Несмотря ни на что, Эскель проспал пол дня. Проснулся только к обеду в крайне разбитом состоянии и совершенно без настроения. Да и какое уж тут настроение, когда предстоит решить столько непростых дел? Немного поворочавшись, он стянул с себя куртку, которой укрывался и потер ладонями лицо. Вставать совершенно не хотелось ровно до тех пор, пока не услышал голос Деры.
— Что это? — она захрипела и с трудом прокашлялась.
— Если даю — значит нужно. Или ты всегда такая любознательная? — Кейра, кажется, уже выходила из себя.
— Конечно всегда! Особенно тогда, когда в меня вливают невесть что.
— Боги! — окончательно вспыхнула чародейка. — Как же было хорошо, когда ты была в коматозном состоянии.
— Я просто… — она снова закашлялась, — спросила… — и опять ее перебил кашель.
— Побереги лучше горло. Нарывы пусть заживут, тогда и кашель пройдет. Потому, молчи и пей.
Дера ничего не ответила, а Эскель, до того лежавший на спине и подслушивающий разговор, окончательно проснулся и встал на ноги. Скинул на край печи куртку, заправил за пояс рубаху и первым делом пошел проверять травницу. Та, как только заприметила его, тут же приободрилась. Глаза заблестели, а пальцы сжались на запястье Кейры, которая держала у ее рта кружку. Чародейка лишь фыркнула, замечая такую реакцию, и закончив отпаивание, приложила ладонь ко лбу Фредерики.
— Жар немного спал, — заключила она. — Но еще не ушел окончательно.
Эскель кивнул и подошел чуть ближе. Поставил руки в бока, осмотрел лежащую на скамье Деру и не смог сдержать улыбки. Девушка была еще слаба, бледна и заметно схуднула с лица, но выглядела относительно бодро и гораздо лучше, чем вчера. По меньшей мере, отвары в ней задерживались, деревянную бадью, наконец, убрали и былой гонор проснулся, а это уже хороший знак.
Кейра сжала в пальцах глиняную кружку и задумчиво засмотрелась на нее. С того самого дня, когда ее выкинуло из портала в полях, она еще ни разу не видела такой участливости и доброты, которая исходила от ведьмака. Он хмурился, ворчал, почти не улыбался, но внутри него бушевал настоящий ураган. И она видела это. Видела и удивлялась.
Из ведьмаков она встречала только одного — Геральта. Того самого Белого волка, того самого беловолосого, на которого выпала из окна на Таннеде. Тогда она, кажется, сломала ногу, несколько ребер и отключилась у него на руках, но, тем не менее, все еще помнит с какой бережностью он ее держал. А впервые она встретила его на банкете и уж больно он запал ей в душу. Серьезный, но не прячет улыбку. Молчаливый, но умеющий вставить нужную фразу в нужное время. И несмотря на свою странную, нетипичную внешность, он был очень притягателен. Было в нем что-то такое, чего она не встречала прежде в мужчинах. И Эскель чем-то был похож на него. Сложно понять вот так сразу, чем именно. Может, нарочитой серьезностью; может, неприкрытой участливостью и добротой. А может, он смотрел на Фредерику точно так же, как Геральт смотрел на Йеннифэр? Как верный и преданный пес, но не желающий садиться на цепь. Интересно, если ей посчастливится встретиться с беловолосым ведьмаком еще раз, что тогда произойдет? И если рядом не будет стервозной, вездесущей чародейки то… что тогда? Согласится ли он выпить вина, например, вспомнить былое? А что есть, это самое — былое?
Коротко вздохнув, девушка опомнилась, заправив за ухо светлую прядь волос. От этих мыслей о ведьмаках — ходячих наборах противоречий, начинала болеть голова. А ей еще нужно собрать кое-какие травы, проштудировать очередной фолиант и сделать несколько заметок. Та хворь, которая была у травницы, симптоматически уж больно походила на Красную смерть, но только в облегченной форме. Тот же понос, рвота, судороги, лихорадка, острые боли в желудке. Но, в отличие от Катрионы, эта странная инфекция поддавалась лечению травами и судя по хорошему виду Деры — весьма успешно, исходя из того, на что вообще были способны травы. Конечно, с магией было бы полегче. Как минимум она смогла бы убрать обезвоживание и жар в одно мгновение ока, а не ждать пока подействуют декокты. А еще, можно было бы без особых ухищрений изготовить более действенное средство для лечения. Но и без того, результат был очень хороший. Его нужно было записать. Может быть, пригодится как-нибудь.
— Как ты?
Чародейку вывел из раздумий голос Эскеля. Она взглянула, как он встал у лавки на одно колено, поправил шерстяное покрывало и взял руку девушки в свои ладони — огромные, как у медведя. Уж в сравнении с ее хрупкими и дрожащими. Она задумчиво пожевала нижнюю губу, сжала в руках кружку и решив ничего не говорить — отошла к столу.
— Лучше, — ответила Дера, наслаждаясь теплом ведьмачьих рук. — Скоро уже можно будет отправляться, — снова захрипела она, едва сдержав кашель. — Мы и так много времени потеряли.
— Ничего. У меня тут заказ в городе, на бестию местную. Выполню, денег подзаработаю и тогда отправимся. Не переживай, — соврал без зазрения совести ведьмак.
Хотя можно ли назвать ложью то, что просто решил слегка завуалировать?
— А что за бестия? — травница с нескрываемым интересом всмотрелась в его непроницаемое лицо.
— Летюга, — первое что пришло в голову выдал Эскель.
— Летюга?
— Ну, вилохвост. Не бабочка, а ящер, драконид. Изводит местных, людей ест, на поля пахарям зайти страшно. Все, как всегда, — он дернул уголком губ, стараясь непринужденно улыбнуться.
Вышло плохо, но он старался изо всех сил. Дера задумчиво помяла пальцами его руку, нахмурилась, а потом, вздохнув, заговорила:
— Береги себя. Нам еще в Лан Эксетер ехать.
— Конечно. Гусиный паштет, молодые дворяне, набережная, — не без улыбки перечислил он все то, чем травница его изводила последние дни чуть ли не каждое утро.
— В Лан Эксетере нет набережной и улиц нет, — подала голос Кейра. — Все перемещаются по Великому каналу на лодках.
Фредерика и ведьмак переглянулись, а затем травница хрипло рассмеялась.
— Лодка с молодым дворянином, Эст-Эстом и гусиным паштетом — тоже сгодится.
— Если уже о вине и мужчинах заговорила — идешь на поправку, — как бы между прочим вставила чародейка, и не отрывая взгляда от раскрытой перед ней книги, задумчиво забарабанила ноготками по поверхности стола.
Ведьмак пробежался взглядом по изможденному девичьему лицу, огладил ее руку, которую держал в своих, и только намеревался встать, как ощутил легкое прикосновение к своему лицу. Дера заправила за ухо темные сальные пряди волос, прижала ладонь к шраму на щеке, осторожно погладила его. Затем, словно опомнившись, убрала руку, мазнув по его губам пальцами, и отвернулась к стене.
— Береги себя, — смущенно заворчала она.
Эскель судорожно выдохнул, но спокойно и даже вкрадчиво поблагодарил ее, встал, поправил штаны и зашагал к выходу. Дера молчала и рассматривала деревянные брусья перед глазами, а Кейра громко хмыкнула. Искренне надеясь, что это было адресовано не ей, травница зажмурилась и постаралась немного подремать. Силы, пока еще, не вернулись к ней полностью. Оттого, даже от такой минимальной активности появилась усталость.
Ведьмак вышел во двор и громко чертыхнулся. Пнул ногой траву, вырвав носком сапога короткие стебли и твердым шагом направился к Васильку. Конь обмахивался хвостом и лениво пережевывал зелень. А когда заприметил хозяина, то радостно зафырчал. Но хозяин был не в духе. Мало того, что в голову наконец пришло осознание того, что вечером ему не избежать резни, так еще и оправдание тремя тысячами уже переставало работать, как раньше. После каждого ее прикосновения, после каждого взгляда, наполненного искренней заботой, на душе становилось очень гадко. Она просто переживала за него, как за друга, как за напарника и как за единственного союзника, которым в данный момент располагала. А он что? А он при любом удобном случае представляет, как будет овладевать ею в весьма замысловатых позах. Что за напасть такая, пока было непонятно. Но то, что удавалось себя контролировать как минимум до тех пор, пока не останется наедине с самим собой — вселяло надежду. Надежду на то, что бушующие гормоны не отключат рассудок окончательно и силу их влияния все еще можно укротить.
Вспомнился страшный подростковый период. Тогда юные ведьмаки, едва получившие свои медальоны и мечи, сходили с ума от всех прелестей переходного возраста, будучи запертыми в Каэр Морхене безо всякой надежды на то, чтобы увидеть хотя бы часть девичьих грудей. Да, каких там грудей — хоть бы просто девку увидеть, даже не раздетую, и на том спасибо. Мутации, конечно, делали их бесплодными, но желание не отбивали. А подростковую гиперсексуальность приходилось, под чутким руководством наставников, вымещать на тренажерах. Но страшно было то, что он уже и не подросток вовсе, а навязчивая тяга эта, отключающая разум, снова проклюнулась. Уж воистину: седина в голову — бес в ребро. Правда седым он не был, а стариком — лишь номинально, но тем не менее — возраст есть возраст. С чувством пнув траву и кого-то невидимого в ней, Эскель крепко выругался и наконец, более-менее взял себя под контроль. Не так много времени у него осталось на подготовку. Потому, лучше не терзаться невесть чем, а помедитировать, собраться с мыслями, проверить, что у него осталось в запасах и наточить меч.
А как солнце спряталось за горизонтом, ведьмак огладил голову дремлющей Фредерики, выслушал короткое напутствие чародейки, дал себе безмолвное обещание — сделать все возможное, чтобы минимизировать жертвы и выехал в сторону Мурривеля. Но когда все шло по плану?
В предместье была та еще темень. Если бы не умение видеть в темноте, то до ворот он ни за что бы не добрался. Тем не менее, Ян, Лукаш и два их бессменных напарника вооружившись факелами и будучи на взводе — ждали его на мощенной дороге.
— Мастер! — крикнул Лукаш и махнул факелом. — Сюда, мастер!
Эскель повернул коня и неторопливо повел его по дорожке. На улице было тихо. Да настолько, что на душе становилось неспокойно. Даже сверчки не стрекотали, и козодои не пели свои песни. Недоброе, неспокойное чувство продолжало разрастаться внутри, но ведьмак упорно его игнорировал. Зайти в город, убить только ипата, обыскать его дом и вернуться к Дере. На слух — вроде ничего сложного, а как будет на деле — поглядим.
— Мастер! — закричал уже Ян. — Давайте, быстрее! Раньше сядем — раньше встанем.
— Я не люблю спешить, — невозмутимо заявил Эскель, поведя плечами от тембра собственного же голоса, слишком серьезного даже для него.
— И правильно, мастер! Правильно, — вмешался кто-то из мятежников.
Ведьмак остановил коня, зачем-то осмотрелся по сторонам и спрыгнул на землю. Схватил ножны со стальным мечом, поправил сумку, перекинутую через плечо, намеренно отогнал Василька ударив ладонью по крупу и, собравшись духом, двинулся в сторону ворот.
— Ну, удачи! — подняв вверх кулак, поддержал его Лукаш.
От этого легче не стало. Даже скорее наоборот — окончательно пришло осознание некоей бесповоротности. Перехватив покрепче ножны, Эскель прислушался. Вокруг стояла все та же зловещая тишина. А когда ворота с громким скрипом заскребли по земле, открываясь, он медленно выдохнул приводя сердцебиение в норму, закрыл и открыл глаза, весь подобрался и скрылся в тени города.
Внутри и впрямь никого не было. Либо он недооценил Яна и его компанию бравых мятежников, либо Мурривель не славился храбрецами. Сам город был компактный и можно даже сказать — уютный. Если бы не мертвые дома без единого следа света в окнах, пустые улицы и чертова тишина, которая уже порядком начинала действовать на нервы. Но, тем не менее, он ощущал чье-то незримое присутствие. Инстинкты кричали о том, что за ним следят, что дома эти не так уж и пусты, как может показаться. Плавно и практически бесшумно продвигаясь все глубже, Эскель внезапно замер, услышав, как натянулась тетива арбалета с характерным хрустом становясь в зацепной зуб. Тут же вылетел болт, со свистом рассекая воздух. Ведьмак ушел чуть вправо, склонив голову. Свист опалил ухо и болт встрял в землю недалеко от него. Стреляли из ближайшего дома, аккурат из-за спины. Это если учитывать, что дальность арбалетов не больше двухсот метров. Не успев все хорошенько обмозговать, ему снова пришлось уворачиваться, прикрывая спину лезвием меча. Острие со скрипом пролетело по касательной к мечу, и болт отпрыгнул в сторону. Конечно он не любил так делать, но сейчас выбирать не приходилось. А когда воздух разрезал третий свист, Эскель принял решение — бежать и искать укрытие. Все, что хотел, он уже узнал. Теперь главное засесть где-то и подумать, как бы найти другой путь, чтобы не влезать в ненужные конфликты. Радовало одно — нужный дом был на площади, что находилась за углом.
Перепрыгнув через перила крыльца, он ловко нырнул в просвет между домами. Если не получится убежать, так хоть сможет смерть свою отсрочить. Тогда он прижался спиной к стене и принялся рыться в сумке в поисках оставшихся эликсиров. Может быть, если выживет, наконец, выкроит время и наварит всего впрок, но явно не сегодня. На дне болталась Иволга, Ласточка — меньше трети флакона, Чайка, а еще Яд повешенного — яд из ядов, как сказал однажды Геральт, но для борьбы с людьми — в самый раз. Пока торопливо вытрушивал остатки на тряпку, а щекой и плечом придерживал меч за гарду и рукоять, в голове появлялись вопросы один за другим. Вот только ответов, увы, он не находил.
Город совсем не освещался. И как в такой темноте кто-то пытался попасть по нему, да еще из арбалета? Стреляли наугад, выходит. А если нет? А если среди выживших есть те, кто отлично видит в темноте? Ведьмаки? Нет, тогда Ян сказал бы ему об этом. Но, если вспомнить этого сраного Яна, то ничего он бы не сказал. Это чудо, что вообще упомянул о том, что кроме ипата в городе еще кто-то остался. А если и остался, то почему не перебьют охрану у его дома и не вызволят властителя?
Яда было мало. Хватило только на половину лезвия. Но и того может быть достаточно. Опрокинув в себя пузырек с Чайкой и довершив его еще и Ласточкой, для уменьшения интоксикации, Эскель забросил пустую тару в сумку и прижался спиной к стене, обхватив обеими руками меч. Нужно было обождать несколько секунд, пока снадобье усвоится.
Слева послышались шаги. Тихие, но быстрые и шаркающие, словно кто-то бежал на цыпочках. В следующую секунду на него вылетела тень и лезвие рассекло воздух у самого лица. Благо, что он успел чуть отклонить голову в сторону и, выставив вперед руку, применить Аард. Тихо выдохнув, Эскель понял, что эликсир, хвала Богам, уже начал действовать. Иначе он бы уже сползал по стене с перерезанным горлом. Тень со сдавленным вздохом охнула и вылетела из проулка. Напоролась на перила крыльца, с хрустом проломила их и словно мешок рухнула на мощенную дорогу. Ведьмак перехватил поудобнее меч и неторопливо вышел следом.
Из-за ускоренного сердцебиения он не услышал, как сзади подкрались, но тело среагировало само. Уклонилось от очередного взмаха лезвия, качнулось в сторону, перенеся вес на одну ногу. Рука наотмашь рубанула по тени, что атаковала сзади. Меч прошел сквозь плоть легко. Хорошо, что он его накануне добросовестно наточил. Тень хрустнула, чавкнула и обмякшее тело рухнуло наземь. Осмотревшись по сторонам и прислушавшись, ведьмак заключил, что на улочке больше никого не осталось, а затем двинулся к еще живому телу, что кряхтело и хрипло дыша пыталось подняться.
Он остановился у головы, присел на корточки, уткнув острие меча в щель меж каменной кладкой, и его сердце с силой ударило о ребра. На дороге лежал парнишка. Совсем еще подросток. Не больше семнадцати лет отроду и отчаянно пыхтя пытался ухватить себя руками за темную рубаху на груди. Он испуганно таращился в светящиеся глаза, что внимательно всматривались в него и как рыба хватал окровавленными губами воздух, но ничего сказать не мог. Только кровавая пена, пузырясь, вываливалась наружу и стекала по подбородку. Ведьмак с трудом проглотил подошедший к горлу ком, а после осмотрел тело юноши еще раз. Ноги сломаны, ребра тоже, одно даже пробило легкое, судя по виду крови у рта. Видать, из-за эликсира он смог так внезапно создать волну такой мощи, тем самым нанеся столь значительные увечья. Да еще и перила, мать их, оказались на пути и сыграли свою роль. Он не знал, как помочь этому несчастному юноше. Бросать вот так не хотел, оказать помощь тоже не мог. Да и с такими ранами его никто не будет спасать. Не в такой ситуации. Мятежники уж точно, а те, кто трусливо прятался по домам и просто ждал исхода — подавно. Потому он сделал единственное, что пришло в голову — окончил страдания так, как это представлялось возможным. Встал, поднял двумя руками меч и с силой вонзил его в район сердца. Паренек заскулил, тихо всхлипнул и затих больше не шевелясь. Ведьмак наклонился, закрыл ладонью его распахнутые глаза и хрипло выдохнул, искренне сожалея о том, что не сдержал данное себе обещание. На второй труп смотреть уже не хотелось, но он зачем-то это все равно сделал. Выпрямился и, обернувшись, подошел к рассеченному телу. Присел на корточки, отвел двумя пальцами в сторону край черной прохудившейся шапки, увидев под ней светлые, длинные пряди волос. Это была совсем еще девчонка. Не старше того паренька, что испустил дух секундой ранее.
— Холера! — зарычал Эскель, с силой сжав пальцы в кулак.
А как только собрался решительно зашагать в сторону того проклятого белого дома, где держали ипата, его окликнули.
— Эй! Кто здесь?!
Свет от факела больно ударил в глаза, заставляя сощуриться и прикрыться предплечьем. А когда Эскель пообвык и все перестало вокруг расплываться, то увидел перед собой мятежника в перекошенной и чем-то измазанной броне. В одной руке он держал меч, не забывая при том тыкать острием в ведьмака, а во второй — догорающий факел.
— Ведьмак, — буркнул Эскель. — Ян прислал. С ипатом вопрос решить.
— А-а-а. Было что-то такое, слышали, — закивал мужик и поправил навершием рукояти сползший на глаза шлем.
— Что здесь делают дети?
— Крысеныши-то эти? — мятежник сплюнул себе под ноги и скривился. — Это псов реданских, что тут стражей местной были, малышня. Мы вроде вот только вчера пятерых перебили, а тут еще два. Будь они неладны. Лезут, падла, и лезут. Так обучены же, сукины дети, как с оружием-то обращаться. Уже бы и успокоились себе или вон, к нашему благому делу примкнули. Так нет, решили поиграть в вояк, мстителей. Крысы поганые. Такие же, как их…
Закончить он не успел, так как острие ведьмачьего мяча уперлось ему аккурат в незащищенное место на горле.
— Веди меня к ипату. Чем быстрее — тем лучше. Я начинаю терять терпение, — сквозь зубы процедил Эскель.
Мужик замер и округлил глаза. Взглянул на скрытого в тени ведьмака, нервно сглотнул, заметив, как зловеще блестят его глаза, а потом неуклюже отшатнулся назад.
— И-идемте, м-мастер, — проблеял он, вытирая рукой вмиг взмокшее лицо.
К дому дошли быстро. Больше никто нападать не пытался, а площадь освещали подвешенные факелы. Ведьмак осмотрел баррикаду, что воздвигли мятежники, сплюнул скопившуюся во рту слюну и утер тыльной стороной губы. Если они так оградились от какой-то ребятни, значит те задали им жару, и неслабо. Так чего же не дожали этих мятежников? Может, сил не хватило? Решительность подвела? Или припасы истощились? Размышлять можно было бесконечно, но нужно было поскорее покончить с делом и возвращаться обратно к чародейке.
— Эй, Сик! — крикнул тот, что вел Эскеля, стоящему у входа в дом мужику с небольшим арбалетом в руках. — Пропусти мастера!
Этот самый Сик молча кивнул, но от двери отошел. Ведьмак пока шел, оценил, что разместилось их тут немало. Насчитал аж целый десяток. Тогда торопливо прикинул, что в случае чего использует последнюю бомбу, завалявшуюся на дне сумки. Правда, это была Лунная пыль, но для отвлечения сгодилась бы. Но главное — лишь бы действие эликсиров не закончилось раньше времени. Иначе, если в доме что-то пойдет не так — ему не выбраться. Но пока кровь разгоняла адреналин по венам, вперемешку со снадобьями — надежда еще была.
Перед ним открыли двери и запустили внутрь. А как только ведьмак перешагнул порог — ее тут же захлопнули, да с таким грохотом, что аж в ушах зазвенело. И пусть внутри была темень, что хоть глаз выколи, он покрепче сжал меч и двинулся вперед, в уме подсчитывая, на сколько еще ударов хватит масла на лезвие. Если все пройдет, как он думал — то двух будет достаточно.
Несмотря на не очень-то и приветливую атмосферу, сам дом был большой. Даже с его зрением рассмотреть все убранство было трудно, но ковры, картины и добротные, очевидно дубовые, стулья он подметил сразу. Передняя ветвилась, и дверные проемы вели — один в сторону лестницы, а второй в комнату. Видать за ней могла быть кухня или какая-нибудь комната для приема гостей. Поди разбери, как эти толстосумы живут и сколько им пространства нужно для счастья. В нос ударил резкий, сладковатый трупный запах, который уводил вправо. Эскель напружинился и двинулся в сторону, противоположную от лестницы. Долго искать источник не пришлось. А как открыл дверь, то тут же зажал предплечьем нос и рот. Вонь стояла такая невыносимая, что аж глаза заслезились. Комнатка эта оказалась и впрямь кухней. И вот, среди наполовину опустошенных ящиков с подгнивающими овощами и фруктами, стеллажами с бутылками и огромным столом в центре — лежал труп. Вернее, не лежал, а был оперт спиной о ножку стола. Подходить ближе Эскель не хотел, но по начищенному панцирю и гербу Редании у самого сердца он понял, что это был тот самый капитан городской стражи. Видать, решил выбрать самый простой путь и свести счеты с жизнью. И исходя из того, что творилось снаружи — это был не самый плохой вариант.
В голове, очень неожиданно, дала знать о себе мысль о том, что он еще и амулет Кейры отыскать должен. И, вполне вероятно, он мог быть у этого самого капитана, который некрасиво свесив нижнюю челюсть, расселся на полу и вздумал помереть. Делать было нечего. Собравшись духом, ведьмак подошел ближе, присел на корточки и неторопливо погрузил руку в кошель, висящий на поясе у трупа. Это конечно не рыться в брюхе у вилохвоста, но тоже приятного мало. По крайней мере за вилохвоста совесть не мучила, а тут он почувствовал себя настоящим мародером. Отчего скривился, но поиски продолжил. В кошеле было пусто, не считая пары-тройки крон. Торопливо осмотрев на наличие каких-либо карманов штаны и не забыв заглянуть за пазуху, мало ли, может он его на шею нацепил, Эскель отстранился и выпрямился. Ну, что же, раз ничего не удалось найти, то нужно было двигаться дальше. И надежд на то, что ипат поступит так же благородно по отношению к нему, как этот уже покойный капитан — немного.
Путь наверх был быстрый. Не считая того, что лестница под его весом скрипела и все норовила проломиться. В общем, пройти бесшумно не вышло. Да и признаться, прятаться тоже было не от кого. А как до ушей донесся тихий шорох из ближайшей к лестнице комнаты, ведьмак, не раздумывая двинулся первым делом туда. Несмотря на кромешную темень, из щели между полом и дверью пробивался слабый свет. Эскель приложил к деревянной поверхности руку, ощутив под пальцами толстый слой пыли, и легонько толкнул ее. Та со скрипом открылась, а глаза сразу же нашли невысокого, худосочного, лысого мужика. Он стоял в центре комнаты, но ближе к зашторенному окну и дрожал, как осиновый лист. Худоба его была совершенно болезненная. Она иссушила его тело до крайне непотребного вида, что отличить его от трупа было очень сложно. Видать помимо того, что заперли, так еще и голодом морили. Надеялись, что сам издохнет?
— Ты — ипат? — без лишних расшаркиваний спросил Эскель.
Мужик слабо кивнул и облизнул сухие, потрескавшиеся губы.
— А вы, верно, по душу мою? — сдавленно проговорив, он провел ладонью по лысине.
— Верно, — кивнул ведьмак, подойдя на удобное для замаха меча расстояние.
— Ну, что же, — ипат нервно сглотнул, сплел перед собой дрожащие, узловатые пальцы и прикрыл глаза. — Я готов, мастер.
Теперь уже и самому Эскелю стало не по себе. Вот так просто? Склонил голову и ждет смерти? Даже не поборется? Никакой мольбы не будет или торга?
— Прежде ответь мне, где амулет ведьмы?
— Ведьмы? — вздрогнул ипат, резко распахнув глаза и подозрительно засуетился. — Ох ведьма… милая, милая, ведьма.
Ведьмак в недоумении вскинул брови, но расслабляться не спешил. Да и спрашивать, как так вышло, что Кейру окрестили «милой» — тоже. Может быть, они говорили о разных ведьмах? Ну, так вроде как одна обитала в округе. Или он чего-то не знает? Но, тем не менее, решил уточнить:
— Крест, с каменьями такой, красивый. Вам, возможно, его капитан принес, — чародейка, конечно, не потрудилась дать более точное описание, но возможно и того хватит.
— Так это значит ее вещичка-то?
— Сначала покажи, а потом решим ее или не ее, — сухо бросил он, наблюдая как ипат торопливо засеменил к комоду, раскрыл дверцы и присев на корточки достал оттуда две объемные шкатулки.
— Ох, если бы я знал, что это нашей милой ведьмы, я бы ни за что…
— Ты ищешь или болтаешь? — перебил его Эскель тряхнув рукой, что держала меч.
Мандражирующий ипат водрузил эти две шкатулки на стол и принялся копаться в них по очереди. Выудил какое-то диковинное перо, серьги со странными черными каменьями, бусы из голубого жемчуга, перстень с большим красным камнем, брошь в форме бабочки с маленькими изумрудиками на крыльях, серебряный гребень, даже чей-то огромный зуб. И все это с нескрываемым трепетом рассматривал и откладывал на стол, ровно до тех пор, пока в свете свечей не блеснуло то, зачем, собственно, и пришел ведьмак. Он нетерпеливо тряхнул рукой, а перепуганный до смерти ипат вложил находку в его ладонь. Сам амулет был и впрямь красивый. Коптский крест усыпанный цирконами и великолепно переливающийся на свету. Медальон на шее тут же задрожал, будто доказывая, что это именно то, что нужно. Радовало, что в артефакте еще осталась магия. А если так, то он был очень даже пригоден для дальнейшего использования. Удивительно, как те многочисленные владельцы, которых он наверняка сменил после того, как спал с шеи чародейки, не испортили его и не сломали. А то могли начать камни выковыривать или распилить. Все ведь знакомы с кметами и их тягой к вандализму.
— М-мастер, — начал блеять ипат. — Может быть тогда, раз вы получили то, что хотели — мы договоримся? — предложил скорее для проформы он.
Эскель и сам не до конца верил в то, что хотел сказать. Да что уж там, он даже не верил в то, что произносит эти слова, но тем не менее:
— Тебя все равно убьют. Ян и его соратники больно решительно настроены, — начал он. — Только я — сделаю это быстро и безболезненно, а эти псы будут мучить, — он кивнул в сторону входной двери. — Но ты волен выбирать, от чьего меча хочешь умереть. Или у тебя есть иной путь разрешения сложившейся ситуации?
Нужно было сохранить последние крупицы благородства и сострадания. Иначе ему казалось, что он совсем перестанет собой владеть. Слишком много потрясений за одну ночь, даже для такого как он, кто знаком со смертью не понаслышке.
— Ну что же… — ипат помялся, заломил пальцы рук, обвел взглядом комнату, и, когда остановился на нарочито невозмутимом лице ведьмака, выдохнул. — Нету у меня другого варианта, мастер. И, по чести, предложить вам тоже нечего. Уж и без того пожил семь десятков. Хватит. Надеюсь, ваша рука не дрогнет. Сделайте все быстро, мастер. Я боюсь умирать в муках.
Эскель понял, что ипат уже давно смирился со своей участью. Видать, просто смелости не хватило поступить как капитан, что усердно подгнивал этажом ниже. Оттого сидел и ждал, пока заявится кто-то, кто сделает все за него. И раз уж все решилось, то ему остается лишь сыграть роль палача. Безусловно, приятного в этом деле мало. Но разве жизнь состоит из одних лишь приятностей? Потому, вздохнув он хрипло заговорил:
— Я тоже надеюсь, что не дрогнет.
Ведьмак даже не смотрел. Зажмурился и ударил наугад, надеясь, что длины лезвия и силы замаха хватит чтобы отсечь голову. И ожидания его оправдались, а опыт взял свое. Правда, чаще отрубать головы приходилось монстрам. Да что уж там греха таить — лишь монстрам. Тем не менее, шея хрустнула, плоть издала мерзкий чавкающий звук, а голова глухо ударилась о деревянный пол. Эскеля окатила кровь, струями взмывшая вверх из рассеченных сонных артерий. А когда ноги тела подкосились, и оно рухнуло следом за головой, он, кажется, перестал дышать. Это была гуманная смерть для властителя и даже благородная в каком-то роде, но самому ведьмаку показалось, будто голову снесли ему. Нет, его не мутило, а перед глазами не плыло, просто внутри что-то надломилось. Словно пружина какая разогнулась и влупила по органам со всей силы. Пришлось восстанавливать внезапно сбившееся дыхание, кое-как совладать с собой и постараться как можно скорее покинуть этот чертов дом.
Он покачнулся, стряхнул с лезвия кровь и его неожиданно накренило вперед, благо, на ногах устоять получилось. Да и меч помог, уткнувшись концом в пол, помогая ему сбалансировать в нужный момент. Сердце бешено колотилось в ушах, и он отчаянно пытался замедлить его ритм, но не удавалось. Отчасти потому, что эмоции захлестнули с головой и сосредоточиться было невозможно, а отчасти из-за того, что мешал все еще бушующий адреналин в крови, подгоняемый Чайкой.
Рвано выдохнув, он на мгновение прикрыл глаза, вспомнил изможденное лицо Деры и ее прикосновение. Даже явственно ощутил тепло ладони на щеке и на душе стало чуточку легче. Еще совсем недавно он надеялся, что не станет убивать ради нее. Давал себе нелепые обещания, зарекался. А теперь — он стал настоящим убийцей только потому, что расплачивался за ее спасенную жизнь. Стиснув зубы, он сдавленно выругался. Но минута слабости и ненависти к себе закончилась быстро. Снаружи его уже ждали, а значит нужно снова нацепить на лицо выражение крайней невозмутимости, чтобы до конца не портить себе репутацию, всеми этими стенаниями. А то она и без того уже изрядно пострадала. Помучиться ведь можно в одиночестве и потом.
Он уверенным шагом вышел наружу, и не обращая ни на кого внимания, пересек улицу под улюлюкание мятежников, сжимая в одной ладони меч, а во второй — амулет. Торопливо добрался до ворот, постучал и его выпустили наружу. Он ничего не сказал Яну, даже не взглянул на него и не слушал вопросов, летящих ему в спину. Он был весь в крови, злой как черт и обессиленный. Свистом подозвал Василька и пошел на знакомое фырканье. Нужно было как можно скорее уезжать. После всего того, что произошло за стенами этого дрянного города, ему было физически больно находиться здесь. И будь он проклят, если его нога еще хоть раз переступит ворота Мурривеля.
Комментарий к Часть 30. И не дрогнет рука
Бечено