Второе дно

Глава 25. О символах и закономерном развитии событий

На чердаке я первым делом залезла в дальний сундучок и добыла оттуда пару старых резцов и отрезок наждачной бумаги, пыльной и изрядно потертой. С сомнением повертела ее в руках, но пришла к выводу, что для моих целей и такая сгодится — да и другой все равно нет.

Расстелив на полу чердака старую газету, я устроилась поудобнее и нацелила резцы на черную мангровую ветку с наростами золотистых мозговых кораллов. Эта часть ритуала имела мало отношения к ведовскому ремеслу, но словно погружала в транс, как это обычно бывает с размеренной рутинной работой. В резьбе по дереву было что-то такое же медитативное и успокаивающее, как в вязании или вышивании, но если «девичье» рукоделие давалось мне с некоторым трудом, то из черной ветви быстро получилось сразу восемь заготовок для бусинок-магатам, длинных и острых. Я любовно отшлифовала деревянные коготки, покрутила в них отверстия для шнурка и аккуратно свернула газету с опилками и стружкой.

Только потом я распустила волосы, достала из сундучка глубокую чашу, бросила в нее бусины и аккуратно поставила рядом оба зеркальца под углом друг к другу. Усталая рыжеволосая женщина в отражениях печально вздохнула и произнесла на два голоса:

— Явись, живой, незваный!

Холодок за левым плечом словно придвинулся ближе. В зеркальцах отразился изможденный седой мужчина в некогда роскошной церемониальной мантии, сейчас густо покрытой высохшей грязью и солью. На зубцах его короны и в уголках упрямо сжатого рта запеклась кровь, но взгляд оставался прежним — ясным, цепким и злым.

Я заставила его несколько подобреть, зажмурившись и полоснув себя резцом по предплечью. Руку ожгло острой болью, и в деревянную чашу перед зеркальцами закапало багровым. Сначала часто-часто, потом — все реже и реже.

Призрак, не дожидаясь, когда же остановится кровь, согнулся над чашей, и несколько капель упало прямо на него — но так и не долетело до беспокойной багровой лужицы на дне. Уровень жидкости быстро убывал; уже показались маслянисто поблескивающие бока бусинок. Кажется, в далеком Старом Кастле Его Величеству стало хуже — но я не могла сделать для него больше, чем делала сейчас. Я бы и сама не отказалась от помощи.

Дух вился над чашей. Церемониальная мантия бесформенным мешком висела на ссутуленных плечах и во всех подробностях обрисовывала отощавшее тело, но корона держалась на призрачной голове, как влитая. Когда он оставил чашу в покое, на ней не было ни пятнышка. В какое бы положение ни загнала короля болезнь, он не собирался сдаваться и прикладывал все усилия, чтобы продержаться как можно дольше.

— Знакомо ли вам имя Велдона Гровера, Ваше Величество? — осведомилась я, вытянув в сторону вторую руку.

Альциона вспорхнула на сундук и примерилась. Я несолидно пискнула, когда она пребольно и, как всегда, слишком сильно клюнула меня в предплечье. Дух выразительно ощерился, показав вымазанные в красном зубы, и метнулся к плавящейся в изменении птице, собирая пролитую кровь и нежные голубые перышки.

Кажется, камердинер принца не вызывал восторга и у короля тоже.

— Боюсь, если он почует вас за моим плечом, ничем хорошим это не закончится, — сказала я, выждав, пока пронзительный птичий свист не переплавился в детский всхлип. — Я не могу позволить себе рисковать вами и своим фамилиаром. Будет лучше, если вы останетесь здесь и поможете мне с оберегами.

Его Величество обернулся. Сквозь него просвечивала маленькая девочка со слишком серьезным лицом, черты которого были мне мучительно знакомы, и ее черно-голубое платье казалось покрытым маленькими нежными перышками.

— Я не берусь судить, виновен ли в чем-то ваш сын или его слуга, или же нет, — сказала я и кивнула в сторону чаши с изогнутыми бусинками. — Это магатама, символ бытия и развития. Тем, кто не замышляет зла, они принесут удачу и процветание — а для тех, кто задумал дурное, обернутся острыми звериными когтями. Если Его Высочество в своем праве, обереги не причинят ему вреда, и он вернется в Старый Кастл целым и невредимым… насколько это для него еще возможно.

Призрак сердито сощурился.

— Да, если Его Высочество действительно связался с обратной стороной дара и изнасиловал женщину, ничем хорошим это не закончится ни для него, ни для Велдона Гровера, — покорно подтвердила я. — Но это в любом случае не закончилось бы хорошо. Кроме того, одну бусину я отдам Ламаи Вонграт, и, если она солгала мне и Тао с Кристианом, магатама выпьет и ее удачу. По три бусины достанется Тао и Кристиану, а последнюю я возьму себе, — я пожала плечами. — Выдала бы по магатаме Стивену Хайнсу и Невинному Джо, но вот им такие вещи лучше не трогать. Насчет Осы не уверена, но в любом случае не собираюсь рисковать. Вряд ли она встала во главе Ист-Сайдских Трудяг и отвоевала канал для барж благодаря своей улыбке и нежной красоте.

Черноглазая девочка за спиной призрака коротко, по-взрослому усмехнулась. С Ист-Сайдской Осой она была знакома не понаслышке и «нежную красоту» представляла более чем ярко.

А вот король еще не имел чести быть представленным — и потому колебался.

— С магатамами одна проблема, — виновато призналась я. — Чтобы они работали как положено, нужно что-то не живое и не мертвое, с самой границы, материальное и несуществующее. И если с вместилищем оберега я вполне способна разобраться самостоятельно, то с материальным и несуществующим вечная закавыка. В идеале мне нужно перышко с вашей мантии.

Его Величество опустил взгляд. На церемониальную мантию действительно налип нежный голубой пух, быстро пропитавшийся соленой грязью и багровой кровью, но призрак от этого почему-то не навевал ассоциации с дегтем и перьями, а выглядел еще страшнее. Когда он поднял руку и резким движением цапнул пух у самого ворота, мы с альционой одновременно вздрогнули от неожиданности — а король одарил меня хмурым взглядом и разжал пальцы над чашей.

Пуха было совсем немного, но, упав, он вдруг покрыл бусины ровным слоем так, что из-под бурой массы не проглядывало и следа оберегов.

— Благодарю вас, Ваше Величество, — церемонно произнесла я и поднялась, чтобы забрать один из свертков, в котором ждал своего часа единственный светло-каштановый волосок.

Его я разорвала пополам и вручила вторую половинку альционе, с готовностью спрыгнувшей с сундука. Девочка сжала волосок в кулачке и уселась рядом с чашей, подогнув под себя ноги и педантично расправив черно-голубое платье. Я устроилась напротив нее и деловито щелкнула зажигалкой, ощущая, как потусторонний холодок занял привычное место за левым плечом.

— Я призываю не живое и не мертвое, из-за неба и из-под земли, — мерно начала я, запалив половинки волоса. Они не дымили, но горели ровно и ярко, как хорошая свеча, лишний раз подтверждая: я не ошиблась, Велдон Гровер — действительно колдун. — Я призываю земное и не от мира сего, неделимое и разрозненное… — голос звучал ровно и спокойно, но ему отзывались сами болота, и каждое слово отдавалось зловещим эхом над солеными зарослями.

Девочка шептала вместе со мной, и волосок в ее руке вдруг полыхнул факелом, озарив чердак злыми красными отсветами, насквозь прошившими старые доски пола, — но не заставил ее сбиться. Я все-таки вздрогнула, но только набрала побольше воздуха и закончила:

— Я призываю непредвзятого судью, удачу и случай! — и бросила все еще горящий волос в чашу.

Альциона последовала моему примеру, но вместо того, чтобы умолкнуть, наклонилась над бусинками и тихо велела:

— Береги и защищай того, кто готов пустить корни там же, где и ты, — и, словно спасаясь от моего удивленного взгляда, взмахнула руками — и вспорхнула под крышу вольной птицей.

Ее смущение пришлось как нельзя кстати: словно отзываясь, в чаше полыхнул зеленым пух, и взвившийся дым на мгновение принял очертания темно-серых стволов и переплетенных ветвей, крупинками соли на листве блеснули разлетевшиеся в сторону искры — и все стихло.

А магатамы в чаше обернулись янтарем: от совсем светлого — до густого красно-золотистого, словно лонгановый мед.

Первой я достала бусину белую, как морская пена, и совсем непрозрачную. Внутри виднелись крохотные пузырьки воздуха, и в одном — самом крупном — лежал маленький кусочек живого коралла, дожидавшийся своего часа. Я продела шнурок в заранее подготовленное отверстие и шепнула:

— Береги Ламаи и малыша.

Затем я отобрала три полупрозрачные бусины землисто-коричневого цвета, словно кофейная гуща, и навязала шнурок узелками вокруг каждой магатамы; этим предстояло беречь Кристиана. Красновато-золотистую бусину я без особых сомнений нанизала на свой веревочный браслет, и она мгновенно нагрелась от тепла тела — и ранка на предплечье, нанесенная острым птичьим клювом, мгновенно покрылась коркой, подживая.

На дне чаши остались три темные непрозрачные бусины. Рыбаки называли такие «бастардами», и я с невольной усмешкой навязала узелки на магатамы, шепнув:

— Берегите Тао. Изо всех сил.

За время моего отсутствия в домик успел явиться Кристиан, несколько озадаченный запиской. Похоже, Тао успел ввести его в курс дела, потому как физиономия у мистера Кантуэлла была чрезвычайно озадаченная, и исправить это не смог ни жасминовый чай, ни сухие бисквиты, ни сэндвичи с курицей, приготовление которых я собой что-то не припоминала.

— С кухни Мангроув-парка, — правильно истолковал мой взгляд Тао, по-хозяйски подливая чая Ламаи и Кристиану. Провокационную простыню, при виде которой меня настойчиво посещали мысли о языческих богах, сменил строгий костюм-тройка, и затянувшееся застолье выглядело на редкость прилично и благонадежно. К моему глубочайшему и совершенно необъяснимому разочарованию. — В корзинке еще письменный набор, я не знал, куда его положить.

При упоминании письменного набора я просияла и радостно закопалась в корзинку. Наконец-то можно нормально подписать свертки на чердаке и не бояться, что косые надписи углем размажутся от неосторожного движения!

Только вот операцию по наведению порядка в своих запасах придется отложить.

— Я отправил Адриана в Лонгтаун, — деловито сообщил Кристиан, чинно поздоровавшись и снова усевшись на место во главе стола на правах самого почетного гостя. Тао посматривал на него с затаенной усмешкой, но нормы приличия соблюдал так же досконально, словно и не «тыкал» мне не далее чем час назад. — И Терренса — на почту.

Я застыла. Дурное предчувствие было таким ярким, что из головы мигом вылетели все мысли о надписях и оберегах, а руки покрылись гусиной кожей.

— На почту?..

— По моей просьбе, — спокойно отозвался Тао и отработанными движениями обеспечил жасминовым чаем еще и меня. Мой настороженный взгляд и напряженную позу он игнорировал с истинно вайтонским вежливым безразличием. — Я счел необходимым написать матери и мистеру и миссис Блайт.

Кристиан и Ламаи дружно притворились, что их здесь нет и они вовсе ни слова не слышали. Понимающие усмешки оба спрятали за чашками с чаем, но легче от этого, разумеется, никому не стало.

Я сжала пальцами переносицу и тотчас отдернула руку, словно обжегшись.

У меня не было такой привычки. Эту манеру я часто замечала за Тао — и она оказалась такой же въедливой и прилипчивой, как и он сам.

— На пару слов, — ровным голосом сказала я, кивнув в сторону веранды. Тао без единого возражения вернул заварочный чайник на плетеную подставку и вышел вслед за мной.

Я помедлила, выравнивая дыхание. Пока я шептала над оберегами, начался прилив, и теперь вода плескалась на уровне середины свай, то и дело пробуя захлестнуть волной лестницу. На привязи мерно покачивались сразу три лодки — моя, Кристиана и та, из которой я вытащила бесчувственное тело Тао.

Его мне необъяснимо хотелось запихать обратно. По возможности — в том же состоянии. Я даже две серебряные монеты ради этого была готова раздобыть!

Тао, не подозревая о нависшей над ним опасности, аккуратно прикрыл за собой входную дверь и подошел ко мне, тут же опершись о перила. Мангровая роща шелестела тихо и укоризненно, словно решив напомнить мне, что нападать на беззащитного человека — подло и малодушно, и вообще, от мамы ему потом достанется куда сильнее. А главное — исключительно с благими намерениями!

— Не хочу даже спрашивать, откуда у тебя почтовый адрес моих родителей, — выдохнула я наконец.

— Не спрашивай, — легко согласился Тао. Видимо, это была длинная и трагичная история о злоупотреблении служебными полномочиями, и он не слишком-то горел желанием ее рассказывать.

— Зачем тебе понадобилось?.. — я осеклась.

Тао повернул голову, отрываясь от созерцания беспокойных волн и блеска просоленной листвы, и одарил меня несколько озадаченным взглядом.

— Зачем мне понадобилось родительское благословение? — недоверчиво уточнил он и, не обнаружив на моем лице и грана понимания и принятия, все-таки озвучил очевидное: — Затем, что я хочу сделать все правильно, Вивиан. Я собираюсь предложить тебе… — он озадаченно замолчал, когда я зажала ему рот рукой, и только потом догадался прислушаться.

Над водой разносился бодрый плеск весел.

Тао повернулся на звук, и моя ладонь соскользнула с его губ. Я машинально сжала ее в кулак и вздрогнула, вдруг ощутив, как горит на коже призрак чужого дыхания.

— Надеюсь, когда придут ответные письма, ты будешь готова говорить на эту тему, — хмыкнул Тао, совершенно верно истолковав мою заминку.

— Ты мог бы и спросить прежде, чем писать маме, — обиженно заметила я.

А он вдруг улыбнулся — открыто и чуть насмешливо, так, что у меня совсем по-девчоночьи ослабели колени, а затылок стал казаться совсем-совсем легким, словно в голове вместо приличествующих взрослой женщине мозгов обнаружилась связка воздушных шариков.

— Должен же я был отрезать тебе пути к отступлению, — пожал плечами Тао. — Судя по тем историям, что я слышал о миссис Блайт, теперь у тебя куда меньше возможностей ответить мне отказом без тяжелых последствий.

Какая предусмотрительность.

Какая подлость!

— Зачем? — обессиленно спросила я.

Наверное, кто-то другой озадачился бы, потому как ответ на этот вопрос я, по сути, уже получила, а свадьба для одинокой женщины в моем возрасте вполне могла сойти за самоцель. Но это был Тао, и он, кажется, если и не читал мои мысли, то однозначно слишком хорошо меня понимал.

— Затем, Вивиан, что я влюблен как мальчишка. Влюблен настолько, что готов забыть о том, что, вероятно, никогда до конца не пойму, чему ты посвятила свою жизнь и какие силы тебе подвластны. Настолько, что мне плевать, настоящее это чувство или я наелся какого-нибудь волшебного печенья и сам себя не помню. Сегодня, поцеловав тебя, я остановился вовремя только чудом. Но рассчитывать на чудеса не в моих привычках. Не думаешь же ты, что я позволю своей дочери родиться вне брака? — угрюмо поинтересовался он, разом растеряв всю мальчишечью легкомысленность и насмешливость. — Ей хватит и того, что ее отец — бастард. Я искренне надеюсь, что семейное ремесло позволит ей заткнуть рты грязным сплетникам, но все же предпочту минимизировать риск.

Я обреченно уткнулась лбом ему в плечо. Тао не упустил случая обнять меня за талию и на мгновение прижать чуть сильнее, позволив оценить масштабы проблемы — и тотчас отпустил.

— Дурак, — вздохнула я. — Всерьез беспокоиться о репутации потомственной ведьмы и ее нерожденной дочери… кажется, это только тебе и могло прийти в голову.

Он пожал плечами, и не думая ничего отрицать. Я прикусила губу.

За последние пять поколений в семье Блайт единственной женщиной, которая вышла замуж, была моя мама — и то, в основном, потому, что папа выжил после военной кампании в Ньямаранге только благодаря ее усилиям. В самом деле, кто же захочет в жены ведьму?

Особенно если учесть, что теща тоже будет ведьмой — и отнюдь не в переносном смысле.

— Не думай, что я откажусь, — с угрозой в голосе сказала я и надела на него ожерелье с магатамами.

Тао скосил взгляд.

— Я почему-то твердо уверен, что украшениями должен осыпать я тебя, а не наоборот, — задумчиво заметил он, перекатив в пальцах изогнутый кусочек темного янтаря.

В его руке острый кончик бусины мгновенно сгладился и округлился. Теперь все три магатамы больше напоминали не то янтарных головастиков, не то зародышей в утробе матери, и я зачарованно обрисовала пальцем оберег. Он нагрелся под прикосновением, на глазах наливаясь внутренним светом.

— Не снимай, — коротко велела я, проигнорировав подколку, и повернулась лицом к роще: плеск стал громче, и из-за просвета в деревьях показался узкий нос двухместной лодки.

На веслах сидел Невинный Джо собственной персоной — из всей банды он один воздавал должное традиционной ньямарангской моде на широкие штаны и короткие жилеты на голое тело, — и Стивен Хайнс с пассажирского сиденья успел увидеть, как Тао неохотно выпустил меня из объятий и шагнул перед, загораживая собой.

— Так нас на дело позвали или на праздник? — жизнерадостно поинтересовался из лодки Стивен, вынудив сына вздрогнуть и обернуться, продемонстрировав свежий синяк под глазом, дивно дополнивший ансамбль выразительных царапин на спине.

Тао чуть повернул голову в мою сторону, но отступать в сторону не спешил, даже убедившись, что подозрительные типы в лодке настроены дружелюбно. Кажется, он только уверился в правильности своего решения, когда из зарослей показалась вторая лодка, на сей раз — трехместная.

— А это зависит от того, получил твой сын фингал до или после царапин! — громко сообщила я Стивену, выйдя из-за спины Тао. Тот недовольно сжал губы, но возражать не стал — только как-то неуловимо поменял позу, отчего вдруг начал казаться выше и крупнее: ни дать ни взять крупный кот перед дракой.

К счастью, эта метаморфоза осталась без пристального внимания. После моей реплики Невинный Джо так выразительно залился краской, что компания подозрительных типов едва не вывалилась из лодок от смеха.

— До, — пробурчал он, направляя лодку к сваям, и на ступени поднялся, уже сжимая в руке старательно оформленное приглашение на темноватом куске картона. — Вот. Мы с Милли будем рады видеть тебя на свадьбе, — сообщил он и подозрительно покосился на Тао.

Тот ответил ему взаимностью, хоть и ощутимо расслабился, услышав о помолвке. Стивен переводил взгляд с меня на Тао, явно ожидая ответного приглашения, но я не спешила его радовать.

Во-первых, после опрометчивого решения Тао написать родителям устраивать что-либо, не дождавшись ответа от мамы, было смерти подобно, а во-вторых — на повестке дня было куда менее приятное обсуждение.

— Идем в дом, — я кивнула на дверь. — Увы, сначала дело.

Стивен рассмотрел ожерелье на Тао и резко посерьезнел, никак не прокомментировав сочетание когтистых янтарных бус и строгого темно-серого костюма-тройки.

Он уже знал, что такое магатамы и для чего они нужны.