Вычисление Бога

5

Отдел КМО по работе со спонсорами вовсю воспользовался визитом Холлуса («Поддержите музей, который привлекает посетителей со всей планеты — и не только!»), и в первую неделю после прибытия форхильнорца посещаемость серьёзно выросла. Но затем, когда стало ясно, что его челнок вряд ли появится снова, а сам пришелец больше не собирается бродить по тротуарам, взбираться по ступеням в музей и разгуливать по холлу, толпа несколько поредела.

Агентов КСБР я больше не видел. Премьер-министр Кретьен, однако, действительно посетил КМО, чтобы встретиться с Холлусом; разумеется, Кристина Дорати не упустила возможность во всех подробностях зафотографировать эту встречу. И несколько журналистов попросили Кретьена дать личную гарантию, что инопланетянину будет дозволено продолжить свою работу безо всяких помех: опрос общественного мнения компании «Маклинс» показал, что жители Канады хотят именно этого. Премьер-министр действительно дал такую гарантию, хотя — подозреваю — оперативники КСБР всё равно оставались где-то неподалёку, стараясь держаться вне поля зрения.

На четвёртый день Холлус и я снова работали в большом зале с образцами, на цокольном этаже Кураторской. Я выдвинул металлический ящик и показал ему кусок сланца, в котором оказалась великолепно сохранившаяся эвриптерида. Мы разместили этот образец на рабочем столе, и Холлус принялся внимательно рассматривать его через увеличитель на штативе, освещённом идущей вокруг линзы флуоресцентной лампой. Я был несколько заворожен физикой этого действа: на увеличенное изображение смотрел спроецированный глаз, и каким-то образом поступающая информация передавалась настоящему Холлусу, на орбиту над Эквадором.

Знаю, знаю — пожалуй, мне стоило выбросить из головы вопрос, засевший с тех пор, как Холлус завёл об этом речь.

— А откуда вы знаете, что у Вселенной есть Создатель? — наконец спросил я.

Инопланетный гость скосил стебельковые глаза, чтобы взглянуть на меня.

— Вселенная явно создана по продуманной схеме; а раз есть схема, должен быть и её разработчик.

Я приподнял то немногое, что осталось от бровей:

— Но на меня она производит впечатление хаоса, — сказал я. — Имею в виду, звёзды расположены хаотично, неправильно.

— В этом хаосе скрыта великая красота, — отметил Холлус. — Но я говорю о более базовой схеме. Фундаментальные физические параметры Вселенной подогнаны друг под друга с почти бесконечной точностью, так чтобы она позволяла жизни существовать.

Я был почти уверен, что знаю, куда он клонит, но всё же спросил:

— Каким образом?

Мне представлялось, что он может знать что-то такое, чего не знаю я — и, к моему изумлению, так оно и было.

— Вашей науке известны четыре типа взаимодействия; на самом деле их пять, но пятый вы пока не открыли. Силы, которые вам известны — гравитация, электромагнетизм, слабое ядерное взаимодействие и сильное ядерное взаимодействие. Пятая сила отталкивающая, но она действует лишь на очень большом расстоянии. Относительные величины этих сил варьируют в неимоверно широких пределах, и всё же, если бы эти величины хоть самую малость отличались от действующих, той Вселенной, которую мы знаем, просто бы не существовало, а жизнь бы не смогла зародиться. Взять, к примеру, гравитацию: будь она несколько сильнее, Вселенная бы давно схлопнулась. А будь она в какой-то степени слабее — звёзды и планеты не смогли бы образоваться.

— В какой-то степени, — эхом отозвался я.

— Для этих двух сценариев, да: я говорю о различии на несколько порядков. Хочешь пример получше? Пожалуйста. Звёзды, разумеется, обязаны соблюдать равновесие между собственной гравитацией, которая пытается их сжать, и электромагнитной силой в виде исходящего от них света и тепла. Есть лишь очень узкий диапазон величин, в которых эти силы могут приходить в равновесие, дозволяя звёздам существовать. На одном конце этого диапазона получаются голубые гиганты, а на другом — красные карлики. Ни те, ни другие не способствуют зарождению жизни. По счастью, почти все звёзды попадают в промежуток между этими двумя типами — и именно из-за точной согласованности фундаментальных констант во Вселенной. К примеру, если бы сила гравитации отличалась всего на одну… секундочку, мне нужно перевести это число в вашу десятичную систему… на одну часть из 1040, эта согласованность бы нарушилась, и каждая звезда во Вселенной была бы либо голубым гигантом, либо красным карликом. Никаких жёлтых звёзд, никаких миров наподобие Земли.

— Это правда? Всего-навсего одна часть на десять в сороковой?

— Да. Аналогично и с величиной сильного ядерного взаимодействия, которое удерживает ядра атомов одним целым, несмотря на то, что положительно заряженные протоны пытаются друг друга оттолкнуть. Если бы эта сила была лишь самую малость слабее, чем она есть, атомы бы так и не образовались: не позволило бы отталкивание протонов. А если бы она была лишь самую малость сильнее, единственным атомом, который мог бы существовать, был бы атом водорода. В любом случае, во Вселенной не было бы ни звёзд, ни жизни, ни планет.

— Так ты говоришь, кто-то намеренно выбрал эти величины?

— Именно.

— Но откуда вам знать, что это не единственно возможные величины для констант? — спросил я. — Может, они таковы как раз потому, что не могут быть иными?

Инопланетянин качнул сферическим телом.

— Интересное предположение. Но наши физики доказали, что другие величины теоретически вполне возможны. И шансы на то, что эти константы получились такими случайно — единица, делённая на шесть с таким количеством нулей после себя, что если написать ноль на каждом протоне и нейтроне во Вселенной, их всё равно не хватит.

Я кивнул: вариации на эту тему мне доводилось слышать и раньше. Настало время вытащить главный козырь.

— Может быть, все возможные величины для этих констант действительно существуют, — сказал я, — но в других вселенных. Может быть, имеется бесконечное число параллельных вселенных, и ни в одной из них нет жизни, потому что физические параметры не позволяют ей зародиться. В этом случае нет ничего особенного в том, что мы находимся в нашей Вселенной, ведь это единственная из всех возможных, в которой мы могли бы появиться.

— Ага, — ответил Холлус. — Понимаю…

Я довольно сложил руки на груди.

— Я понимаю причину твоего недопонимания. В прошлом учёные моей планеты были по большей части атеистами или агностиками. Мы давно знали о явной согласованности величин разных сил, управляющих нашей Вселенной. У меня сложилось впечатление, что и ты кое-что об этом знал. И именно этот аргумент — что, быть может, существует бесконечное число различных вселенных, имеющих всевозможные величины фундаментальных констант — так вот, именно он давал прежним поколениям форхильнорских учёных возможность отбрасывать идею о Создателе. Как ты сам говоришь, если где-то существуют все возможные наборы величин, нет ничего особенного в существовании одной Вселенной, которой управляют силы с конкретными относительными величинами, позволяющими возникнуть жизни.

Он сделал еле заметную паузу и продолжил:

— Но оказалось, что не существует параллельных вселенных, существующих одновременно с нашей; их не может существовать. Наши физики разработали теорию, которую, должно быть, пытаются разработать ваши: Теорию Великого объединения — Теорию Всего. По вашим теле- и радиопередачам мне мало что попадалось на тему текущих представлений о космологии, но раз ты придерживаешься таких взглядов, ваши космологи, скорее всего, считают наиболее вероятной версию горячей инфляционной модели Большого взрыва, в котором родилась Вселенная. Это так?

— Да, — ответил я.

Холлус качнул телом.

— Форхильнорские физики лелеяли то же самое представление — на нём держалось множество научных репутаций — до открытия пятого типа взаимодействий, пятой фундаментальной силы. Открытие это имело отношение к прорыву в энергетике, после которого стало возможным ускорять космические корабли до скоростей, вплотную приближенным к скорости света — несмотря на одно из положений теории относительности, которое гласит, что при приближении к этому пределу масса неимоверно возрастает.

Пришелец переступил шестью ногами, после чего продолжил:

— Горячая инфляционная модель Большого взрыва требует плоской вселенной — той, которая не является ни открытой, ни закрытой. В сущности, такая вселенная может существовать бесконечное время; она, однако, дозволяет существование параллельных вселенных. Но включение в эту теорию пятого типа взаимодействий потребовало изменений, необходимых с точки зрения симметрии; из этих изменений выросла элегантная, согласованная Теория Великого объединения — квантовая теория, включающая все типы взаимодействия, даже гравитацию. Эта теория предсказала три важных следствия.

Во-первых, она предсказала, что наша Вселенная отнюдь не плоская, она закрытая: она действительно родилась в Большом взрыве и будет расширяться ещё миллиарды лет — но в конечном счёте всё равно сожмётся в сингулярность. Будет Большое схлопывание.

Во-вторых, текущий цикл следует не более чем за восьмью предыдущими осцилляциями Большой взрыв/Большое схлопывание. Мы живём не просто в одной вселенной из бесконечного ряда — наша Вселенная одна из очень немногих, когда-либо существовавших.

— Неужели это правда? — удивился я.

Я свыкся с тем, что космология оперирует цифрами, которые либо бесконечны, либо в точности равны единице. В этом плане восьмёрка кажется необычным числом, о чём я не преминул сказать.

Холлус немного расслабил ноги в верхних сочленениях, и ответил:

— Ты познакомил меня с человеком по имени Чен — вашим астрономом. Поговори с ним; скорее всего, он ответит, что даже горячая инфляционная модель Большого взрыва, которая требует плоской вселенной, допускает очень ограниченный ряд предыдущих осцилляций — если они вообще происходили. Подозреваю, он сочтёт разумным, что текущий цикл реальности — одна из очень немногих вселенных, которые когда-либо существовали.

Форхильнорец немного помолчал и продолжил:

— Ну а третье предсказание Теории Великого объединения заключается в следующем: не существует других параллельных вселенных одновременно с нашей — и не существовало одновременно с предыдущими, и не будет существовать одновременно с последующими. Она описала единственное исключение — виртуальные вселенные, идентичные нашей, в точности с тем же набором физических констант, которые на кратчайший миг отделяются от нашей, чтобы тут же слиться обратно; это позволяет объяснить некоторые квантовые явления.

Математика, которая за всем этим стоит, просто жуткая. Но что интересно, вриды интуитивно пришли к идентичной модели. Причём Теория Всего дала множество количественных предсказаний, которые подтвердились экспериментально; она выдержала все проверки, которым её подвергали. И когда стало ясно, что нельзя уйти от аргумента об ограниченном числе вселенных, идея разумного Сотворения стала на Форхильноре господствующей. Раз наша Вселенная — одна из максимум девяти, когда-либо существовавших, и раз она имеет чрезвычайно маловероятное сочетание фундаментальных параметров, отсюда вывод — она действительно создана разумом.

— Но даже если четыре, прошу прощения, пять фундаментальных взаимодействий имеют столь маловероятные относительные величины, — сказал я, — это лишь пять отдельных совпадений. Признаю, это крайне маловероятно, — но ведь пять совпадений действительно могут выпасть из девяти попыток.

Холлус качнул телом:

— У тебя забавная склонность цепляться за соломинку, — сказал он. — Но пятью фундаментальными взаимодействиями дело не ограничивается. Есть ещё множество параметров Вселенной, которые выглядят так, словно их тщательно подобрали.

— Например?

— Мы с тобой состоим из тяжёлых элементов: углерод, кислород, азот, калий, железо и так далее. В сущности, единственные элементы, которые существовали во Вселенной с её рождения, — водород и гелий, в соотношении примерно три к одному. Но в центре звёзд водород участвует в ядерном синтезе — там образуются углерод, кислород и другие элементы из периодической таблицы. Все тяжёлые химические элементы наших тел вышли из ядер давно погибших звёзд.

— Знаю. «Все мы состоим из звёздного вещества», как говорил Карл Саган.

— В точку. И правда, учёные с вашей планеты, как и с моей, говорят о нас как о формах жизни, основанных на углероде. Но рождение углерода в недрах звёзд зависит от критически важного параметра: от резонансных состояний ядра атома углерода. Чтобы получился углерод, два ядра гелия должны войти в тесный контакт, после чего его ударяет третье такое ядро. В результате три ядра гелия дают шесть нейтронов и шесть протонов — рецепт получения углерода. Но, будь резонансный уровень углерода лишь на четыре процента ниже, метастабильные интермедиаты не могли бы образоваться, и углерод бы не получился — вся органическая химия стала бы невозможной.

Он немного помолчал и добавил:

— Но само по себе образование углерода и других тяжёлых элементов, конечно, недостаточно. Эти тяжёлые элементы находятся на Земле, потому что некоторые из звёзд… как это называется? Когда взрывается большая звезда?

— Сверхновая, — ответил я.

— Точно! Эти тяжёлые элементы попали сюда, потому что часть звёзд становятся сверхновыми и выбрасывают в межзвёздное пространство продукты ядерного синтеза.

— Ты хочешь сказать, то, что звёзды вспыхивают сверхновыми, тоже организовал Бог?

— Не так просто, — откликнулся Холлус и, немного помолчав, спросил: — Ты знаешь, что бы стало с Землёй, если бы неподалёку вспыхнула сверхновая?

— Если бы она оказалась достаточно близко, думаю, нас бы поджарило.

В 1970-е годы Дэйл Рассел отстаивал версию о том, что вымирание в конце мелового периода было вызвано близкой вспышкой сверхновой.

— Именно. Если бы за последние несколько миллиардов лет поблизости взорвалась сверхновая, тебя бы здесь не было. А если точнее, не было бы нас обоих, поскольку наши системы расположены недалеко.

— Значит, сверхновые не должны вспыхивать слишком часто, и…

— Верно. Но они не могут вспыхивать и чересчур редко. Именно из-за ударной волны от сверхновой из пылевых облаков вокруг звёзд начинают образовываться планеты. В других системах, если поблизости не вспыхивала сверхновая, такие десять планет, как в вашей системе, никогда бы не образовались.

— Девять, — поправил я.

— Десять, — твёрдо повторил Холлус. — Продолжайте искать.

Он покачал стебельками глаз, и спросил:

— Видишь затруднение? Чтобы выбросить тяжёлые элементы, необходимые для зарождения жизни, некоторые звёзды обязаны становиться сверхновыми. При этом, если сверхновые будут вспыхивать слишком часто, они уничтожат на корню ту жизнь, которую породили. Но, если их будет мало, планетные системы будут встречаться крайне редко. Как в случае с фундаментальными константами и резонансным уровнем ядра углерода, частота вспышек сверхновых кажется выбранной нарочно, она попадает в очень узкий приемлемый диапазон. Небольшое отклонение в ту или иную сторону — и во Вселенной не будет жизни или даже планет.

Я пытался найти опору, чтобы не упасть. Голова раскалывалась.

— Но это тоже могло бы быть совпадением, — упорствовал я.

— Либо здесь целое нагромождение совпадений, либо Вселенная создана таковой намеренно, — сказал Холлус. — Но есть и другие факторы. Возьмём, к примеру, воду. Все без исключения формы жизни, которые нам известны, вышли из воды — и для жизнедеятельности она нужна им всем. Но, хотя с химической точки зрения вода кажется очень простой — два атома водорода, связанные с одним атомом кислорода, — на самом деле это до крайности необычное вещество. Ты же знаешь, что большинство веществ сжимаются при охлаждении и расширяются при нагреве. Вода ведёт себя точно так же — до тех пор, пока температура не приближается к точке замерзания. И в этот момент она начинает вести себя необычно: вода расширяется, продолжая охлаждаться — так что, когда замерзает, она становится менее плотной, чем жидкость. Потому-то, вместо того, чтобы утонуть, лёд плавает по поверхности. Мы так привыкли видеть кубики льда в напитках или лёд на поверхности пруда, что даже об этом не задумываемся. Но другие вещества так себя не ведут: замёрзший диоксид углерода — вы называете его «сухой лёд» — тонет в жидком диоксиде углерода; если опустить свинцовую бляшку в расплав свинца, она пойдёт ко дну.

И закончил мысль:

— Но лёд плавает на поверхности воды — и если бы это было не так, жизнь была бы невозможной. Замерзай озёра и океаны не сверху вниз, а снизу вверх, за пределами экваториальных зон придонные экосистемы не могли бы развиться. Будь лёд плотнее воды, раз замёрзнув, она бы осталась замороженной навсегда. Подо льдом есть течения, именно из-за них весной лёд начинает отогреваться. Под ледниками течений нет, поэтому они на сухой земле не тают тысячи лет подряд, хотя совсем рядом могут быть жидкие озёра.

Я положил окаменелого эвраптирида обратно в ящик.

— Мне известно, что вода — необычное вещество, но…

Холлус щёлкнул глазами:

— Но это удивительное свойство — расширяться перед точкой замерзания — не единственное из замечательных термических свойств воды. На самом деле у воды семь различных термических показателей, каждое из которых уникально или почти уникально с химической точки зрения. И каждое из них необходимо для существования жизни. Шансы на аномальность одного из параметров нужно помножить на шансы аномальности для каждого из шести остальных. Вероятность того, что вода по чистой случайности имеет такие уникальные термические свойства, практически нулевые.

— Практически, — повторил я, но мой голос прозвучал глухо даже для меня самого.

Не обращая на меня внимания, Холлус и не думал останавливаться:

— Но уникальные свойства воды не заканчиваются её термическими свойствами. Из всех других веществ только у жидкого селена коэффициент поверхностного натяжения выше, чем у воды. А именно из-за высокого поверхностного натяжения вода глубоко проникает в трещины камней. А так как она расширяется при охлаждении, ей удаётся невероятное — она разбивает камни. Будь у воды коэффициент поверхностного натяжения поменьше, почва не могла бы образовываться. Более того: будь вязкость воды выше, не развились бы системы кровообращения. Наша плазма крови, как и у вас, по составу почти та же морская вода, но на свете нет таких биохимических процессов, которые могут на значимое время заставить сердце качать что-нибудь заметно более вязкое.

Инопланетянин помолчал, а потом добавил:

— Я мог бы говорить часами о потрясающе точных, выверенных параметрах Вселенной, которые делают жизнь возможной, но правда очень проста: окажись любой из них — из всей длинной-предлинной цепочки — другим, во Вселенной не было бы жизни. Либо мы появились в результате чудовищно маловероятного совпадения… выигрывать в вашу лотерею подряд каждую неделю в течение столетия куда вероятнее!.. — либо Вселенная и её внутренняя структура были намеренно и очень тщательно сконструированы для того, чтобы в ней могла развиться жизнь.

Грудь пронзила острая боль; я её проигнорировал.

— И всё же это лишь косвенное свидетельство существования Бога, — сказал я.

— Знаешь что? — сказал Холлус. — Ты в меньшинстве даже среди представителей своего вида. Помнится, по Си-Эн-Эн я как-то видел данные о том, что на Земле 220 млн. атеистов из шести миллиардов населения. То есть всего-то три процента.

— Решение о том, что истина, а что нет, не решается демократическими процедурами, — парировал я. — Большинство людей не склонны мыслить критически.

Мне показалось, что Холлус мною разочарован.

— Но ты-то образованный, критически мыслящий человек. Тебе привели доводы в пользу того, что Бог должен существовать — или, как минимум, существовал в прошлом. Математически это настолько близко к ста процентам, что ближе просто некуда. И всё же ты продолжаешь отрицать его существование.

Боль становилась всё сильнее. Но она скоро утихнет, я был в этом уверен.

— Да, — ответил я. — Я отрицаю существование Бога.