Взмах веера (СИ)

Глава 3

«Записи следует оформлять строго по плану с указанием вспомогательной литературы».

Справочник в помощь студенту магической академии

«Помни! Рассказы пьяниц озаглавь „Мифы и легенды с дополнениями и пояснениями местных исследователей“».

Приписка на полях

Вызволить Ройну из плена удалось, лишь взяв в руки палку. Несушки с криками разбегались от меня, чтобы после суматошного круга вернуться обратно и подло напасть с противоположной стороны. Заварэйка пищала и отплевывалась, перья и боевые полужидкие комочки летали в воздухе, угрожая прилипнуть и испачкать одежду.

Под прикрытием палки и моей спины, девушка забаррикадировалась в домике, боясь открыть дверь даже тогда, когда я потребовала впустить и себя внутрь. Раздосадовано пригрозив выбить дверь, получила из окна одеяло с подушкой, а так же предложение поискать себе другое место для ночлега. Окончательно обалдев от такой наглости, подхватив вещи, я сначала хотела идти жаловаться крину, но вспомнила его обещание о наказании и со вздохом уселась на лавочке под забором, хмуро озвучив прибежавшим на меня посмотреть курицам:

— Буду здесь сидеть. Может кто мимо пройдет, сжалится над сиротой и позовет к себе.

Особенно на такую возможность я не рассчитывала, но всякое в жизни бывает. Вот и в деревне отыскалась сердобольная хозяюшка.

Одна из женщин, возвращаясь домой с ведрами на коромысле, приостановилась напротив, улыбнулась добродушно и хотела уже дальше двинуться, но мой печальный взор разжалобил бедную женщину, и она, по не знанию скорее всего, пригласила меня к себе на чай и варенье. Поторговавшись, я выпросила себе малинового чаю и сушеных яблок, после чего с радостью последовала за женщиной, показав в сторону владений крина язык.

«Вы еще пожалеете! — грозно подумала я. — Еще вспомните, что не нужно было ругать Эмму и выгонять ее взашей!»

Обращалась я, конечно же, только к Ройне, со злорадной усмешкой представляя, как подруга после голодной ночи в домике попытается выйти во двор, а там на нее вновь нападут птицы. Зелья заварэйка готовила отменные, эффект на людях стойко держался дня четыре, а тут куры!

Мою хозяйку звали Лита, жила женщина одна уже много лет, после того, как ее муж по глупости или из‑за веры в лучшее отправился на заработки, но не в Маяяру, как большинство искателей лучшей доли, а куда‑то на север. Больше о нем никто не слышал уж лет пятнадцать.

Женщина Лита была справная, хозяйственная, без мужской помощи не страдала. Дом так и лоснился ухоженностью, ни пыли, ни грязи. А как пахло! Я аж слюной захлебнулась от сытного аромата квашеной капусты и поставленной на ночь опары. Желудок так отчетливо напомнил, что нынче мне нужно питаться за двоих, а не спасать легардов и подруг из неприятностей, что я перепугалась его громкого урчания.

Заметив мой голодный взор, Лита с усмешкой собрала на стол остатки своего ужина, поселившие во мне подозрение, что периодически у хозяйки кто‑то гостит. Иначе зачем ей наготавливать столько? Приняв у меня одеяло и подушку, Лита с сомнением их обнюхала и унесла в соседнюю комнату, а я без разрешения села и со вздохом наколола на двузубую вилку маринованный грибок.

— Что ж вы, деточка, себя голодом морите‑то, а? — участливо спросила Лита, возвратясь. — Глаза во — о-он какие, целый денек, сразу видно, не ела, а в таком положении кушать положено часто.

Я подавилась кусочком картофеля и закашлялась.

Если даже какая‑то женщина без труда поняла, что я беременна, то скоро все догадаются.

«Кажется, я об этом не подумала».

Под рассказы Литы я незаметно смолола все, до чего дотянулись руки, даже веточку укропа из мисочки с маринованными огурцами. Потом женщина уложила меня спать в большой комнате, взяв слово, что я подумаю над решением проблем с крысами, зачастившими в погреб. Покивав и утвердительно промычав неразборчивое согласие, я зарылась лицом в чистенькую наволочку мягкой подушки и с блаженством задремала.

Тишина и спокойствие, опустившиеся на деревеньку седыми клочьями тумана, утихомирили даже обезумевших несушек, с сокотанием удалившихся в курятник. Пес на окраине, оттявкав на последнего прохожего, забрался в свою конуру. Хозяева притворили ставни, чтобы не пустить ночную сырость в дома. Коровы, изжевав последний клок сена, улеглись в хлевах, посапывая и кося темные очи на задремавших в стойлах лошадей.

Тишина казалась такой безмятежной, что даже отдельный волчий вой на опушке леса не разбудил жителей, лишь псы озадаченно высунули носы из укрытий, принюхиваясь. Туман, покрывая незваных гостей, с шорохом вполз в деревню, окутывая дома и сараи, проникая в щели и среди ветвей. Белесое молоко разлилось широко, от самого леса и дороги к городу и до холмов на западе, где на многие километры не было ни единого дома.

Волк вошел в деревню неслышно, уверенно переступая громадными лапами. Его светлый мех походил на туман, униженно таявший у лап зверя. Принюхавшись, волк довольно оскалился и тихо завыл, давая понять всему зверью в округе, что в эту ночь опасно покидать укрытия.

Карр проснулся и сел, сонно озираясь, а потом уставился в окно. Луна скрылась за облаками, и парень ничего не смог разглядеть, только тьму и черноту. Но мороз, пробежавший вдоль спины, многое рассказали молодому магу. Его научили верить предчувствиям, и Карр видел опасность, затаившуюся неподалеку. Что‑то странное, недоброе подкралось и следило за ними.

Спустив ноги с постели, парень быстро накинул на плечи рубашку и, поежившись, выглянул за порог. Туман, воспользовавшись секундным замешательством, проник в комнату и затаился над самым полом. Ветерок ударил по ногам, вынудив Карра поежиться и плотнее стянуть завязки подштанников.

Сложив ладони ковшиком, парень уверенно подул, запуская несложные чары. Ветер, до этого уверенно гнавший туман на деревню, замер, закружился, заплетая в косы ветви деревьев и кустов, а потом широким хороводом потащил серую пелену прочь. Волк, оставшись без прикрытия, растерял уверенность и прижал уши к голове, подавив желание отступить в тень заборов, когда облака рассеялись, и на небе опять показалась луна.

Карр еще немного постоял, вдыхая и выдыхая прохладный ночной воздух, а потом вернулся в комнату, но ложиться не стал. Сел за стол, зажег щелчком пальцев крохотный огонек в лампе и вытащил из сумки помятый лист бумаги и чернильницу в баночке с плотно притертой крышечкой. Туман под столом, удрав в самый темный уголок, еще пошипел секунду, а потом растаял, образовав на полу пятнышко, похожее на потеки воска.

Молодой маг потрепал кончик пера, погрыз и без того обкусанный кончик, подергал себя за вьющуюся прядь волос и со вздохом начал писать, нервно покусывая губы. Строки ложились на бумагу ровными рядами, хотя Карр то и дело отрывался и с сомнением взирал на уже изложенное. В какой‑то момент он просто смял лист, вытащил новый и, разорвав его пополам, начертал лишь несколько строк, отказавшись от подробностей.

Дальше молодой человек свернул бумагу в трубочку и поджег от огонька лампы. Бумага отсырела и горела плохо, поскрипывая и стреляя искрами, но вот пламя добралось до строк, и обрывок вспыхнул весь разом, вырвался из пальцев Карр, на мгновение зависнув в воздухе, а потом бесследно распался дымом, оставив после себя лишь едкий запах. Довольно кивнув самому себе, Карр перебрался на постель, завернулся в одеяло и принялся ждать.

Волк зарычал и отскочил в сторону, когда прямо перед ним из воздуха возник сложенный лист бумаги, искрящийся и переливающийся всеми цветами радуги. Записка вспыхнула чистым белым цветом, развернулась и зависла над землей. Волк взглянул на послание и вновь зарычал, куда недовольнее прежнего, но затем, вздыбив шерсть и покрутившись на одном месте, зверь коротко взвыл и бросился прочь, стремясь скрыться в лесу.

Услышав волчий вой, Карр поднялся, подошел к окну и посмотрел на небо, будто надеясь увидеть там нарушителя спокойствия. Звезды, холодно подмигивая с небосклона, молчаливо взирали вниз, не собираясь рассказывать магу тайны и секреты. Подождав еще с четверть часа и не заметив более ничего странного, Карр улегся обратно в постель, но засыпать не спешил, продолжая прислушиваться и время от времени проверять округу на магические вспышки.

За стеной, где в эту ночь спала не Эмма, а Ройна, все было тихо, и парень даже заскучал, вспоминая, как несколько раз за последние дни просыпался от сильных силовых всплесков. Подобно всем волшебникам, девушка во сне не контролировала свою энергию, но если у других ночью силовые потоки лишь немного раскачивались из стороны в сторону, то у Эммы магия кочевала, сплеталась, рассыпалась и вырастала заслоняющим все звоном. Маги обычно не замечали за собой и за другими подобного, но Карру не повезло — приученный с самого рождения контролировать и тело, и силу, парень болезненно переносил всплески такой мощи близко от себя.

Пару раз он заводил разговор о своей чувствительности с преподавателями, но они настаивали, что с возрастом у магов, даже очень сильных вырастает способность контролировать энергию и ночные всплески становятся почти незаметными. Карр сомневался в этой теории, но предпочел поверить чародеям.

Прислушиваясь к пространству, Карр наконец ощутил в отдалении знакомые вспышки. Он даже мог представить себе их. Подсознание красочно вырисовывало белесые сполохи на черном шелке безликой деревни.

Немного подумав, Карр хмыкнул, обнаружив, что раньше, еще хоть пол года назад, сны Эммы были куда спокойнее. В Столле, стараясь не думать о том, что делает, маг иногда по ночам гулял мимо пансиона, где снимали комнату девушки. Возможно, именно тогда Ройна и решила, что он в нее влюблен…

Карр с хрипом рассмеялся, хотя в душе магу было очень горько.

— Ройна милая, но я ищу совсем не это.

Перевернувшись на другой бок, парень постарался заснуть, но мысли его все время возвращались к девушке, спокойно спавшей и видевшей сны на другом краю деревни. В один момент Карр даже поймал себя на осознании, что ему не хватает этой громкой, странной и обаятельной девчонки, никогда не воспринимавшей всерьез одногруппника. Ей было невдомек, что он, ругая себя на чем свет стоит, тем не менее изо дня в день напряженно следит за ней, наблюдает, выискивая изъяны, но не находит их. Даже мелочи в ней не раздражали так, как в других.

Усмехнувшись, Карр вновь перевернулся и, уставившись в потолок, приказал себе не думать.

За стенкой, не находя себе места, ворочалась Ройна. Последние несколько недель девушка спала в замке, на мягкой перине, каждый день получая завтрак, достойный знатной дамы, а слуги обращались с ней, как со своей госпожой. В компании Эммы Ройна рассчитывала получить примерно тоже самое, ведь подругу — княжну явно не отправят в какое‑нибудь захолустье.

— Знала бы, где они живут, ни за что бы не стала упрашивать директора… — простонала девушка, пытаясь устроиться поудобнее.

Еще заварэйка надеялась, что Карр будет рад ее появлению, но сокурсник только разозлился.

Поворочавшись и так и не найдя удобного положения, Ройна затихла, продумывая план завоевания Карра.

Эмма спала крепко, видела красочные сны и не думала о двух своих напарниках по практике. Сегодня, будто в подарок за тяжелый день, ее навестили питирины. Это был не просто сон, а сон, навеянный драконами. Раньше такие видения были доступны лишь Вире, но потом, когда Эмма попросила старшего питирина, иногда удивительные создания стали навещать и ее.

В эту ночь Эмма чувствовала себя крошечной, не больше воробышка, так что полет на спине питирина напоминал поездку на здоровенном легале. Краски в видениях питиринов всегда были такими яркими, будто кто‑то вырезал все детали из цветного картона: листья, цветы, изрезанные шрамами разломов горы. И еще у этих снов был вкус: соленость морских брызг и сочная мякоть малины.

Вздрогнув во сне, Эмма вдруг проснулась и села на постели, напряженно прислушиваясь. Ничего не происходило. Лита преспокойно спала на второй кровати, за окном еще даже не начало светать и петухи помалкивали. Но какое‑то напряжение, тем не менее, отчетливо витало в воздухе.

Накинув на плечи куртку, девушка выглянула в окно, но из дому выходить не стала, сонно пробормотала заклинание защитного контура и отправилась спать дальше.

На утро, выйдя из дома Литы, я нервно хихикнула, заметив четкую черту сбитых моим заклинанием мух и ночных бабочек. Их безвольные комочки с обугленными лапками пересекали крыльцо и огибали дом на расстоянии нескольких сантиметров. Попал в мою ловушку даже крот, вздумавший рыть подкоп в это неудачное для него время, а толстая рыжая крыса оставила мне на память свой хвост. Возможно, именно ее я и услышала среди ночи.

Благодарно приняв от Литы кружку молока и несколько ломтиков только что испеченного хлеба с вареньем, я не торопясь поела. Мысли текли вяло и все время возвращались к странному ночному ощущению, что за мной все время кто‑то наблюдает. Неусыпный взгляд с восходом солнца не пропал, лишь скрылся за облаками.

Заручившись согласием Литы приютить меня еще на одну ночь и пообещав заняться вредителями более плотно по возвращении, я удалилась. Женщина улыбнулась мне на прощание и довольно взялась за метлу, чтобы смести изничтоженных насекомых.

Идти никуда не хотелось, но потерянное лукошко крин потребовал вернуть. Между лопаток неприятно покалывало, пока я шла в направлении леса. Кольцо один раз не сработало, так что могло пропустить очередной удар, подвергнув меня опасности.

— А я себя еще люблю. Ноги и руки мне самой нужны, — хмуро пробубнила я.

Силы не до конца восстановились, но я все же развесила несколько щитов и с десяток заготовок боевых заклинаний на всякий случай.

Представляю, каким красочным фонариком я выглядела для любого, способного видеть. Опытный маг не изображал бы из себя праздничное дерево, а просто вел бы себя осторожнее, но у дипломированного выпускника и реакция лучше, и знаний больше, даже если просто учебники шерстить. Многие сложные чары мне просто не доступны физически.

В лесу я первым делом передвинула маячки боевых формул на уровень пояса, чтобы не разрушить их о ветви деревьев. Трава еще не успела примяться после моего прохода в прошлый раз, так что я легко пробиралась сквозь чащу. Пока меня не насторожил второй след, идущий параллельно или вовсе перекрывающий мой.

Присев на корточки, я сосредоточенно втянула воздух над чистым следом и тут же чихнула. Потом ладонью для уверенности поводила, но след не проявился и запах не стал сильнее.

Тот, кто прошел здесь вчера, сознательно старался скрыть это.

— Так… — перепугано выдохнула я и перещелкнула в браслете пластинки, став Уаррой.

Заложенные в вольную легарду способности позволили мне до мельчайших подробностей разобрать особенности едва заметного аромата. Кто‑то умело затирал след, так что я обнаружила только частички острого запаха выделанной кожи и пота. Этот след мог оставить кто угодно. Даже Карр и Ройна. Да даже Клант, если бы киашьяр вздумал зачем‑то искать меня в лесу.

«Не льсти себе, — велела я себе и усмехнулась, когда душа болезненно заныла при этой мысли. — Ты не настолько ему важна. Клант последний, кто выберется из Лесса ради того, чтобы следить за тобой, Эмма».

Поскорее вернувшись в свой облик, я вытащила из внутреннего кармана куртки маленький мешочек с солнечными камнями и, присев рядом с примятой травой, расстелила перед собой носовой платок. Сосредоточиться удалось не сразу. Ощущение слежки не отпускало, и я все время озиралась, вздрагивала от малейшего звука.

Лес жил своей обычной жизнью, не ведая, что простой крик мелкой птахи может напугать человека до полусмерти. Любопытная белка спрыгнула на нижнюю ветку большой сосны и заинтересованно косилась на камешки, пока я трясла их в ладонях. Можно было высыпать прямо из мешочка, но сейчас я была собой, а полностью пластинки доверяли лишь Наиме.

Кости рассыпались широко, некоторые даже скатились в траву. Убрав лишние и перевернувшиеся, я вгляделась в значение немногих, что остались. Одно из прошлых гаданий заранее предупредило меня о беременности, хотя тогда я предпочла не поверить. Теперь в символы приходилось всматриваться с большим смирением.

Значение вышло странное, будто солнечные камни решили посмеяться надо мной и загадать сразу несколько сложных сочетаний.

— «Охотник» и «хранитель»… — привычно повторила я значения вслух. — Странно. Они редко вообще выпадают рядом! А тут еще и указатель.

Если указанного камнями охотника я знала, — безусловно, это был Эфран, кто ж еще? — то хранителя… Значение «хранителя» выпадало так редко, что тот единственный раз, когда это произошло раньше, я могла воссоздать в своей памяти до мельчайших подробностей.

В тот раз мне гадала Балта. Она всегда гадала мне в каждый приезд — и практика, и урок для меня. Я вообще познавала руны только в процессе гаданий, ведьма повторяла, что пластинки не любят, когда их вынимают из мешочка просто так.

Расклад повторялся из раза в раз, так что я была готова к тому, что опять будет «перепутье», «солнце», «море» и «белая гора» — обычные мои камни, в сумме дававшие сложную судьбу с множеством проблем и с непреступной целью, которую сама себе возвела и вознесла до неба. Но в тот раз камни рассыпались, и картинка оказалась другой. Выпал «хранитель», — «кольцо», «меч» и «око» на расстоянии фаланги пальца — и Балта вздрогнула, нависла над столом коршуном, дико меня напугав.

— Все правильно, все правильно, все правильно… — хрипела она и улыбалась с таким безумным выражением во взгляде, словно в секунду потеряла рассудок.

Я боялась спрашивать, что же значит увиденный ею расклад, сердце отчего‑то бешено рвалось из груди, а руки дрожали.

— Смотри! — взвыла Балта. — Это «хранитель». Вот эти три руны. — Женщина прижала камешки пальцами. — А вот пластинка направления.

— Она на вас указывает, — тихо прошептала я.

— Да, это хорошо! — осклабилась старая женщина. — Это превосходно. Значит, камни приняли мое решение. Теперь все по закону.

— О чем вы? — Мне не всегда удавалось прочитать руны правильно, а тогда я и вовсе была еще слишком юна и плохо владела техникой.

— Солнечные камни показывают, что у меня появился хранитель, — немного успокоившись, сказала Балта. — Они указывают, видишь? Вот твое обычное «солнце», но теперь оно лежит не впереди, как раньше, а далеко от меня, перед тобой. От него направляющая руна, а потом «хранитель».

— Я думала, «солнце» — это лишь указатель силы стремления? — нахмурилась я. — Каким образом можно прочесть эту пластинку в таком раскладе?

— Эмма, — мягко укорила меня Балта, — помнишь, я рассказывала, что среди солнечных камней всегда есть одна руна, которая символизирует того, кто видит гадание?

Я испытала острое чувство стыда, ведь и правда помнила подобные слова из уст ведьмы. Балта всегда все объясняла, но не любила повторять.

— Так вот… — дождавшись моего пунцового румянца, Балта хмыкнула и продолжила: — Пластинка «солнце» — это и ты. Не только какое‑то значение. А теперь о главном: когда я предложила тебе стать моей ученицей, то не была до конца уверена, что все должно произойти именно так, но теперь руны подтвердили, что именно тебе я должна передать свои знания.

— Это хорошо? — с надеждой уточнила я.

— Конечно! — кивнула Балта радостно, тем более что мне недолго осталось.

Я перепугано смотрела на немолодую, но вовсе еще не настолько старую женщину, а она спокойно и уверенно взирала на меня. Тогда казалось, что ведьма преувеличивает, как все люди, перешагнувшие зенит жизни. А через пару лет Балты не стало…

Смахнув непрошенную слезу, я вновь всмотрелась в руны и уже привычно коснулась пальцем «солнца». Затем рассмотрела несколько откатившихся на края платка камней. Там были уже привычные «ветер» и «белая гора» — Ройна и Клант. Именно с этими рунами у меня ассоциировались подруга и киашьяр. Камень легарда я определила очень быстро, когда заметила, что именно он выпадает в нечитаемом круге в каждое гадание Кланту, а вот с Ройной пришлось повозиться.

Открыто гадать подруге я не могла — девушка быстро бы вычислила, что подобное умение не перенимается за несколько визитов, в которые мы были у ведьмы вместе. Да и сами солнечные камни не дают гадать собой абы кому. Так что на Ройну я раскладывала камни в тайне, пытаясь понять, кто же она. Оказалось — «ветер». Видно ее переменчивость и вспыльчивость руны увидели именно такой.

Один только Карр пока остался для меня загадкой. Его таинственность прокрадывалась даже в рисунок гадания, не давая распознать правильную руну.

Вот и теперь сокурсника я видела лишь в отражении откатившейся руны «зам`ок».

— И ключей к этому замку у меня пока нет, — посетовала я солнечным камням.

Остальная часть расклада говорила лишь о том, что вокруг клубиться столько странных непонятных нитей, что руны не знают, какую показать наиболее четко. Коснувшись вечных соперников «птица» и «земля», я ссыпала руны обратно в мешочек. Если уж даже камни не знают, что ждать дальше, то и мне не разгадать значение странного следа.

Возможно, через несколько дней кто‑то проговориться, например, окажется, что это Карр ходил вслед за мной в лес. Или каким‑то образом Ройна прошла одним со мной путем. Да даже и крин мог проследить за практиканткой, а потом не обмолвиться ни словом об этом.

Добавив еще парочку полузавершенных формул в ворох вокруг талии, я продолжила углубляться в лес, надеясь в этот раз не встретить там ненастоящих перерожденных.

Лукошко отыскалось там же, где я его бросила. Вытряхнув в траву испорченные листья и цветы, я вернулась к зарослям, намереваясь не только восстановить утерянное, но и отыскать что‑то еще, пригодное для использования. Без особой надежды, надо сказать. И, как и думала, отыскали лишь немного чистогуля и бусевойка, нарвав каждого по небольшому пучку. Мелкие листья этих кустарничков, похожих чем‑то внешне на черничные, с той лишь разницей, что у одного они были светло лиловые и более сочные, а у второго — светлые с темной крапинкой, чаще всего использовали для получения густого варева для отпугивания вредителей, но редко. Вонь, получавшаяся во время варки, могла выкурить не только муравьев, но и людей. Если бы не книги из библиотеки Лесса, то я прошла бы мимо, но мне был известен еще один рецепт применения этих листьев. Редкий и сложный, но интересный для таких дотошных особо, как я. Ройна бы, прочитав полтары страницы убористого текста, начала ныть и канючить, а я испытывала азарт и радость.

— Эксперименты, — потирая руки, пробормотала я, наступая на спрятавшиеся среди высокой травы кустики мелкого лесного есинца — то, что нужно, для избавления Литы от крыс.

При некоторой удаче после перехода к следующему этапу практики все свои наработки я смогу продать аптекарю или знахарю в Приме. Уж вряд ли в этом приморском городке на юго — востоке Ленисина есть хороший доступ к травам. Каждый раз, навещая Эвилу, — а ведь сестра живет близ Алесса, в княжеской резиденции, как и в Алории построенной чуть поодаль от столицы и торгового центра — я выслушивала ее жалобы на то, что даже земледелие в Ленисине развито не так сильно, как бы ей хотелось, и большую часть овощей приходится завозить.

Вспоминая об этом, я возвращалась в мыслях в другой замок, принадлежавший князю Ленисина, примостившийся на побережье близ впадения Верткой в море Рувлас. Именно там мы всегда гостили, и именно туда стремилась и сама Эвила, полюбившая тот тихий быт и спокойствие.

Место было настолько красивое и скрытое от посторонних глаз, что можно было бесстрашно прогуливаться по широким пляжам, подолгу сидеть на валунах, наблюдая за волнами, или собирать камушки и раковины во время отлива, когда вода обнажала каменистое дно, изрытое зимними штормами. Мелкие рыжие крабы бочком удирали прочь с дороги, будто и не зная, что их куда более крупные северные собратья деловито щелкают клешнями на любую попытку подобраться к ним поближе.

Вспомнив вкуснейшую рыбу, которую вылавливали рыбаки Ленисина, я сглотнула слюну и застонала, когда желудок мгновенно отреагировал на яркий образ сочной слабосоленой вишши. Эту крупную рыбу, которой славилось княжество, только так могли довезти в каждый уголок. Только в Лессе на рынке вишша продавалась свежей, из утреннего улова. Раскупалась за час, хотя и стоила втрое дороже любого товара на прилавке торговца, а все из‑за того, что именно эту рыбу очень любила бабушка Клео. Часть покупаемого в Ленисине улова переправлялась порталом в замок, а часть — на рынок.

Я любила вишшу свежего посола, когда от жира и масла долго нужно было отмывать руки, а запах преследовал потом еще несколько дней, соблазняя и будоража мысли.

Рыбы захотелось так отчетливо и сильно, что, кажется, даже кожа заболела.

— Ох, — выдохнула я, прижимая ладонь к животу, где происходило отчетливое бурление и требовательно посасывало.

В голову вдруг пришла странная, но забавная мысль. Я порылась в карманах, нашла совсем крошечный обрывок бумаги и быстро написала на нем травяным соком несколько слов, стараясь не думать, что обо мне подумает получатель послания. О нем я вообще старалась не думать, чтобы не рассуждать о том, что между нами произошло.

Отправив сообщение магической птицей, — у меня она пока получалась плохо, а ловить и отправлять живую птицу было долго — я еще немного побродила, выискивая что‑нибудь подходящее, а потом устроилась под большим дубом и принялась ждать.

Довольно долго ничего не происходило, даже закралось подозрение, что вишши мне сегодня не видать, но вот с хлопком в десятке метров передо мной появился Клант. Выражение лица у легарда выдавало его настороженность, но, тем не менее, в руках он держал корзину. Поднявшись, быстро подойдя к киашьяру и отобрав у него ношу, я отнесла корзину к корням дерева. Внутри отыскался плед, большой кувшин воды, деревянная коробка с нарезанной продолговатыми полосками рыбой, зелень, кружочки томатов и огурчиков, большой круг свежего хлеба.

Не глядя на Кланта, я содрала крышку с короба с рыбой, вытащила пальцами кусочек и тут же сунула его в рот, постанывая от радости. Киашьяр молча расстелил плед и переставил на него корзину. Зажмурившись и улыбаясь, я медленно жевала, не думая ни о чем. Внутри разлилось такое приятное радостное удовлетворение, будто о вишше мечтала не полчаса, а несколько дней.

— Как твои дела? — осторожно спросил легард, привлекая мое внимание.

Я перевела взгляд на Кланта, опасаясь, что почувствую стыд, но ничего не произошло.

— Все хорошо, — пришлось пожать плечами мне.

— Злишься на меня? — так же настороженно уточнил он.

Я задумалась, пробуя понять, что испытываю, и поняла, что никакой обиды на легарда не осталось в тот самый момент, когда я покинула Лесс. Внутри растекалось привычное и никуда не девающееся ни при каких обстоятельствах обожание, замешенное теперь еще и на понимании, что никогда не смогу признаться ему в содеянном.

Не смогу рассказать с кем он на самом деле провел ночь, не смогу дать понять даже взглядом, что знаю чуть больше, чем он. Не смогу рассказать всего. Не смогу поведать, как мне хочется… Нет, не повернуть все вспять и не отменить случившееся, а пережить все снова.

Понимая, что щеки наливаются предательским румянцем, я наклонила голову и сделала вид, что увлечена очередным кусочком рыбы.

— Нет, я не злюсь. Давно уже не злюсь.

— Хорошо, — улыбнулся легард. — Прости меня, ладно. Все произошло так быстро и неожиданно, что не было времени думать…

Я кивнула и сунула в рот жирный кусочек. Соленое масло брызнуло во все стороны, заляпав даже серый камзол киашьяра и лицо. Он фыркнул, молча вытащил из кармана платок и смахнул капельки.

— Чумазка, — привычно поругал он меня и потянулся, собираясь вытереть мой подбородок, но замер.

Мне не нужно было смотреть на Кланта, чтобы знать, что он наблюдает за мной, но я все равно глянула на него и тут же пожалела об этом. Не понимая, что делаю, я выдернула у киашьяра платок, медленно вытерла губы и подбородок, видя, что он следит за каждым движением, а потом потянулась вперед и поцеловала его.

В первую секунду мне показалось, что вот — вот он меня оттолкнет, а потом укоряющее отчитает, но вместо этого, вздрогнув, Клант обвил мою талию ладонями и притянул к себе ближе, даже не понимая, какая безудержная радость захлестывает меня в это мгновение. Навалившись на легарда сверху, вынудив его откинуться назад, я наслаждалась чарующей игрой, в которой не было место страху и стыду.

Мои губы отдавали рыбой, солью и маслом, его — мятой. Ничего слаще и желаннее не было и не могло быть для меня в этот долгожданный момент. А потом страх и раскаяние накатило и накрыло с головой. Я отпрянула и не глядя сжала ручку корзины с травами, чтобы секундой позже провалиться в портал. Клант меня не удерживал, а мне было боязно на него смотреть, чтобы понять, о чем думает блондин.

Я перенеслась к домику ведьмы — это первое, что пришло мне в голову, и единственное место, где бы Клант точно не додумался бы меня искать.

Отперев дверь и заскочив внутрь, я изменила облик и прижалась щекой к печи, успокаивая голову и безумно отстукивающее сердце. Вкуса вишши исчезло, но понимание совершенной глупости осталось.

— Дура, какая я дура… — простонала и постучалась лбом, надеясь вытрясти осознание вины через уши.

И в этот момент шорохи леса донесли, что кто‑то еще переместился в лес. Ужас охватил меня. Борясь с желанием спрятаться, я заставила Наиму взять над собой верх и успокоиться.

Клант несколько секунд приходил в себя, боясь поверить в тот странный и волшебный момент, в котором он утонул без остатка. А потом Эмма сбежала, и, зная магию своего брата, легард даже не надеялся вычислить, куда именно сбежала эта девчонка.

Потерев пальцами губы, на которых все остался пряный вкус их поцелуя и рыбы, Клант вздохнул и застонал, принимая более удобную позу.

— Эмма, Эмма, Эмма…

Киашьяр не до конца понимал, что между ними происходит, но, как оказалось, ее притягивало к нему, а ведь легарду чудилось, что это только он вдруг сошел с ума.

— Мне нужен совет, — решил он и перенес себя к домику ведьмы.