Вся Андрэ Нортон в одном томе

Глава 1

Караван-сарай как во многих космопортах — не для боссов или чиновников с иных планет, но и не для таких, у кого столько кредитов в поясе, как у меня. Пальцы мои дергались, а по спине пробегал холодок всякий раз, как я думал о том, насколько пуст мой пояс. Но существует еще такое понятие, как лицо, престиж или как там еще называется, и теперь я должен его поддержать — или потерпеть окончательное поражение. А ноющие ноги и упавший дух говорили мне, что я уже достиг такого положения, когда отказываешься от всех надежд и ждешь окончательного удара. Этот удар мог прийти только с одного направления. Я потеряю свою последнюю и самую крупную ставку — корабль, стоящий на хвостовых опорах на поле. Будь я боссом и имей возможность взять номер в одной из башен, в которых есть настоящие окна, мог отсюда его увидеть.

Корабль купить можно, но затем он начинает пожирать такие суммы — плату за стоянку, за обслуживание, — что месяц назад я бы не поверил. И улететь с планеты нельзя, если за штурвалом не сидит имеющий лицензию пилот, которого у меня нет, потому что я так и не сумел его найти.

Сначала все казалось так легко. В голове у меня был сумбур, когда я нырнул в это дело. Нет — меня бросили в него! Я смотрел на двери того, что временно могу называть своим «домом», и мысли мои о партнере, ждущем за этой дверью, были самые мрачные.

Весь прошлый год определенно не способствовал успокоению нервов и не позволял думать, что Провидение приветливо улыбается мне. Я, Мердок Джерн, занимался своими делами, как любой другой подмастерье странствующего торговца драгоценными камнями. Конечно, в нашей жизни — моей и моего хозяина Вондара Астла — случались необыкновенные приключения. Но на Танфе поворотом дьявольской «священной» стрелки меня, словно лучом лазера, отрезало не только от Вондара, но и от душевного равновесия.

Когда вращающаяся стрелка жрецов в зеленых мантиях остановилась между Вондаром и мной, мы не испугались: инопланетники не становятся жертвами их демонического божества. Но толпа в таверне набросилась на нас: все были довольны тем, что выбор не пал на них. Вондар погиб от удара ножа, а меня преследовали по улицам мрачного города, и я вынужден был просить убежища в храме другого местного зловещего божества. Затем я заплатил вольным торговцам, которые вывезли меня оттуда.

Но, как оказалось, попал из огня да в полымя: это бегство привело меня к серии приключений, таких невероятных, что если бы о них мне рассказал кто-то другой, я решил бы, что он надышался фэш-дыма или услышал о них на ленте для развлечений.

После ряда странных событий я оказался выброшен в космос, а спутником моим стало существо, чье появление в моем пространстве и времени так же странно, как и его наружность. Родила его совершенно нормально корабельная кошка, но отцом оказался черный камень. Во всяком случае это утверждали несколько человек, опытных наблюдателей за необычными мирами. Меня и Иити тянул за собой предвечный камень... Предвечный камень! Его можно назвать началом всех катастроф!

Впервые я увидел его в руках отца — тусклый, безжизненный, посаженный на широкое кольцо, какое надевают на перчатку космического скафандра. Нашли его на теле чужака на неведомом астероиде. И сколько лет его владелец в скафандре провел в космосе мертвым, можно было только гадать — вплоть до нескольких миллионов среднепланетарных лет. Отец знал, что у этого камня есть какая-то тайна, и эта тайна его пленила. Он и умер, не выдав камень, пытаясь сохранить для меня это опасное наследство.

Именно предвечный камень на моей руке в перчатке привел нас с Иити через пустое пространство к давно заброшенному космическому кораблю; корабль мог быть тем самым, в котором когда-то летал прежний мертвый владелец камня. А с этого корабля спасательная шлюпка перенесла нас на планету гигантского леса и руин, на которой нам, чтобы сохранить свою тайну и жизнь, пришлось сражаться и с Воровской гильдией (которой мой отец бросил вызов, хотя когда-то сам был уважаемым ее членом весьма высокого ранга), и с Патрулем.

Иити нашел одно хранилище предвечных камней. Случайно мы наткнулись на второе. Уже этого одного достаточно, чтобы человек помнил до конца дней, ибо камни были тщательно уложены во временном захоронении, где находились тела представителей многих рас и видов: камни как будто должны были обеспечить их полет к далеким и неведомым родным планетам. И часть их тайны мы знали. Предвечные камни обладали способностью усиливать любую энергию, с которой соприкасались; к тому же они служили указателями на другие камни, активируя их в свою очередь. Однако Иити уверял, что родиной этих камней была вовсе не та планета, которую мы случайно открыли.

Мы использовали находку для заключения сделки, но не с Гильдией, а с Патрулем, и получили достаточно кредитов для покупки собственного корабля и — на что Патруль согласился с большой неохотой — чистые досье и свободу отправляться, куда вздумается.

Этот корабль был идеей Иити. Иити, существо, которое я мог раздавить руками (иногда мне казалось, что это было бы наилучшее решение), обладал неведомыми свойствами, которые делали его сильнее любого босса, какого мне когда-либо приходилось встречать. Внешность его была унаследована от матери-кошки, хотя иногда мне казалось, что он и внешне продолжает меняться. Пушистый, хотя на хвосте лишь щеточка меха. Лапы без меха, заканчивающиеся малыми, почти человеческими руками, которыми

Иити мог пользоваться так же ловко, как я своими. Уши маленькие и тесно прижатые к голове, тело продолговатое и мускулистое.

Но главное — его мозг, который, как он мне сообщил, как и тело, был специально «сделан» для него. Этот мозг не только обладал телепатическими способностями, но и знаниями, которые могли соперничать с легендарными хранилищами знаний закатан, наполненными плодами многих столетий развития науки. И эти сведения и знания Иити иногда по частям сообщал мне.

Кто он такой — а может, что такое, — Иити никогда не говорил. Но я сомневался, что когда-нибудь смогу от него освободиться. Я мог сопротивляться его спокойной и уверенной диктатуре — иногда во мне возникало негодование, но было в этом и очарование (я часто думал, не сознательно ли он им пользуется, чтобы привязать меня к себе, но 1 если это и ловушка, то очень искусно устроенная), которое заставляло меня оставаться его партнером. Он много раз говорил мне, что наше партнерство необходимо, что я представляю одну часть, он другую, а вместе мы составляем единое целое. И я вынужден согласиться, что именно благодаря ему мы вышли из переделки с Патрулем и Гильдией так удачно — и смогли сохранить предвечный камень.

Именно Иити сделал предложение — в более оптимистические времена я бы его с удовольствием поддержал —' поискать источник предвечных камней. Я обратил внимание на кое-что на неизвестной планете с камнями, что заставило меня подозревать, что Иити знает о неведомой цивилизации или конфедерации, впервые использовавшей эти камни, гораздо больше, чем* говорит мне. И он прав: человек, владеющий тайной их происхождения, может называть любую цену — конечно, если предварительно его не проткнут ножом, не сожгут или не уничтожат каким-то другим способом.

Мы нашли корабль на свалке, принадлежавшей саларикийцу, который умел торговаться так, что ему уступил бы даже мой покойный учитель (а его я считал в этом искусстве непревзойденным). Вынужден признаться, что без Иити

Я бы и десяти планетных минут не продержался против такого мастерства и ушел бы хозяином самой потрепанной консервной банки, косо стоявшей на проржавевших посадочных опорах. Но предки саларикийцев кошачьего происхождения, и, возможно, мать кошка передала Иити особый склад ума. В результате мы получили вполне пригодный к использованию корабль.

Корабль, конечно, старый, много раз проходивший перерегистрацию, но, как настаивал Иити, исправный. И достаточно, маленький для планеты, на которую мы нацелились. К тому же цена за него была в пределах возможного для нас, и в эту цену вошло перемещение в порт и портовое обслуживание до старта.

Но вот корабль уже много дней стоит, а пилота все нет. Если бы у Иити было достаточно гуманоидное тело, он вполне мог бы получить лицензию пилота. Но в своем нынешнем теле он не в состоянии справиться, с приборами. Мне никогда не удавалось определить глубину познаний своего компаньона в любой отрасли знаний. Он, конечно, мог избегать прямого ответа, но его абсолютная уверенность всегда заставляла меня верить, что он этот ответ знает.

Итак, проблема очень проста: у нас есть корабль, но нет пилота. Мы не можем больше платить за стоянку и не можем взлететь. И мы очень-очень близки к исчерпанию той небольшой суммы, что оставалась у нас после покупки корабля. Тех немногих камней, что оставались у меня в поясе, хватит на несколько дней платы за караван-сарай, если я найду покупателя. И это стало источником еще одного моего беспокойства.

Как ученик и помощник Вондара я встречался со множеством крупных торговцев камнями на нескольких десятках планет. Но они открывали свои двери перед Астлом, именно ему они верили. Теперь, когда я веду дело самостоятельно, мои перспективы мрачные — если, конечно, я не отправлюсь туда, где честолюбивых часто ждет бесславный конец: на черный рынок, на котором торгуют крадеными камнями или камнями с сомнительным прошлым. А там мне придется столкнуться с Гильдией — перспектива, которая больше, чем желание сохранить чистым свое досье, заставляла сторониться такого решения.

Пилота я не нашел. Решительно отбросив все другие источники беспокойства, я занялся самой неотложной проблемой. Решай задачи по одной — и первой решай ту, что прямо перед тобой. Нам нужен пилот, чтобы взлететь, и нам нужно взлететь как можно быстрей — или потерять корабль, свою единственную возможность оказаться в космосе.

Ни в одном пользующемся хорошей репутацией агентстве не найдется пилот, который согласился бы повести корабль в отчаянную авантюру, тем более что я не могу предложить хорошую оплату. Остаются отбросы, пилоты, попавшие в черный список основных компаний, вычеркнутые из книг агентств за какую-то ошибку или преступление. А чтобы найти такого пилота, мне придется отправиться за пределы портовой зоны, в ту часть города, куда даже Патруль или местная полиция заходят осторожно и обязательно группами. Там правит Гильдия. Привлечь к себе внимание там — значит напрашиваться на самое мрачное будущее: похищение, сканирование мозга и все другие незаконные способы приобретения моих знаний. У Гильдии долгая и прочная память.

Есть и третья возможность. Я могу выбросить все, повернуться и уйти от двери, которую собрался открыть нажатием вальца на личный замок, наняться на работу в одном из магазинов драгоценных камней и забыть о неистовой мечте Иити. Даже выбросить камни из пояса в ближайшую мусорную урну, чтобы избавиться от последнего искушения. Стать самым обычным и законопослушным гражданином.

Такой выход становился все более притягательным. Но во мне было достаточно от Джернов, чтобы не поддаться искушению. Поэтому я приложил палец к замку, одновременно посылая приветственную мысль. Насколько мне известно, замки караван-сарая, настроенные на индивидуальную личность, обмануть невозможно. Но все когда-нибудь случается впервые, а Гильдия известна тем, что всегда покупает или приобретает иными путями все новые спосо-

бы и методы достижения результатов, об открытии которых не подозревает даже Патруль. И если нас выследили, там меня может ждать комитет по встрече. Поэтому для уверенности я постарался мысленно связаться с Иити.

И то, что получил, стоя у дверей и прижимая палец к замку, сначала вызвало у меня удивление, потом подозрение. Иити здесь, у меня нет оснований в этом сомневаться. Мы достаточно долго были связаны мысленно, чтобы даже непрочная' нить была ясна моему бедному человеческому восприятию. Но он отчужден и сосредоточен на чем-то. И мои попытки связаться с ним ни к чему не привели.

Но только его сосредоточенность связана не с опасностью. Никакого предупреждения. Я наконец нажал пальцем, дверь откатилась в стену, но мое внимание было занято тем, что за дверью.

Комната маленькая — конечно, не каюта для сна в космическом корабле, но и не просторное помещение для боссов. Различные предметы мебели убираются в стены. И комната необычно пуста: очевидно, Иити убрал в стены все стулья, стол и кровать, оставив только голый, покрытый ковром пол и единственную горящую лампу.

Лампа бросала круг ослепительного света (я заметил, что она включена на максимальную мощность, и небольшая часть сознания начала подсчитывать, сколько минут этой перегрузки будет добавлено к нашему счету). Но тут я увидел того, кто сидит в этом свете, и на самом деле удивился.

Как и все портовые караван-сараи, этот рассчитан как на туристов, так и на путешествующих бизнесменов. В вестибюле есть магазин — цены там астрономические, — в котором можно купить сувенир или подарок для гостя или родственника. Как обычно, большая часть товаров — пестрые изделия местных умельцев, доказывающие, что ты действительно побывал на Тебе, но и какое-то количество экзотических предметов с других планет, чтобы привлечь внимание малоопытных путешественников.

В таких магазинах всегда продают миниатюрные изображения представителей местной фауны. Некоторые вырезаны как произведения искусства, другие сделаны из меха и тканей, но все очень похожи на оригинал, а маленькие звери или птицы — в натуральный размер.

В ярком свете лампы сидел пукха, точнее его чучело. Это туземный обитатель Тебы. Только сегодня утром я задержался у витрины зоомагазина, чтобы посмотреть на трех живых пукх. И их привлекательность была мне понятна. Даже как чучело это первоклассный предмет роскоши.

Этот пукха не больше Иити, когда тот подбирает свое худое тело и садится, но форма тела совсем другая, зверек пухлый и привлекательный, как все представители его вида. Мех у него светло-зеленый с небольшими пятнами, что придает ему вид смоченного бархата, какой делают на Аструдии. Передние лапы заканчиваются круглыми подушечками без когтей, хотя пасть снабжена острыми зубами: пукхй зубами разжевывают свою природную пищу — листья дерева тич. Голова круглая, без видимых ушей, но между точками, где должны бы торчать уши, от одной стороны шарообразного черепа до другой, протянулась полоска торчащей мягкой щетины или вертикальные усы. Глаза очень большие и зеленые, чуть темней меха. Красивая игрушка в натуральную величину — и очень-очень дорогая. Я понятия не имел, как она могла здесь оказаться. Я уже хотел подойти к ней поближе и осмотреть, как уловил мысль Иити, заставившую меня застыть. Не конкретное послание, а предупреждение — не вмешиваться.

Во что не вмешиваться? Я перевел взгляд с чучела пукхи на своего компаньона. И хотя через многое прошел вместе с Иити и считал, что теперь он не способен меня удивить, мой спутник-чужак снова меня изумил.

Я видел, что он сидит на полу сразу за ярким кругом свет и так внимательно смотрит на игрушку, словно следит за приближением врага.

Только Иити был уже не совсем Иити. Его стройное, почти ящероподобное тело не только сжалось, но и стало толще и короче, начиная внешне напоминать тело пукхи. Вдобавок темный мех посветлел и приобрел зеленоватый оттенок.

Недоумевая, но зачарованный происходящим перед мо-и ми не верящими в увиденное глазами, я смотрел, как Иити превращается в пукху, меняет форму и размер лап, головы, цвет и все остальное. Потом он прошел на свет и сел рядом с игрушкой. Мысль его громко прозвучала в моей голове.

— Ну?

— Ты вот этот. — Я показал пальцем, но не был уверен. До последнего волоска торчащей гривы, до последнего клочка мягкого зеленоватого меха Иити стал двойником игрушки.

— Закрой глаза! — Приказ пришел так быстро, что я сразу повиновался.

И, слегка раздраженный, сразу снова их открыл и опять увидел двух пукх. Я догадался, что ему нужно: хочет, чтобы и снова выбирал. Но как ни разглядывал двух пукх, не смог обнаружить ни малейшей разницы между неподвижно сидящим Иити и игрушкой. Протянув руку, я поднял ближайшего пукху и обнаружил, что это модель. И почувствовал, что Иити доволен.

— Зачем это? — спросил я.

— Я уникален. — Неужели в этом замечании нотка самодовольства? — Поэтому меня заметят и запомнят. Необходимо, чтобы я принял такой облик.

— Но как ты это сделал?

Он сел на задние лапы. Я опустился на колени, чтобы лучше его видеть, снова поставил рядом с ним игрушку и переводил взгляд, пытаясь найти разницу. Но не видел.

— Это проблема сознания. — Говорил он нетерпеливо. — Как мало ты знаешь. Ваш вид замкнут в раковине, вами самими созданной, и я не вижу признаков того, что вы пытаетесь из нее выбраться. — Не очень хороший ответ на мой вопрос. Но я все равно не мог смириться с фактом, что Иити способен мыслью превратить себя в пукху.

Он легко уловил мою мысль.

— Мысленным воздействием превратить себя в галлюцинацию пукхй, — поправил он с видом превосходства, который меня всегда раздражал.

— Галлюцинация! — Вот в это я мог поверить. Конечно, мне никогда не приходилось видеть, чтобы это проделывали с таким мастерством и точностью, но есть чужаки, которые создают очень эффективные иллюзии, и я слышал достаточно рассказов об этом, чтобы поверить, что такое возможно. Того, кто податлив к таким влияниям, можно заставить увидеть то, что хотят создатели иллюзий. Может, я смог обмануться, потому что много времени провел с Ииити и находился под его влиянием? Или эта иллюзия создана и для других?

— Для тех, для кого я захочу, — ответил он на мой невысказанный вопрос. — И осязательная иллюзия — потрогай! — Он протянул пушистую лапу, к которой я прикоснулся. На ощупь она отличалась от игрушечной только тем, что в ней жизнь, а не цросто набивка.

— Да. — Это меня полностью убедило. Иити прав, как часто в прошлом — достаточно часто, чтобы вызвать раздражение у менее логичного существа, такого, как я. Собственное обличье Иити достаточно необычно, чтобы привлечь внимание даже в космопорту, где постоянно бывает много чужаков и их необычных домашних животных. Само по себе это может намекнуть на причину нашего пребывания здесь. Я никогда не недооценивал Гильдию и ее систему слежки.

Но если у них есть сведения о Иити, гораздо больше должно быть сведений обо мне! Гильдия преследовала меня задолго до моей встречи с Иити, с самого убийства моего отца, когда кто-то догадался, что я забрал из его разграбленной конторы предвечный камень, не найденный их человеком. И они устроили ловушку, в которую попался Вондар Астл, но не я. Другую ловушку они устроили в виде корабля вольных торговцев, но ее разгадал Иити, а я сам узнал об этом только позже. На планете развалин они меня захватили, но Иити опять освободил меня. Поэтому у них было достаточно оснований меня разыскивать — и этот факт вызывал страх.

— Ты тоже должен придумать себе маскировку, — спокойный приказ Иити прервал мои тревожные мысли.

— Не могу! Я все-таки из числа ограниченных... — гневно ответил я.

— У тебя только те ограничения, которые ты сам устанавливаешь, — спокойно ответил Иити. — Смотри...

Он, переваливаясь, как пукха, прошел к другой стене комнаты и неожиданно снова стал Иити, вытянул тело настолько, что я не поверил бы в такие гибкие мышцы и кости. Одной своей рукой-лапой коснулся кнопки на стене, и на ней появилось зеркало. И я увидел в нем свое отражение.

Во мне нет ничего выдающегося. Волосы темно-каштановые, как и у миллионов мужчин терранского происхождения. Лицо широкое в области глаз и сужающееся к подбородку, не очень красивое, но и не уродливое. Глаза зеленовато-карие, а брови и ресницы черные. Как торговец, которому много приходится странствовать, бороду я не отпускал. Борода в космическом шлеме очень неприятна. По той же причине у меня коротко подстрижены волосы. Для своей расы я среднего роста, и у меня правильное — опять-таки для моего вида — число всех конечностей и органов. Я могу быть кем угодно — но все же в идентифицирующих устройствах Гильдии содержатся такие данные обо мне, которых не разглядишь при беглом взгляде на прохожего.

Иити уже своими обычными гибкими, словно без всяких усилий, движениями снова пересек комнату, прыгнул мне на плечо и занял обычное положение на шее: голова его поверх моей макушки, руки-лапы по обе стороны от черепа сразу под ушами.

— Давай! — приказал он. — Думай о другом лице... любом...

Но я не смог — вначале. Я смотрел на свое отражение в зеркале и только его и мог себе представить. Я чувствовал раздражение Иити, и поэтому мне еще трудней становилось сосредоточиться. Но вот его раздражение перестало ощущаться; я понял, что он взял его под контроль.

— Думай о другом. — Теперь он не приказывал, а уговаривал. — Закрой глаза, если нужно...

Я послушался и попытался мысленно нарисовать картину — лицо, которое не принадлежит мне. Почему я представил себе Фаскела, не могу сказать, но в памяти всплыло лицо моего сводного брата, и я сосредоточился на нем.

Мысленное представление было не очень четкое, но я старался, увидел длинные узкие очертания, нос, торчащий над обрамляющими рот волосами — каким я в последний раз его видел. Фаскел Джерн, родной сын моего отца, тогда как я только приемный. Но всегда казалось, что по духу именно я сын Хайвела Джерна, а Фаскел ему чужой. Я поместил на лоб Фаскела, сразу ниже линии волос, пурпурный шрам, добавил капризный изгиб губ — с таким выражением Фаскел всегда смотрел на меня в последние наши совместные годы, — и постарался целенаправленно удержать это представление.

— Смотри!

Я послушно посмотрел в зеркало. И в течение нескольких секунд удивленно смотрел на другого человека. Это определенно не я — но и не Фаскел, каким я его помню, — какая-то странная, искаженная комбинация нас обоих. Увиденное мне не понравилось. Но Иити прочно держал мою голову, и я не мог отвернуться. И у меня на глазах туманные черты Фаскела рассеялись, и я снова стал собой.

— Видишь — это можно сделать, — заметил Иити, отпустив меня и плавным движением спускаясь на пол.

— Это сделал ты.

— Только отчасти. Произошел — с моей помощью — прорыв. Твой вид использует лишь малую часть возможностей своего мозга. И вы этим удовлетворяетесь. А следовало бы стыдиться такой неэффективности и пустой траты ума. Тебе поможет практика. А с новым лицом ты сможешь без опаски идти туда, где можно найти пилота.

— Если нам вообще удастся его найти. — Я нажал кнопку и со вздохом сел на выскочивший из стены стул. Беспокойство висело на мне тяжким бременем. — Придется брать человека из черного списка, если сумеем такого найти.

— С-с-с-с-с. — Не звук, только впечатление нетерпеливого предупреждения в сознании. Иити скользнул к двери, прижался к ней, вся его поза выражала внимание, словно слушал он не только ушами, а всем телом.

Я, конечно, ничего не слышал. Эти комнаты абсолютно звуконепроницаемые и защищены от прослушивания. И при желании я смог бы использовать специальный детектор. Караван-сараи космопортов — одно из тех немногих мест, где можно быть уверенным, что за тобой не подсматривают, тебя не подслушивают и вообще не контролируют.

Но от таких способностей, какими обладает Иити, здесь защиты нет, и по его поведению я понял, что он не только почувствовал чье-то приближение, но и что этого приближения стоит опасаться. Потом он повернулся, и я уловил его мысль. Открыл небольшое помещение для багажа, и он мгновенно в нем свернулся. Но мысли его оставались для меня ясны.

— Шпион Патруля... направляется сюда, — предупредил он, и этого предупреждения мне было достаточно.

Глава 2

Пока над дверью не загорелся огонек, сообщающий о посетителе, я принялся действовать — может, и не так быстро, как Иити, но достаточно быстро, — расставил по местам мебель, так чтобы номер выглядел нормально даже на внимательный взгляд тренированного патрульного. Патруль, гордящийся своим многолетним доминированием как самая мощная поддерживающая закон сила в галактике, не забыл и не простил тот факт, что мы с Иити сумели доказать свою невиновность, когда Патруль обвинял нас в преступлениях (на самом деле нас подставила Гильдия). То, что мы посмели заключить с Патрулем сделку и заставить его выполнить ее условия, ему не очень понравилось. Мы спасли человека Патруля, спасли не только его шкуру, но и корабль, вырвали его из лап Воровской гильдии. Но он отчаянно противился самой мысли о том, что мы имеем право заключать такую сделку и что ему приходится согласиться на наши условия. Даже сейчас воспоминания о том методе, которым была заключения эта сделка, вызывают у меня тошноту: Иити безжалостно соединил наши сознания. А такое вторжение, пусть даже обоюдное, навсегда остается незалеченной раной.

Я слышал, что каждое существо понимает вселенную в соответствии со своими органами чувств, точнее, с тем значением, которое придает показаниям этих органов чувств. Поэтому, хотя наша вселенная, какой мы ее видим, похожа на вселенную животного, птицы или чужака, между ними существуют различия. Милосердно установлены барьеры (я говорю «милосердно», потому что сам испытал, что происходит, когда они рушатся), которые огранивают восприятие вселенной привычным, тем, что ты готов воспринять. Объединение сознания с сознанием другого человека — к такому восприятию мы не готовы. Мы с патрульным так много узнали друг о друге, что смогли заключить сделку и выполнить ее условия. Но, думаю, я предпочел бы скорее посмотреть в уставленный на меня лазер, чем снова подвергнуться такому испытанию.

По закону у Патруля ничего против нас не было, кроме, может быть, подозрений и неприязни к тому, что мы посмели сделать. Думаю, Патруль был даже доволен тем, что заключил с нами перемирие: ведь для Гильдии мы по-прежнему оставались объектом охоты. Возможно, нас рассматривали как приманку — ее судьбой можно пренебречь, — с помощью которой можно было заманить в ловушку какого-нибудь патрона Гильдии. Всякий раз, как эта мысль приходила мне в голову, я все больше сердился.

Я в последний раз торопливо оглядел комнату, и в это мгновение над дверью вспыхнул огонек, после чего я направился к глазку. И увидел запястье с черно-серебристым значком Патруля — такой значок подделать невозможно. Я открыл дверь.

— Да? — Я позволил себе выразить все раздражение, которое чувствовал, глядя на патрульного.

Он был не в форме, а в нарядном костюме инопланетного туриста. И на нем этот костюм сидел лучше, чем на большинстве откормленных зевак, которых я видел в этих коридорах. Но это ни о чем не говорит: фасон кажется мне слишком кричащим и фантастическим.

— Джентльхомо Джерн... — произнося мое имя, он не задавал вопрос, и взгляд его был сосредоточен не на мне, а на комнате за мной.

— Да, это я. Что вам угодно?

— Поговорить с вами — наедине.

Он двинулся вперед, и я невольно шагнул назад, прежде чем сообразил, что у него нет права входить. Престиж значка позволил ему получить начальное преимущество, и он полностью им воспользовался: вошел — дверь за ним встала на место — прежде, чем я готов был возразить.

— Мы наедине. Говорите. — Я не показал на стул и не сделал никакого жеста гостеприимства.

— Вы испытываете трудности в поисках пилота. — Теперь он только изредка бросал взгляд на меня: все его внимание занимала комната.

— Да. — Нет смысла отрицать очевидное.

Наверно, он не хотел зря тратить время, потому что сразу приступил к делу.

— Можно договориться...

Это по-настоящему удивило меня. Мы с Иити покидали базу Патруля с впечатлением, что тот с радостью отправляет нас на смерть от рук Гильдии. Единственное объяснение, пришедшее мне и голову, было таково: они все же поняли, что мы предоставили им информацию только о местонахождении гнезд предвечных камней, а подлинный источник этих камней остался тайной. Но на самом деле мы знали не больше того, что сказали им.

— О чем? — спросил я, не решаясь вступить в мысленный контакт с Иити, как ни хотелось мне получить подтверждение своего предположения. Никто не знает, к какому тайному оборудованию имеет доступ Патруль. Возможно, зная, что Иити телепат, они воспользуются каким-то хитрым методом и уловят наш обмен.

— Раньше или позже, — он говорил неторопливо, словно смакуя сказанное, — Гильдия вас найдет...

Но я был к этому готов, давно уже обдумав такое положение.

— Значит, я приманка, и вы хотите с моей помощью заманить в ловушку...

Он нисколько не смутился.

— Можно сказать и так.

— Правильно сказать. А что вы хотите сделать? Поместить своего человека на корабль?

— И, конечно, защитить вас, чтобы вы могли нас предупредить.

— Весьма альтруистично. Но мой ответ — нет. — Я хорошо знал, как Патруль пользуется пешками, и потому был противником их методов.

— Вам не удается найти пилота.

— Я начинаю задумываться... — и это в тот момент было правдой... — какими из своих нынешних затруднений обязан влиянию вашей организации.

Он не подтвердил, но и не отверг мое предположение. Но, думаю, я был прав. Как можно внести в черный список пилота, так то же самое можно проделать с кораблем — еще до того, как у нас появилась возможность впервые взлететь. Ни один пилот, желающий сохранить свою законную лицензию, не согласится теперь подписать наш судовой журнал. Придется обратиться к мутным незаконным глубинам и надеяться на везение. Но лучше я увижу, как корабль проржавеет на своих опорах, чем посажу за его штурвал человека из Патруля.

— Если вы будете искать пилота, лишенного лицензии, Гильдия легко подсунет вам своего человека, и вы об этом не будете даже подозревать, — заметил он. Говорил он уверенно, будто считал, что рано или поздно я соглашусь на его предложение.

И он говорит правду. Но это становилось не так, если в поисках пилота будет участвовать Иити. Даже если моему будущему пилоту промыли мозги и частично стерли память, мой спутник сумеет уловить это. Но я надеялся, что этого мой гость и те, кто его послал, не знают. То, что Иити телепат, мы не можем скрыть, но вот самого Иити...

— Лучше я буду делать собственные ошибки, — позволил я себе резкий ответ.

— И умрете из-за них,—равнодушно ответил он. Бросил последний взгляд на комнату и неожиданно улыбнулся. — Игрушки... интересно, зачем. — Стремительным и уверенным движением, как атакующий ястреб, он наклонился и тут же распрямился, держа за гриву пукху. — И очень дорогая игрушка, Джерн. А деньги у вас кончаются, если, конечно, вк не наткнулись на денежную реку. Интересно, зачем вам такой пукха.

Я улыбнулся в ответ.

— Всегда дарю своим посетителям небольшие загадки. Решите сами. Кстати, можете прихватить ее с собой — чтобы убедиться, что это не маскировка контрабанды. Это ведь возможно, знаете ли. Я торговец драгоценными камнями... а что может быть лучше для вывоза контрабандных камней, чем запрятать их в такую игрушку?

Не знаю, счел ли он мое объяснение таким же неправдоподобным, каким оно казалось мне. Но положил игрушку на ближайший стул и, направляясь к выходу, бросил через плечо:

— Наберите 1—0, Джерн, когда перестанете биться головой о каменную стену. Мы дадим вам человека, который не продаст вас Гильдии.

— Конечно, нет — только Патрулю, — возразил я. — Когда буду готов заглотить вашу наживку, я вам сообщу.

Он не стал прощаться, просто вышел. Я захлопнул за ним дверь и как можно быстрее выпустил Иити. Мой спутник-чужак сидел на задних лапах и с отсутствующим видом гладил мех на брюхе.

— Они считают, что мы в их руках, — попытался я подтолкнуть его к обсуждению, ведь он, конечно, знал все, что было в сознании гостя, если тот не был защищен щитом.

— Он был с щитом, — подтвердил мои подозрения Ииити. — Но не очень совершенным. У него было только то, что ваше племя придумало для определения мысленных волн. Против моих способностей оно бессильно, — самодовольно продолжал мой спутник. — Да, они считают, что мы у них в руках, — он протянул свои собственные руки, — и им нужно только сжать пальцы, вот так... — Его когтистые пальцы образовали кулак. — Какое невежество! Однако полагаю, что сейчас, когда мы знаем худшее, нужно действовать немедленно.

— Но что же нам делать? — мрачно спросил я, доставая свой вещевой мешок и начиная собираться. Я прекрасно понимал, что неразумно оставаться здесь, по соседству со шпионами Патруля. Но что же делать дальше...

— Идти в «Ныряющий червь», — ответил Иити так, словно ответ был совершенно очевиден и он удивлен, что я сам до этого не додумался.

Сначала я ничего не понял. Название, которое он упомянул, мне ничего не говорило, хотя я догадывался, что это Один из притонов, каких много в cамых опасных частях порта. Это самое последнее место, куда пойдет нормальней человек, за которым гоняется Гильдия.

Но сейчас меня больше заботило, как незаметно, не привлекая внимания шпионов Патруля, выбраться из здания. Я сложил чистое белье и приготовил три кредитных диска. В таких номерах полагается платить ежедневно, и по утрам счет появляется на небольшой пластинке на стене. Жилец не в состоянии преодолеть силовое поле, которое мгновенно закроет выход, стоит только сканерам определить, что постоялец собирается выйти. Во всех остальных отношениях номер защищен от прослушивания, но есть меры, которые законно принимает каждый владелец.

Я опустил кредиты в щель под пластинкой со счетом, и цифры погасли. Теперь я могу выводить. Надо только решить, как. Повернувшись, я увидел, что Иити снова превратился в пукху. Несколько мгновений я колебался, решая, какое именно их пушистых созданий мой спутник. Но тут Иити шевельнулся, и я взял его в руки.

Держа Иити на сгибе одной руки, а мешок в другой, я быстро выглянул в коридор, убедился, что он пуст, и вышел. И когда повернулся к гравитационному лифту, Иити сказал:

— Налево и быстро!

Я послушался. Его указания привели меня туда, где я раньше не бывал. Здесь оказался служебный лифт, которым пользовались роботы-уборщики. Хоть я и оплатил счет, тут могли быть сканеры. Ведь лифт предназначен только для машин, и одна из них как раз громыхала за нами.

Это был робот-официант: ящик на колесах, крышка ящика вся в кнопках для выбора блюд. Мне пришлось прижаться к стене, чтобы пропустить его: коридор не предназначался для людей и чужаков-клиентов караван-сарая.

— На него! — приказал Иити.

Я не знал его намерений, но мы с ним не раз бывали в трудных положениях, и я понимал, что какой-то план у него обязательно есть. Поэтому я посадил Иити, положил мешок и сам сел на крышку робота, стараясь не задевать кнопок.

Очевидно, машина не отреагировала на мою тяжесть. Не останавливаясь, она продолжала катиться по коридору. Но я с трудом удерживал равновесие: ведь ухватиться было не за что.

Я едва не закричал, когда робот без паузы свернул в пустоту гравитационного лифта. Но лифт выдержал тяжесть, робот подо мной начал ровно опускаться, как платформа, которая доставляет багаж и пассажиров лайнера в порту. На следующем этаже к нам присоединился уборщик, но роботы не столкнулись и не касались друг друга. Ниже и выше нас в лифте я видел других спускающихся служебных роботов: по-видимому, подошло к концу время их утренней работы.

Мы опускались этаж за этажом, я считал их, испытывая с каждым все большее облегчение. С каждым оставшимся позади этажом мы ближе к цели. Но, добравшись до первого этажа, мы не увидели выхода: моя опора продолжала спуск.

Лифт остановился под землей, пройдя еще по меньшей мере три этажа. И официант, по-прежнему неся нас, покатился в кромешной тьме, при этом изменившийся звук его движения заставил меня застыть. А Иити не давал никаких объяснений.

Набравшись храбрости, я достал ручной фонарик, посветил вокруг и различил только тревожащие очертания машин, тут и там двигавшихся по обширному пространству. И ни следа людей.

Не зная, помешают ли какие-то детекторы роботам столкнуться со мной, я не решался слезть со своей машины. До этого часа я всегда воспринимал служебный отдел караван-сарая как нечто само собой разумеющееся, но о таком его устройстве даже не подозревал.

Было очевидно, что официант знает, куда направляется: он двигался целеустремленно, пока не добрался до стены с гнездами в ней. Машина подсоединилась к одному из гнезд, и я подумал, что здесь убираются остатки еды и грязная посуда. Не только официант стоял у стены. Поблизости я увидел уборщика, он тоже освобождался от груза.

Луч фонарика показал, что стена не достигает потолка, так что над ней должен существовать какой-то проход. Можно попробовать выбраться, хотя нет гарантии, что мы не уткнемся в тупик.

Я осторожно встал, оставаясь на крышке робота, а Иити взял фонарик в свои толстые лапы пукхи. Мешок перебросить через стену оказалось легко, труднее оказалось с моим спутником: его новое тело не было приспособлено для таких подвигов. Но, оказавшись наверху, Иити присел, держа фонарик в зубах: для этого они подходили лучше лап.

В свете фонарика я подпрыгнул и ухватился за верх стены. На мгновение мне показалось, что пальцы скользнут по гладкой поверхности. Но тут с усилием, от которого словно разрывались мышцы, я подтянулся и оказался на неприятно узкой поверхности.

Не только узкой, но дрожащей и вибрирующей подо мной. Я представил себе какое-то устройство, поглощающее отходы, или уносящий их конвейер.

Надо мной, совсем близко, так что приходилось нагибаться, потолок. При помощи фонарика я убедился, что стена, на которой сижу, уходит в какое-то темное отверстие в другой стене, с которой встречается под прямым углом. Передо мной словно тропа, ведущая в пещеру.

Пробравшись в это отверстие, я убедился, что там достаточно места, чтобы я мог распрямиться. Луч фонарика осветил лестницу из скоб, укрепленных в стене. Возможно, служебный доступ для человеческого персонала. Благословляя свою удачу, я уже готов был начать подъем, потому что от грохота машин и непрерывного шума их движений у меня закружилась голова. Чем скорей я выберусь из их царства, тем лучше.

Лапы Иити сейчас были не предназначены для карабканья, и я подумал, что он откажется на время от маскировки. Нести его мне не хотелось, и я даже не понимал, как это сделать

Но если он мог и отказаться от маскировки, то, по-видимому, решил этого не делать. В конце концов пришлось повесить мешок на спину, сделать из одежды перевязь, и Ииити заполз в нее. Обе ноши очень мешали сохранять равновесие, но я начал подниматься. Фонарик пришлось убрать: третьей руки для него у меня не нашлось.

В этот момент мне хотелось одного: убраться из темной страны служебных роботов, хотя я поднимался в неизвестность. Возможно, я слишком привык надеяться на то, что Иити предупредит меня об опасности. Но с того момента, как мы забрались на робота-официанта, он со мной не общался.

— Иити, что впереди? — послал я настойчивую мысль.

— Ничего — пока. — Но его ответная мысль была слабой, как шепот или как будто его сознание было занято другими, более насущными проблемами.

Секунду-две спустя я обнаружил, что лестница кончилась: моя поднятая рука ухватилась не за очередную скобу, а уперлась в жесткую поверхность. Я провел по поверхности пальцами, пытаясь определить, что это. И нащупал круглое углубление — возможно, люк. Убедившись в этом, я надавил, вначале слегка, потом сильней. Но когда крышка не подалась, я начал тревожиться. Если она привинчена снаружи, нам придется вернуться к роботам, а мне об этом даже думать не хотелось.

Но последний отчаянный толчок, должно быть, привел в действие механизм, закрывавший крышку, и она подалась, впустив слабый свет. У меня хватило сообразительность подождать, не даст ли Иити какое-то предупреждение.

Он ни о чем не предупредил, и я выбрался в место, где было множество рубильников, ручек, тумблеров и тому подобного — вероятно, нервный центр контроля роботов. В помещении никого не было, а в стене оказалась обычная дверь. Я облегченно вздохнул и начал приводить себя в порядок: распутал перевязь с Иити и разгладил одежду. Насколько я мог судить» путешествие по внутренностям караван-сарая не оставило на ней следов и я могу выйти на улицу, не привлекая к себе внимания. Конечно, если эта дверь приведет к свободе.

За дверью оказался небольшой гравитационный лифт. Я нажал кнопку первого этажа, лифт поднялся, и я вышел в короткий коридор с дверьми в обоих концах. Одна дверь вела в помещение, в которое выходил багажный транспортер. Я выбрался по выключенному транспортеру и оказался в переулке, где с флиттера из порта разгружали тяжелые ящики.

— Давай! — Иити сидел у меня на плече, тело пукхи было менее приспособлено к такому способу передвижения, чем природное. Я чувствовал его когти по обе стороны головы, как раньше, когда он показывал мне, как можно изменить лицо. — Подожди!

Я не знал, что ему нужно: он не требовал, чтобы я «помыслил» себе лицо. И хотя ожидание затянулось, заставляя меня нервничать, он не менял своей позы. Я был уверен, что он сам, силой своей мысли, меняет мою внешность.

— Лучшее... на что... я... способен... — Он отнял лапы от моей головы, я поднял руки и подхватил его, потому что он едва не упал. Иити дрожал, словно от крайней усталости, глаза его закрылись, и дышал он короткими резкими вдохами. Я один раз видел его уже в таком состоянии — он даже потерял сознание, — когда заставил нас с патрульным объединить сознания.

Неся Иити как ребенка, с мешком за спиной, я вышел в переулок. Взгляд в сторону здания позволил мне сориентироваться. Если за нами и есть хвост, которого не смутил наш способ выхода, то спрятаться ему негде.

Боковой переулок вывел на оживленную торговую улицу, по которой следуют основные грузы из порта. Посредине улицы проходили шесть транспортных поясов для тяжелых машин, с обеих сторон от них — пояса для легких грузов, и Оставалось еще место для очень узкого, жмущегося к стенам зданий пояса для людей. На нем оказалось достаточно пешеходов, чтобы я не привлекал внимания, в основном это были те, кто занят в порту перевозкой грузов. Я поставил мешок между ног и позволил ленте нести меня, не увеличивая скорость передвижения своим шагом.

Иити говорил о «Ныряющем черве», который оставался для меня загадкой, но я не собирался выходить за пределы портовой зоны до наступления темноты. Дневные посетители, за исключением туристов, которых водят по тщательно охраняемому маршруту, сразу привлекают к себе внимание. Значит, нужно где-то переждать. Лучшим решением был бы другой отель. Чувствуя прилив вдохновения, я выбрал тот, что расположен прямо напротив «Семи планет», откуда только что выбрался таким необычным способом.

Этот отель похуже «Семи планет», что соответствовало моим намерениям. И особенно мне подошло то, что вместо человека-администратора, что повышает престиж заведения, тут был робот — хотя и я и знал, что сейчас меня просматривает множество сканеров и идет проверка по файлам. Поможет ли мне Иити и здесь?

Я получил клюк к замку, на лифте поднялся в облезлый коридор второго этажа, отыскал свой номер, вошел и облегченно вздохнул. Теперь дверь можно открыть только самыми мощными лазерами.

Опустив Иити на кровать, я подошел к зеркалу, чтобы посмотреть, что он со мной сделал. Но увидел не новое лицо, а расплывающееся пятно и почувствовал, что смотреть на свое отражение мне не хочется. Сосредоточенный взгляд вызывал беспокойство, словно моя нынешняя внешность настолько отвратительна, что я не перенесу ее вида.

Я сел на стул перед зеркалом. Заставляя себя смотреть в него, я почувствовал, как прежнее ощущение потери ориентации слабеет, черты лица в стекле становились яснее, четче, видимее — лицо такое же обычное, как всегда.

Я сомневался в том, что Иити снова сможет совершить подобную трансформацию, когда настанет время уходить отсюда. Слишком велико напряжение, особенно если требуется одновременно использовать и другие особые способности. Поэтому, выходя, я могу попасть в руки тех, кто за мной охотится. Но — не могу ли я своими силами повторить то, что сделал Иити? Попытка с внешностью Фаскела была не очень успешной, И даже тогда мне потребовалась помощь Иити.

Ни что если попробовать не такое радикальное изменение внешности? На этот раз Иити придал мне не другую внешность, а только некий покров, который вызывает трудности у тех, кто на меня смотрит. Если мне попытаться изменить не все лицо, а только часть его? Я ухватился за эту мысль, принялся ее обдумывать. Мне казалось, что Иити должен как-то ее прокомментировать, но он этого не сделал. Можно было подумать, что он уснул.

Если не убирать с лица, а добавить — что-нибудь такое, что сразу привлечет внимание, затмив все остальное. В недавнем прошлом моя кожа была пегой — после того как Иити вызвал загадочную болезнь. Я слишком хорошо помнил эти отвратительные пятна. Никакого возврата к ним! Не хочу, чтобы меня снова сочли жертвой чумы. А вот шрам...

Я вспомнил дни, когда мой отец владел магазином подержанных вещей в космопорту моей родной планеты. Многие астронавты заходили в задние помещения магазина, продавая вещи, о происхождении которых лучше не спрашивать. И не у одного из них лицо было в шрамах.

Да, шрам. Теперь — в каком месте? И от чего? Порез ножом, лазерный ожог, след какой-то старой раны? Я выбрал ожог от луча лазера: мне не раз приходилось их видеть, и это вполне соответствует месту за пределами портовой зоны. Как можно живей представив себе лицо с таким ожогом, я смотрел в зеркало, стараясь сморщить и обесцветить кожу на левой щеке.

Глава 3

Эта попытка противоречила всей человеческой логике. Если бы я не видел, как с помощью Иити изменил частично свою внешность, никогда бы не поверил в такую возможность. Другой вопрос, смогу ли я это сделать без Иити, но я хотя бы постараюсь получить ответ. Меня временами раздражает зависимость от этого мутанта, который в наших отношениях стремится к господству.

Существует высказывание: если выберешь ошибочную дверь, правда останется снаружи. И я начал борьбу со множеством ошибок, надеясь, что правда хоть частично мне поможет. С тех пор как я познакомился с Иити, я не раз старался пробудить в себе экстрасенсорные способности. Главный образом потому, что бы уверен: не пристало человеку мириться с тем, что его превосходит существо, так похожее на животное, — хотя, конечно, в обширной галактике термин «человек» скорее имеет отношение к уровню интеллекта, а не к гуманоидной внешности. Вначале и этот факт моему племени воспринять было трудно: ведь у нас столько врожденных предрассудков. И мы учились на горьком опыте, пока не усвоили этот урок.

Я как можно лучше перекрыл мысленные каналы сознания, придавил, словно крышкой, все тревоги из-за отсутствующего пилота, сокращающегося числа кредитов и того факта, что я, возможно, дичь в охоте, которую чувствую, но не вижу и не слышу. Шрам — это самое важное, это единственное, что должно быть в сознании. Я сосредоточился на изображении в зеркале, на том, что хочу увидеть.

Возможно, Иити прав — как почти всегда — и люди используют не все возможности своего мозга. Находясь под опекой Иити, я, должно быть, расширил и углубил свои возможности так, как было невозможно для человека раньше. Произошло нечто такое, что меня удивило. Словно в той части меня, которая стремилась овладеть способностями Иити, появился какой-то призрачный палец и крепко нажал. Я почти ощутил прошедшую по всему телу дрожь — и вслед за этим полную уверенность: я могу это сделать. Но другая часть меня со страхом и тревогой следила за этим превращением.

Лицо в зеркале... Да! На нем появился этот отличительный шрам, не свежий, который выдаст меня перед наблюдателем, а сморщенный и темный, словно запоздало была применена регенерация или вообще восстановительная работа проделана небрежно. Такое возможно с членом экипажа, которому не повезло, или выжившим после неудачного падения корабля на планету.

Настолько реально!, Я осторожно поднял руку, не осмеливаясь притронуться к сморщенной неровной коже. Иллюзия Иити была не только зрительной, но и осязательной. А моя? Я коснулся лица. Нет, я не могу еще сравниться с Иити. Пальцы коснулись не шрама, как казалось, когда я смотрел в зеркало. Но зрительно шрам на месте, и это лучшая защита, какой я смог достичь.

— Начало, многообещающее начало...

Моя голова дернулась, я оказался вырванным из сосредоточенного состояния. Иити сидел на кровати и смотрел на меня немигающими глазами пукхи. Я снова посмотрел в зеркало. Вопреки моим опасениям, шрам на месте. И не просто на месте. Я правильно выбрал: он привлекает внимание, лицо при нем расплывается, словно этот шрам — маска.

— Сколько продержится? — Если мне придется выйти из номера и направиться за пределы портовой зоны, там трудно будет найти спокойное место, чтобы снова сосредоточиться, если понадобится возобновить маскировку.

Круглая голова Иити слегка поворачивалась из стороны в сторону: он словно критически разглядывал результаты работы моей мысли.

— Не очень большая иллюзия. Ты мудро поступил, начиная с малого, — заметил он. — Думаю, с моей помощью продержится весь вечер. А это все, что нам нужно. Хотя мне тоже придется измениться...

— Тебе? Зачем?

— Ты хочешь показать, что не имеешь чувства опасности? — Торчащая грива на голове уже исчезла. — Брать с собой пукху за пределы портовой зоны?

Он, как всегда, прав. Живые пукхи стоят больше свое- . го веса в кредитах. И отнести пукху за пределы портовой зоны — значит напрашиваться на луч шокера, если повезет, или на лазер, если нет; а Иити сунут в мешок и отнесут к какому-нибудь скупщику краденого. Я рассердился на себя за такое проявление непредусмотрительности, хотя объяснялось это необходимостью сосредоточиться на поддержании шрама.

— Да, ты должен его поддерживать, но не всем сознанием, — сказал Иити. — Тебе еще многому предстоит научиться.

У меня на глазах он изменился. Пукха исчез, словно был слеплен поверх из пасты, которая, столкнувшись с космическим холодом, разлетелась на мелкие, невидимые глазу частички. Теперь передо мной снова был Иити, а не необычная для взгляда наблюдателя дорогая игрушка.

— Именно так, — подтвердил он. — Но меня не смогут увидеть. Для этого не нужно меняться. Просто нужно не позволить глазам меня увидеть.

— Как ты сделал с моим лицом, когда мы шли сюда?

— Да. А темнота нам поможет. Мы пойдем прямо в «Ныряющий червь».

— Зачем?

Представитель моего вида мог бы с раздражением вздохнуть. Мысленное ощущение, переданное моим спутником, имело то же значение.

— «Ныряющий червь» — место, где можно встретить нужного нам пилота. И не трать время, спрашивая, откуда мне это известно. Это правда.

Насколько Иити в состоянии читать мысли окружающих, я не знал; думаю, я и не хотел это знать. Но теперь он меня убедил, что у него есть какая-то конкретная ниточка.

И я не мог с ним спорить: ведь сам я ничего иного предложить не могу.

Он, как всегда неожиданно, прыгнул мне на плечо и занял любимую позу, свернувшись вокруг шеи, как неодухотворенная полоска меха. Я в последний раз взглянул в зеркало, чтобы убедиться, что мое творение сохранилось, и почувствовал прилив торжества. Шрам на месте. Хотя позже мне может понадобиться помощь Иити, чтобы сохранить его.

Подготовившись таким образом, мы вышли и пошли по главной оживленной улице в сторону порта, готовые свернуть в первый же переулок, ведущий за пределы портовой зоны. Было сумеречно, темно-зеленое небо затянули тучи, единственным источником света была главная луна Тебы.

Но квартал за пределами портовой зоны, в который мы вошли с бокового прохода} был полон жизни. Яркие вывески на многих языках (хотя главным языком здесь был основной галактический), понятные космонавтам самых разных рас, предлагали разнообразные товары и своеобразные развлечения. Многие из таких вывесок — сплошная сумятица цветов — должны были привлечь внимание нечеловеческих рас и потому болезненно действовали на наши органы зрения. Здесь лучше не смотреть выше уровня улицы. К тому же было так шумно, что прохожий мог оглохнуть, а запахи заставляли мечтать о защитном скафандре, который можно было бы закрыть наглухо, отрезать все звуки и дышать отфильтрованным, пригодным для дыхания воздухом.

Попав сюда, можно было подумать, что ты переместился в другой мир, не только опасный, но и негостеприимный. Как найти в этом океане смятения «Ныряющего червя» Иити? Проблема, решения которой я не видел. А бродить оглушенным и задыхающимся по этим улицам и переулкам значит напрашиваться на неприятности. У меня на поясе нет оружия, а за спиной вещевой мешок: десяток или больше пар глаз уже наметили меня в качестве возможной добычи.

— Направо... — Мысль Иити, словно лезвием ножа, разрезала путаницу в моем сознании.

Я повернул направо — с главной улицы на маленькую, узкую улочку; здесь было тише и, возможно, время от времени долетало дуновение настоящего воздуха. Если я не знал, куда идти, то, по-видимому, Иити хорошо это знал.

Мы еще раз повернули направо, потом налево. Здесь заведения для отдыха космонавтов были такими преступными притонами, что я опасался сунуть туда нос. Мы приближались к последним прибежищам отчаявшихся, к укрытиям, где можно спрятаться от тех, кто охотится на главной улице, отхватывая главную добычу.

«Ныряющий червь» был обозначен не вывеской, а сверкающим изображением этого неприятного на вид существа на входной двери. Художник изобразил червя так, что посетитель входил прямо в его пасть — возможно, предсказание того, что ждет внутри неосторожных. Здесь к вони снаружи добавлялись пары нескольких сортов напитков и дым наркотиков. Два таких запаха я распознал как смертельно опасные для тех, кто сделал поглощение этих веществ главным делом оставшейся недолгой жизни.

Но в помещении не было темно. У расположенного снаружи червя здесь были товарищи, очень жизненно извивавшиеся на стенах. И хотя частично эти бегущие потоки света потемнели и нуждались в замене, в целом было достаточно светло, чтобы рассмотреть лица посетителей, если не то, что подавали им в разнообразных чашках, графинах, трубках и тому подобном.

В отличие от заведений для еды и питья в более цивилизованных (если позволительно использовать это слово) частях порта, в «Ныряющем черве» на столах не было кнопочных панелей для набора заказа, не было и роботов-официантов. Подносы разносили люди и чужаки, и на лицо любого из них всех нельзя было долго смотреть без отвращения. Некоторые определенно выглядели женщинами, другие — ну, можно было только догадываться. И, откровенно говоря, заказывай я здесь выпивку, после первого порции, поданной ящером с двумя парами рук, от второй я бы отказался. Разве что выпивка была бы для меня важней того, что я видел вокруг.

Ящер обслуживал три столика у стены и делал это весьма эффективно: четыре руки лучше двух. За первым столиком сидела группа очень пьяных ригелианцев. За вторым виднелось нечто серое, очень большое и все в бородавках. А за третьим сидел терранец, опершись головой на руку; вторую руку он положил на стол. На нем форма космонавта, правда, очень давно не чищенная. На нескольких нитках с воротника свисала нашивка, но на груди не было значка торгового дома или корабля, только темное пятно свидетельствовало, что когда-то владелец формы таким значком обладал.

Вытащить этого человека из его мутной похлебки — поистине зачерпнуть из самых глубин. С другой стороны, чтобы убраться из порта, нам нужен хоть какой-то пилот на борту. Я не сомневался в том, что мы с Ииити смогли бы отправиться в первый прыжок, сами установив координаты. И наша единственная возможность — найти человека из черного списка, конечно, если он нам не подставлен.

— Он пилот и куритель фэша, — сообщил Иити, хотя мне слышать это сообщение не хотелось.

Фэш не вызывает привыкания, но приводит к опасным переменам в личности. И человек, подверженный такому пристрастию, определенно не может быть надежным пилотом. Если этот подонок и сейчас курит фэш, он мне заведомо не годится. Надежду внушала только мысль о том, что фэш дорог, и тот, кто в состоянии его вдыхать, не станет околачиваться в «Ныряющем черве».

— Не сейчас, — прокомментировал Иити. — Я думаю, сейчас он пьет вивир...

Самая дешевая выпивка, какую только можно купить; от нее становится очень плохо; да и пьющий бездельник в зеленом болезненном свете со стены выглядел неважно. Возможно, странное выражение его лица объяснялось особым спектром этого света. Подняв голову, человек пододвинул к себе графинчик и зажал в зубах трубочку для сосания. И продолжал пить, когда мы подошли к его столику.

Возможно, сам я бы даже не подумал, что он может быть тем человеком, что мне нужен. Но нашивка на воротнике

свидетельствует о том, что он пилот, а других пилотов я здесь не видел. К тому же он единственный гуманоид с лицом, которому я хотя бы отчасти могу доверять, да и Иити, по-видимому, выбрал его.

Он не поднял голову, когда я сел за его столик, но подошел ящер-официант, и я указал на графинчик и поднял палец, заказывая второй такой же для соседа по столику. Человек посмотрел на меня, не выпуская трубки изо рта. Мрачно нахмурился, выплюнул трубку и неразборчиво произнес:

— Черт побери! Что бы ты ни предлагал — я не покупаю!

— Ты пилот, — ответил я. Ящер, затратив вдвое больше времени, чем нужно, наконец принес графинчик и поставил на стол. Я протянул жетон в десять кредитов, и одна из четырех рук выхватила его с такой быстротой, что я даже не заметил, как он исчез.

— Ты немного опоздал. — Он отодвинул первый, опустевший, графин и пододвинул к себе второй. — Я был пилотом.

— Летал в системе или в глубоком космосе? — спросил я.

Он остановился, держа трубку у губ.

— Глубокий космос. Хочешь посмотреть мою лицензию? — В его голосе прозвучала насмешка. — И какое тебе до этого дело?

Таково действие фэша. Под его действием человека охватывают приступы ярости, зато в перерывах между загулами то, что обычно вызывает гнев, проявляется только в легком раздражении.

— Есть дело. Работа нужна?

Он рассмеялся — по-видимому, искренне.

— Опять ты опоздал. Я теперь прикован к планете.

— Ты хотел показать лицензию. Ее у тебя не конфисковали? — настаивал я.

— Нет. Но только потому, что никто не хотел возиться. Я не взлетал два полных планетных года, и это правда. Что-то я сегодня много болтаю. Наверно, они здесь что-то подмешивают в выпивку. — Он со смутным интересом посмотрел на графин, словно ожидал увидеть что-то плавающее на поверхности мутной жидкости. Потом снова присосался к трубке, но свободной рукой расстегнул замок поношенной куртки и дрожащей рукой достал очень потрепанный бумажник; бумажник он просто бросил на стол, а не пододвинул ко мне, как будто оставался совершенно равнодушен к моему интересу. Я взял бумажник и при очередной вспышке света со стены увидел в нем лицензию.

Она была выписана на имя Кейно Ризка, пилота, лицензированного галактической службой. Выдана лицензия десять лет назад, и возраст пилота указан как неопределенный, поскольку он родился в космосе. Но меня изумил маленький символ, глубоко врезанный под именем, — символ определял пилота как вольного торговца.

С самого начала люди, готовые рисковать вдали от регулярных линий, ставших монополией больших компаний, вольные торговцы, одиночки и авантюристы по темпераменту, за столетия космических путешествий все более и более становились особой расой. Но свои корабли они считали родными планетами, а на настоящих планетах проводили мало времени, отправляясь туда, куда решаются заглянуть только Перворазведчики и исследователи. После этого первые годы они жили на остатках богатого пира, на котором жирели большие компании.

Не в состоянии покупать на аукционах права на вновь открытые богатые планеты, они рыскали по космосу, довольствовались небольшой добычей и большим риском и надеялись, что судьба пошлет им надежную прибыль. И такое случалось достаточно часто, чтобы они могли оставаться в космосе.

Но поскольку свои корабли они считали единственной родиной, то превратились в замкнутый клан и образовывали семьи только из своих, если вообще женились. Иногда у них бывали собственные порты в космосе — астероиды, которые они преобразовали и на которых вели квазисемейную жизнь. Но с теми, кто родился на планетах, вступали в контакт только ради бизнеса. И найти такого, как Ризк, в этом порту — вольные торговцы никогда не бросила своих, — настолько необычно, что вызывает изумление.

— Она подлинная. — Он не отрывал взгляда от графина. Должно быть, сталкивался с таким изумлением столько раз, что уже устал от него. — Я не ограбил какого-нибудь космонавта, чтобы ее забрать.

И это, должно быть, правда, потому что такие лицензии привязаны к телу — настроены на химизм этого организма. Если лицензия перейдет к другому, ее вскоре нельзя будет прочесть.

Нет смысла спрашивать, что лишило вольного торговца корабля и привело в «Ныряющий червь». Расспросы могут враждебно его настроить, и тогда я не смогу с ним договориться. Но то, что он вольный торговец, говорит в его пользу. Бывший служащий большой компании не согласился бы на полет, который мы планировали.

— У меня есть корабль, — прямо сказал я, — и мне нужен пилот.

— Поищи в регистре, — ответил он и протянул руку. Я закрыл бумажник и положил ему на ладонь. Может ли частичная правда помочь мне?

— Мне нужен человек, отсутствующий в регистре.

Это заставило его взглянуть на меня. Зрачки у него большие и очень темные. Возможно, и не фэш, но он явно под влиянием какого-то затуманивающего сознание наркотика.

— Ты не контрабандист, — сказал он немного погодя.

— Нет, — ответил я. Контрабанда — выгодный бизнес, но Гильдия наложила на нее руку, и только умственно отсталый может теперь ею заниматься самостоятельно.

— Тогда кто ты? — Взгляд его был мрачен.

— Человек, которому нужен пилот... — начал я, когда уловил мысль Иити.

— Мы слишком задержались здесь. Будь готов увести его.

Наступила тишина. Я не закончил предложение. Ризк смотрел на меня, но взгляд его не был сфокусирован, он как будто меня не видел. Потом хмыкнул и отодвинул от себя незаконченный второй графин.,

— Спать хочу, — пробормотал он. — Пошли отсюда...

— Давай, — согласился я. — Пошли ко мне. — Я подхватил его слева, помог удержаться на подгибающихся ногах, взял под локоть и повел. К счастью, он еще достаточно владел телом, чтобы идти. Иначе я не смог бы его утащить: он хоть и ниже меня ростом, но за годы пребывания на планете растолстел и заплыл жиром.

Ящер как будто собирался преградить нам путь, и я почувствовал, как шевельнулся Иити. Не знаю, предупредил ли он официанта, как внушил Ризку желание уходить. Но официант неожиданно свернул к другому столику, освободив нам проход к двери. И мы без каких-либо помех вышли из этого вонючего заведения. Оказавшись снова в переулках вне портовой зоны, я попытался идти быстрей, но обнаружил, что Ризк, хотя и держится на ногах и идет, торопиться не собирается. А когда я попытался его тащить, он словно начал испытывать сомнения в желании, внушенном ему Иити, поэтому я не стал настаивать. Меня угнетало ощущение, что нас преследуют или по крайней мере следят за нами. Хотя не мог сказать, обнаружили ли нас или просто наметили как добычу. И то и другое опасно.

Прожекторы порта разгоняли ночь, превращая три луны, которые неторопливо двигались у нас над головами, в бледные призраки. Войти в ворота и добраться до нашего корабля по-прежнему оставалось проблематичным. Если Патруль и, возможно, Гильдия наблюдают за мной, подумал я, у корабля оставлена постоянная охрана, даже если мы запутали преследователей в городе. Что касается моего шрама, то даже если он еще сохранился, то не устоит против сканера личности в последнем пункте проверки. Успех зависит от нашей поспешности, но Ризку этого не объяснишь.

У первого контрольного пункта я задержался не дольше, чем нужно, чтобы сунуть в щель мое удостоверение личности и удостоверение Ризка — каким-то образом, подчиняясь указаниям Иити, он извлек это удостоверение. После этого я увидел возможность увеличить скорость. На пути стояла тележка для перевозки багажа. Я никогда не тратил полкредита на такую роскошь для своего походного мешка, но теперь тележка мне пригодится.

Я подтащил ее к себе и усадил Ризка. За использование тележки для перевозки пассажиров полагается штраф, но такие мелкие нарушения закона в данный момент меня не тревожили. Я накрыл Ризка чехлом и поверх поставил свой мешок как указание на то, что везу груз. Затем набрал причальный номер нашего корабля. Вложил кредит и позволил тележке двигаться. Если Ризк по пути не попытается сойти, я мог быть уверен, что тележка доберется до трапа моего корабля.

Тем временем нам с Иити предстояло добраться до корабля менее заметным и более быстрым путем. Я оглянулся, пытаясь найти способ осуществить это намерение. Шла погрузка на внутрисистемный пассажирский лайнер, толпа пассажиров ждала у трапа, а многие еще шли к кораблю. Улетающих сопровождали семьи и шумные группы друзей. Я присоединился к одной из таких групп и пошел в ее конце. Пассажиров в нашей группе сопровождало несколько телохранителей; корабль, судя по всему, направлялся на Мемфорс, более удаленную планету этой системы, имеющую репутацию далеко не приятного места.

Поскольку большую часть толпы составляли мужчины, и достаточно закаленные, я не чувствовал, что выделяюсь на их фоне. Но все же мне придется отойти от толпы, когда она доберется до трапа, и пойти к своему кораблю. Вот на этих последних этапах я буду заметен.

Я держался края толпы, стараясь, чтобы между мной и темнотой было как можно больше людей, и пытался определить, не привлек ли я чьего-то внимания. Но, насколько мог судить, я словно всё еще был окутан искажающим пятном, созданным Иити.

Мне хотелось бежать или пробираться под какой-нибудь защитной раковиной, как краб. Но ни того, ни другого я сделать не мог. Я даже не осмеливался оглядываться, как ни боялся преследования: даже простейшие проявления опасения способны меня выдать.

Впереди я видел багажную тележку, она двигалась по гораздо более прямому курсу, чем мой. Мешок по-прежнему наверху, следовательно, надеялся я, Ризк не шевелился. Тележка достигла трапа намного раньше меня и остановилась, ожидая, пока с нее снимут груз.

— Соглядатай... справа... Патруль...

Этим предупреждением Иити снова дал о себе знать. Я не смотрел в указанном им направлении.

— Он приближается?

— Нет. Но он снял на видео тележку. У него нет приказа мешать тебе стартовать — только проследить за стартом.

— Значит, они считают, что наживка готова, и хотят захлопнуть ловушку. Неплохо, — заметил я. Но пути назад нет, а Патруля в этот момент я опасался не так, как Гильдии. В конце концов, Патрулю я зачем-то нужен — в качестве наживки, вероятно, но момент принесения меня в жертву еще не настал. У меня было ощущение, что, как только мы уберемся с планеты, Патрулю будет вовсе не легко выполнить свой высокомерный план. У меня есть то, о наличии чего они не подозревают, — предвечный камень.

Поэтому я и виду не подал, что знаю о наблюдении, стащил Ризка с тележки, толкнул на трап, втащил внутрь и закрыл люк. Поместив свою добычу в одну из двух кают, я привязал его ремнями, взял с собой пилотскую лицензию и вместе с Иити поднялся в контрольную рубку.

Здесь я вложил лицензию Ризка в щель, чтобы ее смогла проверить администрация порта, и подготовился к старту. Иити помогал мне в подготовке автоматики. Но путевую ленту с координатами я не стал вводить: когда окажемся в космосе, Ризку придется выполнить свои обязанности, иначе может получиться так, что другой порт мы сможем найти лишь совершенно случайно.

Глава 4

Поскольку у нас не было путевой ленты, мы не могли отправиться в гиперпространство, пока Ризк не введет координаты для прыжка. Поэтому взлет с планеты вывел нас во внутрисистемное пространство, и в этом была для нас дополнительная опасность. В гиперпространстве выследить корабль невозможно, а вот внутри системы его легко обнаружить. Поэтому, придя в себя от стартовой перегрузки, я отправился на поиски нашего пилота. Ииги, как всегда, прекрасно проводил время внизу в корабле.

Наш транспорт — «Идущий по ветру» — не такой маленький, как разведчик, но и не такой большой, как вольный торговец D-класса. Возможно, когда-то это была яхта какого-нибудь босса. Но если это так, то роскошная обстановка давно снята, хотя закрашенные следы на стенах свидетельствуют, что моя догадка правильная. Позже корабль летал в системе, перевозя различные грузы. Затем его за контрабанду конфисковал Патруль, а торговец-саларикиец купил при распродаже конфиската.

На корабле было четыре каюты, кроме обычных помещений Для экипажа. Однако три из них соединены вместе, так что образовался грузовой трюм. Меня в оборудовании корабля привлек сейф, который можно настроить только на одну личность, — такое устройство может пригодиться торговцу драгоценными камнями.

Судя по заваренным люкам и следам на палубах и стенах, когда-то на корабле были установлены объявленные вне закона лазеры J-класса. Но сейчас у него нет такого оборонительного средства.

Ризка я поместил в оставшейся пассажирской каюте. Когда я вошел, он пытался освободиться от привязных ремней и дико оглядывался вокруг.

— Что... где...

— Ты в космосе, принят на работу в качестве корабельного пилота, — сказал я, не вдаваясь в длительные объяснения. — Мы все еще в системе и отправимся в гипер, как только ты введешь координаты...

Он быстро замигал, и, как ни странно, расслабленные черты лица постепенно твердели, так что можно было в тусклом свете увидеть следы того, каким когда-то был этот человек. Протянув руку, он прижал ее ладонью к стене, словно проверяя, правду ли я ему сказал.

— Что за корабль? — Голос по-прежнему звучал не очень уверенно, но выражение лица изменилось.

— Мой.

— А ты кто? — Сузившимся взглядом он посмотрел на меня.

— Меня зовут Мердок Джерн. Я торговец драгоценными камнями.

Иити сделал один из своих неожиданных прыжков с палубы на койку и сел, опираясь руками на то, что было бы коленями, если бы у него было гуманоидное тело.

Ризк переводил взгляд с меня на Иити и обратно.

— Хорошо, хорошо. Рано или поздно я все равно проснусь.

— Нет, если не установишь нам курс, — уловил я мысль Иити, нацеленную Ризку.

Пилот вздрогнул, потер ладонями лоб, словно пытаясь стереть услышанное — если не из слуха, то из памяти.

— Курс куда? — спросил он, как спрашивают галлюцинацию, рожденную дымом фэша или вивером.

— В квадрант 7-10-500. — У меня было достаточно времени для планирования в те долгие недели, когда мне казалось, что я никогда больше не поднимусь в космос. Чем скорее мы туда направимся, тем лучше. А опыт Вондара подсказывал, что это хорошее начало для бизнеса.

— Я не вводил координаты... — Он замолчал. Снова приложил ладони к стене. — Это... это корабль! Мне это не снится!

— Да, корабль. Можешь ввести нас в гипер? — Я едва сдерживал свое нетерпение.

Он встал с койки, вначале двигаясь неуверенно. Но, возможно, пребывание на корабле подействовало как тонизирующее средство, потому что, добравшись до центральной лестницы корабля, он стал передвигаться быстро и поднимался легко и привычно. И не ждал, чтобы ему показали кресло пилота, но сел в него и быстро осмотрел контрольный щит.

— Квадрант 7-10-500... — Теперь это звучало не вопросительно, а как ключ к старым знаниям. — Сектор Фатфара...

Возможно, встретив этого застрявшего на планете вольного торговца, я нашел нечто большее, чем надеялся. Пилот обычных линий не знал бы тех окраин, которые станут моей охотничьей территорией.

Ризк начал нажимать кнопки. Вначале медленно, потом набрал бойкости и уверенности, и вскоре на небольшом экране для карт слева от него появились уравнения. Он присмотрелся к ним, внес одну-две поправки, а потом произнес обычное предупреждение:

— Гипер...

Проследив за его действиями, я решил, что он свое дело знает. Я уже сел во второе кресло в рубке, Иити прижался ко мне, готовый к болезненному рывку, который будет означать, что мы перешли в гиперпространство. И хоть я уже не раз бывал в гиперпространстве, но обычно в пассажирских кораблях, где в каюты запускали успокаивающий газ, чтобы смягчить переход..

На корабле парила тишина, которая казалась угрожающей: мы погрузились в измерение, не предназначенное для нас. Ризк слегка оттолкнулся от щита, разминая пальцы. Он посмотрел на меня, и перемены в его лице стали еще заметней.

— Ты... я помню тебя... ты был в «Ныряющем черве». — Он нахмурился. — Ты... у тебя другое лицо...

Я совершенно забыл о шраме: должно быть, он исчез.

— За тобой гонятся? — спросил Ризк.

Возможно, он заслуживает большей правды: ведь он оказался на корабле, где его ждет опасность.

— Может быть...

Но я не собирался рассказывать ему о своем прошлом, о сокровище в поясе и раскрывать истинную причину нашего полета к звездам, которых нет на картах. Однако «может быть» определенно не объяснение, придется кое-что объяснить.

— У меня трения с Гильдией. — Так он узнает самое худшее. Но все равно он не способен выпрыгнуть из корабля, пока тот снова не приземлится.

Он смотрел на меня.

— Словно пытаешься замести следы. Полон оптимизма? — Но если он находил перспективу пугающей, это никак не отразилось ни на его лице, ни в голосе. — Итак, мы направляемся в сектор Фатфара, и когда сядем — а кстати, на какой именно планете? — нас может ожидать теплый прием в сопровождении лучей лазеров!

— Мы высадимся на Лоргале. Знаешь эту планету?

— Лоргал? Ты выбрал в качестве убежища эту груду песка и скал под палящим солнцем? Почему? Могу тебе назвать много гораздо более привлекательных планет... — Очевидно, он знает место нашего назначения. Я почти заподозрил его в том, что он к нам подослан. Но ведь я никому не сообщал название планеты, где впервые буду выступать как покупатель. Лоргал вполне соответствует его описанию плюс страшные бури и еще кое-какие планетарные бедствия вдобавок. Но туземцев там можно уговорить расстаться с зоранами. Я знаю место, где кучка зоранов, если хорошенько поработать, даст нам средства для существования нa полгода.

— Я не собираюсь там прятаться. Буду искать зораны. Я ведь тебе сказал: я торговец драгоценными камнями.

Он пожал плечами, словно не поверил мне, но готов сделать вид, что верит, так как его это нисколько не касается. Я включил записывающее устройство судового журнала и пододвинул к нему подушечку, чтобы он приложил палец и скрепил соглашение.

Ризк прочел запись.

— Контракт на год. А что, если я не подпишу, если сохраню за собой право сойти с корабля в первом же порту? Не помню никакого соглашения между нами до того, как проснулся в этом твоем волчке.

— И сколько времени тебе придется искать другой корабль на Лоргал?

— А откуда ты знаешь, что я захочу вернуться? Лоргал — вполне заурядный выбор для сектора Фатфар. Могу направиться, куда захочу...

— Да неужели? — спросил Ииити.

Вторично на лице Ризка появилось удивленное выражение. Он посмотрел на мутанта, и во взгляде его не было радости.

— Телепат! — Это он произнес как проклятие.

— Больше того, — поторопился я подтвердить. — У Иити есть способность добиваться, чтобы все, что должно быть сделано, было сделано.

— Ты говоришь, что тебя преследует Гильдия, и хочешь, чтобы я подписал контракт на год. Ты выбираешь для первого приземления адскую дыру. А теперь это... этот...

— Мой партнер, — подсказал я, видя, что он не может отыскать нужного слова.

— Этот партнер намекает, что может заставить меня выполнять его желания.

— Можешь в это поверить.

— А что я получу взамен? Зарплату пилота?..

Справедливое возражение. Я готов был пойти на уступки.

— Долевое участие...

Он застыл. Я видел, как рука его дернулась, пальцы сложились в кулак, а кулак нацелился бы на меня, если бы он не сохранил контроль над собой. Я видел, что ему совсем не понравился намек на его прошлое. Не понравилось то, что я воспользовался жаргоном вольных торговцев и предложил ему долю прибыли. Но он кивнул.

Затем он прижал большой палец к подушечке для подписи и вслух назвал свое имя и номер лицензии, формально принимая на себя обязанности пилота на один планетный год — в таких случаях подразумеваются года планеты, с которой мы только что взлетели; год здесь составлял примерно четыреста дней.

Когда корабль в гиперпространстве, на нем нечего делать; это составляло серьезную проблему на ранних исследовательских и торговых кораблях. Ибо от безделья люди причиняют неприятности. Обычно у членов экипажа возникали разнообразные хобби, которые давали им занятие. Но если у Ризка в прошлом такое хобби было, он этого никак не показывал.

Однако он регулярно пользовался специальной каютой для физических упражнений. Я тоже, чтобы не ослабли мышцы в уменьшенной силе тяжести космического перелета. И чем больше времени проходило, тем сильнее отличался Ризк от того пьяницы, которого мы встретили в притоне за пределами портовой зоны.

Почти все мое время занимало изучение записей, которые я с неохотной помощью Патруля раздобыл в нескольких оставшихся от Вондара Астла камерах хранения. Некоторые записи были мне понятны, но остальные, особенно закодированные, нет. Вондар был не только торговцем, но и бродягой. Он мог бы заработать состояние как ювелир и продавец, если бы осел в какой-нибудь внутренней системе. Но он стремился к странствиям и обладал непоседливостью перворазведчика.

Его искусство ювелира мне было недоступно, а из знаний я владел едва десятой частью — если не слишком переоцениваю то, что сумел усвоить у него за годы наших отношений мастера и подмастерья. Но его записи, которые по закону принадлежат мне как подмастерью, — это мое наследство, и часть моих надежд основывалась на них. Разумно попытаться ими воспользоваться. Ибо поиск источника предвечных камней невозможен без средств.

Я смотрел на экран, сосредоточиваясь на том, что не успел усвоить во время ученичества у Вондара. Иногда собственное невежество погружало меня в отчаяние и заставляло подумать, не управлял ли мною Иити, как движут звезды и кометы в самой распространенной галактической игре, которая по участвующим в ней фигурам так и называется — «Звезды и кометы».

Но я также был уверен, что, если это его рук дело, я никогда об этом не узнаю, и для собственного душевного спокойствия мне лучше не углубляться в такие размышления. Теперь прежде всего нужно думать о своей задаче, и я принялся составлять план действий, неоднократно возвращаясь к его началу, вычеркивая и добавляя.

Я остановил свой выбор на Лоргале, потому что здесь наиболее примитивный тип бартера. А в своем первом самостоятельном деле я нуждался в простоте. Хотя я как можно меньше денег тратил на оборудование «Идущего по ветру», все же какое-то количество товаров на борту было. Они занимали меньше третьей части нашего импровизированного грузового трюма, и большая часть их предназначалась именно для Лоргала.

Кочевники, переходящие от одного колодца к другому по земле, состоящей преимущественно из вулканических пород (действующие вулканы днем дымились, а ночью отбрасывали красное свечение), песка, сильного ветра и бледной растительности на дне глубоких ущелий, лоргалианцы хотели получить пищу для пустых желудков и воду, которая на многие дни, бывало, исчезала с их земли, вернее, уходила в нее.

Я однажды побывал там с Вондаром, и он добился немедленного результата, предложив небольшой солнечный конвертер. В прибор загружались шершавые листья местных растений, а конечным продуктом становились небольшие кубики размером с палец; это высококалорийная пища, каждый кубик, которой позволял человеку прожить пять полных пыли и ветра дней, а вьючному животному — три дня. Машина была сравнительно проста, хоть и громоздка, в ней отсутствовали такие части, которые могли бы вывести из строя настроенные против техники люди. Единственная сложность заключалась в том, что машину приходилось для транспортировки подвешивать к двум животным. Впрочем это не помешало вождю обрадоваться этой машине так, словно это сверхъестественный дар их демонических божеств.

В своих недавних поисках на складах, куда свозили для перепродажи то, что оставалось после возвращения разведочных и исследовательских кораблей, я нашел такую машину, только вдвое меньше той, которую мы обменяли раньше. И хотя я смог купить только два таких прибора, я надеялся, что они более чем оправдают наш полет.

Я знал зораны и знал их рынок. Это редкие камни скорее органического, чем минерального происхождения. Должно быть, когда-то на Лоргале был исключительно влажный климат и самая разнообразная растительность. Она исчезла, возможно, из-за серии внезапных вулканических извержений. Растения погибли от ядовитых газов, затем оказались глубоко под землей, где подверглись большому давлению. Вместе с поглощенным этими растениями газом давление привело к их превращению в зораны.

В естественном состоянии их часто находят среди комка сжатых листьев или покрытых корой веточек, иногда (если очень повезет) в них видно окаменевшее насекомое. Но, обработанные и отполированные, они приобретают насыщенный пурпурно-сине-зеленый цвет, с серебристыми или золотистыми полосками. Иногда они бывают также желтого цвета (вероятно, это зависит от разновидностей растений или газа) с просветами сверкающей бронзы.

Кочевники разрабатывают месторождения и жилы таких камней. До появления первых инопланетных торговцев они делали из них наконечники копий. Камень можно заострить до толщины иглы; такое острие, проникая в плоть, обламывается и остается в ней; в результате возникает нагноение, которое со временем убивает, даже если рана сама по себе несмертельная.

Извлечение и первичную обработку камней приходится проводить в перчатках, так как любой обломок внешнего слоя ядовит. Но когда его удаляют, камню легко придается форма — причем чаще не режущими инструментами, а температурной обработкой. Затем камни подвергают воздействию сверхнизких температур, они твердеют и больше не поддаются никакому воздействию. Таким образом, их обработка — сложный процесс, но камни высоко ценят за красоту, и даже в необработанном виде они стоят очень дорого.

Итак, наша цель — зораны, а с Лоргала мы можем отправиться в Ракипур, где необработанные камни купят жрецы Манксфера; на вырученные деньги купим жемчужины крабов лоннекс. Оттуда, возможно, на Рохан за сапфирами каберон или... Но бесполезно слишком далеко заглядывать вперед. Я давно понял, что всякая торговля — это игра, и лучше всего в ней сосредоточиваться на ближайшем будущем.

Пока я изучал ленты с записями, Иити то выходил, то входил. Иногда садился на стол и с видимым интересом тоже читал ленту, а иногда сворачивался и засыпал. Наконец Ризк, которому явно нечего было делать, тоже пришел ко мне, и его небрежное любопытство сменилось напряженным вниманием.

— Рохан, — заметил он, когда я просматривал записи Вондара об этой планете. — В 3949 году торговые права на Рохан приобрел Такс Торман. И неплохо заработал. Но не на сапфирах. Он в основном искал шелк мос. Это было до того, как эпидемия тринкса уничтожила всех ткачей. Происхождение эпидемии так и не было установлено, но у Тормана были подозрения.

— И кого он подозревал? — спросил я, когда Ризк не стал продолжать.

— Ну, это было в те дни, когда большие компании пытались выжить вольных. — Он использовал собственное название вольных торговцев. — И устраивали множество каверз. Торман купил права от имени синдиката из пяти вольных кораблей и смог на аукционе победить компанию «Бендикс». Компания заранее позаботилась, чтобы аукцион кончился в ее пользу, но тут появился судья из Службы изысканий, и подкупленный аукционер не смог изменить данные компьютера. Поэтому их низкое предложение было отвергнуто, и права получил Торман. Это для него была великая возможность. «Бендикс» хорошо знал, что происходит на планете, и Торман знал, что за всем тут стоит компания.

У него и остальных кораблей были четыре года для того, чтобы получать прибыль. Но тут все закончилось из-за эпидемии тринкса. Три других капитана разорились. Они были настолько неосторожны, что взяли крупный кредит на два года. Но Торман не доверял «Бендиксу» и ожидал неприятностей. Конечно, у него не было никаких доказательств, что за этим стоят люди Б. В наши дни, после создания конфедерации вольных, большие компании не могут проделывать такие штуки. Я видел несколько этих сапфиров. Но их очень трудно найти.

— Было бы легко, если бы мы нашли их источник. То, что обнаружено, вымыто весенними водами северных рек. Камни были в гравии. Многие старатели пытались преодолеть хребет Нож, чтобы отыскать синие трубки, которые должны там быть. Большинство из них пропали без вести. Та местность — табу.

— Значит, драгоценные камни легче купить, чем отыскать?

— Иногда. Но иногда как раз наоборот. У нас бывают свои опасности. — Меня раздражало то, что сквозило в его последнем замечании.

Но он уже сменил тему.

— Мы выходим из гиперпространства по желтому сигналу. Гдe ты хочешь сесть на Лоргале: на восточном континенте или на западном?

— На восточном. И как можно ближе к Черной реке. Ты, наверно, знаешь, что настоящего порта здесь нет.

— Прошло много времени с тех пор, как я был здесь в последний раз. Многое могло измениться. Мог появиться даже порт. Район Черной реки. — Он посмотрел на стену каюты, словно там появилась карта. — Сядем в Большом Горшке, если только там не произошло извержение и местность не стала неровной.

Большой Горшок на Лоргале хорошо известен. Это гигантский кратер с относительно ровной поверхностью, которая используется как импровизированный космопорт. И хотя в прошлое посещение мы высаживались не здесь, я знал достаточно, чтобы понять, что Ризк выбрал для посадки лучшее место на восточном континенте.

Хотя Большой Горшок в стороне от маршрутов кочевников — они передвигаются от одного колодца к другому вдоль высохшего русла черной реки, — в нашем трюме есть одноместный флиттер. На нем можно разведать расположение ближайшего лагеря кочевников: передвигаться по этой местности пешком не способен ни один инопланетянин.

Я посмотрел на индикатор часов. Он посинел: значит, желтый сигнал тревоги погас. Ризк встал и потянулся.

— После выхода из гипера у нас будет четыре смены цвета, чтобы выйти на орбиту вокруг Лоргала, потом, возможно, одна смена для посадки, если повезет. Сколько времени мы проведем на планете?

— Не могут сказать. В зависимости от того, когда найдем племя и начнем говорить о торговле. Пять дней. Десять, пару недель...

Он поморщился.

— Для Лоргала это слишком долго. Но ты хозяин, и это твои припасы. Надеюсь, ты управишься быстрей.

Он вышел и стал подниматься в контрольную рубку. Я убрал ленты и экран. Я разделял его надежду, хотя знал, что, когда, начнется торговля, меня, как всегда, охватит азарт. Но Лоргал не та планета, на которой хочется задержаться. А для меня она только средство достижения цели, сама же цель слишком далеко, чтобы можно было ее разглядеть.

Вскоре вслед за Ризком я оказался в контрольной рубке и занял здесь второе кресло. Хотя я не мог выполнять его обязанности, мне хотелось следить за нашим приближением по видеоэкрану. Это мое первое самостоятельное приключение, и от его успеха или неудачи зависит очень многое. Возможно, Ииити тоже испытывал неуверенность, потому что, хотя и свернулся в своей обычной позе у меня на груди и плече, сознание его было для меня закрыто.

Мы вышли из гиперпространства, и стало ясно, что Ризк вполне оправдал мой выбор: желтый шар перед нами несомненно Лоргал. Ризк не перевел корабль на автопилот, но пробегал пальцами по клавишам, устанавливая курс, который выведет нас на орбиту вокруг этого золотого шара.

По мере нашего приближения контуры планеты прояснялись. Видны были гигантские шрамы старых морей, теперь превратившиеся в глубокие озера в самой середине бывшего моря, с горько-соленой водой. Континенты превратились в плато, высоко поднявшиеся над исчезнувшими морями. Вскоре мы смогли различить разорванные цепи вулканических гор, заполненную лавой речную долину и все окружающую местность.

А потом показалась и оспина Большого Горшка. Но когда заработали наши тормозные ракеты и мы начали посадку, я заметил кое-что удивительное.

Мы сели и несколько мгновений напряженно ждали: удалась ли посадка на три опоры. Но каюта предупреждающе не наклонялась, и Ризк включил видеоэкран, показывающий наше окружение. И спустя секунду я убедился, что мы действительно не одни в Большом Горшке.

На некотором удалении от нас стоял другой корабль. Это явно торговец. Что означает жестокую конкуренцию, потому что на Лоргале есть только один товар, который стоит вывозить за пределы планеты, — зораны. А то, что за год собирает племя, недостаточно для двух торговцев камнями, если они хотят получить прибыль для продолжения своего существования. Я мог только гадать, кто из старых соперников Вондара сидит у торгового костра и что он может предложить. Единственная моя надежда на то, что у него нет современных миниатюрных конвертеров, и я смогу перехватить у него товар.

— Мы не одни, — заметил Ризк. — Для тебя это неприятности? — Этим вопросом он как бы обособлялся от меня и моего будущего. Он всего лишь наемный работник и получит свою плату, даже если мне не повезет и придется продать корабль.

— Посмотрим. — Ничего лучше ответить я не смог, отогнул ремни и отправился проверять флиттер. Надо торопиться к кочевникам.

Глава 5

У меня было преимущество — я уже бывал на Лоргале, хотя торговался тогда Вондар, а я только наблюдал. Теперь успех или неудача зависят от того, насколько хорошо я запомнил увиденное. Кочевники — гуманоиды, но не терранского происхождения, так что для переговоров с ними требуются приемы общения с чужаками. Даже терранцы и колонисты, потомки терранцев, не могут сойтись в понимании семантики, обычаев или моральных норм, которые меняются от планеты к планете, а общение с настоящими чужаками тем более сложно.

Маленький конвертер, который я считал своим лучшим шансом на успех, помещался в багажном отсеке в хвосте флиттера. Я прихватил голосовой переводчик и проверил запасы воды и продовольствия. Ииити уже свернулся внутри, поджидая меня.

— Удачи. — Ризк готов был открыть люк. — Не теряй контактный луч...

— Вот уж этого я не забуду! — пообещал я. Хоть у нас мало общего, если не считать одного и того же корабля и обязанностей по поддержанию его в рабочем состоянии и что мы принадлежим к одному виду на чужой планете; в такой ситуации возникают прочные, хотя и временные узы.

Ризк будет следить за мной все время, пока флиттер за пределами корабля. Таков закон — закон корабля, закон планеты — неписаный, но существующий с самого первого выхода нашего вида, в космос.

Воспоминания о первом посещении Лоргала указывали только на одно возможное место встречи с кочевыми племенами туземцев — глубокое ущелье, созданное временем на месте бывшей реки, на дне которого всегда есть влага. Я полетел к нему, ориентируясь на два вулканических конуса.

Под флиттером проносилась обожженная земля — сплошные ломаные хребты, острые, как лезвие ножа, вершины и неровные ямы. Мы сели утром, и сейчас взошедшее солнце превращало поверхность в брызги света. По мере приближения к Черной реке их становилось все больше, блестел даже песок.

Здесь виднелись кольцевые груды красноватого песка, который обычно находится под поверхностью. Этот песок в прошлом выбросили наверх местные животные или кочевники. И с внутренней стороны этих кольцевых образований, цепляясь за остатки влаги, росли искривленные растения — единственная попытка туземцев заняться сельским хозяйством.

Кочевники берегли каждое семя, уносили семена с собой, как иная раса на более гостеприимной планете бережет драгоценные камни или металлы, и высаживали в выкопанные ямы. А когда возвращались — несколько недель или месяцев спустя, — если повезет, собирали жалкий урожай.

Я снизился, чтобы осмотреть первые две ямы. Судя по высоте растений, лоргалианцы здесь еще не проходили. А это значит, что мне нужно двигаться на восток, чтобы отыскать их лагерь.

Вылетая, я не заметил никаких признаков жизни возле второго корабля. И мой курс не проходил вблизи этого корабля. Однако я видел, что грузовой люк открыт, и предположил, что торговец в поде. Вероятно, время было не на моей стороне.

Но тут показался изгиб Черной реки, и я увидел рядом с ним палатки. Там виднелось движение, и, снижая скорость флиттера для посадки, я понял, что действительно опоздал. Потому что кочевники в плащах и капюшонах ритмично двигались по окружности своего лагеря, поднимали руки и со щелканьем хлестали пустоту: они верят, что в этой пустоте скрываются демоны, и их следует отгонять, иначе никакое серьезное дело к добру не приведет.

Поблизости стоял флиттер. На нем нет символов компании, так что мне противостоит не человек из серьезной организации. Но я, конечно, и не ожидал встретить его здесь. Слишком мала добыча — если она вообще есть. Нет, тот, кто сейчас ведет переговоры в лагере, такой же одиночка, как я.

Я сел недалеко от первого флиттера. Теперь слышались высокие голоса, почти писк тех, кто прогонял демонов, С Ииити на плече я шагнул в сухой, жгучий воздух; защитные очки почти не помогали смягчить блеск солнца. Воздух царапал кожу, словно был наполнен невидимыми, но очень осязаемыми песчинками. Когда почувствуешь эти уколы, потом не удивляешься длинным плащам, капюшонам и закрывающим лицо маскам туземцев.

Я приблизился к кольцу туземцев, отгоняющих демонов, по обе стороны от меня щелкнули два хлыста, но я, зная этот обычай кочевников, и глазом не моргнул. Если бы я отшатнулся или как-то проявил свое удивление, меня признали бы замаскировавшимся демоном, проявившим свою истинную природу, и на меня обрушился бы град копий с наконечниками из зоранов.

Туземцы, мимо которых я проходил, нисколько не интересовались мной: они сосредоточились только на своем долге по защите племени. Я прошел между двух палаток на открытое место, где проходило собрание, которое охраняли местные жители с хлыстами.

Здесь находилось несколько кочевников, все мужчины, конечно, все настолько закутаны в одеяния, что только разрезы для глаз свидетельствуют, что это не груды грязной ткани из шерсти лакисов. Сами лакисы, неуклюжие животные с раздувшимися телами — в них запасается вода на многие дни, — с длинными тонкими ногами, заканчивающимися плоскими широкими ступнями, прекрасно приспособленными для перемещения по пустыне. Сейчас ноги подобраны, животные лежат на них, защищая своих хозяев от ветра. Толстая шея лежит на теле соседа, глаза на непропорционально маленькой голове закрыты, словно все лакисы крепко спят.

Перед собравшимися стоит человек в скафандре и шлеме. Человек моей собственной расы. У ног его несколько упаковок. Он делает четыре приветственных жеста, что означает: либо он уже бывал на этой планете, либо очень внимательно изучил записи о ней.

Вождь одет так же, как все остальные в толпе, и отличить его можно только по символу власти — огромному раздутому животу, в основном за счет множества слоев одежды. Эти слои не просто служат предосторожностью от убийцы (вожди на Лоргале избираются не по праву рождения, а за владение оружием); здесь быть толстым означает богатство и удачу. Тот, у кого большой живот, поистине человек высокого положения и престижа.

Я не мог даже быть уверен, что именно с этим племенем торговался Вондар. Здесь мне могла помочь только удача. Но даже если это и не то племя, они наверняка слышали об удивительной машине, привезенной торговцем, и захотят получить такую же.

Выйдя на место собрания, я оказался за торговцем. Увидев меня, туземцы не пошевелились. Возможно, приняли меня за одного из помощников незнакомца. Не думаю, чтобы он заметил меня, пока я не встал рядом с ним и не начал делать собственные приветственные жесты, тем самым показывая, что он не говорит за меня, что я здесь по собственному делу.

Он повернул голову, и я сразу его узнал. Это Айвор Акки! Не ровня Вондару Астлу; впрочем, ему немногие ровня. Но, несомненно, не его я выбрал бы на роль конкурента в самом начале своей самостоятельной торговой карьеры. Он несколько мгновений внимательно смотрел на меня, потом улыбнулся. И улыбка его говорила, что он не видит во мне угрозы. Однажды мы противостояли друг другу в торговле с саларикийцами, но тогда я был только наблюдателем, а его легко одолел Вондар.

После первого оценивающего взгляда он отбросил меня как возможного соперника и не прерывал ритуальные жесты. А я тоже больше не смотрел на него. Мы размахивали руками, указывали на север, юг, восток и запад, на сверкающее солнце, на потрескавшуюся песчаную поверхность под нами, чертили символы трех демонов, потом символы лакиса, кочевника и палатки, свидетельствуя, согласно местному обычаю, что мы честные люди и пришли для торговли.

По праву Акки предлагал первым, поскольку первым оказался на сцене. И мне пришлось ждать, пока он подтаскивал несколько коробок и открывал их. Это были обычные товары, в основном из пластика: яркие украшения, резные кубки, на которые приятно посмотреть, но все это — просто дешевая пластмасса, и несколько солнечных факелов. Это все подарки вождю, свидетельства дружбы. И увидев их, я немного приободрился.

Эти подарки означают, что Акки здесь в первый раз. Если он прилетел сюда торговаться, не зная об успехе Вондара с конвертером, я еще могу возобладать над ним. И еще небольшое везение: флажок над палаткой вождя говорит, что именно с этим племенем имел дело Вондар. И мне достаточно сказать, что я привез машину, которую легче перевозить, чтобы забрать все зораны из мешков туземцев.

Но чувство торжества продержалось лишь несколько секунд: Акки открыл последний ящик и достал из него очень знакомый предмет, который я никак не ожидал увидеть.

Это был конвертер, но еще гораздо меньше и более портативный, чем те, что я нашел на складе, несомненно, более поздняя и усовершенствованная модель. Я надеялся лишь на то, что такая машина у него одна, а я предложу две.

Он продемонстрировал действие конвертера пред молчаливой и неподвижной толпой и стал ждать.

Волосатая рука вождя с длинными грязными ногтями показалась из-под одежды и сделала знак. Один из кочевников развернул кусок шкуры лакиса, в котором было сделано множество петель. В каждой петле был зоран, и лишь отчаянным усилием воли я заставил себя выглядеть равнодушным. Четыре необработанных камня кристаллического типа, и в каждом по насекомому. О таком я никогда не слышал. Вондар однажды заполучил два таких камня и продал по сказочной, как мне показалось, цене. Четыре — да с такими камнями мне бы целый год не пришлось заботиться об оплате за корабль. Не пришлось бы даже продавать их сразу все. После продажи одного зорана мы смогли бы заняться поисками предвечных камней.

Но предложили их Акки, и я прекрасно понимал, что ни один из них не попадет ко мне.

Он, разумеется, помедлил — снова по обычаю. Потом сделал выбор: взял все четыре камня с насекомыми и еще три сине-зелено-пурпурных такого размера, что их легко обрабатывать. Все, что осталось, показалось мне отбросами.

Складывая камни в сумку, он широко улыбнулся мне, дважды хлопнул рукой по конвертеру и коснулся остальных товаров, тем самым официально передавая их новому владельцу.

— Не повезло тебе, — сказал он на основном. — Но ты ведь и сам знаешь, Джерн. Надеть сапоги Вондара... — он покачал головой.

— Удачи, — ответил я, не выдавая своего разочарования и раздражения. — Удачи, гладкого старта и хорошей торговли в конце пути. — Таково традиционное приветствие торговцев.

Но он не просто ушел, а еще добавил взмах руки, обозначающий у лоргалиан повеление хозяина работнику. И это мне тоже пришлось принять, потому что любой спор между нами должен происходить за пределами лагеря. Здесь любое проявление несдержанности будет воспринято как указание на то, что проник демон, и вся торговля сразу прекратится, чтобы злой дух не вошел в товары. Мне очень хотелось так и сделать и посмотреть, как разбивают на куски товары Акки и проданные зораны. Но я преодолел это искушение. Он победил по правилам, и я поступил бы неправильно, лишая его победы, не говоря уже о том, что не только нам двоим, но и любым другим торговцам никогда не удалось бы потом договориться с туземцами.

Можно рискнуть и поискать где-то в этой пустыне другое племя. Но уйти из лагеря, не предложив свои товары, — процедура деликатная, и я не знал, как ее провести. Можно так нарушить какой-нибудь местный обычай, что потом ни за что не загладишь ошибку. Нет, нравится мне это или нет, придется забирать то, что оставил Акки.

Туземцы ждали и, возможно, испытывали нетерпение. Я снова перешел на язык жестов, добавляя хриплые звуки переводчика, который переводил мои слова на местное наречие.

— У меня тоже есть это, — сказал я, показывая на конвертер, — но только больше. Он в, брюхе моего небесного лакиса.

Теперь, после сделанного предложения, повернуть назад нельзя. Чтобы сохранить хорошее отношение туземцев, нужно торговать, иначе я потеряю лицо. В глубине души я начал ощущать собственное несоответствие ситуации. Я допустил ошибку, войдя в лагерь: ведь я видел здесь флиттер Акки. Разумно было бы сразу отправиться на поиски другого племени. Но я поторопился, решил, что мои товары лучше, и проиграл.

Снова взмах волосатой руки, и два воина в плащах прошли за мной к флиттеру, щелкая хлыстами, когда мы миновали линию отгоняющих демонов. Я вытащил тяжелый ящик из трюма, куда погрузил его с такими надеждами. Один из воинов продолжал защищать нас от демонов, второй помог тащить ящик, и мы вернулись в лагерь.

Ящик поставили перед вождем. Случайно или намеренно, но он оказался рядом с конвертером Акки, и разница в размерах бросалась в глаза. Я продемонстрировал, что это действительно конвертер пищи, и ждал решения вождя.

Вождь жестом велел одному из воинов поднять лакиса. Животное плевалось и протестовало гортанными криками. Но подошло на расплющенных ступнях. Они кажутся неуклюжими, но способны день за днем с неизменной скоростью нести лакиса по пустыне.

Пинок в колено заставил животное снова опуститься, и рядом с ним поставили два конвертера. Потом продемонстрировали превосходство предложения Акки. Его машину можно поместить в багажную перевязь по одну сторону животного, а другое оборудование — по другую. А вот если погрузить мой конвертор, лакис больше ничего нести не сможет.

Вождь пошевелил пальцами, и появился второй обрывок шкуры лакиса. Я напрягся. Я-то считал, что мне предложат то, что не взял Акки, но, кажется, я был настроен излишне пессимистично. Впрочем, моя радость оказалась недолгой.

В петлях действительно лежали зораны. Но никакого сравнения с тем, что показали Акки. И мне не разрешили выбрать из того, что он оставил. Нужно брать то, что предлагают, — или возвращаться на корабль с пустыми руками, без пользы потратив свои последние кредиты. Приходилось удовлетвориться худшим и выбирать. Естественно, никаких камней с насекомыми, и только два относительно привлекательных желтых. Синие камни все с дефектами, приходилось тщательно осматривать их при отборе, и в конце я даже не был уверен, что покрыл расходы.

У меня есть еще второй конвертер, и я могу отыскать другое племя. С этой слабой надеждой я заключил сделку и забрал то, что выглядело хламом по сравнению с великолепной добычей Акки.

Он улыбался, когда я упаковывал камни и делал прощальные жесты. И все это время Иити оставался инертным, словно это действительно полоска меха вокруг моей шеи. Уходя из лагеря с ощущением тяжелого поражения, я впервые подумал, а почему все-таки он не принял участия в заключении сделки. Или я привык так полагаться на него, что не могу самостоятельно позаботиться о себе? Эта мысль меня встревожила. Когда-то я надеялся на отца, чувствуя себя в безопасности благодаря его мудрости и опыту. Потом был Вондар чьи знания настолько превосходили мои, что я предоставлял ему заботиться и о моей жизни. А вскоре после катастрофы, разорвавшей наши узы, появился Иити. Кажется, я человек лишь наполовину, нуждающийся в руководстве со стороны более мощного разума.

Я мог принять это и стать марионеткой Иити. Или делать собственные ошибки, учиться на них. Тогда у нас будут скорее партнерские отношения, а не отношения хозяина и слуги. Решать мне, и, возможно, Иити хотел, чтобы я сделал выбор, сознательно предоставив меня самому себе в виде испытания. А может даже, он захотел преподать мне урок, показать, насколько я беспомощен, когда пытаюсь действовать самостоятельно.

— Удачи и гладкого старта... — Это Акки насмешливо повторил мои слова, сказанные несколько минут назад. — Куда сейчас, Джерн? За жемчужинами крабов? Хочешь поспорим, что я и там возьму все лучшее?

Он рассмеялся, не дожидаясь моего ответа. Как будто знал, что мой вызывающий ответ будет всего лишь пустым хвастовством. Акки направился к своему флиттеру, а я к своему.

Но не сразу полетел за ним к кораблю. Если он тоже собирается поискать другой лагерь, я не хотел, чтобы он знал мой маршрут — хотя, конечно, он может проследить за мной с помощью сканнера.

Включив коммуникатор, я вызвал Ризка.

— Возвращаюсь. — Я ничего не добавил к этому. Каналы у флиттеров одни и те же, и Акки может услышать все, что я скажу.

Не пытался я и вступить в контакт с Иити, упрямо решив не прибегать к его помощи при решении своих проблем.

Взлетев, я понял, что эти проблемы легче не стали. Небо затянулось странной зеленоватой дымкой. С земли поднимались водовороты песка. Несколько секунд спустя небо над нами словно взорвалось, флиттер подхватило порывом ветра, с которым его двигатель не мог справиться.

На какое-то время мы оказались во власти вихря, и мне стало страшно. Флиттер не предназначен для полетов на больших высотах, а лететь над самой поверхностью опасно: можно удариться о Любое возвышение. Но выбора у меня не было. Я упрямо пытался удержать машину.

Нас несло на юго-запад, над дном мертвого моря. И я понял, что, даже если мне удастся вернуться к «Идущему по ветру», шансов найти другое племя больше нет. Такая буря загоняет туземцев в убежища, и я могу провести недели в бесцельных поисках. Но мне удалось постепенно направить машину назад к Большому Горшку. И когда я наконец забрался в люк корабля, то настолько ослабел, что упал и ничего не сознавал, пока Ризк силой не сунул мне в руки чашку кофе. Только тут я понял, что нахожусь в столовой.

— Эта нора паразитов сошла с ума! — Ризк постукивал пальцами по столу. — Согласно показаниям приборов, нам грозит ураган. Либо взлетаем, либо корабль может упасть!

Я не совсем понял, о чем он говорил, и только когда мы оказались в космосе, он сжато объяснил: показания устойчивости планеты под Большим Горшком неожиданно перешли в зону опасности, и он опасался, что я не успею вернуться до того, как ему придется взлететь. То, что я успел в самое последнее мгновение, он считал необыкновенной удачей.

Но для меня эта опасность не была реальной: ведь я узнал о ней только задним числом. Гораздо сильнее я переживал свою неудачу в торговле. Нужно лучше готовиться, иначе не стоило и улетать с Тебы.

Акки упомянул жемчужины крабов — возможно, его маршрут совпадает с моим. А может, и нет. Я разложил перед собой жалкую добычу и задумался. Слова Акки могли означать одно из двух: либо он хвастливо предупредил меня о том, на какую планету отправляется (Ризк сообщил, что его корабль взлетел сразу после возвращения Акки), либо он сказал это из злобы, чтобы я изменил свой план.

Я задумался. Мне мог бы сказать Иити. Но я тут же возмутился: не собираюсь зависеть от него!

Где же мне найти лучший рынок? Я пытался вспомнить указания Вондара. Такой рынок есть — Сорорис! Но о нем я узнал не из записок Астла, а от отца. Сорорис многие годы служил планетой «выхода»: эта далекая планета, на которой могут найти убежище преступники, попавшие в отчаянное положенйе и исчерпавшие все свои ресурсы, регулярных пассажирских или торговых маршрутов на эту планету нет, но корабли-бродяги сомнительного регистра время от времени туда прилетают. Отбросы со всей галактики собирались вокруг полузабытого порта и старались выжить как могли или умирали. Они были бесполезны даже для Гильдии.

Однако, и это чрезвычайно важный факт, на Сорорисе есть и туземная раса. Туземцы живут на севере, где природа слишком негостеприимна к инопланетянам. И у них, по слухам, есть мощное оружие, способное защитить их от набегов из порта.

Главное же в том, что у них сложная и тщательно продуманная религия, важным элементом которой являются дары божествам. Единственная возможность приобрести у них статус — преподнести их божествам выдающиеся дары. И только тогда тот, кто принес дары, на определенное число дней получал свободу передвижения в их городе.

Отец часто рассказывал истории о людях, которых знал, когда служил оценщиком в Гильдии. Однако я считал, что в некоторых случаях он говорил о собственных приключениях в юности. Он очень подробно рассказывал о приключениях на Сорорисе, и теперь из его рассказов я могу извлечь сведения, которые помогут мне преодолеть неудачу на Лоргале.

Для обитателей Сорориса эти куски зоранов покажутся редкими и необычными, потому что они никогда раньше их не видели. Предположим, я преподнесу самый крупный из них храму, а остальные предложу тем, кто хочет сделать такой же дар божествам и тем самым повысить свой статус в племени. Я не знал, что можно взять в обмен у обитателей Сорориса. Но герой рассказа моего отца получил там гринстоун неслыханного качества и размера. Ибо чего у со-рориан не отнимешь — что они торгуют честно.

Возможность настолько невероятная, что нужно попасть в отчаянное положение, чтобы за нее ухватиться. Но поражение от Акки и необходимость утвердить свою независимость от Иити заставили меня над ней задуматься. Покончив с кофе, я отправился к компьютеру в контрольной рубке и набрал код Сорориса. Про себя я решил, что если не получу ответа, это будет означать, что никаких шансов для осуществления дикого замысла нет.

Я ждал ответа компьютера, а Ризк задумчиво смотрел на меня. И когда, вопреки моим надеждам, на экране появились ряды цифр, он прочел их вслух:

—Сектор 5, VI, северный маршрут 11... Где, во имя Аста-Виста, это находится? И что это такое?

Теперь у меня не было возможности отступать.

—Это место нашего назначения. — Я сам удивился своим словам. — Сорорис.

Глава 6

— А где наши лазеры и защитные экраны? — спросил Ризк. Таким вкрадчивым голосом обращаются к тем, у кого нарушено душевное равновесие. Он даже взглянул на приборную панель, словно ожидал увидеть там управление всем этим оружием. И так убедительно это было, что я тоже посмотрел туда. Возможно, наши поиски не были бы безуспешными, если бы на корабле все еще было то, о чем свидетельствуют шрамы на его стенах.

— Если всего этого у тебя нет, — в его голосе слышалось раздражение, — можешь взорвать двигатели прямо здесь и не тратить сил на полет к Сорорису. Ты ведь знаешь, что ждет там любой корабль. Это каменная тюрьма, и заключенные в ней штурмом возьмут любую посудину, если есть надежда вырваться на ней. Сесть в их порту — значит напрашиваться на захват.

— Мы не собираемся там садиться — корабль не сядет. — Это по крайней мере я продумал заранее, основываясь на рассказе отца о единственном посещении этой планеты его «другом». — У Нас есть спасательная шлюпка. В нее можно встроить механизм возвращения, если на ней полетит один человек.

Ризк посмотрел на меня. Очень долго он молчал, а когда ответил, ответ его прбзвучал уклончиво.

— Даже оставаться на орбите там рискованно. У них может быть переделанный флиттер, способный совершить набег на корабль. А кто полетит вниз и куда?

— Полечу я... в Сорнафф... — Я как мог произнес название города туземцев, хотя гортань человека не в силах произнести истинные согласные и гласные этого языка. Сорориане гуманоиды, но не терранского происхождения, они даже не мутанты.

— Храмовые сокровища! — То, что он сразу меня понял, свидетельствовало, что это действительно опытный вольный торговец.

— Это из области возможного, — сказал я, хотя понимал, что, вероятно, слишком надеюсь на рассказ отца.

— Парковочная орбита над Сорнаффом, — Ризк словно ) рассуждал вслух, — может быть полярной, и тогда я окажусь далеко от кораблей их порта. А что касается шлюпки, то да, ее можно оборудовать механизмом возврата. — Он пожал плечами. — Но в космосе такую работу нелегко проделать.

— Но ты можешь? — спросил я. Охотно признаюсь, что у меня нет склонностей к механике и технике и подобная задача мне не по силам. Если Ризк не справится, придется искать другой, более опасный способ попасть в Сорнафф.

— Попробую... — Говорил он почти неохотно.

Но мне этого было достаточно. Вольные торговцы по самому своему образу жизни вынуждены разбираться в том, в чем не разбирается обычный космонавт. Если работник флота строго придерживается своих обязанностей, члены экипажа нерегулярных кораблей всегда должны быть готовы занять место товарища, если возникнет необходимость.

Должно быть, шлюпку периодически проверяли, иначе на ее люке не было бы сертификационной печати. Но она все же принадлежала к первоначальному оборудованию корабля и потому предназначалась по меньшей мере для пятерых пассажиров. Ризк, с привычной легкостью сняв контрольный щит, сказал, что шлюпка пригодна к переделке больше, чем он ожидал.

Мне неожиданно пришло в голову, что, как и на Лоргале, Ииити не делает никаких предложений или комментариев. Я начинал беспокоиться, испытывая дурные предчувствия. Может, он прочел в моем сознании решимость сохранить независимость? Если это так, есть ли у него возможность предвидения? Мне никогда не удавалось установить пределы его необычных возможностей. Стоило мне решить, что я все о нем знаю, как он производил нечто новое, как на Тебе. И вот, обладая возможностью предвидеть будущее, он позволяет мне попасть в трудности, из которых только он сможет меня вытащить. И тем самым докажет, что все-таки наши отношения не партнерские, что мы хозяин и слуга и в кресле хозяина он. Он закрыл свое сознание, не делал никаких предложений или замечаний. И даже не сопровождал нас к люку, где Ризк и я как его неловкий помощник старались подготовить шлюпку к проникновению в опасный мир, в котором у меня была лишь слабая надежда на выигрыш. Я начал понимать, что он ведет хитрую игру, и это заставило меня еще упрямее планировать и осуществлять дело, не завися от его сил.

С другой стороны, я с готовностью воспользовался бы тем, что узнал от Иити, хотя меня раздражала зависимость от него. Маскировка с помощью галлюцинаций оказалась таким эффективным инструментом, что я постоянно тренировал сознание й волю, вызывая временные перемены в своей внешности. И обнаружил, что небольшое изменение, такое, как шрам — в первый раз я добился его огромным напряжением сил, — могу удерживать как угодно долго. А вот полная перемена внешности давалась гораздо труднее. Мне приходилось упорно работать, чтобы вызвать расплывчатость очертаний, которая позволяла оставаться незамеченным в толпе. Эту перемену я создал с помощью Иити и отчаялся вызвать ее собственными силами.

Иити говорил, что практика — основа любого моего успеха в этом направлении, и я постоянно практиковался в своей каюте, для контроля за успехами и неудачами поглядывая в зеркало на стене.

В глубине души я надеялся, что, замаскировавшись, смогу незаметно для наблюдателей Гильдии проникнуть в любой цивилизованный порт. На Сорорисе людей Гильдии может не быть, но если мне удастся улететь с ценным грузом, придется направиться на внутренние планеты, чтобы продать добычу. Камни, не имеющие твердой цены, продаются только на аукционах перед крупными торговцами. Продаваемые в любом другом месте, они вызовут подозрение и могут быть конфискованы после доноса информатора (который получает процент от стоимости конфискованных ценностей). Неважно, что камни честно добыты на какой-то неведомой планете: за них не заплатили аукционный налог, следовательно, они контрабанда.

Так и проходил перелет: я либо неловко помогал Ризку, либо создавал в зеркале лицо, которое никогда раньше в жизни не видел.

Мы с такой точностью и быстротой вынырнули из гиперпространства в системе Сорориса, что я еще раз убедился в высоком умении Ризка. И в который раз задумался, по какой причине он мог застрять среди подонков внепортовой зоны. В системе три планеты: две мертвые, без атмосферы, растрескавшиеся каменные шары, настолько близкие к солнцу, что в любом севшем на них корабле экипаж испечется, как на сковородке.

С другой стороны, Сорорис — преимущественная покрытая льдами планета, с узким поясом пригодной к жизни земли — по стандартам моего вида — возле экватора. Севернее и южнее этой полоски ледники, и лишь кое-где узкие языки свободной от льда поверхности вдаются в ледяные поля. На одном из таких языков, далеко от поселений преступников вокруг порта, предположительно расположен Сорнафф.

Ризк, оставшийся у приборов управления, устанавливал орбиту над северным полюсом, а я переносил в шлюпку все, что могло мне понадобиться в скованном льдом городе. Координаты этого города будут введены в автопилот, и это тоже забота Ризка. От этого автомата будет зависеть мое благополучное приземление недалеко от Сорнаффа и со временем возвращение на корабль. В последнем я был гораздо менее уверен, чем в первом.

Если оправдаются опасения Ризка и приспособленный к высотным полетам флиттер с отчаянным пилотом попытается захватить «Идущий по ветру», кораблю в мое отсутствие придется проделывать маневры уклонения. В таком случае я получу предупреждение и останусь на поверхности планеты, пока корабль не вернется на прежнюю орбиту и шлюпка сможет вернуться по запрограммированному в ней курсу.

Я с удвоенной внимательностью проверил свое оборудование, хотя уже неоднократно проверял его, пока мы были в гиперпространстве. У меня небольшой запас пищи, если местная окажется непригодной, переводчик, устройство, передающее сигнал, который должен уловить Ризк, если он на орбите, и, конечно, камни с Лоргала. Никакого оружия, даже шокера нет. Я не смог контрабандой пронести его на борт на Тебе. Придется рассчитывать на приемы самообороны, пока не раздобуду какое-нибудь местное оружие.

Из коммуникатора донесся голос Ризка. Пилот сообщил, что все готово, я взял свой мешок. Иити вытянулся на койке, как лежал все последнее время. Дуется на меня или просто равнодушен к моим действиям? Легкое беспокойство, возникшее у меня при первых попытках отстоять свою независимость, быстро усиливалось. Я начал сомневаться в себе. Но если я собираюсь проверить свою изобретательность внизу, мне нельзя сомневаться.

Тем не менее я не решался просто выйти и оставить его. Меня тревожило растущее расхождение между нами, и мне пришлось проявить упрямство, чтобы не сдаться. Но все же я настолько ослаб, что послал ему мысль.

—Я ухожу... — Это и так совершенно очевидно, и мне стало стыдно.

Ииити спокойно открыл глаза.

—Удачи. — Он потянулся, явно не собираясь покидать комфортабельную каюту. — Используй не только передние глаза, но и задние. — Он закрыл глаза и разорвал связь.

«Не только передние глаза, но и задние» — это не имеет смысла, но я сердито размышлял над его словами, садясь в шлюпку и закрывая за собой люк. Лег в гамак, дал сигнал Ризку на выброс и едва не потерял, сознание от резкого толчка при расставании с кораблем.

Поскольку шлюпка устроена так, что автоматически отыскивает ближайшую планету после катастрофы корабля, мне оставалось только лежать и пытаться спланировать предстоящее приключение. Меня охватило странное ощущение беззащитности из-за отсутствия Иити: мы слишком долго находились вместе. И я обнаружил, что мой мятеж не устраняет чувство потери.

Тем не менее меня охватывало возбуждение: ведь я безрассудно отбросил все благоразумные предупреждения, ступив на совершенно новую и опасную тропу. И часть моего сознания предупреждала, что такое возбуждение опасно. Однако долго размышлять мне не пришлось. Заработали тормозные ракеты, я понял, что мы садимся и вскоре меня ждет ситуация, которая потребует всего внимания.

Я обнаружил, что шлюпка села в узкой, словно прорезанной во льду гигантским когтем, долине. Возможно, ледяной покров Сорориса тает, и это первый признак потепления. Из острого конца когтя текла вода; к тому времени как она добралась до шлюпки, это уже был широкий быстрыми стремительный ручей. Но воздух был такой холодный, что открытые части лица сразу заледенели. Я захлопнул стекло шлема, закрыл люк на персональный замок и, прихватив мешок, пошел по заледеневшему песку под ногами.

Если расчеты Ризка верны, мне нужно спуститься по этой долине к полосе-ладони, от которой на север отходят другие узкие долины-когти, и оттуда я уже увижу стены Сорнаффа. Дойдя до того места, я должен буду полагаться на рассказ отца. Теперь я понял, что он чрезвычайно подробно, до малейших деталей, описал эту местность, как будто старался по какой-то причине, чтобы я все это запомнил — хотя тогда мне так не казалось. Но тогда я внимательно слушал все его рассказы, а вот сводный брат и сестра явно скучали и ерзали.

Между мной и городом расположен храм духа льда Зиты. Это не главное божество сорорианцев, но у нее множество поклонников, и именно она в рассказе моего отца сыграла роль посредника в делах со жрецами главных храмов города. Я говорю «она», потому что ее представляла живая женщина — жрица, считающаяся живым воплощением духа льда. Она считалась сверхъестественным существом и даже физически отличалась от своих почитателей.

Я подошел к месту соединения «когтя» и «ладони» и действительно увидел стены города — и не очень далеко от себя храм Зиты.

Приземлился я вскоре после рассвета, и только теперь тонкие лучи негреющего солнца вызвали жесткий блеск ледяных стен у меня за спиной. У храма никаких признаков жизни, и я с тяжелым предчувствием подумал: что, если за годы после посещения этого места героем рассказа о Зите забыли и больше ей не поклоняются?

Однако когда я приблизился к каменному зданию, покрытому блестящей ледяной коркой, мои страхи рассеялись. Здание конусообразной формы со срезанной верхушкой размером приблизительно с «Идущий по ветру», усеченную башню окружают столы — ледяные плиты на толстых ледяных же ножках. И на каждом столе вмерзшие в лед приношения поклонников Зиты. Некоторые настолько вросли в лед, что видны лишь темными очертаниями, другие лежат на поверхности и покрылись только очень тонкой корочкой льда.

Здесь можно было увидеть еду, меха, несколько почерневших от мороза стеблей растений. Похоже, Зита никогда не берет эти подношения, и они становятся частью постепенно растущих ледяных блоков.

Я прошел мимо двух таких ледяных столов и приблизился к единственному отверстию в круглой стене святилища, к двери, открытой ветру и холоду. И тут приободрился, увидев еще одно доказательство справедливости рассказа отца — гонг, подвешенный к этому входу. Поднял руку и смело ударил кулаком в перчатке по этому гонгу — ударил легко, но в ответ услышал гулкий звук, способный вызвать эхо от окружающих ледников.

Переводчик был прикреплен у меня к горлу, и я мысленно повторял то, что собирался сказать. Рассказ отца не содержал сведений о приветственных церемониях, и мне придется импровизировать.

Эхо гонга продолжало звучать, хотя я считал, что оно давно должно заглохнуть. И когда никто не появился в ответ на мой призыв, я почувствовал неуверенность и заколебался. Свежие подношения свидетельствуют о том, что храм обитаем, но, возможно, это не так, и Зита или ее олицетворения в нем не находятся.

Я уже почти решился уходить, когда заметил какое-то движение в темном прямоугольнике двери. Передо мной появилась фигура.

Она закутана, как лоргалиане. Но у тех явно гуманоид-ные тела были прикрыты обычной одеждой. Это же существо все закутано в полоски или. бинты и напоминает личинку.

Покровы, если это действительно полоски ткани, были покрыты тонкими ледяными узорами, прекрасными и неповторяющимися, как снежинки; в лучах восходящего солнца они сверкали, как бриллианты. Но тело под ними почти невидимо; ясно только, что у существа есть по крайней мере две нижние конечности (если есть руки, то они плотно примотаны к телу и совершенно не видны), торс и вверху круглый шар Головы. В передней части этого шара ледяные наросты образуют два больших фасеточных глаза; во всяком случае, они овальной формы и находятся в том месте, где у гуманоида должны быть глаза. Никаких других отличительных черт не видно.

Я сделал жест, который должен был выражать приветствие и почтительность: наклонил голову и протянул руки пустыми ладонями вверх. И хотя у существа не видно ушей, я изложил свою просьбу, которая вырвалась из переводчика последовательностью восходящих и нисходящих звуков, странно напоминавших звучание гонга.

— Приветствую Зиту чистого льда, льда, который существует вечно! Я прошу милости у Зиты ледяных земель.

В ответ послышалась трель, хотя я не видел рта, кото-, рый мог бы ее произнести.

— Ты не такой крови, костей и плоти, как те, кто приходит к Зите. Зачем ты тревожишь меня, незнакомец?

— Я пришел к Зите не с пустыми руками, я почитаю Ледяную Деву... — Правой рукой я положил на ближайший ледяной стол тщательно продуманный подарок — серебряную цепь, в которую были вставлены шарики горного хрусталя. На внутренних планетах эта цепь не имеет никакой ценности, но цена зависит от окружения, и здесь цепь ярко сверкнула на солнце, словно сделанная из такого же льда, что на покрове Зиты.

— Ты не крови моего народа, — послышалось в ответ. Она не попыталась осмотреть приношение, даже, насколько я мог судить, не повернула головы. — Но твой дар преподнесен хорошо. Чего ты просишь у Зиты? Быстрого прохода по льду и снегу? Добрых снов?

— Я прошу слова Зиты, произнесенного на ухо могучему Торгу, чтобы он отнесся ко мне, как отец относится к дочери.

— Торг тоже не имеет дел с людьми твоей расы, незнакомец. Он Страж и Творец Добра тех, кто не твоего рода.

— Но разве тот, кто преподнес дар, не имеет права приблизиться к Творцу Добра и оказать ему почести?

— Таков наш обычай, но ты чужак. Topiy может не понравиться тот, кто не принадлежит к нашему народу.

— Пусть Зита скажет слово тем, кто служит Торгу, а Торг сам будет судить мотивы моих поступков и мои потребности.

— Разумная просьба, — был ответ. — Да будет так.

На этот раз она повернула голову, так что ледяные сверкающие глаза устремились на гонг. И хотя не коснулась его поверхности, гонг неожиданно задрожал, и в воздухе послышался такой громкий звук, который мог бы пробудить к атаке целую армию.

— Сделано, незнакомец.

И прежде чем я смог ее поблагодарить, она исчезла — так неожиданно, словно ее окутанное льдом тело было языком пламени, задутым порывом ветра. Хотя я ее не видел, я приветственно поднял руку и произнес слова благих пожеланий, чтобы меня не сочли неблагодарным.

Как и раньше, звук гонга продолжал слышаться в воздухе. И с таким предупреждением я пошел к городу.

Расстояние было не таким большим, как казалось, и я приблизился к воротам, не успев устать от ходьбы по жесткой скользкой поверхности. Здесь были люди, тоже одетые так необычно, что привлекали внимание.

Меха обычны на многих планетах, где температура настолько низкая, что обитателям приходится что-то добавлять к своим естественным покровам. Однако таких мехов я никогда не видел. Судя по внешности, животные ростом с человека, если встанут на задние лапы, были убиты, и с них сняли шкуры с пушистым золотистым мехом. Шкуры не кроили и не шили из них обычную одежду, а сохраняли первоначальную форму, так что гуманоидные лица жителей Сорнаффа выглядывали из капюшонов — голов животных, которые оставались одним целым со всей шкурой; лапами с когтями, по-прежнему прочно прикрепленными, они закрывали руки и ноги. И если не присматриваться к лицам, их можно было принять за животных, вставших на задние лапы.

Лица их гораздо темней обрамляющего золотистого меха, а глаза узкие и раскосые, словно за многие поколения прищуривания от яркого солнца на снегу и льду этот прищур стал естественной характеристикой.

Никто, как будто бы, не сторожил ворота, но трое из них, должно быть, вызванные звуком гонга, делали мне жесты короткими кристаллическими жезлами. Я не знал, оружие это или символ должности, но послушно пошел за ними по центральной улице. Сорнафф построен концентрическими окружностями, в центре которых находится еще один конический храм, гораздо больше святилища Зиты.

Дверь в храм относительно узкая и напоминает раскрытый рот, хотя остальной части лица выше не видно. Это храм Торга, и теперь предстоит главная проверка моего плана.

Я не почувствовал никакого изменения температуры, оказавшись в большом круглом помещении. Если на Сорнаффе существует какой-то способ отопления, в храме Торга он не используется. Но холод как будто нисколько не беспокоил ни моих сопровождающих, ни поджидающих жрецов. За жрецами в стене напротив двери изображен Торг, опять с широко раскрытым ртом.

— Я принес дар Торгу, — смело начал я.

—Ты не из людей Торга. — Это не возражение, но в нем звучит предупреждение, и произнес его один из жрецов. Поверх шкуры у него воротник из красного металла, с которого свисает несколько плоских каменных пластинок разного цвета, покрытых сложными изображениями.

— Но я принес дар, чтобы доставить удовольствие Торгу; такого не видели даже его дети по крови. — Я достал лучший из зоранов, сине-зеленый камень овальной формы, который почти заполнил углубление моей ладони, когда я развернул его и протянул жрецу.

Жрец наклонил голову, словно принюхиваясь к камню, потом бледным языком коснулся его поверхности. Проделав этот необычный тест, он взял у меня камень и повернулся лицом к раскрытому рту Торга на стене. Зоран он сжимал пальцами, держа его в воздухе на уровне глаз.

— Узрите пищу Торга, это хорошая пища и добрый дар, — произнес он. За собой я услышал какой-то шум и гомон, как будто вслед за мной в храм вошли и другие.

— Это добрый дар! — хором произнесли остальные жрецы.

Жрец как-то необычно щелкнул пальцами — а может, мне это только показалось. Зоран завертелся, взмыл в воздух, попал точно в середину раскрытого рта и исчез в нем. Церемония закончилась. Жрец снова повернулся лицом ко мне.

— Ты чужак, но на одно солнце, одну ночь, второе солнце, вторую ночь, третье солнце, третью ночь ты обладаешь свободой в городе Торга и можешь заниматься своими делами за вратами, которые находятся под охраной Торга.

— Моя благодарность Торгу, — ответил я и склонил голову. А когда повернулся, увидел, что действительно передавал свой дар в присутствии аудитории. На меня внимательно смотрело не менее десяти укутанных в шкуры людей. Они расступились, давая мне возможность пройти, ню один из них выступил вперед и положил свою руку-лапу мне на руку.

— Чужак, Принесший Дар Торгу, — он произнес это как высокий титул. — Кое-кто хочет поговорить с тобой.

— Я готов поговорить, — ответил я. — Но я чужой за вашими воротами и не знаю крышу дома, под которой можно говорить.

— Такая крыша есть, и она здесь. — Говорил он торопливо, словно опасался вмешательства. Со стороны храма показалось еще несколько и фигур и направилось к нам. Мой собеседник схватил меня за руку и отвел на шаг-два.

Поскольку время мое было ограничено, я с готовностью пошел за ним.

Глава 7

Он провел меня по одной из боковых улиц к дому, который был миниатюрной копией святилища и храма, если не считать того, что вершина конуса была срезана, а ее место занимала каменная плита, покрытая таким сложным узором, что рассмотреть его было затруднительно.

Не было ни двери, ни даже занавеса, закрывающего вход, но внутри оказалась перегородка, так что пришлось пройти между нею и наружной стеной, чтобы попасть во внутреннее помещение. Вдоль стены на столбах висели меховые завесы, так что пространство за ними делилось на небольшие каморки. Большинство завес было задернуто. За ними слышалось какое-то движение, но я никого не видел. Мой проводник провел меня к одному из таких помещений, откинул занавес и знаком предложил мне войти.

Из стены выдавался карниз, на нем груда мехов. Должно быть, он служит постелью. Проводник знаком пригласил меня сесть на этот выступ, сам сел с другой стороны, сохраняя между нами большое расстояние. Возможно, так полагается по местным законам вежливости. И сразу перешел к делу.

— Tы преподнес Торгу богатый дар, незнакомец.

— Это верно, — ответил я, когда он замолчал, словно ожидая моей реакции. И потом попытался начать торговые переговоры. — Этот дар с неба.

— Ты пришел из места чужаков?

Мне показалось, что в голосе его слышно подозрение. Я совсем не хотел, чтобы меня связывали с отбросами из поселения инопланетян.

— Нет. Я слышал о Торге от своего отца, много солнц назад, и он рассказывал мне об этом за звездами. Мой отец уважал Торга, и я пришел с даром. Этому меня тоже научил отец.

Туземец задумчиво подергал длинные пряди меха, окружавшие его шею словно воротником.

— Да, говорят, был чужак, который приносил Торгу дар из-за звезд. И он был щедр.

— По отношению к Торгу? — подталкивал я его, но он вторично заколебался.

— Да, к Торгу — и другим. — Казалось, ему трудно подобрать слова для того, что он хочет сказать. — Все хотят угодить Торгу своими дарами. Но некоторые никогда не достигают удачи.

— Может, ты один из таких людей? — Я решил говорить открыто, хотя это могло привести к неудаче. Мне казалось, что он нуждается в подбадривании, чтобы перейти к сути дела, а другого способа я не знал.

— Может быть... — Он был по-прежнему осторожен. — В рассказе о прежних днях говорится, что чужак из-за звезд принес с собой не одно чудо, а несколько и давал их тем, кто просил его об этом.

— Рассказ, который я слышал от отца, не совсем таков, — ответил я. — Да, по словам моего отца, незнакомец из-за звезд давал дары. Но в ответ получал другие.

Сорорианин мигнул.

— Да, было такое. Но он брал лишь символическую плату, такие предметы, которые ничего не значат для Торга. И поэтому мы считаем его таким великодушным.

Я медленно кивнул.

— Поистине этр так. А эти предметы, ничего не значащие, — какие они были?

— Такие. — Он скользнул на пол, наклонился к выступу и нажал на часть непосредственно под тем местом, на котором сидел. Открылось углубление, и туземец достал из него меховой мешок, а из него вытряхнул четыре камня. Я заставил себя сидеть неподвижно, не делая никаких замечаний. Но хотя я никогда не видел гринстоун непосредственно, я достаточно нагляделся его трехмерных изображений, чтобы понять, что передо мной именно эти необработанные камни. Мне хотелось взять их в руки, проверить, нет ли дефектов, стоит ли из-за них торговаться.

— А что это такое? — без особого интереса спросил я.

— Куски камня, которые вода вымывает из-под большого ледника. Я их сохранил только потому... я тоже слышал рассказ своего отца о том, что когда-то приходил незнакомец и давал за такие камни ценные дары.

— А у кого-нибудь в Сорнаффе есть еще такие?

— Может быть, но они не имеют никакой ценности. Зачем приносить их домой и хранить? Когда я был моложе, надо мной часто смеялись, потому что я поверил в старинный рассказ и взял эти камни.

— Могу я взглянуть на камни из старинного рассказа?

— Конечно! — Он схватил два самых больших и с силой толкнул их, положил мне в руки. — Смотри! О таких говорится в твоем рассказе?

Самый большой камень с пороком посредине, но я решил, что его можно будет расколоть и получить камень среднего размера и, может быть, два маленьких. А вот второй очень хорош и нуждается только в небольшой огранке. И у него есть еще два камня, оба немалого размера. Если выставить их на аукцион, я получу гораздо большую прибыль, чем планировал в цепи своих сделок, начиная с зо-ранов.

Возможно, где-нибудь в Сорнаффе я смогу получить еще больше. Я вспомнил тех, кто направлялся ко мне у выхода из храма, прежде чем этот туземец не увел меня с собой. С другой стороны, если заключу эту сделку, то смогу побыстрее убраться с планеты. А с того момента, как я вышел из шлюпки, меня не оставляло странное ощущение, что с этой планеты нужно убираться как можно быстрее. Нет никаких свидетельств того, что преступники из порта заходят так далеко на север, но они могут это делать. А если они обнаружат меня и найдут шлюпку... Нет, лучше побыстрее завершить сделку и уносить ноги.

Я достал из сумки два небольших, самых плохеньких зорана.

— Торг может благосклонно посмотреть на того, кто принесет ему это в дар.

Сорорианин наклонился, протянул руки со скрюченными пальцами, словно хотел выхватить у меня сокровище. Но этого я не боялся. Поскольку сегодня утром я накормил Торга, в течение трех дней ко мне нельзя прикоснуться, иначе гнев Торга обрушится на того, кто совершит такой святотатственный поступок.

— Подарить Торгу, — задыхаясь, произнес туземец. — Тот, кто преподнесет это, может получить все, что захочет!

— Мы с тобой оба слышали старинный рассказ и поверили в него, когда остальные смеялись над этой верой. Разве это не так?

— Незнакомец, это так!

— Тогда давай докажем, что смех их бессмыслен, а старинный рассказ правдив. Возьми это и дай мне камни из холодной стены, и обмен будет равным, как во времена наших отцов.

— Да... о да! — Он сунул мне в руки мешок со своими камнями и взял зораны, которые я выложил перед ним.

— И как в старинном рассказе, — добавил я, все сильней ощущая тревогу после достижения своей цели, — я снова улечу в небо.

Он не отрывал взгляда от камней, лежавших на меху.

— Да, да будет так.

И так как он не подумал вывести меня из дома, я сунул мешок с гринсдоунами в скафандр и пошел сам. Пока не доберусь до корабля, не смогу вздохнуть спокойно, и чем быстрей окажусь в безопасности, тем лучше.

На улице снаружи была толпа сорориан, но, как ни странно, никто не попытался ко мне приблизиться. Они все смотрели на дом, из которого я вышел, как будто кто-то сообщил им о состоявшейся в нем сделке. Никто не преградил мне путь и не попытался помешать уйти. Я не знал, насколько простирается покровительство Торга, и потому настороженно посматривал по сторонам, идя к воротам города (как мне хотелось побежать!).

На равнине, которая была совершенно пустой, когда я шел в город, теперь видна была приближающаяся группа. Часть из приближающихся была в меховых костюмах туземцев. Но на двух или трех потрепанные и залатанные скафандры инопланетян. Они могут иметь отношение только к порту. Но отступать сейчас невозможно: я не сомневался, что меня уже заметили. Единственная моя надежда — быстрей добраться до шлюпки и улететь с планеты.

Увидев меня, люди в скафандрах остановились. Они были слишком далеко от меня, чтобы разглядеть лица в шлемах, и наверняка они не видят моего лица. Им видна только моя инопланетная одежда. Но она новая, в хорошем состоянии, и это должно подсказать им, что я не из порта.

Я ожидал, что они отделятся от своих спутников и попытаются отрезать мне путь. Моя надежда была лишь на то, что они не вооружены. Отец научил меня приемам обороны без оружия, в которых соединялась мудрость многих планет, где человек создал науку защиты, опираясь лишь на то, чем наградила его природа. И мне казалось, что, если ко мне направится не вся группа, у меня есть небольшой шанс.

Но если инопланетяне задумали такое нападение, туземцы в мехах не позволили им. Их окружили и повели к городу. Мне показалось даже, что они пленники. Судя по тому, что я слышал об обитателях порта, они вполне могут остерегаться мести туземцев.

Миновав святилище Зиты, я с быстрого шага перешел на бег и, тяжело дыша, добрался до шлюпки, открыл люк и забрался внутрь. Включил приборы, начиная подъем, настроился на ведущий луч «Идущего по ветру» и улегся в гамак. Подъем был таким жестким, что я потерял сознание, словно огромная рука выдавила из меня половину жизни.

Когда я пришел в себя, ко мне вернулась память, и я испытал торжество. Я доказал справедливость своей веры в старый рассказ. У меня в скафандре то, что позволит не волноваться, пусть лишь на время. Нужно только добраться до аукциона.

Я состыковался с кораблем, доказав, что мои последние опасения безосновательны, снял скафандр и поднялся в контрольную рубку. Но, не успев начать рассказ о своих приключения, заметил, что Ризк хмурится.

— Они поймали нас следящим лучом...

— Что? — В обычном порту такое происшествие вполне нормально. В конце концов, незнакомый корабль, который не садится открыто, а занимает орбиту подальше от обычных маршрутов, вызовет подозрение, и согласно правилам его поймают лучом-шпионом. Но на Сорорисе, судя по всему, не может быть такого оборудования. Местный порт не защищен и не нуждается в защите.

— Из порта? — спросил я, не в силах поверить в услышанное.

— Напротив, — впервые — кажется, за много дней — отозвался Иити. — Луч идет с направления порта, но он с корабля.

Это еще больше удивило меня. Насколько мне известно, таким лучом оснащены только корабли Патруля, да и то не просто разведчики, а крейсеры второго класса. Конечно, говорят, что такое оборудование есть и у Гильдии. Но корабль Гильдии с таким оборудованием может принадлежать только патрону. Но что патрон Гильдии делает на Сорорисе? Это место изгнания отбросов преступного мира.

— Как давно?

— Не настолько давно, чтобы они что-нибудь узнали, — ответил Ииити. — Я об этом позаботился. Но сам факт, что они ничего не'могут узнать, заставит их задавать вопросы. Нам лучше побыстрей уйти в гипер...

— Какой курс? — спросил Ризк.

— Лайлстейн.

Аукцион не только давал мне возможность как можно быстрей продать камни; Лайлстейн — внутренняя планета, давно заселенная и сверхцивилизованная, если хотите. Конечно, у Гильдии есть связи и здесь; они у нее есть на любой планете, где можно надеяться на прибыль. Но на этой планете сильная полиция, и здесь господствует закон. Ни один корабль Гильдии не решится последовать за нами в небо Лайлстейна. И пока мы не совершили ничего незаконного, согласно нашей последней договоренности с Патрулем мы вольны в своих перемещениях.

Ризк быстро ввел курс и затем сразу начал переход в гиперпространство, словно опасался, что мы в любое мгновение ощутим действие фиксирующего луча, который помешает нам уйти. Его озабоченность была так очевидна, что все мое возбуждение прошло.

Но вернулось, когда я принялся разглядывать гринстоуны в поисках пороков, взвешивать их и определять начальную цену. Будь у меня получше подготовка, я попробовал бы сам разрезать два камня поменьше. Но лучше не рисковать, а я не доверял своим умениям. Мне приходилось обрабатывать камни, но только малоценные, пригодные для обучения.

Самый крупный камень можно разрезать на три части, второй по размеру не имеет ни малейших изъянов.

Из остальных двух можно сделать четыре. Не первоклассные. Но гринстоуны так редки, что даже второ- и третьеклассные камни найдут покупателей.

Я сопровождал Вондара на аукционы на Балтисе и Амоне, но никогда не бывал на самом знаменитом из них — на Лайлстейне. Только два года назад один из друзей Вондара, с которым я знаком, занял здесь должность оценщика, и я не сомневался, что он меня узнает и поможет преодолеть местные законодательные ограничения, чтобы я смог предложить свои камни. Он может даже предупредить одного-двух богатых покупателей о таком предложении. Я продолжал мечтать и фантазировать, поворачивая камни в пальцах и думая, что перекрыл неудачу на Лоргале.

Однако когда мы сели в Лайлстейне — нас отправили в самый угол огромного, забитого кораблями порта, — я неожиданно осознал, что являться сюда в качестве зрителя, когда за все отвечает Вондар, а я исполняю обязанности мелкого регистратора и помощника — одно дело, а вот так, как сейчас, совсем другое. Один... Впервые за долгое время я едва не обратился к Иити за советом. Только потребность самоутвердиться, доказать, что я могу действовать самостоятельно, удержала меня от этого шага. Но когда я выложил лучшие вещи своего гардероба — жители внутренних планет одеваются согласно статусу и положению и склонны судить человека по его одежде, — мутант неожиданно сам обратился ко мне.

— Я иду с тобой... — Иити сидел на моей койке. Но когда я повернулся к нему, то заметил, что он как-то расплылся, потерял четкие очертания, а когда в следующее мгновение эти очертания снова прояснились, я увидел не Иити, а пукху. На этой планете такой домашний любимец поистине послужит доказательством высокого статуса.

Я не мог отказать ему. Мне необходимо было ощущение уверенности, которое придаст Иити, просто сидя на моем плече. Я вышел в коридор и встретил там Ризка.

— Пойдешь на планету? — спросил я.

Он покачал головой.

— Не здесь. Внепортовая зона здесь слишком роскошна, только для работников больших компаний. И воздух для меня слишком густой. Останусь на корабле. Надолго ты уходишь?

— Повстречаюсь с Кафу, договорюсь об участии в аукционе, если он поможет, и сразу назад.

— Я закрою корабль. Возвращаясь, дай условный звуковой сигнал. — Его ответ меня слегка удивил. Закроет корабль — значит ожидает неприятностей. Но из всех планет, которые мы посетили, меньше всего можно ожидать насилия здесь.

На краю поля ждали наемные флиттеры, я забрался в ближайший, опустил в щель несколько кредитов и тем самым снял машину до конца дня. Произнес имя Кафу; машина взлетела и направилась в один из переулков вблизи центра города.

Лайлстейн заселен так давно, что его четыре континента по существу превратились в огромные города. Однако по какой-то причине жители планеты не любили высоких построек. Ни одно здание не превышало десяти этажей, хотя под поверхностью оно уходило вниз на много-много уровней.

Машина-робот опустилась на крышу, включила сигнал «занято» и отъехала в зону ожидания. Я подошел к шахте гравитационного лифта, снова произнес в диск имя Кафу и в ответ получил указание голосом:

— Четвертый уровень, второй перекресток, шестая дверь.

Лифт был заполнен, в основном мужчина в модных, внутрипланетных одеждах. Даже служащие низкого ранга ходили в кружевных пышных одеяниях с роскошными кружевными воротниками. На мой взгляд инопланетянина эта одежда не модная, а нелепая. На мою простую куртку и коротко подстриженные волосы поглядывали искоса, и я уже начал сожалеть, что с помощью галлюцинации не изменил свою внешность.

Размещение на четвертом подземном этаже свидетельствовало об относительно высоком положении Кафу. Конечно, он не босс — у босса была бы серия помещений с окнами, расположенных над землей, но и не сидит на глубине в две или три мили под поверхностью.

Я отыскал второй перекресток и подошел к шестой двери. На ее поверхности была щель — коммуникатор для голосового сообщения, а над ней — пластинка, дающая возможность обитателям увидеть гостя, самим оставаясь невидимыми.

Я привел в действие коммуникатор и увидел, как ожила пластинка.

— Мердок Джерн, — сказал я, — помощник Вондара Астла.

Ждать привилось так долго, что я подумал, будто Кафу отсутствует. Но тут послышался приглушенный ответ:

— Входи. — Дверь откатилась, пропустив меня в помещение, представлявшее полный контраст с домом на Сорорисе, где я совершил последнюю сделку.

Хотя люди носили многоцветную яркую одежду, помещение было оформлено приглушенными, размытыми тонами. Мои космические башмаки ступили на упругий мох саммид, живой ковер светло-желтого цвета. А вдоль стен росли длинные стебли, с которых свисали зеленые ягоды; стебли были искусно переплетены таким образом, что создавался сложный узор.

Были также кресла цвета коричневой почвы, того типа, что принимают форму, подстраиваясь под садящегося. А исходивший от потолка рассеянный свет напоминал мягкое весеннее солнце. Прямо передо мной одно из кресел было установлено у стены, где стебли с ягодами обрамляли открытое пространство. Словно смотришь в окно и видишь местность на многие мили. И картина была не статичной, а менялась со временем, появлялась новая, а смена растительности могла означать, что это виды не одной планеты, а многих.

В кресле у «окна» сидел Кафу. Родом он был с Тота, гораздо ниже ростом, чем считается нормальным для потомков терранцев. Смуглая коричневая кожа плотно обтягивает хрупкие кости, и он кажется жертвой длительного голода, почти умирающим. Но глаза из глубоких глазниц на мощном черепе смотрели на меня очень внимательно.

Вместо роскошной местной одежды на нем было одеяние его родной планеты, простое, с широким жестким воротником и с широкими рукавами.

Против кресла был установлен стол, и на нем лежали сверкающие камни. Кафу не столько их разглядывал, сколько выкладывал узорами. Словно играл в какую-то экзотическую игру.

Но вот он смел камни, словно очищая стол для дела, и они исчезли в кармане его рукава. Коснулся пальцами лба в приветствии своего народа.

— Я вижу тебя, Мердок Джерн.

— И я тебя, Кафу. — Жители Тота не признают никаких почетных званий или титулов, считая свою скромность великим достоинством; на самом деле за ней скрывается ощущение собственного превосходства.

— Прошло много лет...

— Пять. — Как на Сорорисе, где меня внезапно охватила тревога, так и эта комната с тщательно ухоженными растениями вызвала вдруг стремление побыстрей покончить с делом и убираться.

Ииити слегка передвинулся на моем плече, и я увидел искру интереса в глазах Кафу.

— У тебя новый спутник, Мердок Джерн.

— Пукха, — ответил я, сдерживая нетерпение.

— Правда? Очень интересно. Но сейчас ты думаешь, что пришел не для того, чтобы говорить о чужих формах жизни или о прошедших годах. Что ты хочешь мне сказать?

Это меня поистине поразило. Кафу нарушил обычай, так стремительно перейдя к делу. И не предложил мне сесть, выпить чего-нибудь и все прочее, чем обычно сопровождаются такие посещения. Я не знал, столкнулся ли с замаскированной враждебность или с чем-то другим. Но то, что мой приход не принес хозяину никакой радости, понял.

И решил, что на такой прием следует ответить так же кратко и прямо.

— У меня есть камни для аукциона.

Рука Кафу поднялась в жесте, который у его расы служит знаком отрицания, как у моей покачивание головой.

— Тебе нечего продавать, Мердок Джерн.

— Нечего? А это? — Я не подошел и не выложил гринстоуны на стол, как сделал бы при более любезном приеме, просто выставил лучшую свою находку на ладони под свет комнаты. Я видел, что это освещение обладает особыми свойствами: В нем сразу видны фальшивые, искусственные камни или камни с пороками. И не сомневался, что мои гринстоуны это первое испытания выдержат.

— Тебе нечего продавать, Мердок Джерн. Ни здесь, ни на любом другом законном аукционе.

— Почему? — В его спокойствии чувствовалась убежденность. Такой человек, как Кафу, не станет лгать, чтобы сбить цену. Если он говорит, что я не могу продавать, это правда, и все законные рынки для меня закрыты. Но я еще не понял размеров катастрофы и хотел лишь получить ответ.

— Власти занесли тебя в список ненадежных, — сказал он наконец.

— Занесли в список? — Я ухватился за единственную возможность оправдаться. Если узнаю имя своего клеветника, могу потребовать публичного разбирательства, конечно, если отыщу на это средства.

— Сообщение пришло с другой планеты. От имени Вондара Астла.

— Но... он мертв! Он был моим хозяином. И он мертв!

— Вот именно, — согласился Кафу. — Сообщение от его имени, оформлено в соответствии с законом, имеется печать.

Это значит, что я не смогу его оспорить. По крайней мере не сейчас, а может, и никогда, если не соберу астрономических сумм, чтобы навить адвокатов, которые смогут сразиться с судами не одной планеты.

Включенный в такой список, я не могу иметь дело ни с одним пользующимся хорошей репутацией торговцем. А Кафу говорит, что объявление сделано от имени мертвого. Но кто это сделал и с какой целью? Патруль, все еще желающий использовать меня в какой-то игре для поисков источника предвечных камней? Или Гильдия? Предвечный камень... я не вспоминал о нем много дней; был слишком занят своей торговлей. Но, возможно, это и есть яд, тайно отравляющий мою жизнь.

— Жаль. Выглядят они прекрасно... — продолжал Кафу.

Я сложил камни назад в мешочек и сунул под одежду.

Потом поклонился со всем равнодушием, какое смог изобразить.

— Прошу прощения у джентльхомо за то, что побеспокоил его.

Кафу сделал еще один легкий жест.

— У тебя есть могучий враг, Мердок Джерн. Тебе стоит ходить осторожно и вглядываться в тени.

— Если вообще стоит ходить, — пробормотал я и снова поклонился. Каким-то образом мне удалось выйти из комнаты, в которой рухнули все мои надежды.

Хуже ничего быть не может. Я потеряю корабль, так как не смогу заплатить за портовое обслуживание; его конфискуют власти порта. У меня есть небольшое состояние в камнях, но я не могу законно продать их.

Законно...

— Может, этого они и хотят, — уловил мою мысль Иити.

— Да, но если остается только одна дорога, приходится по ней идти, — мрачно ответил я.

Глава 8

На других планетах я бы легче смог добраться до темных уголков, чем на Лайлстейне. Я никого здесь не знаю, у меня нет никаких связей. Однако когда я начал обдумывать наш разговор, мне показалось, что в словах Кафу содержался некий намек...

Как он выразился? «Тебе нечего продавать, Мердок Джерн. Ни здесь, ни на любом другом законном аукционе». Показалось ли мне или он действительно слегка подчеркнул слово «законном»? Может, он хочет вынудить меня нарушить закон и получить в качестве доносчика часть стоимости того, что у меня с собой? С другим человеком такое подозрение могло быть справедливым. Но я считал, что тотианец не станет рисковать своим именем и репутацией в такой грязной игре. Вондар думал, что Кафу можно доверять, и я знал, что между моим покойным хозяином и этим маленьким коричневым человечком существовали прочные узы давней дружбы. Возможно, именно из-за этой дружбы он попытался дать мне ниточку? Или я в отчаянии хватаюсь за соломинку и позволяю воображению одолеть здравый смысл?

— Нет, это не так... — Снова Иити прервал ход моих мыслей. — Твое предположение, что он испытывает к тебе дружеские чувства, справедливо. Но в этой комнате было нечто, мешавшее ему их выразить откровенно...

— Лучи-шпионы?

— Да, какое-то воспринимающее устройство, — ответил Иити. — Я не очень настроен на то, что рождено машинами, а не мозгом. Но этот Кафу говорил не только для твоих ушей, в то же время мысли его были немного другими; он сожалел, что должен так поступить. Говорит ли тебе что-нибудь имя Тактиль?

— Тактиль? — повторил я, думая все еще о том, почему за Кафу наблюдают и кто организовал это наблюдение. Мой единственный ответ был таков: Патруль от меня еще не отстал и усиливает давление, чтобы я согласился на план, который предложил мне их человек, когда взялся помочь найти пилота.

— Да, да! — теперь Иити проявлял нетерпение. — Но прошлое сейчас не имеет значения. Важно будущее. Кто такой Тактиль?

— Не знаю. А что?

— Это имя было в сознании Кафу, когда он намекнул на незаконную продажу. И еще не очень ясная картина здания с заостренной крышей. Но, конечно, я видел немногое, да и то сразу исчезло. Кафу обладает зачаточными экстрасенсорными способностями и чувствует прикосновение к сознанию. К счастью, он решил, что это действие луча-шпиона, и не заподозрил нас.

Нас? Неужели Ииити пытается польстить мне?

— У него был примитивный щит, — продолжал мутант. — Вполне достаточно, чтобы затруднить восприятие, потому что у меня не было времени поработать с ним. Но я считаю, что этот Тактиль может быть нам полезен.

— Если он покупает камни сомнительного происхождения, то может послужить наживкой в чьей-то ловушке.

— Думаю, нет. Потому что Кафу видел в нем решение для тебя, но как именно, неясно. И к тому же он на этой планете.

— Это весьма полезно, — горько заметил я, — но все же у меня нет многих лет в запасе, чтобы искать его по одному имени. Это одна из самых густонаселенных внутренних планет.

— Верно. Но если такой человек, .как Кафу, считает, что Тактиль может тебе помочь, его должны знать другие дилеры, занимающиеся камнями. И я предлагаю...

Но на этот раз я его опередил.

— Я буду обходить торговцев, делая вид, что не знаю, что меня внесли в черный список. А ты будешь читать их мысли.

Может сработать, хотя опять придется надеяться на способности Ииити, а не на свои. И еще остается небольшая возможность, что кто-нибудь из торговцев решится на подпольную сделку, увидев качество предлагаемых камней. И я решил начать с трех не самых влиятельных дилеров.

Вечер подходил к концу, когда я с разочаровывающими результатами закончил обход. Внешне разочаровывающими. Все, кого я навестил, жадно смотрели на камни, но повторяли одно и то же: что я внесен в список и никаких сделок не будет. Но Иити тем временем читал их мысли, и я когда я устало вернулся в свою каюту, то был не так уж разочарован: Иити знал, кто такой Тактиль, и знал даже, что он здесь, возле портовой зоны.

Как и мой отец, этот Тактиль владел ломбардом и магазином подержанных вещей: здесь космонавты, слишком увлекшиеся прелестями внепортовой зоны, расставались со своими ценными вещами, чтобы вернуться к игорному столу или чтобы иметь возможность есть до отлета.

Владея ломбардом, он, несомненно, находится в контакте с Гильдией, какой бы хорошей репутацией ни пользовалось его заведение. Но — и это одновременно необычно и значительно — он чужак с Колдуна, виверн-самец, и это самое странное. Сбежав по какой-то причине от матриархата родного мира и добравшись до Лайлстейна, он сохранил гражданство своей планеты и по-прежнему имел с ней контакты, которым не препятствовал Патруль. Таким образом, это было по сути консульство его родной планеты. Никто не понимал его истинных отношения с правившими на Колдуне вивернами-самками, но он вел для них какие-то инопланетные дела и получил полудипломатический статус, что позволяло ему нарушать некоторые второстепенные законы.

Тактиль не настоящее его имя, а попытка по-человечески произнести щелкающие звуки его речи: звуковой речью на Колдуне пользовались только самцы, самки были телепатами.

— Ну, — спросил меня Ризк, — повезло?

Не было причин скрывать от него худшее. И я не думал, что он сбежит от меня в порт: ведь он признался, что не может заглянуть даже в заведения, где обычно развлекаются космонавты.

— Нет. Я внесен в черный список. Никто у меня ничего не покупает.

— Вот как? Улетаем немедленно или утром? — Он прислонился к стене каюты. — Меня здесь ничего не держит. И я всегда могу попробовать поменять работу. — Говорил он сухим тоном, за которым скрывалось отчаяние космонавта, прикованного к планете.

— Пока мы не будем делать ничего. Я должен нанести еще один визит... сегодня же вечером. — Время, как и в начале приключений, наш враг. Нужно внести плату за стоянку, иначе корабль будет привязан к основанию и конфискован.

— Но пойду я не как Мердок Джерн, — продолжал я. У меня оставалась еще эта небольшая надежда. Если меня внесли в черный список и подозревают, за кораблем и двумя его обитателями — Иити вполне могли не заметить — должны постоянно наблюдать. Придется идти замаскировавшись. И я уже начал размышлять, как это лучше сделать.

— Дождусь темноты. Потом направлюсь в пассажирскую часть порта... — я вслух выразил свои мысли. Ризк покачал головой.

— Ничего не получится. Здесь задерживают даже посыльных Гильдии. Вход в эту секцию оборудован самыми разными сканерами. Там проверяют и отсеивают всех подозрительных.

— Все же я рискну. — Но я не сказал, как собираюсь это сделать. Мои успехи в повторении возможностей Иити все еще остаются тайной. И вся надежда основана именно на том, что об этих успехах никто не знает.

Мы поели, и Ризк вернулся в свою каюту — думаю, чтобы поразмыслить над мрачными перспективами. Маловероятно, чтобы он сохранил какую-то веру в меня. И я не был уверен в том, что он ошибается.

Но я установил в своей каюте зеркало и сел перед ним. На этот раз нужно создать нечто более серьезное, чем шрам. Я должен приобрести иное лицо. Одежду я уже сменил, сняв нарядный костюм и надев поношенный комбинезон работника грузового корабля.

Теперь я сосредоточился на своем изображении. В качестве образца использовал небольшую трехмерную фотографию. На совершенство я не надеялся, но если смогу хоть отчасти поддерживать иллюзию...

Потребовалась вся энергия, и я дрожал от усталости, когда увидел новое лицо. У меня стала слегка зеленоватая кожа закатанина плюс огромные глаза и острые зубы под плотно натянутыми очень тонкими и почти бесцветными губами. Если смогу сохранять такую внешность, никто не узнает во мне Мердока Джерна.

— Не вполне совершенно, — От разглядывания меня оторвало замечание Ииити. — Начинающих всегда привлекает эксцентричное. Но в данном случае возможно, да, вполне возможно: ведь на внутренних планетах большое смешение рас.

Сам Иити я повернулся, чтобы посмотреть на него, больше не пукха. Но и не Ииити. На моей койке лежала змея с узкой стрелообразной головой. Я не смог бы назвать эту форму жизни.

Несомненно, Иити будет сопровождать меня. Я не могу надеяться только на свои ограниченные человеческие чувства, а результаты посещения Тактиля важнее моей гордости.

Змея обернулась вокруг моей руки, как массивный и неприятного вида браслет, чуть приподняв голову. Мы готовы уходить, но не пойдем открыто, по трапу.

Вместо я этого я спустился в самый низ корабля, к люку у посадочных опор. Здесь располагался выход для ремонтников и бригад обслуживания. В темноте я нащупал запоры люка. И опустился на землю в тени корабля.

Я прихватил с собой идентификационный диск Ризка, но надеялся, что показывать его не придется. К счастью, по полю как раз шла большая группа туристов с одного из огромных внутрисистемных кораблей. Я, как и при первом отлете, присоединился к ней и прошел в ворота. Моя внешность зафиксирована, и я могу свободно выходить за пределы порта. Но роботы-сканеры не сообщат, что моя нынешняя внешность не соответствует личности. Во всяком случае, я на это надеялся, продолжая идти за туристами, направившимися прямо за пределы портовой зоны.

Этот район оказался не таким пестрым и кричащим, как тот, в котором я встретил Ризка, — по крайней мере не на главной улице. Идти мне пришлось недолго: заостренная крыша магазина Тактиля видна была прямо от ворот. По-видимому, он полагался на отличительный вид дома, потому что никакой вывески на доме не было.

Крыша была действительно очень острой, а ее края нависали над улицей. Была входная дверь, очень узкая и высокая, но никаких окон. Дверь подалась от первого же прикосновения.

Такие заведения для меня не новость. Два прилавка и узкий проход между ними. За прилавками вдоль стен полки, со множеством предметов, сданных в залог; все они защищены дымкой силового поля. Дела у Тактиля как будто идут неплохо: за прилавками четверо служащих, по двое с каждой стороны. Один из них терранской крови; был здесь также тристианец, его пернатая голова, очевидно, линяла, потому что у веточек какой-то рваный вид. Самого близкого ко мне продавца с серой, покрытой бородавками кожей я не узнал, а вот за ним находился тот, чье присутствие здесь казалось совершенно неуместным.

В галактике есть древняя раса, достойная и уважаемая, — это закатане, происходящие от ящеров. Это историки, археологи, учителя, ученые, и мне никогда не приходилось встречать представителя этой расы, занятого торговлей. Но ошибиться в расе чужака, в небрежной позе стоявшего у стены, невозможно; своей когтистой рукой закатают вставлял ленту в рекордер.

Серое существо подслеповато посмотрело на меня, тристианец казался погруженным в какие-то горестные размышления, а терранец неприятно улыбнулся и наклонился вперед.

— Приветствую, джентльхомо. Твое удовольствие — наша радость, — произнес он традиционное приветствие своей профессии. — Расплата кредитами, никакого торга — мы к твоим услугам!

Я хотел иметь дело непосредственно с Тактилем, но осуществить это затруднительно — если только у виверна нет контактов с Гильдией. В таком случае я мог бы использовать полученные от отца кодовые слова, чтобы вступить в контакт. Но придется пройти по очень узкой тропе между разоблачением и полным поражением. Если Тактиль честно ведет дела или хочет защитить свое положение в глазах Патруля, простая демонстрация того, что я принес, приведет к разоблачению. Если он входит в состав Гильдии, его заинтересует источник моих камней. Все это подталкивает к предательству, и мне нужно завершить свое дело быстро.

Но я знаю ценность того, что предлагаю, и намерен потерять прибыли не больше, чем буду совершенно вынужден.

Я бросил на терранца многозначительный взгляд и припомнил из прошлого то, что должно сработать, — конечно, если коды не переменились.

— Клянусь шестью руками и четырьмя брюхами Сапут, — провозгласил я, — именно услуги мне и нужны.

Клерк не проявил никакого интереса. Он либо хорошо подготовлен, либо очень осторожен.

— Ты упомянул Сапут, друг. Недавно с Джангура?

— Не настолько недавно, чтобы не желать возвращения. Ее слезы заставляют человека помнить — слишком многое. — Теперь я произнес уже три кодовые фразу Гильдии, которые в былые дни означали срочное и необычное дело, которым должен заняться сам владелец заведения. Я их хорошо запомнил, стоя точно за таким прилавком в заведении отца.

— Да, Сапут не слишком добра к инопланетянам. Здесь ты найдешь лучшее обращение, друг. — Одну ладонь он прижал к прилавку. Второй пододвинул мне блюдо засахаренных слив бик, словно я покупатель одного из магазинов для боссов в центре города.

Я взял верхнюю сливу и положил на ее место самый маленький из своих гринстоунов. И взглядом показал, что сделал. Продавец убрал блюдо под прилавок, где, как я знал, есть видеоустройство, которое даст возможность Так-тилю увидеть камень.

— И что ты предлагаешь, друг? — невозмутимо продолжал продавец. Я достал худший зоран со своей несчастливой лоргалской сделки.

— Он с пороком. — Продавец профессионально осмотрел камень. — Но у нас уже давно не было зоранов, и мы постараемся предложить все самое лучшее. Заклад или продажа?

— Продажа.

— Да, но мы только берем в заклад, а не покупаем. Покупкой занимается сам хозяин. И иногда он бывает не в настроении. Тебе лучше бы сдать камень в заклад, друг. Три кредита...

Я покачал головой, как тупой космонавт, который старается продать свой товар подороже.

— Четыре кредита — и я продаю.

— Хорошо, тогда я спрошу хозяина. Если он скажет «нет», не будет и заклада, и ты потеряешь все, друг. — Он удержал палец над кнопкой вызова на прилавке, словно ожидая, что я изменю решение. Я отрицательно покачал головой, и, сочувственно пожав плечами, он нажал на кнопку.

Я не понимал, зачем нужно такое сложное представление. Кроме меня, в магазине никого не было, а остальные продавцы, несомненно, тоже знают код. Единственный ответ может быть такой: они боятся какого-то подслушивающего устройства, по крайней мере в этой, предназначенной доя клиентов части магазина.

У кнопки на мгновение вспыхнул огонек, и клерк знаком показал в глубину магазина.

— Не говори, что я тебя не предупредил, друг. Твой камень не заинтересует хозяина, и ты все потеряешь.

— Посмотрим, — Я миновал остальных продавцов, ни один из них не посмотрел на меня. И когда подошел к концу прохода, часть стены отодвинулась и я оказался в кабинете Тактиля.

И не удивился, увидев блюдо с липкими сливами на его столе. Гринстоун уже лежал под ярким освещением. Хозяин поднял свою голову, похожую на голову горгульи, и глубоко посаженными глазами он внимательно разглядывал меня, а я обрадовался тому, что у него нет телепатических способностей, какими обладают самки с Виверна, и он не может прочесть мои мысли.

— У тебя есть еще такие? — прямо перешел он к делу.

— Да, и получше.

— Это задокументированные камни, с криминальным прошлым?

— Нет, получены в честной торговой сделке.

Он постучал тупыми когтями по крышке стола.

— Что хочешь?

— Четыре тысячи кредитов — после проверки ценности.

— Ты спятил, незнакомец. На открытом рынке...

— На аукционе они принесут впятеро больше. — Он не предложил мне сесть, но я сам сел на стул напротив него.

— Если хочешь получить четыре тысячи кредитов, отправляйся на аукцион, — ответил он. — Если камни действительно чистые, почему бы тебе это не сделать?

— Есть причина. — Я сделал знак двумя пальцами.

— Вот оно что. — Он помолчал. — Четыре тысячи... что ж, камни можно отправить на другую планету. Тебе нужны наличные?

Про себя я облегченно вздохнул. Моя игра оправдалась: он принял меня за посыльного Гильдии. Теперь я покачал головой.

— Депозит в порту.

— Хорошо.

В сознании прозвучали слова Иити:

— Он слишком боится, чтобы обмануть нас.

Тактиль пододвинул к себе рекордер.

— Какое имя?

— Иити, — ответил я. — Портовой кредит, четыре тысячи, на имя Иити. Выдать по следующему голосовому коду, — и я произнес цифры кода.

На Лайлстейн я прилетел с большими надеждами, а улечу, оплатив портовые услуги и припасы, да к тому ж, возможно, этой сделкой я привлек внимание врагов.

Я достал гринстоуны, и виверн быстро их осмотрел. По этому осмотру я понял, что камни он знает. Затем он кивнул и сделал заключительную запись в рекордере.

Я вернулся в помещение магазина, и на этот раз меня не заметил ни один продавец. Я словно стал невидимкой. И когда оказался на улице, заговорил Иити:

— Тебе стоит выпить за свою удачу в «Пурпурной звезде».

Предложение было настолько необычно, что я едва не споткнулся. Благоразумнее побыстрее вернуться на корабль, подготовиться к старту и улететь, пока мы не попали в новую переделку. Но как я хорошо знал по прошлому опыту, нельзя игнорировать предложения Иити.

— Зачем? — спросил я, видя впереди огни порта.

— Тот закатанин не Просто так стоял у Тактиля, — спокойно, словно читая готовый текст, ответил Иити. — Ему нужны сведения. У Тактиля они есть. Виверн в течение ближайшего часа встречается с кем-то в «Пурпурной звезде», и эта встреча очень важна.

— Не для нас, — возразил я. Последнее, что я собираюсь сделать, это ввязаться в какое-то темное дело, особенно связанное с Гильдией.

— Это не Гильдия! — вмешался в мои мысли Иити. — Тактиль не входит в Гильдию, хотя имеет с ней дело. Это что-то другое. Пиратство... набег джеков.. .

— Не для нас!

— Ты в черном списке. Если это сделал Патруль, возможно, ты сможешь выкупить свое Доброе имя с помощью важной информации.

— Как мы сделали раньше? Не думаю, чтобы они вступили в такую игру дважды. Это должна быть чрезвычайно ценная информация...

— Тактиль очень возбужден, он испытывает сильное искушение. Представляет себе целое состояние, — продолжал Иити. — Отведи меня в «Пурпурную звезду», и я смогу узнать, что привело его в такое возбуждение. Если ты в черном списке, какое будущее тебя ожидает? Давай выкупим нашу свободу. Мы все еще далеко от поиска предвечных камней.

Поиски источников предвечных камней под влиянием необходимости постоянно искать средства к существованию превратились в моем сознании в полузабытую мечту. Все мои инстинкты говорили, что предложение Иити ведет нас прямо головой в метеоритную бурю, но игра может пойти по-всякому. Предположим, Иити сможет прочесть мысли во время встречи виверна с кем-то неизвестным — дело должно быть чрезвычайно важным, если решились поместить в его магазин в качестве агента закатанина. А выпивка в баре для космонавтов только подкрепит мою маскировку чужака, совершившего удачную сделку.

— Назад, через четыре дома, — приказал Иити. Повернувшись, я сразу увидел пурпурную пятиконечную звезду.

Заведение было высокого разряда, и охранник у входа подозрительно осмотрел меня. Я вошел с самым отважным видом. Мне показалось, что он хочет преградить мне вход, но он словно неожиданно изменил намерение и отступил в сторону.

— Займи кабинку справа под маской Иуты, — приказал Иити. Дальше была еще одна кабинка. Но занавес ее был опущен, создавая посетителям уединение. Я сел и набрал самую дешевую выпивку — больше позволить не мог, да и не собирался пить. В помещении было полутемно, посетители, самые разные, но больше терранского происхождения, чем чужаков. Тактиля не видно. Иити передвинул мою руку так, чтобы его заостренная голова была устремлена к стене между мною и занавешенной кабинкой.

— Пришел Тактиль, — объявил он. — Через боковую скользящую панель. А его контакт уже на месте. Они разговаривают с помощью скрибо.

Я слышал гомон голосов и догадался, что они говорят о каком-то самом обычном деле, а пальцы их заняты скрибо: этот способ обмена информацией недоступен для прослушивания. Но если их мысли заняты подлинным делом, эта уловка не укроет их тайн от Иити.

— Это операция джеков, — сообщил мой спутник. — Но Тактиль отказывается. Он очень осторожен... имеет все основания... жертвы закатане...

— Значит, какая-то археологическая находка...

— Верно. И, очевидно, находка огромной ценности. Не первая такая находка, перехваченная джеками. Тактиль говорит, что риск слишком велик, но тот возражает, что соблюдены все меры предосторожности. В пределах световых лет нет ни одного корабля Патруля, все будет легко. Виверн не соглашается, говорит, чтобы поискали кого-нибудь другого. Сейчас он уходит.

Я поднял стакан, но не отпил из него.

— Где и когда набег?

— Координаты места — о них он думал, когда разговаривал. А вот когда — не знаю.

— Никаких конкретных доказательств для Патруля, — мрачно заметил я и пролил часть содержимого стакана на пол.

— Нет, — согласился со мной Ииити. — Но у нас есть координаты, и мы можем предупредить намеченные жертвы...

— Слишком рискованно. Возможно, на них уже напали, и что тогда? Нас сразу заподозрят в участии в набеге.

— Они закатане, — напомнил мне Иити. — Истину от них не скрыть, они ведь все телепаты.

— Но ты ведь не знаешь когда... может быть, как раз сейчас!

— Не думаю. С Тактилем у них ничего не вышло. Они могут поискать другого покупателе или попытаться переубедить Тактиля. Ты принял игру на Сорорисе. Может, это еще одна игра, которая принесет тебе гораздо больший выигрыш. Выручи закатан, и можешь забыть о своем черном списке.

Я встал и вышел на шумную улицу, направляясь в порт. Вопреки моим намерениям, кажется, Иити по-прежнему определяет мое будущее, причем логика и разум на его стороне. Оставаясь в черном списке, я не могу быть торговцем. Но, предположим, я сумею предупредить закатан о нападении джеков. Это не просто значит, что я приобрету очень влиятельных покровителей. Закатане имеют дело с древностями, и возможно, то сокровище, которым незнакомец пытался прельстить Тактиля, и есть предвечные камни!

— Вот именно. — В мысли Иити чувствовалось самодовольство. — А теперь советую побыстрее убираться с этой гостеприимной планеты.

Я пошел к кораблю, гадая, как воспримет Ризк последние события. Пытаться предотвратить набег джеков — это не совсем соответствует его представление о спокойной жизни. Обычно это означает быструю смерть. Но если в деле участвуют закатане, есть небольшая надежда на то, что счастье улыбнется нам.

Глава 9

Под нами шар планеты казался сиренеанским янтарем; это не терранский янтарь цвета меда или масла; преобладает цвет охры с зеленоватыми пятнами. Зеленые пятна означают моря. Крупных массивов суши нет, скорее много цепей островов и архипелагов, причем только на двух островах есть место для посадки.

Ризк пришел в возбуждение. Когда мы вернулись из «Пурпурной звезды» и сообщили ему координаты, он возражал, говорил, что они не соответствуют ни одной известной звезде. Но думаю, теперь в нем ожили инстинкты вольного торговца: ведь мы оказались среди звезд, не нанесенных на карты.

Мы осторожно облетели планету, но не увидели ни одного города и вообще никаких признаков того, что планета обитаема. Тем не менее мы решили применить ту же тактику, что на Сорорисе: корабль останется на орбите, а мы с Иити спустимся на модифицированной спасательной шлюпке. И поскольку очевидно, что местом археологической находки могут служить самые крупные массивы суши, я выбрал северный остров.

Приземлились мы на рассвете. Ризк повозился со шлюпкой и добавил возможность перехода от полета на автопилоте к ручному управлению. Он терпеливо обучал меня, пока не убедился, что я справлюсь с управлением. Хотя у меня нет подготовки космического пилота, я с детства летал на флиттерах, а техника управления шлюпкой очень похожа на управление ими.

Иити, снова в собственном виде, свернулся во втором гамаке, не мешая мне управлять спуском. Когда на экране стали различимы черты местности, я понял, что цвет охры связан с деревьями, точнее, с высокими кружевными растениями с длинными ветвями и тонкими, едва в толщину двух моих кулаков, стволами. Высотой они были в двадцать-тридцать футов и сильно раскачивались на ветру. Цвет их варьировал от яркой рыже-коричневой ржавчины до светлого зеленовато-желтого с проблесками красного. Растения покрывали всю поверхность, и я не видел ни одной поляны, где можно было бы сесть. Мне нисколько не хотелось садиться на эти растения, которые могут оказаться гораздо прочнее, чем кажутся, и я перешел на ручное управление, тщетно отыскивая хоть какой-то просвет. Растительность казалась совершенно непрерывной, я и решил, что неверно выбрал остров и что придется повернуть на юг и осмотреть второй.

Но вот растения стали ниже. Показалась полоска красного песка, жестко блестевшего на солнце. Песок омывали зеленые волны моря, и такую зелень я видел только у безукоризненных терранских изумрудов.

В этом месте пляж был достаточно широк, и посредине его я увидел первый ориентир — обширное пятно запекшегося песка от тормозных ракет, место посадки корабля. Я провел шлюпку к самому краю растительности и опустил под покровом ветвей так гладко и осторожно, что мог гордиться своим мастерством. Если только это пятно оставлено не разведчиком-изыскателем, я смогу поблизости найти следы археологического лагеря. Во всяком случае я на это надеялся.

Атмосфера пригодна для дыхания без шлема. Но я прихватил с собой нечто, собранное Ризком. Владеть лазерами и шокерами нам не разрешают, но вольные торговцы за долгое время разработали собственное оружие — пружинное ружье, стреляющее иглами. И эти иглы снабжены наконечниками, сделанными из тех зоранов, что не пригодны для ювелирной обработки.

Мне приходилось пользоваться лазером и шокером, но это оружие показалось мне более смертоносным на близком расстоянии, и только мысль о том, что, возможно, придется столкнуться с отрядом джеков, убедила меня взять его с собой. Те, кто вышел в космос, дано поняли, что нельзя поддаваться основному инстинкту нашего вида — нападать на все чужое, потому что оно опасно. И, как следствие, для первых исследователей создавали мысленные блоки. Эта предосторожность продолжала действовать, пока исследователи и колонисты не выработали противодействия мгновенной враждебности. Однако бывают ситуации, когда по-прежнему необходимо оружие — чаще против Представителей своего же вида.

Шокер, с его временным воздействием на противника, оружие не запрещенное. Лазер предназначен только для военных целей и для большинства путешественников под запретом. Но как подозреваемый Патрулем я в течение года не могу получить разрешение ни на один вид оружия. Меня «помиловали» — помиловали за преступление, которое я не совершал, — об этом им было выгодно забыть. И мне не хотелось требовать разрешения, чтобы не давать еще одной зацепки для контроля надо мной.

Выйдя из шлюпки с Ииити на плече, я порадовался тому, что Ризк собрал для меня такое оружие. Планета не казалась враждебной. Солнце яркое и теплое, но не обжигающее. Ветер, играющий ветвями растений, легкий и приносит с собой ароматы, которые привели бы саларикийев в радостное возбуждение. С поверхности я видел, что вверху от стволов отделяются мелкие ветви и на них висят гирлянды ярко-алых цветов, обрамленных золотом и бронзой. Над цветами деловито жужжали насекомые.

Почва представляла собой смесь красного песка и темно-коричневых вкраплений — там, где пляж уступал место лесистым зарослям. Но я держался границы между песком и лесом, двигался по дуге, пока не оказался напротив того места, где от тормозных ракет расплавился песок.

Здесь я обнаружил то, что не было видно сверху, закрытое деревьями и растительностью, — тропу, уходящую в глубь леса. Я не разведчик, но элементарная осторожность говорила, что нельзя идти по этой тропе открыто. Однако вскоре я выяснил, что идти по лесу параллельно тропе очень трудно. Когда я задевал плечами и головой гроздья цветов, они испускали сильный аромат, который, хоть и был приятен, мешал дыханию, забивая нос. И еще непрерывный дождь мучнистой ржаво-желтой пыльцы, от которой зудела кожа. Все это заставило меня вскоре выйти на тропу.

Хотя здесь ветви были срублены при расчистке дороги, над головой они смыкались, образуя сплошную крышу тоннеля, в котором царила полутьма и прохлада. На некоторых деревьях цветов уже не было, на их месте висели стручки, сгибая ветви под своей тяжестью.

Тропа шла прямо, а на земле видны были следы роботов-перевозчиков. Но если лагерь так хорошо оборудован, почему я не смог обнаружить его с воздуха, когда шлюпка пролетала над ним? Ведь для установки палаток наверняка пришлось срубать деревья.

Неожиданно тропа пошла вниз, по обе стороны стали подниматься откосы. Здесь тропу не прорубали, только сняли поверхностный слой почвы, под которой обнаружилась поверхность дороги; растения с обеих сторон совершенно закрывали эту впадину.

Я наклонился, чтобы осмотреть дорогу. Она, несомненно, проложена с какой-то целью очень давно, и это не случайное обнажение скалы. Откосы по обеим сторонам вполне могли когда-то быть стенами, теперь покрытыми землей.

Проход продолжал углубляться и сужаться, становилось все темнее и прохладнее. Я пошел медленней, стараясь прислушиваться, хотя шум ветра в ветвях мог заглушить любые звуки.

— Иити? — Собственных пяти чувств было мало, и я обратился наконец к спутнику.

— Ничего... — Он чуть приподнял голову и медленно поворачивал ее из стороны в сторону. — Место старое, очень старое. Здесь были люди... — Тут он неожиданно замолчал, и я почувствовал, как напряглось eго'тело.

— В чем дело?

— Запах смерти — впереди смерть.

Я приготовил оружие.

— Есть опасность для нас?

— Нет, не сейчас. Но там смерть...

Разрез вел теперь в подземелье, края замкнулись вверху, и впереди была полная темнота. У меня на поясе фонарь, но он может привлечь к себе внимание, а с ним и опасность.

— Там есть кто-нибудь? — спросил я у Ииити, останавливаясь. Не хотелось углубляться в темноту.

— Ушли, — ответил Иити. — Но недавно. И... есть след жизни... очень слабый. Думаю, кто-то там еще жив... едва жив...

Ответ Ииити мало что прояснил, и я не знал, идти ли дальше.

— Опасности для нас нет, — сообщил он. — Я воспринимаю боль... нет мыслей о гневе или ожидании нашего прихода...

Я решился включить фонарь, и луч его отразился от каменной стены. Каменные блоки так плотно пригнаны друг к другу, что только тончайшая линия обозначает место их соединения, причем никаких следов кладки, только естественный блеск камня. Как будто природную поверхность отполировали или покрыли какой-то гладкой оболочкой. Камни тускло-красные, неприятно напоминающие кровь.

Постепенно проход расширялся, а потом стены по обе стороны внезапно раздвинулись, создавая впечатление, что мы стоим на пороге обширного подземного помещения. Но луч фонаря осветил и кое-что еще — обломки оборудования со следами лучей лазеров. Как будто в этом подземелье проходила битва.

И еще здесь были тела...

Слишком сладкий аромат цветов исчез, сменившись тошнотворными запахами горелой плоти и крови. И мне захотелось выбежать на чистый воздух.

И тут я услышал — не стон, а скорее свистящую жалобу, мольбу, и не ответить на этот призыв я не мог. Обойдя обломки и тела, я подошел к стене, к которой вел кровавый след. Пятна крови блестели в свете фонаря.

Это был закатанин, и он не был захвачен врасплох и сожжен лучами лазеров, как остальные обитатели лагеря. Так обойтись с теми, на кого нападает, может только самое садистское и варварское племя на какой-нибудь отсталой планете.

То, что он еще жив, свидетельствует о том, каким крепким организмом обладают представители его вида. Я очень сомневался в том, что он выживет. Но решил сделать все для этого.

Я набрался решительности, чтобы осмотреть лагерь и найти медикаменты. Но даже они были разбиты и разбросаны. Вся картина разрушений свидетельствовала либо об отчаянных поисках чего-то ценного, либо об извращенном стремлении к разрушениям.

Всякий, кто совершает полеты через космос, должен уметь оказать первую помощь. Я применил свои умения к раненому закатанину, хотя точно не знал, как лечить раны чужаков. Но все же постарался сделать так, чтобы ему было удобней, прежде чем продолжить осмотр помещения. Чтобы переправить раненого на шлюпку, нужно какое-нибудь транспортное средство, а здесь я видел следы роботов-погрузчиков. В обломках к таких машин не видел. Возможно, они стоят где-нибудь в темноте.

Наконец я нашел одного такого робота. Он стоял в дальнем конце, уткнувшись носом в стену, как будто пытался двигаться, пока его не остановила преграда. Но рядом было кое-что еще — темное отверстие: камни были вынуты из стены и аккуратно сложены поблизости.

Любопытство подталкивало меня, я протиснулся в отверстие и включил фонарь. Сомнений в цели этого углубления не было. Могила. У противоположной стены выступали очертания каменного саркофага! Саркофаг не лежал, а стоял, так что погребенный располагался вертикально.

Были и полки, но все пустые. И я представлял себе, что могло стоять на этих полках. Добычу перенесли в лагерь, разграбленный джеками. Я опоздал. Возможно, тот, кто договаривался с Тактилем, не знал, что набег уже начался, или предпочел не говорить об этом.

Я вернулся к перевозчику. Несмотря на то, что он с силой ударился о стену, он все еще действовал и, когда я включил его на малой скорости, с протестами и скрипом пополз к закатанину. Поскольку чужак выше и тяжелей меня, было трудно погрузить его вялое тело на машину. К счастью, он все еще был без сознания, и я решил, что один из бальзамов, которым я его смазал по предложению Иити, подействовал как болеутоляющее.

Не было смысла рыться в обломках. Совершенно очевидно, грабители нашли то, за чем пришли. А вот бесцельного разрушения я не понимал — разве что джеки совсем не похожи на хладнокровных, расчетливых и эффективных членов Гильдии.

— Сможешь управлять погрузчиком? — спросил я у Ииити. Машина управляется несколькими кнопками, с чем, как мне казалось, могут справиться его руки-лапы. А если он поведет машину, я смогу действовать как охранник. Хотя я считал, что джеки уже улетели, предосторожность лишней не будет.

— Очень легко. — Он поместился у приборов управления и привел машину в движение, хотя она продолжала шумно жаловаться.

Мы добрались до шлюпки, не заметив никаких признаков того, что грабители задержались или что выжил еще кто-то из группы археологов. Тяжело было укладывать закатанина в гамак. Но наконец я с этим справился и включил систему автоматического возврата на «Идущий по ветру».

С помощью Ризка я перенес раненого в одну из нижних кают. Пилот внимательно рассмотрел мои импровизированные попытки лечения и кивнул.

— Лучшее, что мы можем сделать. Эти парни крепкие. Они выживают при таких повреждениях, которые нас погубили бы. Что случилось там внизу?

Я описал нашу находку — раскрытую могилу, уничтоженный лагерь.

— Должно быть, они сделали настоящее открытие. Вот что стоит больше целого года твоих поисков камней, даже самых ценных! Наверно, вещи предтеч, — оживленно сказал Ризк.

Закатане — историки галактики. Обладая исключительно долгой жизнью, по нашим планетарным представлениям, они склонны к ведению исторических записей, к поискам источников легенд и археологических подтверждений этих легенд. Они знают о нескольких звездных империях, которые возникли и погибли до того, как они сами вышли в космос. Но были и другие, о которых даже закатане знают очень мало, ибо вековая пыль погребла все, кроме самых слабых следов.

Когда мы, терранцы, впервые вышли на звездные пути, мы были очень молоды по сравнению с большинством рас. Мы находили развалины и впавшие в упадок и близкие к исчезновению расы, находили следы тех, кто были нашими предшественниками, достигли высот, но потом рухнули или медленно деградировали. Наши исследователи назвали этих предшественников предтечами. Но предтеч было много — не просто одна раса или империя, и у этих предтеч были свои предтечи, уходящие в такие далекие времена, что у человека при одной мысли о них голова начинала кружиться.

Но артефакты предтеч — это такие находки, которые способны сделать человека очень богатым. Отец показывал мне несколько предметов: браслет из темного металла, предназначенный для нечеловеческой руки, другие небольшие вещицы. Он очень ценил их, размышлял о них, пока его интерес не сосредоточился на предвечном камне. Предвечный камень... И я видел руины, где обнаружилось несколько таких камней. А были ли они в могиле, исследованной закатанами? Или это только еще одно ответвление безграничной истории, не имеющее никакого отношения к тем предтечам, которые использовали камни как источник фантастической энергии?

— Все равно все теперь у джеков, — заметил я. Мы спасли закатанина, который вполне может умереть, прежде чем мы достигнем какого-нибудь пункта галактической цивилизации, и это все наши результаты,

— Мы ненамного разминулись с ними, — сказал Ризк. — Только что с южного острова взлетел корабль — наш радар зафиксировал его, когда он пробивал атмосферу.

Значит, они сели там и использовали флиттер для нападения на лагерь. А это значит, что они произвели тщательную разведку или заранее знали расположение лагеря.

— Ты их поймал — но они ведь тоже могли поймать наш радар?

— Да, если смотрели. Может, решили, что мы привели подкрепление экспедиции, потому и стартовали так быстро. В любом случае то, за чем они охотились, у них, и они сюда не вернутся.

Конечно, теперь им прежде всего нужно спрятать в безопасном месте добычу. Закатане, вооруженные телепатическими способностями, опасные противники, и я решил, что джеки, спланировавшие этот набег, имели в виду подходящее убежище, и не очень далеко, иначе они не предприняли бы такую попытку.

— Поневоле подумаешь о Путеводной, — заметил Ризк. — Самое подходящее место для таких ребят.

Годом ранее я подумал бы, что он ссылается на легенду, одно из многих сказаний глубокого космоса. Но мой собственный опыт, когда Ииити рассказал мне, что вольные торговцы, которые забрали меня с Танфа, по-видимости спасая мне жизнь после смерти Вондара, намеревались доставить меня на Путеводную, — мой опыт придавал правдивость этой легенде. Экипаж вольных торговцев верил в существование порта, куда собирался меня передать.

Однако небрежное упоминание Ризка неожиданно пробудило мои подозрения. У меня было едва не закончившееся бедой столкновение с экипажем вольных торговцев, действующих под покровительством Гильдии. Неужели я принял на борт пилота, знающего о существовании тайной базы преступников? А что если Ризка... мне подсунули?

От сомнений и подозрений меня избавил Ииити:

— Нет. Он не то, чего ты опасаешься. Он знает о Путеводной только по рассказам.

— Значит, он, — я показал на лежавшего без сознания закатанина, — может теперь забыть про свою находку?

Попытка восстановить наше положение не удается, если закатанин не проживет достаточно долго, чтобы доставить его в какой-нибудь порт. Тогда в нашу пользу сработала бы благодарность его Дома. Я мог бы рассчитывать на хладнокровную помощь иному разумному существу. Однако мои нынешние тревоги так занимали меня, что об остальном я думал только краем сознания, хотя, конечно, не бросил бы ни одно живое существо в разграбленном лагере.

Я попросил Ризка найти координаты ближайшего порта. Но хотя пилот пытался отыскать в компьютере хоть какие-то указания на наше местонахождение, он в конце концов мог предложить только возвращение на Лайлстейн. Мы в таком районе, который ему совершенно неизвестен, и в таком положении никто, кроме изыскателя-перворазведчика, не решится на гиперпрыжок.

Но мы не пришли ни к какому решению, потому что в спор вмешался Иити и сообщил, что наш пассажир пришел в себя.

— Пусть решает он, — сказал я. — Закатане должны были знать координаты этого места, чтобы сюда добраться. А если он их помнит, мы сможем вернуться на его базу. Все равно это лучше...

Однако я совсем не был уверен, что тяжелораненый чужак сможет стать нашим проводником. Но возвращение на Лайлстейн может обречь меня на новые, еще более серьезные неприятности. Если он умрет и мы предъявим только его тело, кто поверит нашим рассказам о разграбленном джеками лагере? Нас самих могут обвинить в нападении на него. Чем дольше я думал, тем тревожней становились мои мысли. Кажется, с того времени, как я извлек из тайника предвечный камень, ничего не шло нормально: каждый шаг, который я делал, всегда надеясь на лучшее, лишь глубже втягивал меня в беды.

Иити взлетел по лестнице гораздо проворней нас. И мы обнаружили его сидящим в головах импровизированной постели раненого чужака. Закатанин слегка повернул забинтованную голову и смотрел на мутанта одним здоровым глазом. Было ясно, что они общаются телепатически. Но этот диапазон мысленного общения был мне недоступен, и когда я попытался прислушаться, создавалось ощущение, словно слышишь приглушенные голоса в дальнем углу комнаты, низкие звуки, не имеющие никакого смысла.

Когда я остановился за Иити, закатанин посмотрел вверх, и его взгляд встретился с моим.

— Зилврич благодарит тебя, Мердок Джерн, — В его мысли слышалось серьезное достоинство. — Это малыш сказал мне, что ты способен слышать мысли. Как ты сумел прийти до того, как во мне погасли последние искры жизни?

Я ответил вслух, чтобы мог понять и Ризк, как можно короче рассказал о том, как мы услышали о заговоре джеков и прилетели на янтарную планету.

— Мне повезло, что вы это сделали, но для моих товарищей плохо, что не прилетели быстрей. — Теперь он тоже говорил на основном. — Ты прав: это был набег ради сокровищ, которые мы обнаружили в могиле. Очень богатая находка и свидетельство о цивилизации, о которой ранее не было известно. Поэтому находка гораздо ценнее стоимости предметов — она заключает в себе знания! — Последнее слово он так подчеркнул, словно говорил о бесценном камне. — Они продадут находки коллекционерам, которые будут хранить их в тайне, лишь для собственного удовольствия. И знание будет утрачено!

— Ты знаешь, куда они забрали добычу? — спросил Иити.

— На Путеводную. Кажется, это все-таки не легенда. Там у них есть тот, кто уже дважды покупал их добычу. Мы пытались установить, кто выдал нас этим насекомым, но так и не смогли. Куда вы меня отвезете? — Своим неожиданным вопросом он сменил тему.

— У нас нет никаких координат для полетов отсюда, кроме возвращения на Лайлстейн. Мы отвезем тебя туда.

— Нет! — Ответ прозвучал резко. — Это приведет к напрасной трате времени. Я ранен физически, это верно, но организм излечивается, если ему помогает воля. Я не могу потерять их след...

— Они ушли в гипер. Мы не можем выследить их. — Ризк покачал головой. — А расположение Путеводной — величайшая тайна галактики.

— Мозг можно заблокировать, если опасаешься выдачи тайны. Но блокированный мозг блокирован и для полезного использования, — возразил Зилврич. — Среди поедателей навоза был один, который вернулся, чтобы проверить, не осталось ли что ценное. В его сознании было то, что нам нужно, — дорога на Путеводную.

— О нет! — Я прочел достаточно за его мыслью, чтобы возразить. — Может, флот смог бы пробиться туда. Мы не можем.

— Нам не нужно пробиваться, — поправил Зилврич. — А время в пути мы потратим на подготовку планов.

Я встал.

— Назови координаты своей базовой планеты. Мы высадим тебя там, и ты .сможешь связаться с Патрулем. Это его операция.

— Это вовсе не операция Патруля, — возразил он. — Как обычно во флоте, Патруль разнесет на клочья всех, кто будет оказывать сопротивление. И много ли тогда останется от сокровища? Один человек, два, три, четыре... — он не двигал головой, но словно по очереди показывал на нас, — могут сделать больше, чем целая армия. Я дам вам только эти координаты.

Я уже открыл рот, чтобы окончательно отказаться, когда в сознании прозвучал приказ Ииити:

— Соглашайся! Для этого есть основательная причина.

И несмотря на свое нежелание, несмотря на понимание, что основательной причины для такой глупости существовать не может, я обнаружил, что соглашаюсь.

Глава 10

План был настолько дикий, что я заподозрил закатанина в том, что он тайно влияет на наше сознание, чтобы достичь своих целей, хотя это абсолютно противоречит всему, что я слышал о представителях его вида. Но поскольку мы уже согласились на эту глупость, нам приходилось думать о планах ее осуществления. Нельзя слепо идти в неизвестность.

К моему изумлению, Ризк очень хладнокровно принял пункт нашего назначения, как будто рывок в пасть дракона — это самое обычное дело. Мы провели совещание, обменявшись всем, что знали о Путеводной. И поскольку все это было в основном легенды и космические побасенки, я мрачно заметил, что пользы от таких знаний немного.

Но Зилврич со мной не согласился.

— Мы, закатане, привыкли просеивать легенды и очень часто обнаруживали за ними богатые зерна истины. Рассказ о Путеводной существует несколько поколений твоего времени, Мердок Джерн, и два поколения нашего времени...

— Это... это предшествует дате нашего выхода в космос! прервал его Ризк. — Но...

— А почему бы и нет? — спросил закатанин. — Преступники существовали всегда. Думаешь, именно ваш вид изобрел набеги, грабежи, преступления, пиратство? Не гордись и не стыдись этого. Звездные империи возникали и исчезали, и всегда существовали те, чья воля и желания, похоть и зависть противоречили общему добру. Вполне вероятно, что Путеводная давно была укрытием подобных и была открыта преступниками из вашего вида, которые стали пользоваться им в своих целях. Ты знаешь эти координаты? — спросил он у Ризка.

Пилот покачал головой.

— Это в стороне от всех торговых путей. «Мертвый» сектор.

— А какое место может послужить лучше — сектор пространства, в котором только мертвые планеты вращаются вокруг отгоревших звезд? Место, которое все избегают, в котором ничто не притягивает жизнь, где нет торговли, нет таких планет, где живые существа могли бы передвигаться без помощи тяжелых и неуклюжих скафандров.

— Одна из этих планет может быть Путеводной? — спросил я.

— Нет. Легенда говорит совершенно четко: Путеводная расположена в космосе не возле звезды. Возможно даже, это космическая станция, запущенная много эпох назад, когда эти мертвые планеты были живыми и на них жили разумные существа, достигшие звезд. Если это так, то Путеводная гораздо старше наших записей, ибо для нас эти планеты всегда были мертвыми.

Мы даже представить себе не могли такую обширную концепцию времени. Ризк нахмурился.

— Ни одна станция не может функционировать так долго, даже на атомных двигателях...

— Не будь слишком уверен в этом, — ответил ему Зилв-рич. — У некоторых предтеч были механизмы, недоступные для нашего понимания. Вы, конечно, слышали о пещерах на Арзоре и о саргассовой планете Лимбо, где механизм созданный для войны и оставленный своими создателями, тысячи лет продолжал'притягивать корабли и разбивать их о Поверхность планеты: Вполне вероятно, что космическая станция, созданная такими чужаками, может продолжать 'действовать. Но возможно также, что ее заново населили и возвратили к жизни отчаянные люди. И такие преступники иногда становятся обладателями чего-то очень ценного, что стоит продавать дорого...

— Безопасность! — воскликнул я. Конечно, Путеводная не принадлежит Гильдии, но у Гильдии должны быть тут контакты.

— Вот именно, — согласился Иити. — Безопасность. Но если они верят в свою абсолютную безопасность, мы можем быть уверены в двух вещах. Во-первых, у них есть средства обороны, которые способны противостоять даже флоту: они ведь не могут думать, что их нора никогда не будет обнаружена. Во-вторых, будучи так давно в безопасности, они могут несколько утратить бдительность.

Но прежде чем Иити закончил, Ризк покачал головой.

— Нам лучше верить в то, что их защита абсолютно надежна. Если бы кто-нибудь посторонний когда-то попадал к ним и выбрался, мы бы об этом знали. Такая история пронеслась бы по всем космическим трассам. Нет, их защита хорошо действует.

Я призвал на помощь воображение. Определители личности, возможно, настроенные не на конкретную личность, а на состояние сознания, так что пройти может только преступник или человек по делу. Говорят, у Гильдии есть такие устройства, о которых общественности неизвестно. И Гильдия либо сдерживает их употребление, либо если и использует, то осторожно и в тайне. Да, такое устройство определения личности возможно.

— Но его можно обмануть, — послышался ответ Иити.

Ризк, который мог воспринимать мысли Иити, но не мои (что хорошо для нас обоих, как я убедился), выглядел непонимающим. Я объяснил. Тогда он спросил Иити:

— Но как его обмануть? Невозможно изменить персональное излучение.

— Никто не пытался сделать это телепатически, — ответил мутант. — Если маскировка может обмануть зрение, а осторожная манипуляция звуковыми волнами — обмануть слух, перемены в каналах мысли могут то же самое сделать с определителем личности того типа, какой представил себе Мердок.

— Верно, — согласился Зилврич. Мне пришлось признать вердикт двоих из нашего общества, которые лучше знакомы с шестым чувством, недоступным для большинства представителей моего вида.

Ризк откинулся в кресле.

— Поскольку у нас двоих нет необходимой ментальной чувствительности, мы не в счет. А ты и ты, — он кивком по очереди указал на Иити и Зилврича, — не можете действовать одни.

— К несчастью, твое утверждение справедливо, — сказал чужак. — Мои физические возможности теперь ограничены, и я буду скорее помехой, чем помощью в таком проникновении. А если мы будем ждать, пока я выздоровею... — он не смог даже пожать плечами... — тогда точно проиграем. Потому что они уже избавятся от того, что захватили. Мы были под присмотром Патруля...

Я застыл. Значит, нам действительно повезло, если мы сумели не столкнуться с кораблем Патруля. А если бы появились уже после прибытия Патруля...

— Когда от экспедиции перестал поступать сигнал, Патруль должен был насторожиться. А так как состав нашей экспедиции точно известен, мое отсутствие будет обнаружено. Но будут обнаружены и доказательства набега. Джеки должны были предвидеть это: они явно опирались на надежный источник информации. И потому постараются побыстрей избавиться от добычи.

Мне показалось, что я вижу одну ошибку в его рассуждениях.

— Но если они отвезли добычу на Путеводную и считают, что там они в полной безопасности, они могут не торопиться продавать и выжидать более высоких цен.

— Они продадут кому-то из постоянных обитателей. Ни одному кораблю джеков не хватит терпения сидеть, дожидаясь выгодной сделки. — Неожиданно в спор вмешался Ризк. — Возможно, у них там есть покровитель. Какой-нибудь босс, который хочет приобрести добычу для себя.

— Совершенно верно, — сказал Зилврич. — И мы должны попасть туда до того, как коллекция рассеется или даже, Злудда сохрани, будет превращена в металл и камни! Среди этих предметов есть... да, я скажу вам это, чтобы вы поняли, насколько важно то, что мы ищем. Среди этих предметов была звездная карта!

Даже меня, погруженного в дурные предчувствия, охватило волнение. Звездная карта — карта, которая позволит проследить древние маршруты, может, даже установить границы одной из легендарных империй. Такой находки никогда раньше не бывало. Она совершенно бесценна, но те, кто ее украл, могут не понять ее ценности.

Они не поймут, что это такое — я уцепился за эту мысль. И из нее возникла идея. Мой отец был хорошо известен Гильдии как оценщик находок, особенно старинных. Он не был настолько честолюбив, чтобы добиваться статуса босса — с этим статусом всегда связана опасность гибели от руки честолюбивого соперника, радушно смотрящего тебе в глаза. И когда его непосредственный покровитель в Гильдии был убит, отец отказался от исполнения своих обязанностей и раньше времени ушёл в отставку. Но он был широко известен и пользовался авторитетом, поэтому время от времени какой-нибудь босс приглашал его для оценки. И еще он был известен своими знаниями сокровищ предтеч.

А кто оценщик на Путеводной? Он должен быть компетентен, достоин доверия и, несомненно, обладать широкими связями в Гильдии. Предположим, на Путеводную явится, спасаясь от преследований со стороны Патруля, человек, обладающий такими качествами. Преследование со стороны Патруля — для такого человека профессиональная опасность. Он может вначале пробраться туда незаметно, но потом именно репутация привлечет к нему внимание босса, завладевшего сокровищем, и его могут попросить провести независимую оценку. Масса «если», «и», «но», однако все же какая-то логика в этом есть. Единственный недостаток подобных рассуждения в том, что этот человек мертв.

Я так глубоко погрузился в свои мысли, что только краем сознания отметил: Ризк начал что-то говорить, но Иити жестом остановил его. Все смотрели на меня, и те двое, что могли следить за моими мыслями, были явно заинтересованы. Мой отец мертв, и это очень определенно делает невозможным то, что бы он мог сделать, будь он жив. Бесполезные рассуждения, но я продолжал думать о том, какие преимущества оказались бы на стороне отца. Предположим, оценщик, обладающий отличной репутацией, высоко ценимый Гильдией, даже будучи в отставке, особенно хорошо разбирающийся в сокровищах предтеч, появится на Путеводной, но не обратится к боссу, завладевшему добычей. Логично предположить, что его попросят оценить награбленное, и тогда... Но тут мои рассуждения прервались. Я не мог понять, как вернуть сокровище... об этом можно будет думать только после разведки на Путеводной.

Нужен план! Я совсем сошел с ума, задумывая такое неосуществимое мероприятие. Хайвел Джерн мертв уже почти три планетарных года. И о его смерти — а убили его, конечно, по приказу Гкльдии — хорошо известно. Слишком широко известна была его репутация, несмотря на годы, проведенные в отставке., Он мертв!

— Такие сообщения и раньше, бывало, оказывались ошибочными. — Я уловил эту мысль раньше, чем понял, что послана они Иити.

— Но не тогда, когда казнь совершена по приказу Гильдии, — возразил я, оторванный от мыслей о плане, который мог бы стать осуществимым, если бы на моем месте был отец.

Встать на место отца — может, это мной манипулирует Иити? Нет, теперь я достаточно чувствителен к его влиянию, чтобы быть уверенным: мысль моя собственная, родилась в моей голове. Ребенком я хотел стать таким же, как Хайвел Джерн. Он так заполнил мою жизнь, что вытеснил из нее почти все остальное. Тогда я не понимал, что мое прохладное отношение к его жене, сыну и дочери объяснялось тем, что я был приемным ребенком — из тех детей, которых отправляют на усыновление в семьи на давно колонизированные планеты, чтобы уменьшить возможность генетического вырождения. Я чувствовал себя сыном Джерна и продолжал так чувствовать, даже когда старший брат после смерти отца раскрыл мне истинные обстоятельства моего рождения. Мой «брат» Фаскел тогда стал по праву наследником магазина и имущества отца.

Хайвел Джерн сделал для меня все, что мог. Я стал учеником торговца драгоценными камнями, человека с огромным опытом и изобретательностью, к тому же я получил предвечный камень и все, что мог усвоить из знаний отца. И я был совершенно убежден, что отец считал меня своим истинным сыном — если не по телу, так по духу.

Где-то должны существовать данные о моем истинном происхождении; я никогда не пытался их узнать. Но мне казалось, что любопытство и непоседливость, которые были так характерны для Хайвела Джерна, перешли ко мне. И при наличии других характеристик я вполне мог бы занять его место в Гильдии.

Итак... я хотел стать таким, как Хайвел Джерн. Возможно ли действительно стать им на какое-то время? Риск, связанный с таким обманом, огромен. Но с Иити и его способностями...

— Я все гадал, когда ты наконец придешь к этому выводу, — послышалась сухая мысль мутанта.

— В чем дело? — сердито спросил Ризк. — У тебя... — он почти обвиняюще посмотрел на меня, — у тебя есть план, как попасть на Путеводную?

Но я отвечал Иити, хотя сделал это вслух, словно отказываясь от ёго помощи в осуществлении дикого плана.

— Слишком рискованно. Джерн мертв. И они, конечно, об этом знают.

— Кто такой Джерн и какое отношение его смерть имеет к нам? — пожелал узнать Ризк.

— Хайвел Джерн был старшим оценщиком у патрона Гильдии в нашем секторе, и он мой отец, — изложил я факты. — Его убили...

— По приказу Гильдии? — спросил Ризк. — Если он мертв, какой от него нам толк? Конечно, я понимаю, что оценщик с гильдейским рангом может попасть на Путеводную, но... — Он замолчал и нахмурился. — Ты хочешь выдать себя за отца? Но они узнают. Если был контракт на его убийство, они узнают

Однако теперь я уже не так был в этом убежден. Мой отец был в отставке. Конечно, время от времени его навещали люди Гильдии. У меня были свои доказательства этого. Одного из них я узнал в капитане корабля Гильдии, который приказал допросить меня на планете, где были найдены предвечные камни. Джерна должны были убить по приказу Гильдии за то, что у него оказался камень, но сам камень не нашли. Но предположим, они решили, что отец мертв, а в нем еще теплилась жизнь, и со временем он пришел в себя? Конечно, семья совершила погребальный обряд. Но и это тоже старинная уловка, чтобы избежать мести. А на той слабо населенной планете, которую отец выбрал для своего постоянного жительства, люди Гильдии не могли проводить очень тщательную проверку: их сразу заподозрили бы.

Итак, мы имеем воскресшего Хайвела Джерна, возможно, контрабандой вывезенного с планеты... Существует радикальная медицинская техника — пластическая хирургия, способная изменить внешность человека. Нет, это не подойдет. На Путеводной должен появиться Хайвел Джерн, которого можно узнать. Я снова постарался перестать продумывать детали этого безумного плана. Логика говорила, что он безумен. Но справиться с собой не удавалось. Я должен выглядеть, как Хайвел Джерн. И моя внешность должна приводить в недоумение: кто захочет принимать на себя внешность .человека, убитого по приказу Гильдии? Такие обстоятельства могут даже обеспечить мне более быстрый доступ к боссам Путеводной. Если слухи справедливы, существует соперничество между боссами Путеводной и Гильдии. И на Путеводной могут принять беглеца, которого можно использовать, даже если этого не хочет Гильдия. В конце концов, оказавшись на станции, он станет пленником, которого легко контролировать.

Итак... Хайвел Джерн, убегающий от Гильдии и Патруля. Но и меня преследовали обе стороны, потому что я оказался обладателем предвечного камня. Предвечный камень... Мысли мои снова вернулись к нему. Я не использовал силу камня, который ношу на своем теле, не пытался увеличить мощность «Идущего по ветру», хотя мы с Иити установили, что это возможно. Я даже несколько недель не смотрел на него, просто время от времени нащупывал в своем поясе.

Достаточно одного намека на то, что я несу на себе, и я стану целью Гильдии, нарушу непрочный мир, установившийся между Патрулем (у Патруля могли возникнуть подозрения, но не было доказательств) и мною. Нет, камень я не могу использовать для проникновения на станцию джеков. Вернемся к Хайвелу Джерну. Он никогда не бывал на Путеводной. В этом я был относительно уверен. Значит, он не может быть знаком ни с какой частью станции. А с помощью Иити, который способен читать мысли, я узнаю...

Но могу ли я стать Хайвелом Джерном на время, достаточное, чтобы найти награбленное? Шрам на лице держался несколько часов, чуждая внешность, которой я воспользовался на Лайлстейне, еще меньше. А мне придется быть Хайвелом Джерном несколько дней и все время сохранять внешность, а за мной будут подсматривать.

— Я не могу, это сделать, — сказал я Иити, потому что знал, что он единственный из троих ждет моего решения. — И ты не сможешь удерживать внешность, — продолжал я, — не сможешь так долго.

— Ты говоришь верно, — согласился он.

— Значит, это невозможно.

— Я обнаружил, — непогрешимым тоном заговорил Иити; такой его тон меня особенно раздражал, он действовал на меня как удар шпоры, даже если я не хотел ему поддаваться, — обнаружил, что мало, очень мало остается невозможным, если обладаешь всеми фактами и внимательно их анализируешь. Ты хорошо справился со шрамом — удивительно хорошо для того, кто обладает способностями твоего вида. Еще лучше прошло с внешностью космонавта. И нет причин, почему бы тебе...

— Я не смогу удержать внешность на необходимое долгое время! — ответил я, решив найти ответ на свои мысли и на то легкое принуждение, которое исходило от обоих телепатов.

— Это тоже следует обдумать, — уклончиво ответил Иити. — А сейчас наш друг нуждается в отдыхе.

И я увидел, что закатанин действительно тяжело опустился на постель. Глаза его почти закрылись, и он казался очень уставшим. Вместе с Ризком мы постарались уложить его поудобнее, потом я ушел в свою каюту.

Здесь я упал на койку. Но обнаружил, что не могу отделаться от мыслей и продолжал, вопреки собственному желанию, пытаться разрешить неразрешимое. Лежал, глядя в потолок, и старался рассуждать логично. Хайвел Джерн может проникнуть на Путеводную. Я могу с помощью Иити принять внешность Хайвела Джерна. Но продолжительное удержание этой внешности связано с большим напряжением, оно может истощить наши силы. А мы должны постоянно быть настороже и ожидать опасности в сердце вражеской территории.

Если бы была возможность поддерживать иллюзию, не утомляя меня и Иити... Иити должен обладать свободой и возможностью читать мысли, это послужит для нас дополнительной защитой. Увеличить силу — как мы смогли с помощью предвечного камня увеличить мощность разведочного корабля Патруля. Предвечный камень!

Я нащупал небольшое утолщение на поясе. Сел и поставил ноги на пол каюты. Впервые за несколько недель открыл карман и достал бесцветный, непривлекательный комок — предвечный камень в состоянии сна.

Предвечный камень — энергия, дополнительная энергия для машин, для увеличения их мощности. Но пытаясь создать иллюзию, я использовал энергию другого вида. Однако это все равно энергия. Моя раса так давно связывала, энергию только с машинами, что для меня эта мысль оказалась новой. Я взял камень в руки и сжал, так что его неровные края болезненно впились в мою плоть.

Камень плюс работающие механизмы — это усиленный поток энергии. Предвечный камень смог пробудить брошенный в космосе корабль, который нашли мы с Иити, придать ему энергию. Именно эта энергия активировала мой камень и сначала привела нас к брошенному кораблю. Точно так же на безымянной планете аналогичный поток энергии привел нас к забытым руинам, где давние владельцы оставили камни.

Энергия... Идея, возникшая в моем мозгу, не более дикая, чем другие. Есть очень простой способ проверки. Не на мне, пока еще не на мне. Я опасался экспериментов, которые могут выйти из-под контроля. Я торопливо осмотрелся и увидел Иити, который свернулся в ногах моей постели и как будто спал. Мгновение я колебался — Иити? В этом есть ирония и кое-что еще... желание увидеть удивленного Иити, потерявшего обычный невозмутимый вид и контроль над ситуацией.

Я смотрел на Иити. Держал в руках камень и думал...

Холодный камень у меня в руках начал согреваться, он становился все теплей, И очертания Иити стали расплываться. Я не позволил даже легкому ощущению торжества нарушить сосредоточенность. Теперь камень был так горяч, что я едва мог его держать. А Иити... Иити исчез! На его месте теперь лежала корабельная кошка, мать Иити.

Мне пришлось выпустить камень. Боль стала слишком сильна. Иити встал гибким кошачьим движением, вытянул шею направо, налево, посмотрел на себя и потом уставился на меня, прижав уши к черепу и издавая свирепое кошачье шипение.

— Видишь! — возбужденно воскликнул я.

Но никакого мысленного ответа не получил — вообще ничего. Я не столкнулся с барьером, который иногда создавал Иити, когда хотел подумать в одиночестве. Просто Иити не было.

Я сел и посмотрел на сердитую кошку, которая с рычанием присела, словно готовясь вцепиться мне в горло. Возможно ли, что я создал не просто иллюзию? Словно Иити сейчас не Иити, а просто кошка! Неужели я так глупо потратил усиленную энергию? Я лихорадочно сжал камень в обожженной ладони и попытался отменить сделанное.

Снова камень нагрелся, но я держал его, не обращая внимания на боль. Пушистые очертания затуманились, изменились. Передо мной снова сидел Иити, его уши при изменении словно стали выше. Действительно ли это Иити?

— Дурак! — Это единственное слово, с шипением нацеленное на меня, словно луч лазера, сразу меня успокоило. Это Иити.

Он прыгнул на стол и принялся расхаживать по нему взад и вперед, хлеща хвостом и по-кошачьи изгибая спину.

— Ребенок, играющий с огнем, — шипел он.

Тут я рассмеялся. В предыдущие недели у нас было мало веселого, но то, что мне удалось успешно вернуть его из небытия, да еще удивить и превзойти на его собственном поле, заставляло меня беспомощно хохотать, пока я не прислонился без сил к стене каюты и не почувствовал боль в ладонях.

Иити перестал гневно расхаживать, сел в кошачьей позе (мне показалось, что его кошачье происхождение заметней, чем раньше) и обернул лапы хвостом, так что пушистый кончик лежал на когтях. Он плотно закрыл свое сознание, но это отношение меня не встревожило и не смутило. Я был уверен, что удивленная реакция Иити на преобразование была временной и сейчас его острый ум уже обдумывает последствия узнанного.

Я тщательно уложил камень в пояс и смазал обожженные ладони успокаивающей мазью. Мутант продолжал сидеть неподвижно, как статуя, и я не делал попыток соприкоснуться с его сознанием, ожидая первого хода от него.

То, что я сделал такое грандиозное открытие, меня возбудило. И в тот момент все казалось возможным. Предвечный камень усиливал не только энергию машин, но и умственную — энергию мысли. Став кошкой, он был вынужден молчать и наверняка оказался не в состоянии самостоятельно отказаться от образа, навязанного ему мною.

А это означает, что иллюзия, созданная с помощью камня, не имеет временных ограничений, она остается, пока ее не уничтожишь мысленно.

— Совершенно верно, — прервал мрачное молчание, а возможно, глубокую задумчивость Иити. Гнев его тоже как будто рассеялся. — Но ты поистине играл с огнем, который мог поглотить нас обоих! — Я знал, что он имел в виду не ожог на моей руке. Но все равно не собирался говорить, будто мне жаль, что эксперимент получился. Мы в нем нуждаемся. Хайвел Джерн действительно может отправиться на Путеводную, а если он прихватит с собой предвечный камень, не потребуется никакой дополнительной затраты энергии для поддержания иллюзии.

— Но брать его с собой очень опасно, — заметил Иити. И эти колебания изумили меня.

— Ты подозреваешь... — Мне показалось, я понял, что его тревожит. — Ты подозреваешь, что у них есть такой камень и с его помощью они могут обнаружить наш?

— Мы не знаем, чем руководствовалась Гильдия в поисках камней. А Путеводная — идеальное место для их сохранения. Но я согласен с тобой: у нас нет выбора. Придется рисковать.

Глава 11

— Должно быть, здесь. — Ризк вывел нас из гиперпространства в очень старой системе, где солнце превратилось в умирающего красного карлика, а вокруг него вращались почерневшие и обожженные уголья-планеты. Он показал на небольшой астероид. — Вижу, у них оборонительные щиты. И не понимаю, как вы собираетесь через них прорваться. Здесь должен существовать код для входа, и всякий корабль, не ответивший на запрос и подошедший достаточно близко... — Он щелкнул пальцами, обозначая мгновенное уничтожение.

Зилврич разглядывал изображение в небольшом экране, который мы установили в его каюте. Он прислонился спиной к импровизированному возвышению, и его воротник вокруг шеи опал. Но хотя выглядел он очень слабым, глаза его ярко горели, и мне показалось, что интерес к необычному, такой характерный для его расы, помогает ему забыть о ранах.

— Если бы только у меня было мое оборудование! — Он говорил на основном с шипящими интонациями своего вида. — Мне кажется, это не настоящий астероид.

— Возможно, это станция предтеч. Но знание этого не позволит нам пройти незаметно, — прохрипел Ризк.

— Мы не сможем отправиться все, — сказал я. — Снова сыграем в ту же игру. Мы с Иити полетим в шлюпке.

— Прорветесь сквозь экраны? — усмехнулся Ризк. — Говорю вам, наши детекторы воспринимают такое мощное излучение, словно перед нами укрепленный пункт Патруля. Вас в момент уничтожат лазерами, словно раздавят мелкое насекомое.

— А если мы присоединимся к кораблю, знающему код доступа, — предположил я. — Шлюпка мала и заметно не увеличит массу корабля...

— А где вы возьмете такой корабль? — спросил Ризк. — Мы можем висеть здесь много дней...

— Думаю, нет, — вмешался Иити. — Если это действительно Путеводная, здесь должно быть оживленное движение, так что долго ждать не придется. Ты пилот. Скажи нам, что можно сделать... Можно ли таким образом провести за кораблем шлюпку?

Меня втайне удивило, что есть такие вещи, которых Иити не знает. Ризк нахмурился, как всегда, когда приходилось о чем-то задуматься.

— Я могу соединить искажатель со слабым фиксирующим лучом. И когда соединитесь с другим кораблем, отключите двигатели. К счастью для нас, что эти оборонительные устройства рассчитаны только на большие корабли. Они ждут прорыва всего флота, а не операции с одним человеком. Или могут все же вас засечь и пропустить. И тогда вас примет комитет по встрече, а это, вероятно, хуже, чем просто сгореть от луча лазера.

Он явно старался изобразить наше будущее как можно мрачней. А у меня против Неприятных возможностей, которые ждут впереди, только то, что я узнал о предвечном камне. Однако успешно проведенный эксперимент позволил мне если и дрогнуть, то лишь чуть-чуть.

В конце концов Ризк с изобретательностью вольного торговца занялся шлюпкой, оборудуя ее защитными мерами, какие только мог придумать. Мы не можем участвовать в бою, но зато теперь обладаем искажателями, которые помогут нам незаметно приблизиться к пятну — согласно утверждениям нашего радара, это и есть Путеводная — и проникнуть через его мощную оборону.

А пока что «Идущий по ветру» опустился на спутник одной из мертвых планет — растрескавшийся каменный шар, такой черный и мрачный, что давал хорошее убежище. Координаты этого временного убежища были введены в компьютер шлюпки, чтобы она доставила нас обратно, когда мы покинем станцию, — хотя Ризк был уверен, что мы не вернемся, и откровенно сказал об этом, потребовав, чтобы я сделал в корабельном журнале запись, освобождающую его от контракта и ответственности после обусловленного срока ожидания. Я так и сделал, а свидетелем послужил Зилврич.

Все эхо вовсе не способствовало тому, чтобы с большой надеждой на успех отправляться в новое приключение. Я только в качестве талисмана против всего того, что может случиться а список нежелательных происшествий был слишком обширен, — прижимал предвечный камень.

Когда мы готовились к отправке, Иити твердо заявил:

— Я сам выберу себе форму! — Он сказал это так, что я не решился возражать.

Мы были в моей каюте, потому что я не хотел делиться тайной камня ни с Ризком, ни с закатанином — хотя не мог бы сказать, что они подумают о нашей маскировке.

Но требование Иити справедливо. Я взял тусклый, внешне безжизненный камень и положил его на стол между нами. Об изменении своей внешности я уже подумал. Но на случай, если понадобится вспомнить подробности, я достал трехмерное изображение отца. Он никогда добровольно не соглашался на такую съемку, но этот снимок принадлежал моей приемной матери и оказался единственной вещью, кроме предвечного камня, которую я забрал, когда смерть отца закрыла передо мной двери дома. Не могу сказать, почему сделал это, — может, где-то в глубине во мне все-таки таится подлинная сверхчувственная способность — способность к предвидению. На снимок я не смотрел с того момента, как улетел с планеты. И теперь, разглядывая его, радовался, что он у меня есть. Лицо, которое я помнил, слегка затуманилось от времени, и я обнаружил, что хранящееся в моей памяти несколько отличается от точного изображения.

Опасаясь обжечься, как когда использовал камень с Иити, я прикасался к нему осторожно, сосредоточив внимание на изображении, сконцентрировавшись на лице. Я лишь смутно осознавал присутствие Иити, свернувшегося на столе; его когтистая лапа вместе с моей рукой прикасалась к камню.

Изменилась ли моя внешность, я не знал. Никакой перемены не чувствовалось. Но спустя какое-то время я взглянул в зеркало и действительно увидел там незнакомое лицо. Это было лицо моего отца, но моложе, чем в моих последних воспоминаниях о нем. Но ведь я пользовался снимком, сделанным за годы до того, как сам его узнал: он тогда только что женился на моей приемной матери.

Всякий, кто когда-нибудь его знал, не мог ни с чем спутать эти резкие, почти изможденные черты лица. Я надеялся, что в остальном мне поможет Ииити, снабдит меня воспоминаниями, необходимыми для того, чтобы выдать себя за человека, которого в Гильдии считают своим.

Ииити — а что он выбрал для маскировки? Я ожидал чего-то вроде пукхи или змеи, которую он изображал на Лайл-стейне. Но такого не предвидел. На столе сидело, скрестив ноги, не животное, а гуманоидное существо ростом с ребенка пяти-шести лет.

Кожа у существа не гладкая, но поросшая короткой ровной шерстью, очень похожей на шерсть пукхи. На макушке шерсть длинней и напоминает заостренный гребень. Только ладони рук лишены растительности, и сами руки чернильно-черные по цвету, хотя кожа на обнаженных участках красная. Красные и глаза, большие и слегка выпяченные, с вертикальными зрачками. По носу тоже проходит небольшой гребень из шерсти, а сам нос придает всей фигуре значительность. Рот еле заметен, губы узкие и такие же черные, как окружающая их шерсть.

Таких существ я никогда не видел и даже не слышал о них, и меня заинтересовало и встревожило то, что Иити выбрал для себя именно такую внешность. Космические путешественники часто заводят таких любимцев, и часто встречаешь множество странных тварей, сопровождающих хозяев. Но это существо, как бы необычно оно ни выглядело, было не домашнее животное. У него аура разумного существа, такого, которое можно назвать «человеком».

— Именно так, — подтвердил в своей обычной манере Иити. — Но я думаю, ты обнаружишь в этой крепости множество форм жизни. К тому же это тело обладает возможностями, которые нам в будущем пригодятся.

— Чью форму ты принял? — с любопытством спросил я.

— У тебя нет подходящего слова, — ответил Иити. — Эта форма жизни, думаю, давно исчезла из космоса.

Он провел красными ладонями по пушистым бокам и с отсутствующим видом почесал чуть выступающий живот.

— Ты ведь сам говоришь, что вы вышли на звездные пути поздно. Это тело хорошо подходит для моих нынешних потребностей.

Я надеялся, что Иити прав, поскольку спорить с ним бесполезно. Но тут я увидел кое-что еще. Вторая рука, не занятая почесыванием, остановилась в подозрительной близости от моего предвечного камня. Впрочем, если Иити собирался выхватить у меня камень, я не понимал, где он может его спрятать: никакой одежды на нем нет. Тем не менее я схватил камень и побыстрее спрятал его в карман пояса. Иити, которого это нисколько не смутило, опустил руку на колени.

Мы попрощались с Ризком и закатанином. Я обратил внимание на то, что Зияврич смотрел на Иити очень внимательно, почти изумленно и возбужденно: он как будто узнал в этом теле, покрытом черной шерстью, что-то знакомое.

Ризк осмотрел нас.

— Сколько это продержится? — Он явно считал изменение нашей внешности результатом пластооперации. Не могу понять, как он мог в это поверить: ведь с нами не было необходимого для таких операций сложного оборудования.

— Сколько потребуется, — заверил я его, и мы поднялись на борт сильно модифицированной шлюпки.

Нас выбросило из корабля, и мы полетели в общем направлении станции. Но улучшения, созданные Ризком, позволяли нам повиснуть в космосе в ожидании проводника. И Иити в своем новом облике сел за приборы управления.

На самом деле вопрос в том, долго ли нам придется ждать. Ждать в любой форме всегда тяжелей, чем действовать. Мы проводили медленно тянущееся время в молчании. Я старался во всех подробностях припомнить рассказы отца о днях, проведенных им с Гильдией. О чем думал Иити, я даже угадать не пытался. Меня гораздо больше занимало то, что отец, оказывается, почти ничего не рассказывал о своих делах с Гильдией, так что меня впереди может ждать столько же ловушек, сколько кратеров усеивает поверхность этих мертвых планет, и если через эти ловушки переброшены мосты, то в волос толщиной.

Но вот наше молчание нарушили звуки от приборного щита, и я понял, что радар поймал движущийся объект. На небольшом экране мы увидели корабль, целенаправленно идущий к станции. Ииити оглянулся через плечо, и мне показалось, что он ждет от меня приказов. Мутант не привык ждать разрешений или выражения согласия, когда план принят. Я кивнул, и пальцы его забегали, внося необходимые поправки: мы должны оказаться за кораблем, чуть ниже его, где можно использовать фиксирующий луч, не будучи обнаруженными. Во всяком случае, мы на это надеялись.

Размер корабля был как раз подходящим. Я ожидал чего-нибудь типа разведчика и уж во всяком случае чего-то не больше того, на каких летают вольные торговцы. Но это был большой грузовой корабль, конечно, не самого большого класса, но все же достаточно велик.

Мы прикрепились к нему с помощью луча притяжения, оказавшись под кораблем: теперь он нависал над нами, и внешний наблюдатель мог бы увидеть накрывшую нас тень. И напряженно ждали признаков того, что на корабле нас обнаружили. Но время шло, и мы вздохнули свободней.

Теперь у нас на экране не корабль, а то, что ждет впереди. Для большей безопасности Ииити включил искажающее поле, и сквозь него трудно было разглядеть удивительный порт, к которому мы приближались.

То, что составляло его сердцевину: астероид, спутник, древняя космическая станция — теперь разглядеть было невозможно. Мы увидели массу кораблей, давно брошенных, о чем свидетельствовали разбитые борта и общий вид. Корабли были соединены в одну сплошную массу в форме неправильного овоида, и только в одном месте, Прямо перед нами, в этом овоиде виднелось темное отверстие, куда направлялся корабль, к которому мы прицепились.

— Разграбленные корабли... — высказал я догадку. Теперь я готов был верить любым рассказам о Путеводной. Джеки стаскивали сюда свои жертвы, чтобы создать укрытие, хотя зачем они это делали и какая работа для этого понадобилась, я даже представить себе не мог. Но тут я увидел — и почувствовал — слабую вибрацию защитного поля. Шлюпка вздрогнула, но не разорвала связь с кораблем. И мы беспрепятственно проникли в отверстие.

Когда вокруг сомкнулись стены из разбитых кораблей, я увидел новую опасность: мы можем поцарапаться или зацепиться, потому что отверстие, в которое мы погружались, все более сужалось.

К тому же, при более близком осмотре оказалось, что корабли соединены не так уж тесно. Очевидно, они предназначались как защитная оболочка того, что находится в центре. Отдельные куски были сварены, соединены балками и мостиками, так что один корпус состыковывался с другим. Но соединение было свободным, и между кораблями имелось много свободного пространства, достаточного, чтобы там поместилась шлюпка.

Видя эти промежутки и решив, что в более узком проходе, там, где сможет пройти только грузовой корабль, нас поджидает беда, я подумал, что пора менять тактику.

— Введем шлюпку сюда, — я не предлагал, а приказывал, — затем наденем скафандры и выйдем из нее.

— Вероятно, так лучше, — согласился Иити. Однако тут я вспомнил, что я-то смогу надеть скафандр, а вот для маленького тела Иити скафандра нет.

— Мешок на случай катастрофы, — напомнил Иити, в то время как пальцы его забегали, освобождая нас от корабля.

Похожий на мешок кокон предназначен для эвакуации серьезно раненых космонавтов с помощью шлюпки, если шлюпка приземлилась на планете с непригодной для дыхания атмосферой, а покинуть корабль все равно нужно. Я отвязался и открыл шкаф, в котором находился скафандр. В ногах лежал сложенный мешок. В нем Иити будет беспомощен и полностью зависим от меня, но я надеялся, что долго это не продлится.

Иити работал у контрольного щита, поворачивая шлюпку налево, в одно из отверстий в стене из обломков. Инерция от движения корабля позволила нам продвигаться, а две балки по сторонам избранного нами отверстия удерживали стены. Мы протиснулись с небольшим толчком, потом последовал другой, когда шлюпка носом уперлась в препятствие. Можно было только надеяться, что щель полностью нас поглотила и из нее не торчит хвост шлюпки, выдавая наше присутствие.

Я как можно быстрей забрался в скафандр, чтобы побыстрее проверить, так ли это, хотя что бы мы стали делать, если бы шлюпка все же выдавалась из убежища, не могу сказать. Потом вытащил мешок, и Иити влез в него, а я закрыл множество запоров и замков и надул мешок, чтобы убедиться, что он не пропускает воздух. Поскольку он рассчитан на человека, у Иити оказалось достаточно пространства; он, по существу, плавал в небольшом пространстве, так как тяготения здесь не было и мы находились в состоянии свободного падения.

Открыв люк, я очень осторожно выбрался: боялся, что какой-нибудь острый обломок проткнет скафандр или мешок Иити. Но места для продвижения вдоль корпуса шлюпки оказалось достаточно, и я двигался почти на ощупь, не решаясь включать фонарь.

Пока нам везло. Хвост шлюпки целиком ушел в дыру. Мне даже пришлось хвататься за обломки, чтобы продвигаться самому и тащить за собой мешок с Иити, выбираясь наружу, в главный проход.

Здесь было немного светлей, достаточно, чтобы видеть торчащие по сторонам опоры, хотя источник света мне был непонятен, Я старался двигаться быстрей, потому что меня преследовала мысль о другом корабле, который может заходить или выходить; и тогда меня прижмет к обломкам.

Полоса мертвых кораблей неожиданно кончилась, открылось свободное пространство, в котором видны были другие корабли — я мог видеть три из них. Один — тот самый грузовой, который привел нас сюда, второй — один из остроносых смертоносных рейдеров, которые использует Гильдия, а третий — явно яхта. Они были на причале у сердцевины всего этого, которую можно было назвать самой поразительной планетой во вселенной. И это была станция, овальная, как и защитная оболочка из кораблей, и с посадочными площадками по обе стороны. Поверхность станции непрозрачная, но блестящая, покрыта углублениями и выбоинами; ее явно не раз подновляли, используя не тот материал, из которого она первоначально создавалась.

На грузовом корабле открылся люк, из него показался тяжело нагруженный робот-перевозчик. Я держался за последнюю опору, наблюдая, как робот садится на посадочную площадку. Там он сбросил ношу в открывшийся на площадке люк, а сам полетел назад, за новым грузом. Не видно было никаких наблюдателей в скафандрах, только роботы. И мне показалось, что это возможность незаметно пронцкнуть на станцию, как мы использовали роботов, когда уходили из караван-сарая.

Но возможности попробовать у меня не оказалось. Из ниоткуда возник луч, который с силой прижал меня к обломкам, словно скафандр навсегда соединился с ними.

Вырваться было невозможно. И мне не позволили очень долго висеть так: из люка яхты вылетели воздушные минисани. Меня обвязали и потащили за санями, но не к кораблю, из которого вылетели, а на посадочную площадку, на которую садился робот. Здесь пленившие меня слезли со своего узкого судна и потащили нас через люк внутрь станции, где небольшое тяготение позволило мне встать ногами на пол.

Очевидно, те, кто взял меня в плен, гуманоиды, возможно, даже терранского происхождения. Они сняли шлемы и один то же самое сделал со мной, впустив пригодный для дыхания воздух со слабым запахом восстановленного кислорода. Оставив руки связанными, они освободили мне ноги, чтобы я мог идти, и лазером подкрепили свой приказ. Один из них взял у меня мешок и потащил Иити, время от времени поворачиваясь, чтобы внимательно посмотреть на мутанта.

И вот мы в качестве пленников оказались на легендарной Путеводной, и место это было поистине поразительно. Большое открытое пространство, которое заполняет рассеянный зеленоватый свет, отчего все лица кажутся неприятными и нездоровыми. Какими-то неведомыми средствами здесь создавалось небольшое тяготение, поэтому у балконов и коридоров, выходящих в центр, были верх и низ. Я видел что-то похожее на лаборатории. Мы миновали много закрытых дверей. Населения примерно как в поселке на обычной планете, хотя, как я догадывался, те, для кого эта станция дом, часто выходят в космос, и число постоянных обитателей ограничено.

Меня привели к одному из таких постоянных обитателей. Это был орбслеон, и его громоздкое тело было погружено в кресло-бассейн с розоватой жидкостью, необходимой ему для постоянного питания. В эту жидкость он был погружен по сморщенные плечи, а верхние щупальца плавали сразу под поверхностью. Голова очень широкая снизу и сужается кверху. А на самой вершине по сторонам два широко расставленных глаза. В его внешности все еще можно было разглядеть происхождение от древних головоногих. Но в чуждом теле скрывается очень острый и проницательный разум. Босс на Путеводной — это босс, независимо от формы его тела.

Щупальцем орбслеон привел в действие переводчик на основной: его родная речь — это жесты щупальцами.

— Кто ты?

— Меня зовут Хайвел Джерн, — ответил я так же кратко, как он спросил.

Непонятно, говорит ли ему что-нибудь это имя. А Иити ничем мне не помог. Впервые я усомнился в том, что мутант поможет мне в обмане. Возможно, он окажется не в состоянии проникнуть в мыслительные процессы чужака. Тогда я в опасности. Неужели сейчас как раз такой случай?

— Как ты пришел? — Щупальце поиграло, задавая вопрос.

— На одноместном корабле. Я столкнулся с луной, улетел на шлюпке... — Мое объяснение было подготовлено заранее. Я лишь надеялся, что оно звучит правдоподобно.

— Как прошел? — Конечно, невозможно понять выражение лица чужака.

— Я увидел приближающийся грузовой корабль и пристроился под ним. Шлюпку оставил на полпути. Надел скафандр и пришел...

— Зачем?

— Меня преследуют. Я был экспертом-оценщиком патрона Истамфы. Хотел выкупиться и жить в мире. Но меня стал искать Патруль. По закону взять меня не смогли и послали за мной человека на контракте. Он считает, что убил меня. С теХ пор я скрываюсь. — Такое неправдоподобное объяснение сойдет, только если во мне узнают Хайвела Джерна. Я все сильней и сильней осознавал глупость своего плана.

Неожиданно ко мне мысленно обратился Ииити.

Послали за тем, кто знал Джерна. И они не нашли записи «мертв», когда ты сообщил свое имя.

— Что тебе здесь нужно? — продолжался допрос.

— Я оценщик. Возможно, здесь понадобятся мои услуга. К тому же... это единственное место, где до меня не доберется Патруль. — Я пытался делать свое объяснение правдоподобным.

Медленным и равномерным шагом, какого требует низкая гравитация, вошел человек. Насколько я мог судить, раньше я его никогда не видел. Это был мутант терранского происхождения, с бесцветными белыми волосами и выпуклыми глазами в больших очках — глазами фальтарианина. Из-за этих очков было невозможно прочесть выражение его лица. Но Иити был наготове.

— Он не знал твоего отца близко, но несколько раз видел его в помещениях босса Истамфы. Однажды принес ему вещь предтеч, табличку с иридиевым узором и камнем бес. Отец назвал цену в триста кредитов, но он не захотел продавать.

— Я тебя знаю, — быстро заговорил я, как только прослушал сообщение Иити. — Ты принес вещь предтеч — иридий с камнем бес.

— Это верно. — Он говорил на основном с легким акцентом. — Я продал ее тебе.

— Нет! Я предложил триста, но ты решил, что сможешь продать дороже. Удалось продать?

Он мне не ответил. Голова с выпуклыми очками повернулась к орбслеону.

— Он похож на Хайвела Джерна и знает то, что знал Джерн.

— Но что-то... тебе не понравилось? — поиграло щупальце прибором.

— Он моложе...

Я снисходительно улыбнулся.

— У скрывающегося нет времени на пластапроцедуры, но я постоянно принимал восстановительные таблетки.

Фальтарианин ответил не сразу. Хотел бы я видеть его лицо без маскирующих очков. Но наконец почти неохотно он сказал:

— Это возможно.

Все это время орбслеон не отрывал от меня взгляда. Его глаза ни разу не мигнули; может, они вообще на это не способны. Он снова поиграл клавишами переводчика.

— Мы можем использовать оценщика. Оставайся.

И с этими словами меня, не знающего своего истинного статуса — пленник я или наемный работник — провели в небольшое помещение на нижнем уровне, нас с Иити обыскали в поисках оружия, отобрали скафандр и мешок и оставили одних. Я попытался открыть дверь и не удивился, обнаружив ее запертой. Мы пленники, но в какой степени, неизвестно.

Глава 12

В тот момент больше всего мне нужен был сон. Жизнь в космосе всегда рассчитана на искусственную смену отдыха и бодрствования: здесь нет ни солнца, ни луны, ни ночи, ни дня, нет размеренного планетарного времени. В гиперпространстве, когда для управления кораблем почти ничего не нужно делать, спишь, когда устанешь, ешь, когда проголодаешься, и обычное измерение времени здесь не применяется. Не знаю, сколько времени я не слал и не ел. Но теперь голод и желание поспать владели мной.

Комната, в которую нас так бесцеремонно привели, оказалась очень маленькой и почти без мебели. Та обстановка, что была, создавалась с целью экономии места, как на корабле. Кровать убирается в стену, когда не нужна, есть туалет, в который, если он мне потребуется, я помещусь с трудом, и есть пищевая щель. На случай, вдруг она действует, я понажимал копки на единственной панелью над ней (кажется, выбора блюд не предвидится). К моему удивлению, на панели вспыхнули огоньки, выдвинулся поднос с накрытым блюдом и запечатанным контейнером с жидкостью.

Похоже, жители Путеводной испытывают трудности с продовольствием или считают, что незваные гости заслуживают только самого скудного питания. Я действительно получил А-рацион, Весьма питательный, конечно, но совершенно безвкусный — он создан, чтобы поддерживать в человеке жизнь, а не баловать его вкусовые пупырышки.

Я разделил с Иити еду и отвратительный витаминный напиток из контейнера. У меня возникло подозрение, что в еду что-то подмешано — один из тех наркотиков, которые заставляют человека говорить все, что он знает, или подчиняют его волю, так что он становится орудием в руках своих хозяев. Но подозрение не заставило меня отказаться от еды.

Бросив опустевшие контейнеры в устройство для отходов, я понял, что не меньше еды нуждаюсь во сне. Но Иити как будто со мной не соглашался — во всяком случае по отношению к себе.

— Камень! — приказал он.

Мне не нужно было спрашивать, какой камень. Рука уже легла на кармашек на поясе.

— Зачем?

— Ты думаешь, я отправлюсь на разведку в теле фвата?

На разведку? Но как? Я уже проверил дверь каюты, она закрыта. И я не сомневался в том, что снаружи охрана, а может, за нами и подсматривают каким-то образом...

— Не здесь, — заверил меня Иити. — А что касается как... через это. — Он показал на узкий проход в потолке. Если убрать перекрывающую его решетку, получается очень узкий выход.

Я сел на койке и посмотрел вначале на человека-тварь, нынешнего Иити, потом на потолок. Впервые испытав такое изменение, я решил, что это исключительно иллюзия, хотя не только зрительная, но и осязательная. Однако теперь объем Иити действительно изменился, так что стал во много раз больше объема моего спутника в обычном виде. Как же это проделать? И (во мне проснулся страх) если не имеешь камня, сохранится ли перемена?

— Камень! — потребовал Иити. Он не ответил на мои мысли. Как будто почувствовал, что время поджимает и он должен отправиться в опасный поход, от которого я его удерживаю.

Я знал, что не получу от Иити никакого ответа, пока не отдам камень. Но его способность читать мысли, возможно, сейчас наше лучшее оружие, и если он считает необходимым выйти через это отверстие, я должен ему помочь.

Однако я продолжал сжимать в руке камень. Хоть Иити и заверил, что здесь за нами не подсматривают, я не хотел открывать свое сокровище обитателям Путеводной. Смотрел на сидевшего на полу Иити и заставлял себя мысленно видеть не поросшего шерстью гуманоида, а мутировавшую кошку. И вот она действительно сидит у моих ног.

Снять крышку с прохода оказалось легко. И Иити, используя меня в качестве лестницы, стремительно исчез вверху. Он не сказал, когда вернется или куда направляется, — может, не знал и сам.

Я не хотел засыпать, надеялся, что Иити мысленно свяжется со мной, но организм нуждался во сне, и наконец я упал на койку и заснул, как одурманенный.

Я неохотно проснулся и открыл словно склеенные глаза. И прежде всего увидел свернувшегося клубком Иити, опять в мохнатой маскировке. Я сел, стараясь преодолеть оцепенение усталости.

Иити вернулся — не только в камеру, но и в свое другое тело. Но как ему удалось второе? Меня охватил страх, заставил потрогать пояс, и я с облегчением нащупал в кармане камень.

У меня на глазах Иити развернулся, сел и вытянул руки, словно приходил в себя после сна, такого же глубокого, как мой.

— К нам идут.

Внешне он мог выглядеть сонным, но мысль была совершенно четкой.

Я торопливо направился в туалет. Пришедшие не должны знать, что я предупрежден об их приходе. Использовал имевшееся там оборудование и почувствовал себя освеженным. И уже посмотрел в сторону раздатчика пищи, как дверь открылась и вошел один из слуг орбслеона.

— Тебя ждет босс.

— Я еще не ел. — Мне казалось полезным проявить некоторую независимость, считая себя одним из работников орбслеона.

— Хорошо. Поешь. — Если он и пошел мне навстречу (а то, что он это сделал, удивило меня и вернуло в какой-то степени уверенность), то ничего более делать не стал. Стоял в дверях, пока я набрал заказ на кнопочной панели и делился с Иити невкусной едой.

— Ты... — Стражник смотрел на мутанта. — А ты что делаешь?

— Бесполезно с ним говорить, — торопливо ответил я. — Нужен специальный звуковой переводчик. Он... он мой пилот. Только четвертый уровень интеллекта, но очень хорош как техник.

— Понятно. Но кто он? — Я не знал, спрашивал ли он из ленивого любопытство или действовал по приказу. Но я уже начал излагать подходящую для Иити легенду и продолжил, сообщив название, которое он сам дал:

— Он фват с Формала... — добавил я собственное изобретение. В галактике очень много планет с разумной или квазиразумной жизнью, и вряд ли кто-нибудь знает даже тысячную их часть.

— Он останется здесь... — Я уже собрался выходить, но стражник преградил дорогу Иити.

Я покачал головой.

— Он эмпатически привязан. Без меня он заставит себя умереть. — Я сослался на то, что всегда считал легендой: будто два вида могут быть эмоционально прочно связаны. Но до последнего года я считал легендой и то место, где сейчас нахожусь. Так, может, и в остальных легендах есть правда? По крайней мере охранник мне поверил: позволил Иити идти за нами.

Мы не вернулись в помещение, где меня допрашивал орбслеон, но оказались словно в хорошо мне знакомом небольшом ломбарду. В помещении стол с различным спектрографическим оборудованием. В сущности, это лаборатория, которой позавидовали бы многие оценщики. Вдоль стен ряды сейфов, каждый с замком и отверстием для вложения пальца: только один человек в состоянии открыть такой сейф.

— На нас нацелены лучи, за нами следят, — сообщил Иити. Но я уже догадался об этом и понял, зачем нас сюда привели. Они хотят, чтобы я доказал свои способности оценщика, а это дело нелегкое. Придется использовать все, что узнал от человека, которого изображаю, и все, что узнал впоследствии, чтобы выдержать испытание.

Предметы, подлежащие оценке, были расставлены на столе и прикрыты защитной сетью улл. Я подошел к столу: взял верх интерес всей моей жизни.

Предметов четыре, все с камнями, посаженными на металл; их блеск оживил помещение. Первым лежало ожерелье — коросы, дорогие жемчужины сарголианских морей, которые саларикийцы ценят вдвойне: согретые телом владельца, они испускают аромат.

Я поднес ожерелье к свету, взвесил в руке, осмотрел каждый камень. Потом небрежно опустил на поверхность стола.

— Синтетика. Вероятно, работа Рампера с Норстеда — или одного из его учеников, возраст примерно пятьдесят планетарных лет. Использован запах марки... пятой, может, шестой степени. — Изложив свой вердикт, я обратился к следующему предмету.

Я понимал, что должен произвести впечатление не на стражника и не на двух других людей в комнате, а на того, кто следит за мной с помощью луча.

Второй предмет представлял собой камень в очень простой оправе. На мгновение меня привлек его богатый темный цвет.

Я положил камень в чашечку инфраскопа и сделал два замера.

— Это подлинный терранский рубин первого класса. Он не имеет пороков, верно. Но подвергался двум видам обработки. Один я могу определить, другой для меня нов. В результате камень изменил цвет. Думаю, первоначально он был гораздо светлей. Но сойдет, если не будет лабораторной проверки. Однако опытный специалист эту перемену заподозрит.

Третьим на столе оказался наручный браслет из красноватого металла с золотыми полосками по всей поверхности, которые перемещались по поверхности, когда украшение брали в руки. Создатель браслета создал этими полосками узор из цветов и ветвей, так что золотые линии окружали листья. Ошибиться было невозможно. Я вспомнил, как отец показывал мне такую же работу — это была небольшая подвеска, которую он продал в музей.

— Это предмет предтеч, и он подлинный. Единственный такой же образец, который мне приходилось видеть, был добыт в ростандианской гробнице. Археологи тогда сочли, что он гораздо древнее самой гробницы. Возможно, его нашел погребенный в ней ростандианец. Происхождение до сих пор неизвестно.

По контрасту с тремя предметами четвертый был тусклым, свинцово-серым, уродливым металлическим украшением с несколькими неправильной формы плохо обработанными камнями. Только центральный камень, примерно в четыре карата, казалось, обладал собственной жизнью, но и он был неверно огранен.

— Работа Кампереля. Центральный камень — солнечный сапфир; возможно, его стоит обработать заново. Остальное... — я пожал плечами... — ничего не стоит. Побрякушка для туристов. — Я повернулся к двум присутствующим, которые не произнесли ни слова. — Если это лучшее, что вы можете мне показать, слухи о Путеводной сильно преувеличены.

Один из них подошел к столу и вернул предметы под защитную сеть. Я думал, что теперь мне придется вернуться в камеру, когда из какого-то скрытого источника донесся щелкающий голос босса.

— Как ты и думал, это было испытание. Ты увидишь и другие предметы. Солнечный сапфир — ты можешь его заново обработать?

Я про себя облегченно вздохнул. У моего отца такой подготовки не было, и мне можно'спокойно в этом признаться.

— Я оценщик, а не огранщик. Требуется большое мастерство, чтобы вернуть камню ценность после такой неправильной обработки. Я бы предложил передать его специалисту... — я лихорадочно соображал... — например, Фатка или Нжила. — Я снова извлекал названия из памяти, но на этот раз вспомнил слова Вондара о тех подпольных дилерах, у которых обычно было несколько перечней предметов на продажу: одни они продавали открыто, другие — втайне. Их подозревали в связях с Гильдией, но это не было доказано. Но то, что я смог их назвать, должно было свидетельствовать о моих связях с подпольным рынком.

Наступила тишина. Тот, что накрыл предметы сетью, теперь спрятал их в один из стенных сейфов. Все молчали, не слышно было и голоса из коммуникатора. Я переступал с ноги на ногу, гадая, что произойдет дальше.

— Приведите его... — наконец послышалось из коммуникатора.

И меня снова отвели в комнату, в которой в своем наполненном жидкостью кресле плавал орбслеон. Перед ним на столике лежал единственный небольшой металлический предмет.

Камней на нем не было, и он был необычного размера. Но такую форму я видел раньше и хорошо ее знал. Кольцо — но предназначенное не для голого пальца, а для громоздкой перчатки космического скафандра. Только у этого кольца в гнезде не было предвечного камня, тусклого и безжизненного. Я был уверен, что это двойник того кольца, которое стало причиной смерти моего отца. Но самая главная его часть отсутствовала. Я сразу понял, что это еще одна проверка, причем не моих способностей оценщика, а того, что я знаю о кольце. Должно быть, мой рассказ показался достаточно убедительным.

— На нас подсматривающий луч, — мысленно предупредил меня Иити.

— Что это? — Босс не стал тратить времени и сразу перешел к испытанию.

— Могу я осмотреть его? — спросил я.

— Возьми, осмотри и скажи, — последовал приказ.

Я взял кольцо. Без камня оно очень напоминает кусок измятого металла. Насколько можно открывать правду? Они должны многое знать о «смерти» моего отца... Придется рассказать все, что знал отец.

— Я видел такое раньше... но в нем был камень, — начал я правдивый ответ. — Тусклый камень. Он был подвергнут какой-то обработке, которая лишила его жизни и ценности. Кольцо было найдено на перчатке скафандра мертвого чужака... вероятно, предтечи... и принесено мне в заклад.

— Лишено ценности, — прощелкал голос босса. — Однако ты его купил.

— Это был предмет чужаков, предтеч. Каждая частичка такого знания делает человека богаче. Намек здесь, намек там — все это может привести к находке. Само по себе это кольцо не имело ценности, но оно древнее, к тому же его носили на перчатке... Стоило купить.

— А почему на перчатке?

— Не знаю. Да и много ли мы знаем о предтечах? Это ведь не какая-то определенная цивилизация, вид или время. Закатане насчитывают по меньшей мере четыре звездных империи до того, как у них самих возникла цивилизация, и утверждают, что их было значительно больше. Города разрушаются, солнца выгорают, но артефакты остаются... при благоприятных обстоятельствах. Космос сохраняет, как вы и сами знаете. Все, что мы можем узнать о предтечах, поступает обрывками и частями, поэтому каждый кусочек ценен.

— Вопросы задает он, но исходят они от другого, — предупредил меня Иити.

— От кого?

— От кого-то гораздо более важного, чем эта полуры-ба. — Впервые Иити использовал презрительное выражение и позволил своему пренебрежению окрасить мысль. — Это все, что я знаю. Второй пользуется защитным устройством, предохраняющим от прослушивания.

— Это кольцо, — белух повторил; я и положил помятый ,кусок металла на столик. — В нем был камень, которого теперь нет, и оно напоминает кольцо предтечи, которое когда-то у меня было.

— А где оно теперь?

— Спроси у тех, — сердито ответил я, — кто разграбил мой дом и оставил меня умирать. — Теперь ложь, но способен ли луч это распознать? Я напрягся, почти ожидая разоблачения. Но даже если меня разоблачили, присутствующие об этом пока не знают. А если мои объяснения сочли правдивыми, в рядах Гильдии может быть проведено расследование, которое, впрочем, не причинит мне вреда.

— Достаточно, — прощелкал переводчик. — Ты пойдешь... в место торговли... наблюдай.

Мой охранник направился к выходу. У него не было вы- ' правки, как у патрульного, но на поясе оружие, и я не усомнился в его праве отвести меня туда, куда приказал босс.

Мы прошли по одному из коридоров-балконов, обрамлявших открытое пространство. Приходилось не идти, а скользить ногами по поверхности и придерживаться за перила, иначе низкое тяготение становилось крайне неудобным. Спускались мы по стержню с опорами для рук вместо ступеней, но так, словно пользовались гравитационным лифтом, и остановились на три уровня ниже того, в котором размещались помещения босса.

Здесь было нечто похожее на рынок. Суетились представители многих рас, терранцы, терранцы-мутанты, гуманоиды и чужаки-негуманоиды.

Большинство было в корабельной форме, хотя без официальных знаков различия. Все вооружены шокерами, но лазеров я не видел. Я подумал, что, наверное, существует какое-то правило, запрещающее здесь это оружие.

В лавке, куда меня привели, не было лабораторного оборудования. Здесь в чаше с едва покрывающей его жидкостью сидел другой орбслеон, явно ниже по статусу, так как сохранил крабьи лапы, которые у босса были удалены. Он явно был здесь начальником и ожидал меня. Ничего не говоря через переводчик, он щупальцем указал на стул у стены, и я послушно сел. Иити присел у моих ног. Здесь было еще двое, и, увидев их, я с дрожью — надеюсь, мне удалось ее скрыть, — осознал, насколько за пределами закона нахожусь.

В галактике всегда существовало рабство, иногда на одной планете, иногда в целой системе или нескольких системах. Но существуют такие виды рабства, от которых человека выворачивает наизнанку: они несравненно хуже наиболее распространенных типов рабства военнопленных или сельхозработников. И эти... эти... эти твари... были результатом селекционного отбора, который много лет Патруль старается уничтожить на звездных путях.

Слуги орбслеона были гуманоидами... в определенном смысле. Но их подвергли хирургической и генетической обработке, так что они не были «людьми», как определяются люди в шкале общества чужаков-терранцев-мутантов — шкале Ланкорокса. Скорее это были живые машины, запрограммированные на особый тип услуг и не знающие ничего больше. Один из них сидел за столом, положив на него руки, все его пухлое, разбухшее тело обмякло, как будто энергия псевдожизни из него ушла. Второй точными стремительными движениями обрабатывал украшение — отделанный камнями стоячий воротник, какие носят на праздниках виверны с Колдуна. Он безошибочно доставав каждый камень из оправы, оценивал камни по размерам и раскладывал в небольшие коробочки. Выпуклые многолинзовые глаза на его уродливой, слишком большой, слишком круглой голове не были нацелены на то, чем он занят, но смотрели в пространство.

— Это детектор, — сказал мне Иити. — Он все видит и обо всем докладывает, ничего не определяя. А второй — передатчик.

— Экстрасенсы! — Я неожиданно испугался: эта бесформенная груда плоти может настроиться на Иити и понять, что мы двое связаны теснее, чем кажется.

— Нет, он низшего уровня, — возразил Иити. — Только если его хозяин пожелает...

Он замолчал, и я понял, что он тоже сознает опасность.

Я не знал, зачем меня привели сюда. Шло время. Я наблюдал за теми, кто проходил снаружи. Раб-детектор продолжал работу, пока не достал все камни из воротника. Металл он положил в ящик побольше. Теперь его деловитые пальцы взялись за филигранную тиару. Он выбрал камни из коробочек и почти с той же скоростью, с какой доставал камни из воротника, начал усаживать ими тиару. Хотя не все камни были размещены, я видел, что конечным результатом станет украшение, за которое в магазине любой внутренней планеты можно получить не менее тысячи кредитов. И за все время работы раб ни разу не посмотрел на то, что делает.

Мне не сказали, каковы мои обязанности и есть ли они вообще. Некоторое время меня интересовала деятельность раба-детектора, но ее было недостаточно, чтобы надолго привлечь мое внимание. Бездеятельность утомляла, я начинал нервничать. Но ведь всякий в моем положении хотел бы получить работу, и никто меня не заподозрит, если я продемонстрирую, что мне скучно.

Я ерзал на стуле, который казался мне все тверже, когда в лавочку вошел человек. На нем был мундир капитана корабля, но без знаков компании, и он был как будто хорошо знаком с этим заведением. Минуя стол, за которым сидел раб, вошедший направился прямо к орбслеону.

Левую руку он прижимал к животу, напомнив мне, как я сам часто проверяю содержимое своего пояса. Но вот он расстегнул куртку и порылся под ней. Чужак толкнул вперед выдвижной столик, такой же, на каком его босс демонстрировал мне кольцо.

Космонавт извлек комок шерсти улл, развернул его и показал очень знакомый блестящий предмет — зоран. Орбслеон щупальцем подхватил камень и внезапно бросил мне. Только инстинктивный рефлекс позволил мне поймать камень в воздухе.

— Что! — С этим резким восклицанием капитан повернулся ко мне, положив руку на рукоять шокера. Я поворачивал камень, осматривая его.

— Первый класс, — объявил я. Так оно и было — лучшего камня я уже некоторое время не видел. И камень огранен и посажен в гнездо. Все в целом выглядит как подвеска.

— Спасибо. — В голосе капитана слышался сарказм. — И кто ты такой? — Его агрессивная подозрительность отчасти рассеялась.

— Хайвел Джерн, оценщик, — ответил я. — Желаешь продать?

— Я не пришел бы сюда только для того, чтобы услышать, что камень первого класса, — ответил он. — С каких это пор у Вону появился новый оценщик?

— С этого дня. — Я подставил камень под свет. — Затемнение.

— Где? — Он двумя шагами преодолел расстояние между нами и выхватил камень у меня из рук. — Затемнение только от твоего дыхания. Камень первоклассный. — Он повернулся к орбслеону. — Четыре торговли...

— Зоран не стоит четырех торговель, — послышалось из переводчика. — Даже лучший камень.

Капитан нахмурился и чуть повернулся, словно собираясь выйти из лавочки. — Тогда три.

— Одна...

— Нет! Тадорк даст мне больше. Три!

— Иди к Тадорку. Только две.

— Две с половиной...

Я не понимал их спора, потому что они не пользовались обычными кредитами. Должно быть, на Путеводной собственная валюта и шкала ценностей.

Орбслеон, по-видимому, решил твердо.

— Только две. Иди к Тадорку...

— Хорошо, две. — Капитан бросил зоран на выдвижной столик, а чужак в чаше протянул щупальце к кнопкам. Нажал несколько из них, потом заговорил с помощью переводчика;

— Две торговли... четвертая верфь... можешь забрать необходимые припасы.

— Две! — Выходя, капитан произнес это слово как ругательство. В более высоком тяготении его шаги прозвучали бы с большой силой.

Чужак бросил зоран, который на этот раз поймал детектор и убрал в одну из коробочек. И тут у выхода из лавки появился мой прежний стражник.

— Ты, — показал он на меня, — пойдешь со мной... Радуясь возможности избавиться от скуки, я отправился за ним.

Глава 13

— Главный босс, — поступило предупреждение Иити, которое совпало с моей догадкой относительно того, куда нас ведут. Мы снова поднялись на верхние уровни станции, на этот раз миновав тот, на котором расположены помещения орбслеона. Здесь на потемневших от времени стенах стали видны следы древних украшений. Возможно, когда-то здесь размещались каюты офицеров станции.

Меня провели через вращающуюся дверь, причем стражники остались снаружи. Они попытались остановить Иити, но тот неожиданно проявил прыткость, какую не показывал раньше, и увернулся от них. Мне показалось странным, что они не пошли за нами. Но мгновение спустя понял, почему обитатель этих помещений не нуждался в дополнительной защите: еще шаг — и я болезненно ударился о силовое поле.

К тому же в помещении низкое тяготение, к которому я уже привык, не только сменилось привычном для моего вида, но стало еще больше, так что каждый шаг давался с трудом.

За невидимой преградой помещение было меблировано, как роскошный номер в караван-сарае какой-нибудь внутренней планеты. Однако отдельные предметы обстановки не сочетались друг с другом, они были натолканы сюда, причем они были разного размера, словно предназначены для существ с телом, заметно больше или несколько меньше моего. Но объединяла их роскошь, во многих случаях слишком показная и кричащая.

Вытянувшись в кресле, сидел босс. Он терранского происхождения, но с небольшими отличиями, с легкими изменениями во внешности, свидетельствующими о мутации. Вероятно, происходит от самых первых колонистов. Волосы подстрижены так, что ежиком торчат над голым черепом, делая его похожим на наемника прежних времен, и я подумал, как же он надевает на этот ежик космический шлем, если ему приходится это делать? Кожа у него коричневая, но не просто покрытая космическим загаром, и от углов глаз к подбородку с обеих сторон проходят два шрама, слишком правильные, чтобы появиться случайно.

Подобно комнате, его одежда тоже представляет собой пеструю смесь стилей нескольких планет. Длинные ноги, удобно уложенные, затянуты в сапоги-брюки из гибкой кожи с белым мехом, и мех все время колеблется, как рябь на воде. Выше пояса яркое черно-серебряное подобие адмиральского мундира вплоть до драгоценных звезд и ленточек. Но рукава мундира обрезаны, и руки до плеч остаются голыми. На обеих руках ниже локтей очень широкие иридиевые браслеты, на одном терранские сапфиры чистой воды, на другом чередуются рядами сапфиры сол и локерали, их яркие зеленые и синие цвета создают резкий контраст. Оба браслета свидетельствуют о варварском вкусе.

Вдобавок вокруг головы, увенчанной ежиком волос, идет широкая металлическая лента золотисто-зеленого цвета, с которой на лоб свисает подвеска с одним-единственным коросом — около десяти карат и очень высокого качества. Общее впечатление от внешности — настоящий предводитель джеков.

Не знаю, соответствовало ли такое убранство его вкусам или оно должно было произвести впечатление на подчиненных. Представители высших эшелонов Гильдии обычно предпочитали консервативную одежду и старались не выделяться внешне. Но, возможно, хозяин — или один из хозяев — Путеводной не имеет отношения к Гильдии.

Он задумчиво смотрел на меня. Встретившись с взглядом его темных глаз, я подумал, что пестрая одежда — нечто вроде маскировки, она должна одурачить и ослепить тех, с керл ее хозяин имеет дело. Он держал в руках маленькую тарелочку из прозрачного белого нефрита, время от времени подносил ее ко рту и лизал голубую пасту.

— Мне сказали, — без ясно различимого акцента заговорил он на основном, — что ты разбираешься в вещах предтеч.

— До некоторой степени, джентльхомо. Я видел и имел возможность изучить примерно десять разных форм искусства.

—Туда... — Он показал — не рукой, а подбородком — влево от меня. — Посмотри, что там лежит, и скажи, действительно ли это вещи предтеч.

То, оценку чего он хотел получить, лежало на круглом столике из салодианского мрамора. Длинная цепь из переплетенных полосок металла, усаженных яркими розовыми камнями; возможно, она служила ожерельем или поясом. Рядом с цепью корона или тиара, но только ни один человек не смог бы носить ее с удобством: она не круглая, а овальная. Затем чаша или ковш с разбросанными по поверхности яркими точками камней; разбросаны они как будто случайно, без всякой последовательности. И, наконец, оружие в ножнах или кобуре; рукоять из нескольких различных металлов, но переплетающихся таким образом, какой мне никогда раньше не встречался.

Но, что гораздо важнее, я понял, что нашел сокровище, ради которого и забрался в это логово. Это большая часть того, что нашли закатане в захоронении; Зилврич слишком хорошо описал, чтобы я мог ошибиться. Было еще пять или шесть предметов, но лучшие и самые ценные здесь.

Прежде всего мое внимание привлекла чаша. Я знал, что босс еще не понял значения этих кажущихся случайными линий и узоров на ее поверхности, и я не должен дать ему понять, что это звездная карта.

Я направился к столику, но не смог к нему приблизиться, снова столкнувшись с невидимым барьером; это обстоятельство дало мне возможность утвердиться, как сделал бы на моем месте Хайвел Джерн.

— Я не могу дать оценку, джентльхомо, если внимательно не осмотрю предметы.

Он коснулся кнопки в ручке кресла, и я смог подойти, но заметил, что когда оказался у столика, он снова нажал на кнопку — дважды, — и не сомневался в том, что теперь окружен силовым полем.

Я взял со стола витую корону и провел по ней пальцами. В прошлом мне приходилось видеть много предметов предтеч — одни в коллекции отца, другие благодаря Вондару Астлу. И еще многие изучал по трехмерным изображениям. Но это украденное сокровище было богаче всего, что мне доводилось видеть. Предметы принадлежат предтечам, и это ясно, даже если бы я не знал их недавнюю историю. Но, как всем известно, существовало несколько цивилизаций предтеч, и эта работа была мне незнакома. Возможно, экспедиция закатан наткнулась на следы еще одной забытой звездной империи.

— Это предтечи. Но, я думаю, нового типа, — сказал я боссу, который все еще лизал свое лакомство и немигающим взглядом наблюдал за мной. — Такая коллекция стоит гораздо больше цены за украшения. Я даже не могу назвать ее стоимость. Можно предложить ее комиссии Вайдайка, но получить больше того, что там предложат...

— А если извлечь камни и сломать металл?

Этот вопрос вызвал во мне отвращение и гнев. Говорить об уничтожении этих предметов, чтобы получить стоимость камней и металла, — это такое кощунство, от которого вывернет всякого, кто знает, что перед ним.

Но он задал мне прямой вопрос, и я не посмел проявить свое отношение. Стал брать предметы по очереди в руки. Мне не терпелось осмотреть чашу с картой, но я опасался вызвать его подозрение.

— Очень больших камней нет, — ответил я. — Огранка не в современной манере, что уменьшает их стоимость. Попытка огранить заново приведет к еще большим потерям. Металл... нет. Стиль и история делают эти предметы сокровищем.

— Как я и думал. — Босс в последний раз лизнул и отставил пустую тарелку. — Но для таких предметов трудно найти рынок.

— Есть коллекционеры, джентльхомо, которые, возможно, не так свободны в своих действиях, как комиссия Вайдайка, но которые потратят все, что имеют, чтобы получить хотя бы один из этих предметов. Они будут знать, что сделка подпольная, и предметы останутся спрятанными. Таких людей знает Гильдия.

Он ответил не сразу, но продолжал смотреть, словно вслушивался не в мои слова, а в мысли. Но я достаточно хорошо знаком с телепатией, чтобы понять, что он этого не делает. Скорее тщательно обдумывает услышанное.

Но туг я заметил кое-что еще, вначале встревожившее, а затем возбудившее меня. От кармана, в котором лежит предвечный камень, распространялось тепло. И поскольку я его не использую, это может означать только одно: где-то поблизости есть еще один такой загадочный камень. Я посмотрел на корону, но не заметил там красноречивого блеска. И тут услышал мысль Иити:

— Чаша!

Я протянул руку, словно для того чтобы снова осмотреть предметы. И увидел на поверхности чаши, к счастью, отвернутой от босса, яркую точку. Ожил один из камней, которые, как я думал, обозначают звезды!

Взяв чашу, я принялся небрежно поворачивать ее, прикрывая ладонью предвечный камень, и почувствовал и от своего живота, и от чаши потоки тепла.

— Что, по-твоему, здесь самое ценное? — спросил босс.

Я опустил чашу — опять таким образом, чтобы камень оказался на противоположной стороне, и осмотрел предметы, чтобы принять решение.

— Вероятно, это. — Я коснулся необычного оружия.

— Почему?

Я снова почувствовал, что это испытание, но на этот раз не прошел его.

— Он знает! — поступило предостережение Иити, и в этот момент рука босса Двинулась к кнопкам на ручке кресла.

Я метнул оружие, которое держал в руке. Такой невероятной удачи я никак не мог ожидать, но оно ударило босса прямо в лоб, под подвеской из камня корос, словно силовое поле больше его не защищает или я нахожусь внутри него. Он даже не вскрикнул, закрыл глаза и глубже упал в кресло. Я повернулся к двери, уверенный, что он вызвал стражу. Силовое поле защитит меня, но оно же держит меня в плену.

Я увидел, как открылась дверь, вбежали стражники. Один из них крикнул и выстрелил из лазера. Силовое поле выдержало, отразило луч и послало его назад. Стражник, который первым ворвался в комнату, пошатнулся, выронил оружие и упал на того, кто шел за ним.

— Есть выход. — Иити был у кресла. Он схватил необычное оружие, которое теперь лежало на коленях у босса. Я взял остальные сокровища, прижал их рукой к груди и вслед за Ииити направился к стене. Здесь Иити нажал кнопку, открылась потайная дверь. И когда она закрылась за нами, я услышал его мысль:

— Дверь надолго не задержит их, да и по всему пути расставлены ловушки и сигналы тревоги. Если они приведут их в действие, мы пойманы.

Я прислонился к стене, снял рубашку и превратил ее в мешок для сокровищ. Узел получился неуклюжий, и я с трудом завязал прочную ткань.

— Ты видишь выход? — спросил я. Бегство из комнаты было в основном результатом рефлекторных действий. Но теперь я не был уверен, что мы не оказались в западне.

— Это старые служебные ходы. Впереди в шкафу скафандры. Им приходится иногда выходить наружу и ставить заплаты. Все теперь зависит от того, как быстро мы доберемся до этого шкафа.

Здесь тяготение практически отсутствовало, и мы почти в полной темноте плыли по воздуху. К счастью, во внешней стене через интервалы попадались поручни, указывая на то, что и раньше здесь использовался такой способ передвижения. Но меня тревожило, что ждет нас впереди. Предположим, нам продолжит везти и мы доберемся до скафандров; сумеем забраться в один из них и выйти со станции наружу. Тогда предстоит преодолеть еще большое расстояние до кольца обломков, а потом отыскать нашу шлюпку. На этот раз шансы явно против нас. Теперь вся Путеводная поднята по тревоге, нас ищут, они на знакомой территории, а мы здесь чужаки.

— Подожди... — Предупреждение Иити заставило меня столкнуться с ним. — Впереди ловушка.

— Что же делать?

— Тебе — ничего, только верить мне! — ответил он.

Я ожидал, что он продвинется вперед, потому что считал, что он собирается разрядить то, что нас ожидает. Но он этого не сделал. И хотя мысль его не была нацелена мне, я чувствовал, как волны ментальной энергии устремляются вперед, на короткое расстояние, — и камень у меня на поясе становился все более горячим.

— Хорошо, — сообщил Ииити. — Все перегорело. Путь к выходу в космос свободен.

Мы встретили еще две такие ловушки, которых я, впрочем, так и не увидел, и наконец по наклонной панели вышли в утолщение в наружной стене станции. Здесь, как и предсказывал Иити, были скафандры. Я не мог поместиться в скафандр вместе с добычей, пришлось передать ее Иити, которые занял самый маленький из скафандров. В нем еще оставалось много свободного места.

Но у меня не было ни малейшего представления, как мы доберемся до барьера из обломков кораблей и до своей шлюпки. Конечно, скафандры оснащены двигателями: если работник уплывет в открытое пространство, двигатель дает ему возможность вернуться на поверхность станции. Но энергии двигателей может не хватить для возвращения, вдобавок мы будем видны любому наблюдателю и радару. Но сокровище с нами и...

— Я допустил ошибку. Босс знал о значении чаши? — спросил я.

— Отчасти. Он знал, что эта карта.

— Которую они не захотят уничтожить. — Я искренне на это надеялся.

— В тебе говорит надежда, а не знание, — ответил мутант. — Но это наша единственная надежда.

Я открыл выход из утолщения в стене и выбрался наружу. Магнитные ботинки удерживали меня на поверхности станции. Нам с Ииити уже приходилось выходить в космос, и меня снова охватил страх, как тогда, когда я потерял контакт с поверхностью корабля вольных торговцев и уплыл в открытое пространство.

Но здесь не было безграничной пустоты. Грузовой корабль, с которым мы вошли в этот порт, исчез, остроносый рейдер и яхта по-прежнему находились на орбите, а над ними и вокруг нас — масса обломков. Я не видел в ней никаких ориентиров и не понимал, как мы сумеем найти ту узкую щель, в которой спрятана наша шлюпка.

Никаких причин выжидать не было. Либо мы долетим до обломков, либо энергии не хватит. Продолжать оставаться здесь рискованно: нас могут схватить еще до того, как мы сделаем попытку. Тем не менее мы из предосторожности соединились одним из тросов, которые должны удерживать работников на поверхности станции. Связанные таким образом, мы прошли между двумя кораблями, зловеще нависавшими над нами.

— Не могу дотянуться до управления своим двигателем, — нанес последний удар Ииити. Это обрекает нас на плен. Хватит ли одного моего заплечного ракетного ранца, чтобы доставить нас обоих?

Я включил двигатель и почувствовал толчок. Меня и скафандр с Иити начало относить от станции. Моей целью была ближайшая стена обломков. Если мы до нее доберемся, дальше можно будет двигаться вдоль стен. Но каждое мгновение я ожидал, что нас захватит луч притяжения. Почему-то я был уверен, что босс не решится использовать оружие, которое уничтожит и его сокровище.

Двигатель продолжал работать, мы продвигались вперед, вопреки дополнительной массе Иити — его скафандр медленно вращался на конце троса, и никакого преследования или лучей притяжения не было. Я не испытывал никакого торжества, только дурные предчувствия, действовавшие на нервы. Хуже всего ждать нападения. Я был уверен, что нас видят и в любой момент мы можем оказаться в сети.

Двигатель перестал работать, когда мы были еще довольно далеко от обломков. И хотя, лихорадочно работая с приборами контроля, я сумел получить еще один небольшой толчок, он только привел меня во вращение на удалении от стены. Случайно Иити оказался впереди меня, и я видел, что он продолжает внутри поворачиваться, как будто пытается привести в действие собственный двигатель.

Не могу сказать, что он сделал, но неожиданно его вращающийся скафандр устремился вперед и потащил меня за собой. Сила его тяготения увеличивалась, потому что больше он не вращался. Теперь Иити летел прямо, как стрела в цель, и тащил меня за собой, направляясь к обломкам. А я по-прежнему не мог понять, почему нас не преследуют.

Опасная стена из выпотрошенных кораблей становилась все ближе. Я надеялся, что Иити справится с двигателем и нас не ударит о нее. Острый выступ способен порвать скафандр, и мы мгновенно погибнем.

Иити снова начал вращаться, на этот раз сопротивляясь рывкам двигателя. Я никак не мог контролировать собственное продвижение, но тоже начал вращаться, надеясь приземлиться на относительно ровный борт корабля ногами.

Теперь мы вращались гораздо быстрей, чем вначале, и я вдруг догадался, что Иити использует предвечный камень из чаши, чтобы усиливать мощность своего двигателя.

— Выключи! — Я послал эту мысль как приказ. — Если не выключишь, нас разрежет на куски.

Не знаю, смог ли он справиться со своим двигателем, но мои ноги с силой ударились об относительно ровный участок, куда я целился. Я попытался схватить скафандр Иити. Иити сумел повернуть и теперь двигался вдоль обломков, достаточно далеко от них, чтобы не запутаться. Магнитные подошвы держали меня, но долго они не выдержат. Мне удалось остановить Иити, но при этом рывок его двигателя оторвал меня и потащил за ним.

Мы двигались вдоль обломков, уворачиваясь от выступов и избегая любого контакта. Даже если сканеры до сих пор не обнаружили нас на фоне металлических объектов, простейшие детекторы теплового излучения нас засекут. А я не сомневался, что на Путеводной такое оборудование есть.

Может, они не нападают на нас, потому что боятся повредить сокровище? Может, впереди нас ждет команда, которая привела в действие другие защитные приспособления и сможет спокойно нас схватить? Может быть, ждут, когда у нас кончится запас воздуха и мы перестанем быть опасными?

— Думаю, они хотят взять тебя живым, — послышался ответ Иити на мои размышления. — Они догадываются, что ты знаешь о ценности карты. И хотят знать, откуда. Возможно, они также знают, что Хайвел Джерн не воскрес из мертвых. Я могу читать мысли, но в той мешанине не смог отделить одни мысли от других.

Меня не интересовали мотивы действий врага. Нужно спастись, если это возможно. Если бы у нас было достаточно времени, мы смогли бы обойти всю стену обломков и найти выход. Но такого времени у нас нет: не позволит запас воздуха.

— Впереди... корабль со сломанным люком, — неожиданно сказал Иити. — Я его уже видел!

Я увидел сломанный люк. У него форма полуоткрытого рта. И во мне тоже ожили воспоминания. Именно за край этого люка я держался в тот момент, когда нас подхватил луч тяготения. Мы недалеко от нужного нам укрытия. Хотя я не мог поверить в такую удачу.

Иити увеличил скорость, уводя нас от обломков. Это не могла быть энергия только его двигателя. Толчка хватило, чтобы ввести нас в проход между кораблями. Дальше мы продвигались, отталкиваясь то от одной опоры, то от другой. Вернее, я отталкивался, а скафандр с Иити тащил за собой. Только то, что мы оба практически ничего не весили, делало такое продвижение возможным. И даже при этом я страшно устал и не был уверен, что выдержу до конца пути.

Каждый новый рывок от очередной опоры давался все с большим трудом. Я не смотрел вперед, сосредоточивался только на ближайшей опоре, затем на следующей. Я настолько сконцентрировался на этом продвижении, что совсем перестал бояться...

Сам не понимаю как, но мы добрались до спасательной шлюпки и забрались в ее люк. Захлопнув его за собой, я потерял последние капли энергии и упал на пол, не в силах пошевелиться. Иити в своем неуклюжем скафандре поднял руку, пытаясь дотянуться до внутренних приборов управления. Ему это не удалось, и с мрачным упрямством он повторил попытку.

Наконец у него получилось. Вокруг меня засвистел воздух, открылся внутренний люк. Скафандр Иити задергался, начал извиваться, и мутант выбрался из него, почти мстительно пнул свой скафандр, отбросив его в сторону, и начал возиться с креплениями моего.

Корабельный воздух немного оживил меня, и я смог снять скафандр и добраться до каюты. Иити опередил меня, он уже сидел в кресле пилота и нажимал кнопки, готовясь вывести шлюпку из укрытия.

Я с трудом добрался до гамака и лег. В это мгновение у меня не было никакой веры в то, что мы сможем прорваться через защиту Путеводной. Наш корабль будет захвачен каким-нибудь силовым полем, которое удержит нас — невредимыми, как и хотят наши враги. Но какое-то безрассудное стремление бороться заставило меня дрожащими руками достать предвечный камень. Маскировка, которую давал мне камень, исчезла. Во всяком случае я на это надеялся. Зеркала у меня нет, и я не могу быть в этом уверен.

Но кое-что я могу сделать — что-то такое, что смутит их, если они нацелили в нас луч-шпион.

— Такой луч только что включен, — сообщил Иити и сразу заблокировал свое сознание, сосредоточившись только на выводе шлюпки из туннеля.

Сколько времени в моем распоряжении? Камень жег руки, но я продолжал держать его. Не было зеркала, чтобы следить за переменами, но я вложил в свое желание всю энергию и оставшиеся силы. Потом без сил откинулся, не в состоянии даже отодвинуть источник своей боли.

С трудом посмотрел я на свое распростертое тело. Ошибиться невозможно: на мне мохнатые брюки, а выше них яркая адмиральская форма. Я чуть повернул голову в сторону. Руки голые, и на каждой ниже локтя браслет с драгоценными камнями. Силой предвечного камня я стал точной копией босса. Если за нами следят с помощью луча-шпиона, эта перемена может дать нам небольшое преимущество — несколько мгновений замешательства противника.

Иити не смотрел на меня, но его мысль прозвучала у меня в голове:

— Отлично сделано. А вот и луч!

Не обладая его чувствами, я мог поверить ему только на слово. Я снова опустился на гамак и собрал все силы. Их хватило лишь на то, чтобы создать видимость спокойствия и уверенности. Иити неожиданно ударил мохнатым кулаком по щиту, и рывок шлюпки прижал меня к гамаку. Голова закружилась, мне стало нехорошо, и я погрузился во тьму.

Глава 14

С трудом придя в себя, я смотрел на закругленную поверхность над головой, не в силах вспомнить, где я и даже кто я такой. Но вот с болезненной медлительностью вернулась память о недавних событиях. Мы все еще живы; нас не пленило какоелибо защитное устройство крепости. Но свободны ли мы? Или нас удерживает силовой луч? Я попытался приподняться в качающемся гамаке шлюпки.

Посмотрев на себя, я увидел, что больше не похож на босса, хотя у приборов маленького корабля по-прежнему сидел мохнатый гном. Рука моя легла на выпуклость на поясе. Чем быстрей я снова стану самим собой, тем лучше. У меня было странное ощущение, что я не смогу в полную силу планировать и действовать, пока не стану Мердоком Джерном не только изнутри, но и снаружи. Словно внешние перемены превратили меня из самого себя в жалкое подобие человека, каким был мой отец. Иити был какое-то время кошкой, но таким я сделал его без его ведома. Но свою внешность я изменил по своей воле, и это должна была быть только внешняя перемена. Но что сейчас имеет смысл сделать?

— Ты снова ты, — послышалась мысль Иити.

Но есть кое-что еще. Рука легла на карман, в Котором я все эти дни и месяцы держал предвечный камень. И не ощутила успокаивающей твердой выпуклости. Карман плоский — пустой!

— Камень! — вслух воскликнул я. Сел, хотя чувствовал сильную слабость. — Камень...

И тут Иити повернулся ко мне. Для меня его лицо чужака было маской. Никакого выражения на нем я не мог прочесть.

— Камень в безопасности, — донеслась мысль.

— Но где?..

— В безопасности, — повторил он. — И ты внешне снова Мердок Джерн. Мы миновали их защитные сооружения. Луч-шпион передал, что здесь их босс, и они смутились как раз настолько, чтобы мы успели прорваться.

— Значит, ты его использовал. Сейчас я возьму его назад. — Я сел, хотя пришлось держаться за край гамака, чтобы сохранить такую позу. Иити использовал силу предвечного камня, как когда-то с его помощью усилил мощность разведчика Патруля и помог ему спастись от плена. Я рассердился на себя за то, что упустил такую возможность. — Сейчас я возьму его, — повторил я, когда Иити никак не показал, что собирается вернуть мне камень. Хотя я работал над переоборудованием шлюпки под руководством Ризка, я не знал, куда Иити мог положить камень, чтобы получить максимальный эффект.

— Он в безопасности, — в третий раз сказал Иити. Теперь меня беспокоила уклончивость его ответа.

— Он мой...

— Наш, — последовал твердый ответ. — Вернее, твой по взаимной договоренности.

Теперь я снова обрел способность четко мыслить.

— Я превратил тебя в кошку... Ты боишься снова...

— Я предупрежден, и вторично меня не проведешь. Но если камень используют безответственно, он в опасности.

— И ты... — Я изо всех сил пытался подавить нарастающий гнев... — и ты позаботишься, чтобы его так не использовали!

— Вот именно. Камень в безопасности. И еще — посмотри туда. — Одним пальцем он указал на то, что лежало во втором гамаке — другого места просто не было.

Одной рукой я чуть подтянул к себе сетку гамака. В ней лежала чаша с картой на внешней поверхности. Мгновение спустя я поднес чашу к глазам. И когда перевернул ее, увидел, что днище представляет собой полусферу; мелкие камни, должно быть, представляющие звезды, блеснули на свету. Теперь, когда у меня было время рассмотреть внимательней, я заметил, что камни разные. Моя раса различает звезды на картах по цвету: они бывают красные, голубые, белые, желтые, карлики и гиганты. Похоже, что неведомый создатель этой карты сделал то же самое. А в особом месте, рядом с желтым камнем, который, должно быть, обозначал солнце системы, располагался предвечный камень.

Я быстро повернул чашу, разглядывая рисунок. Да, есть и другие планеты, обозначенные рядом с разноцветными солнцами, но они представляют собой крошечные, почти невидимые точки. Только одна планета обозначена особенно.

— Почему, как ты думаешь? — услышал я вопрос Иити.

— Потому что там их источник! — Я не мог поверить, что у нас в руках ключ к нашему поиску. Наверно, мое недоверие имело основой подсознательное представление, что наш поиск — из тех, о которых говорится в древних легендах и сагах, что для смертных никогда не кончаются.

Но одно дело — держать в руках звездную карту, и совсем другое — найти, указанный на ней пункт. Я не астронавигатор, и, если мы не найдем какого-то пункта сходства наших карт с этой, то можем всю жизнь искать, но так и не найти обозначенную на ней территорию.

— Мы знаем, где она была найдена, — заметил Иити.

— Да, но, возможно, это реликт более ранней цивилизации, и владелец этого реликта никогда не знал ту форму жизни, которая его создала, и не видел отмеченные на карте планеты.

— Закатанин может найти ключ — вместе с Ризком, который хорошо знает звездные пути. Звезды, показанные здесь, наверняка не нанесены на наши карты. Но все же эти двое могут указать пункт, с которого можно начинать поиск.

— Ты расскажешь им? — Это меня удивило: раньше Иити никогда не проявлял желания рассказать кому-то, что те залежи камней, которые мы предъявили Патрулю, не единственные. В сущности, весь наш план с самого начала был предложен им.

— Только то, что необходимо. Что это ключ к другому сокровищу. Закатанина увлечет его любовь к знаниям, а Ризка — возможность обогатиться.

— Но Зилврича нужно вернуть с его сокровищем в ближайший порт. Конечно... — Я начинал понимать, что, возможно, Иити не так уж безрассуден, предлагая нам отправиться в неизвестное с картой древней расы в качестве единственного проводника. — Конечно, мы не оговаривали, когда именно вернем его.

У меня возникла мысль, что закатанин может даже добровольно согласиться с нашим планом исследования: жажда знаний у него такая же острая, как у всех представителей его вида.

Но хотя я и не забывал о звездной карте, внимание мое обратилось к более важной сейчас проблеме.

— Камень; Иити.

— Он в безопасности. — Он ничего не стал добавлять.

Конечно, есть еще один камень, который по сравнению с тем, что мы использовали, всего лишь точка, сейчас такая тусклая, что ее не заметит никто, не подозревающий о ее необычных свойствах. Зависит ли количество порождаемой энергии от размеров камня? Я вспомнил, как Иити вызвал вспышку энергии, которая позволила нам пролететь вдоль барьера из обломков кораблей. Неужели та энергия исходила от этого крохотного кусочка? Должно быть, мы знаем лишь часть того, на что способны эти камни.

Мне не терпелось побыстрей оказаться в корабле, подальше от Путеводной. Теперь, когда шлюпка легла на курс, я начал размышлять о конце нашего пути. Довольно скоро мы сели на мертвый спутник.

— Маяк... — Я передвинулся, чтобы взглянуть на прибор. На индикаторе данные, которые должны автоматически вернуть нас на «Идущий по ветру». Неожиданно я усомнился в показаниях прибора. Большинство изменений в приборах шлюпки сделал Ризк, и перемены эти должны были быть временными, да и те стоили большого труда — хотя любой вольный торговец имеет больше опыта в ремонте и импровизированных приспособлениях, чем обычный космонавт.

Предположим, связь с кораблем вышла из строя. Мы можем заблудиться в космосе. Однако мы продолжаем идти по курсу.

— Конечно, — прервал цепь моих невеселых мыслей Иити. — Но мне кажется, мы летим не на спутник. А если они уйдут в гипер...

— Ты хочешь сказать... они взлетели? Не дожидаясь нас? — Такое возможно, и этот страх таился в глубину моей души. Наш полет к Путеводной был таким отчаянным, что Ризк и закатанин могли посчитать нас погибшими, как только мы направились к станции. Или Зилвричу стало хуже, а пилот, сознавая всю важность закатанина и желая спасти его... Я мог привести множество причин, по которым стартовал «Идущий по ветру». Но мы все равно на курсе к чему-то, а курс поддерживается до тех пор, пока корабль не уйдет в гиперпространство для прыжка в другую систему. Вот если это произойдет, наш маяк перестанет действовать и мы окажемся одни — и тогда останется только вернуться на Путеводную или сесть на одну из мертвых планет.

— Если они летят к другой системе, они должны перейти в гипер...

— Если не знают систему, им нужно достичь самых внешних планет, прежде чем уйти в гиперпространство, — напомнил Иити.

— Камень... если мы используем его энергию для соединения с ними...

— Подобное путешествие следует проделывать очень осторожно. Маневрировать шлюпкой и кораблем в полете... — Было очевидно, что Иити рассуждает, а не просто просвещает меня. Он посмотрел на контрольный щит и покачал головой. — Очень большой риск. Это не полноценное оборудование, всего лишь импровизация, и оно может подвести нас в момент необходимости.

— Выбираем из двух зол, — заметил я. — Остаемся здесь и погибнем или рискнем встретиться с кораблем. Пока остаемся на курсе, мы связаны с кораблем. А почему... — Мне в голову пришла неожиданная мысль. — Ризк знает, что мы идем за ними? Ведь наш старт должен быть зарегистрирован...

— Индикатор на корабле мог выйти из строя. А может, он просто решил не ждать.

Если пилот решил не ждать... в его распоряжении корабль, закатанин и правдоподобное объяснение нашего исчезновения. Он может направиться в ближайший порт со спасенным археологом, сообщит Патрулю координаты Путеводной, а корабль может потребовать в качестве награды. Теперь в игре у него главные звезды, а у нас только кометы, чтобы пересечь доску и догнать его... Но у нас есть еще предвечный камень.

— В гамак, — предупредил меня Иити. — Я задействую энергию камня. Надеюсь, корабль не уйдет в гипер, прежде чем мы его догоним.

Я снова лег. Иити остался у приборов управления. Неужели его организм способен выдержать напряжение без помощи устройств шлюпки? Если Иити потеряет сознание, я не смогу занять его место, и мы со скоростью снаряда ударимся об «Идущего по ветру».

В прошлом я не раз испытывал напряжения старта на кораблях, предназначенных для скоростных перелетов. Но спасательная шлюпка — совсем не такой корабль. Ее первоначальное предназначение — улететь с поврежденного корабля и сделать прыжок подальше от опасности. Однако поддерживать такой расход энергии долго она не может. Я лежал в гамаке и терпел ускорение. Мне удалось не потерять сознание. Казалось, сам материал стен протестует против такой силы. А на чаше, которую я по-прежнему держал в руках, появилась огненная точка: крошечный камень отозвался на поток энергии от большего, спрятанного Иити.

Я терпел и видел, словно в тумане, мохнатое тело Иити, он вцепился руками, чтобы удержаться у приборов. Затем услышал тяжелое дыхание, не только мое. Каждую секунду ожидал, что порвется нить, связывающая нас с «Идущим по ветру», корабль уйдет в гипер, исчезнет из нашего пространства.

Возможно, напряжение отразилось на моем зрении или скорость так прижала Иити, что он не мог нормально функционировать, но я смутно видел, как медленно поднялась его мохнатая рука и нацелилась на единственный рычажок. Перегрузки исчезли, я смог выбраться из гамака, подплыл к Иити и занял место рядом с ним. Передо мной было множество огоньков, которые я понимал и на которые учил меня реагировать Ризк.

Мы сблизились с кораблем и теперь должны состыковаться с ним. Большую часть операций проделывает автоматика, но я должен быть готов среагировать на определенные тревожные сигналы. И даже если Ризк не обратил внимания на сигнал нашего приближения, он теперь не может не дать нам соединиться с кораблем — если только мгновенно не уйдет в гипер.

Секунды тянулись бесконечно, я испытывал огромное напряжение, готовый внести поправки, следя за приборами, обозначающие жизнь и смерть не только нашу, но и корабля, с которым мы стремимся соединиться. И вот мы у цели. На экране появился раскрытый люк, и мы устремились в него. Экран потемнел: это люк закрылся за нами. Я почувствовал слабость от облегчения. Но Иити разогнулся, держась за край гамака.

— У нас неприятности...

Он не закончил мысль, теперь я и сам почувствовал. Нет слов, чтобы описать то, что произошло: мы не лежали в защитных сетках, не были готовы к переходу. Нас даже не предупредили. Не прошло и нескольких секунд с нашего возвращения, как корабль ушел в гиперпространство.

Во рту появился вкус крови. Кровь потекла по подбородку. Когда я открыл глаза, вокруг было темно, и эта тьма принесло с собой ужас слепоты. Все тело болело, и боль, когда я попытался пошевелиться, стала непереносимой. Я с трудом поднес руку к голове и вытер липкую кровь с глаз. Я ничего не вижу!

— Иити! — Мне казалось, я кричу. Звук эхом отдался в ушах, голова заболела еще сильней.

Ответа не было. По-прежнему вокруг была тьма. Я пошарил рукой и ударился о что-то твердое. Пробудилась память. Я в шлюпке, мы вернулись на корабль за мгновение до того, как он ушел в гипер.

Я не знал, насколько тяжело ранен. Однако шлюпка устроена так, что автоматически начинает ухаживать за ранеными, мне нужно только лечь в гамак, и автоматика позаботится обо мне.

Я поискал руками гамак. Одна рука повиновалась, но второй пошевелить я не мог. Коснулся только стены. Я попытался продвинуться вдоль этой стены, держась за нее пальцами, искал каких-то перемен, изменений в ее поверхности. В шлюпке так тесно, что рано или поздно я наткнусь на один из гамаков. Я разводил руками, поднимал их вверх, вращал в темноте. Но ни на что не наткнулся.

Но шлюпка слишком мала, чтобы я все еще не нашел ощупью гамак. Мысль о гамаке, готовом смягчить боль, применить лекарства и восстановительные средства, так терзала меня, что я нашел в себе силы для дальнейших поисков, И мои болезненные и медлительные движения сообщили, что никакого гамака здесь нет. И вообще я лежу не в шлюпке. Руки мои упали на пол, коснулись маленького неподвижного тела. Йити! Он не в том виде, в каком я в последний раз его видел, сообщили мне пальцы. Но сейчас Иити — мутант, такой, каким был с рождения.

Я провел пальцами по пушистому телу, и мне показалось, что я почувствовал трепет жизни: сердце бьется. Тогда по-прежнему ощупью я попытался определить, нет ли заметных ран. Темнота... я не позволю себе думать о том, что я ослеп... — темнота стала тяжелой, угнетающей. Я тяжело дышал: отсутствие света словно сопровождалось недостатком воздуха. И тут же я подумал, что так и есть: меня закрыли в каком-то помещении и оставили задыхаться.

Иити не отзывался на мои мысли, которые я пытался сделать связными. Я снова принялся ощупью проверять пространство и окончательно отказался от мысли, что мы в шлюпке. Нас положили в каком-то небольшом закрытом помещении с дверью, которая не поддается моим усилиям. Должно быть, мы на борту «Идущего по ветру». Я решил, что мы в одной из нижних кают, превращенных в грузовой трюм. Это может означать только одно: кораблем командует Ризк. Я не знал, что он сказал закатанину. Наши действия достаточно необычны, чтобы придать правдоподобность его рассказу, будто мы действуем незаконно и сам

Ризк оказался на борту, не зная об этом. Закатане телепаты. Ризк мог сказать истинную правду, и Зилврич ему поверил. И мы сейчас можем направляться к ближайшему порту, где нас передадут Патрулю как похитителей и пособников джеков с Путеводной. Да, представляя факты так, как их может увидеть кто-то посторонний, я видел, что у Ризка очень сильная позиция, а закатанин его поддержит.

То, что мы вернули сокровище, ничего не значит. Мы могли вернуть его, чтобы оставить у себя и продать, а за закатанина получить выкуп. Такие сделки бывали.

Если Ризк внесен в черный список, то, передав нас, может получить прощение. Его из этого списка вычеркнут. А если нас — или меня — подвергнут глубинному допросу, всплывет вся правда о предвечных камнях. Ясно, что с точки зрения Патрулй мы виновны в двойной игре. Ризку в ближайшем порту останется сыграть роль честного человека, и наше дело будет проиграно.

Положение казалось таким безнадежным, что я не видел никаких возможных действий с нашей стороны. Если бы у нас был предвечный камень, мы могли бы — я уже поверил в необычные свойства этих камней — могли бы сопротивляться. Иити... если он не мертв... и не умирает... должен...

Я ощупью вернулся к маленькому телу, прижал его к себе, так что голова Иити лежала у меня на плече, и прикрыл рукой. Мне показалось, что больше я не ощущаю легкое сердцебиение. И на мой мысленный призыв не было никакого ответа. Есть все основания считать Иити мертвым. И в этот момент я забыл все свое раздражение из-за его постоянных вмешательств в мою жизнь, то, как он распоряжался мною. Возможно, мне как раз нужно было такое руководство, такая сильная воля. Сначала был отец, потом Вондар Астл, потом Иити...

Но я не хотел мириться с тем, что это конец. Если Иити мертв, Ризк заплатит за его смерть. Я надеялся на помощь камня, о помощи со стороны Иити, но и того и другого теперь нет. Остаюсь я сам, а я еще не готов смириться с поражением.

Я всегда считал, что сверхчувственных способностей у меня нет. Очевидно, до встречи с Иити у меня их и не было. Он научил меня мысленной связи. Однажды он вынужденно связал меня мыслью с другим человеком, чтобы я смог доказать нашу невиновность офицеру Патруля, и это было очень неприятное и болезненное переживание. Затем он научил меня пользоваться галлюцинациями для изменения внешности, и я сам установил, что с помощью предвечного камня можно добиться полной перемены внешности.

Но Иити — он либо мертв, либо очень близок к этому. У меня нет ни Иити, ни камня. Я ранен — не могу определить, насколько тяжело, — и я в плену. Остается только одна слабая — очень слабая — искорка надежды. Это закатанин.

Он телепат, как и Иити. Могу я связаться с ним? Обратиться с просьбой?

Я смотрел в темноту, надеясь, что это для меня не участь на всю оставшуюся жизнь, но мысленно представлял себе лицо закатанина, каким видел его в последний раз. И старался удержать его с памяти, но на этот раз не для того, чтобы сделать себя внешне таким же, а как цель своего мысленного поиска. И направил — не связную мысль, а просьбу о внимании, крик о помощи.

Потом... почувствовал соприкосновение! Как будто прикоснулся пальцем к листу фалдера, который мгновенно съежился, ушел от контакта с моей плотью. И сразу — вернулся.

Но меня ждало разочарование. Мысленные контакты с Иити были четкими, как и контакт с закатанином, когда он был рядом. Это же был незнакомый мне язык, вихрь непонятного обрушился на меня так стремительно, что я не в состоянии был разобраться и уловить смысл. Пришлось отступить и разорвать контакт.

Мне нужно посредничество Иити. Иначе мое сознание не разберется в этом вихре чуждых мыслей. Я принялся обдумывать свои возможности. Могу оставаться здесь пленником Ризка, какую бы цель тот ни преследовал. Могу снова попытаться связаться с закатанином. И я не мог смириться с почти очевидным — признать свою беспомощность.

Поэтому очень осторожно, как человек, нащупывающий дорогу в трясине, которая готова проглотить его тысячью грязных пастей, я снова послал мысль в поиск. Но на этот раз обдумал свое послание — обдумывал неторопливо, впечатление за впечатлением, и упрямо старался воспроизвести его, когда на меня снова обрушился поток чуждого разума. Я ничего не пытался сказать Зилвричу, как «говорил» с Иити. Я только снова и снова обдумывал то, что ему нужно знать, позволял ему прочесть мою мысль, если он может это сделать. Хотя опасался, что для него моя мысль слишком нетороплива, как поток его мысли кажется мне угрожающе стремительным.

Раз, два, три, четыре раза передавал я свою мысленную мольбу. Потом не мог уже держаться. Боль физическая ничто в сравнении с той болью, что заполнила мое сознание. Я потерял не только контакт, но и сознание, как в тот момент, когда мы перешли в гиперпространство.

Меня словно снова и снова кололи острой тонкой иглой. Пытка сначала была далекой и слабой, потом становилась все сильней и настойчивей. Я зашевелился. И попытался ухватиться за безопасность пустоты. Укол... призывы, которые мне не нужны, продолжались.

— Иити? — Но это не Иити... не...

— Подожди...

Чего ждать? И кто это? Мне все равно. Иити? Нет, Иити мертв. Я тоже буду мертв. Мне все равно, мертвому все равно, не будет никаких желаний, чувств, мыслей... Иити, мертв. И я мертв или буду мертв, как только эти уколы прекратятся и меня оставят в покое.

— Проснись...

Проснуться? Мне показалось, что эта мысль оттуда же, откуда предыдущая — «подожди»... Но все это неважно. Все неважно...

— Проснись!

Крик у меня в голове. Больно, и боль приходит снаружи. Я покрутил головой, словно стряхивая голос в сознании.

— Не спи! — этот приказ-крик и боль вывели меня из оцепенения. Я негромко застонал, попросил оставить меня в покое в темноте, позволить смерти проделать остальное.

— Не спи!

Удары молота в сознании. Теперь я слышал собственный жалобный стон, но не мог остановиться. Но вместе с болью приходило осознание призыва, который мешал мне вернуться в ничто.

— Не спи! Держись!

За что держаться? За голову? Мне не за что держаться.

И тут я ощутил — не в словах, звучавших в больной голове, нет, что-то другое — поддержку, опору, за которую могут ухватиться мои слабые мысли. Я уставился в темноту , широко раскрытыми глазами, став внутренне другим человеком, каким становлюсь внешне под действием предвечного камня. Я откуда-то знал, что эта поддержка лишь на короткое время. И за это время я должен собраться и попытаться исправить свое положение.

Глава 15

Каким-то образом я встал, здоровой рукой все еще прижимая к себе Иити; вторая рука свисала бесполезно. Я готов двигаться — но куда, действовать против кого — или чего? Поняв, что по-прежнему беспомощен в темноте, я готов был снова погрузиться в отчаяние.

— Подожди... будь готов... — В этом послании слышалось напряжение, как будто пославший его делал для этого огромные усилия.

Что ж, я готов, жду, но сколько придется ждать? В темноте время тянется бесконечно, его невозможно измерить знакомыми мне единицами.

Потом послышался звук, легкий скрип, и сердце у меня дрогнуло: все-таки я не ослеп! Потому что справа от меня появилась светлая полоска. Я пополз в ту сторону, а полоска стала шире, превратилась в щель, в которую я смог протиснуться — и тут же закрыл глаза от света, причинившего боль.

Я стоял у стены колодца, который проходит через весь корабль. В первый момент я был слишком слаб, чтобы посмотреть, кто меня освободил. Но, прислонившись плечом к стене, наконец смог осмотреться.

Зилврич, которого я в последний раз видел лежащим на матраце, обеими руками опирался о пол: очевидно, чтобы доползти до моей камеры, он израсходовал все силы. Он с видимым усилием приподнял голову.

«Ты... свободен... отдыхай...»

Свободен, но безоружен и почти без сил, как и закатанин. Но со мной еще не кончено. Каким-то образом мне удалось положить Ииити на пол, здоровой рукой обхватить закатанина и отвести его к постели, с которой он встал. Потом я вернулся, подобрал мутанта и принес в комнату закатанина, прижимая к себе, хотя никаких признаков жизни в маленьком теле не было.

— Расскажи... — Я заговорил на основном, радуясь отсутствию столь тяжелого для меня контакта с сознанием чужака. — Что случилось?

— Ризк... — Зилврич говорил медленно, словно каждое слово давалось ему с трудом... — думает отправиться на Лайлстейн... хочет вернуть меня... сокровище...

— И сдать нас, — закончил я, — вероятно, обвинив в участии заговора Гильдии.

— Он... хочет... вернуть себе свой статус. Я не знал, что вы вернулись живыми... пока ты не послал поисковую мысль. Он сказал... вы мертвы... когда мы ушли в гипер...

Я посмотрел на маленькое тело.

— Один из нас мертв.

Я, возможно, свободен в корабле, но сомневаюсь, что мне удастся изменить ход событий. Ризк вернет нас на Лайлстейн, и мы... я обнаружу, что меня обвиняют во множестве преступлений. Не только обстоятельства говорят в пользу пилота: под сканером я выдам все, что знаю о предвечных камнях. Предвечный камень!

Иити спрятал его где-то в шлюпке. Насколько мне известно, Ризк не подозревает о его существовании. Если бы я снова мог взять его в руки... хотя я не был уверен, что смогу использовать его как оружие. Но нет сомнений, что у камня множество возможностей. Шлюпка... Ииити спрятал камень, и теперь Иити мертв.

Чаша... если бы я смог найти ее, то по огоньку на ней смог бы отыскать и предвечный камень.

— Сокровище... где оно?

— В сейфе. — Зилврич пристально смотрел на меня, но охотно предоставил информацию.

Сейф... если Ризк закрыл его на собственный отпечаток пальца, мне не добыть чашу. Сейф будет закрыт, пока сам Ризк не захочет его открыть.

— Нет. — Похоже, закатанин, как и Иити, легко читает мои мысли, но сейчас это неважно. — Нет... сейф закрыл я.

— Он тебе позволил?

— Ему пришлось. А что ты должен отыскать... к чему приведет тебя чаша? Это оружие?

— Не знаю, можно ли это использовать как оружие. Но это источник силы, превышающей наше понимание. Иити спрятал его в шлюпке, чаша поможет его найти.

— Помоги мне... идем к сейфу.

Хромой вел калеку. Но вскоре нам удалось совершить этот трудный путь. Я смог привести чужака к сейфу, он активировал замок, и я достал чашу. Зилврич прижимал ее к себе, когда я вел его назад к постели.

Прежде чем передать ее мне, он несколько раз повернул чашу в руках, внимательно разглядывая ее. Наконец одним из когтей коснулся крошечного предвечного камня.

— Ты ищешь это.

— Мы с Иити давно его ищем. — Больше нет смысла скрывать правду. Возможно, мы не совершим задуманное путешествие, не окажемся среди не нанесенных на карты звезд в поисках древней планеты — родины камней, но сейчас имеет значение то, что происходит здесь — нужно найти камень, спрятанный Иити.

— Это карта, и вы ищете сокровища, которые могут быть на ней указаны?

— Такие, как вы нашли в могиле. — Как мог кратко, я рассказал ему историю предвечных камней: того, что был в кольце отца, о тех, что мы нашли на неведомой планете, про тот, что спрятал Иити, и как мы его использовали.

— Понятно. Тогда возьми это. — Зилврич протянул мне чашу. — Отыщи свой спрятанный камень. Похоже, мы были на пороге большого открытия, когда отыскали это... но такого, которое способно породить опасность. И человеку стоит дважды подумать, прежде чем оповещать о нем.

Я прижал чашу к себе, как прижимал Иити, опираясь плечом о стену, чтобы не упасть, и двинулся из каюты Зилврича к лестнице. По лестнице я не спустился, а скорее упал, потом поднялся и добрался до шлюпки. Последние шаги этого пути были такими трудными, что я едва набрал для них сил.

И вот я снова в шлюпке, которая так хорошо послужила нам. Я старался даваться, держа чашу чуть в стороне от себя и следя за крохотным предвечным камнем. Он сначала слегка светился, потом стал яркой точкой. Но трудно понять, как использовать это свечение: никаких колебаний его я не замечал. Однако надо попытаться.

Я двигался неуверенно — вначале к хвосту, но никаких перемен в свечении камня на чаше не заметил. Но когда прошел к правому борту маленького судна, чаша шевельнулась у меня в руках, попыталась выскользнуть. Как проснувшийся камень тащил меня к брошенному кораблю, где лежали другие такие камни, так и сейчас чаша повисла на обшивке стены. Я сорвал эту обшивку, надеясь, что Иити не упрятал камень слишком глубоко. Пальцы резало, ногти ломались, и я начал испытывать отчаяние. Я мало что могу сделать одной рукой.

Но я продолжал бороться и наконец, видимо, задел замок, потому что панель целиком скользнула в сторону, и я увидел яркий блеск предвечного камня. Чаша рванулась вперед, так что камни соприкоснулись, и я не пытался разделить их. Держа чашу, я попятился и проделал прежний путь в обратном направлении.

Когда сел возле Зилврича, поставив чашу на пол, он посмотрел на камни, которые, казалось, как и я, были довольны достигнутым. Я не только физически ослаб и не мог держаться прямо, затуманились мои мысли. Теперь, найдя второй камень, я не знал, как использовать его против Риз-ка. Мне казалось, что, добившись этого небольшого успеха, я истощил все свои силы.

Иити лежал на матраце закатанина, и одна когтистая рука Зилврича касалась лба мутанта.

— Он не мертв...

Я вырвался из своей летаргии.

— Но...

— В нем еще есть искра жизни, очень слабая, но есть.

Я не врач, но даже если бы был врачом, все равно не мог бы судить о состоянии мутанта. К тому же на все это накладывалась моя собственная слабость. Иити умрет, и я ничего не моту сделать...

Или все же могу?

За головой Иити стояла чаша, камни соприкасались. Предвечный камень — это сила. Он обладает способностью превращать нас в других и сохранять эту видимость. И я смог превратить Иити в кошку, потому что вызвал перемену, когда он ее не ожидал. Могу ли я вызвать не перемену, а жизнь в теле мутанта?

Пока сохраняется искра жизни, я должен пытаться.

Я взял бессильно свисающую ладонь левой руки правой, передвинул ее и приложил к камням, не думая о том, что могу обжечься. По крайней мере сейчас я боль не почувствую. Правую положил Иити на голову. Я стал действовать, вызывая в сознании образ своего спутника, каким он был живым. Я вел незримую битву — сражался сознанием, ладонью, на которой навсегда сохранятся шрамы, решимостью победить саму смерть или то, что для Иити считается концом существования. Я пытался с помощью всей текущей через меня силы найти ту искру, о которой говорил Зилврич, найти ее и раздуть в пламя.

Свечение камней заполнило все поле моего зрения, вытеснило каюту, Зилврича, даже Иити, но я упрямо продолжал держать в сознании образ живого мутанта. Глаза, оказавшиеся бесполезными в темноте камеры, снова ничего не видели. Но я держался, хотя все во мне кричало, отшатывалось, стремилось убежать.

Я даже не вполне сознавал, зачем веду эту битву — знал только, что ее нужно вести до конца. И вот все кончилось: обожженная ладонь лежит на коленях, чашу и камни накрыли тканью, больше я не вижу сияния. А Иити больше не лежит неподвижно, почти мертвый, а сидит на задних лапах, прижав передние лапы-руки к животу. Он жив, полностью восстановился.

Я уловил обрывки разговора между закатанином и моим спутником. Но мне так трудно было удержать любую мысль, что этот обмен казался мне неразборчивым шепотом.

Иити двинулся с прежним проворством, принес аптечку, смазал мне ладонь, сделал укол обезболивающего в руку.' Но для меня это все почти не имело смысла. Я видел, как закатанин согласился с каким-то сделанным Иити предложением, и мутант унес чашу из каюты — вероятно, снова спрятал. Но мне хотелось только спать.

Разбудил меня голод. Я все еще находился в каюте Зилврича. Если Ризк нанес нам визит за время моего сна, то решил не возвращать меня в камеру. Но меня встревожило то, что я спал. Ведь так много нужно сделать, а я бездействовал.

Появился Иити, словно, проснувшись, я подал ему какой-то сигнал. Он принес два тюбика с А-рационом. Увидев эти тюбики, я на несколько секунд забыл обо всем остальном. Но, выдавив в рот первую порцию и наслаждаясь едой (хотя в обычном состоянии я бы не назвал ее вкусной), я спросил:

— А что с Ризком?

— Мы ничего не можем сделать, пока корабль в гиперпространстве, — ответил Иити. — Но он нашел чем заняться. Похоже, корабль не очень тщательно обыскали, когда конфисковали за контрабанду. Ризк обнаружил запас воркса и теперь видит сладкие сны в своей каюте.

Воркс достаточно силен, чтобы вызвать сны, хотя будут ли они сладкими, другой вопрос. Это не только алкогольный напиток: у терранцев он вызывает галлюцинации. То, что Ризк провел тщательный осмотр корабля, меня не удивило. Скука во время длительных перелетов заставляет членов экипажей заниматься чем угодно, лишь бы иметь занятие. А Ризк знал, что корабль был конфискован за контрабанду.

— Ему помогли... — добавил Иити.

В нем чувствовалась такая жизненная энергия, такое обновление, что я даже позавидовал.

— Ты помог?

— Наш достопочтенный коллега, — Иити кивнул в сторону закатанина.

— Кажется, Ризк склонен к выпивке, — согласился Зилврич. — Хотя нехорошо пользоваться слабостями других, бывают времена, когда такой отход от Всеобщего Милосердия необходим. Мне показалось, что таким образом я смогу предотвратить ошибки. Нам нужно помещение Риз-ка, а не его общество.

— Если мы выйдем из гиперпространства в системе Лайлстейна, то окажемся на территории Патруля, — мрачно ответил я.

— Можно выйти и сразу уйти — до того, как будет получен вызов, — ответил Зилврич. — Да, я обязан доложить о нападении на наш лагерь. Но у меня долг и перед теми, кто послал нашу экспедицию. Такая находка, как эта карта, случается, может, раз в тысячу лет. Если мы по ней установим расположение планеты, полет туда будет значить гораздо больше, чем обращение к закону и расследование нападения на нас.

— Но Ризк — наш пилот. Он не согласится лететь в места, не нанесенные на карты. А если он решит передать мае...

— Не нанесенные на карты, — задумчиво повторил закатанин. — Вот как раз в этом я не уверен. Посмотри...

Он включил трехмерный проектор — стандартное оборудование пилотской рубки. Нажал на кнопку, и на стене появилась звездная карта. Не будучи астронавигатором, я все равно не мог ее прочесть, мог только увидеть положение звезд и обозначенные под ними координаты для гиперпрыжков.

— Это край мертвого пространства, — сообщил мне Зилврич. — Слева от тебя и третья от угла — выжженная система Путеводной. Судя по датам на карте, она обследовалась триста лет назад — по твоему времени. Это одна из самых старых карт. Теперь взгляни на чашу, представь себе, что мертвое солнце этой системы — красный карлик, поверни чашу на две трети влево...

Я держал чашу в руках, медленно поворачивая ее и посматривая на карту на экране. И хотя читать такие карты, меня не учили, я видел, что он прав! Не только выжженная система, из которой мы бежали, отражена на карте чаши как умирающее солнце — красный карлик, мы можем наметить курс от этой системы к предвечному камню на чаше.

— Но тут нет координат для гиперпрыжка, — сказал я. — А действовать наугад очень опасно. Даже у разведчика, привыкшего к исследовательским прыжкам, шансы на успех две кометы к звезде.

— Посмотри на чашу через это. — Похоже, Иити собирал по всему кораблю все, что может помочь: закатанин протянул мне мою собственную ювелирную линзу.

Разглядывая созвездия, изображенные на карте, я заметил миниатюрные углубления. Что-то вроде надписей, хотя, конечно, прочесть ничего не смог.

— Вероятно, это их гиперкод, — продолжал закатанин.

— Но он для нас бесполезен.

— А вот в этом я не уверен. Мы нашли в мертвой системе еще вот это... и можем попытаться...

— Попробовать расшифровать? — Конечно, он археолог, и подобные загадки для него привычны. Постепенна моя депрессия рассеивалась. Голод я утолил, возможно, теперь уже смогу лучше пользоваться рукой. Ко мне возвращалась уверенность не только в себе самом, но и в знаниях моих спутников.

Я поставил чашу на пол открытой стороной со звездной картой наружу, и Иити присел рядом с ней. Он взял у меня линзу, сжал в своей руке-лапе и склонил голову, как будто не только смотрел на солнечные системы, но и вынюхивал их.

— Можно сделать. — Его мысль была не только ясна; в ней была уверенность, как будто между нами и успехом больше нет никаких препятствий. — Мы вернемся в мертвую систему, пустив ленту Ризка в обратном порядке...

— И попадем сразу в осиное гнездо, — ответил я. — Но продолжай. Возможно, у тебя есть ответ и на это. Тогда мы сделаем то, что сделаем, если только достопочтенный старейший, — я назвал Зилврича подобающим его титулом, — не прочтет координаты.

Иити не закрыл сознание, как обычно поступал в таких случаях, и я прочел вспышку того, что можно было бы назвать нерешительностью. Никогда не чувствовал я в мыслях Иити страха — сознание опасности да, но не страх. Однако сейчас было ощущение именно такого чувства.

И в то же мгновение почувствовал прилив вдохновения.

— Ты можешь их прочесть! — Я не хотел его обвинять, но прозвучало это как обвинение.

Его шея была настолько гибкой, что он смог, не меняя позы, повернуть голову и посмотреть на меня.

— Древние привычки и воспоминания умирают с трудом, — уклончиво ответил он, как иногда с ним бывает. И убрал линзу, создав у меня впечатление встревоженности, нежелания принять решение.

Я уловил поток чуждых мыслей и на мгновение испытал негодование из-за того, что не могу их прочесть. Мне показалось, что чужак и мутант спорят именно о тех знаниях, в наличии которых я обвинил Иити.

— Именно так, — подтвердил для меня Иити. — Нет, я не могу прочесть. Но эти надписи очень напоминают мне другую форму письма, и я скорее могу их понять, чем вы. — И в ответе его была такая окончательность, что я понял: бесполезно расспрашивать его, откуда ему может быть знакома система письма, напоминающая письменность предтеч, живших тысячелетия назад. И снова в моем сознании возник прежний вопрос: кто такой Иити? Или что он такое?

Хотя он не делал никаких замечаний, создавалось впечатление, что догадки он будет строить вопреки своим желаниям. У него как будто есть личная причина быть недовольным ситуацией, в которую его привела судьба.

Кажется, сейчас мне предстоит служить его руками. В контрольной рубке под руководством Иити я готовился к прохождению курса корабля, проложенного Ризком, в обратном порядке: как только мы окажемся вблизи Лайлстейна, сразу отправимся назад, к Путеводной.

Ризк не показывался. Очевидно, напиток контрабандистов оказался очень крепким. Я не знал, что произойдет, когда мы выйдем из гиперпространства, а его не будет у руля. Может, будем беспомощно болтаться в системе Лайлстейна, пока какой-нибудь патрульный корабль не притянет нас своим лучом и не потащит за собой.

Едва мы вышли из гиперпространства, я ввел данные, указанные Иити, и мы легли на обратный курс от Лайлстейна. Теперь у нас снова много времени, чтобы подумать о многочисленных опасностях, которые могут поджидать нас у Путеводной. Наше успешное бегство должно привести в действие все защитные системы станции. Теперь, когда координаты крепости известны, джеки будут, с одной стороны, ожидать корабли Патруля, а с другой — неприятностей, может быть, со стороны Гильдии, которая попытается захватить добычу из считавшегося неприступным убежища.

Единственный наш ответ — не задерживаться в мертвой системе настолько, чтобы нас обнаружили. Наш невооруженный корабль не сможет сопротивляться джекам. Поэтому нам придется действовать точно так же, как вблизи Лайлстейна. Курс должен быть готов, его нужно набрать, как только мы окажемся в нормальном пространстве, и сразу снова уйти в гипер.

Успех этого маневра зависит исключительно от того, насколько удачно Зилврич и Иити наметят новый курс. И поскольку я ничем не мог им помочь, моей заботой оставались корабль и Ризк.

Наиболее практичным ответом на проблему Ризка стал силовой замок на двери его каюты. Он протрезвел, когда мы были в гиперпространстве, и попытался открыть дверь. Тогда я через интерком сообщил ему, что корабль в наших руках. Больше я ничего объяснять не стал и выключил интерком, так что все его требования оставались неуслышанными. Через обычную систему снабжения мы доставляли ему еду и питье. А в остальном я предоставил ему размышлять — в трезвом состоянии, как я надеялся, — над наделанными в системе Путеводной глупостями.

А все остальное время я проводил в ремонтной мастерской. Усовершенствовал самострелы Ризка, снабдив стрелы наконечниками из зорана. Я не собирался невооруженным исследовать неведомые планеты, как приходилось делать в прошлом.

Если по какому-то чуду мы доберемся до планеты, обозначенной на чаше предвечным камнем, кто знает, что ожидает нас на ней. Возможно, на этой планете мы сможем передвигаться только в скафандрах; планета может быть населена существами, бесконечно превосходящими нас во всех отношениях, и эти существа могут быть настроены враждебно, как боссы Путеводной. Хотя цивилизация, которую представляет чаша, должна была исчезнуть много эпох назад, из ее останков могли возникнуть и другие, и мы можем столкнуться с таким противодействием, какое даже вообразить невозможно. Дойдя до этого места в своих размышлениях, я стал еще тщательнее заниматься самострелами, хотя это не рассеивало мрачного ожидания.

Первое испытание — выход из гиперпространства в мертвой системе. Этот момент приближался, и я все больше нервничал. Иити и Зилврича я практически не видел — только приносил им еду и питье. Мне даже хотелось выпустить Ризка из каюты, чтобы было с кем разделить опасность.

Но когда в тишине корабля прозвучал сигнал тревоги, Иити находился у приборов в контрольной рубке. Он свернулся у меня на коленях, когда я занял кресло пилота, — хотя сознание его было закрыто, словно оно полно драгоценных знаний и он боится слишком поспешно расплескать их.

Мы вышли из гиперпространства, и я нажал соответствующие клавиши, чтобы выяснить наше положение. Нам продолжало везти: вынырнули мы очень близко от того места, где вошли в гипер в прошлый раз, на внешней окраине мертвой системы.

Но у нас было очень мало времени, чтобы поздравлять себя с этим небольшим успехом. В рубке громко прозвучал сигнал тревоги. Нас поймал луч радара, и теперь в любое мгновение можно ожидать луча притяжения. Руки я держал над панелью управления. Готов был в любое мгновение набрать указанный Ииити курс. Но сможет ли он дать его мне, смогу ли я набрать его достаточно быстро, чтобы разорвать контакт, способный отдать нас во власть врага?

Глава 16

Иити был готов, хотя координаты, которые он мысленно переслал мне, для меня не имели никакого смысла. Я'был просто посредником: нажимал на клавиши, внося данные. Однако, кажется, пальцы оказались недостаточно быстрыми. Я почувствовал, как силовой луч захватил наш корабль.

Мы ушли в гипер. Но как только головокружение прошло и я понял, что мы совершили переход, я понял также, что мы увели с собой и противника. Вместо того чтобы разорвать силовой луч при переходе, мы по какому-то случайному совпадению действующих сил захватили с собой источник луча! И как только мы снова окажемся в нормальном пространстве, враг сможет напасть на нас.

В гиперпространстве маневрировать невозможно. Сделать это означало бы сбить координаты. И тогда, если повезет, вынырнешь в совершенно неведомом уголке пустого пространства, а если не повезет — в самом центре горячего солнца. Мы оба пленники, пока не закончится маршрут, намеченный закатанином и Иити. Но у нас есть и преимущество: враг так же бессилен, как и мы. А поскольку не был готов к переходу, он должен быть потрясен. Впрочем, у него достаточно времени в пути, чтобы прийти в себя.

— Джерн! — послышался в корабельном интеркоме голос Ризка. — Джерн, что вы делаете?

Похоже, пилот не только пришел в себя от пьяного загула, но и очень встревожен. Достаточно встревожен, чтобы работать вместе с нами? Но теперь я ему не доверял.

Я взял микрофон.

— Мы в гипере... со спутником.

— Мы в плену луча! — проревел он в ответ.

— Я сказал, что у нас спутник. Но он, как и мы, не может двигаться. Мы оба в гипере.

— И куда направляемся?

— Вот бы знать! — Мгновенное бегство подействовало на меня как порция экзалта. Я никогда сам его не пробовал, но слышал о нем достаточно, чтобы представить себе, какое ощущение он вызывает. Уходя в гипер, мы были в серьезной опасности, но теперь у нас достаточно времени для отдыха и планирования.

Но вопрос Ризка застрял в сознании. Куда мы направляемся? К планете, которая может уже не существовать. А если даже существует — какова она?

В этот момент я почувствовал, что очень хотел бы верить в богов какой-нибудь планеты. Сейчас самое подходящее настроение для того, чтобы прийти в какой-нибудь храм, скажем, храм Альфанди, воткнуть жезл божественного призыва в землю, в которой уже есть множество отверстий от таких же жезлов, потянуть за веревку, вызвав низкий глубокий звук — такой звук дойдет до слуха Возвышенного и убедит всемогущий Разум прислушаться к просьбе. Я на многих планетах встречался с верующими в различных богов и демонов. Вера дает ощущение безопасности, недоступное постороннему наблюдателю. Я первым соглашусь с тем, что в создании галактики есть какая-то высшая цель. Но не могу склонить голову перед богами какой-либо планеты.

Я читал в старых записях, что мозг и сознание — не одно и то же. Мозг связан с организмом и служит ему, тогда как сознание способно функционировать в разных измерениях. Отсюда возникают сверхчувственные способности, порожденные не мозгом, а сознанием.

Покинув пилотскую рубку, я застал Зилврича в его каюте. Закатанин сидел на матраце и как будто пытался проверить истинность своей теории, потому что держал в руках чашу. Глаза его были закрыты, и дышал он неглубоко и часто. Иити сидел в такой же позе, положив маленькие руки на край чаши и тоже закрыв глаза. И даже я смог ощутить ауру сверхчувственного восприятия.

Я не знал, что они пытаются сделать, но чувствовал, что мое присутствие им мешает. Поэтому попятился и закрыл за собой дверь. Одновременно меня оставило ощущение торжества. То, что нас сопровождает сцепленный с нами спутник, создающий угрозу. Если бы только можно было доверять Ризку! Может, и можно, пока в опасности его собственная шкура. Координаты, которые привели нас сюда... я опять поднялся в контрольную рубку. Мы использовали координаты Ризка, чтобы вернуться в мертвую систему. Предположим, я сейчас сотру эти координаты с ленты. Тогда Ризк не сможет вернуть нас, это будет возможно только по воспоминаниям Иити и закатанина. В таком случае пилот не будет представлять опасности, а нам очень нужны его знания: он поможет нам справиться с врагом, когда мы вернемся в нормальное пространство.

И я принялся стирать записи с ленты, не позволяя себе передумать. Потом открыл каюту пилота. Ризк лежал на койке. Когда я вошел, он повернул голову и посмотрел на меня. Я не прихватил с собой самострел. Я знаком со множеством способов обороны без оружия и не думал, что он сможет со мной справиться.

— Что мы делаем? — Теперь в его голосе не слышалось гнева, смешанного с тревогой, как в переговорах по интеркому.

— Направляемся к определенному пункту на карте предтеч.

— А кто связан с нами?

— Насколько мы можем судить, кто-то с Путеводной.

— Они догнали нас? — Он очень удивился.

Я покачал головой.

— Мы вышли в системе Путеводной. Это был единственный узнаваемый пункт на карте.

Он медленно повернул голову и посмотрел в потолок.

— Так что произойдет, когда мы выйдем из гипера?

— Если повезет, окажемся в системе, отмеченной на карте. Но... можно ли разорвать связь, когда мы выйдем из гипера?

Он ответил не сразу. На лбу пилота между бровями появилась резкая морщина. Потом на мой вопрос он ответил другим вопросом:

— Что вы ищете, Джерн?

— Возможно, целую планету, полную артефактов предтеч. Сколько это будет стоить?

— Зачем спрашивать? Всякий знает, что цену такой находки не определить в кредитах. За этим стоит Зилврич? Или это твоя игра?

— И то и другое. Зилврич и Иити подготовили координаты.

Он поморщился.

— Итак, мы делаем прыжок, чтобы сгореть на солнце, когда выйдем. Или что похуже...

— А что если ничего подобного не будет, однако с нами выйдут и эти другие? — вернул я его к проблеме, с которой нам предстояло справиться.

Он сел. Сильно чувствовался сладковатый запах перегара, но мне показалось, что пилот трезв. Он поставил локти на колени и положил голову на руки. Теперь его лицо было мне не видно. Он вздохнул.

— Хорошо. В гипере невозможно изменить курс. Так что освободиться от них мы не сможем. Можем настроиться на выход на большой скорости. Это означает потерю сознания, может, и повреждения. Но это единственный известный мне способ разорвать связь. Придется создать дополнительную защитную сеть, иначе мы вообще не выживем.

— И если мы действительно разорвем связь?

— Когда мы потащили их за собой, курс был установлен только на нашем корабле. И рывок затронет только нас, а не их. Им придется повторять наш маневр. И они могут оказаться в той же системе, а могут — совсем в другом месте. Откуда мне знать? Я говорю, что это возможно, шанс невелик. Думаю, у нас один шанс на десять тысяч. — И тон его говорил, что это слишком оптимистическая оценка.

— Ты можешь это сделать?

— Похоже, у меня нет выбора. Да, могу, если времени будет достаточно. Каковы шансы, если мы выйдем по-прежнему связанными?

— Мы не вооружены, и они смогут нас захватить. Мы сами им не нужны, только то, что у нас с собой.

Он снова вздохнул.

— Так я и думал. Вы все глупцы, но и я такой же.

Но, наверно, он не был окончательно в этом убежден, пока мы не прошли в рубку и он попытался прочесть координаты предшествующего полета.

— Стерты! — Он со свирепым выражением повернулся камне.

— Пути назад нет. — Я напрягся, готовясь к нападению. Но тут выражение его глаз изменилось, и я понял, что если он и хочет со мной посчитаться, то отложит это на будущее. Теперь его главная забота — наш корабль и возможность отделаться от преследователей.

Ииити и Зилврич никак не объясняли мне свои таинственные занятия с чашей, точно так же не советовался со мной и Ризк, когда вносил изменения в оборудование. Но держал меня при себе как помощника, чтобы я подавал инструменты, поддерживал то или это, пока он создает улучшения.

— Перед возвращением все придется делать заново, — сказал он. — Это все временное. Я даже не могу поручиться, что оно сработает. Нам понадобится прочная сеть...

Мы занялись защитной сетью. Два кресла пилотской рубки, предназначенные для того, чтобы пилоты смогли выдержать нагрузку, были окутаны дополнительными полосками того, что мы могли снять с наших коек. Затем мы спустились туда, где работали Зилврич и Иити, чтобы постараться создать дополнительную защиту для закатанина. Я предполагал, что Ииити, как обычно, будет со мной.

Я осторожно постучал по двери, за которой оставил двух телепатов с чашей.

— Войдите, — отозвался Зилврич.

Теперь он лежал, и по нему была заметна его страшная усталость. Чашу я не видел. Иити тоже лежал здесь, но он поднял голову и почти настороженно посмотрел на меня.

Я объяснил, что мы собираемся делать.

— А это возможно?

Ризк снова пожал плечами.

— Не могу поклясться своим именем, если ты это имеешь в виду. Результат остается теоретически возможным, пока не проверен на практике. Но если вы говорите правду, другого выхода у нас нет.

— Хорошо, — согласился закатанин. Я ожидал каких-нибудь замечаний — за или против — от Ииити. Но их не было. И это меня встревожило. Однако я не стал настаивать, чтобы не подтвердились мои худшие опасения. Когда ситуация и так мрачная, лучше не напрашиваться на пессимистические замечания.

Но у Зилврича имелись пожелания, как получше организовать его защиту. Мы со всем мастерством, на какое способны, выполняли его указания. Когда приладили последнее импровизированное крепление, Ризк распрямился и потянулся.

— Я дежурю в рубке, — сказал он так, словно вопрос решен. Я не упустил взгляда закатанина, брошенного в моем направлении, и блеска его глаз. Зилврич словно ждал моих возражений. Но ни у кого из нас нет опыта и знаний Риз-ка. И теперь, когда координаты обратного пути стерты, я не видел для него возможности причинить нам вред.

У него нет причин сдавать нас силам Путеводной. И даже если он попытается вступить в переговоры, ему не дадут на это времени. Ризк вышел, а я послал Иити мысль:

— Координаты с ленты стерты. Он не может вернуть нас.

— Примитивная предосторожность, — высокомерно ответил Иити. — Если он не убьет нас при выходе и его теория подтвердится, небольшой шанс у нас есть.

— Ты как будто не очень в этом уверен. — Моя тревога нарастала.

— Машины есть машины и могут функционировать только в определенных пределах или совсем не функционировать. Однако, несомненно, это единственный ответ. И после выхода у нас будет о чем позаботиться и подумать.

— О чем именно? — Я не хотел больше мириться с неопределенностью. Тот, кто предупрежден, вооружен.

— Мы испробовали психометрию, — вмешался закатанин. — У меня не очень большие способности в этом направлении, но когда мы действовали вдвоем...

Термин, который он использовал, ничего не говорил мне, и он, должно быть, догадался о моем невежестве.

Я был рад, что это сделал он, а не мутант. Зилврич не стал отвечать кратко.

— Если обладаешь определенными способностями и сосредоточишься на объекте, можешь кое-что узнать о его прошлых хозяевах. Существует такая теория, что всякий предмет, связанный с сильными чувствами, например, меч, использованный в битве, сохраняет самые яркие впечатления, и чувствительный может их уловить.

— И чаша?..

— К несчастью, на ней сосредоточивались чувства многих индивидов, принадлежавших к разным расам. И некоторые владельцы чаши были невероятно далеки от наших норм. Мы получили множество эмоциональных отражений, иногда очень сильных и ярких. Впечатления накладываются друг на друга. Словно видишь порванную шкуру, поверх нее вторая такая же, тоже порванная, но в других местах, и поверх еще и третья, и пытаешься разглядеть, что лежит под ними.

Наше предположение о том, что чаша гораздо старше могилы, в которой была найдена, и принадлежит к иной расе, чем та, представитель которой погребен в этой могиле, оказалось верным. Мы обнаружили — хотя отличить их друг от друга очень трудно — по меньшей мере четыре слоя, наложенных прежними владельцами чаши.

— А предвечный камень?

— Возможно, он и есть источник трудностей, с которыми мы столкнулись. Сила, оживляющая камень, перекрывает смесь впечатлений. Но вот что мы можем сказать точно: карта имела огромное значение для тех, кто ее изготовил, хотя для последующих хозяев большее значение имела чаша.

— Предположим, мы найдем источник камней, — сказал я. — Что тогда? Мы не можем контролировать торговлю ими. Всякий, кто обладает монополией на сокровище, становится мишенью для многих других.

— Логичное заключение, — согласился Зилврич. — Нас четверо. А такая тайна не может долго оставаться тайной по, самой природе того, что мы будем искать. Нравится это тебе или нет, но тебе — всем нам — придется обратиться к властям или жить под постоянным преследованием и опасениями.

— Но мы можем выбрать власть, к которой обратимся, — сказал я. У меня возникла идея.

— Не просто логичная, но, вероятно, лучшая, — Иити подхватил мою полусформулированную мысль и пришел к отчетливому выводу.

— И если эта власть закатане... — вслух произнес я.

Зилврич посмотрел на меня.

— Ты нам оказываешь слишком большую честь.

— По праву. — Я сказал это с легким чувством стыда: трудно признать, что чужакам ты доверяешь больше, чем своим. Но это было именно так. Любому члену Совета закатан я передал бы тайну того, что мы здесь отыщем (если, конечно, отыщем что-нибудь достойное сохранения в тайне) охотней, чем любому другому руководителю. Закатане никогда не создавали империи, никогда не создавали колонии среди звезд. Они наблюдатели, историки, иногда учители. Но они никогда не поддавались страстям, желаниям, фанатизму, которые в моем виде порождают героев и злодеев.

— А если тайна окажется такой, что ею нельзя будет ни с кем делиться? — спросил Зилврич.

— Я готов принять и это, — сразу ответил я. Но понимал, что не говорю от имени Иити или Ризка, которого теперь тоже следует включать в наше число.

— Посмотрим, — сказал Иити с явной сдержанностью. И не впервые я подумал, что Иити так ведь и не поделился со мной причиной своего упрямого стремления в первую очередь отыскать источник предвечных камней. И смогу ли я отказаться от камней, зная, что можем больше, гораздо больше узнать благодаря им? А что, если закатане посоветуют нам спрятать, уничтожить, скрыть все, что известно о камнях? Смогу ли я согласиться на это без сожалений?

Позже я лежал в своей каюте и думал. Иити, лежавший рядом, не вмешивался в мои мысли. Но наконец, не в силах разрешить дилемму и разобраться во множестве «если», я спросил у мутанта:

— А что вы узнали о прошлом чаши?

— Как сказал Зилврич, было несколько пластов прошлого, они налагаются друг на друга, и то, что мы узнали, настолько искажено, что мы не уверены в верности прочтения. Чаша сделана не теми, кто соорудил гробницу. Эти строители, я думаю, пришли гораздо позже, сами отыскали эти сокровища и оставили их как погребальный дар одному из своих правителей.

Источник камней... — он колебался, и я уловил мысль, полную удивления, — не ясен. Но мы действительно направляемся к этому источнику, если верно прочли координаты. Камень был встроен в карту как указатель для тех, для кого это было очень важно. Не думаю, чтобы эта планета была планетой их происхождения. Но всего этого достаточно, чтобы свернуть мозги, и чем меньше я буду об этом думать, тем лучше. — С этими словами он разорвал мысленную связь, свернулся в клубок и уснул. Я последовал его примеру.

Вскоре меня разбудил сигнал, что близится выход из гиперпространства. Укутывая закатанина в защитную сетку, мы выслушали его заверения, что он вполне справится сам. Затем мы с Иити быстро направились в контрольную рубку. Вскоре я тоже закутался в сетку и смотрел на лежащего в коконе Ризка. Расслабился в ожидании, и в этот момент началось испытание нашего стремительного выхода.

Было тяжело, может, даже тяжелей, чем когда мы в шлюпке присоединились к кораблю после предыдущего прыжка... Но на этот раз к нашим услугам были защитные устройства и опыт Ризка, и вышли мы из испытания в лучшей форме.

Придя в! себя, я сразу посмотрел на радар. На нем виднелись точки, но они обозначали планеты, а не корабль, связанный с нами в гиперпространстве.

— Мы сделали это! — воскликнул Ризк. В то же время Иити прополз по моему неподвижному телу. И я увидел, что он прижимает к себе — предвечный камень.

Камень сверкал так ярко, как тогда, когда мы заставляли его действовать. Но теперь он не добавлял свою силу к нашей. Сияние все усиливалось, оно резало глаза. Иити болезненно вскрикнул и уронил камень. Попытался снова поднять его, но было очевидно, что он не может схватиться лапой за огонь. Теперь я не мог даже прямо смотреть на камень.

Я подумал, не прожжет ли он корпус корабля. Ведь это очень опасно.

— Прикрой его! — крикнул Иити. — Думай о черноте — о темном!

Меня подхватила и увлекла за собой сила его мысли. Я изо всех сил старался думать о черном. Меня изумила возможность такими методами контролировать поток энергии камня. Его сияние начало слабеть. Однако к прежней безжизненной тусклости камень тоже не вернулся: в нем была яркая сердцевина, ставившая его выше любой другой драгоценности, какую мне приходилось видеть. И лежал он в небольшом углублении, которое проделал в материале палубы.

— Щипцы... — Не знаю, поможет ли это: ведь жар камня может расплавить прикоснувшийся к нему металл. Но взять камень голыми пальцами невозможно, и оставить его лежать мы не можем. Он уровень за уровнем прожжет весь корабль.

Ризк смотрел на нас, не в силах понять происходящее. Но я выбрался из защитного кокона и дотянулся до ящика с инструментами, которыми он пользовался раньше. Со щипцами в руке наклонился к камню, опасаясь, что он приварился к полу.

Но камень отделился от пола, хотя я по-прежнему чувствовал его жар и видел прожженную им ямку. Мы уже несколько раз использовали камень в качестве проводника. Сможет ли он привести нас к последней цели на своей родной планете?

Теперь камень нам не нужен: карта уже показала нам эту планету, четвертую от солнца. И, как ни странно, когда мы положили камень в чашу, его сияние ослабло, словно чаша поглощала энергию.

Хотя мы продолжали следить за радаром, ничего не свидетельствовало о том, что враг последовал за нами в эту систему. И Ризк смог проложить курс к ее четвертой планете.

Я ожидал, что время вызовет перемены в солнце, что оно может стать новой звездой, превратиться в красного карлика или вообще выгореть. Но оказалось, что это не так. Солнце системы относилось к тому же классу, который указан на старинной карте.

Мы перешли на орбиту для сканирования, и наши приборы выдали резюме, что планета действительно пригодна для жизни, и тогда мы перешли к слежению за экранами.

Увидели мы поистине поразительное зрелище. Я знал, что Терра, с которой мой вид вышел в неизмеримо древнюю галактику, была чудовищно переселена в последние дни перед началом эмиграции к звездам: города тянулись к небу, уходили под землю, покрыли большую часть территории континентов и даже шагнули в моря. Я это знал, но никогда не видел. Хоть по происхождению я терранец, Терра теперь на другом краю галактики и превратилась почти в легенду. Да, конечно, мы все видели древние трехмерные записи, которые переписываются снова и снова. Но большая часть того, что мы видели, не имеет смысла, и шли горячие споры относительно того, что существовало и чего не было на Терре в те дни, когда терранцы еще не вышли на звездные пути.

Теперь я смотрел на нечто очень похожее на тесные — ужасно тесные — сооружения, какие видел на лентах. На этой планете вообще не видно ни свободной земли, ни растительности. Она вся покрыта зданиями — и не только суша, но и море; все море уставлено платформами, слишком правильными, чтобы быть природным островами. Все вместе вызывало страшное ощущение клаустрофобии, тесноты, здание давило на здание, а все вместе они давили на землю.

Двигаясь по орбите, мы перешли от дня к ночи. Но на темной стороне не было видно ни огонька. Если там внизу есть жизнь...

Но как она может там существовать? Жизнь здесь сметена, раздавлена, уничтожена. Я не мог представить себе живое существо в таком окружении.

— Вот порт, — неожиданно сказал Ризк. У него зрение острей, или я просто пропустил то, что он увидел. Мне казалось, что никаких разрывов в адской массе строений нет.

— Ты сможешь сесть? — спросил я, зная, что все равно придется ступить вниз — есть там сокровища или нет, есть камни или нет.

— На тормозных ракетах, — ответил Ризк. — Сначала дважды облетим планету для точности. Никакого ведущего луча здесь нет. Вероятно, все покинуто. — Но выглядел он совсем не радостным, и я решил, что он разделяет мои чувства к тому, что находится под нами.

Он начал рассчитывать курс. Затем мы снова легли в свои сиденья, не отрывая взгляда от экрана, глядя, как навстречу нам устремился мертвый мир. Его башни, казалось, готовы схватить нас и утащить вниз, на планету, которую они пожрали.

Глава 17

Благодаря мастерству Ризка посадка прошла нормально, приземлились мы на все три опоры. Ризк посадил корабль на тормозных ракетах, как настоящий мастер. И не в первый раз подумал я о том, что могло привести к включению его в черный список — неужели только склонность к выпивке? Мы лежали в креслах, смотрели на экран, а приборы исследовали окружение и докладывали нам результаты.

Эти доклады заставили меня еще больше оценить мастерство Ризка. Он посадил нас в узкую щель между зданиями, такими высокими, что сознание не могло сразу приспособиться к увиденному. И только теперь, оказавшись в этом лесу искусственных гигантов, мы смогли увидеть, что сотворило с ними время.

По большей части здания серо-коричневые или сине-зеленые, и не видно ни следа соединения отдельных блоков. Но гладкие стены покрылись трещинами, их поверхность без окон и дверей имеет разломы. Окон или дверей мы не видели.

Ризк повернулся к приборам, указывающим состав атмосферы.

— Искусственного типа, пригодная для жизни, — сказал он. Но не попытался выбраться из защитной сети. Я тоже.

Самим своим существованием гигантские сооружения давили на нас, делали маленькими. Мы словно насекомые, не способные выбраться из пыли, в которой ползаем, рядом с гигантами, вокруг голов которых собираются едва видные облака. И подавляло ощущение древней смерти. Не достойное погребение, где покоятся столетиями после возданных почестей, а общая могила, где все анонимно: люди, знания, верования...

Здесь ничего не двигалось. Ни одно летающее существо не мелькало между зданиями. Ни следа растительности. Поистине захоронение давно безжизненных костей. Бояться было нечего, но во мне (и судя по действиям Ризка, в нем тоже) нарастало ощущение, что здесь не место живым.

— Идем! — Это Иити. Его маленькое тело напряглось, в быстрых движениях головы хищная энергия. Он пристально смотрел на экран; изображение на нем продолжало поворачиваться, но ничто не нарушало единообразия вида башен.

Я выбрался из сети, Ризк тоже. Чаша с предвечным камнем стояла на столе, над ней нависал Иити, словно страж сокровищ. И камень сверкал, хотя, возможно, не так интенсивно, как раньше.

Мы спустились вниз и присоединились к Зилвричу. Закатанин стоял, прислонившись к стене. Он смотрел на Иити, и мне показалось, что они обмениваются мыслями. Я подставил плечо, и вместе с Ризком мы вывели закатанина из люка, спустили по трапу на поле космопорта.

Послушался глухой стон, и пилот полуприсел, глядя в узкие проходы между башнями. Кроме небольшого пространства порта, всюду полумрак, какой мне приходилось видеть в лесах на других планетах. Стон продолжался, и мы поняли, что он вызван ветром. Возможно, воздух, проходя в разрывы в стенах зданий, действовал таким образом.

Снаружи опустошение заметно еще сильней, чем на экране. И у меня не было ни малейшего желания исследовать эти руины. На самом деле мне казалось, что стоит войти в этот лабиринт, и никогда из него не выйдешь. А что касается того, где искать... С воздуха мы видели, что город сплошь покрывает всю сушу и большую часть морей. Мы можем быть в половине или в трех четвертях планеты от того, что ищем, и нам потребуются дни, месяцы поисков...

— Думаю, нет! — Иити прихватил с собой чашу. Он поднял ее, и мы увидели двойной блеск камней на поверхности чаши и внутри нее. Иити резко повернул голову вправо. — Сюда!

Но то, что там находится, все равно может оказаться в милях от порта. А Зилврич не пройдет такое расстояние, да я и не стану надолго расставаться с кораблем. У нас есть флиттер... если сумеем вдвоем втиснуться в грузовой отсек, тогда сможем преодолеть часть расстояния по воздуху.

Мы оставили Зилврича и Иити у конца трапа, а сами вернулись в корабль. Погрузили во флиттер немногие припасы и самострелы. Мы втроем плюс Иити слишком тяжелы, и флиттер не сможет набрать большую высоту, но ничего лучше придумать невозможно. Шлюпка модифицирована, и потребуются дни для ее новой переделки, а у нас нет времени.

Судя по солнцу, была уже вторая половина дня, когда мы были готовы отправляться. Я предложил подождать до утра, но, к моему удивлению, закатанин и Иити были против. Оба они держались поближе к чаше и, похоже, знали, что нужно делать.

Мы набились в маленький корабль, и Иити, словно так и должно быть, принял на себя управление, используя мои руки для действий. Mы поднялись на два моих роста над поверхностью, затем резко повернули вправо, пересекли посадочное поле и углубились в узкий тоннель между башнями.

Здания отрезали солнце, и темнота сгустилась. Я снова подумал, как могли здесь жить люди? Здания на разных уровнях соединяли воздушные переходы, они образовали такую густую сеть, что отрезали почти весь свет на том уровне, где мы передвигались. Некоторые переходы обрушились, и обломки упали на нижние переходы или на поверхность под нами.

Мы включили фары, и я максимально сбросил скорость, чтобы не столкнуться с одной из таких груд обломков. Но Иити как будто был абсолютно уверен в направлении и посылал меня из одного полузаваленного прохода в другой.

Сумраки сгустились и превратились в настоящую ночь. Я все больше боялся, что мы заблудимся и не сможем отыскать путь назад, в сравнительную открытость порта. На этом уровне все одинаковое, повсюду упавшие сверху обломки и стены зданий, не прерываемые ни одним входом.

И тут луч прожектора уловил движение. Оно было настолько стремительным, что я решил, будто это игра воображения — пока луч снова не упал на это существо. Загнанное в угол, оно повернулось к нам, рыча вызывающе и, может, в страхе.

Мне приходилось видеть много необычных живых существ на разных планетах, так что отклонения от привычного для нас облика для меня не в новинку. Но в этом существе из мрака и развалин было нечто такое, что вызывало мгновенное отвращение. Будь мы на открытом месте, а в руке у меня лазер, думаю, я убил бы эту тварь, не задумываясь и без сострадания.

Но мы видели ее лишь на мгновение, прижатую к стене лучом света. Затем она исчезла, и с такой быстротой, которая меня изумила. Передвигалась она на двух лапах, потом встала на четыре. И хуже всего то, что она походила на человека. Или на то, что столетия назад могло быть человеком, пока время не превратило ее в неразумное существо, заботящееся только о выживании.

— Кажется, у города все-таки есть обитатели, — заметил Зилврич.

— Эта тварь... что это? — Я разделял отвращение, которое прозвучало в голосе Ризка. — Куда она делась?

— Поверни налево. — На Иити увиденное как будто совсем не повлияло. — Туда...

«Туда» оказалось первым отверстием, которое я увидел в зданиях на уровне поверхности. Оно слишком правильное, чтобы быть трещиной или разрывом стены. Проход достаточно велик, чтобы пропустить флиттер. Но у меня было неприятное подозрение, что именно в этом отверстии и исчезла тварь. Идти дальше означает оставить машину, и тогда мы рискуем оказаться во власти «твари» и ее сородичей...

Но я повиновался указаниям Иити, ввел машину в отверстие, и мы повисли за входом. Мы оказались в круглом помещении. Если в нем была какая-то обстановка, то давно исчезла. Возможно, ее остатки грудами лежали на полу. Пол покрыт тропами и в некоторых местах утоптан. А тропинки — их две — ведут прямо к еще одному темному отверстию прямо в полу — к колодцу.

Я осторожно двинул флиттер, пока мы не повисли носом над углублением. Оказывается, можно спускаться в машине. Поступать так, не зная, что ждет нас внизу, — к такой опасности я не готов. Но если у меня и были подобные страхи, Иити они нисколько не заботили. Он навис над чашей, в которой сверкал камень.

— Вниз! — последовал его приказ. — Теперь вниз!

Я было отказался, но тут заговорил закатанин.

— Это правда. Внизу под нами очень большая сила. И если мы будем продвигаться осторожно...

Без флиттера я бы определенно отказался спускаться. Спуск же в машине создает некоторую — относительную, конечно, — безопасность. Все равно мне спуск казался безумием. Я ожидал, что возразит Ризк. Но, посмотрев на него, увидел, что он зачарованно смотрит на камень в чаше.

Повиснув над отверстием, я начал спуск, успокаиваемый хотя бы тем, что мы находимся в машине. Я внимательно следил за стенами колодца и опускал флиттер как можно осторожнее.

Каково первоначальное назначение этого отверстия, мы не знали. Но очевидно, им пользовались и в более поздние времена, потому что на стенах видны были наплавленные или вколоченные опоры для рук и ног — очень примитивная лестница. И для ее сооружения использовались обломки каких-то более сложных сооружений. Работа очень плохая, качество гораздо ниже того, какое видно в зданиях города, словно выполняла эту работу какая-то примитивная раса.

Мы проходили этаж за этажом, проплывая мимо черных отверстий в стенах колодца. Похоже на ось колеса, спицы которого расходятся во все стороны и размещены на равных расстояниях друг от друга. И хотя лестница подходила к некоторым из этих отверстий, она продолжала спускаться, как путеводная тропа в обширном лабиринте нор.

Я следил за отверстиями, к которым подходила лестница, но не видел никаких признаков жизни, а луч нашего прожектора не мог проникнуть слишком далеко. Все вниз и вниз — шесть уровней, восемь, десять, двенадцать, двадцать... Стены колодца не сужались. Но все труднее становилось удерживать машину в таком медленном спуске. И лестница все еще ведет вниз. Пятьдесят уровней...

— Скоро, уже скоро! — Мысли Иити были возбужденными, никогда раньше в них не было столько чувств. Я посмотрел на приборы. Мы в нескольких милях под поверхностью. Я еще уменьшил скорость и ждал. Легкий толчок, и мы сели. Теперь перед нами, чуть влево, открывался только один туннель. И он слишком узок для флиттера. Следовать дальше можно было только пешком, а у меня не было желания оставлять пусть хрупкую безопасность флиттера.

И мое благоразумие оказалось оправданным. У входа в туннель мы заметили движение, хотя я обратил внимание, что примитивная лестница кончилась четырьмя этажами выше нашего нынешнего положения. В луче нашего прожектора показалась машина, таких я никогда не видел. Но труба, лежащая на сгибе, достаточно напоминала оружие, чтобы понять: встреча с этой машиной ничего хорошего чужакам не сулит.

Но когда я протянул руку к кнопке подъема, одновременно заговорили Иити и Зилврич: мутант мысленно, закатанин вслух:

— Не нужно!

Не нужно? Они с ума сошли! Нужно уйти за пределы действия этой штуки, прежде чем она выстрелит!

— Смотри... — Это Зилврич. Иити смотрел на камень в чаше.

Я посмотрел, ожидая увидеть вылетающую из трубы зловещую смерть. Но не увидел ничего — вообще ничего!

— Где?..

— Экстрасенсорное впечатление, — ответил Зилврич. — Известно, что многое: деревья, вода, камни и другие объекты — может много лет сохранять зрительное впечатление и создавать его при соответствующем настрое сознания воспринимающего. Строители зданий знали этот принцип и использовали его. Или то, что мы увидели, могло быть отражением событий прошлого; эти события вызвали такие сильные чувства, что впечатление было активировано нами.

— Мы идем... туда... — Иити не стал ничего объяснять. Он выставил чашу вперед, используя ее как указатель пути. Путь вел вниз по темному проходу.

И нам пришлось подчиниться. Иначе они с закатанином пошли бы одни. К тому же гордость не позволяла мне оставаться. Мы были единым целым, противостоящим неведомым опасностям, и я отдал Ризку один из самострелов. Вооруженные таким образом, мы двинулись вперед, Иити ехал у меня на плече, и его тяжесть создавала проблему; Зилврич и Ризк шли за нами.

Я взял из снаряжения флиттера фонарик, но он нам вскоре оказался не нужен. Свет давала чаша. В этом освещении видна была ровная стена без каких-либо повреждений. Мы словно шли по большой трубе.

Расстояния в темных подземельях относительны. Мне казалось, что опасным станет недостаток воздуха. Но, видимо, вентиляционная система, подававшая воздух в эти глубины, продолжала действовать.

Наконец мы добрались до конца туннеля и вышли из него. Но не в шахту или новый туннель, как я ожидал, а в помещение, заполненное аппаратурой, оборудованием; частично все это было прикреплено к полу, другая часть стояла на столах или длинных стеллажах. В средине всего этого разнообразия горел яркий свет, и Иити сразу направился к нему.

На столе возвышался конический предмет примерно с меня высотой. Сквозь отверстия в нем видны были полочки внутри, а на полках-подносах,— с десяток предвечных ' камней, светившихся все ярче, по мере того как мы подносили к их контейнеру свой камень и чашу.

Рядом с конусом на столе стояла еще одна полочка из подносов, а в ней с десяток камней, но на этот раз грубых и необработанных. Они были черны, как куски угля, но не казались истощенными и лишенными жизни, как те, что мы обнаружили в брошенном корабле при первом проявлении силы камня.

Иити с моего плеча спрыгнул на стол, поставил чашу и попытался через отверстия добраться до камней внутри. Но тут кое-что всплыло у меня в памяти.

Есть много способов обмана, известных опытным торговцам камнями. Камни можно заставить изменить цвет, даже скрыть недостатки. Высокая температура превратит аметист в золотой топаз. Искусно примененная комбинация температуры и химических веществ может из бледно-розового рована сделать несравненный алый камень.

Я взял один из черных камней с подноса и достал свою ювелирную линзу. У меня не было способа проверить камень; который я держал, но во мне нарастало убеждение, что это и есть матрица — подлинный предвечный камень. Это не природные камни, они искусственно изготовлены, и это логично объясняет их способность усиливать энергию.

Предмет, который я держал, несомненно, необычен. Поверхность его бархатистая на взгляд, но не на ощупь. Он изготовлен в виде стручка...

Я перевел дыхание. Воспоминания проделывали со мной странные вещи. Это, должно быть, какой-то обман зрения...

Когда-то я нашел камни — или то, что походило на камни, — в ручье. На взгляд, но не на ощупь, у них была бархатистая, почти пушистая поверхность. Один из этих камней схватила корабельная кошка, стала его лизать, проглотила... и родила Иити! Эти камни не круглые, они продолговатые, похожи на стручки, но их поверхность...

Держа такой камень в руке, я посмотрел на Иити. Он нашел замок у одного из отверстий конуса, открыл его и вытаскивал поднос с уже готовыми камнями. Затем, к моему изумлению, когда поднос с камнями был снят со стола, конус ожил, на его внешней поверхности загорелись огни. Не раздумывая (и даже почти поневоле, вопреки гложущим меня подозрениям), я вставил второй поднос, оставив в руке только один камень. Отверстие захлопнулось само по себе, едва не защемив мои пальцы. И внутри загорелся ослепительный свет.

Я получил ответ.

— Эта штука делает камни.

Зилврич взял камень с первого подноса и сравнил с тем, что я держал в руке.

— Да, думаю, ты прав. Не думаю, чтобы это... — он указал на черный кусок... — природная руда или матрица. — Он повернул справа налево свою перевязанную голову, разглядывая помещение. Из конуса вырывался яркий свет. — Я уверен, это была лаборатория.

— Что означает, — заметил Ризк, — это последние камни, которые мы увидим. Если они не оставили записи, как...

Неожиданно послышался пронизывающий сознание ужасный резкий крик. Я бросил один взгляд на конус, схватил Иити, оттолкнул Зилврича и выкрикнул предупреждение. И тут из конуса фонтаном вырвалось пламя, устремилось вверх. Держа Иити, я упал на пол. Зилврич оказался подо мной.

Затем... огонь погас!

Наступила полная темнота. Я ощупью поискал фонарик на поясе, потому что снова не мог понять: то ли я ослеп, то ли здесь просто нет света. Но когда нажал кнопку, фонарик загорелся.

Я нацелил его луч на стол — вернее, на то место, где стоял стол. Теперь здесь ничего не было! Совсем ничего, только расходящееся от нас веерообразно пустое пространство, словно сила проделала для себя тропу, но не к нам, а от нас. И только одна вещь оставалась внешне нетронутой, как будто неподвластной времени и разрушению. Это была чаша с картой. Иити издал звук — что происходило с ним крайней редко. Он вырвался из моих рук и побежал к чаше. Но не добежал до нее, остановился, а я снова выкрикнул предупреждение, выкрикнул еще громче, потому что во мне страх смешивался с благоговением.

В свете фонарика тело Иити замерцало. Он встал на ноги, как животное, которое тащат за ошейник или поводок.

Его лапы-руки замелькали в воздухе, он болезненно крикнул, но не послал мысль — будто стал всего лишь животным.

С прямой спиной, вытянувшись на ногах, он задвигался — рывками, напряженно, в каком-то болезненном танце, двигался по кругу, центром которого была чаша. Пена выступила у него на губах, глаза дико выкатились, а тело сверкало все сильней, пока не превратилось в столб мерцающего тумана.

Этот столб становился все выше и больше. Атомы, составлявшие полукошачье тело Иити, как будто разлетались, и он буквально превращался в ничто. Туман, вместо того чтобы рассеиваться, начал снова конденсироваться.

Но столб не уменьшался в размерах, он приобретал другую форму.

Ни я, ни Зилврич, ни Ризк не могли пошевелиться. Фонарик выпал у меня из руки, но случайно упал так, что его луч по-прежнему был направлен в сторону Иити, вернее, того, что раньше было Иити, и на чашу.

Темнее, плотнее, прочнее становилась колонна. Иити был размером чуть больше своей матери, корабельной кошки. Но это дергающееся существо, в которое превращался столб, с меня ростом. Вот оно перестало расти, лихорадочные круги вокруг чаши становились все медленней и наконец прекратились.

Я по-прежнему в изумлении не мог пошевелиться.

Я видел, как Иити приобретал три разных иллюзорных облика: он становился пукхой, змеей на Лайлстейне и волосатым человекоподобным, когда мы с ним были на Путеводной. Но я был уверен, что эта последняя перемена произошла не по его воле.

Гуманоид и...

Стройное, но гибкое тело, с длинными красивыми ногами, тонкой талией, и над ней...

Он... нет, ОНА... она стояла неподвижно, глядя на свои вытянутые руки, с мягкой кожей золотистого цвета. Опустила голову, разглядывая свое тело, провела по нему вниз и вверх руками, может быть, заверяя себя, что теперь она именно такая.

Зилврич произнес одно-единственное слово:

— Луар!

Голова Иити повернулась, она большими глазами посмотрела на закатанина, глаза тоже золотые, но цвет более глубокий, чем у кожи; развела длинные волосы, словно плащом покрывающие все тело. Потом наклонилась и подняла чашу. Держа ее на ладони руки, пошла к нам в луче фонарика, словно стараясь произвести на нас впечатление своей измененной внешностью.

— Луар? — повторила она это слово. — Нет, талан!

Она помолчала, глядя не на нас, а куда-то в пространство, словно видела то, чего мы не можем увидеть.

— Да, луар мы знали, какое-то время жили здесь, достопочтенный, так что наши следы здесь остались. Но это не наша родина. Мы искатели, мы рождающиеся вновь. Талан, да. А до этого еще много-много других.

Она протянула чашу, повернув ее так, чтобы мы могли видеть карту. Предвечный камень на ней был мертв, а второй камень вообще исчез.

— Сокровище, которое мы искали здесь, теперь исчезло. Если только ваши мудрецы, достопочтенный, не смогут разгадать древние загадки.

— Из-за тебя, Джерн!

Я содрогнулся, неожиданный удар по руке отбросил меня к обломкам оборудования. Я вцепился в них, чтобы не упасть на пол. Иити гибким стремительным движением, характерным для него... для нее... в кошачьем облике, подхватила фонарик. Направила его на Ризка, который собирался еще раз выстрелить из самострела. И издала отчетливый свист.

Ризк задергался, как будто под лучом мощного лазера. Раскрыл рот, но крик получился беззвучным. И из его обессилевших рук выпало оружие.

— Довольно! — Зилврич, двигаясь с достоинством, характерным для его расы, поднял лук. Свист оборвался на середине, и Ризк стоял, поворачивая голову из стороны в сторону, словно сопротивлялся, пытался отбросить оцепенение.

Я осторожно пощупал себя — свет по-прежнему был направлен на Ризка, который качался и только усилием воли держался на ногах, — и не нашел никаких ран или порезов, хотя тело болело. Я решил, что Ризк промахнулся, стрела лишь чуть задела меня, вызвав ушиб.

— Довольно! — повторил закатанин. Он положил руку , на плечо пилота и поддержал его, словно они товарищи по оружию. — Сокровище... самое ценное сокровище... по-прежнему здесь. Вернее... — он внимательно посмотрел на Иити... — теперь оно часть нас. Ты получила то, что давно искала, Пришедшая из глубины времени. Не лишай других меньшей награды.

Она повернула чашу в руке, и губы ее изогнулись в улыбке.

— Конечно, достопочтенный, в этот час я никому не желаю вреда. Как ты справедливо указал, я своей цели достигла. И знания поистине сокровище...

— Больше никаких камней, — произнес я вслух, сам не зная почему. — Никаких неприятностей. Без них нам будет лучше...

Ризк поднял голову, мигая на свету. Посмотрел туда, где стоял я, но, думаю, на самом деле он меня не видел.

— Действительно довольно! — резко сказала Иити. — Достопочтенный прав. Мы нашли мир, полный сокровищ, и он и его соплеменники лучше всего приспособлены для изучения этих сокровищ. Разве это не так?

— Так. — У меня не было никаких сомнений.

Голова Ризка снова шевельнулась, но не в отрицательном жесте. Он скорее хотел прояснить свои мысли.

— Камни... — хрипло произнес он.

— Это была наживка ко множеству ловушек, — ответил я. — Ты хочешь, чтобы Гильдия, Патруль, джеки с Путеводной вечно шли по твоим следам?

Он поднял руку, протер ею лицо. Потом посмотрел на Зилврича, старательно отводя взгляд от Иити. Как будто только закатанин мог сказать ему правду.

— Здесь по-прежнему есть сокровища? — Вопрос прозвучал как-то по-детски, как будто неожиданное нападение Иити избавило пилота от многих лет подозрений и осторожности.

— Больше, чем можно себе представить, — успокаивающе ответил Зилврич.

Но меня сокровища больше не интересовали. Я наблюдал за Иити. Мы были компаньонами как мутант и торговец драгоценными камнями. Но что будет сейчас?

Не слова, а прикосновение мысли — быстрый ответ на мои хаотические размышления.

— Я говорила тебе однажды, Мердок Джерн, что в нас есть нечто такое, что заставляет полагаться друг на друга. Мне вначале нужно было тело, а тебе — те жалкие способности, которым это тело обладало. Мы и теперь зависим друг от друга, хоть я и обрела тело, лучше отвечающее моим целям. Я вспоминаю, что это тело хорошо служило моей расе тысячи лет назад. Но я из-за этого не объявляю наше партнерство оконченным. А ты?

Она двинулась вперед, отбросив чашу и фонарик, как будто они ей больше не нужны. И прикоснулась ко мне, легко, ласково, к больной руке.

Много раз я испытывал раздражение из-за превосходства Иити, пытался разорвать его... ее (нелегко привыкнуть к такой перемене) власть надо мной, разорвать ту сеть, которую соткал... соткала между нами Иити после того, как родилась на моей койке на корабле вольных торговцев.

От ее прикосновения боль стихла. И я знал, что — к лучшему или к худшему, — но не могу отказаться от судьбы, которую она принесла мне. И когда принял это решение, все остальное встало на место.

— Хочешь выйти из игры?.. — ее мысль показалась мне еле слышным шепотом.

— Нет! — уверенно ответил я, искренне, всем своим существом.