. И когда в темноте они напоролись на неподавленную батарею старых 48-линейных (122-мм) гаубиц «образца 1910 года», это обошлось роте сразу в три танка – весь второй взвод сгорел. Разорвавшись от удара об башню, осколочно-фугасная граната своими осколками пробивала сравнительно тонкую крышу боевого отделения - поражая экипаж, вызывая пожар и взрыв боекомплекта.

Но конечно же, больше всего потерь понесли десантники.

На танке лейтенанта Тверского их осталось всего двое, у Федорчука – четверо. Только у командирского КВ-2 старшего лейтенанта Колобанова при штурме четвёртой оборонительной линии, был полный комплект своей пехоты…

Но это за счёт Учебного взвода.

Хотя инженерно-сапёрный танк (ИСТ) сломался ещё во время штурма второй полосы обороны – застряв в надолбах и запутавшись в колючей проволоке, большую боевую живучесть показали сапёры передвигающиеся на двух полугусеничных БТР-26: у тех потери не более трети от первоначального состава. А вот от десантников шедших в бой «на броне», мало что осталось.

В общем, есть об чём подумать товарищам командирам в Главном управлении танковых войск.

Бой за позицию у полустанка Лаксвалль обошёлся малой кровью, там в основном опять пострадал бронепоезд «Коба» передняя площадка которого уже второй раз с начала активных боевых действий сошла с рельс. В этот раз никого заложенного фугаса не было: пути были повреждены своей же авиацией (или артиллерией) - просто в темноте, да по запарке этого не заметили.

Не успели они перекурить да остыть после последнего боя - как откуда ни возьмись, появился командир 24-й Самаро-Ульяновской, дважды Краснознаменной Железной дивизия – генерал-майор Кузьма Никитович Галицкий.

Соскочив, старший лейтенант Колобанов вскинул было руку к шлему:

- Товарищ генерал-лейтенант…

Тот остановив доклад жестом, обратился ко всем танкистам разом – благо их не так уж и много осталось:

- Ребята! Бригада Морской пехоты и танки 297-го танкового батальона, совершив ночью марш по льду фиорда, подходят к Таммисари с юго-востока и вот-вот завяжет бой. Нужно оказать им поддержку, атаковав город с запада.

Колобанов осторожно:

- Пехота отстаёт, товарищ генерал-майор. А в Боевом уставе Танковых войск…

Генерал перебил:

- Я тоже читал «БУ-41 Танковых войск», товарищ старший лейтенант! Но обстоятельства чрезвычайные: дивизионный автобат - попал под артиллерийский налёт ещё вчера вечером. Вы же сами это видели!

Танкисты невесело ухмыльнулись:

Кто-то может и «видел», а они этот «артиллерийский налёт» на собственной шкуре испытали!

Поняв, что выразился несколько неудачно, комдив сбавил на полтона:

- Пехота делает всё, что может – марширует всю ночь. Через час, или через два – самое большее, она подойдёт к городу. К этому времени крайне необходимо, хотя зацепиться за его окраины - большего от вас ничего не требуется! В вашем распоряжении остатки разведывательного кавалерийского батальона…

Показав рукой на сереющее небо на востоке:

- …С восходом Солнца - всемерная поддержка штурмовой авиации.

Колобанов, вновь поднеся ладонь к шлему:

- Задание понял, разрешите приступать к выполнению?

- Приступайте немедленно.

Колобанов зычно скомандовал:

- Командиры взводов ко мне!

Впрочем, они и так все были здесь:

- …Слышали? Тогда – вперёд на Таммисари!

Через пять минут взревели мощные танковые моторы.

Послать вперёд что-нибудь «легкобронированное» - типа БТРа не получилось: после отступающих в беспорядке финнов шоссе было завалено разбитыми и брошенными повозками, автомобилями и орудия… В таком случае пригодился бы ИСТ с бульдозерным отвалом, но как уже говорилось он сломался ещё при прорыве второй оборонительной полосы.

Поэтому впереди ехали два КВ-1 Первого танкового взвода младшего лейтенанта Аркадия Тверского, давя или отбрасывая в кювет всё попадающее под гусеницы. За ними впритык – два полугусеничных БТР-26 с сапёрами и их смертоносно-убойным имуществом вроде подрывных зарядов и огнемётов.

В городской застройке это будет нелишним.

Оставив на месте 82-мм миномёты и их расчёты, два БТР-26 миномётного взвода использовали для перевозки спешенных конных разведчиков «Железной дивизии».

Следом за такой импровизированной передовой группой - командирский КВ-2 старшего лейтенанта Колобанова, единственный КВ-1 оставшийся от Третьего взвода, КВ-1 Учебного взвода и БТР-10 со знаменем роты, ротным архивом и бухгалтерией и Начальником штаба Иваном Христиановичем Пауком.

От последнего толка пока не видели, но пусть будет – раз он должен быть.

Тут же «Особый отдел» – цел и не вредим, как же без него.

Ну и наконец «тыл» один из двух эвакуационно-ремонтных танка (ЭРТ) (второй остался на СПАМе¹⁵⁴), танковый мостоукладчик ТМУ и старшина с «Захаром» и полевой кухней:

- Хлопцы, давайте я вас покормлю пока горячее!

Хотя в животах урчало, приходилось отмахиваться:

- Какая там «кормёжка»… Воевать надо.

Впрочем в танках был сухпай на три дня – галеты, сыр, колбаса, мармелад и его удавалось на ходу пожевать, сбивая голод.

Генерал-майор Галицкий сдержал слово.

Не успели они наступая финнам «на пятки», изредка постреливая, проехать с рассветом и пяти-десяти километров, как над ними заревело небо: тройки штурмовиков И-153 обрушили ракетно-бомбовый удар на отступающие колонны не давая им добраться до Таммисари и встать в оборону в городской застройке.

После того как обещав вернуться «Чайки» и «Ишаки» улетели домой заправляться, оставшиеся в живых финские солдаты и офицеры выбравшись из кюветов и придорожных кустов, стали дружно разбегаться по сторонам - исчезая в многочисленных, ещё заснеженных подлесках. Появление на шоссе русских танков, придало этому «броуновскому движению» дополнительное ускорение.

Всякое сопротивление кончилось, по ним даже перестали стрелять из винтовок.

Аркадий Тверской скомандовал мехводу:

- Прибавить ход!

Давя гусеницами, или отбрасывая в сторону ударом корпуса то - что когда-то было людьми, лошадьми, повозками, автомашинами или артиллерийскими орудиями - они неудержимо двигались по шоссе, всё ближе и ближе приближаясь к конечной цели операции.

Взобравшись на образованный рельефом местности пригорок, он скомандовал:

- Стой!

Мельком рассмотрев впереди лежащее шоссе и ближайшие окрестности – не притаилась ли где опасность, он прильнув к биноклю направил его вдаль.

Оставшиеся в целых и невредимых десантники, последовали его примеру:

- Что там, товарищ младший лейтенант?

Он, рассматривая пригороды и даже хорошо видимый морской порт с вмёрзшими в лёд торговыми и рыболовными судами:

- Таммисари. Ещё шесть-восемь километров - двадцать-тридцать минут и мы там.

У тех тоже были свои бинокли – только самые обычные, армейские:

- Большой город… Красивый.

Уроженец Киева москвич Аркадий Тверской, не считал этот финский город – ни красивым, ни тем более большим.

Но он тактично промолчал.

Глянув по сторонам ещё раз, скомандовал по радио командиру второго танка:

- Прикрывай с места на всякий случай.

Затем своему мехводу:

- Трогай потихоньку.

Взревев двигателем, КВ дёрнулся и полязгивая траками стал спускаться с горки. Впереди валялась дохлая лошадь, впряжённая в перевёрнутую повозку из которой вывалилось какое-то армейское добро. За ней…

Аркадий поморгал воспалившимися от бессонной ночи глазами:

«Да, нет – показалось».

Где-то затрещала автоматная очередь, что-то со всего маха ударило его шлёму - сорвав его с головы. На мгновение потеряв сознание и упав в башню на кресло, он очнулся от глухого взрыва и следом – резкого запаха бензина. Сообразив, что за этим последует, Аркадий закричал:

- Покинуть танк!

И закашлялся задыхаясь.

Он схватил за плечо механика-водителя, но чувствуя как тот обмяк, отпустил: старшему лейтенанту Владимиру Дувакину - уже ничем не поможешь…

Надо спасаться самому!

Он выскочил из башни и успел помочь выбраться наводчику с перебитой рукой, прежде чем из люков полыхнул фонтан огня.

Оказавшись на земле, он спросил:

- Где радист?

Но тот лишь скривившись от боли, замотал головой. Из его болтавшейся на сухожилиях руки, фонтаном била кровь.

Аркадий добрался до ящика с красным крестом, достал жгут и наложив, остановил кровотечение. Этому не раз их учили на полевых занятиях и манипуляции, он проделывал практически автоматически.

Наконец, жизнь товарища спасена и он поднял голову:

«Что с танком?».

***

Выпрямившись во весь рост капитан финской армии Вуорела – командир несуществующей противотанковой роты, встал возле орудия и скрестил руки на груди: вообще-то надо застрелиться, но… Но все пистолетные патроны, он расстрелял ещё вчера вечером во время вечернего боя на этом проклятом острове, ставшем могилой для его людей.

Впрочем, он не был особенно расстроен:

«Но ничего… У «Иванов» патронов хватает! Как и солдат, пушек, самолётов… И таких вот танков!».

Проехав по инерции ещё несколько метров, КВ остановился – совсем немного не доехав до перевёрнутой повозки - за которой притаился разряженный «Бофорс», сделавший тот самый один-единственный выстрел – оказавшийся роковым. Затем после какого-то скрежета в моторно-трансмиссионном отделении рывком остановился и, вспыхнул ярким пламенем. Перед этим из его башни выбралось двое русских и упали на землю.

- Смотри робя – офицер!

Вокруг появилось несколько русских пехотинцев в касках и кирасах, взявших его на мушку автоматов и карабинов:

- Эй, белофинн! Руки вверх!

- Да он не понимает по-нашему. Стоит, лыбится… По-моему он контуженный.

- А как по-фински «руки вверх»?

- А бес его знает. Давайте его пристрелим, да и дело с концом.

- Безоружного? Нет, я не буду! Хочешь – стреляй сам.

- И застрелю…!

Из-за их спин появился офицер – знакомый ему командир танка без шлема, на груди которого всё ещё болтался морской бинокль:

- Отставить!

Подойдя вплотную, склонил голову набок:

- Что, финн? Подохнуть хочешь, чтоб конца своей Финляндии не видеть…?

Сложив из пальцев известную «комбинацию», сунул его под нос:

- …А вот накося-выкуси! Увидишь ещё и советские танки в Хельсинки и своего Маннергейма - подвешенного за шею.

Затем:

- Вяжите его ребята. Да покрепче!

На пригорочек меж тем въехал, а затем спустился с него командирский КВ-2, за ним два КВ-1 и остальные машины 1001-й танковой роты. Рассматривая со своей «колокольни» через бинокль город, старший лейтенант Колобанов выслушал короткий доклад Аркадия Тверского и, сочувственно кивнув – бывает мол, приказал:

- Пленного офицера в штабной БТР. Бери КВ из учебного взвода и вперёд…Через полчаса ты должен быть в Таммисари!

Глава 20. Кризис.

Из Магнитов С. ««Контрреволюционер» Сталин. По ту сторону марксизма-ленинизма»:

«Когда он её напечатал (пьесу А.Е. Корнейчука «Фронт». Авт.), цвет нашей армии, Василевский, Тимошенко, Конев – великие наши полководцы, напрямую высказали Сталину, что это политическая ошибка делать такие вещи:

«Вы чему учите наших полковников? Вы хотите сказать, что каждый полковник, который должен быть моим подчиненным, сейчас вправе заявить о том, что “я тебе, старый дурак, подчиняться не буду, ты назначен сюда генералом просто потому, что ты в Гражданскую рядом с вождем стоял, а вообще ты дурак дураком, а я, полковник, лучше понимаю, как надо воевать”. Вы дисциплину в армии разлагаете, товарищ Сталин, такими публикациями».

Они это ему высказали. Сталин, соответственно, как-то им возразил, но с тех пор он больше никогда ничего подобного не печатал».

- А почему это, товарищи генералы, у вас личный состав на передовой без касок околачивается? Почему вы сами в папахах, как будто не на фронте воюете, а в Большом театре - ляжками балерин любуетесь…?

Кстати, все наши центровые балерины – уже в Японии, где йены пролетарскому государству зарабатывают. Затем они поплывут в Латинскую Америку – за песо, реалами и прочими «боливарами».

- …В Уставе что написано? «Нахождение в зоне боевых действий без защитного шлема запрещается, считаться попыткой членовредительства и должно строго пресекаться всеми начальствующими лицами. А Устав, это что…?

Кстати отчасти их – нарушителей, понимаю.

Очень неудачная шлея у нашего - скопированного с итальянского, шлема СШ-40. С зимним подшлемником его носить очень неудобно: на себе испытал – жаль, что слишком поздно. Надо будет сделать зарубочку на память и кое-кому вставить про@издон, иначе к следующей зиме никаких движняков не будет. Ибо наш чиновник (а генерал такой же чиновник, только не умудрённый повседневно-ежечасным выполнением своих прямых должностных обязанностей и до недавней поры рассекавший в синих штанах) как австралийская птица Киви:

Пока хорошенько с разбега не пнёшь – не полетит.

Но это ещё не повод нарушать Устав!

А то дай волю и «неудобные» противогазы, лопатки - а то и винтовки перестанут носить.

- …Устав - это свод воинских законов, неукоснительно исполнять которые необходимо каждому военнослужащему. Малейшее послаблении в деле соблюдения Устава, ведёт к падению дисциплины, разложению армии как единого организма и в результате – к военному поражению. И я нахожу очень странным, товарищи генералы, что мне приходится вам это объяснять!

Совещание проходило в трейлере «Aerocar 1938» фирмы REO, ранее принадлежавшего какому-то американскому миллионеру-экстремалу. Кроме тягача мощностью почти как наш самый тяжёлый артиллерийский «Ворошиловец», он обладал собственным двигателем для обеспечения внутреннего помещения теплом и электроэнергией и, для передвижения на небольшие расстояния своим ходом. Сей «дом на колёсах» имеет кухню, туалет, душ, спальню и зал со столом и двенадцатью креслами.

Всё это фантастическое великолепие снимается на чертежи (прямо перед совещанием товарищей конструкторов выпроводил) и, в упрощённом виде будет воспроизводиться советской промышленностью. Передвижной командный пункт от дивизии и выше, полевая мобильная операционная и так далее.

Вот ныне – четвёртого апреля 1941-го года, в зале этого без всякого преувеличения – дворца на колёсах, мы с товарищами генералами и совещаемся. Кроме командующих армиями Группы армий «Выборг», с которыми у меня был отдельный разговор, здесь собрались командиры дивизий и начальники дивизионных штабов. И «нахождение личного состава на передовой без касок» - это даже не вопрос…

Так – «прелюдия»!

Все трое суток после начала Советско-финляндской продолженной войны, как будто кто-то очень могущественный – но совершенно невидимый, изощрённо издеваясь, доказывал мне мудрость народных поговорок:

«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», «человек предполагает, а Бог располагает», «хотели как лучше, а получилось как всегда через жоппу» и так далее.

Вот положим моя идея про «аэродромы подскока» на льду бесчисленных озёр и рек северной части Карельского перешейка…

Где здесь, казалось бы «яма с дерьмом»?

Однако, нашлась же сцуко!

Первого апреля ровно в 16.00, штурмовики И-152 и истребители И-16 - худо-бедно взлетели со стационарных авиабаз, сравнительно успешно нанесли «неожиданный и вероломный» удар по целям и, уже в сумерках приземлились на ледовых аэродромах, чтоб с утра начать «работать» уже в полную силу.

И что вы думали?

К вечеру снег подтаял и самолёты на лыжах садились уже в лужи на льду. А за ночь подморозило и утром самолёты оказались прикованными к земле. Пока их отдолбили, уже чуть ли не обед – весь день насмарку.

В другой раз стали на ночь устанавливать машины на деревянные чурочки, брёвнышки или просто слой хвороста, веток, камыша…

А что?

Сразу нельзя было догадаться?

Или, снова как всегда в таких случаях - историки напишут, что виноват товарищ Сталин? Не подсказал вовремя?

Что за страна, что за люди, Боже…

Одним словом – Россия!

«Финники» меж тем клювом не щёлкали и, наносили - хотя и немногочисленные и мелкие, но достаточно болезненные удары. За сутки моего пребывания в Полевой ставке Верховного Главнокомандующего в Выборге, к примеру, они пять раз бомбили - как сам Замок, так и новый аэродром. Правда, повторить свой ошеломляющий первый успех им ни разу не удалось. Так – блошиные укусы…

Но обидно и досадно!

Более ощутимыми оказались удары одиночных «Бленхеймов» по колоннам сухопутных войск, наносимые и днём и ночью. Командиры частей и соединений слали в Ставку весьма нелицеприятные высказывания в адрес «сталинских соколов», я читал их и с невесёлым злорадством думал:

«Это вы ещё над собой «лаптёжников» не видели! Ещё не так взвоете».

Финские истребители - «Мораны», «Фиаты», «Хокки» и особенно «Брюстеры» - появляясь казалось бы ниоткуда, действуя максимум парой - сбивали наши одиночные или подбитые зенитками над целью самолёты и, исчезали казалось бы в никуда.

Ситуация начала выправляться, когда к двум находившимся на участке ответственности группы армий «Выборг» радарам РУС-2с прибавился «самолёт дальнего радиолокационного обнаружения и наведения», или если кратко – ДРОН. Имеющийся на тот момент в одном единственном экземпляре летающий радар на бомбардировщике ТБ-3 - хотя и был примитивно-несовершенен как игрушка из школьного авиамодельного кружка… Но с его помощью, в ту же ночь ночные «Защитники¹⁵⁵» Ленинградского округа ПВО сбили двух «Бленхеймов».

По горячим следам, как Председатель Государственного Комитета Труда и Обороны, подписал указ о завершении всех испытаний и принятии этой системы на вооружение Войск противовоздушной обороны СССР. Маркс даст (а куда он денется!), в 22-му июня у нас будет с десяток таких ДРОНов - могущих обнаруживать воздушные цели на расстоянии триста-четыреста километров и причём на любой высоте.

Другой оказавшийся действенным метод – дневная блокада (не штурмовка, от которой толку – нуль без палочки) финских аэродромов: финнам попросту не давали взлететь, подкарауливая на взлёте. Здесь весьма пригодились подвесные сбрасываемые баки, позволяющие чуть ли не в два раза увеличить продолжительность нахождения истребителя в воздухе

Ну и непрерывная ночная бомбардировка «Ночными ведьмаками», заметно снижала активность финской авиации. В легкобомбардировочном авиаполку у рыжего сына Реципиента - подопечных было мало, конечно…

Так ведь и авиабаз у «финников» - с гулькин нос!

По эскадрилье на каждый достаточно, чтоб их асы и технический персонал вздрагивали от разрывов бомб каждые пятнадцать минут.

В прошлую войну с Финляндией, советская бомбардировочная авиация напоминала сказочного «Шалтай-болтая». Воздушная разведка и контроль результатов авиаударов не велись, приоритет целей не был дан, бомбардировки важнейших объектов производились с большими перерывами - порою в несколько недель. Вследствие этого противник имел возможность восстанавливать разрушения.

В общим, тупо шло «Стахановское движение», погоня за «показателями» - количеством произведенных самолето-вылетов и сброшенных авиабомб, без анализа и учета достигнутого тактического или оперативного результата. В результате чуть ли не половину всего запаса авиабомб СССР потратили, лётчики и особенно их командиры - обзавелись «иконостасами» на груди, а результат…

Ноль!

Счас вам не тогда и, как Верховный Главнокомандующий ВС СССР, я поставил перед полковником Александром Головановым – Командующим «Авиацией Особого Назначения» (АОН), узко-конкретную задачу: разрушить четыре ключевых железнодорожные узла Финляндии - Тампере, Риихимяки, Хапамяки и Пиексямяки и, не дать их восстанавливать.

ВСЁ!!!

Кроме трёх полков дальней ночной бомбардировочной авиации на ДНБ-84 «Сыч»¹⁵⁶, в этой воздушной операции участвовал Отдельный дальнебомбардировочный полк ТБ-3 полковника Ильи Мазурука.

В ночь с 1-го на 2-е апреля, самолёты сделали по два-три вылета и приехавшие утром в Полевую ставку командиры полков, явно любуясь собой, громко отрапортовали об успехах. По их словам от объектов остались головёшки со щебёнкой, да поедаемые слетевшимся со всей Скандинавии вороньём «фрагменты» ещё с вечера живых «финников».

Каково же было моё удивление, когда на полученных к обеду аэрофотоснимках, следов разрушений на этих объектах, практически не было заметно. Не говоря уже про «жертвы».

Пришлось снова вызывать «ясных соколов» в Замок. Сунув им под нос доказательства из очковтирательства, даже не повысив голос, я сказал всего два слова:

- Стыдно, товарищи.

И отправил обратно в части.

Как это не странно выглядит, но…

Помогло!

После второй ночи, среди железнодорожных путей уже можно было отчётливо заметить отдельные воронки и опрокинутые вагоны. Ну и копошавшихся среди обломков ещё живых финских железнодорожников-ремонтников.

Пришлось дать «виртуальный пряник своим «орлам»:

- Молодцы, товарищи авиаторы! Продолжайте в том же духе.

И они продолжили и причём – с каждым днём всё лучше и лучше.

Орлы, одним словом!

Поддержка сухопутных войск тоже желала быть лучше и причём - намного.

Когда наши армии гнали финские войска прикрытия от новой границы до «Линии Салла» - ещё куда ни шло. А вот когда её пытались прорвать с ходу…

Не тут то было!

Финская зенитная артиллерия, даже неожиданно для меня оказалась довольно многочисленной, сильной и эффективной. Над многими объектами, советским дневным бомбардировщикам хоть не появляйся…

Собьют!

А комбинированные атаки, когда штурмовики подавляют ПВО, а «Арочки» с пикирования разносят 500-ти килограммовыми бомбами узлы обороны - стали более-менее получаться лишь на третий день, после хорошенькой выволочки устроенной мной лично товарищу Рокоссовскому.

Однако несмотря на все неожиданные неприятности, все воевавшие в первую Финскую – в Зимнюю войну, в один голос утверждают про нынешнюю - Продолженную:

- Это - совсем другое дело!

Потери были, но если считать сбитых в воздухе – в соотношении «один к двум в пользу финнов», что уже обнадёживало:

Максимум неделя и авиация у противника «обнулится» - от слова «совсем».

Но не успела советская авиация как следует раскочегориться, как испортилась погода. Теперь в воздухе мы как финны: воюем отдельными, наиболее подготовленными экипажами.

И это надолго!

Если верить синоптикам (а другого, больше ничего не остаётся!) улучшения погоды надо ждать лишь через неделю. В лучшем случае – через пять дней…

Если с севера на юг, то обстановка на театре военных действий на сей момент такова:

Армейская группа «Мурманск» (Группа генерала Фролова), при поддержке Северного флота - высадившего морской десант прямо чуть ли на причалы, захватила порт Петсамо (Печенга) и, взяла под контроль весь этот район – выйдя на финско-норвежскую границу. Обошлось «малой кровью» - не более трёх сотен убитых с нашей стороны, хотя моряки умудрись посадить на камни сразу три эсминца, один их которых – «Стремительный», восстановлению не подлежит.

Имела место перестрелка наших передовых частей с германскими военными строителями, стахановскими темпами сооружавшими шоссе из Норвегии в северную Финляндию…

Известно, с какой целью!

По этому шоссе в «реальной истории» велось снабжение егерей генерала Дидриха, наступающих на Мурманск. Потеряв несколько человек убитыми и раненными, германские стройбатовцы убрались подобру-поздорову, а германский МИД объявил нам решительный протест.

Впрочем, это проблема Вышинского, который в свою очередь выразил недоумение по поводу нахождения в том районе германских военнослужащих.

А вот рейд 6-го казачьего кавалерийского корпуса «Имени И. В. Сталина» (три кавалерийские дивизии, одна мотострелковая) по «Арктическому шоссе» на Рованиеми, не удался из-за опоздания с сосредоточением этого объединения. Финны успели перебросить подкрепления с юга и теперь ведутся ожесточённые бои за каждую сопку близ озёр Сольми-Ярви и Куэтс-Явр и в дефиле между ними. Здесь на стороне финнов сама Матушка природа и география…

Рисунок 30. Проскочить этот «перекрёсток» на границе Финляндии и Норвегии, с разбега не удалось… Карта РККА от 1944 года.

Нам же даже тяжёлые танки КВ помогают мало!

Финны очень искусно используют рельеф местности и особенно многочисленные нагромождения камней в качестве импровизированных «долговременных» огневых точек, «выкурить» из которых их чрезвычайно трудно.

Точно также не дойдя до Рованиеми, застряла у Камиярви Армейская группа «Карелия» (Группа генерала Попова).

Очень сложный рельеф местности!

Река Кеми-Йоки впадающая в озеро Кеми-Ярви, на которых финны взорвали лёд – что сразу же обесценило имевшейся в распоряжении генерала Попова «неуязвимые» танки 1-й танковой бригады прорыва генерала Лелюшенко.

Кроме того снег здесь ещё и не начинал таять, что давало раздолье егерям-лыжникам. Так что местами в этом районе, нашим войскам приходилось даже обороняться, чтоб не оказаться в «мотти»…

Рисунок 31. Природный оборонительный рубеж, на котором можно обороняться вечно.

В последнем, в «котле» то бишь, оказалась выброшенная с целью перерезать железнодорожное сообщение со Швецией 201-я бригада ВДВ «Имени Кирова» - имеющая в своём составе более полутора тысяч человек личного состава, четыре 45-мм орудия, столько же 76-мм и, восемь 82-мм миномётов.

Сперва было удалось взять под контроль последний перед финско-шведской границей город Кеми… Но на третьи сутки боёв, десантники были оттеснены в тундру, где им удалось закрепиться на одной из сопок. И теперь снабжение этого «котла», вывоз раненных по воздуху – не прекращающаяся головная боль генерал Попова, его штаба и авиации его армейской группы.

Между армейскими группами «Мурманск» и «Карелия», между последней и Группой армий «Выборг» (Группа армий генерала Кирпоноса) – «бои местного значения». Созданные из собранных со всей страны пограничников, наши разведывательно-диверсионные группы гоняют по тундре, лесотундре и просто по лесам, финских егерей.

Ну или, наоборот: финские егеря гоняют наших…

Тут уж как получается!

В общем, ничего интересного.

На крайнем Юго-Западе «Отдельный воздушно-десантный корпус Им. Кирова» (три бригады ВДВ) генерал-майора Белова захватил Аландские острова, для чего был задействован всего лишь один батальон. В принципе, финских войск там не было ещё с лета по советско-финскому соглашению и всё обошлось без сучка и задоринки.

«Щепки» полетели когда вслед за авианалётом, был высажен воздушный десант прямо на порт и главную военно-морскую базу финского флота – город Турку. Сперва финны запаниковали было и даже с перепуга подорвали два своих шхерных броненосца – «Вяйнямейнен» и «Ильмаринен», другие боевые корабли и даже некоторые транспортные суда вроде ледокола «Яаккарху» - больше известном в «реальной истории» как «Сибиряков». Город с большими запасами боеприпасов, оружия и боеприпасов был захвачен почти полностью и почти без сопротивления. Ведь кроме моряков, полицейских и таможенников, там никого не было.

Но затем финское командование опомнилось и воспользовавшись тем, что железнодорожное сообщение ещё не было прервано (слава советским лётчикам!), после упорных боёв в городской застройке выбило десантников в район верфей и портовых складов, где те смогли закрепиться и стояли насмерть.

Снабжение по воздуху и эвакуация раненных затруднены: финская артиллерия и авиация разбила лёд акватории порта, куда могли бы садиться самолёты. Спасали захваченные склады и то, что финские командиры берегли солдат - избегая излишних потерь и сам город.

Ну и отвлекла резервы финнов от Турку наша неожиданная удача на Ханко: удар с которого вообще-то и планировался как отвлекающий – с приставкой «обще».

Армейская группа «Таллин» генерал-лейтенанта Баграмяна Ивана Христофоровича в вечернем и ночном бою разбила финский II армейский корпус (три пехотные дивизии) и уже утром 2-го апреля с ходу взяла город-порт Таммисари.

Но развить успех не получилось.

По ледовой узкоколейной железной дороге, с материка на Ханко удалось перебросить лишь часть 17-й «лёгкой» стрелковой дивизии, после чего не до конца подавленная финская дальнобойная артиллерия и авиация разбили лёд, отрезав полуостров от материка.

3-го апреля командование финской Юго-Западной армии перебросило три дивизии из IV армейского корпуса (ещё одна дивизия осталась блокировать десант в Турку) и отрезало части 24-й Самаро-Ульяновской, Железной стрелковой дивизии и бригаду морской пехоты от Ханко. Выручала авиация и дальнобойная артиллерия, после ухудшения погоды – только последняя.

Но пока «Железная дивизия» и подразделения поддержки вроде отдельной роты тяжёлых танков держатся, обороняя Таммисари. Опять же спасает то, что финское командование избегает действий в стиле «а-ля штурм Берлина обр.1945 год».

Все эти три дня, конечно, основные события происходили в зоне ответственности Группы армий «Выборг».

Свои первоочередные задачи войска выполнили.

«Сводная краснознамённая дальневосточная общевойсковая армия» (шесть лёгких стрелковых дивизий, кавалерийская дивизия, бригада ВДВ, батальон тяжёлых танков и другие отдельные части) захватил приграничный финский городок Париккала, транспортную развязку Сяркисалми… Но вот наступление вдоль единственной линии коммуникаций в глубь района озёр Сайма, что-то не задалось.

24-я общевойсковая армия генерал-лейтенанта Степана Андриановича Калинина легко захватила город Лаппеэнранта – важный узел коммуникаций Южной Финляндии, граничащей с озёрной системой Сайма. После его взятия, это соединение, имеющее в своём составе одну тяжёлую, три лёгких стрелковых, мотострелковую и одну кавалерийскую дивизию, отдельный танковый батальон, полевой укрепрайон и другие отдельные части - выставив заслон на запад, начала продвижение на север - на город Миккели, где располагался штаб Сухопутных сил Финляндии и Ставка маршала Маннергейма.

Но тоже застряла в системе озёр Сайма, перейдя к обороне.

Самое мощное объединение Советских сухопутный войск - 7-я общевойсковая армия генерал-полковника Григория Михайловича Штерна (пять тяжёлых стрелковых дивизий, танковая бригада прорыва, полевой укрепрайон и другие отдельные части), при поддержке авиации и Артиллерии Резерва Верховного Главнокомандования, на третий день наступления прорвала «Линию Салпа» на направлении Выборг-Котка. Но затем застряла на второй – недостроенной, но всё-таки имеющейся линии обороны. Судя по данным авиаразведки, финны сейчас лихорадочно эвакуируют население и готовят к обороне город-порт Котка… Так что впереди генерал-полковника Штерна, вместо марша на Хельсинки - ждут затяжные бои в городской застройке, что ещё ни одной наступающей армии в истории - особых лавров не приносило.

И опять перед нами с Михаилом Дмитревичем Бонч-Бруевичем колом встал извечный русский вопрос:

Что делать?

Имеется задумка выставив напротив Котки сильный заслон, от захваченного финского порта Хамина ударить вдоль шоссе и железной дороги на север и, за спиной «Линии Салпа» - выйти к группе городов Куовола, Кусанковски… В том же направлении после прорыва своего участка «Линии Салпа», должна будет после перегруппировки наступать потрёпанная 24-я общевойсковая армия - беря таким образом финские войска в «клещи». Туда уже перенацеливаются резервы: 3-я ударная танковая бригада генерал-майора Ремизова, три мотострелковые дивизии (3-я, 6-я и 10-я) и «Первая Кавалерийская армейская группа» генерал-лейтенанта Костенко.

В общем, планируется зайти в Хельсинки с севера.

Но Маннергейм «со товарищи» тоже не идиоты (далеко не они!) и наверняка уже прочухали этот маневр и наверняка что-то предпринимают в качестве контрманевра.

Короче, Советско-финская продолженная война затягивается и это очень сильно меня напрягает. Например, тяжёлых бомб – от 250 килограмм и выше и, артиллерийских снарядов калибра свыше 122 миллиметров - уже расходовано столько, что если боевые действия затянутся хотя бы на месяц, то после 22-го июня воевать будет нечем.

Да и потери оказались неожиданно велики!

Одних «новейших и неуязвимых» Т-34 и КВ, по различным причинам потеряно уже свыше тридцати. И порядком пяти тысяч личного состава - только безвозвратных потерь… Товарищи командирам такое не в диковинку – и бровью не ведут, а для меня это очень много.

Непропорционально много - в сравнении с достигнутыми благодаря этим потерям, довольно скромным успехам.

Почему так получилось?

Финны умеют воевать – обороняться. А мы пока не умеем – только учимся воевать, наступая на слабейшего в численном и техническом отношении противника.

***

С другой стороны вновь вылезли наружу во всей их «красе» все наши многовековые язвы и пороки, от которых никуда не деться. Два месяца моего «прогрессорства» - слишком малый срок, что поменять главное: менталитет наших командиров всех уровней…

Да и простых бойцов и сержантов, чего греха таить!

Вот допрашивали мы намедни с товарищем Абакумовым одного командира стрелкового полка, понёсшего наиболее большие потери – до шестидесяти процентов от всего личного состава рот:

- Какого хрена Вы в лоб на ту высоту попёрлись? Справа-слева – леса и замёрзшие озёра, по которым можно обойти.

И знаете, что он ответил?

Дословно:

- Если я пошлю в обход через лес, роты там и засядут и, будут сидеть там хоть неделю… Но вперёд не пойдут. А так – они хотя бы на виду!

Зашипись «философия», да?!

Как бы уже не с десяток таких «умников», было отправлено в Штрафбат к Жукову и Гордову для перевоспитания.

Товарищи командиры среднего звена – командиры дивизий и даже армий, ничем не лучше. Вновь несмотря на неоднократные предупреждения и карательные меры, были замечены такие явления как «потеря связи». Не сумевший выполнить боевую задачу, понёсший неоправданные потери командир просто выходил «из зоны доступа» - как наивный ребёнок считая, что со временем «всё само-собой рассосётся».

Был даже случай намеренной порчи средств связи – так нелюбимой нашими командирами радиостанции.

Здесь Штрафбатом уже не отделаешься!

Командовавший 54-й тяжёлой стрелковой дивизией генерал-майор Панин отстранён от должности и отдан под суд Военного трибунала.

Были, конечно и, положительные примеры. К примеру, очень хорошо воюет генерал-майор Андрей Егорович Федюнин – командир 70-й стрелковой дивизии…

Но к сожалению, таких единицы.

Высшее военное руководство тоже учудило-отчебучило!

В попытках исправить положение, Командующий Группой армий «Выборг» генерал-лейтенант Михаил Кирпонос, бросил штаб на Члена Военного совета Александра Павловича Булганина, а сам бестолково метался по частям-соединениям – хватаясь за командование чуть ли на ротном уровне и, даже лично бегал с винтовкой наперевес в атаки…

Ну и добегался, поймав финскую пулю в лоб.

Впрочем, «отряд не заметил потери бойца».

Как мне доложил бригадный комиссар Константин Телегин – Представитель Ставки Верховного Главнокомандующего при Группе армий «Выборг»: Члены Военного совета Булганин и Хохлов, при помощи Начальника штаба генерал-майора Покровского - прекрасно обходятся и без Командующего.

По меньшей мере, без Кирпоноса хуже не стало.

Что и требовалось доказать!

***

Однако, давайте вернёмся на фронтовое совещание в уютном зале трейлера «Aerocar 1938» фирмы REO…

Спрашиваю у командиров армий, дивизий и отдельных бригад:

- Так что же вам мешает воевать, товарищи генералы? Только давайте честно – без неуместного в данном случае пафоса и словесной шелухи…

Молчат товарищи командармы, комдивы и комбриги, только глаза отводят.

Вдруг подымается один:

- Товарищ Верховный Главнокомандующий!

А голос такой… Если и, не вызывающий - то сильно раздражённый.

Измерив его – такого дерзкого взглядом, в свою очередь:

- Представьтесь!

- Генерал-майор Березин - командир 119-й стрелковой дивизии, 24-й общевойсковой армии.

«Послезнание» тут же выдаёт как на мониторе компьютера:

«Александр Дмитриевич Березин, 1898-го года рождения, образование среднее. В октябре 1915-го года окончил 5-ю Московскую школу прапорщиков, принимал участие в Первой мировой войне, дослужился до чина штабс-капитана, был ранен.

В 1918 году, по мобилизации служил командиром батальона 5-го Нижегородского продовольственного полка. С июля 1919 года - командир 6-го отдельного батальона ВЧК во Владимире. Участвовал в подавлении мятежей, вёл борьбу с бандитизмом. С августа 1919 — помощник командира 143-го отдельного стрелкового батальона ВЧК, с февраля 1920 — помощник командира и командир 10-го отдельного батальона ВЧК. В августе 1920 года участвовал в ликвидации Улугваевского десанта, до конца 1921 года — в борьбе с бандитизмом и в подавлении антисоветских восстаний на Северном Кавказе, на Кубани и в Ставрополье».

В общем Березин - такой же «стратег», как генерал Голиков – «разведчик».

С 1938-го года Березин командовал 119-й стрелковой дивизией Сибирского военного округа. В Советско-финской войне дивизия участвовала, но на стадии «шапочного разбора».

Какие в этой «сибирской» дивизии были «порядки», можно узнать из мемуаров Ивана Шумилина¹⁵⁷:

«Служили тыловиками в этой дивизии в основном кадровики. Они попали на фронт полным и старым составом. Жизнь в линейных частях научила их всякому. Продовольствие проходило через руки шустрых людей. Солдат здесь питали не как у нас в пулемётном батальоне. Пайки были куцые, тыловики народец тертый! То, что нам в пулемётном батальоне давали на день, здесь раскладывали и разводили водицей на несколько дней. Мы были поражены этому узаконенному побору…

…Мучная подсоленная водица и мёрзлый, как камень, черный хлеб. Его когда рубишь, не берет даже сапёрная лопата, не будешь же его пилить двуручной пилой — поломаешь все зубья! Суточная солдатская норма в траншею не доходила. Она как дым, как утренний туман таяла и исчезала на КП и в тылах полка. А полковые, нужно отдать им должное, знали толк в еде!

Любой разговор по телефону со мной начинался по «матушке» |с матерщины, раздражения, недовольства| и крика. Орали и в глаза, когда вызывали к себе. Выговаривали по поводу всего, не выбирая выражений. Солдаты знали и видели, как меня постоянно ехидно высмеивали и старались поддеть. При малейшем с моей стороны возражении, мне тут же грозили».

И как она – эта «сибирская» дивизия воевала, тоже можно узнать:

«У немцев сплошных траншей не было и линию фронта они держали небольшими опорными пунктами. Около дороги на опушке леса мы видели патрули. За неделю с небольшим до снегопада мы знали, где держали немцы свои посты.

Левее нас, от нашего края берега к самой деревне поднималась лесистая гряда. Заснеженный лес поднимался на самый бугор и доходил до крайних домов почти вплотную. Вот где можно совершенно незаметно войти в деревню! И когда я с представителем полка вышел на рекогносцировку местности, мне указали, когда я заикнулся на счёт этой гряды — Березин приказал деревню брать развернутой цепью по открытой низине!

— Ты поведёшь роту по открытой местности так, чтобы тебя с НП батальона было видать! Ротой в лес заходить запрещаем!

— Странно! — сказал я.

— Что тут странного? Дивизия приказала — ты должен исполнять!

— Почему я должен пускать людей, как живые мишени под немецкие пули? Почему нужно солдат подставлять под явный расстрел? Когда по любому уставу я должен использовать скрытые подходы к противнику! — не успокаивался я.

— Не выполнишь приказ, пойдёшь под суд трибунала…!

…11 декабря сорок первого года под огнём немецких зенитных батарей легло в землю сразу два полка нашей пехоты. В донесениях и книжечках под диктовку Д. И. Шершина указали, что в районе Марьино и Щербинино шли ожесточенные бои. А боев просто не было. Под батареи зениток сунули людей, и считай только убитых на поле оставили без двух, трех сотен тысячу. И всё это свершилось за пару часов… Я был этому очевидец и свидетель. Из нашего полка, «вояк» вышло только два человека».

И что за человек Березин, тоже можно понять из тех же мемуаров. А человек он…

Мягко сказать – склизкий:

«Первый пробный удар немцев — и Березин в один день потерял целый полк. А что будет потом? Как пойдет дело дальше? Березин настойчиво, беспощадно и с упорством насаждал в дивизии боязнь расплаты и страх, а за самовольное оставление позиций — неотвратимое возмездие и кару судами и расстрелами. Он думал, что сумеет запугать ротных офицеров и солдат и на страхе удержать их на месте. Он думал, что они умрут под бомбами и танками, а его, Березина, приказ не нарушат. Он думал, что немцы в наступление пойдут, как мы через Волгу, сплошной жидкой цепью, и оборону полков построил в одну линию по деревенской прямолинейности. Теперь он получил сполна за самоуверенность и недомыслие.

А может, это был его совсем не промах, как думал я тогда, а совсем наоборот, заранее продуманный ход? В дивизии ходили упорные разговоры, что Березин ночами частенько из штаба пропадал.

Явятся к нему утром с докладом штабные, глядь — а его и след простыл. Кровать давно холодная и пустая. Бросятся штабные звонить по полкам и нигде не могут его обнаружить. Потом днем, через сутки, его засекали в солдатской траншее. Откуда он мог туда явиться, никто, и даже солдаты, сказать не могли. К нему тут же на рысях пускались охрана и адъютанты, а где он, собственно, сутки пропадал, боялись спросить».

Смотрю на него с прищуром:

- Так вот значит, Вы какой…

После довольно продолжительной паузы – во время которой я продолжаю его рассматривать, спрашивает:

- Какой, товарищ Сталин?

- Такой-сякой.

Махнув рукой, типа «не бери в голову»:

- Впрочем, это к делу не относится. Что сказать то, хотело…? Хм, гкхм… Извиняюсь: что сказать хотели, товарищ генерал-майор?

Тот, набравшись духу, вдруг выпалил:

- Чему Вы своими новыми уставами и положениями учите наших командиров рот и взводов? Что за разделение командиров на полевых и штабных? Вы хотите сказать, что каждый сопляк только год назад пришедший из училища, вправе сказать командиру полка или даже дивизии: «Мне лучше знать, где атаковать этот финский опорный пункт! Сиди в своём штабе, делай своё дело и не мешай мне делать своё…!».

И помолчав, обиженно:

- …Вы дисциплину в армии разлагаете, такими «уставами» и «положениями»!

Внутренне ликую…

Нет, не так!

Едва сдерживаюсь, чтоб не запрыгать от радости и заорать:

«УРА, ЗАРАБОТАЛО!!!».

Затаив дыхание чтоб не спугнуть удачу:

- И много у Вас таких «сопляков»?

- Пока только один. Так ведь дурной пример заразителен!

С лёгким оттенком разочарования, думаю:

«Ну… Лиха беда начало».

Быстренько соображаю:

«Надо будет через Абакумова озадачить Особый отдел 119-й стрелковой дивизии, что если хоть волосинка с головы «сопляка»… Всем мало не покажется!».

Достаю блокнот и карандаш и подвинув к генералу:

- Фамилия, имя, отчество и должность этого «заразительного примера»?

Рассматривая усердно «работающего пером» командира 119-й стрелковой дивизии, планирую:

««Лошадей на переправе не меняют», конечно… Тем более придраться то особо не к чему – не лучше, но и не хуже других воюет. Но как всё кончится, надо будет заслать в его соединение комиссию Госконтроля во главе с Мехлисом для проверки на предмет коррупции. Уверен, много чего «интересного» найдётся! Тогда этот тип не в Штрафбат отправится, а прямиком на лесозаготовки, а то и… А то, и!».

Когда Березин написал и с самодовольным видом собрался вернуть блокнот мне, спрашиваю:

- А что скажут остальные товарищи командиры? Имеются ли в их частях и соединениях подобные «сопляки»?

Гул голосов:

- Как не быть, товарищ Верховный Главнокомандующий!

- У меня сразу трое!

- Возомнили о себе, понимаешь!

- Ещё вот эти «внештатные корреспонденты»…

Повысив голос, приказываю:

- Товарищ Березин! Запускайте блокнот «по кругу»!

Не все, правда, писали. Около половины командиров дивизий, с задумчивым выражением «на морде лица» - от такой «чести» почему-то уклонились.

После того как блокнот с двумя десятками фамилий неугодных начальству полевых командиров вернулся ко мне, затрагиваю ещё одну – болезненную для сидящих в зале генералов, тему:

- Насчёт же «внештатных корреспондентов»…

Делаю как можно более недоумённый вид:

- …Вы всерьёз считаете, что «мусор нельзя выносить из избы?!».

Кулаком по столу:

- Если вы так считаете, товарищи генералы - то вы или соучастники тех злоупотреблений, или не соответствуете своей должности. Срочно переделывайте мировоззрение, наводите порядок в частях, иначе мы с вами будем вынуждены расстаться.

Посидели, помолчали…

Приложив руку к груди, можно сказать – «вопию»:

- Считаете, мы с товарищем Бонч-Бруевичем всё это от хорошей жизни придумали - с жиру бесясь? Думаете мне самому приятно читать всякое-разное про наших командиров и про творящиеся при них «порядках»?

Достаю из стола пачку донесений и швыряю на стол:

- Чего только нет – от беспробудного пьянства до неуставных отношений с женщинами-военнослужащими.

Выбираю наугад одно и быстро пробежав глазами:

- Командир дивизии К. (вы его знаете) споил комиссара. Прислали взамен комиссара-женщину и что вы думали? Он её совратил и обрюхатил!

Послышались было смешки, но после моих слов:

- Теперь перед ним выбор – увольнение из рядов Вооружённых сил или добровольная кастрация.

Все как будто заткнулись, пряча глаза.

Я же задумчиво:

- Интересно, что он выберет?

Мы с маршалом Бонч-Бруевичем уже поспорили на сто шалобанов…

Я – за второй вариант!

Наконец, посмотрев на часы – вечереет однако, последний вопрос:

- И это всё – что мешает нашей армии дойти до Хельсинки хотя бы за пару недель?

Опять все молчат…

Наконец, слово берёт Начальник штаба 7-й общевойсковой армии – генерал-лейтенант Маландин:

- Товарищ Верховный Главнокомандующий! Больше всего нам мешает воевать удручающе низкий уровень образования и профессиональной подготовки командования полкового уровня. В результате, об каком-то уровне штабной культуры - даже говорить не приходится! А без чётко налаженной штабной работы по-современному воевать нельзя.

И я вновь возликовал:

«ВОТ ОНО!!!».

Если среди высшего генералитета у нас изредка попадаются даже такие, как сам Герман Капитонович Маландин – с гимназией за плечами и незаконченным университетским образованием… Если нашими дивизиями командуют бывшие «прапорщики военного времени» со средним образованием, или хотя бы унтер-офицеры времён Первой мировой войны - с качественным начальным, полученным ещё при царе-батюшке… То батальонами, батареями, дивизионами и полками увы – представители «потерянного поколения»: уцелевшие свидетели «эпохи перемен», «дети НЭПа» и жертвы смелых школьных экспериментов двадцатых годов¹⁵⁸.

Какие нравы царили в той среде, можно понять из солдатских мемуаров:

«Любил выпить командир дивизиона капитан Родионов, но особенно сильно грешил этим политрук – старший лейтенант (фамилию не помню). Дело дошло до того, что политрук стал приказывать, чтобы вино привозили ему. Он сам будет выдавать его личному составу. Не знаю, получали ли в такие дни вино офицеры, но солдаты точно его не получали. Зато командир с комиссаром жили весело. Тогда очень часто меняли позиции, и штаб дивизиона переезжал из деревни в деревню. Так вот, еще до переезда отправлялся квартирьерский разъезд в составе начальника разведки и одного-двух разведчиков для подыскивания для штаба приличной хаты с хорошими девушками…

…Командование полка (я не знаю, что делалось в дивизии и выше) грешило тем же. И не только в ту зиму, но и на протяжении всех военных лет».

Какая-такая «война»?

Бухло и шмары!

Такое ощущение, что товарищи командиры долго ждали войну – как мать родную и, наконец-то дорвались после 22 июня…

ТЕПЕРЬ МОЖНО ВСЁ!!!

Это об моральном уровне. Теперь – об второй составляющей.

Как-то само-собой считается средь простого народа, что офицер – это профессия. Даже в одном – очень популярном в СССР фильме, главный герой громко заявлял:

«Есть такая профессия – Родину защищать!».

Из тех же источников, можно понять и об уровне офицерского профессионализма:

«Как-то меня (сержанта! авт.) вызвал командир дивизиона (майор! авт.) и попросил помочь ему организовать пристрелку по сетке. В полевой артиллерии было (что есть теперь – не знаю) несколько методов пристрелки целей.

Самый простой и распространенный, которым у нас пользовались всю войну, – глазомерная пристрелка. Хорош он был тем, что его можно было применять быстро и в любых условиях. Измерив с помощью бинокля или стереотрубы отклонение разрыва от цели и умножив его на коэффициент удаления и шаг угломера, подавай команду «левее» или «правее» столько-то делений угломера и одновременно увеличивая или уменьшая прицел. Недостаток его заключался в том, что для пристрелки требуется много снарядов. По 3–9 штук.

Другие способы пристрелки – полная подготовка данных по координатной сетке и графику – не применялись. Для полной подготовки данных, когда снаряд летит прямо в цель, у нас не было ни метеорологических, ни баллистических данных (температура и влажность воздуха, направление ветра, влажность порохового заряда, отклонение в весе порохового заряда и снаряда, срок хранения заряда и др.). Этих данных нам не давали. А в полках и дивизиях таких служб не было.

Для пристрелки же по сетке и графику полной подготовки данных не требовалось. Надо было иметь только данные для стрельбы на топографической основе. Метод этот чуть посложнее глазомерного, да и пользоваться им можно было не во всякой обстановке, например, не будешь наносить отклонение снаряда на листе бумаги (графике) при дожде, снеге и даже при ветре. Но с помощью этих методов экономились снаряды (4–5 на пристрелку) и, кроме того, время на поражение цели сокращалось, а это имело большое значение, особенно когда надо было поразить движущуюся цель.

Молодые офицеры не знали, а некоторые даже не слышали, а старые порядком забыли эти методы и пользовались только глазомерным. Так вот, майор Антонов решил восстановить забытое. Решили пристрелять хорошо просматриваемый с нашего НП блиндаж, расположенный на самой высокой точке немецкого переднего края. Я подготовил данные для стрельбы, начертил сетку – произвели выстрел. Три корректировочных выстрела, и четвертый снаряд попал в цель. Разрыв поднял в воздух бревна и части блиндажа. Это была первая и последняя пристрелка по науке».

Это – 1942-й год. Но вот наступает победный 45-й, командование дивизиона несколько раз поменялось… Так и не став офицером, автор мемуаров возвращается из госпиталя в родную часть, где его встречают как мессию какую-то…

Иначе не назовёшь!

«Уже на следующий день капитан Федько изливал передо мной душу, как тяжело дивизиону без топослужбы. Он говорил:

«Ты представляешь, командиры батарей молодые, они плохо готовят данные для стрельбы, еще хуже ведут пристрелку, хорошо еще, что под Либавой дивизион в основном держали на прямой наводке, а как только батарею ставили на закрытую позицию, скандал. Грязнов требует данные для стрельбы, а где я их возьму? Сам я в этой службе ни черта не понимаю, и спросить некого. А о тебе мне говорили, что человек надежный».

И наконец, как бы подытоживая:

«И жалко было офицеров, назначаемых на эту должность (командир взвода топографической разведки. Авт.). Некоторые из них не вмешивались в службу, наблюдали за взводом со стороны, а все решения и работу выполняли командиры отделений, а те, кто пытался вмешиваться в дело, которое он не знал, попадали в очень смешное положение¹⁵⁹».

Единственный случай?

К тому же в артиллерии - с её математической «спецификой»?

В высшей математике - далеко не каждый индивидуум, даже с высшим образованием шарит…

Нет, к сожалению: далеко не единственный случай и не только в артиллерии. В «царице полей» тоже имелись свои безымянные «штабные негры»:

«…Капитан Котин, начальник штаба полка, свалился в мой окопчик, как с неба, изрядно меня при этом помяв. Это был весьма плотный мужчина с лицом бульдога, но оказался он весьма общительным и компанейским. Свой парень, партизан, воевал раньше в тылу у фашистов. Обратив внимание на мои очки, он сразу же заявил, что в штабе ему нужны грамотные люди и он берет меня к себе, как только полк выйдет из боя. Тут же он записал мои личные данные и, переждав обстрел, бодро уполз из моего окопчика.

Капитан оказался человеком слова. Правда, вызвал он меня не в штаб, а к себе в землянку для сугубо конфиденциальных переговоров. Как офицер, он мог, согласно уставу, приказать мне все, что ему угодно, а я, рядовой боец, обязан был его приказ беспрекословно выполнять.

Короче, ему требовался человек, который смог бы вместо него чертить штабные схемы с боевой обстановкой: генерал назначил какую-то штабную игру («черт их знает, этих армейских, в партизанах он в игрушки не игрался»), а по рисованию в школе он получал одни двойки.

С другой стороны, перед начальством тоже неохота было опростоволоситься.

Тут я вспомнил нашу игру в «штаб», как мы с Сережкой-Колдуном и Мирчиком-Соплей лихо малевали синие и красные стрелы. У меня это здорово получалось.

Я взялся помочь капитану, а он, в свою очередь, дал партизанское слово, что будет по гроб жизни благодарен и в долгу не останется. Меня немного смущала моральная сторона нашей сделки, все-таки…

- Ерунда! - рассмеялся капитан. - Война все спишет. Не обманешь - не проживешь. Главное в военном деле - достичь успеха, а победителей не судят…

…Разумеется, я не переоделся в форму капитана Котина и не пошел вместо него на штабную игру. Капитан Котин был там собственной персоной в числе всех штабных офицеров, расположившихся у КП командира дивизии, а я притаился метрах в семидесяти от них, в старой стрелковой ячейке, вырытой под большим камнем и надежно замаскированной сверху с помощью капитанского ординарца. Ординарец должен был осуществлять между нами связь: приносить мне записки от капитана с конкретным заданием и его топокарту с обстановкой, а от меня приносить ему ту же топокарту и нарисованные мной на листах блокнота схемы (само собой, он должен был соблюдать различные приемы конспирации, чтобы это выглядело так, как будто сам капитан Котин своей собственной рукой эти схемы чертит).

Пришел генерал, и мы стали играть.

Ординарец грелся наверху на камне, а я сидел, скрючившись, в глубокой сырой норе, работать было неудобно, на бумагу сыпалась земля. По сигналу своего капитана ординарец время от времени направлялся к нему с фляжкой или с зажигалкой, чтобы дать прикурить. Бумаги, свернутые в трубочку, он нес в рукаве шинели и незаметно передавал шефу.

Вначале игра шла весьма успешно.

- Мы впереди всех, всем полкам нос утерли! - докладывал мне сверху ординарец. - Сам генерал говорит, учитесь, мол, у капитана Котина. Вот это, говорит, штабная культура¹⁶⁰».

После речи Маландина, товарищей генералов как прорвало и, общим мнением было:

- Самый гениальный план высшего военного руководства не будет выполнен, если не на высоте окажется полковое руководство.

Кто-то, возможно Жуков, сказал:

«Армией командую я и сержанты».

Ну, что с него взять?

Три класса – хотя и качественного царского образования и фельдфебельские курсы, дают о себе знать.

На самом деле армией командует множество инстанций и сержанты – лишь самая последняя из них. И если сбой случится хотя бы на одной – операция провалена. Это как на производстве: навряд ли самый классный токарь правильно выточит идеально начерченную самым гениальным конструктором деталь - если его труд не будет правильно организован мастером…

А если мастер (командир полка) даже в чертежах (картах) не шарит?

Соглашают с товарищами генералами:

- Да, это проблема!

Встаю и при полном молчании – только глазами за мной следят, прохаживаюсь по салону:

«Что же делать?».

Вспомнив читанные мемуары, подумал:

«Хорошо, что хотя и образование у тех майоров и капитанов – от слова «никакое», но всё-таки ума у них хватило, чтоб привлечь к штабной работе солдат со средним… СТОП!!!».

Резко останавливаюсь перед Маландиным:

- Считаю, что повысить уровень культуры штабов (и не только уровня полка), можно привлечением к штабной работе бойцов и сержантов со средним и возможно - высшим или незаконченным высшим образованием. Уверен, в каждой части найдётся два-три грамотных человека, которым необходимо придать официальный статус. Ээээ… Почему бы наравне с штабными командирами, нам не заиметь штабных сержантов?

Конечно, мгновенного результата это не даст, но в перспективе…

Очень даже может быть!

По крайней мере хуже не будет – хуже уже некуда.

После коротко-конструктивного обсуждения, моё предложение зашло на «ура».

***

Так, так, так…

Что ещё?

Ах, да…

Была у меня особая надежда на «мини-мать Кузьмы» - корректируемую (управляемую, то бишь) авиабомбу «Доломит» весом в пять тонн. Всё было готово и детище Сергея Королёва (возглавляющего НИИ управляемого ракетного оружия) в подвешенном состоянии – в прямом смысле этого слова, уже четвёртый день находится «на борту» ТБ-3 с лучшим экипажем…

Но сперва подвёл чёртов «Лидер Финляндии» - маршал Карл Маннергейм, упорно не желающий занять своё рабочее место - бункер «Локки» в городке Миккели.

Мы с Бонч-Бруевичем даже специальный приказ издали не бомбить эту цитадель финского милитаризма и национализма и, железную дорогу до него из Хельсинки…

Чтоб не спугнуть.

Но он – сволочь такая, все эти три дня торчал безвылазно в столице - предпочитая общаться с западными журналистами, дипломатами. Впрочем, не считая пары тысяч шведских добровольцев, это «общение» ни к чему не привело. Даже руководство Рейха проявляло сдержанность - будучи уверенным в том, что СССР ждёт такое же удручающе-сокрушительное фиаско, что и полтора года назад. И что результатом новой Советско-финской войны будет ослабление его Вооружённых Сил, пусть и с какими-то новыми территориальными приобретениями…

С точки зрения Адольфа и его «камарильи», в преддверии «Барбароссы» - такое можно только приветствовать!

Когда же диктатор Финляндии проследовал в свою Ставку – об чём сообщили заранее завербованные (купленные) ведомством товарища Фитина¹⁶¹ иностранные корреспонденты, испортилась погода. А «Специзделие» имело телевизионную головку наведения и «чистое небо» - залог его успешного применения.

В общем, сидим – ждём «у моря погоды».

Несколько утешало то, что у Гитлера в Югославии и Греции - тоже «что-то пошло не так»: начатая в спешке до окончания подготовки операция «Маритта» - неожиданно забуксовала. Хотя конечный результат не вызывает сомнений – обе страны будут так или иначе оккупированы…

Но всё равно приятно!

Опять же сэр Черчилль поблагодарил в письме за предупреждение об готовящемся военном перевороте в Ираке и хотя тот предотвратить последний не удалось, пообещал со своей стороны кое-какие «преференции». Главной же было то, что ни один западный лидер и слова в защиту «белой и пушистой» Финляндии не вякнул…

Втайне горжусь собой:

«Вот как работать надо, товарищи потомки!».

Глава 21. План «Б»: когда за дело берутся опытные не специалисты.

Карл Филипп Готтлиб фон Клаузевиц:

«Вторая характерная особенность лидера — простота и ясность тех планов, комбинаций и решений, к которым он пришел. Чем проще и определённее план операции, тем он лучше».

Из памятной записки составленной для Начальника штаба вермахта генерала Йодля (1 мая 1941 г.):

«Финны рассказали, что имеющиеся в их распоряжении 16 дивизий распределены следующим образом:

2 полка — Аландские острова,

2 дивизии — Ханко,

1 дивизия в Хельсинки, для обороны столицы,

4 дивизии для укрепления южного фронта между Ханко и Ладогой, а также частично для усиления погранвойск на юго-восточном и восточном фронтах,

2 дивизии около штаба армии Норвегия,

6 дивизий — ударная группа».

Несмотря на наличие отдельных «светлых моментов», складывающаяся на фронтах Советско-финской продолженной войны общая обстановка совершенно не радовала, поэтому в Выборгский замок я вернулся в настроении мрачном и подавленном.

Поужинав, выслушав от дежурного оператора Полевой Ставки Верховного Главнокомандующего последние сводки – в коих ничего особо утешительного не появилось, мы остались с моим Заместителем с глазу на глаз.

Тот, ожидаемо завёл уже знакомую «шарманку»:

- Ничего не поделаешь, Иосиф Виссарионович, надо начинать операцию «Шок и тремор».

Хватаюсь руками за голову:

- Это такая же авантюра, только масштабом покруче!

Тот скрестив руки на груди, философски разглагольствует:

- Вся военная история и не только военная – полна авантюр. Как и упущенными возможностями. Но историки почему-то, больше ругают полководцев и политиков именно за упущенные возможности, а не за окончившиеся фиаско авантюры. Тем они даже сочувствуют – мол, «имярек сделал всё, что в силах - но в силу обстоятельств непреодолимого характера…».

Морщусь, как от кислого:

- Ой, шли бы Вы, Михаил Дмитриевич, куда подальше со своими «историками». Вот только мнением этих продажных говнюков, я ещё не парился!

В любом случае виноват будет Сталин, а я…

Я не Сталин!

И мне по@уй.

Мой Заместитель не унимается:

- Боюсь, что ничего другого нам не остаётся. Впрочем, если у Вас предложения получше – чтоб наверняка, да с гарантией…

И с присущим ему ехидством, сверкнул стёклышками пенсне, приложил руку у «пустой голове»:

- …То слушаюсь и повинуюсь!

Поднимаю на него тяжёлый взгляд:

- И как Вас, Михаил Дмитриевич, с таким характером до сих пор ещё не расстреляли?

Разводит руками и с искренне-радостным изумлением восклицает:

- Сам понять не могу!

Тру ладонью лоб:

«Что делать?».

Остро захотелось курнуть чего-нибудь такого «конкретного» - для облегчения принятия решения…

Но под рукой ничего не оказалось.

Следом захотелось напиться вдруг, чтоб что-нибудь отчебучить, а потом ничего не помнить…

И снова закавыка: пить спиртное я бросил после того, как этот чёртов поэт вместо меня вглухую траванул шуряка Пашку. Что-то какая-то «фобия» на меня снизошла, сам профессор Виноградов помочь не может, не говоря уже про участкового врача из Кунцево.

Глубоко подышав – до состояния кислородного опьянения:

- По такому поводу вспомнился мне анекдот. Приходит молодой человек к священнику и: «Люблю девушку и она меня. Что мне делать – жениться на ней или нет?». Тот отвечает: «После любого из двух принятого решения, Вы будете жалеть всю жизнь».

Бонч-Бруевич чисто из вежливости хихикнул и вновь вопросительно уставился на меня, мол «к чему это ты?».

Ещё раз глубоко вздохнув, как перед тем как в прорубь нырнуть:

- Ну, что ж… Раз ничего больше не остаётся, то давайте начнём операцию «Шок и тремор». В любом случае будем жалеть!

Про жизни, которые возможно будут погублены этим решением, я старался не думать.

Спрашиваю:

- Когда можно начать операцию?

Бонч-Бруевич, полный какого-то нездорового энтузиазма:

- Да хоть сейчас – позвонив в штаб армейской группы «Нарва»!

- А если серьёзно?

- Но лучше подождать три-четыре дня. Во-первых, дождавшись перегруппировки 7-й и 24-й армий и их совместного удара на Куавола. Во-вторых, переподчинив Завенягину «Первую Кавалерийскую армейскую группу» генерал-лейтенанта Костенко, 202-ю бригаду ВДВ и придав «свежий» 104-й отдельный ударный танковый батальон полковника Калиховича.

Удивлённо приподымаю брови:

- Тяжёлые танки?! А Вы часом с дуба не рухнули, товарищ маршал?

Зыркая на меня через свои «стёклышки», на полном серьёзе:

- Нет, не «рухнул». У нас с товарищем Завенягиным всё продумано.

Побарабанив пальцами по столешнице, интересуюсь:

- А хватит для передислокации три дня? 202-я бригада ВДВ может и за пару часов до места сосредоточения добраться. Танковый батальон – за день. А вот «Первая Кавалерийская армейская группа»…

Это прообраз конно-механизированных групп периода Великой отечественной войны: два кавалерийских корпуса - 2-й кавалерийский корпус «Имени Совета Народных Комиссаров Украины», 4-й кавалерийский (бывший «Корпус Червонного казачества») и 3-я мотострелковая дивизия полковника Богданова, в которой имеется батальон лёгких танков Т-26.

Мой Заместитель, который всю плешь проел ещё Николаю-Недержанцу, меня вновь удивил:

- Это соединение уже два дня как в пути.

А аж рот открыл от удивления, затем возмущённо:

- А меня поставить в известность, не судьба была? Я ж таки – Верховный Главнокомандующий.

Тот, не моргнув:

- Извините, забыл.

- Такая отговорка не принимается – мы не в школе, товарищ маршал!

Сняв и протерев пенсне, водрузив их снова на нос, уставился на меня колючим взглядом:

- Что-то я не пойму Вас, товарищ Верховный главнокомандующий. То Вы каждый раз всуе поминаете безынициативностью и пассивность наших генералов… То и шагу не даёте ступить без вашего письменного согласия. Вы уж определитесь – как у Вас там в будущем говорят!

После длительного молчания – когда мы «поедали» друг друга глазами, качаю головой:

- Конечно, победителей не судят. Но напоминаю, товарищ маршал…

Замогильным тоном:

- …Не судят только победителей!

Бонч-Бруевич-старший сперва было напрягся, но всё-таки уверенно заверил:

- Мы победим, товарищ Верховный Главнокомандующий. Обязательно победим!

Хотелось бы верить…

А что ещё остаётся?

Походив, подумав, принимаю решение:

- Ну тогда я прямо сейчас лечу в Штаб к Завенягину. Где он хоть находится? В Нарве?

- Уже на острове Гогланд.

Удивлённо:

- Однако, шустрый «мальчик» оказался!

«Папа Красной Армии» промолчал¸ но взглядом как бы говорил:

«Ты просто не представляешь, до чего шустрый!».

***

«Прямо-сейчас» лететь меня не пустил генерал Косынкин:

- Погоду видели, Иосиф Виссарионович? Не пущу, хоть расстреляйте!

Действительно, ко всему прочему ещё и снег пошёл, да причём хлопьями. Весна называется…

«Любил» бы такую весну!

Однако я был решительно настроен быть в решающее время в решающем месте:

- Тогда поехали! Прям счас!

В принципе недалеко и если прямо сейчас выехать, то к утру доберусь. Самое большее к обеду завтрашнего дня.

Тот – сам с чёрными кругами вокруг глаз:

- Сейчас распоряжусь. Вы бы прилегли хотя бы на часок…

Нетерпеливо:

- По дороге высплюсь, всё одно делать нечего.

По дороге случались всякие мелко-досадные «дорожные приключения», поэтому я больше вспоминал и размышлял, чем спал.

Авраамий Павлович Завенягин был чрезвычайно энергичным и инициативным организатором и, категорически требовательным к себе и окружающим человеком.

В середине 20-х годов поступил в Московскую горную академию, где уже на первом курсе его избрали проректором по административной части. Спустя семь лет, в 1930-м году, с отличием окончив учёбу, он тут же был назначен ректором Московского института стали и сплавов.

В 1933-м году, в начале Второй пятилетки, ему несмотря на молодость поручили руководство строительством Магнитогорского металлургического комбината. После успешного завершения строительства, последовало следующее назначение - Норильский горно-металлургический комбинат за Полярным кругом.

Авраамий Павлович и там достиг выдающихся успехов, иначе бы в «реальной истории», в марте 1941-го он не стал бы Заместителем Наркома НКВД - курирующим вместе с Норильском стройки Урала, угольные шахты Воркуты, медные рудники Балхаша, Новотагильский металлургический завод, завод Амурстроя, а также нефтепровод на Сахалине…

Однако, в «текущей» реальности его ждала совершенно другая судьба.

Решением Совета Народных Комиссаров (Совнарком СССР), который в январе 41-го возглавил сам Сталин, строительство Норильского горно-металлургического комбината было законсервировано, а вся рабочая сила в виде зэков и вольнонаёмных - была переброшена на другие, «более южные» объекты: Уральский алюминиевый комбинат, Карагандинский угольный бассейн, Барнаульский резиново-шинный и так далее.

Товарищ Завенягин же, совершенно неожиданно для себя стал генерал-полковником, Командующим Армейской группой «Нарва» (Группа генерала Завенягина). Ему было разрешено взять с собой всю свою «норильскую команду», вплоть до секретарш. Чтобы быстрей ввести в курс дела, Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич где-то нашёл и назначил ему в «консультанты» двух старых – ещё царских военных специалистов: генерал-майора Константина Лукича Гильчевского и полковника Аполлона Яковлевича Крузе.

Первый словами моего Заместителя – просто гений формирования годных частей и соединений из всяких «отбросов». Летом 1916-го года, возглавляемая им вооружённая «Берданками» 1-я ополченская дивизия прорвала австрийский фронт и взяла двадцать тысяч пленных… Причём сам генерал шёл в первых рядах атакующих, а на все вопросы коллег отвечал:

«Такой метод управления необходим, чтобы толкать второочередные части в бой: начальник дивизии должен был являться среди них душой всякого боевого действия».

Боевой старикан!

Второй – прирождённый штабной работник, также с опытом формирования и командования «импровизированными» соединениями.

Бонч-Бруевич тактично промолчал о «подробностях», а я заинтересовавшись навёл справки, и…

Тоже промолчал, только подумал про себя:

«Нунихренасебе!».

Потомственный дворянин Аполлон Яковлевич Крузе получил блестящее образование при царизме, закончив Владимирское военное училище ещё до Первой мировой войны, в которой начал воевать подпоручиком с первых же дней. Дослужившись до подполковника, после трёх ранений и контузии, в звании подполковника был назначен на штабную работу - заниматься формированием дивизий на Румынском фронте, где и застала его «Эпоха перемен».

С наступлением онной, был сперва мобилизован в ряды Красной Армии, затем перебежал к Колчаку, где в звании уже генерал-майора стал одним из видных деятелей Белого движения, командуя Южной группой войск.

После того, как увлекающегося кокаином и жёнами подчинённых адмирала разгромили, большевики поймали и утопили в проруби, генерал-майор Крузе сдался в плен и дал согласие служить у красных. С этой поры он на преподавательской работе: руководил военными кафедрами в ленинградских ВУЗах, преподавал тактику в московской высшей военной академии «Им. Фрунзе».

Согласно «учению», такой должен был дожить максимум до «Процесса Весна»…

А он смотри-ка: даже тридцать седьмой год благополучно пережил.

Впрочем, таких до хрена. Например, входящий в Первую Кавалерийскую армейскую группу 4-й кавалерийский корпус возглавляет генерал-лейтенант Тимофей Тимофеевич Шапкин - из биографии которого известно, что он до 1919-го воевал против красных в составе деникинской армии.

Но чтоб воевал против большевиков, командуя целой группой войск…

«Нунихренасебе!».

Кроме всего прочего, новая Советско-финская война – очень хорошая «дымовая завеса» для масштабной передислокации войск в преддверии «Барбароссы».

Одновременно с концентрацией войск на советско-финской границе, происходило доформирование до штатной численности и выдвижение на запад войск Второго стратегического эшелона. В том числе 8-я общевойсковая армия: 10-я, 90-я, 125-я, 48-я и 11-я стрелковые, 5-я кавалерийская дивизия. Командующий - генерал-майор Пётр Петрович Собенников.

22-я армия под командованием генерал-лейтенанта Филиппа Афанасьевича Ершакова была сформированная в Уральском военном округе и имела в своём составе: 153-ю, 170-ю, 174-ю и 186-ю стрелковые, 9-ю кавалерийская дивизия.

Прибывшая с Дальнего Востока 15-я армия - созданная на базе 26-го стрелкового корпуса 1-й Краснознамённой армии и переформатированная по новому, хотя и наспех. Командовал ею генерал-майор Анатолий Маркианович Морозов и, состояла она из: 21-й, 22-й, 26-й, 39-й 59-й стрелковых дивизий и 8-й «Дальневосточной Дебреценской Краснознамённой» кавалерийской дивизии…

И это как говориться - лишь «первые ласточки» Второго стратегического эшелона, создающегося вдоль рек Западная Двина – Днепр.

Как уже говорил, штаб Армейской группы составили люди из норильской команды Завенягина и два царских генерала с приставкой «экс», конечно. Но Начальником штаба всё же назначили профессионала – генерал-майора Котельникова Леонида Ивановича, из «академиков». Из бывших преподавателей разогнанной Академии «Имени Фрунзе», то есть.

Командующий прибывшим из Белоруссии приданным 5-м авиакорпусом (по одной истребительной, штурмовой и бомбардировочной дивизии) – полковник Сергей Александрович Худяков, с 1938 года начальник тыла управления ВВС Западного военного округа.

Кстати, это почти всё, что осталось от боевой авиации ЗОВО после проведённой оптимизации.

Артиллерийский корпус Группы «Нарва» всё ещё в стадии формирования: в наличии имеется всего одна бригада четырехдивизионного состава (по три 3-х орудийной батареи), вооруженная 36 152-мм гаубицами-пушками МЛ-20. Командующим артиллерией Группы мне «сосватали» генерал-майора Сергея Сергеевича Варенцова - до этого Заместитель начальника артиллерии 6-й армии КОВО.

В составе «Армейской группы генерала Завенягина» - этого экспериментально-импровизированного объединения – пять стрелковых дивизий «лёгкого типа» и одна кавалерийская. Всех их объединяет трёхзначное число в названии, начинающее на цифру «3». То есть это даже не так называемые «второочередные» дивизии, а третьеочередные. Таким макаром мы с Бонч-Бруевичем решили обкатать инструмент перманентной мобилизации перед началом большой войны с Германией.

Личный состав – мобилизованные военнообязанные, часто даже вообще без военной подготовки – винтовку впервые в жизни увидели. Командный состав тоже, в основном – прошедшие краткосрочные курсы «пиджаки», очень жидко разбавленные кадровыми. А если в списках среди мобилизованных председателей колхозов, исполкомов и директоров предприятий - изредка попадались знакомые мне фамилии: Батюк, Панфилов, Куликов Константин Ефимович…

То тут уж, я ни при делах!

От слова «совершенно»: так камни выпали и карты легли.

Сказать по правде, я не рассчитывал что всё «это» будет воевать с финнами… Только с вторгнувшимися летом фашистами и то – в Третьем стратегическом эшелоне.

Но других свободных войск под рукой нет, а время поджимает.

***

Шедший всю ночь с перерывами снегопад кончился, навалив целые кучи. Но погода так и осталась не по-весеннему мерзопакостной – свинцово-тяжёлые тучи висели низко-низко, казалось – протяни руку и достанешь…

Не без потерь техники, конечно, но всё же к утру добрались автоколонной до железнодорожной станции Курголово, что не доезжая Нарвы на западном мысе Лужской губы. Именно отсюда перебрасывались на исходные позиции – на остров Гогланд (по-фински «Suursaari») войска и грузы Группы генерала Завенягина перед операцией «Шок и тремор».

По дороге своими глазами видел передислокацию кавалерии своим ходом и танкового батальона на железнодорожных платформах.

Здесь нас встретил жутко стесняющийся и краснеющий молодой человек, представившийся:

- Майор Кондрашов…

И затем как будто извиняясь за отсутствие выправки:

- …Я совсем недавно майор, Иосиф Виссарионович. Поэтому, если что не так…

Косынкин нарочито строго, поправил «пиджака»:

- Надо обращаться «товарищ Верховный Главнокомандующий» или «товарищ Сталин».

Тот, вообще «потерялся»:

- Извините, товарищ Верховный Главнокомандующий или товарищ Сталин.

Косынкин только рукой махнул…

Едва не заржав, интересуюсь:

- А кем до призыва работали?

- Главным инженером дорожно-строительного управления в Норильске…

- А какую должность здесь занимаете?

- Начальник строительства, а потом эксплуатации трассы Курголово-Гогланд.

Посмотрев на часы, спрашиваю:

- Вы уже завтракали, товарищ Кондрашов?

- Ещё нет…

- Тогда давайте позавтракаем вместе и затем проедемся по вашей «трассе». Покажите своё хозяйство?

Вроде успокоился:

- Покажу, тов…

- Вот и хорошо.

По дороге от Выборга до Курголово все БТР-26 сломались и до места добрался только тягач с трейлером из-под жопы какого-то американского миллионера и два наших «джипа» - ГАЗ-61, сделанных в Горьком на совесть, специально для товарища Сталина. Вот в один из них я и, перебрался с капитаном Славиным и майором Кондрашовым, предоставив трейлер охране.

Пусть ребята тоже выспятся.

После выезда на лёд обратил внимание на какие-то - похожие на огромные сани со сплошным металлическим днищем, конструкции. Всего их было десятка три, если не четыре. Рядом стояли трактора С-65, по две штуки на каждый.

Спрашиваю:

- Что это?

Майор Кондрашов охотно поясняет:

- Ожидаем тяжёлые танки, товарищ…

Думаю:

«Ага! Вот что имел в виду Бонч-Бруевич, говоря что «у нас всё продумано»… Молодец!».

Чисто для продолжения разговора:

- Лёд выдержит?

- Пробовали возить грузы общим весом до пятидесяти тонн на каждой платформе. Лёд держит, даже не трещит.

А чего бы ему «трещать», с какого перепуга?

Аномально холодной зимой 1940-41-го годов, столбик термометра опускался до отметки −42 °C. И вследствие такой низкой температуры, лёд в Финском заливе местами доходил до метра, а то и больше.

В отличии от ледовой трассы Таллин-Ханко, вокруг которой специально была поднята невероятная шумиха, эта ледовая дорога строилась втайне – по ночам или в ненастную погоду, когда ни с воздуха, ни с земли – не видно ни зги. По такому же принципу осуществлялась переброска грузов на Гогланд для Армейской группы Завенягина.

Благо февраль и март 1941-го года выдались снежными.

И теперь в наличии проложенная по льду двухпутная узкоколейка - по которой туда-сюда сновали мини-составы влекомые «игрушечными» паровозиками и ледовое шоссе, на которое уже вступили передовые части Первой Кавалерийской группы. Не так-то всё было просто, конечно: лёд Финского залива не ровный как каток (хотя были и такие участки), а изобилует торосами – торчащими вверх и в стороны льдинами, через которые строителям приходилось буквально прорубаться, используя даже взрывчатку.

На входе (и как потом увидел – на выходе из трассы) на остров стояли посты военной дорожно-постовой милиции, регулирующие движение. Такие же, через определённые промежутки имелись и на самой трассе, как и специальные «отстойники» с ремлетучками, где автомобили и тракторы могли бы получить необходимую техническую помощь. Там же полевые кухни и сложенные из снежных блоков «иглу» - эскимосские домики, где можно было бы принять горячую пищу и отдохнуть.

Всё было устроено продуманно и грамотно, мне понравилось – от слова «очень».

Движение довольно-таки оживлённо - не как в Москве в час пик, конечно, но примерно около того. Полуторок непривычно мало, в основном трёхтонные «Захары» (ЗиС-5). Попались и «первые ласточки» - колонна машин в двадцать разномастных американских крупнотоннажных грузовиков, в основном автоцистерн.

С гордым видом проводив глазами технику, к появлению которой на наших бескрайних просторов приложил непосредственно руку, спрашиваю у майора Кондрашова:

- Ну и как они?

Тот, не проявив особого восторга, даже поморщившись с досадой:

- Сказать по правде, товарищ Верховный Главнокомандующий… Так себе! Бензин им подавай авиационный, масло. Да и не новые – ломаются часто. А как ремонтировать, наши механики толком не знают.

Начиная беситься:

- А разве нет соответствующих инструкций на русском языке?

- Есть, конечно… Но кто ж их читает? В основном скуривают – бумага хорошая.

Сперва до боли прикусив губу, бодренько отвечаю:

- Ничего… Научатся!

- Конечно научатся, товарищ Сталин…

В его досель мягком голосе, вдруг обозначилась лютая «жесть»:

- …Куда они денутся? Вот отдам под трибунал ещё с десяток воентехников – оставшиеся начнут соображать.

Отвернувшись, думаю:

«Ох и говна накидают будущие историки на могилу товарища Сталина за этот «сэконд-хэнд», я чую… Но я не Сталин, мне… Насрать!».

Немного подумав, решил на будущее:

«Всё же американские грузовики надо сосредоточить в основном в авиации: там люди более грамотные - быстрее освоят, правильнее будут эксплуатировать и ремонтировать».

Особо не торопясь, без всяких там «проблесковых маячков» - как и все участники движения соблюдая правила дорожного движения, за полтора часа добрались до острова Гогланд - до Зимней войны принадлежащий Финляндии. Естественно, как и в Южной Карелии, всё финское население покинуло эту землю и рыбачьи посёлки стояли пустыми…

Впрочем, было его здесь совсем немного – тысяч десять-пятнадцать, не больше.

Остров большой, длинный – десять с половиной километров, вытянутый с севера на юг. С нарисованными на карте аэродромами – куда могла бы перелететь (и она перелетит в своё время!) Первая воздушная армия Рокоссовского, он напоминает мне авианосец. Пока же здесь нет даже приданного Завенягину авиакорпуса – лишь десятка три легких У-2, один из которых при мне взлетел и едва не касаясь туч - куда-то низко-низко полетел.

Между сооружёнными взлётно-посадочными полосами, с юга на север же шла «облагороженная» (с кюветами и насыпями) грунтовая шоссейная дорога, вдоль которой с земли были хорошо заметны сложенные из снежных блоков сооружения.

Заметив мой интерес, майор Кондрашёв объяснил:

- Это склады, товарищ Верховный Главнокомандующий. Боеприпасы, ГСМ, продовольствие, фураж и всё остальное – вплоть до летней формы одежды.

- И на сколько дней боевых действий хватит этих «складов»?

Твёрдо отвечает:

- Извините, но такие вопросы не в моей компетенции, товарищ Верховный Главнокомандующий.

Хотел было спросить где войска Группы армий «Нарва» - пока никого не видел, но понял что навряд ли майор «компетентен» и в этом вопросе…

И не стал спрашивать.

Компетентным оказался сам генерал-полковник Завенягин, штаб которого находился на самой северной оконечности (мыс Северный) в рыбацком посёлке, с хорошо сохранившимися добротными финскими домами. Кроме мебели и предметов обихода, конечно, финны всё оставили нетронутым видимо рассчитывая вернуться. А советская авиация остров не бомбила, как Выборг.

Но всё же жилья остро не хватало и, то там то здесь - были видны все те же разнообразных размеров и форм «иглу», сложенные из хорошо слежавшихся к весне и прочных как саманный кирпич снежных блоков.

Не тушуясь передо мной – от слова «совершенно», Авраамий Павлович очень обстоятельно ответил на все интересующие меня вопросы:

- Уже завезённых на остров предметов снабжения хватит на четверо суток, товарищ Сталин. При условии, конечно, что их удастся перебросить отсюда на материк.

Прищурившись смотрю на него:

- Имеются какие-то сомнения, товарищ генерал-полковник?

- Как же без них! Ведь как в народе говорят «в поле две воли»! Как только мы захватим плацдарм, противник сделает всё возможное, что прервать сообщение по льду. Но если наши истребители не допустят финские бомбардировщики, то боятся нечего: финской дальнобойной артиллерии в том районе нет.

Этот момент учитывается в Полевой Ставке: на Гогланд уже переброшено две установки РУС-2, сюда же будет перенацелен единственный на всём белом свете ДРОН – ТБ-3 с радаром. С началом операции «Шок и тремор», советская авиация перейдёт на режим жёсткой блокировки финской – и так уже изрядно поредевшей авиации на аэродромах.

Так что имеются все основания считать, что ситуация сложившаяся на Ханко не повторится.

Следующее, что меня интересует:

- Кстати, про противника… Финны ничего не подозревают?

- В начале боевых действий залетали пару раз их разведчики. Но у нас тут всё хорошо замаскированно – сам каждый день на У-2 летаю, а каждые два часа – мои заместители. Так что скорее всего, финны ничего не заподозрили.

С чувством глубокого удовлетворения кивнув – если бы все наши командиры в «реальной истории» перед войной так, задаю следующий вопрос:

- А как обстоит дело с нашей разведкой? Я конечно понимаю – аэрофотоснимки, присылаемые из Полевой ставки… Однако, как надеюсь Вам понятно на собственном примере - с воздуха всё не разглядишь.

Подхожу к карте на стене:

- Вот к примеру, что твориться на близлежащих к Гогланду (около тридцати километров по прямой) финских островах – Седершер, Муставири и Питкявири?

Последние находились примерно в двадцати-тридцати километрах от Гогланда и в столько же, от материковой Финляндии…

На полпути от цели, своими словами говоря.

Охотно отвечает:

- Там, с сегодняшней ночи уже находится 316-я стрелковая дивизия генерал-майора Панфилов.

Бонч-Бруевич ничего такого мне не говорил, поэтому едва не рухнув, восклицаю:

- Шустро это вы!

Пожимает плечами, мол ничего особенного:

- На этих островах не оказалось финских наблюдателей…

Показывая по карте:

- …Вот на более крупных - что северней, таковые имеются. Но и там силы финской Береговой обороны незначительны. На первое время предполагается выставить против них блокировочные группы.

Я уже знал, части Береговой обороны сухопутной армии Финляндии насчитывали всего порядком тридцати тысяч солдат и офицеров (семь батальонов и двенадцать отдельных рот), что уже само по себе недостаточно при такой протяжённой береговой линии. Так что изначально на многих направлениях береговая оборона была лишь обозначена группами наблюдателей…

А то и того нет!

С началом войны эти подразделения начали заменять импровизированными отрядами из моряков, полицейских, не попавших под мобилизацию шюцкоровцев младших и старших возрастов и «публикой» прочих категорий.

Но лишний раз послушать не помешает.

Наморщив лоб, как об чём-то очень неприятном:

- Единственное, что может представлять угрозу нашим войскам - Восточная или 2-я береговая бригада, штаб которой базируется в городе Котка. Всего на начало войны, на её вооружении было четыре 254-мм, одиннадцать 152-мм, три 120-мм, десять 75-мм и шесть 57-мм орудий береговой артиллерии, плюс какое-то количество артиллерии полевой¹⁶². Но сколько орудий осталось в этой группировке после трёх суток боевых действий, пока неизвестно.

Невесело усмехнувшись, я:

- Считайте, что все.

- Тогда мы с товарищем Бонч-Бруевич будем просить у Вас разрешения применить «спецсредства».

«Спецсредства», это боевые отравляющие вещества не летального действия: слезоточивые, чихатальные и прочие инкапаситанты, вызывающие не смерть, а временную небоеспособность у личного состава противника.

Подумав, я ответил:

- Если без этого – никак, то я дам согласие. Что дальше по наземной части операции?

Облегчённо вздохнув, Завенягин продолжил:

- Основными силами дивизии Панфилова и приданной ему танковой бригады, предполагается через…

Вполголоса помянув всуе чью-то – возможно финскую мать, Завенягин с усилием прочёл:

- …Залив Ахвенкоскенхланд. Выйдя со льда на берег, захватив мосты и перекрёсток дорог - отрезать город Котка с группировкой войск в нём. После чего выставив на восток дивизию Панфилова в виде заслона – чтоб отбить возможный контрудар со стороны Котки, ввести в дальний рейд по финским тылам Особую кавалерийскую дивизию.

«Особая» кавалерийская дивизия под командованием генерал-полковника Оки Городовикова была создана на основе одного из «территориального» (запасного) соединения, пополненного до штатной численности. И «по духу и образу» легкой кавалерийской дивизии (штат 7/3, 7/5) периода «реальной» Великой отечественной войны

Ещё одна так сказать - «домашняя заготовка», которую следовало бы «обкатать» на «финниках» в преддверии будущей войны с Германией.

Основной организационный принцип и требования к такой «лёгкой» кавалерийской дивизии: подвижность, максимальная проходимость, отсутствие громоздких тылов (расчет на обеспечение продфуражом из местных ресурсов), удобоуправляемость и при всех этих условиях – боеспособность. Такое соединение могло иметь решающее значение в условиях, когда тыл противника растянулся на сотни километров в лесисто-болотистой местностях и совершенно беззащитен от крупных диверсионных действий с нашей стороны. Таким образом дезорганизуя управление и снабжение войск противника и, следовательно – облегчая их разгром, подобные полупартизанские «летучие» соединения - могли бы внести значительную лепту в победу над Германией.

Ну и прежде над Финляндией, конечно.

Ещё один маленький – но немаловажный «нюансик»:

«Особую» кавдивизию правильней было бы назвать «Туземной» или «Дикой»: её личный состав – калмыки, башкиры, представители северокавказких народов… Но «изюминка» всё же - добровольческий монгольский кавалерийский полк и разведывательный эскадрон тувинцев - в принципе ничем не отличающихся от монголов.

Таким образом это ещё и мощное психологически-пропагандистское оружие: наличие в тылах «орд диких монголов» - резко снизит желание у финских солдат воевать на фронте. Среди мирняка» же – посеет панику. Среди руководства – желание договориться «по-хорошему» с советским руководством.

По крайней мере, я на это надеюсь.

Советско-финская продолженная война должна кончиться до конца апреля…

И я намерен добиться этого любым способом!

Как бы в ответ на мои последние мысли, генерал-полковник Завенягин продолжил:

- Но всё это – лишь «Операция прикрытия», товарищ Верховный Главнокомандующий!

Я аж рот Реципиента раззявил:

- В смысле?

Командующий Армейской группой «Нарва» достаёт из сейфа и раскладывает на столе другую карту и разворачивая её:

- Выход группы Панфилова в тыл финкой группировки в Котке, послужит отвлечением внимания от истинной цели операции «Шок и тремор»…

Наконец карта со смелым замыслом товарищей Бонч-Бруевича и Завенягина, легла передо мной во всей своей красе:

- …Захват столицы Финляндии – города Хельсинки.

Минут пять я молчал, тупо разглядывая стрелочки, кружочки и крестики на карте, затем у меня хватило духа лишь спросить:

- Ну, и…?

- 300-я, 301-я, 308-я и 332-я стрелковые дивизии, уже на марше. Туда же после суточного отдыха будет перенацеленна Первая Кавалерийская армейская группа в составе двух кавкорпусов и 3-й мотострелковой дивизии Богданова.