Нэпманшу Софью Николаевну Сапогову — владелицу Трактира, угораздило родиться в канун старого Нового Года, который здесь по привычке отмечают всё ещё намного чаще, чем новый. Сказать по правде — сам маху дал: думал отпразднуем «в тесном семейной кругу» — вдвоём то есть и, в основном — в горизонтальном положении на койке. Оделся в свой лучший цивильный прикид — в котором у подпольного миллионера тусил, захожу…
Мать, моя!
Такое ощущение, фильм «Двенадцать стульев» смотришь — «Союз меча и орала», да и только!
За столом собралась вся наша ульяновская нэпманская буржуазия — восемь человек, пара совслужащих «неправильного» происхождения, да несколько тоскующих о прошлом «бывших» дворян. Их «предводителя» правда, не застал: того, ещё в восемнадцатом отвезли в уезд — да там шлёпнули.
Нюхом чую — всё это не случайно и не просто так: накопились видать ко мне кой-какие вопросы или даже предложения.
Конечно, товарищу Бендеру проще было — он не собирался долго жить-проживать в Старгороде с мадам Грицацуевой и пилить «заклёпки» с жоп…поруким слесарем Полесовым. Обольстил наивную провинциалку, навешал лапши на уши доверчивым лохам, собрал с них мзду и был таков — ищи его потом, свищи. У меня же несколько другие планы и, зная скорость распространения сплетен среди хроноаборигенов — мне это «подполье» и даром не надо. Даже, если на нём просто-напросто языком трепят.
Ну, да ладно…
Просто так посплетничать не вышло… Посидели, выпили и кое у кого начал развязываться язык по статье «антисоветская пропаганда и агитация». Сижу, терплю, и хотя улыбаюсь — не желая портить людям праздник, но искоса не совсем доброжелательно посматриваю на виновницу торжества.
«Предложений» так и не последовало, а вот… Первым задал провокационный вопрос Фирстов — владелец почтовой станции:
— Серафим Фёдорович! А Советская власть надолго к нам?
Все притихли… Оценивающе на него посмотрев и прикинув возраст, отвечаю:
— Если Вам за «полтинник», Ефим Михайлович — то для Вас она навсегда.
Следующий вопрос:
— Ленин говорил, что «НЭП — это всерьёз и надолго»…
Молодец! Хоть счас на сдачу ЭГЭ. Пожимаю плечами:
— Судя по тому, что в народе говорят про здоровье Ленина: для него и пять лет — это долго.
«Почерк» власти заметен!
Как и в более позднем случае с Брежневым, который несмотря на прожитые годы — был здоров как калифорнийский бизон, а потом вдруг внезапно для всех «скоропостижно» скончался, высшее советское и партийное руководство — до последнего скрывало факт болезни первого Вождя. Однако, «шила в мешке не утаишь» и, в народе ходили самые дикие и невероятные слухи — вплоть до того, что тот «запил горькую».
— Так, Вы говорите…?
— Я ничего не говорю! Но «пять лет», это действительно — много… Для НЭПа. А там вы сами думайте, граждане нэпманы — не маленькие чай.
Да! Именно через пять лет «Новую экономической политике» большевики приговорят к «высшей мере социальной защиты».
Все, как протрезвели!
— Так, что же нам делать? — спрашивает Паршина — владелица швейного предприятия «Игла».
— Вам нужно думать — как выживать, Анна Ивановна! Всякое живое существо приспосабливается к изменению среды обитания и частник должен следовать его примеру, иначе он вымрет…
— Не подскажите, как?
— Как вымрет? Думаю, как древний укр — что першим из воды на сушу вышел, шерстистый мамонт или тираннозавр-рэкс.
— Да, нет — как частнику приспосабливаться-выживать?
Прикидываю вслух, глядя куда-то в потолок:
— На первое время надо скинуться и всем миром нанять хорошего юриста, пронырливого адвоката, хорошо разбирающегося в законах… Думаю, такие в Нижнем Новгороде найдутся. Пусть следит за изменениями в законодательной базе и вовремя вам подсказывает обходные пути.
Однако, продолжают пытать и, владелица «Иглы» спрашивает:
— Ну, а лично Вы что посоветуете, Серафим Фёдорович?
Не могу отказать даме, тем более — так хорошо знакомой:
— Я советую забыть, что Вы — нэпман и, преобразить своё предприятие в акционерное общество или кооператив. Тогда, у Советской власти будет к Вам меньше вопросов… А как это сделать так, чтоб фактически остаться во главе своей же собственности, это Вы уже сами — думайте-решайте. Вам видней!
Дальше, как керосин на тлеющие угли кинули!
Ожесточённый спор продолжался до самого конца вечеринки — мнения разделились примерно наполовину. На все дальнейшие вопросы ко мне, я старался отвечать односложно — но предпочитал отмалчиваться. Когда стали расходиться, ушёл — вежливо и холодно попрощавшись с хозяйкой и, я…
Буквально через три дня, случайно зашёл к товарищу Кацу в райотдел НКВД и, он молча выложил передо мной очередную «закладную» об создании мной ещё одной контрреволюционной организации. Судя по некоторым подробностям в ней, её автор был на этой вечеринке.
Так, кто же это?
Хоть нас и перевооружили, но снабжение Отряда Военизированной Охраны полустанка Ульяновский, в частности — обмундированием, амуницией и знаками различий, ещё не наладилось и оставляло желать лучшего. От нечего зимой делать и, чтоб придать отряду хоть-какой-то «регулярный» вид, я взялся за это дело сам.
Ну и, ещё были кой-какие — далеко идущие намётки, появившиеся по ходу дела…
Из непонятного предназначения элементов какого-то оборудования — найденных среди свезённого металлолома, я с помощью Клима — которому сплавил последние три блесны, изготовил ручной пресс-штамп и заготовки пуансонов и матриц к нему.
Последние были наиболее важным элементом: с помощью «роялистого» измерительного инструмента и такого же происхождения надфилей, я очень точно подогнал их по размеру, самолично закалил и отшлифовал. Затем, при очередной поездке в Нижний Новгород (подробней про третью командировку чуть ниже), нашёл ювелира-гравёра и он довёл мои пуансоны и матрицы до ума. Осталось только вставить их в установку и можно приступать к делу.
Опять же среди металлолома в одном из вагонов я нашёл несколько ящиков с листовой латунью — видать для заготовок стрелковых гильз… Впрочем, это уже пижонство: вполне можно было обойтись и простой «черновой» или лужённой жестью — их достать проблем было меньше. Правда, готовые изделия из жести необходимо красить.
В присутствии Клима, в его кузне, собрал штамп-пресс и опробовал его в деле… Всё очень просто: засовываешь заготовку, наживаешь на длинный рычаг и снизу вылетает «треугольник» или «кубик» на петлицу — страшный дефицит в то время. С «ромбами» и «звёздами» высшего руководства всё было «о,кей» и, я ими не заморачивался… Осталось только припаять с тыльной стороны «усики» крепления к петлице и отшлифовать лицевую сторону. С «солдатскими» пуговицами было несколько сложнее: они состояли из двух половин и ушка. Пришлось сделать ещё и приспособу для закатки краёв лицевой стороны… Зато, красить не надо! Надраил до блеска и вперёд.
Примерно такая же история и с бляхами для ремня.
С комсомольским значком же — геморра было больше всего: я решил их делать всерьёз — с винтовыми креплениями, а не «булавкой». Да и красить лицевую сторону надо было в два цвета: красное знамя и на нём белая надпись — «Р. К. С. М.». С пайкой опять же — был некоторый затык, пришлось придумать и изготовить пару простейших приспособ, чтоб древним паяльником — нагретом на «открытом» огне, было ловчее паять.
Ничего, справился! Тем паче ещё и Кузька почти не отходил, помогал — а больше мешал со своими бесконечными расспросами… Эмалью бы ещё покрыть — да до такой технологии я ещё не дорос.
Клим, который поначалу меня ехидно подначивал — не веря в мою затею, вижу — всё чаще и чаще начинает задумываться. Сперва он восхищался моей смекалкой и обнаруженными вдруг способностями и «мастеровитостью»:
— Никто ж тебя вроде не учил — волосья не драл и, «науку» через спину и задницу не вколачивал и, вот поди ж ты… Как, так⁈
Недолго думая, он обнаружил первопричину таких перемен:
— Видать — из-за твоей контузии, всё!…Можно?
Получив разрешение, он осторожно постучал заскорузлым пальцем мне по лбу.
— Ну… По крайней мере, — отвечаю, — не исключено.
Качает головой:
— Эх, жаль война кончилась… Своих балбесов бы туда послал: глядишь, если не убило — так контузило бы их там, как тебя. Не слыхал Серафим Фёдорович — вроде опять война с ляхами будет?
— Типун тебе на язык, «педагог» хренов!
Баба евойная, тоже сказала что-то очень нелицеприятное и даже ударила мокрым полотенцем.
— Ты это на продажу наготовил-нарубил, — интересуется-спрашивает когда я уже наштамповал вдоволь заготовок и доделывал их в готовые изделия, — куда тебе столько?
Пожимаю плечами и хмыкаю:
— Разве, это много на такую толпу? Наштамповал всего то — с тройным запасом, чтоб было чем заменить — если сломают или потеряют, раззявы криворукие… Ещё и наши менты из районного НКВД — не откажутся, я думаю. Особенно, если товарищу Кацу хороший «откат» дать.
Затем, как-то через неделю пригласив на ужин, накормив досыта всеми видами рыбных блюд (я про большинство таких даже и не слыхивал!), Клим разнылся про жильё-быльё. Мол, сыновья растут — старшака уже и женить пора, а там и младшие-погодки, да ещё две дочери — приданное для них готовь…
Семья у Клима, согласен — большая. Хороший он кузнец и, папа — он тоже хороший… Не знаю правда — каков танцор.
— … А, на какие-такие шиши, спрашивается⁈
От всей души советую:
— Дык, рыбу уди-лови, завяливай — да в нижегородские пивнушки продавай.
— А там своих рыбаков мало, что ль? Да и ненадёжный это доход — рыбалка…
Махает рукой:
— Так, баловство одно — душу потешить…
Ещё один совет:
— Дык, кроликов разводи: «кролики, это не только ценный мех, но и три-четыре…».
Перебивает:
— Да, какое там «мясо», какой «мех»⁈ А жрут сколь, проклятущие? Я лучше зайцев на терриконах даром наловлю!
— Дык, зайцев лови — коль столь ловок…
— «Зайцев»… Я ему сурьёзно, а он — «зайцев»! — обижается и снова за своё нытьё, — ладно, старший при мне останется, а остальных куда девать? Каждому нужен свой дом, при нём кузня — чтоб на жизнь зарабатывать и, так далее…
— Дык, пускай женятся да в примаки подаются, — даю ещё совет.
— Да, кому эти «жоп…порукие» нужны⁈ Дитёв наплодить — и без них охотников хватает, а работать — так ничего кроме как балдой по железу бить, им не доверишь!
Не соглашаюсь с такой постановкой вопроса:
— Дык, мало в Ульяновске вдов с уже готовыми «выводками» или дурочек? Вон, неподалёку видел — живёт одна…
Вспыхивает, как береста в костре:
— Вот когда наплодишь со своей Графиней сынов, тогда и жени их на дурочках!
— Не пойму тебя, Клим, — делано удивляюсь, — то на фронт их норовишь сплавить — чтоб контузило, то даже на дурочках женить не хочет! Ты уж определись там…
— Так то — сгоряча я, а ты — всурьёз!
«Всурьёз…». Ой, ржу — не могу! Но про себя…
Помолчав дуэтом, предлагаю следующий вариант:
— А ты их в город пошли — пусть там работу ищут!
— Легко сказать — работу… Своих бездельников, думаешь там мало? А жить им там где? У меня сродственников в больших городах нет, а в таких как Ардатов — сами семейны и детны, им самим жрать нечего.
Успокаиваю, как могу:
— Дык, если на работу устроятся, так с жильём — без проблем! Дадут им «свой» угол в заводском общежитии. Бывал, как-то раз в одном…
И, давай ему по ушам тереть про все «прелести» современных общаг, которые сами их обитатели иначе как «Соловками» или «Бутырками» и не звали:
— … Кругом барака общежития набросаны кучи разного рода отбросов, распространяющие вонь — аж в глазах как от толчённого стекла режет и, тучи больно кусающихся мух! В сортир можно только вдвоём ходить: один «большую нужду» справляет, другой — его за уши иль волосы держит, чтоб тот не провалился в яму с дерьмом и кишащими в нём ядовитыми червями… Поэтому, «оправка» рабочих по малой нужде — происходит за углом, или прям около стен, аль прямо с крыльца. Ну а кто более культурен — тот отходит подальше и сцыт под окнами соседнего барака… Зайдя внутрь барака, рабочие не снимая обуви, ложатся на свои кровати: только разуешься — вмиг чоботы уведут!
Должен заметить, я не сочинял эти «страшилки», а всего лишь несколько преувеличивал — самую, что ни на есть малость… Были конечно и образцово-показательные рабочие общежития, но в подавляющем большинстве — именно так дела и обстояли.
Однако, продолжаю:
— Около железной печи сушатся вонючие портянки — которые специально не стирают и, на которые поэтому (хоть одно радует!) — никто не зарится. На полах слой грязи с ладонь толщиной, с дождевыми червями и опарышами — на рыбалку идут, прям с пола их и собирают горстями… Шкафов никаких нет, да и стащут из них — что не положь! По той же причине посуда и пища хранятся под подушками на кроватях. Другие вещи рабочих, а также лопаты, топоры и прочий рабочий инвентарь находятся под кроватями. Вешалок для одежды нет — всё на себе или под подушкой. Нет также столов, стульев, табуреток — жрут стоя, как лошади или же сидя на койках и подоконниках… Света нет, так как выделенный керосин всем бараком дружно пропивают — да и керосиновая лампа не имеет стекла. Матрацы и наволочки настолько грязны, что имеют вид «помойных тряпок», а сами кровати расставлены скученно и как попало — разве на стенах и потолке их нет. Стены не оштукатурены и не побелены, а в их щелях кишмя кишат вонючие азиатские клопы и дальневосточные волосатые тараканы…
Закончив, я невозмутимо подытожил, красноречивым взглядом смотря на климовскую «вторую половину».
— … Ну, а так в принципе — жить можно! Некоторые даже умудряются жениться и плодиться в таких условиях и, тогда одну койку в общежитие занимает целая семья. С детишками и, даже изредка бывает — с тёщами… Тестя — врать не буду, ни одного не видел. Так что, если «удачно» выдашь замуж дочерей — сможешь с одной из них сплавить свою…
Клим слушал раскрыв рот, а евойная баба всплакнула:
— Я для такой жизни их мучалась-рожала⁈
— Да, цыц ты!
Та в рёв:
— Ах, мои кровиночки-деточки — лучше б я вас несмышлёнышами похоронила, да оплакала…
И с воем убежала в спальню, а сам хозяин сидел, как пыльным мешком оглушенный…
Надо сказать, что эта семейка была на чистоте просто помешанная. Двор-двором, на улице напротив ворот — пусть и овно кучами валяется (валялось до появления санитарной инспекции), а как суббота — вся женская половина избу скребёт, чистит, стирает — аж скрип да шорох до самих небес!
Добил не торопясь чай, поднимаюсь и иду к вешалке за шинелью не забыв попрощаться с хозяевами…
— Погодь! — останавливает меня Клим.
— Ну, погодю… Что хотел, то?
— Продай мне эти… Как их там… Свои механизмы.
Возвращаюсь, сажусь на табуретку напротив и заглядывая в просящие глаза, задаю простой как хозяйственное мыло вопрос:
— А на фига они тебе?
Тот, положив ладонь на сердце:
— Сынам моим — как раз по ним… Тутова много ума иль мастерства не надо — любой дурень справится. Тебе всё одно — игрушка, а им — на свой кусок хлеба заработать. Родная кровь как-никак — войди в положение, Серафим Фёдорович!
— Эге… А кто мне не так давно говорил: мол, «ерундой ты всякой занимаешься»… «Сидели, мол, в дерьме по уши и дальше так хотим — что ты нас из него за уши тащишь»?
— Да, я ж не так говорил! — наотрез отказывается от своих слов.
— Может и не так — но смысл тот же. Так, что ты меня сейчас просишь — «поповича контуженного»?
— Ну… Ты уж прости, дурака — может и ляпнул что по дурости своей, не подумавши… Так, что?
Заглядываю на дно пустой посуды:
— Ну, тогда давай ещё по стакану — коль разговор серьёзный пошёл.
Ожив в момент, кричит своей бабе:
— Мать! Хватит выть волчицей — тащи самовар!
Дождавшись чая, говорю прихлёбывая:
— Ну, хорошо — считай, что уговорил… Так, сказать по правде, медвежью услугу я тебе окажу, продав эти приспособы. Проклинать потом будешь!
Удивляется, широко раскрыв и выпучив и без того выпуклые глаза:
— Это ещё почему?
— Разбогатеешь ты и сыны твои, а у нас богатых не любят… Смекаешь?
— Думаешь⁈ Так ведь, этот — как его…? Сказал — «ОБОГАЩАЙТЕСЬ»!!!
— Кто сказал — Бухарин, что ли? «Коля-балаболка»⁈ Так он сказал и забыл, а на лесоповал поедешь ты! Да ещё и, сынов с собой прихватишь…
Долго молчим, наконец слышу знакомый до боли вопрос:
— Так, что ж делать, то?
— Как, что? Сухари сушить.
— Да, нет — я не про то… Куда б сынов моих определить.
Приближаюсь у нему в упор и заглядываю в его глаза суровым взором революционного трибунала:
— А другие как?
Озирается вокруг:
— Какие, «другие»?
— У других мужиков в Ульяновске сыновей нет, что ли?
Чешет голову… Потом спрашивает с недоумением:
— А почему я про чужих сыновей думать должен?
— А почему я про тебя думать должен и твоих балбесов? Кто ты для меня такой? Частник-кустарь — мелкий буржуй, эксплуатирующий труд своих домочадцев.
Насупившись, возражает:
— Я им кормилец, а не «ксплутатор»!
— Так и любой буржуй-капиталист — которых Советская власть в 17-ом под хвост мешалкой, тоже — «кормилец» для своих рабочих… Кормит он их — чтоб горбатиться на него могли. Да и дворянин-помещик — для своих безземельных крестьян-батраков, по большому счёту — кормилец. Скажешь, не так? Чем ты от них отличаешься, Клим?
Угрюмо молчит, затем:
— Значится, не желаешь мне помочь, Серафим Фёдорович?
— А как я тебе могу помочь, ежели ты сам того не желаешь? Как ты мне тогда говорил? «Нам и так хорошо…», да ещё пугал: «ты, дескать — доживи ещё». И, вот я дожил: просишь меня вытащить тебя и семейку твою из того дерьма — в котором тебе так нравится сидеть…
Сперва, он не въехал, что я от него хочу:
— Опять⁈ Какой, ты оказывается злопамятный… Ну, положим я не так говорил!
— Может и не говорил… Но думал!
Наконец, своим умом Клим доходит до конструктивного вопроса:
— А как я могу «сам себе помочь»?
— Побори свою мелкособственническую натуру, встань выше себя и посмотри на проблему с более высокой колокольни.
— Как это?
— Запомни: единоличник в будущем — НИКТО(!!!), разве на паперти стоять или сапоги на улице прохожим чистить. Я тебе показал не «механизм», а способ МАССОВОГО(!!!) производства. Самые умелые делают оснастку и инструмент, а остальные «жопорукие» МАССОВО(!!!) штампуют товары МАССОВОГО(!!!) спроса. Но, это не для тебя одного — даже с сыновьями, сватьями, братовьями и прочей роднёй. Износится мой инструмент и снова вы на жоп…пу сядете! Здесь нужны большие артели-коллективы, с миллионами рублей оборота — чтоб самим делать или закупать станки, оборудование, сырьё и завоёвывать рынки сбыта…
Я, подобно Остапу Бендеру — перед васюкинскими «любителями», рисовал перед ним блестящие перспективы — но в отличии от того, я отнюдь не был мошенником — гоняющимся за сокровищами чужой тёщи и, все свои обещания — построенные на точном холодном расчёте, собирался претворить в жизнь.
Но, «один в поле не воин», даже если он обладает пресловутым послезнанием и неким — немалым честно скажу, «административным ресурсом». Клим, потомственный кузнец — не просто имел уже кое-какие производственные мощности, умелые руки и немалый опыт по работе с металлом. Он, обладал ещё и громадным авторитетом среди своих собратьев-кустарей всех направлений — вот почему я именно к нему пристал, а не к кому-нибудь другому… Сумею убедить, он так или иначе подтянет и остальных: ибо массовое производство — действительно не удел одиночек.
Здесь, надо немножко объяснить складывающуюся в стране обстановку…
Под давлением реальных экономических обстоятельств НЭПа, весь 1921 и начало 1922 года прошли в спешной перестройке народного хозяйства — в которой делалась попытка сочетать занятые «командные высоты коммунизма» с нахлынувшими реалиями рынка. Но с самого начала в идеологию партии и практику Советского государства закладывались представления о том, что НЭП — это кратковременный этап переходного периода от капитализма к социализму, а соединение в лице пролетарского государства функций собственника средств производства и хозяйствующего субъекта — суть коренная черта социализма. Поэтому хозяйственная «модель» восстановительного периода имела в своей основе практически полностью огосударствленную промышленность.
Основой всей экономической политики двадцатых годов стала концепция единого хозяйственного плана восстановления народного хозяйства — принятая раньше, чем были сформированы принципы НЭПа. В этой концепции, разбитый на периоды хозяйственный план на первое место выдвигал задачу восстановления транспорта, образования запасов топлива и сырья, развития машиностроения для добывающих отраслей — тогда как производству продукции массового потребления отводилось последнее место. Ну и незыблемыми оставались принципы диктатуры пролетариата, ведущей роли рабочего класса и прочая тряхомундия…
Система управления советской промышленностью в период эпохи «Военного коммунизма» 1918−20 годов характеризовалась абсолютной централизацией управления. Предприятия управлялись особыми органами — «Главками» (от словосочетания «главный комитет) и обязаны были сдавали произведённую продукцию централизованно и бесплатно. Точно также происходило снабжение их сырьём, топливом и прочим. В 1920 насчитывалось около пятидесяти главков: 'Главнефть», «Главцемент», «Главодежда», «Главмука», «Главстекло» и «Главспичка»… Возможно, в тех условиях это была единственно возможная система хоть какого-то управления экономикой страны.
Проведенная в конце 1920 года первая реорганизация промышленности сократила число главков и объединяющих их центров ВСНХ с 71-го до 16-ти и, и придала им статус органов руководящих работой губернских совнархозов (ГСНХ) на основе единого народно-хозяйственного плана. Процесс реорганизации главкистской системы завершился летом 1922 года. Были сохранены главные управления:
по металлической промышленности (Главметалл),
по горной (Главгорпром),
по электротехнической (Главэлектро),
по топливной (ГУТ),
по военной (Главвоенпром),
по делам кустарной, мелкой промышленности и промысловой кооперации (Главкустпром),
по государственному строительству (ГУС),
земледельческих хозяйств промышленных предприятий (Главземхоз).
А остальными отраслями промышленности руководили секции Центрального промышленного управления ВСНХ.
В декабре 1921 года, IX съезд Советов в очередной раз провозгласил восстановление крупной промышленности основной задачей, наряду с восстановлением сельского хозяйства. Причем основные усилия предполагалось сосредоточить на топливодобывающей промышленности и металлургии. А программа производства предметов широкого потребления была переложена на среднюю и мелкую промышленность. За органами ВСНХ оставалось лишь право протеста по спорным вопросам.
Приоритет в решении вопросов управления и планирования местной промышленности — производящей ширпотреб, отдавался волостным исполкомам.
Вот на этом — на последнем обстоятельстве я и, решил сыграть — строя свои планы…
Короче, я предложило Клину создать и возглавить кооператив, первым обобщив в нём свои средства производства.
— «Кооператив»⁈ — наотрез отказался, — своё нажитое — ещё отцами-дедами добро, отдать в общее пользование?
Евойная баба, подслушивающая наш разговор из-за угла кухни, жалобно протянула:
— Ну, Климушка…
В ответ категоричное:
— НЕТ!!!
Долго спорить и уговаривать не стал:
— Ну смотри, Клим… «Колхоз — дело добровольное».
Допив чай, я со вздохом поднялся с табуретки, заканчивая разговор и, попрощавшись с хозяевами, был таков.
Надо отдать должное, целый месяц Клим держался стойко и даже пытался сам воспроизвести мои штамповочные «механизмы»… Естественно, у него ничего не получилось — кустарь, даже с «золотыми» руками, всё одно — кустарь.
Тем временем, на него оказывалось мощное психологическое давление: вся ульяновская правящая «элита» была в курсе этой затеи по плану «первой пятилетки» — поэтому по моему сигналу гадила Климу как только могла. Например, фининспектор задолбал кустаря налоговыми проверками, а глава районного отдела НКВД товарищ Кац — внезапными обысками, ища у того то самогонный аппарат, то краденное из станционных пакгаузов добро. Один раз даже, что-то нашёл и волостной судья прописал было упрямцу три месяца исправительных работ… Да, потом вышла какая-то очередная амнистия и срок скостили до простого, хоть и довольно крупного штрафа.
Волостной санинспектор Федька, тот просто «пася» у его калитки! Мало того, волюнтаристким способом назначив Клима ответственным по санитарии на этом участке улицы — штрафовал, почём зря за каждую без присмотра валяющуюся какашку. Может, по ходящим упорным слухам, сам лично гадил под Климовский забор… Своими собственными глазами этого прискорбного деяния видеть не доводилось — поэтому утверждать или опровергать данный факт воздержусь.
Не забывал заходить «татарином» в гости к Климу и сам Фрол Изотович и, сожрав весь сахар и плюшки под пару самоваров чая, издоволь полоскал ему мозги по любому подходящему поводу и без оного…
Однако, «сломался» мой «клиент» вовсе не на этом!
Когда Клим, сам в конце концов пришёл ко мне в гости — уже по поводу рыболовных крючков к весне, я ему отказал:
— Сам себе накуёшь — из подков каких, времени будет у тебя скоро вдоволь — а вот куска хлеба с мяслом — недостача.
— Это ещё почему?
— Видел, сколько оборудования к нам осенью завезли — иль, зенки рыбьей чехуёй заросли?
— Шутить изволите, Серафим Фёдорович! Это не «оборудование», а железный лом. Только в переплавку его…
— «Железный лом»⁈ Ой, ля-ля! А кто и, месяца не прошло — чуть ли не на коленях выпрашивал у меня малю-ю-ю-юсенькую его часть? Пушкин, штоль?
Клим — тык, мык — а возразить нечего! Так и встал, разевая безмолвно рот — как рыба вброшенная из воды прямо в микроволновку.
А я его добиваю:
— А представляешь, сколь всего можно наворотить — хотя бы с одного вагона из тридцати⁈ Построим свою электростанцию, восстановим завод и вашему брату-кустарю останется лишь… Палец сосать!
Сперва не понял всю глубину ситуации и, вызверился на меня:
— Врёшь! С чего бы вдруг? Сам соси свой «палец»!
— Ха! Очень надо врать тебе… Раскрой поширше заплывшие рыбьим жиром очи и посмотри вокруг тревёзлым взглядом. Поди сам знаешь, как наши кустари с краской просели — после того, как восстановили Везломский завод «Железный сурик». Чуть ли не с протянутой рукой ходят… И у нас такая же история будет — вот увидишь!
Сгоряча разворачивается и, даже не прощаясь со мной и Отцом Фёдором, бегом на выход — уже и шапку на ходу надел… Останавливаю словами:
— А станешь Председателем кооператива — будут у тебя не токмо мои крючки, но и очень много свободного времени для рыбалки.
Не оборачиваясь:
— Чегой это вдруг?
— Труд начальнический таков: самое главное найти себе способных помощников, озадачить их — правильно мотивировав и, гуляй-отдыхай…
Заговорщически подмигиваю:
— Заведёшь себе секретаршу — с большими дойками… Как у Фрола Изотопыча.
— Сдурел? Откуда у него «дойки» — да ещё и «большие»?
— Я про секретаршу, валенок самокатанный!
Тот, похотливо ухмыльнувшись:
— У коровы «дойки» — ещё больше и, шта? Мне лишь жопа была (показывает руками) — ВО!!!
Не… На «секретаршу» не клюёт. Стоп! А если…:
— Можно будет на Волгу ездить — у меня стерляжьи крючки есть.
Тут он, резко разворачивается и порывисто подходит ко мне… Вид такой… Думал, счас — он мне по морде вдарит, со всего своего кузнечного маху и, даже уж было зажмурился! Пока, лишь в буквальном смысле этого слова. Но, обошлось — Клим, срывает шапку с головы и, вдарив ею об пол:
— Чёрт с тобой, упырь контуженный, пиши меня в свой «колхоз»!
Отец Фёдор перекрестил его и молвил строго:
— Не поминай всуе Врага человеческого, раб божий. И, уйми свою гордыню — ибо, величайший грех это!
— Простите меня, батюшка, ибо грешен, — и заплакал навзрыд, — грешен я этой пагубной страстью…
Прерываю сурово:
— Бог простит — когда встретит тебя у Райских кущ, Клим. А пока мы на грешной Земле, вот тебе бумагу и перо! Пиши заявление, я диктую…
Остапу Бендеру и прочим — уже не литературным «героям»-мошенникам, председатели кооперативов нужны были как ширма для проворачивания всяческих сомнительных делишек — для обогащения их лично. Могильщиками НЭПа были вовсе не представители пролетариата — а сами господа-нэпманы!
Вспомним бессмертное, вспомним ильфо-петровского «Золотого телёнка»:
'… — Да, — сказал старик, с достоинством тряся головой. — Я — зицпредседатель Фунт. Я всегда сидел. При Александре втором — Освободителе, когда Черноморск был еще вольным городом, при Александре третьем — миротворце, при Николае втором — кровавом.
И старик медленно загибал пальцы, считая царей.
— При Керенском я сидел тоже. При военном коммунизме я, правда, совсем не сидел, исчезла чистая коммерция, не было работы. Но зато как я сидел при НЭПе! Как я сидел при НЭПе! Это были лучшие дни моей жизни! За четыре года я провел на свободе не больше трех месяцев. Я выдал замуж внучку, Голконду Евсеевну, и дал за ней концертное фортепьяно, серебряную птичку и восемьдесят рублей золотыми десятками. А теперь я хожу и не узнаю нашего Черноморска. Где это все? Где частный капитал? Где первое общество взаимного кредита? Где, спрашиваю я вас, второе общество взаимного кредита? Где товарищество на вере? Где акционерные компании со смешанным капиталом…?'.
Но я — другое дело!
У меня всё будет «по-взрослому», у меня всё будет очень и очень серьёзно — и «общество взаимного кредита» и, «акционерные компании» со смешанным и, даже с частным капиталом.
Уговорить самого «председателя», это ещё было полдела!
Чуть ли не к каждому частнику-кустарю был нужен свой индивидуальный подход — но тут уж главная ответственность легла на рьяно взявшегося за дело «неофита» Клима, остальные по мере способностей помогали ему по той же методе — что ранее была применена к нему самому.
Проваландались ещё с месяц-полтора, но как бы там не было — к концу марта 1923 года в Ульяновке был создан торгово-производственный кооператив «Красный рассвет». Сперва, он состоял всего из двух артелей: «Красный калибр» и «Красный вал» — как бы цехов или отделов, другими словами.
Первая артель занималась изготовлением оборудования, оснастки и инструмента для второй. Была она изначальна немногочисленной — так сказать «рабоче-аристократической» и, на момент образования состояла из самого Клима и ещё двух — самых «рукастых да головастых» кустарей, выбранных им лично. Не считая конечно, меня и Кузьки-Домовёнка — «на подработке» время от времени… Кстати, всех родных сыновей Клим выгнал из своей кузни взашей и теперь они были вынуждены трудиться в мастерских артели «Красный вал».
Для высокоточной по меркам кустарного производства работы — лично под ответственность Председателя кооператива, я передал ему под личную ответственность часть своих «роялистых» контрольно-измерительных инструментов.
Как можно уже догадаться по названию, вторая артель — «Красный вал», осуществляла массовое производство. В неё я передал в аренду свои первые пресс-штампы и все приспособы к ним и, доход — полученный от продажи производимой на них «фурнитуры», уже в первый же месяц — безусловно вдохновил всех без исключения членов вновь созданного кооператива на новые трудовые свершения. А ведь, очень скоро номенклатура производящихся изделий была увеличена. Там всего то, делов — меняй пуансоны и матрицы и, горя не знай.
Конечно, сперва был нешуточный скандал по поводу системы распределения «прибавочной стоимости» — дохода, то бишь… Как говорится: «у каждого своё понятие о справедливости».
Но, это было ожидаемое мной явление!
— «От каждого по способности — каждому по трудам его».
Я разработал довольно простую, «прозрачную» и наглядную — но в то же время достаточно эффективную систему вознаграждения в зависимости от трудового участия каждого. Не все были с ней согласны, но за неимением чего-либо лучшего приняли её за основу — а там к лету, обтесалось-пообвыклось.
Кооператив «Красный рассвет», всё набирал и набирал обороты.
Сей почин, почти тут же имел продолжение. Местные кустари — изготовители краски, присмотревшись и приглядевшись, проконсультировавшись со мной и Климом и, получив «добро» от волостных властей, скооператились в артель «Красный сурик»…
Хахаха — «масло масленое»!
С самостоятельным «плаванием» у них что-то не заладилось и, тогда они обратились ко мне: «Приходи и правь нами!». Ну, что ж… В принципе краска очень нужна — каждое наше изделие должно иметь товарный вид, а свой железный сурик, охра или умбра — наименее затратный путь к этому. Так что, ещё одной артелью в «Красном рассвете» стало больше.
Позже, подойдя к вопросу добычи местного сырья и производству из него краски с прогрессорской точки зрения — я смог обе технологии усовершенствовать до такой степени, что уже этой осенью наша краска стала на порядок дешевле привозной «заводской». Правда, по скудности сырьевой базы изготовлялась она, токмо лишь для сугубо внутреннего потребления.
Но, это я уже очень далеко забежал вперёд!
Своего сырья в виде навезённого со всей губернии металлолома на первое время хватало, сбыт готовых изделий — тоже в самом начале шёл через своих… Например весной-летом 1923 года, я самолично сбывал фурнитуру через губернское НКВД и губком РКСМ.
Однако, ещё изначально по плану «первой пятилетки» было запланировано создание внутри кооператива соответствующих структур и превращение его из просто производственного кооператива в производственно-торговый. Естественно к таким важным вещам, возможно даже более важным, чем само производство — случайных людей «с улицы» подпускать нельзя и я планировал привлечь наших местных нэпманов. Фрол Изотопович ещё по осени — как узнал, бурчал недовольно:
— Опять ты буржуев на наши шеи усадить норовишь, товарищ Свешников!
— А, кого ещё — твоего Федьку, что ль⁈ Он нам с тобой такого наторгует — всей партячейкой поедем на Северный полюс, белых медведей да пингвинов марксизму учить. Как говорил САМ(!!!) товарищ Ленин: «Готовых коммунистических людей у нас нет! Мы вынуждены строить новое общество с теми кадрами, что имеются». Имеете что-то возразить против Вождя мирового пролетариата, товарищ Анисимов?
И с хитрым ленинским прищуром смотрю на него, как бы спрашивая: «А не оппортунист или Вы часом, батенька⁈»
«Товарищ Анисимов», в данный момент вертелся як аспид на вилах… Ибо, уже и до волостного уровня добралась всевидящая сталинская рука и, легонечко взяв за кадык — поворачивала его и со всех сторон пристально рассматривала: «А наш ли это кадр? Или, положим — товарища Троцкого?».
Частенько бывая в гостях у Бориса Александровича Конофальского и беседуя с тем на разнообразные — чаще всего не имеющие к политике никакого отношения темы, я тем не менее сумел внушить ему кой-какие правильные мысли — которые он в свою очередь, сумел внушить главе местного исполкома РКП(б).
Наши с товарищем Конофальским усилия не пропали даром: товарища Анисимова несколько раз вызывали в уездный Ардатов и один раз в Нижний Новгород (наши «командировки» с ним в тот раз совпали), но на своём месте «порекомендовали» оставить.
Против слов сказанных Вождём мирового пролетариата, Фрол Изотович ничего не имел:
— Ну, раз САМ(!!!) товарищ Ленин! Лишь бы они сами, эти нэпманы, согласились… Паскуды, ё…!
И, мать-перемать! Что-что, а ругаться наш Председатель исполкома умел и любил.
Таким образом, «таможня дала „добро“», но по интонации я понял — в саму затею он верит с трудом. Ладно, тогда в очередной раз удивим:
— Не дрейфь, Изотопыч! Этот головняк я беру на себя.
Пришло время мириться с Софьей Николаевной. Тем более — весна, гормоны так и бурлят в крови и требуют срочно с кем-нибудь совокупиться для продолжения рода. Ну… Или, просто — для обоюдного удовольствия. Елизавета, как будто это чувствует и так «трётся» об меня во время наших танцев и, так жарко-возбуждающе целуется при расставаниях…
УХ!!!
8 Марта — Международный женский день, было в РСФСР решено праздновать в 1921 году, по решению 2-й Коммунистической женской конференции — в память об участии женщин в петроградских событиях 23 февраля 1917 года (8 марта по новому стилю) в результате которых была свергнута монархия. Покамест этот праздник не стал общенародным и, мы с комсомольцами справили его в Трактире довольно скромно, в своём узком кругу… Хотя, не такой уж он уже и «узкий» — уже пару десятков в волостной ячейке насчитывалось, в том числе — чуть больше половины девушек. Кстати, «вербовка» по большей части шла через театральный кружок и танцевальный. Желающие в них поучаствовать, волей-неволей втягивались в нашу компанию и во все наши комсомольские дела и, так далее…
Что ещё раз говорит о том, что «искусство — это великая сила»!
Я и Брат-Кондрат произнесли соответствующие торжеству речи, подарили нашим комсомолкам по буквально только что изготовленному значку, затем торжественный ужин в Трактире с затянувшимися чаепитием… Ну, дальше как положено у молодёжи — «танцы-шмансы-зажиманцы» под граммофон и, разбежались попарно кто куда — как темнеть начало…
Перед тем как покинуть стены заведения с моей неразлучной спутницей, улучив момент шепнул бабке-кухарке:
«Передай хозяйке: сегодня приду мириться. Если не согласна — пущай застрелит меня на пороге из мужниного ружжа».
Проводив Лизу, посидев у неё в гостях и, поболтав с Надеждой Павловной и Аристархом Христофоровичем об искусстве и, подарив прекрасным дамам кое-что из купленной не так давно в Нижнем бижутерии, ушёл.
Сбегав домой, я переменил бельё, приоделся «по-нэпмански», прихватив кой-чё и направил стопы обратно в Трактир.
Конечно несмотря на ссору, я не упускал Софью Николаевну, из зоны своего «особого внимания» — как впрочем и она меня. «Обмен информацией» друг о друге в основном шёл через другую нэпманшу — Анну Ивановну Паршину, владелицу швейного предприятия «Игла». Софья Николаевна, сильно переживала нашу с ней размолвку, а так как Анна Ивановна была её лучшей подругой — через неё расспрашивала про меня, закидывала «удочки» — пытаясь примириться…
А с последней, у нас был на стадии реализации ещё один проект: «Разгрузка».
Нет, нет! Пока ничего военного.
Рисунок 43. Примерно так мог бы выглядеть жилет-разгрузка.
По моему мнению — основанному на личных наблюдениях, местной одежде не хватает функциональности… Проще говоря — карманов, куда можно класть всевозможное добро, в частности — рабочий инструмент. Я эту проблему пытаюсь решить, запустив в массы такой стиль одежды — как «Пролетарский», однако это пока будет очень дорого для подавляющей части населения.
Значит, что? Значит, надо что попроще и подешевле — чуть дороже рабочих рукавиц. Жилетка из самой дешёвой ткани — подошёл один из видов местной самотканой дерюги-мешковины, с нашитыми карманами из грубого холста. Надевалось всё это через голову — как хомут и, крепилось в одно целое завязочками по бокам, а позже ремешками. Заклёпочки, чтоб карманы пореже отрывались, свои пуговицы на них — штампованные из жести и, получилось довольно стильно!
Я подал саму идею, а Анна Ивановна мастерски воплотила её в жизнь.
Естественно, для «обкатки», сперва снабдил «разгрузками» членов кооператива в качестве рабочей одежды — а Клим тут же облюбовал её для рыбалки. Дальше, этот жилет стал распространяться по Матушке-России со скоростью пандемии коронавируса!
Ну, это я опять — очень далеко забежал вперёд…
Кроме того, часто общаясь, я не забывал внушать хозяйке «Иглы» кое-какие мысли, касаемые будущего её предприятия:
— В результате преобразования в артель кооператива «Красный рассвет», потеряете часть личной прибыли, согласен… Зато, Анна Ивановна, сохраните само дело и своё участие в нем. Ведь, Вам важнее быть при интересном деле — чем просто иметь с него деньги, которые всё равно не сможете с умом потратить?
Действительно, у всех на слуху дикие кутежи — закатываемые нэпманами и, никто не спросит, а куда им ещё девать свои прибыли? Всё было так зыбко, всё так быстро и непредсказуемо менялось, всё так было при НЭПе властями вкривь-вкось устроено… Что только и оставалось — быстрее потратить-прогулять-пропить, чтоб хотя бы приятные воспоминания остались.
— Ох, боюсь Вы правы, Серафим Фёдорович…
Опять же, в связи с моими идейками, пришлось ещё закупить швейных машинок и нанять дополнительно персонал. Однако, дальше всё — затык!
— Вам расшириться надо, Анна Ивановна! А как это сделать, если частникам не разрешается нанимать больше двадцати рабочих?
Только вздыхает:
— Сама об этом день и ночь думаю — аж голова кругом идёт! И, хочется и колется…
— А насчёт ограничения численности артелей и кооперативов — в законах ничего не сказано.
Наконец, я её «добил» и ещё весной была создана артель «Красная игла», вошедшая в кооператив «Красный рассвет». Это уже обеспечило её гарантированными заказами — хотя бы в первое время на рабочие рукавицы и те же самые «разгрузки».
Кроме того, Анна Ивановна обладала ещё двумя немаловажными достоинствами…
Как Клим среди кустарей, она имела громадный авторитет среди местных предпринимателей-нэпманов. В уме и обходительности с каждым человеком ей не откажешь, в особой женской — «мягкой» силе властного характера, тем более. Фрол Изотович и Клим брали «горлом», Анна Ивановна — особым, не передаваемым словами «шармом» и умением уговорить любого — исключая разве что трезвый телеграфный столб.
В отличии от своей бездетной младшей подруги, у сорокасемилетней Анны Ивановны Паршиной было три уже взрослых сына: младший — милиционер у Каца, средний — помощник волостного судьи и член волостной ячейки РКП(б), наконец старший сын — ответственный работник в уездном Ардатове. Это тоже добавляло ей «веса» среди своего брата-нэпмана.
Короче, своим лишь «переформатированием» она не ограничилась!
Поднявшись в спальню хозяйки Трактира, я первым делом всемерно покаялся и попросил прощения:
— Уважаемая Софья Николаевна! Глубочайше прошу извинить меня за своё свинское поведение, ещё раз поздравляю с Международным женским днём и прошу принять в знак примирения вот этот скромный подарок…
Ну, насчёт «скромности» этого подарка, я бы два раза промолчал!
Это «тонкое» женское белья — «из самого Париджу». Я не извращенец-фетишист какой, не подумайте. Но видеть прежние «пенюары», в которых я думаю — не одно поколение её пра-пра-прабабушек похоронили…
Мне просто за себя стыдно, как за мужчину!
Софья Николаевна, не взглянув даже на мой подарок, лёгким движением плеча сбрасывает с себя роскошный (когда то) персидский халатик… А, под ним…
НИЧЕГО НЕТ!!!
Надо сказать, до сих пор она стеснялась при свете раздеваться, как ни уговаривал. Гасим лампу и только тогда, при полной Луне похотливо-любопытно заглядывающей через окошко спальни, можно что-то различить.
Чего, спрашивается, стеснялась? Как и на ощупь, визуально тоже — очень даже роскошное, ни разу не рожавшее тело! Не «звезда» какая конечно, но и здесь — не подиум, а обычное семейное ложе, отчасти уже расшатанное.
Но, этого мало!
Она, обоими руками протягивает мне плётку — до сей поры висевшую на стене… Народный, несколько дикий обычай такой: во время свадьбы, невеста дарит жениху плётку и подставляет спину — в знак покорности воле будущего супруга. Он её не больно (чаще всего) бьёт и, после этого они считаются законными мужем и женой и, идут в баню… Ну… Помыться, там попариться, или «ещё что».
У меня ещё, при первом же взгляде на висевшее на стене это орудие истязания, мысль была: «выстрелит» ли оно — как пресловутое ружьё в театральной драме?
Выстрелило!
— Это Вы меня простите, Серафим Фёдорович, — говорит покорно, — за глупость бабью мою…
Ух, ты… САДО-МАЗО!!!
«С детства» всё мечтал попробовать — да с моей Королевой… Хм, кгхм. Не поэкспериментируешь особо, а вот в лоб заработать — чем твёрдым и тяжёлым, это запросто можно.
— Ну, тогда… Ложитесь, Софья Николаевна, на кровать вашей очаровательной попкой кверху — пороть Вас буду!
— Ой… Ой! ОЙ!!!
А вы, знаете — в этом что-то есть.
— А теперь, Софья Николаевна, переворачивайтесь на спинку… Любить Вас буду!
После «порки», классика пришлась впору — с потолочных щелей посыпалась пыль веков, со стен полетела штукатурка.
Со всего Ульяновска и его отдалённых окрестностей сбежались мартовские коты и, факелами сгорая от зависти, слушали как из окна второго этажа Трактира — раздавалось сладострастное:
— Ооо… Ооох… АХ!!! Серафимушка… Ааах… Ааах… ООО!!!
Короче, 8 Марта удалось отметить на славу!
Вслед за «Красным суриком» и «Красной Иглой», в кооператив «Красный рассвет» влилась артель «Красный трактир», в которой первоначально состояло всего четыре пайщика: сама Софья Николаевна Сапогова, два полотёра-официанта, да её бабка-кухарка.
К осени, чуть более половины всех ульяновских предпринимателей-нэпманов преобразив свои частные лавочки в артели, вошли в состав «Красного рассвета». В нём появился свой отдел сбыта с несколькими магазинами — артель «Красный маркет», отдел снабжения со складами — артель «Красный лабаз» и, даже некое подобие собственного банка — артель «Красная взаимопомощь», куда шли отчисления на случай «форс-мажора» — потери трудоспособности отдельных членов или разорения целых подразделений кооператива.
Насчёт юриста, всё никак не обламывалось: никто из опытных адвокатов не хотел ехать в эту «Тмутаракань» — сколь не давали объявления в газетах, обещав всяческие заманчивые посулы. Однако, этим летом и, этот вопрос успешно решился.
Довольно-таки «нетрадиционным» путём!
Но об этом несколько ниже…
Сам кооператив стал нуждаться в головном офисе, по местному — в конторе. Вот, в одном из пустующих номеров на втором этаже «Красного трактира» — он на первое время и обосновался. Вскоре, ещё одна комната пошла под архив, а третья — под отдел технического консультанта… Дело то, расширялось
В первое время, во всех трёх застать можно было только меня. Правда, очень редко — в часы указанные на дверных табличках. «Обюрокрачиваюсь» потихоньку — вон даже нарукавники в «Красной игле» пошил!
Хоть, формально я числился всего лишь «Техническим консультантом», никаких руководящих должностей не занимая — сколь не уговаривали… Однако всем заправлял именно я.
Я ведь, как катализатор какой: сам в химической реакции не участвую — но без меня она невозможна.
Прям, «Серый кардинал» какой-то!
Ну и не могу не упомянуть про своё литературное творчество, коим по возможности занимался длинными зимними вечерами.
Вообще-то считаю, литературное дарование у меня врождённое — в школе писал сочинения без черновика. И если за «русский язык» я вполне мог получить даже двойку, то за «литературу» — никогда не ниже твёрдой четвёрки. Потом, как уже рассказывал — я «зарыл» свой талант землю и, вновь занялся писаниной — лишь выйдя на пенсию и увлёкшись литературой про попаданцев. Сначала просто читал, что пишут другие, очень часто был не согласен с авторами — хотелось переделать по своему… И, наконец сам взялся и, десять лет почитай без малого, корпел над собственной «нетленкой».
Естественно, идя в ногу со временем при самом процессе сочинительства, я использовал текстовый редактор «Microsoft Office Word», а опубликовывал свои опусы на литературных сайтах. Здесь же пытался с помощью пера, чернильницы и писчей бумаги сочинить какую-нибудь годноту…
Не получается!
Мысли только о том, как бы вовремя макнуть перо в чернильницу, не сделать кляксу, не порвать бумагу… Про синтаксические ошибки и прочие очепятки, я уж не говорю. Перешёл было на печатную машинку, одалживаемую на ночь у товарища Ксенофонтовой, но…
Тот же «случай» — только в профиль!
Видать, утратил я безвозвратно некие «древние технологии». Не, если лет десять — упорно, ежедневно и еженощно… Вот уж на фиг: я лучше подожду начала электрификации, когда можно будет запустить комп.
А вот читать любые источники информации хроноаборигенов, анализируя и делая небольшие заметки на память — практически не напрягает. Потихонечку, я тщательно изучал современную «большую» литературу и вспоминал всё известное про неё из послезнания.
Воспоминания Анисимова, Взнуздаева и прочих участников Империалистической, Гражданской и даже изредка Русско-японской войн, я — проанализировал, систематизировал и подготовил для литературной обработки «Вордом» после «оживления» компа. Моя задумка такова: создать цикл историческо-публицистических книг — наподобие знаменитой серии Драбкина[1] о Великой Отечественной Войне.
Для чего спросите?
«Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо!».
Художественное слово, это великая сила — способная даже разрушить государство. Ну, или же — его защитить… Через популярные книги можно донести до предков некоторые мысли — например о тактике отдельного подразделения или требования к оружию и боевой технике будущей войны. А учитывая то, что товарищ Сталин очень любил читать интересные книги и имел большую личную библиотеку — где военная тематика занимала не последнее место, это может стать решающим фактором и просто-напросто перевернуть всю нашу историю с ног на голову.
Ну и наконец — «Учебник молодого красноармейца».
Нет, это не некое подобие хорошо мне знакомого «Учебника допризывника». Это советы опытных бойцов «салагам» об выживании на войне: начиная об том, как правильно мотать портянки и кончая поведением перед боем и в самом бою. Если хотя бы один из ста нынешних мальчишек её прочтёт и, благодаря этому останется жив — применив на практике на самой кровопролитной из всех войн…
Я уже буду считать свою миссию успешно выполненной!
В стране и за её пределами, за зиму не произошло ничего особенного интересного… В середине марта 1923 года на конференции ведущих стран Запада «опустили» Литву — закрепив Вильнюс (Вильну) за шакалом Европы. За Польшей то бишь… Ну, а Советское правительство выступило категорически против.
[1] ДрабкинАртём Владимирович(род. 25 июля 1971) — российский общественный деятель и писатель. Руководитель интернет-проекта «Я помню», автор сборников интервью с ветеранами-участниками ВОВ «Я дрался на ИЛ-2», «Я дрался на Т-34», «А мы с тобой, брат из пехоты…» и другие. Составитель серий книг воспоминаний ветеранов «Солдатские дневники» и «Окопная правда». Автор сценариев документальных фильмов и сериалов.