Второй Шанс 4

Глава 15 Прибытие на Юкатан

— Сашенька! А как же мы его сделаем? — спросила своего мужа Катя. — Я себе такого даже не представляю. И еще! Я бы очень не хотела, чтобы мы украли это изобретение у тех, кто сделал его в будущем.

— Катенок! Твоя щепетильность в этих вопросах и твоя честность — это то, что я в тебе очень люблю, — рассмеялся Саша, — но мы, даже если захотим, не сможем их украсть, так как многое для этого открытия еще не изобрели в это время.

— И что же именно, зять? — тут же вмешался старый академик.

— Например, моноклональные антитела.

— Какие антитела? — переспросил Сергей Порфирьевич.

— Это антитела, которые вырабатывает гибридома. Они направлены против одного вида антигена на поверхности белковой или полисахаридной молекулы. А гибридома — это гибридная клеточная линия, полученная в результате слияния клеток двух видов: способных к образованию антител B-лимфоцитов, полученных из селезёнки иммунизированного животного — чаще всего мыши — и опухолевых клеток миеломы. Поскольку раковые клетки миеломы «бессмертны», то есть способны делиться большое количество раз, после слияния и соответствующей селекции, гибридома, производящая моноклональные антитела против антигена, может поддерживаться долгое время.

— Вы научились там обеспечивать слияние таких клеток? — удивился старый академик.

— Мы научились делать такое, что лучше бы и не знали как это делать, — вздохнул Саша, — но для этого нужна такая масса приборов и реактивов, что такой способ нам не подойдет. Да и вообще, дело это очень хлопотное и весьма капризное.

— Например? — спросила его Катя с интересом.

— К примеру, в прежней жизни, я жил на периферии СССР, — начал Саша увлечённо. — Однажды к нам в научно-исследовательский институт, где я работал, вернулся сотрудником аспирант из Москвы. Он был племянником нашего директора, но и нужно признать очень талантливым ученым и в Москве его кандидатская диссертация была посвящена как раз разработке такой гибридомы и получению таких моноклональных антител к одному из человеческих белков.

— И он это сделал? — Сергей Прокофьевич в предвкушении смотрел на зятя.

— Да, — кивнул Саша, — и он хотел продолжить работу уже над диагностической тест-системой у нас в институте. Чтобы на основе имеющихся антител создать простой способ диагностики заболевания у человека — с помощью выявления у него в крови этого белка. По принципу, как и мы хотим создать такую же систему для выявления хорионического гонадотропина в моче, для диагностики беременности у женщин.

— И как? Ему это удалось? — Катя внимательно слушала о совершенно новых вещах в мире науки.

— Это удалось мне! — с гордостью ответил ее муж. — На основе тех антител, которые он мне передал. Я хоть и был тогда еще молод, но уже прекрасно владел методикой и методологией твердофазного иммуноферментного анализа. Включая получение ферментных конъюгатов. Но эти антитела он привез из Москвы. А когда он хотел запустить наработку этих антител у нас, культивируя гибридому, ему это не удалось.

— Почему? — удивился Сергей Порфирьевич. — Ему не хватило навыков? Оборудования?

— Это самое интересное, — усмехнулся Саша, вспоминая дела далекой молодости, — он все привез из Москвы. Специальный пластик и флаконы для культивирования клеток, среды для их выращивания. Ему даже институт купил инвертированный микроскоп!

— А что это такое? — с любопытством спросила Катя.

— Его основное отличие от обычного микроскопа — р азмещение объектива и системы освещения снизу, а не сверху образца.

— А зачем это нужно? Я никогда о таком не слышала.

— Дело в том, что гибридома растет на стенках флаконов для культивирования клеток, и рассмотреть как они растут можно только в такой микроскоп. И еще он нужен для отбора клонов. Но это еще не все. Для работы был необходим ламинарный бокс.

— Сашенька, ты говоришь столько новых слов.

— Ламинарный бокс, для работы в стерильных условиях, представляет собой устройство типа вытяжного шкафа, но в котором воздух не удаляется через вытяжку, а наоборот — подается под давлением. И это давление не дает возможность микробам попасть внутрь этого бокса. Воздух просто выдувает наружу.

— А сам подаваемый воздух? Он же тоже с микробами, — спросил Сергей Порфирьевич.

— Воздух нагнетается двигателем и проходит через фильтры, где очищается от микробов и других частиц.

— Ну ничего себе, сколько всего нужно! — всплеснула руками Катя.

— И это еще не все, — рассмеялся ее муж. — Для роста клеточной культуры нужен был специальный газовый инкубатор, в котором концентрация углекислого газа должна была быть иной, нежели в простом воздухе. Гораздо больше. Для этого нужно было обеспечить подачу углекислого газа в этот инкубатор. И вот тут все и застопорилось.

— Поясни! — попросил дедушка Кати.

— Клетки гибридомы не хотели размножаться и погибали.

— Саша! А где он их хранил, до того как хотел вырастить?

— В сосудах Дьюара с жидким азотом, Катенок! Так вот, долго он искал причины, почему они погибали, пока не нашел.

— И что же это было? — спросил Сергей Порфирьевич.

— Не поверите! В баллонах с углекислым газом, которые он покупал у местных производителей, оказался очень большой процент монооксида углерода, иными словами угарного газа. Вот он и убивал клетки гибридомы. Тащить такие тяжелые баллоны из Москвы не было никакой возможности, да и много их нужно было. На этом все и закончилось, — завершил повествование Саша.

— А что же с ним стало? — спросила девушка.

— С кем?

— Ну с этим сотрудником?

— Он уехал в США в докторантуру, да там и остался, — ответил Саша, — надеюсь все поняли, какой это огромный труд. И это не считая того, что еще нужно получить саму гибридому. А это тоже немалый труд.

— Так что нам тогда делать? — растерянно спросила его жена.

— Думать! — рассмеялся Саша. — И я уже придумал! Но об этом позже! Предлагаю отдохнуть от такого потока информации и послушать чтение Сергея Порфирьевича о приключениях Ярослава и Альфонсо.

— Ура! — захлопала в ладошки Катя. — Интересно, а кто эта женщина? Неужели сестра того человека, что стрелял в Альфонсо? Вот я сердцем чувствую, что там кроется какая-то очень трагичная и очень романтическая история о любви! Возможно такая же, как у нас с Сашей.

— Я уверен, что наша история больше не будет трагической! — рассмеялся обняв ее муж. — Хватит нам одного Принца с его бандой.

— Кстати, нравы в партийном руководстве даже при Сталине не отличались благопристойностью, — колко заметила бывшая аристократка. — И это я еще не говорю про времена революции. Был такой прохвост — кремлевский завхоз — по фамилии Енукидзе. Его расстреляли за заговор против Сталина. Основу «дела Енукидзе» составляли стандартные по тем временам обвинения в измене родине и шпионаже, а также в причастности к покушению на секретаря ЦК ВКП (б) Андрея Жданова. Однако, наряду с этим, упоминалось «бытовое разложение» партийного деятеля. О том, что в действительности скрывалось за такой формулировкой, те кто его знали рассказывали с отвращением. Старый холостяк, который прежде, по свидетельству Троцкого, отличался крайней застенчивостью и нерешительностью, за годы работы в Кремле отбросил не только «партийную мораль», но и всякий человеческий стыд. Яркое свидетельство оставила Мария Сванидзе — жена брата первой жены Сталина. В тысяча девятьсот тридцать пятом году она написала в дневнике, что Авель Енукидзе пользовался должностью, чтобы «покупать» девушек. С годами, жертвы его влечения становились все моложе — ветеран-революционер целенаправленно нанимал на работу женщин с дочерьми определенного возраста. Причем среди них было много беспартийных и дворянок. «Будучи эротически ненормальным и, очевидно, не стопроцентным мужчиной, он с каждым годом переходил на все более и более юных, и, наконец, докатился до девочек в девять-одиннадцать лет, развращая их воображение, растлевая их, если не физически, то морально», — писала Сванидзе.

Будучи развратником, Енукидзе не терпел нравственно устойчивых подчиненных. Словно соответствуя партийному псевдониму «Золотая рыбка», он «дарил» выгодные должности таким же распущенным людям, как он сам. В частности отцам бросавшим семьи. Таких мужчин завхоз нередко сводил с надоевшими ему самому любовницами. Вот такая он был скотина! Как и большинство ленинской шайки. А Троцкий так вообще собирал отбросы по всему свету для своей команды! — завершила свой рассказ бабушка Кати. — И я бы не удивилась, если бы узнала, что и сейчас что-то подобное творится в партийных верхах.

— Ну, я надеюсь, нам не придется с ними общаться. Вот только теперь я начинаю беспокоиться о Кате. Мы собираемся сделать ее лицом нашей академический группы, — нахмурился Саша, — то есть она может быстро стать публичным человеком. А если она понравится какому-то старперу? Мне тогда что, их всех поубивать? У меня рука не дрогнет, но мы можем один раз погореть.

— Кому Катя понравится? — переспросила аристократка и по совместительству бабушка. — Кто это такие — старперы?

— Прошу прощения, — покраснел Саша, — это слово от словосочетания «старый», извините, «пердун». Старый мужчина. Произошло это слово от слова «старпом», старший помощник, в Одессе. Так переделали прозвище одного из реальных помощников капитана корабля.

— Очень точное определение! — рассмеялась Екатерина Викторовна. — Но лучше им не злоупотреблять.

— Старый пердун? — Катя покатилась со смеху. — Расскажу в институте девчонкам — они повеселятся. У нас много там преподавателей таких есть. Пристают к молодым девочкам-студенткам.

— И к тебе приставали? Почему ты мне ничего не сказала? — расстроился Саша.

— Ко мне — нет. Они боялись.

— Чего? — удивился дедушка Кати.

— Принца! Все же знают кто он. А он за мной открыто ухаживал. Вот они и держались в стороне, — ответила Катя обнимая мужа, а потом лукаво добавила: — Ревнуешь?

— Боюсь за тебя, Катенок, — честно ответил юноша, — видишь как оно иногда бывает. Но тебе я верю.

— Спасибо! Ты такой, такой необыкновенный! — Катя прижалась к мужу. — А теперь дедушка, давай читать!

— Хорошо, — улыбнулся, глядя на них, академик, и, открыл портфель. Достав оттуда знакомую стопку исписанных бумажных листов, он приготовился читать.

— Деда! — вдруг с удивлением произнесла Катя. — Ты читаешь без очков?

— Точно, — растерянно произнес старый академик, — я вдруг понял, что они мне мешают.

— Это влияние напитка, — уверенно сказала бабушка Кати, — а я сегодня впервые проснулась не от ноющей боли в суставах.

— Ой, — заулыбалась Катя, — что интересно еще будет?

— Не будем торопиться, — произнес Сергей Порфирьевич, — давайте читать!

И он начал чтение:

'Я не стал спрашивать Альфонсо, что это за человек и почему он в него стрелял, и кто его сестра, и какое отношение она имеет к моему хозяину. Я уже давно понял, что все, что можно, он расскажет мне сам. А о другом и спрашивать не стоит, он все рано не ответит.

Наше плавание было — на удивление капитана и команды — очень спокойным. Бурь и штормов не было. Суеверные матросы смотрели на иезуита, крестились и шептались, считая что это именно благодаря ему им так везет. Плыли мы примерно два месяца. В первые дни, после того как мы прошли пролив именуемый Геркулесовыми столбами и вышли в океан, именуемый Атлантическим, где качка была куда сильнее, чем в Средиземном море, меня первые несколько дней выворачивало наружу. Матросы надо мною добродушно смеялись. Мой же хозяин был спокоен и невозмутим. Было видно, что такие путешествия для него не в новинку.

Наконец, наше плавание подошло к концу. Сначала над мачтами появились чайки, а потом матрос с бочки на вершине мачты, наконец, к всеобщему облегчению, громко закричал: — Земля!

Капитан сверился с картой. Наша каравелла повернула и пошла вдоль берега. Вскоре, мы вошли в большую бухту. Затем оказались здания порта и причал. Над городишком возвышалось высокое ступенчатое сооружение.

— Исмаль! — сказал подошедший к нам капитан. — Скоро будем.

Причал постепенно увеличивался в размерах по мере нашего приближения к нему. На нем стояла высокая фигура монаха.

— Брат Диего, — уверенно сказал Альфонсо, — его уже предупредили дозорные и он нас ждет.

Когда каравелла пришвартовалась, капитан сказал, что будет нас ждать три месяца, а потом отплывет, потому что начнется сезон штормов и пересекать океан будет слишком опасно. Мы тепло попрощались с ним и с командой, и сошли по трапу на берег.

— Брат Диего!

— Брат Альфонсо! Как твое путешествие, друг мой? — спросил монах обнимаясь с моим хозяином.

— Это было лучшее путешествие из всех! Океан был на удивление спокоен! Генерал шлет тебе привет! Как твое служение и послушание?

— Благодарю! Все с помощью Господа нашего! Твой слуга откуда?

— Это Яр! Он из Московии, где живут еретики! Но свет истинной веры Христовой уже проникает в его заблудшую душу. И пусть он не так хорошо владеет нашими языками, но зато он отлично владеет кулаками и саблей! — рассмеялся Альфонсо.

— В этих диких местах — населенных кровожадными язычниками — это не последнее умение. Альфонсо, будем говорить на итальянском. Местный сброд знает только испанский. Ну идем, при соборе у меня есть две комнаты, там и разместимся.

Мы направились по дороге из порта в город.

— Господин Диего, можно задать вопрос? — спросил я.

— Называй меня — святой отец, — поправил меня Диего, — это языческое капище идольское! Когда наши воины Христовы высадились на этом диком берегу — в тысяча пятьсот сорок третьем году от Рождества Христова — тут были только развалины каких-то древних строений. Большую часть их разобрали на строительство собора и зданий. А вот с этой пирамидой не справились.

— А почему это капище идольское, Святой Отец? — спросил я.

— Так я поднимался на ее вершину, там есть площадка обнесенная стеной и большой камень. А на стенах — изображения богомерзкие вырезаны. И на этих изображениях видно, чем эти язычники там занимались.

— И чем же?

— Человеческими жертвоприношениями! Ножами каменными вскрывали жертвам грудные клетки и вырывали им — еще живым — сердце! А потом бросали тела с пирамиды вниз, — с отвращением произнес Диего. — Поэтому Господь их всех покарал и они исчезли отсюда еще до нашего прихода. Наверное, он наслал на них чуму! Но ничего! Теперь их несчастным и заблудшим душам открылся путь к спасению и жизни вечной!

Мы подошли к высокому каменному зданию собора. Перекрестившись, зашли в боковую дверь. Там оказались две комнаты. Диего указал нам на наши спальные места, а сам вышел за продуктами. Когда он вернулся, мы сели за стол и перекусили желтыми лепешками из неизвестной мне муки, которые мы макали в какое-то, тоже желтое, сильно и приятно пахнущее масло. Какими-то овощами, которых я никогда не видел, нарезанным копченым мясом, и невиданными фруктами'.

— Думаю, — сказал, оторвавшись от чтения, Сергей Порфирьевич, — это были лепешки из кукурузной муки, подсолнечное масло, возможно, помидоры, фасоль, перец и многие другие продукты, которые в Европу попали из Америки, — он продолжил чтение:

'Когда мы закончили нашу трапезу, Альфонсо поблагодарил Диего за его радушие и гостеприимство и предложил сразу перейти к делу. Он передал письмо от Генерала. Диего вскрыл его, внимательно прочитал и сказал:

— Генерал дал тебе самые широкие полномочия! Это хорошо!

— Я слушаю тебя, брат Диего! Что это за дело, о котором нельзя было написать, и ради которого я преодолел океан?

— Давай я расскажу все по порядку, — предложил монах. — Как я уже писал, губернатор провинции направил отряд для усмирения восставших местных язычников в отдаленное место в глубине территории, которую мы контролируем. Нужно сказать, что в этих джунглях полно диких мест, где еще не ступала нога белого человека!'