Высматривая путь. Том I (СИ)

Часть 6. Тщеславие и жадность

Неделя прошла для Фредерики слишком быстро. Она и опомниться не успела, как на пороге появился кмет с обещанным конем и словами глубочайшей благодарности. Благодарности эти Дера с нескрываемой гордостью приняла, а вот животное, что едва дышало, раздувая худосочные бока, огорчило. Конь был почти дохлый, и она искренне недоумевала, как он вообще дошел. Иссохшее тело, изъеденная хворью шкура и красные глазницы вызвали лишь тихий стон и причитающее цоканье.

— Что же вы мне доходягу привели? Он же подохнет со дня на день, — обойдя кругом коня раз-другой, она остановилась и уперла руки в бока.

— Дак другого и нету у нас, госпожа травница, — уверенно заговорил мужик, который пришел в этот раз без товарища.

— Быть такого не может.

— Может, милсдарыня. Еще как может, — закивал мужик. — У нас урожай в этом году совсем не удался. Тут люд вон кормить нечем, куда уж коня? Вы уж заберите его, госпожа. Хороший он конь, молодой, быстрый. На хуторе он подохнет совсем. Не надобно нам столько коней. Две кобылицы вот недавно разродились. Не знаем, куда жеребят пристроить сможем. Они ведь беспородные у нас, простые. Зато преданные какие, вы и представить не можете!

Девушка подошла к морде коня поближе и чуть наклонилась. Всмотрелась в полузакрытые карие глаза и вздохнула. Помирало животное. И если не выходить, то жить ему недолго осталось. Дера понимала, почему крестьянам проще корову или свинью взрастить. Столько пользы от такой скотины: и молоко тебе, и мясо, и сало, и костяшки на похлебку. А кони-то, что в них есть? Больше для езды да работы.

— Берите, госпожа. Не пожалеете, вот вам крест!

— Ладно, давай сюда, — буркнула Дера, протягивая руку.

— Прошу вас, госпожа травница, — мужик поклонился и протянул девушке поводья.

Конь лишь едва дернул хвостом, смахнув надоедливых мух, и пошевелил ноздрями. Девушка придирчиво осмотрела скотину. Уж до боли спокойный он был, умиротворенный. Или, может, просто обессиленный?

— А свиньи-то что ваши? — наконец решила поинтересоваться Дера, скорее, для проформы, чем из любопытства.

— Живы-здоровы. Жрут только немерено. Но оно к лучшему. Шпика больше будет.

— Славно, славно, — вздохнула девушка, краем сознания подозревая, что ее обвели вокруг пальца. Зря она ляпнула тогда, что коня у нее в жизни не было. Вот и подсунули ей клячу дохлую.

— Вы вот еще что, милсдарыня, — мужик стыдливо опустил глаза, подметив нахмуренные брови и пристальный взгляд Деры.

— Что там еще? Опять чесотка? Или вши теперь? Так за такого коня я вам быстро это излечу. Капустным соком и ртутью, как все лечат, а не травками чудодейственными.

Глаза ее вспыхнули таким недовольством, что мужик попятился. Светлая радужка налилась зеленью, а губы сжались в тонкую полоску. Ишь, чего удумали. Коня плохого подсунули, а теперь еще и помощи просят.

— У нас там Зофья разродиться изо дня на день должна, только лежит она все и лежит. Не ходит совсем и не ест почти ничего. Мы лицо-то щупали ее, жару нет. Токмо бледная она вся, как упырь какой.

— Я вам не повитуха и не медичка, — фыркнула девушка, топнув обутой в изношенный ботинок ногой.

— Знаем мы, сударыня, знаем, — мужик вытер широкой ладонью взмокший от пота лоб. — Но вы уж подсобите, чем можете. Просим вас всем хутором! Мы-то не можем в ваши Осенфурты податься за лекарем! Помогите, милсдарыня! Не дайте сынишке Яцека помереть, да и Зофью его спасите!

— С чего вы взяли, что там сын? — удивленно захлопала глазами Дера.

— Дак с того, что небо нам показало. Зофьюшка ходила к реке ворожить, а звезды на глади сложились так, что увидала она сына.

— Ну так нагадайте себе и лекаря из Оксенфурта.

— Просим вас, госпожа травница! Вы-то уж у профенссоров учились! Все, поди, должны знать и все уметь! — кмет стянул с головы шапку и, прижав ту к груди, рухнул на колени. — Просим вас, умоляем, милсдарыня.

Теперь пришла очередь Фредерики вздыхать и качать головой. Не любила она всего вот этого, но, может, если уж мужик так старается, то и правда беда какая произошла с этой непутевой Зофьей. Ворожить она ходила. Девушка фыркнула. Знала она, какие бабы по деревням суеверные. За цвет глаз могли любую девку ведьмой наречь и взашей за пределы села погнать одну, без еды и воды, без денег.

Забредала к ним однажды такая несчастная. Едва живая пришла и у порога легла. Неизвестно, сколько бы так пролежала. Отто тогда квас наварил на опаре пшеничной и запах стоял такой, что захмелеть можно было без труда. Дера только редьку тогда выкопала и капусту прихватила. Щи думала сварить, как время появится. А то с этими травами она тогда три ночи не спала. Урожай выдался хороший. Жили вместе они с Отто недолго, — чуть более месяца под одной крышей, — но сроднились до боли быстро. Вышла тогда Дера на тропу к хате, смотрит перед собой, а у порога девка лежит. Думала, может мерещится уже чего из-за того, что глаз не смыкает который день. Но девка и впрямь лежала. Одежда грязная и изодранная, а сама худющая, как кляча, которую ей кмет притащил. Пришлось щи варить сразу, не откладывая. Стол Отто накрыл быстро. Хлеб, кое-какие соленья, квас свеженький, шпик, редька, нарезанная с луком и маслом конопляным. Девка умылась, укуталась с шерстяное покрывало, отъелась и принялась рассказывать, как ее из деревни выгнали из-за цвета волос и глаз. А еще потому, что отвары себе варила. Простенькие такие, из мелиссы или мяты. То для сна, то от боли в животе. Ну и, конечно же, не обошлось без наговоров и обвинений в колдовстве и прочих непотребствах. Дера тогда дала несчастной денег из личных сбережений, еды собрала и отправила восвояси. Лишний рот им самим был ни к чему, а помочь жуть как хотелось.

— Помогу, — наконец выдавила из себя девушка. — Вы, как Зофья разродиться надумает, за мной пошлите.

— Добро, милдарыня! — воскликнул мужик, неуклюже поднимаясь на ноги.

— А теперь пошел прочь.

Кмет торопливо скрылся в лесу, а Дера перевела взгляд на клячу.

— Вот так конь. Всем коням конь, — послышался голос низушка за спиной. — Такой разве что навоза много даст, а так проку от него никакого.

— Ничего, господин Бамбер, — девушка приложила ладонь к лошадиной морде и, прикрыв глаза, прислушалась к тихому дыханию животного. — Откормим, вылечим и будет самый настоящий скакун. Еще и офирским фору даст. Помяни мое слово.

— Обязательно, — съязвил Отто, спрятавшись за дверью в хате. — Ох, и влетит нам этот конь в копеечку… ох, влетит.

А конь был самый что ни на есть обыкновенный: рыжий, с гривой длинной не стриженной, с хвостом облезшим да с пятном белым на животе.

— Ладно, пойдем дружок, пристроим тебя куда-нибудь, — Дера дернула за поводья, и он пошел. Спокойно и в шаг.

Еще вчера Отто заранее напомнил о том, что неплохо было бы что-то вроде коновязи соорудить да из бревна какого выстругать поилку. Чем они и занялись чуть ли не сразу. Поилка получилась кривенькая, убогая, но зато прочная и не дырявая. Коновязь сделать оказалось и того проще. Тогда низушек встал рядом с девушкой и, придирчиво глянув на проделанную работу, заявил, что и подумать не мог, что когда-нибудь сможет расширить свои, так сказать, угодья. Да еще и скотиной какой обзавестись. Дера улыбалась, но продолжала методично забивать кол в сыроватую от дождя землю. Она и сама подумать не могла, что когда-то будет настоящей хозяйкой. Научится выращивать растения и работать на земле, что захочет коня и достанет его, черт возьми. Не думала она, что из недоученной алхимички станет хорошей травницей. Но бабушка говорила, что жизнь все расставляет по своим местам. И пусть сначала нам может показаться, что расставила она как-то не так, как надо, но итог всегда будет один — она никогда не ошибается. И теперь Дера в этом убедилась сполна.

Привязав коня, девушка провела ладонью по ребристому боку, прошлась пальцами по изъеденной язвами шкуре. Благо те уже не кровоточили, а покрылись темной коркой. Судя по их виду, животное содержали в очень плохих условиях и совсем не мыли. Что за хворь такая, Фредерика определить не могла, но нужно было снять покраснение, воспаление, а также успокоить раздраженные участки. Пригодилась бы арника. Но где ее найти в такой местности? Это нужно в горы отправляться. Может, ромашка и череда помогут? Дера задумчиво пересчитала выпирающие ребра животного. Для начала неплохо было бы коня отмыть, а уж потом лечить.

— Теперь ты все дни напролет будешь над ним трястись? — заговорил низушек где-то за спиной, заставляя девушку отстраниться и обернуться.

— Не все дни. Но помыть его нужно, а еще раны залечить. Знаешь, что тут может помочь?

Низушек скрестил на груди руки и, пожевав травинку, решил-таки подойти ближе.

— Арника поможет. Она хорошо воспаление снимает.

— Думала. За ней в горы нужно идти.

— А те запасы что были? Там немного, но…

— Нету запасов. Сгнили еще в прошлом месяце. Ты забыл, как мы крышу сарая чинили? Дождь все травы залил.

— Череду попробуй. И ромашку. А еще, — Отто обошел коня со всех сторон и задумчиво хмыкнул. — Попробуй раны маслом смазывать. Кожу увлажнять надо, а то череда высушит сильно. Можно бы еще молоком натереть, но то слишком дорого для такой клячи.

Дера усмехнулась и, погладив гриву коня, посмотрела на низушка.

— Спасибо тебе.

— Да за что? Я же для общего дела. И вот что, ты воды натаскай из колодца, а я тряпку поищу. Помыть его нужно, а то смердит похлеще моего сарая с травами.

— О-о-о, так ты, наконец, признал, что сарай твой смердит? — рассмеялась девушка.

— Я и не отрицал, — качнул головой Отто, сдержав улыбку.

— Мне тут предложение сделали непростое, — заговорила, наконец, о волнующем девушка, попутно оглаживая шею коня.

— Разродиться помочь бабе. Слышал, — кивнул низушек.

— Я ведь не повитуха. Чего они повадились ко мне ходить? То чесотка у свиней, то кровотечение, то роды.

— Ну так Мироську ты спасла от женской беды. Теперь вот решили, что и с таким делом поможешь.

— Я никогда не принимала роды, Отто, — Дера повернулась и взглянула на низушка таким жалобным взглядом, отчего у того аж дыхание сперло.

— Так чего взялась тогда? — вздохнул он, вытаскивая изжеванную травинку изо рта.

— Не знаю, — шепнула та, опустив голову. — Само как-то получилось.

— А я знаю, как получилось, Дера, — сплюнул он горькую от травы слюну и сорвал новую травинку. — Тщеславная ты девка. Повадились, повадились. А сама-то и рада, что тебе руки тут выцеловывают да в ноги кланяются.

— А что, это грех какой? — вспыхнула девушка.

— Нет. Но раз сама ввязалась, то сама и выбирайся.

— Ну Отто, помоги, — пропищала Дера. — Ну хоть подскажи траву какую. Ты ведь все-все знаешь.

Бамбер устало вздохнул и утер влажный от пота лоб небольшой белой тряпицей, что вытянул из небольшой сумочки, болтавшейся по обыкновению на поясе.

— Ладно! И не смотри на меня так! А то штучки твои это бабские… Спорынью заготовь и крапиву. Не высушивай, а хорошо промой. После навари крепкий отвар. Если схваток долго ждать придется, давай по ложке каждые пять минут. Знаешь, как я учил тебя время отсчитывать. Это ускорит процесс.

Фредерика кивнула.

— Рожать тащи бабу эту в баню. Там обычно чище всего, — хмуро продолжал низушек. — Если кровить будет сильнее, чем положено, то сделай вот что: заготовь коренья горца змеиного, кору калины, стебли герани, корень аира, кору дуба, омелу, репешок, татарник, зверобой и тысячелистник. Чуток подсущи и сделай отвар и настойку на спирту. Если кровить будет после того как разродится, накажи пить настойку месяц по ложке трижды в день до еды. А если кровить будет прямо посреди процесса, заливай в нее отвар в больших количествах. Кружками пусть пьет, но продолжает тужиться. Иначе дите задохнется и сгинет, да еще и мать за собой потянет. Запомнила?

Она неуверенно кивнула еще раз.

— Ладно. Я напишу тебе сейчас. Оботрешь своего подопечного и в лес отправляйся. Та дурында может со дня на день разродиться, а ты должна быть готова. А я, пока тебя не будет, масло и отвар коню сделаю. Но раны сама обработаешь ему! И помни, тебе еще вербену и багульник собрать надо до темноты!

— Помню, господин Бамбер! Конечно помню! — воодушевленно залепетала девушка.

Спрашивать, откуда низушек все это знает, не хотелось. Помогает и ладно. А там, гляди, может и впрямь станет не только травницей, но лекарем. А что? Повитухи и хорошие медички сейчас дорого стоят. Кметы их услуги себе не позволят, а она будет брать недорого, но и руку как раз набьет хорошо. Никогда ведь не знаешь, где тебе эти знания пригодятся.

Эскель с нескрываемым любопытством рассматривал черные от копоти останки сожженных домов, что встретили его как раз на въезде в Яворник. Он не спешил, но и медлить не собирался. Хотелось поскорее уйти вглубь на север. Добраться до Оксенфурта, привести себя в порядок и Василька тоже. Рубаху постирать, куртку почистить, сапоги новые, может, купить или эти подлатать, да и седло починить. А то сползать стало. Пока едва ощутимо, но галопом с таким седлом не поскачешь — боязно. Вероятно, крепление износилось.

Об ужасах войны ведьмак знал не понаслышке. Но все же больно было видеть чумазых детей, сожженные хаты, голодных и обедневших селян. Обычно он любил путешествовать по Северу. Бывал он и в Ковире, и Повиссе, и в Аэдирне. Земли там богатые, люди живут хорошо, села ухоженные и относительно чистые, скотина не больная, урожаи знатные. А вот в Реданию и Темерию его занесла нелегкая случайно так надолго. Обычно все проездом было. Долго нигде не задерживался, цеплял кусок реданских земель и отправлялся в Ковир и Повисс. Но потянуло же его южнее как назло. За работой погнался, за деньгами, а может быть, так сказать, обстановку захотел сменить. А то горные пейзажи да справные корчмы ему уже порядком надоели.

Задерживаться в деревне он не стал. Да и работы никакой не брал. Пусть и староста местный что-то намекал насчет трупоедов. Но коню отдохнуть немного дал, а еще подошел к прилавку, который заприметил сразу же. Хотелось прикупить кое-чего спиртного да эликсиров наварить, как в следующий раз на привал остановится. Идей сделать это в Яворнике даже не возникало. Алхимичить Эскель не любил до боли и делать это предпочитал в уединении. Однажды, когда его товарищи увидели, какой он неуклюжий и неумелый в этом деле, то долго потешались над ним. Но то ведьмаки, от них он это стерпел и сам даже посмеялся. А вот кмету за такое мог и голову с плеч снести.

— Милсдарь, — окликнули его внезапно.

Ведьмак вздохнул и покрепче затянул ремень седла. Не хотел он браться за работу сейчас, Боги свидетели — не хотел.

— Милсдарь ведьмак, помогите нам с монстряками-то, — молодой мужчина подходил неспешно, будто до сих пор не решил, просить ли о помощи или нет.

— Что за монстры? — заправив за ухо выпавшую прядь волос, он наклонился, проведя рукой по животу коня, а именно по ремню, убеждаясь, что в ближайшее время ему не грозит свалиться с Василька и переломать себе ноги.

— Да в сарае мы их заперли. У нас корова последняя издохла ночью, а утром уже полный сарай этих страхолюдин был.

— Это о них мне староста говорил? — подняв с земли мечи, Эскель крепко закрепил их за спиной.

— О них, мастер, о них, — мужик стянул в головы шапку и нервозно помял в грязных руках. — Токмо, коль вы возьметесь истребить эту нечисть, мы вам немного заплатим.

— Если это гули, а скорее всего это они и есть, то я беру по десять крон за голову.

— Ну, — мужик прикинул, какое там поголовье монстров и обреченно выдохнул, — столько у нас не будет.

— Тогда не выпускайте их и подождите, пока они с голоду передохнут.

— Не годится так, мастер. А коль они корову дожрут и нами закусить захотят?

— Конечно захотят, — усмехнулся ведьмак, закатывая засаленные рукава уже совсем не светлой рубахи, торчащие из-под коротких рукавов куртки.

— Может, — начал мужик, но замолчал, а после некоторого раздумья продолжил: — может, мы тогда по деревне пособираем, кто что может дать, а вы пока нечистью-то этой займетесь?

Эскель осмотрел мужика внимательно еще раз с ног до головы. Зацепился за судорожно теребившие шапку пальцы, бросил взгляд на подрагивающий от частого глотания кадык и выдохнул. Чувство в теле появилось дурное. В целом, он работал всегда так — оплату требовал по факту. Да и мужик этот не выглядел как-то необычно. Нервный разве что чуток. Ну так под его взглядом все кметы нервничали. Но чувство это странное сбивало с толку.

— Согласен, — наконец выдал ведьмак. — Веди давай к своему сараю.

— Вот спасибо, так спасибо, — поклонился мужик и торопливо поманил рукой. — Сюда, сюда, мастер.

Сарай этот стоял и впрямь на окраине Яворника. Ничего необычного он в нем не заметил. Разве что следы кровавые то тут, то там проступали на земле у дверей да запах стоял неприятный — сладковатый, резкий, как из выгребной ямы. Теперь он точно убедился, что это гули. Только они так смердели. Двое мужиков, вооруженные вилами, стояли у запертых дверей и то и делали, что бранились да плевались.

— Эй вы, а ну отойдите оттудова! Мастер ведьмак сейчас все сделает! — закричал мужик, что шел рядом с Эскелем.

— Ой, страшенный что-то твой ведьмак, Сымон. Че это с мордой у него? Может, негодящий какой? — хохотнул один из мужиков, но от сарая отошел.

— Сам ты негодящий! Ты на глазищи его глянь и на меч! — вскинул кулак вверх Сымон.

— Да все они выродки страшные, как дерьмо Гузки нашего.

— Скажешь тоже, — расхохотался второй мужик с вилами.

Ведьмак, будто и не слыша слов мужичья, подошел вплотную к сараю и ужасающе отточенным движением вытащил из ножен меч. Взмахнул им, с тихим свистом резанув по воздуху, и внимательно осмотрел лезвие, проходясь в который раз взглядом по выдавленным рунам. Рука сама потянулась к переброшенной через плечо сумке, вытаскивая оттуда небольшой пузырек с маслом. Последнее. Но, если там окажется больше трех трупоедов, масло может здорово ему подсобить.

— Мы это, мастер, закроем вас. А когда закончите, то постучите. А то боязно дверь не запирать, когда там столько страхолюдин, — подошел ближе Сымон.

Шапку он уже натянул на макушку.

— Хорошо, — бросив неоднозначный взгляд вначале на мужика, а после — на двух с вилами, Эскель сжал губы. Не нравилось ему это все. Но с другой стороны, работа непыльная. За несколько минут управится.

Сжав и разжав пальцы правой руки на рукояти, перетянутой кожаной лентой, он кивнул мужичью, и те осторожно приоткрыли двери. Скрип несмазанных петель тут же привлек внимание монстров. Ведьмак не успел насчитать, сколько их там было, но бросились на него трое. Пришлось применить Аард и только потом атаковать. Дверь с грохотом закрылась, а до слуха донеслось тихое чавканье. Взгляд переместился в темный угол, где, сверкая глазами и дожевывая целую, но уже подгнившую, коровью ногу, сидел гравейр. Он был крупнее остальных, имел светлый цвет кожи и выглядел на порядок опаснее. Ведьмак знал, что нападает эта нечисть хаотично. Принимая боевую стойку, Эскель сделал короткий вдох, восстанавливая сорвавшееся дыхание. Три гуля начинали его окружать, а за дверью послышались мужицкие голоса. Но вслушиваться не было времени, так как острые когти мелькнули прямо перед лицом.

— И сколько запросил мастер наш? — буркнул один из мужиков.

— По десятке за каждого.

— Да мы только четверых насчитали. А если их там десяток? Это чей-то, сто крон готовить?

— Выходит так.

— Проще заколоть этого выродка вместе с этими страхолюдинами, — пробурчал еще один голос.

Прорезав жесткую плоть очередного прыгнувшего на него гуля, Эскель выставил руку вперед и искры рассыпались во все стороны, а заинтересовавшийся им гравейр отшатнулся назад и мотнул башкой с тремя костяными гребнями на черепе. Пока тот отвлекся, последний трупоед прыгнул на ведьмака, взмахнув почерневшими от запекшейся крови когтями. Уклонившись, ведьмак сделал перекат и зашел сзади. Башку гуль повернуть не успел. Ее ему снесли одним точным и мощным ударом меча. Кровь хлестнула во все стороны, заливая руки и куртку Эскеля.

— Вот зараза, — фыркнул он, чувствуя, как зловонная субстанция пропитывает ткань его рубашки и как неприятно стекает по открытым предплечьям.

Остался только один. Самый крупный и самый опасный. Масла на мече почти не осталось, как и сил от бесконечного использования Аарда. Игни он применял только в крайнем случае и очень осторожно. Сгореть заживо в деревянном сарае ведьмаку не больно-то и хотелось. Пришлось рубить мечом медленно, но мощно и с максимальной точностью, ведь быстрые толчки и взмахи гравейру были нипочем.

А когда наконец получилось отсечь руку, две ноги и рубануть у упавшего наземь тела голову, Эскель облегченно выдохнул. Он был уставший, злой, весь в вонючей крови и очень недоволен тем, что не запросил за этого последнего двадцать крон.

Не пряча измазанный меч, он подошел к двери и три раза стукнул носком сапога по ней.

— Отворяй давай! — крикнул он на всякий случай.

— А страхолюдин вы перебили? — неуверенно спросили на той стороне.

— Да.

— Вы уверены?

— Холера! Конечно я уверен! — вспыхнул ведьмак и врезал по двери еще раз, но уже рукой, сжатой в кулак. — Отворяй, говорю!

— Уже, уже, мастер, — и дверь с тихим скрипом открылась.

Но, увы, не полный кошель встречал Эскеля и не радостные чумазые лица кметов, а три громилы с вилами наперевес, тычущие ими ему аккурат в грудь.

— А ну меч бросай, выродок, — пробасил один из них. — Ишь, чего удумал. Крестьян честных обокрасть решил?

— Меч я не брошу и свою работу я выполнил, — он провел взглядом по присутствующим, выискав скукоженного мужика, что заказ ему дал. — С тебя тридцать крон за гулей и двадцать за гравейра.

— Гра-… что? — переспросил тот, но его заслонили громилы.

— Меч бросай, говорю, и не выкабенивайся тут.

Ведьмак оценил ситуацию еще раз и нахмурился. Он и взмахнуть мечом не успеет — его возьмут количеством. А перерезать селянам горло будет очень дурным поступком для его репутации. Нужно было пораскинуть мозгами и выйти из ситуации как можно чище.

— Разойдемся полюбовно? Отдавайте мне мои деньги, и я тотчас же покину деревню, — попытался сгладить углы Эскель. Но мужичье было настроено решительно.

— Может, просто отпустим его, а? — подал голос второй.

— Ага. Щас. Мы его отпустим, а он нас поубивает. Так дела не делаются. Бросай меч, последний раз говорю!

Ведьмак выдохнул и втянул воздух полной грудью. Нужно было успокоиться и выждать удобный момент, чтобы раскидать местных Аардом, броситься бегом в сторону дороги и позвать Василька. Благо тот уже запряжен и не привязан. Как знал же, что лучше дать ему побродить.

— Бросай! — завопил третий мужик и, видимо, не выдержав нависшего напряжения, бросился колоть Эскеля вилами.

Но тот сработал быстро. Невидимая волна отбросила нерадивое мужичье в стороны и пока те пытались понять, что произошло, начав кричать что-то о колдунстве и поясницах, ведьмак бросился в сторону выезда из Яворника. Свистел он громко, как в последний раз. А когда услышал знакомое ржание и едва различимый топот копыт, то на душе стало гораздо легче. Он свистел и бежал ровно до тех пор, пока не перестал ощущать запах мужицкого пота и навоза. Топот копыт стал громче, а за спиной узнаваемо зафырчали. Эскель остановился, быстро затолкал меч в ножны и, одним прыжком взобравшись в седло, галопом погнал Василька по дороге вдаль от Яворника.

Комментарий к Часть 6. Тщеславие и жадность

Бечено