Выбор Наместницы

XXIV

Возвращение домой заняло у Квейга больше времени, чем он рассчитывал. Морской путь по-прежнему был закрыт, пришлось заново проделать то же самое путешествие, только в обратном направлении. С одной стороны каждый день, затраченный на дорогу, отодвигал встречу с разгневанным родителем, с другой стороны — чем позже Квейг вернется, тем сильнее будет гнев отца. Не выбирать из двух зол никак не получалось, и Квейг решил не оттягивать неизбежное, но погода упорно не принимала во внимание его устремления. Домой он вернулся уже в разгар жаркого лета, полностью пропустив короткую весну. Солнце успело выжечь траву по обочинам дороги, деревья давно отцвели, а на зеленой кожице недоспелых абрикосов во всю проступала соблазнительная желтизна. Привычная жара несколько успокоила Квейга, он по опыту знал, что в такую погоду попросту не хватает сил на бурное проявление чувств, появилась надежда, что гроза, хотя полностью мимо не пройдет, будет гораздо тише, чем ожидалось.

До замка оставалось несколько часов езды, Квейг потрепал по морде уставшего коня — бедное животное мучалось от жары, утром овес почти нетронутый остался в кормушке, а теплая вода не утоляла жажду. Юноша по привычке остановил коня на знакомом пригорке — он каждый раз задерживался здесь, чтобы посмотреть издалека на сверкающие в солнечных лучах башенки герцогского дворца. На первый взгляд все было как обычно: сверкали драгоценные флюгера, мерцал розовый мрамор, но что-то казалось странным, непривычным, не таким, как всегда и Квейг никак не мог ухватить эту неправильность. Он упрямо всматривался в далекие силуэты башен, щурясь от солнца, пока, наконец, не понял — на башнях спущены флаги.

Его встречали перед воротами, капитан стражи и несколько солдат. Капитан отсалютовал новому господину:

— Приветствую вас дома, ваше сиятельство. — Бесстрастный голос капитана ничем не выдал укора, сквозившего во взгляде. Не его дело указывать герцогу, как тому поступать, если совесть есть — и сам поймет, что натворил, а если нет — то и упрекать бесполезно. Квейг бросил поводья подоспевшему конюху и спросил:

— Когда?

— Да вот уже четвертый день как схоронили. Ждать никак нельзя было по такой жаре.

— Матушка?

— Плоха совсем, да вы сами увидите. Она все тянула с погребением, вас ждала, а сразу после похорон — заперлась у себя, никого не пускает, даже дочерей.

Квейг с трудом сглотнул, отгоняя подступивший к горлу спазм — не сейчас, на глазах у своих людей. Для них он прежде всего герцог, а уже потом упрямый мальчишка, оставшийся без отца.

Капитан достаточно прожил на этом свете, чтобы понимать, что творится на душе у молодого герцога:

— Вы ступайте домой, вам она откроет. Сразу и лекаря к ней отрядите, мало ли что.

Квейг кивнул, на скорбь не было времени: сначала мать и сестры, потом сходить на могилу, затем нужно собрать советников. А потом придется ехать в столицу, подтверждать присягу рода Эльотоно. Ну почему же все так не вовремя?! Юноша осознавал правоту отца: герцог из него сейчас никакой, он с собой-то управиться не может, где ему герцогством управлять? Но и делать нечего, кроме него — некому, и придется справиться, не опозорить отца, чтобы не получилось, как в Инхоре. Известие об отставке и новом назначении генерала Айрэ Иннуон получил курьерской почтой сразу после свадьбы, и они еще успели выпить за удачу графа Инхор, впрочем, в том, что удача и дальше будет сопутствовать не знавшему поражений Ланлоссу, Иннуон сомневался. Ничего хорошего в Инхоре нового графа не ждало, дай боги, чтобы жив остался.

Квейг поднялся на второй этаж, в покои матери. Перед закрытой дверью спальни лекарь спорил с управляющим:

— Четыре дня прошло, нужно ломать дверь!

— Ни в коем случае, — возражал управляющий, — вы что, с ума сошли?

— Это вы с ума сошли! Еще одни похороны не терпится увидеть?

Увидев молодого герцога, оба спорщика замолчали. Квейг мрачно посмотрел на управляющего и постучал в дверь, в ответ послышался голос матери, усталый и хриплый:

— Ступайте, я же сказала, что никого не хочу видеть!

— Мама, открой, это я.

Ждать пришлось долго, Квейг уже собирался послать управляющего за слугами и выломать дверь, когда герцогиня, наконец, впустила его в комнату. В спальне стояла страшная духота, все окна были закрыты и задернуты занавесями, от тяжелого воздуха тут же начинала болеть голова. Квейг с ужасом смотрел на свою мать и не узнавал ее. Несколько месяцев назад это была красивая, полная сил женщина, выглядящая намного моложе своих шестидесяти лет, сейчас же его встретила седая растрепанная старуха. Она с укоризной обратилась к сыну:

— Ты уже был у отца? Он будет сердиться, ты должен был сначала пойти к нему, а потом ко мне.

— Я… я только что приехал, мама.

— Это неважно, тебя так долго не было. Отец ждет, ему нельзя волноваться, он так сильно кашляет последние дни.

— Но…

— Иди к нему, не бойся, он не будет тебя ругать.

Что-то подсказало Квейгу, что ему лучше не спорить:

— Хорошо, мама, я сейчас поднимусь к нему. А тебе надо отдохнуть, я привел лекаря, он даст тебе лекарство, и ты поспишь. Теперь я дома, ничего уже не случится.

— Нет-нет, я не могу спать, столько нужно сделать! Твой отец теперь так плохо ест, мне нужно на кухню, проследить, а то ему опять приготовят пряное жаркое.

— Я прослежу сам, мама, а ты сделай, как я говорю.

Женщина недоверчиво посмотрела на него, но, потом, все-таки, согласно кивнула:

— Ну, хорошо, хорошо, я отдохну, а ты иди, не заставляй отца ждать.

Квейг вышел из комнаты, жадно вдохнул прохладный воздух, лекарь виновато смотрел на герцога.

— Идите к ней, сделайте, все что нужно. И проветрите комнату, там нечем дышать. Снимите внутренний засов, и пусть при герцогине постоянно кто-нибудь будет, даже когда она спит.

— Да-да, конечно. Вы не беспокойтесь, ваше сиятельство, такое иногда случается от большого горя. Герцогиня просто не хочет признавать, что ее супруг скончался. Это пройдет, со временем. Сейчас ей нужен полный покой.

Увы, особой уверенности в голосе лекаря Квейг не услышал. Он развернулся и, торопливо, почти бегом вышел из коридора, уже не заботясь о том, видит ли его кто-нибудь, пробежал по верхней галерее, толкнул дверь своей комнаты и упал на кровать. Происходящее казалось дурным сном, сейчас он проснется, и все будет как прежде: отец — жив, мать — здорова, сестры… Он же еще не видел сестер, им должно быть еще тяжелее, они ведь маленькие. И он обещал матери пойти к отцу, прямо сейчас. Герцог не может позволить себе роскошь реветь, уткнувшись в подушку. Да и не только герцог, любой мужчина должен достойно встречать удары судьбы. Он поднялся, вытер мокрое лицо, по быстрому смыл конский пот и грязь, переоделся.

Где искать могилу отца, он знал — морских лордов из поколения в поколение хоронили на побережье, так, чтобы морская вода постепенно просачивалась под гранитные плиты надгробий и уносила прах в море. На памятнике был высечен девиз рода Эльотоно: «Повелевая волнами», имя и две даты: 1216 — 1289. «Железный пес» прожил долгую жизнь — семьдесят три года, и пятьдесят из них он правил герцогством. Стоя над могилой отца, Квейг впервые задумался, сколько лет ему отвели боги. Ответа он не знал, скорее всего, его ожидали еще долгие годы жизни, но здесь и сейчас, двадцатилетний герцог Квэ-Эро со всей ясностью осознал, что между ним и смертью больше никого нет. Он — верхняя ступень лестницы, ведущей в небо, верхняя и единственная. Когда у него появятся сыновья и внуки, он перестанет быть один, но ничто в мире уже не сдвинет его на ступеньку ниже. Теперь он знал, что справится. Он переживет смерть отца и безумие матери, выдаст замуж сестер и станет достойным правителем своего герцогства. И больше никогда в жизни не позволит себе действовать, поддавшись первому порыву. Увы, благие намерения чаще всего приводят к алтарю Ареда, но в тот миг юноша искренне верил, что сумеет измениться.