Я - четвертый

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Все мои мышцы наизготове, тело напряжено. Генри выпрыгивает в дверной проем, и я готов прыгнуть следом. Я чувствую стук сердца в своей груди. Мои пальцы побелели, сжимая горящую головешку. Через открытую дверь врывается порыв ветра, и огонь пляшет у меня в руке и добирается до кисти. За дверью никого нет. Генри как-то сразу расслабляется и коротко смеется, глядя себе под ноги. Там, выкатив на Генри глаза, стоит та самая гончая, которую я видел вчера в школе. Собака крутит хвостом и переступает лапами. Генри нагибается и гладит ее: тогда собака мимо нас трусит в дом, высунув язык.

— Что ей здесь надо? — спрашиваю я.

— Ты знаешь эту собаку?

— Я видел ее в школе. Она ходила за мной вчера, после того как ты меня высадил.

Я кладу головешку обратно в котелок и вытираю руку о джинсы, оставляя на них спереди полосу сажи. Собака сидит у моих ног и выжидающе смотрит на меня, постукивая хвостом по дощатому полу. Я сажусь на кушетку и бросаю взгляд на огонь в котелках. Напряжение спало, и мой ум возвращается к видениям. Я все еще слышу стенания, вижу, как кровь в лунном свете мерцает на траве, вижу трупы и упавшие деревья, красный блеск в глазах чудовищ Могадора и ужас в глазах лориенцев.

Я смотрю на Генри.

— Я видел, что произошло. Во всяком случае, начало.

Он кивает.

— Я так и думал.

— Я слышал твой голос. Ты говорил со мной?

— Да.

— Я не понимаю, — говорю я. — Это была бойня. В них было гораздо больше ненависти, чем если бы им были нужны только наши ресурсы. Было что-то еще.

Генри вздыхает и садится на кофейный столик напротив меня. Собака прыгает ко мне на колени. Я глажу ее. Она грязная, шерсть под рукой жесткая и какая-то маслянистая. Спереди на ошейнике прикреплена бирка в форме футбольного мяча. Бирка старая, и почти вся коричневая краска с него сошла. Я беру ее в руку. На одной стороне цифры 19, на другой — имя: Берни Косар.

— Берни Косар, — говорю я. Собака виляет хвостом. — По-моему, ее так зовут, так же, как и чувака, который на плакате у меня на стене. Кажется, популярный парень в этих местах, — я глажу ее по спине. — Не похоже, что у нее есть дом, — говорю я. — И она голодна.

Не знаю откуда, но я это знаю.

Генри кивает. Он смотрит на Берни Косара. Собака вытягивается, кладет морду на лапы и закрывает глаза. Я щелкаю зажигалкой и держу пламя под моими пальцами, потом под ладонью, потом продвигаю дальше вдоль внутренней стороны руки. Только когда до локтя остается три-пять сантиметров, я начинаю чувствовать жжение. Что бы Генри ни сделал, это сработало, и моя сопротивляемость продвинулась. Интересно, как скоро я весь стану нечувствительным.

— Так что же произошло? — спрашиваю я.

Генри делает глубокий вдох.

— У меня тоже были эти видения. Такие реальные, словно я сам был там.

— Я никогда представить себе не мог, насколько страшно это было. То есть ты, конечно, рассказывал, но по-настоящему я не понимал, пока не увидел собственными глазами.

— Могадорцы отличаются от нас, они скрытные, манипулируемые и почти ничему не верят. У них есть определенные способности, но не такие, как у нас. У них сильно стадное чувство, и они благоденствуют в переполненных городах. Чем выше плотность населения, тем им лучше. Вот почему мы с тобой сейчас сторонимся больших городов, хотя в них было бы проще раствориться. Но, черт возьми, и им раствориться там тоже было бы куда легче.

Около ста лет назад Могадор начал умирать, примерно так же, как Лориен умирала двадцать пять тысяч лет назад. Но они отреагировали не так, как мы, и не поняли того, что сейчас начинают понимать земляне. Они проигнорировали опасность. Они погубили свои океаны, залили свои реки и озера отбросами и нечистотами — и все только ради того, чтобы продолжать застраивать свои города. Начала умирать растительность, за ней травоядные, а вскоре за ними и плотоядные. Они понимали, что должны предпринять что-то радикальное.

Генри закрывает глаза и целую минуту молчит.

— Ты знаешь ближайшую к Могадору планету, на которой есть жизнь? — наконец спрашивает он.

— Да. Это Лориен. Или была Лориен.

Генри кивает.

— Да, это Лориен. Была и есть. И я уверен, что теперь ты понимаешь: им были нужны наши ресурсы.

Я киваю. Берни Косар поднимает голову и от души зевает. Генри разогревает в микроволновке готовую куриную грудку, нарезает ее длинными ломтиками, возвращается к кушетке и ставит тарелку перед собакой. Она так яростно набрасывается на курицу, словно не ела несколько дней.

— На Земле большое число могадорцев, — продолжает Генри. — Не знаю сколько, но я ощущаю их, когда сплю. Иногда я вижу их во сне. Я никогда не могу сказать, где они или что говорят. Но я их вижу. И я не думаю, что вы шестеро являетесь единственной причиной, почему их здесь так много.

— Что ты имеешь в виду? Зачем еще им здесь быть?

Генри смотрит мне в глаза.

— Ты знаешь, какая вторая по удаленности от Могадора обитаемая планета?

Я киваю.

— Это Земля, да?

— Могадор вдвое больше Лориен, но Земля в пять раз больше Могадора. В плане обороны Земля из-за своих размеров лучше подготовлена на случай нападения. Могадорцам надо лучше понять эту планету, прежде чем они смогут ее атаковать. Я не могу тебе точно сказать, почему мы так легко были побеждены, я еще сам многого не понимаю. Но я уверен, что это результат их знаний о нашей планете и нашем народе и того факта, что у нас не было иной защиты, кроме нашего ума и Наследия Гвардии. Что бы мы ни говорили о могадорцах, но когда дело доходит до войны, они проявляют себя как блестящие стратеги.

Мы снова сидим в молчании, снаружи все еще ревет ветер.

— Не думаю, что их интересуют ресурсы Земли, — говорит Генри.

Я вздыхаю и поднимаю на него глаза.

— Почему нет?

— Могадор все еще умирает. Хотя они и справились с самыми острыми проблемами, смерть планеты неизбежна, и они это знают. Думаю, они планируют убить людей. Думаю, они хотят сделать Землю своим постоянным домом.

После обеда я купаю Берни Косара с шампунем и ополаскивателем. Я расчесываю его старой щеткой, оставленной в одном из выдвижных ящиков прежними жильцами. Теперь собака выглядит и пахнет гораздо лучше, но ее ошейник все еще воняет. Я его выбрасываю. Перед тем, как идти спать, я открываю входную дверь, но возвращаться наружу собаке неинтересно. Вместо этого она ложится на пол и кладет морду на передние лапы. Я чувствую ее желание остаться с нами в доме. Интересно, чувствует ли она, что того же желаю и я?

— Думаю, у нас завелось новое домашнее животное, — говорит Генри.

Я улыбаюсь. С того момента, как собака пришла, я надеялся, что Генри позволит ее оставить.

— Похоже на то, — отвечаю я.

Через полчаса я забираюсь в постель, а Берни Косар прыгает ко мне и сворачивается клубком у меня в ногах. Через несколько минут он уже храпит. Какое-то время я лежу на спине, вглядываясь в темноту, в моей голове проносится миллион разных мыслей. Образы войны: жадный, голодный вид могадорцев, злобный, жестокий вид чудовищ, смерть и кровь. Я думаю о красоте Лориен. Будет ли там снова жизнь или мы с Генри обречены всегда оставаться на Земле?

Я стараюсь выдавить из сознания мысли и образы, но они очень долго не покидают меня. Я встаю и какое-то время хожу. Берни Косар поднимает голову и наблюдает за мной, но потом опускает ее и снова засыпает. Я вздыхаю, беру с ночного столика свой телефон и просматриваю его, чтобы убедиться, что Марк Джеймс ничего в нем не напортил. Номер Генри на месте, но теперь он не единственный. Добавлен еще один под именем Сара Харт. После последнего звонка и перед тем, как прийти к моему шкафчику, Сара внесла в мой телефон свой номер.

Я закрываю телефон, кладу его на ночной столик и улыбаюсь. Проходит две минуты, и я снова проверяю телефон, чтобы убедиться, что мне это не привиделось. Нет, не привиделось. Я захлопываю его и кладу обратно, но через пять минут снова беру, чтобы просто еще раз посмотреть на ее номер. Не знаю, как долго я засыпал, но все-таки уснул. Когда я просыпаюсь, телефон все еще у меня в руке и лежит на груди.