Андроид, к оружию! (роман)

1

Мрачная пустыня рассечена глубокими ущельями, будто какой-то жестокий бог-садист исхлестал ее молниями. Никакой растительности — ни серой, ни зеленой, ни пурпурной или голубой, ничего, кроме скал, которые иногда отражают яркий блеск солнца, иногда угрюмо вздымаются к густым тучам, как сейчас.

За скалу цепко держится здание; приземистое, оно словно прижалось в ожидании смертельного удара. Оно еще уродливее пустыни, потому что построено сознательно, а не создано безжалостными ветрами и ливнями.

Впрочем, заключенный, стоявший возле узкого оконца, за которым открывался маленький кусочек внешнего мира, не мог видеть самого здания. То, что он узник в стенах тюрьмы, он понимал. Но как он сюда попал?.. И кто он?..

Иногда ему снились сны; казалось, в этих снах он все это знал. Но, как ни старался удержать в памяти хотя бы обрывки сновидений, ему это никогда не удавалось. И, проснувшись, он уносил в следующий бессмысленный день только неудовлетворенность, смутное ощущение, что существует другая жизнь и он когда-то знал ее.

Его кормили, давали одежду, и время от времени неудовлетворенность заставляла работать его вялое сознание — но он все равно не мог воскресить утраченные воспоминания, а становился у окна и смотрел на выжженную, голую землю. Но, сколько ни смотрел, никогда не видел никаких признаков жизни.

Тени облаков перемещались, росли, уменьшались — больше ничего, только иногда начиналась гроза, потоки дождя текли по ущельям, прорытым минувшими грозами, сыпались огромные градины и таяли в лужицах.

Он мог вспомнить одно — почему, непонятно. У него есть имя — Андас Кастор. Его ли это имя? Но это все, что у него есть. Он нахмурился, беззвучно произнося его.

Где-то там должна была существовать другая жизнь, но в чем он провинился, что его изгнали из этой жизни? Давно ли он здесь? Однажды он попытался считать дни, процарапывая метки на стенах, но потом заболел и потерял счет. Тогда и сам счет утратил смысл. Роботы приносили ему еду, ухаживали за ним, когда он болел, — безликие механические создания, которых он ненавидел, вкладывая в эту ненависть остатки душевных сил, но которые не реагировали на его гнев и нападения. Он дважды бросался на них, но всякий раз ему в камеру впускали сонный газ.

Снова собирается гроза. В нем вспыхнула слабая искорка интереса. Это нарушит заведенный порядок, а все, что нарушает его однообразие, — драгоценное сокровище. Сильная гроза была всего два дня назад. Еще не высохли оставленные ею лужи. Вторая гроза за столь короткое время... весьма необычно.

Тучи сгущались так быстро, что вскоре стало темно, как ночью. В углах его камеры вспыхнул свет, хотя обычно во время грозы этого не происходило.

Он оставался возле узкого окна, хотя вид за ним страшно переменился. Почему-то страх обострил его умственные способности. Ведь было столько гроз. Ветер, град, проливные дожди никогда не причиняли вреда зданию. Почему же сейчас его охватили смутные дурные предчувствия?

Ночная тьма и вой ветра — он слышен даже сквозь эти глухие стены. Приложив руки к оконному стеклу, он почувствовал дрожь. Здание прочно и надежно, но буря бьет по нему с необычайной силой.

Засверкали молнии, такие яркие, что ему пришлось закрыть глаза руками. Он добрался до кровати, лег, подтянув колени к голове, заткнув уши. Он испугался так, как никогда еще не пугался. Буря била с невероятной силой, и он мог только ежиться.

Сверкнула молния — и все исчезло.

Наследный принц Андас ошеломленно смотрел перед собой. Голова кружилась. Сильно тошнило. Но он оперся рукой о стену и недоверчиво осмотрелся. И не поверил своим глазам. Ну конечно, сон — это сон!

Где его кровать? Здесь должны быть четыре столба из золотого калдроденского мрамора, на каждом лоскет с распростертыми крыльями, а над головой — имперская корона из драгоценного дармерианского дерева, с пятью драгоценными камнями. Стены... эти серые стены? Где подобающая его положению раскрашенная кожа ламны, бронзово-зеленая, с проблесками красного тут и там? Ни ковров, ни...

Где он?

Андас закрыл глаза, чтобы прогнать кошмар, и попробовал поразмыслить, подавить панику, которая вызывала неприятный кислый привкус во рту и дрожь в теле.

Айнеки! Это дело рук Айнеки! Но как... как этому полубезумному мятежнику, которого никто не принимал всерьез, это удалось сделать?

Андас продолжал сидеть с закрытыми глазами. Как — это он сможет узнать позже. Важнее то, что происходит сейчас. В его сознании возникла череда кровавых исторических событий, монтаж из всех фильмов ужасов, какие только можно вообразить. Дворцовые интриги... он о них слышал, но только о минувших. В наши дни такого просто не бывает — не может быть! Никто в здравом уме не станет прислушиваться к бредням Айнеки. У него вообще нет права на трон, ведь он наследник незаконных и давно исчезнувших линий родства.

Андас снова осторожно открыл глаза и заставил себя осмотреться. Вместо его спальни — серая комната с очень простой мебелью, без цветов и той красоты, которая всегда его окружала. Он посмотрел на себя, провел руками по телу, желая убедиться, что глаза его не обманывают.

Никакой шелковой ночной пижамы — цельный комбинезон, какие носят рабочие, серый, как стены. Руки: их естественная коричневая окраска приобрела зеленоватый оттенок, как будто он давно не бывал на солнце. Нет колец, которые он всегда носит как символ своего положения, исчезли и два браслета — он убедился в этом, поспешно отвернув рукава.

Теперь он начал ощупывать голову. Густые волосы оказались не такими длинными, какими должны быть. Их коротко подстригли.

Андас потрясенно встал. Наружу — надо обязательно выйти, узнать, где он. Но это, должно быть, тюрьма. Однако, поглядев на дальнюю стену, он увидел полуоткрытую дверь, хотя в той части комнаты было темно: единственное освещение обеспечивало узкое окно.

Опасаясь приближаться к двери, Андас подошел к окну и выгляпул наружу и испытал новое сильное потрясение. Это не Иньянга. Не Бенин и не Дарфор — он бывал на обеих этих планетах Динганской системы. Он взялся руками за края окна и уставился на бесконечные дикие скалы, заливаемые потоками воды. Ничего подобного он никогда не видел! А значит... это не может быть делом рук Айнеки!

Пошатываясь, Андас двинулся вдоль стены, придерживаясь за нее рукой. Нужно найти кого-нибудь, узнать... Он должен знать!

Но у полуоткрытой двери Андас в нерешительности остановился. За дверью было еще темнее. Что там могло его поджидать? Он потянулся к поясу, но пояса не нашел. У него не было даже длинного церемониального ножа, который так редко извлекают из нарядных ножен. Ничего, кроме голых рук. Но его подгоняла необходимость узнать, и поэтому он проскользнул в дверь и остановился в темном коридоре.

И увидел два слабых светлых пятна. Свет как будто исходил из других комнат. Держась за стену, он направился к ближайшему такому пятну.

Похоже на боевую подготовку в Паве. Он вдруг чрезвычайно обрадовался, что уговорил деда разрешить ему тренировки. Конечно, тогда он был лишь третьим по очереди наследником трона Льва, и никого не интересовало, что ему хочется увидеть жизнь за пределами Тройных Башен.

Он добрался до двери и замер. Изнутри доносились слабые звуки. Комната не была пуста. Андас сжал руки. Он многому научился на боевых тренировках и чувствовал, как верх над недоумением и страхом берет холодный смертоносный гнев, наследие его рода. Кто-то загнал его сюда, и теперь он готов был рассчитаться.

— Пожалуйста... есть здесь кто-нибудь... есть кто-нибудь живой?

Женщина. Но как раз в этом нет ничего странного. В прошлом падение династий не единожды приключалось из-за интриг женщин Цветочного Двора. Хотя он знает, что там никто не покровительствует Айнеки.

— Кто-нибудь... — голос перешел в плач.

Андас услышал в нем страх, и это побудило его действовать. Он прошел в полуоткрытую дверь и увидел обитательницу точно такой же камеры, как его собственная. Она посмотрела на него, ее губы дрожали. Еще мгновение — и она закричит. Он не знал, как догадался об этом, но не сомневался — это правда. И с приобретенной на тренировках быстротой и точностью подхватил ее и зажал ей рот рукой.

Однако это оказалась не придворная, она даже не из Дин-ганской системы, он готов был поклясться в этом на ноже. Кожа гораздо светлее, чем у него, и покрыта крошечными перламутровыми чешуйками (он на ощупь определил их наличие). Волосы зеленые, на стройной шее с боков какие-то странные утолщения.

— Тише! — прошептал он.

После первой инстинктивной попытки вырваться она перестала сопротивляться. Кивнула, и он почему-то сразу ей поверил и убрал руку. Осмотрев помещение, он понял, что она, должно быть, тоже пленница, хотя он не мог бы назвать ее расу или планету, откуда она родом.

— Кто ты? — Теперь ее голос звучал ровнее, чем когда она звала на помощь. Как будто его вид вселил в нее уверенность.

— Андас из Иньянги, наследный принц Динганской империи, — ответил он, сомневаясь, что она поверит. — А ты?

— Элис из Посейдонии, — сказала она так же гордо, как он, называя свой титул. — А что это за место?

Андас покачал головой:

— Знаю не больше тебя. Я проснулся и обнаружил, что я здесь. А должен быть в Тройных Башнях в Иктио.

— А я в Айлвейте. Это... это тюрьма, верно? Но почему?

Он снова кивнул:

— Вокруг нас множество «почему», госпожа. И чем скорее мы получим ответы, тем лучше.

Андас заметил, что она тоже говорит с ним на основном; это означало, что она с планеты, заселенной в прошлом выходцами с Терры или испытавшей терранское влияние. Но сегодня никто не может перечислить такие планеты, так что у нее нет оснований знать его родину, и наоборот.

Он повернул к выходу. Она схватила его за руку:

— Не бросай меня!

— Тогда пойдем, только тихо, — приказал он.

Мгновение спустя они услышали в темном коридоре шаги и застыли. В двери появилась смутная фигура. Андас подобрался, готовясь нанести смертельный удар из тех, каким его научили.

— Мир! — Появившийся поднял руку ладонью вперед — жест такой же древний, как сама Галактика. Он был чуть выше Андаса, и на сей раз принц узнал и расу, и родную планету незнакомца.

Саларикиец! Все в нем, от заостренных ушей до обутых в сандалии ног с выставленными когтями, безошибочно свидетельствовало о происхождении от кошек. Шерсть на голове, руках, на плечах и спине была серо-голубой, кожа — того же цвета или чуть темнее. А раскосые глаза на широком лице — яркие, сине-зеленые. Одет он был не в комбинезон, как они, а в килт из такого же грубого материала. Он стоял подбоченясь и разглядывал их.

— Еще две рыбы в сети, — заметил он на основном с легким свистящим акцентом, характерным для всех его соплеменников.

— Ты тоже? — спросил Андас. Он обнаружил, что взгляд саларикийца его раздражает.

— Я тоже, — с готовностью согласился тот. — Хотя как я сюда попал с Фрэмвара...

— Фрэмвар? — Андасу было откуда-то знакомо это название. Он напряг память. — Фрэмвар, торговая станция в грова-нианских Шести планетах.

Саларикиец обнажил клыки в улыбке, и Андасу эта улыбка показалась совсем не веселой.

— Совершенно верно. Я глава торговой миссии лорд Йо-лиос.

Андас тоже представился. Саларикиец провел пальцем по груди, полностью выпустив один длинный, с виду опасный коготь.

— Похоже, — заметил он, — кто-то собирал влиятельных лиц. Ты наследный принц не знаю откуда — несомненно, в нужных месте и времени это очень много значит. А ты, госпожа, — повернулся он к женщине, — тоже правительница или будущая правительница?

— Да, я подлинная Демизонда. — В быстром ответе звучала гордость.

— У нас есть и другие товарищи по несчастью, — продолжал лорд Йолиос. — Один из них, Хайсон Грейсти, заверил нас и продолжает регулярно напоминать, что он — главный советник из какого-то места под названием Триск. Еще Айи-лас Тсивон, архивождь Наула, и некто по имени Терпин. Этот пока сообщил нам только свое имя. А что ты помнишь? — Вопрос был задан неожиданно и властно, требование, не просьба, и принц обнаружил, что отвечает, не успев вознегодовать на подобную непочтительность.

— Ничего. Помню только, что лег в постель у себя в спальне, а проснулся здесь. А ты?

— То же самое. И никто из нас не может сказать, где именно находится это «здесь». А ты, госпожа?

Девушка покачала головой.

— Я помню не больше. Знакомая комната — потом это!

— Похоже, — продолжал лорд Йолиос, — в этом здании прервалась подача энергии.

— Подача энергии... — повторил Андас. — Ингибитор! К нам применили ингибитор!

— Ингибитор? — Должно быть, Элис не поняла.

— Средство, подавляющее память, создающее преграду в сознании. Если никто из нас ничего не может вспомнить, должно быть, так и есть.

— Возможно, ты прав, — сказал саларикиец. — И еще одно. Судя по всему, мы здесь одни. Тюрьму обслуживают только роботы.

— Но это невозможно! — возразил Андас.

— Я был бы счастлив доказать противное. — Лорд Йолиос поднял руку, выпустив все когти. Андас почтительно посмотрел на это оружие. Несмотря на полученную подготовку, ему не хотелось бы встретиться с саларикийцем в поединке без оружия. А тот продолжал: — Я бы хотел поговорить с правителем этого места. Не думаю, что он отказал бы мне в ответах.

Они тщательно обшарили здание. Но, вновь собравшись вместе в центральном помещении, пленники остановились возле стоящих роботов, уверенные, что под этой крышей никого живого, кроме них самих, нет.

Самым старшим оказался Айилас Тсивон, хотя, учитывая современные методы омоложения и различную продолжительность жизни у разных рас, судить об этом с уверенностью было трудно. Но он же был явно и самым слабым — человек невысокого роста, физически близкий к терранской норме. Волосы у него были редкие и седые, лицо бледное, с глубокими морщинами по обе стороны крючковатого носа. Комбинезон казался слишком большим для его высохшего тела, а руки он прижимал к себе, чтобы сдержать их дрожь.

Хайсон Грейсти возвышался над Тсивоном, из него можно было бы сделать двух архивождей. Но охваченный отвращением Андас решил, что большую часть этой массы составляет жир. Круглое лицо Хайсона казалось вдвойне отвратительным из-за красного пятна вокруг носа и тройного подбородка. С каждым грузным движением полное тело пыталось прорвать швы одежды.

Терпин, который произвел на Андаса большое впечатление своей способностью отыскивать самые укромные уголки здания, был полной противоположностью двум другим. Он по происхождению, вероятно, тоже был терранец, но планетные мутации явно привели к отклонениям от первоначального вида.

Волосы его, коротко подстриженные, казались почти такими же густыми и мягкими, как у саларикийца. Белыми они были не от старости. Вдобавок и подбородок его густо порос волосами. И очень странные были глаза: совершенно без белков, только широкий серебристый диск-зрачок. Терпин говорил редко, односложно и ничего не сообщил о своем прошлом, кроме имени.

Но сейчас он заговорил первым.

— Здесь никого нет — всем управляют роботы.

— Надо уйти, — энергично сказала Элис. — Прежде чем кто-нибудь придет чинить машины.

Терпин посмотрел на нее своими холодными глазами-дисками.

— Как? Мы в пустыне. Здесь нет никакого транспорта. И если мы не активируем здесь кухонный блок, то даже поесть не сможем.

— А что, если попытка добыть пищу приведет в действие все остальное, даже охрану? — спросил Андас.

Терпин пожал плечами:

— Не знаю, сможете ли вы прожить без еды. Я не смогу.

Андас понял, что тоже проголодался. Терпин был прав: им следовало добыть еду.

Заговорил Йолиос.

— А каковы наши шансы добраться до припасов? Признаю, мы редко имеем дело с роботами. Я лично полный невежда в этой области. Есть ли среди нас специалист?

Тсивон помотал головой; мгновение спустя его жест повторил Грейсти. Элис сказала вслух:

— Мы живем в море. И не используем такие инопланетные машины.

Андас был сердит на себя: ему тоже пришлось признаться в отсутствии нужных знаний. Но когда саларикиец посмотрел на Терпина, выражение его лица слегка изменилось.

— Мне кажется, ты в этом разбираешься. Я прав?

Андасу показалось, что, задавая вопрос, саларикиец умышлено выпустил когти. Но, возможно, это была невольная реакция на враждебность Турпана, которую ощущал со стороны и Андас.

— Может быть... немного... — Турпан направился к дальней стене комнаты, остальные последовали за ним. Здесь была панель управления, и Турпан медленно прошелся вдоль нее, время от времени протягивая руку, чтобы нажать ту или иную кнопку, но ни разу не завершив движения.

Наконец он как будто принял решение, пошел обратно, задержался на секунду и повернул какой-то переключатель. Дойдя до конца, он остановился и оглянулся на остальных.

— Это проверка, — сказал он. — Я переключусь на альтернативный источник энергии. Может, получится, а может, и нет. Надеюсь, я не включу охрану, но не ручаюсь. Как на доске, когда передвигаешь звезду, рискуя всеми кометами. — Он свел их шансы к возможности выигрыша в известной всей Галактике игре.

Тсивон вытянул дрожащую руку, словно собирался возразить, но если у него и было что-то на уме, он передумал и промолчал. Грейсти попятился и занял такую позицию, откуда ему видны были и панель управления, и замершие роботы. Саларикиец не шелохнулся. Андас почувствовал легкое прикосновение руки Элис. Девушка словно искала у него поддержки.

Терпин повернул последний переключатель. Загорелся свет. Все заморгали — они отвыкли в полутьме от яркого освещения. Андас подумал: свет — доказательство того, что эти помещения иногда используются и людьми, роботы в нем не нуждаются.

Как и все остальные, он с опаской наблюдал за роботами. Сдвинулся с места только один, и все увидели, что это робот-слуга. Робот не останавливаясь прошел мимо них в глубипу комнаты и послал кодовый сигнал. На будто бы сплошной с виду поверхности открылась панель.

— Пока все хорошо. — Терпин явно успокоился. — Но, если мы собираемся поесть, предлагаю разойтись по комнатам. Эта штука запрограммирована для доставки еды туда. — И он направился к пандусу, ведущему в коридор с камерами.

После недолгих колебаний остальные последовали за ним. Первыми шли Тсивон и Грейсти, остальные трое за ними. Когда начали подниматься, Йолиос сделал еле заметный знак, призывающий к осторожности.

— Он знает больше, чем показывает. — Саларикийцу незачем было объяснять, кто этот «он». Неожиданно у Андаса возникла мысль. А что, если тюремщик среди них? Разве можно спрятаться лучше, чем притвориться одним из заключенных?

— Как ты считаешь, он может быть одним из них?

Йолиос снова обнажил клыки.

— Мысль, достойная хитрости самого Яреда! Не стоит о ней забывать. Я бы не сказал, что он наш враг, но и не назвал бы его братом по чаше. Нам следует установить цель нашего пребывания здесь, только так мы сможем вывести врагов на чистую воду. Подумайте об этом за едой...

— Нам обязательно есть порознь? — быстро вмешалась Элис. — Признаюсь, господа, мне не хочется снова входить в эту камеру, тем более сидеть в ней в одиночестве. А нельзя ли взять еду и поесть где-нибудь в другом месте?

— Конечно! — Андас сам не заговорил бы об этом, но его преследовало такое же чувство. Зайти в камеру и ждать, думая, что дверь может закрыться и никогда не откроется снова.

— Твоя комната между моей и принца, — сразу согласился Йолиос. — Будем есть у тебя.

Андас не стал заходить в свою камеру. Он подождал снаружи, пока в коридоре не появился робот. Тот прошел в пустую камеру, поставил на стол два закрытых контейнера и миску с ложкой и вышел. Андас быстро взял еду и отправился в камеру Элис, из двери которой как раз показался робот.

Когда он вошел, Элис отделилась от стены. Андас снял покрывало с ее постели, свернул тугим комком и просунул в дверь, не давая ей автоматически закрыться.

— Разумно. — Это появился со своими блюдами саларикиец.

Но, когда они открыли контейнеры, их ждал новый сюрприз.

— Это не может быть тюремной пищей, — заявил Йоли-ос. — Ножки смолка, тушенные в соусе, жареный гуан... — Он принюхался к своим блюдам. — Если верить моему обонянию, вормолоко многолетней выдержки.

Поскольку саларикийцы славились своим обонянием, Андас решил, что ему можно доверять. Но и собственная еда его удивила. В Тройных Башнях такая еда могла стоять на главных столах. Только сейчас ее подали без должных церемоний, не на золотых тарелках, и на нем не было подобающих его положению одежд.

— Нас поместили в камеры, одели вот в это... — Элис с отвращением коснулась своего комбинезона, — а потом так роскошно кормят. Почему?

— И еда — с родной планеты каждого. — Андас посмотрел на тарелку девушки. И не узнал блюдо: круглые белые шарики на зелени, напоминающей вареные листья.

— Да. — Саларикиец взял ложку и принялся шумно есть. Принц вспомнил, что у этой расы принято есть громко, чтобы хозяин не сомневался — гости довольны.

Еще один вопрос, на который нужно найти ответ, подумал он. И с аппетитом принялся за еду.

2

Андас не знал, решили ли остальные узники обедать вместе, да и не интересовался этим. Но, как только голод был утолен, принц понял, что их группа как будто бы разделилась. Он,

Йолиос и Элис — и остальные трое (если, конечно, Терпин не предпочел одиночество). Он сказал об этом.

Саларикиец отставил свою тарелку, с удовольствием доев без остатка.

— Я кое-что знаю о Науле, — сказал он. — Это недалеко от Небьюлы, три системы, десять планет. На трех из них у нас есть торговые базы. Оттуда мы вывозим капли слез Лура...

Должно быть, он заметил удивление Элис, потому что объяснил:

— Благовоние, госпожа, и очень редкое. Его получают из выделений на определенных камнях, которые столбами возвышаются среди местной растительности. Но ведь вам сейчас не нужны торговые сведения. Однако я слышал о Науле, и если Тсивон тот, за кого себя выдает, могуществом он равен вашему императору, принц. Кстати, а где расположена ваша империя?

— Отсюда? Кто знает. Мы, правители Иньянги, владеем пятью планетами системы Дингана. Все заселены потомками терран. Наш Первый Корабль привез переселенцев из Афро, — гордо сказал он, но тотчас понял, что для этих чужаков его история — пустой звук, и торопливо добавил: — Одну из первых групп переселенцев.

Но поскольку и это им как будто ничего не сказало, он не стал распространяться дальше. Напротив, уступил Элис возможность поделиться информацией.

— Я Демизонда Айлвейтская. Мы не расселились по другим планетам, поскольку, хотя в нашей системе их три, две почти безводные. Но я слышала о Триске, где, должно быть, правит этот Грейсти. Они контролируют Картель металлических водорослей.

— Наул, Иньянга, Триск, Посейдония, Саргол... — начал перечислять Андас, но саларикиец его поправил:

— Не Саргол, если ты имеешь в виду место, где меня схватили. Я тогда был на Фрэмваре. И с тех пор все гадаю, заключили ли после моего исчезновения торговый договор. — Он выпустил и втянул когти, рассеянно глядя на них.

— Время! — Андас вскочил, впервые осознав, какие катастрофические последствия могли иметь прошедшие дни, а то и недели. — Какой день, какой сейчас месяц? Давно ли мы здесь?

Элис негромко вскрикнула и поднесла ко рту руки с тонкими перепонками между пальцев.

— Время! — повторила она. — Большой прилив Квингуа-ма! Если он миновал...

— Что ж. — Это слово на основном в устах Йолиоса прозвучало кошачьим шипением. — Верна ли моя догадка, что все вы оказались в положении, когда необычайно важно время?

Андас сразу понял смысл вопроса.

— Думаешь, мы здесь поэтому? — И сразу сам ответил Йолиосу: — Да, время для меня очень важно. Я не прямой наследник трона. У нас не так, как на других планетах: корона не переходит от отца к сыну. У моих предков было много официальных жен — по одной из каждого благородного семейства, — поэтому император выбирает из кланов королевской семьи, назначая наследником человека подходящих лет. И хотя такие полигамные браки уже не практикуются, император по-прежнему выбирает наследника из мужчин королевского рода.

Тройными Башнями правит мой дед, и в моем поколении у него три возможных наследника — четыре, если считать и Ай-неки. Но, когда он призвал меня к себе, стало понятно, что он сделал выбор. Однако чтобы этот выбор стал окончательным, он должен в день Чаки собственноручно короновать меня в присутствии всех кланов Ста Имен. Если меня в этот день не будет...

— Ты потеряешь трон? — подсказал Йолиос, потому что Андас замолчал, впервые осознав всю глубину возможной катастрофы.

— Да. — И он сел на край постели Элис.

— Ну а мне предстояло не трон получить, а заключить договор. Но я не на Фрэмваре, не могу довести дело до конца, и поэтому будут опозорены не только мое имя и весь мой клан, но пострадает и Саргол. — Саларикиец снова выпустил когти, и голос его перешел в глухое рычание.

— Я должна петь при большом приливе, должна! — Элис сжала кулаки. — Иначе чары от потомков Эльдена перейдет к роду Эвуана. А это не должно произойти!

— Итак, все мы трое, а возможно, и они. — Андас кивнул в сторону двери, напоминая об остальных. — Но почему? Тех, кто хотел бы, чтобы мы оказались где-нибудь в другом месте, разделяют огромные расстояния, и между собой не имеют ничего общего. Кто собрал нас здесь?

— Хороший вопрос, молодой человек,— Голос звучал старчески, но в нем слышалась сила. В дверях стоял Тси-вон. — Я могу увеличить ваш перечень тех, кому важно знать текущую дату. Если я не буду присутствовать и не выступлю против предполагаемого союза с упшарами... — Он покачал головой. — Я боюсь за Наул. Ну-с, — обратился он к Андасу, — какой последний день вы провели в подобающем вам месте?

— Это был пятый день после пира Итуби. Ах, ты о галактическом летосчислении... погодите. — Андас стал подсчитывать в уме — время планеты годилось только для жизни на этой планете, и от планеты к планете продолжительности дня и года менялись. — Могу назвать только год — 2230 ПП.

— Ошибаешься! — Элис энергично покачала головой. Она загибала пальцы, будто считая с их помощью. — Год 2195. Я знаю, что это правильно, — торжествующе сказала она, — потому что у меня были причины справляться как раз накануне... накануне дня...

— Ты говоришь — 2230, а эта молодая дама — 2195, — повторил Тсивон. — Но у меня есть причины, очень основательные причины, знать точную дату — я связывался с представителем Главного Управления и подписал два документа. И на них значился 2246 год.

— Увеличу общее смятение, — прервал это уверенное заявление Йолиос. — Мой последний день пришелся на 2200 год.

Андас переводил взгляд с одного на другого. На морщинистом лице Тсивона и на молодом — Элис — явственно читалось негодование. Только саларикиец хранил спокойствие в ходе этого чрезвычайно неточного подсчета галактического времени.

Принц продолжал складывать и вычитать в уме. Его дату и дату Элис разделяли тридцать пять галактических лет, даты Йолиоса и его — тридцать, а от времени Тсивона его отделяло шестнадцать лет.

— Не взялись ли вы гадать, — нарушил тишину несогласия Йолиос, — как долго нас держали порознь и возможно ли, что мы пришли из разных времен?

Но Андас не хотел даже думать об этом. Если подсчеты Тсивона верны... его шанс стать императором давным-давно ускользнул от него! Кто же теперь правит — Джессар, Йуор, может, даже Айнеки? Сколько времени он здесь провел? Он взглянул на свои коричневые руки и на видимую часть тела. Как будто бы не состарился. Не может быть!

— Прежде всего, как нам убраться отсюда? — спросила Элис. — Что толку говорить о времени, пока мы здесь? Наше мышление было заблокировано, иначе мы вспомнили бы, как оказались в этой дыре! — Она с отвращением огляделась. — Мы даже сейчас не можем ничего вспомнить. Но я должна освободиться!

Андас отошел к окну. Снаружи картина открывалась почти такая же, как из его камеры, только вода, которую он видел раньше, высыхала, оставляя на месте рек и озер лужи и ручейки. Но мрачная картина не обещала никаких возможностей для бегства.

— Думаю, следует спросить Терпина, — сказал Йолиос.

Андас оглянулся.

— Думаешь, он охранник, выдающий себя за одного из нас? — повторил он свою раннюю мысль.

— Изобретательно и возможно. Однако мне кажется, что при нашей первой встрече он так же, как все мы, реагировал на неизвестное. Но он либо знает это место лучше нас, либо догадывается о его назначении и о том, зачем мы здесь, потому что первым его чувством был гнев.

— Как будто он угодил в собственную ловушку? — прервал Тсивон. — Ты прав, лорд Йолиос. У меня при нашей первой встрече сложилось такое же впечатление. Так что давайте зададим Терпину вопросы и на этот раз постараемся получить прямые ответы. — Лицо старика и раньше не казалось доброжелательным, а теперь сжатые губы и выражение глаз заставили Андаса переступить с ноги на ногу.

История Иньянги была достаточно кровавой — мятежи, возникновение и падение династий, сопровождавшиеся кровопролитием. Его народу было чего стыдиться. Но то, что он сегодня стыдился этого, свидетельствовало о переходе на иную ступень цивилизации. А в лице Тсивона Андас увидел возврат к старинным мрачным обычаям.

Но пока не найден нужный человек, говорить и спорить не о чем. Андас вслед за архивождем Наула и саларикийцем вышел из камеры. Элис за ним.

Ни Терпина, ни Грейсти в камере не было, и все снова спустились по пандусу. Стоящие роботы мешали видеть все помещение. Самое подходящее место для засады. Андас знаком велел девушке встать позади него. Он жалел, что при нем нет хотя бы церемониального ножа. Один человек со шокером или бластером мог остановить их всех.

— Сюда... — Принц вздрогнул, услышав слева от себя это шипение. Саларикиец показывал направо, туда, где виднелась полуоткрытая дверь.

Пришлось обходить кружным путем, чтобы не пробираться между стоящими роботами. Эту предосторожность Андас от всей души одобрил. Он с самого начала не доверял Терпину, и его продолжал преследовать вопрос, есть ли здесь другие, кого они не смогли найти. Казалось невозможным, чтобы тюрьмой управляли только роботы.

— ...не лучше остального. Так что и не пытайся! Мое предложение единственное, которое стоит принять.

Это был хриплый голос Грейсти. Последовал ответ, но они были слишком далеко, чтобы расслышать. Снова заговорил Грейсти, с досадой и гневом.

— Ты это сделаешь, потому что ты не в лучшем положении, чем мы, Патрон!

Патрон! Почти любая планета галактики имеет основания опасаться человека, носящего это звание. Глава Воровской гильдии! Точно соответствует положению дел! Похитить их всех под силу только Гильдии. В таком случае их держат ради выкупа, и Терпин тот, кто здесь оставлен за главного...

Андас поймал взгляд саларикийца. Инопланетянин сделал быстрый знак: согласен. Тсивон и девушка... Андас знаком велел им оставаться на месте. Плечом к плечу с Йоли-осом они направились к двери, и принц пинком распахнул ее. Грейсти стоял над Терпином, сидевшим перед небольшой панелью.

При появлении принца и саларикийца они обернулись. Грейсти отступил на шаг-два и оказался прижатым спиной к шкафу с магнитными лентами. Андас приблизился, готовый нанести удар, который сделает этого тучного человека беспомощным. Саларикиец направился к Терпину, вцепился когтями в воротник его комбинезона и вытащил из кресла.

— Что... — начал Грейсти.

— Закрой рот! — приказал Андас. — Или я сделаю это за тебя. Какой договор ты собрался заключить с Патроном?

— Спросим у источника информации, — сказал Йолиос. Он обманчиво мягко потряс пленника, и бледное лицо Терпина исказилось. Впрочем, Андас не мог сказать отчего: от боли или в предчувствии дальнейшего.

— А теперь, человечек, — продолжал Йолиос, — расскажи обо всем, о чем нам стоит знать. — Он как будто без всяких усилий держал Терпина так, что ноги Патрона больше не касались пола. Тот дергался и сопротивлялся, но высвободиться не мог. Затем лицо его разгладилось, он как будто принял решение и прекратил бесполезное сопротивление.

— Я скажу все, что знаю, — спокойно согласился он. — Это совсем немного, хотя здесь есть то, что может оказаться полезным. — Он подбородком указал на стену перед собой.

Андас увидел, что шкаф, к которому прижался Грейсти, не единственное хранилище записей. Три из четырех стен были заставлены такими же шкафами, а на четвертой стене, перед которой сидел Терпин, помещался экран, сейчас темный.

— Говори. — Йолиос опустил его в кресло, но не отпустил и стоял за Терпином, когтями пронзив его одежду, на которой проступили маленькие красные пятнышки.

— Я многого не знаю. — Лицо Терпина стало спокойным и невыразительным. — Только догадки... на основании того, что я когда-то слышал...

— Не трать зря время, — приказал Йолиос. — Начни с того, что знаешь, и позволь нам судить, много это или мало.

— Не забудьте... у меня только обрывки сведений, — заупрямился Терпин. — Но вот что я слышал — будто бы существует место, где за плату можно поменять человека на двойника-андроида. Этого двойника можно запрограммировать так, что он будет делать все необходимое покупателю. А подлинного человека держат про запас, чтобы от него можно было избавиться, если пожелает покупатель.

— Какая нелепая выдумка! — взорвался Андас.

— Не торопитесь, молодой человек. — В дверях стоял Тси-вон. — Никогда не говори «невозможно». И кто же предоставляет эту услугу? — Он подошел к столу и наклонился над ним, чтобы лучше видеть глаза Терпина. — Гильдия?

Терпин покачал головой.

— Не наша. Иначе разве я бы оказался здесь?

Грейсти рассмеялся.

— Мог и оказаться, если шла борьба за власть. Продвижение в Гильдии часто достигается силой.

Терпин поджал губы, но не взглянул на члена совета и не ответил на его насмешку.

— Согласно тому, что я слышал, этим занимаются мен-гиане.

Андас удивился. Это слово было ему незнакомо. Но он заметил, что остальные изменились в лиде. Грейсти сразу перестал злорадно улыбаться, а Тсивон и Элис казались ошеломленными. И все трое явно испугались.

— Просвети нас, — приказал Йолиос. — Не осложняй положение. Кто такие менгиане?

— Наследники психократов, — раньше Терпина отозвался Тсивон. — Не всем это известно, но при свержении их олигархии психократы были уничтожены не полностью. Всегда ходили слухи о немногих спасшихся. Эти немногие затаились и продолжили свои эксперименты. Кодовое название их штаба было «Менгия». В легендах часто содержится зерно истины.

Андас содрогнулся. Психократы не вмешивались в дела системы Дингана. Но и там слышали рассказы о них. И если психократы действительно существуют, для четверти Галактики может начаться кошмар.

— Должно быть, так и есть. — Грейсти утратил все свое высокомерие. — Именно такой план они составили бы, подменяя правителей своими созданиями. И, судя по всему, их инженерам хватало знаний, чтобы сделать андроидов, неотличимых от людей. Да они могут вернуть себе все потерянное, а люди спохватятся, когда будет поздно! Я должен вернуться на Триск... предупредить...

— Возможно, уже поздно, — медленно проговорил Тсивон. — Мы не знаем, сколько времени провели здесь. Двойники вполне могли передать наши владения в руки менгиан.

Озноб, пронизавший Андаса, не шел ни в какое сравнение с новой ледяной дрожью. Если они пленники потомков психократов, даже странная разница во времени может оказаться истинной! Их могли держать в состоянии, схожем со стаз-заморозкой. А известно, что в ней человек может провести столетия по планетарному времени!

Первым заговорил Йолиос:

— Раньше ты упомянул, Терпин, что это услуга платная. А теперь говоришь о плане менгиан вернуть себе власть. Так с чем мы имеем дело — с договором, заключенном с теми, у кого есть причины желать нашего устранения, или с заговором, составленным против нас только из-за нашего положения?

Терпин покачал головой:

— На этот вопрос я не могу ответить. Уверяю вас, именно не могу, а не не хочу. Я слышал, что это делается исключительно ради денег. Для контроля над крупным капиталом подбирают того, кого нужно сместить, и заменяют его андроидом. Но ходили слухи о том, что и заказчика тоже, возможно, обманывают. Насколько это верно, не знаю.

— Но сделать такого андроида, наделить его подлинными воспоминаниями — как это вообще возможно? — удивилась Элис. — Ведь чтобы обмануть тех, кто хорошо нас знает, андроиды должны вести себя безупречно. Обеспечение этого требует времени. Но, если мы сами не предоставляли им записи своей памяти, как они могли их раздобыть?

— Если менгиане действительно психократы и виновны в нашем похищении, — сказал Андас, хотя в глубине души отшатывался от этой как будто бы правды, — они каким-то образом могут это делать. В свое правление они делали с телами и сознанием людей и более странные вещи.

Вперед выступил Грейсти:

— Тем больше у нас оснований как можно быстрей вернуться, узнать, что произошло, и попробовать устранить ущерб...

Андас решил, что Грейсти забыл о временном промежутке. Но действительно — первой их заботой должно быть как отсюда убраться. Только как? Йолиос думал о том же.

— Ты кое-что знаешь о таких установках, — обратился он к Терпину. — Как сюда доставляли припасы? Едва ли нашу еду выращивали из белков.

— За тобой устройство для вызова корабля, но оно свидетельствует о том, что кораблем тоже управляют роботы, — ответил Патрон. — Если приходит корабль с припасами, он наверняка автоматический и ему задан всего один курс. Чтобы воспользоваться таким кораблем для побега, нужно заменить ленту, а где ее взять? Разве что на корабле несколько лент... но на транспорте с одним маршрутом это не нужно.

— А что в этой комнате? Здесь какие-то записи. — Андас попытался надавить пальцем на защелку ближайшего шкафа, но безрезультатно.

— Закрыто. Какой-то личный замок.

— С каких это пор личный замок может стать преградой для техника Гильдии? — спросил Грейсти. — Ты можешь это открыть?

— Только при наличии времени и инструментов, — возразил Терпин.

— Получишь и то, и другое, — пообещал саларикиец. Давайте поищем инструменты.

Хотя Терпин ворчал, что не сумеет отыскать нужные инструменты, он прошел в соседнее небольшое помещение, где роботы ремонтировали одного из своих собратьев, сняв его внешнюю оболочку. Основные детали его устройства были разложены на рабочем столе.

Патрон подбирал нужное, пока в его руках не оказалось с полдюжины инструментов, назначение которых Андас не мог определить. Все пришли следом и наблюдали за его действиями, словно их объединенная воля могла побудить его к большим стараниям.

С набором «отмычек» Терпин вернулся в помещение с записями и принялся за работу. Сразу стало ясно, что он специалист в своей области. Андаса поразили его ловкость и сноровка. Если Терпин был Патроном, то, конечно, не мог быть рядовым членом Гильдии; разве что существовали такие преступления, которые совершала только верхушка. Во всяком случае, он знал, что делает.

Потребовалось много времени. Тсивон заявил, что устал, и ушел в свою камеру. Чуть позже его примеру последовала Элис; казалось, она утратила свой страх одиночества.

Грейсти уселся перед экраном, с трудом втиснув в кресло свое тучное тело. Андас некоторое время наблюдал, но ему не сиделось на месте, и он принялся расхаживать по большему помещению, теперь уже не так настороженно минуя неподвижных роботов.

Помимо небольшого ремонтного отсека было помещение, куда уходил за едой робот, но его дверь Андас открыть не смог. Но другая дверь подалась.

В лицо ему ударил обжигающий ветер. Сморщившись от яркого сияния, он сделал шаг во внешний мир, придерживая дверь, чтобы иметь возможность вернуться, уйти от жары, резкого освещения и запаха — острого запаха, от которого Андас закашлялся. Он опасался долго оставаться снаружи. Но ему хватило времени, чтобы увидеть обожженные посадочными двигателями участки летного поля. Как давно здесь не садился корабль?

Кашляя, он отступил обратно и отрезал доступ внешней атмосфере. Одно было ясно: без защитного костюма, а также, вероятно, маски для дыхания и темных очков никто из них не продержится долго на поверхности планеты.

Других выходов не было. Он обошел стены и вернулся туда, где все еще работал Терпин. Андас пришел как раз вовремя, чтобы увидеть, как Патрон встал, отодвинулся и дернул один из инструментов, глубоко вставленный в замок. Послышался резкий звук, и ящик открылся.

Догадка Андаса подтвердилась. Перед ними были ровные ряды лент с записями. Грейсти пытался выбраться из кресла. Йолиос локтем отодвинул Терпина в сторону и схватил одну из ближайших лент.

Вместо названия только код — как и следовало ожидать.

— Считыватель, где считыватель? — Грейсти пухлой рукой колотил по крышке стола, как будто необходимый прибор должен бьш вырасти из ее поверхности.

Но, похоже, Терпин знал об этой комнате больше. Он выхватил ленту у саларикийца, извлек ее из коробки и вставил в узкую щель на малозаметной панели, занимавшей половину поверхности стола.

— С дороги, лохань с помоями! — Он вытащил Грейсти из кресла и оттолкнул от стола.

Больше не обращая на толстяка внимания, Терпин повернул какой-то рьиажок. Экран ожил, и на нем стала видна четкая трехмерная картина. Совершенно нагое тело инопланетянина.

— Закатанин. — Андас не знал, произнес ли это вслух или оставил свое открытие при себе. Но тут его слова заглушил механический голос; человеческий по тембру, он произносил бессмысленные сочетания звуков. Картина изменилась: вместо всего тела стали видны отдельные его части, все сильно увеличенные, каждая была снабжена кодовым обозначением.

Они просмотрели ленту до конца, но не получили никакой информации, кроме точных изображений частей тела неизвестного закатанина. Затем и картина, и голос исчезли.

— Думаю, — заметил Йолиос, — это была матрица для изготовления андроида. Двойника еще одного несчастного, который должен был присоединиться к нашему обществу, но не присоединился. Посмотрим другую?

Он уже готов был вставить в прорезь вторую ленту, когда экран внезапно ожил. Но сейчас бегущие по его поверхности кодовые сигналы Терпин понял.

— Садится корабль, — сообщил он.

Одновременно в соседней комнате послышалось звяканье. Андас, который стоял ближе всех к двери, подошел и заглянул в нее.

Три самых больших из стоявших в ряд у дальней стены роботов двигались вперед, словно прибытие корабля активировало их, хотя корабль еще не сел. Это были грузчики, и двигались они к двери, ведущей наружу.

3

— Таково нынешнее положение дел. — Всеобщее внимание было сосредоточено на Йолиосе. Он стоял, положив руку на широкую спину одного из роботов-грузчиков. — Нам удалось — вернее, Терпину удалось — прервать разгрузку. Пока корабль не разгружен, он не улетит. Это не пассажирский корабль, но в нем есть аварийная секция, предназначенная для людей. Впрочем, если все мы погрузимся и улетим на этом корабле, он покажется нам тесноватым.

Андас обдумывал те многочисленные «если», «и» и «но», с которыми они столкнулись. Достаточно легко было бы разместиться в пассажирской секции и позволить кораблю увезти их. Но это отдаст их в руки врага. Нужно снабдить корабль другой лентой с указанием маршрута. Однако пока во всех шкафах они находили только записи изображений людей и чужаков.

Просматривая ленты одну за другой, Андас гадал, не попадется ли среди них та, что относилась бы к кому-нибудь из их небольшой группы. Пока ничего такого он не нашел. А Терпин тем временем открыл остальные шкафы и отбирал образцы наугад.

Они снова поели и, вдруг ощутив усталость, вздремнули. И по-прежнему держались двумя группами, хотя Тсивон теперь меньше сторонился Андаса и его товарищей. А вот Грей-сти и Патрон, хотя и держались вместе, не проявляли никакого дружелюбия.

На второй день Терпин признал свое поражение. Он стоял среди открытых ящиков, а на полу возвышалась груда лент, доходившая ему почти до лодыжек.

— Ничего, — сказал он безжизненно. — Ничего такого, что пригодились бы.

Заговорил Андас:

— Мы еще не осмотрели корабль.

— Попасть в него сложно, — ответил Терпин довольно оживленно. — У меня есть кое-какие технические знания, но я не космонавт. А вы? — Он медленно поворачивал голову, бросая на каждого проницательный взгляд.

У Андаса был опыт, но всего лишь опыт пассажира. Он решил, что у остальных и того нет — если Терпин ничего от них не утаивает. К его удивлению, заговорила Элис:

— Я знаю, что входной люк управляется изнутри. Но ведь такая проблема уже должна была возникнуть — где-нибудь, когда-нибудь. Разве у корабля нет запасных выходов на случай опасности?

Ее слова словно повернули ключ в памяти Андаса. У него возникло мимолетное воспоминание о корабле, стоящем на опорах на посадочном поле, и о фигуре, поднимающейся по одной из них. Что-то такое он когда-то видел. И расспрашивал тогда с ленивым любопытством.

— Служебный люк!

Он не сознавал, что остальные смотрят на него. У всех кораблей должно быть что-то общее в конструкции. Если это верно, такой люк есть и на этом корабле.

— Над опорами. — Он старался объяснять как можно короче. — Люк для доступа техов во время ремонта. Возможно, он открыт.

— Стоит проверить все возможности. — Дрожь Тсивона сменило волнение, голос его окреп.

— В любом случае — ночью или в сумерках, — сказал Йолиос. И когда Андас, которому не терпелось проверить свое предположение, попробовал возразить, саларикиец указал на очевидное:

— У нас нет защитных костюмов. Выходить наружу при солнце и пытаться открыть люк...

Он был прав. Как ни различны были их расы и виды, никто из них не мог жить в мире за этими стенами.

Несмотря на все свое нетерпение, Андас осознавал и другую трудность. Даже если они смогут найти и открыть запасной люк, куда тот ведет — в корабль или только в ограниченный отсек технического обслуживания? Если бы он или кто-нибудь из них знали больше! В обучении наследною принца явно недоставало курса выживания. Конечно, они не умрут здесь, если не сумеют улететь, но, возможно, быстрая смерть предпочтительнее бесконечного прозябания.

В группу, которой предстояло попытаться проникнуть в корабль, входили трое: Андас, Йолиос и Терпин, чьи технические познания невозможно было не оценить. Когда жестокое солнце, выжигавшее неведомую планету, село, они отправились на поле.

Команда, запустившая автоматическую разгрузку, не сработала. Главный люк корабля был прочно задраен, как в космосе. Но они не стали тратить на него время и направились прямо к посадочным опорам, напоминающим плавники. К счастью, мучительно сухой ветер утих, хотя сделать глубокий вдох было по-прежнему трудно, и Андас гадал, к чему приведет длительное пребывание в этой атмосфере.

На опорах были скобы для подъема. Не хотелось, но пришлось позволить Терпину подняться первым: люк следовало открыть, а с этим мог справиться только он. Андас старался не отставать от Терпина. Он совсем не доверял Патрону.

Держась за скобы ниже Терпина, который время от времени чертыхался (не на основном), Андас старался дышать неглубоко и не обращать внимания на жжение в носу, на резь в глазах и на слезы.

Терпин громко хмыкнул и забрался в люк. За ним последовал Андас, потом Йолиос. Попав внутрь корабля, они очутились в узком проходе, через который трудно было протиснуться. Фонарь Терпина осветил впереди второй люк, но Патрон продолжал подниматься по скобам на верхние уровни.

Они миновали узкие проходы, предназначенные для ремонтных работ и технического обслуживания, и оказались в жилой секции. Быстро осмотрев ее, Терпин с облегчением вздохнул.

— Она использовалась, и совсем недавно, быть может, в последнем рейсе. Ее устройства, проделав некоторую работу, можно активировать. Но сначала следовало взглянуть на рубку управления. Иначе все было бы бессмысленно.

Вслед за ним они направились в пилотскую рубку. Здесь бросалось в глаза, что кораблем иногда управляли люди: кресла пилота и штурмана были снабжены защитными сетками.

Терпин миновал кресла и остановился перед панелью управления, разглядывая многочисленные кнопки и переключатели. Потом нажал одну кнопку, и из прорези со щелчком показалась лента.

— Если здесь есть набор таких... — Он держал бесполезную запись в руке. Андас уже начал поиски у кресла штурмана. И не напрасно. Открылась ниша еще с четырьмя лентами. Он схватил первую и посмотрел на символ на ленте, но не узнал его. Ленты могли содержать маршруты по совершенно неизвестной ему части Галактики. Он бросил ленту на сиденье и взял вторую.

Снова разочарование. Он больше не надеялся на удачу, но, может быть, кому-то из их группы повезет больше. Но... третья! Вначале он не поверил собственным глазам и провел пальцем туда-сюда, чтобы почувствовать легкие углубления и выпуклости рисунка, убедиться, что он действительно есть.

— Иньянга... это Иньянга!

Йолиос подобрал две брошенные ленты.

— А четвертая?.. — Он показал на последнюю в нише.

— Неважно! — Принц держал находку обеими руками, словно опасаясь, что кто-нибудь отнимет у него этот ключ к дому. — Разве ты не понял? Мы сможем улететь на Иньянгу... а оттуда все вы легко доберетесь до своих планет.

— Тем не менее мне любопытно. — Йолиос взял последнюю ленту.

— Наул...

Андас ревниво держал свою ленту. Ну ладно, есть и лента с маршрутом на Наул, но сначала они полетят к Иньянге.

— Я думаю... — саларикиец словно прочел его мысли, — что твой план столкнется с некоторым сопротивлением, принц. К тому же мы не знаем, где мы. Может быть, именно Наул — лучший и самый безопасный вариант.

Йолиос положил две неизвестные ленты назад в нишу, а ленту с маршрутом к Наулу оставил у себя. Однако Андас не собирался расставаться со своей, пока ее не вставят в нужное гнездо и он не убедится, что корабль поднимается.

Как ни странно, Терпин слушал их вполуха. Он прохаживался по рубке управления, поворачивая рычажки и нажимая на кнопки, словно проверял, нельзя ли перевести корабль из автоматического режима на ручное управление. Наконец он заговорил:

— Вот что: будет тесно, и мы не знаем, сколько продлится полет. На борту должны быть запасы продовольствия на чрезвычайный случай. Но лучше самим позаботиться о припасах.

Они снова спустились в жилые отсеки. Как заметил Патрон, эта секция предназначалась не больше чем на четверых. Но, чтобы сбежать из тюрьмы, стоило немного потерпеть.

Запасы продуктов нашлись, установка регенерации воздуха работала... а если полет затянется?.. Может, Наул действительно ближе? А может, лучший их шанс — одна из отвергнутых лент? Но если бы Наул и Иньянга не были в пределах досягаемости корабля, здесь не хранились бы ленты с маршрутами к Ним. Только корабли перворазведчиков и патрульные крейсеры располагают лентами для длительных полетов.

Убежденный этими соображениями, Андас готов был бороться за свой выбор. Они вернулись в тюрьму, выбравшись из корабля на этот раз через основной люк, который открыли изнутри. Их ждали с нетерпением.

— Конечно, Наул, — уверенно сказал Тсивон, словно другие решения исключались. — Из наших портов корабли уходят по всем направлениям, и вы без труда сможете добраться до своих планет. К тому же у нас расположен штаб Патруля сектора. Их следует немедленно известить. Нужно тщательное расследование, чтобы установить, как глубоко уходят корни этого заговора.

— Но Иньянга — тоже центр сектора, — упрямо возразил Андас, не намеренный сдаваться. — Не вижу причин выбирать Наул.

— Конечно, вы можете спорить сколько угодно, — устало сказала Элис, — но я не собираюсь тратить время, слушая ваш спор. Если хотите знать мое мнение, Наул ничем не лучше Иньянги. Возможно, так же думают член совета Грейсти, лорд Йолиос и Патрон Терпин. Ведь я у себя на родине не слышала ни о той, ни о другой планете, а значит, мне придется пролететь полгалактики, чтобы попасть домой. Мы не знаем, где мы и далеко ли от ваших планет, так что все — дело случая.

— Наул!

— Иньянга!

В один голос ответили Андас и Тсивон.

Йолиос издал звук, очень похожий на рычание.

— Дама права. Ленты две, а нас шестеро, и, возможно, нам нужно лететь в прямо противоположных направлениях. У нас нет предпочтений по отношению к вашим двум портам. Поэтому доверимся случаю. Вот... — Он взял сосуд с крышкой, в котором им принесли последнюю еду, и, взяв ткань, служившую салфеткой, тщательно вытер его изнутри.

— Клади ее сюда, архивождь, — велел он Тсивону, вцепившемуся в ленту «Наул» так же крепко, как Андас — в свою. Ты тоже, принц. Бросим жребий.

— Кто же будет выбирать? — спросил Тсивон, опередив Андаса. — Дама была с тобой. А ты постоянно оставался с ним. — Он показал пальцем сначала на саларикийца, потом на Андаса.

— Справедливо. — Йолиос накрыл сосуд крышкой. — Терпин, можно ли заставить робота-ремонтника взять одну из лент? Его мы не сможем обвинить в пристрастности.

— Можно, — оживленно, как будто уже отчаялся дождаться решения, ответил Патрон. — Идемте.

Под взглядами остальных Йолиос поставил сосуд, вновь сняв с него крышку, перед роботом. Андас и Тсивон положили в него свои ленты. Терпин проделал необходимые манипуляции, и одно из торчавших неподвижно щупальцев робота выронило небольшой инструмент, опустилось к сосуду и снова поднялось рывками, держа одну из лент. Патрон торопливо отключил энергию, а Йолиос взял ленту.

— Иньянга, — сообщил он.

Теперь Тсивон не мог сказать, что это несправедливо. Но лицо у него было мрачное; он взял отвергнутую ленту с таким видом, словно все-таки надеялся ее использовать.

Багажа у них не было, но они опустошили помещение с припасами, прихватив с собой все, что можно было хранить в контейнерах. На рассвете они наконец поднялись в корабль и с трудом разместились в жилой секции. Когда Терпин, Йолиос и Андас поднялись в рубку управления, стало не так тесно. Хотя он и не был штурманом, высокий саларикиец занял штурманское место, а Андас занял место вахтенного офицера позади него. Терпин разместился в кресле пилота. Принц наблюдал, как Патрон вставляет ленту в гнездо и включает автопилот.

Прозвучал предупреждающий сигнал, и все пристегнулись, готовясь к перегрузкам подъема. Когда подъем начался, перенести его Андасу оказалось гораздо труднее, чем он полагал: в обычных рейсах пассажирам помогают перенести ускорение многочисленные средства.

Наконец Андас смог ошеломленно подняться и тут же обнаружил новое отличие от тех способов передвижения, к которым привык. В корабле-роботе не было искусственного тяготения, и приходилось приноравливаться к невесомости. А это оказалось очередной пыткой.

Йолиос первым приспособился к ситуации, хотя признался, что и ему не приходилось испытывать ничего подобного. Труднее всего пришлось Тсивону, Грейсти и Элис. На корабле не было обычных медикаментов для таких случаев, не было и средств полетного сна — последнего убежища тех, кто не в состоянии терпеть физические неудобства.

Самым тяжелым оказалось однообразие. Элис и Тсивон по большей части оставались в своих койках. Остальные четверо по очереди занимали два оставшихся спальных места, хотя Грейсти при этом непрерывно жаловался, ворчал и всячески демонстрировал неуживчивость. Счет времени утратил смысл — на корабле невозможно отличить день от ночи. Конечно, оставался сон, но нельзя же постоянно спать, и Андас чувствовал, что ему все тяжелее.

Вечные жалобы Грейсти так его раздражали, что принцу приходилось собирать все свое самообладание, чтобы не ударить этого человека по зубам. Терпин после старта почти перестал говорить. Если у него была возможность лечь на койку, он спал, если не было — садился в одно из кресел пилотской рубки и сидел с закрытыми глазами. Андас подозревал, что Патрон просто не желает посвящать разношерстных спутников в свои мысли.

Оставался Йолиос, хотя саларикиец тоже порой погружался в глубокое молчание, и Андас уважал такие периоды. Но когда саларикиец был настроен поговорить, он с ядовитым юмором описывал их новое житье. Андас обнаружил, что чересчур много болтает, и стыдился этой болтливости: наследному принцу не пристало так себя вести. Ему никогда не казалось, что болтливость — его порок, но, кажется, он ошибался.

— А ты не думал о том, что могло произойти за время твоего отсутствия? — задал саларикиец очередной язвительный вопрос. — Конечно, если высчитанная нами разница во времени соответствует действительности.

Андас действительно думал об этом, хотя и без всякой охоты. Предположим, он просто исчез. Тогда наследником будет избран один из оставшихся принцев. Но что, если его заменил андроид? Ему придется доказывать подмену. Способ есть. Он оглянулся: они находились в рубке управления. Терпина и Грейсти не было. А он не мог представить себе, что член совета в состоянии успешно подслушивать. При малейшем движении он сопел так, что сразу выдавал себя. Терпин — другое дело. Андас чуть повернулся в кресле. Теперь он был уверен, что Патрон не сможет незаметно пробраться в рубку.

А вот с Йолиосом Андас нисколько не опасался откровенничать. У саларикийца не было связей с его империей, и чем больше принц узнавал его, тем больше ему нравился этот чужак. К тому же Андас, обсуждая с Йолиосом конкретные планы, снимал внутреннее напряжение.

— В Тройных Башнях есть много такого, о чем не подозревают даже живущие в них. Строения уходят далеко от первоначальных башен — словно бросаешь камень в пруд и смотришь, как расходятся круги. Только этими кругами служат стены, павильоны, сады, залы, приемные — великое множество. Я уверен, никто не знает всего этого. Даже для императора там найдутся сюрпризы. Некоторые части не использовались на протяжении поколений. В прошлом творились злые дела, и часть сооружений оставалась заброшенной, потому что с ними связывали слухи об убийствах и гораздо худшем: ведь королевские кланы десятилетиями воевали друг с другом. Некоторые части нашей истории сознательно замалчивались или искажались, и теперь невозможно установить истину.

Но фрагменты истины восстанавливаются. У нас наследование не передается от отца к сыну, как в некоторых монархиях, что гораздо проще и непосредственней. Первым наследником становится сын сестры императора — конечно, если ее брак был заключен в определенном кругу лиц королевской крови. Но у сестры нынешнего императора сыновей нет, так что выбирать приходится из второй очереди наследников. Обязанность императора — в должное время избрать наследника и в присутствии семейств из числа Ста Имен короновать его в качестве тронного принца. После этого всякие возражения и споры считаются изменой.

Я один из троих — из четверых, если считать и Айнеки, хотя его линия родства — незаконная. Все удивились, когда Акрама, держатель света, вызвал меня. Император долго выжидал, прежде чем объявить имя своего наследника. На него оказывали давление, убеждая сделать выбор, — особенно после того, как Айнеки возглавил силы мятежников. Три года назад под именем Айнеки произошло восстание на Бенине. Потребовалось четыре полка императорской гвардии, чтобы его подавить. Айнеки заявил, что ничего об этом мятеже не слышал, и никто, даже Глаза и Уши, не смог доказать его виновность.

Если я просто исчез, принцем империи теперь, возможно, стал Джессар — или Йоур. Вот что я должен узнать, прежде чем объявить о своем возвращении. А значит, мне придется воспользоваться тайными ходами.

— Тайными ходами? Ты их знаешь?

— Да — по счастливой случайности. Словно судьба готовила меня к тому, что случится. Отец был затворником. Вскоре после моего рождения, через два года после женитьбы на двоюродной сестре, принцессе Аннете, дочери предыдущего императора, его ранило при взрыве его личного флиттера. Он из тех немногих, кто не переносит трансплантацию пластаплоти, а его лицо было сильно изуродовано. Мать, тогда совсем юная, принимала свой брак как безрадостную обязанность. К тому же она не выносила физического уродства окружающих. Понимая это, отец передал ей все свои почетные обязанности, а сам удалился в полузабытую часть дворца, одну из тех, о которых я упоминал.

Единственной радостью в его жизни стала история. Сначала история империи, затем Тройных Башен и интриг и тайн королевских кланов. Положение его, второго сына императора, было прочным, и ему никто не мешал.

В сущности, с годами его почти забыли. У него был свой небольшой двор, не связанный с жизнью Тройных Башен. Я жил в этом одиночестве, окруженный няньками, а потом и учителями, которых подбирал отец, пока не достиг возраста боевых тренировок. И никогда не видел отца без маски, созданной одним из придворных художников. Маска напоминала его прежнее, красивое, лицо. Но я знал отца лучше всех... насколько он позволял мне проникать в его внутренний мир.

Он учил меня многому, в том числе и посвящал во вновь открытые дворцовые тайны. В стенах есть тайные ходы, есть потайные отверстия, через которые можно подглядывать, есть даже тайные двери, ведущие туда, где хранится оружие прошлого или сокровища. Отец заставил меня запомнить каждое его новое открытие. Не знаю, как возникла его страсть к столь необычным исследованиям, но он был уверен, что эти знания могут быть полезны. В конечном счете они и привели его к смерти.

Андас больше не замечал лица саларикийца, не видел его внимательных блестящих глаз. Перед ним была мысленная картина, милосердно затушеванная временем, но он ее никогда не забудет.

— Каким образом? — спросил Йолиос. — Или ты не хочешь говорить об этом?

— Когда-то не мог. Об этом знал только я и еще Хамнаки, личный слуга отца. Мы... я приехал в отпуск с военной подготовки, но отца не было целый день. Наконец мы взяли факелы и пошли отыскивать его в потайных коридорах. И нашли во вновь открытой части. Это крыло дворца строил очень подозрительный человек, и в ней были размещены ловушки. Оставалось только надеяться, что отец умер сразу. Мы вытащили его и сообщили всем, что он умер от лихорадки. Поскольку его уже позабыли и всем было все равно, вопросов не задавали. Отца похоронили с почестями, соответствующими его положению, и вырезали его имя в храме. Знаешь, пока я не увидел эту надпись собственными глазами, я даже не знал, что он имеет право носить два плюмажа. Эту награду он завоевал, отбивая вторжение пиратов с Дарфура, но мне никто об этом не говорил.

Однако он дал мне — и был прав, предполагая, что это мне пригодится, — знание потайных путей. Мне бы только добраться до Иньянги, пусть даже до самой внешней стены Тройных Башен, и я сумею узнать, что случилось.

— А если подозрения Терпина справедливы и твое место занял андроид?

— Тогда я узнаю достаточно, чтобы доказать императору правду.

— Будем надеяться.

Послышался резкий сигнал, который ни с чем невозможно было спутать. Корабль выходил из гипера. Их путь подходил к концу. Руки Андаса слегка дрожали, когда он закреплял защитные ремни. Иньянга. Они дома!

4

Они приземлились. Придя в себя после жесткой, на три точки, посадки, Андас и посмотрел на экран, чтобы понять, что снаружи корабля.

Но...

Это не Иньянга!

Вначале он не верил собственным глазам. Они не в порту. Изображение на экране постепенно перемещалось, давая возможность кругового обзора, и Андас увидел ожоги, оставленные посадочными двигателями... Да, но старые — никаких следов недавних посещений.

Растительность, сплошной густой стеной окружавшая поле, по цвету отличалась от той, что была ему знакома. Светло-зеленая со светло-желтыми полосками.

Не Иньянга! Значит, лента... но почему ленту неверно надписали? У Андаса возникло то же ощущение неопределенности, какое он испытал, впервые осознав, что он в тюрьме.

— Догадываюсь, что ты ожидал иного, — вторгся в его замешательство голос Йолиоса.

— Да. Я... я никогда раньше такого не видел.

— Весьма поучительно, — ответил саларикиец.

«Что поучительно», — подумал Андас. Он не мог ошибиться — на ленте стоял символ его родной планеты. Возможно, его сознательно нанесли неверно, чтобы предотвратить такие побеги, какой сделала возможным гроза? Может, они приземлились в неведомом порту, где их легко будет схватить.

— Наживка в ловушке... — Либо Йолиос по выражению лица догадался, о чем он думает, либо у него возникли такие же подозрения. — Но в таком случае лента со знаком Наула доставила бы нас сюда же. Однако стоило бы узнать, что такое это «сюда».

Он высвободил руку из защитной сетки кресла и нажал кнопку на панели управления. Мгновение спустя механический голос сообщил, что атмосфера и тяготение — в пределах нормы по меньшей мере для них двоих.

— Можно жить. И мы не улетим, пока не узнаем больше о том, куда нас привел наш выбор.

— Возможно, все эти четыре ленты приводят сюда, — высказал свое подозрение Андас.

— Изобретательно. — Йолиос выбирался из защитной сетки. — Достойно мастера торговли. — В его голосе слышалось искреннее восхищение. — Если это правда, то следует ожидать, что нас схватят... кто-нибудь... когда-нибудь. Предлагаю как можно больше осложнить этот захват. А заметил ты кое-что?..

— Нет свежих следов посадки? Здесь никто не садился... наверное, уже много лет.

— Но когда-то поле посещали часто. Однако... — Вытянутым когтем Йолиос указал на экран. — Если это обычный порт, за растениями должны скрываться здания. Но растительность такая густая, словно никто через нее не проходил.

— Может, быстрорастущая. — Но даже быстрорастущим деревьям нужны годы, чтобы поглотить все портовые сооружения. А главное, даже на небольшой перевалочной базе здания сооружают из материалов, способных противостоять растительности. Такова стандартная предосторожность, если приходится строить на планетах с самыми разными условиями. Либо порт не использовали очень давно и растительность успела занять его, либо здесь никогда не было постоянных сооружений.

— Тайное посадочное поле... такое нужно только одной разновидности космических путешественников. Джекам!

Андас произнес это вслух и услышал утвердительное ворчание Йолиоса.

— Ведь известно, что Гильдия действует заодно с джеками, — добавил последний штрих саларикиец.

Джеки, как правило, низший слой преступников. Они грабили далекие планеты и продавали добычу скупщикам из Гильдии. Время от времени их использовал какой-нибудь из Патронов Гильдии для участия в авантюрах, в которых требовалась помощь тех, кого потом легко заменить.

— Патрон Гильдии! — И снова их мысли совпали.

— Терпин, — прорычал саларикиец.

Вдвоем они с Терпином справятся. Вероятно, Андас справится с ним и в одиночку. Но им нужно вытянуть у него информацию. Андас вскочил, готовый отыскать Патрона и немедленно приняться за работу. Его яростное разочарование сменил холодный гнев, прославивший род Касторов.

— Ленты... — Саларикиец будто случайно оказался между Андасом и лестницей, ведущей к добыче. — Я все думаю об этих лентах, принц. Патрон Гильдии — мастер своего дела. Я знавал людей из Гильдии, которые умели снять кольцо с пальца человека так, что он даже не заметит. Возможно, твоя лента Иньянги оказалась вовсе не в автопилоте. Терпин ее подменил.

— Он не мог! Я все время следил за ним!

— Я тоже, — согласился Йолиос, — но не скажу, что могу превзойти мастера в его деле. А тебе часто доводилось встречаться со специалистами из Гильдии, принц?

— Ни разу. Но если он мог проделать такое;.. — Андас глубоко вдохнул. Неужели Терпин сумел обмануть их у всех на виду?

Все эти басни о легендарных подвигах Гильдии! Говорят, Гильдия покупает (или приобретает иными, более темными способами) новые изобретения, которых нет даже у Патруля. Но Терпин побывал в плену, у него не осталось ничего, кроме одежды. Он не мог пустить в ход галлюцинации... или мог? Андас почувствовал, что его вера в собственное зрение, в способность перехитрить противника глубоко поколеблена.

— Итак, у нас есть два ответа, — продолжал Йолиос. — Либо эти ленты оставлены как приманка и, возможно, все они, несмотря на обозначения, привели бы нас сюда. Либо Терпин по каким-то собственным причинам подменил ленту. Он не участвовал в нашем споре насчет Наула и Иньянги. Возможно, не видел в этом смысла, потому что уже сделал свой выбор.

Послышался резкий сигнал. На экране появилось предупреждение.

— Трап! — Андас бросился к лестнице. Кто-то выходит из корабля, выходит почти сразу после приземления. Нетрудно было догадаться, кто это. Они должны помешать Терпину добраться до того, с кем он хочет встретиться. Нужно перехватить его и узнать, какая здесь таится опасность.

Андас спускался со всей возможной быстротой, а Йолиос следовал за ним, да так близко, что едва не наступал ему на пальцы.

— В чем дело? Где мы? — спросила Элис. За ней виднелся Тсивон.

Андас, не желая терять ни минуты, не отвечая, протиснулся мимо девушки и бросился клюку.

Они успели вовремя. Едва ступив на еще не остывшую от пламени посадочных двигателей землю, они увидели Терпина посреди посадочного поля. Андас ожидал, что Патрон сбежит под защиту растительности. И как только окажется там, опасался принц, найти его будет очень трудно.

Но Патрон замедлил шаг и остановился, оглядываясь в полном недоумении. Если у него и была цель, ради которой он вышел из корабля, он как будто лишился ее. Терпин поворачивался в разные стороны, загораживая глаза от яркого солнечного света и отыскивая прорехи в сплошной стене растительности.

Андас сбежал по трапу, Йолиос за ним. Они полагали, что Терпин услышит их и кинется наутек. Но Патрон продолжал оглядываться, словно значение имело только то, что он видел вокруг.

Даже когда они подбежали к нему, он не обернулся и не взглянул на них. Андас схватил его за плечо и развернул, готовый потребовать ответов на свои вопросы. Но так и не задал их, потому что такого лица у Патрона никогда еще не видел. На нем явственно читалось полное изумление; Терпин словно всю жизнь вырабатывал подвижные черты актера трехмерного кино.

— Все... все исчезло! — Он говорил словно сам с собой, пытаясь усвоить то, чего не хотел признавать рассудок.

— А что ты ожидал увидеть? — Андас не отпускал его и теперь потряс, чтобы вырвать из ошеломления.

— Но оно не может исчезнуть! — Очевидно, Терпин был потрясен. Как будто до этой минуты его защищала некая уверенность, и потому он мог ничего не бояться. А сейчас эту уверенность у него отняли.

— Что исчезло? — Андас начал сомневаться, в уме ли этот человек. Он заговорил медленно, с паузами, пытаясь пробиться к его сознанию.

— Порт. Порт Вендиткавер.

Это название ничего не говорило принцу. Он оглянулся на саларикийца, но тот ответил жестом, выражающим такое же непонимание.

— Что такое Вендиткавер? — снова спросил Андас.

Но тут со стороны корабля послышался крик. По трапу с быстротой, которая могла оказаться для него опасной, если он споткнется, спускался Грейсти.

На бегу голос советника звучал все резче, но Андас не понимал слов. Очевидно, в волнении тот отказался от основного и перешел на язык Триска. Лицо его под грязноватой жирной кожей покраснело, он колотил кулаком о ладонь, выкрикивая то, что могло быть только оскорблениями, — и предназначались они Терпину.

Патрон стоял неподвижно. Изумление исчезло с его лица. Он вновь стал дисциплинированным и загадочным, каким был в тюрьме. Андас готов был проклясть Грейсти. Если бы советник не появился в самый неподходящий момент, они могли бы что-нибудь вытянуть из Терпина. Теперь же он уверился, что недостаточно искусен, чтобы заставить его разговориться.

Грейсти, продолжая кричать, добежал до них. Не обратив никакого внимания на Андаса, он с силой ударил Патрона. Тот легко уклонился. А потом, сам не понимая, что произошло, Андас обнаружил, что, вращаясь, отлетает. Он упал бы, если бы рука Йолиоса, крепкая, как городская стена, не удержала его.

А вот Грейсти грянулся о землю с такой силой, что задохнулся. Терпин стоял над ним, потирая костяшки пальцев одной руки, такой бесстрастный, будто Грейсти упал споткнувшись.

Советник пыхтел, держась обеими руками за массивный живот. Губы его шевелились, но он не произносил ни слова. Как будто в результате короткой стычки лишился не только способности дышать, но и дара речи. Терпин отступил от него. Посмотрел на Андаса, Йолиоса, потом на стену зелени. И повернул к кораблю.

И тут вмешался саларикиец. Хотя Патрон без труда справился и с Андасом (а ведь принц гордился своей боевой подготовкой), и с неуклюжим Грейсти, он понял, что воин с Саргола — нечто совсем иное. Йолиос двигался так стремительно, что его тело словно теряло четкие очертания. Последовала мгновенная схватка, и Терпин вновь застыл, Йолиос возвышался над ним, впившись когтями в плечевые мышцы.

Продолжая так удерживать Терпина, Йолиос мягко потряс его. Вернее, только казалось, что мягко. Рот Патрона дернулся, и от внимания Андаса не ускользнули два красных пятна под когтями.

— Итак, это место называется Вендиткавер. Ты должен простить наше невежество, Терпин. Не обладая твоими преимуществами, мы этого названия не знаем. Думаю, ты должен нам кое-что объяснить. Во-первых, где находится этот Вендиткавер — не по отношению к нам в настоящий момент, конечно, но по отношению к тому, куда мы направлялись, помнишь? Во-вторых, что такое этот Вендиткавер. Признай, в настоящее время он буквально пустое место. В-третьих, что — или кого — ты ожидал здесь встретить? Времени у нас достаточно — бесполезно поднимать корабль, пока мы не узнаем, как оказались здесь.

А тем временем, Терпин, — голос саларикийца звучал мягко и ласково, но Андас обрадовался, что не он находится на месте Патрона, — ты должен понять, что существуют разные способы задавать вопросы. Можно спрашивать вежливо, а можно и не очень. Совершенно очевидно, что ты пытался нас предать. И у нас нет причин обращаться с тобой учтиво.

Андас верил, что Йолиос выполнит свои обещания. В его голосе звучала полная убежденность. И это произвело на Патрона впечатление, потому что он заговорил — короткими невыразительными предложениями. Но от его слов легче их не стало.

— Вендиткавер — порт джеков... вернее, был портом джеков. Не знаю, что случилось. — В его голосе на миг проскользнуло чувство. — Как это все могло исчезнуть? — Он покачал головой. — Полная бессмыслица. Можно подумать, здесь годами никто не высаживался. А ведь это обычная база для разгрузки и ремонта.

— И с обязательной резиденцией скупщика Гильдии? — спросил саларикиец. — Как в Путеводной, крепости джеков?

— Поменьше. Но да, в том же роде. Говорю вам, — продолжал Патрон, — я ничего не понимаю! Здесь должны быть здания, стоять корабли. Все это не могло исчезнуть!

— Предположим, мы пойдем и посмотрим, что там за зарослями. — Йолиос не выпускал Патрона и толкал его перед собой в сторону зеленой стены.

Андас пошел за ними. Грейсти остался на месте. Лежа на земле, он дышал уже ровнее, но смотрел на Патрона убийственным взглядом. Возможно, и на всех остальных. Будь советник вооружен, Андас никогда не повернулся бы к нему спиной. Но сейчас принц не считал этого человека опасным — по крайней мере пока.

И только подойдя к растительности поближе, они поняли, что здания здесь все же есть, — по крайней мере их части. Но они так заросли, что стали почти не видны.

— Возможно, это быстрорастущие породы, — предположил Андас. Но это не изгнало из его сознания мрачную тень. Как бы быстро ни росли деревья, такую крепость они могли скрыть только за годы. А ведь Терпин был уверен, что это хорошо известный порт джеков, обладающий связями с Гильдией.

— Так быстро ничто не может расти, — ответил ему Терпин. — И это вообще не та растительность.

— Ты бывал здесь раньше? — спросил Йолиос.

— Меня отсюда забрали... во всяком случае, это мое последнее воспоминание...

Их словно ударило. Андас спросил только:

— В каком году... галактическом?

Терпин долго не отвечал. Пытается вспомнить или пересчитывает местное время на галактическое? Или его заставил замолчать сам вопрос о времени? Наконец он ответил:

— 2265 год.

Через тридцать пять лет после даты Андаса, через сорок пять после года Йолиоса и далеко от времени Элис и Тсивона! Время. Смутный страх Андаса становился все более осязаемым. Сколько же времени он провел в этой тюрьме?

— Говоришь, 2265, — заметил Йолиос. — А как по-твоему, давно ли заброшен этот твой порт?

— Не могу понять. — Но Андасу показалось, что Патрон скорее не хочет. И он понял, что страх, возникнув в сознании Терпина, теперь, как и у всех остальных, станет его постоянным спутником.

— Поскольку теперь мы знаем, чем был когда-то Вендит-кавер и что ты ожидал здесь найти, можем ли мы также предположить, что ты вставил в гнездо автопилота свою ленту? — Если время и тревожило саларикийца, он ничем этого не выдал и вернулся к допросу Терпина.

— Я узнал символ на одной из лент. Подменить было легко, — нетерпеливо ответил он, как будто они должны были догадаться об этом с самого начала.

— Но лента Иньянги все еще у тебя?

— Да.

— И мы можем считать, что Иньянга не исчезла в глубинах времени, как этот порт, — продолжал Йолиос. — Поэтому...

Он отстранился, комбинезон на плечах Терпина зашуршал там, где под одеждой проступили красные пятна, но Патрон сумел вырваться. И бросился в густую растительность, где развалины зданий давали непрочное убежище в джунглях.

Андас побежал было за ним, но его остановил резкий, с оттенком приказа, голос Йолиоса:

— Оставь его. В этих джунглях его не найти. Когда он увидит, что тут нечего делать, вернется сам.

— Лжец, обманщик! — послышался крик у них за спиной. К ним, согнувшись, держась за живот, брел Грейсти с посеревшим лицом и выкрикивал проклятия на основном. Потом снова перешел на свой язык. Но не последовал за Патроном. Возможно, так же быстро, как саларикиец, понял бессмысленность такого поступка.

— Лжец? Обманщик? — повторил Йолиос. — Ты рассердился гораздо сильней принца, а ведь принц имел все основания считать, что летит домой. Или, советник, у тебя тоже были основания считать, что ты летишь в другую сторону? Помнится, ты не раз говорил с нашим проводником с глазу на глаз? Ты заключил с ним отдельный договор? Думал, мы летим на Триск?

— Но ведь ленты с символом Триска не было. — Однако Андасу показалось, что Йолиос действительно на что-то наткнулся. Услышав вопрос саларикийца, Грейсти явственно вздрогнул. Нападение произвело на него не меньшее впечатление, чем первый взгляд на заброшенный порт — на Терпина. И пока он не опомнился, им стоило докопаться до правды.

— Я главный советник Триска. — Грейсти хотел выглядеть достойно, но не мог выпрямиться и не умолкая стонал, держась за живот, отчетливо выпиравший под одеждой. — У меня есть свои источники...

— И ты сделал предложение Терпину, — подсказал Йолиос, когда тот оборвал фразу. — Куда же, по-твоему, мы летели?

— Он сказал — на Куан-Ти. У этой планеты прочные связи с Триском.

— И ты поверил? — Йолиосу стало смешно.

— Он должен был получить миллион кредитов! — Слова словно причиняли Грейсти боль.

Миллион... но каково в таком случае личное состояние Грейсти? Или он собирался воспользоваться средствами Триска? Или вообще не платить, добившись своего? Андас подозревал, что верно последнее. Двое заключили договор, который оба намеревались нарушить. У Грейсти есть причины чертыхаться.

— Похоже, твое доверие не было обоюдным, — заметил Йолиос. — Не думаю, чтобы тебе удалось скоро увидеть Куан-Ти или твой Триск...

— Помогите!

Крик донесся от корабля, а не из леса, куда убежал Терпин. У подножия трапа стоял Тсивон и дико махал руками. У его ног лежала Элис. Андас добежал до них первым и склонился к девушке.

Она лежала с закрытыми глазами, странные наросты на ее шее сморщились, покрылись чешуйками и выглядели нездорово.

— Она сказала, что ей нужна вода, — задыхаясь, объяснял Тсивон пискляво, — она чует запах воды и должна до нее добраться, иначе умрет. Она собралась бежать... вот в ту сторону, — показал он.

— Водная раса. — Йолиос тоже опустился на одно колено. — Удивляюсь, что она выдержала так долго. Но ей надо оказаться в воде, или она умрет. Очевидно, ее способность оставаться без воды небезгранична.

— Но ее камера казалась такой же, как моя...

— Мы не знаем, какой блок был в сознании у каждого из нас. Однако сейчас главное — побыстрее доставить ее к воде. — Саларикиец встал. — Сможешь нести ее? Если да, я буду прокладывать дорогу.

Андас тоже встал, радуясь необычайной хрупкости девушки. На корабле он не замечал ее худобы, но теперь кости выступали под кожей. Может, и это следствие обезвоживания?

Они двинулись в указанном Тсивоном направлении. Йолиос взялся за дело: пригибал и ломал ветки и лианы, расчищал тропу, чтобы мог пройти Андас с девушкой на плече. А она не шевелилась и не издала ни звука с того момента, как он ее поднял.

— Она права... вода... — Йолиос принюхивался, словно у воды был запах. Впрочем, он действительно мог быть — для саларикийца. У этой расы обоняние такое острое, что салари-кийцы обычно носят с собой пахучие мешочки. Уловить запах воды для них не самое трудное.

А как Йолиос перенес отсутствие привычных ароматов? Инопланетяне, прилетая на Саргол, обычно сперва окунались в букет ароматов и уж потом встречались с туземцами. А Йолиос был так долго заперт на корабле... Что он перенес? Должно быть, ему пришлось очень нелегко, хотя он ни разу не пожаловался.

Они преодолели последнюю завесу растительности и оказались на берегу пруда.

— Что делать? — растерялся Андас.

— Непонятно, насколько здесь глубоко. Плавать умеешь?

— Да. — Андас опустил девушку на землю и расстегнул комбинезон. Воздух был влажным и достаточно теплым, чтобы он не мерз. Андас осторожно вошел в воду и обнаружил, что она доходит ему только до пояса. Хорошо, он справится.

— Давай ее.

Йолиос передал ему в руки обвисшее тело. Принц опустил девушку в воду, оставив на поверхности только лицо. Комбинезон намок и тянул вниз. Волосы Элис поплыли по воде, цветом почти неотличимые от водорослей. Андас поддерживал девушку, надеясь, что в воде нет обитателей, заинтересованных в мясной пище. Незнакомые планеты всегда преподносят неприятные сюрпризы, и только чрезвычайные обстоятельства могли заставить человека так рискнуть.

Элис вздохнула и открыла глаза. Пятна на ее наростах уже исчезали, кожа приобретала нормальный цвет. Она хотела вырваться от принца.

— Пусти! — В этом приказе была такая сила, что он подчинился. Элис оттолкнулась и исчезла под поверхностью, прежде чем он смог ей помешать. Андас попытался последовать за ней, но она вынырнула поодаль от него.

— Это мой мир! Отвяжись!

Она уже как будто восстановила силы. Если ей так угодно... но девушка уже снова исчезла под водой. Андас выбрался из пруда и увидел, что Йолиос ждет его с охапками сухой травы. Принц, как мог, вытерся травой и снова оделся, жалея, что не может надеть свежее.

Йолиос немного отошел по берегу. Там рос куст, увешанный гроздья желтых цветов, и саларикиец зарылся в них лицом. Глубоко дыша, он вбирал их благоухание.

5

В ответ на зов Андаса из воды вышла новая Элис. Было заметно, что выходить ей не хочется. Словно у голодающего после нескольких недель усиленного питания, ее истощенное тело вновь приобрело нормальные очертания.

— Я чувствую себя, как жрица Ло-Анга, которая бросила табличку со своим именем в море и так родилась заново! — По-прежнему стоя в воде, она широко раскинула руки.

Андас нетерпеливо расхаживал по берегу. Ему пришло в голову, что Терпин мог вернуться на корабль. Ни Грейсти, ни Тсивон не смогут или не захотят помешать Патропу направиться в какое-нибудь другое логово Гильдии. Задерживаясь здесь, они дают ему эту возможность. А остаться на этой планете...

Он поискал взглядом саларикийца, но тот бродил, словно опившийся формианским вином или накурившийся дыма счастья, срывал какие-то пурпурные цветы, растирал их в пальцах и натирал широкую грудь. Запах был такой сильный, что его чувствовал и Андас.

— Нужно вернуться на корабль! — сказал принц Элис. Если Терпин улетит без нас...

Но та была слишком увлечена возможностью освежиться, наклонялась, набирала воды и плескалась, как ребенок. Принца оба они теперь раздражали.

— Ах... — послышался возглас Йолиоса, который уже исчез из виду. Андас побежал на звук.

Заросли ароматных цветов, высаженные вокруг пруда, оказались невелики. Пробравшись сквозь них, принц увидел саларикийца на небольшой поляне.

На мгновение ему даже показалось, что он столкнулся с хозяевами этого заросшего сада. Но потом он понял, в чем дело. Стволы деревьев были превращены в подобия фигур, собравшихся полукругом вокруг ключа, бьющего из камней. Побелевшие (возможно, под действием какого-то грибка джунглей), эти фигуры казались живыми. Гуманоидные тела, пусть большие и неуклюжие, но лица безжалостные и чуждые. На шарообразных головах выросли лианы — то ли случайно, то ли по замыслу неведомых создателей, — напоминающие пряди волос. На этих лианах росли пурпурные цветы, вокруг которых вились рои насекомых. Но цветы издавали зловоние, заставившее Андаса вскрикнуть и с отвращением отступить на пару шагов.

Возможно, ароматные листья, которыми натерся Йолиос, помешали ему уловить этот тошнотворный запах, потому что саларикиец подошел к одной из фигур и остановился, всматриваясь в ее безглазое лицо. Потом покачал головой и вернулся к Андасу.

— Никогда не видел ничего подобного.

— А с меня довольно! Чем быстрей мы вернемся на корабль, тем лучше. Если Терпин вернется первым, он может улететь.

— Да, это возможно, — согласился Йолиос.

— Тогда пошли! — Андас не трогался с места, пока не убедился, что саларикиец пойдет с ним.

Но на ходу Йолиос постоянно останавливался, срывал листья и цветы, и вскоре у него в руках была целая груда ароматных растений.

Элис все еще стояла на краю пруда. Промокший комбинезон прилип к ее телу. Но ей это как будто даже нравилось.

— Корабль! Если мы хотим убраться отсюда, нельзя потерять корабль! — Андас пытался объяснить, чего опасается.

Его спутники были словно одурманены, каждый наслаждался по-своему. Наконец Андас поставил их перед собой и погнал, как якканская пастушья собака гонит стадо.

Они той же дорогой вернулись на поле. Корабельный трап был по-прежнему спущен. Увидев это, Андас облегченно вздохнул. Корабль не задраен. Ни следа остальных не видно. Тем не менее проход по открытому полю делал их легкой добычей врага, проникшего на корабль или затаившегося в укрытии, и он стал одним из самых трудных и долгих переходов, какие приходилось делать принцу. Его спутники не торопились. Андас не мог все время тянуть их или толкать, поэтому скорость продвижения не увеличивалась. Элис довольным голосом негромко пела, расчесывая влажные волосы перепончатыми пальцами, а Йолиос все время наклонял голову и нюхал цветы. Более неосторожной компании у Андаса никогда еще не было. Он кипел от гнева. Покажи Элис воду, а Йолиосу цветы, и они обречены на поражение.

Вблизи трапа не было видно ни Грейсти, ни Тсивона. Они поднялись по трапу. Андас поднимался спиной вперед, чтобы не выпускать из вида джунгли, откуда мог показаться Терпин. Он не думал, что пПатрон легко сдастся.

Грейсти стоял у койки, на которой с закрытыми глазами лежал архивождь Наула, с осунувшимся, напоминавшим череп лицом. Когда они вошли, советник поднял голову.

— Вовремя, — пропыхтел он, словно еще не пришел в себя от удара Терпина. — У него, — он кивком указал на Тси-вона, — что-то вроде удара. Упал, словно подбитый из бластера.

Архивождь казался мертвым, но Андас нащупал слабый пульс. И снова его охватила паника. Врач-профессионал смог бы вернуть старика в сознание, даже сберечь в нем искру жизни. Но у них нет врача. К его удивлению, Элис, все еще мокрая, нетерпеливо оттолкнула его.

Уверенными движениями — явно зная, что делает, — девушка правой рукой коснулась лба Тсивона, а левой — груди в районе сердца. И закрыла глаза, словно сосредоточилась или прислушивалась к тому, чего не слышат остальные.

Ее уверенность произвела на Андаса впечатление, и он решил не мешать ей. После долгого молчания Элис открыла глаза.

— У него слабое сердце. Он должен погрузиться в сэн-сон, пока мы не найдем целителя.

Это «сэн-сон» ничего не говорило Андасу, но он понимал, что человек со слабым сердцем не переживет взлета. И сказал об этом. Элис покачала головой.

— В сэн-сне сможет. А какие шансы у него здесь? Не думаю, чтобы тут, — она куда-то показала кивком, — можно было найти целителя. — И опять она была совершенно права.

— Но как погрузить его в сэн-сон? — спросил Андас.

— Я спою ему, — ответила Элис. Не найдя что возразить, Андас согласился.

Элис пересела к изголовью. Обеими руками она взяла голову Тсивона, как можно шире расставив пальцы. И издала низкий, монотонный, долгий звук. Она трижды повторила этот звук, потом оглянулась.

— Теперь уходите. Вас тоже может захватить... хотя и в меньшей степени.

Вопреки протестам и стонам Грейсти они утащили его в рубку управления, оставив Элис наедине с пациентом. Уходя,

Андас слышал долгий ноющий звук, от которого становилось не по себе.

— Думаете, у нее получится? — спросил он, присоединившись к остальным.

Йолиос ответил:

— Кто знает? Без врача мы больше ничего не можем. Жаль, что нас не учили технике выживания. Вообще сейчас становится очевидно, что большая часть того, чему нас обучают, в таких ситуациях бесполезна.

Он положил свою добычу на кресло, подошел к хранилищу лент и открыл его. Там лежало три ленты, и он когтем вытащил их одну за другой. Андас увидел символы, но знака Иньянги не было.

— Ну что, выберем теперь Наул? — спросил саларикиец.

— Нет! — Грейсти приподнялся и попытался схватить ленту. — Не Наул!

— Интересно, почему. Что ты знаешь о Науле? — Кошачьи глаза Йолиоса угрожающе сузились. — Ты сговорился с Терпином... что такого ты знаешь о Науле, что не хочешь туда лететь?

Грейсти держался за живот. Его красноватая от природы кожа приобрела серый оттенок.

— Наул... Наул захвачен Джауавумской империей.

— Что? — Андас вздрогнул. — Но Тсивон... он не хотел бы отдать свой мир...

— Именно он все это и начал! — ответил Грейсти. И скороговоркой продолжил: — Айилас Тсивон отдал приказ, из-за которого джауавумский флот сумел захватить Наул. Весь Восьмой сектор это знает. Стоит только ему назваться на любой планете, и предателя разорвут на куски!

— Когда он их предал? — спросил Йолиос.

— В 2250 году.

— Но Тсивон сказал, что помнит только 2246 год.

— Он сказал! — Грейсти неприятно рассмеялся. — Человек, которого ненавидит вся Галактика, может сказать что угодно.

— Нет! — вмешался Андас. — Как вы не понимаете! Если Терпин прав и нас всех захватили, чтобы наше место заняли двойники, то именно это и должно было произойти. Предатель — двойник Тсивона, андроид. А если ты помнишь, что было в 2250 году, — обратился он к Грейсти, — то какой ты год запомнил последним?

— 2273 год. Но неужели мы могли столько времени провести в тюрьме? — Голос его звучал все пронзительнее. — И Триск — что с Триском?

— Можешь догадаться из того, что случилось с Наулом после подмены Тсивона, — сухо сказал Йолиос. — Если это действительно случилось. Итак, у нас есть еще и 2273 год.

Андас занялся подсчетами. Сорок три галактических года! Но как может человек... Должно быть, они были в стаз-сне. Когда-то, до открытия гиперпространства, люди спали в ста-зисе столетиями, пока Первые Корабли совершали вслепую свои галактические перелеты. Сорок три года — и сколько еще? Давно ли Грейсти стал одним из их компании?

— Терпин помнит 2265 год, — продолжал Йолиос. — И ожидал увидеть здесь действующий порт. Однако, судя по всему, порт не используется уже много лет. Согласно твоим подсчетам, сам я провел в тюрьме примерно семьдесят три года, а Элис томилась в ней дольше всех — семьдесят восемь лет. Боюсь, нужно предположить, что то, ради чего нас подменили, давным-давно произошло — как мнимое предательство Тсивона на Науле. Интересно... что сделал мой двойник с торговой миссией? А ты, принц... Возможно, правление твоего двойника — это еще один план. Мы должны узнать больше. Ну, допустим, Грейсти, ты расскажешь все, что знаешь о Сарголе, Иньянге или...

Главный советник покачал головой:

— Ничего никогда не слышал ни о Сарголе, ни об Иньянге. Галактика слишком обширна. Можно всю жизнь провести в пути и посетить лишь ничтожную часть обитаемых планет — сами знаете. Я знаю о Науле, потому что он в Восьмом секторе, а Триск в Девятом. После вторжения джауавумцев к нам приходили корабли с беженцами.

— Что ж, надо думать, что в таких условиях репатриация будет проходить непросто, — заметил Йолиос. — Нам стоит ждать по возвращении какой-нибудь катастрофы. Ты по-прежнему хочешь на Иньянгу, принц?

— Да! — Андас полагал, что его собственные опасения и рассуждения саларикийца справедливы. Однако ему надо было знать точно. Но вдруг, вернувшись, он узнает, что стал предателем, как Тсивон, или сделал еще что-нибудь похуже? Он еще больше укрепился в убеждении, что должен посетить Тройные Башни тайно и не показываться, пока не узнает истину.

— Вначале нужно найти ленту, — сказал Грейсти. —- Или выбрать наугад одну из двух.

Йолиос уже раскрыл коробку с одной из них, достал ленту, осмотрел и снова уложил в футляр. Потом то же самое проделал со второй. Протянув ее Андасу, когтем указал на крошечный символ:

— Иньянга?

— Да! Но как ты...

— Как я догадался, что Терпин поменял коробки? В нашей тесноте это самый простой способ спрятать ленту. Не забудь, он считал, что мы сядем там, где у него есть друзья. Остальные ленты ему могли понадобиться после. Если наше похищение связано с Гильдией, он мог бы удерживать нас здесь и попытаться получить выкуп вторично... или продать тем, кто больше заплатит.

— Значит, мы можем лететь на Иньянгу? Но как быть с Терпином?

Они столкнулись с одним из древнейших и самых фундаментальных законов космических перелетов. Нельзя бросать космонавта на чужой планете, даже если он твой злейший враг. Но Терпин не хочет возвращаться, не хочет улетать с ними — как им его найти? Чтобы отыскать его против его воли, потребуются дни, а то и недели и гораздо больший и лучше снаряженный поисковый отряд.

— Да, Терпин...

— Да пусть сгниет здесь! — рявкнул Грейсти.

— Может, он и заслуживает такой участи, — ответил Йолиос. — Но не мы обречем его на это, раз он не хочет. Однако и бесконечно ждать здесь, пока он изменит свои намерения, мы не можем. Искать его вечером тоже нельзя...

Андас взглянул на экран. Саларикиец был прав. От джунглей к кораблю темными пальцами потянулись тени. Глупо углубляться в незнакомую местность в темноте. Они не знают дорог, не знают, какая враждебная жизнь может поджидать их в развалинах.

Появилась Элис с тюбиками продовольствия из неприкосновенного запаса.

— Как Тсивон? — спросил Андас.

— Спит, но искра жизни почти погасла. Не знаю, переживет ли он полет. Должен, если хочет сохранить хоть какую-то надежду на будущее.

Андас смотрел на руку, в которой девушка держала тюбики. Семьдесят восемь лет, согласно их подсчетам! Но Элис казалась его ровесницей, может, даже была моложе, хотя трудно определить возраст представителя другого вида. Продолжительность ее жизни может быть невелика или огромна, как у закатан, которые переживают целые эпохи. Рассказать ли ей об их новых открытиях и о том, что, по словам Грейсти, произошло на Науле, о том, как давно ее оторвали от ее народа? Он решил, что пока не стоит.

Ночь выдалась тяжелая, Андас почти не спал. Они включили носовой прожектор, думая, что, возможно, Терпин заблудился и свет прожектора послужит ему маяком, но трап убрали — логичная предосторожность. Экран оставался включенным, и дважды на нем появлялась светящаяся точка. Андас вздрагивал, думая, что Терпин мог найти какое-нибудь жилище туземцев и возвращается. Но каждый раз приходил к выводу, что это просто какое-то светящееся ночное животное.

К утру он чувствовал еще большую усталость, чем когда вечером садился в кресло штурмана. Но, по-видимому, остальные не разделяли его тревог: Грейсти храпел, а саларикиец дышал ровно, как всегда во сне. Андас некоторое время лежал, наблюдая за переменами на экране.

По полю двигался темный горб. Андас нажал на кнопку увеличения. Ползет человек? Раненый Терпин? Нет, это неторопливо двигалось животное, поедая по пути растения по краям старых подпалин. Из длинной острой морды выстреливал синий язык, обертывался вокруг растения, выдирал его из почвы и отправлял в ждущую пасть с методичностью и размеренностью робота.

Горбатое тело было блестящим и темным, на очень коротких ногах, но хвост не заострялся к концу. Наоборот, вопреки обычному устройству, он соединялся с телом в самом узком месте, а затем расширялся, превращаясь в дубину, поросшую как будто птичьими перьями, которые тварь временами вольно или невольно взъерошивала, так что они начинали зловеще шевелиться.

Но вниманием Андаса завладел какой-то предмет, зацепившийся за эти перья. Что-то развевавшееся, как небольшой флажок, рваный и испачканный. Это как будто раздражало тварь — время от времени она (с большим трудом из-за короткой шеи и широких плеч) пыталась достать его языком и сорвать с перьев.

Порыв ветра позволил ей наконец дотянуться языком до «флажка», животное сорвало его и принялось жевать. Потом с явным отвращением наступило на него и повернуло в сторону, продолжая проедать себе дорогу в зарослях.

Андас уже был на лестнице. Он как мог быстро спустился, выдвинул трап, вышел из корабля и направился к этой тряпке. Тряпка была грязной и мокрой, но при помощи стеблей он расправил ее и убедился, что его подозрения оправдались. Изжеванная, рваная, грязная, она к тому же пропиталась кровью. Это была часть комбинезона Терпина.

След животного был очень хорошо виден. По нему он легко прошел бы туда, откуда оно пришло. Они должны были это сделать. Андас направился к кораблю.

Грейсти отказался идти, а Элис, вызвавшуюся добровольно, они отговорили. По следу со всей возможной осторожностью пошли Йолиос и Андас. След привел их к зданиям, которые поглотили джунгли. В центре оказался двор, и там они нашли то, что искали.

Смотреть на это было неприятно, поэтому они торопливо вырыли могилу, желая побыстрее избавиться от этого зрелища. То, что они увидели, теперь мало напоминало человека. Сала-рикиец все время принюхивался и, когда они закончили, показал на одну из дверей, окружавших их, точно беззубые рты.

— Здесь логово... запах самый сильный. Должно быть, он его потревожил. И может быть, тут выводок. Нам лучше уйти, пока оно не вернулось. Если бы у меня был бластер...

Он шевельнул руками, словно хотел взять оружие прямо из воздуха. Они обыскали корабль, надеясь найти какое-нибудь тайное хранилище оружия, но безуспешно. В таких обстоятельствах без оружия они чувствовали себя голыми. Андас согласился поскорее вернуться на корабль.

— По-твоему, что он искал? — Может, Терпин что-то нашел в темных помещениях — послание, оружие?

— Какая разница? Смерть нашла его. И неплохо бы постараться, чтобы она не пошла и по нашему следу, — ответил Йолиос.

Они вернулись на корабль, озираясь по сторонам, прислушиваясь к звукам, которые могли бы выдать приближение убийцы Терпина. Сила этой твари в сравнении с ее размерами была очень велика. Они видели страшные подтверждения тому, как хорошо она вооружена.

Однако теперь одна из проблем решилась. Ничто больше не удерживало их на этой забытой планете, они могли лететь на Иньянгу. Несмотря на то, чем им только что пришлось заниматься, несмотря на ужасную находку, Андас поднимался по лестнице с легким сердцем. Он возвращается домой! Хотя что он там застанет... нет смысла тревожиться раньше времени. Нужно найти способ появиться незаметно. Зато, оказавшись на Иньянге, он будет знать, каких опасностей ожидать. Всегда легче справиться с тем, что знаешь. От неизвестного — такого, с чем столкнулся в темноте Терпин, — защиты нет.

— Нашли его? — Элис встретила их на нижнем уровне.

— Он мертв, — ответил Андас, но не стал рассказывать, как умер Терпин.

— Тсивон тоже, — сказала она. — Я заглянула к нему недавно...

Итак, двое из их группы уже умерли, и, возможно, им повезло. Но Андас был слишком молод, чтобы долго думать о таких вещах. Он стал деловито подниматься в рубку управления. Чем скорее они улетят, тем лучше. Саларикиец уже был там, с лентой в руках. Прежде чем вставить ее в автопилот, он вопросительно посмотрел на Андаса.

— Ты уверен, принц? А вдруг ты увидишь планету такой, какой увидел бы свою Тсивон, если бы Первые Предки не смилостивились над ним, или какую Терпин увидел здесь?

— По крайней мере, это будет известная мне планета, — высказал Андас свою мысль вслух. — А в знакомом мне мире я кое-что могу, не сомневайся. Будь уверен, — он пристально посмотрел на саларикийца, — я сделаю все возможное, чтобы помочь тебе — помочь вам всем — вернуться домой. Как наследный принц империи...

— Если ты все еще наследный принц, — напомнил ему Йо-лиос. — Не считай головы, пока не выставил над своей дверью. Это страшное выражение моего народа связано с кровавым варварским обычаем, которому сегодня следуют только дикари на далеких внешних планетах. Но к нашей нынешней ситуации оно подходит. Головы по-прежнему иногда скатываются: постарайся, чтобы среди них не было твоей.

Андас постарался ответить саларикийцу улыбкой на улыбку, но опасался, что него получилась только холодная гримаса.

— Приму все возможные предосторожности.

Он уже начал составлять план. Лента посадит корабль так, что они не смогут выбрать порт. А общественные порты Иньянги охраняются полицией. Нужно найти, как сделать, чтобы его не обнаружили, пока он не узнает все, что удастся, о происходящем в Тройных Башнях. Если бы он или кто-нибудь из остальных мог посадить корабль вручную, они бы высадились тайно. Но это было невозможно. Единственный человек, который, возможно, обладал такими знаниями (впрочем, даже если и обладал, то скрыл это от них), оставался позади как часть этой планеты.

Вставили ленту. Но прежде, чем включить автопилот, пришлось заняться еще одним делом. Тсивона завернули в покрывало с койки, на которой он лежал, вынесли и похоронили во второй выкопанной могиле. Элис ждала, пока они соорудят небольшую насыпь из камней.

— Не знаю, в каких богов или духов он верил, — негромко сказала девушка. — Но, если эти божества сейчас встречают его, да будет так: ни один человек не должен уходить без веры, которая облегчит ему дорогу. — Она словно цитировала на память какую-то молитву, и они перестали отыскивать камни и остановились с боков от могилы, молча прощаясь с архивождем Наула, о котором мало знали, но которому желали благополучного пути к тайне, не разгаданной еще ни одним живым существом.

6

Где на Иньянге они сядут? Этот вопрос преследовал его во время бодрствования, а во сне вызывал кошмары. Во сне Андас видел Тройные Башни в руинах, как на Вендиткавере, или его поджидал отряд гвардии, чтобы схватить за преступление, совершенное его двойником. Такие рассуждения вели к бесчисленным вероятным исходам, а он не мог составить разумный план, почти ничего не зная. И напряжение могло бы стать непереносимым, если бы его не отвлек Йолиос.

— Ты готов безоружным пойти навстречу опасности? — спросил саларикиец.

Андасу нужны были физические усилия, чтобы разрядить напряжение. Но в невесомости это невозможно, и он вцепился в штурманское кресло.

— Безоружным? — переспросил он. — А разве у нас есть оружие? — Он неожиданно насторожился. — Или ты все-таки нашел тайник?

— Твое личное оружие, — ответил Йолиос. — Твой мозг, твои руки. Признай, что нельзя предвидеть, что тебя ждет, и не старайся подготовиться к полусотне возможных вариантов, когда понадобится внимание только к одному.

— Не понимаю. — Андасу этот довод показался бессмысленным. Но саларикиец был прав. Нельзя защищаться, не зная противника.

— Подумай сам. Этот корабль использовали в противозаконных целях. Нам очень просто доказать это. Куда привела нас лента Терпина? На тайную базу джеков. Следовательно...

Но Андас уже понял, к чему клонит Йолиос, и удивился, как сам до этого не додумался.

— Ты хочешь сказать, что лента посадит корабль там, где нас не будут ждать представители власти! — Возможно, это многое решало. Но холодная логика тут же устранила первоначальное облегчение.

— Это немногим лучше. Порт Гильдии...

— Конечно, но там не ждут нашего появления. Возможно, такое поле даже не занято постоянно. Где на Иньянге оно может быть расположено? Как по-твоему? Подумай. Это помогло бы.

Андас закрыл глаза, чтобы не видеть пилотскую рубку, и попытался представить материки родной планеты. Для устройства тайного посадочного поля необходимы определенные условия. А на Иньянге осталось мало глухих углов, где можно было бы разместить такое поле. Наконец он остановился на двух таких местах: пустыня Калли и часть гор Умбан-ги. И сказал об этом.

— Пустыня или горы, — задумчиво произнес Йолиос. — И как тщательно их патрулируют?

— Не слишком тщательно. По Калли проходят две дороги, но обе следуют караванным путям от оазиса к оазису. В сущности, у нас всего несколько карт, составленных на основе аэрофотосъемок, а северную часть пустыни никто никогда не исследовал. Что касается Умбанги, горы расположены на севере. Большая их часть когда-то была королевским охотничьим заповедником. Теперь это экспериментальная территория, где правительство применяет меры по сохранению окружающей среды. Эту местность патрулируют рейнджеры, но не очень часто: они не могут заглянуть в каждый каньон. Слишком много земли и мало людей.

— Но из этих двух возможностей пустыня, вероятно, предпочтительней?

— Думаю, нет. — Если бы они попали в горы, Андас мог бы раздобыть какое-нибудь транспортное средство. А вот если сесть в Калли, в каком-нибудь тайном порту Гильдии, пусть даже там не будет людей, они не смогут добраться до цивилизации. С другой стороны, не хотелось приземляться прямо посреди гарнизона Гильдии.

Он понял, что предположения Йолиоса не помогают снять напряжение. Если возможным противником окажется не власть, им станет Гильдия. Андас вздохнул.

— Видишь? — Саларикиец говорил довольным тоном. Может, его радовало напоминание об ожидающем их мрачном будущем? — В обоих случаях планировать невозможно. И чем больше ты будешь истощать мозг, пытаясь угадать, тем вероятней неудача. Тебе лучше обо всем этом забыть.

— Легко говорить! — вспыхнул Андас. Он мрачно хмурился, пытаясь вспомнить все, что знал о Калли. Наверно, порт все-таки в пустыне.

Опять планетарное время потеряло на корабле смысл, и длительность полета в неизвестное не способствовала улучшению настроения. Элис лежала на койке, не в состоянии привыкнуть к невесомости. На этот раз и Грейсти объявил себя больным; он утверждал, что полученный удар причиняет ему неутихающую боль. Наверное, он говорил правду — во всяком случае, ел он меньше.

Но вот прозвучало предупреждение о выходе из гипера, и корабль перешел на посадочную орбиту. На экране Андас видел неясное пятнистое изображение — лента утверждала, что это Иньянга, — но ничего не узнавал. И в который раз испытывал внутренний холод при мысли, что их снова могли обмануть.

Предчувствуя новое жестокое разочарование, принц закрыл глаза. Скоро корабль сядет. Где? В Калли, в Умбанги или в порту? Он не может этого изменить, придется принимать игру. Но и не хочет ничего чувствовать, пока они не сядут. Андас заставил себя ни о чем не думать.

И очнулся от вопроса Йолиоса:

— Ты знаешь, где мы?

Саларикиец включил экран; стал виден медленно поворачивающийся пустынный пейзаж. Они приземлились на голом участке между холмами.

Почва там, где не запеклась от старых ожогов ракетными двигателями, была красной с полосками зеленого и винного цвета, выходами различных пород. Утесы слагали красные, белые и желтые слои. Ни следа зданий или других кораблей. Они не в обычном порту.

Новый поворот экрана показал широкий проход в утесах, а в нем...

— Стоп! — приказал Андас, и Йолиос нажал кнопку.

Изображение остановилось, и они смогли рассмотреть его внимательнее. Местность не была заброшенной. В нише под скалами стояли какие-то предметы, укрытые защитными пологами.

— Думаю, дома никого нет, — заметил саларикиец. — Нам пока везет. Но ты узнаешь эти места?

Андас покачал головой.

— Если мы на Иньянге и ленту опять не подменили, это Калли.

Немного позже у него уже не осталось сомнений — они были на Иньянге и в Калли. Укрытыми объектами в пещере оказались скиммеры, предназначенные для воздушных перелетов и хорошо приспособленные к пустыне. Да не обычные скиммеры, а очень хорошие. А за ними — энергетические установки, тоже укрытые.

Ветер нанес вокруг скиммеров груды песка. Андас счел это доказательством того, что машинами давно не пользовались. Любой скиммер с энергетической установкой — подходящее транспортное средство.

— Похоже, удача продолжает улыбаться тебе, принц, — заметил саларикиец. — Ты просто полетишь? Куда?

— Если подождем до ночи, направление покажут звезды, — уверенно ответил Андас. Коль скоро удача, о которой говорит Йолиос, действительно на его стороне, он готов ей довериться. — Отсюда я полечу на север. Когда увижу тропу Манхани, пойму, в какой стороне Тройные Башни. Вот только...

Он положил руку на выбранный скиммер, с которого Йолиос помог снять чехол, и посмотрел на корабль. Теперь, когда они приземлились, Элис больше не мучила невесомость, но ей необходима была вода. На теле девушки опять показались признаки обезвоживания. А где в Капли ей найти воду?

— Что — только? — поторопил его Йолиос.

— Элис и все вы останетесь здесь...

Саларикиец ничего не ответил, только смотрел на Андаса сверкающими зелеными глазами, словно принц должен был принять решение самостоятельно.

Андас знал, что сможет тайно проникнуть в Тройные Башни. Его уверенность основывалась на знании потайных ходов. Но взять с собой Элис, Грейсти... Конечно, относительно Йолиоса он не испытывал таких опасений. Ему с самого начала показалось, что саларикиец в состоянии позаботиться о себе. Андас мог отправиться к Тройным Башням и послать за остальными при первой возможности...

Но что если у него ничего не получится? В эту группу его привел случай. Ни перед кем из них у него нет родственных обязательств. Однако теперь, когда появилась возможность освободиться, он колебался. Элис в безводной пустыне? Он вспомнил, какой она была легкой, когда он нес ее к воде, означающей для нее жизнь. И Грейсти с его жалобами на боль... что вдруг у него внутренние повреждения и его жалобы не просто способ привлечь к себе внимание?

Если полетят все, скиммер будет перегружен, а будущее у них неопределенное — настолько неопределенное, что он не решался думать о нем, чтобы не разбудить собственные страхи.

— Ты скоро отправишься? — Он не сознавал, насколько затянулась пауза, пока саларикиец не задал второй вопрос.

— Решай сам! — огрызнулся Андас. Пусть каждый сделает выбор, чтобы будущее зависело не только от него. — Оставайся на корабле или лети со мной.

— А они?

— Пусть тоже сами решают.

— Хорошо, — согласился саларикиец. — Хотя впоследствии мы можем стать для тебя обузой.

— Вряд ли все, — ответил Андас.

И он обратился к группе. Существует возможность выбраться из пустыни к цивилизации. Но он постарался дать понять, что не уверен, кончились ли их неприятности.

Элис приподнялась на локте. Даже за то короткое время, что они здесь, ее состояние ухудшилось. Кости снова проступили сквозь кожу. Грейсти держался руками за живот.

— Выбор невелик, — простонал он. — Оставаться здесь и умереть от боли в животе или улететь и попасть в еще худшее положение. Но я полечу.

Элис внимательно смотрела на Андаса, словно надеялась найти в его лице больше надежды, чем в словах.

— Это пустыня, тут нет воды. — Голос ее звучал слабо. — Я рискну.

В скиммере будет тесно, тем более что Андас решил прихватить припасы. Но с наступлением ночи зной, весь день плотно накрывавший долину, спал, стали видны звезды.

Взлетели они в темноте. Андас, отвыкший от управления, под стоны Грейсти рывком поднял машину. Затем принц перевел скиммер в горизонтальную плоскость, и они полетели над пустыней к северу.

К рассвету они достигли поросшей кустарником местности, граничившей с пустыней, и полетели над медленной рекой. В это время года река превратилась в цепочку мутных луж. Элис нужна была вода. Андас все больше беспокоился о ней, хотя, в отличие от стонущего и жалующегося Грейсти, девушка не просила о помощи и молчала с тех пор, как ее переместили в машину.

Принц посадил скиммер на песчаную полоску, разделявшую эти «пруды», и с помощью Йолиоса отнес неподвижную девушку к ближайшему. При помощи куска дерева Андас разогнал грязь и пену, и они уложили Элис в мутную воду. Андас встал в зловонное озерцо, поддерживая девушку.

На потрескавшейся глине по краям виднелись следы животных, но ни одного человеческого. Не хотелось держать девушку в грязной воде, но другой не было. А Элис зашевелилась, застонала и открыла глаза.

— Глубже! — Ее голова дернулась у него в руках. — Глубже!

Он не решался. Зловоние, исходящее от грязи, было столь отвратительным, что ему не хотелось выполнять ее просьбу. Но он все-таки опустил ее в воду настолько, что на поверхности оставалось лишь лицо.

И опять восстановление произошло очень быстро. Девушка вырвалась из его рук. Нырнула, но вода была такая мутная, что он не мог видеть Элис, хотя поверхность воды зыбилась от ее движений.

— Оставь ее! — Йолиос взял принца за рукав и оттащил от воды. — Она знает, что для нее лучше.

Андасу пришлось согласиться. Он присел на песок и принялся счищать с себя грязь и слизь. Но продолжал смотреть на воду, думая, не вытащить ли девушку вопреки ее желанию.

Наконец она выбралась самостоятельно. Волосы темными прядями свисали на плечи, но того оживления и энергии, какие дало ей купание в джунглях, не было. Элис сплюнула, пригладила волосы, и на ее лице появилось отвращение.

— Лучшего ты не мог предложить, — сказала она. — Я знаю. Но всегда старайся не навредить, даже с благими намерениями. Где мы и куда отправимся? — Она осмотрелась, будто только сейчас поняла, что корабля поблизости нет. — А где корабль?

— Остался в пустыне, — ответил Андас. Неожиданно его накрыла сильная усталость. Теперь ему хотелось только отдохнуть. — Мы на пути к Тройным Башням.

— Я все думаю... — Йолиос взглянул на быстро высыхающую реку. — Это горы?

Андас посмотрел на запад, куда показал саларикиец.

— Отрог хребта Кангали. — По крайней мере это он знает.

— Там, в горах, должна быть вода. Там лучшее место для лагеря. Или ты намерен передвигаться днем?

Андас покачал головой. Если им повезет — очень повезет, — они смогут добраться туда затемно. Днем скиммер заметит первый же патруль. Но предложение Йолиоса разумно. Элис нужна вода, и не такая, как та, из которой она только что вышла. А ближе к горам можнр найти воду.

— Да. — Он не стал обосновывать свое решение. Они опять забрались в скиммер. Элис сидела неподвижно, словно ей ненавистна была жидкость, вернувшая ее к жизни. Машина поднялась и полетела вдоль реки на запад.

К тому времени как солнце спустилось к горизонту, они оказались в зеленой местности, где росли деревья. Здесь река была более многоводной, даже с течением, напоминавшим о том, какой была эта река до наступления жары. В предгорьях они нашли то, что искали: открытый участок, где река поворачивала. Здесь можно было посадить скиммер.

Не успели Андас с Йолиосом пошевелиться, как Элис уже выбралась наружу. Она побежала прямо к воде и с радостным криком, похожим на птичий, бросилась в реку. И исчезла. Они предоставили ее самой себе.

Вернулась она не скоро. Все следы пребывания в грязи были смыты, девушка вновь лучилась жизнью и энергией, схватила тюбик с едой. Но Грейсти лежал в тени скиммера и стонал, когда с ним заговаривали. Он отказался от еды и воды, которую Андас набрал из ручья. Вода с горных высот была холодной и такой чистой, что видны были мелкие существа, плавающие между камнями и в углублениях на дне.

Спали по очереди. Дежурили, сменяя друг друга, Элис, Йо-лиос и Андас. Они знали, что Грейсти им не поможет. Дождались рассвета и снова полетели.

— Ты держишь в уме какое-то особое место для посадки? — спросил Йолиос. — Мне казалось, ты хочешь подойти как можно незаметней.

— Тройные Башни построены на западном берегу Замбасси. Из Икгио в них можно попасть только через три моста, по одному на каждую башню. Пройти по суше, конечно. С запада — кольцо крепостей и внешняя стена. Над территорией дворца любые полеты запрещены. Однако если подлететь на уровне крыш в определенной точке между крепостями Коли и Кала, можно сесть в том районе, о котором я тебе рассказывал. Там когда-то жил мой отец. Если никаких чрезвычайных перемен во дворце не произошло, это должна быть давно покинутая часть без постоянных обитателей. Нужно только высадиться там...

Он не стал продолжать. С Йолиосом он может поделиться тайнами Тройных Башен. И... говорить о них в присутствии Элис. Но Грейсти он не доверяет.

— Что же нам делать? — спросила Элис.

— Оставаться в укрытии. Эта часть Тройных Башен не заселена — вернее, была не заселена. Там можно годы прожить незамеченным, если захочешь.

— Но ты ведь говорил о дворце? Разве это не дворец? — продолжала она расспросы.

— Его очень давно строят — добавляют пристройки, — ведь он используется уже много поколений. Дворы, обращенные к трем мостам, по традиции отводятся императору, императрице, их свитам и членам королевских фамилий; они постоянно используются с самой постройки — почти тысячу лет. Другие части сооружены для развлечений в определенное время года, а в остальное время пустуют. В прочих дворах живут остальные жены. Это если императору ради примирения враждующих кланов приходится выбирать себе жен из каждого из них. Некоторые возведены по капризу того или иного императора, которого заинтересовали новые формы зданий и он захотел иметь у себя их образец.

Когда Асаф Второй путешествовал по Четвертому сектору, он собирал художников и архитекторов, как собирают ягоды людены на речных берегах. Он поручил им повторить в миниатюре выдающиеся сооружения их планет — те, что ему особенно понравились. И до его убийства десять лет спустя они успели закончить строительство пяти таких сооружений. Прочие остались недостроенными и были заброшены. Сейчас в них стараются не заходить.

Таким образом, Тройные Башни сами по себе — большой город, где примерно три части из пяти обитаемы. Если мы сумеем сесть там, где я рассчитываю, у нас будет большой выбор укрытий.

— Укрытий! — вмешался Грейсти. — А где же твои щедрые обещания, принц? Обещания вернуть нас домой? Что в этом дворце такого, от чего ты должен скрываться сам и держать взаперти нас? Думаю, ты не был откровенен с нами, раз в твоем дворце мы должны прятаться.

— Если мое место занял андроид, — ответил Андас, — какая польза мне — или тебе — от того, что мы неожиданно появимся? Я постараюсь оставить вас в безопасном месте, а сам попробую узнать, что произошло в мое отсутствие. — Он не добавил, что больше всего опасается, не было ли его отсутствие слишком долгим. Если они действительно провели в тюрьме много лет, правительство должно было смениться. Его дед давно умер. И кому теперь принадлежит корона Балкиса-Кэндаса, меховой плащ Уганы и меч без острия — символ императорской справедливости?

Скиммер оставил позади холмы. Теперь внизу показались огни — большие скопления огней, обозначающие города, и отдельные огоньки ферм и вилл. Андас увеличил скорость: надо было добраться к цели до первых лучей рассвета. А в такой близости от дворца не было мест, чтобы безопасно дождаться новой ночи.

Андас заметил несколько знакомых ориентиров и понял, что он на правильном курсе. Он начал снижение. Наступал миг, который он должен был точно определить: нужно будет выключить двигатель, бесшумно продолжить спуск и пролететь над самой стеной. Андас напряженно вглядывался в приборы управления. Впереди свет на небе служил указателем на дворец и Иктио на противоположном берегу реки. Принц считал крепостные башни вдоль стены...

Вниз, вниз... сбросить скорость... медленнее... медленнее...

Он понемногу уменьшал подачу энергии и наконец совсем выключил двигатель. Они пронеслись между двумя фортами и миновали стену, едва не задев ее. Повезло ли им, или часовой их заметил? С этим Андас ничего не мог поделать. Если они сумеют выбраться до появления отряда, отправленного на поиски, у них сохранится превосходная возможность поиграть в прятки. В крайнем случае он сможет увести всех в потайные ходы.

Двигатель не работал, но Андас решился включить тормозящее поле приземления. Без поддержки двигателя оно продержалось бы недолго, но достаточно, чтобы смягчить посадку. Мелькнуло что-то светлое. Андас отключил поле и посадил скиммер.

Хвост машины застрял в трещине. Раздался глухой звук, похожий на барабанную дробь. Легкая машина наклонилась и скользнула носом вперед. Андас успел включить систему безопасности, и их тела, мгновенно густея на воздухе, окутало пенное желе. К тому времени как скиммер остановился, они были полностью облеплены пеной и отделались ушибами.

Андасу потребовалось несколько мгновений, чтобы понять: получилось. Но тут он вспомнил о грохоте в момент приземления и потянулся к люку. Их наверняка услышали в сторожевой башне. Нужно было уходить в укрытие — и поскорей. Он выбрался наружу и стал помогать выбираться остальным.

Скиммер, похожий на гигантское водяное насекомое, клюнул носом, приподняв разбитый хвост. Выглядел он так, словно насекомое в полете ударили веером. Приземлился Андас точно там, где и собирался: во Дворе Семи Драков, хотя как называется это место по-настоящему, он не знал. Это он сам в детстве прозвал его так, потому что столбы здесь венчали страшные изображения драков. Это было одно из незаконченных зданий, которые начали строить по приказу Асафа. Сейчас от нею остались только камни фундамента, сопротивляющиеся ходу времени.

Андас хорошо знал путь отсюда в лабиринт, где его никто не сможет отыскать. Конечно, он не собирался ломать скиммер. Но среди всех многочисленных неудач, какие могли ожидать их ночью, эта было не самой страшной.

— Пошли! — поторопил он. — Нужно уходить отсюда, да побыстрее.

7

— Куда ты нас ведешь? Здесь темно и пахнет старым злом! — Элис остановилась у отверстия — узкой щели, которую только что открыл Андас. Он радовался тому, что память не подвела.

— Старое зло! — повторила девушка. — Я туда не пойду!

И прежде чем кто-нибудь успел ей помешать, она отбежала на другую сторону пустого помещения, в которое привел их Андас. Ее фигуру то очерчивал лунный свет, падавший в окна, то проглатывала тень.

— Элис! — Он хотел броситься за ней, но Йолиос схватил его за руку.

— Предоставь это мне. — В голосе саларикийца слышалось рычание охотящейся кошки. — Я о ней позабочусь. Есть и другие укрытия, кроме твоих потайных ходов. И чем быстрее ты узнаешь, какие у тебя права, тем лучше. Я присмотрю за Элис и Грейсти. Возвращайся, когда сможешь.

Андасу очень хотелось послушаться Йолиоса, но он чувствовал ответственность за остальных. Когда он не шелохнулся, саларикиец подтолкнул его.

— Иди! Клянусь черными когтями Красного Горпа из Спала, я присмотрю за ними.

Облегченно вздохнув про себя, Андас уступил. Но перед уходом убедился, что саларикиец понял, как открывать дверь. Если здесь станет опасно, он вместе со своими подопечными сможет скрыться в потайных ходах. Андас прошел в дверь, она закрылась за ним, и он очутился в темноте.

Раньше у него всегда был с собой факел. Но иногда он под руководством отца гасил его и учился ходить в темноте, руководствуясь подсказками других органов чувств. С практикой развивалось ощущение пространства. И он знал, что в этой части руин нет неприятных сюрпризов.

Тем не менее продвигался он очень осторожно, держась рукой за стену. Миновал три боковых прохода, считая их шепотом, в четвертый свернул. Теперь он должен был выйти из заброшенного здания, построенного по приказу Асафа, и подойти к постоянно использовавшейся в его время части дворца.

В его время? Далеко ли оно в прошлом? Но не стоило думать об этом сейчас. Может быть, в тюрьме вмешались в их память, исказили воспоминания, чтобы затруднить побег.

Далеко впереди показалось слабое светлое пятнышко. Андас осторожно приближался к нему, борясь с неразумным желанием броситься скорее к отверстию для подсматривания. Он принюхался. Какой-то запах, достаточно сильный, чтобы заглушить запах ходов, — запах сырости. Цветы?

Он добрался до отверстия и прижался к стене, чтобы расширить поле зрения. И без труда увидел, откуда исходит запах. Перед ним была спальня с полом, усеянным свежими цветами и ароматными травами. По углам кровати стояли курильницы с благовониями.

Прижимаясь к стене и изворачиваясь, Андас сумел частично рассмотреть роскошное убранство комнаты. Потолок — он видел лишь узкую его часть — усеивали золотые звезды на светло-зеленом фоне цвета иньянгского неба в самые хорошие дни; пол под цветами и травами представлял собой яркую мозаику. Нижнюю часть стен тоже украшала яркая драгоценная мозаика, и он сосредоточил внимание на ней. Она изображала ряд фигур в торжественных одеяниях. Ему видны были всего четыре и пустое пространство за последней, как будто фреску еще не закончили.

Но невозможно было ошибиться в фигуре с короной, которую он видел прямо перед собой. Лицо деда с жесткими чертами и бесстрастным взглядом, как всегда во время аудиенций. Рядом с дедом еще одна фигура, даже две.

За императором Акрамой другая фигура в императорской одеянии и с диадемой, очевидно, преемник. Преемник! Значит, Акрама мертв! Андас больно прикусил губу.

Если император новый, то кто он? Лицо на фреске знакомое — он должен знать этого человека, но это не Айнеки, не Джассар и не Йуор. Он не мог назвать имя.

Чуть позади и ниже неизвестного он видел третий портрет — изображение девушки, явно Пурпуроносной, старшей дочери. Но ее лицо было Андасу совершенно незнакомо.

Он видел, что в комнате никого нет; как открыть потайную дверь с этой стороны, он знал и уже собирался сделать это, но услышал голоса. Открылась большая дверь, украшенная императорскими цветами, пятясь вошли две женщины в зеленых и белых одеяниях придворных внутреннего двора. Продолжая пятиться, они склонились перед третьей вошедшей.

Этой третьей оказалась та самая, что на фреске, только не в той напряженной позе, какой требовал строгий имперский этикет. Выглядела она гораздо моложе и человечнее, чем на портрете. Волосы, как и у прислужниц, скрывала высокая, украшенная драгоценными камнями диадема, с которой свисали цепочки, принимавшие на себя часть тяжести массивных серег. Платье из имперского пурпура с драгоценной вышивкой настолько стесняло тело, что женщина под его тяжестью двигалась медленно.

Плечи Андаса невольно дрогнули. Он чересчур хорошо помнил тяжесть такого наряда и как трудно было в нем выдерживать долгие часы сверхскучных придворных церемоний. Она наверняка была рада оказаться в своих личных покоях и избавиться от этих церемониальных одежд.

Она стояла как изваяние, неподвижная, как ее портрет, две женщины сражались с пряжками и узлами, снимая с нее наряд. В мягком нижнем платье девушка выглядела гораздо моложе. Она продолжала терпеливо ждать, пока прислужницы унесли наряд куда-то за пределы поля зрения Андаса и вернулись за короной. Тогда девушка подняла руки и быстрым движением распустила волосы, позволив им падать свободно.

Теперь Андас мог лучше разглядеть ее лицо. Не красавица, но что-то в ней притягивало мужские взгляды.

— Не угодно ли принцессе?.. — Одна из женщин опустилась на колени, держа поднос, на котором стоял хрустальный кубок со светло-розовым напитком.

Девушка покачала головой:

— Я столько съела и выпила, что мне нехорошо. Приходится есть, чтобы не слушать речи тех, кому нечего сказать. Они бесконечно повторяют одно и то же... — Она широко раскинула руки. — Дюз Золотогубая, как меня утомляют эти украшения! Когда-нибудь их снимут, и от меня останутся только кости. Можешь идти, Джакамада. Немного погодя пришли моих ночных прислужниц. Мне нужно отдохнуть...

— Как пожелает принцесса, — ответила женщина.

Андас нетерпеливо шевельнулся. Возвращается удушающая жизнь Тройных Башен! Можно говорить свободно, как сейчас принцесса, но ответ — если ты говоришь не с теми немногими, кто равен тебе по положению, — всегда будет строго формальным, в одних и тех же выражениях, выработанных за многие сотни лет придворного этикета. Вскоре и он сам лишится свободы, у него ее будет даже меньше, чем у той, за кем он наблюдает.

Если это покои одной из наследных принцесс, значит, он на окраине Цветочных Дворов. Но он не может так ошибаться в своих воспоминаниях о потайных ходах. Эти комнаты раньше не использовались. Это были... Он постарался вспомнить. Да, да, — сто лет назад здесь размещался двор императрицы Алахи, первой жены императора Амурака.

Императрица? Нет, прислужницы называли девушку принцессой, а так не титулуют правительниц. Разумнее предположить, что она — старшая дочь. Он пытался догадаться о степени их родства, но вдруг увидел, что она смотрит прямо на панель, за которой он стоит.

— Соглядатай... шпион! — В ее голосе звучал холодный гнев. — Можешь доносить о чем угодно, но помни, что в эту игру могут играть двое. И еще не забудь — у меня есть способ узнавать, когда ты за мной подсматриваешь. Тебе это недоступно, потому что эту способность дает Голос Костлявой Старухи!

На миг изумление Андаса вытеснил страх. Услышав последнее имя, он похолодел, словно ледяная рука коснулась его в тесноте потайного хода.

Костлявая Старуха! Но как старшая дочь в самом сердце охраняемых Тройных Башен получила доступ к Старухе? В памяти всплыли давнишние слухи, а еще рассказы, которые он не раз слышал, когда жил в этих стенах. При Цветочных Дворах плелись свои интриги, и смерть здесь иногда бывала безжалостнее, чем в императорских темницах.

Девушка подняла руку и извлекла из-под складок платья цепочку, на которой висело кольцо. С легкой загадочной улыбкой она собралась надеть его на палец.

— Не думаю, — теперь в ее голосе звучала открытая угроза, — что ты сможешь вернуться к своей хозяйке таким же радостным, каким ушел от нее...

По-видимому, старые истории произвели на Андаса гораздо большее впечатление, чем он думал. Ведь этого никто не проверял. Принц обнаружил, что, вцепившись в панель, наблюдает за тем, как она неторопливо открывается. Он выскочил, готовый схватить врага.

Следовало помешать ей воспользоваться кольцом, если старые истории говорили правду о том, как оно действует. Она уже почти надела его на палец. Теперь стоит ей дохнуть на него, и...

Но она, не завершив движения, уставилась на нею дикими глазами. Это дало ему возможность добраться до нее, схватить за руку и заломить ее за спину, одновременно другой рукой зажимая девушке рот, чтобы она не могла позвать стражу.

Она сопротивлялась, но он сумел подтащить ее к тайному ходу. И отпустил ее руку всего на миг — только чтобы схватить кольцо. Кольцо плотно сидело на ее пальце, и он не мог стащить его, пока она сопротивлялась. Он крепче сжал девушку, так что она с трудом дышала — резкими, всхлипывающими вдохами.

Несколько мгновений он держал ее так; наконец она заговорила:

— Ты обрек себя на неизбежную смерть, прикоснувшись к старшей дочери. — Говорила она спокойно — чересчур спокойно, если вспомнить яростное сопротивление несколько секунд назад.

— Думаю, нет. — Он впервые заговорил. — Думай о собственной безопасности, старшая дочь, потому что сила Костлявой уступает Избранному на Высокий Престол.

Она рассмеялась:

— Ты спятил, подсматривающий из темноты. Избранного принца нет. Я это хорошо знаю. Ведь я старшая дочь, и у меня нет брата, которому мой отец, император, завещал бы трон, чтобы он делил его вместе с избранным для меня супругом.

— А как зовут императора? — спросил Андас.

Она явно удивилась, но сохранила самообладание. А когда заговорила, то не ответила на его вопрос, как будто для нее гораздо важнее было другое.

— Не думаю, что тебя подослала Ангсела. — Она взглянула На кольцо. — Нет, ее кровь и волосы предупреждают меня о ее планах, и она об этом не знает. Не она стоит за тобой. Так кто же ты... и почему тайком подглядываешь за мной?

— Я задал тебе вопрос... — Андас встряхнул девушку, надеясь таким образом показать свою власть и получить прямой ответ. — Кто император?

— Андас, сын Асалина, из Дома Кастора. — Она, нахмурившись, смотрела ему в лицо. Потом сказала: — В молодости мой отец прошел в Паве военную подготовку, но остальную жизнь провел в Тройных Башнях. До моей матери у него не было законной жены, и, насколько известно — а при Цветочных Дворах этого не скроешь, — он не делал и меньшего выбора. Но ты — вылитый мой отец в молодости. Ты его незаконный сын? — В ее глазах сверкнула откровенная ненависть.

— Я и есть Андас, сын Асалина. — Он сомневался в том, что сумеет убедить ее — и всех прочих — в том, что от его имени правит другой. Но она дочь поддельного Андаса! И давно ли... Он снова встряхнул ее.

— Год... в галактическом исчислении... какой сейчас год?

— 2275.

— Сорок пять лет, — произнес он и, не замечая этого, ослабил хватку. Она, готовая к такой возможности, вырвалась от него. Но Андас тут же снова схватил ее.

— Не знаю, о чем ты. Если ты незаконный сын, у тебя нет прав на императорский трон! — выкрикнула она.

— На троне не подлинный император, — ответил он, почти не веря себе, хотя это наверняка было правдой — ведь он здесь, а она, без сомнения, говорит правду. Иными словами, она — дочь андроида, занявшего его место. Но разве у андроидов бывают дети? Он понятия не имел — многое могло быть утаено по воле императора. Девушка могла оказаться подменой, сделанной ради того, чтобы подтвердить его человеческую природу.

— Ты спятил, совершенно спятил! — Она почти утратила уверенность в себе и снова начала сопротивляться.

— Императора Андаса нет, потому что Андас — это я, похищенный и спрятанный.

Она скривила губы.

— Ты смотрелся в зеркало? Ты молод. А мой отец уже сделал одну омолаживающую инъекцию. Думаешь, он сумел бы обмануть врачей? Это ты андроид, да к тому же спятивший! И хотя кольцо не предупредило меня, должно быть, это какая-то хитрость Ангселы. Она жаждет короны так сильно, словно это еда или питье и она без нее умрет! А ты — ее несовершенное орудие.

Андас почти не слушал ее. Дворцовые интриги, о которых она говорила, для него были пустым звуком. Важно было то, что долгие годы здесь, на Иньянге, власть принадлежала Андасу, императору, который был — мог быть — андроидом! А что же он сам? Могло ли стазисное поле в тюрьме сохранить ему молодость? И если император уже получил омолаживающую инъекцию, врачи должны были понять, что имеют дело с андроидом...

— Я не ее орудие, — уныло сказал он.

Он не заметил вспыхнувшую в ее взгляде искру. Теперь девушка смотрела на него с легкой жестокой улыбкой, как когда впервые поняла, что он наблюдает за ней из укрытия.

— Ты все еще сомневаешься? Тогда давай, докажи это! Посмотрись вон в то зеркало и скажи, что ты действительно пожилой человек. Идем!

Она потащила его за собой, и он, едва понимая почему, пошел за ней и остановился перед высоким зеркалом, которое с безжалостной четкостью отражало все.

Он увидел себя не совсем таким же, как в прошлом, ведь грязный драный комбинезон не походил на одежду, в которой он в последний раз видел себя в зеркале. Но сам он остался тем, что и всегда — худое коричневое лицо, крючковатый фамильный нос, волосы темным ореолом окружают голову, глаза темные, зубы сверкают белизной на смуглом лице. На лбу тонко вытатуирован символ императорского дома — Змея Дамбо, корона, которую он никогда не сможет снять.

Девушка стояла рядом с ним (ему хватило ума не выпускать ее) и в зеркале казалась более стройной и хрупкой. Она могла бы быть его сестрой, их сходство было разительным — приходилось это признать. Хотя в прошлом королевские роды очень перемешались, семейное сходство сохранялось. Итак, она дочь императора, нехотя признал он. Дочь императора Анда-са. Подменного.

Он видел ее в зеркале так же ясно, как она его. Девушка перестала насмешливо и недобро улыбаться. И вообще как-то изменилась.

— Ты... ты как мой отец на трехмерных съемках во время его коронации. Ты похож — слишком похож! Какое колдовство применила Ангсела?

Она вырвалась и поднесла руку к губам, чтобы дохнуть на зловещее кольцо. Но Андас перехватил ее кисть и смог лучше разглядеть кольцо. От круглого камня в оправе исходило свечение. Вот оно изменилось и превратилось в смутное лицо, которое проступало все отчетливее.

— Айнеки! — выкрикнул он при виде этого крошечного портрета.

Девушка посмотрела на него так, словно впервые испугалась.

— Анейки — предатель! Но откуда он здесь? Я не призывала... а он умер еще до моего рождения.

— Когда умер?

Она по-прежнему молча смотрела на кольцо.

— Я спросил, — резко повторил Андас, — когда он умер?

— Когда... когда мой отец стал Избранным. Анейки пытался его убить. Началась смута, Анейки и нескольких его сторонников казнили. Заговор раскрыл мой отец. А Анейки утверждал, будто мой отец замышлял убить императора. Но ему никто не поверил, потому что отец смог доказать свою верность.

Его заменил андроид, неужели за этим стоял Айнеки? Но если он андроид... Андас покачал головой. Он был словно в тумане.

— Отчего он показался в кольце? — продолжала девушка. — Я его не вызывала! Может, оттого, что ты держал меня за руку и заглянул в кольцо? Но кольцо не настроено на тебя! Я видела, как Риксисса достала его из пламени и настроила только на меня. А еще ты мужчина, поэтому не можешь служить Старухе, ты можешь быть только ее рабом.

— Чем ты бы меня и сделала, если бы я допустил, — мрачно ответил он. — Теперь скажи, как тебя зовут!

— Абена, что ты должен прекрасно знать. Да, я связала бы тебя этим кольцом. Оно предупредило меня, что за мной шпионят. Я могла бы сделать тебя своим орудием против Ангселы.

— Не знаю, кто такая эта Ангсела, и я ей не служу. Я... впрочем, это нужно доказать. И, Абена, мне это сейчас необходимо.

Он поднял свободную руку и нажал на определенную точку у нее на горле. Девушка не успела запротестовать. Он подхватил ее, прежде чем она упала на пол. Отнес на постель, откинул покрывало, убрал ароматизаторы и уложил Абену. И довольно долго пытался снять кольцо с ее пальца. Брать ее с собой в потайные ходы он не мог, но нужно было сделать так, чтобы она не могла использовать против него свое самое мощное оружие.

Есть только один способ доказать — хотя бы самому себе, — что он тот, кем себя считает. Если он не подлинно королевской крови или не прошел на глазах у деда первую из Трех Церемоний, он не сможет дотронуться до того, что сейчас ищет. А вот одно то, что он отыщет это и сможет взять в руки, докажет его правоту.

Теперь нужен свет. Опасаясь с минуты на минуту услышать, что в дверь скребется служанка, по двери он обошел комнату и обнаружил искомое на одном из подоконников.

Широком, со стойкой лент с записями триди. И с переносным фонарем, не очень удобным, но полезным.

Андас спрятал кольцо в карман комбинезона и застегнул молнию. Никто больше не увидит это кольцо. Есть несколько глубоких колодцев — там до него никто не доберется. На мгновение он задержался у постели. Принцесса, лежащая в ней, казалась совсем юной и невинной. Но она знала, как пользоваться этим кольцом, а значит, имела доступ к сокровенным мрачным знаниям, которых сторонилось большинство мужчин. И лишь немногим женщинам хватало храбрости обращаться к ним.

Андас вернулся в тайный ход и закрыл за собой дверь. Возможно, у него совсем мало времени, чтобы добраться до искомого. Чем быстрее он отправится в путь, тем лучше. До сих пор он пользовался кружными путями. Теперь ему предстояло пробраться в самое сердце Башен — к личным покоям императора. И о путях туда он ничего не может сказать. Возможно, императору о них известно.

Он включил фонарь на малую мощность. Если император — андроид, его должны были снабдить памятью Андаса, а значит, тому все известно о его былых путешествиях по тайным ходам. И, услышав рассказ Абены, он не долго думая начнет искать Андаса в тех самых переходах, на которые принц так полагается.

Он может даже устроить засаду!

Единственное, что способно помешать андроиду пустить по тайным ходам стражу, как охотничьих псов, — сознание, что при этом раскроется слишком много секретов. Но то, что будет важно потом, неважно сейчас. Нужно побыстрее отыскать императорские покои, и он надеется только на то, что память его не подведет.

Он стал считать боковые ходы: три, четыре... ему нужен шестой. Да, вот он, почти рядом с пятым. Андас перешел на лестничный пролет. Внизу очень сыро. И пахнет... как Элис назвала этот запах? Пахнет злом! Да, у зла есть свой запах, и это именно он. По этим ходам веками бродила смерть.

Андас насчитал двадцать ступеней, и пол снова стал ровным. Но здесь стены покрывала слизь. Слизистые следы блестели в свете фонаря. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел тварей, оставивших эти следы. И не хотел их видеть. Однако решился включить фонарь на полную мощность, чтобы видеть, что ждет впереди.

Пол тоже был испещрен слизистыми следами. Сандалии Андаса скользили, приходилось идти медленно. Если он помнил верно, это была худшая часть пути, потому что здесь коридор проходил под рвом, окружавшим павильон императора.

Впереди снова показалась лестница, на этот раз наверх. Принц опять прикрутил свет и начал подниматься. Кажется, он выходил наконец из гнилого болотного воздуха: здесь стены были суше, а через отверстия для подсматривания наплывали ароматы благовоний и трав. Но Андас не стал задерживаться у этих отверстий. Время не ждет, а то, что он искал, ждало его в самом конце пути.


8

Андасу нужно было попасть в спальню императора, и если в ней кто-то был... В его время (Андас обнаружил, что начинает отделять настоящее от прошлого) в примыкающей к спальне комнате всегда несла караул охрана. Но император обычно оставался один, хотя из его спальни в обе стороны открывался прекрасный вид на сад Анкикаса. Согласно обычаю, в садах к стволам прикрепляли светильники, которые освещали траву и цветы. Вдобавок, если императору было угодно, вместо этих пейзажей он мог увидеть трехмерные сцены из жизни других планет. По дороге Андас вспоминал все больше подробностей. Наконец он оказался перед стеной. Здесь не было окошек для подглядывания, зато должно было быть несколько углублений.

Нажать три раза, еще три, потом четыре. Полоска света обозначила очертания двери. Но дверь открылась только чуть-чуть. Андас вставил в щель пальцы и надавил: очевидно, древний механизм заело.

Раздался громкий скрежет, который заставил его на мгновение замереть. Но этот звук означал, что дверь удалось открыть. Она отворилась, и принц заглянул в комнату, готовый увидеть нацеленный на него бластер или церемониальный кинжал, какие носят знатные придворные. Ловушки очень часто подстерегали императоров даже в их личных покоях. Андаса, если честно, слегка удивило, что дверь открылась. Если к поддельному Андасу перешла его память, он должен знать и об этом проходе.

Удача по-прежнему сопутствовала ему. Комната, освещенная мягким светом ламп, установленных на невысоких, по плечо, пьедесталах, была пуста. Не теряя времени, Андас пересек ее, направляясь к большой маске на стене — маске чрезвычайно выразительной в своей красоте. Предполагалось, что эта маска (втрое больше оригинала) — изображение Акмеду, первого императора из рода Бурдо, которого легенда называла сверхчеловеком. Он обладал огромными знаниями и даже осмелился выступить против Старухи, освободив Иньянгу от ее залитых кровью святилищ.

Андас остановился, глядя в эти широко расставленные глаза, изготовленные таким образом, что они казались живыми и приковывали к зрителю. Словно за этим большим бронзовым лицом по-прежнему жила душа. Полные губы изогнуты в легкой улыбке, во взгляде — легкое любопытство и веселье.

Принц поднял обе руки, приветствуя старшего.

— Летящий на грозовых ветрах, носитель хлыста десяти молний, судья людей. — Он повернул голову справа налево и снова направо. — Ты, кого ищут, но кто приходит только по своей воле, желанный, но не желающий, стоящий высоко в тени и следящий за теми, кто идет по твоим стопам, хотя их следы не заполняют отпечатков, оставленных твоими мощными сапогами.

Ты, кто един с солнцем, с дождем, с холодом, с темнотой, со всем, что происходит на Иньянге, взгляни на меня. В моих жилах течет королевская кровь, и я пришел сюда, чтобы исправить зло, и нуждаюсь в сокровенном...

Андас снова поднял руки, словно закрывая лицо и глаза от нестерпимого сияния. Постоял так, считая до десяти. И придвинулся к стене. За маской был столик из полированного камня «черное сердце» с изображенными на крышке разнообразными символами, инкрустацией из красной кости клыков нурвалла. А в самом центре столика золотая курильница, над которой и сейчас клубится дымок.

С боков от курильницы лежит оружие. Оба предмета древние, это сокровища, к которым не смеет прикоснуться человек; сделать это можно лишь после определенных церемоний и обрядов, которые должны совершаться в строгом соответствии с традициями, созданными самим Ахмеду. С одной стороны — церемониальный кинжал в драгоценных ножнах. С другой, справа от Андаса, бластер такого старинного образца, что другого подобного не найти во всей Галактике.

Но Андас искал не оружие. Ему нужно было то, что символически охраняли это оружие и маска, то, что принесет смерть дотронувшемуся до него человеку, если тот не император и не законный наследник.

Поднеся обе руки к маске, наклонившись над столиком, Андас с силой нажал пальцами на углы улыбающегося рта. И хотя маска казалась сделанной из цельного куска, рот медленно открылся. Между губами торчало то, что нужно было принцу. Но опять, как и с дверями, старинную пружину заело. Пришлось надавить изо всех сил, вытянувшись в неудобной позе.

Рот раскрылся шире. То, что благополучно пролежало в нем много лет, выпало с металлическим звоном, едва не задев крышку курильницы. Андас увидел то, что выплюнула маска, и вздохнул с облегчением.

Это сердце империи. То, что отпирает этот ключ, не здесь, а в большом храме Тени Ахмеду. Только два человека имеют право хранить этот ключ и пользоваться им — император и его наследник.

Теперь ключ лежал перед ним. Андас нервно вытер руки о грязный комбинезон. Он верил, что имеет право, должен иметь! И вот сейчас он все узнает, взяв ключ в руки. Если у него нет на это права, его ждет смерть, страшная и непостижимая, за пределами человеческого правосудия. Так бывало и в историческом прошлом — сохранились даже видеозаписи этой кары.

Но ведь он точно знает! Если дед мертв, на Иньянге может быть всего один подлинный император — Андас Кастор, а он и есть Андас. Он взял в руки ключ. На ощупь тот казался холодным и твердым, ничем не отличаясь от любого другого куска металла. Не сверкнули молнии, маска не закричала, обвиняя его в кощунстве. Итак, он действительно Андас!

Его обуяло торжество — вероятно, он чересчур отвлекся, потому что услышал какой-то звук, когда отступать было уже поздно. Человек, вошедший в комнату, теперь стоял между ним и потайной дверью. Андас снова потянулся к столику. В правой руке у него был ключ, но левой он сжал старинный бластер.

Он как будто увидел в зеркале свое искаженное, смутное отражение. После всего, что он услышал от Абены, ему следовало бы подготовиться к этому. Но мало кому доводится увидеть себя таким, каким станешь через много лет. Стоявший перед ним человек подвергся омоложению и находился в расцвете сил. Но глаза у него были старыми и усталыми, старше лица. Андас увидел, что эти глаза чуть округлились, но в остальном вошедший не выказал ни малейшего удивления.

— Итак, столько лет спустя выясняется, что Айнеки все-таки говорил правду, — промолвил он негромко и почти монотонно. — А мы-то считали, он бредит.

Андас нацелил бластер. В нем давно могло не быть заряда. Принц не знал даже, способно ли это оружие выстрелить, но другого у него все равно не было. Он осторожно продвинулся вдоль столика, не отрывая взгляда от человека у постели, надеясь, что тот пойдет за ним и тем самым откроет дорогу к отступлению. Но лжеимператор не двинулся с места.

— Хитро... — Андас молчал, и император наклонил голову, е интересом разглядывая его. — Очень хитро. Они были искусниками, эти менгианцы. Нам повезло, что Айнеки не выдержал, все о них рассказал и мы смогли их уничтожить. Но всех ли? — Он чуть прищурился. — Ты здесь, и тебя должны были где-то сделать. Но почему такое несоответствие возраста? Я не мальчик. Тебя не смогут короновать, даже если скажут, что это чудо омоложения: мои данные хранятся слишком во многих файлах. Так зачем ты пришел — вернее, зачем тебя сюда послали?

— Чтобы занять свой трон. — Андас отказывался верить услышанному. Конечно, узурпатор будет утверждать, что он и есть истинный Андас Кастор. И у него, естественно, было много лет, чтобы превратить эти свои утверждения почти в реальность. У него есть все, кроме того, что держит в правой руке Андас!

— Твой трон? — Лжеимператор рассмеялся. — Двойники-андроиды не могут сидеть на троне. По сути, они объявлены вне закона с тех пор, как после неудачного восстания Айнеки был раскрыт заговор менгианцев. Тот, кто стоит за этой дикой авантюрой, должно быть, безумен.

— Никто за мной не стоит. — Андас добрался до постели, но теперь требовалось пройти вдоль ее длинной стороны, чтобы добраться до двери. Император продолжал стоять неподвижно. — Я Андас Кастор. И трон по праву принадлежит мне, андроид!

— Андроид? Тебя запрограммировали верить, что ты настоящий человек? Откуда ты явился?

— Откуда? Из тюрьмы, где ты всех нас держал в стазисе.

«Пусть говорит», — думал он. Возможно, ему удастся сохранить интерес противника достаточно долго, чтобы подобраться к нему и попробовать напасть. Он не надеялся, что оружие выстрелит, но у него было в запасе еще кое-что.

— «Всех нас»? Клянусь зубами Тата, неужели ты хочешь сказать, что вас много? Сколько еще Андасов, готовых затопить нашу бедную империю?

— Похитили не меня одного. Были и другие значительные лица — с других планет.

«Пусть говорит!» Не заметно, чтобы противник стал менее бдителен, но всегда есть шанс.

— Мы всегда считали, что это может быть правдой, — кивнул император, — хотя менгианцы, как всегда при угрозе, уничтожили все следы. Но, возможно, до их штаб-квартиры мы все-таки не добрались, им удалось бежать и где-то изготовить тебя и «других». Но не понимаю, зачем они выпустили вас так поздно и бесполезно.

— Нас не освободили — мы бежали. — Неважно, что он рассказывает свою историю: лишь бы лжеимператор не вызвал стражу.

— Возможное объяснение. — Снова кивок. — Что ж, очень жаль...

— Чего жаль? — Андас поднял руку, пальцем прижимая к ладони ключ, так чтобы двойник его увидел. — Жаль, что тебя наконец разоблачат, андроид? Неужели кто-нибудь кроме подлинного принца может взять это — и остаться в живых? Ты ведь знаешь, каковы предосторожности...

Тот стоял как изваяние. Словно окаменел при виде ключа, как утверждали старинные легенды. Потом он не произнес, а скорее прошептал слово, которое Андас прочел по губам.

— Это!

— Да, это! Я имею на него право.

— Ты... но это невозможно! — Он мгновенно растерял все свое спокойствие. — Совершенно невозможно! Я человек, что было неоднократно доказано. Да у меня дети — три дочери. Разве у андроида могут быть дочери?

Андас мрачно улыбнулся.

— Нам говорили, что нет. Но по приказу императора детей могут подменить или придумать что-нибудь другое. Мы все знаем, что в Тройных Башнях есть только один закон — воля человека, имеющего право держать это! — И он снова поднял ключ. — А теперь зови стражу, если хочешь. Пусть стражники увидят меня — с ключом!

— У меня есть стражники, на которых зрелища не действуют. Со времен моей молодости многое изменилось. Если ты был в стазисе, тебя не держали в курсе последних перемен.

Он вскинул руку. Андас даже не целился. Он бросил бластер, как его учил на тренировках в Паве горец с Умбанги. Оружие попало императору между глаз, он пошатнулся и упал. Однако сознания не потерял и попытался подняться. Андас набросился на него. Пришлось надавить на нерв; император обмяк, и принц усадил его в кресло и связал.

— А теперь можешь приказать страже искать меня. — Андас подошел к открытой двери. — Но в моей руке сердце империи, и я унесу его с собой. Если я потерплю поражение, то постараюсь, чтобы ты больше никогда его не увидел. И о своих притязаниях я заявлю там, где все смогут меня увидеть, — в храме Ахмеду. — Тут ему пришла в голову новая мысль. Левой рукой он раскрыл молнию на кармане и достал кольцо, отобранное у Абены.

— Ты хвалишься дочерьми, император, не имеющий права на трон. У тебя есть старшая дочь Абена, верно?

Он не заткнул противнику рот, но тот не ответил, только следил за ним с непонятным выражением. Не с ненавистью, как он вначале подумал, — с неким еще более мрачным чувством.

— Посмотри, чем она угрожала мне, повелитель пяти солнц и десяти лун! — с насмешкой произнес он старинный придворный титул. — Кольцо Старухи. Похоже, грязь снова затопила двор. Подходящая дочь для самозваного правителя!

— Это не так...

— Хочешь посмотреть поближе, чтобы убедиться? Смотри! — Андас был настолько уверен в себе, что сделал три быстрых шага и поднес кольцо к императору, поднес близко, чтобы тот увидел.

— Ни один мужчина не может его надеть, и кольцо было у нее на груди, когда она вздумала использовать его против меня. Как тебе твоя старшая дочь? Я позабочусь о том, чтобы она не могла больше его использовать. Но, когда заключаешь сделку со Старухой, отказаться нельзя до самой смерти — и даже после нее. Так что оставляю тебя наедине с твоими мыслями, андроид; тебе осталось думать совсем недолго...

Он не договорил: широкие двери спальни без предупреждения раскрылись, и Андаса спасли только превосходные рефлексы, поскольку в комнате появился не человек, а робот и сразу направил на принца струю мелких брызг.

Андас отскочил, закашлявшись, глаза начало жечь, едва их коснулся туман. Голова у него закружилась, но он сумел проскочить в потайную дверь. И, хвала пяти силам Акмеду, та сразу закрылась от его лихорадочного толчка. Он кашлял, не ведая, когда сможет вновь уверенно держаться на ногах, но заставил себя идти по проходу. Если у лжеимператора память Андаса, он выследит его. Он может залить этим ядовитым туманом все проходы. Теперь принц ни в чем не был уверен, знал только, что ему удалось вернуться в потайные ходы и что в одной руке он держит ключ, а в другой — кольцо. Кольцо он тотчас снова убрал в карман. Чем меньше он будет иметь с ним дела, тем лучше.

Но как ему удалось спастись от нападения робота? Теперь, когда он задумался об этом, такой исход казался ему совершенно невероятным. Разве что справедлива другая старинная легенда: тот, кто владеет ключом по праву, временно становится обладателем силы самого Акмеду!

Но сейчас не стоило надеяться на неведомые силы, хотя в нужное время и в нужном месте они могли очень пригодиться. По всем рассказам выходило, что эти силы непостоянны и иногда оборачиваются даже против тех, кто в них верит. Поэтому он рассчитывал только на одно: с помощью ключа доказать свое право пользоваться им в храме. Если в несколько следующих часов ему удастся выжить — а он уверен, что лже-император приложит все усилия, чтобы он столько не прожат, — именно так он и поступит.

Фонарь... куда он дел фонарь? Он не мог вспомнить, а времени возвращаться и искать его не было. Но это означало, что ему придется идти медленно, не бросаться очертя голову в ходы под рвом. Но очень трудно идти медленно, когда все инстинкты гонят вперед. Он должен был остаться в живых, враг не должен до него добраться, пока он сам не доберется до храма и не докажет, кто он.

Что будет после, он не думал. Ступени... да, он добрался до подводной части хода. Прикосновение пальцев к стенам вызывало омерзение: они касались слизистых следов, и Андасу пришлось напрячь всю свою волю, чтобы продолжать идти ощупью. Ему хотелось побыстрее миновать эти сырые переходы и понять, где он и куда двигаться дальше. Казалось, зловоние, темнота и слизь никогда не кончатся.

Но вот снова ступени — и душевный подъем. Андас продолжал крепко сжимать ключ. И хотя холодный металл не смягчало прикосновение принца, для его духа этот ключ был так же важен, как фонарь для тела. Последняя ступенька... Он в коридоре, где почти не ощущается зловоние ходов под рвом.

Теперь у него появилось время подумать, если оружие робота не лишило его этой способности. Возвращаться прежним путем глупо. Принцесса уже могла поднять тревогу, и его ищут. Остается долгий обход, а он не вполне уверен во всех разветвлениях и поворотах.

Если бы он не отвечал за остальных, если бы мог думать только о себе, вообще не возвращаться, а свернуть в другие ходы! Но если лжеимператор располагает всеми его воспоминаниями... Как это удалось? Его, должно быть, вначале похитили и поработали над ним, хотя это рискованно. Впрочем, теперь неважно, как они это проделали. Сейчас нельзя рассчитывать на то, что улыбающийся нечеловек не владеет его памятью.

Поэтому единственный выход — идти самым странным маршрутом, какой способен привести ко Двору Семи Драков и к тем, кого он там оставил. Как они там? После крушения скиммера должны были начаться поиски. Но принц почему-то верил, что если кому-то и удастся уйти от стражсников, то именно Йолиосу, даже обремененному Грейсти и девушкой. Что ж, им тоже приходилось рисковать.

Ему поразительно везло. Конечно, нельзя вечно на это рассчитывать. Только дурак верит, что удача всегда будет ему улыбаться. Надо считать...

Он старался теперь идти быстрее, но все равно приходилось считать ответвления. Затем принц свернул в один из боковых ходов — под прямым углом к коридору, ведущему от комнаты принцессы. Андас проклинал потерю фонаря, но потом заметил, что от его комбинезона исходит какой-то слабый свет. Он пошарил в кармане и отыскал кольцо.

Что?.. Андас достал кольцо и увидел свет — очень слабый, не ярче свечения нижнего крыла сонгула в брачный период. Этот свет позволял увидеть немногое, но принц приободрился. Надеть кольцо на палец он не решился — слишком много было с ним связано того, чего Андаса с детства учили опасаться. Но и убирать кольцо он не стал — держал его перед собой в руке, как фонарик, и мог видеть, что впереди.

Там была развилка: два коридора расходились под прямым углом. Андас поколебался и выбрал левый. Трудно было представить себе, что на поверхности над ним, и понять, под какой частью этого огромного скопления разнообразных сооружений он идет. Единственным его проводником стала память. Возможно, он уже вошел в лабиринт Сада ароматических растений. Если все время поворачивать влево, постепенно подойдешь к Двору Семи Драков.

Андас прошел уже за четвертый поворот, когда вдруг остановился, затаил дыхание и прислушался. Нет, он не ошибся: звуки! Андас издавна знал, что в этом подземном лабиринте звуки распространяются необычным образом, иногда кажется, что они дальше, чем на самом деле, иногда наоборот.

Он думал, вернее, надеялся, что по его следу идут не роботы. Их он опасался гораздо больше, чем стражников. Людей, если повезет, можно обмануть, надо только хорошо знать ходы. Но робот, который улавливает самые слабые излучения человеческого тела, — безжалостный преследователь.

Если он точно знал, где находится, — а ему казалось, что знал, — пройдя вперед, он получал возможность из безопасного укрытия разглядеть погоню.

По дороге Андас осторожно ощупывал стену. Но ему гораздо больше помогало слабое свечение кольца, потому что при этом свете он уловил слабый блеск металла и обнаружил первую глубоко врезанную в камень скобу своеобразной лестницы. Он проверил скобу, повиснув на ней всей тяжестью, хотя прочность первой вовсе не означала, что все они такие.

Надежно упрятав ключ и кольцо в комбинезон, Андас начал подъем. Он уже миновал второй этаж дворцового здания по скрытому в нем узкому колодцу, когда решил, что теперь он в безопасности и может подождать. Известные ему роботы не могли подняться по такой узкой шахте. А прежде чем робот сообщит о том, где Андас, он сможет подняться на крышу и, если понадобится, попробовать уйти поверху. В темноте внизу забрезжил слабый свет. Роботу не нужен фонарь, да он и не стал бы преследовать добычу при свете: слишком легко ее насторожить. Значит, стражники. Андас нашарил вверху очередную скобу. Тем не менее он остался на месте. Стражники, увидев лестницу, могут последовать за ним, могут даже выстрелить вверх из шокера, и он, беспомощный, упадет прямо им в руки. Стражники могут...

Свет факела был тусклым, но для того, кто пробирается по темным потайным ходам, этого света довольно. Если человек с факелом один, Андас может спрыгнуть позади него, сбить с ног и отобрать факел и оружие, которое у того наверняка есть. У него в голове постепенно созревал план — так каменщик кирпич за кирпичом складывает стену. Тот, кто планирует, основываясь только на предположениях и намеках, — глупец. Вот если сыграть роль приманки...

Внизу прошла одна еле различимая фигура. И чем больше Андас думал, тем яснее понимал, как нужны ему факел и оружие этого человека. Прижавшись лбом к неровному камню колодца, он пытался отчетливо представить себе, что впереди.

Да, недалеко отсюда два боковых хода. И если этот преследователь слишком оторвался от остальных, Андас может покончить с ним и уйти, а тем, кто пойдет за ним, придется выбирать одну из трех дорог. Он не побывал еще в их руках, и у них нет его личных данных, которые можно было бы передать роботу-следопыту.

Он принял решение и поспешно спустился. Свет все еще

был впереди. Он виден, хотя время от времени его закрывала фигура несшего факел человека. Андас прислушался — и легко побежал вперед.

Он уже занес руку для удара, но вдруг лучше рассмотрел человека, на которого охотится. Этого было достаточно, чтобы сделать удар не смертельным, хотя человек упал на пол и слегка задергался.

— Йолиос! — Андас отскочил. К счастью, светильник — маленький ручной фонарик — не разбился при падении. Андас схватил его и направил свет в лицо лежащему.

— Йолиос! — повторил он, не веря своим глазам.

9

Андас посветил в лицо саларикийцу. Тот держался за голову и болезненно, хотя и негромко стонал. Над воинственно встопорщенной щеточкой его усов виднелась полоска крови, уши .Йолиос прижал, а глаза сощурил так, что они превратились в щелки.

Но тут Андас заметил еще кое-что. Волосы-шерсть на широком плече саларикийца были сожжены, и под почерневшими остатками волос алело пятно. Йолиос едва увернулся от выстрела из бластера.

— Сссс... — звук походил на шипение. — Ссстало быть, я тебя нашел. А может, ты меня, принц. Судя по твоему приветствию, ты ожидал кого-то другого. — Речь саларикийца, начавшаяся с гневного шипения, постепенно становилась более разборчивой.

— А кто он, этот другой? — Андас внимательно прислушивался, но ничего не слышал.

— Не окажись я проворнее, чем он ожидал, он бы меня поджарил.

— Кто не ожидал? Как ты здесь оказался?

— Долгая история. Но стоит ли сидеть здесь, пока я буду рассказывать? Судя по твоему приветствию, у тебя есть причины кого-то опасаться в этих проходах.

Андас сразу вспомнил об опасности.

— Да!

Он встал, саларикиец тоже. Но Андасу нужно было знать, что случилось. Если неразумно возвращаться туда, где он оставил остальных, нужно пересмотреть план.

— Вас обнаружили? Я должен знать, ведь если нам нельзя возвращаться во Двор Семи Драков...

— Когда я оттуда уходил, я так и думал, что ты вернешься. Но тебя там поджидает встречающая сторона. Нет, я бы посоветовал уйти в противоположном направлении. В любом другом направлении.

— А как же Элис? И Грейсти?

В ответ он услышал рычание.

— Да, наша нежная маленькая Элис! Это она все устроила, намеренно. Думаю, мы совсем неверно ее оценили, как котята, привлеченные первой же парой глаз, посмотревших на них. Элис, которая умрет без воды, которая нуждается в защите, которая...

— Ты расскажешь, что случилось, или мне гадать дальше? — перебил Андас.

— Я сам точно не знаю, в том-то и беда. Я пытался понять, как открывается дверь, через которую ты ушел. Подумал, что неплохо бы знать, как это быстро сделать. А в следующее мгновение кто-то ударил меня по голове, и я упал. И пару секунд видел больше звезд, чем в небе моей планеты. Пока все передо мной двоилось и троилось, Грейсти придавил Меня своим огромным животом и приставил к шее силовой нож...

— Силовой нож? Но откуда?..

— Знаю не больше тебя. Может, Терпин ему дал. Мы не знаем, насколько он связан с нашим похищением. Или, может, эта драконица схватила его из воздуха. Грейсти был только ее подручным. Она совершенно ясно дала это понять.

Что она сделала... А вот что — решила договориться со стражей. Если бы все вышло, как она хотела, она появилась бы перед стражниками — безоружная женщина, — и они не стали бы сначала стрелять, а потом спрашивать. А появись у нее возможность говорить, она рассказала бы им о тебе, подкупила бы их этим. Она была совершенно уверена в том, что ты тут ничего не добьешься, а она попадет в милость к здешним правителям, представившись твоей пленницей, готовой все рассказать о твоих намерениях. Если помнишь, она много времени провела на корабле с Грейсти — достаточно, чтобы разработать план и при первой же возможности привести его в действие. И Грейсти в этом плане играл важную роль.

Они не сомневались, что тот, кто все это придумал и правит здесь, будет им благодарен, если они помогут схватить тебя. Практичная и логичная — такова Элис. Ты бы должен восхититься логикой ее мышления. Ее главная цель — самосохранение и осуществление своих планов, всегда.

— Но ты сбежал...

— Да. Мы услышали, что приближается отряд стражников. Думаю, они были в антигравитационных поясах и прибыли по крышам. Элис выбежала на середину двора, им навстречу. Она жалобно звала на помощь. Я бы ей поверил — и ты тоже, принц.

Грейсти не боец. Происходившее во дворе его отвлекло. Элис прекрасно играла — она бросилась к первому же высадившемуся стражнику. Она сильно рисковала. Он мог бы сжечь ее, но она правильно просчитала его реакцию.

К тому времени я пришел в себя и тоже начал действовать. Уверен, что Грейсти раньше никогда не имел дела с саларикийцами. У нас есть свои маленькие хитрости. В общем, я встал, держа его зубами за запястье так, что он не мог использовать силовой нож. Он закричал, и я попытался его ударить, но тут в нас выстрелили из бластера. Только тогда я начал искренне восхищаться планом Элис. Она хотела избавиться от нас обоих сразу. Тогда было бы только ее слово против твоего — если бы ты прожил достаточно долго, чтобы что-нибудь сказать. И кому бы в таком случае поверили?

Однако Первые Предки были со мной. Выстрел пришелся в Грейсти. Продолжая держать его как щит, я попятился, отшвырнул его и захлопнул дверь, надеясь, что они не знают, как ее открыть. И пошел — не могу сейчас сказать, в какую сторону. Но я наткнулся на ящик с вещами. В нем нашлись большой, но сгоревший факел и несколько контейнеров с припасами. Все пыльное, должно быть, долго лежало.

— Один из тайников отца. Он оставлял их, когда начинал исследовать новую для него секцию, — ответил Андас. Удивление от рассказанного Йолиосом не проходило. Чтобы Элис так выступила против них? Ему с трудом верилось в это. Да, саларикиец указал, в ее действиях была жестокая логика. И, в конце концов, что ему известно об этой девушке с чужой планеты? Нельзя мерить инопланетян своей меркой. То, что принято на одной планете, считается там законным, нравственным и соответствующим обычаям и традициям, на другой планете может быть признано преступлением. Элис, несомненно, поступала согласно своим представлениям об этике. Конечно, это не делало их более приемлемыми... А как же кольцо, которым он теперь владеет?

Кольцо, согласно его верованиям, — зло. Но кольцо носила и использовала женщина его племени. Как же он может судить о действиях Элис? Остается лишь признать, что их группа разделилась. И в глубине души он был рад, что из всех беглецов с ним оказался именно саларикиец.

— А что было с тобой? — спросил Йолиос. — Я бы сказал, что тебе не очень повезло, если ты поджидал охотников, идущих по твоему следу?

Андас замялся. Его преследовали обвинения Абены и лже-императора (хотя он считал, что имеет право их отвергнуть). Он не может быть подменой! Он жив, он чувствует боль, он должен есть, спать... он настоящий!

— Ты узнал что-то, омрачившее твое сознание.

Эти слова удивили Андаса. Как Йолиос догадался? Он эспер? Но он никогда прежде не проявлял таких способностей. А если он скрыл этот свой дар, можно ли ему доверять? Андас снова остановился и направил фонарь в окровавленное лицо саларикийца.

— Ты... ты эспер! — Он высказал обвинение резко и прямо, надеясь тем самым вырвать правду. Но мгновением позже трезво подумал: разве можно удивить эспера?

— Нет. Мы не умеем читать мысли, — ответил Йолиос. — Мы читаем запахи...

— Запахи? — О чем говорит этот чужак?

— Ты ведь знаешь, что мы всегда носим с собой мешочки с благовониями. Так вот, их носят не только ради удовольствия, но и для защиты. Мы чувствуем запах страха, опасности, гнева, тревоги — разных эмоций. Подумай — постоянно чуять все это. Поэтому мы окружаем себя защитными экранами из запахов.

— Но ты не учуял предательство Элис.

— Нет, ведь она чужая — и в гораздо большей степени, чем об этом говорит ее физический облик. Для меня она всегда была... рыбой! — Последнее слово он произнес так, словно в какой-то степени был виновен в том, что не сумел пробиться сквозь естественную защиту девушки. — А Грейсти так боялся, что этот страх заглушал остальное, поэтому и здесь я не считал предупреждение.

Но тебя я могу понять, твой вид не очень далек от моего. Мы оба млекопитающие, хотя далекие предки у нас разные. На одном из ваших торговых кораблей я видел животное под названием «кошка». Мне сказали, что это примитивный представитель моего вида. А у нас на Сарголе водилось животное — сейчас оно вымерло, — которое могло бы быть вашим предком. Ваши чувства не слишком отличны от наших, только иногда бывают очень сильными. Всякий из нас, кто покидает Саргол, пусть на короткое время, проходит специальную подготовку — так эспер создает защиту от толпы, иначе бремя читаемых одновременно мыслей множества людей сведет его с ума.

Да, я чувствую, что ты серьезно встревожен, — и не только тем, что тебя преследуют те, кто вряд ли желает тебе добра. Но если ты не поделишься своими страхами... — саларикиец сделал жест, соответствующий пожатию плечами у людей, — это только твой выбор.

Что, если они правы? Но это невозможно! Следует ли предупредить Йолиоса? На своей планете саларикиец может столкнуться с таким же обвинением. И, если будет предупрежден, сможет успешнее доказать, что он не андроид. Как Андас, намеренный использовать в качестве доказательства ключ.

Поэтому он рассказал саларикийцу о случившемся, о том, что в этом дворце правит лжеимператор Андас, и в том, что его единственный шанс доказать это — добраться до храма.

— Андроид, — задумчиво повторил Йолиос.

— Он лжет! Я человек. Я ем, чувствую боль, мне нужен сон...

— Что ты знаешь об андроидах? — перебил саларикиец. — Эта наука никогда не развивалась на Сарголе, но у меня такое впечатление, что они не такие, как роботы... которых мы тоже не любим. Разве не правда?

— Да, правда. Именно поэтому на большей части планет они давно запрещены. По нашим законам запрещено даже делать человекоподобных роботов. Толпы уничтожали первых андроидов, когда удавалось их отыскать. Люди боялись, что андроиды их заменят. Они похожи на людей, но не люди... Они бессмертны...

— Бессмертны? Но, кажется, этот император состарился самым обычным образом и ему сделали омолаживающую инъекцию.

— Так он говорит. Тот, кто обладает абсолютной властью, многое может утверждать, и никто не решится доказывать противное.

— Но для такого обмана нужны сообщники, например, врачи... и по меньшей мере одна женщина во внутреннем дворе, а может, и несколько, если считается, что у него есть дети. А тайна остается тайной только тогда, когда ее знает кто-то один. Едва ли ваши человеческие семьи сильно отличаются от наших. В моем клане то, что известно одной женщине, через день становится известно остальным женщинам, а через два дня — и мужчинам. Думаешь, два десятка людей здесь могут хранить такую тайну?

Андас обнаружил, что отрицательно мотает головой. Нет, слухи и сплетни всегда расходятся по Тройным Башням, иногда прокатываются мрачной разрушительной волной. О его отце шепотом передавали дикие слухи (он сам слышал такие рассказы) — только потому, что отец жил обособленно. И если можно так приукрасить и распространить вымысел, то что будет с поистине поразительными фактами?

Конечно, возможен хладнокровный ответ: те, кто знает, могут погибнуть от несчастного случая или внезапной болезни. Но устранить таким образом можно лишь определенное число, иначе пойдут те самые слухи, которых император хочет избежать. Приходилось признать, что этот Андас не сумел бы скрыть отчеты врачей.

А Йолиос безжалостно продолжал:

— Если он не может скрыть такие дела ложью, значит, говорит правду. И опять я спрошу: что ты знаешь об андроидах? Ты говоришь, к ним относились с отвращением, их запретили. Итак, мы имеем запрещенное научное направление. Но когда в прошлом такие запреты возымели действие? Можно ли удержать людей от исследований, направить их мысли в другое русло? Менгиане, о которых говорил Терпин, записи, найденные нами в тюрьме, — разве все это не напоминает тайную базу, где такие исследования были продолжены... и принесли неведомые нам плоды? Предположим, итогом стал андроид, которого невозможно отличить от обычного человека?

Логика, безжалостная логика! Приходилось согласиться с каждым словом. Менгиане были наследниками психократов, а психократы — людьми (или бесстрастными подобиями людей), которые, с чем были согласны абсолютно все, знали о человеческом теле и мозге больше любых ученых. Их деспотические эксперименты охватывали такое множество областей, что и сегодня, через полвека после того, как в Девятом и Десятом секторах люди восстали против их ярма, постоянно обнаруживаются все новые подробности их планов. Да, с ресурсами и знаниями психократов, получив неограниченные возможности исследований, можно было создать андроида, какого не знала человеческая история.

— Если мы такие... — начал Андас.

— ...узнаем ли мы когда-нибудь об этом? — продолжил его мысль Йолиос. — Не сомневаюсь, что где-то на Сарголе или в торговой миссии на какой-нибудь планете действует мой двойник — точно как я в то последнее время, какое могу вспомнить. Ты говоришь, у тебя есть то, что может стать доказательством, если ты доберешься в нужное место. Я хотел бы присутствовать, поскольку это может отразиться и на моих планах на будущее. Но ты уверен, что можешь добраться до замка? Представляешь себе, где мы сейчас?

Андаса не удивил этот вопрос. Они между тем шли не останавливаясь; тусклый свет фонарика время от времени выхватывал из тьмы боковые ходы. Принц не мог бы сказать, сколько времени уже провел в лабиринте.

Он проголодался, и, хуже того, его мучила жажда. Сама мысль о воде заставляла проводить сухим языком по пересохшим губам. Необходимо было поскорее отыскать убежище, пищу и воду. А он знал только общее направление, в котором они двигались после того, как он покинул колодец. Конечно, они не шли обратно ко Двору Семи Драков, а шагали окольными путями по ходам, тем, что, если пройти по ним до конца, приводили к единственному месту, которое он мог назвать домом, — к отцовскому павильону.

— Я знаю довольно, чтобы добраться... — начал он и замолчал, вдруг осознав опасность своего плана. Преследователи знали, кто он. Если так — и если лжеимператору достались все его воспоминания, — какое место покажется им самым подходящим для западни? Нет, туда идти нельзя. Но куда?

— Куда добраться? — спросил саларикиец.

Андас вздохнул.

— Боюсь, не туда, куда мы направлялись. Там нас могут ждать. Есть лишь одно место...

Он старался не думать о нем месте, но не мог. Только самый отчаянный и безрассудный человек пошел бы туда. Но он и в самом деле был в отчаянном положении. А когда все дороги, кроме одной, перекрыты, ты будешь драться, как загнанный в угол зверь, или пойдешь этой дорогой. Он знал, что произойдет, если он попробует дать бой. Его изжарят огнем из бластеров, снимут с обожженного тела ключ, и никто не узнает, кем он был на самом деле. Но другая возможность...

— Ты сейчас боишься, очень боишься.

Андас поморщился. Итак, саларикиец почуял запах страха. Что ж, если бы этот мохнатый чужак знал столько же, сколько Андас, он и сам испугался бы. Но это был его единственный шанс, и, если после его исчезновения Иньянга не изменилась самым коренным образом, лжеимператору будет очень трудно послать туда кого-то за ним.

— Есть одно место, куда можно пойти, — медленно проговорил Андас, а потом решил рассказать все, поверит ему собеседник или нет. Тому, кто не знал историю Иньянги, его рассказ мог показаться примитивным суеверием.

— Место, Откуда Нет Возврата.

— Очень ободряющее название.

— Ну, так бывает не всегда. Но с самых первых записей о строительстве Тройных Башен попадаются сообщения об исчезновениях в этом месте. Иногда — в первые годы — таких исчезновений бывало четыре-пять за год, потом долгое время любой мог зайти туда и вернуться без всякого вреда для себя. Эта проблема вызвала большую озабоченность, ведь по соседству располагались казармы, а в них много солдат на дежурстве. Близ этого места находились старые северные ворота.

Не имело значения, кем был исчезнувший. Иногда простой солдат, дважды пропадали офицеры высоких рангов, а потом исчез принц Акос. На глазах у свидетелей! Пять человек, в их числе его телохранитель и два генерала, видели, как он спешился и пошел через внутренний двор. Они его видели — и вдруг он исчез!

— Полагаю, его искали.

Андас снова провел кончиком языка по губам.

— Искали так, что перевернули вверх дном все Тройные Башни. Даже в таких закоулках, куда годами никто не заглядывал. На третью ночь услышали, как он зовет...

— Зовет?

— Да, близ того места, где исчез принц Акос. Призыв был слабый и как будто доносился откуда-то издалека. Привели императора, чтобы он послушал, и принцессу Амику, жену Акоса. Позже, когда делались окончательные записи, оба они у алтаря Акмеду поклялись, что слышали голос принца. Он звал на протяжении двух часов, причем голос его все больше слабел. Принц призывал людей — все это слышали, — тех, кто присутствовал при его исчезновении, а под конец призывал свою жену. Наконец голос принца затих, и больше его никогда не слышали, хотя император еще и Два года спустя держал там постоянный караул.

— Когда это произошло?

— Около двухсот лет назад. Тогда император приказал изучить все древние записи и сосчитать, сколько было таких исчезновений. Оказалось, почти пятьдесят — к общему изумлению, ведь раньше никому не приходило в голову их сосчитать. А когда за два года ничего не услышали и никого не нашли, император запретил посещать эту часть дворца. Северные ворота закрыли и построили новые. В эту часть вообще можно теперь попасть только таким путем. Не думаю, чтобы стража пошла туда за нами.

— А ты там бывал?

— Один раз, с отцом. Есть потайной ход, который заканчивается во внутреннем дворе старых казарм. Он ведет к помещениям командира. Мы стояли там у окна и смотрели на двор, где исчез принц. Должно быть, стена, которой он был обнесен, пострадала от бури, потому что по всему двору валялись камни, почти скрывавшие мостовую.

— Какие объяснения привели те, кто видел, как исчез принц, и слышал его голос?

— Невежи говорили о ночных демонах и колдовстве. Император созвал ученых. По мнению отца, лишь одно объяснение имело смысл. Существует другой мир, в другой плоскости существования, и время от времени между этим миром и тем возникает зазор, через который может пройти человек. С тех пор я постоянно прислушивался к рассказам путешественников с других планет и слышал о подобных случаях. Говорят об альтернативных временных потоках, о слоях параллельных миров, в которых ход истории был иным. Говорят, такие миры могут существовать слоями бок о бок, и человек, знающий способ переходить из одного мира в другой, может перемещаться не вперед и не назад во времени, но поперек.

— Весьма любопытное предположение. И после того, как император закрыл доступ к этому месту, его никто не исследовал?

— Нет. Именно поэтому там мы будем в безопасности. И, если некоторое время не появимся, могут поверить, что мы тоже попали в невидимую ловушку.

— Но могут и предполагать, что не попали! А это опасное место — во внутреннем дворе? И если не подходить к нему, мы в безопасности?

— Да. — Обычный здравый смысл. Настроение Андаса улучшалось. Они могут находиться на краю опасности и избежать ее. Он вспомнил пустые казармы, которые видел в свое первое посещение. За ними есть даже небольшой сад, примыкающий к помещениям командира. А в нем источник и пруд. Вода... у них будет вода... и еще там могут расти дикие плоды...

Он пошел быстрее, но впереди их ждал трудный переход. Прежде всего предстояло преодолеть опасную часть дорог, проходивших в непосредственной близости от старых жилых помещений, потому что только оттуда можно было прийти к Месту, Откуда Нет Возврата. Они шли кружным путем, и время тянулось медленно. А когда добрались до помещения с каменными стенами, в которые углублялись четыре хода, Йолиос вдруг притронулся к плечу принца. Приблизив губы к его уху, саларикиец свистящим шепотом произнес:

— Здесь кто-то есть. Дурной запах... — Его широкая голова повернулась вправо, потом влево. Саларикиец принюхался. Там! — Он показал когтем на левый проход.

— Можешь определить, далеко ли он? — тоже шепотом спросил Андас. Этот проход быстро переходил в лестницу к садовому домику, где его отец часто наслаждался ночным цветением квикситы.

— Запах не очень сильный.

Значит, подумал Андас, можно надеяться, что засада не в самом проходе, а там, где ничего не подозревающая добыча внезапно оказывается в помещениях наверху. Но он туда не пойдет. Ему нужен другой коридор. И он указал на проход прямо перед собой.

Путь оказался нелегким. Ход так круто уходил вниз, что им пришлось цепляться за камни в стенах в поисках опоры. Добравшись до конца этого спуска, они оказались под дном озера, о чем говорили ручейки на стенах. Проход сузился, он шел параллельно туннелю, по которому в дождливые периоды сбрасывали озерную воду. Пол покрывала слизь, в которой ползали и размножались твари, никогда не видевшие дневного света; от слизи исходило зловоние.

Услышав кашель Йолиоса, Андас подумал, насколько труднее переносить этот смрад чужаку с его тонким обонянием. Впрочем, «слизистый» участок быстро остался позади.

Преодолев три ступени вверх, они оказались в другом коридоре, удивительно сухом. Одна его стена представляла собой решетку из металлических прутьев, укрепленных в камне, с узкими щелями между ними.

— Что за решеткой?

— Винный погреб — вернее, был винный погреб, когда Хрустальный павильон давал приют императорским вдовам. Нам повезло — этот район расположен близ старых северных ворот.

— Винный погреб. Жаль, что мы не можем попробовать то, что здесь хранилось. У меня пересохло в горле.

— Возле старых казарм есть сад с источником, — пообещал Андас, вложив в слова больше уверенности, чем чувствовал. За минувшие годы могло произойти много перемен, и его по-прежнему пугала мысль о том, как давно он проходил этим путем, хотя, по его собственному представлению, прошло не больше десяти лет. Но Абена сказала, что сорок пять. Неужели правда?

Они снова начали подниматься. Андас считал ступени.

Опять они оказались в проходе с потайными глазками. Значит, была причина подглядывать за обитателями.

— Куда мы идем? — спросил Йолиос, когда они начали второй подъем.

— На крышу. Теперь нам нужны верхние пути. Подземный туннель закрыт.

Крыша — опасное место, если там расставлены стражники с антигравитационными поясами. Но другого пути у беглецов не было.

10

Они оказались на узком каменном мостике, испачканном пометом многих поколений птиц; здесь в щелях между камня -,ми росли колючие кустики. Выход был проделан в каменной стене дымовой трубы; им нужно было пройти по этому мостику, спуститься на карнизы и по ним перебраться на соседнюю крышу. Так, по крайней мере, рассчитывал Андас.

В потайных ходах он потерял всякое представление о времени суток. Сейчас вечерело. Позади в небе еще не погасли солнечные лучи, света для трудного перехода было достаточно.

Что-то хрустнуло под ногой; посмотрев вниз, Андас увидел груду расколотых птичьих костей. На мху и среди растений не было никаких следов, кроме птичьих, но принц старался идти как можно быстрее, и саларикиец без труда следовал за ним.

Они спустились на карнизы. Андас ожидал, что в любую минуту их может заметить снизу кто-нибудь из стражников. Казалось невероятным, что их до сих пор не обнаружили, хотя, возможно, самозваный император, зная, что есть у Анда-са, разместил свои западни ближе к его цели. Если ключ пропадет, последствия для империи будут ужасны.

Спустившись на карнизы, принц пришел в отчаяние. Когда он проходил тут в прошлый раз, у отца были с собой различные приспособления, обеспечивавшие безопасность его необычных исследований. Они с отцом выпускали короткие магнитные стрелы с привязанными к ним тросами; к этим тросам привязывались они сами, прежде чем начинать переход. Но теперь у него ничего не было, приходилось рассчитывать только на свои мышцы.

— Нам туда? — Йолиос показал на соседнюю крышу, расположенную чуть ниже.

— Если получится. — Андас признался, что боится. — Я проходил здесь всего один раз, и мы пользовались специальным снаряжением.

Саларикиец присел, подобрав под себя ноги. Его поза могла показаться неловкой. Потом с необычайной точностью и проворством прыгнул — и благополучно приземлился на соседнюю крышу. Андас только ахнул.

А Йолиос повернулся, и в меркнувшем свете в его полуоткрытом рту стали видны боковые клыки. В меркнувшем свете... Андас понял, что надо перебираться немедленно, иначе в темноте он не сможет прыгнуть.

— Живей! — В шипящем призыве саларикийца слышалось нетерпение, словно он не видел ничего необычного в таком прыжке и не понимал, отчего его спутник медлит.

Собравшись с духом, Андас отошел назад как можно дальше. И, не давая себе передумать, разбежался и прыгнул, вытянув руки вперед.

В его комбинезон вцепились когти, и принц мгновенно понял, что, если бы не Йолиос, он упал бы. Но саларикиец ухватил его и оттащил от края. Андас так дрожал, что не сразу смог продолжить путь.

Но Йолиос не дал ему отдохнуть.

— Куда теперь?

Позже Андас понял, что и тут Йолиос поступил разумно.

Он оперся рукой о парапет крыши и постарался забыть тошнотворную пустоту в голове, изучая окрестности в поисках знакомых ориентиров. Они стояли на крыше дворца Али-киаса. Здесь нет внутренних потайных ходов. Чтобы снова вернуться в темные переходы и спуститься на землю, придется пользоваться обычными лестницами.

Они отыскали выход с крыши. Несколько тревожных мгновений ушло на то, чтобы открыть дверь. Время укрыло ее пылью, словно одеялом. К тому времени как они оказались на узкой внутренней лестнице, снаружи уже стемнело. Андас перестал дрожать и сосредоточился на том, что ждет впереди, а не на прошлом. Он был уверен, что они — по крайней мере на время — сбили преследователей со следа.

Даже если у них с императором общая память, тот не умеет читать мысли и не знает, в какую сторону двинется Андас. На самом деле они были сейчас так далеко от храма, что никто бы и не подумал искать их тут. Принц надеялся, что мнимый Андас и те, кто выполняет его приказы, решат, что он попытается поскорее добраться до храма. И именно там расставят свои самые надежные ловушки.

Чем дольше они здесь задержатся, тем меньше шансов на успех. Однако усталый мозг Андаса не видел иных возможностей.

Он устал. Усталость тяжелым покровом пригибала его к земле, именно тогда, когда ему особенно нужна была острота мышления и рефлексов. Если они сумеют добраться до запретного двора, он сможет отдохнуть. Он сказал об этом, и Йолиос ответил голосом, напоминавшим мурлыканье в темноте.

— Верно, мы сделаны не из металла, как роботы. И если мы андроиды, то, кажется, унаследовали слабости своих прототипов.

В старом дворце пахло пылью и животными, словно его давно покинутые покои превратились в логова. Но они не стали осматривать эти этажи и использовали свет фонарика, чтобы попасть на первый этаж, где память подсказала Андасу — есть еще один вход в потайные коридоры.

Он прибавил шагу. Необходимо было найти безопасное место, где можно отдохнуть, напиться, а то и найти нечто пригодное для наполнения желудка. Проход шел прямо, без боковых ответвлений, пока не привел их к новой, очень узкой лестнице. Они начали подъем. Лестница оказалась короткой, они миновали примерно два этажа. Затем Андас вставил пальцы в определенные углубления, вначале выдув из них пыль, и нажал. И они с Йолиосом наконец вышли в личные покои Начальника стражи старых северных ворот.

В окнах сохранились стекла, но такие грязные — их не Мыли много лет, — что сквозь них в темноте ничего нельзя было разглядеть. Были и внутренние ставни, и хотя их дорожки проржавели, Андас и Йолиос колотили по створкам, пока не вогнали их на место и не закрыли окна. Только тогда Андас включил фонарик на полную мощность и огляделся.

У стены стояла кровать, вернее, ее рама, такая массивная, что в одиночку не передвинуть. На полу темнели их отпечатки и следы множества мелких тварей, заселивших покинутые казармы. Больше ничего.

— Ты упоминал о воде... — сказал Йолиос.

— Там сад. — Йолиос повернул голову к западной стене, как будто мог посмотреть сквозь нее. — Когда мы приходили сюда в прошлый раз, там бил источник. Возможно, мы даже найдем спелые плоды. Кусты локвата могут много лет расти без ухода.

— Предлагаю проверить, существует ли то и другое — и немедленно.

Но теперь, когда он добрался до комнаты со ставнями, Ан-дасу не хотелось покидать ее. Как будто за этими стенами его подстерегала опасность, от которой он бежал. Только потребности организма заставили подавить это предчувствие надвигающейся опасности.

Под комнатами командира помещались большие залы, где не осталось никаких свидетельств того, что когда-то здесь жили отряды стражи. Миновав эти помещения, они вышли на открытое пространство между казармами и внутренней стеной и из затхлого воздуха брошенного здания попали в умопомрачительное благоухание. Здесь по земле тянулись толстые стебли вьющихся растений, чрезвычайно выносливых и цепких, которые заплели все кусты и деревья, превратив их в скелеты, годные лишь в качестве опоры этой злой роскоши.

На стеблях росли огромные белые цветы; они буквально взрывались, подобные в своем росте огню из бластеров. Вся земля была покрыта толстым слоем гниющих остатков прошлых цветений. Поистине это был локват. Андас вздрогнул. Эти растения впервые предстали перед ним в диком виде.

Под гроздьями цветов виднелись и плоды — мельче тех, какие он знал, словно вся сила растения ушла в цвет. Но плоды были спелые и годились бы в пишу. Поесть они смогут, а вот пробиться сквозь эту густую чащу и найти воду?.. Андас понятия не имел, в какой стороне искать, и сомневался, что удастся обойтись без ножа, которым можно прорубить дорогу.

— Вода? Я ее найду! — Йолиос полной грудью вдыхал аромат, словно тот, слишком сильный для Андаса, на саларикий-ца действовал так же благотворно, как еда и питье.

— Сюда. — Он сказал это так уверенно, что Андас без вопросов пошел за ним.

Йолиос не стал рвать стебли, как сделал бы Андас. Напротив, он мягко раздвигал их, протискивался и часто оборачивался, придерживая растения, чтобы дать пройти принцу. Ему словно не нравилась сама мысль о жестоком обращении с растительностью.

Живая завеса была такой плотной, что они потеряли из виду казармы, когда наконец отыскали источник. Когда-то вода из ключа текла по трубе в бассейн, но его чашу давно разорвали корни вьюнка, и теперь вода собиралась в нескольких мелких углублениях, перетекала из одного в другое и дальше в ручей.

Вода была хороша — Андас не сознавал, до чего хороша, пока не принялся снова и снова погружать руки в одно из углублений и подносить полные воды пригоршни, с которых капало, ко рту. В старину он пил вина из лучших императорских запасов, но и они не могли сравниться с этой водой.

В саду стоял неумолкающий гул: шуршали растения под ветром, гудели насекомые, журчала вода. Но Андас слышал и восторженное бульканье — это его спутник наравне с ним наслаждался роскошью питья.

Принц проглотил две терпко-сладкие (с диких лоз скорее терпкие, чем сладкие) ягоды локвата и только тогда задумался о серьезной проблеме, которая могла возникнуть у саларикийца. Хотя саларикийцы были всеядны, их вкусы скорее были вкусами хищников. Но не это представляло главную трудность. Мог ли саларикиец благополучно усваивать местную пищу? Все, кто летал с планеты на планету, получали специальные иммуностимулирующие инъекции. Но это не значит, что инопланетяне могли безопасно употреблять чуждую пищу — для них она может оказаться смертельным ядом.

Андас, держа в руках ветку с плодами, посмотрел на Йо-лиоса: в полутьме тот казался тенью; саларикиец все еще погружал руки в воду.

— Может, тебе это нельзя.

— Есть только один способ проверить. А если перед тобой пища, не стоит умирать с голоду, — спокойно ответил тот. — Я понял тебя, принц.

Послышалось шуршание листвы, и Андас догадался, что саларикиец собирает плоды.

— Довольно вкусно, — немного погодя сказал он, — хотя это, конечно, не гарантирует безопасности. Во многих ловушках мы находим приятную приманку. Я предпочел бы жирную ногу ксара, но нельзя отворачиваться от того, что посылают тебе Первые Предки. Поэтому я поем.

Однако Андас за едой все время прислушивался. Не попал ли саларикиец в ловушку с приятной приманкой, как он выразился?

— Это, конечно, еда, но не слишком сытная, — заметил наконец инопланетник. — Однако нужно быть благодарным и за такую малость. То, что у нас есть еда и питье, — еще одна большая удача, и нужно отблагодарить Первых Предков, чтобы не быть у них в долгу.

Вставая, Андас почувствовал головокружение. Возможно, оно было вызвано недосыпанием и усталостью, но ему казалось, что виноват цветочный запах. Ему внезапно захотелось уйти из сада. И он сказал об этом так резко и неожиданно, что, должно быть, удивил Йолиоса, потому что тот спросил:

— Какую опасность ты здесь чувствуешь, принц?

— Цветы... запах... мне нужен свежий воздух! — Он пошатнулся и упал бы, если бы саларикиец его не поддержал. В конце концов Йолиосу пришлось чуть ли не унести Андаса из роскошной растительности в безжизненную пустоту казарм. Здесь принц вдохнул так же глубоко и радостно, как саларикиец, когда впервые почувствовал цветочный аромат.

— С тобой все в порядке? — Андас слышал Йолиоса, но не видел его. Луны не было, но масса белых цветов в саду словно бы светилась.

Он высвободился от Йолиоса, стыдясь того, что цветы, пусть даже в таком количестве, могли так его ослабить.

— Да. Мы можем отдохнуть наверху — в комнатах командира. — В месте с такой дурной славой ему хотелось быть поближе к знакомому выходу.

— Отдыхай. — Йолиос направился обратно к двери. — Для меня этот запах все равно что мясо и выпивка. Вернусь, когда насыщусь.

Андас чересчур устал, чтобы спорить. В конце концов, он ведь предупредил своего спутника. Если Йолиос, зная об опасности, хочет еще дышать цветочным запахом в разросшемся саду, пусть.

Сам принц поднялся на второй этаж. От кровати сохранилась только пустая рама. Он мог бы принести со двора травы и ветвей, чтобы не так жестко было лежать на полу. Но хватит с него локвата. Со вздохом он вытянулся на твердой поверхности и закрыл глаза.

Тьма — только маленький красный огонек влечет его. Не зная зачем, чувствуя только, что должен, Андас пошел на огонек. Тот мгновенно стал большим, как будто принц в один шаг преодолел значительное расстояние. Это был костер, его пляшущие языки служили единственным источником освещения мрачной картины.

Костер горел не в очаге, а посреди комнаты, комната же представляла собой не обычные четыре стены и нетронутую крышу над головой: вздымающиеся и опадающие языки пламени освещали неровную дыру в стене, больше любого окна. Когда костер разгорался ярче, принц мог видеть, что и крыша сохранилась лишь частично. Очень слабая защита от густого тумана, какой на Иньянге не редкость перед наступлением зимы.

Костром занималась женщина: время от времени она подползала на четвереньках и осторожно бросала в огонь грубо нарубленные поленья, беря их из скромного запаса. На тренировках в Паве Андаса обучили этой технике выживания, хотя, судя по внешности, женщина не тренировалась, а выживала здесь.

О том, что это женщина, можно было судить только по волосам: они были заплетены во множество косичек и плотно охватывали голову; тело скрывала грубая бесформенная одежда, из которой торчали руки и ноги, худые и тонкие, как ветки, которые она подкладывала в костер. Лицо было таким худым, каким только может быть у живого человека. Если бы не глаза, ее вполне можно было бы принять за живого мертвеца из старинных легенд.

Женщина подбросила в костер дров. Огонь разгорелся, и стал виден другой участник этой сцены. Он сидел за костром, опираясь спиной о стену, лицом к Анадасу. Что-то в его позе, в том, как были вытянуты ноги под рваным покрывалом, говорило принцу, что этот человек не может ходить.

На коленях у незнакомца лежала... голосовая арфа? В тусклом свете Андас не мог разглядеть отчетливо, да и женщина то и дело оказывалась между ними. Действительно немного похоже на этот элегантный и дорогой старинный музыкальный инструмент, только с одного конца расходятся веером несколько тонких стержней. Эти стержни переплетены проводами и действительно превращаются в сверкающий на свету веер.

Но человек не играл. В одной руке он крепко сжимал огарок свечи; свеча горела неярко, и ее приходилось очень близко подносить ко второй руке, чтобы видеть, что в ней.

То, во что с таким напряжением вглядывался этот человек, было книгой — не лентой для чтения, какие использовались веками, но древней книгой со страницами, которые требовалось переворачивать вручную, с напечатанными на них словами. Андасу доводилось видеть книги. Антиквариат, на аукционах за него дорого платили. В Тройных Башнях среди сокровищ, собранных в прошлом любителями-императорами, хранились и с полдесятка книг. Но их высоко ценили и держали в закрытых футлярах.

Переплет у тома, который держал в руках человек в развалинах, был как будто бы из тонких деревянных досок, страницы толстые, словно пластиковые, но пожелтевшие и истрепанные по краям. Принц перевел удивленный взгляд с этой древней книги на лицо того, кто ее держал, и...

Он вскрикнул, или этот звук раздался только в его сознании? По крайней мере ни читатель, ни женщина-призрак, поддерживавшая костер, не вздрогнули и не оглянулись, чтобы увидеть его. Но ведь лицо человека, худое, с полузажившим шрамом на виске, — его собственное лицо!

Должно быть, приснилось, но ощущение реальности, какого Андас никогда раньше не испытывал во сне. Может, правда то, чему учили жрецы полузабытого культа Каиссе? Что человек проживает множество жизней? И некоторым позволено увидеть свои другие воплощения? Что поступки человека при жизни, дурные и хорошие, влияют на его следующую жизнь? Если так, то не смотрит ли он на самого себя в далеком прошлом?

Он видел, как шевелятся губы другого Андаса, но не слышал ни звука. Читатель, должно быть, что-то сказал женщине, потому что она отошла от костра, склонилась к раненому, взяла в руку горящий конус и поднесла ближе к странице, а человек положил освободившуюся правую руку на струны арфы.

Пальцы его задвигались, нажали... раз, два, три... Андас по-прежнему не слышал ни звука. Скорее ощутил дрожь воздуха. И закричал, когда эта дрожь сомкнулась вокруг него, точно сеть, и потащила к огню, несмотря на его сопротивление.

Пальцы снова шевельнулись, сеть стянулась плотнее. Теперь Андас услышал и звуки, очень слабые и далекие. Но они отдавались в его голове, и это была мука, от которой не было избавленья. Читатель поднял голову от книги и посмотрел прямо на Андаса. Принц увидел, как округлились глаза на этом худом измученном лице. Очевидно, его увидели.

Женщина вздрогнула и выронила свечу. И Андас услышал новый звук — тонкий отчаянный крик.

Но он уже освободился от сети, сплетенной арфой. И яростно отпрянул в поисках темноты за пределами этого освещенного костром пространства, подальше от человека с его лицом.

Он открыл глаза. На мгновение ему стало страшно: вдруг он опять увидит костер и поймет, что он пленник человека с арфой? Но острый запах пыли и тишина подсказали ему, что он в безопасности (если, конечно, его нынешнее положение можно было назвать безопасным) в квартире командира стражи.

Был ли это сон? Андас попытался сравнить его с другими своими снами. Но большинство его сновидений были мимолетны, и, проснувшись, он не мог вспомнить подробностей. Этот сон был совсем другим: вопреки рассудку инстинкт и чувства говорили, что где-то или когда-то картина, которую он видел, была реальна. Возможно, усталость, голод, жажда и цветочный аромат открыли неведомую часть его памяти и он увидел собственное далекое прошлое. Но в таком случае...

Андас сел и глубоко вздохнул — вначале с удивлением, потом с облегчением. Если он действительно видел это, если может, как учили жрецы Каиссе, помнить свою прошлую жизнь, это доказывает, что не андроид!

В ходе какого-то эксперимента его могли наделить памятью человека, которого он должен был напоминать. Но он не видел, как можно при этом передать и скрытое в подсознании знание событий прошлой жизни человека. Если бы он верил в культ Каиссе, то отринул бы сомнения. А так ему оставалось только надеяться.

Присутствие во сне книги — несомненное свидетельство того, что это происходило в глубокой древности. Книги — сокровища. Ими никогда не пользуются так, как тот незнакомец. И арфа — отчасти она похожа на ту, на которой учили играть его самого, это одна из привилегий его статуса, — но сама арфа все же иная. Прошлое... он видел прошлое...

Может, это потому, что у него ключ? Он слышал о нем много легенд, хотя большинство представителей королевского рода не верит в эти старинные легенды. Но этот талисман окружала аура силы, его почитали поколение за поколением, а многолетнее поклонение отпечатывается на таких предметах, они хранят тень сил, которые представляют.

Андас провел рукой по груди в поисках ключа. Но наткнулся на другую вещь — на кольцо. И отдернул пальцы, словно их лизнуло пламя костра, который он видел во сне. Да, это предмет силы — силы, о которой он забыл, иначе не держал бы кольцо у себя так долго. Его нужно уничтожить, хотя сейчас это невозможно. Если спрятать его где-нибудь здесь, в развалинах, оно по-прежнему будет привлекать того, на кого настроено. Люди могут сомневаться в силе ключа, если используют его не по назначению. Но существует чересчур много доказательств силы такого кольца. Его долг — уничтожить кольцо. К счастью, доставив ключ в нужное место, он сможет заняться и этим.

Андас снова лег на камни, но спать ему расхотелось. Он начал одну за другой припоминать подробности сна, и они, вместо того чтобы расплываться, как обычное сновидение, становились все более отчетливыми; он сумел вспомнить то, на что вначале не обратил внимания, например, повязку на груди незнакомца, которая показалась, когда от движения его руки слегка распахнулась одежда. На повязке темнело пятно засохшей крови.

Итак, не только голод и холод вызвали темные круги под глазами незнакомца. Теперь, когда у Андаса появилась возможность сосредоточиться, он понял, что этот человек был серьезно ранен.

Что за развалины так плохо укрывали тех двоих, он не знал.

Определенно не знакомые ему Тройные Башни. Он видел съемки военных сцен, и сон напомнил ему лагерь беженцев. Только война приводит людей к таким бедствиям.

Иньянга знала множество войн, этого он отрицать не мог, хотя чаще всего в них участвовали претенденты на трон и их сторонники; такая война очень редко охватывала всю страну. Один из законов, принятых Акмеду, гласил, что при спорах, которые должны разрешаться кровью, спорщики обязаны удалиться в Красную пустыню. И действовал этот закон отлично. Однако последнюю войну таким образом вели несколько десятилетий назад. Он сам из Пава отправился в Красную пустыню — и там не было ничего похожего на сцену, свидетелем чему он стал.

— Принц!

Оторвавшись от своих размышлений, Андас поднялся. Тело затекло на жестком ложе, и он негромко вскрикнул от боли в мышцах.

— Да? — Ему не нужно было спрашивать, кто идет. Вошедшего сопровождал такой сильный запах цветов локвата, что саларикиец, должно быть, катался на одеяле из лунно-белых лепестков.

11

— Здесь вершится рок!

Для Андаса эти слова не имели смысла, но он распознал в голосе саларикийца сильное чувство. Йолиос ворчал, как всякий раз, когда испытывал гнев.

Несмотря на то, что они закрыли окна ставнями, Андас различал во мраке темную фигуру. Он включил фонарик и направил луч на саларикийца. Тот смотрел в окно, выходившее на смертельно опасное Место, Откуда Нет Возврата.

При свете фонарика принц увидел, что шерсть на руках и спине Йолиоса стоит дыбом. Волосы не прилегали к голове, как обычно, а торчали, уши были прижаты. Саларикиец повернул голову и через плечо посмотрел на Андаса.

— Тут разит роком! — снова проворчал он.

— Роком?

— Да, роком, тем, что выпадает во время Скрытой луны на долю тех, кто увлекается барабанным разговором и работой клыков. — Его слова по-прежнему казались бессмыслицей. — Можешь называть его как хочешь, но здесь бьет барабан смерти, здесь оружие крадет жизнь людей, здесь невидимые отбирают дыхание. — Он повернулся и посмотрел прямо в лицо Андасу, оскалив клыки; глаза его сверкали так, как не могут блестеть у человека. — Что ты здесь делал, принц?

Вопреки своему желанию, словно подозрения спутника заставляли его говорить, Андас ответил:

— Ничего. Я видел сон.

— Видел сон? Какое же это «ничего»! Сны бывают истинные и ложные. Одни посылаются нам в предупреждение, другие — как заклинание. Ты сказал, что это дурное место и его избегают. Атеперь ты видел сон. И в этих стенах пахнет роком. А ты говоришь — ничего!

Чем больше говорил саларикиец, тем отчетливее Андас видел, что чужак сильно встревожен и что их хорошие отношения под угрозой. Его собственная тревога тоже росла. Он не выбирал Йолиоса своим спутником в этом необыкновенном приключении. Так вышло случайно. Однако теперь он понял, что не хотел бы терять то общее, что связало его с этим воином другой расы, с другой планеты.

— Но я не виноват, — сказал он, надеясь, что говорит достаточно убедительно. — Я лег спать, и мне приснился сон...

— Какой? — Йолиос отчасти расслабился. Очевидно, поверил Андасу.

Принц рассказал, но не мог понять, разобрался ли саларикиец в услышанном. Он долго ждал, пока Йолиос не заговорил.

— У этого человека было твое лицо?

— Но со шрамом, — сознался Андас.

— А то место ты не знаешь?

— Было слишком темно, чтобы все разглядеть, но я уверен, что никогда его не видел.

— А женщину?

— Клянусь, насколько мне известно, и ее я никогда не видел, хотя она моей расы. Может, из кочевников пустыни.

Поведение Йолиоса чуть заметно изменилось, и Андас внутренне успокоился, уверившись, что больше не вызывает подозрений. И решился в свою очередь задать вопрос.

— А что это за рок, о котором ты говорил?

— У каждой расы свои верования в неощутимые силы — в «магию». И есть свои адепты. Я видел барабанщика смерти... — Йолиос замолчал, как будто эти воспоминания ему не хотелось воскрешать. — Как и другие ощущения, это тоже было связано с запахом. У моего племени обоняние может заменить другие чувства. А это был отвратительный запах. Когда я вошел, он был совсем свежий и сильный. Думаю, твой сон не простой, а вещий. Кто-то хочет что-то тебе передать. Еще ты сказал, что сеть тянула тебя к тому, кто ее сплел. То, что коснулось тебя... — Йолиос нахмурился. — Нет, здесь и сейчас я не назову этого имени. Произнося это имя, можно разбудить неведомые силы, когда меньше всего этого ждешь. — Андас видел, как широко раздулись ноздри чужака, словно тот проверял затхлый, пыльный воздух комнаты.

— Теперь он развеялся. Копье, нацеленное в тебя, пролетело мимо. Но я не стал бы надолго задерживаться здесь.

— Единственный выход отсюда — дверь в той стене. Насколько мне известно, других нет. — Слова Йолиоса его почти убедили, однако покидать безопасность, пусть ограниченную, потайных ходов ему не хотелось.

— Тогда позволь мне принять меры предосторожности, известные моему народу. Я установлю защиту! — Это была не просьба, а требование.

И, не успел Андас возразить, как Йолиос повернулся, когтями подцепил закрытые ими с Андасом ставни и распахнул их. Принц хотел остановить его:

— Нет! Нас могут увидеть!

— Кто? Ты сам сказал, что этого места все сторонятся. У нас не горит свет — не будет, если ты выключишь фонарик; пусть даже стражники решат пролететь над нами, они ничего не заметят. Говорю тебе, эту комнату обязательно надо защитить, или мы в ней не останемся!

Он говорил с такой убежденностью, что Андас покорился. Но помогать не стал. Наконец все окна были не только освобождены от ставней, но и открыты в ночь. Тогда при лунном свете саларикиец вернулся к двери, где оставил большую груду веток, цветов и листьев. Он словно оборвал весь сад.

Наклонившись, он выбрал несколько цветов, все еще белых как воск, хотя на нежных лепестках уже появились темные пятна. Эти цветы он принялся в определенном порядке раскладывать на подоконниках. А когда закончил, поднял руки к лунному свету, сгибая и разгибая пальцы, будто собирал лунное сияние.

Потом повернул руки ладонями вниз, растопырил пальцы и заговорил на мурлычащем языке своего племени, словно произнося ритуальную формулу. Это он проделал у каждого окна. Затем отступил, так что лицо его скрылось в тени. А когда заговорил, в голосе не было тревоги.

— Это могущественное заклинание моего народа. Если у тебя есть свое, можешь добавить...

Андас покачал головой, но тут же сообразил, что саларикиец его не видит.

— Мы не верим в заклинания. — Но свой отказ он смягчил умиротворяющим тоном. У каждого вида свои средства. А что говорил Йолиос о талисмане? У него есть ключ — хотя он всего лишь символ.

Мысль о ключе напомнила о кольце. А что, если оно — средоточие зла? Может, попробовать избавиться от него, пусть на время? Но он решил уничтожить кольцо, а если спрячет его сейчас, то не уверен, что сможет снова отыскать.

Йолиос разложил листья на полу. Готовит постель, подумал Андас. Снова сильно запахло цветами, закружилась голова. Его клонило ко сну, снова захотелось спать. Все та же усталость, которая заставила его лечь прямо на пол, навалилась на принца. Нельзя спать! Может вернуться сновидение, притянуть его...

Он словно раздвоился. Один Андас смотрел, как другой готов сдаться, свернуться рядом с Йолиосом на ароматном ложе из цветов и листьев. Он пытался сопротивляться и проиграл.

Лунный свет белыми полосами падал из окон на пол. В этом свете была видна фигура Йолиоса — саларикиец лежал свернувшись, положив голову на руку. Дышит он ровно и спокойно. Луна яркая, словно осколок льда. Очень холодно...

Андас постоял в лунном свете. Подошел к окну и выглянул наружу и вниз. Он больше не боялся, напротив, в нем нарастало возбуждение, напряжение, какое ощущают перед битвой или испытанием.

Подоконник по-прежнему украшал рисунок из цветов, старательно выложенный Йолиосом. Андас беззвучно рассмеялся. Неужели мохнатый варвар верит, что эта глупость отпугнет то, что подстерегает их здесь? Он рукой смахнул цветы. Потом, опираясь обеими руками на подоконник, посмотрел вниз.

Двор был усыпан обломками разрушенной стены. Камни покрывали его не целиком; они даже не касались самой важной его части. Но время еще не пришло, его разбудило лишь предостережение.

Он смотрел и ждал без страха или удивления; только все труднее становилось сдерживать волнение. Трудно было стоять неподвижно, молча, не бежать вниз с криком, очень трудно... но время еще не пришло.

И вот началось (не видимое глазом, но ощутимое глубоко внутри), биение, подобное биению сердца, только оно начиналось медленно и лениво и становилось все более быстрым и сильным. Андас слышал свое дыхание — оно тоже делалось все более тяжелым и частым, как после бега. Но время еще не пришло.

Андас стоял и ждал. И вдруг, в какой-то миг, дух его узнал сигнал, который не видят глаза и не слышат уши. Принц отошел от окна, миновал постель из цветов и листьев и зашагал по коридорам, залам и лестницам так, словно те не тонули во тьме, а были ярко освещены и путь ему хорошо известен.

Так он подошел к двери, которая была не просто заперта, а заварена, срослась со стеной — тут не пройдешь. Но должен же существовать путь! Как запрограммированный робот, он повернул обратно и шел той же дорогой, что сюда, пока вновь не оказался у окна, выходящего во двор, на то место, где он вскоре должен был стоять.

Он быстро развернулся и бросился к растительности, из которой они соорудили себе ложе. Йолиос по-прежнему спал на ней. Андас ухватился за лозу и дернул, не думая о спящем. Важно было одно — спуститься вниз. Но лоза оказалась коротка! Из окна он выберется, но до земли еще далеко...

Он слышал крик саларикийца, которого, должно быть, разбудил, но не обратил на них внимания. Набросив свернутую лозу на шею, он повернулся и уверенно, бесстрашно побежал в темноту, в другую комнату с окном.

Это окно было закрыто, лунный свет, пробивавшийся сквозь него, казался тусклым и пыльным. Андас осмотрелся.

На полу груда мусора, как будто когда-то сюда сволокли всю мебель из казарм и оставили гнить. Он порылся в груде и нашел проржавевший металлический стержень. Но центральная часть стержня была как будто бы прочной, и Андас разбил им стекло.

Металлический прут оказался шире окна. Послужит якорем! Принц привязал к нему лозу, закрепил прут в окне и выбрался, держась за конец стебля. Он услышал из комнаты крик, но не стал ждать.

Спуск был больше похож на падение, но лоза не позволила Андасу удариться о мостовую. Впрочем, ему было все равно. Он должен добраться до нужного места — пора!

Андас побежал. Он смутно услышал позади удар: кто-то еще спрыгнул из окна. Шаг, другой — и чья-то рука ухватила его за плечо, когти больно впились в плоть. Андас не пытался вырваться. На это не было времени. Добраться до места — только это сейчас имело значение!

Но здесь не было ни мостовой, ни яркой луны, ни обрушенных стен. Это время перехода он никогда впоследствии не мог описать — память отшатывалась от этого воспоминания. Потом он ощутил, что падает. С силой ударился о что-то твердое, задохнувшись от удара. А сзади его что-то сильно толкнуло.

Первое время Андас был занят только одним — старался вновь обрести способность дышать. А как только вернул, осмотрелся. Никакой луны. Все окутывал плащом густой туман, оседавший на коже холодными каплями.

— Глупец!

Рядом кто-то пошевелился. Андас ощутил прикосновение мягкого меха, смахнул влагу с кожи. Но в голосе, который он услышал, звучал гнев.

— Йолиос?

— Да, то, что от него осталось. В какой ад барабанщика смерти ты нас утащил?

У Андаса не было времени отвечать. То, что принудило его выбраться во двор, вернулось. Как будто перемещение сюда разорвало какие-то узы, а теперь они снова прочно держат его. Он встал, не глядя на саларикийца. Но, делая первый шаг, сказал:

— Сюда.

Неважно, идет ли за ним Йолиос. Важно одно — он, Андас Кастор, должен добраться туда, куда идет. И нужно спешить. Отчаянно спешить. Путь пролегал между камней, многие из них были выше его головы. Туман не исчезал, он превратился в дождь. Андас не знал, сколько прошел и долго ли идет. Перемещение, которое произошло в том, другом месте, как будто исказило его ощущение времени. Но вот он увидел впереди огонек.

Ожило воспоминание. Когда-то он уже видел этот красножелтый огонек в темноте. Уже проделывал все это.

Костер — среди развалин. Камни, среди которых он с таким трудом пробирался, — вовсе не камни, а остатки зданий или здания. А вот и люди из его сна: худая женщина, которая поддерживала огонь в костре, и мужчина, игравший на необычной арфе. Он снова попал в этот сон! Но на этот раз — сон еще более реальный.

На сей раз женщина не подбрасывала дрова в костер. Она склонилась к полусидящему-полулежащему мужчине, просунув худую руку ему под плечи, как будто он нуждался в дополнительной поддержке. А мужчина держал не древнюю книгу, а арфу; руки его двигались, хотя Андас не слышал ни звука, только чувствовал дрожь, которая охватила его и не отпускала.

На сей раз он не плыл без всяких усилий к костру — шел своими ногами. А когда остановился по другую сторону костра, на лице арфиста отражались возбуждение и экстаз. Он заговорил, и Андас слышал и понимал его речь.

— Записи были правы. Удачно вышло...

Женщина перебила.

— Вышло — да, но удачно ли? Ах, любезный господин, только время может ответить на это!

— У меня очень мало времени — об этом ты подумала? — нетерпеливо спросил тот, отрывая руки от арфы и прижимая их к окровавленной повязке на груди, как будто держал что-то драгоценное, подвергающееся опасности. — Время придет, Шара. Я не завершил всех своих дел, и у меня нет времени их завершить!

Едва он заговорил, как принуждающая сила, владевшая принцем, исчезла. Андас был свободен. Но когда он повернул голову, чтобы высмотреть путь к отступлению, движения его были по-прежнему медленными.

— Да, ты здесь! И ты Андас — молодой Андас. Шара, по кажи мне его яснее!

Женщина покинула свое место, подошла, взяла ветку и сунула в костер. Когда ветка вспыхнула, она подняла ее и поднесла так близко к Андасу, что тот отдернул голову от жара.

— Сильный, молодой — настоящий Андас, как и предсказывали записи. — Незнакомец с лицом Андаса говорил так, словно пел победную песнь. — Андас за Андаса. Я умираю — ты живешь и выполняешь все обещания...

— Кто ты? И что за место — где это?

— Андас! — Но женщина смотрела не на него, а на человека на земле. Она взмахнула веткой, заставляя ее разгореться еще сильней, и выставила перед собой, как копье или меч.

Послышался стук камня о камень.

— Принц! Крикни, чтобы я мог тебя найти! — послышался из дождя и тьмы голос Йолиоса.

Принц отозвался:

— Я здесь! Иди на огонь костра...

— Этот огонь может убить! — крикнула женщина и угрожающе взмахнула веткой. Андас отскочил. Но арфист явно мучительным усилием схватил край бесформенного платья женщины и вложил все свои убывающие силы в рывок, так что она пошатнулась и едва не упала.

— Он не один! — крикнула она. — Это ловушка!

— Нет, — ответил арфист. Он говорил негромко — так успокаивают ребенка. — Мы привели его сюда. Но в миг, когда открылись врата, кто-то последовал за ним — по своей воле. Он знает его, говорит с ним как с другом. Не суди так поспешно, Шара.

Ветка догорела почти до руки. Женщина бросила ее в костер, но новую не взяла. На лице ее тоже появилось пустое, отсутствующее выражение. Больше не проронив ни слова, она опустилась на прежнее место и положила руки на плечи мужчины, словно ей этот контакт был нужен не меньше, чем ему — поддержка.

Она не смотрела на Андаса, но наклонила голову, не отрывая взгляда от лица мужчины, рядом с которым сидела. И даже не взглянула на появившегося из тени Йолиоса.

Но когда арфист увидел саларикийца, на его лице со шрамом отобразилось удивление. Он испытующе разглядывал чу-

Жака, словно пытался прочесть его мысли и понять, друг перед ними или враг.

— Ты не один из нас. — Он говорил не на основном, и Ан-дас был уверен, что Йолиос его не понял.

— Он не говорит на нашем языке, — быстро вмешался принц. — Да, он инопланетник, саларикиец, его зовут лорд Йолиос.

— Саларикиец. — Человек как будто попробовал это слово на вкус и ощутил что-то необычное, выходящее за пределы его опыта. — Инопланетник! — В его взгляде снова сверкнуло торжество. — В твоем мире, брат, люди летают к звездам?

— В моем мире? А это что за мир — если это не сон?

Мужчина вздохнул, руки его соскользнули с повязки на груди: у него словно не осталось сил так их держать.

— Это Иньянга, часть Динганской империи, которая была... была... была... — Он трижды повторил этот глагол, словно прозвонил колокол, возвещающий о смерти близкого человека. — Но это не твой мир, лишь в некоторых своих частях он двойник гораздо более счастливой жизни. Я во всем этом не разбираюсь, брат. Нужен куда более ученый человек, чтобы объяснить. Я знаю только, что наши миры-близнецы лежат рядом и в некоторых местах — или по меньшей мере в одном — соприкасаются. Разве у вас нет преданий о мужчинах... да и о женщинах тоже, — добавил он, видя, что женщина поднесла руку к губам, — которые неожиданно исчезли и больше не вернулись?

— Есть.

— Они приходили сюда — некоторые из них. Так Киога Атаби впервые придумал это. — Он поднял руку, но скорее уронил ее, чем показал на арфу. — Перед самым восстанием я... я недолго учился. Поэтому знал... или считал, что знаю, как намеренно открыть врата и привлечь человека, который нужен мне... нужен моему народу...

— Меня? — Андас быстро терял уверенность в реальности происходящего. Еще один яркий сон? Он не может стоять здесь под дождем, в развалинах, и слушать, как человек с его лицом говорит такие вещи.

— Тебя, потому что ты Андас Кастор. Так же, как в этом мире Андас Кастор — я. Но я умираю, а ты цел и невредим. Тебе продолжать битву, из которой я выхожу... по праву королевской крови ты должен подхватить мой щит, хотя меня теперь никто не отнесет к могилам Тысячи Копий и никто не будет бить в Говорящий Барабан Аттикара, когда я уйду. Но идет жестокая война, и моему народу нужен вождь. Поэтому я вызвал того, кто будет верен без... без... — Он говорил все медленнее, потом умолк, сглотнул раз, другой, закашлялся, и из угла его рта потекла темная струйка.

Женщина вскрикнула и хотела броситься к нему на помощь. Но он знаком велел ей вернуться на место и с трудом продолжал:

— Оставляю тебе плащ из меха Уганы, меч Льва и корону великой королевы Балкис-Кэндас...

Эти слова давным-давно утратили всякий смысл, сохраняясь лишь как обряд, столь древний и священный, что Андас, не задумываясь, откликнулся на них. Неважно, что никто больше не знал, что такое «лев» или кто такая великая королева Балкис-Кэндас. Главное, что этот смертельно раненный человек пробудил нечто столь священное, столь неотъемлемую часть воспитания Андаса, что принц опустился на колени и простер вперед руки. Он знал, что однажды ему придется проделать это, но думал, что преклонит колени пред алтарем Акмеду и говорить ему эти слова будет высокий властный человек в великолепном одеянии — император, старик, признающий его своим законным наследником.

Арфист поднял дрожащие руки. И не положил, а скорее уронил их на ладони Андасу. Попытался сжать его пальцы, но не хватило сил. Только силой воли ему удавалось не прерывать прикосновение.

— По обряду короны, копья, щита, льва...

— Шипа, — подхватил Андас затихающие слова. — По праву воды, освежающей пустыню, облаков, закрывающих горы, по воле Того, кого не смеют назвать меньшие существа, кровью моего сердца, силой моих рук, волей духа, мыслями моими — принимаю эту ношу и распрямляюсь под ней.

Он уверенно говорил, а арфист смотрел на него лихорадочным требовательным взглядом. Губы его шевелились — он повторял слова великой клятвы, и видно было, что он собрал все силы, чтобы дослушать Андаса до конца.

— Распрямляюсь под ней, дабы служить тем, кто ждет от меня хлеба, воды и самой жизни. И пусть эту ношу я буду нести до конца, назначенного мне звездами, когда я пойду по дороге, которую не видел ни один человек. Клянусь в этом ключом, на который возлагаю руку. — Он отпустил бессильные руки арфиста и порылся в нагрудном кармане комбинезона. Вытащил талисман, и костер словно разгорелся ярче, оживил то, что он держал в руке.

Арфист посмотрел на ключ, и лицо его исказила болезненная улыбка.

— О, как славно мы потрудились, Андас Кастор, который был, и Андас Кастор, который будет! Император и повелитель, держи крепко этот ключ... ключ...

Он вновь поискал слова, но сил ему уже не хватило. Глаза его закрылись, и он упал вперед, на арфу. Последним усилием дернул струны, и инструмент издал дикий негармоничный звук.

12

Шара поднесла кулаки ко рту, словно подавляя крик. Первым заговорил саларикиец:

— Он мертв. Но о чем он просил тебя?

Андас, по-прежнему склоненный, смотрел на неподвижное тело. И рассеянно ответил на основном:

— Он взял с меня императорскую клятву. Передал мне власть и корону. Хотя имел ли он право на это... — Он взглянул на руины. Не место для того, кто вправе принимать такую клятву: это делается только в атмосфере богатства и роскошных церемоний.

Шара повернула тело. Стало видно лицо арфиста. Дух и воля покинули тело, и теперь лицо мертвеца было маской терпения и отчаяния.

— Кем он был? — спросил Андас.

— Императором и повелителем. — Она не смотрела на него, но продолжала укладывать тело ровно.

— Повелителем? Чьим? Судя по его виду...

— Он продолжал сражаться, когда более слабые бросили оружие и ждали смерти. Он верил и трудился во имя этой веры! — Она оживилась, глядя на костер, как будто сама ощутила ту энергию, что заставляла умирающего не бросать свой тяжкий труд. — Он был единственной надеждой империи. И когда понял, что смертельно ранен, сумел отогнать смерть, чтобы успеть призвать того, кто его заменит...

— Заменит? Но как я могу заменить его, женщина, если ничего не знаю?

Шара, хоть и казалась беднейшей кочевницей, говорила на правильном придворном языке. К тому же Андас начинал думать, что она гораздо моложе, чем кажется на первый взгляд. Кем она приходилась мертвецу? Женой, любовницей? По крайней мере, она должна помочь Андасу разобраться в происходящем.

Женщина сняла с плеч кусок грубой ткани, наброшенной, как шаль, и укрыла ею тело, закрыв лицо, — слепок с лица самого Андаса.

— Ты прав. Есть время оплакивать и бить в барабаны и время, когда об этом нужно забыть. Когда мы пришли сюда, он знал, что ему осталось жить несколько часов, и поручил мне остаться в живых и стать проводником для того, кто придет.

Этот мир — двойник твоего. Не знаю, почему это так. Но из твоего мира к нам действительно время от времени приходили люди. Казалось, им это удалось случайно и вернуться они не могут. Маг Атаби пытался раскрыть эту тайну. Он провел множество экспериментов. Последним стало это... — Она показала на арфу с порванными струнами. — Он считал, что определенные звуки могут открывать врата между мирами. Глубоким стариком явился он ко двору и умолял императора позволить испытать это изобретение.

Именно тогда Андас впервые увидел этого человека. Его воспитатель был учеником мага, он взял Андаса с собой на встречу. И старик, опасаясь, что властители не прислушаются к его словам (так и случилось), потратил много времени и сил, объясняя Андасу , что хотел сделать.

Но тень уже протянулась к нам. Его никто не стал слушать... кроме юного принца.

Она замолчала и больше не смотрела на укрытое тело Андаса, а бросила взгляд на развалины, словно что-то увидела в них. Андас мягко заговорил с ней, как с равной по положению.

— Ты говоришь о тени, госпожа?

— Да. И у этой тени есть имя... грязное имя... такое, которое нужно выплевывать! Кидайя... Кидайя Среброязыкая! — Ее худое лицо омрачилось. — Кидайя из рода Нарадов.

Андас вздрогнул, и она, должно быть, заметила это.

— Значит, ты о ней слышал? В твоем мире она тоже проклята?

— О Кидайе я ничего не слышал. Но о роде Нарадов, о безымянном племени Старухи — да. Но как могла представительница этого проклятого рода проникнуть в ваш двор?

— Хороший вопрос. Задай его тем, кто поет песнь Костей. После восстания Ашанти был принят закон, согласно которому ни один представитель рода Безымянных не имеет права приближаться к императору ближе чем на день пути. Но Кидайя легла в его постель, ела с его свадебного блюда, хоть и не носила короны. Даже околдованного можно удержать от преступления! Император ввел ее в Цветочные Дворы, но не посмел оказать ей Первые Почести. Тогда Кидайя заставила его заплатить за это, и вся империя превратилась в то, что ты видишь, — в развалины, где царит запустение.

Своей хитростью и коварством Кидайя настраивала род против рода, и мятежи вспыхивали один за другим. Она наложила заклятие на память императора, и он стал ненавидеть тех, кто служил ему вернее всех. Кланы гибли, их главы и целые семейства были убиты. Даже жизнь Андаса удалось спасти только хитростью... — Она положила руку на укрытое тело.

Когда принц достиг возраста принятия щита, он оказался единственным прямым наследником. Об этом позаботилась Кидайя, сплетая свои паучьи сети. Император был слишком стар, слишком околдован ею, чтобы прислушаться к тем, кто еще мог спасти его и империю. А она — она не старела! Колдовство Старухи поддерживало ее. Шли годы, а Кидайя становилась все прекраснее и злее.

Но у нее не было сына — законного. Рассказывают, будто она тайно родила дочь, посвятив ее Старухе, и решила, что ее дочь будет хранить ключ...

Услышав эти слова, Андас крепче сжал талисман. Нельзя было сказать, что женщина не может властвовать, если имеет на это право. В прошлом императрицы дважды касались того, что он сейчас держит. Но чтобы та, кто владеет запретными знаниями, решилась на такое...

— Когда она сочла, что достаточно сильна, чтобы действовать, она настроила императора так, что он отвернулся от Андаса. Был раскрыт глупый заговор, столь бессмысленный, что все понимали — это фальшивка, но он давал императору предлог объявить Второе Наказание...

Она опять замолчала, а Андас шумно перевел дух. В его мире Второе Наказание существовало лишь в темных анналах далекой истории, хотя по закону ему по-прежнему можно было подвергнуть любого мятежного представителя королевского рода. Но уже сотни лет оно не применялось. В какое варварское состояние погрузился этот мир-двойник, если возродилось такое?

— Но глаза... — возразил он. Лицо мертвеца было закрыто, однако Андас был уверен, что не ошибается. Глаза были как глаза... его не ослепили.

— У Андаса сохранились друзья, готовые рискнуть жизнью ради того, чтобы подлинная линия не пресеклась и чтобы эта ведьма не села на Тройной Трон, — сказала Шара. — Но принцу пришлось вести игру, на которую мало кто способен: он постоянно носил маску Второго Наказания, и никто не знал, что он не потерял зрение. А у слепого принца нет права на трон. И Кидайя презрительно позволила ему заползти в нору, скрыть свой позор и бесчестье. Принц уцелел и одержал небольшую победу, ведь она не наслала на слепца те злые муки, какие известны последователям Старухи, обращающие людей друг против друга. Принц превратился в ничто, в пылинку, которую она смела в сторону и о которой забыла.

— Но он не ослеп, — медленно произнес Андас. Слепой принц, или калека, или слабоумный не может стать императором — в мрачном прошлом это был легкий и распространенный способ избавиться от соперника. Но играть роль слепого и тут спасти свою жизнь — на это требуется такое терпение, что Андас поразился самой мысли об этом.

— Да, он не ослеп. И он был молод, очень молод, но обладал умом и пониманием зрелого человека. Он замечательно сыграл свою роль. Сначала она держала его при дворе как предостережение и угрозу остальным. И, думаю, как символ своего торжества, которым она наслаждалась. Но обнаружив, что жалость к несчастным никогда не умирает, она отправила принца в крепость Кам. И допустила ошибку.

— Горцы никогда не любили последователей Старухи, — заметил Андас. И хотя он не знал, так ли обстояло дело в этом мире, Шара кивнула.

— И у вас так же, как у нас? Да, верно. У них был призывающий духов, наделенный необыкновенной силой, сторонник мира, хорошо разбирающийся в жизни и людях. На его счету несколько чудесных исцелений — публичных. А командиром крепости был человек из рода Ханганг...

— И он выступил против Безымянных... — снова вмешался Андас. Он словно просматривал полузабытую историческую ленту.

— Именно. А вызывающий духов провел еще одно чудесное исцеление — в тот день, когда из Тройных Башен пришла весть о кончине императора.

— И началась гражданская война? А много ли ваших лордов поддержало Кидайю?

— Она хорошо подготовилась. Больше трех четвертей ближнего круга императора были ее людьми. Ей стоило только сжать кулак, и она раздавила бы их, они это знали. Да, у нее была поддержка, и вспыхнула война. Но все решилось бы между нами, если бы она не призвала наемников со звезд. Их оружие прогнало верных лордов в горы, как зверей. И с тех пор дело приняло дурной оборот. — Шара подняла руку и снова уронила ее. — Наемники удерживают среднюю часть государства. Но у них нет поддержки извне — два года назад наши диверсанты уничтожили их центр связи в Трех Портах. А большую часть вооружения им уже пришлось бросить из-за отсутствия боеприпасов и запасных частей.

К тому же пришла удушающая смерть, и они пострадали от нее больше, чем мы. Говорят даже, что удушающая смерть — это их оружие, которое они неверно применили, и после того, как они захватили Зохейр, эпидемия распространилась оттуда. Но Кидайя выпустила и другое зло — ночных бродяг...

Андас содрогнулся.

— Но это легенда. Ею пугают детей. Разумные люди...

— Разумные люди не поверили — и погибли. То, что в дни безопасности мы гордо считаем суеверием, в темные времена, когда человек прячется от смерти, может обернуться правдой. Здесь ночные бродяги вполне реальны. К тому же... произошло предательство и в наших рядах! — Голос ее, ровный и спокойный, внезапно дрогнул. — Так сразили моего любимого повелителя. Он знал, что его рана смертельна, хотя, сколько мог, обеими руками цеплялся за жизнь, чтобы призвать на помощь того, в кого поверят его люди. Месяцами искал он тайник мага Атаби, надеясь найти там оружие, которое можно будет обратить против ослабевших захватчиков. А когда нашел, тайный враг нанес ему удар. Думаю, этот неизвестный хотел использовать то, что нашел мой повелитель, чтобы договориться с Кидайей.

Но повелитель отразил нападение, потеряв при этом все, кроме меня. И позволил мне только перевязать его раны и помочь добраться сюда... с тем, что он нашел в тайнике... ведь маг оставил послание, и мой повелитель считал, что с помощью этой необычной арфы можно призвать из другого мира того, кем в этом мире был он. И ему это удалось! Он передал в твои руки власть и обязанность...

— Но, госпожа, это не... я не могу... — Андас впервые понял, что натворил, когда, зачарованный древним ритуалом, дал клятву умирающему. Это не его война. Он не мог возложить на себя это бремя, ничего не зная и не понимая. Первый же встречный поймет, что он самозванец.

— Ты Андас, император. — Она строго посмотрела на него. — Я была свидетельницей, как и этот чужак... которого ты так неразумно привел с собой... что ты стал императором. И если я в этом поклянусь, кто не поверит мне? У тебя его лицо.

— У него был шрам. Это отличие, — сразу ответил Андас.

— Шрам был получен за несколько дней до гибельного нападения, в котором он был ранен, — сказала Шара. — Из уцелевших только я знаю о нем.

— И кто же ты, если твой голос может создать или уничтожить императора? — спросил Андас.

Он не видел в ней ничего такого, что подкрепило бы ее слова, ее уверенность, будто она обладает той же властью, какой в ее рассказе обладала Кидайя. Худая женщина с заплетенными и собранными в узел, как у кочевницы, волосами, в изорванной одежде.

— Я Шара, избранная императора Андаса. — Она подняла голову и гордо выпрямилась, словно и впрямь стояла перед ним в золотых туфлях и драгоценной короне на пыльной голове. — Я из рода Брава-Балкис. Тебе это что-нибудь говорит, отпрыск рода Касторов?

Да, Касторы — королевский род. Но есть и более древние роды, имеющие право предлагать правителя Трех Башен, и один из них — сказочный, легендарный род Балкис. Последнюю дочь рода Балкис избрали, чтобы объединить его с родом Брава. Но в его мире этот род давно пришел в упадок и исчез. Здесь он сохранился, и Андас узнал речь благородного человека. Никто не станет заявлять о таком своем родстве, если это неправда.

Он поднял руки в церемониальном приветствии — защищая глаза от яркого, как солнце, императора.

— Приветствую тебя, благородная кровь.

— Это было давно и не здесь. — Из ее голоса исчезла высокомерная гордость. — Но я теперь здесь, и я избранная. Думаешь, моему слову о тебе не поверят? Ты Андас, император. А тот, кто лежит здесь, должен покоиться втайне, и почести ему мы можем возносить только в наших сердцах, даже не зная, где он похоронен.

Он не поспевал за ее мыслью. Андас встал и впервые за долгое время вспомнил о саларикийце. Он обернулся в поисках Йолиоса и увидел его едва различимый силуэт на некотором удалении. Саларикиец смотрел в дождь и ночь, он словно стоял на страже. Андас подошел к нему.

— Теперь ты представляешь, что происходит, — приветствовал Йолиос его скорее утверждением, чем вопросом.

Андас повторил рассказ Шары.

— И он передал тебе правление. А она говорит, что теперь ты император и должен скрыть его смерть и выдать себя за него. Ты это сделаешь?

Андас все время пытался оттянуть принятие решения. Может быть, именно поэтому он так терпеливо слушал ее рассказ, старался узнать о прошлом, чтобы не думать о настоящем и будущем.

Но об одном он не мог забыть. Хотя он давал клятву не в храме при блеске всего двора, он дал ее. И все, чему его учили, говорило, что теперь он император и у него свой долг и свои обязанности. Едва он дал клятву, он перестал быть человеком и стал символом. И хотя его окружали сейчас только холод и мрак, именно для этого он родился и был воспитан.

Может ли он объяснить это так, чтобы Йолиос понял? Ан-дас старался подыскать слова, чтобы сказать: теперь избавить его от этой обязанности может только смерть. Он не понимал, почему отозвался на просьбу другого Андаса, почему покорился его воле. Но, сделав это, он связал себя.

— А что, если ты не подлинный Андас, а андроид? — спросил Йолиос, выслушав сбивчивые объяснения Андаса. Тот видел, что его логика непонятна чужаку, не знавшему такого длительного воспитания.

— Теперь я Андас, император! — От другой мысли он отказывался.

— Эта женщина говорит, что назад вернуться невозможно. Ты ей веришь?

— Сама она считает, что говорит правду. А арфа, которая как будто привела нас сюда, теперь сломана.

— Очень удобно для них, — усмехнулся Йолиос.

Андас устыдился своих тревог. Возможно, и должен здесь оставаться, но как же саларикиец? На него эта смерть, этот ритуал не возлагают никаких обязанностей, а ведь он сейчас изгнанник.

— Не исключено, что в тайнике мага, о котором она говорила, найдется и другая информация. Мы можем...

— Сохранить надежду? — закончил за него Йолиос. — Да. И еще одно. Если тебя в твоем времени заменили, то могли давно заменить и меня. Нет смысла считать рога кайи, пока не застрелишь ее, или зубы горпа, который ушел из ловушки. Лучше смотреть вперед, чем назад. Итак, мы спрячем тело императора... и что потом?

— Она нам скажет. — Теперь очень многое зависело от помощи Шары. Он знал, что она готова помогать, и охотно. И что ей нужно тщательно подготовить его, чтобы он мог выдавать себя за истинного Андаса даже перед теми, кто хорошо его знал. Но что он будет делать как Андас — об этом он пока не думал.

Они похоронили императора в развалинах здания, которое тот выбрал для своего последнего лагеря, набросали на его могилу камней из разрушенных стен, а потом объединенными усилиями обрушили еще стоявшую стену и надежно спрятали под ней могилу.

Когда это было сделано, Шара развязала свой узел. Там, завернутое в ткань, лежало сушеное мясо и несколько плодов, твердых, как металлические пули, и таких терпких, что сводило рот.

— Похоже, у тебя плохой поставщик припасов, император, — заметил Йолиос, когда им удалось все это разжевать и проглотить, запив дождевой водой из углублений. Воду пришлось зачерпывать пригоршней.

Шара потянула Андаса за рукав.

— Он говорит на языке наемников. Ему лучше побыстрее выучиться нашему.

Андас вслух перевел. Саларикиец проворчал:

— Ладно, если сможешь меня научить. А наемники — есть ли среди них саларикийцы?

Когда Андас перевел этот вопрос, Шара помотала головой.

— Все они — как мы, только кожа очень светлая, а волосы желтые. И на лицах у них такое... — Она провела пальцем по верхней губе. — Между собой они переговариваются резким щелканьем, словно жуки пэнг, хотя пользуются и тем языком, на котором говоришь с ним ты. А одежда у них, как у тебя, — она коснулась рукава Андаса, — поэтому мы скажем, что ты убил их патрульного и забрал его одежду. У нас очень плохо со снабжением, и такое не редкость. В нынешние времена, когда корабли больше не летают и не привозят то, что им нужно, даже враг ходит в лохмотьях.

— Белокожие, светловолосые, с усами. — Андас пытался представить противника. Он все перевел Йолиосу. У того нашлось предположение.

— В наши дни наемников можно найти только в двух секторах. Я видел среди телохранителей лорда Свастиана людей с Ньорда, подходящих под твое описание. Но как можно по нашему миру судить об этом мире? У нас наемники объявлены вне закона. Может, и здесь корабли перестали приходить по той же причине. Ваша империя может быть в карантине, объявленном Патрулем.

Андас слышал о таких запретах — планеты или даже целые системы, охваченные гражданской войной, объявлялись запретными для космических контактов. Или, возможно, к изоляции этой планеты привела эпидемия, о которой говорила Шара. В Галактике ничего так не страшатся, как эпидемий, и ничто иное не способно ввергнуть планету в карантин, который может длиться десятилетиями. Но если изоляция сокращает приток наемников, ее следует приветствовать, а не оплакивать. Однако сейчас важнее были непосредственные задачи. Андас не знал, долго ли они хоронили его двойника, но дождь прекратился и небо прояснилось. Начинался день. Развалины, где они скрыли могилу, представляли собой лишь часть обширной зоны опустошения, вызванного огнем, взрывами и оружием, способным плавить камни. Андас осматривался, не находя ничего общего с родным миром.

Наконец он спросил:

— Что это за место?

Шара завязывала свой узел, старательно пряча остатки скромного полевого рациона. Она со странной полуулыбкой подняла голову.

— Когда-то это было сердце империи, мой повелитель. Разве тебе не известны Тройные Башни?

— Тройные Башни?

Он схватился за голову, словно оглушенный сильным ударом. Андас не мог поверить, что эти запустение и разруху он видит на месте обширных дворцов, павильонов, залов, дворов и садов, которые он знал всю жизнь.

Андас медленно поворачивался, отыскивая хоть какой-нибудь знакомый ориентир, хотя бы одну из самих башен или очертания храма на фоне неба. Но перемены были слишком велики. Он не мог понять, где они находятся соответственно привычному ему миру.

— Что тут произошло? — спросил он.

— Спроси Кидайю, — ответила Шара. — Мы скрывались далеко, в горах. И видели только гигантскую вспышку. А уцелели не те, кто во дворце, а те, кто были за рекой, в Иктио, да и они сильно пострадали от радиационных ожогов.

— Но если взрыв уничтожил Кидайю...

— Я этого не говорила. Она и те, кто мог ей служить, к тому времени были далеко. Мы не знаем, произошло ли это по ее желанию или случайно... но возможность сохранить сердце Иньянги исчезла. Здесь было много наших, готовых поддержать нас. И если бы Андас смог добраться до храма... — Она пожала плечами. — То, что могло произойти, и то, что произошло, слишком далеки одно от другого.

— А где храм? — Андас снова положил руку на ключ. Если у другого Андаса был такой же ключ и он пытался добраться до храма и если старые записи правдивы...

Шара отвернулась. Как и Андас, она отыскивала знакомые места.

— В той стороне, наверное. Но там высокая радиация, зайти без защитного костюма невозможно. Но такой костюм отыскать не легче, чем смерть Кидайи. А что тебе нужно в храме?

Он потрогал ключ. Что толку сейчас думать о его использовании? Если храм в зоне сильной радиации, попасть в него не легче, чем на третью луну Бенина.

— Ничего, что было бы важно сейчас. Но, думаю, нам лучше держаться подальше от источника радиации. Куда мы пойдем?

— Теперь это пустыня. — Шара взяла узел под мышку. — А единственная знакомая мне дорога — та, по которой мы пришли. Она кружная, но приведет нас к Саду Астарты, вернее, к тому, что от него осталось. Оттуда мы двинемся в горы. Дорога трудная, и по ней нельзя идти открыто. Враг по-прежнему повсюду рассылает разведочные скиммеры. Не знаю, насколько успешно помогают Старухины ясновидящие, но в прошлом Кидайя отлично их использовала. А такое событие, как твое появление через врата магов, они должны почуять, и это насторожит их и разбудит подозрения.

Андас решил, что Шара верит только фактам. Он перевел ее предостережение Йолиосу, и они пошли за женщиной. Дорога все время петляла, часто приходилось делать большие крюки: Шара говорила, что тут местами еще сохранялась высокая радиация. У нее на запястье был небольшой счетчик; Андас не был уверен в том, что его показания точны, но он помогал избегать смертельно опасных участков.

За время всего пути Андас не сумел узнать ни одного знакомого здания или хотя бы части здания. Он сосредоточился на обучении Йолиоса новому языку. К счастью, саларикиец, если не считать свистящего произношения, удивительно быстро овладевал новой речью. Его ответы по необходимости были коротки и очень просты, но он запоминал слова после одного-единственного повтора (гораздо быстрее, подумал Андас, чем он сам мог бы в подобных обстоятельствах).

Наконец они пришли туда, где растительность уцелела, хоть и приобрела необычный цвет и форму. Каменные столбы разбросало во все стороны, они валились друг на друга, как палочки в игре. По этим колоннам Андас узнал Сад Астарты.

Здесь они остановились и заползли в укрытие под тремя упавшими столбами. Шара показала на участок перед ними. Там не было даже достаточного большого куста, который дал бы им укрытие.

— Идти здесь днем значит выдать себя, — заметила она. — Враги рассылают с горы Драк — там их крепость — патрули.

— Далеко нам идти? — спросил Андас.

— День пути и еще ночь, если пешком. Потом доберемся до тайника, где нас ждут ездовые элькланды. Если не разбежались.

— Подожди! — Йолиос положил руку на руку Андаса. — Слушайте!

Теперь и Андас услышал высокое слабое гудение, доносящееся с неба. Вверху летел скиммер.

13

Разведчик! Андас жадно смотрел на него. Если бы им сейчас раздобыть скиммер... Ему вовсе не хотелось пешком пересекать описанную Шарой местность, — не по такой пустыне.

— Ты думаешь о том же, принц? — Йолиос лежал так близко, что шерсть на его руке задела рукав Андаса. — Думаю, да.

— Как заставить его приземлиться? Просто захотеть? — высмеял Андас собственное желание.

— У них должен быть сканер, — размышлял саларикиец. — Чтобы на их экране видна была местность. Предположим, они что-то увидят... кого-то, кого здесь не должно быть...

— Вроде императора? — подхватил Андас. — Они просто пустят в ход флеймер.

— Не императора, а чужака. — Йолиос выпустил когти. — По словам этой дамы, на планету давно уже не приходили корабли из космоса. Поэтому им захочется узнать, что делает саларикиец на развалинах бывшей столицы. Они должны будут взять его в плен, причем не мертвым и обгоревшим, а живым.

— Будь у нас хотя бы шокер... — выдохнул Андас. Безумный замысел, но порой именно безумные поступки заставляют удачу улыбнуться тебе. Над ними летало не только транспортное средство, но и люди, которые могли ответить на его вопросы.

— Что-то вы задумали с этим мохнатым? — Шара почти шептала; она словно опасалась, что те, кто кружит над головой, их услышат.

— Оружие... вы ведь пришли сюда с оружием? — ответил Андас. Он не видел ни бластера, ни шокера. У покойного императора не было даже меча или кинжала. Но ведь они наверняка сражались на пути к развалинам, вырывались из ловушек, а сделать это с пустыми руками невозможно.

Несколько мгновений Шара медлила. Потом нащупала под воротом платья и достала тонкую трубку, едва ли толще ветки, которую легко переломить руками.

— Вот... но заряд почти кончился; осталось разве только на один выстрел.

Она не отдала оружие Андасу. Когда он протянул к ней руку, ему подумалось, что и не отдаст. Но Шара все-таки отдала его. Личное офицерское оружие — игольник. Действует на очень небольшом расстоянии, да и заряд почти истрачен, не очень велик.

— Они могут направить на нас парализующий луч, — сказал Андас Йолиосу. — Я бы поступил в подобных обстоятельствах именно так — просто из предосторожности. Они могут даже накрыть всю местность.

— Луч? Возможно, — согласился саларикиец. — Но накрыть — нет. На патрульном скиммере должны быть только ручные шокеры. Их ведь посылают не сражаться, а на разведку. Остается лишь проверить, достаточно ли соблазнительна наживка.

И прежде чем Андас смог его остановить, Йолиос выкатился из-под столбов, под которыми они прятались. Но не поднялся. Напротив, он приподнялся на одно колено, волоча другую ногу за собой, словно отказавшую. Одной рукой опирался на землю, чтобы не упасть, а другой махал и громко звал на помощь на основном.

— Он нас предал! — Шара попыталась выхватить у Андаса оружие. Но тот не отдал.

— Тише! — приказал он. — Йолиос — наживка в ловушке. — Однако про себя подумал, что шансы на успех очень малы. Скиммеру достаточно только повиснуть в воздухе и доложить на базу. Все теперь зависит от темперамента тех, кто в машине, от того, насколько они осторожны.

Андас делил свое внимание между саларикийцем, который превосходно изображал зовущего на помощь раненого, и парящим скиммером. Машина быстро пошла вниз и зависла над тем местом, где ковылял Йолиос. Потом из брюха машины выскользнула веревка с сиденьем.

Почему они не предвидели этого? Конечно же, с таким спасательным оборудованием скиммеру совсем не обязательно приземляться.

Движения Йолиоса замедлились. Он вел себя как человек, ослабленный раной; последние усилия его совершенно изнурили. Когда веревка с сиденьем повисла над ним, он сделал очень убедительную попытку схватить ее, но упал и затих. Из скиммера что-то крикнули. Йолиос умоляюще поднял руку, но она снова упала на грудь. В другой руке, скрытой тенью тела, он держал силовой нож, отобранный у Грейсти.

Трос с сиденьем снова подняли, он завис в воздухе. Неужели улетят? Нет, в люке кто-то показался; снабженный антигравитационным поясом солдат спускался медленно, почти лениво. Он четко приземлился рядом с лежащим саларикийцем и наклонился к нему.

Йолиос действовал с проворством опытного воина своей расы — быстрее любого человека. Одной рукой он обхватил солдата, отведя его руки от оружия, а другой держал его перед собой как щит.

Андас выскочил из укрытия, сжимая в зубах игольник и протягивая руки, чтобы схватить свисающий трос. Он ухватился за сиденье, и его тяжесть потянула трос вниз; тогда он начал подниматься. Шара повторила его маневр и повисла ниже. Скиммер перешел от парения к подъему — вернее, попробовал подняться.

Но встроенная в машину система безопасности подвела пилота. Хотя Андас и Шара висели высоко над землей, их двойная тяжесть не давала смотать трос, а скиммер не мог подняться, пока трос не убран: ведь он был спроектирован так, чтобы обезопасить спасаемых.

Но Андас сейчас не мог думать о Шаре. У него оставались считаные секунды, чтобы действовать. Он вскарабкался по тросу и, когда люк оказался прямо над ним, взял игольник в руку, готовясь к схватке. Теперь все зависело от числа членов экипажа. Впрочем, эта машина не была рассчитана на многих.

Он в люке. Позади начал сматываться трос — вес одной Шары не мог его удержать. Но Андас смотрел на человека, который, переведя скиммер на автопилот, только что появился из пилотской кабины. Он держал бластер наготове, но Андас выстрелил на миг раньше.

Луч бластера прошел совсем рядом, и Андас вскрикнул — ему обожгло шею. Но пилот уже упал ничком. Бластер, еще шипящий, пролетел мимо Андаса и вывалился в люк. Сам Андас бросился на упавшего, но тот не шевелился, и принц перебрался через него к приборам управления. Трос с сиденьем продолжал сматываться; пока он не смотается весь, посадить машину невозможно. Поэтому Андас напряженно ждал.

Над краем люка показалась растрепанная голова Шары. Женщина цеплялась за сиденье, глаза ее были закрыты, зубы стиснуты так, словно она едва выдерживала страшное напряжение. Андас отпрянул, ухватил ее за платье и бесцеремонно втащил в люк. Оставив ее, он вернулся к приборам и посадил машину.

Даже посадив скиммер, Андас не мог поверить, что их отчаянная попытка удалась. Но он в скиммере, пилот мертв, и они владеют ситуацией. Похоже, что Йолиос прикончил и второго члена экипажа.

Некоторое время спустя они сидели в тени машины и с жадностью поедали продукты из пайка членов экипажа. Андас всегда считал продукты из неприкосновенного запаса безвкусными — им полагалось быть только питательными и высококалорийными. Но теперь то, что он ел из тюбиков и контейнеров, казалось ему императорским пиром.

Перед ними на земле были разложены боевые трофеи. Один шокер, один бластер (тот, что выпал из скиммера, разбился при ударе о землю и был бесполезен) и еще один игло-стрел, а также дополнительные ленты игл к тому иглострелу, что принесла Шара. Мертвецов уложили под столбами, так что их нельзя было увидеть с воздуха.

— Говорят, Первые Предки всегда благосклонны к храбрым, — заметил Йолиос, — хотя храбрость и безрассудство не всегда одно и то же. Когда у меня будет время, отдам им пять кувшинов с благовониями. Что теперь? У нас есть корабль и оружие...

Андас повернулся к Шаре.

— Куда? Скиммер может отнести нас далеко и быстро.

Шара почти ничего не говорила с той минуты, как ее бесцеремонно втащили в люк после подъема на тросе. Она словно о чем-то думала, отложив разговоры на потом.

— Мы должны вернуться в Место Красной Воды — там стоят уцелевшие императорские войска. Но лететь прямо туда нельзя. Штаб защищен, и нас сожгут в небе раньше, чем мы успеем подать сигнал. Лучше сесть в горах. Там есть места, где это возможно. У нас давно не было своих летательных аппаратов.

— А это не крейсер, — заметил Андас. — Это разведчик, он способен только на быстрое перемещение.

— Интересно, есть ли на нем следящее устройство. Предположим, есть, и они пошлют кого-то посмотреть, что случилось, — сказал Йолиос. — Лучше поскорей уносить отсюда ноги.

Они надели отобранные ремни для оружия. Йолиос поместил в удобное гнездо своего пояса силовой нож. Шокер Андас отдал Шаре. Ему стало теперь как-то неловко с ней. Он понимал — таких женственных женщин, как Элис или Абена (их он считал женственными), немного. Но эта худая, некрасивая женщина с забранными в тугой пучок волосами, которая не задумываясь рискнула жизнью, чтобы обеспечить их успех, — для него это было нечто совсем новое. Она словно ждала, что с ней будут обращаться как с верным товарищем по оружию. И Андас обнаружил, что так и поступает, говорит с ней прямо, как с мужчиной, вопреки всему своему придворному воспитанию.

Под руководством Шары они полетели на север, чтобы не столкнуться с другими воздушными патрулями. Она рассказала, что север теперь — в основном дикая местность. Там, где когда-то фермы и пастбища обеспечивали материк большей частью продовольствия, сейчас расстилалась пустыня. Некоторые фермеры и скотоводы бежали на юг и основали новые поселки вдоль отрогов Калли. Многие умерли в своих домах или присоединились к силам императора.

На одичавший скот охотились, мясо солили на зиму. Но у каждого костра сидел призрак голода. Неизвестно, чем питались те, кто закрепился на горе Драк, но ходили слухи, что там еще до войны были сделаны запасы.

— Врагов сейчас должно быть меньше, — продолжала Шара (но так ли это на самом деле или она только надеется на это, они не знали). — Они сильно пострадали от эпидемии еще до падения Тройных Башен. А с тех пор прошли годы. Но гора Драк защищена так, что, даже если там все умрут, защита сработает автоматически и нам туда не пробиться.

— Тогда как же Андас — твой Андас — собирался прекратить эту войну? — спросил Андас.

— Мы очистили от врага весь север, — гордо ответила она. — Теперь у них только гора Драк. Не будь у них таких машин, как эта, мы бы их совсем не опасались. Но мы считаем, что у них есть по меньшей мере два летающих крейсера с лучеметами, хотя их давно не видели. Мой господин надеялся найти в тайнике мага помощь. Но нашел только смерть.

— Ты говорила о предательстве...

— И не без причины! — сразу ответила она. — О его планах знали только его личная охрана, трое самых доверенных предводителей и, возможно, еще главный жрец. К тому же тайник так хорошо скрыт, что случайно найти нас там невозможно. Нет, его предал один из тех, кому он верил, — потому что там нас ждала засада. И только благодаря одной из предохранительных систем магов, о которой знал мой господин, мы сумели уйти. Все остальные погибли, потому что, включенная, эта система не различает своих и чужих.

— А ты не подозреваешь никого из оставшихся? — Андас не хотел стать второй целью предателя.

— Нет, — не раздумывая ответила Шара.

Близ горы Драк они вели скиммер на предельной скорости. Андас внимательно вглядывался в землю внизу, какой она отражалась на экране. Женщина была права. Виднелись очертания некогда процветавших ферм и имений, но вся местность сильно пострадала и из богатых сельскохозяйственных угодий превратилась в заросшую кустарником полупустыню. На пустынных дорогах не было движения.

Некоторые из этих дорог вели к порту Гарбука на Восточном море, через который Иктио получал почти все товары с моря. Андас помнил эти дороги в то время, когда их постоянно использовали.

Показались горы — отроги Кумби.

Шара велела:

— Поверни к Звездной Короне.

Андас послушно занялся приборами и повернул скиммер на запад, к указанному ориентиру. Внизу пролегала пересеченная местность. Когда-то здесь сажали и выращивали голубые деревья. Их древесина высоко ценилась в межзвездной торговле благодаря красоте, легкому весу и прочности мебели, которую из нее изготовляли. Андас видел, как внизу проносятся кроны этих деревьев — необычные, с широко расставленными ветвями. Сверху они напоминали большие плоские тарелки, разложенные поверх подлеска.

— К северу от этого утеса есть место для посадки. — Шара ткнула куда-то грязным пальцем с обломанным ногтем. Андас повернул согласно ее указаниям.

Она оказалась права. Они увидели ровную площадку, достаточно обширную, чтобы посадить скиммер. Посадка прошла спокойно, хотя Андаса немного тревожили возможные порывы горного ветра.

— Нам нужен якорь, — сказал он, когда они выбрались из машины.

— Ну, это не трудно: веревки, привязанные к камням, подойдут. — Йолиос показал на сползшие сверху большие камни, которые неровной стеной окружали посадочную площадку.

Они использовали трос с сиденьем и нашли в шкафу в кабине моток прочной веревки. Теперь скиммер даже в бурю останется на месте.

Набежали вечерние облака; Андас с сомнением посматривал на них. Припасы со скиммера уместились в два походных мешка. Мало, но больше ничего не нашлось. Они с Йолиосом легко могли их нести, но место, где они сели, было намного выше уровня леса. И ему совсем не хотелось спускаться в темноте. Он не был уверен, что Шара знает дорогу отсюда.

— А где это Место Красной Воды? — спросил он, когда они шли вдоль края плато, высматривая место для спуска.

— На западе, за перевалом Двух Рогов. — Она говорила уверенно, словно в голове у нее была карта с голосовым навигатором.

Он попытался вспомнить. Горы, да. Он бывал здесь... достаточно, чтобы узнать Звездную Корону. Но перевал Двух Рогов — такого он не помнил. Таким же новым названием для него было «Место Красной Воды».

— Мы не можем идти по ночам, — продолжала Шара. — Но это неважно. Тут поблизости есть сторожевой дом жителей леса. Там мы укроемся, а если на нем есть люди, узнаем новости.

— Сюда! — сделал знак Йолиос, шедший впереди.

Он обнаружил спуск из нескольких неровных карнизов, похожих на ступени неправильной лестницы. По ним можно было спуститься. Чтобы побороть страх высоты, Анд ас глядел на участок прямо перед собой. Но, когда они наконец добрались до кустарников на краю лесистой местности, он вспотел и его слегка мутило. Шара прошла вперед, разглядывая местность. Несколько мгновений спустя она обернулась. Ее уверенность как рукой сняло.

— Не вижу никаких знакомых ориентиров, — откровенно призналась она.

Йолиос поднял голову, раздул ноздри.

— Возможно, ты не видишь, госпожа, — запинаясь, заговорил он на ее языке, — но я чувствую запах. Там люди — в той стороне!

— Как он... — Шара посмотрела на Андаса.

— У его расы обоняние гораздо острее, чем у нас. Если он говорит, что там люди, так оно и есть.

Шара пошла за Андасом, замыкая группу; она как будто сомневалась, туда ли они идут, и хотела иметь возможность побыстрее уйти, если впереди ждет катастрофа.

То, что Йолиос не ошибся — люди здесь действительно недавно были, — выяснилось, когда они через кустарник вышли на тропу. Там Йолиос повернул влево. Но по пути спросил Шару:

— Твои друзья, госпожа, сначала стреляют, а потом окликают незнакомцев? Если так, нужно озаботиться тем, чтобы не стать их целью.

Она не ответила, но чуть подняла голову, проверяя ветер. Поджала губы и издала негромкий дрожащий свист. Трижды подала она этот сигнал, потом знаком велела идти дальше. Но через десять шагов снова свистнула, на этот раз дважды, а потом еще — один раз.

Они остановились у подножия синего дерева, и сверху пришел ответ: из листвы показалась сплетенная из лиан лестница. Шара поднялась первой, Андас и Йолиос за ней.

Они оказались в тщательно скрытом лагере. Такие — исключительно ради курьеза — устраивали и в садах Тройных Башен, но здесь его использовали по прямому назначению. Ветви синего дерева росли под прямым углом к стволу и были относительно ровными. Этой необычной природной особенностью воспользовались, чтобы устроить на трех уровнях площадки, уложив на ветви доски. Получился трехэтажный лесной дом, причем с одного этажа на другой вели плетеные лестницы.

Как только лестницу убирали, тех, кто находился в этом доме, увидеть с земли было невозможно: снизу площадку закрывала листва, а сверху — крыша, тоже из листвы, через которую со скиммера ничего нельзя было разглядеть.

Человек, поджидавший их, был таким же худым, как Шара, и одежда его была такой же грубой, но местами выкрашена зелень™ и коричневым, под стать лесному окружению. Мешковатые брюки были подвязаны веревкой, из плотно облегавшей голову шапки торчали листья и ветки. Андас понял, что в лесу этого человека трудно заметить.

— Просим приюта, хозяин, — сказала Шара.

Он внимательно посмотрел на нее, потом на Андаса. И, когда его взгляд встретился с взглядом принца, лицо его оживилось. Он опустился на одно колено, вытянув вперед обе руки ладонями вверх. Оружие — самострел — лежало на полу рядом.

— Сын Дингейма! Ты здесь!

— И рад этому, — ответил Андас. Он сделал традиционный жест — палец правой руки у ладони левой. — Нам нужно убежище на ночь.

— И охота в этот раз удалась! — На лице человека все еще читалось изумление. — У меня есть мясо, великий повелитель.

По-прежнему коленопреклоненный, он указал на лестницу, ведущую на второй этаж.

— Прошу подняться. Еда скоро поспеет. Здесь вы можете отдохнуть в безопасности. Никто, даже древесный кантор, не осмелится напасть на эту крепость.

— Как тебя зовут?

— Кай-Каус из рода Корб, великий повелитель. Некогда нам принадлежали...

— Земли от Верхнего Лимбо до моря, — кивнул Андас. — И будет принадлежать снова.

— Мы в этом не сомневаемся, великий повелитель, — гордо ответил лесной житель. Андас видел, что он совсем молод, но в нем чувствовалась уверенность человека, хорошо знающего свое дело. И хотя одет он был как лесник, в нем чувствуется благородная кровь.

На следующей платформе, средней из трех, располагались, очевидно, жилые помещения обитателей крепости. Постель на двоих из веток и листьев. В ряд стояли тыквенные бутылки с пробками и ящик с откинутой крышкой. В ящике лежало несколько самострелов. Небольшая обмазанная глиной и обложенная камнями площадка с углями: место для костра.

Хозяин сразу присоединился к ним с вязанкой дров и свертком из окровавленной шкуры. Сверток он развернул, в нем оказались полоски мяса даккера, наколотые на сделанные из веток вертелы вперемежку с кусками древесной дыни. У Андаса потекли слюнки. Это было гораздо лучше припасов из скиммера и сушеных плодов Шары.

Лесной житель уложил дрова и развел огонь. Андас потянулся к ближайшему вертелу.

— Между товарищами по оружию не должно быть церемоний. Сегодня мы едим вместе.

На мгновение могло показаться, что Шара и лесник начнут возражать. Но когда Андас поднес вертел к огню, они последовали его примеру. Йолиос уже держал свой вертел над костром.

Андас видел, как Кай-Каус поглядывает на саларикийца. Но ведь сейчас подозрения вызовет любой чужак. Нужно позаботиться о том, чтобы Йолиос не вызывал никаких подозрений.

— Это наш боевой друг — лорд Йолиос с другой планеты. Он тоже был пленником тех, с кем мы сражаемся, и только с его помощью мы одолели большие опасности. Поэтому его называют Другом Льва и Левым Щитом. — Эти титулы Андас извлек из древней легенды. Смысл их давно позабылся, но верные императору люди почитали их. Он вспомнил, что однажды его дед присвоил эти титулы воину, спасшему в битве его сына. И хотя то был простой солдат, впоследствии весь двор приветствовал его как благородного лорда.

— Приветствую тебя, лорд Йолиос. — Лесник приветственно поднял руку.

Йолиос оторвал взгляд от вертела, за которым внимательно наблюдал.

— И я приветствую тебя, Кай-Каус. Только хороший охотник способен накормить нежданных гостей.

Молодой охотник поерзал.

— День был удачный. Что-то испугало стадо, и оно побежало по тропе. Я сумел подстрелить пятерых, прежде чем они в панике унеслись. Животные так опасаются охотников, что их в последнее время трудно застать врасплох. Наверное, воля Ахмеду, чтобы так случилось и я смог накормить повелителя...

— Или дело в чем-то еще. Ко всему непривычному надо относиться с подозрением, — сказала Шара.

— Верно, госпожа. Именно потому я здесь один. Икиуи, опытный следопыт, отправился посмотреть, что вспугнуло стадо. Охотников, кроме нас, здесь нет, и не думаю, чтобы враг решился углубиться в эту дикую местность.

— Нельзя недооценивать врага. — Йолиос убрал вертел с огня, хотя, на взгляд Андаса, мясо было еще сырым. Салари-киец пальцами снял первый кусок, помахал им немного, чтобы остудить, сунул в рот и принялся громко жевать, как диктовали хорошие манеры его народа.

14

Древесный дом не освещался лампами, и даже угли костра прикрыли с наступлением темноты глиняной чашей. Лесник спустился на нижнюю платформу и сидел там, прислушиваясь; в темноте его почти не было видно. Йолиос, утолив голод, занял такой же наблюдательный пункт. А теперь и Андас спустился по лестнице.

— К чему ты прислушиваешься? — Он остановился возле Кай-Кауса.

— Жду Икиуи. Он не вернулся. А мы не ходим по лесу ночью.

— Ну и что? — Саларикиец придвинулся ближе. — Почему не ходите?

— По ночам охотятся древесные кошки и большие змеи. А в последнее время и другие... — Он замолчал, и Андас заподозрил, что ему не хочется говорить об этих «других».

Но именно это подозрение заставило его добиваться информации.

— Что за другие?

— Еще никому не удавалось увидеть их и остаться в живых.

— Некоторые видели — и умерли?

— Да. Четверо с южной границы, великий повелитель. Их тела — два тела — были оставлены на тропе... мы считаем, в качестве предупреждения. Они встретились с ночными бродягами...

Андас застыл. Легенды не могут ожить! Страшные рассказы, от которых у детей мурашки бегут по спине, не имеют ничего общего с реальностью.

— У них выпили всю кровь, — продолжал Кай-Каус негромко, как будто самим рассказом мог разбудить упомянутое зло. — Мы находили и лесных зверей, с которыми обошлись так же. Их подвешивали к веткам, чтобы они бросались в глаза, но это раньше. Икиуи... он опасался, что бегство стада вызвано таким нападением.

Лесник был так уверен в своих словах, что подорвал недоверие Андаса. В конце концов, случившееся в последнее время с ним самим доказывало, что возможно все.

— Ночные бродяги служат ей, — прошептал Кай-Каус. — И эта крыса с горы Драк... это ее голос, она сама признавала это открыто. Тот, кто исполнял перед живыми танец костей, будет пищей Старухи.

Танец костей! Неужели кто-то решился провести такой страшный обряд? Поистине, эта Иньянга во власти дьяволов. Рука Андаса невольно устремилась к карману, где лежало кольцо. Понимают ли эти женщины, с чем связываются? Или их жажда власти так велика, что им все равно?

Он перебрал в памяти рассказы, которые считал вымыслом. И, вспоминая, содрогнулся. Кольцо... Если Кай-Каус говорит правду и те, кого не стоит называть, свободно бродят в лесах, нужно как можно скорее избавиться от кольца.

Но как от него избавиться? Его нужно оставить там, где его не сможет учуять ни один последователь Старухи, ведь по всем рассказам выходило, что те, кто ей присягнул, настроены на такие предметы и кольцо будет их притягивать. Может быть, то, что кольцо у него с собой, делает их мишенью...

— Неприятности... — Рычание Йолиоса прозвучало не громче шепота Кай-Кауса. — Я чую их в ветре.

— Какие неприятности? Кто-то приближается?

— Нет. Опять рок. — Он с отвращением сплюнул. — Зло. Зловоние сильней, чем в гниющем логове горпа. — Он немного помолчал и быстро добавил: — К тому же кто-то бежит от него. И страх его так же силен, как зловоние преследователя.

Андас прислушался. Он ничего не слышал. Но из темноты показалась рука Кай-Кауса и сомкнулась на его руке.

— Повелитель, я твой человек и буду защищать тебя ценой своей жизни. Поднимись наверх и убери за собой лестницу. То, что приближается, может быть, ищет только охотников...

— Прежде чем стать императором, верный человек, — ответил Андас, — я был воином и принес клятву крови. А среди слов этой клятвы есть и обещание стоять в битве щит к щиту. Я не позволяю другим сражаться вместо меня.

— У императора нет выбора, великий повелитель. Другие умирают за него, и это правильно, ведь, если гибнет глава государства, вместе с ним гибнет и государство. Став императором, ты отказался от прав и обязанностей воина, чтобы принять на себя более тяжкую ношу.

Андасу пришлось согласиться с правотой этих слов. Он император, а значит, больше не человек— он воплощение империи, и его жизнь, если потребуется, надлежит сохранять ценой жизни других. Но он не хочет, чтобы это началось здесь и сейчас.

— Пока нет, — сказал он. — Йолиос, что еще ты можешь нам сказать?

— Тот, кто убегает, близко. Тот, что преследует, — на удалении. Но силы беглеца на исходе.

И тотчас послышался шорох листвы, но не от ветра. Он доносился снизу — кто-то пытался привлечь их внимание.

— Спусти лестницу! — приказал Андас.

— Ему придется пройти мимо, чтобы не подвергать тебя опасности.

— Император я или нет, но я не правлю в Тройных Башнях! — взорвался Андас. — И, возможно, никогда не буду. Правила, приложимые к Льву Славы, здесь неприменимы. — Он не будет нести ответственность за гибель другого человека. Пошарив в темноте, он нашел лестницу и сбросил вниз, прежде чем Кай-Каус смог его остановить. Лестница натянулась — беглец уже поднимался.

Андас слышал его тяжелое дыхание. Ему не нужны были слова Йолиоса, чтобы понять — этот человек спасался от Смерти.

— Кай-Каус! — Человек перебрался через край. — Ночные бродяги...

— Тише! — послышался из темноты голос лесного жителя.

Андас ухватил человека за плечи, помог ему подняться, оттащил от отверстия и поскорее поднял лестницу. Может быть, преследователя смутит исчезновение добычи где-то наверху и он пойдет дальше. Принц не жалел о своем решении. Император он или нет, но он не может и, наверно, никогда не сможет мириться с такими жертвами. Он должен идти собственным путем. Может, тот, другой Андас сделал неудачный выбор, когда призвал его через врата; может, он и в своем мире стал бы неудачником, даже если бы его короновали. Возможно, он не из того теста, из которого сделаны императоры, непреклонные и непостижимые для окружающих. Что ж, он должен быть самим собой или погибнуть.

— Уже близко... — донеслось еле слышное предупреждение Йолиоса.

Андас лег животом на платформу, свесил голову в отверстие для лестницы и вгляделся в темноту внизу. Он видел там и сям мерцание светящихся насекомых, их почти невидимые прозрачные крылья источали мягкий свет. Странное свечение исходило и от некоторых растений, оно привлекало добычу. Но было и еще что-то...

Йолиос говорил о запахах— о зловонии. Андас поднес руку к носу, стараясь спастись от зловония, которое донеслось до него. Для чувствительного саларикийца это, должно быть, была страшная пытка. Запах разложения, давней смерти. И хотя он чуял такое впервые, Андас подумал и о том, и о другом.

Появилось и слабое свечение, как от призрачных насекомых, но какое-то нечистое. Если зловоние способно светиться, то это был именно такой свет.

Свободной рукой Андас снял с пояса иглострел и нацелил его вниз. Он не знал, что там рыщет, но ему еще не приходилось видеть, чтобы кто-нибудь уцелел после выпуска полного заряда иглострела. А он, перезаряжая оружие, настроил его на полную мощность.

Тварь внизу стремительно перемещалась по тропе, но как будто не шла и не бежала на обычных ногах. Андас прицелился в жирный силуэт.

Выстрел из иглострела осветил тропу. Принц услышал вой, который становился все пронзительнее, пока человеческое ухо не перестало его воспринимать. Но от звуков, испускаемых тварью, его голову и все тело пронзила дрожь. Андас снова выстрелил, хотя теперь, под действием этой мучительной дрожи, не был уверен, точно ли взял прицел.

Тварь металась, в агонии билась о землю, приминая и вырывая с корнем кусты. Но вот жуткий звук оборвался, тварь затихла, но Андас все не мог поверить, что она мертва.

— У тебя иглострел! — воскликнул Кай-Каус. — Мы такого не видели уже несколько лет.

Если самострелы были самым мощным оружием верных императору войск, Андас не удивился, что тварь внизу внушала такой ужас.

— Я выстрелю еще раз... — Он уже прицелился, но тут заговорил Йолиос:

— Эта тварь мертва. У тебя есть факел? Нам стоит получше разглядеть врага, чтобы узнать при новой встрече, — сказал он Кай-Каусу.

— Вот свет. — Все повернули головы. На лестнице, на полдороге от «спальной» платформы, стояла Шара с тлеющей веткой в руке. Она помахала ею, и огонь разгорелся, рассеивая темноту.

— Благодарю, госпожа! — Кай-Каус взял у нее ветку.

— Там внизу больше никто не ждет? — спросил Андас у Йолиоса.

— Слишком сильная вонь. Но я ничего не чую, кроме безвредных существ. Думаю, эта тварь охотилась одна.

Кай-Каус не стал возражать, когда Андас спустился вслед за ним. Он успокоился, узнав, что у правителя есть мощное оружие, и теперь не так остро чувствовал свою ответственность за него.

На земле смрад был так ужасен, что Йолиос зажал нос; его тошнило. Андас едва не повторил его жест, хотя, конечно, зловоние действовало на него не так сильно. Но он заставил себя всмотреться в тварь, которую судороги заставили свернуться клубком.

Он смотрел, как Кай-Каус подносит горящую ветвь ближе, но потом отступил, не в силах сдержать тошноту. Прислонившись к деревцу у тропы, он расстался со своим ужином.

Йолиос тоже отскочил. Андас увидел, что саларикиец вцепился в лестницу и начал подниматься так быстро, словно тварь гналась за ним. Оба лесных жителя хотели последовать его примеру, но остановились у лестницы и стали просить Ан-даса подняться перед ними.

Вид этого... этой твари почти парализовал рассудок принца. Он был хорошо знаком с записями, сделанными звездными путешественниками (у его отца была отличная коллекция таких записей, и он смотрел их с детства), и понимал, что в Галактике много необычных и даже ужасных существ. Но он никогда не видел ничего равного тому, что лежало в лесу на его родной планеты.

Нечистое? Больше, чем просто нечистое. Тварь до того пропитана злом и грязью, что казалось невероятным, как она еще способна жить. И все же у принца возникло стойкое ощущение, что он уже видел нечто в этом роде, — не точно такое, но достаточно схожее, чтобы это неуловимое подобие мучило его.

Он понятия не имел, откуда явилась эта тварь. Живет ли она на какой-нибудь из планет империи? Он надеялся, что нет. Под известными ему звездами никогда не рождалось такое исчадье. Но это ощущение знакомого...

— Во имя Первых Предков... — Голос Йолиоса звучал приглушенно— саларикиец все еще закрывал рот руками, как будто мог тем самым убрать зловоние из ночного воздуха, — что это за тварь?

— Не знаю, — начал Андас, и тут в его сознании возникло отчетливое воспоминание: — Элоплан... но этого не может быть!

— Элоплан из сада Старухи! — подхватила Шара. — Элоплан и еще что-то... похуже. Ей служит много садовников. Ей служат маги Несси...

Увидев эту мертвую тварь, Андас был готов поверить чему угодно. Но чтобы маг, как бы далеко он ни отошел от истинного Света, служил Старухе — это противоречие в терминах. Маги — мужчины, и особая подготовка заставляет их всеми силами и умениями поддерживать представителей своего пола. Старухе поклоняются только женщины, женщины такого норова, что они принадлежат Старухе чуть ли не с рождения. Маги и Старуха... нет!

Шара словно прочла его мысли.

— Маги Несси отличаются от всех прочих. Они заключили союз со Старухой сразу после того, как Кидайя начала околдовывать императора. У них как будто изменился весь строй мыслей. Именно один из этих троих принес императору смерть. И дважды они пытались захватить тебя. Разве ты не помнишь, мой повелитель? — Ее слова прозвучали предостережением, и он понял, что это одна из тех вещей, какие он должен знать.

— Знания Несси помогают создавать тварей вроде ночных бродяг. У нас были сведения о том, на что они способны. Именно такие исследования всегда интересовали Несси.

Андас заставил себя обдумать услышанное. Элоплан — подвижный в определенное время года, способный перемещаться и укореняться там, где почва плодороднее, — необычное растение. Он видел небольшой элоплан в саду экзотических растений во дворце.

Но это ведь не растение — у него есть голова. Андас стиснул зубы, всеми силами сдерживая рвоту. Эта тварь отчасти — ужасающе — человекоподобна! И если в этом виноваты маги Несси, их необходимо выкорчевать, уничтожить, и все их нечистые знания вместе с ними.

— Ты говоришь о ночных бродягах, — обратился он к Кай-Каусу. — Есть еще такие?

Ответил ему Икиуи. Он с благоговением посматривал на

Андаса при свете факела и, когда заговорил, знаком поприветствовал его.

— Повелитель, этой ночью в лесу по меньшей мере четыре таких. Все теплокровные животные бегут от них. Они разогнали дичь.

— А ты знаешь, откуда они пришли?

— Только одно — они двигались с востока. И они никогда не сворачивают — только для того, чтобы кормиться. Думаю, ими управляют.

— Как это?

— Они спугнули водяного лоффина, и тот побежал от них на восток. Один из бродяг бросился на них. Я... — Тут Икиуи поднес руки к голове, как при воспоминании о боли. — У меня заболела голова. Бродяга затормозил и закричал, словно бы в гневе, а потом перестал преследовать лоффина и вернулся на прежнюю дорогу.

— Откуда ты видел это?

— Сверху, с ветвей. За мной они не могли бы гнаться, но в одном месте невозможно было перебраться по веткам. И, когда я спустился на землю, они начали на меня охоту.

— Как будто увидели тебя и решили с тобой покончить? Вверху не было скиммера?

— Нет. А даже если бы был, то сквозь листву ничего не видно. Если и был шпион, то не над лесом, а ближе.

— Действительно ближе. — Йолиос все еще зажимал руками рот, и речь его звучала странно. — Принц, на эту тварь неприятно смотреть, но я посоветовал бы осмотреть ее внимательнее. Мне кажется, я что-то заметил... хотя, возможно, был не в состоянии смотреть как следует.

Меньше всего Андасу хотелось снова приближаться к убитой твари, но он понимал разумность предложения Йолиоса. И поэтому неохотно начал снускаться. Кай-Каус нес за ним факел. Саларикиец по приказу Андаса остался наверху: второе такое испытание было ему не под силу.

Жирная туша по-прежнему лежала свернувшись клубком, но теперь не таким тугим. Андас взял у Кай-Кауса факел и заставил себя внимательно рассмотреть животное, хотя ему приходилось бороться с тошнотой.

Факел осветил на круглом теле место за головой. К счастью, голова чуть откинулась и повернулась мордой вниз, так что можно было на нее не смотреть. Принц обратился к Кай-Каусу:

— Держи факел и дай нож!

Потребовалась вся решительность, чтобы ножом вырезать то, что было вживлено в зловонную плоть. Андас не выдержал; он лихорадочно рубил и рвал и наконец вытащил окровавленный грязный прибор, от которого в тело твари уходили провода.

Бросив добычу на землю, принц листьями и травой попытался вытереть ее. Предстояло взять прибор с собой, хотя от мысли о прикосновении к нему все тело охватывала дрожь. Но он не мог просить Кай-Кауса сделать это за него.

Наконец он умудрился обернуть прибор листьями и отнести в древесную крепость. Там его положили на пол. Прибор оказался сложным механизмом, вероятно, электронным. Знаний в этой области Андасу явно не хватало. Он вопросительно взглянул на Йолиоса, но саларикиец сделал отрицательный жест.

— Я не тех, принц. Но я бы сказал, что штука не простая. Несомненно, именно с ее помощью контролировали тварь.

— Может, это наемники? — спросил Андас.

— Скорее Несси, — ответила Шара. — Но едва ли такая технология возможна сейчас, когда империя лежит в руинах. Ведь это продукт высокоспециализированного производства. У нас не осталось ни фабрик, ни лабораторий. И не думаю, что они есть на горе Драк, — там все настроено на войну.

— А в долине Костей? — Андас трогал коробочку острием ножа, стараясь не прикасаться к ней руками.

Он слышал, как у остальных перехватило дыхание. Нельзя было открыто упоминать это название. Он нарушил строжайшее табу, словно выкрикнул непристойность в почетном месте.

— Кидайя — родня Старухе, — медленно заговорил он, и его слова звучали не вопросительно, а утвердительно. В то же время он следил за Шарой, чтобы точно знать — он не допускает ошибки. — Возможно, это она свела Несси и свою хозяйку. А какое место подходит для их проклятых экспериментов лучше, чем долина? Я начинаю думать, что главная угроза исходит не от горы Драк, а с другого направления.

— Повелитель, — заговорил Кай-Каус, — мы не можем выступить против Старухи...

— Так нас всегда учили, — согласился Андас. — И учили не зря. Старуха — женщина, а у женщин есть тайны, недоступные мужчинам. Но если эти тайны бросают тень на нашу землю, надо сделать то, что в свое время сделал Ахмеду, — перенести войну в сердце врага.

Он по-прежнему смотрел на коробочку, которая могла значить так много, но заметил, что все, кроме Йолиоса, отступили от него на шаг или два. Как ни верны они были делу императора, могло оказаться, что в этом они его не поддержат. Однако в глубине души он уже понимал, что прав: войну разожгли в крепости, где закрепились инопланетяне, но дров в этот огонь подбрасывают слабости его народа, то, что его люди слишком привержены обьиаям, слишком боятся отойти от того, чему их учили.

У его народа всегда была заметна сильная склонность к мистике. У одних она воплощалась в традиционных верованиях, другие углублялись в философию, в эксперименты со сверхчувственным. А третьи выбирали более темные пути, вроде поклонения Старухе или исследований Несси. И в нем это тоже было — именно поэтому он так реагировал на кольцо, отобранное у Абены.

Но если он намерен дать бой, нужно забыть о своих верованиях и страхах. Люди, доведенные до крайности, изголодавшиеся, как эти лесные жители или Шара, возможно, не найдут в себе достаточно сил, чтобы разорвать эти старые узы. И станут легкой добычей таких дьявольских изобретений, как эти бродяги.

Но он не совсем такой, как они. К тому же с ним Йолиос, совсем не такой, как они, — поэтому у него будет шанс. Однако может получиться и так, что пытаться использовать этот шанс ему придется в одиночестве.

Андас бросил нож. Он порылся в своем комбинезоне и достал ключ. При свете факела ключ казался красным. Принц зажал его в правой руке. А левой нащупал кольцо и вынул его из кармана, сжимая в кулаке и не приближая к ключу, — они все еще находились на противоположных полюсах света и тьмы, добра и зла.

И вскрикнул — холодный металл кольца больше не был холодным. Принц разжал кулак. Кольцо лежало у него на ладони и светилось, но это не был отраженный свет факела. Это был блеск жизни. Одновременно засветился и прибор, который он извлек из бродяги, — засветился и басовито загудел.

15

— Кольцо ясновидящей! — воскликнула Шара и отпрянула.

— Да, кольцо ясновидящей, — спокойно подтвердил Андас. — Я отобрал его у одной из служанок Старухи, когда та хотела с его помощью предать меня. Но неужели вы думаете, что я мог бы в то же время хранить и это, — он поднял ключ, чтобы все могли его ясно видеть, — если бы поддался злу, заключенному в этом кольце?

Может, лесные люди не знали, что это за ключ, но Шара поняла. Она видела, как реагировали остальные.

— Он прав, — помолчав, сказала она. — Это ключ к сердцу империи. Но носить его вместе с кольцом...

— Кольцо надлежит уничтожить. Но как это сделать, пока я не нашел место, где его можно спрятать навсегда? — возразил Андас. — Закопать в землю? Бросить в озеро? И вы думаете, оно не притянет к себе тех, кто на него настроен? К тому же оно, возможно, пригодится нам...

— Посмотрите на него! — Шара ни на миг не отрывалась от кольца. Андас взглянул.

В молочно-белой оправе сгущался какой-то клубок цвета — что-то происходило! Но он ничего не делал, чтобы вызвать... Андас поместил ключ между собой и кольцом как защиту — единственную, о какой подумал.

— Назад, — приказал он, — подальше от этой линии.

Все охотно повиновались, словно он держал в руке живой огнемет, способный выпустить уничтожающую струю.

— Выбрось его! — крикнула Шара. — Повелитель, не используй вещи дьяволицы!

Все инстинкты Андаса были согласны с нею. Но он взял себя в руки, подавил желание отшвырнуть кольцо и продолжал держать его. В этот миг оно вступило в контакт с сердцем вражеских сил, а все, что он мог бы узнать, дало бы им преимущество. Однако он повернул светящееся кольцо так, чтобы не видеть оправы, и нацелил его на прибор, извлеченный из твари.

Теперь прибор не просто сыпал искрами — ожили его провода, они извивались на полу, будто по-прежнему управляли телом. Кольцо стало желто-зеленым, и в нем появилось изображение — но не то, которого ожидал Андас. Это была серия искр-имнульсов, складывавшихся в крошечные картины. Картины возникали и исчезали так стремительно, что невозможно было их разглядеть.

— Вопрос в том, принимает оно сообщение или передает. — Йолиос не последовал примеру других и не отошел, а присел рядом с Андасом на корточки и наблюдал за искрами. — Кольцо включило прибор или наоборот? И можно ли принять эту передачу где-нибудь в другом месте?

Его перебил Икиуи:

— Послушай, повелитель!

Но Андас не нуждался в предупреждениях, он и сам ясно слышал вой, какой можно услышать в ночи, но который отчетливо звучал в голове.

— Ночные бродяги... их несколько! — Кай-Каус на четвереньках подполз к отверстию с лестницей. — Они приближаются...

— Кольцо! Наверно, оно их позвало! — воскликнула Шара.

Андас снова сжал кулак и едва не закричал от боли: кольцо раскалилось. Он убрал его в карман.

— Может, это и к лучшему. — Йолиос достал свой иглострел. — Я предпочел бы встретиться с этими тварями не в лесу, а в месте, которое выбрал сам. Призвать их и покончить со всеми зараз!

— Ты прав! — Для лесных жителей, вооруженных только самострелами, бродяги представляли страшную угрозу. Но Андасу казалось теперь, что их легко уничтожить более мощным оружием. И если собрать их всех в одно место и перебить...

Он положил руку на плечо Кай-Кауса.

— Можно ли устроить засаду над тропой и перестрелять их, когда они появятся?

— Мы могли бы, повелитель. Но ты не подготовлен...

— Ты только покажи подходящее место.

— Если хватит времени. — Лицо Кай-Кауса оживилось. Победа над страшилищем придала ему уверенности.

Шара преградила Андасу путь.

— Мой повелитель, у тебя кольцо, и ты идешь к тварям, которые отвечают на его вызов. Молю тебя, не ходи с тем, что может стать брешью в твоей защите! Ты не знаешь, как оно действует, знаешь только, что его оживил прибор, управляющий бродягами. А что, если это оно заставляет тебя вступить с ними в бой на их территории?

— Оно не сделало этого раньше.

— Но тогда, повелитель, ты не доставал его. Оно не «жило» — пока ты не поднес его к прибору. Когда оно оживает, у него появляется сила.

Говорит ли в ней старинное суеверие, или к ее предупреждению стоит прислушаться? Прежде чем он решил, с другой стороны подошел Йолиос.

— Есть предложение, принц. Если это кольцо — приманка, пусть и послужит приманкой. Надо его подвесить так, чтобы оно притягивало тварей удобно для нас.

Андасу не хотелось выпускать кольцо из рук. С самого начала он опасался его потерять — оно могло больше не найтись. Но предостережение Шары на него подействовало. Ведь сражаться с врагами оружием, которое может предать, глупо. А в предложении Йолиоса была логика.

— Лорд незнакомец прав, мой повелитель, — согласился Икиуи. — Используй кольцо как приманку.

Андас поручил жителям леса выбрать подходящее место для засады, и они быстро исчезли. Вой, вначале слабый и далекий, звучал все громче. Да и лес внизу ожил — его обитатели бежали от общей судьбы, как от огня. Трещали кусты, кричали удирающие животные, слышался топот копыт, и в листве на земле что-то шуршало.

Принц обнаружил, что лесные жители справедливо не доверяли его способности передвигаться поверху. Ему помогли добраться до края платформы и перелезть на соседнюю ветку. Там было не так удобно, вдобавок она раскачивалась под ним. Кай-Каус дал ему сплетенную из лиан веревку, другим концом привязанную к стволу дерева. Теперь у принца в руках появилась опора.

Его слегка раздражало то, что саларикиец легко карабкался по ветвям и без труда перебрался на соседнее дерево. Андас привязал кольцо, проверил прочность узла и только тогда позволил опустить его на веревке вниз. Кольцо раскачивалось, его сияние усилилось. А вой стих.

Андас повернулся к Кай-Каусу, который сидел на том же дереве недалеко от него.

— Они... — начал он, но тот тихим «ш-ш» попросил его молчать.

Принц устроился поудобнее и приготовился ждать. Впрочем, ожидание было недолгим: растительность расступилась, и показалась светлая туша бродяги. Животное неслось быстрее, чем, казалось бы, позволяла его масса, и затормозило под кольцом. Приподнялось и передней частью тела, видной в полумгле, потянулось к кольцу.

Ничего не вышло, но это его не смутило. Оно продолжало попытки, хотя явно не могло дотянуться до сокровища. И еще не успокоилось, когда появилось второе.

Чудовища не обращали друг на друга внимания. Их мир словно бы сузился до этого кольца. Меньшая тварь прислонилась к большей, когда обе старались дотянуться до него, и та покачнулась. Послышалось рычание: большая тварь повернула голову, чтобы отогнать меньшую от приманки.

Меньшая приняла вызов. Они сцепились, и в этот миг появилась третья, самая крупная. Растолкав дерущихся, она нацелилась на кольцо и передними лапами (если их можно было так назвать) едва не дотянулась до цели. Андас, опасаясь, что вторая попытка может оказаться удачной, выстрелил, не предупреждая Йолиоса. Но тот выстрелил одновременно с ним, и туши внизу оказались под перекрестным огнем. Выстрелы были смертельными.

Есть ли другие? И достаточно ли притяжения кольца, чтобы подманить их, даже если они получили какой-нибудь сигнал о гибели своих сородичей? Люди ждали в ветвях так долго, что Андасу показалось, будто прошла половина ночи. Но бродяги больше не появлялись, и воя тоже не было слышно.

Наконец Андас, уставший от непривычного положения и сомневающийся в том, что вторая попытка окажется такой же удачной, выбрал веревку и спрятал кольцо. Может, оно и было символом зла, но сегодня хорошо им послужило. Возможно, и в будущем удастся использовать его призыв в своих целях. Теперь, после этой победы, принц увереннее смотрел в будущее. Вначале им удалось захватить скиммер, сейчас — убить этих чудовищ.

Они вернулись в древесную крепость, и Андас согласился лечь. Тело болело от сидения на ветках, и он не помнил, чтобы спал после недолгого отдыха в комнатах командира в казарме.

Когда он проснулся, сквозь ветви над головой пробивался зеленый дневной свет. Но который час, он не знал. Принц повернулся, чтобы посмотреть, с кем делил постель. И увидел рядом голову Шары. Ее ввалившиеся глаза были закрыты, но ему показалось, что теперь она выглядит не такой изможденной и чуть более молодой...

Сколько же ей лет? Она назвалась избранницей императора. В прошлом бывали случаи, когда по династическим причинам заключались браки с большой разницей в возрасте, но Андас начинал понимать, что Шара — вовсе не измученная и изнуренная женщина, какой вначале казалась. Она устала от бродячей жизни, но это совсем молодая девушка. Он по-прежнему внимательно разглядывал ее лицо, пытаясь определить возраст, и вдруг она открыла глаза.

В ее взгляде читалась мгновенное осознание. Так опытный воин мгновенно просыпается по тревоге. Однако она ничего не сказала, только ответила на его взгляд, в свою очередь внимательно изучая его лицо.

На спальной платформе они были одни. Андас заметил это и смущенно сел. Принц слегка стыдился того, что она заметила, как он разглядывал ее спящую.

— Ты избранница императора, — сказал он, не зная, как выразить свои чувства.

— Но не твоя. — Она говорила еле слышно, так что слышно было только ему. — Такой выбор был государственным делом... или так начиналось...

И тут же воображение подсказало ему, что его догадка верна.

— Но потом стало по-другому? — В глубине души он вдвойне стыдился собственной слепоты. Смерть здешнего Андаса для нее могла означать гибель половины мира, а для него ничего не значила и стала только дополнительным бременем. Он был жесток в своем эгоизме, а должен был быть добрым. Он размышлял только о том, что эти события означали для него, и внутренне старался отстраниться от всего. Он негодовал, что другой человек заставил его вмешаться в эту жизнь, стать ее частью. В том, что другой Андас исполнял свой долг и использовал единственную возможность для воплощения своих планов, принц не сомневался. Но и тот Андас был эгоистичен, иначе не обрек бы незнакомца на такую участь.

— Да, по-другому. — Еле слышный шепот Шары снова оторвал его от мыслей о ней. Но она не стала распространяться и пояснять свое признание.

Избранница императора — его жена, хотя и не императрица, потому что не коронована публично. Он взял в жены представительницу своих сторонников, такую, от которой нельзя отказаться.

Эта мысль тревожила Андаса. Одинокая жизнь отца, которую он разделял, лишила его женского общества. У них не было даже служанок. А когда Андаса призвали ко двору, он вскоре отправился в Пав, учиться воинскому искусству, и это тоже был мир без женщин. Когда он вернулся, при дворе было достаточно женщин, готовых бросить ему свой цветочный венок. Но он был слишком стеснителен, слишком неловко чувствовал себя с ними, чтобы отвечать на их приглашения. Не вступил он и в официальный брак, а потом однажды ночью лег в свою постель — и проснулся в тюрьме на другой планете.

С тех пор была только Элис, которую он жалел, руководствуясь собственными страхами и чувствами, — лишь для того, чтобы узнать: она ему более чужда, чем даже мохнатый саларикиец. Еще он видел принцессу Абену (Андас сухо улыбнулся, вспомнив об этой встрече). Предположительно, Абена — его дочь. И вот теперь эта женщина, хрупкая, но выносливая, в потрепанной одежде, утверждает, будто она избранница другого Андаса. И считает, что он должен поддерживать с ней такие же отношения? Но насколько близкие?

Он не испытывает к ней никаких чувств, только нечто вроде приводящей в смущение жалости, — приводящей в смущение, потому что она часть той новой жизни, которой он для себя не просил. Может быть, недостаток чувств свидетельствует о том, что он андроид? В нем вспыхнул старый страх. Если бы только больше знать об андроидах! Их запретили так давно, что он знает о них только по слухам. Но можно ли создать андроида, настолько похожего на человека, что он мог бы обмануть вра- чей и даже зачать детей? Если мнимый император на самом деле не мнимый — значит, андроид он, Андас!

— Тебя донимают тревожные мысли. — Он встал на ноги, но Шара лишь села на ложе из листьев. — Я не требую от тебя больше, чем ты можешь дать, но перед другими мы должны играть свою роль, чтобы сохранить тайну. И ради него я пойду на это! — Озабоченность в ее голосе стала предупреждением.

— Перед другими я тоже буду играть свою роль — как сумею. А сумею лучше, если ты расскажешь мне больше.

Шара кивнула.

— Самое подходящее время для такого разговора. Мы здесь одни. Даже мохнатый, которого ты называешь другом, ушел с охотниками. Бродяги мертвы, и есть шанс хорошо поохотиться. А любую возможность добыть еду следует использовать.

Штаб твоих сил расположен в Месте Красной Воды. У тебя сейчас четыре главных военачальника. Первый — Квайн Мейкнаген. Он самый старший и когда-то был губернатором Севера. Он высокий, сутуловатый, и у него привычка вот так тянуть себя за нижнюю губу, — она показала, — когда он глубоко задумается или попадет в затруднительное положение. Он думает не слишком быстро, но, приняв решение, доводит дело до конца.

Второй — Патопир Ишан. Он моложе, воин доблестный, но безрассудный, и его иногда приходится сдерживать. Он прихрамывает из-за старой раны, но умеет красиво говорить и пленяет женщин так, словно у него на шее любовный амулет. Он красив и часто смеется, но весьма проницателен. Только безрассудные порывы мешают ему стать подлинно великим.

Третий военачальник — госпожа Бахия Баноки.

— Женщина!

— Именно! — произнесла Шара укоризненно. — Когда ее супруг пал в битве при Наймарре, она возглавила его войско и прекратила отступление. Она очень умна, проницательна и опытна, средних лет, у нее было на твоей службе четыре сына. Из них только один остался в живых.

А четвертый и последний из твоих военачальников, мой повелитель, — некая Шара. С тех пор как мы вырвались из огненного кольца в Торту, я возглавила свой род, а мой старший брат прикрывал отступление.

С этими четырьмя ты будешь иметь дело чаще всего, но тебе надо знать и о других. — Она продолжала терпеливо рассказывать, а он старался запомнить подробности относительно множества мужчин и нескольких женщин, с которыми ему предстояло встретиться, чтобы приветствовать их как старых товарищей по оружию.

Андас обнаружил, что эта наука дается ему легче, чем он ожидал. Но удивился, когда Шара вдруг замолчала, понурила голову и посмотрела на свои руки.

— Есть еще один. — Ее нежелание говорить было таким явным, словно ее принуждали. — Это верховный жрец Келемейк.

— Келемейк! — Андас удивился, но в следующее мгновение подумал: а чему тут удивляться? Если у него, Андаса, есть здесь двойник, то почему их не может быть у других, кого он знает? То, что в рассказе Шары он не встретил ни одного знакомого имени, ничего не значит. Здесь произошли большие перемены. Люди, которые в обычных условиях никогда не привлекли бы внимания императора, теперь вступают с ним в прямой контакт.

— Ты говоришь так, словно знаешь его...

— В моем мире тоже есть Келемейк, хотя там он не верховный жрец. Он был придворным историком и какое-то время учил меня.

Она сразу поняла то, о чем Андас догадывался.

— Если есть двойник Андаса, то может быть и двойник Ке-лемейка. Каким человеком был тот, кого ты знал? — Сейчас, когда они остались одни, она говорила с Андасом как с равным, без той почтительности, какую демонстрировала в обществе других. И ее прямота смущала его еще сильнее.

— Это был нелегкий человек: очень ученый, он не интересовался ничем, кроме своей работы. Он сторонился двора, пропадал в архивах. В конце концов император, мой дед, назначил его хранителем архивов. Он не был религиозен, но знал о религии больше многих жрецов, и так же очень много знал обо всем остальном. Но несмотря на все это, он не был магом — никогда не обучался этому искусству. Но, думаю, это больше прочего соответствовало его темпераменту.

— Знание форм религии и всего того, что связано более с прошлым, чем с настоящим? Это можно сказать и о нашем Келемейке. Этот человек твердой рукой правит храмовым братством, и у него множество сторонников. Но мне он не по душе. И Андас тоже не хотел вводить его в свой ближний круг. Думаю, это его обижало, хотя Келемейк ничего не говорил. Но его окружение пыталось переубедить Андаса. Мой повелитель отвечал, что чувствует в этом человеке изъян, который не может назвать. Позволь тебе сказать, что есть несколько мужчин — и женщин, — которым при необходимости я могла бы рассказать о нашем обмане. Но Келемейк будет последним из них. Осторожнее с ним — не могу объяснить почему. В такой жизни, как наша, тени хуже реальности, потому что реальности можно противостоять, с ней можно бороться, а тени ускользают, чтобы вернуться, и ждут, когда храбрость покинет нас, а здравый смысл обманет в минуту нужды и отчаяния.

— Я предупрежден. Никогда еще у императора не было больше оснований опираться на свою избранницу, — сказал он намеренно, ибо его вновь тронула внутренняя сила Шары, то, что она смогла готовить другого человека к тому, чтобы он занял место того, кого она любила. В том, что она любила того Андаса, хотя держала эту любовь в себе, не открывая своих чувств, он не сомневался.

— Не только я избранница, но и ты, — негромко сказала он.

Он протянул руку.

— Поэтому давай обручимся заново.

Когда они начали этот разговор, Андас меньше всего думал о том, чтобы предложить ей руку. Однако это произошло легко и естественно, хотя он не сомневался, что между ними только дружеские отношения. Но и такой дружбы в прошлом он никогда не знал.

— Принц! — окликнул его с нижнего уровня Йолиос.

Андас отступил от девушки и посмотрел вниз. Саларикиец улыбнулся ему.

— Охота хороша — настолько, что твоим лесовикам нужна помощь. Они просят нас сходить к перевалу с просьбой выслать транспорт, потому что это мясо должно как можно скорее попасть в коптильни. А ты — в свой штаб.

Они пошли по тропе, ведущей из леса; теперь, когда она хотя бы временно очистилась от жуткого врага, здесь стало очень приятно. Вышли они в полдень, но идти было легко, и к перевалу они подошли еще до заката.

Маленький местный гарнизон встретил их тепло. Шара заранее сообщила Андасу, что здесь нет никого из его близких последователей. С ним держались уважительно, и он отвечал тем же.

Десять человек отправили по их пути в лес за нежданным запасом мяса.

— Повелитель, до нас дошли слухи о том, что на свободе ночные бродяги... — сказал командир гарнизона, когда посыльные ушли.

— Уже нет. — Андас рассказал о своих приключениях и увидел, что командир смотрит на него недоверчиво.

— Четверо... четверо ночных бродяг убито! Повелитель, это почти такая же хорошая новость, как взятие горы Драк. Если лес свободен, можно охотиться и не бояться голодной смерти. Будь у нас прежнее оружие, что мы могли бы сделать!

— У нас есть и скиммер. — Андас коротко рассказал об удачном нападении на машину. — Мы не решились на нем лететь, чтобы нас не сбили свои же...

— Можешь не опасаться, мой повелитель. Пусть у нас нет коммов, как в прошлом, но есть то, что их заменяет, хотя уступает в скорости передачи. Мы можем отправить твое сообщение, и в штаб ты сможешь лететь. Марчер, — обратился он к часовому у двери, — позови Дуллаха с самыми быстрыми летунами.

Потом снова обратился к Андасу:

— Повелитель, напиши, что хочешь сообщить. Еще до восхода луны послание будет в руках твоих военачальников: Дул-лах лучше всех умеет выращивать горных соколов, и никому не превзойти его посыльных в скорости и исполнительности.

— Разреши мне, — сказала Шара. — Я отправлю сообщение от твоего имени, а ты пока подробно узнай от командира о делах в горах. — Она быстро взяла все в свои руки, и Андас понял, что может не опасаться ошибок.

Он пришел в восторг, когда принесли соколов; к их лапам уже были прикреплены тонкие трубки — для надежности собирались пустить двух соколов. Они были не такие тяжелые, как птицы в его мире, но с более широкими крыльями. Оперение серое с переходом в черное — это делало соколов невидимыми ночью, а на голове, увенчанной хохолком, — зоркие глаза, привыкшие к темноте. В природном состоянии это были ночные хищники.

На листке прочной тонкой кожи, который ей дал командир, Шара начала писать сообщение. Пока она писала, Андас расспрашивал.

— Расскажи, что происходит в горах. — Он готов был получать новые данные, которые помогут ему играть роль главнокомандующего.

16

Свет был достаточно ярким, чтобы Андас разглядел лица сидевших за столом. Шара хорошо поработала. По ее описаниям он знал достаточно, чтобы без запинки назвать каждого. Слева от него на месте главного военачальника сидел Квайн Мейкнаген. За ним — Патопир Ишан, лицом к нему — госпожа Бахийя Баноки, а справа от Андаса — Шара.

Незадолго до этого они встретили его с явным облегчением, и в них он не заметил и тени страха или испуга. Но после предостережения Шары оставался начеку. Именно поэтому за столом совета лицом к Андасу сидел и Йолиос. Принц не знал, сможет ли саларикиец при помощи своего особого чутья разоблачить предателя, но это была хоть какая-то мера безопасности.

Первым энергично заговорил Ишан:

— Должно быть, это правда, мой повелитель. Пилот был полумертв, когда мои разведчики нашли его в разбитом скиммере. Они выслушали его рассказ и отправились к горе Драк. Там никаких признаков жизни.

— Это хитрость! — с жаром ответил Мейкнаген, бросив на Ишана сердитый взгляд. — Приманка, чтобы завлечь нас в западню.

— Верховный жрец говорит, что этот пленник сказал правду, — низким спокойным голосом произнесла госпожа Баноки. — Его допросили под гипнозом. Эпидемия широко распространилась по горе Драк. И все последние месяцы с нами сражались роботы в автоматическим режиме. Теперь и они выходят из строя, потому что нет техподдержки.

— Выходят из строя! — фыркнул Мейкнаген. — Они были настолько в рабочем состоянии, что прожгли дыру в нашем последнем краулере. И было это всего десять дней назад, когда мы искали тебя, мой повелитель. — Он обращался непосредственно к Андасу. — Говорю тебе: идти к этой горе смертельно опасно. Нет, это ловушка. Что бы ни говорил верховный жрец, мы знаем — в старину умели манипулировать памятью людей, вводить в нее ложные воспоминания. Так могли обработать и этого несчастного: у них еще остались механизмы и приборы, а мы вынуждены стрелять из самострелов и ездить на элькландах.

Андас склонил голову, признавая горькую логику рассуждений своего военачальника. То, что он здесь увидел, не внушало оптимизма и бодрости. У продержавшихся до сих пор силы духа было гораздо больше, чем способностей вести войну против тех, кто все еще владел оружием так называемой цивилизации. Они словно ждали, что на их стороне выступит какой-нибудь герой из древней легенды и позволит «правым» с помощью его сверхъестественной силы одержать победу. Но рассчитывать на сверхъестественную силу... Неожиданно мысли его вернулись к тому, о чем он не думал с происшествия в лесу.

— Большинство умерли или умирают, сказал пленник? — спросил он у Ишана.

— Да, большинство. Среди них есть и как будто бы иммунные. Но их немного, и они сейчас не в состоянии оборонять гору. Мы можем выступить и...

— А не было ли среди умерших Кидайи? — прервал его Андас.

Ишан оживился:

— Этот человек всего лишь командир взвода и не общался с высшими офицерами. Но он сказал, что с месяц назад или чуть больше — после пережитого он не очень хорошо представлял себе время — лорды-сторонники Кидайи и она сама забрали последний крейсер и улетели.

— Вероятно, он не знает куда?

— Она могла улететь только в одно место, — своим обычным бесстрастным голосом сказала Шара. — В Долину Костей, где обитает сила, способная ей помочь.

Все молчали. Ишан смотрел на девушку, госпожа Баноки — на свои руки, лежащие на столе, пухловатые, в дорогих кольцах — символах власти; эти кольца так впились в ее плоть, словно она носила их очень давно. Мейкнаген потянул себя за нижнюю губу. Йолиос сидел спокойно и расслабленно, но Андасу показалось, что у саларикийца раздулись ноздри: он словно почувствовал какой-то запах.

— Если инопланетники одни, а те, кто их нанял, их, так сказать, бросили, — первым заговорил Андас, — мы, вероятно, сможем убедить их, что их договор разорван. Предложим им сдаться на почетных условиях.

— Это ловушка!

— У нас есть возможность это проверить. Воспользуемся скиммером. Допустим, мы с его помощью вернем пленника на гору и подождем, что будет. Наемники очень не любят, когда их контракт разрывают на чужой планете. Все зависит от того, что им обещали.

Шара кивнула.

— Не сомневайтесь, сулили им многое. Есть основания считать, что они дали клятву сражаться не на жизнь, а на смерть. Сердце мятежа не на горе Драк, оно в Долине Костей.

— Но, чтобы отправиться в эту долину, я должен взять то, что находится на горе.

— У тебя есть план, мой повелитель? — спросил Мейкнаген.

— У меня есть это. — Андас положил руку на стол и разжал кулак. На ладони у него лежал ключ.

— Но ты не можешь... в храме смертоносная радиация! — воскликнул Ишан.

— Нет, если пойти в противорадиационном костюме. Я знаю, что искать. И найду, если будет защита.

— Нет! — Мейкнаген с силой ударил кулаком по столу. — Ты погибнешь. Риск слишком велик, а если с нами не будет тебя, Кидайя победит, нам же останется перерезать себе горло.

— Что же делать? — спросил Андас. — Ждать, пока Кидайя и ее дьявольские помощники придумают и пошлют против нас новое зло? Разве не довольно отступать во мрак варварства? Нам нужно то, что на горе, и нужно сейчас! Вы все знаете, что это значит, какой силой наделено то, что открывает этот ключ. — Он держал ключ в пальцах как указку, направляя вдоль стола.

— Пройти в храм невозможно, — повторил Мейкнаген. Он не отрывал взгляда от ключа, но упрямо качал головой.

Андас хотел бы признать это так же безоговорочно, как его полководец. Единственный план, какой ему удалось составить, ничуть его не привлекал. Он не был героем, готовым умереть, лишь бы выполнить задачу, способную спасти положение... а может, и не способную. Но это было частью возложенной на него ответственности. Только истинный император и его признанный наследник могли воспользоваться этим ключом. Андас даже не знал, что им откроет, если доберется до места, но верил — это даст ему окончательный ответ, жить или погибнуть империи. И, похоже, настал час, когда этот ответ стал необходим.

Если, как утверждают, гора Драк — действительно хорошо укрепленная крепость, там должны быть противорадиационные костюмы. В таком костюме он сможет войти в храм или в его развалины, и тогда... «Не торопись, — остановил себя Андас, — делай шаг за шагом. Ты ступил на очень опасный путь».

— Приведите пленника, — приказал Ишан, зная, что чем дольше они будут совещаться, тем меньше смогут решить, а действовать необходимо.

Внешне пленник походил на тех, кого Андас видел в захваченном скиммере, только этот растерял всю уверенность. Но его подготовка сказывалась, и он вытянулся перед Андасом.

— Ты рассказал нам о ваших бедах, — начал принц. Ему показалось, что дух пленника сломлен. Пожалуй, из него вытянули все, что он знает. Но, возможно, Йолиос способен узнать больше.

— Эпидемия, ваше величество...

— Вот именно. Я слышал также, будто ваш наниматель или наниматели вас обманули... это верно?

Солдат вздрогнул, словно вопрос пробил наросшую вокруг него оболочку невезения.

— Обманули, ваше величество?

— Ведь Кидайя и верные ей лорды бросили вас? Ведь это они пригласили вас сюда, а теперь бросили умирать. На взгляд честного человека, солдат, это нарушение контракта. Ты разве не думал об этом?

— Нам ничего не сказали, ваше величество. Мы продолжали выполнять свой долг.

— И зря. Но теперь, солдат, ты можешь кое-что сделать — и не только для себя, но и для всего вашего отряда, для тех, кто уцелел. Передай наши условия твоим уцелевшим командирам, имеющим полномочия сдаться. Мы выполним все требования кодекса наемников и предложим почетные условия, клянусь. Это уже не ваша битва, вам незачем расплачиваться за тех, кто сбежал и бросил вас.

— Ваше величество, невозможно вернуться к горе пешком. Я прилетел на скиммере, но он отказал. Тяжелое вооружение, согласно приказу госпожи Кидайи, задействуется автоматически, и к нему нет доступа. Я не смогу туда добраться.

— Ты прилетел на скиммере — и вернуться можешь на скиммере. Или ваша противовоздушная оборона тоже действует автоматически?

Под пристальным взглядом Андаса солдат облизнул губы, но глаз не отвел.

— Нет, ваше величество. Считалось... что у вас больше нет воздушных средств. А еще, ваше величество, говорили, что и ты сам мертв или скоро умрешь!

— Как видишь, я не умер, и воздушные средства у нас есть. Тебя отвезут к горе Драк, и там ты спустишься на антигравитационном поясе... — Андас повернулся к Ишану. — У него был такой пояс?

Военачальник утвердительно кивнул, и принц продолжил:

— Ты передашь своему командиру наши условия. Мы дадим ему день на обдумывание. Если он их примет, он сам и по меньшей мере два старших офицера должны подать сигнал с вершины горы. За ними прилетит скиммер и привезет ко мне для мирных переговоров. Ясно?

— Да, ваше величество.

— Приготовьте его, — велел Андас Ишану.

— Они не сдадутся. — Но теперь Мейкнаген был уже не так уверен в этом.

— Думаю, сдадутся. Наемники продают свою верность, но это правило имеет и обратное действие. Если они решат, что контракт нарушен, то сдадутся на условиях кодекса наемников. А мы, поскольку не можем выслать их с планеты, возьмем с них слово.

— Ты поверишь их клятве? — продолжал возражать Мейкнаген.

— Ты ведь знаешь наемников?

— Да. Если они дадут клятву, то, пожалуй, сдержат ее.

— Не все сразу. — Андас перешел на официальную придворную речь. — День на исходе, мои верные военачальники, аудиенция окончена. — Сказав так, он впервые перешел от роли командующего к роли императора. Все вышли, за исключением Йолиоса, которого он знаком попросил остаться, и Шары.

— Что ты узнал? — Андас едва дождался ухода остальных, чтобы задать свой вопрос.

— Во-первых, среди них нет предателя. Во-вторых, ты правильно оценил этого пленного. Думаю, он все сделает, как ты хочешь. Будем надеяться, что так же поступят его командиры. Но что ты собираешься делать, принц... или теперь следует говорить «император»?

— Я верю, что этот ключ, — Андас спрятал ключ в одежде (он наконец расстался со своим грязным рваным комбинезоном, сменив его на куртку, брюки и сапоги) — позволит нам наконец найти унраву на Кидайю. Он — самое могущественное оружие, какое когда-либо знал мой народ. Мы даем клятву не прибегать к нему без крайней необходимости. И я считаю, что мы именно в таком чрезвычайном положении. Если у врага автоматическая защита, можно столетиями ждать падения горы Драк: защита будет действовать, пока не истощатся запасы энергии. Но сейчас важна не эта гора, а Долина Костей. С первых дней существования империи нам всегда угрожала Старуха. Как говорится в предупреждении? — Он взглянул на Шару.

— Тьма порождает тьму, зло дает начало злу.

То, что человек делает, он может уничтожить.

Но так он устроен.

А иное ждет. Наблюдает.

И наконец торжествует над всеми.

Наступит ночь, а новый день не придет.

Будет зима, но не будет весны.

Высохшие кости лягут рядами,

Но некому будет их оплакать,

Ведь не станет глаз, способных проливать слезы.

— Невеселое предсказание, — заметил саларикиец.

У него есть какой-то смысл, помимо мрачных слов?

— Старуха отрицает все, что мы считаем жизнью. У нее много обличий. Иногда она снисходит до того, чтобы явиться страшилищем, которым пугают детей. Бывает, что ее последователи гордо владеют огромной силой. Но пророчество всегда предрекало, что когда-нибудь Старуха и тот, кто владеет ключом, вступят в последний бой. Я думаю, это время пришло.

— И Кидайя прислана в наш мир, чтобы ускорить события? — размышляла Шара. — В таком случае все зло, какое она причинила, складывается в единый рисунок. Если бы она жаждала получить только императорскую корону, то завладела бы ею, не навлекая таких несчастий на друзей и на врагов. У нее было множество возможностей, и она всегда выбирала ту, что сулила наибольший хаос и разрушения. Итак, ты воспользуешься оружием, ключом. И куда ты его отнесешь — в Долину Костей?

Андас неожиданно почувствовал страшную усталость, как человек, истративший все силы и обнаруживший, что должен взвалить на себя дополнительную ношу.

— А куда еще? — просто спросил он. Он никогда не хотел ничего иного, кроме обязанностей, которые сейчас казались легкими и приятными. Но обратной дороги нет. С той минуты, когда он взял в руки ключ, он выбрал свой путь. Тот привел его сюда, и он не мог с него свернуть, даже если бы захотел.

— Но один ты не пойдешь! — возразила она.

Он чересчур устал, чтобы спорить. Иногда, оставаясь в одиночестве (в последнее время это случалось так редко), он закрывал глаза и проводил пальцами по векам, словно пытаясь стереть свет и звуки. Без Шары он и часа не мог бы играть свою роль. Временами ему хотелось, чтобы она позволила ему ошибиться, выдать себя, — тогда он освободился бы.

Он подошел к окну маленькой комнаты, до которой сократилась огромная империя. Некоторое время он не сможет вмешиваться в действия. Теперь все зависит от того, сдастся ли гора Драк.

— Император, — Йолиос выговорил этот титул без почтительности, с какой его произносили другие, — к нам кто-то идет... — Он повернулся, ноздри его раздулись. — И с ним что-то неладно...

Андаса не успел попросить объяснений: часовой откинул одеяло, служившее дверью.

— Повелитель, верховный жрец просит срочно принять его.

— Пусть зайдет.

Вошедший был двойником того Келемейка, которого помнил Андас. Он не следовал распространенному обычаю бриться — его подбородок украшала воинственно заостренная бородка. Просторное одеяние, не столь истрепанное, как у солдат гарнизона, было, как и полагалось храмовому облачению, ржаво-красным. Голову, как предписывал сан, венчала высокая коническая митра, украшенная не драгоценными камнями, а лишь вышитым серебром изображением ключа. Серебряный ключ свисал на длинной цепи и с шеи.

С тех пор как Андас появился в крепости, он дважды видел верховного жреца. Оба раза это были чисто официальные встречи в большом обществе. Сейчас ему показалось, что верховный жрец, вместо того чтобы обрадоваться возвращению императора, старался как можно незаметнее избегать прямого общения с предводителем. Но вот он здесь и как будто очень хочет поговорить.

— Гордость рода Балкис-Кэндаса, — прозвучал голос, которым привыкли пользоваться при больших скоплениях народа, — мне стало известно, что мы выступаем против горы Драк.

— В общем, да... — подтвердил Андас. — Мы предлагаем ее защитникам сдаться.

— Этим инопланетникам, этому воплощению зла — им нет прощения! — Глаза жреца засверкали. Насколько можно судить о двойнике по тому человеку, которого знал Андас? Для прежнего Келемейка такая мина означала, что он собирается разнести в пух и прах какое-нибудь старинное верование.

— Они наемники. Мы предложим им обычные мирные условия, и они дадут клятву.

— Они осквернили нашу планету, превратили империю в пыль! Гордость рода Балкис-Кэндаса, те, что были до нас, не станут приветствовать такое недальновидное милосердие. Молю тебя еще раз подумать, прежде чем предлагать этим кровопийцам какие бы то ни было условия. Пусть остаются в норе, куда сами себя загнали, и перемрут.

— Это гораздо легче. — Андас надеялся, что говорит убедительно. Позиция жреца показалась ему несколько необычной.

Обычно жрецы не призывают к мести. — Но на это уйдут годы. А у нас их нет. И, если мы можем закончить войну сейчас, стоит дать клятву.

— Но никакого мира с Кидайей не будет! — выкрикнул Келемейк. — А она не на горе.

— Да, ее там нет. Но где бы она ни была, мы ее отыщем.

Келемейк оскалил зубы в презрительной улыбке:

— Конечно, с помощью оружия, захваченного на горе. Возможно, это недурной план, да только у тех, с кем сейчас Ки-дайя, такое оружие, по сравнению с которым оружие горы — ничто.

— Вовсе нет. — Андас протянул руку к груди; там под одеждой покоился ключ. — У меня есть вот что. — Повинуясь порыву, которого сам не понимал, он извлек свое наследие. И снова ему показалось, что весь свет в комнате сосредоточился на ключе.

В Келемейке произошла поразительная перемена. Только что его рука лежала на серебряном ключе, символе его сана. Теперь он сорвал этот ключ с шеи и замахнулся им, как оружием. Но не довершил то, что собирался сделать, — Йолиос прыгнул. Саларикиец напал сбоку, и это внезапное нападение заставило жреца осесть на колени. После второго удара чужака жрец упал. Йолиос перешагнул через него, поднял ключ, осмотрел его и глухо зарычал.

— Неплохая игрушка для жреца, император. Посмотри! — Держа ключ, как Келемейк, он подошел к столу. Послышался легкий щелчок, и в деревянную крышку стола вонзилась маленькая черная игла величиной с одежную застежку: должно быть, она скрывалась в ключе.

— Не дотрагивайся. — Йолиос отвел руку Андаса. — На ней очень подозрительное пятно. И скажу тебе кое-что еще. Это... — Он носком сапога толкнул тело жреца. — Это не человек. Во всяком случае, не такой, каких мы знаем.

— Андроид? — ухватился за предположение Андас.

— Нет, когда-то он был человеком. Но кем он стал, наверное, могут сказать только последователи этой вашей Старухи. Он и есть ваш предатель, или я никогда не чуял большего зловония!

— Келемейк! — выдохнула Шара. — Но ведь жрецы неподвластны Старухе. Иначе они не могут быть жрецами.

— А сколько времени прошло с тех пор, как перестала действовать защита храма? — спросил Андас. — Ты почуял предательство?

— Я уловил зловоние, похожее на то, что издавали лесные твари, и понял — он такой же. И пришел сюда, чтобы убить тебя, а это означает одно: те, кому ты противостоишь, тебя боятся. Возможно, им не понравился именно твой последний план.

— Но как они узнали? Мы ведь обсуждали его только что.

— Разве не ты показывал мне шпионские глазки в вашем дворце? Если их нет в стенах этой крепости, значит, у предателя были свои шпионы. Он так встревожился, что готов был убить тебя при свидетелях и тем самым выдать себя. Он либо замышлял убить и нас, либо служил хозяину... или хозяйке настолько преданно, что готов был погибнуть. Как лучше закончить свою службу, если не со славой, уничтожив главную угрозу?

Андас склонился к жрецу и перевернул его тело. Он не думал, что Келемейк мертв. Йолиос не мог ударить его так сильно. Но тот был мертв, и Андас обыскал его. Он не знал, что ищет, но должна была существовать какая-то связь между предателем и врагом. И наконец нашел ее внутри митры, непосредственно под символическим изображением ключа. Это оказался крошечный приборчик. Принц попытался его вытащить, но оказалось, что провода от него расходятся под тканью митры во все стороны и могут касаться черепа во многих местах.

Череп же, как принято у жрецов, был выбрит. Йолиос присел с другой стороны от труна и стал разглядывать вначале шапку, потом череп. Вдруг он протянул руку, выпустил на полную длину когти двух пальцев и резко провел ими по черепу, разрезав кожу. Но кровь не полилась. Под кожей все увидели блеск металла. Частью черепа жреца была металлическая плата.

— Опять дела ваших Несси, — заметил Йолиос. — Они соединили свою магию с наукой, если это можно так назвать.

Андас встал.

— Чем скорей мы навестим Долину Костей, тем лучше, — процедил он сквозь зубы.

17

Андас расхаживал из стороны в сторону. Комнаты в небольшой крепости, предназначенной для размещения сторожевого отряда, не годились для таких метаний. Он мог преодолеть расстояние от стены до стены в два шага. Но сидеть спокойно он тоже не мог — после того как саларикиец раскрыл тайну верховного жреца, не было спасения от мыслей. Но сколько еще предателей здесь, на командном пункте? А помочь ему может только способность саларикийца чуять врага.

Непрошеными в голову лезли мрачные старинные сказания. Некогда его народ поклонялся богам, отвернувшимся от света; этих богов можно было умилостивить только кровавыми жертвоприношениями. С той поры уцелела лишь Старуха. Позже короли держали при себе «колдунов», мужчин и женщин, будто бы наделенных даром буквально «вынюхивать» врагов. И очень от этих колдунов зависели. Наряду с виновными часто страдали и невинные. Однако Андасу не верилось, что кто-то из людей мог быть наделен такими же способностями , как Йолиос. И ему следовало благодарить Акмеду за то, что саларикиец последовал за ним в этот оживший кошмар и стал его товарищем по оружию.

Теперь чужак, скрестив ноги, сидел на широком подоконнике и смотрел на Андаса. Он отказался надеть форму императорских войск, взял только брюки, сапоги и шапку. Очевидно, ему не нравилось, если укрыт его поросший шерстью торс. А еще с тех пор, как они оставили лес, он постоянно держал у носа увядший зеленый клубок, хотя травы и листья пахли сейчас не так сильно.

Шара сидела в единственном кресле. Свою изорванную грязную одежду она сменила на мужской наряд, только сложная прическа теперь выдавала ее пол — иначе ее можно было бы принять за юношу. Она сидела неподвижно, не сводя глаз с Андаса, но смотрела как будто куда-то внутрь его.

— Сколько?.. — Андас повернулся к ним. — Сколько еще таких может быть среди нас?

— Ни одного среди тех, кого я видел... кроме этого дьявольского жреца, — спокойно ответил Йолиос. — Но не сомневайся: я узнаю. Он был марионеткой, а за ниточки дергал другой, как в театре теней. Других я не встретил...

— Но этот сумел проникнуть...

— В древние времена и у нашего народа были такие искатели. — Шара говорила о тех же воспоминаниях, что были у Андаса. — Правитель созывал всех своих подданных и отправлял в их ряды своих колдунов. Тех, кого колдуны касались своим жезлом, убивали. Но...

— Это было варварство, — сказал Андас. — Выявление врагов правителя зависело от людей, у которых могли быть свои счеты и желание мстить. Если здесь есть еще предатели, Йоли-ос их учует. Думаю, пока мы в безопасности. Но надо выступить против Долины Костей раньше, чем они бросят против нас все свои силы!

Снаружи послышалось вежливое царапанье. По слову Ан-даса вошел Ишан. Он широко улыбался.

— Повелитель, ты мудро оценил тех, кто затаился на горе Драк. Они согласились на встречу. За ними послан скиммер. Он принесет их к утесу Зуба, как ты и приказал.

Андас почувствовал, как оживает надежда. До сих пор он верно оценивал обстановку. Вопреки действиям жреца, чье тело вынесли несколько часов назад, он сделал первый ход в сложной игре, и этот ход оказался успешным.

— Идем. — Он уже направился к двери. Йолиос соскочил с подоконника, девушка шла за ним. Их ждали элькланды горной породы, более мелкие, но более устойчивые на ходу. Шли они неторопливым шагом, то и дело поднимая и опуская рогатые головы. Время от времени один начинал трубить, и это подхватывали остальные.

Отряд состоял из Андаса, Йолиоса, Шары, Ишана и его преданной гвардии. До утеса Зуб было по меньшей мере два часа езды. В этой глуши требовалось постоянно быть настороже. После разоблачения Келемейка Андас никому не доверял.

Лагерь разбили на утесе, Андас и другие предводители устроились чуть в стороне. Внизу под ними тянулась неровная плоская земля — северный рукав той пустыни, куда на другой Иньянге сел корабль-робот. Андас на миг вспомнил Элис: что та рассказала лжеимператору и какой он сделал из этого вывод.

— Они приближаются, — тронула его за рукав Шара.

В небе, похожий на насекомое, показался скиммер. Ишан отдал приказ, и половина его людей исчезла среди камней, окружив намеченное для встречи место. Андаса поразило их умение укрываться. Но ведь эти люди уже много лет вели партизанскую войну. Те, кто не научился этому искусству, давно погибли. Им было велено не показываться, если не будет обнаружено предательство.

Ровного места едва хватило для посадки. Скиммер летел тяжело, он был перегружен. Из него вышли четверо в форме наемников. У них было личное оружие, которое им разрешалось носить согласно обычаю, но ничего более смертоносного. Их головы закрывали шлемы с опущенными забралами. Но, выйдя из машины, все они подняли лицевые пластины, сняли шлемы и стояли с непокрытыми головами.

Двое были молоды — адъютанты или командиры отрядов. Они сопровождали двух офицеров постарше, явно более опытных в военных делах. Тот, что шел впереди, приветственно поднял руку, и Андас ответил на это приветствие.

— Командующий Модан Саллок, — отчеканил наемник. Потом представил остальных: капитаны Маскид, Херихор и Сэмсон.

— Наследник императора из рода Балкис-Кэндаса, — формально представил Ишан, — его избранница Шара, его товарищ по оружию лорд Йолиос.

Саллок мельком взглянул на Андаса и Шару и внимательно — на Йолиоса.

— Саларикиец! — Он не скрывал удивления. Но тут же справился с собой и снова поднял руку, приветствуя Андаса.

В таких обстоятельствах нельзя было тратить время на церемонии. Андас сразу перешел к делу.

— Вы получили наши условия, командующий, и отнеслись к ним серьезно, иначе вас бы здесь не было. Условия простые. Ваш контракт был разорван, когда ваша нанимательница бежала, бросив вас на милость эпидемии. Мы предлагаем вам почетную сдачу. И хотя не в состоянии предоставить вам возможность улететь с планеты, поскольку здесь давно не приземляются корабли, предлагаем вам все лучшее, что у нас есть. Мы с вами никогда не ссорились — вы попросту использовали свое искусство воевать в поддержку узурпаторши. Выбирайте: остаться на горе Драк и позволить эпидемии и времени покончить с вами или на почетных условиях сдать нам крепость. Мы не враждуем с вами, вы лишь орудие в руках той, что несет нам горе.

Саллок долго смотрел на Андаса, прежде чем ответить.

— Поскольку вы так много о нас знаете, то знаете и о том, что полностью сдать гору мы не можем. Многие виды тяжелого оружия действуют автоматически, и настройки таковы, что мы не можем отменить их. По земле добраться до крепости на горе невозможно.

Андас пожал плечами:

— Пусть все так и остается — она будет памятником породившему ее злу. У нас есть скиммер. А у вас?

— Два отозванных из разведочных полетов. Крейсеров нет — ваша госпожа Кидайя забрала последний исправный.

— Скиммеры перевезут ваших людей в отведенное нами место. С собой пусть возьмут продовольствие и личное оружие, которое разрешено по закону. Но перед началом эвакуации вы должны дать мне еще кое-что.

— Что именно?

— Подходящий по размеру противорадиационный костюм. Лучший из тех, что есть у вас на горе. Таковы наши условия. Хотите посоветоваться со своими людьми на Драке, прежде чем дать ответ?

— Вы примете нашу сдачу и дадите слово согласно межпланетным законам?

— Да, — сразу ответил Андас. Он не знал, поверят ли ему после долгих лет жестокой войны. Но сейчас он должен был демонстрировать абсолютную уверенность.

— Обычай позволяет мне принять ваши условия, — сказал Саллок, — и мы их принимаем. Наш контракт разорван. — С этими словами он достал из кармана запечатанную ленту с лентой, бросил ее на землю и наступил, превратив ленту и ленту в месиво, которое прочесть уже невозможно. — Когда начинать эвакуацию?

— Можете начать, как только вернетесь в крепость. Но костюм мне нужен немедленно, поэтому я полечу с вами. Ваши люди могут остаться здесь.

Андас увидел, что Ишан шагнул вперед, собираясь возразить, и знаком велел ему остановиться, не дав возможности заговорить.

— Каждый ваш скиммер, высадив ваших людей, заберет с собой наших, — продолжал он. — Мы перевезем припасы и вооружение...

— Там эпидемия! — предостерегла Шара.

Саллок взглянул на нее.

— Госпожа, эпидемия кончилась сорок дней назад. С тех пор ни одного случая заболевания. Она кончилась, когда улетела та, кому мы служили.

— Но почему? — спросила Шара. — Зачем Кидайе убивать тех, кто служил ей?

— Вы очень понятливы, госпожа, — поморщился Саллок. — Нам потребовалось больше времени, чтобы осознать правду. Вы верно сказали, лорд, — повернулся он к Анда-су, — контракт разорван. К той, что нас наняла, как-то явился посыльный. Она пришла в сильнейшее волнение и улетела, прихватив всех своих... Ну и злые же у нее приспешники! Почему она решила от нас избавиться? Оружие действует автоматически, а запасы пищи ограниченны. Мы не могли улететь с планеты и стали для нее помехой, она перешла к другим способам ведения войны. И мы все погибли бы, если бы наш врач не обнаружил в системе водоснабжения ядовитые травы и не убрал их. Внешне она женщина, но по сути даже не человек!

— Значит, это не эпидемия, а яд! — воскликнула Шара. — Но она в силах использовать и болезни, угрозу эпидемии, чтобы изолировать нас, не пускать к звездам. Так кто же она, Ан-дас, что вынашивает такие планы?

— Она? Не повелительница, а служанка. И, кажется, хорошая. Тем больше оснований ударить в самое сердце тьмы, да побыстрей.

И вот, заключив мир с наемниками, они сразу начали перевозить их в просторную долину к северу от Места Красной Воды. Там наемники разбили лагерь, туда перевозили с горы припасы. Андас не чувствовал недоверия к тем, кто сдался. Их способность держать слово знали во всей Галактике.

Поскольку на планету не прилетали корабли, он соображал, нельзя ли применить к этим людям старый метод своего народа — предложить им участки земли для поселения. Они могли бы составить ядро нового войска, ведь солдатский надел наследуется новыми поколениями при условии службы в армии. Но это подождет — решение можно принять потом.

То, что ему предстоит, не в нескольких месяцах, а в часах — или днях — впереди.

Саллок приказал принести со склада противорадиационные костюмы Андас на осмотр. Их не использовали много лет, и принц узнал в них модели, знакомые ему по собственным воспоминаниям. Они были вполне надежны. Среди его подчиненных не было техов, поэтому проверку костюмов пришлось поручить наемникам. Специалист доложил, что четыре костюма в рабочем состоянии.

Андас выбрал самый подходящий по размеру, хотя тот все равно был ему великоват. По совету врача наемников его тело дополнительно защитили пластаповязками, какие используются при лечении радиационных ожогов. Повязки делали его неуклюжим, но давали дополнительную защиту от мучительной смерти.

До последнего мгновения Шара пыталась добиться согласия на участие в этой отчаянной авантюре. Андас неумолимо отказывал. Задуманное мог осуществить только один человек, по жребию судьбы — он сам. Он убеждал Шару: защита храма такова, что она все равно не сможет пройти и станет для него дополнительной обузой.

Он настоял только на одном усовершенствовании: в костюм установили устройство громкой связи. Замок, с которым предстояло иметь дело Андасу, частично управлялся голосом.

Он не знал, уцелел ли храм настолько, чтобы в него войти, — после взрыва никто не решался туда ходить. Андас гадал, не произведено ли разрушение намеренно, не только для того, чтобы уничтожить дворец и его оборону. Если Старуха так могущественна, как говорят, ее приспешники вполне могли знать о существовании того, что он искал.

Потребовалась целая ночь работы, чтобы установить в костюме комм. Андас усилием воли заставил себя выспаться в комнатах командира горы Дарк — ему необходимо было отдохнуть.

— Если я не вернусь, — сказал он наутро Шаре и Йолио-су, — править будешь ты, Шара. Лорд, — обратился он к сала-рикийцу, — это не твоя планета, хотя ты, возможно, не сможешь ее покинуть, и не твоя война. Но, если ты станешь служить этой госпоже, используя свои способности, как помогал мне, я буду доволен, потому что лучшего товарища по оружию быть не может. Не знаю, как дружат у вас, но у нас я называю тебя братом.

Саларикиец отыскал где-то на горе мешочек с пряностями и теперь то и дело подносил их к носу. Теперь он выпустил его, так что мешочек повис на ремне, и протянул к Анд асу обе руки с втянутыми когтями, чтобы тот мог вложить в них свои.

Когти на всех пальцах саларикийца осторожно высунулись и впились в смуглую плоть Андаса. Выступили капельки крови.

— Госпожа, — обратился саларикиец к Шаре, — природа не подарила моему брату когтей, чтобы он мог оцарапать меня. Сними с пояса нож и сделай с моими руками то, что я сделал с его.

Ни о чем не спрашивая, Шара послушалась и использовала острие своего кинжала так же осторожно, как Йолиос когти.

Когда и на его руках показались капли крови, саларикиец, по-прежнему не отпуская рук Андаса, поднес их к губам и слизнул кровь. Андас последовал его примеру и слизнул кровь Йолиоса.

— Кровь к крови, — сказал чужак. — Отныне мы одного клана. Иди спокойно: я сделаю все, чтобы защитить твою госпожу.

Ощущая во рту соленый вкус крови Йолиоса, Андас надел массивный шлем и позволил теху закрепить его. Потом в тяжелых сапогах поднялся на борт скиммера, которому предстояло доставить его как можно ближе к цели.

Они приблизились к развалинам, и Андас понял, сколь трудная задача ему предстоит: он ничего не узнавал. Все здания и башни, которые могли бы служить ориентирами, сровняли с землей, разрушили, или их поглотили кратеры. Скиммер летел по кругу, пилот ждал, пока Андас выберет место высадки. В своем громоздком костюме он не мог пробираться через развалины. Поэтому его нужно было высадить как можно ближе к цели. Но где же храм?

Тут ему показалось, что он узнает Врата Девяти Побед. Он знаком велел пилоту лететь на восток. Затем увидел обвалившиеся столбы: это могла быть только колоннада террасы у входа в храм. Андас сделал знак и прикрепил трос к поясу, который надел заранее. Люк в днище скиммера открылся, машина зависла в воздухе, и Андас выбрался наружу.

Сматываясь с барабана, трос медленно и ровно удлинялся, и вот уже Андас опустился туда, где когда-то был вход в храм. Снижаясь, он разглядывал землю внизу, пытаясь сориентироваться. Вблизи повреждения становились особенно заметны. Стены рухнули, но между ними как будто сохранился достаточный зазор, чтобы войти.

Сапоги коснулись мостовой, и Андас пальцами в перчатке расстегнул карабин. Трос ушел вверх, потом показался снова; на этот раз на нем висел взятый на горе бластер. С его помощью принц надеялся пробить себе дорогу.

С поверхности развалины храма казались угрожающими. Если развалины спеклись от температуры взрыва, ему не пройти. Но тут он увидел подходящую брешь.

К счастью, ему не требовалось входить в основную часть здания, его целью была северная оконечность террасы. Там когда-то были Императорские Врата, пройти через которые он имел право всего дважды за жизнь: первый раз — направляясь на коронацию, второй — когда урна с его прахом поедет на тележке, уже не по его воле, на погребальную церемонию.

Ему преградил дорогу барьер из острых кусков узорного металла. Осторожно пользуясь бластером, Андас вырезал проход, пока не оказался в том месте, которое искал: там, на каменной глыбе, процессия с прахом императора на мгновение останавливалась. В нагромождении камней невозможно было отыскать пружину, открывавшую доступ к тому, что находилось внизу. Используя бластер в половину мощности, Андас разрезал поверхность вокруг блока. Потом, отложив оружие, с помощью металлического прута отодвинул камень.

Внизу показалось темное отверстие. Он посветил туда фонариком. Стали видны ступени, по-видимому, не пострадавшие, несмотря на разрушения наверху. Но костюм был слишком громоздким, чтобы пройти в отверстие. Пришлось опять воспользоваться бластером, расширить проход. Наконец Андас начал спуск.

Десять ступеней, более крутых, чем у обычной лестницы. Постоянно гудел дозиметр, но принц старался не слушать этот предостерегающий звук. Андас ничего не мог с этим поделать и потому не должен был обращать внимания на показания прибора. Расчистить проход — это только начало.

От подножия лестницы в сердце храма вел коридор. То, что искал Андас, находилось непосредственно под троном, на котором во время государственных церемоний сидел император.

Фонарь освещал только пустые каменные стены — ничто не свидетельствовало о важности этого склепа. Где-то здесь должна была быть дверь. Но в конце коридора принц увидел только стену. Этого он не ожидал. Разве что...

Андас провел языком по губам. Поднял руку в перчатке, но к комму не притронулся. Устройство было установлено так, как сумел тех. Сейчас ничего изменить было нельзя.

Он заговорил. Слова были очень древние, языка он не понимал. Андас сомневался, что кто-нибудь, даже Келемейк, который изучал древние рукописи, мог бы перевести их. Он не понимал их смысла, знал только, что слова эти нужно произносить медленно, с паузами в определенных местах.

Ответа не было. Никакая дверь не открылась, стены не рухнули. Он попробовал еще раз, стараясь делать верные ударения в нужных местах, — и опять безрезультатно.

Наверное, виноват был комм. Вероятно, он искажал интонацию, которая была очень важна. Чтобы произнести слова верно, следовало снять шлем. Но снять шлем здесь, где дозиметр жужжит непрерывно?

Когда есть только один ответ, принимаешь его — или сдаешься. А принц зашел слишком далеко; дело слишком важное, чтобы отступить. Но прожечь стену он не мог: ее снабдили соответствующей защитой. То, что он искал, при первом же сигнале тревоги будет уничтожено.

Андас положил бластер у стены и приподнял лицевую пластину шлема. Воздух был затхлым, нос наполнил едкий запах гари. Но он не мог произносить формулу, сдерживая дыхание. Он в третий раз начал ее читать, зная, что это последняя попытка.

Потом закрыл шлем, кашляя. Стена разделилась посередине, ее половинки ушли в стены коридора. Получилось!

Кашляющий, Андас увидел впереди, в двух шагах от себя, металлическую решетку, блестевшую при свете его фонаря, как только что отодранная. В центре решетки виднелся знакомый рисунок, легендарный «лев» — сказочный зверь, священный символ императора. Раскрытая пасть льва и была замочной скважиной.

Но подойдет ли ключ из другого мира к этому замку? Не время терять уверенность. Ключ вошел в скважину как по маслу.

Поворот влево — и замок открылся. Значит, точно такой же. От толчка решетка открылась, и Андас прошел внутрь. Впереди посреди возвышения стояла шкатулка. В ней тоже темнела замочная скважина, но Андас не воспользовался своим ключом. Напротив, он извлек его из скважины в решетке и прикрепил к поясу. А потом подсунул руки под шкатулку и поднял ее.

Он ожидал, что придется иметь дело с большой тяжестью, но шкатулка оказалась легкой, легче бластера; он сунул ее под мышку и быстро пошел назад той же дорогой.

Хотя Андас больше не кашлял, в горле у него пересохло, а глаза слезились. Он не решался задуматься о том, какую дозу облучения получил и прикончит ли она его. Нужно было отнести находку к тем, кто сможет ее использовать, пусть даже это будет означать его смерть.

Вверх по ступеням, потом через отверстие, прожженное бластером. Хотя в костюме трудно было поворачивать голову, Андас все-таки запрокинул ее, увидел вверху парящий скиммер. И дал сигнал, подняв руку.

Снова спустился трос. Андас бросил бластер — больше тот ему не был нужен — и, крепко держа шкатулку, привязался и знаком велел поднимать его.

Под его тяжестью трос натянулся. Поднимаясь, Андас надеялся, что пилот принял все меры предосторожности, которым его обучили, и установил между собой и пассажиром силовой экран. Никто не приблизится к Андасу, пока не будут испробованы все способы дезактивации. Но он сделал свое дело. Теперь у него в руках мощнейшее оружие!

18

Подвергнутый самым строгим способам дезактивации, какие только могли придумать врач и техи наемников, Андас сидел в одиночестве перед шкатулкой. Он думал только о том, что должен сделать, а не о результатах взятых у него проб. Он знал, что его поиск может грозить ему смертью, хотя человеку трудно смотреть в лицо гибели, исчезновению всего, что он знает и чувствует... Ему сказали правду: пробы свидетельствовали о такой дозе облучения, с которой его организм не справится.

Итак, он уже заплатил. Его покупка должна быть достойна платы. Андас вставил ключ в скважину и повернул его.

Как ни удивительно — крышку не открывали веками, она легко поднялась. Внутри, завернутые в какой-то губчатый материал, лежали два предмета: свиток словно бы из тонкой кожи и цепочка темного тусклого металла, усаженная небольшими шишками, образующими декоративный орнамент. Андас достал цепочку и во всю длину разложил на столе. Его охватило разочарование.

Он равнодушно взял свиток, снял кольцо, удерживавшее его, и расправил. Знаки и рисунки на внутренней стороне вначале показались ему бессмысленными.

Ценой жизни приобрести такую малость! Значит, легенда лгала. Возможно, ее предназначение — только подбодрить императора, чтобы тот знал: у него есть выход из самого трудного положения. И от императора ждали, что он найдет выход самостоятельно, не рассчитывая на эту ложь.

Но все предосторожности? Неужели их стали бы соблюдать, будь легенда обманом? Да, если обман никогда не должен был раскрыться, поскольку его единственная сила — во внушаемой вере.

Андас смотрел на рукопись, которую не мог прочесть, на диаграммы, которые расплывались у него перед глазами. Но, кажется...

Прошло несколько мгновений, прежде чем Андас, охваченный отчаянием и разочарованный, обнаружил, что способен кое-где прочесть отдельные слова. Оправдались долгие часы, которые он еще мальчиком провел с Келемейком, когда тот, погрузившись в изучение древних рукописей и нуждаясь в слушателе, рассказывал о них принцу. Андас повторял звучание древних знаков и водил по диаграммам пальцем. Многого он не понимал, но было и такое — и предостаточно, — что понял!

Он пододвинул цепь к себе и пропустил сквозь пальцы, словно считая звенья. Но на самом деле Андас искал смысл в шишках этой цепи. Час спустя он откинулся в кресле. Цепь теперь была обернута вокруг пояса. Он сделал что мог, ничего не понимая из своих приготовлений. Но старая легенда не подвела.

У него оставалась только одна причина, чтобы продолжать жить: отнести то, что хранит, — вернее, то, чем стал сам, — в Долину Костей и там принять последний бой, который так или иначе решит судьбу империи.

Андас вышел из комнаты. У стены на стуле сидела Шара. За ней стоял Йолиос, рассматривая один из видов ручного оружия, найденного на горе. Оба повернулись к нему, но он предостерегающе поднял руку. Теперь ему приходилось думать о том, что он смертельно опасен для других. Выражение их лиц согрело его, тепло пробилось даже сквозь ледяную оболочку, в которой он замкнулся, узнав о результатах проб.

— Нет. Теперь у меня есть то, что может спасти империю, — торопливо сказал он. Сколько ему осталось до начала смертельной болезни? — Скиммер готов?

— Андас. — Шара произнесла только имя и протянула к Андасу руки.

— Нет, — повторил он. — Это предначертано мне. Он отдал свою жизнь, начиная дело, и взял с меня клятву, что я закончу его.

Потом он посмотрел на Йолиоса.

— Было хорошо, — просто сказал принц. — У меня никогда не было брата, вообще никого, кроме отца, кому бы я мог верить. Было здорово узнать, что это такое, пусть даже ненадолго.

Йолиос кивнул.

— Да, было здорово, — негромко промурлыкал он. — Иди, брат, и знай, что я сделаю все, что должно.

По его приказу между комнатой и двором, где стоял скиммер, уже зараженный во время полета к храму, расчистили короткий коридор. Собрался весь гарнизон, и Андас впервые в жизни услышал, что все громко приветствуют его как императора.

— Да здравствует Лев, гордость Балкис-Кэндаса, повелитель копий!

Андас не смел взглянуть ни направо, ни налево, не желая видеть тех, кто кричит. Он знал, что только гордость позволит ему с достоинством закончить это шествие. Ему каким-то образом удалось добраться до скиммера и сесть в кресло пилота. Он по-прежнему не решался оглянуться. Нажал кнопку подъема, и от резкого движения у него перехватило дыхание. Потом летательный аппарат лег на курс, направляясь на последнюю битву.

У Андаса был только один проводник в Долину Костей (кроме тех общих сведений, которые он сумел почерпнуть из старинных рукописей) — кольцо: он был уверен, что оно связано с источником своей силы. Он привязал кольцо проволокой к панели управления скиммером и постоянно наблюдал за камнем в оправе.

Перевалив через горы, он летел не прямым курсом, а зигзагом, чтобы заставить кольцо вести его. И перед самым полуднем убедился, что его догадка верна: кольцо тускло засветилось, и свечение разгоралось ярче, когда он летел по указанному кольцом курсу.

Впереди снова возвышались горы — пустынный и засушливый отрог хребта Уаллога. Когда-то он был частью вулканического пояса, идущего вдоль всего материка. Теперь от вулканов остались только зазубренные конусы, в этой безводной местности не было ни людей, ни животных. На его родной Иньянге хребет Уаллога посещался редко, и многие его вершины оставались неисследованными.

Камень кольца засветился ярко, как никогда. Кольцо указывало прямо на эти дикие земли. Сколько у меня еще времени, подумал Андас, прежде чем ко мне придет смерть? Эта мысль заставила его увеличить скорость.

Он перелетел через цель, понял это по поведению кольца и развернул скиммер, внимательно разглядывая на экране местность внизу.

Кольцо привело его не в долину, а в углубление гигантского кратера. Переведя машину в режим парения, Андас заметил еще кое-что. Его пояс тоже начал греться, реагируя на поток какой-то энергии; к тому же он всем телом ощущал вибрацию, почти такую же неприятную, как при встрече с ночными бродягами.

Он повел скиммер вниз. Необходимости скрывать свое появление не было. Андас нисколько не сомневался в том, что укрывшиеся в этой норе знают о его прибытии. Но хотел тщательно все осмотреть.

Он осторожно отвязал кольцо, стараясь не касаться подоски металла. Он не решался на это, пока на нем был пояс: сила цепи и сила кольца настолько противоречили друг другу, что он опасался столкновения, которое могло стать для него смертельным. Кольцо Андас подцепил офицерским жезлом, который Йолиос заострил специально для этого. И, держа его таким образом перед собой, вышел из скиммера.

Ближайшее из убежищ можно было рассмотреть, и Андаса поразил материал. Невозможно было ошибиться в природе напоминавших бревна предметов, из которых были сооружены стены: кости, огромные кости! Он никогда не слышал о таком огромном животном. Но почему бы и нет? Ведь это Долина Костей. Он просто не знал, что это название следует понимать буквально.

Правая рука Андаса повисла над поясом, не касаясь его. В левой он держал жезл, подальше от себя. Теперь кольцо светилось во мгле долины, как факел.

Он снова попробовал отыскать признаки того, что о его появлении знают и готовы его встретить. Вокруг царила неподвижность и тишина. Ни звука. Если в этом полумраке жили птицы или насекомые, они молчали. Создавалось ощущение ожидания, хотелось оставаться у открытого люка скиммера — это было какое-то убежище.

Наверно, всех людей его народа воспитывали так, чтобы они ждали от этого места самого худшего. Слишком много ходило старинных страшных легенд о его повелительнице, о том, что время от времени она выходит отсюда и делает людей своими последователями. Впрочем, он и так знал, что уже ходячий мертвец, и это знание стало его защитой. Ему больше не угрожала опасность подчинения.

Держа кольцо словно факел, Андас зашагал прочь от скиммера, от знакомого ему мира. И поскольку казалось самым разумным начать поиски с домов из костей, он направился к ним.

Прошло немного времени, и он прошел до конца ряд этих необычных жилищ; все они пустовали, хотя нашлось немало свидетельств того, что они обитаемы. Но где же те, кого он искал? Предчувствие того, что ему вот-вот предстоит действовать, не проходило. Но ни звук, ни движение не выдавали того, что он здесь не один.

Поведет ли кольцо его дальше? Он решил поставить опыт.

Взял жезл свободнее, едва удерживая его в руке. И впервые заговорил. Хотя Андас сознательно говорил тихо, собственный голос показался ему очень громким.

— Ступай к хозяйке!

Жезл шевельнулся, начал движение. Андас старался не мешать ему, не держать слишком крепко, но в то же время он нельзя было его уронить. Жезл замер под прямым углом. Андас тоже повернулся в ту сторону и обнаружил, что не может повернуть жезл.

Тот повел его в сторону от домов из костей, в сторону от озера и скиммера. Он был как копье, нацеленное на крутой склон кратера.

Андас обнаружил, что идет по тропе, с обеих сторон огороженной толстыми столбами — вначале высотой по колено, потом по пояс и наконец по подбородок, и все это были кости.

Меж этих стен Андас вышел к отверстию в стене кратера. А когда остановился, внутри что-то сверкнуло, какое-то зеленоватое пламя. Он ощутил зловоние — хуже вони бродяг.

И тут послышался голос:

— Ты искал нас, император. Пришел искать свою корону? Но твой час миновал — и корона перешла к той, кто больше достойна носить ее!

В зеленом свете он увидел собравшихся. У самой стены стояла группа мужчин, все они смотрели покорно, отчаянно, как будто у них отняли все силы. В центре собралось несколько женщин, а за ними еще одна — на троне.

Андас посмотрел ей в лицо. Ее голову венчала императорская корона, священная корона, которую надевают только тогда, когда правитель присягает на верность. Любого другого, кто коснется этой короны, ждет смерть. Увидав ее в таком месте, Андас почувствовал гнев.

Голова в короне была высоко и надменно поднята. Такого высокомерия не проявила бы даже полноправная императрица. Лицо напоминало прекрасную, но бездушную маску, лишь глаза и жестокий изгиб губ свидетельствовали о жизни.

Женщина была раздета донага. Но на коленях она держала огромную маску, которая закрывала ее до горла. Маску дьявольскую, но не уродливую. Напротив, она была прекрасна, но красотой, устремленной к злу, опороченной и оскверненной.

— Андас, — проговорила женщина с жестокой улыбкой. — Желающий стать императором. Перед тобой твоя императрица! Покорись!

Когда она заговорила, маска тоже посмотрела на принца повелительным взглядом. Андас содрогнулся, поняв, что маска тоже живая, — но то была не человеческая жизнь и не просто чуждая. Именно ее следовало бояться.

— Покорись, Андас, покорись... — Она словно напевала. Женщины, собравшиеся у подножия трона, подхватили эту песню. Она гулом отзывалась в голове, но Андас стоял прямо и не отвечал.

Кажется, она не ожидала такой строптивости, потому что провела языком по губам и замолчала. Но через мгновение заговорила снова:

— Ты не можешь больше мне противиться, император разрушенной империи. Если ты пришел сдаться...

— Я не собираюсь сдаваться, ведьма, — впервые заговорил Андас, и его слова столкнулись с ее словами, как сталкиваются мечи в поединке.

— И как знамя несешь нашу эмблему? — Она рассмеялась, подбородком указывая на кольцо.

— Это не флаг перемирия, Кидайя, а факел, указывающий дорогу к тебе.

— И ты пришел — к своей гибели, император пепла и мертвецов!

— Еще нет! — Впоследствии он не мог сказать, почему так поступил. Словно услышал приказ, прозвучавший в голове, — приказ, отданный силой, недоступной пониманию.

Он приготовился к броску, как человек, посылающий в цель копье. И бросил жезл, так что кольцо угодило точно в рот маски.

Андас увидел, как губы маски шевельнулись, сомкнулись на жезле и переломили его. Часть с кольцом исчезла.

— Подобное к подобному! — воскликнул он, и эти слова тоже пришли откуда-то извне, не из его сознания.

По собранию прокатился стон. Но Андас больше никого не замечал — он видел только Кидайю. Ее высокомерное лицо дрогнуло, на нем промелькнула тень чувства — всепоглощающей ненависти, и Андаса поразило сходство этой женщины с Абеной, хоть и не очень сильное. Принцесса стояла в начале дороги зла и теней. Эта женщина прошла по ней до конца.

Она рассмеялась.

— Бедняжка! Выбросил свою единственную защиту! Старуха проглотила твое оружие, а теперь съест тебя. — Кидайя принялась, напевая, гладить маску, и Андас вдруг увидел: она не держит маску на коленях, та стоит сама.

Кидайя продолжала напевать, и маска начала расти. Она заслонила женщину, на виду остались только ноги и руки, продолжавшие гладить края. Если это была иллюзия, то ее создатель был очень силен.

Глаза маски жили, она устремила взгляд на него, чтобы увлечь к смерти. Рот раскрылся, показался большой язык и сделал манящее движение.

Андас чувствовал этот призыв, потребность двинуться к рту. Но цепь его удержала, хотя тяга становилась невыносимой. И все это время маска росла.

Однако Андас продолжал ждать сигнала. Он был уверен, что сигнал придет. Если он чересчур поторопится, существо, которое символизирует маска, не удастся втянуть в план реальности достаточно далеко. Надо ждать! Но потребность сдвинуться с места... Андас покачнулся, разрываемый чарами маски и удерживавшей его силой.

Он больше не выдержит, его разорвет!

Сигнал, которого он ждал, пришел вместе с потоком энергии, наполнившей все тело. Андас вскинул руки и начал чертить в воздухе контуры маски. Из его уст полились древние слова, которые он узнал в крепости. Эти звуки и интонация должны были высвободить энергию, затопившую все его существо, и нацелить ее. Он весь превратился в оружие уничтожения.

Все его тело дрожало, содрогаясь от наполнявшей его силы. Андасу показалось, что у него светятся пальцы. И тогда он подчинился зову маски и рванулся к ней, как будто наконец стал ее пленником.

Последовало...

Но ни один человек не может... не должен помнить того, что последовало. Только пустоту и тьму.

Холодно. Никогда в жизни ему не было так холодно. В жизни? Нет, это смерть, которую он нес в себе и которая наконец им овладела. Но разве мертвый может слышать запахи? Может чувствовать? Если так, все старые суждения о смерти ошибочны. Обоняние, осязание, слух — он услышал негромкий стон.

Зрение? Андас открыл глаза. Он лежал на камне, почерневшем и обожженном, словно по нему стреляли из бластера.

Камень? Память вернулась. Значит, он не погиб. Он приподнялся и медленно посмотрел по сторонам. То, что он увидел, вызвало дурноту. Впрочем, далеко видеть он не мог: холод словно создал ледяную преграду между ним и остальным миром.

Он не смог встать и пополз прочь из углубления. Он полз, пока не оказался на тропе между стенами из костей-столбов. И не успел выбраться на открытое место, как внутри раздался грохот. Вырвалось огромное облако пыли. Андас вскрикнул и закрыл лицо руками. Но это был единственный стон, донесшийся из темноты.

Андас пополз дальше; камни ранили его руки и колени. Он не чувствовал боли — его по-прежнему окутывал холод, и сквозь эту преграду не могли пробиться никакие ощущения. Наконец он добрался до скиммера.

Последние остатки сил ушли на то, чтобы забраться внутрь и упасть в кресло пилота. Окровавленные руки потянулись к приборам. Андас не ощущал, как машина поднялась в воздух и на автопилоте пошла обратно по своему курсу.

Некоторое время он лежал неподвижно, ничего не чувствуя. Он знал, что сделал то, ради чего пришел: уничтожил — хотя бы на время и только в этом мире — маску и тех, кто ей служил. Но никакого торжества он не испытывал. Он словно смотрел видеозапись, в которой сам не принимал участия.

Андас надеялся в этот последний миг, когда превратил себя в смертоносное оружие, умереть быстро и без мучений. Но, кажется, сила, которую он пробудил, уберегла его, и теперь ему предстояла куда более страшная и долгая смерть. Но и об этом он думал отстраненно и только надеялся, что эта отстраненность сохранится. Если энергия выжгла в нем весь страх и все чувства, тем лучше.

Наконец его сковало оцепенение или сон. Скиммер продолжал уносить принца от зловещей горы к земле, ждущей возрождения.

Проснулся Андас не в скиммере, а в постели, в стенах крепости. Итак, он все-таки вернулся — вернее, его вернул запрограммированный на возвращение скиммер. И снова никакого торжества, только огромная усталость. Ему хотелось опять закрыть глаза и уснуть. Возможно, это были первые симптомы того, что ему предстоит испытать перед кончиной.

В поле его зрения что-то появилось. Рядом стояла Шара — но Шара изменившаяся. Узел плотно заплетенных косичек исчез. Теперь ее лицо, по-прежнему худое и истощенное, окружал ореол волос. Она словно сбросила бремя лет. Она была молода, в ней горел свет, который делал ее не похожей на ту женщину, что оплакивала умершего императора. Но хоть сейчас она и не плакала, ей предстояло смотреть, как умирает второй император. Ледяной кокон внезапно лопнул, и Андаса затопили чувства. Никто не будет его оплакивать. Навалилось одиночество, такое сильное, что он не мог этого вынести. Андас сомкнул веки. Но, кажется, она не хотела оставить его в покое.

— Андас! Андас!

Он неохотно вновь открыл глаза. Она стояла на коленях у его постели, ее лицо было совсем близко. А в ее глазах блестели слезы. Одна слеза ясной каплей скатилась по коричневой щеке.

— Андас...

— Дело сделано, — сказал он. — Старуха уничтожена... может быть, навсегда. Правь в безопасности, императрица!

— Только вместе с императором! — ответила она. — Андас, врач... он не нашел никаких следов влияния радиации. Ты не умрешь!

Он уставился на нее. Она говорила правду — он видел это в ее лице. Не умрет? С такой дозой облучения, которую ему назвали? Это невозможно! Человеку такого не выдержать.

Человек! Неужели он наконец получил ответ на свой мучительный вопрос? Неужто он, Андас, — мнимый император, андроид? Вот и доказательство.

— Я не то, что ты думаешь. Я не император, я даже не настоящий Андас. — Надо ей рассказать, прежде чем она продолжит строить воздушные замки. Она добра, но она человек, и то, кто он на самом деле, должно вызывать в ней отвращение.

— Ты Андас! — твердо сказала Шара. Взяла его за руки. У него не было ни сил, ни желания вырваться. Она прижала его руки к своей груди. — Ты император Андас, в этом нет никаких сомнений.

Как заставить ее понять? Остается сказать всю правду.

— Я андроид... я сделан в моем мире так, чтобы походить на настоящего Андаса. Но я считал себя настоящим Андасом.

— Ты и есть настоящий Андас...

— Нет! — Он почувствовал прилив сил — теперь, когда необходимо было дать ей понять, кто он такой на самом деле. — Это и есть доказательство. Я андроид. Человек не может выдержать такое облучение. Понимаешь? Я не человек!

— Брат. — Показалась рука, поросшая мехом с тыльной стороны, и легла ему на плечо. Андас повернул голову и увидел Йолиоса.

— Скажи ей, — попросил он саларикийца. — Расскажи нашу историю целиком. Она не должна верить...

— Он все мне рассказал, Андас. Рассказал, когда ты пошел на верную смерть. Неужели ты думаешь, что врачи не сумели бы установить, что ты андроид? Нет, они считают, что тебя исцелила та сила, с помощью которой ты уничтожил Старуху. Она могла бы убить тебя, если бы ты не был облучен. Одна сила уравновесила другую, и это тебя спасло.

— Нельзя по-человечески относиться к андроиду...

— Невозможно сделать андроида таким человечным. Ты человек. Поверь... прими это, — упрашивала она.

Но он смотрел на Йолиоса. Саларикиец улыбнулся.

— Если ты андроид, то я тоже, но мы все же достаточно человечны, чтобы быть людьми. В таком случае какая разница, брат? Тебя это дважды спасло. Радуйся!

— Радуйся... — Шара придвинулась. У нее были теплые ласковые губы.

И он сдался. Настолько человечен, чтобы быть человеком. Он поверит в это.

Загрузка...