Вычисление Бога

31

Этим вечером я всё-таки сумел добраться домой; толпы, запрудившие метро, получили весточку о том, что катастрофы каким-то образом удалось избежать. К восьми часам я сумел втиснуться в битком забитый вагон поезда, ехавший на юг, в сторону станции «Юнион». Я решил ехать, пусть и без шансов на сидячее место. Мне не терпелось увидеть Сюзан, увидеть Рики.

Сюзан обняла меня крепко, до боли. Рики тоже меня обнял, и мы уселись на диван; сын сидел у меня на коленях, и мы снова обнимались всей семьёй.

В конце концов мы с Сюзан уложили ребёнка в постель. Я поцеловал его, пожелав спокойной ночи моему малышу, сыну, которого любил всем сердцем. Он был слишком юн, чтобы понять, что сегодня произошло, — как и многое из того, что навалилось на него в последнее время.

Сюзан и я вновь очутились на диване и в 22:00 смотрели по телевизору видеоряд, полученный телескопами «Мерелкаса» и переданный в качестве события дня по национальному телеканалу. Рассказывая об опасности, с которой сегодня столкнулась Земля, Питер Мэнсбридж выглядел суровее обычного. После космических панорам к нему в студии присоединился Дональд Чен — телестанция Си-Би-Си располагалась недалеко от музея, — чтобы объяснить детали случившегося и подтвердить, что чёрная аномалия (именно этим словом воспользовался Дон) по-прежнему располагается между Землёй и Бетельгейзе, защищая нас.

Мэнсбридж подвёл итоги интервью словами: «Бывает, нам просто улыбается удача. — И, повернувшись к камере, сказал: — Из других новостей…»

Но других новостей не было — никаких, которые бы имели хоть какое-то значение, никаких, которые бы могли сравниться с тем, что произошло днём.

«Бывает, нам просто улыбается удача», — сказал Мэнсбридж. Одной рукой я обнял Сюзан, притянул к себе, почувствовал теплоту её тела, вдохнул аромат шампуня. Мои мысли сейчас были о ней — и на сей раз не о том, сколько времени нам отпущено, а о тех восхитительных моментах, которые были в прошлом.

Мэнсбридж был прав. Иногда нам просто улыбается удача.

Следующим утром, когда я ехал в музей на метро, меня осенило; на меня буквально снизошло озарение.

Оказавшись в кабинете, я принялся нетерпеливо ожидать появления Холлус. Мне пришлось прождать больше часа, и всё это время я просидел как на иголках.

— Доброе утро, Том, — сказала инопланетянка. — Я хочу извиниться за резкость вчерашних слов. Они были…

— Ерунда, не переживай. Все мы становимся не в себе, когда впервые понимаем, что можем умереть, — сказал я. И без всякой паузы, не давая ей обрести контроль над разговором, продолжил: — В общем, забудь. Но послушай, сегодня утром, когда ехал с людьми в подземке, я кое-что понял. Как насчёт того ковчега? Корабля, который отправили к Бетельгейзе обитатели Грумбриджа 1618?

— Ковчег наверняка испарился, — ответила Холлус. Её голос прозвучал печально. — На это хватило бы даже первой вспышки умирающей звезды.

— Нет, — возразил я и покачал головой, всё ещё потрясённый масштабами. — Нет, всё было совсем иначе. Чёрт возьми, я мог бы и раньше это понять — как и Он!

— Кто? — не поняла Холлус.

Этот вопрос я оставил без ответа — пока что.

— Обитатели Грумбриджа не покинули планету, — уверенно произнёс я. — Как и остальные, они перешли в виртуальную реальность.

— На их планете мы не обнаружили предостерегающих меток ландшафта. И потом, зачем им направлять к Бетельгейзе корабль? Ты предполагаешь, на нём летела отдельная группа — те, кто не желал перехода?

— Никто не стал бы лететь к Бетельгейзе, чтобы поселиться с нею рядом; ты же сама говорила, что звезда для этого не подходит. И четыреста световых лет — ужасно долгий путь лишь для того, чтобы совершить гравитационный маневр. Нет, я уверен — на корабле, след которого вы увидели, не было ни команды, ни пассажиров; все жители Грумбриджа по-прежнему находятся на своей планете, погружённые в мир виртуальной реальности. Нет, они выслали к Бетельгейзе автоматический корабль с каким-то катализатором — чем-то, что может запустить взрыв сверхновой.

Стебельковые глаза Холлус замерли:

— Запустить? Но зачем?

У меня кружилась голова; эти мысли едва в ней умещались. Я посмотрел на форхильнорку:

— Чтобы стерилизовать все планеты в этой части галактики, — объяснил я. — Чтобы уничтожить жизнь подчистую. Если хочешь укрыть под землёй компьютеры и перенести в них своё сознание — что для тебя страшнее всего? Разумеется, что придёт кто-то и раскопает компьютеры, повредит их — случайно или намеренно. На тех планетах, которые вы посетили, жители создавали ландшафтные метки, предостерегающие от попыток вскрыть то, что спрятано в глубине. Но на Грумбридже они посчитали это недостаточным. Они постарались сделать так, чтобы никто — даже с близлежащих звёзд — не смог прилететь к ним и вмешаться в их жизнь. Они знали, что Бетельгейзе — крупнейшая звезда в этой части Галактики — в конце концов вспыхнет сверхновой, и решили на несколько тысячелетий поторопить события. Направили к ней какой-то катализатор, бомбу — в общем, устройство, которое должно было вызвать по прилёту вспышку сверхновой.

И, помолчав, добавил:

— Если подумать — фактически, потому-то вы до сих пор могли наблюдать термоядерный выхлоп их корабля, несмотря на то, что он уже преодолел чуть ли не весь путь до Бетельгейзе. Разумеется, он и не собирался тормозить: полёт не предполагал торможения. Вместо этого корабль угодил прямиком в звезду, детонировав сверхновую.

— Это… Это чудовищно. Это совершенно с одной стороны.

— Чертовски верно. Конечно, обитатели Грумбриджа могли не знать наверняка, что где-то ещё есть какие-то формы жизни. В конце концов, они развивались в изоляции — ты сказала, их ковчег путешествовал пять тысяч лет. Они могли посчитать свой поступок разумной предосторожностью, не зная наверняка, что уничтожают какие-то другие цивилизации, — сказал я. — Или, может быть, им было на это наплевать. Может, они считали себя богоизбранным народом и полагали, что Бог разместил Бетельгейзе там, где она есть, специально, чтобы они смогли ею воспользоваться.

— Может, они и правда в это верили. Но ты знаешь, что это неправда.

Она была права: я это знал. Я увидел дымящийся ствол. Я увидел доказательство, достаточно убедительное даже для меня. Я глубоко вдохнул, стараясь успокоиться, стараясь привести в порядок путаницу мыслей в голове. Конечно, я мог увидеть нечто такое, что могла сделать продвинутая раса; это мог быть искусственный отражатель для новых звёзд; это могло быть…

Но, рано или поздно, принятие простейшей теории неизбежно — теории, которая предполагает минимум новых элементов. Рано или поздно приходит пора остановиться, перестать требовать для ответа на этот вопрос — из всех прочих — доказательств ещё более убедительных. Рано или поздно — может быть, в самом конце жизни — приходится быть честным с самим собой. И тогда стены твоего мирка рушатся, погребая тебя под обломками.

— Ты хочешь, чтобы я сказал это вслух? — спросил я, слегка пожимая плечами, — словно идея была свитером, который нужно немного поправить, чтобы он сел как надо. — Да, это был Бог; это был Создатель.

И я умолк, позволяя словам повиснуть в воздухе, раздумывая, хочу ли я взять их обратно.

Но я не хотел.

— Несколько месяцев назад ты, Холлус, сказала, что считаешь Бога существом, каким-то образом пережившим предыдущее Великое сжатие, каким-то образом продолжившее существование с предыдущего цикла. Если это так, тогда он и в самом деле часть космоса. Или, если он до сих пор не был частью космоса, может быть, у него есть способность становиться… как там говорят теологи?.. воплощаться в таковую. Бог принял физическую форму и встал на пути между взрывающейся звездой и нашими планетами.

И сейчас меня осенило новой мыслью:

— Кстати, это происходит не впервые! Помнишь ту сверхновую 1320-го нашей эры, из созвездия Парус? Она была почти столь же близка, как и Бетельгейзе. Её останки сейчас видны, но никто не видел самой вспышки — ни китайцы на Земле, ни остальные народы здесь, на вашей планете или на планете вридов. Эта сущность вмешалась и тогда, прикрыв нас от излучения сверхновой. Ты сама сказала это, когда речь зашла о Боге в наш первый разговор: скорость образования сверхновых должна быть тщательно сбалансирована. Что же, если ты не можешь или не хочешь предотвращать вспышки сверхновых, тебе остаётся от них прикрывать.

Стебельковые глаза Холлус сблизились. Казалось, её тело понемногу опускается, словно шесть ног с трудом выдерживают вес. Бесспорно, мысль о том, что это существо и есть Бог, посетила её раньше, чем меня, но Холлус сейчас только задумалась о том, что это может значить применительно к сверхновой из Паруса.

— Бог не просто вызывает массовые вымирания. Ещё он рутинно их предотвращает, когда это отвечает его цели, — сказала она.

— Невероятно, правда? — сказал я, чувствуя в себе такую слабость, которую сейчас видимо проявляла и Холлус.

— Может, нам стоит полететь к нему, — сказала она. — Раз мы сейчас знаем, где находится Бог, может, нам стоит к нему слетать.

Идея была грандиозна. Моё сердце вновь забилось в груди кувалдой.

— Но… но ведь мы же увидели, что происходило у Бетельгейзе больше четырёхсот лет назад, — сказал я. — И у вашего корабля на полёт туда тоже уйдёт никак не меньше четырёхсот лет. С какой стати Богу задерживаться там на тысячелетие?

— Типичное время жизни для форхильнорца — примерно сотня лет, грубо говоря, пятьдесят миллионов минут, — пояснила Холлус. — Бог, предположительно, имеет возраст не меньше возраста вселенной, который составляет 13,9 миллиардов лет; тысяча лет для него то же, что четыре минуты для одного из нас.

— Всё равно, он не стал бы тратить время, поджидая нас.

— Может и не стал бы. Или, быть может, он знал, что за его действиями будут наблюдать, что они привлекут наше внимание. Может, он сделает так, чтобы снова оказаться там — в том единственном месте, где мы точно знаем, что он был — для встречи в подходящее время. В промежутке он может отправиться куда-то по своим делам, а затем вернуться. Похоже, он довольно мобилен; скорее всего, если бы он знал, что ковчег с Грумбриджа детонирует Бетельгейзе, он бы просто уничтожил корабль в пути. Но стоило начаться взрыву, как он появился в центре событий довольно быстро — и может вернуться туда так же быстро, когда мы туда доберёмся.

— Если он хочет встречи с нами. Это большое «если», Холлус!

— Без сомнения. Но наша команда уже готовится к полёту на встречу с Богом; это лучшая возможность, и потому нам не остаётся ничего другого, кроме как попытаться, — сказала Холлус. Её глаза были прикованы ко мне. — Приглашаю тебя полететь с нами.

Сердце забилось ещё чаще, чем раньше. Нет, это не может быть правдой!

— У меня почти не осталось времени, — мягко заметил я.

— «Мерелкас» может разогнаться почти до скорости света меньше чем за год. После этого большую часть расстояния мы преодолеем за очень малое субъективное время. Конечно, после этого нам понадобится ещё год для торможения, но мы можем добраться до Бетельгейзе чуть больше чем за два года нашего времени.

— У меня нет двух лет.

— Нет, — согласилась она. — Если ты будешь бодрствовать. Но, помнится, я говорила тебе, что вриды путешествуют в анабиозе; мы можем погрузить в анабиоз и тебя — разморозим только тогда, когда достигнем цели.

В глазах у меня потемнело. Предложение было невероятно чарующим — соблазнительным, непостижимым подарком.

Кроме того…

Кроме того, а не мог бы Холлус заморозить меня до тех пор, пока…

— А вы можете заморозить меня навсегда? — спросил я. — Рано или поздно лекарство от рака всё равно разработают, и…

— Прости, но нет, — сказала она. — Тело всё равно деградирует, даже в этом состоянии; хотя на промежутках до четырёх лет технология не опаснее общей анестезии, нам никогда не удавалось успешно оживить ни одного из тех, кто провёл в анабиозе больше десяти лет. Это удобный способ путешествовать в пространстве, но не вперёд во времени.

Что же, я никогда не представлял себя лежащим в криокамере, наподобие Уолта Диснея. Всё равно — возможность отправиться в путешествие с Холлус, улететь на борту «Мерелкаса», чтобы увидеть могущественную сущность, которая и правда может оказаться Богом… это потрясающая возможность, просто невероятная!

И я внезапно осознал, что для Сюзан и Рики это может оказаться лучшим исходом: они будут избавлены от агонии последних месяцев моей жизни.

Я ответил Холлус, что мне нужно об этом подумать, нужно обсудить вопрос с семьёй. Такая заманчивая перспектива, столь щедрое предложение… но принять во внимание следовало многое.

Раньше я сказал, что Кутер направился на встречу с Создателем, — но на самом деле я в это не верил. Кутер просто умер.

В отличие от него я, быть может, и правда повстречаю Создателя… ещё при жизни.