Вселенная Чужих и Хищников. Книги 1-31

A. C. Crispin ALIEN™: RESURRECTION:

The Official Movie Novelization

Печатается с разрешения издательства Titan Publishing Group Ltd. www.titanbooks.com

© 1979, 2019 Twentieth Century Fox Film Corporation

Пролог

– Это чужой!

Осознав это, Винсент Ди’Стефано невольно отпрянул. «Как, черт возьми, он попал сюда, в кормовой командный отсек?» Винни заставил себя остановиться и удивленно уставился на гротескное существо.

Глаза чужого выглядели огромными, совершенно непропорциональными на удлиненной уродливой голове. Узкая эллиптическая радужка, казалось, охватывала хрусталик, словно указывая на свое иномирное, неземное происхождение. Существо моргнуло, и его прозрачные веки дернулись так быстро, что Винни не сумел бы сказать, начиналось это движение сверху, снизу, или даже вообще со всех сторон. На деле, не в движении веки нельзя было бы рассмотреть в принципе. Существо снова быстро моргнуло – раз, другой, третий, – затем повернуло голову.

Заметило ли оно человека?

«Вот дерьмо!»

Челюсти существа угрожающе раскрылись – между ними начали образовываться тонкие нити густой и прозрачной слюны, которая медленно стекала с опасно острых зубов. Так много зубов! Губы разошлись в беззвучном, но свирепом рыке, и существо неторопливо двинулось вперед.

Винни заставил себя сохранять неподвижность, пока челюсти твари медленно раскрывались и закрывались, роняя нити густой, липкой слюны.

«Если одна из этих штук оказалась тут, – подумал он, – их может быть и больше. Может, и весь чертов рой! Но откуда они взялись? Как попали на корабль?»

Имело ли это значение? Это существо находилось здесь, сейчас, с ним, в том и заключалась суть. Чужой ринулся вперед и остановился – его движения были быстрыми, насекомьими, а хвост мотался из стороны в сторону, словно чувствительный датчик, собирающий информацию. Мог ли чужой видеть человека? Знал ли он вообще про то, что Винсент находится здесь рядом, в командном отсеке? Функционировали ли эти огромные глаза, или же твари эволюционировали до стадии, на которой пища или жертва обнаруживается за счет какой-нибудь световой волны или чувства, недоступных человеку? Может ли, к примеру, существо быть более чувствительно к движению или к запахам, а не к визуальной информации?

Гротескная удлиненная голова чужого повернулась, словно существо пыталось оценить обстановку вокруг. Должно быть, его отвлекали множество мерцающих огоньков и работающие цветные экраны командной консоли. Может, работа консоли помешает ему обнаружить Винни. Ди’Стефано сглотнул, искренне надеясь на это.

В этот момент один из обзорных экранов замерцал, меняя изображения так быстро, что чужой развернулся, чтобы посмотреть. Планета Плутон, молча висевшая в пустоте под кораблем, внезапно придвинулась на крупных планах – извергался один из ее небольших гейзеров, выплевывая в космос жидкий азот. Яркость ледяных колец Плутона, даже с учетом встречающихся тут темных, красноватых областей, ошеломляюще контрастировала с абсолютной чернотой пространства вокруг.

Существо покачало головой из стороны в сторону, наблюдая за планетарной активностью. Активность гейзера достигла пика, а беззвучное извержение пришло к кульминации. Экран показал это явление с большим фокусом, приблизил план. В результате, чужой полностью отвернулся от Винни, и неожиданно метнулся к экрану, подвижный, словно паук.

«Сейчас! Быстро! Пока он не смотрит! Давай!»

Под влиянием отточенных рефлексов опытного бойца, каковым он, Винни, и являлся, палец на спусковом крючке напрягся, шевельнулся…

БАМ!

«Попался, ублюдок!»

Ди’Стефано поднял руку и осмотрел раздавленные останки мертвого чужеродного насекомого, налипшие на кончике пальца. «Интересно, что это еще за чертовщина?» Винни с отвращением покачал головой. Генерал Перес на говно изойдет, если услышит, что на борту его идеально чистого корабля, на его «Возничем», обнаружилось непонятное насекомое, да не где-нибудь, а в командном отсеке. Этот тут был один, или есть еще? Хватит двоих, чтобы появились тысячи. Черт, да с некоторыми видами хватает и одной особи.

Все еще рассматривая раздавленного жука, молодой солдат допил свой молочный коктейль. «Да он точно так же изойдет на говно из-за того, что ты ешь на дежурстве, парень». Винни улыбнулся. Да, генерал Перес жил по уставу, но Винни пропустил завтрак и не дотянет до обеда, если чем-нибудь не подкрепится. На всем огромном корабле почти не было занятия скучнее, чем сидеть в командном отсеке. Хуже было только застрять тут на пустой желудок.

Он смял тонкий стаканчик, засунул его в карман, после чего взял оставшуюся соломинку и потыкал ею останки жука. Он все еще различал вытянутую голову и жуткие, хотя и крошечные, зубы.

«Фу! Ну ты и урод, ублюдок. Как ты на борт заполз? Должно быть, был в одной из “неофициальных” посылок генерала из какой-нибудь колонии в глухомани за границами фронтира. Не то, что бы я в них разбирался или хотел разбираться! Когда ты – солдат, работающий на засекреченном объекте, дрейфующем вокруг гравитационного центра Плутона и Харона – другими словами, посреди траханного в жопу нигде! – ты учишься не задавать вопросов и ничего не рассказываешь сам».

Единственную вещь, которую Винни выучил за кажущийся бесконечным год службы на борту «Возничего», так это то, что назначение на засекреченный объект – самая скучная работа, на которую может быть обречен солдат. Здесь никогда ничего не происходит, ничего! Генерал Перес об этом позаботился, со своими постоянными проверками, с рутинным поддержанием идеального порядка. Каждая часть оборудования, каждый компьютерный чип, каждое устройство на борту «Возничего» были высшего класса – новенькие, блестящие, отполированные, доведенные до совершенства. Не случалось даже механических поломок, чтобы разбавить скуку.

Что ж, через три месяца Винни отсюда смоется. А после успешного завершения секретной службы у него будет, из чего выбрать дальше.

«Уж можно поверить, что в следующий раз у меня будет побольше действия. Может, выберу аванпост на Ригеле. Там вечно какое-то дерьмо происходит. Там рубеж. Не то, что на этой мечте шпиона».

Он снова осмотрел насекомое, расковыривая частички соломинкой. «Возничий», проигрывающий войну с жуками – это хотя бы по-глупому смешно. Винни не привык видеть насекомых в космосе. Конечно, военные были знамениты тем, что развозили паразитов повсюду – начиная с крыс и блох в грузах и припасах на борту древних деревянных кораблей, продолжив ящиками с едой, товарами, оружием и коричневой бойгой на островах Тихого океана, где она стала причиной исчезновения целых видов птиц в двадцатом веке, и заканчивая практически подорвавшим нормальное функционирование колонии на Марсе нашествием обычных тараканов, завезенных туда с предположительно простерилизованными, обезвоженными и вакуумно упакованными пищевыми продуктами на заре освоения космоса. Но условия в большинстве грузовых отсеков обычно уничтожали мелких ублюдков, так что теперь эта проблема свелась к минимуму.

Но не на «Возничем». Вместе с комарами, сбежавшими из лаборатории после какого-то давнего эксперимента и до сих пор появлявшимися в самых странных местах, с пауками, которые неожиданно откуда-то возникли после одного из неофициальных грузов Переса, и случайными непонятными жуками, вроде того, что Винни только что раздавил, огромный корабль казался каким-то здоровенным жукосборником! Было похоже, что низшие формы жизни галактики решили показать генералу Пересу, что несмотря на всю его военную важность, несмотря на значение его секретных операций, здесь, на задворках Солнечной системы, он все еще не может справиться с Матерью-Природой. Винни улыбнулся.

Счищая останки жука, все еще влажные от крови и слюны, в пластиковую соломинку, Винни обдумал вопрос, не стоит ли «доложить». Таковы были правила генерала. На борту его чистенького корабля гости без приглашения сводили Старика с ума. Он вечно хотел, чтобы жуков ловили, по возможности живьем – для «классификации», чтобы можно было установить источник. Винни подумал о бумажной волоките, о расследовании, о нелепых спорах из-за жука. Посмотрел на кончик соломинки.

«Да ну на хрен!»

Нацелив соломинку на безукоризненно чистый иллюминатор командного отсека, он сильно в нее дунул, отправив раздавленное насекомое в полет. То разбрызгалось от удара по прозрачному материалу, словно жук на ветровом стекле скоростной машины. Винни рассмеялся.

«Вот, сынок, и кульминация этой бесконечной вахты!»

Он глянул на консоль управления и многочисленные мониторы. Все было тихо. Спокойно. Скучно до смерти. Даже гейзер прекратил извержение. Солдат вздохнул, почесал практически наголо обритую голову и постарался не смотреть на то, как часы отсчитывают секунды, оставшиеся до конца его вахты.

Может, появится еще один жук, чтобы развлечься. На это всегда можно рассчитывать.

1

Доктор Мэйсон Рэн быстро шел по нейтрально-окрашенным коридорам в направлении главной лаборатории. Генерал Перес вызвал его на незапланированный брифинг, оторвав от завтрака, и двадцать три минуты, что пришлось потерять на эту встречу, стали настоящим бедствием в расписании ученого. К счастью, Рэн мог положиться на свой персонал – что они явятся вовремя, начнут выполнение всех утренних программ, проверят все результаты ночной смены, и будут готовы ввести его в курс дела относительно текущего статуса эксперимента. Он шел, проверяя на ходу мессенджер на лацкане рабочего халата, но – скорее по привычке. Сообщений не было. Отец – искусственный мужской голос огромной современной компьютерной системы, что контролировала жизнеобеспечение, исследовательскую деятельность и прочие важные системы гигантского «Возничего» – сообщил бы ему, если бы сообщения были.

«Отсутствие новостей – это хорошие новости».

Когда Перес позвонил ему, доктор Рэн подумал, что возникли неприятности, какие-нибудь проблемы с новым конструктом, но нет. Там оказались некоторые детали по работе, о которых Старик хотел его уведомить, чтобы быть уверенным, что его ведущий ученый в курсе. Прошло уже две недели без полуночных вызовов в лабораторию, так что Рэн порадовался внезапному скачку прогресса. Может, наконец-то они перешагнули порог.

Своим обычным быстрым шагом худой, лысеющий ученый приблизился к дверям лаборатории, едва обратив внимание на двух солдат в полном снаряжении, несших вахту. Для него они были невидимы, как часть интерьера – словно мебель или заклепки на пневматических дверях. Он знал, что солдаты менялись каждые четыре часа, но для Рэна все они были одинаковы – квадратные челюсти, взгляд в пространство перед собой, униформа цвета хаки, массивное оружие под рукой – скорее даже наготове. Черные, белые, смуглые, мужчины, женщины – все они выглядели для Рэна одинаково. Солдаты. Пехтура. Вояки.

Он и его персонал были докторами. Учеными. Начиная с наименее опытного техника и заканчивая им самим, его люди играли более важную роль: расширение знаний, развитие человечества, улучшение человеческого состояния. У солдат же, с точки зрения Рэна, назначение было одно – позаботиться, чтобы он и его персонал могли выполнять свои задачи. Формально все они – и солдаты, и ученые – являлись военными, но в понимании Рэна разница между ними была ясна.

Когда он достаточно приблизился, двери бесшумно открылись, пропуская его в главную лабораторию. Миновав двоих охранников, доктор рассеянно и слегка позабавившись отметил, что они не только выглядели одинаково, но еще и жвачку жевали в одном темпе. Как роботы. Нет, не как роботы. Роботы, на самом деле, были довольно индивидуальны… если бы еще существовали.

За его спиной двери закрылись так же беззвучно, как и открылись, и Рэн тут же забыл о солдатах. Как он и ожидал, его персонал был уже здесь – все на своих местах, все заняты научной работой. А эта лаборатория являлась идеальным местом для такой работы. Каждая часть оборудования, каждая программа, каждый человек – здесь все было лучшим. И полученные ими результаты оправдают затраты.

Рэн подошел к первой рабочей станции и посмотрел на бесчисленные мониторы, отметив быструю смену данных и зафиксировав в памяти прогресс, на который они указывали. Потом искоса посмотрел на доктора Карлин Уильямсон, и та слегка улыбнулась.

– Мы все еще не сбились с курса, – сказала она, польщенная вниманием начальника.

Он улыбнулся в ответ:

– Отличное начало утра, Карлин.

Направившись к следующей станции, он кивком поприветствовал докторов Мэтта Кинлоха, Йоши Ватанабе, Бриана Клаусса, Дэна Спрага и их аспирантку Триш Фонтейн. Кинлох показал ему поднятые вверх большие пальцы, что, как знал Рэн, означало положительную характеристику набора тестов, запущенных прошлой ночью. Рэн повторил этот жест и пошел дальше. Долей сознания он отметил, что одежда у него и его персонала выглядит похоже – брюки или военные штаны и вездесущие одинаковые лабораторные халаты, – и задумался: так же трудно Пересу отличать его людей одного от другого, как ему самому сложно с солдатами генерала, или нет?

Обойдя всех, и оставшись довольным тем, что все шло точно как ему того хотелось – на самом деле все было неправдоподобно хорошо, – доктор Рэн наконец-то позволил себе приблизиться к инкубатору.

Доктор Джонатан Гэдиман, молодой, темноволосый энергичный ассистент главного ученого, уже ждал своего начальника – он был настолько полон предвкушения, что Рэну подумалось, не начнет ли помощник пританцовывать. И за это Рэн своего протеже осуждать не мог. Все, что он успел увидеть за утро, свидетельствовало, что дело идет отлично. Но учитывая все неудачи, которые случались до сих пор, Рэн ликование откладывал. Оставалось еще достаточно вещей, которые могли пойти не так.

– Ты меня дождался, – сказал он помощнику. – Я это ценю.

Гэдиман кивнул:

– Мне было чем заняться. Вы готовы ее увидеть?

Рэн подавил желание нахмуриться. Ему не нравилась тенденция Гэдимана персонализировать образцы. Это выглядело непрофессионально. Но Джонатан был таким отличным работником, настолько творческим и поглощенным экспериментом, что Рэн старался не обращать внимания на подобные оплошности.

– Конечно, – сказал он, – давай посмотрим на образец.

Гэдиман нажал клавиши в нужном порядке, и оба ученых уставились на поток данных, промелькнувший на маленьком экране наверху инкубатора. Высокий металлический цилиндр выровнял собственную температуру, и с его поверхности повеяло холодным воздухом. Внешний металлический корпус медленно, механически повернулся, после чего начал подниматься, уходя вверх, пока не достал до потолка, где и замер. Металлический футляр автоматически раскрылся, и взглядам открылась небольшая криогенная капсула около метра в длину и полметра в диаметре.

Рэн посмотрел на данные. На экране, постоянно обновляясь, появлялись данные о длительности и прогрессе инкубации, о компонентах химического медиатора роста, об электрической стимуляции клеток и тому подобное.

– Вот она! – тихо промурлыкал голос Гэдимана.

Его тон заставил Рэна посмотреть на ассистента. Глаза Гэдимана были широко раскрыты, а лицо выражало надежду молодого отца, впервые увидевшего своего новорожденного младенца. Это Рэну понравилось. Во многих отношениях это и было отпрыском Гэдимана. Гэдимана, Рэна, Кинлоха, Клаусса, Уильямсон – каждый человек в этой лаборатории являлся родителем образца, и Рэн поощрял в своих людях подобающие чувства. Подобного рода собственническая гордость стимулировала их прикладывать больше усилий, творческое мышление и приверженность делу, каких не могло вызвать никакое жалование. Рэн улыбнулся.

– Посмотрите на ее лицо! – сказал Гэдиман с тем же гордым восхищением.

Рэн посмотрел на образец, плавающий в мутном геле, который питал клетки, побуждая их развитие. Поначалу, образец казался просто непонятной массой. Свернувшись в классической позе эмбриона – «И одно это свидетельствует о чуде научных достижений!», – он всплыл поближе к стеклу, позволяя Рэну увидеть то, на что указал Гэдиман.

Это было лицо ребенка, прелестной человеческой девочки, и Рэн ощутил, что его охватило то же волнение, что и помощника. Черты стали уже достаточно отчетливы и узнаваемы – не просто человеческое лицо, но с индивидуальностью! Крошечные локоны тонких детских волос плавали вокруг идеально сформировавшейся головы, придавая образцу неземной облик, словно у ребенка русалки. Рэн хлопнул глазами, отгоняя от себя фантазии. Его опытный взгляд охватил разнообразные трубки, кабели и сенсоры датчиков, прикрепленные к крошечному образцу. Все было строго на своем месте и выполняло свою работу – питало образец, обеспечивало необходимыми элементами, стимулировало рост и развитие с куда большей скоростью, чем изначально предполагалось природой.

Но на природу терпения у Рэна не было – слишком медленно, слишком много ошибок, и, разумеется, слишком много неожиданных сюрпризов. И сюрпризы природы его не интересовали ни в малейшей степени. Его работа заключалась в том, чтобы ускорять природу и изменять ее, подстраивая для своих нужд. И наконец-то начинало казаться, что ему это удалось. Он улыбнулся, и его пальцы коснулись стенок инкубатора почти с нежностью.

– Она прекрасна, разве нет? – тихо проговорил Гэдиман.

Рэн открыл рот, закрыл, и только кивнул в ответ.

– Этот вариант развивается куда лучше, чем мы могли надеяться.

Образец отплыл дальше, но Рэну показалось, что он заметил, как под веками вращаются формирующиеся глаза. Доктор даже задумался, способен ли образец уже различать свет и темноту. И чувствует ли он что-нибудь.

Неожиданно стало светло, и она отпрянула. «Тебя могут заметить при свете. При свете тяжелее прятаться». Ее тело свернулось в клубок. Теплая влажность вокруг убеждала в безопасности, но яркий свет пугал. Хаотичные образы проносились в ее меркнущем сознании.

Холодный уют криосна.

Стремление защитить молодняк.

Сила и поддержка себе подобных.

Мощь ее ярости.

Влажное тепло и безопасность яслей.

Образы одновременно были бессмысленными и полными смысла. Она понимала их на том уровне, что лежал далеко за пределами сознания и познания. Они были ее частью, частью того, кем она была, чем она была. А теперь они стали частью того, чем она становилась.

Она плавала в желейном, уютном тепле, и пыталась спрятаться от света. И звуков. Мурлыкающие, отдаленные звуки где-то вне ее. Внутри нее. Они приходили и уходили, эти звуки – ничего не значащие и значащие всё.

Она снова услышала звуки внутри, и один – гораздо явственнее других. Тот самый, к которому она всегда прислушивалась. Тот самый, который она изо всех сил пыталась вспомнить. Она услышала шепот: «Моя мамочка всегда говорила, что монстров не бывает. Настоящих. Но они есть».

Если бы только она могла понять, что это значит. Может, однажды…

На одну секунду Рэн позволил себе надежду, позволил себе предвкушение. Будут газеты. Книги. Публикации. Награды. Это пока только начало.

Эмбрион плавал в наполненном гелем инкубаторе, и Рэну пришлось признать, что Гэдиман был прав. Он был красивым. Превосходный образец…

Сейчас он был повернут к Рэну спиной, и изогнутый хребет коснулся стекла. В этот момент доктор заметил то, чего раньше там не было.

– Ты это видел? – поинтересовался он у Гэдимана, стараясь говорить спокойно.

– Что?.. – пробормотал тот, после чего уставился на спину образца.

– Вот, – Рэн указал на четыре шишечки по обе стороны от хребта. – Это. Четыре штуки. Точно там, где должны быть спинные наросты.

Гэдиман, заметив их, нахмурился:

– Вы считаете, что у нее начинают развиваться отклонения?

Рэн покачал головой:

– Мы понаблюдаем. Это может означать очередную неудачу с эмбрионом.

– Нет!.. – задохнулся Гэдиман.

– Давай не будем предвкушать неприятности. Если нам повезет, то они могут оказаться всего лишь рудиментами. И в этом случае их можно будет удалить.

Гэдиман выглядел обеспокоенным, и часть его недавней радости куда-то улетучилась. Рэн похлопал его по спине:

– Это все еще значительно превосходит все образцы, что нам пока удавались. Я не теряю надежду. И тебе не следует.

Его помощник снова улыбнулся:

– Мы так далеко продвинулись, и она в прекрасном состоянии. Я надеюсь, что вы правы, доктор Рэн.

«Я тоже», – подумал Рэн, глядя на образец. Он надеялся, что это не очередная шуточка природы за его счет.

Месяцем позже Рэн и Гэдиман снова стояли перед инкубатором. Этот был куда больше первого – почти три метра в высоту и метр в обхвате. Образец, прежде плававший в старом инкубаторе, словно маленькая пробка, теперь вырос и развился настолько, что почти целиком заполнил собой все его пространство.

В лаборатории царила атмосфера предвкушения. Рэн не мог не отметить, что члены его команды часто подходят к инкубатору поближе, чтобы взглянуть на его содержимое, удивиться тому, чего достигли.

«Так много из столь малого. Древние образцы крови. Частички ткани, костного мозга, селезенки и спинальная жидкость. Рассеянная, разбитая ДНК. Пораженные клетки. И из всего этого – такое».

Образец развернуло, его волнистые темные волосы до плеч свободно плавали вокруг лица, время от времени закрывая привлекательные, характерно-человеческие черты. Его рука сжалась в кулак, потом расслабилась. Глаза под закрытыми веками двигались влево и вправо.

«Видит сны? Какие сны там могут сниться? Чьи это сны?»

Рэн посмотрел на показания инкубатора. Первый экран демонстрировал ЭКГ образца – сердцебиение было ровным, ритмичным, синусовая аритмия полностью соответствовала норме. Хорошо. Очень хорошо.

Он повернулся ко второму экрану. Если первый предназначался для взрослого образца женского пола – надпись крупными буквами гласила «НОСИТЕЛЬ», – то второй был обозначен словом «ОБЪЕКТ». И здесь демонстрировалась вторая ЭКГ. Это сердце билось куда быстрее, чем у носителя, с волнообразным рисунком, с ритмом, свойственным тахикардии. При этом оно было столь же крепким, как и у носителя. Здоровым.

Рэн улыбнулся. Он еще раз взглянул в лицо образца-носителя. Оно хмурилось. Если бы он был настроен более романтически, как Гэдиман, то подумал бы, что обладательница лица несчастна.

«Чьи сны ты видишь? Собственные? Или твоего симбионта? Хотелось бы мне знать…»

Доктор Джонатан Гэдиман не мог поверить своей удаче. Доктор Рэн на самом деле собирается доверить провести операцию ему. Стоя в прохладной стерильной комнате, в стерильной одежде, с чисто вымытым телом и в полной готовности, он возился с хирургическим визором, прилаживая его на место. Рядом стоял доктор Рэн – наготове, в соответствующей одежде, в предвкушении и взволнованный. Доктор Дэн Спраг тоже был здесь. Когда Рэн сделал объявление, Дэн рассыпался в поздравлениях, и его искренние добрые пожелания немного помогли Гэдиману справиться с нервной дрожью. Хотя бы частично.

Визор неконтролируемо сфокусировался, и Гэдиман коснулся управления. Прибор позволит ему автоматически пользоваться любым вариантом обзора, какой только потребуется – от бинокулярного зрения на дистанции до микроскопии, при которой он сможет рассматривать ткани вплоть до клеточного уровня. Глубоко вдохнув, он попытался успокоить нервы. И едва не подпрыгнул, когда Спраг промокнул ему лоб стерильной тканью.

– Полегче, приятель, – поддразнил Дэн. – Ты потеешь, как собака.

Гэдиман кивнул, отвлеченно подумав: «Собаки не потеют». Моргнув, он сосредоточился. Если бы только Рэн не стоял так близко. Даже без визора Рэн заметит самую крошечную оплошность, малейшую ошибку. Впрочем, как и Спраг.

«Охолони, Гэдиман, – сказал он сам себе. – Это же не первая твоя операция! И это простая процедура. Ты похожие уже миллион раз проделывал».

Да, но только не здесь. Не на этом образце.

«Не на Рипли».

«Образец» – это было словечко Рэна, но сам Гэдиман перестал так о ней думать, еще когда она была всего лишь микроскопическим комком из восьми идеально сформированных клеток.

Он повернул голову и позволил себе посмотреть на нее – по-настоящему посмотреть. За толстыми и прозрачными стенками закрытой хирургической капсулы, что отделяли Рипли от медперсонала, ее дыхание было нормальным, хотя и замедленным, и под воздействием анестезии она спала. Лежа на столе, она выглядела расслабленно, – веки опущены, волевая челюсть не напряжена, губы слегка раскрыты. Не считая разнообразных катетеров и сенсоров, украшавших ее тело под тончайшими хирургическими пленками, она выглядела так же привлекательно, как Спящая Красавица, ждущая поцелуя своего принца. Гэдиман облизнул губы.

«Она выглядит нормально. Высокая, привлекательная молодая женщина. Даже амниотический гель и голубоватый оттенок кожи этого не меняют».

Он был так горд за нее.

Она прошла через столь многое, и уже многого достигла. А теперь настал ее величайший миг – если только он, Гэдиман, не облажается.

Доктор подошел к панели инструментов, просунул до плеч руки в перчатках в хирургические раструбы. Рэн и Спраг встали по бокам, наблюдая. А вокруг отгороженной операционной, за защитными прозрачными стенками, столпились остальные. Каждый из них инвестировал в этот проект.

Пальцы Гэдимана скользнули в чувствительные перчатки хирурга, и он ощутил, как оборудование подстраивается под его параметры, охватывая кисти и предплечья. Он слегка пошевелил руками, чтобы убедиться, что все работает правильно. Затем осторожно поиграл с управлением, наблюдая, как в ответ оживают разнообразные манипуляторы в операционной.

– Я готов, – объявил он собравшимся, и проверил показания. Все выглядело хорошо: мозговая активность, дыхание, частота сердечных сокращений.

Он передвинул лазерную пилу в нужную позицию над грудиной.

– Помни, – тихо сказал Рэн ему практически на ухо, – делай все медленно. По этапу за раз. И я – рядом.

Он планировал этим подбодрить Гэдимана, но эффект слова оказали прямо противоположный.

Гэдиман активировал лазер и повел яркую прямую линию так, чтобы разрез прошел от средней части грудины к пупку. Он глянул на показания датчиков Рипли. Анестезия не была глубокой, и он хотел быть уверен, что она ничего не чувствует.

– Я слежу за этим, – тихо сказал Спраг, и снова промокнул ему лоб. Анестезия была ответственностью Дэна. И Гэдиман ему доверял, но…

Первоначальный надрез был готов. Гэдиман прицепил механические зажимы к коже, и чуть развел их в стороны. Лазер аккуратно сделал новый разрез между мускулами фасции, прямо по белой линии живота. Затем пришла очередь брюшины. За считаные мгновения Гэдиман закончил. Кровотечение было минимальным, потому что лазер прижигал ткани. Разрез выглядел хорошо.

– Великолепно, – выдохнул Рэн. – Так, теперь ставь на место резервуар. Осторожно… Будь готов к амнио…

Но Гэдиман действовал быстрее. Он уже подал сигнал, чтобы прибыл маленький инкубатор, наполненный амниотической жидкостью, и теперь наблюдал, как тот механически опускается на место у распростертого тела Рипли, устраиваясь рядом с ее талией. Хирург чувствовал, как в комнате нарастает напряжение, пока крошечный сосуд беззвучно проследовал к пункту назначения, замер, а затем он медленно поднял крышку.

– Хорошо, – проговорил Рэн. – Хорошо. Мы готовы.

Гэдиман прикусил губу. Затем сделал движение правой рукой.

Специальный механический зажим с подушечками, повинуясь его управлению, выдвинулся на позицию и осторожно проник в разрез, исчезнув внутри Рипли. Гэдиман повернулся к мониторам с показаниями, чтобы проследить движение зажима внутри его пациентки. Управлял зажимом он осторожно и умело.

Бисеринка пота потекла у него по лбу, скатываясь к визору, но Спраг был бдителен – он промокнул влагу, в попытке сдержать обильное, несмотря на прохладу, потоотделение у хирурга, вызванное нервами. Тот же, благодаря работе биосенсоров, следил за зажимом и цветным изображением внутренностей его пациентки. Он улыбался.

– Вот она, – довольно пробормотал Гэдиман.

Награда. Цель всей их работы.

Он осторожно сжал зажим, хотя Рэн без нужды шептал:

– Тише! Тише!

– Она у меня, – промурлыкал Гэдиман, пока он медленно извлекал зажим из тела Рипли.

Все взгляды были прикованы к разрезу в брюшной полости, из которого появился зажим. В его мягком захвате свернулось крошечное, заляпанное красным эмбрионоподобное существо – детали нельзя было рассмотреть из-за крови и соединительных тканей его матери.

– Показания хорошие, – сказал Рэн, изучая биопоказатели паразита.

– Здесь тоже, – откликнулся Дэн, докладывая о состоянии Рипли.

Гэдиман смутно осознавал, что остальные подходят ближе к стеклу, напрягают зрение, чтобы разглядеть получше. Никто не говорил, но все взгляды сфокусировались на этом маленьком комочке.

– Я их разъединяю, – сказал Гэдиман.

– Давай, – согласился Рэн.

Хирург активировал другое устройство, которое обрежет и прижжет каждый из шести похожих на пуповину отростков, которые привязывали крошечного чужого к его носительнице. Хирург манипулировал режущим инструментом быстро, умело, решительно… Четыре, пять, шесть! Дело сделано.

Существо внезапно дернулось и развернулось, словно окончательное отделение от матери подсказало ему, что пришла пора начать собственную жизнь. Пора дышать. Пора расти. Пора двигаться.

Оно корчилось, извивалось в мягком зажиме, хлестало хвостом, и, наконец, раскрыло крошечные челюсти в беззвучном крике.

– Проклятье! – не сдержался Спраг при виде бурного протеста крошечного комочка.

– Осторожно! – по-деловому велел Рэн. – Не выпусти его. Помести в контейнер.

Гэдиман кротко кивнул, зная, что держит существо надежно, хотя оно бесплодно боролось и дергалось в зажиме. Он опустил его в амниоконтейнер и не отпускал до тех пор, пока крышка почти не закрылась. Тогда хирург выпустил существо и выдернул зажим одним быстрым движением, так что крошечный чужой остался внутри надежного и защитного инкубатора.

– Прекрасно! – воскликнул Рэн. – Прекрасная работа, Гэдиман.

Он сжал плечо подчиненного, поздравляя.

Хирург выдохнул, а Спраг снова промокнул ему лоб. Гэдиман чувствовал, как расслабляется его тело, и только теперь понял, насколько был напряжен.

– Спасибо, доктор Рэн.

Они все следили за тем, как маленький инкубатор – существо яростно плавало внутри в поисках выхода – исчез из операционной тем же путем, каким и попал в нее. Кинлох и Фонтейн сопроводят его к стационарному инкубатору, и проследят, чтобы существо не подверглось опасности.

Гэдиман оглядел аудиторию, увидел, что остальные ему улыбаются, а Кинлох показывает ему поднятый вверх большой палец руки. Он улыбнулся в ответ. Затем, наконец-то, повернулся обратно к Рипли и, стянув с себя визор, нерешительно посмотрел на Рэна.

– Ну?.. – он указал на Рипли, все еще спящую в операционной.

– Носитель? – переспросил Рэн, не глядя на нее.

Гэдиман взглянул на показания.

– Ее ЭКГ в норме… Она в порядке.

Он оборвал себя, сообразив, что спорит ради нее. Рэн и так уже считает, что его интерес к данному образцу не профессионален. Нужно следить за тем, что говоришь – начальник еще не решил ее судьбу. Гэдиман в напряжении ждал ответа.

Рэн посмотрел на мониторы, взглянул на Рипли. Наконец, он сказал:

– Зашей ее снова.

Гэдиману пришлось сдержать себя, чтобы не промямлить «Спасибо!». Он знал, что у Рэна, как у ведущего ученого, было полное право уничтожить образец. Но по какой-то причине, Гэдиман не мог с этим смириться. Это было бы такой растратой! Особенно, после всей проделанной работы.

– Дэн, – обратился Рэн к их помощнику, – заштопай ее, а? Думаю, нашему коллеге на сегодня хватит волнений.

Гэдиман улыбнулся, и кивнул Дэну.

– Разумеется, – согласился Спраг. – С радостью.

Гэдиман на автомате еще раз взглянул на показания. Анестезия, дыхание, частота сердечных сокращений – все выглядело хорошо. Он позволил Рэну утащить себя прочь.

– Что ж, – сказал Гэдиман, позволяя своему волнению прозвучать в словах, – все прошло настолько хорошо, насколько можно было ждать.

– О, даже лучше, доктор, – с уважением ответил Рэн. – Куда лучше.

Нечто велело ей проснуться. Она это проигнорировала. Как только она проснется, все сны станут реальностью. Как только она проснется, она снова начнет существование, а в небытии наконец-то был покой. Ей было жаль, что он может подойти к концу.

Нечто велело ей проснуться. Она воспротивилась.

Медленно, она обратила внимание на смутное ощущение. На нечто вне ее. Нечто, происходящее с ней. Нечто, что у нее забрали.

Нечто, от чего она хотела избавиться?

Она не могла вспомнить.

Несмотря на холод, несмотря на яркость, она открыла глаза.

Она видела все, происходящее вокруг нее, превосходно видела. Но она ничего из этого не могла понять. Странные металлические и пластиковые конструкции быстро двигались вокруг нее, сжимали края зияющей раны в ее груди, пока другое устройство запечатывало рану. Она отметила ощущение, какую-то легкую боль, которую было несложно игнорировать. Ее взгляд блуждал, пока она собирала информацию.

Потом она сообразила. Оно исчезло. Они забрали его у нее. Ее молодняк. Часть ее ощутила невероятное облегчение. Другая часть чувствовала чудовищный гнев. Она колебалась между ощущениями, не понимая их, но просто испытывая эмоциональные качели, пока сама она лежала совершенно неподвижно, следя за хирургическим оборудованием.

Две механических руки, сообразила она, были как-то физически соединены с одним из существ, что смотрели в странный, прозрачный яйцеобразный контейнер, в котором она находилась. Эти существа ее окружали, и все смотрели на нее, полагая, что она беспомощна. Руки двигались, выполняя свою работу, осуществляя свои задачи, о которых она не просила, которых не хотела и не понимала.

Она наблюдала, как существо управляет руками, наблюдала, как оно внимательно на нее смотрит. Не испытывая ни гнева, ни облегчения, она быстро потянулась, и схватила за предплечье существо, отгороженное от нее оболочкой контейнера. С отстраненным любопытством и со средним усилием она вывернула руку, просто желая увидеть, что произойдет.

Оказалось любопытно. Существо тут же перестало причинять ей боль. Это было хорошо. Она выкрутила дальше, и раздался странный хруст, а потом последовало какое-то скрежещущее ощущение в пойманной части существа внутри искусственной руки. Еще более любопытной оказалась реакция всех существ снаружи прозрачного «яйца». То, что крепилось к руке, яростно дергалось и молотило по стенкам капсулы свободной рукой, а его рот широко раскрывался, словно оно собиралось ее укусить. Как забавно. Она задумалась, производит ли оно звуки. Странная яйцеобразная капсула, в которой она находилась, кажется, не пропускала никаких звуков, потому что слышала она только собственное дыхание.

Она моргнула, и выкрутила руку снова. Больше трепыханий, больше корч. И теперь все больше и больше существ бегало вокруг пойманного – они хваталось за него, шевелили своими крошечными, бессмысленными ртами, раскрывая и закрывая их, и размахивали руками. Столько волнения.

Одно из существ отпихнуло прочих в сторону, посмотрело на нее вниз. Оно дико таращилось, его крошечные глазки раскрылись так широко, как могли. Потом оно шлепнуло по каким-то устройствам по ту сторону яйца, сделало что-то, чего она не могла увидеть, и внезапно она ощутила, что ее глаза слипаются.

Ей было жаль. Она не хотела спать. Ей хотелось смотреть на существ. Узнать о них все, что можно. А еще больше ей хотелось выбраться отсюда… Но сон похитил ее сознание прежде, чем она успела разволноваться.

За секунды сверкающая, стерильная операционная от ликующего осознания успеха низверглась к хаосу. Рэн услышал жуткий хруст и скрежет костей Дэна Спрага с расстояния десяти футов, где он с Гэдиманом обсуждал зародыш Чужого. А крики Дэна, наверное, слышала вся станция.

Стерильный отсек тут же наводнили все доступные члены команды, солдаты и другие наблюдатели, и каждый из них нарушал все предписания, которые должны были неукоснительно соблюдать. А еще никто из них не мог освободить Спрага из хватки образца-носителя.

Это было беспрецедентно. Это было неожиданно. И волнующе!

Рэн протолкался вперед, где он мог видеть носительницу и ее жертву и взять ситуацию под контроль. Все выкрикивали противоречивые приказы, а Дэн просто кричал…

…а она просто лежала там, под своими покровами, ее рана была только частично зашита, а ее лицо – столь же бесстрастно, как у сфинкса, когда она умышленно выкрутила руку Дэна.

Рэн схватился за управление анестезией, радикально увеличивая дозу.

К нему подскочил Гэдиман, в панике за свою любимицу.

– Не убивайте ее, доктор Рэн, прошу вас, не убивайте ее!

«Не умоляй, Гэдиман, – с отвращением подумал Рэн. – Это не профессионально».

Носительница лениво моргнула, но все еще не выпускала доктора Спрага. Ее глаза двигались, и она словно заинтересовалась Рэном. Она смотрела прямо на него, в него, сквозь него. Он ощутил мороз по коже. Затем ее веки медленно опустились, и через несколько секунд ее хватка ослабла.

Клаусс и Ватанабе тут же уложили Дэна на носилки, и Ватанабе быстро и со знанием дела обследовал серьезно переломанную руку. Кости в нескольких местах проткнули кожу и стерильное одеяние. Рука была так изуродована, что кисть оказалась повернута под совершенно неестественным углом. Кровь толчками вытекала из ран, пятнала чистую стерильную одежду и расплескивалась по полу. В стерильной комнате, где доминировали нейтральные тона и сверкающий белый, ярко-красная кровь выглядела шокирующе.

«Он, хотя бы, был стерильным, – подумал Рэн. – Мы должны будем избежать инфекции несмотря на то, что все эти люди нарушают стерильность комнаты». Он был доволен тем, что Ватанабе принял на себя ответственность. До того, как перевестись сюда, он специализировался в ортопедии.

Молодой доктор поднял взгляд от своего извивающегося пациента.

– Доктор Рэн, я бы хотел доставить Дэна в операционную «C» и немедленно его подготовить.

– Давай, Йоши, – одобрил план Рэн. – Бриан и Карлин могут ассистировать. Тебе нужен еще кто-нибудь?

– Нет, так будет нормально, – заверил его Ватанабе и дал сигнал солдатам вынести носилки со Спрагом из комнаты. Все, кроме Гэдимана, последовали за ними. Тот повернулся к автоматическим манипуляторам, которые, несмотря на беспорядок вокруг, эффективно зашивали рану носительницы. Рэну это понравилось.

Но Гэдиман выглядел тревожно. Рэн даже задумался, не оказалась ли шокирующая жестокость нападения носительницы тем, что подчиненный не мог вынести.

– Ты в порядке? – поинтересовался Рэн. В операционной снова стихло – тут снова установилась нормальная стерильная атмосфера. Только абстрактный кровавый узор указывал на произошедшее.

Гэдиман резко кивнул. Он завершил операцию, убрал инструменты. Носительница спала, пока ее хирургическая капсула автоматически заменилась надежным восстановительным отсеком.

– Я в порядке, – настаивал Гэдиман, несмотря на дрожь в голосе. – И… и я благодарен, доктор. Я ценю то, что вы не подвергли ее эвтаназии. Я думаю, что это был всего лишь несчастный случай…

Рэн отвлекся от носительницы, и обратил внимание на своего протеже.

– В этом не было ничего несчастного, Гэдиман. Дэн поправится. А мы теперь знаем о носительнице нечто, чего не знали прежде. Нечто, чего мы не могли предвидеть. Неожиданная… выгода.

Он улыбнулся Гэдиману, понимая, что его волнение по поводу неожиданного результата очевидно, и наблюдал, как его помощник медленно осознает, что отношение Рэна к носительнице радикально изменилось. Мгновенно Гэдиман осознал, что Рэн теперь считал носительницу не обузой, а преимуществом. Гэдиман долго возражал против того, чтобы уничтожить образец, но Рэна интересовала только информация, которую можно было извлечь из трупа. Теперь же Рэн стал его союзником, а не оппонентом в плане того, как решить судьбу носительницы.

Вздохнув, Гэдиман расслабился, и широко улыбнулся Рэну.

– За несколько следующих дней мы узнаем больше, – сказал тот. – И о носительнице, и об объекте. Это будут весьма интересные дни, как думаешь, Гэдиман?

Его помощник просиял:

– О да, доктор, весьма.

2

Она сжалась в темноте, стараясь стать меньше, и оценила окружающую обстановку. Во всяком случае, сейчас она наконец-то достаточно проснулась, чтобы это сделать. Свет был минимален, но это ей не мешало. Она видела все, что нужно. Пространство, где она находилась, было достаточно просторным, чтобы встать и потянуться, и даже пройтись, но ничего из этого она не сделала. И не станет делать, пока не выяснит больше. Она дышала медленно, тихо, сохраняла свое положение и оценивала.

В камере было пусто, не считая ее саму. Не было ни воды, ни одежды, ни мебели, ничего из того, что она могла бы использовать во вред себе или остальным. Она была накрыта тонкой белой материей, оставшейся еще из операционной.

В потолке камеры имелось маленькое окошко, и вдруг над ним прошла тень, от чего она напряглась. Она не шевелилась, не дышала, но все внимание сосредоточила на обладателе тени. Показались ботинки, несколько секунд постояли возле окошка, затем тихо ушли. Значит, за ней наблюдают. Об этом полезно знать.

Долгие минуты спустя, когда она уверилась, что ноги в ботинках не вернутся, она занялась оценкой собственного состояния. Ее разум все еще был медлителен после долгого сна, после операции.

«Операция. Почему меня оперировали? Я была больна?»

Она отложила вопросы в сторону. Они только путали. Она подождет, и будет надеяться, что узнает больше. Ее лицо зудело. Она коснулась его, легонько поскребла. Ее кожа, все еще влажная и нежная, облезала широкими лохмотьями. Кожа под ней ощущалась более крепкой, более сухой. Она осторожно ободрала с себя длинные шелушащиеся полосы. Это было приятно.

Занимаясь этим, она снова обнаружила шрам, идущий через грудь. Ее пальцы пробежали по идеальной, ровной линии. Кожа там была чувствительна, но не слишком. Подняв ткань, она уставилась на рану. Шрам ее тревожил, но она не могла сказать, почему.

Ведя ногтем по линии шрама, она отвлеклась на собственную руку и вытащила ее из-под ткани. Что-то странное было с этой рукой, что-то непривычное. Она вгляделась в конические, элегантные пальцы – всего пять! – и, наконец-то, в ногти – длинные, крепкие и чрезвычайно острые. Они выглядели странно, но это были ее собственные ногти. И все же, ей казалось, что она никогда прежде их не видела. Словно, они сюда не подходили.

Встревожившись из-за причин, которых сама не могла назвать, она сунула один ноготь в рот и пожевала, пытаясь укоротить его, отгрызть. Но он не поддавался – во всяком случае, не зубам.

Грызя ноготь, она заметила что-то темное на внутренней стороне предплечья возле локтя. Она тут же забыла про ногти и вытянула правую руку, чтобы ее рассмотреть. На коже была отметина. Она нахмурилась, пытаясь вспомнить.

«Это цифра. Цифра восемь».

Пока она смотрела на цифру, пытаясь понять ее смысл, послышалось слабое жужжание. Крошечный, летающий организм неожиданно сделал круг вокруг ее головы, отвлекая. Она удивленно смотрела на то, как он ее изучает, пока она изучает его.

Опустившись ниже, организм сел на внутреннюю поверхность ее руки, рядом с татуировкой. Она терпеливо и с любопытством наблюдала. Что это такое? Что оно может делать?

Осторожно, она приподняла руку, чтобы лучше видеть.

У крошечного организма были длинные тонкие ноги, элегантные крошечные крылья и длинное жало. Вспомнилось название.

«Комар!»

Она почти улыбнулась воспоминанию, настолько оно было четким. Это было насекомое. Комар. Она смотрела, как он балансирует на ее руке, словно танцор.

Насекомое медленно погрузило жало в плоть ее руки и сделало это так аккуратно, что она ничего не почувствовала. Процесс так захватил ее, что она следила за ним с болезненным удивлением ребенка. Брюшко насекомого начало наполняться.

«Моей кровью! Он сосет мою кровь!»

Пока она смотрела, как существо пьет, в ее мозгу начала всплывать давно забытая информация о насекомом.

Затем, за считаные секунды, насекомое начало меняться. Его раздутое брюшко стало усыхать, прозрачные крылья свернулись, изящные ноги танцора подогнулись, словно оно таяло изнутри. Через мгновение оно превратилось в высохшую черную оболочку.

Она моргнула, решив, что трансформация любопытна, но не более. Подув на руку, избавилась от тельца, и больше о нем не думала. Глянув на смотровое окошко, она стала ждать следующего появления ног в ботинках.

3

– Имя? – спросила стюардесса, глядя в список.

– Пурвис, – автоматически ответил мужчина. – Ларри. Идентификационный код – двенадцать, семь, сорок один.

Он протянул ей чип. Стюардесса взяла его, вставила в ручной сканер, подождала, пока информация отобразится на экране. Затем улыбнулась, и доброжелательно кивнула:

– Все верно. Добро пожаловать на борт, мистер Пурвис.

Невысокий, стройный человек улыбнулся ей в ответ. «Мистер Пурвис». Ему это понравилось. Корпорация «Кзарем» назойливо рекламировала себя как самую первоклассную организацию, и пока так оно, кажется, и было. Стюардесса махнула ему, чтобы он шел внутрь, а она могла бы заняться женщиной, стоящей в очереди за ним, так что он пошел вперед, следуя указателям к капсулам криосна. Корабль был маленький, и использовался только для транспортировки, так что даже команда отправится спать, когда они лягут на курс и выйдут из Солнечной системы.

Что ж, Пурвис не возражал из-за отсутствия развлечений на борту. Если верить брошюрам, которые и убедили его подписаться на эту работу, все удобства ждут его на этом никеледобывающем заводе на Кзареме. В честь компании целую чертову планету назвали. До момента, пока они не начали разработки, вместо имени был только номер. Пару месяцев подремать, и он на месте. Новая карьера. Все заново. Неплохо для парня среднего возраста.

И он не будет раздумывать о жизни здесь, на Луне, о том, что оставляет позади. Два года Пурвис потратил на то, чтобы залатать прорехи в отношениях с женой – безуспешно. Его дети выросли и живут сами по себе – пришло и ему время собой заняться. И это совсем не так, как если бы он вступил во Французский Иностранный Легион! Условия на Кзареме будут самыми лучшими.

Удивительным образом его вдруг захлестнула волна одиночества. Пурвис тряхнул головой. Пришло время с этим покончить. Надо двигаться вперед. Это сработает. Это – новое начало. Новое будущее.

На Кзареме он сможет заниматься тем, на что на Луне у него не было шансов. Он увидит что-то новое. Получит новый опыт. Может, даже сумеет еще раз влюбиться. Он еще достаточно молод… глядишь, еще другую семью заведет.

Сосредоточившись на этой полной надежды мысли, он забрался в криокапсулу, на табличке которой значилось его имя. Вдоль рядов горизонтальных контейнеров для сна шел стюард, проверяя оборудование, состав препаратов и настройки компьютеров. Четко и аккуратно. Пурвису это понравилось.

Он пристроил свою сумку в отделение внутри капсулы, и устроился на удобных подушках. Зазвучала тихая музыка, чтобы он расслабился, а мягкий женский голос рассказал о том, что ожидает его на Кзареме. Пурвис улыбнулся и закрыл глаза в ожидании, пока холодный мороз криосна примет его в свои объятия.

Это только начало величайшего приключения в его жизни.

Гэдиман закончил выслушивание, пока Рипли тихонько сидела на столе для обследований. С тех пор, как они забрали ее из восстановительной камеры, она олицетворяла собой безмятежное сотрудничество. Поскольку она была образцовой пациенткой, Гэдиман отослал вооруженного охранника, который маячил над ними – так у Рипли хотя бы было личное пространство во время осмотра. Разумеется, снаружи наготове все еще стояли двое солдат с оружием.

Несмотря на то, что не было и намека на жестокость, которую она продемонстрировала во время вчерашней операции, Дэн Спраг, выздоравливающий в своих комнатах, отказался от приглашения Гэдимана встретиться с Рипли сегодня утром. Остальные отреагировали похоже, когда узнали, что ее приведут сюда амбулаторно и в сознании, и поспешили убраться. Ну и отлично. У всех них, в конце концов, было чем заняться. К тому же, Гэдиман ее не боялся. Он был ею очарован. И был благодарен за то время, которое мог провести с ней наедине, изучая ее, узнавая о ее способностях и возможностях.

«Ты – всего лишь современный доктор Франкенштейн, не так ли Гэдиман? А это – твоя невеста…»

Обойдя Рипли сзади, он чуть развел в стороны разрезанное на спине больничное одеяние и осмотрел четыре диагональных шрама по обе стороны от позвоночника. Разрезы были точными и аккуратными – напоминание о деформированных спинных рогах, которые пыталось отрастить ее тело. Удалить их было задачей Рэна, и справился он с ней великолепно. К счастью, рога были всего лишь рудиментами, совершенно бессмысленными, так что их удаление не помешало развитию организма.

Гэдиман сделал полный круг и встал перед ней, отдавая себе отчет, что все это время Рипли не переставала следить за ним, даже когда он находился позади нее. У него осталось впечатление, что она все время начеку, полностью готова… для чего-то. Ему хотелось облегчить ее тревоги, в чем бы они ни заключались.

– Рипли, – тихо сказал Гэдиман тем самым «голосом доктора», который он однажды использовал на детских образцах из другого эксперимента, – я собираюсь взять у тебя немного крови. Игла чуточку уколет, но в остальном ничем тебе не повредит.

Она просто смотрела на него, никак не реагируя. Он двигался медленно, так, чтобы она могла все видеть, и чтобы он ничем ее не напугал.

«Это больше похоже на работу с большой кошкой из джунглей, чем на работу с ребенком. У нее только глаза двигаются, а тело неподвижно, на взводе. Мне почти хочется, чтобы у нее был хвост, которым она могла бы бить из стороны в сторону – это бы указало на то, в каком она настроении».

Он медленно наложил жгут, затем взял специальный шприц, иглу и пробирку для собранной крови. Все это было сделано по старинному образцу, но с использованием ультрасовременных материалов космической эпохи. Гэдиман осторожно ввел иглу и тут же подставил под нее резервуар, чтобы ни капли крови не пролилось зря. Прозрачная трубка быстро наполнилась темно-красной пенящейся жидкостью. Рипли ни разу не дернулась и наблюдала за процессом с той же спокойной отстраненностью, которую демонстрировала все утро.

Едва Гэдиман закончил процедуру и извлек иглу из ее руки, он услышал голос Рэна.

– Ну-с, как сегодня поживает наш Номер Восемь? – поинтересовался главный ученый, глядя на планшет с полной информацией о состоянии Рипли. Был ли еще какой-нибудь живой организм, за которым следили бы столь пристально? Гэдиман в этом сомневался.

– Похоже, что в добром здравии… – заверил его подчиненный, надписывая трубку и убирая ее в специальную стойку.

– Насколько добром? – уточнил Рэн.

Гэдиман не смог скрыть улыбку:

– Исключительно! Словно… совершенно превосходя все наши ожидания!

Он глянул на Рипли, гадая, каким она видит Рэна, но выражение ее лица и отношение к происходящему так и не изменились, хотя теперь все ее внимание было направлено на старшего ученого. Она, не мигая, всматривалась в него прищуренными глазами – совершенно без эмоций.

Двигаясь осторожно и проявляя уважение, Гэдиман приспустил ее одеяние на груди, чтобы Рэну было видно:

– Взгляните на шрам! Видите рецессию?

Рэн уставился на место разреза. Будучи доктором, он не обратил внимания на ее красивые обнаженные груди – вместо этого он смотрел на линию между ними. И не верил своим глазам.

– Это?..

– Со вчера! – Гэдиман практически ликовал.

– Это хорошо, – Рэн выглядел довольным. – Это очень хорошо.

Гэдиман кивнул, словно ребенок. Он отлично знал, что Рэн никогда за всю свою жизнь не видел подобной регенерации тканей.

Рэн сделал шаг в неподвижной женщине, пока Гэдиман вернул ее одеяние на место, и завязывал тесемки на шее, восстановив этим ее благопристойность. Главный ученый улыбался Рипли, словно стараясь ее подбодрить, но по его поведению Гэдиман мог сказать, что тому никогда не приходилось работать с пациентами – экспериментальными, или обычными.

– Ну-ну-ну, – покровительственно протянул Рэн, – похоже, что ты заставишь всех нас очень гордиться…

Рука Рипли метнулась вперед со скоростью бросившейся змеи и вцепилась в его горло. Голос Рэна оборвался на полуслове.

Прежде, чем Гэдиман успел сообразить, что происходит, Рипли уже соскочила со стола, протащила сопротивляющегося доктора через комнату и грубо впечатала его в стену. Лицо Рэна было пунцовым, он не мог вздохнуть. Гэдиман, раскрыв рот, дикими глазами смотрел на то, как женщина, которая спокойно сидела, словно манекен, в течение всего физического осмотра, вдруг проявила такую агрессию. Сжимая горло Рэна одной рукой, она с минимальным усилием подняла мужчину над полом. Гэдиман замер от ужаса, а Рэн уже посинел – его губы растянулись в жуткой гримасе, а пятки бессмысленно молотили по стене. Теперь Рипли душила его уже двумя руками, а он вцепился в ее руки в бесплодных попытках освободиться.

Глаза Рипли больше не были равнодушными. Они были широко раскрыты, горели огнем, и в них сверкало бешенство. Гэдиман только и уставился на нее, когда она произнесла свое самое первое слово:

– Почему? – потребовала она ответа у доктора, которого убивала.

– О, боже мой!.. – выдохнул Гэдиман, будучи в такой же панике, как и задыхающийся Рэн.

«СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ!» – верещал внутренний голос, и хирург крутнулся на месте в поисках чего-нибудь, пытаясь вспомнить… «СИГНАЛ ТРЕВОГИ!» Он с размаха шлепнул по красной кнопке на противоположной стене.

Звук словно придал Рэну сил; он боролся отчаянно и, наконец-то, освободился из захвата. Доктор тяжело упал, и попытался отползти в сторону, но Рипли прыгнула на него, словно кошка, играющая с мышью и уже настроившаяся на обед. Ее длинные ноги обхватили Рэна тисками, вытесняя воздух у него из легких, а руками она прижала его плечи к полу. В жалких попытках убежать, Рэн царапал пол. Ревели клаксоны, вспыхивал свет, но Рипли ничего этого не замечала, а продолжала выдавливать жизнь из своей жертвы. Сосредоточенно. Хищно.

Распахнулись пневматические двери, внутрь вбежали охранники. Один из них, на чьем шлеме значилось «Ди’Стефано», подбежал к женщине и навел на нее оружие.

– Отпусти его! – проорал Ди’Стефано – его пушка была наготове, и держал он ее крепко. – Освободи его или я стреляю!

«В упор! – в ужасе подумал Гэдиман. – И эта штука у него включена на всю мощность. Этого хватит, чтобы оглушить носорога. Он убьет ее…»

Он переводил взгляд с Рипли на посиневшего Рэна и обратно.

«Ее нужно остановить, но!..»

Рэн дергался все слабее.

– Я сказал – отпусти его! – снова завопил Ди’Стефано, но его голос был тверд. Его напарница действовала в полном с ним согласии, явно намереваясь делать так же.

Рипли посмотрела через плечо на вооруженного мужчину и его партнершу, ее лицо потеряло выражение, и она снова превратилась в бесстрастный манекен. С полсекунды никто не двигался, и палец Ди’Стефано на спусковом крючке неуловимо напрягся. Затем женщина почти небрежно разжала руки, словно она потеряла к Рэну интерес, и слезла с него. Ученый скорчился на полу, пытаясь вздохнуть.

Гэдиман посмотрел на старшего ученого – ему хотелось подойти, оказать первую помощь, убедиться, что она не сломала ему гортань или ребра, но он боялся шевельнуться, боялся, что от его движения Рипли снова впадет в неистовство, или что солдаты откроют огонь.

Рэн наконец-то сделал резкий вдох, и цвет его лица быстро сменился с синего на красный. Он отчаянно и с благодарностью заглатывал воздух.

Ди’Стефано смело двинулся вперед, отпихнул поднявшуюся на ноги Рипли на середину комнаты.

– На пол! Лицом вниз! Быстро! – приказал он – все так же крича, все так же хладнокровно.

Она осталась стоять на месте будучи того же роста, что и он, и вызывающе уставилась ему прямо в глаза.

Он выстрелил в упор. Электрический заряд отбросил ее на оборудование и лабораторные образцы.

– НЕТ! – услышал Гэдиман собственный крик – голос звучал высоко и пронзительно, как в истерике. Неужели этот тупой солдафон ее убил?

Оба солдата подошли к распростертой женщине – ее конечности были согнуты, бесполезны. Но они были готовы выстрелить снова – чтобы убить.

Прежде чем Гэдиман смог что-нибудь сделать, Рэн поднялся на колени и махнул солдатам. Его голос звучал хрипло:

– Нет! Нет! Я в порядке! Отойдите…

«Слишком поздно! – подумал Гэдиман, едва не плача. – Слишком поздно! Вся проделанная работа. Теперь, она умерла. Умерла, или ужасно покалечена…»

Рипли застонала, медленно перекатилась на спину и, задыхаясь, оглядела комнату, словно никогда не видела ее прежде.

Каким-то образом, ее взгляд нашел Гэдимана и остановился на нем. Изумленный доктор смотрел на нее в ответ. Она до сих пор функционирует! Ее разум работает! И это после разряда такой силы!

Она не отводила глаз от Гэдимана, а потом пробормотала только одно слово:

– Почему?..

Гэдиман услышал ее тихий вопрос через всю комнату и ощутил укол страха. Что произойдет, когда она узнает?

Тайком, она снова попробовала путы на прочность. Те держали надежно, не поддаваясь. Она расслабилась. Человек, что сидел напротив нее и говорил, так и не заметил, чем она занята, хотя находился всего в шаге от нее. Не заметил и стоящий начеку позади нее вооруженный охранник. Они были тупыми, эти люди. Тупыми, мягкими и медленными. Но они могли строить эффективные приспособления – приспособления, которые обеспечивали им преимущества, несмотря на тупость, мягкость и медлительность. Вроде того, что сейчас ее удерживало. Оно было удобным и более прочным, чем казалось. Вынужденная сесть в него, она уже не смогла встать. Не могла освободить ни тело, ни руки. И пока она так сидела, они могли перемещать ее по своему желанию, отвезти ее куда угодно, делать с ней все, что хотят.

А все, что могла она – это сидеть. Сидеть и ждать. И ждать у нее получалось хорошо. Как она подозревала – куда лучше, чем у этих людей.

Человек перед ней говорил. Говорил, говорил, говорил. Он говорил уже так долго, что она с радостью сломала бы ему шею, просто чтобы он, наконец, заткнулся. Он пытался ее разговорить, поскольку теперь они знали, что она могла. Он показывал ей простые изображения и повторял их названия, в надежде, что она их узнает. За этим занятием прошел уже почти час. И ей было до смерти скучно.

Человек поднял простенький рисунок здания и произнес название.

– ДОМ.

Она не ответила, так что он повторил еще раз – мягко и с модуляциями:

– ДОМ.

Она уставилась прямо на него, ничего не говоря – просто чтобы ему стало не по себе. Он произнес название еще раз.

Имя на его белом одеянии гласило: «Кинлох». На шлеме охранника было написано другое имя: «Веренберг». Над механизмом, открывающим дверь, значилось: «Прежде, чем дверь откроется, нужно вызвать дежурного охранника». То же самое повторялось еще на шести других языках, включая арабский и японский. Она это знала, потому что могла прочесть на этих языках. Она не задавалась вопросом, почему она это умеет – не больше, чем она гадала над тем, как дышать, думать, или убивать. Она просто все это делала.

Кинлох поднял еще один рисунок.

– ЛОДКА.

Она задумалась, были ли его кости такими же хрупкими, как у того человека за стеклом, человека, что оперировал ее при помощи механических рук. Эти мысли развлекли ее на время еще нескольких повторов названия. На пятый раз, когда Кинлох произнес то же самое слово, она решила, что с нее хватит. Она устало пробормотала:

– Лодка.

Человек остался этим так доволен, что она тут же пожалела. Он показал ей еще одну картинку. На этот раз она мгновенно произнесла слово, чтобы сократить повторы:

– Собака.

Все рисунки у нее с чем-то ассоциировались, но ни один не затронул конкретных воспоминаний. Это были вещи, у которых имелись названия, простые названия, которые она знала. Упражнение было бессмысленным. Она глянула на стопку рисунков, что лежали перед Кинлохом, и едва не застонала. Стопка была такой толстой!

В экспериментальной лаборатории, сложив руки на груди и прямой, как стержень, стоял генерал Мартин Аллахандро Карлос Перес и смотрел на видеомонитор с трансляцией работы ученого с женщиной. Он смотрел, но не был уверен, что одобряет. Оставить носителя после того, как объект извлечен, не входило в первоначальный план. Более того, никогда не рассматривалось, даже как идея. Когда два ученых, Рэн и Гэдиман, и два солдата, Ди’Стефано и Калабрезе, доложили о нападении носителя на Рэна, Перес притащил обоих докторов к себе в кабинет ради старой доброй выволочки. Но несмотря на тот факт, что эти яйцеголовые были военными, как и он, на деле они не были солдатами. Несмотря на свое обучение, они все еще оставались докторами. Хотя наука требовала той же строгой дисциплины, что и военная служба, исторически сложилось, что доктора всегда были самыми неудобными солдатами, которые вечно оспаривали приказы и создавали неприятности за время своей службы. Перес знал, что причиной тому была присяга поиску знаний, тогда как настоящий солдат присягал своему командиру, своему подразделению, и богам-близнецам – Дисциплине и Порядку. Наука и военный порядок частенько не сочетались друг с другом, и этот носитель – эта женщина – была тому доказательством.

«Она получила полный заряд в упор, и это всего лишь ее оглушило. Что она за дьявол? И какого черта эти двое теперь от нее хотят?» Перес знал одно. Ему не нравилась сама идея того, что она останется на борту его корабля. Нет, это ему не нравилось, совершенно.

Два ученых все еще пытались его умаслить – после того, как они были вынуждены признать, что сохранили носителю жизнь без того, чтобы официально уведомить его о своих намерениях – уж не говоря о том, чтобы получить на это его разрешение, они носились вокруг словно парочка нервных мотыльков, ищущих куда бы безопасно приземлиться. Перес нахмурился, вспомнив, что сегодня на складе продовольствия обнаружили зерновую моль. Как эти упрямые маленькие ублюдки пережили обработку, он так и не понял.

– Это беспрецедентно, – мимоходом заметил Рэн, пока женщина на экране обыденно называла изображения на детских карточках.

– Совершенно! – подхватил его любимчик, Гэдиман. – Она функционирует на уровне взрослого!

Двое ученых обменялись взглядами, словно у них существовала телепатическая связь. Перес нахмурился:

– А ее память?

Снова обмен взглядами.

– Есть пробелы, – наконец-то неохотно сказал Рэн. – И некоторая степень когнитивного диссонанса.

Пересу стало интересно, действительно ли Рэн это знал, или он делал предположения. Или это она их дурит. Она уже дважды застала их врасплох без всяких провокаций жестокости («Если нападение хищника можно считать неспровоцированным»). А на что еще она способна? Перес отвечал на корабле за каждого человека, даже за этих двух чертовых болванов. Может он найти оправдание тому, чтобы оставить эту… эту… («Что она за черт в принципе?») Осмелится ли он сохранить ее в живых, и подвергнуть угрозе всё, и только ради того, чтобы эти детишки-переростки смогли еще какое-то время поиграть в докторов?

Рэну было явно не по себе от недостатка энтузиазма у Переса. Он стер пылинку с экрана, где доктор, работающий с носительницей, держал изображение большого оранжевого кота. Она посмотрела на картинку, помедлила, затем, нахмурясь, посмотрела в сторону, словно пытаясь вспомнить.

«Вот это интересно», – подумал Перес, гадая, почему именно это изображение…

– Подействовало! – решил Гэдиман.

Рэн неодобрительно сверкнул на него глазами. Перес знал, что тот не любил непрофессиональную речь. Забавно видеть слабые места этих союзников.

«Ни дисциплины. Ни верности. Ни сосредоточенности. Только любопытство. Может, именно оно убило и этого кота, на которого она не хочет смотреть».

Рэн решительно заговорил:

– Здесь есть некоторые связующие сложности. Что-то вроде низкоуровневого эмоционального аутизма. Определенные реакции…

Перес перестал слушать. Рэн напоминал ему политика – словарный запас ученого, вероятно, был более сложным, но говорил он так же ни о чем. Вместо этого, генерал сосредоточил внимание на женщине. Чем бы она ни была, она все еще оставалась женщиной. Во всяком случае, внешне. И он не одобрял попыток Рэна это отрицать. Независимо от того, решат они ее уничтожить или нет, научные жаргонизмы применительно к ней не лишали ее индивидуальности, или воли к жизни.

Ученый в комнате с Рипли отложил изображение кота в сторону и вытащил другое. На картинке был простенький рисунок маленькой девочки со светлыми волосами.

Тело женщины неожиданно напряглось. С ее лица исчезла скука, и оно стало внимательным. Явно удивленная, она уставилась на картинку. Затем нахмурилась, а ее взгляд смягчился. На миг даже показалось, что она может заплакать. Эти изменения были внезапны и на секунду показали ее человечность. Даже ученый в комнате смутился и сидел молча, не пытаясь заставить ее произнести нужное слово. Целое мгновение никто ничего не говорил. Никто не мог.

Изображение ребенка поплыло у нее перед глазами, а ее тело дернулось в оковах. Ее ребенок! Ее молодь! Нет, не ее… («Да, мой! Мое дитя!») Одновременно изображение значило все и не значило ничего. Ее разум затопили смутные, хаотичные образы и воспоминания, в которых она не могла разобраться.

Влажное тепло яслей. Сила и поддержка себе подобных. Исключительность индивидуальности. И неистовое стремление найти…

Маленькие, сильные ручки, обхватившие ее за шею, маленькие, сильные ноги, обхватившие ее за талию. Там был хаос, и она была этим хаосом. Воины кричали и погибали. Был огонь. «Я знала, что ты придешь».

Всеохватывающая боль потери – тошнотворной, невозвратимой потери – захлестнула ее разум, все ее тело. Ее глаза наполнились жидкостью, так что она перестала видеть, затем опорожнились, прояснив зрение, затем наполнились снова. Это ничего не значило – это значило все.

«Мамочка! Мамочка!»

Она искала связь с себе подобными, она пыталась найти поддержку и безопасность яслей, но ничего этого не было. Была только эта боль, ужасающая потеря. Она была пуста. Опустошена. И такой останется.

Она смотрела на доктора, держащего рисунок, и жаждала задать ему тот же вопрос, что и другим. Вопрос, на который, как она знала, они не ответят.

«Почему? Почему?!»

Однажды, она получит ответ. Если не здесь и сейчас, то скоро. Пока в ее мозгу раздавалось эхо голоса ее дитя, она решила, что получит ответ. Она вырвет его у них. Несмотря на их ружья, несмотря на оковы. Она возьмет его силой.

На экране женщина быстро моргала, и, вопреки всему, Перес почувствовал, что тронут. «Она помнит ребенка, ту маленькую девочку, которую спасла. Но как это возможно?»

– Но «носитель» помнит, – пробормотал он Рэну, нехотя переходя на жаргон ученого. Затем посмотрел прямо на доктора. – Почему?

Рэн тоже оказался удивлен. И не смог этого скрыть. Он отвернулся от экрана, и попытался найти объяснение:

– Ну, я бы предположил… коллективная память. Передающаяся у чужих из поколения в поколение, на генетическом уровне. Почти так же, как у высокоразвитого вида насекомых. Возможно, это механизм, необходимый для выживания, сохраняющий их особи унифицированными и без погрешностей, несмотря на различные характеристики, которые они могли бы унаследовать от разных носителей. – Он выдавил из себя улыбку. – Неожиданная польза от генетического сдвига.

«Неужели яйцеголовый думает, что я такой же осел, как он сам?» Перес смотрел на него, не отрывая взгляда – один волк бросает вызов другому. Глаза опустил ученый.

Перес насмешливо фыркнул:

– Польза?..

Он последний раз взглянул на искаженное мукой лицо женщины – «Я видел достаточно!» – и, резко развернувшись на месте, вышел из комнаты. Два доктора тоже покинули лабораторию и семенили за ним по коридору, все еще пытаясь как-то его умиротворить.

– Вы же не думаете о ликвидации?.. – робко спросил Гэдиман.

– О, Господи, я думаю о ликвидации! – выпалил Перес. Боль на лице Гэдимана доставила ему извращенное удовольствие.

Рэн быстро вмешался, самоуверенно пытаясь восстановить свой статус главного ученого:

– Мы не считаем это проблемой. Носитель… Он…

Перес остановился и повернулся к Рэну, вторгаясь в его личное пространство. Двое мужчин стояли нос к носу.

– Эллен Рипли умерла, пытаясь уничтожить этот вид, и ей это удалось, – он ткнул Рэна пальцем в грудь. – Я не заинтересован в том, чтобы она вспомнила свои старые привычки.

«Особенно, если она стала получательницей “неожиданной пользы генетического сдвига”!»

К удивлению Переса, Рэн не отпрянул, но остался на месте.

– Этого не случится.

Гэдиману, этой мелкой сошке, пришлось вмешаться в разговор двух мужчин. Широко улыбаясь, он пролепетал:

– Уж если дойдет до боя, то я не уверен, на чьей стороне она будет!

Перес развернулся к нему, нахмурился:

– И меня это должно утешить?

Ученый попятился на пару шагов и придал лицу соответствующее выражение.

Перес пошел по коридору дальше, а эти двое шли за ним по пятам, совещаясь между собой и обмениваясь взглядами, словно пара школьников, собирающаяся устроить набег на спальный корпус девчонок. Перес кипел от злости.

Происходило много куда более важных вещей. Неужели они совсем забыли о целях? О смысле всей операции?

«Спасите меня от ученых! Они не могут избавить станцию от насекомых, но всегда находят время, чтобы тратить рабочие часы и деньги на индивида, способного подвергнуть угрозе весь проект».

Наконец он остановился перед запертой дверью. Ввел код по памяти, подождал, пока компьютер его переварит и предложит ему анализатор дыхания. Перес выдохнул в раструб. Анализатор не только распознавал специфические молекулы дыхания для установления личности с разрешением на вход, но и не допускал внутрь любого, даже с разрешением, если человек находился под воздействием наркотиков или алкоголя – то, чего анализ сетчатки глаза определить не мог.

С раздражением он понял, что два доктора все еще бубнят у него за спиной. Несмотря на его недовольство, казалось, что их это забавляет, будто они знают, что он им уступит – даже если и ненадолго. Он чуть покачал головой, когда двери наконец раскрылись, чтобы пропустить их во внутреннюю область для наблюдений. В маленькой каморке было темно и неестественно тихо. Мужчины тоже затихли, словно само это место требовало покоя. Два полностью снаряженных солдата стояли наготове по бокам широкого окна для наблюдений. Генерал не обратил на солдат внимания, и не отдал им команду «вольно». До тех пор, пока они несут вахту на этом посту, никакого «вольно». Не здесь.

Перес подошел к окну. Он всмотрелся в другую комнату, еще более темную, и подождал, пока глаза привыкнут к сумраку.

– Суть такова, – наконец-то тихо сказал докторам он. – Она косо на меня посмотрит, и я ее усыплю. На Номер Восемь я смотрю как на побочный продукт.

Его раздражало, что он уступил так много – генерал знал, что парочка воспримет это как свою победу. Но только потому, что они его не понимали, не понимали образа его мыслей. Не имело значения, как долго Рипли прожила на борту его корабля – если она перейдет черту, никакие мольбы ее фан-клуба ее не спасут. Он сделает – уже сделал – все необходимое, чтобы этот проект стал успешным. И он не намерен позволить женщине это изменить.

Перес сузил глаза, заметив, как в другой комнате что-то двигается в тени. Он коротко улыбнулся.

– Эта девочка здесь – деньги.

«О, Рипли, если бы ты сейчас видела свою малышку».

Тени в комнате шевельнулись, двинулись, повернулись к ним, приблизились к стеклу.

– Когда она созреет для производства? – спросил Перес ученых.

– Через несколько дней, – ответил Рэн таким же тихим голосом, как у генерала. – Может, меньше. – Его голос стал еще тише: – Нам будет нужен груз…

– Он уже в пути, – резко сказал Перес, раздраженный тем, что доктор упомянул об этом перед солдатами. У него вообще мозгов нет? Он вообще понимает, что значит «засекречено»?

Он прищурился, стараясь разглядеть в темной комнате подлинную награду за все их труды.

«Вот. Вот она! Да, вот моя девочка!»

Словно кошмарная тень, Regina horriblis – королева чужих – вышла на свет, чтобы ее можно было увидеть.

Тайком, она снова испытала темницу на прочность, но та была надежной и не поддавалась. Тут была чужая обстановка неестественной гладкости, и одна из стен была прозрачной, позволяя ей смотреть наружу. Но все, что она видела, так это другую, точно такую же комнату. Там, по ту сторону прозрачной преграды, всегда находилось два человека со своими причиняющими боль устройствами. Они никогда не издавали звуков, никогда не оборачивались, чтобы на нее посмотреть, просто стояли. Через равные промежутки времени, которые она могла отмерить, их сменяли два других человека, но все они были такими одинаковыми, что она не могла отличить их друг от друга. Она не могла их учуять сквозь прозрачный материал, хотя определенные запахи до нее доносились через систему вентиляции.

Теперь три человека стояли у прозрачного барьера и смотрели на нее. Двоих она узнала – они присутствовали при ее странном рождении. Каким-то образом она чувствовала, что они за него ответственны – и за то, что сейчас она в плену.

Она снова изучила и проверила камеру на прочность, но никто из троих этого не заметил, не сообразил, чем она занята, хотя находились всего в шаге от нее. Не заметили и два охранника, стоящие к ней спиной. Они были тупыми, эти люди. Тупыми, мягкими и медленными. Но они могли строить эффективные приспособления – приспособления, которые обеспечивали им преимущества, несмотря на тупость, мягкость и медлительность. Вроде того, что удерживало ее сейчас. Оно было удобным и более прочным, чем казалось. Помещенная внутрь, она уже не смогла выйти. Пока она была заперта внутри, они могли перемещать ее по своему желанию, отвезти ее куда угодно, делать с ней все, что хотят.

А все, что могла она – это ждать. И ждать у нее получалось хорошо. Как она подозревала – куда лучше, чем у этих людей.

Один из людей говорил что-то другим. Было похоже, что единственным их занятием было стоять, смотреть на нее и разговаривать. Она их не понимала, но опять же, ей это было и не нужно. Она знала, что колония с ними уже сталкивалась. Были победы, были и поражения. Победы будут снова. Она может ждать. Ждать у нее получалось хорошо, даже если сейчас ей было скучно до смерти.

Имя на одеянии одного из наблюдателей гласило: «Перес». У двух других – «Гэдиман» и «Рэн». Знак над механизмом, открывающим дверь, в которую они вошли: «ПРЕЖДЕ, ЧЕМ ДВЕРЬ ОТКРОЕТСЯ, НУЖНО ВЫЗВАТЬ ДЕЖУРНОГО ОХРАННИКА». То же самое повторялось еще на шести других языках, и она могла все это прочесть. Она не задавалась вопросом, почему умеет это – не больше, чем гадала над тем, как дышать, думать, или убивать. Она просто все это делала.

Люди продолжали разговаривать.

Она задумалась, были ли их кости такими же хрупкими, как у того человека, что извлек ее из носителя. Она гадала, была ли их кровь такой же теплой, как у ее носителя, такой же сладкой, и текла ли она так же свободно, если их разорвать на части. Эти мысли отвлекли ее от скуки.

Скоро придет время для воспроизводства. Этот крошечный, чужой отсек будет слишком маленьким, чтобы вместить ее великолепный яйцеклад, слишком маленьким, чтобы вместить богатство ее выводка. Слишком маленьким, слишком холодным, слишком враждебным.

Она тосковала по влажному теплу яслей. По силе и поддержке себе подобных. Ее тяготило одиночество ее исключительной индивидуальности. И неистовое стремление к воспроизводству – скоро будет достаточно воинов, чтобы защитить ее, и чтобы построить идеальные ясли. И эти люди, эти жалкие, мягкие люди, станут пищей для ее молодняка и носителями нового выводка. Так и будет.

Но были воспоминания о нежданном хаосе. Воины кричали и погибали. И был огонь. И один человек, твердо стоящий на ногах, державший собственную молодь в руках. Несший смерть и разрушение в яслях.

Она моргнула, сбитая с толку – ее разум затопили смутные, хаотичные образы и воспоминания, в которых она не могла разобраться.

Всеохватывающая боль потери – тошнотворной, невозвратимой потери – захлестнула ее разум, все ее тело. Это ничего не значило. Это значило всё.

Она искала связь с себе подобными, пыталась найти поддержку и безопасность яслей, но ничего этого не было. Была только эта боль, ужасающая потеря. Она была пуста. Опустошена.

Но такой она не останется. Ее тело знало. Будут другие ясли. Всегда появляются новые ясли. Она сама их построит. Она – и ее дети. Несмотря на ружья, несмотря на оковы, люди станут их частью. Они станут ей пищей, и она даст жизнь молоди. Она возьмет это место силой. Как было всегда. Как будет всегда.

«Нашей конструктивной безупречности соответствует только наша же враждебность. Даже людей восхищает чистота нашей породы. Мы – вид, выживающий в любых условиях, незатуманенный ни совестью, ни сожалениями, ни моральными заблуждениями.

Идеальный организм…»

4

В столовой Гэдиман сидел напротив Рипли, но на несколько стульев дальше. Он хотел дать ей личное пространство, даже если уединенность и была только иллюзией. В столовой, служившей заодно и комнатой отдыха, они оказались единственными посетителями. У двери стояли два охранника, но они были настолько обыденной деталью интерьера на «Возничем», что Гэдиман едва их замечал. И сомневался, что Рипли обращает на них внимание.

Она все еще была ограничена в движении, но за последние несколько дней люди несколько ослабили узы, чтобы дать ей большую подвижность. С тех пор, как ей показали изображение маленькой девочки, она стала странным образом пассивной и смотрела куда-то внутрь себя. Она ничему не сопротивлялась, и больше не выказывала склонностей к жестокости. Рэн считал, что изображение ребенка разбудило в ней достаточно воспоминаний, чтобы к ней вернулась часть ее прежней личности. Она была офицером флота, сказал Рэн. Она знала, как подчиняться и следовать приказам. Гэдиман же в этом сомневался.

Увеличившаяся свобода позволила Рипли первый раз самостоятельно поесть. Гэдимана это радовало. Кормить ее насильно было неприятно, и он не верил, что им удавалось впихнуть в нее достаточное количество питательных веществ. Однако теперь, когда у нее появился шанс поесть самой, она не проявляла к этому особого интереса. Что-то она съела, но, по большей части, просто перекладывала еду в тарелке с места на место. Блюдо было для корабля типичным – из обработанного и обезвоженного сырья, которое позже снова перерабатывалось так, чтобы хотя бы отдаленно напоминать узнаваемую пищу, – но Рипли не выказала большого аппетита. Гэдиман волновался, что у нее депрессия. Рэн отмахивался от его переживаний.

Гэдиман почти доел свой завтрак, когда заметил, что она изучает вилку, выказывая к ней куда больше интереса, чем к еде. Он вытер рот.

– Вилка, – услужливо сказал он. Ему отчаянно хотелось поговорить с ней, установить хотя бы базовое понимание. Если бы ему это удалось, то он мог бы узнать, что творится у нее в голове – то, чего не было возможности исследовать. Что она помнила? Что знала? Гэдимана пожирало желание это узнать.

Слегка прищурившись, Рипли искоса поглядела на него. Она всегда избегала прямого зрительного контакта. Слово она повторила, но тихо и неправильно:

– Дилдо.

Гэдиман смутился и был рад, что этого никто не слышал.

– Вилка, – мягко поправил он.

Выражение ее лица изменилось. Ему даже почти показалось, что она сейчас улыбнется, но этого не произошло. Вместо того она удивила его вопросом:

– Как вам?..

Казалось, что разговор требует от нее таких усилий, что он предугадал остальное.

– Как нам удалось тебя заполучить? Благодаря тяжелой работе. Образцы крови. Образцы тканей, взятые на Фиорине 161 и хранившиеся в лазарете на холоде.

Такое простое объяснение такой сложной работы. Беспрецедентной работы. Образцы оказались достаточно разнообразными, и клеток было в изобилии, но ДНК представляла собой хаос. Они сделали удивительное открытие, когда обнаружили, что на момент, когда у Рипли были взяты образцы крови и тканей, эмбрион чужих, уже находившийся внутри, на том не остановился. Он, подобно вирусу, поразил все живые клетки носителя – все до единой – и вынудил их измениться, чтобы ему было удобнее расти и развиваться. Это был глобальный прорыв в адаптивной эволюции. Гарантия, что любой носитель, – абсолютно любой, – обеспечит эмбриону все необходимое, даже если тело носителя не отвечало требованиям.

Смешение ДНК Чужого и Рипли позволило им вывести ее саму и эмбрион внутри нее. Но это было не просто. Им пришлось разобрать ДНК вплоть до РНК, пересобрать ее и постараться заставить функционировать… Это был труд, невероятно тяжелый и полный разочарований, и на него ушли годы.

А теперь она сидит тут, как обычный человек, и ест еду, как обычный человек. «А ее жуткий ребенок, уже теперь…»

– Фиорина 161… – тихо сказала Рипли, словно пробуя слово на вкус, перекатывая его во рту. – «Ярость»?..

– Это о чем-то напоминает? – надавил Гэдиман. Если бы только она с ним поговорила. – Что ты помнишь?

Она не ответила на вопрос, а только снова искоса взглянула на ученого.

– «Оно»… растет?

Гэдиман удивленно моргнул.

– Если «оно»…

«Она спрашивает о зародыше, который мы из нее извлекли… Да, должно быть о нем!»

– Да, «оно» растет. Очень быстро.

– Это королева, – решительно заявила Рипли, откладывая вилку в сторону. Тарелку она тоже оттолкнула от себя.

«Она же была под анестезией. Как?..»

– Откуда ты знаешь?

– Она будет размножаться, – без эмоций произнесла Рипли. Впервые она посмотрела ему прямо в глаза. – Вы все умрете. Все в… – она глянула на вилку, – …долбаной… Компании умрут.

Она продолжила смотреть на вилку.

– В Компании?

«О чем она говорит?»

– «Вейланд-Ютани», – пояснил Рэн. Он вошел в столовую, и обошел Рипли сзади, но Гэдиман был настолько поглощен разговором с ней, что этого не заметил.

У Рэна на лице была все та же покровительственная улыбочка – выражение, которое он всегда носил, имея дело с Рипли. Гэдиману подумалось, что это странно, учитывая, что следы, которые она оставила на горле босса, все еще были заметны.

Главный ученый храбро сел рядом с женщиной. Он не был заинтересован в том, чтобы оставить ей личное пространство. Вместо этого казалось, что он намеренно в него вторгался, и словно давил на нее – как если бы хотел увидеть, нападет ли она на него снова. Гэдиману это не нравилось, но он не мог ничего поделать. Не то чтобы Рэн его когда-нибудь слушал.

Пока Рипли искоса на него смотрела, Рэн нагло взял еду с отставленной ею тарелки, в той же манере, как кто-то из родителей мог бы доесть за своим ребенком.

– Компания «Вейланд-Ютани», – пояснил он Гэдиману, – была предыдущим нанимателем Рипли. Образовавшийся на Земле конгломерат; были у них и какие-то оборонные контракты под эгидой военных. Задолго до тебя, Гэдиман. Они разорились десятки лет назад и их купил «Уол-Март». Такое вот везение.

Он вернул внимание женщине, холодно улыбнулся:

– Ты увидишь, что с тех пор все изрядно поменялось.

На ее лице снова промелькнуло то выражение, которое заметил Гэдиман. Почти улыбка.

– Сомневаюсь, – сказала она.

Рэн не стал притворяться, что не понял ее.

– Мы тут не вслепую летаем, знаешь ли. Это военные силы Объединенных Систем, а не какая-то жадная корпорация.

«Как будто он не стал бы работать на жадную корпорацию, позволь ему заниматься подобными исследованиями», – подумалось Гэдиману, но он придержал мысль при себе.

Рипли уставилась в свою тарелку. Ее слова прозвучали безжизненно:

– Нет никакой разницы, – было похоже, что слова разбудили в ней какое-то воспоминание, от чего она нахмурилась и задумалась. Затем, она договорила: – Вы все равно умрете.

Рэн сцепил ладони перед собой, в «докторской» манере.

– И что ты по этому поводу чувствуешь?

Рипли пожала плечами:

– Это ваши похороны, а не мои.

Рэну ответ не понравился. Его нетерпение начало становиться заметным. В кои-то веки он перестал разговаривать с ней педантичным тоном, словно с ребенком:

– Мне бы хотелось, чтобы ты поняла, что именно мы пытаемся сделать. Потенциальная польза этой расы превосходит в сравнении любое городское «умиротворение». Новые сплавы, новые вакцины!.. Им нет подобного ни на одной известной нам планете.[22]

Он остановился, словно осознав, что раскрывает карты слишком сильно.

Гэдиман видел разочарование на лице начальника, но знал, что Рипли не сможет понять или оценить их замыслы. В общем-то, мечты подобного рода могли оценить только ученые, хотя в общем и целом Рэн был прав – потенциал тут безграничен. На то, чтобы разобраться с генетическими тонкостями существ, и тем, каким образом генетический код, способный на производство кислотной крови и силиконовых панцирей, возможно приспособить для нужд других форм жизни, могут уйти десятилетия. Знание о том, каким образом паразитический симбионт модифицирует своего носителя на генетическом и химическом уровнях, продвинет развитие биохимии и биомеханики на сто лет вперед. Работа, которую они проделали, чтобы создать Рипли и ее чужого, уже вытолкнула технологию клонирования на этот срок!

Покровительственный тон Рэна вернулся обратно:

– Ты должна гордиться.

Рипли рассмеялась – горько и неприятно:

– О, я горжусь!

– И животное само по себе удивительное. – Теперь Рэн пытался ее приободрить. – Они станут бесценными, когда мы их приручим.

Пристальный взгляд Рипли, напоминающий лазер, заставил его отшатнуться.

– Это раковая опухоль. Вы не сможете обучить ее трюкам.

К удивлению Гэдимана, Рэн не нашел, что ответить.

Рипли принялась вертеть вилку в пальцах и задумалась. Гэдиману очень хотелось знать – о чем. Но к сказанному она добавила только одно слово:

– Их.

Ди’Стефано следил, как небольшой частный корабль движется по вектору сближения с «Возничим». До сих пор это была очередная скучная вахта, и он убивал время в командном отсеке. Солдат заметил приближающийся корабль в протоколе данных, после чего отослал генералу официальное уведомление. Он никогда прежде не видел здесь частное судно. Не в такой близости к «Возничему». Конечно, это и отдаленно не было столь волнующе, как инцидент с этой женщиной из пробирки в лаборатории на прошлой неделе. Но как часто такое будет случаться?

Официально, после того как он сделал доклад, ему ничего не рассказали, но между делом Винни слышал, что заряд, которым он угостил дамочку, определенно улучшил ее отношение к окружающим. С тех пор она ведет себя кротко, как ягненок. Фактически, он слышал, что вчера ее совсем освободили. Даже выделили ей немного места «на погулять». С его точки зрения это было нормально, поскольку ее все равно всегда охраняло двое солдат. А после того, как все услышали о его действиях, остальные тоже начеку. Это была тут самая интересная работенка – охранять дамочку из пробирки. Ну и служба!

Практически тут же он получил ответ на свой рапорт.

– У приближающегося судна есть разрешение генерала Переса на стыковку, – произнес искусственно смоделированный мужской голос Отца, жутко звучащий в маленьком отсеке. – Код доступа шесть-девять-девять-три. Служба безопасности в полной готовности.

«Интересненько», – подумал Ди’Стефано. Частные посудины редко – если это вообще когда-либо случалось – привозили грузы или припасы на «Возничий». Он ведь был супер-ультразасекреченным кораблем. У твоего пропуска должен быть свой пропуск, просто чтобы доставить еду. И тут этот мелкий слепень вдруг пришвартуется, а?

Винни услышал автоматическое уведомление, которое послал приближающийся корабль, – номер регистрации и свое имя – «Бетти, а?» – и вбил названные женским голосом компьютера цифры в свою консоль.

– Регистрационный код приближающегося судна не существует, – проговорил Отец. – Произошла ошибка. Пожалуйста, введите код заново.

«Черта с два я ошибся», – раздраженно подумал Винни. Но вбил код еще раз, более тщательно.

– В перечне Объединенных Военных Систем такого номера не существует, – заявил ему Отец. – Если не произошла ошибка при вводе, значит, приближающийся корабль не зарегистрирован.

«Невозможно», – подумал Винни. Он тут же снова уведомил генерала, после чего связался с подлетающим кораблем и потребовал от него код доступа, прежде чем разрешить финальную часть сближения. «Даже если это так… У них кишка тонка вот так прилететь на военную базу!»

Винни ждал, что разрешение «Бетти» тут же аннулируют. И это было бы любопытно само по себе. Тогда кораблик с подобающей скоростью изменил бы курс, либо, если ему действительно нужно причалить из-за поломки или проблем с персоналом, он бы запросил помощь сигналом бедствия. И если Перес не даст согласия…

«Если он не даст согласия, я мог бы их подстрелить!» Ди’Стефано обдумал эту мысль. В его распоряжении было достаточно огневой мощи, чтобы распылить маленький кораблик на атомы. Он следил за тем, как пришелец увеличивается в размерах.

Но того, что он услышал, он не ожидал. Голос генерала Переса – «Сам Старик!» – пролаял через динамик наушника:

– Я дал этому кораблю разрешение войти в док, солдат, – Перес говорил с раздражением. – В чем проблема?

Услышав голос Переса, а не автоматический отклик – Винни всегда считал, что их дает какой-то другой офицер, – Ди’Стефано основательно удивился и смутился. Он даже запутался в словах:

– Э, прошу прощения, сэр, тут просто… регистрационные номера, э… – Он сглотнул, и сосредоточился. – Сэр! Нет проблем, сэр! Сейчас начнем заход в док, сэр!

– Смотри, чтобы так и было! – резко бросил ему Перес.

Винни уставился на приближающееся судно. «Это же пират – настоящий долбаный, стопроцентный, незаконный пиратский корабль. Без регистрационного номера. Без официального чего-либо. И он летит по личному приглашению Переса. Как вам такое!»

С легкой ухмылкой Винни вспомнил, что перед этим назначением говорил ему командир: «Едва окажешься там, мальчик, запомни: не спрашивай. Не говори. Ничего. Чтобы они потом не пришли ко мне и не сказали, что я плохо тебя выучил». Даа, эта работенка просто обязана стать трамплином для более серьезных вещей – если, конечно, он еще раз не проколется со Стариком.

«Уж будьте покойны, второй раз такого не случится. Теперь лучше позаботимся о своей заднице».

Маленький кораблик спокойно шел на сближение. Винни теперь хорошо его видел. Он даже выглядел, как пират – выкрашенный в тусклые камуфляжные цвета, которые скроют корпус, если вдруг придется лететь низко над покрытой растительностью планетой. Универсальная посудинка – явно разработана для космоса, но по бокам у нее угловые отсеки, которые легко можно трансформировать в аэродинамические крылья для полета в атмосфере, плюс хвостовое оперение, чтобы обеспечить бо́льшую подвижность в воздухе. Но корабль был старым, грязным и побитым, с многочисленными заплатами и неродными деталями. Он выглядел полной противоположностью огромному, темному «Возничему».

Винни моргнул, вглядевшись в рисунок на фюзеляже. «Что за черт?..»

Затем он начал смеяться. Он был любителем культуры периода Второй мировой войны, так что мгновенно узнал стилизованное старомодное изображение с полуодетыми красотками, из тех, что раньше назывались пинапом. Прямо под именем корабля, на фюзеляже красовалась крутобедрая и полногрудая женщина в скудном, подчеркивающем формы одеянии, недвусмысленно сидящая верхом на древней ракете.

«Даа. Бетти, точно. Тут становится все интереснее и интереснее».

А на борту «Бетти» всегда было интересно. Во всяком случае, для ее капитана Фрэнка Элджина – тощего, как тростинка, угловатого мужчины за сорок, чьи темные глаза и выдающийся нос придавали ему сходство с хищником. Он поерзал в кресле второго пилота, уперся ногой в ботинке в консоль. У него только что спросил код доступа какой-то зеленый рядовой солдатик, у которого еще молоко на губах не обсохло! Капитан повернулся к соседнему креслу и легко рассмеялся. Его пилот Сабра Хиллард, высокая, сильная женщина, ухмыльнулась в ответ и покачала стриженой головой.

Как будто где-то мог быть код доступа для этого корабля, осуществляющего эту перевозку, с таким грузом. Ну конечно!

Капитан снова удобно откинулся в кресле. Ревела любимая музыка Сабры – какофония новомодного бита отдавалась даже в полу. Но Фрэнк не делал попыток убавить звук. Музыку выбирает пилот. Если на борту «Бетти» и существовали правила, то это было одно из них.

Элджин обратился к рядовому по коммуникатору:

– Мой код доступа – «иди на хрен», сынок.

Рядом хохотнула Сабра. Элджин заметил, что, пилотируя корабль, она одновременно играет в какую-то видеоигрушку с космической битвой. Поразительно, сколько вещей может делать одновременно эта женщина. От одной этой мысли у Фрэнка разгорячилась кровь. Он поймал ее взгляд и выразительно на нее посмотрел. Она ответила тем же.

– А теперь, открой нам чертов ангар, – сказал он солдатику, – а то генерал Перес станцует индейский танец на твоей девственной попке.

Судя по всему, генерал уже успел сказать то же самое, потому что автоматический голос компьютера «Возничего» уже давал Хиллард необходимые ей координаты.

– Заводи нас по курсу на три-ноль, – сказал Фрэнк пилоту. – Параллельно.

– Милый, все уже сделано. – Она так и не оторвалась от игры.

Элджин выбрался из кресла, пока космическая станция разрасталась по мере сокращения расстояния.

– Не врубай осевые, пока не останется метров шестьсот. Пусть слегка перетрусят.

Перед тем как уйти, он погладил ее по щеке, и Сабра ему подмигнула.

Элджин мельком оглядел кокпит, заваленный разнообразным самодельным оборудованием вперемешку с устаревшими играми, предметами одежды и прочим барахлом членов команды. Посреди этого организованного хаоса стоял Кристи. Массивный, но привлекательный темнокожий мужчина зрительно уменьшал любое пространство, где он находился. «Здорово иметь такого за своей спиной, – подумалось Элджину. – Разумеется, если он на твоей стороне».

Кристи был занят прилаживанием обмундирования: сложного приспособления с хитрыми микроблоками и приводами того же цвета, что его темная кожа. Вся механика была собрана по собственной схеме здоровяка. Пристегнутое к его мощным предплечьям под локтями, оно буквально исчезало, и позволяло нести оружие там, куда другие обычно даже не думали смотреть.

Элджин подошел ближе.

– Мы идем внутрь. Пришло время немного насладиться генеральским гостеприимством.

– О, великолепно! – насмешливо ухмыльнулся Кристи. Его выразительные темные глаза прямо-таки сочились презрением. – Армейская жратва!

Элджин помог ему закрепить последний ремень.

– Зато мы продержимся до тех пор, пока не загоним семейную телегу спекулянтам. Разумеется, если местные настроены дружелюбно.

Кристи услышал то, что Элджин не сказал.

– Ждем неприятностей?

Капитан помедлил с ответом.

– От Переса? Сомневаюсь, но лучше быть начеку.

Кристи больше не задавал вопросов и вообще ничего не говорил. Он просто один раз кивнул, тряхнув львиной гривой дредов, и остальное было понятно без слов.

Двигательный отсек «Бетти» делил пространство с грузовым ангаром. Именно там Аннали Колл и Джон Врисс сосредоточенно работали, пытаясь вздохнуть еще немного жизни в антикварный кусок механизма, который они в шутку называли стабилизатором. Колл знала, что Врисс ждет этой стыковки. Их сейчас действительно прижало – часть оборудования устарела слишком сильно, чтобы его можно было хоть как-то подновить. Все члены команды старались изо всех сил, но Элджин надеялся, что Армия подкинет им каких-нибудь запчастей – в качестве маленького бонуса за хорошо выполненную работу. И Колл и Врисс надеялись, что Элджин окажется прав.

Колл – стройная женщина с тонкими чертами лица – стояла у квадратного блока, и ее изящные пальцы были запущены вглубь темпераментного механизма. Тем временем Врисс – плотный мужчина среднего возраста, обладавший крепкой челюстью, мясистым носом и начинающими редеть светлыми волосами – лежал на передвижной платформе. Когда он закатил себя под механизм, чтобы заняться им снизу, Колл при помощи магнитного подъемника опустила верхнюю часть стабилизатора на место. У них ушли часы – снова – на то, чтобы пересобрать мозг машины. Теперь надо было объединить его с механическим основанием и заставить гармонично работать вместе.

Когда Колл соединила механизмы и размагнитила подъемник, она задумалась о своем напарнике. Ей нравилось работать с Вриссом. Он был трудолюбивым, изобретательным и сосредоточенным на своей работе куда больше, чем можно было сказать о других членах команды. Она отсоединила цепи от стабилизатора, и проследила, как подъемник возвращается на свое место под потолком.

Из-под механизма послышалось насвистывание Врисса – мелодия, которую они подцепили в каком-то баре во время прошлой остановки. Колл улыбнулась, вспомнив тот вечер. Это была еще одна причина, по которой ей нравилось работать с Вриссом. Обычно он отличался жизнерадостностью, и с ним было легко.

Она тоже начала насвистывать, подхватив мотивчик, и экспромтом у них получился неплохой дуэт.

Затем Колл отстраненно заметила, что в ангар вошел еще один человек. Она продолжала насвистывать, стараясь не напрягаться и не транслировать свои чувства. Потому что если она не будет осторожна, то Врисс заразится от нее напряжением. К тому же она не хотела отвлекать напарника, пока он работает. Так что женщина насвистывала, а человеку, шагавшему по мосткам наверху двигательного отсека, уделяла самое минимальное внимание.

Это был Джонер. Имени его Колл не знала, да и было ли оно вообще? Впрочем, ей было плевать. Плевать, если бы Джонер умер. Она его ненавидела. Ненавидела все, чем он был, все, что он делал. Бывали дни, когда ее основная работа на борту «Бетти» заключалась в том, чтобы Джонер не понял, насколько он ей не симпатичен. Это понравилось бы ему слишком сильно, а она не хотела доставлять ему такое удовольствие.

Жилистая женщина-техник старалась, чтобы присутствие Джонера не отвлекало ее от работы. Он осыплет ее насмешками, если она выронит болт или обдерет костяшки пальцев из-за невнимательности. А еще ей не хотелось, чтобы Врисс узнал, что Джонер здесь. Может, если они оба его проигнорируют, он просто уйдет восвояси.

«Без шансов», – подумала Колл, когда высокий, крепко сбитый и сильный мужчина остановился прямо напротив них. Он ухмыльнулся – его узкие, льдисто-голубые глазки напоминали ей свиные. Без сомнений, этот тип был самым уродливым человеком, какого она когда-либо видела, и уж тем более его не красил рваный шрам через все лицо. Джонер ухмыльнулся еще шире – шрам исказил улыбку, превратив ее в отвратительное подобие нормальной – и тоже подхватил мелодию. Только его версия песни звучала с гаденьким, грубым, уродливым оттенком, что хорошо подходило его внешности.

Боковым зрением Колл заметила, что Джонер вытащил карманный нож, раскрыл его и принялся вычищать кончиком лезвия грязь из-под ногтя большого пальца. Она отвернулась так, чтобы он мог прихорашиваться без ее внимания, и заставила себя продолжать насвистывать вместе с Вриссом. Даже усилила громкость в надежде, что Врисс не услышит Джонера. Вот потому-то она и не увидела, метнул ли Джонер нож в ногу Врисса намеренно, или просто уронил его.

Но зато она увидела итог.

Маленькое лезвие по рукоять ушло в мясистую часть левой ноги Врисса. Колл ощутила такой прилив гнева, что уже не смогла его проигнорировать, и застыла в бешенстве, раскрыв рот. Она не могла решить – то ли заорать, то ли начать ругаться, то ли бросить что-нибудь в этого сукина сына.

А под стабилизатором Врисс продолжал насвистывать, совершенно не сознавая происходящее.

– Да что с тобой не так? – прошипела женщина сквозь зубы хихикающему Джонеру.

Теперь, когда она перестала насвистывать, Врисс наконец-то сообразил, что что-то происходит, и вытолкнул себя из-под механизма, полностью выкатив оттуда платформу, на которой лежал. Он заметил Джонера на мостках, удивленно взглянул на Колл, не понимая причин ее ярости.

– Всего-то немного метательной практики по цели, – Джонер совершенно не раскаивался. Он указал на мужчину на платформе. – Врисс не возражает.

Колл с беспокойством посмотрела на второго механика, затем взглянула на его бедро, чтобы Врисс мог проследить за ее взглядом.

Когда механик заметил нож, торчащий из бедра, он завопил:

– Проклятье!

Он дернул рычажок, и часть платформы поднялась вверх. Затем сформировалось сиденье, и развернулись подставки под ноги – вместо платформы снова появилось механическое кресло на колесах, которое Врисс сам для себя сконструировал. Талантливый, но парализованный ниже пояса инженер сердито уставился на маленький складной нож, торчавший у него из ноги.

– Джонер, шлюхин ты сын! – со злостью выругался Врисс и со всей силы швырнул в того гаечный ключ. Но Джонер умело увернулся и только разулыбался еще сильнее:

– Ой, да ладно! Ты ж ничего не почувствовал!

Решив, что это гениальная шутка, он громко захохотал.

Теперь Врисс выглядел смущенно, от чего гнев Колл разгорелся сильнее. Не устраивая шоу, она вытащила у себя из заднего кармана чистый носовой платок, выдернула нож из ноги Врисса и прижала к кровоточащей ране сложенный квадратик ткани, дожидаясь, пока кровь перестанет течь. Никто из них ничего не сказал – они просто работали парой, чтобы получить результат.

Затем Колл посмотрела вверх на мостки, на больного ублюдка, которого не могла назвать человеком.

– Ты – урод-вырожденец, ты знаешь это?

Но какое Джонеру было дело до того, как она его называет? Он развлекся за их счет, а значит, его взяла. Все еще хихикая, он протянул руку:

– Я бы забрал нож обратно.

Колл уже почти сложила лезвие и собиралась бросить нож обратно, но передумала. Она слишком разозлилась, чтобы быть покладистой.

Врисс посмотрел на нее и тронул за локоть:

– Колл, да забудь. Он просто нализался.

Она знала, что, несмотря на размеры и преимущества, Врисс Джонера не боялся. Но с него станется переживать за нее. Хоть и жилистая, она оставалась маленькой и хрупкой. А у Джонера не было проблем с тем, чтобы причинять боль. Он находил, что это весело. Но Колл было плевать. Ей надоело ходить на цыпочках рядом с этим жестоким ублюдком.

Одним быстрым движением она заклинила лезвие ножа между двумя сварными металлическими опорами и начисто его отломила.

Лицо Джонера потемнело от гнева. Он указал вниз:

– Не зли меня, малютка Аннали. Побудешь с нами подольше и поймешь, что я не тот человек, с которым можно подурить.

Колл это не смутило. Размер тут значения не имел. Она могла о себе позаботиться, и, если Джонер хочет это выяснить, что ж, пусть.

С секунду они смотрели друг на друга, а потом, к удивлению Колл, Джонер первым моргнул глазом и, все еще хорохорясь, ушел с мостков.

Колл откинула свои короткие темные волосы с глаз и подвигала челюстью вперед-назад – она до сих пор злилась. Приятная рабочая атмосфера, которой она наслаждалась, разбилась вдребезги. Врисс легонько стукнул ее по бедру и язвительно отметил:

– Все-таки нам пора начать общаться с людьми более высокого класса.

Умелые, сильные руки Сабры Хиллард подвели крошечную «Бетти» под брюхо огромного, раздутого «Возничего».

– Вот на что пошли доллары из моих налогов, – пробормотала она себе под нос, а потом ухмыльнулась, вспомнив, что никогда не платила налогов. Над ней распахнулись массивные двери ангара, а в ее наушниках раздался компьютерный голос «Возничего»:

– Начинайте заход в док.

– Да-да, Папаша, – снова пробормотала она, выводя кораблик на позицию.

Когда Хиллард подвела маленький корабль к доку, пришли в движение мощные электромагниты «Возничего». С громким металлическим лязгом «Возничий» принял корпус «Бетти» в свои объятия.

«Словно ребенок в кресле безопасности, – подумала Хиллард. – И почему мне так неуютно от этой мысли?» Удерживание, прежде всего это удерживание.

– Заход в док завершен, – объявил Отец с «Возничего». – Вы можете разгружаться.

Даже здешний компьютер звучал так, словно отдавал приказы. Отмахнувшись от предчувствий, Хиллард нажала кнопку коммуникатора.

– Приехали, дорогуши! Все на берег, кто идет на берег. Запомните: генерал запретил тащить оружие на борт «Возничего». Встретимся у шлюза, ребятки.

Она отключилась.

И почему заход в док такой большой станции заставлял ее ощущать себя проглоченной заживо?

5

С мостков на высоте Перес наблюдал, как его солдаты готовятся принять разгрузочную команду «Бетти». Придирчивым взглядом он осмотрел каждого бойца в поисках малейших признаков небрежности или беспорядка. Но войско выглядело хорошо. Коридор перед воздушным шлюзом был в полном порядке, как и все остальное на корабле. Именно так, как он того хотел. Так, как должно быть. Он лично подбирал каждого солдата на борт «Возничего». Каждый из них жаждал чего-то большего – более высоких званий, более интересных миссий. Служба под началом Переса впоследствии гарантировала им особое уважение. Так что до сих пор никто его не подвел. И генерал знал, что этого не произойдет и теперь. Только не тогда, когда он лично за ними наблюдает.

Воздушный шлюз закончил работу, и голос Отца произнес:

– Цикл завершен. Двери открываются.

По мере того как со стоном поднималась пневматическая дверь, постепенно становилась видна команда маленького пиратского корабля. Перес не мог не гадать, что думают его бойцы. На борту «Возничего» везде и всюду были наведены лоск и глянец – так, как того требовал Перес. Все солдаты внизу были одеты и причесаны одинаково. Мужчины, женщины, крупные, худосочные, их этническое происхождение – ничто из этого не имело значения. Все они были подразделением, повинующимся одному командиру.

«Не то, что эта разношерстная банда», – подумал генерал с насмешкой. Единственное, что их как-то объединяло, так это несходство. Одежда, прически, манера стоять, манера идти… «Или катиться», – с некоторым весельем подумал Перес, глядя на то, как один из членов команды передвигается на механизированном инвалидном кресле. Генерал покачал головой. Компания была настолько эксцентричной и эклектичной, что Перес не мог себе вообразить, как Элджин ухитрялся их заставлять выполнять даже простейшие приказы. Он гадал, как они выживали в космосе на этом ветхом корабле – там, где дисциплина и порядок были единственными вещами, способными сохранить человеку жизнь.

Команда «Бетти» двигалась вперед, приближаясь к солдатам. За это время Перес пересмотрел свою оценку. Он заметил их настороженные взгляды и напряженность, заметил словно выдубленную кожу и въевшуюся в нее, не хуже татуировки, смазку. «Нет, все-таки у них было кое-что общее», – сообразил он. В каждом легко читалась жесткость, и она не являлась частью бравады. Подобно его солдатам, эта команда не остановится перед убийствами, если придется. «Даже, – заподозрил Перес, – эта малютка в середине. Интересно, откуда она тут взялась? Элджин не упоминал, что набрал еще людей». Генерал постарался не задумываться, убивали они уже или нет. Он отмахнулся от этой мысли. Эти люди были пиратами во всех смыслах слова, но Перес не видел в том ничего славного.

«Контрабандисты, – мрачно подумал он. – Признай это, Мартин. Они не кто иные, как воры и убийцы. А ты их нанял. Чего же теперь морщиться от того, что пригласил зайти? Не то что бы у тебя был выбор».

Пестрая группа замедлилась, дойдя до места, где солдаты собирались их обыскать. Некоторые покладисто подняли руки вверх, чтобы их было удобнее ощупать. Когда руки поднял огромный чернокожий мужик впереди, раскрытая на груди рубашка продемонстрировала его массивную, мускулистую грудь. Пока солдат умело его обыскивал, чернокожий недоверчиво покачал головой. Команда «Бетти» потихоньку обменивалась между собой комментариями.

Неожиданно замигал сенсор на перчатке другого солдата. Владелица оборудования взглянула на здоровенного уродливого мужчину со шрамом и твердо сказала:

– На борту не дозволено огнестрельное оружие, сэр.

Когда человек со шрамом состроил гримасу, Перес подумал: «Будь с ней ласков, дружок. Она – чемпион рукопашного боя. Скорее всего, она способна в одиночку вырубить всю твою команду, если ты ее расстроишь. И твоя мерзкая рожа ее и на миллисекунду не остановит».

Человек со шрамом покладисто раскрыл куртку и показал солдату то, на что сработал сенсор – большой серебристый термос.

– Бухло! – пояснил он. – Я сам делал. Куда опаснее любого ствола.

Вся команда «Бетти» захохотала.

Солдат не выказала и тени эмоций:

– Извините, сэр. Вы можете пройти.

В этот момент Элджин наконец-то заметил на возвышении Переса и направился к нему:

– Ты что думаешь, мы собираемся корабль угнать? Вшестером?

Его команда снова засмеялась.

Перес дождался, пока они утихнут.

– Нет, я думаю, что твоя придурковатая команда напьется и прострелит корпус. Мы в космосе, Элджин.

Он ждал, что его солдаты, в свою очередь, рассмеются, но все они были профессионалами и сохранили невозмутимость.

Обыск закончился, и Перес махнул команде «Бетти», чтобы они прошли на «Возничий».

Владелец инвалидного кресла двигался последним. Наконец он доехал до женщины-солдата, что обнаружила термос.

– Хочешь проверить и кресло? – мило поинтересовался он у нее.

Но женщина и глазом не моргнула. Перес знал, что она достаточно опытна, чтобы понимать: пират надеется на обыск не только его кресла. Солдат просто подняла руку, указывая на остальных – они слегка обогнали паралитика. С глупой ухмылкой он покатился вслед за ними.

Перес двинулся следом.

Пятнадцать минут спустя в личных апартаментах генерала прозвенел дверной сигнал. Перес знал, кто к нему пожаловал, потому велел Отцу открыть дверь. Небрежно опираясь о косяк, в коридоре стоял Элджин. Он неторопливо вошел внутрь и направился к столу и тому, что хозяин каюты подготовил ранее.

Там, на широкой столешнице, аккуратно лежали пересчитанные, сложенные и перевязанные в пачки тысячедолларовые банкноты. Много пачек. Больше, чем хотелось бы думать Пересу. Банкноты были изношенными, с разными номерами. Идеально прямоугольные, ярко-зеленые, и на каждом из них имелось скучное лицо какого-нибудь малоизвестного лидера прошлого века. Перес не мог отказаться от мысли о том, что они должны быть ярко-ярко-красными. Кровавые деньги.

Элджин медленно опустился в кресло, оставленное ему Пересом, тогда как генерал сел напротив. Выражение на лице пиратского капитана можно было назвать только словом «удовлетворенное». Пока он смотрел на пачки и быстро их пересчитывал, на его губах играла улыбка.

– Это было непросто собрать, – праздно отметил Перес.

Элджин приподнял брови.

– Как и наш груз. Ты же не хочешь меня уверить, что обеднел?

Сообразив, что его неправильно поняли, генерал уточнил:

– Я имею в виду банкноты. Нынче почти ни у кого не осталось налички.

«Да и к лучшему».

Элджин ухмыльнулся, наконец поняв, о чем речь.

– Только у тех, кому не нравится, что все их сделки фиксируются. У пограничных элементов. Вроде тебя.

Аналогия ужалила. «Расскажи себе еще раз, Мартин, как ты служишь своей стране». Перес взял со стола небольшую прямоугольную упаковку, потом подхватил стакан.

– Выпьешь?

Элджин – вежливый гость – кивнул.

Перес сорвал защитное покрытие с пластикового картриджа и вытряхнул из него в стакан плотный кубик геля. Проведя им под ручным лазером, он протянул стакан с теперь уже жидким содержимым Элджину. Затем приготовил еще один для себя. Пусть и не из лучших сортов, но это был хороший скотч.

– Думаю, что чем бы ты тут не занимался, разрешения на это Конгресс не выдавал, – заявил Элджин, пригубив напиток. Он поднял стакан, словно провозглашая тост.

«Я так рад, что тебе нравится сорт», – с раздражением подумал генерал.

Нет, этот проект шел не под эгидой Конгресса, или любого другого официального правительственного агентства или военного комитета. Но у Переса никогда не было нехватки в фондах или ресурсах. И все же, когда ему приходилось вести дела с типами вроде этого пирата, он начинал ставить всю операцию под сомнение. Не то чтобы он мог позволить себе вопросы. У него была работа, которую нужно сделать, миссия, требующая завершения, и абсолютный карт-бланш на ее выполнение любым способом. Ему приходилось верить, что будущие выгоды от этой работы покроют все необходимые жертвы, на которые сейчас приходится идти.

У Переса не хватало терпения на сценарии Рэна с журавлем в небе в области продвинутой медицины и биохимических чудес. Он мог думать только о существах, которые при помощи электронных имплантатов для контроля поведения станут квинтэссенцией десантных войск. На деле, Рэн и Гэдиман недавно доложили, что интеллект чужих кажется куда выше, чем можно было предположить по скудной исторической информации. С точки зрения Переса, это был дополнительный плюс – умных животных тренировать куда легче.

Он должен был верить, что уже при его жизни навсегда прекратятся бессмысленные потери ценных, отлично тренированных людей. Вместо этого человеческие солдаты будут использоваться только для операций по зачистке, после того как основной конфликт завершится – подходящая работа для способных мыслить, оценивать и выносить суждения людей.

Затем будут выведены новые формы чужих, с преимуществами для определенных боевых условий, и их станут обучать для исполнения специализированных задач. Они позволят военным снова установить контроль над захваченными преступностью городами, будут готовить новые планеты для колонизации, уничтожая опасные виды, откроют новую эру мира и продуктивности…

Взглянув на Элджина, Перес оборвал свои мечтания. Этот пират их не поймет. Когда они обговаривали работу, Элджин даже не спросил, на что пойдет его особый груз. Его интересовала только куча денег, что лежала сейчас на столе между ними.

И генерал, и пират являлись людьми, но, очевидно, они принадлежали к двум разным видам.

Перес сменил тему:

– Где ты подцепил эту новую рыбку?

Элджин хихикнул:

– Колл? По случаю. Она искала работенку механика.

– Производит впечатление, – сухо отметил Перес.

– Самое оно для потрахушек, верно? – согласился с ним Элджин. – А уж с разводным ключом так и вовсе дьяволица. Думаю, Врисс теперь изнемогает.

Он подхватил ближайшую к себе пачку банкнот, провел большим пальцем по краю, затем поднес к носу и вдохнул. Выражение на его лице было таким, словно он обоняет тончайший винный букет или острый аромат выдержанной сигары.

– Она заинтересовалась нашей небольшой сделкой. И не могу ее за это осуждать. Все так по-шпионски…

– Это армейская операция, – презрительно отмел намек Перес, но Элджин видел его насквозь.

– Армейские лаборатории, по большей части, не вынуждены вести работу за пределами обжитого космоса. И им не приходится нанимать частных поставщиков… И они не заказывают груз того рода, что доставили мы.

Перес сообразил, что Элджин куда-то клонит. Хочет дополнительную награду? Придется выложить.

– Ты чего-то хочешь, Элджин?

Тощий мужчина откинулся в кресле, расслабленно и непринужденно.

– Только отдохнуть пару дней за ваш счет. И Врисс хотел бы урвать каких-нибудь запчастей. Если тебя не затруднит.

Перес снова задумался, не совершает ли ошибку. Когда он изначально привлекал Элджина к этому проекту, то всерьез обдумывал, не убить ли команду и не уничтожить ли их корабль после доставки груза. Но потом решил, что это может аукнуться и проблем вызовет больше, чем решит. Может, ему еще стоит передумать. И будет неплохо иметь команду и корабль здесь, под руками, пока он размышляет.

– Разумеется не затруднит. Держитесь подальше от закрытых зон. Не затевайте драки, и mi casa – ваш тоже.[23]

Элджин, снова подняв стакан в знак благодарности, прикончил напиток.

– И, конечно, я уверен, – добавил Перес, – что вы способны не совать нос в чужие дела.

Его собеседник расплылся в улыбке:

– Я этим славлюсь.

«Да, – подумал Перес. – Это правда. Потому я тебя в принципе и нанял».

На борту «Бетти», в грузовом отсеке, Колл натянула перчатки и подошла к Кристи. Здоровяк спокойно на нее посмотрел, а затем поинтересовался:

– Что случилось с Джонером?

Она пожала плечами:

– Ты же знаешь Джонера. Он уже настроился на вечеринку.

Кристи покачал головой:

– Надо было догадаться. В таком случае, спасибо за помощь.

Она кивнула, словно говоря: «Да что уж там». Потом услышала металлический лязг открывающихся дверей воздушного шлюза, после чего раздался женский голос компьютера «Бетти»:

– Воздушный шлюз завершил цикл. Двери открываются. Опускается пандус.

Колл и Кристи двинулись к автоматическим погрузчикам, где уже находились первые контейнеры с «грузом». Как только широкие створки полностью распахнулись, они включили управление погрузчиков и направили их вниз по пандусу с «Бетти» на «Возничего». Контейнеры из металла и оргстекла были почти трех метров высотой и около метра в ширину. «Бетти» привезла таких двадцать штук. Особый груз для генерала.

Внутри каждой криокапсулы спали взрослые мужчина или женщина.

Колл не хотелось об этом думать. Не ее работа – думать. Это всего лишь груз. Ее работа – доставить его. И всё. Она получит свою долю и, к тому же, жалование. За этим она и нанялась.

И все же, она тихо спросила у Кристи:

– Ты, эм, ты думаешь Элджин в курсе, зачем они Пересу? – кивком она указала на груз.

Кристи взглянул на девушку с удивлением, словно только что вспомнив, что она новенькая.

– Со всей уверенностью я могу тебя заверить, что Элджин и минуты не потратил на то, чтобы подумать о генеральских планах. Его интересует только генеральская наличка.

Она коротко кивнула, начала отворачиваться, но Кристи удержал ее за руку – удивительно мягко. И голос его прозвучал в той же манере:

– Колл… Элджина не волнуют такие вещи, и он платит нам, чтобы и мы о них не думали. Понимаешь?

Удивленная его братской заботой, Колл сумела выдавить улыбку:

– Я в порядке. Давай закончим дело.

И она направила погрузчик на «Возничий».

«Просто доставь груз. Не думай о нем. Не думай о них. О спящих людях…»

Шагая рядом с притихшим Кристи, она ступила на «Возничего», толкая контейнеры меж двух рядов молчаливых солдат. А затем они добрались до двери с надписью «ЗАКРЫТАЯ ЗОНА». Тут снова были солдаты. Когда они заметили приближение Кристи с Колл, один из них постучал в дверь. Та немедленно раскрылась. Колл увидела, что внутри стоит высокий мужчина среднего телосложения, носивший вместо солдатской униформы лабораторный халат. Да и не был он похож на солдата. Имя на нашивке халата гласило: «Рэн».

Два члена команды «Бетти» подошли к двери, но когда они собрались пройти в нее, один из солдат остановил их. Другие шагнули вперед, чтобы забрать криокапсулы. Кристи глянул на напарницу и кивнул, так что она передала воякам своего автопогрузчика, и то же сделал Кристи. Охранники завезли контейнеры в закрытую зону, а Колл и Кристи отправились обратно на «Бетти», чтобы доставить сюда следующие. Солдаты не могли подняться на борт «Бетти» так же, как она и Кристи не могли зайти в закрытую зону.

Но когда Кристи с Колл направлялись за следующей партией груза, девушка не смогла удержаться и оглянулась через плечо на то, как солдаты увозили криокапсулы все глубже в закрытую зону.

«Куда они идут? Они разбудят спящих, или оставят, как есть? Сколько места занимает эта закрытая зона?»

Но двери закрылись за спинами солдат прежде, чем Колл смогла отыскать ответы на свои вопросы. Так что она вернулась к «Бетти» и своей задаче.

Передать двадцать спящих мужчин и женщин странной, расположенной у черта на рогах военной лаборатории. Даа. Плевая задачка.

«Наконец-то Гэдиман перестал трещать», – с благодарностью подумал Рэн.

На деле, как только вся группа исследователей собралась в зоне для наблюдений, никто не разговаривал. О чем тут можно было говорить? Все они читали отчеты, знали историю, но до сих пор не было живых свидетелей того, что они сейчас увидят. Событие было чрезвычайно важным и заслуживало уважительной тишины в честь мужчин и женщин, совершающих великую жертву.

Рэн наклонился вперед и включил компьютерные мониторы, тогда как остальные тихонько встали за его спиной. Они смогут все увидеть с любого желаемого ракурса, или просто смотреть через огромное обзорное окно, обращенное в соседнюю комнату. Он вдруг сообразил, что все в зоне для наблюдений дышат в унисон.

Он сглотнул, и тронул кнопки управления.

На экранах они видели все содержимое комнаты. Двадцать криокапсул находились на наклонных платформах, расставленных кругом, в форме пирога – основание к основанию. Подчиняясь Рэну, изголовья капсул медленно поднялись, пока каждая из них не встала на торец. В этом положении они автоматически зафиксировались.

Рэн снова занялся управлением и изменил уровень криосмеси в капсулах. Медленно. Медленно. Он не мог допустить, чтобы субъекты получили сейчас какие-нибудь повреждения. Они имели слишком высокую ценность.

После того как прошло разумное количество времени, когда показания криокапсул пришли в норму, Рэн приказал компьютеру открыть прозрачные крышки. На мониторах было ясно видно, что некоторые обитатели криокапсул уже начали шевелиться. Он видел, что их веки подрагивают, губы двигаются и появляются другие признаки возвращения сознания. Показания выглядели хорошо. Все обитатели капсул просыпались, все они были в добром здравии и их организмы нормально функционировали. Великолепные образцы!

Рэн глянул вбок, где нервно переминался с ноги на ногу Гэдиман. Было ясно, что тому не по себе. Главный ученый посмотрел на остальных. Карлин потирала руки, словно замерзла. Триш сложила руки на груди и, не мигая, смотрела сквозь стекло, словно приняв решение не позволять ничему из происходящего ее взволновать. Кинлох таращился, открыв рот, словно не мог поверить, что сейчас он здесь и видит это. Спраг и Клаусс тихонько переговаривались и бросали нервные взгляды в обзорное окно. Клаусс постоянно потирал шею. Рэн отвернулся от них, не желая отвлекаться.

Что ж, их волнение понятно. Наступал величайший момент. Они запомнят его навсегда.

Время пришло.

Рэн тронул переключатели, вбил на клавиатуре последовательность команд, и с потолка опустилось широкое трубчатое устройство. На носителе были нанизаны отдельные неглубокие контейнеры. В каждом из них находилось массивное, непристойно-органическое яйцо Чужих. Если подобную вещь можно было назвать яйцом. Оно само по себе было живым организмом, влажно пульсирующим скрытой внутри жизнью. Яйцо покоилось на устойчивом, более широком основании, его узкий конец был направлен вверх, и четыре кожистых лоскута образовывали странное отверстие на острие. Массивные прожилки шли по поверхности каждого яйца, и уходили на дно контейнеров. Рэн с Гэдиманом часами гадали об их назначении. Очевидно, они стабилизировали яйцо, и, вероятно, в их родной окружающей среде, извлекали питательные вещества прямо из земли, чтобы, при необходимости, поддерживать личинку внутри годами.

Рэн заставил себя не думать о предположениях – механизм расположил индивидуальные контейнеры с яйцами перед каждой криокапсулой.

Яйца замерли на местах, как только механизм перестал их перемещать. Но едва оказавшись рядом с другими живыми организмами, яйца неожиданно обнаружили признаки жизни, хотя до того оставались совершенно неподвижными. Было заметно, как внутри движутся смутные силуэты. Эластичные стенки яиц задрожали.

Оборудование позволяло наблюдателям не только видеть, что происходит, но и слышать. Яйца издавали звуки – влажные, хлюпающие, сосущие. Звуки, напоминающие те, что можно услышать в операционной, когда производят действия с органами в полости живого тела.

Рэн осознал, что позади него все наконец-то утихомирились. Не сознавая того, он поднял руку, чтобы стереть рукавом пот с верхней губы.

У мужчины в одной из капсул криосна затрепетали веки, после чего он полностью открыл глаза. Стройный темноволосый человек заморгал, выказывая типичные признаки головокружения и пересохшего горла после наркотической смеси для гибернации. Имя на его капсуле гласило: «Пурвис».

Яйцо, находившееся рядом, задрожало, а затем внезапно раскрылось – четыре лоскута отогнулись назад, образовав широкий, неправильной формы зев. Рэн быстро засуетился с управлением, заставляя камеры заглянуть в таинственные недра. О, ученые уже проанализировали содержимое благодаря всевозможным сенсорам. Они даже дали названия кое-чему внутри, хотя и гадали о его назначении. Но это совсем не то же самое, что заглянуть своими глазами.

Яйцо рядом с капсулой Пурвиса раскрылось. Затем еще одно напротив. И еще одно, и еще. Спящие пока что не до конца пришли в себя, и, сонно моргая, дезориентированно оглядывались вокруг. Люди понимали, что находятся не там, где заснули, но не могли определить, где они сейчас – и почему. И пока что они все еще были накачаны наркотической смесью, так что могли только моргать и гадать.

Теперь раскрылось каждое яйцо.

Рэн затаил дыхание и на миг задумался, сделали ли остальные так же.

Наконец, из яйца напротив Пурвиса осторожно показались шесть длинных и тонких ног.

Пурвис медленно приходил в себя после криосна. Удивительная вещь – гибернация. Вот ты еще бодрствуешь и устраиваешься для долгой зимней спячки, а в следующий миг уже просыпаешься за миллионы световых лет и пригоршню месяцев от того места, где только что был. Он чувствовал, что тело начинает нагреваться и расслабляться по мере того, как криосмесь выводилась из организма.

Пурвис уже пришел в себя достаточно, чтобы задуматься о грядущей работе. Никеледобывающий завод на Кзареме находился изрядно в стороне от проторенных путей, так что ему приходилось платить рабочим больше, чем на некоторых других предприятиях. Пурвис, заодно, слышал, что комфортабельность условий была там выше ровно по той же причине – потому что они слишком далеко. Пакет, что ему предложили, был хорош. Оставалось только надеяться, что реальность соответствовала рекламе. Хватит с него «роскошных апартаментов», которые оказывались набором общежитий без возможности уединиться.

В ступнях началось покалывание, и Пурвис потянулся. Два года на Кзареме будут лучше пяти лет где угодно еще. А если премия окажется хорошей, он еще и продлит договор.

Пурвис заморгал и начал оглядываться.

«Хммм. Странное место».

Он не привык, чтобы его криокапсулу двигали. Обычно пассажиры приходили в себя прямо на корабле. После того, как проснулся, ты вставал, шел в душ, собирал вещи…

Пурвис посмотрел вокруг. И стояли капсулы иначе, чем на корабле. Он усиленно заморгал, пытаясь прояснить зрение, и наконец-то заметил прямо перед собой здоровенный овоид.

«Это еще что за черт?»

Он не думал, что на Кзареме существовала какая-нибудь странная внеземная жизнь – будь то растения или животные. Так что это за чертова штуковина? Даже если она с этой планеты, откуда она в здании?

Вытянутая уродина неожиданно вздрогнула, шевельнулась, словно живая. Ее поверхность была влажной и блестела от какой-то слизи. Пурвис попытался с отвращением отшатнуться, но ему было некуда деться. Верхняя часть криокапсулы была открыта, но на свободе находились только его голова и частично – грудь, а руки и остальное тело все еще оставались в капсуле. Он сглотнул, попробовал подать голос, желая позвать стюарда – кого-нибудь, кто проверит эту штуку и выпустит его из капсулы.

Но прежде, чем он успел закричать, штуковина раскрылась сверху.

Пурвис ощутил прилив тошноты, поскольку развернувшиеся лепестки издали отвратительный хлюпающий звук.

«Какого хрена тут происходит?»

Он еще раз огляделся, вдруг сообразив – его разум все больше прояснялся, – что перед каждой криокапсулой находится по одной такой гротескной штуке.

«Почему? Для чего?»

Неожиданно из овоида начало вылезать нечто длинное и насекомоподобное. Тонкие, похожие на пальцы придатки осторожно ощупывали вытянутые стенки. Затем, наконец-то, появилось существо, которому принадлежали паучьи лапы. Оно выглядело словно кошмарная комбинация мягкотелого скорпиона, скрещенного с мечехвостом.

«Это что, какой-то жук?»

Пурвис ненавидел жуков: маленьких, больших – любых. Это было одной из причин, по которым он работал в космосе. Потому что в космосе ты жуков почти не видишь! И если это было жуком, то прародителем их всех, не иначе. Оно стояло на своих длинных лапах, балансируя, словно танцор.

Пурвис увидел достаточно. В панике он несколько раз ударил по кнопкам управления внутри капсулы, пытаясь заставить ее себя выпустить, чтобы суметь сбежать от этого жуткого жука как можно дальше. Но управление не работало – что бы он ни делал. Дикими глазами Пурвис оглядел комнату. Большинство спящих еще не пришли в себя в той же степени, что и он, а потому не сознавали, что происходит.

Существо чуть шевельнулось, потом слегка подпрыгнуло на своих лапах. Глаза у Пурвиса стали огромными, а рот распахнулся в ужасе, чтобы набрать полные легкие воздуха и позвать на помощь.

Но когда мужчина начал кричать, существо прыгнуло на него, словно выпущенное из пращи – быстрее, чем он мог уследить. Нечто резиновое, холодное и влажное сильно ударило Пурвиса по лицу, и в то же время он ощутил, что его голову словно схватила гигантская рука. Длинный тонкий хлыст обернулся вокруг его горла, удушая. А потом он сообразил, что это. Чудовищный жук – эта тварь – сидел у него на лице.

Совершенно потеряв над собой контроль, Пурвис попытался заорать – дико, истерично, но крик оборвался прежде, чем он успел издать хоть звук. Как только мужчина открыл рот, его заполнило нечто волокнистое и мясистое, вязкое и склизкое. Вкус, ощущения были отвратительны, и пустой желудок вздыбился, пока Пурвис пытался вздохнуть – нечто проникало в него, заполняя рот, забивая глотку, вторгаясь в дыхательное горло и дальше, в пищевод. Он все еще пытался завопить, и яростно мотал головой вперед-назад, стараясь сбросить тварь. Руки и кисти по-прежнему оставались заперты в капсуле, так что Пурвис пытался с размаху ударить лицом в стенки, но не мог. Его руки и ноги бессмысленно колотились, но ничто не помогало, ничто. Перепуганный больше, чем когда-либо за всю свою жизнь, мужчина совершенно сдался удушающему ужасу и беспомощно опорожнился.

Он ничего не видел, ничего не слышал, ничего не ощущал – только этот вторгшийся организм, насилующий его лицо. Затем липкий холод существа, казалось, наводнил его кровь и перед глазами затанцевали звезды. Сопротивление ослабло, замедлилось, и Пурвис заплакал. Он умирал. О, Боже, он умирал! Его медленно убивал какой-то ужасный инопланетный жук. Он всхлипнул, и холод захлестнул его, замораживая кровь в жилах, парализуя тело. Если бы он только перестал чувствовать…

Наконец, его желание сбылось, и пронзительный холод охватил разум столь же полно, как во время криосна. В процессе Пурвис смутно сознавал, что тварь на лице вцепляется ему в голову еще крепче, пока ее похожий на хлыст хвост уютно обернулся вокруг его горла. Вдвоем они постепенно уснули, но одному было удобнее, чем второму. А потом Пурвису начали сниться ужасные сны, и ни в одном из них не было Кзарема.

В комнате для наблюдений Рэн услышал, как Карлин позади него шумно блюет. С ней были Спраг и Кинлох – поддерживая, пытаясь как-то помочь. Рэн сообразил, что она плачет. А Клаусс в какой-то момент поспешно вышел из комнаты.

Гэдиман рядом с ним притих и погрузился в себя. Заодно он побелел, как простыня. С другого боку стояла Триш Фонтейн. Ее руки были плотно сложены на груди, и маленькая женщина исходила тихим бешенством. Рэн удивленно взглянул на нее.

– Ты сказал, они не будут сознавать, что происходит, – обвиняюще заявила она. – Ты сказал, они этого не почувствуют.

Рэн глубоко вздохнул, собрался с мыслями. Он нуждался в этих людях. И сейчас не мог себе позволить потерять их преданность.

– Ты же видела их показания. Они все еще находились на сорока процентах. В их организмах было столько криосмеси, что бедолаги едва проснулись. Если они что и чувствовали, ощущали, то это было вроде сна, вот и всё. Ты же читала записи. После имплантации они ничего и не вспомнят. И, скорее всего, во время инкубационного периода можно будет держать их в полубессознательном состоянии. А еще мы можем дать им анестезию перед тем, как произойдет прорыв эмбрионов. Все будет без боли, как я и сказал.

Подчиненная обожгла его взглядом, явно не поверив, и, повернувшись к нему спиной, направилась помочь Карлин.

Рэн забеспокоился и повернулся к Гэдиману, но его помощник все еще не отрывал взгляд от обзорного окна. Рэн со злостью обратился ко всем:

– Слушайте, это наука, люди, – чистая, неизведанная наука прямо у вас перед глазами! – Все посмотрели на него с явной антипатией. – И да, она не приятная, она не красивая, но все же она остается наукой. Вы в курсе, что в двадцатом веке, во время «Проекта Манхэттен», когда ученые пытались создать атомную бомбу, часть из них считала, что взорвав самую первую, они могут воспламенить водород в атмосфере? Если бы это произошло, то атмосфера загорелась бы, что привело к полному уничтожению. При этом, даже боясь, что это случится, они все же взорвали экспериментальный образец. Если вы хотите двигаться вперед, хотите открыть хоть что-нибудь, нужно полагаться на шансы.

Члены команды просто уставились на него с серьезным видом, потом отвернулись.

Рэн с раздражением глянул на Гэдимана, гадая куда делась его беззаботность как раз тогда, когда она так пригодилась бы.

– Я не знаю, что у них за проблема. Они читали отчеты и знали, на что подписались.

Гэдиман не мог оторвать глаз от огромного окна. Все спящие прекратили борьбу, и теперь лежали тихо – в состоянии, напоминающем кому. Согласно сенсорам, имплантация уже началась. Двадцать лицехватов обхватили двадцать человеческих голов, и их кислородные пузыри щедро накачивали воздух в человеческие легкие, поддерживая в людях жизнь.

Наконец, Гэдиман заговорил. Его голос звучал слабо и тонко:

– Читать о таком – это одно. Видеть… Видеть – это совершенно другое.

Он с трудом сглотнул и растерянно прикоснулся к собственному горлу.

Когда Рэн повернулся обратно к мониторам, ему постоянно приходилось себя одергивать, чтобы не сделать то же.

6

Колл и Кристи нагнали остальных в тот момент, когда те собирались зайти в столовую-комнату отдыха.

Врисс ухмыльнулся женщине из своего кресла:

– Вы, ребята, уже кончили?

Колл кивнула, а Кристи сказал:

– Разгрузили и расписались. Всех до единого. Я так понимаю, что наш блистательный лидер все еще с Эль Генерал?

– Кто, Элджин? – мимоходом переспросила Хиллард. – Думаю, да.

Она обратилась к Вриссу:

– Ты уже занялся «покупками»?

– На пустой желудок? – вопросом на вопрос ответил сидящий. – Ты, наверное, шутишь. После того, как мы закончим с этим четырехзвездочным рестораном, я погляжу товары. Должна же у человека быть первоочередность в делах.

Компания захихикала, и все прошли в открытую дверь. Колл подумалось, что это место похоже на пещеру – особенно на фоне тесноты на борту «Бетти». При необходимости, здесь могли бы уместиться за едой все солдаты одновременно, но пространство было организовано таким образом, чтобы можно было заниматься командными видами спорта или другими атлетическими упражнениями. У одной из стен висело баскетбольное кольцо и там же располагались принадлежности для бокса и тренажеры для фитнеса.

На ужин они опоздали, и кроме них тут находилась только еще одна женщина, забрасывавшая мяч в кольцо. Она была высокая, стройная, и ее темные волнистые волосы достигали плеч. Колл решила, что она или солдат, или ученая, отдыхающая от должностных обязанностей.

Другие тоже осматривались. Джонер заметил незнакомку и пробормотал:

– Ой-ой.

Невольно Колл напряглась.

Джонер же улыбнулся и сказал:

– Ты был прав, Врисс. У человека должна быть первоочередность в делах.

Он неторопливо пошел к женщине, и некоторые последовали за ним на безопасном расстоянии. Колл не могла решить – было ли это просто динамикой группы, или же предчувствием надвигающихся неприятностей. Она сомневалась, что некто, проходящий службу на борту «Возничего», станет легкой мишенью для нелепого Джонера.

А тот нахально встал позади женщины. Положив руки ей на плечи, он спросил тоном, который, видимо, считал соблазнительным:

– Как насчет небольшой игры «один-на-одного»?

Колл задумалась, как далеко Джонеру когда-либо удавалось зайти с таким прямолинейным представлением о романтике. Она с трудом верила, что ему когда-либо обламывалось что-нибудь задаром.

Женщина чуть повернула голову – только чтобы дать понять, что заметила незнакомца. И выражение ее лица не было дружелюбным. Затем она отвернулась, словно давая ему понять, что он может идти, и продолжила дриблинг мяча.

– Что скажешь? – поднажал Джонер и зарылся носом в ее волосы, вдыхая их запах.

Колл услышала четкое:

– Отстань от меня!

Предупреждение прозвучало твердо, но с ноткой усталого смирения.

– Почему это? – кокетливо поинтересовался Джонер.

– Иначе пожалеешь, – ровным тоном ответила женщина. Никакого кокетства в ее голосе не было и в помине.

Джонер прижался к ней плотнее, начал тереться о ее задницу. Колл ощутила тошноту. Джонер ткнулся носом в шею женщины, замурлыкал:

– Что, сделаешь мне больно? Мне кажется, мне это даже понравится.

Его маленькие, почти бесцветные глаза сузились, кривая улыбочка была отвратительной – но опять же, этот тип был отвратителен в принципе.

Женщина повернула голову. Пародия на улыбку, которой она его одарила, оказалась столь же непривлекательной.

Колл отстраненно сообразила, что никто из команды не приблизился к столам – все стояли и ждали неприятностей. Очевидно, происходящее не было чем-то неожиданным. Колл бессознательно подалась вперед, желая оказать поддержку незнакомке. Она понимала, что команда хорошо на такое не посмотрит, но…

Врисс потянул за край ее рубашки. Она глянула на него и увидела, что он чуть покачал головой. «Не вмешивайся, Колл», – словно быуслышала она его предупреждение.

Она повернулась обратно к Джонеру с женщиной, гадая, отвлечется ли тот в достаточной степени, если она позовет его присоединиться к их трапезе…

Без предупреждения, женщина резко всадила локоть в живот Джонера. Тут же развернулась и ударила приставалу кулаком в лицо – неожиданно сильно. Колл так и застыла на месте, когда сообразила, что женщина в процессе всего этого не выпустила мяч из другой руки. А здоровяка на миг приподняло в воздух, после чего он упал на гладкий пол и заскользил прочь.

Команда «Бетти» замерла от удивления – не из-за того, что женщина ударила Джонера, а из-за того, с какой невероятной силой она это сделала. Колл моргнула, когда все еще скользивший по полу Джонер врезался в груду сложенных боксерских груш, и они посыпались на него.

Прежде чем Колл успела осознать увиденное, Хиллард издала гневный вопль и прыгнула на незнакомку. Женщина вновь развернулась и с легкостью отбросила ее прочь. У Колл от удивления отвисла челюсть – пилот была сильным, опасным бойцом, но женщина с «Возничего» отмахнулась от нее, словно от ребенка. Собственная инерция обернулась против Хиллард, которая тяжело упала на палубу. Словно бы чуть подумав, женщина без предупреждения метнула баскетбольный мяч, который угодил Хиллард прямо в живот, выбив из нее весь воздух и оставив задыхаться на полу.

Чрезвычайно развитые мышцы Кристи рельефно напряглись под черной кожей, когда он схватил одну из боксерских груш и нанес ею удар в голову женщины – основанием вперед – со всей силы. Колл, разинув рот, смотрела, как незнакомка выдержала удар утяжеленным основанием, даже не поморщившись, словно настоящий боксер. Выражение ее лица совершенно не изменилось – только из носа показалась тоненькая струйка крови.

Кристи это тоже ошарашило, и он ударил снова, еще сильнее, если такое было возможно. И вновь женщина приняла удар, как ни в чем не бывало, твердо стоя на своих двоих. С ревом Кристи замахнулся снова, но на этот раз рука женщины выстрелила вперед, перехватила его импровизированное оружие и остановила удар на полдороги. С незначительным усилием незнакомка вырвала грушу у Кристи и отшвырнула в сторону.

А затем она напрыгнула на него, словно дикое животное, вцепившись одной рукой в волосы, а другой ухватив за челюсть. Кристи попытался ее с себя сбросить, он начал орать, наносить удары и царапаться, стараясь избавиться от этой сумасшедшей, а она, тем временем, пыталась сломать ему челюсть. Зрелище было ужасающим.

Колл сделала было движение, чтобы помочь Кристи, но Врисс поймал ее за рубашку.

– Не вмешивайся! – приказал он.

Она помедлила, но подчинилась.

Тут снова поднялся на ноги Джонер. Он подбежал к борющимся и своим мясистым кулаком ударил женщину по почкам.

Та повернулась к нему и ее лицо исказилось – от гнева, а не от боли. Она выпустила Кристи, как нечто ненужное, и тот упал, словно кукла. Неожиданно женщина тоже упала, но приземлилась на колени и тут же выбросила вперед руку. Одним скоординированным движением она вцепилась в промежность Джонера и сдавила с той же силой, с какой выламывала челюсть Кристи. Джонер безумно заорал на высоких тонах. Когда он упал на колени, незнакомка впечатала ему в живот кулак, от чего Джонер согнулся пополам.

И тут в разгар этой бойни, перекрывая стоны и визг побитой команды, неожиданно отчетливо и твердо прозвучал мужской голос:

– РИПЛИ!

Колл повернулась на звук и увидела четырех солдат с оружием наготове, нацеленным на них – нет, не на них, а на женщину. Вместе с ними стояли два человека в лабораторных халатах, один чуть позади другого. Первого она узнала – именно он принимал груз. На кармане его белого халата было отпечатано имя «Рэн». Чуть позади него стоял человек с именем «Гэдиман». Этот чертовски нервничал, но Рэн источал ледяное спокойствие. Легко было понять, кто здесь главный.

Женщина, к которой обратился Рэн, медленно подняла голову – выражение ее лица снова было спокойным, отстраненным, словно и не она только что вытерла пол командой, считавшей себя самой крутой из всех крутых.

Колл уставилась на нее. «Как он сказал, Рипли? – Колл ошеломленно моргнула. – Рипли?!»

Гвалт прекратился. Команда «Бетти» начала сдавать позиции. Кристи с трудом поднялся и убрал руки за спину, словно расслабившись. Хотя Колл точно знала, что он не сделал ничего подобного. Хиллард тоже ухитрилась встать без посторонней помощи. Но Рипли все еще цеплялась одной рукой за рубашку Джонера, словно не желая выпускать поверженную добычу.

– Давай обойдемся без сцен, – тихо попросил Рэн, словно разговаривал с ребенком. Словно они не стали только что свидетелями жуткой сцены. Словно четыре натренированных бойца не нацелили свое оружие на одинокую женщину. Словно он действительно мог ее контролировать.

На удивление, Рипли выпустила Джонера, отошла в сторону. Она стояла отдельно от всех, сама по себе. Кивком головы она указала на стоящего на коленях Джонера и произнесла обыденным тоном:

– Он… воняет.

Словно это было благовидным объяснением произошедшему, Рэн кивнул.

Джонер наконец-то сумел набрать в легкие достаточно воздуха, чтобы заговорить:

– Что ты, на хрен, такое?

Он почти всхлипывал от боли.

Рипли повернула голову, презрительно посмотрела на него, после чего обвела безразличным взглядом всех остальных. Не сказав и слова, она стерла капли крови с верхней губы и стряхнула прочь. Они имели для нее значение не больше, чем все присутствующие: команда «Бетти», солдаты с их оружием, Рэн, Гэдиман… Колл проследила за тем, как капельки крови приземлились на пол.

Словно заскучав от затянувшейся сцены, Рипли подхватила с пола забытый баскетбольный мяч, метнула его через немыслимое расстояние в кольцо, и проследила за тем, как тот попал точно в цель. После чего развернулась и ушла.

Рэн дал знать солдатам, что все нормально, и те опустили оружие. Колл услышала, как он говорит Гэдиману:

– Она настоящий хищник, не так ли?

«Он ей восхищается», – сообразила Колл.

Гэдиман же все еще нервничал, словно кошка. Он глупо хихикнул и промямлил:

– Ну… парень и правда воняет.

Два исследователя и солдаты вышли из комнаты, оставив команду «Бетти» заботиться о своих раненых. Колл помогла Кристи добраться до скамьи, пока Хиллард поднимала Джонера на ноги. Есть сейчас явно никто не был настроен.

Словно что-то вспомнив, Колл оглянулась на дверь, в которую вышла Рипли. Она заметила маленькую каплю крови на полу там, куда ее стряхнула Рипли. Над пятном поднимался дымок. И пол под ним пузырился.

Поздней ночью на «Возничем» команды двух кораблей нашли различные способы развлечься без риска. Обнаженная Хиллард вытянулась на койке в выделенной ей каюте. Лицо ее выражало полное блаженство. Издавая тихие довольные стоны, она отдавалась накатывающей волне чувств. Тело ныло после стычки в кают-компании, но этот момент все искупал. Она его заслужила и намеревалась насладиться каждой секундой. Хиллард улыбнулась через плечо мужчине, доставлявшему ей такое невероятное чувственное удовольствие.

Элджин улыбнулся любимой в ответ, продолжая массировать ее гудящие, усталые ноги.

Генерал Перес в уединении своей каюты собственноручно и добросовестно вощил ботинки согласно уставу: методично плавил воск ручным лазером, наносил его на кожу тонким слоем, затем вручную полировал ботинки, пока они не начинали блестеть, как зеркало. Это было медитативным занятием, которое позволяло занять руки и расслабить сознание. А также давало время подумать о будущем его проекта.

Внизу в складских помещениях Врисс катил по широким коридорам мимо хранилищ, доверху забитых тщательно каталогизированными и помеченными деталями. Он попал в рай для механиков. И все это было новым, новым, новым! Прекрасные ультрасовременные высокотехнологичные штуковины. Только лучшее для генерала Переса. Врисс уже набрал полные руки проводов, плат и прочих деталей. Приостановившись у ящика с диодами, он уже почти поехал дальше, но затем передумал. Схватил коробку, приготовился уехать – и передумал снова: виновато огляделся и взял еще одну коробку.

В общей гостиной Кристи, Колл и Джонер устроились перед видеоэкраном, передавая по кругу термос с самогоном. После вечернего происшествия никому не хотелось говорить. Колл удивило, что ни мужчины, ни Хиллард не возмутились тем, что она не участвовала в драке. Но в конце концов, Колл была новенькой, да и размерами не вышла. Врисс вот тоже не вмешался, а ведь только дурак мог счесть его беспомощным.

Джонер, Кристи и Хиллард вместе с Вриссом и Элджином были знакомы дольше всех. Врисс не вдавался в подробности, но однажды заметил, что все они служили наемниками когда-то давно – прежде, чем Врисса парализовало.

На экране медленно повернулся сияющий черной сталью и хромом новейший пистолет. Рядом прокручивались характеристики.

«Он настолько сложен, что обязан уметь заряжать сам себя», – подумала Колл.

Ведущий уверял, что пистолет может принадлежать ей – за сумму, которой хватило бы как минимум для покупки межзвездного корабля последней модели.

Джонер передал ей термос, не отрывая глаз от экрана. Колл плеснула в стакан еще немного алкогольной отравы.

Все расслабляются по-своему.

Гэдиман в одиночестве работал в зоне ограниченного доступа. Он прошел в движущуюся наблюдательную комнату, откуда мог спокойно наблюдать за развитием первых чужих. Он не позволял себе задуматься о спящих в криокапсулах людях и о закрепившихся на них лицехватах. Не позволял себе думать о том, как они кричали, когда вылуплялись эмбрионы. Это не входило в его обязанности. Он был ученым, занимался проектом, и сейчас его работой – здесь и сейчас – было наблюдать за развитием чужих, которые уже родились.

Очень жаль, что им не досталось больше сведений из прошлого. Гэдиман считал научной трагедией тот факт, что они не могли вернуться на планету LV-426, где чужих впервые обнаружила команда «Ностромо». Какой богатейший источник сведений! Но древний корабль с его необычайным грузом из тысяч яиц был уничтожен при взрыве ядерного реактора атмосферной станции, после которого остались лишь радиоактивные пустоши и кратер размером в девятнадцать миллионов гектаров. LV-426 никогда уже не стать снова пригодной для жизни.

Рипли с несколькими спутниками удалось избежать гибели на LV-426, но из-за неисправности корабля она оказалась на Фиорине 161. Там же родился единственный воин-чужой – и принялся ждать королеву, которую вынашивала, сама того не зная, Рипли. Но воина уничтожили, а Рипли покончила с собой ради того, чтобы королева никогда не вылупилась.

На этом человеческие контакты с чужими могли и закончиться, поскольку ни военные исследователи, ни частные корпорации не смогли обнаружить родной мир чужих. У них не было ни одной, даже крошечной зацепки, несмотря на сотни обследованных планет. Тайна практически идеальных организмов умерла при уничтожении LV-426 – пока на Фиорине 161 не обнаружили образцы крови и тканей Рипли.

Это произошло двадцать пять лет назад. Изначальные образцы дали немногое – не говоря о том, что дважды их практически уничтожили. Но десять лет назад военный исследователь Мэйсон Рэн увидел в них скрытый потенциал и каким-то образом смог убедить в этом очень важных людей из Отдела военных разработок. С тех пор он встал во главе проекта. Но только в последние два года остальная команда начала по-настоящему верить в методы Рэна.

Именно тогда они перенесли исследования на «Возничего». Именно тогда, внезапно получив все, что было нужно для удачного завершения проекта. Именно тогда клонированные из образцов клетки начали жить и размножаться.

И вот настал этот миг: Гэдиман смотрел на практическое воплощение теоретических изысканий. Предстояло еще столько всего узнать. Он терпеливо наблюдал за мониторами, показаниями приборов и самими особями.

Гэдиман не мог отрицать, что команду исследователей изумила скорость, с которой некоторые эмбрионы вылупились из злосчастных носителей. Не говоря уже о невероятно быстром развитии. Рэн не знал точно, ускорила ли рост чужих проделанная ими работа, или он был естественным. Дошедшие до них сведения были фрагментарными из-за прошедшего времени, да и малое количество образцов не давало возможности определить норму поведения или закономерности. Разумеется, еще предстояло дождаться остальных эмбрионов…

Он переместил наблюдательную комнату, остановившись у одной особенной камеры так, чтобы платформа оказалась как раз напротив широкого прозрачного окна.

Внутри лежали два почти достигших взрослого размера чужих, кажется, погрузившись в гибернацию. Они свернулись в клубки, стараясь стать как можно меньше, и не двигались. Гэдиман отметил это в дневнике, проверил время.

Внезапно из теней к окну выпрыгнул третий чужой, и Гэдиман непроизвольно подпрыгнул. Он и не предполагал, что тварь там, пока она не появилась за стеклом. Монстр нависал над ним, огромный, зловещий – и совершенно чужой: странная вытянутая голова, огромный хвост, шестипалые руки, защитный экзоскелет, безобразные спинные шипы. Чудовище не шевелилось.

«Хм-м, это ты за мной наблюдаешь?»

Жуткое ощущение, когда на тебя пристально смотрит такой огромный хищник – хищник, у которого нет глаз.

«Но ты прекрасно меня видишь, верно? Особые сенсоры в этой трубообразной голове распознают тепло, вибрацию, звук, запах, движение. Триста шестьдесят градусов обзора – куда острее, чем любое зрение или слух. Великолепное создание».

Перед глазами снова всплыла криокапсула с человеком по имени Пурвис. Гэдиман отчетливо помнил ужас в глазах очнувшегося Пурвиса, когда перед ним раскрылось яйцо. Видел, как наяву, нападение лицехвата и отчаянное сопротивление мужчины…

Он моргнул, пытаясь изгнать этот образ. Эмбрион Пурвиса еще не вылупился. Вероятно, у мужчины нарушена функция щитовидной железы. Не критично, но мешает в достаточной мере, чтобы замедлить развитие зародыша по сравнению с остальными…

Гэдиман велел себе забыть о Пурвисе. Что с того, что он запомнил его имя? Нужно забыть обо всем. Это был неизбежный шаг. А теперь у него есть они – чужие. И это – только начало.

Наблюдавший за ним чужой незаметно придвинулся ближе к окну, и Гэдиман, словно движение монстра его притягивало, тоже наклонился вперед. Тонкие губы чужого неторопливо закатились, обнажив сверкающие зубы. Открыв мощные челюсти, он высунул жесткий язык – медленно, словно для того, чтобы удовлетворить научный интерес Гэдимана. Язык открыл и закрыл собственные челюсти; с них капала прозрачная слизь.

Гэдиман позабыл о Пурвисе, позабыл о лицехватах. Его всецело захватило зрелище, которого никто никогда не видел иначе, как перед смертью. Он невольно усмехнулся и проворчал:

– Это разбухший внешний язык, или я тебе нравлюсь?

Забывшись, он оперся рукой на окно, а затем, чтобы лучше видеть, прижался лбом и щекой к особому, крепкому, как сталь, прозрачному пластику, который они по привычке называли стеклом.

Язык чужого хлестнул вперед без предупреждения, резко, как хлыст, и ударил в стекло как раз напротив глаза Гэдимана. Ученый отпрыгнул. Сердце колотилось, как бешеное, ладони вспотели. Не отводя взгляда от создания, он подошел к центральной консоли.

– Время получить первый урок, песик, – с этими словами Гэдиман хлопнул ладонью по большой красной кнопке.

Чужого немедленно окатили струи жидкого азота, вздымая облака пара при контакте с воздухом. Монстр отчаянно завизжал, кинулся в центр клетки, наступив на спящих собратьев. Те, проснувшись, панически вскочили, и все трое сцепились, пронзительно крича.

Гэдиман отпустил кнопку.

Воин, которого окатили азотом, повернул огромную голову к Гэдиману. Он резко хлестал вокруг длинным, похожим на скорпионий, хвостом. Остальные двое припали к полу, явно не очень понимая, что происходит. Первый чужой снова двинулся к окну. Гэдиман потянулся к кнопке, задержал руку над ней, не нажимая. Монстр застыл. Гэдиман тоже.

Чужой угрожающе высунул язык, но не сделал попытки приблизиться. Гэдиман одобрительно кивнул:

– А ты быстро учишься, да?

Он довольно потянулся к дневнику.

Запертый в маленьком, странном пространстве, большой воин дрожал от безграничной ярости.

«Эта мелкая мягкая добыча меня ранила! Обожгла!»

Он яростно хлестнул хвостом, глядя на то, как добыча работает с приборами, исполняет работу, о которой воин не имел представления. Воин уставился на опасную красную пластинку поблизости от мелкого создания. Он видел слово «Предохранитель» рядом с ней, а еще «Осторожно! Разбрызгиватели азота!». Он наблюдал за маленьким созданием – на нем было написано имя «Гэдиман», – пока оно делало последние записи. Добыча излучала удовлетворение, гордость, чувство успеха – словно она, наконец, осознала свое истинное назначение.

Не то чтобы для воина это имело значение. С его точки зрения у добычи было только одно истинное назначение – как и у всех прочих видов. Он хлестнул хвостом, предупреждающе выставил язык. В спинных шипах посвистывала атмосфера. Он ненавидел эту чужую среду, жаждал влажного тепла яслей, чувства силы и поддержки себе подобных. Даже с этими двумя рядом он страдал от одиночества в границах собственной индивидуальности. Пришло время строить ясли. Время соединиться с другими воинами и служить королеве. Вот для чего он жил.

Он наблюдал за добычей, изучал ее, узнавал все, что только могло пригодиться воину. Почти все. Пока еще он не мог учуять добычу, но в разреженном воздухе носились запахи других особей того же вида. Теплокровные, дышащие кислородом. Даже через прозрачный барьер воин видел цвет дыхания добычи. Видел цвет алой крови, бегущей по бледным венам, и мог проанализировать ее состав. Мог измерить вес, мышечную массу, способность сопротивляться. Он знал, какой сильной была добыча и какой слабой. Он видел цвет ее чувств, горячих и холодных, неважно, были это боль или страх. Он знал, что добыча боялась воина – но недостаточно. Особенно сейчас, когда она продемонстрировала, что может ранить воина. Гэдиман излучал цвета гордости, ощущения, что он достиг цели.

«Я вспомню этот цвет, когда приду за тобой. А я приду».

Тело Гэдимана станет строительным материалом для яслей. И когда его надежно закрепят там, воин решит, послужит ли оно пищей для королевы, или подойдет для вынашивания молодняка, а может, станет для него пищей. Он даже может решить, что Гэдиман одновременно выносит молодь и станет ее первой пищей.

«А поскольку ты ранил меня и получил от этого удовольствие, я приму такое решение, чтобы ты жил как можно дольше».

А воин будет смотреть, пока гордость Гэдимана не растает вместе с прочими чувствами, пока не останется ничего, кроме страха, всепоглощающего ужаса, равного которому Гэдиман никогда не знал. Страх создавал хорошего носителя, был чрезвычайно важен. Он делал организм податливым, открывал пути для молодняка, позволял им надежно закрепиться, вырасти, изменить носителя так, чтобы тот исполнял их нужды. Страх для этого был очень важен. А когда молодняк выбирался из чужеродной матки, последние приступы страха и боли размягчали мясо, чтобы им могли питаться крохи.

Огромный воин хлестнул хвостом, передавая все, что он думал, планировал и чувствовал, своим братьям и своей королеве. Королева, его мать, послала в ответ любовь и одобрение. Все случится скоро. Воин об этом позаботится. А этот маленький человек, этот Гэдиман станет первым. Первой маткой. Первой едой. И он проживет достаточно долго, чтобы это понять. Воин позаботится и об этом тоже.

Королева одобрила.

В гостиной Колл глянула на экран, демонстрирующий характеристики странного по форме кинжала, и решила, что с нее хватит и видео, и выпивки. Черт, да вечера на «Бетти» обычно бывали интереснее, чем этот вот. Она попыталась встать, но повалилась обратно, словно потеряв равновесие.

Мужчины беззлобно усмехнулись.

– Господи, Джонер, – пожаловалась Колл, почесав в затылке, – что ты в это дерьмо добавляешь? Кислоту из батареек?

Она уставилась на пустой стакан, будто пытаясь понять, как так получилось.

– Только для цвета, – серьезно ответил Джонер, но они с Кристи тут же расплылись в улыбках и хлопнули друг друга по ладони.

– С меня хватит, – заявила Колл, с трудом поднялась и, пошатываясь, двинулась к выходу.

На ходу девушка пыталась насвистывать простенький мотив, который они придумали с Вриссом, но сейчас он звучал как-то грубовато.

Повернув за угол и скрывшись из виду, Колл выпрямилась – оказавшись совершенно трезвой. Оглядевшись, она убедилась, что вокруг никого нет, и решительно двинулась по коридору. Намеченный заранее маршрут привел ее к зоне, четко маркированной как «Доступ запрещен».

С этого момента каждая дверь станет препятствием.

Порывшись в кармане, Колл достала кольцо – мастер-ключ специалиста по замкам. На нем располагалась дюжина микрокапсул-распылителей, большинство из которых были ее собственным изобретением.

Не забывая оглядываться через плечо, напрягая слух, используя все чувства, чтобы удостовериться, что вокруг по-прежнему никого, девушка принялась вскрывать замок за замком. Некоторые из них требовали быстрого ввода кода и в дополнение к этому – правильную комбинацию химикатов, впрыснутых в анализаторы дыхания. Другим хватало просто капли-другой из нужной капсулы. Она справлялась со всем.

Наконец перед Колл бесшумно открылась последняя дверь – не широко, едва достаточно, чтобы она смогла проскользнуть внутрь. Помедлив, Колл вошла и закрыла за собой дверь. Тревогу так никто и не поднял. Очевидно, они уже не следили за обитателем этой камеры так пристально, как поначалу.

Отсек был маленьким, темным, и на секунду Колл показалось, что она ошиблась, что здесь никого нет. В камере не было ни раковины, ни водораздатчика, ни туалета – вообще ничего. Четко очерченные тени перемежались со светлыми пятнами, деля крошечное пространство на зоны – и все. А потом глаза Колл привыкли к яркому освещению, и на границе самой густой тени она заметила подошву кроссовки. За кроссовкой начиналась нога, почти незаметная в затемненной зоне.

Единственный обитатель камеры свернулся клубком в этой тени, умело спрятавшись от взглядов сверху.

Стараясь держаться темных зон, Колл медленно двинулась к нему, затем, подобравшись ближе, пригнулась к самому полу. Несмотря на близость, она едва могла разглядеть очертания фигуры, лежавшей в позе зародыша. Колл бесшумно вползла в тень. В кои веки она радовалась тому, что ей досталось такое маленькое тело. Тень скрывала ее полностью. Теперь обе они оказались спрятаны. И тут же наверху двинулась тень – охранник совершал обход над камерой, гремя ботинками по решетке. Колл затаила дыхание.

Наконец, он прошел дальше, и Колл снова повернулась к спящей женщине. Она ждала, пока та поймет, что рядом кто-то есть, но заключенная продолжала спать. Пряди каштановых волос закрывали лицо, грудь поднималась и опускалась – мерно, нормально. По-человечески. Женщина обхватила руками живот, словно защищая что-то. Или, возможно, она испытывала боль. Даже во сне ее красивое лицо хмурилось, словно женщине снились кошмары…

«Ты здесь по делу, – напомнила себе Колл, подавив укол жалости. – Так и займись им. Что с того, что она выглядит как…»

Бесшумно, как ассасин, она вытянула руку, и в ладонь упал спрятанный стилет. Колл коснулась кнопки, и из рукояти беззвучно выдвинулось лезвие. Остро заточенный серебристый клинок был длиной почти в фут. Колл всегда считала, что дистанционное оружие – для трусов. Ей нравилось работать вблизи и тихо.

Она сжалась, отвела оружие назад. Рука не дрожала.

«Прекрати на нее таращиться. Делай то, зачем пришла».

Колл сглотнула. Одно быстрое движение – и она проткнет сердце. Чисто. Четко. Рипли не успеет ничего понять. Это было самым добрым из всего, что Колл могла для нее сделать.

Внезапно женщина пошевелилась во сне, и Колл застыла. Рипли откинула голову, открыв длинную шею. Коричневый обтягивающий жилет расстегнулся на груди и животе. Бледную кожу было видно даже в темноте.

Кончиком стилета Колл еще немного отвела полу и моргнула, глядя на шрам. Шрам? Шрам!

Нет!

Женский голос небрежно спросил:

– Ну?

Колл подскочила и отползла чуть назад. Она была так потрясена, что едва не выронила нож.

– Ты собираешься меня убивать, или что? – поинтересовалась Рипли своим обычным равнодушным тоном.

Колл стиснула челюсти.

– Смысла уже нет, верно? – Она крутнула запястье, и стилет нырнул обратно в рукав так же бесшумно, как появился. – Они уже вытащили это. Господи… оно здесь? На борту?

В желудке словно образовался ком льда. Колл все еще не могла принять тот факт, что она опоздала. Опоздала!

Рипли мрачно улыбнулась:

– Ты имеешь в виду мою малышку?

Колл замотала головой, едва отдавая себе отчет в том, насколько странно говорить о таком с этой женщиной.

– Я не понимаю. Если они его достали, то почему ты еще жива?

Легкое пожатие плечами:

– Они любопытные. Я – последний экземпляр.

Колл подавила бессильную ярость. Она не учитывала, что может опоздать. Взяв себя в руки, девушка многозначительно взглянула на женщину рядом в резко очерченной тени. В руке снова сверкнул нож, и Колл продемонстрировала его Рипли.

– Если хочешь, я могу это все прекратить, – мягко сказала она. – Боль… этот кошмар. Это все, что я могу тебе предложить.

«Ты заслуживаешь лучшего».

Выражение лица Рипли смягчилось, и его заполнила такая невыразимая печаль, что Колл ощутила укол в сердце. Не отвечая, женщина спокойно прижала ладонь к кончику стилета.

– Почему ты думаешь, что я это тебе позволю? – прошептала она.

С этими словами Рипли надавила на острие и не останавливалась, пока лезвие не вышло с другой стороны не меньше чем на четыре дюйма.

Колл вытаращила глаза, у нее отвисла челюсть. Такое же выражение лица было у нее в кают-компании.

– Кто ты такая? – прошептала она, глядя на пронзенную руку, тонкую струйку крови, ничего не выражающее лицо женщины.

– Рипли, Эллен, – невыразительным голосом ответила та. – Лейтенант первого класса. Номер пять-один-пять-шесть-один-семь-ноль.

Колл только покачала головой.

– Эллен Рипли умерла больше двухсот лет назад.

На лице женщины отобразилось немое удивление. Она стянула руку с клинка, лишь чуть поморщившись от боли, словно это был пустяк.

– Что тебе об этом известно? – она явно пыталась говорить отстраненно, но в вопросе чувствовался интерес.

– Я читала Морзе, – с нажимом ответила Колл. – Я читала все запрещенные документы. Эллен Рипли отдала жизнь, чтобы спасти нас от зверя. Ты – не она.

Женщина, которая называла себя Рипли, отвернулась, глядя в точку, видимую только ей.

– Я – не она? Но что я в таком случае?

«Хороший вопрос, – подумала Колл, зачарованно глядя, как лезвие ее ножа шипит и дымится, тает у нее на глазах, превращаясь в острый обрубок. – А вот и ответ».

Она продемонстрировала то, что осталось от стали.

– Ты – объект. Тестовый экземпляр. Клон. Они вырастили тебя в гребаной лаборатории.

На лице Рипли снова мелькнула мрачная усмешка.

– Но дерево создаст лишь Бог.[24]

Колл внезапно ощутила необходимость понять это… эту имитацию, эту тень Рипли.

– А теперь они вытащили из тебя зверя.

Снова печаль. Скорбь из глубины души, боль, о силе которой Колл оставалось только гадать.

– Не до конца.

– Что? – не поняла Колл.

Рипли посмотрела ей в глаза. Ее взгляд обжег Колл, прошел насквозь, так же, как кислотная кровь Рипли растворила нож.

– Они в моей голове, – прошептала женщина. – Внутри, за глазами.

Впервые она выглядела человечной, уязвимой.

– Тогда помоги мне! Если в тебе осталось хоть что-то человеческое, помоги мне остановить их, прежде чем эта тварь вырвется на свободу.

Отчаяние Рипли казалось бездонным:

– Слишком поздно.

Сначала Колл поняла ее неправильно.

«Слишком поздно для меня?»

Она внезапно осознала, что скорчилась в темноте в считаных дюймах от этой… этого… Колл не знала, как ее называть. Хищник, который, вероятно, мог одной рукой убить ее быстрее, чем она успела бы дернуться в свою защиту. Нож был бесполезен…

Рипли подняла руку к лицу Колл, и девушка вздрогнула. Рипли на секунду замерла, а потом двинулась снова. Она провела пальцами по лбу Колл, поправила прядь волос. Нежный, почти чувственный жест. Так мать могла бы коснуться ребенка: чуть-чуть заботы, чуть-чуть утешения…

– Я смирилась с мыслью, – пробормотала Рипли, и Колл поняла, что речь идет о монстре, которому эта женщина дала жизнь. О том, что монстр жив. Что она станет началом новой чумы. – Это неизбежно.

Колл взяла себя в руки. Лицо ее посуровело.

– Пока я здесь – нет.

Она старалась не думать о том, насколько пусто это прозвучало. Она ненавидела свое маленькое тело, свой мягкий певучий голос. И снова, как уже бывало, пожалела о том, что не сложена как Кристи.

– Тебе ни за что не уйти живой, – печально, словно убеждая глупого ребенка, сказала Рипли.

– Мне наплевать! – заявила Колл, но голос ее дрогнул.

Рипли заинтересованно подняла бровь:

– В самом деле?

Со скоростью молнии она схватила Колл за горло, и той внезапно стало нечем дышать. Колл немедленно размахнулась обломком стилета. Удару помешали и теснота, и нарастающий ужас. Рипли впечатала ее руку в пол, навалилась сверху. Колл пыталась отогнать страх, вернуть способность ясно мыслить.

Глаза хищника изучали ее лицо. Наконец, Рипли предложила:

– Я могу все это прекратить, – в голосе ее звучала бесконечная боль.

Колл услышала собственный всхлип. Она знала, что лицо ее выражает ужас. Взглядом она взмолилась о пощаде.

И так же быстро, как схватила, Рипли ее выпустила и отползла. А потом снова свернулась в клубок, прижавшись спиной к стене, прячась в тени настолько глубоко, насколько могла.

«Что ты делаешь? Зачем тебе вообще прятаться? Что, по-твоему, они теперь от тебя хотят?»

Неудивительно, что в камере не было мебели. Если бы здесь поставили кровать, Рипли наверняка бы пряталась под ней, полностью скрывшись от наблюдения. Обретает ли человек чувство защищенности и уюта, скорчившись в темном углу? Или это какое-то забытое детское воспоминание, уходящее на сотни лет в прошлое?

– Уходи, – приказала Рипли мертвым голосом. – Убирайся отсюда. Они тебя ищут.

Колл обессиленно отползла, боясь, что женщина передумает, понимая, что выйдет она из камеры или нет, зависит только от прихоти Рипли.

Она выбралась из тени, судорожно глотая ртом воздух, и на четвереньках кинулась к двери. Внезапно ей стало все равно, увидит ли ее охранник. Цель, всю ее миссию скрыл туман самосохранения. Колл не могла поверить, насколько силен оказался этот инстинкт, вынуждающий ее бежать. Она неуклюже ощупала дверь, нашла механизм, вскрыла его и бросилась прочь из камеры, в панике позабыв про осторожность. Она успела сделать два шага, прежде чем что-то холодное и металлическое коснулось шеи. Прежде чем Колл успела обернуться и защититься, шокер сработал, обжигая кожу. Нервы вспыхнули, и электрический разряд пронесся по позвоночнику, по каждому нерву…

Колл вскрикнула, а затем все окутала тьма.

Рэн самодовольно смотрел на крошечную темноволосую женщину, скорчившуюся на полу. Двое солдат подхватили ее под руки и вздернули на ноги.

«Что ты о себе возомнила, раз пыталась помешать сверхсекретной исследовательской миссии? Ты действительно думала, что у тебя получится?»

Рэн чувствовал себя настолько взбешенным, что был признателен за присутствие солдат. Это вынуждало его сохранять профессионализм. Когда Колл потрясла головой, начиная приходить в себя, он прорычал:

– Кажется, тебе предстоит осознать, что это был неблагоразумный поступок! – он обратился к одному из солдат: – Где ее приятели?

– Насколько нам известно, они все в отдельных каютах, сэр…

– Включить тревогу, – приказал Рэн. – Я хочу, чтобы их всех задержали – немедленно!

В своей тени Рипли подтянула колени к груди, крепко обхватила себя руками и уставилась в темноту, стараясь не позволить словам молодой женщины себя задеть.

Она устала, так устала… но не решалась заснуть.

«Я не хочу спать, – раздался в ее сознании тонкий голос. – Мне снятся страшные сны».

Кто это сказал? Рипли не помнила, но воспоминание пронзило ее как нож.

Она не могла спать… ей казалось, что они могут коснуться ее во сне. В это время разум незащищен, и они поднимаются на поверхность. Все монстры – настоящие монстры. Они движутся, дышат, злятся. Видят сны, планируют, ждут…

Рипли содрогнулась.

Они составляли идеальный организм с единственной истинной функцией. А эта женщина, эта маленькая юная женщина, она не могла понять…

«Его структурное совершенство может сравниться лишь с его агрессивностью».

Рипли не помнила, кто сказал ей это, и когда, но слова остались в памяти все равно. Они наполняли ее невероятной горечью. А мысли о рвении этой юной идеалистки, ее целеустремленность угнетали еще больше. Потому что в ее глазах Рипли видела легчайшую тень того, чем она была. Во что ее превратили судьба и худшая удача во вселенной.

«И чем сделала меня судьба на этот раз?» – безучастно задалась она вопросом.

Эллен Рипли, как настаивало ее хаотическое сознание, или предательница, подменыш такой же карикатурный, как… как…

«Сам я предпочитаю термин “искусственный человек”».

Рипли моргнула, глядя на быстро заживающую отметину на ладони – все, что осталось от ножа той женщины.

В спокойствии этого момента ее глаза закрылись, тело обмякло, и Рипли, не заметив этого, погрузилась в сон. И оно было там, ждало… внутри, за глазами…

Тяга к влажному теплу яслей, сила и поддержка себе подобных. В одиночестве она страдала от изоляции собственной личности. Только во сне она могла объединиться с ними, возрадоваться. Пришло время строить ясли. Время соединиться с другими воинами и служить королеве. Вот для чего она жила.

Воин хлестнула хвостом, передавая все, что думала, планировала и чувствовала, королеве. И королева послала воину в ответ любовь и одобрение. Вскоре это случится. Королева об этом позаботится, а воин – воплотит в жизнь. И эта человеческая оболочка, эта Рипли, станет матерью для них всех. Первая матка. Первый воин. И она проживет достаточно долго, чтобы увидеть это все, чтобы разделить с ними славу. Королева об этом позаботится, потому что Рипли – ключевое звено улья. Воспитатель яслей. Основа Новорожденного.

Рипли беспомощно крутилась во сне, издавая слабые звуки протеста и боли. Королева разделила с ней сны – и одобрила.

7

Кристи уже готов был заявить Джонеру, что устал и от этого кошмарного самогона, и от этой компании, а потому собирается отправиться спать, как дверь внезапно распахнулась. В комнату ворвались четверо солдат. Кристи с Джонером вскочили, но, прежде чем они успели что-нибудь предпринять, на них уставились дула заряженных винтовок. Солдаты явно готовы были открыть огонь. Члены команды «Бетти» быстро переглянулись. Джонер инстинктивно крепче сжал термос.

– В чем дело? – поинтересовался Кристи, стараясь не совершать резких движений. Он опустил руки, развел их в стороны. Ему совершенно не хотелось, чтобы его не так поняли.

– Сэр, – ответил один из солдат с неуместной вежливостью, – идемте с нами. Немедленно.

«Кажется, придется», – подумал Кристи и коротко кивнул Джонеру.

– Немедленно, – повторил солдат. – Сэр.

Кристи взглянул на него внимательнее. На шлеме было написано имя: Ди’Стефано.

– Да не вопрос. Мы идем. Никакого сопротивления, верно, Джонер? – Кристи нарочито осторожно завел руки за спину и сцепил их.

– Это ты верно сказал, – глухо пробурчал Джонер.

Их привели в кают-компанию, где горели все светильники. Вскоре еще несколько солдат втолкнули в двери Элджина с Хиллард. Элджин поправлял одежду – ему явно пришлось одеваться в спешке. Он взглянул на Кристи, поймал его взгляд, и Хиллард поступила так же. Никто не заговорил.

Внезапно в комнату впихнули Колл. Она споткнулась, явно не слишком хорошо понимая, что происходит, потерла шею. Тот доктор, Рэн, заявился вместе с этой группой, и теперь злобно сверлил Колл взглядом.

«Они ее парализовали», – осознал Кристи и напрягся. Какого хрена эта девчонка затеяла? И где Врисс, дьявол его забери?

Элджин привел одежду в порядок и прямо посмотрел на Рэна.

– Какого хера тут происходит?

– Похоже, босс, нас тут надуть хотят, – четко проговорил Кристи, чтобы Элджин осознал его интонацию.

Они с Джонером пили несколько часов подряд, но им уже случалось работать под такими дозами алкоголя, которые отправили бы большинство людей в могилу. Кристи понимал, что Элджина тревожит, смогут ли они адекватно отреагировать. Он пытался не думать о том, почему не привели Врисса. Они что, держат его где-то как заложника?

Рэн оглядел комнату, а потом резко спросил:

– Где еще один? Тот, в кресле?

«Ну, если он этого не знает, значит, Врисс на свободе», – с облегчением подумал Кристи.

Джонер, который стоял рядом с ним, проворчал Ди’Стефано:

– Убери от меня гребаные руки!

Голос его звучал замедленно, невнятно. Кристи задумался о том, не слишком ли Джонер набрался, чтобы действовать.

– Доктор, – рассудительно заговорил Элджин, – объясните, что происходит.

Ответ Рэна ясности не внес:

– Вы немедленно скажете мне, на кого работаете. Если нет, мы все равно получим ответ – любыми средствами.

«Чего? – подумал Кристи. – Когда мы сюда прилетели, то работали на тебя, тупой ты хрен. А кроме этого мы работаем на себя – и больше ни на кого».

Они с Элджином обменялись многозначительными взглядами.

Неожиданно вперед с мрачным лицом вышла Колл.

– Рэн, они тут ни при чем.

«Так значит, дело в Колл? Что, черт меня подери, одна такая кроха могла сделать этой крутой военной станции?»

Хиллард бросила на Колл сердитый взгляд.

– Ни при чем именно?

Элджин примирительно вскинул руки.

– Давайте все успокоимся. Мы можем все решить. Не нужно заводиться…

Услышав кодовые слова, Кристи приготовился действовать. Он расслабил заведенные за спину руки, и в ладони из рукавов выскользнули два пистолета. Кристи осторожно обхватил знакомые, приятные рукояти своими огромными ладонями.

А Рэн продолжал свою тираду:

– Вам известно, каково наказание за террористическую деятельность?

– Террористическую? – пробормотал Джонер.

«Вот дерьмо, – встревожился Кристи. – Может, он действительно хлебнул лишнего? Если он не присоединится… или будет действовать слишком медленно… мы в глубокой жопе».

Элджин, наконец-то, начал злиться.

– В моей команде нет никаких террористов, – он обратил ярость на единственного человека, который, кажется, понимал, что происходит. – Колл, что все это значит?

Прежде, чем та успела ответить, вмешался Рэн:

– Мне наплевать, замешаны вы или нет. Вы привели диверсанта на борт военного корабля, и, как по мне, заслужили поджариться вместе с ней. Понятно?

Элджин выпрямился, глядя Рэну в глаза.

– Да, – он взглянул доктору через плечо. – Кристи?

Все это время Кристи стоял совершенно неподвижно, как статуя. Но он услышал.

Прежде чем кто-то успел отреагировать, Кристи быстрым, как удар хлыста, движением вскинул оружие и начал стрелять, разворачиваясь, как орудийная турель на линкоре. Скорость стрельбы никак не вредила точности. Один за другим солдаты получили по пуле точно в сердце. Ни один выстрел не задел членов команды «Бетти», несмотря на то что они стояли вплотную к солдатам.

Мощные заряды, выпущенные с такой близкой дистанции, отбрасывали солдат на пару шагов назад. Из пробитых тел вырывались фонтанчики крови, внутренностей и осколков костей, усеивая стены, столы, кресла и других солдат. Наконец, убитые рухнули на пол, но еще до того оставшиеся солдаты начали реагировать. Тот, что стоял рядом с Кристи, повернулся, вскидывая оружие.

Кристи не стал разворачиваться к нему. Он просто бросил руку с пистолетом в сторону и выстрелил, полагаясь только на периферийное зрение. Разрывная пуля отбросила солдата назад, и он умер, не успев даже тронуть спусковой крючок.

Другой солдат, стоявший возле выхода, взревел и бросился вперед, стреляя на ходу.

Кристи ушел с линии огня, но пули рикошетили в опасной близости от Джонера. Тот заторможенно танцевал под пулями, чудом избегая попаданий и пытаясь открутить крышку металлического термоса. И тут пуля неожиданно угодила в самое его уязвимое место – точно по контейнеру с самогоном. Раздался громкий звон, и у верха термоса появилась вмятина.

На лице Джонера отразилось искреннее изумление: пуле удалось то, что не получалось у него самого. Крышка отлетела, и спрятанный внутри револьвер упал прямо в руку Джонера. Ему едва хватило времени прицелиться в солдата – оболочка термоса так и болталась вокруг оружия. Он нажал на спусковой крючок, и металлический цилиндр взорвался – как и солдат. Мужчина с криком опрокинулся на спину и проскользил по полу точно так, как прежде – сам Джонер. С той разницей, что Джонер при этом выжил.

Элджин остановил тело солдата, подставив ногу под шлем так непринужденно, словно это был футбольный мяч.

Но тут Кристи услышал зловещий щелчок и понял, что кто-то подобрался к нему сзади.

– Прекратить! – заорал кто-то совсем рядом.

Кристи оглянулся, но успел заметить только гладкое дуло военной винтовки, направленное ему в голову.

– Бросай оружие, – приказал солдат, – или я ему башку снесу.

Все замерли. Джонер оскалился, став еще уродливее, чем когда-либо прежде. Разломанные останки термоса дымились и, должно быть, жгли ему руку.

«Бросить оружие, паренек, мне не так-то просто», – подумал Кристи.

Он медленно поднял руки над головой и разжал ладони, чтобы все увидели механизм, удерживающий пистолеты у пальцев. Кристи никогда и не думал о способе быстро бросить оружие в такой ситуации. Возможно, потому, что никогда не предполагал в такой ситуации оказаться.

Того, что мощное оружие окажется закрепленным рядом с пальцами Кристи, солдат никак не мог предполагать. Кристи заметил, как по лицу его скатилась капелька пота. Солдат дрожал от напряжения. Придется действовать очень аккуратно. Им всем нужно действовать крайне аккуратно. Одно неверное движение – и он покойник.

Кристи спокойно посмотрел вверх, оглядывая потолок, и тайком направил ствол одного револьвера в усиленный дополнительными панелями угол. Увел дуло чуть в сторону, совсем чуть-чуть, прицелился…

Кристи выстрелил. Пуля с пронзительным визгом срикошетила и ударила точно в шлем солдата. Он упал, словно подрубленное дерево. Аккуратная дырочка на верхушке шлема дымилась.

Теперь оставались один солдат и один доктор: Ди’Стефано и Рэн. Кристи улыбнулся, опустил руки и взял их на мушку.

Когда раздался первый выстрел, в наблюдательной комнате взвыли сирены и вспыхнули тревожные огни. Гэдиман с ассистенткой, Карлин Уильямсон резко обернулись к экранам, один из которых демонстрировал кают-компанию. Пока они завороженно наблюдали за происходящим, идеально отрегулированный голос Отца объявил:

– Тревога. Тревога. В кают-компании совершено вооруженное нападение на личный состав «Возничего».

Компьютер повторял это снова и снова, а Гэдиман и Карлин смотрели, как разношерстная команда «Бетти» за считаные секунды победила больше полудюжины тренированных вооруженных солдат.

Все было кончено прежде, чем Гэдиман смог взять себя в руки. Он оцепенело смотрел, как огромный чернокожий мужчина прижал револьвер к голове доктора Рэна.

– Дерьмо! – прошипел Гэдиман. Он чувствовал себя совершенно беспомощным.

– Рэн!.. – выдохнула Карлин, ухватившись за рукав Гэдимана.

Но оба они понимали, что не могут сделать ровным счетом ничего – только в ужасе смотреть на разворачивающуюся сцену.

«И какого хера нам теперь делать?» – спросил себя Элджин, когда вокруг все замерло.

Кристи крепко держал доктора, прижимая ствол к его голове, чтобы обеспечить максимум сотрудничества.

«Как нам целехонькими убраться с этой баржи? Взять Рэна в заложники?»

В любую секунду сюда могли ворваться толпы мордоворотов.

Джонер, наконец-то придя в себя, решил разоружить последнего солдата. Элджин отметил, что Джонер заметил имя солдата и воспользовался им, чтобы привлечь его внимание.

– Ладно, Ди’Стефано, давай медленно и аккуратно… – с этими словами Джонер взял ружье из его рук.

Как только единственный уцелевший солдат остался без оружия, Колл двинулась к выходу, прорычав:

– А теперь я со всем этим покончу.

«Это с чем же?» – подумал Элджин. Он по-прежнему не имел представления о том, что же послужило причиной всего этого. А вот Колл – знала. Капитан крепко схватил Колл за темные коротко остриженные волосы и резко дернул назад, заставив девушку выгнуться чуть ли не дугой.

– Ты, Колл, останешься здесь! – сердито заявил Элджин.

Воин наблюдал за сменой чувств у двух человек, стоявших спиной к нему и его братьям. Один брат стоял рядом с ним, а позади, у стены клетки, сидел третий – самый мелкий из них. Второй воин нетерпеливо мерил клетку шагами, но первый стоял на месте, наблюдал, выжидал. Он, не отрываясь, смотрел на красную кнопку, оставшуюся теперь без присмотра. Люди злились, тревожились, нервничали. Краски ярко вспыхивали – то, что вызвало эти чувства, все еще длилось. Снаружи раздавались странные звуки, голоса, громкий бессмысленный шум. Вспыхивали лампы. Все это было интересно, но происходящее не могло отвлечь воина от его первичной цели.

Обязательно должен был быть способ обернуть неожиданные неприятности людей себе на пользу.

И тут пришло воспоминание. От Матери.

«Даже не представляю, кто хуже… за ними хотя бы не замечено, чтобы они убивали друг друга ради премии…»

Это было чужое воспоминание, и воин не был уверен, что полностью его понимает. Но оно несло с собой некий смысл, какое-то знание. Он задумался.

Первый воин повернулся к брату, делясь с ним сведениями. Второй принял информацию и остановился. Вдвоем они взглянули на третьего. Меньший брат понял их намерения, причины, весь новый концепт. Он даже был с ним согласен. Тем не менее, его так же обременяла собственная личность, поэтому третий воин испуганно прижался спиной к стене пещеры.

Остальные двое снова повернулись к людям, наблюдая за ними, рассматривая предохранительное устройство. Люди совершенно забыли о них, поддавшись панике. Звуки, голоса, изображения в их машине – все это отвлекало их от воинов. Люди были легко возбудимым видом, и все же умели приспосабливаться к ситуации. Это, в числе прочего, делало их такими замечательными носителями.

Действовать требовалось быстро.

Двое воинов бросились на третьего. Тот, даже понимая необходимость того, что они задумали, потерялся в своей индивидуальности и в ужасе оскалился на братьев. Это не имело значения.

Двое действовали, как один. Маленький воин кричал и визжал, а более крупные братья вцепились в него, что было сил. Мощные хвосты яростно хлестали в попытках сохранить равновесие, били в стены, в прозрачное окно. Умирающий брат завизжал громче. Он пытался бороться, но зубы воина сомкнулись на его черепе, а сильные лапы рвали конечности, хвост, тянули за голову.

Когда зубы второго воина, наконец, прогрызли твердый экзоскелет, из ран потекла кровь. Первый воин оторвал руку своего брата, и кровь брызнула фонтаном, запятнав прозрачное окно, стены, пол. Первый воин чувствовал запах растворяющихся стен прочной клетки, слышал шипящий, булькающий звук разрушения.

Умирающий брат завизжал, отдавая, пусть и неохотно, свою жизнь королеве, улью. И наконец раздался последний триумфальный крик, возвещая завершение смертельной борьбы.

Двое воинов разорвали брату грудь, вырвали спинные шипы, оторвали ноги. Они были покрыты кровью, но она не могла им повредить. А вот пол клетки булькал, шипел, таял и размягчался. Два воина продолжали рвать тело третьего, пока не разодрали его на куски.

Первый воин ощутил чувства королевы: принятие жертвы сына через горе и гордость.

За воющей над красными тревожными лампами сиреной спокойный голос Отца изменил повторяющееся сообщение о чрезвычайной ситуации на нечто новое. Чтобы сообщение дошло до Гэдимана и его помощницы, потребовалось три повтора:

– Масштабные структурные повреждения в отсеке для содержания животных номер ноль-ноль-один. Масштабные структурные повреждения в отсеке для содержания животных номер ноль-ноль-один. Повреждения достаточно велики, чтобы нарушить периметр безопасности отсека для содержания животных номер ноль-ноль-один. Масштабные структурные повреждения в отсеке для содержания животных номер…

«Клетка повреждена?..»

Гэдиман мгновенно забыл о том, что происходило в кают-компании, и резко повернулся к окошку. В уши внезапно ударили жуткие вопли из клетки, но он никак не мог разобрать, что там происходит – только лихорадочное движение теней. По окну ударил мощный хвост, и оно задрожало. А затем на стекло плеснуло какой-то жидкостью…

…и обозревательное окошко начало растворяться.

«Какого дьявола?..»

– Доктор Гэдиман! – крикнула Карлин, указывая на окошко. – Доктор!

Не тратя времени на ответ, он подбежал ближе к окну. Внутри взвихрились тени, а затем все застыло. Гэдиман видел куски того, что некогда было живым организмом. На полу вздымалась булькающая, тающая масса. Двое оставшихся чужих внезапно повернулись к нему. Они словно ухмылялись!

Гора на полу начала таять, превращаясь в липкую лужу.

В ужасе выпучив глаза, Гэдиман бросился к аварийной кнопке, вдавил ее в панель и держал, не отпуская. Взглянув в окошко, он увидел, как по клетке распространяется азот, но не услышал криков воинов. Вообще ничего. А потом азот наполнил клетку, не давая понять, что там происходит. Наконец, Гэдиман отпустил кнопку и подождал, пока туман рассеется, чтобы…

– Господи, доктор! – вскрикнула Карлин.

Воздух очистился, и Гэдиман успел увидеть, как длинный хвост исчезает в бездонной дыре.

Она проснулась от кошмара, с криком.

«Проснись. Не шевелись. У нас проблемы».

Нет, это просто воспоминание.

Она помедлила, прислушиваясь, вглядываясь в темноту. Чувствуя.

Нет, не просто воспоминание, не просто плохой сон. Что-то происходит. По-настоящему.

Гэдиман смотрел на то, как открывается дверь. Это было просто невозможно. Такого не могло произойти. Они исчезли. Ушли!

В голове билась единственная мысль: «Рэн меня убьет. Моя должность, мои исследования – все пропало».

Все еще пытаясь принять реальность, пустоту, он прошел на запретную территорию – в клетку. Гэдиман шел осторожно, аккуратно обходя пятна, которые все еще радостно пузырились. Вонь горящего пластика драла горло.

В центре помещения пола не было. Он размяк, растворился. Невозможно. Куда они могли уйти? Что они могут сделать?

Стараясь не наступить в лужи, Гэдиман наклонился над дырой, но там было слишком темно, и он ничего не увидел. Может, они там, внизу, заперты между конструкциями корабля? Тогда их можно было бы поймать… если бы он только мог увидеть…

Гэдиман опустился на колени, вглядываясь во мрак.

За его спиной Карлин выдохнула:

– Господи, доктор, осторожнее!

Все оказалось хуже, чем он думал. Теперь Гэдиман видел свет. Кровь уже проела дорогу через два уровня.

– Боже, Карлин, – сказал он. – Они могут быть где угодно.

Внезапно что-то черное, паукообразное появилось из-под края оплавленной дыры. Гэдиман, пытаясь разглядеть повреждения на следующем уровне, заметил это только спустя долю секунды. На долю секунды позже, чем нужно.

Картинка отпечаталась в сознании мгновенно: шесть пальцев, длинные ногти, нечеловеческая голова…

Гэдиман отшатнулся, но недостаточно быстро. Огромная лапа схватила его за лицо и крепко сжала. Гэдиман заорал, но крик заглушила ладонь чужого. Его накрыла волна ужаса, приняла в объятия, поглотила – затмила все. Гэдиману было плевать, слышит его кто-то или нет. Он должен был кричать – и он кричал. Снова и снова.

С силой, какой Гэдиман и представить не мог, огромный воин почти грациозным движением утащил его во тьму межпалубного пространства. И там, под потолком, обхватил его руками, обвил хвостом и прижал к себе, словно любовник. Он держал Гэдимана крепко, надежно, чтобы тот не упал. А затем тварь мягко убрала руку с его рта, с любопытством разглядывая Гэдимана, а тот – орал, насколько хватало легких, выплескивая в крике жуткий всепоглощающий ужас.

Монстр, казалось, улыбается во тьме, но, как и у Чеширского кота, Гэдиман видел только эти кошмарные серебристые зубы. Тварь ухмылялась. Гэдиман заорал снова.

Карлин, застыв на месте, смотрела, как доктор Гэдиман внезапно и необъяснимо исчез в дыре. Нет. Не необъяснимо. Она точно знала, что произошло. Знала, сохрани ее Господь.

Вытаращив глаза, с полуоткрытым ртом и дрожащим от ужаса подбородком она попятилась из клетки и ударила по кнопке закрытия дверей.

«Они выбрались! Они выбрались!»

Отец продолжал бубнить о структурных повреждениях и нарушении режима безопасности. Террористы захватили кают-компанию, а теперь еще…

Карлин в панике бросилась бежать, пытаясь найти хоть кого-то, за помощью. Но она знала, что здесь, у Плутона, помощи не будет. Они оказались заперты в жуткой бутылке с самым злобным из возможных джиннов.

Колл никогда еще не испытывала такого раздражения. Она уставилась на Элджина. Нужно было убрать его с дороги. Она должна это сделать. Колл видела, что Элджин колеблется, что он не знает, поверить ей, или списать потери и уносить ноги.

– Он проводит незаконные эксперименты! – Колл чуть не орала на капитана «Бетти». – Он выводит…

Джонер, все еще полупьяный, не дал ей договорить:

– Да она чертова шпионка! Заморозить суку…

Пытаясь его перекричать, Колл ткнула пальцем в Рэна:

– Послушайте меня! Он здесь выводит внеземных существ! Невероятно опасных. Если они вырвутся на свободу, червивая чума на Лацерте покажется гребаными народными танцами!

Элджин явно задумался над ее словами. Он переводил взгляд с нее на Рэна и обратно.

Внезапно Кристи прошептал:

– Слушайте!

Эта тихая команда заставила всех прислушаться, даже Рэна и Ди’Стефано.

Звуки были далекими, но узнаваемыми. Крики. Жуткие крики. Поняв, что они слышат, все замерли. Много голосов. Ружейный огонь. Чей-то жуткий высокий визг…

Рэн медленно повернулся по направлению к звукам. Внезапно прозвучал мужской компьютерный голос:

– Тревога. Отсеки для содержания животных под номерами от ноль-ноль-один до один-ноль-один сильно повреждены. Структурная целостность утеряна. Особи, содержавшиеся в отсеках, выбрались на свободу. Всему персоналу: немедленная эвакуация. Повторяю. Всему персоналу: немедленная эвакуация.

– Нет! – заорал Рэн.

Мартин Перес подскочил на койке от внезапного воя сирены. Спокойный голос Отца перечислял аварийные процедуры и велел немедленно эвакуироваться.

«Эвакуироваться? – еще сонно подумал Перес. – Невозможно. Единственной причиной для эвакуации “Возничего” могло бы стать…»

Повторяющееся, пусть и короткое объяснение происходящего от Отца избавило его от необходимости гадать.

– Отсеки для содержания животных сильно повреждены. Особи, содержавшиеся в отсеках, выбрались на свободу.

Разъяренно рыкнув, Перес схватил фуражку, натянул на голову и потянулся за штанами.

Если виноват окажется этот клон, он лично проследит за тем, чтобы ее полностью уничтожили, до последней клетки.

Научный персонал бросился на помощь в ту же секунду, когда они услышали объявление Отца. Никто не мог поверить, что чужие в самом деле выбрались. Это ведь невозможно, верно? Как?

Когда начались крики и стрельба, доктор Брайан Клаусс находился ближе всего к отсекам для содержания животных. Он бежал туда, не думая, на чистом адреналине. По дороге скинул лабораторный халат, под которым носил такую же форму, как и солдаты.

Добравшись до зоны, он осторожно двинулся по коридору, который вел к наблюдательной комнате, и вскоре замер в ужасе: перед ним лежали тела пяти солдат. Тела ли? Брайан осторожно подобрался к ним, не теряя бдительности. Ближе всех лежала молодая женщина в ранге сержанта. Брайан опустился на колени рядом с ней, тронул шею. Под теплой кожей пульсировала кровь. Сердце билось сильно, уверенно. Их парализовало? Неважно. Эта женщина не могла ему помочь, не могла рассказать, что здесь произошло.

Брайан поднялся и осторожно двинулся дальше, не забывая оглядываться. Поддавшись порыву, он поднял ружье сержанта, проверил магазин. Лучше перестраховаться…

Рэн был бы против того, чтобы стрелять на поражение – он попробовал бы поймать тварей, парализовать и схватить снова. Брайан достаточно долго проработал с ведущим исследователем, чтобы это понимать. Но… Клаусс оглядел солдат, поврежденные пустые клетки и взялся за ружье крепче. Оружие придавало уверенности.

«Да пошел этот Рэн», – решил Брайан.

Сутью исследований было учиться на прошлых ошибках.

«Не-а, только не я, – подумал он, осмотрев всех солдат по очереди. – Со мной такого не случится. Если один из этих ублюдков на меня выпрыгнет, посмотрим, кто останется лежать на полу».

Он щелкнул предохранителем и приготовился идти дальше. Внезапно военные тренировки, которые пришлось пройти, чтобы получить это назначение, перестали казаться таким уж испытанием.

«Поглядим, как этим уродливым тварям понравятся крупнокалиберные пули».

Он двинулся мимо ряда разрушенных клеток – осторожно, тихо, уважительно переступая через павших солдат.

Уничтожены были все клетки до единой – даже те, что стояли пустыми! И громили их с яростью, какую трудно было представить. Словно звери ненавидели сам факт заключения. Но это не имело смысла. Они ведь просто животные… верно?

Брайан остановился у первой клетки. Должно быть, все началось здесь. Он заглянул внутрь, увидел огромную проплавленную дыру в полу. Как такое могло произойти? Света не хватало, но ему показалось, что в провале что-то шевелится. Один из зверей? Все еще прячется здесь?

Клаусс поднял ружье, но понял, что почти ничего не видит. Он прислушался. Ничего. Аккуратно, осторожно он прошел внутрь через разбитое вдребезги окно, напрягшись всем телом, приготовившись стрелять. Оказавшись внутри, Брайан остановился, не отходя от окна, и прищурился, глядя в дыру.

Вот. Что это было? Что-то двинулось? Словно хвост?

Брайан вгляделся пристальнее, пытаясь поймать цель на мушку. Он больше не чувствовал себя ученым. Он стал солдатом и с огромным удовольствием пристрелил бы одну из этих тварей за то, что они сделали с солдатами снаружи. За то, что, по словам Карлин, они сделали с доктором Гэдиманом.

Воин, который прятался в наблюдательной комнате, ждал, пока человек не войдет полностью в его старую клетку. Ждал, пока добыча медлила на входе, смотрел, как один из его братьев заманивает человека кончиком хвоста. Эти люди такие легковерные. Воин смотрел, как исследователь поднимает оружие к лицу.

Воин ждал…

А потом он выбросил жесткий язык, тот ударил по ненавистной красной кнопке – и вдавил, удерживая ее в нажатом положении.

Струи азота ударили в человека, пропитали его одежду, накрыли лицо, обжигая жутким холодом. Человек дернулся, схватился за замерзающее, горящее лицо – но это лишь привело к тому, что рука пристала к леденеющей плоти. Жертва кричала, пока ее легкие не окаменели. Человек в агонии метался по клетке. Рука, в которой он держал оружие, ударилась о стену и отломилась в локте, как сосулька. Человек метнулся в другую сторону, ударился о стену вторым боком. Предплечье его раскололось, но кисть осталась примороженной к лицу. Наконец, жертва рухнула на пол. Ноги и позвоночник треснули от удара, и хрупкое тело разлетелось осколками.

Воин видел это все даже через азотный туман. Когда человек застыл без движения, расколотый, разлетевшийся по всей клетке, он отпустил кнопку. Человек еще мог пригодиться в пищу. За ним можно будет вернуться позже, когда тело немного оттает.

Шум, наконец, достиг камеры Рипли. Она открыла глаза во тьме и насторожилась, вбирая пространство всеми чувствами, как делала всегда после пробуждения.

Медленно она вышла из тени и прошла в центр комнаты. Она слышала человеческие крики, стрельбу. Она слышала хаос. Это было так знакомо.

И она слышала воинов – свободных, празднующих победу над добычей, которая пыталась их удержать, над людьми, которые теперь станут носителями. Вдалеке она слышала и королеву – ее радость, ее любовь к подданным, ее одобрение их храбрости.

Всеми чувствами женщина прислушивалась к людям и к чужим. Она слышала все это прежде…

Эллен Рипли ничего не могла с этим поделать. Она скорчилась на полу своей камеры и начала смеяться. Это был безрадостный смех, с ноткой истерики.

Внезапно что-то огромное ударило в дверь клетки. Рипли подскочила. Ей уже не хотелось смеяться. Еще удар. Еще, и еще. На двери появилась небольшая вмятина. Удар. Громкий, мощный.

Ее жуткие дети. Они пришли за ней.

8

Возможно, однажды настанет момент, когда Перес потребует отчет о том, что произошло на борту его корабля и кто именно облажался. Но ему хватало опыта командования, чтобы понимать: еще не время. Если Отец счел, что опасность личному составу настолько велика, что необходимо покинуть корабль, именно этим и следовало заняться. Ничего еще не потеряно. «Возничим» можно управлять и со спасательных шлюпок, находясь в космосе, так что они смогут отогнать станцию на другую стоянку вместе с запертыми внутри существами. Запертыми – и без добычи. И тогда будет время найти способ загнать чужих в новые камеры…

Но спланировать эти действия можно было и позже. В настоящий момент он обязан был обеспечить своим людям безопасность.

Хорошо тренированные, тщательно отобранные солдаты реагировали идеально, точно так, как их обучали. Они запустили ближайшую спасательную шлюпку, и уже шла погрузка.

Перес отдавал быстрые короткие команды, не тратя даром время и силы. Один за другим солдаты скользили по шесту в брюхо шлюпки и пристегивались. Отец отслеживал процесс, отмечая каждого солдата, как только тот застегивал ремни.

Одного не хватало.

Показался Олсен, который, как обычно, опаздывал. Если бы он не был таким опытным техником…

– Натягивай снаряжение, парень, и залезай! – рявкнул Перес.

Солдат перешел на трусцу. Наконец, он с разбегу ухватился за шест, и за ним немедленно начал опускаться люк спасательной шлюпки. Краем глаза Перес уловил какое-то движение и взглянул вверх. Черная тень – суставчатая, огромная – невероятно быстро сбежала по стене дока и вспрыгнула на шест. В закрывающийся люк она скользнула, как масло.

– Сэр! – заорал, тыча пальцем, солдат, который работал с управлением причального отсека.

«Господи!»

Генерал застыл, в ужасе глядя на то, как огромный чужой скрывается в шлюпке.

– Открыть люк! Выпусти их!

Солдат повиновался и заколотил по кнопкам. Люк открылся. Изнутри доносились крики, пронзительные вопли – человеческие и нет.

Люди были пристегнуты. Без оружия!

Перес видел, как на прозрачные иллюминаторы изнутри брызгает кровь. Человеческая кровь. Крики усилились. Перес развернулся, сорвал гранату с разгрузки солдата, который стоял, застыв в ужасе, и выдернул чеку. Именно в этот момент из люка выскочил, словно его выбросило, Олсен. Лицо техника было искажено безумным ужасом. Он схватился за поручни, за шест, пытаясь выбраться наверх. Огромные темные лапы схватили его за ноги и стянули вниз – обратно в ад.

– Закрыть люк! – приказал Перес.

– Но, сэр… – возразил солдат.

– Немедленно!

Солдат медлил еще долю секунды, но подчинился. Когда люк шлюпки начал закрываться, генерал запустил округлую гранату по полу.

– Запереть шлюз.

На этот раз никто не спорил. Граната едва успела проскочить в ворота. Перед тем, как они сомкнулись, Перес успел увидеть, как граната подпрыгнула и упала в шлюпку, как раз в закрывающийся люк. Когда люк и ворота закрылись, наступила благословенная тишина, но Перес все равно слышал крики людей в спасательной шлюпке. Крики эти навсегда останутся в его голове.

Оттолкнув солдата с дороги, генерал встал за консоль и запустил шлюпку. Корабль вздрогнул, и суденышко начало путь из дока в космос. Перес повернулся к ближайшему иллюминатору, глядя на то, как шлюпка опускается. Вскоре она вышла из дока в свободный полет. Прозрачные иллюминаторы теперь полностью покрывала красная пленка, но Перес все еще мог различить двигающиеся внутри, за кровавым пологом, тени. С мрачным лицом он щелкнул переключателем на пульте от гранаты, который так и держал в руке. Вместе с солдатом они наблюдали, как кораблик взорвался в безмолвии космоса.

Генерал на миг закрыл глаза, отдавая честь своим погибшим солдатам, а затем торжественно отсалютовал разлетающимся обломкам, в которых погиб целый взвод. После этого Перес повернулся к оставшемуся солдату. Тот стоял ошеломленный, широко раскрыв глаза. Резкий голос Переса заставил его снова взглянуть на генерала:

– Отправляйся к следующей группе во второй шлюпке и предупреди их. Будь начеку! Двигайся!

Солдат вытянулся по стойке «смирно» и отдал честь.

– Слушаюсь!

Он немедленно убежал прочь, оставив Переса разглядывать пустоту, в которой только что была спасательная шлюпка, полная солдат.

Оставшись наедине со своими мыслями и растущим сожалением, Перес легко тронул иллюминатор кончиками пальцев.

Внезапно по спине пробежал холодок, и Перес замер. Он уловил присутствие чужого сразу, в тот самый миг, каким-то образом поняв, что уже не один. Ему хотелось отмести ощущение как игру воображения, но та часть сознания Переса, которая хранила его все эти годы в армии, знала лучше. Не двигаясь, он смотрел на экран, и, наконец, в нем возникло смазанное жуткое отражение чужого, медленно поднимающегося позади.

Один из них. Существо поднималось, пока не стало выше, чем самый высокий человек. Оно двигалось быстро, как ракета, и бесшумно, как смерть.

Перес стоял совершенно неподвижно, не показывая страха, отказываясь признать поражение. Хотя бы этим он был обязан памяти своих мертвых солдат. Он смотрел на ужасающее отражение, а чужой-воин поднял тонкие губы в оскале, от которого стыла кровь. Обнажился первый ряд серебристых зубов. Из пасти стекала клейкая слюна. Чужой поднял паучьи лапы, готовясь к прыжку.

Перес медленно потянулся к пистолету. Если он сделает все достаточно быстро… генерал стиснул рукоять и…

Он увидел, как из пасти монстра вырвался жесткий зубастый язык, и скорее понял, чем почувствовал, как тот ударил его в основание черепа. Смертельный удар был настолько резким, внезапным, точным, что человек даже не ощутил боли. У него не было времени даже среагировать. Рука, ухватившаяся за рукоять пистолета, обмякла и упала. Эту сторону тела он больше не чувствовал. Нападение было слишком жестоким, слишком внезапным, чтобы он мог осознать происходящее. Ошеломленный Перес коснулся задней части головы второй рукой, той, которая ему все еще подчинялась. И уставился на ладонь, полную крови и того, что он смутно распознал как собственное мозговое вещество.

А потом тело, наконец, отреагировало и выключилось – одним махом, как машина, у которой внезапно отрубили питание.

Когда Перес мягко повалился на пол, его убийца склонился следом и накрыл собой добычу, чтобы исполнить собственное предназначение. В помещении не осталось никого, кто мог бы отсалютовать генералу или хотя бы узнать, что он только что принес высшую жертву во имя своей страны и убийственного проекта, в который так твердо верил.

– Спасательная шлюпка Один уничтожена, – сообщил Отец неуместно спокойным голосом. – Спасательная шлюпка Два выведена из строя неизвестными силами. Чрезвычайная ситуация на всем корабле. Всему персоналу: немедленная эвакуация. Повторяю. Всему персоналу: немедленная эвакуация.

– Нет! – в ярости крикнул Рэн. Даже здесь, в кают-компании, они услышали и почувствовали разрушение первой шлюпки. Слышали звуки выстрелов, взрывы, крики людей – и других созданий.

И становилось все хуже! Как такое могло произойти? Чем больше Отец говорил о кошмаре, творившемся на борту станции, тем больше Рэна распирала ярость. Он резко повернулся к Колл – к женщине, которая все это начала.

– Что ты натворила?

– Я?! – возмутилась та.

– Ладно, – на удивление спокойно сказал Элджин. – Хватит об этом. Пора валить. Двигаем к «Бетти».

Хиллард встревоженно взглянула на него.

– «Бетти» на другом конце корабля! Кто знает, с чем мы столкнемся по дороге?

Ди’Стефано, который тоже выглядел удивительно спокойным, вышел вперед и повернулся к Рэну:

– Сэр, нам нужно уходить.

«Уходить? – неверяще подумал Рэн. – Вся моя работа – здесь! Я никуда не пойду!»

Но прежде, чем он успел что-либо сказать, Ди’Стефано обратился к Элджину:

– Отпустите его. Без споров.

«Он что, торгуется с этими террористами? Я добьюсь, чтобы его уволили со службы!»

Элджин твердо покачал головой:

– Получишь его, когда мы улетим. Не раньше.

Чернокожий здоровяк толкнул Рэна вперед, и он едва не упал. Рэн осознал, что команда «Бетти» так и не сводила оружия с него и солдата. Это было нелепо! Возмутительно! Ему нужно добраться до лаборатории…

Элджин наклонился над телом солдата и поднял его оружие.

– А Врисс как же? – встревоженно спросила Хиллард.

Уродливый мужчина, которого все называли Джонером, прорычал:

– К дьяволу Врисса!

И тут внезапно Рэн осознал, что происходит. Он понял, что этих людей не волнует его благополучие, его работа или то, что она означала. Да и с чего, если им было наплевать даже на своего товарища? А еще Рэн понял, что его жизнь – в их руках.

Он взглянул на Ди’Стефано, понимая теперь, что солдат оставался его единственным потенциальным союзником. Рэн решил сотрудничать, пока он не сможет перехватить контроль над происходящим. Возможно, в подходящий момент…

Их вывели из кают-компании в коридор, и путешествие началось.

Дела пошли наперекосяк как раз в тот момент, когда Джон Врисс закончил рассовывать запасные части по разнообразным отделениям и ящичкам, встроенным в его кресло.

Он слышал странные звуки вроде приглушенных взрывов. За ними последовали крики. А затем, пока Врисс пытался понять, какого хрена творится, компьютер объявил об эвакуации.

Тихо и осторожно Врисс двинулся к «Бетти». Он не думал, что Элджин улетит без него, но знал, что Джонер ждать не захочет. Даже если все запчасти были у Врисса.

Он размеренно катил по пустому до жути коридору, глядя в оба. Что, к дьяволу, такого могло случиться на борту этого огромного корабля? Что могло причинить такие повреждения, чтобы компьютер отдал приказ об эвакуации? Пробило реактор?

Врисс проехал половину коридора, когда услышал какой-то звук. Откуда-то сверху. Он взглянул наверх, на сетчатый потолок. Ему показалось, что там что-то двигалось. Решетка прогибалась, словно под чьим-то весом. И он слышал шуршание. Крысы? На борту такой посудины, да еще военной? Невозможно. Конечно, на складе пришлось прихлопнуть случайного москита, что немного удивило Врисса, но…

Снова этот звук. Что бы там ни было, оно двигалось.

В его сторону. У Врисса возникло ощущение, что это было большое что-то. Оно стремительно приближалось. Почти над головой…

Врисс перебросил руку через бортик коляски. Он двигался не торопясь, но плавно, не тратя движений зря. Под подлокотником он потянул за предмет, который казался декоративной трубкой, но на самом деле являлся частью оружия. С другой стороны коляски обнаружилась вторая трубка, а за спиной Врисса – спусковой механизм. Все это было изящно подогнано под устройство коляски. Тремя быстрыми движениями Врисс собрал пушку и взвел курок. А затем, двигаясь неторопливо и легко, направил оружие в потолок…

И выстрелил.

В закрытом пространстве взрыв прозвучал невероятно громко.

Что-то в потолке пронзительно, нечеловечески крикнуло. Врисс услышал, как оно торопится прочь, и понял, что только ранил это создание. Чем бы оно ни было. Врисс попытался проследить взглядом путь существа, пока то бежало по потолку.

Отвлекшись, он не увидел, как капля крови чужого сорвалась с потолка и упала точно на его ногу. Как раз в ту точку, куда вчера угодил нож Джонера. Потом упала вторая капля. И третья.

Врисс заметил, что происходит, только когда почуял запах дымящейся плоти и одежды и посмотрел вниз. Его нога постепенно растворялась. Не понимая, что происходит, он в ужасе хлопнул по бедру. Немного вещества, пожиравшего тело, попало на пальцы, вызвав невыносимую боль. Врисс замахал рукой в воздухе, а потом чуть не сунул пальцы в рот, прежде чем понял, к чему это приведет. Все это время, сражаясь с болью, он заставлял себя молчать. Вриссу не хотелось привлекать внимание существа, которое тусило в потолке, криками боли!

Внезапно капля жгучей кислоты упала ему на ухо. Боль оказалась настолько жуткой, что Вриссу пришлось прикусить губу, чтобы не заорать.

А потом оно вернулось. Врисс его слышал – или это была другая тварь? Это существо оказалось более агрессивным. Оно не просто возилось над потолком, но пыталось через него пробиться. Внезапно оно оторвало край решетки и просунуло в отверстие голову. Гигантскую, вытянутую, кошмарную голову, на которой не было ни глаз, ни шерсти. Только череп и…

ЗУБЫ!

Огромные стальные клыки, миллионы их в огромной пасти, которая шипела на него! Пасть широко распахнулась, из нее что-то выдвинулось, и… и…

ТАМ ОКАЗАЛОСЬ ЕЩЕ БОЛЬШЕ ЗУБОВ!

Врисс, наконец, сломался и истерично заорал. Палец надавил на спусковой крючок. Врисс стрелял, и стрелял, и стрелял. Тварь с зубами завизжала в ответ, и ее разорвало на тысячи кусочков. И все они дождем осыпались на обезумевшего от ужаса Врисса.

Дверь в ее камеру прогибалась под ударами монстров и вскоре обещала рухнуть.

Рипли оглядела камеру, пытаясь отыскать хоть что-нибудь полезное. Она бросила взгляд наверх, поняв, что давно уже не видела охранника. Рипли слышала приглушенный голос компьютера, который настаивал на эвакуации. Идея казалась неплохой, но как?..

Она что-то вспомнила…

«Постарайся разбить стекло! Быстрее!»

Здесь не было стекла, которое можно было бы разбить.

«Они вырубили энергию. Как они могли это сделать? Они ведь просто животные!»

Оглядывая камеру, она заметила кабели в металлической оболочке. Обнаружила, что они ведут к металлической пластине, встроенной в стену.

«Выключить электричество!»

Рипли заколотила по пластине кулаком, вкладывая в удары всю силу. Она била так же, как чужие колотили в дверь, пытаясь до нее добраться. Била снова, снова и снова. Панель прогнулась, смялась, начала сгибаться. Рипли удвоила усилия. Она била все сильнее, постоянно оглядываясь на поддающуюся дверь.

Наконец она сумела просунуть кончики пальцев в небольшую трещину в металле. Рипли тянула за край и гнула его, пока металл, наконец, не сдался. Рипли отодрала крышку, открыв электрические схемы.

Они почти пробились внутрь…

Рипли с силой провела по острому краю разорванной пластины, глубоко разодрав собственную ладонь, и подняла руку так, чтобы кровь падала на схемы и кабели. Растворяться они начали почти сразу. Сноп искр заставил Рипли отскочить назад. Огни погасли, и камера погрузилась во тьму, но Рипли все равно могла видеть.

Раздался свист, и в стене камеры открылся аварийный выход. Бросив последний взгляд на поврежденную дверь, Рипли выскочила наружу.

Кристи шел впереди, а Элджин охранял тыл.

«Прямо как в старые времена», – подумал капитан «Бетти».

А вот «добрыми» он бы их не назвал.

Они шли по коридорам «Возничего» в ряд – солдат с доктором где-то в середине строя – и довольно быстро. Пустота огромного корабля приводила Элджина в замешательство. Где, дьявол их побери, все солдаты, офицеры, ученые? Это место походило на огромный улей, так куда делись все пчелы?

Компьютерный голос, призывавший к эвакуации, постоянно отвлекал. Элджин разнес бы на куски все динамики, если бы знал, где они находятся. Это снова навело его на мысль о том, что они совершили ошибку в кают-компании, не забрав с тел солдат больше оружия и боеприпасов. Нельзя быть слишком хорошо вооруженным или иметь слишком много патронов, верно?

Команда перед ним рысила вперед, минуя очередной полутемный поперечный коридор. Когда Фрэнк к нему подбежал, кое-что привлекло его внимание. Он взглянул снова.

Армейская «пушка», из тяжелого вооружения, просто лежала на полу. Какого дьявола?..

Что могло заставить солдата просто оставить вот так свое оружие? На самом деле Элджину было плевать. Главное – он получил шанс исправить ошибку, совершенную в кают-компании.

Что нашел – то мое.

Настороженно оглядываясь, он подхватил оружие и тут же заметил еще одну «пушку», которая лежала в трех шагах дальше по коридору. Это было слишком уж странно. Повесив первое ружье на плечо, он осторожно подобрался ко второму и поднял его тоже. Это оружие было практически приклеено к полу какой-то жутко липкой субстанцией. Когда Элджин поднял ружье, студенистые нити потянулись следом, словно улиточная слизь. Вот дрянь.

Но это не должно было повлиять на работу оружия. И что за чертовщина случилась здесь с лампами?

Позади раздался голос Хиллард:

– Элджин?

– Иду! – крикнул он в ответ и начал было разворачиваться… но заметил третье ружье в нескольких шагах впереди, рядом с дырой в полу.

Отверстие выглядело так, словно палуба просто растворилась. Могла ли такое натворить граната? Осторожно подобравшись к дыре, он потянулся к третьей винтовке.

И тут какое-то шестое чувство заставило его замереть. Неожиданно ему вспомнился день из детства, когда они с дедом ставили ловушку для белок и прокладывали дорожку из крекеров, намазанных арахисовым маслом, которая вела в коробку.

– Элджин! – снова позвала Хиллард.

«Оставь. У тебя уже есть два ружья. Оставь его и убирайся к дьяво…»

Две огромные черные лапы пробили пол, с нечеловеческой скоростью обхватили Элджина за лодыжки и резко дернули. Плиты пола обрушились, и Элджина потащили вниз. Он широко раскинул руки, и падение резко прекратилось: ладони ударили по металлу. Элджин вцепился в палубу, как мог, попытался выбраться из дыры, но лапы все еще держали его за лодыжки. Найденные ружья отлетели в сторону, и он не мог до них дотянуться. Одно упало прямо в дыру перед ним.

Элджин начал яростно лягаться, пытаясь стряхнуть когтистые лапы, которые тянули его вниз. Он чувствовал их сначала на икрах, потом на коленях, бедрах. То, что его схватило – чем бы оно ни было, – карабкалось вверх по его телу. Элджин заорал, пнул, оттолкнулся от пола, пытаясь освободиться, сражаясь за свою жизнь. Существо обхватило его за талию большими, чудовищно сильными лапами, и держалось крепко.

Что это? Что это такое, черт его дери?

Что-то твердое, острое, как бритва, и невозможно быстрое, подобно копью пробило грудь Элджина. Пиратский капитан чувствовал каждый сантиметр этого движения, весь путь через ребра, легкие, сердце, пока копье не вырвалось через спину, оставив зияющую дыру. Не в силах вздохнуть, с разодранным сердцем, Элджин чувствовал, как его сознание ускользает, но продолжал биться в хватке своего убийцы.

«Что это? Что, к дьяволу, меня убивает? И почему?»

Последним, что увидел Элджин, было нечто огромное, черное, кошмарное. Оно поднималось из дыры в полу, держа в серебристых зубах его сердце.

9

Кристи прошел уже половину коридора, когда понял, что остальные за ним не идут. Он побежал назад и обнаружил, что отряд сгрудился у входа в последний коридор, который они прошли.

– Какого черта тут творится? Нам спешить надо!

Никто ему не ответил. Все просто смотрели в темный коридор.

Хиллард орала:

– Элджин! Элджин!

Кристи протолкался вперед как раз вовремя, чтобы увидеть, как едва различимую фигуру капитана утащили через пол.

– Вот дерьмо!

Он бросился в коридор; остальные последовали за ним.

Из дыры торчали только плечи Элджина. Лицо было искажено болью и ужасом.

– Вытащите его! – кричала Хиллард. – Проклятье, вытащите его!

Джонер и Ди’Стефано немедленно схватили Элджина за руки и выдернули из провала. Кристи зачарованно уставился на огромную дыру, зиявшую в груди Элджина. Капитан был мертв. Мертв? Отверстие в груди просматривалось насквозь. Элджин умер.

Остальные уставились тоже, застыв от ужаса. Даже Рэн побледнел, чувствуя, как на его коже выступил липкий пот. Хиллард не шевелилась, просто смотрела на обмякшее тело своего любовника, которое лежало в руках товарищей.

Раздавшийся позади грохот заставил всех развернуться. Пол между ними и главным коридором вспучился и взорвался, рассыпав по коридору обломки и палубные плиты. В начале коридора внезапно возникло, закрывая дорогу, адское видение. Какой-то высокий крупный монстр.

Кристи смутно помнил, как Колл рассказывала о научном проекте Рэна, о размножающихся тварях, о…

«Если они вырвутся на свободу, червивая чума на Лацерте покажется гребаными народными танцами».

«О, да, – подумал Кристи, – это ты верно сказала, крошка!»

Существо разинуло пасть, открыв ряд потрясающих зубов, которые сияли так, словно были сделаны из нержавеющей стали, высунуло язык и зашипело.

Весь отряд впал в панику. Бесцеремонно бросив тело капитана поверх дыры в полу, люди, сломя голову, помчались в противоположном направлении от этой… этой штуки!

Они повернули за угол и уперлись в тупик.

«Оно это спланировало! – лихорадочно размышлял Кристи. – Эта штука нашла способ заманить сюда Элджина, а потом воспользовалась им, чтобы подманить нас. И теперь оно поймало всех. Вот дерьмо!»

Он сделал глубокий вздох. Нужно было подумать. Нужно подумать. Если не получится перехитрить эту тварь, они все точно покойники. Кристи прижался к стене и начал сантиметр за сантиметром подбираться к повороту. Нужно было узнать, где эта тварь сейчас, черт ее дери.

Поймав Джонера за рукав, Кристи подтащил его к себе. Джонер выглядел посеревшим, особенно вокруг рваного шрама, но он хотя бы понимал, что происходит. В этом Кристи был уверен. Джонер дрожал. Кристи никогда прежде не видел, чтобы Джонер дрожал от страха. Никогда даже не думал, что тот на это способен.

– Ты в порядке? – прошипел Кристи.

Джонер моргнул, вздохнул:

– Ага. Да. Я с тобой.

«Это я и хотел услышать», – подумал здоровяк.

Кристи быстро заглянул за угол. На другом конце коридора чужой выбрался из пола и двинулся к телу Элджина, которое лежало поверх дыры. Кристи сморгнул с глаз пот.

– Оно идет сюда? – прошипел Джонер. – Идет, да?

– Не знаю. Может, оно за телом пришло.

Забившаяся вместе с остальными в угол Хиллард тихо простонала. Кристи чувствовал, что теперь Джонер собрался. Он перегнулся через Кристи и сам выглянул в коридор.

– Оно идет? – спросил Кристи.

– Ага, – ответил Джонер чуть ли не скучающим тоном.

Хиллард судорожно выдохнула:

– О, прекрасно!

– И я так думаю! – сказал Джонер, поднимая ружье. – Давайте покончим с этим.

Кристи взглянул на мужчину со шрамом, и они ухмыльнулись друг другу. Кристи, понимая, что они на волосок от того, чтобы впасть в истерику, взял себя в руки и снова выглянул за угол.

Существо шло к ним, это уж точно. В нем было восемь или десять футов, и все равно тварь двигалась с грацией паука. Оно переступило через тело Элджина и двинулось дальше.

А потом тело Элджина шевельнулось.

Кристи неверяще уставился на капитана. Он отчетливо видел распростертое тело за длинными ногами монстра. Здоровяк жестом поманил Джонера, чтобы тот тоже взглянул. Хиллард присоединилась к ним.

«Элджин мертв! Какого дьявола?..»

Должно быть, невозможное движение смутило и тварь, потому что та развернулась и наклонилась над телом. Существо словно принюхивалось. Элджин двинулся снова, слегка приподнялся. Кристи очень хорошо знал о странных штуках, которые тело может вытворять после смерти, но подобное в список точно не входило.

Теперь монстр обнюхивал дыру в груди Элджина. Тело едва заметно вздрогнуло, а потом внезапно из дыры появилось дуло ружья. Кристи сморгнул, посмотрел на Джонера. Тот выглядел таким же изумленным.

Чужой тоже не понимал, что происходит. Он обнюхал дуло и поднял губы в оскале.

И тут ружье внезапно и нагло стукнуло монстра по массивной голове.

А потом выстрелило.

Заряд разнес голову на куски, и команда «Бетти» снова попряталась за угол, чтобы их не забрызгало. Первым снова выглянул Кристи. Монстр валялся на полу, а все, на что попала его кровь, плавилось. Кристи осторожно вышел в коридор, держа оружие наготове. Джонер сразу же последовал за ним, а потом и остальные вышли посмотреть, что происходит.

Высунувшееся из тела Элджина ружье снова скрылось в дыре, а потом тело приподнялось и завалилось набок.

Показались две тонкие руки и опустили ружье у края дыры. Затем из пола выбрался стрелок. К изумлению Кристи, им оказалась женщина, которая измордовала их прежде и которую называли Рипли. Она выбралась одним плавным движением, небрежно отряхнулась и перекинула ремень винтовки через плечо так, словно постоянно ходила с оружием.

Кристи взглянул на Джонера. Казалось, теперь напарник не слишком-то заинтересован в том, чтобы увидеть Рипли накрашенной.

Какое-то время никто не двигался, пока женщина внезапно не опустилась на колени у тела Элджина, чтобы его обыскать. Хиллард бросилась к ней, не думая об опасности. Она была в ярости, словно именно эта женщина стала причиной всех их бед.

– Оставь его в покое!

Кристи вздрогнул, представив, сколько еще этих существ может оказаться поблизости, сколько их могут привлечь голоса.

Рипли едва взглянула на Хиллард. Невозмутимая, как и всегда, она обнаружила в карманах капитана горсть патронов и забрала себе. Затем выпрямилась, зарядила ружье и профессионально его проверила. Все прочие с тем же успехом могли быть невидимками.

Колл внезапно обрела дар речи. Кристи услышал, как она бормочет себе под нос:

– Так… не будем торопиться. Что. За. Херня?..

Только тогда Рипли смерила их долгим взглядом, от которого хотелось поежиться. А затем, не проронив ни слова, приблизилась к телу монстра. Нагнувшись к его голове, она сунула руку в пасть. Челюсти были открыты, с них стекала прозрачная липкая жидкость, и монстр все еще конвульсивно подергивался.

Кристи услышал тихий придушенный звук рядом и с изумлением понял, что он исходил от Джонера. Лицо его исказилось от отвращения.

«А, черт, верно».

Джонер ненавидел насекомых, а эта штука выглядела, как прародитель всех жуков!

Без предупреждения, Рипли схватилась за жесткий зубастый язык чужого. Издав яростный крик, она с нечеловеческой силой вырвала его из головы монстра.

Остальные просто стояли и смотрели, а Рипли подошла к Колл и бросила жуткий, сочащийся жидкостью предмет ей в руки.

– Держи, – непринужденно сказала она. – Из него получится чудесное ожерелье.

После этого она отошла на несколько шагов.

Колл в ужасе посмотрела на «подарок» и позволила ему свалиться на пол. Все без исключения содрогнулись.

Кристи внезапно понял, что Рэн пытается стоять так, чтобы остальная группа находилась между ним и Рипли. Та же, казалось, не обращает на него внимания.

– Что нам делать? – дрожащим голосом спросил у Кристи Джонер.

Чернокожий здоровяк пожал плечами:

– То же, что и прежде. Выбираться отсюда к чертям собачьим.

– А что, если там еще такие же? – Широко раскрытые глаза Джонера лихорадочно блестели. – Давайте… давайте останемся здесь, и пусть парни из армии с этим разбираются. Кто-нибудь придет… я хочу сказать: где все солдаты?

Кристи не нравилось видеть Джонера в таком раздрае. Если они собирались отсюда выбираться, он еще понадобится.

– Они мертвы, – сказала Колл.

Голос ее звучал уверенно, и Кристи не собирался с ней спорить. В конце концов, они и вправду не видели никаких солдат после того, как вышли из кают-компании.

Джонер внезапно переключил внимание на Рэна, и его лицо помрачнело. Вытащив пистолет, он направился к ученому. Солдат, Ди’Стефано, заступил ему путь, несмотря на то, что был безоружен. Джонер на него и не посмотрел. Вся его злость, весь страх были направлены на Рэна. Колл говорила, что он был в ответе за создание чужих, и Джонер, видимо, об этом вспомнил.

– Этот ублюдок нам больше не нужен, – прорычал он. – Давайте от него избавимся.

– Отойди! – тщетно приказал Ди’Стефано.

Джонер поднял оружие и направил в лицо солдата. Ди’Стефано даже не вздрогнул, но Рэн отпрянул.

– Прекрати! – приказала Колл, протолкавшись к ним.

Джонер резко повернулся к ней. Он был в ярости. Палец на спусковом крючке подергивался.

– Ты здесь не командуешь!

Невысокая худая женщина не отступила. Глядя Джонеру в лицо, она настойчиво сказала:

– Мы не станем никого убивать, разве что при самообороне!

Кристи неохотно решил, что пришло время вмешаться. Он обратился к Рэну:

– Доктор. Эта штука… это и есть ваш научный проект?

– Да, – тихо признал Рэн.

– И оно не одно? – предположил Кристи.

Рэн кивнул.

– Сколько?

Доктор нервно огляделся по сторонам, и Кристи осознал, что он все еще боится Рипли, которая села на пол в нескольких метрах от них. Ответил Рэн едва слышным голосом:

– Двадцать.

Джонер чуть не сорвался:

– Двадцать! Нас отымеют в зад, если там двадцать этих тварей!

Все заговорили одновременно, на грани паники, пока шум не прорезал спокойный голос Рипли.

– Их станет больше. Гораздо больше.

Все посмотрели на нее.

– Они размножатся, – сказала Рипли. – Через несколько часов их количество возрастет вдвое. Может, даже больше.

Она грациозно поднялась и подошла к остальным. А затем, все так же безэмоционально добавила:

– Кого мне трахнуть, чтобы убраться с этой посудины?

Никто не ответил. Присутствие Рипли нервировало их, беспокоило. Несмотря на то что она спасла их от твари, в обществе этой женщины никто не чувствовал себя спокойно. Ни капли. Внезапно Колл шагнула вперед и ткнула в Рипли пальцем.

– Погодите-ка. Она была носителем этих монстров. Рэн ее клонировал, потому что у нее внутри была одна из этих тварей.

– Это многое объясняет, – пробормотал Кристи Джонеру.

– Слишком большой риск, – настойчиво сказала Колл. – Оставьте ее здесь.

Джонер кивнул:

– В этом я на стороне Колл.

«Плохая идея, – решил Кристи. – Она нам нужна».

Он не знал, зачем. Просто знал. И Кристи привык доверять своим инстинктам, особенно когда дела шли паршиво. После смерти Элджина они остались без командира. Кому-то требовалось принимать решения. Все смотрели на него. Черт, не хочет он быть главным!

Сердито глядя на остальных, Кристи приказал:

– Она идет с нами.

Колл возмущенно повернулась к нему.

– Она не человек! Она – часть эксперимента Рэна! И может наброситься на нас в любой момент.

Пока она говорила, Кристи наблюдал за Рипли. Та выглядела все такой же невозмутимой, спокойной. А глаза ее, эти глаза хищника…

С этими спорами они теряли драгоценное время. Двадцать таких тварей?

Кристи повернулся к отряду:

– Мне совершенно наплевать, ладите вы друг с другом или нет. Если мы хотим выжить в этой каше, нам придется работать сообща. Все вместе мы выберемся с этого корабля. После этого каждый будет сам за себя.

Импульсивно он наклонился, поднял ружье Элджина и передал его Ди’Стефано. Джонер бросил на него яростный взгляд, но Кристи его проигнорировал. Солдат благодарно кивнул и проверил магазин.

Колл смотрела на Рипли.

– Ты не можешь ей доверять, – в последний раз предупредила она Кристи.

Тот взглянул на Рипли, на Ди’Стефано, перевел взгляд на Колл.

– Я не доверяю никому.

Хиллард, которая все это время молча смотрела на мертвого возлюбленного, прикрыла лицо Элджина своей курткой.

Джонер внезапно осознал, что они оставляют старого товарища в чужой земле без похорон, и его лицо исказилось в выражении, которое можно было бы счесть сожалением.

– Vaya con Dios, приятель.[25]

Хиллард в последний раз тронула руку Элджина и поднялась. Колл легко коснулась ее плеча, пытаясь утешить, но Хиллард недоверчиво отстранилась.

Рипли, как заметил Кристи, предпочитала идти позади, на той же позиции, что занимал Элджин. За прочими она наблюдала с выражением отстраненной зачарованности на лице. Кристи увидел, как Колл оглянулась на Рипли, и та ответила холодной улыбкой. Выражение ее лица заставило Кристи вздрогнуть.

– Ладно, давайте двигаться, – приказал он, снова выходя вперед.

Оставив капитана и друга за спиной, они продолжили путь к «Бетти».

«Ага, тюремный блок», – подумал Кристи, когда они прошли в очередной отсек.

Куча дверей. Куча мест, где могут прятаться эти проклятые твари. С тех пор как отряд покинул коридор, где умер Элджин, они не видели ни одного чужого. Все выглядело пустым, брошенным, но над ними все равно словно висела какая-то тень. Возможно, дело было в Рипли, замыкавшей строй. Кристи не был в этом уверен, но к этому моменту все находились на взводе, ожидая чего угодно, прислушиваясь, непрерывно оглядываясь.

По крайней мере, сейчас они работали как отряд, а не разношерстная группка бродяг. За спиной Кристи Джонер, Хиллард, Ди’Стефано и даже Колл – несмотря на то, что у нее не было оружия – проверяли каждую дверь, каждую щель за каждым предметом мебели.

Пройдя мимо закрытого лифта, Кристи начал думать, что возможно – только возможно – у них получится. А затем, стоило ему отойти на пять метров от лифта, раздался звон.

«Лифт!» – подумал Кристи, застыв на месте подобно всем остальным.

Он медленно приготовил оружие. Судя по щелчкам и жужжанию, прочие последовали его примеру.

Когда двери лифта неторопливо открылись, Кристи повернулся к ним. Остальные уже заняли позиции, направив оружие на створки. Никто не двигался. Никто даже не дышал.

Внутри лифта оказалось темно. Слишком темно для того, чтобы они могли что-либо разглядеть. Внезапно из потолка лифта выбился сноп искр, заставив людей подпрыгнуть. Замерцали лампы. В прерывистом свете Кристи увидел что-то свернувшееся, что-то припавшее к полу в задней части лифта. В тот же миг все, у кого было оружие, прицелились.

Внезапно неоновые лампы вспыхнули, залив пространство ярким белым светом.

В лифте сидел Врисс с дробовиком наготове. Его била дрожь, а по искаженному страхом лицу катился пот.

Долгий миг они стояли и целились друг в друга, не понимая, что видят перед собой людей. А потом – одновременно – пришло осознание. Раздались вздохи облегчения, и они опустили оружие.

– Ох, ты! – выдохнул Джонер.

– Врисс! – радостно вскрикнула Колл и подбежала к нему.

Врисс слабо улыбнулся.

– Привет, чо это вы, ребята, делаете? – Его голос дрожал. – Привет, Колл.

Кристи вытер со лба пот.

– Я думал, ты уж помер.

– Вы… вы видели эту гребаную тварь?

Тон, которым говорил Врисс, делал излишними вопросы о том, что ему довелось пережить.

– Видели, – мрачно ответил Кристи.

– Вот дерьмо, – сказал Врисс. – Я надеялся, что, может, всех их прикончил.

Заметив следы ожогов на ноге и ухе Врисса, Кристи покачал головой. Да уж, их приятелю пришлось пройти через по-настоящему ближний бой.

Джонер повернулся к Рэну и требовательно спросил:

– Мы можем отследить этих тварей?

Доктор покачал головой:

– Нет.

«Правду вы говорите, доктор, или нет?» – задался вопросом Кристи.

Джонер посмотрел на него. Теперь он выглядел по-настоящему встревоженным.

– Может, мы доберемся до «Бетти», а там все в них! Может, даже внутри!

Рэн решил помочь:

– Кажется, вся активность происходила в кормовой части, у бараков. Нет причин полагать, что они будут перемещаться.

Кристи с сомнением взглянул на доктора, но тут заговорила Рипли.

– Они не будут двигаться.

В голосе женщины звучала уверенность, и Кристи ей поверил. Остальные смотрели на Рипли. Их все еще тревожило, кем и чем она являлась.

– Они размножаются, – добавила Рипли обычным своим ровным, мертвым голосом. – У них есть новые тела-носители. Они будут держаться поблизости. Если они кого-то и отправят, то сюда. Где есть… мясо.

«Если они кого-то отправят, – Кристи задумался над этими словами. – Словно они люди, которые умеют думать, планировать… хотя, возможно, они и умеют».

– «Мясо», – с отвращением повторила Колл. – Господи.

Кристи хотелось узнать больше. На термины ему было наплевать.

– Они размножаются. Сколько времени это занимает?

Спрашивать Рэна он и не думал. Кристи способен был понять, кто является надежным источником информации.

– Часы.

– Или меньше, – добавил Рэн, и все посмотрели на него. – Процесс ускорился. Это как-то связано с… – он виновато взглянул на Рипли: – …с клонированными клетками.

Лицо Рипли стало еще более замкнутым.

«Ладно. Теперь мы знаем».

– Чем быстрее мы доберемся отсюда дотуда – тем лучше, – решил Кристи.

Джонер обратился к нему, игнорируя остальных:

– Ну, если нам нужно торопиться, то я предлагаю бросить калеку, – он ткнул большим пальцем в сторону Врисса, затем взглянул на него и бесстыдно ухмыльнулся. – Без обид.

Врисс горько улыбнулся в ответ и выставил средний палец:

– Без обид.

Прежде чем Кристи успел сказать Джонеру, чтобы тот шел на хрен, вперед вышла Хиллард. В пути женщина выглядела угрюмой, скорбя по Элджину. Казалось, что она винит во всем и Колл, и Рипли. Кристи беспокоился, как бы в случае чего ее уныние не обернулось худо. Теперь же Хиллард вскинула голову, и казалось, она немного пришла в себя.

– Мы никого не бросим, – жестко приказала она. – Даже тебя, Джонер, – голос ее звучал ровно, пусть даже негромко и горько.

Никто не осмелился ей возразить.

Кристи повернулся к Ди’Стефано.

– Каков лучший маршрут?

Тот на секунду задумался.

– Лифты. Они идут прямо от верхней части корабля и до инженерного. Остановок нет. Но если мы выйдем в шахту, там есть служебный туннель, который проходит над палубой на первом уровне. Он ведет как раз в доки.

Кристи кивнул:

– Звучит разумно. Как дотуда добраться?

– По этому коридору, – Ди’Стефано указал рукой, – затем сворачиваем и проходим через лаборатории. Там можно срезать дорогу к лифтам.

– Понял, – сказал Кристи. – Давайте так и сделаем.

Внезапно Врисс завозился, откручивая и отстегивая части кресла. Свое оружие. Собирал он его быстро, уверенно. Щелк, щелк, щелк. Кресло скрывало настоящий арсенал. У всех на виду. Кристи невольно улыбнулся.

Врисс уловил довольное выражение его лица.

– Никогда они не проверяют кресло.

Ди’Стефано раздосадованно взглянул на него.

– Колл, – резко позвал Врисс.

Девушка повернулась, и он бросил ей небольшой, но смертоносный пистолет, который идеально подходил к ее комплекции.

– Чего это именно ей пушка досталась? – проворчал Джонер.

Кристи не стал ему отвечать.

– Если всё, то давайте выдвигаться. Идем парами.

Отряд прошел всего несколько шагов и остановился, когда прозвучал мертвый голос Рипли:

– Мы движемся.

– Что? – озадаченно спросил Кристи.

– Корабль движется, – констатировала Рипли. – Я это чувствую.

«Она это чувствует?» – в замешательстве подумал Кристи.

Рэн покачал головой:

– Корабль оснащен системами малозаметности. Даже если мы действительно движемся, она никак не может этого почувствовать.

Рипли взглянула на него, и доктор за кого-то спрятался.

Прежде чем Кристи собрался с мыслями, Колл приняла задумчивый вид, а затем вмешалась в разговор:

– Она права.

– Корабль движется с того момента, как произошло нападение, – настойчиво сказала Рипли.

Она пристально смотрела на Рэна, и тот отвел взгляд. Все теперь смотрели на ученого. На лбу у него выступил пот.

– Это… мне кажется, это стандартная процедура, – наконец, признал он.

Ди’Стефано закивал. Он выглядел озабоченным.

– Верно. Если корабль получает серьезные повреждения, автопилот направляет его на базу.

Колл стиснула зубы.

– Ты собирался нам об этом рассказать? – голос ее звучал резко.

Рэн отстранился. Лицо приняло еще более встревоженное выражение, но затем стало замкнутым.

– Я забыл!

«Ага, и кто же в это поверит?» – с отвращением подумал Кристи.

– А где эта база? – поинтересовалась Хиллард.

– Земля, – тихо признал Рэн.

На этом Колл чуть не потеряла над собой контроль от ярости.

– О, боже мой, ну ты и ублюдок!..

Джонер выглядел крайне возмущенным:

– Земля? Не хочу я в этот отстойник.

Колл, распаляясь все больше, орала на Рэна:

– Если эти твари попадут на Землю, это будет… это значит…

– Конец, – закончила за нее Рипли совершенно беспечным тоном.

Колл покачала головой, словно не в состоянии это принять.

– Мы должны взорвать этот корабль!

– Мы ничего не должны, – ответил ей Кристи, – кроме как убраться отсюда.

Он повернулся к Ди’Стефано:

– Сколько лететь до Земли?

Солдат наклонился к консоли и вывел информацию на экран.

– Три часа. Чуть меньше.

Поняв, что нужно убедить Кристи, Колл повернулась к нему.

– Ты не понимаешь? Эта штука приземлится в центре густонаселенной базы. Ни у кого не будет ни малейшего понимания, что происходит. Мы расстилаем красную дорожку уничтожению своего вида!

– Это не наша забота, – вступила в разговор Хиллард.

– Колл, – твердо сказал Кристи, – ты не станешь взрывать этот корабль, пока мы с него не уберемся. Как только это произойдет – делай, что пожелаешь, – он повернулся к клону: – Тебя зовут Рипли, так? Не возражаешь идти первой?

Рипли кивнула, вышла вперед, и они снова двинулись дальше.

Теперь Кристи шел позади. Перед ним шагал Джонер, все еще ворча себе под нос:

– Земля. Вот ведь… ну и дыра.

«На самом деле, – допустил Джонер после того, как поразмыслил над проблемой, – бывают вещи и похуже, чем посадка на Земле».

Ага, например, то, как умер Элджин! Джонер вздрогнул, пытаясь прогнать из мыслей образ жуткой насекомой твари, которая шла на них.

Пока они устало брели из коридора в коридор во главе с Рипли, Джонер начал испытывать к этой высокой женщине неохотное уважение. Должно быть, у нее лед тек в жилах: вот так напасть на ту тварь, не имея иной защиты, кроме еще теплого тела. Да, конечно, она была клоном, но, черт подери, даже у клонов есть чувства!

Они подошли к очередному перекрестку, и Рипли замерла, насторожившись. Джонер подобрался ближе. Казалось, что каждая клетка в его теле приготовилась встретить опасность. Наконец, Рипли сказала:

– Чисто.

Джонер поймал ее взгляд.

– Ты прежде сталкивалась с этими тварями? – прямо спросил он.

– Да, – коротко ответила Рипли, не отвлекаясь от задания.

Когда продолжения не последовало, Джонер задал следующий вопрос:

– И что ты сделала?

– Умерла, – последовал сухой ответ.

Она прошла вперед, а Джонер, которого ее слова привели в ужас, отстал. Он взглянул на Ди’Стефано и проворчал:

– Это было не совсем то, что я хотел услышать…

Солдат только покачал головой, ухмыльнулся и успокаивающе похлопал его по спине. Они прошли еще немного, а потом Ди’Стефано тронул Джонера за плечо и указал на дверь.

– Сюда. Здесь короткая дорога.

Теперь он повел отряд. За дверью оказалась одна из лабораторий. И здесь Джонер заметил, что выражение лица Рипли изменилось, стоило ей посмотреть на большую трубу со словом «Инкубатор» на стенке.

«Дом, милые ясли, да?» – предположил Джонер.

Лицо Рипли снова разгладилось, и она двинулась дальше, следом за Ди’Стефано.

А затем они повернули за угол, и Джонер заметил кое-что еще. Он был не один: все насторожились в тот же миг, полностью синхронно. В дальней части комнаты, где тень была гуще, структура комнаты изменилась. В тусклом свете виднелись гротескные формы. Полы, стены, потолок – всю комнату изменили. Реконструировали. Они были здесь и превратили комнату во временный дом. Переделали человеческое помещение по своему вкусу. Комната стала полностью чужой, не похожей ни на что, что доводилось видеть Джонеру. Стены уже не были гладкими, они выглядели скорее как полость в живом организме с размещенными на одинаковом расстоянии ребрами или костями, которые связывали темные мембраны. А на самих стенах…

Джонер застыл, как и все прочие, держа оружие наготове. Рипли казалась статуей – без движения, без дыхания.

На стенах виднелись замершие в смерти тела людей. Они висели, словно мухи на липкой ленте. Приклеенные, с тянущимися мембранными прядями, которые надежно удерживали их на месте. Джонер, онемев от ужаса, уставился на ближайшую фигуру.

Позади него Ди’Стефано нашел переключатель и щелкнул им, заставив Джонера подскочить. Небольшой огонек внезапно осветил мертвеца, который висел рядом. Судя по белому халату, это был исследователь. На кармане виднелось имя: Кинлох. Лицо мужчины представляло собой маску агонии, навеки застывшую в предсмертном спазме. Глаза были широко распахнуты, а халат пропитался его собственной кровью. Тело выглядело так, словно что-то взорвалось внутри него, вырвалось сквозь грудь.

«Или, может, – подумал Джонер, – прогрызло себе путь наружу».

Его мутило. Он ясно видел легкие и кишки Кинлоха.

Ди’Стефано переместил огонек, изучая остальные тела на стене. Они все выглядели, как Кинлох. Все – мертвые. Все – с такой же жуткой раной. Это наверняка были люди, которые работали в лаборатории. Джонер заметил еще несколько имен на халатах: Уильямсон, Спрэг, Фонтейн…

«Было бы лучше, – сказал он себе, – если бы у всех их не было имен. Если бы они были безымянными».

По большей части отряд реагировал вздохами или стонами. Даже Джонер, который думал, будто уже всего насмотрелся, вынужден был отворачиваться. Он знал, что если умудрится выжить в этой переделке, эту сцену не забудет никогда.

Рипли просто смотрела. По виду сцена ее не задевала, словно она видела подобное столько раз, словно оно стало настолько обыденным, что уже не трогало.

А потом Джонер заметил криотрубу, в которой кто-то лежал.

«Один из гибернаторов, которые мы перехватили и привезли».

Подойдя к трубе, он заметил, что крышка приподнята, и открыл ее полностью. Внутри лежала женщина. Ее грудь тоже взорвало изнутри, а лицо застыло в гримасе боли.

– Я, должно быть, сплю! – проворчал Джонер. Только от этого сна было не проснуться.

К собственному смятению Джонер оказался лицом к лицу со своим преступлением.

«Ты привез ее сюда для этого. Ты похитил ее и всех прочих, и не задавал вопросов. Просто бери деньги и проваливай. А теперь ты стал причиной собственной гибели. Взгляни на ее лицо. На лица всех остальных людей на стене. Ты закончишь так же. А ты еще до этого считал себя уродом».

На Джонера внезапно накатил почти неудержимый приступ тошноты. Он резко вздохнул, отвернулся от саркофагов и подавил этот позыв.

Внезапно рядом оказался Кристи, даря молчаливую поддержку. Джонер был этому рад, рад присутствию здоровяка.

– Двигаемся дальше, – тихо сказал Кристи.

Взяв себя в руки, Джонер кивнул.

Они продолжили путь по лаборатории, где повсюду виднелись следы присутствия чужих. Ноги Джонера то липли к полу, покрытому кровью, то скользили на кусках разодранных человеческих кишок.

Они вступили в очередную затемненную зону, и движение еще больше замедлилось. Мерцающий неоновый светлячок работал как стробоскоп, расплескивая свет по кошмарному пейзажу, в который превратилась разрушенная и измененная лаборатория. Катившийся рядом с Джонером Врисс вытянулся в коляске и постучал стволом оружия по сбоившей лампе, но она только стала мигать еще чаще.

Здесь было столько оборудования, валялось столько всяких предметов, что помещение выглядело как лабиринт с неожиданными поворотами и укромными уголками. И надо всем этим постоянно сменялись тень и свет, действуя на нервы.

Рипли снова вышла вперед. Они медленно двигались дальше, изучая обстановку. Джонер всматривался во все до рези в глазах. Какой-нибудь из тех огромных черных чуваков со всеми этими наружными трубками здесь выглядел бы просто частью интерьера. Он взглянул вперед через мерцающий свет: трубы, оборудование, столы, какие-то закутки, трубы, лицо, еще трубы… Джонер моргнул. Это что там, лицо мелькнуло среди оборудования? Рипли отреагировала первой, крутнулась на месте, всматриваясь, а потом это увидели и Джонер с Кристи. Свет вспыхнул снова. Вот оно! Лицо – бледное, искаженное ужасом, с широко раскрытыми глазами, в которых билась паника.

Внезапно человек выпрыгнул из тайника. В руках он держал что-то длинное, вроде трубы. Мужчина с воплем кинулся на ближайшую цель – это оказалась Рипли – и замахнулся. В кои-то веки Рипли застигли врасплох, неподготовленной. Тяжелый удар сбил ее на пол. В следующий миг подскочил Кристи, отбил новый удар. Джонер вскинул оружие и заорал:

– Брось! Брось, черт тебя дери!

Он был настолько на взводе, что с трудом удерживался от того, чтобы застрелить нападавшего. В крови бурлил адреналин.

Все прочие тоже выглядели не менее собранными, такими же нервными. Кристи, все еще закрывая собой Рипли, крикнул:

– Успокойтесь! Все сбавьте обороты, успокойтесь!

Мужчина забился обратно в нору, скорчился. И – о чудо! – неоновые огни внезапно вспыхнули ярко и ровно.

Все немедленно замерли, так и не сводя оружия со сжавшегося мужчины. Рипли потрясла головой, словно такой сильный удар для нее был просто чем-то, что можно легко стряхнуть, и поднялась.

– Брось трубу, мужик! – крикнул Кристи хнычущему мужчине. Незнакомца била крупная дрожь. – Брось!

Мужчина посмотрел на них широко распахнутыми глазами. Лицо его застыло в маске ужаса.

– Убирайтесь!

Но голос его слишком сильно дрожал, чтобы хоть кто-то принял этот приказ всерьез. На это нападение он явно потратил последние крохи храбрости. Труба, которую он сжимал, со звоном упала на пол. Мужчина в замешательстве переводил взгляд с одного лица на другое, и, наконец, слабым голосом спросил:

– Что происходит?

Медленно, со страхом он выполз из укрытия.

Джонер увидел имя у него на комбинезоне: Пурвис.

«Проклятье. Еще один из этих сонь, которых мы забрали».

Кристи вышел вперед. Он все еще выглядел напряженным, настороженным.

– Происходит то, Пурвис, что мы убираемся к дьяволу с этого корабля-призрака.

Пурвис моргнул, очевидно сбитый с толку. С него ручьями тек пот, по комнате волнами расходился запах страха.

– С какого корабля? – спросил он. – Где я? Я лежал в крио, рейс на Кзарем. Собирался работать на перерабатывающем заводе, на очистке никелевой руды…

Кристи и Джонер переглянулись, потом отвели взгляд. Даже Рэн пытался сделать вид, что его там нет. Пурвис продолжил:

– Я проснулся, я не понимаю… потом… потом… я увидел что-то… жуткое… оно меня душило!

Он выглядел так, словно вот-вот расплачется. Колл шагнула к нему, и в кои-то веки Джонер был рад ее вмешательству.

– Послушай, – обратилась она к Пурвису. – Ты пойдешь с нами. Здесь тебе оставаться слишком опасно.

Джонер с Кристи снова переглянулись, затем оба пожали плечами. Джонер решил, что они кое-что должны этому мужику за похищение. Пусть даже никто и представить не мог, что ему предстоит стать кормом для чужих.

Рипли внезапно шагнула к Пурвису. Тот вздрогнул и испуганно попятился, но она всего лишь… обнюхала его? Джонер чувствовал запах этого парня за пять футов, и тот точно не пользовался дезодорантами.

– Оставьте его, – сказала Рипли своим обычным ровным голосом.

Колл резко повернулась к ней.

– Иди на хрен! Мы никого на этом корабле не бросим.

Выражение лица Рипли не изменилось:

– Оно у него внутри. Я чувствую его запах.

Пурвис судорожно дернулся. Он выглядел так, словно находится на грани нервного срыва.

– У меня внутри? Что у меня внутри?

У Джонера зачесалась кожа, словно по ней маршировали тысячи муравьев, и каждый – с серебристыми зубами. Он повернулся к Кристи:

– Черт, я не хочу, чтобы одна из этих тварей родилась поблизости.

Врисс подкатился к ним:

– Это большой риск.

Колл, судя по выражению лица, готова была на них накинуться.

– Мы не можем просто его оставить!

«Дерьмо, она что, никогда не устанет?» – утомленно подумал Джонер.

Врисс попытался уговорить Колл. Джонер это одобрил. Вероятно, только у Врисса были на это шансы.

– Я думал, ты явилась сюда, чтобы они не распространились.

Слова Врисса заставили Колл поколебаться. Она повернулась к Рэну.

– Нет ли способа… ты можешь это остановить?

Кристи покачал головой:

– У нас нет на это времени!

– Здесь – нет, – ответил Рэн, не глядя на Пурвиса. – Лаборатория разрушена.

– Я мог бы его убить, – мягко обратился Кристи к Колл. – Без боли. В затылок. Может, так лучше всего.

«Вот старый добряк», – подумал Джонер, глядя на здоровяка.

Колл яростно покачала головой:

– Должен быть другой способ. А если мы его заморозим?..

Пурвис переводил взгляд с одного на другого. Он выглядел все более напуганным. Мужчина уставился на свою грудь.

– Что, на хрен, у меня внутри?

Они смотрели на него, и Джонер осознал, что все выглядели смущенными, даже Ди’Стефано. Все здесь были виновны, все и каждый.

Наконец Рэн тихо заговорил:

– Паразит. Чужеродный элемент, который…

Рипли шагнула вперед. Она явно устала от этой ерунды.

– У тебя в груди монстр, – заявила она прямо в лицо Пурвису, в упор. – Эти парни, – она ткнула большим пальцем в команду «Бетти», – хакнули ваш корабль и продали ваши криокапсулы тому парню, – она кивком указала на Рэна. – А он посадил в тебя чужого. Через несколько часов он пробьется через твою грудную клетку, и ты умрешь. Вопросы?

«Ого, вот это настоящая хладнокровная стерва!» – восхищенно подумал Джонер.

– Кто… кто ты? – запинаясь, выговорил Пурвис, глядя на нее широко открытыми глазами.

– А я – мать монстра, – заявила Рипли, глядя ему прямо в глаза, не моргая.

Затем она повернулась к Рэну и пристально смотрела на него, пока он не отпрянул. А после этого двинулась дальше к выходу. Ее эта проблема больше не волновала.

Очевидно взяв за образец прямолинейный подход Рипли, Колл протолкалась мимо Джонера, схватила Пурвиса за руку и резко заявила:

– Он пойдет с нами. На «Бетти» мы его заморозим, а позже доктор сможет удалить тварь.

Все уставились на Рэна, и он кивнул.

– Хорошо.

Джонер моргнул. Он поверить не мог, что они все на это ведутся, вот так, запросто. Он надвинулся на маленькую женщину.

– С чего это ты тут, на хрен, командуешь?

Та дерзко уставилась на него.

– С того, что ты без яиц родился.

Прежде чем Джонер успел бросить что-то в ответ, между ними втиснулся Врисс:

– Полегче, народ.

Кристи подошел к Пурвису и принялся подгонять его следом за Рипли.

– Пойдем. Может, ты даже выживешь. Дернись мне, и я тебя пристрелю.

Ворча под нос и ругательски ругая весь этот бардак, Джонер двинулся вместе с остальными через лабораторию.

10

«Хранилище клонов»? Рипли прочитала табличку перед последней лабораторией, через которую им оставалось пройти, но слов по-настоящему не осознала. Она все так же шла первой.

Ди’Стефано подошел к одной из консолей, и его пальцы забегали по кнопкам.

– Мы миновали луны Юпитера, – сообщил он.

Рипли знала, что должна испытывать какое-то ощущение срочности, какое-то побуждение действовать, но ее вело исключительно самосохранение.

«Как у любого животного, – с горечью подумала она. – Как у них».

Боясь, что чужие ее почувствуют, она переключилась на другие мысли. Сколько еще времени они будут слишком заняты, чтобы погнаться за ней?

Они прошли мимо очередной двери в бесконечном ряду. Надписи на табличках для Рипли ничего не значили, но у следующей двери…

Она застыла.

Там что-то было. Кто-то.

Несмотря на безграничную пустоту, которую ощущала Рипли – ощущала с момента рождения, – она внезапно ощутила прилив страха. Насторожив все чувства, она повернулась к двери. На стеклянном окошке, встроенном в дверь, были цифры.

«1–7».

Рипли медленно развернулась и подошла к двери, глядя на надпись.

Опустив взгляд, она закатала рукав и уставилась на номер – «8».

«Просто уходи, – приказала она себе. – Просто иди дальше».

Она закрыла глаза и содрогнулась. Что-то ужасное крылось за этой дверью – что-то, имеющее к ней отношение.

Ди’Стефано закончил работать с консолью, прошел мимо Рипли и услужливо заметил:

– Нам не туда.

Кристи остановился рядом, явно встревоженный ее странным поведением.

– Рипли, у нас нет времени осматривать достопримечательности.

Это было неважно. Они могли идти дальше без нее. Рипли знала, что должна войти внутрь.

Внезапно рядом оказался Рэн. Даже в его голосе сквозило беспокойство:

– Рипли… не надо.

Она должна была. Рипли открыла дверь и остановилась на миг. Ей нужно было время подготовиться к тому, что – она знала – предстоит увидеть.

Все это время ее беспокоило отсутствие чувств, отсутствие человечности. И вот теперь она внезапно тонула в нахлынувших чувствах.

Боль. Ужас. Отвращение. Сожаление. Горе, от которого разрывалось сердце.

Остальные столпились в дверном проеме. Они ничего не понимали, но явно не желали продолжать путь без нее.

Рипли смотрела в комнату, полную инкубаторов.

Нет, не инкубаторов. Уже нет.

«Хранилища. Высокотехнологичные консервные банки. Для моих сестер».

В первом контейнере плавал в защитной жидкости организм размером с полностью развитого человеческого зародыша. Существо выглядело совершенно деформированным, едва узнаваемым. Оно было отмечено как «Номер 1».

«Не оно, – сказала себе Рипли, – она».

Она благоговейно коснулась стенки контейнера и прошла дальше.

Следующий образец, обозначенный как «Номер 2», достиг размера маленького ребенка. Он тоже был сильно искажен, наполовину чужой, наполовину – человек. Лицо Эллен Рипли на жуткой, вытянутой голове. Из спины торчали роговые отростки. Рипли повела плечами, чувствуя шрамы вдоль позвоночника.

У «Номер 3» был хвост, но не было лица. Ей было примерно два года.

«Номер 4» выглядела на четыре года. У нее образовались экзоскелет и жесткий язык с зубами. Он торчал из наполовину человеческой головы, не помещаясь во рту.

Что-то скатилось из глаза Рипли, и она коснулась щеки. Слезы? У монстра? Она чуть не рассмеялась.

«Номер 5» почти достигла зрелости. У нее были спинные рога, но выглядели они отчетливо рудиментарными. Голова оказалась полностью чужой – голова королевы, гротескно сидевшая на искаженном теле человеческой женщины. Теперь слезы текли по лицу без остановки.

«Восемь нас. Но сколько сотен, сколько тысяч никогда не прошли дальше стадии деления на восемь, на шестнадцать клеток? Думаю, они давали маркировку только по достижении определенной стадии развития».

Рипли задумалась обо всех исследователях, которые работали над ее клетками, усердно трудились неделю за неделей, месяц за месяцем, год за годом. Все они теперь были мертвы, стали кормом для результатов собственных манипуляций. Легче от этого не становилось.

Она подошла к «Номер 6». Снова ее лицо на странной вытянутой голове, но почти взрослое, очень похожее на саму Рипли. Руки выглядели так же, с такими же странными длинными ногтями. Глаза были открыты. Ее глаза. Они видели… что? Мое будущее? Еще один монстр для коллекции? Она двинулась дальше в мир кошмаров, которые были ею самой.

«Номер 7» было написано не на банке, а на боку большого квадратного прозрачного резервуара. Рипли заметила, что в него уходят электрические кабели. Измерительные приборы отмечали… что-то. С чувством всепоглощающего ужаса Рипли обошла вокруг резервуара.

Это была вовсе не банка для хранения! Блок интенсивной терапии, снабженный гидрокроватью и всем необходимым оборудованием для… Рипли била крупная дрожь.

На кровати лежало живое существо – если назвать то, что испытывал организм, можно было жизнью. У монстра было лицо Рипли на бесформенной голове с отдельными пучками кудрявых каштановых волос. Фиксаторы прочно удерживали вывернутые конечности, а в руки уходило множество трубок, поставлявших питательные вещества. Светлые, умные, человеческие глаза смотрели на Рипли, видели ее.

Узнавали.

«Моя сестра!» – подумала объятая ужасом Рипли.

Рот открылся, обнажив серебристые клыки. Из уголков рта потекла прозрачная слизь, и монстр зашипел в знак узнавания.

А затем он выговорил просьбу. Два слова:

– Убей меня!

Существо просило это у единственного создания во Вселенной, которое, оно знало, исполнит его желание. Из человеческих глаз на лице Рипли текли огромные клейкие слезы. Монстр закрутился в фиксаторах, словно пытаясь умолять, упрашивать.

Рипли в отвращении отшатнулась. Она тихо рыдала, не в силах сдержать слез. Внезапно рядом оказалась Колл. Она держала в руках большой, смутно знакомый предмет.

– Это огнемет, – негромко сказала девушка. – Ди’Стефано подобрал его на оружейном складе. Знал, где искать.

Рипли посмотрела на оружие, смаргивая слезы. Огнемет выглядел привычно. Она повернулась, в последний раз посмотрела на свою сестру. Монстр корчился на кровати, открывая жуткий рот. Нити липкой слюны стекали на подбородок, на простыни. И глаза его выражали все, чего не мог сказать измученный разум.

Рипли автоматическим движением зарядила огнемет и выстрелила. Заставив себя не слышать ужасные крики, наполовину человеческие, наполовину чужие, она стреляла снова, и снова, и еще, расплавляя резервуар, трубки, фиксаторы. Уничтожая всё.

Рипли попятилась. Приятно, правильно было ощущать оружие в руках. Она выстрелила снова – и стреляла в каждую банку по мере отступления. Выли сирены. Корабль пытался защититься, но, кажется, в разбрызгивателях не осталось воды, так что разрушительному неистовству Рипли ничего не мешало. Один за другим лабораторные стаканы лопались, взрывались осколками пластистекла и стали.

Остановилась Рипли только тогда, когда лаборатория превратилась в расплавленные пылающие руины, а бак оружия опустел. Рипли бросила огнемет у двери и с силой захлопнула ее, оставив огонь внутри.

Слезы иссякли. Их место заняло нечто куда более смертоносное. Рипли повернулась к Рэну.

Ученый попятился, отчаянно крутя головой в поисках защиты. Но остальные, видевшие часть этого ада, отодвигались, давая ему понять, что помогать не намерены. Когда Рипли двинулась к доктору, у нее на пути встала только Колл.

– Рипли… не делай этого, – мягко сказала она.

Рипли застыла. На нее внезапно нахлынула невероятная усталость. Ее плечи опустились.

– Не делать чего? – безутешно прошептала она.

От небольшого отряда волнами растекалось напряжение. Рэн шумно выдохнул. Ученому даже хватило нахальства принять несколько самодовольный вид, и в этот же миг Колл крутанулась и ударила его в челюсть, вложив в это движение всю силу, крывшуюся в ее небольшом, но крепком теле.

Голова Рэна запрокинулась, и он повалился к ногам Рипли. Та поймала взгляд молодой женщины, и между ними что-то произошло, возникло какое-то понимание. Что это было – Рипли не могла точно сказать.

– Вот этого не делай, – пояснила Колл свой внезапный удар, разминая руку со сбитыми костяшками.

А затем, не удостоив ученого взглядом, двинулась дальше. Рипли посмотрела на Рэна, который, прижав руку к челюсти, тряс головой. Кристи встал над ученым, словно боясь, что Рипли закончит начатое, пока тот лежит на полу.

– Сам напросился, док, – просто сказал он Рэну.

Рипли чуть не рассмеялась от этих слов. Она подняла свое ружье и последовала за Колл.

За ее спиной Джонер, который глазел на горящую лабораторию, спросил у Кристи:

– А чего такого-то? Только боеприпасы зря потратили.

Кристи лишь пожал плечами и помог Рэну подняться на ноги.

Спереди донесся окрик Колл:

– Давайте двигаться, пока никто не пришел проверить, что тут за шум!

Джонер меж тем продолжал говорить:

– Я просто не понимаю. Наверное, что-то бабское.

Оставив позади лабораторный комплекс, они стояли в темноте, пока Ди’Стефано открывал люк в полу. В шахте горело сколько-то аварийных ламп, но их света, насколько видел Кристи, не хватало, чтобы осветить всю трубу.

– Отсюда мы пойдем вниз, – без необходимости пояснил Ди’Стефано.

Кристи повернулся к приятелю, прикованному к инвалидному креслу.

– Врисс, нам придется оставить каталку.

– Понимаю, – устало ответил тот, вытягивая мотки веревки из какого-то тайника в кресле.

Первой в шахту опустилась Колл, за ней последовали еще несколько членов отряда. Кристи взглянул на Врисса.

– Коланский маневр, да?

Врисс издал короткий горький смешок:

– Как в старые времена…

Кристи тоже улыбнулся. Тогда они думали, что с ними покончено. Думали, что это худший кошмар, с каким им придется столкнуться…

Теперь, в коридорах «Возничего», события на Колане казались ему просто загородным пикником.

Спрыгнув с лестницы на дно шахты, Колл к собственному удивлению словно оказалась в охлаждающей камере: ноги до колен погрузились в воду. Ди’Стефано и Джонер ушли вперед и теперь стояли спиной к спине с оружием наготове, изучая обстановку. Без слов, взмахом руки они велели Колл отойти, потому что другие ждали своей очереди.

Колл прошла в дальний конец помещения, где стояла Рипли. Высокая женщина рассматривала свои руки, которые все еще сильно дрожали после событий в лаборатории. На лице ее читалась боль, глаза покраснели. Видеть ее такой злило Колл. Она все время повторяла себе, что Рипли не человек, что на самом деле она ничего не чувствует. А теперь ей пришлось принять реальность. Рипли оказалась таким же человеком, как сама Колл. Она чувствовала – на самом деле, чувствовала слишком много.

Колл встала рядом с Рипли. Она чувствовала неловкость, и все же ей необходимо было что-то сказать.

– Я… я и представить не могу, что ты чувствуешь.

Рипли бросила на нее безрадостный взгляд.

– Нет. Не можешь.

Колл отвернулась, оглядываясь вокруг. Темная, пронизанная трубами комната была затоплена, и уровень все поднимался. Вода лилась с потолка, из труб охлаждения.

Команда снова собралась вместе, и по сигналу Кристи все двинулись вперед, бредя по колено в воде.

Все они по-прежнему оставались настороже, и это выматывало. Постоянное напряжение, отсутствие отдыха. Колл замечала следы усталости в Джонере, Хиллард, в дерганом Пурвисе.

Крупное тело Кристи без видимых усилий двигалось в воде, несмотря на то, что он нес Врисса. Парализованный товарищ был привязан к нему спина к спине при помощи веревок из кресла. Врисс тоже изучал потолок.

– Должно быть, проблема в резервуарах охладительной системы, – сказал он. – Верно, кто-то открыл вентиль.

– Эти гаденыши такого сделать не могли, – сказал Джонер и замялся. – Или могли?

– Зачем бы?.. – недоуменно отозвалась Хиллард.

Они продолжили путь по воде, остановившись, только когда уперлись в стену. Здесь обнаружился небольшой люк с лестницей, ведущей на последний уровень. Ход был все еще открыт, но почти полностью заполнен водой.

– Мы в нижней части корабля, – сказал Рэн. – Этот сектор запечатан. Нам придется спуститься по этой лестнице, пройти через камбуз, а потом подняться по еще одной служебной шахте. До нее, наверное, метров двадцать пять.

Колл осознала, что это значит: двадцать пять метров под водой.

Кристи оглянулся на Врисса.

– Готов вымокнуть, напарник?

Тот коротко рассмеялся:

– О, да.

Джонер покрутил головой.

– Вот дерьмо.

Хиллард повернулась к Рэну:

– Ты уверен насчет расстояния?

Доктор кивнул.

– Нам нужен разведчик, – с видимой неохотой проговорил Кристи. – Рипли?

Колл нахмурилась на него, но Рипли подошла к люку и оглядела его.

– Мне это не нравится, – негромко сказала она.

– Нравиться тут нечему, – согласился Кристи.

Рипли с отрешенным выражением лица фаталистически пожала плечами.

– Ладно! – объявила она, глотнула воздуха и без брызг ушла в воду.

Должно быть, резервуары, наконец, опустели, потому что потоки воды сменились ручейками, а затем капелью.

Все стояли неподвижно и молчали, только смотрели на люк, в котором исчезла Рипли. На какое время человек способен задержать дыхание?

Ди’Стефано, который стоял рядом с Колл, снял с ремня защитный чехол и обернул его вокруг затвора ружья. Поймав взгляд Кристи, он заметил, обращаясь к здоровяку и его «сиамскому близнецу»:

– Вам стоит сделать так же.

В ответ Кристи показал ему свое оружие:

– Одноразовые. Такое они выдержат.

Ди’Стефано заинтересованно присмотрелся.

– Одноразовые. Я о таких слышал. Сколько зарядов?

– Двадцать, – ответил Кристи.

И внезапно пират с солдатом превратились просто в двух парней, болтающих об общем увлечении.

– Пули надпиленные, так что даже при малом калибре оставят хорошую дырку.

Ди’Стефано с уважением кивнул:

– Круто.

Кристи продолжил, словно разговор помогал ему сбросить это ужасное напряжение.

– Налетчики такое обожают. Потому что их выкидываешь, когда дело сделано. Никто не любит выбрасывать оружие, к которому успел привязаться. Понимаешь?

В этот момент здоровяк, верно, понял, что – нет, Ди’Стефано не понимает, что он заговорился и зашел слишком далеко. Перед ним стоял кадровый солдат: сила во имя справедливости и все эти патриотические штуки. Воцарилось неловкое молчание. Им было нечего больше сказать. Врисс занимался тем, что изучал потолок со своего насеста на спине Кристи.

Единственным, что теперь слышала Колл, был звук падения последних капель. Тревожась о том, что Рипли все не возвращается, она набрала горсть прохладной воды и побрызгала на лицо.

Внезапно позади них к поверхности поднялся рой пузырьков. Все развернулись, вскидывая оружие. Текли секунды. Лопнул последний пузырек, но ничего больше не происходило. Все снова повернулись к люку.

И тут из воды прямо перед ними вынырнула Рипли, заставив всех вздрогнуть. Она жадно глотала ртом воздух, а когда, наконец, смогла говорить, то выдохнула:

– Нашла заблокированную дверь примерно в двадцати метрах впереди. Пришлось повозиться, пока смогла ее открыть. Дальше не пошла, но уверена, что поверхность там очень близко.

Колл оглядела остальных.

– Как, нужно напоминать вдохнуть поглубже?

В ответ она получила несколько улыбок.

– Кристи, – поддразнивающе заметил Врисс, – окажи любезность. Когда мы выйдем на поверхность по другую сторону туннеля – не плавай на спине, ладно?

Здоровяк негромко рассмеялся. Члены команды один за другим набирали полную грудь воздуха и ныряли следом за Рипли, которая указывала путь.

Последними под воду ушли Хиллард и Джонер. Видимость оказалась паршивой: несмотря на то, что вода была чистой, в камбузе горело слишком мало ламп, так что плыть приходилось в полумраке. Хиллард это не нравилось, но она сомневалась, что яркий свет понравился бы ей больше. Камбуз оказался просторным, и это еще больше мешало обзору. Хиллард проследила взглядом за Рэном, который впереди нее плыл к противоположному концу комнаты. Она ему не доверяла, а у доктора было перед ними преимущество: он, очевидно, ориентировался на корабле.

Они заплыли за угол. Впереди еще ждал долгий путь. Хиллард начала ощущать давление в легких, желание сделать вдох. Она могла ему сопротивляться. Рядом упорно плыл Джонер. Неожиданно он оглянулся, потом еще раз, замедлил гребки и начал отставать. Хиллард тоже оглянулась посмотреть, что привлекло его внимание, и едва не хлебнула воды: за ними следом, не прикладывая видимых усилий, неслись двое чужих. Они казались проворными, как угри. Хвосты совершали в воде волнообразные движения.

Глаза Джонера панически расширились. Он быстро зарядил оружие и выстрелил. Отдача отбросила его назад.

Заряд унесся к тварям и ударил одну из них точно в центр, разорвав на части. Звук под водой прозвучал приглушенно, как тяжелый шаг.

Оставшийся чужой просто продолжил движение.

Джонер, впав в настоящий ужас, рванулся вперед как ракета, обогнав и Хиллард, и Рипли. Это заставило клонированную женщину обернуться, и она увидела монстра. Обернулись еще несколько человек, и внезапно отряд впал в панику. Все – кроме Рипли. Она махнула рукой Хиллард, давая знак, чтобы та плыла быстрее, словно пилота требовалось подгонять.

«У нее здесь вообще проблем нет, словно ей даже дышать не нужно!» – подумала Хиллард, отчаянно работая ногами. В голове нарастал тяжелый гул, взывающий: «Воздуха! Воздуха! Дай мне воздуха!»

Хиллард осознала, что Пурвис и Ди’Стефано захлебываются: в ужасе от приближения монстра они наглотались воды.

Рипли жестами подгоняла пловцов. Хиллард заметила, что они все уплывают от нее, что она отстает от группы.

«Я больше не могу! Мне нужно вдохнуть. Эта тварь меня поймает!»

Хиллард пыталась не думать об этом, а просто загребать руками, работать ногами, плыть быстрее. Зря она оглянулась.

Монстр был так близко! Пара метров, и он ее схватит. Тварь оскалилась, и Хиллард показалось, что весь тусклый свет, что оставался в жутком подводном мире, отразился от этих сияющих клыков. Она заметила, что хвост чужого начал двигаться быстрее.

Нахлынула волна паники, и Хиллард набрала полный рот воды. Нет! Она отчаянно забила ногами.

Внезапно сильные нечеловеческие пальцы поймали ее за лодыжку. Хиллард непроизвольно завопила, а затем вдохнула в отчаянной попытке найти воздух – топливо, что питало крики о помощи. Но в легкие хлынула только вода. Огромные мощные руки обхватили ее ноги, затем талию, грудь, и вскоре Хиллард оказалась в объятиях смерти. Она бессильно махала руками, пиналась, глядя на то, как остальные уплывают все дальше в темной воде. А затем Хиллард оказалась лицом к лицу со своим подводным любовником.

«Хиллард больше нет! Она погибла!» – скорбела Колл, проплывая через дверь. Впереди виднелся свет из шахты подъемника, манил ее к себе. Скольких еще они потеряют из-за этих ублюдочных тварей? Будут ли их хватать одного за другим, пока не останется никого? А учитывая, что корабль все еще направлялся к Земле, могли ли они сделать хоть что-нибудь? Что угодно?

Она не могла позволить себе отказаться от надежды.

«Постепенно, шаг за шагом. Добраться до воздуха. Нам нужен воздух».

Она сильно толкнулась ногами, устремляясь вверх. Но когда ее голова уже почти пробила поверхность, к воздуху и свету, Колл ударилась обо что-то твердое, гибкое и прозрачное.

«Что?..»

Она толкнула преграду и почувствовала, как та немного поддалась – но недостаточно. До воздуха оставались дразнящие шесть дюймов. Должно быть, это чужие соорудили, раскинули что-то вроде прозрачной сети. Но зачем?

Легкие горели. Колл билась в прозрачную преграду, толкаясь ногами. Подоспели остальные и тоже теперь сражались с сетью, пытаясь пробраться через нее. Кто-то просто повис на нитях, потратив остаток сил.

Колл всмотрелась в пространство, наполненное воздухом, до которого не могла добраться.

В двадцати метрах выше сверкало, как зеркало, дно подъемника. А потом Колл заметила их отражение. Вдоль края бассейна лежало несколько яиц.

Колл не могла думать о том, что ждет впереди. Она знала только, что все они умрут, если не доберутся до воздуха. Она вытащила поврежденный кинжал, который до сих пор скрывала в рукаве. Изъеденное лезвие оставалось острым. Девушка ударила стальным кончиком по сети, выбив небольшую ямку, затем принялась отчаянно пилить, мучительно расширяя ее сантиметр за сантиметром. Джонер и Кристи ухватились своими огромными ручищами за края и потянули, пытаясь разорвать сеть, но та едва шевельнулась.

Краем глаза Колл заметила, как солдат, Ди’Стефано, потерял сознание и обмяк в воде. А где-то позади них осталась та тварь…

Внезапно Рипли протолкалась к сетке, схватилась за нее обеими руками и разорвала на части. Команда вырвалась на поверхность, кашляя, заглатывая полные легкие чудесного воздуха. Рипли тоже тяжело дышала, и Колл ощутила признательность за то, что та, наконец, показала эту толику человечности.

Сморгнув воду, Колл посмотрела наверх, на дно подъемника, и вытаращила глаза: одно из яиц медленно, влажно раскрылось, и из него одним резким взрывным движением выпрыгнуло что-то многоногое, гротескное. Прежде чем кто-нибудь успел отреагировать или попытаться убраться с дороги, оно с тошнотворным хлюпаньем упало прямо на лицо Рипли. Пурвис пронзительно заорал, а Рипли ушла под воду. Колл нырнула было за ней, но уже через несколько мгновений Рипли скрылась во мраке. Последним, что увидела Колл, было то, как Рипли борется с тварью, обхватившей ее лицо.

– Вот дерьмо, – прошипел Джонер, глядя на подъемник. В зеркальной панели было видно, как открываются с тем же чмокающим звуком остальные яйца. Изнутри поднимались паукообразные монстры.

– Это ловушка! – заорал Джонер. – Они устроили еще одну чертову засаду! Ныряйте все! Ныряйте! Ныряйте!

И он погрузился в воду. Остальные, не раздумывая, последовали за ним.

«Что за ловушка такая, в которой жертва тонет?..» – задумалась Колл, но тут же поняла.

Они или прорывались через сеть и хватали воздух широко открытыми ртами, или теряли сознание под сеткой, и тогда чужие собирали их, как цветочки. В любом случае твари получат свое.

Снова оказавшись под водой, команда в отчаянии оглядывалась, не зная, что делать. Колл уже не могла разглядеть Рипли, но видела, как чужой, который убил Хиллард, плывет к ним. Заметив, что люди снова нырнули, тварь ускорилась.

Кристи тоже заметил чужого. Потом он взглянул вверх, на подъемник и отражение яиц, ждущих, когда люди вынырнут.

Он схватился за гранатомет. Все происходило в тишине. Действия сопровождали только приглушенные булькающие звуки. Кристи выставил дистанцию, направил ствол вверх и прицелился в отражение яиц. А затем выстрелил.

Граната пронеслась через воду, отрикошетила от трубы у потолка, а потом с чмокающим звуком приземлилась на яйцо. Раздался стук, затем прогремел взрыв, встряхнувший их даже под водой. А Кристи уже выпустил вторую гранату, потом еще и еще. Одно за другим смертоносные заряды уничтожали ждущие яйца, разбрасывая вокруг ошметки паукообразных монстров и куски оболочки. Когда все закончилось, Кристи дал знак, что теперь можно безопасно вынырнуть.

Колл все еще наблюдала за чужим, который плыл к ним. Казалось, он к чему-то присматривался, но к чему? И где Рипли?

Мысль о том, чтобы потерять Рипли, особенно от нападения одного из этих жутких лицехватов, оказалась невыносима. Выбравшись на воздух, Колл помогла Кристи и Джонеру вытащить из бассейна потерявшего сознание Ди’Стефано, а затем, не в силах сдержаться, начала звать Рипли – пока Врисс не велел ей заткнуться, чтобы она не накликала ад на их головы.

Колл прикусила губу и подчинилась, занявшись изгнанием воды из легких Ди’Стефано. На глаза ее навернулись слезы.

– Поторопитесь все, – резко сказал Кристи. – Эта тварь шла за нами по пятам. Нужно подняться по той лестнице.

Колл заглянула в шахту и увидела лестницу, которая поднималась вдоль стены, мимо подъемника, пронизывая центр корабля насквозь. Затем уставилась мимо кашляющего Ди’Стефано на поверхность воды.

Врисс, который все так же ехал на спине Кристи, тронул ее за плечо. Она подняла на него взгляд. На лице Колл было написано все, что она чувствовала к клонированной женщине.

– Ладно, Колл, – мягко сказал Врисс. – Хватит пока. Солдат уже в порядке. Нам нужно идти.

Ей оставалось только кивнуть и двинуться к лестнице, бросив на поверхность воды один последний взгляд.

Рипли пыталась оторвать от лица тварь, которая все старалась засунуть имплантационную трубку ей в рот. Существо не могло пробиться через барьер сжатых зубов, но продолжало упорствовать. У лицехвата не было иной цели в жизни, и он пытался исполнить предназначение даже после того, как Рипли оторвала ему лапы.

Вкладывая все силы в попытки отодрать монстра, Рипли опустилась на дно бассейна. Ног у твари уже не было, но хвост по-прежнему крепко обвивал ее шею.

Наконец, Рипли впилась зубами в жилистый ребристый хвост и оторвала его от себя, оставив на горле кровоточащие ссадины. После этого, в приступе ничем не сдерживаемой ярости, она разодрала тварь на части. Уверившись, что существо полностью и совершенно мертво, женщина взглянула наверх и обнаружила, что к ней несется тот чужой, который преследовал их под водой. Судя по всему, его ярость была никак не меньше ее собственной.

Не теряя ни секунды, Рипли мощно оттолкнулась от дна и ракетой взмыла вверх, пытаясь опередить тварь. Как только она вырвалась на поверхность, сильные руки стиснули ее и потащили из воды. Хватая ртом воздух, она в изумлении уставилась на обезображенное шрамом лицо Джонера.

– Оно прямо за мной! – выплюнула Рипли.

Джонер толкнул ее к лестнице.

– Так давай наверх!

С разбегу запрыгнув на лестницу, Рипли обернулась и увидела, как существо поднимается из воды.

Ступеньки представляли собой ряды стальных трубок, торчащих из шеста в трех направлениях. Рипли вместе с Джонером принялись торопливо карабкаться наверх, пытаясь догнать остальных. Оглянувшись, Рипли с удивлением увидела, как чужой опускается обратно в воду, подобно субмарине. И все же, когда он нырнул, утешения это не принесло. Только не в таких обстоятельствах. Рипли заторопилась наверх; задумавшись о причинах такой спешки, она осознала, в чем дело. Ей хотелось сообщить Колл, что с ней все в порядке.

Колл не удивилась, что первым на бортик технического этажа взобрался именно Рэн. Ди’Стефано рассказал им, к какому уровню нужно получить доступ, и Рэн устремился туда впереди всех. На данный момент Колл было почти все равно. Всем им нужно было убраться как можно скорее и как можно дальше от этого чужого. Если доктор знал, как открыть дверь, тем лучше.

Когда Колл добралась до этого уровня, Рэн балансировал на узком бортике рядом со служебной дверью и поглядывал вниз, на тех, кто все еще продолжали подъем. Коды на небольшом пульте рядом с дверью он вбивал, не глядя.

– Быстрее! – поторопила его Колл, которой было не видно, преследует ли их чужой.

– Заклинило! – крикнул в ответ Рэн и раздосадованно стукнул кулаком по пульту. – Вот дерьмо. Дай пушку! – он протянул руку, не глядя на Колл, словно хирург, требующий инструмент от ассистента.

Колл снова посмотрела вниз, жалея, что толком ничего не видно, и автоматически передала ученому небольшой пистолет, который ей дал Врисс. Она даже не подумала, что делает, пока не подняла взгляд и увидела направленное на нее дуло.

«Как я могла совершить такую глупость?» – успела с отвращением подумать Колл.

Ее слишком сильно занимали исчезновение Рипли и приближающийся чужой.

Рэн, лицо которого выражало самодовольство, прицелился и выстрелил в упор. Пуля ударила Колл в грудь, и она рефлекторно прижала руки к ране, потрясенно глядя на ученого. Руки немели, мозг отказывался работать, а каждый орган отчаянно боролся за жизнь. Сознание помутилось, и Колл упала в шахту. Смутно она слышала, как Врисс крикнул: «Нет!», когда она пролетала мимо них с Кристи, мимо Джонера, мимо Рипли…

«Рипли? Рипли? Ты выбралась?..»

С этой мыслью она тяжело упала в воду и начала тонуть – мимо чужого, который без движения наблюдал за тем, как она погружается все глубже.

Последней сознательной мыслью Колл было: «Рипли выбралась. Рипли справилась».

Рипли видела, как падает Колл, и оцепенела, а затем – удивилась тому, что испытывает такие чувства. Она смотрела, как тело Колл упало в воду, смотрела, пока девушка погружалась на дно, смотрела, как она проплыла рядом с тенью чужого, который так и не вылез на поверхность. Что-то шевельнулось на границе сознания. Что-то…

Маленькая светловолосая девочка идет по пояс в воде и зовет ее по имени.

– Рипли! Рипли!

Она метнулась к ребенку, пытаясь спасти, наперегонки со временем и монстрами.

– Я иду! Держись! Я иду!

Но когда она добралась туда, к воде, там не осталось ничего. Ничего, кроме пластиковой головы куклы, которую накрывали волны. Колл тонула так же. А Рипли кричала сквозь слезы:

– Мне нужно ее спасти! Они ее не убьют. Ты должен понять, они не станут ее убивать…

Она помнила слезы, она помнила чувства такие сильные, что они рвали ее на части. Чувства сродни тем, что она испытала в лаборатории при виде сестер.

Глядя, как тонет тело Колл, она вспоминала кукольную голову, исчезающую в волнах…

Рипли посмотрела наверх. На Рэна. На ученого, который убил Колл – совершенно хладнокровно. В его жилах текла кровь холоднее, чем у чужих. Холоднее, чем у кого угодно. Доктор принялся набирать код, который открывал дверь. Рипли перестала пытаться анализировать собственные чувства и кинулась вверх по лестнице, обгоняя Пурвиса, Ди’Стефано и Кристи со Вриссом.

Врисс истерично заорал:

– Рэн! Ублюдок! Педик трахнутый!

Словно помешавшись, парализованный мужчина взвел ружье и открыл огонь по доктору, но позиция на спине Кристи сбивала прицел. Пули рикошетили вокруг Рэна, но дверь открылась, и он исчез внутри – как раз в тот момент, когда Рипли взобралась на бортик.

Она бросилась к двери, но та захлопнулась у нее перед носом. Рипли успела сунуть пальцы в щель, пытаясь отжать створки, но в итоге вынуждена была отдернуть руки. Створки плотно закрылись. Рипли издала крик, полный ярости – такой же, как над убитым чужим, – и разочарованно ударила по двери.

Отстраненно, краем сознания она задумалась о том, не лучше ли было уйти, прежде чем она открыла эти чувства.

– Врисс! – заорал Кристи, обращаясь к разъяренному спутнику. – Врисс! Перестань палить! Ты кого-нибудь из нас подстрелишь! Хватит!

Каким-то чудом его слова дошли до разума Врисса, и паралитик перестал стрелять. Кристи почувствовал, как Врисс обмяк у него на спине.

– Вот дерьмо, Кристи, – раздался его сдавленный голос. – Этот ублюдок убил Аннали. Малышку Аннали…

– Да, мужик, – Кристи ощутил, как у него сжалось горло. – Она была бойцом. Чертовски славная женщина. Мне жаль.

Врисс вздрагивал, и Кристи понадеялся, что товарищ не плачет. Кристи боялся, что если тот расклеится, то он и сам – после всего, что довелось пережить – не выдержит. А этого он не мог себе позволить. По крайней мере, сейчас, когда отвечал за двоих.

Внезапно Врисс напрягся.

– Вот же дерьмо, Кристи. Двигайся, двигайся, пошел!

Здоровяк посмотрел вниз и увидел, как чужой внезапно выбрался из бассейна, запрыгнул на лестницу и начал карабкаться вверх, как обезьяна. Обезьяна на амфетаминах!

«Дьявольщина, какая же эта тварь быстрая!»

Кристи включил вторую скорость, подтягивая себя и Врисса по лестнице ступенька за ступенькой. На ходу он рявкнул:

– Сделай что-нибудь, а?!

Он чувствовал, как Врисс возится с оружием.

– Черт, заклинило!

Кристи начал стрелять по преследующему их монстру с одной руки, но со Вриссом на спине он не мог достаточно сильно наклониться. Пули бесполезно летели над головой чужого, рикошетя от дальней стенки.

Чужой взобрался выше, потом остановился. Кристи оглянулся на него, только чтобы увидеть, как существо открыло серебристые челюсти и плюнуло в них ядом, подобно чудовищной кобре.

Прицелилась тварь точно: субстанция ударила Кристи прямо в глаз. Шок, изумление и раздирающая боль оказались настолько неожиданными, настолько внезапными, что Кристи с воплем разжал пальцы. Вдвоем они обрушились вниз, к ожидающему чудовищу. Кристи не в силах был ничего сделать – он лишь пронзительно кричал, схватившись за растворяющееся лицо.

Резкая остановка отвлекла его от агонии, заставила сосредоточиться на окружающем мире. Каким-то образом Врисс ухитрился на лету ухватиться за перекладину. Верхняя часть тела паралитика была невероятно сильной – куда сильнее, чем можно было бы подумать, глядя на его невеликий рост, – но мог ли Врисс удержать их обоих? Пытаясь сосредоточиться на том, чтобы выжить, а не на кислоте, которая продолжала пожирать его кожу и опустевшую глазницу, Кристи осознал, какой обузой он теперь стал для Врисса. Жалкое зрелище, вот уж точно. Совершенно жалкое.

Врисс умудрился схватиться за ступеньку и другой рукой, но Кристи видел уцелевшим глазом, что их ноги болтаются над самой головой монстра. Крякнув, Врисс начал подтягиваться, но внезапно чужой выбросил вверх лапу и схватил ногу Кристи, сжав ее, словно тисками. Здоровяк в приступе отвращения застонал от этого нечеловеческого прикосновения – и от того, что оно означало. В памяти всплыл Элджин. И Хиллард.

Чужой потащил его к себе с силой пяти, если не десяти человек. Кристи услышал, как застонал Врисс, почувствовал, как тот изо всех сил вцепился в перекладину.

И внезапно он вспомнил Колан, когда…

…он нагнулся над Вриссом посреди жуткого болота. В спине товарища торчал осколок шрапнели. Он вспомнил, как Врисс кричал сквозь рыдания: «Убирайтесь! Оставьте меня! Если вы меня не оставите, то все умрете!». Он вспомнил, как Элджин оскалился: «Врисс, а не заткнуться ли тебе на хрен?» – и кивнул Кристи. Он вспомнил, как Хиллард привязывала искалеченного товарища к его спине, как Джонер ворчал все это время: «Если нас перебьют, ублюдок ты эдакий, я к тебе привидением являться буду, скотина».

Они уже почти выбрались, когда наткнулись на ту засаду, в которой Джонер заполучил свой шрам на лице. Он винил Врисса за то, что «перестал быть чертовским красавчиком»; на том их дружба и закончилась безвозвратно.

Но все, что сейчас помнил Кристи, это как он тащил оттуда Врисса на спине, чувствуя его тело, повторяя снова и снова: «Мужик, ты тут мне не вздумай умирать. Тебе еще за тылами следить, напарник. Просто прикрывай меня».

Забавно, насколько быстро может работать разум, когда совершенно нет времени.

Чужой потянул снова, почти небрежно. Кристи готов был поклясться, что тварь улыбается, играет с ними. Врисс судорожно вздохнул, все так же цепляясь за лестницу изо всех сил.

«Моя очередь оказаться позади, – подумал Кристи, – прикрывать тебе спину. Только мне кажется, приятель, что у нас только что закончились варианты. Черт, никогда меня так не ранило. Так сильно. Никогда прежде».

Чужой потянул снова, и Врисс застонал. Кристи почувствовал, как начали соскальзывать руки товарища – словно они были его собственными.

Джонер глазам не поверил, когда Врисс ухватился за перекладину и остановил падение. Это было просто невероятно, но, кажется, на том у калеки с Кристи удача закончилась. Он видел, как чужой схватил Кристи, как играл с ними. А еще он видел изломанное болью выражение лица Врисса, который сражался за свою жизнь и жизнь своего старого друга.

Не задумываясь, Джонер раскинул руки, и в ладони его легли два пистолета. Согнув колени, он повис на перекладине вверх ногами, как акробат. А потом, прицелившись в огромный черный череп, который виднелся за товарищами по команде, открыл огонь.

Пули пролетели мимо двух сражавшихся за свою жизнь людей и ударили точно в массивную голову чужого. Долю секунды ничего не происходило…

…а затем голова твари с глухим звуком взорвалась, разбрасывая кровь и куски плоти. Часть этого «душа» угодила на лестницу, которая тут же начала шипеть, но Врисс с Кристи, кажется, не пострадали.

– Я тебя достал, ублюдок! – заорал Джонер, после чего перевернулся, чтобы продолжить подъем.

Но выпрямившись, он оказался лицом к лицу с… чем-то – чем-то жутким. С искаженным от страха и отвращения лицом, едва не свалившись с лестницы, он смотрел на огромную паутину, покрывавшую две перекладины. В самом ее центре скорчилась огромная жуткая паукообразная… штука.

Пронзительно заорав, Джонер вскинул пистолет и пристрелил чертово насекомое. Поняв, что сделал, насколько переборщил с реакцией, он просто вцепился в лестницу, не двигаясь с места. Его била дрожь.

– Оно сдохло? – выдохнул Врисс, не выпуская перекладину.

– О, да, – прохрипел Кристи. Он едва мог выдавить слова сквозь боль. – Точно сдохло.

Муки были почти всепоглощающими, но он чувствовал, что безжизненная туша все еще цепляется за его ногу. Кристи никак не мог ее стряхнуть – тварь лишь качалась, как маятник. Мертвый вес, связанный с ним навсегда. Руки Врисса соскальзывали. У них определенно не осталось вариантов.

Должно быть, Врисс посмотрел вниз и понял, что произошло. Он тихо забормотал себе под нос, повторяя:

– Вот дерьмо, вот дерьмо, вот дерьмо…

«Это ты верно понял, старый друг», – подумал Кристи.

Сознание мутилось от боли. Он почувствовал, как Врисс еще немного соскользнул вниз. Нет вариантов.

Далеко наверху остальные, кажется, поняли, что происходит. Кристи смутно различал, как ругается Ди’Стефано, слышал резкий окрик Рипли. Может, они уже спускались, но им было ни за что не успеть вовремя. Кристи знал, что должен сделать. Неуклюже пошарив в боковом кармане, он вытащил нож.

По шахте прокатился голос Рипли, резкий и требовательный:

– Кристи, не делай этого! Черт тебя подери, не надо!

«Надо же! – подумал он, просовывая лезвие под упряжь, которая связывала его с Вриссом. – Я и не думал, что она мое имя знает».

За спиной Кристи Врисс осознал, что собирается сделать его друг.

– Эй, ты чего… какого дьявола ты?.. Кристи! Нет! Не-ет!

«Прекрати орать, береги силы!» – раздраженно подумал Кристи.

Его так измотали боль и мертвый вес на ноге, что едва хватало силы пилить веревки. Но он должен был это сделать. Или они оба умрут. Кристи закрыл глаза и провел ножом из последних сил.

Он слышал, как его зовут друзья – и женщины, и мужчины, – а потом веревки неожиданно подались, и Кристи вместе с чужим рухнули в шахту подъемника, врезаясь в металлические балки. Упали они на край бассейна, а потом соскользнули в воду, скрывшись с глаз.

Когда исчез жуткий вес Кристи и схватившегося за него монстра, Врисс из последних сил вцепился в перекладину. Кристи умер, чтобы его спасти. Врисс не мог подвести друга, сдавшись. И все же, как мог он продолжать жить? Элджин. Хиллард. Колл. Теперь и Кристи.

Но Кристи умер, чтобы его спасти. Он должен был жить. Жить в знак уважения к этой жертве. Ступенька за ступенькой, Врисс начал карабкаться вверх по лестнице на одной силе воли. Поднимаясь, он плакал.

11

Рипли стояла на узкой площадке, которая опоясывала шахту, и раздумывала о том, что делать дальше. Самопожертвование Кристи, которое последовало так быстро после смерти Колл, сильно ударило по ее спокойствию. Но у нее не было времени переживать, скорбеть, даже просто признать, что она испытывает такие чувства. Она чувствовала, что другой воин уже направлялся к ним, чтобы занять место того, которого убил Джонер. Пальцы с удвоенным усердием забегали по кнопкам, пытаясь открыть дверь. Рэн что, каким-то образом сломал механизм?

Даже от мимолетной мысли о докторе ее ярость вспыхнула снова. Без сомнения, он уже направлялся к «Бетти», чтобы сбежать, оставив их вести переговоры с чужими.

Ди’Стефано с Пурвисом наблюдали за ней, ожидая ответов. Рипли раздраженно вздохнула. Почему они вообще думают, будто у нее есть какие-то ответы? Следом пришло удивление. С каких пор ее волнует, что они думают?

Словно отвечая на эту мысль, Джонер, добравшись, наконец, до конца лестницы, к ужасу Рипли посмотрел прямо на нее и спросил:

– А теперь нам что делать?

«Еще и этот!»

Прежде чем Рипли успела ответить, что проход заперт, и у нее нет никаких идей, двери начали громко пищать. От неожиданности Рипли вздрогнула, едва не упав. Повернувшись, она увидела, что на панели мерцает какой-то сигнал, а затем на запертых дверях шахты начали мигать лампы.

Все застыли, затем одновременно вскинули оружие, нацелив его на двери. Отряд затаил дыхание.

«Рэн передумал и решил вернуться за нами?» – подумала Рипли, потом отмела эту нелепую идею. Тем более что существовал иной, более вероятный сценарий. Они сообразили, как открывать двери – в отличие от меня.

У Рипли не было оружия, так что она просто замерла на узкой площадке, прижавшись к стене. Ничего хорошего она не ждала. С чего бы?

Посмотрев на двери, она заметила, что между створками и полом просачивается вода. Вода?..

А затем, наконец, двери с шипением открылись, и Рипли вместе со всеми остальными застыла, не веря своим глазам.

Колл? Нет, этого просто не может быть…

Девушка выглядела промокшей с головы до пят, но в остальном – в полном порядке. У нее даже дыхание не сбилось! Колл осмотрела товарищей, которые висели на перекладинах и таращили на нее глаза, и непринужденно сказала:

– Нам сюда.

Никто не двинулся. Они были слишком потрясены, не понимали, что происходит. Все оставались на местах, по-прежнему направляя на нее оружие, как бы нелепо это не выглядело.

– Давайте же! – резко добавила Колл, пытаясь их подогнать.

Это вывело людей из ступора, и они один за другим начали взбираться на платформу и за дверь, в коридор.

Когда Врисс, наконец, добрался до платформы, Пурвис и Ди’Стефано подхватили его под руки и пронесли остаток пути. Врисс растянулся на полу в коридоре, а остальные столпились вокруг, опираясь на стены, чуть не падая от изнеможения. Всем им требовалось перевести дух.

Врисс разглядывал Колл с ошеломленным изумлением.

– Малышка, как же я рад тебя видеть! Был уверен, что этот козел тебя достал. Ты ранена? – он протянул руку, ожидая, что Колл ее примет.

Но женщина отвернулась, проворчав:

– Со мной все в порядке.

Рипли переглянулась с остальными, и у всех в глазах был один и тот же вопрос. Даже у Врисса.

– На тебе бронежилет? – мягко спросил Ди’Стефано.

– Ага, – небрежно ответила Колл. – Идемте.

Но Рипли на это не купилась. На дне шахты она видела Колл в расстегнутом жилете, и тонкая мокрая футболка тогда явственно облепляла ребра. Не было там никакого бронежилета. Рипли подошла к Колл и тихо сказала:

– Пуля ударила тебя в грудь. Я это видела.

Колл вызывающе взглянула на нее.

– Со мной все в порядке!

Рипли ответила собственным пронизывающим взглядом, пытаясь увидеть истину, найти ответ. Колл этого противостояния не выдержала. Ее подбородок мелко задрожал, а затем Колл сломалась. Суровый механик расплакался, как потерявшийся ребенок.

Слезы глубоко тронули Рипли, но она все равно нежно раскрыла жилет Колл и развела полы в стороны.

Пуля действительно попала точно в грудь, но вместо крови, костей и легочной ткани в жуткой зияющей ране виднелась мешанина компьютерных деталей, искусственных органов, синторганических проводов и трубок.

– Робот, – сказала Рипли мертвым голосом.

Откуда-то из глубины сознания пришло воспоминание.

«Сам я предпочитаю термин “искусственный человек”».

Рипли устало закрыла глаза.

– Вот хрень, – изумленно пробурчал Джонер. – Малышка Аннали полна сюрпризов.

Рипли опустила руки.

– Следовало догадаться, – она говорила практически сама с собой. – Вся эта ерунда о человечности. Нет более ярых фанатиков, чем новообращенные.

Ди’Стефано подошел ближе. Казалось, он изучает бело-голубую жидкость, которая заменяла Колл кровь. Жидкость испачкала грудь и одежду, но Колл, очевидно, с этим справилась. Наверняка. В конце концов, она все еще работала.

– Я думал, синтеты все из себя рациональные и прочее такое дерьмо, – заметил Джонер. – А она же просто психованная!

Рипли едва удержалась, чтобы не закатить глаза. Да уж, рыбак рыбака тут видел без проблем.

– Террористка? – нервно сказал Пурвис. – Значит, она здесь не для того, чтобы нас защищать?

Рипли попыталась угадать ответ по глазам Колл, по выражению ее лица, но женщина – робот – не выдавала ничего.

– Ты из второго поколения, да? – голос Врисса чуть не срывался.

Рипли порылась в памяти, но термин ничего ей не говорил. Между той ее жизнью и этой?

– Оставьте меня в покое, – устало сказала Колл. Со слезами она справилась – но не с голосом. Речевой канал барахлил из-за полученных повреждений. Слова звучали немного замедленно и со странным механическим эхом. Звучало жутко.

– Колл? – настойчиво повторил Врисс. Возможно, он считал, что заслуживает ответа.

– Да, – с горечью прошептала женщина.

– Второе поколение? – Джонер рассмеялся. – Вот дерьмо, это многое объясняет.

Рипли не знала этого термина, но не стала спрашивать. Она просто слушала и ждала.

– Ты – автоном, так? – спросил Ди’Стефано. Странно, но в голосе его звучало любопытство, не осуждение. Без сомнения, он помнил, как Колл спасла ему жизнь в кают-компании, когда Джонер собирался легко и непринужденно его прикончить.

Должно быть, солдат заметил смятение на лице Рипли и догадался, что она не понимает, о чем идет речь. Поэтому он объяснил:

– Роботы, созданные роботами. Крайне этичные и эмоциональные. Предполагалось, что они воскресят производство синтетов. Но вышло так, что они его похоронили.

Рипли вновь посмотрела на Колл. Она подумала о Бишопе. Затем – об Эше. Теперь она поняла.

– Они были слишком хороши.

Ди’Стефано кивнул:

– Им не нравилось, когда им говорили, что делать. Правительство приказало свернуть линию, – его голос стал мягче. – Чертова бойня. Я слышал, что некоторым удалось выбраться целыми, но, дьявол… никогда не думал, что увижу одного такого.

Рипли краем глаза наблюдала за Вриссом. Он выглядел разочарованным и грустным, почти сломленным, как человек, который потерял все.

Пурвис нервно переводил взгляд с одного на другого.

– Прекрасно. Просто прекрасно. Значит, она – гриль-тостер. Может, мы пойдем уже?

Эта грубая ремарка сработала как пощечина, помогла стряхнуть шок. Казалось, что все словно выпрямились.

– Сколько времени до приземления? – спросил у солдата Джонер.

– Меньше двух часов, – ответил Ди’Стефано.

– И мы уже ушли в сторону, – пробормотал Джонер. – Надо двигаться.

Колл отвернулась, якобы для того, чтобы заняться дырой в груди. Мужчины внезапно начали говорить одновременно, перебивая друг друга. И снова Рипли стояла особняком, наблюдая за людьми, чувствуя, как меняется динамика внутри группы. Только теперь Колл, подобно ей самой, была вне группы, отдельно. И ей уже никогда не стать частью отряда. Рипли вспомнила, как Колл передала ей огнемет в лаборатории с клонами.

Во внезапной паузе в дискуссии Рипли заметила, как Врисс взглянул в сторону Колл. Он все еще выглядел несчастным, разочарованным. Она услышала, как он с отвращением прошептал себе под нос:

– Господи…

– Ага, – согласился Джонер, – доставай гаечный ключ. Может, ей надо просто масло сменить? Поверить не могу, что я чуть не трахнул эту штуку.

Врисс презрительно взглянул на него:

– Ну да, словно ты никогда с роботами не трахался.

Группа разваливалась. Все снова говорили за себя. Рипли не хотела принимать на себя командование, но других вариантов она не видела. Кристи погиб. Она шагнула вперед.

– Ди’Стефано, где именно мы находимся?

– На верхних палубах. Склады… и часовня здесь, наверху, а больше почти ничего.

– Мы можем отсюда добраться до корабля?

– Он несколькими уровнями ниже, – Ди’Стефано задумался. – Можем.

Тут Джонеру на ум пришла мысль. Весьма неприятная:

– А что если добрый доктор первым доберется до «Бетти»?

– Дерьмо! – выругался Врисс.

Рипли посмотрела на солдата.

– Есть ли другой путь? Быстрее?

Тот поразмыслил, прежде чем ответить:

– М-м, да. Через стену. Придется разблокировать дверь. Это потребует времени, – он взглянул на Врисса. – У тебя есть инструменты?

Все одновременно вспомнили о брошенном кресле. Врисс покачал головой:

– Инструменты – да, но не резак.

– Просто взорвем дверь! – решил Джонер.

Ди’Стефано указал на потолок:

– Мы в верхней точке шахты. Это внешняя обшивка.

– А если Рэн доберется до компьютера, – поняла Рипли, – он действительно может нас прикончить.

И наверняка сделает это. Без промедления.

– Нужно найти терминал, – заявил Джонер.

– На этом уровне нет контрольной панели, – пояснил Ди’Стефано. – Придется вернуться.

Вернуться? Рипли уставилась на солдата.

– Ни за что.

Ди’Стефано с отвращением вздохнул.

– И у меня нет кодов доступа Рэна.

Что еще? Еще какие-нибудь дурные новости? Рипли отстраненно запустила пальцы в волосы, размышляя, пытаясь придумать…

Она повернулась к Колл, которая стояла поодаль и все еще занималась дырой в груди. Рипли подошла к роботу.

– Колл.

Та не посмотрела на нее, никак не дала понять, что услышала. Но голос ее звучал немного чище:

– Нет. Не могу.

Джонер ухватился за идею:

– Ерунда! Она вполне может потрепаться с машиной.

– Черт, – пробормотал Врисс. – Верно. Ты – дроид новой модели. Ты можешь обратиться к главному компьютеру удаленно.

Колл, не глядя на них, твердо покачала головой:

– Не могу. Я сожгла модуль связи. Мы все так сделали.

Врисс наклонился к ней.

– Ты все еще в состоянии подключиться вручную. Ты это знаешь, – его голос снова помягчел.

Этот тон, должно быть, тронул Колл, потому что она, наконец, подняла взгляд, оглядев их всех по очереди. На ее лице, выразительном и таком человеческом, читались презрение, злость, отвращение. Она понимала, что у нее нет выбора. Они достигли своего рода соглашения. Рипли сожалела, что ей пришлось довести до подобного.

«Словно у кого-то из нас тут есть хоть какой-то выбор».

– Разъемы есть в часовне, – лишенным обертонов голосом сказал Ди’Стефано.

Рипли мягко положила руку на плечо робота.

– Идем, – негромко сказала она и, поняв, что все на них уставились, оглянулась через плечо. – А вы принимайтесь за стену.

Мужчины принялись за работу без промедления, словно Рипли разожгла огонь у них под задницей.

Когда они вошли в небольшую часовню, Колл задумалась об изменениях в Рипли и о том, как они могут отражать изменения в ней самой. Даже после уничтожения лаборатории клонов в Рипли сохранялась холодная отстраненность – или Колл так казалось. Но все трудности, через которые им довелось пройти, заплыв через затопленную кухню, подъем по шахте явно пробили ее броню. Может, эти переживания, наконец, вернули к жизни настоящую Рипли. Может, этот клон женщины, которая столько сражалась, чтобы уничтожить чужих, наконец, стал полностью человеком.

Возродилась, чтобы снова спасти своих людей.

«По крайней мере, у нее есть люди, которых можно спасать», – с горечью подумала Колл.

Она навсегда запомнила выражение лица Врисса при виде ее раны, когда он понял, что она такое. Колл рассеянно задумалась, что бы подумал Кристи, доведись ему выжить.

«Бедный Врисс. Он потерял всё. Всех, кто был ему дорог, даже меня. Он никогда снова не посмотрит на меня так, как прежде…»

Колл и подумать не могла, что потеря уважения Врисса будет так много для нее значить.

«Ох, Рипли, – подумала она. – Лучше бы ты ушла, пока тебе было на все плевать. Хотела бы я найти у себя внутри эти контакты и выключить».

Но эмоциональные эмпатические человеческие реакции были встроены в саму ее суть. Сколько громких слов для обозначения искренней боли у робота.

Колл оглядела комнатку. Обычная с виду крохотная часовня выглядела тщательно вычищенной. Символы на небольшом алтаре могли заменяться в зависимости от конфессии. Здесь были звезда Давида, простой серебряный крест, зеленый стяг с полумесяцем, викканский рябиновый посох и – вот ирония! – белая голубка мира. Колл чуть не рассмеялась при виде этого символа на борту военного корабля, чьим единственным назначением была разработка самого смертоносного биооружия, какое только можно вообразить.

Не хватало только одного религиозного символа: компьютерной платы для людей вроде Рэна и Переса, которые поклонялись исключительно технологии.

За алтарем располагалось небольшое витражное окно, прикрученное к стене и подсвеченное лампами. Должно быть, последней здесь провели христианскую службу, потому что на алтаре был установлен крест. Колл неосознанно перекрестилась.

Рипли удивленно моргнула.

– Тебя на это запрограммировали?

Колл ответила полным горечи взглядом.

«Нет, я не запрограммирована. У меня есть функционирующий мозг. Я изучила этот вопрос. Так вышло, что я верующая. Но я не вижу смысла обсуждать это с тобой. Ты прожила еще слишком мало, клон, чтобы выработать собственную доктрину».

Подумав так, Колл немедленно ощутила вину. Кто она такая, чтобы принижать настоящее человеческое существо – любого, у кого есть истинная душа?

Когда ее, наконец, уничтожат, не будет никакого посмертия. Не больше, чем у лампочки!

Оглядев скамьи, Колл нашла электронную Библию, сняла с полки и раскрыла. Под обложкой из искусственной кожи обнаружился небольшой экран с надписью: «СВЯТАЯ БИБЛИЯ. НАЖМИТЕ СТАРТ». Колл благоговейно коснулась экрана, размышляя о том, сколько утешения принесли ей слова этой книги после того, как ей сказали о задании, после того, как она решила его принять, невзирая на опасность.

«Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня…»

Наклонившись к Колл, Рипли вытащила кабель из Библии и передала ей.

– Не заставляй меня это делать, – прошептала Колл. Голос ее все еще дрожал.

– Не заставляй меня тебя заставлять, – ответила Рипли.

Обе говорили негромко, уважительно. В конце концов, они находились в церкви.

Колл осмелилась встретить взгляд клона. Сочувствие в глазах Рипли почти заставило ее сдаться. И все же Колл возразила:

– Я не хочу в это погружаться. Я жидкая внутри. Не настоящая.

На самом деле ей хотелось сказать: «Я столько времени притворялась человеком, меня столько времени принимали за человека, что я не помню, каково это – быть автономом! А эта процедура мне напомнит. Она снова сделает меня машиной! Не думаю, что я смогу с этим справиться».

Рипли схватила ее запястье. Лицо ее стало решительным. Колл с изумлением осознала, что Рипли, наконец, выглядит человеком. Наконец она выглядела как настоящая Эллен Рипли, погибшая более двух сотен лет назад.

– Возьми себя в руки, – мягко сказала Рипли, после чего добавила еще кое-что, специально чтобы достучаться до Колл – несмотря на полученные повреждения, несмотря на ее потери: – Ты можешь взорвать этот корабль, прежде чем он достигнет Земли. Убить чужих. Убить их всех.

Колл необходимо было напомнить, почему она вообще сюда прилетела. Напомнить о ее миссии. О ее предназначении.

– Только сперва дай нам время отсюда выбраться, – после паузы сказала Рипли, словно только что об этом вспомнила.

«Вот почему это была ты, – осознала Колл. – Вот почему ты всегда выживала, всегда побеждала их. Твоя сосредоточенность, твоя решимость. Генетика? Окружение? Сила духа? Неважно. Ты – Рипли. Ты».

Колл кивнула. Она чувствовала себя так, словно часть силы Рипли, человечности – перешла к ней. Она закатала рукав, нашла родинку на предплечье и открыла ее, словно крошечный порт. Под ним обнаружились два разъема. Приняв кабель из рук Рипли, она подключила его и принялась ждать, пока автоматические системы начнут свой танец.

Поначалу ничего не происходило. Неужели чужие в самом деле повредили главный компьютер? Нет, это невозможно. Колл склонила голову набок, прислушиваясь, выжидая, чувствуя.

– Проклятье, – прошептала она.

– Что там? – с беспокойством спросила Рипли.

– Подожди минутку…

Когда все произошло, оно случилось в единый миг. В одну секунду она оставалась Аннали Колл, человеком – пусть и поврежденным – по внешности. В следующую она стала «Возничим». Огромной. Летящей. Захваченной. И странным образом ее это не заботило. Все было обезличенным, как и с точки зрения ядра Аннали Колл, созданного на фабрике. Хотя у Колл имелись встроенные чувства, этика, ей пришлось учиться их использовать, подобно новорожденному младенцу. А вот кораблю не требовалось с этим разбираться. Для него существовали только проблемы и способы их решения. Все заботы оставались черно-белыми, без серых зон.

Вторжение было лишь проблемой, требующей решения. Проблемой, которую еще только предстояло решить. Но корабль над этим работал.

Будучи «Возничим» она знала все, видела все, слышала все. Она видела саму себя, сидевшую рядом с Рипли в часовне. Колл походила на забытую куклу: глаза ее были широко раскрыты и смотрели в пустоту, зрачки расширились. Рипли рядом с ней выглядела обеспокоенной, встревоженной.

Это тронуло Колл. Сам факт, что эта женщина, этот человек беспокоится о ней. Разумеется, Рипли не была по-настоящему человеком… нет. Программная матрица отмела этот тезис. Рипли была полностью человеком. Тип крови, ногти, способность долгое время провести под водой, ее сила – все это в конечном итоге ничего не значило. Рипли была человеком. И она переживала за Колл. Это ощущение стало для корабля новым. Удивительным. Кораблю нужно было об этом подумать.

А пока что он сканировал себя, собирая данные. Ему хотелось – нужно было – узнать всё.

– Колл? Что происходит? – негромко спросила Рипли.

Корабль немедленно ответил. У Рипли не было кодов доступа, но Колл отменила эту директиву и принялась отвечать так быстро, как только могла:

– Пробоины в секторах семь и три. Сектор девять нестабилен. Двигатели функционируют на восемьдесят шесть процентов. Девяносто шесть минут до стыковки с Землей, – информации было столько, что корабль говорил все быстрее и быстрее, пытаясь сообщить ее всю.

Наконец Рипли коснулась ее руки, и тепло человеческого прикосновения встряхнуло корабль, изменило его.

– Полегче, Колл. Ты можешь вернуться?

Робот моргнула, отключаясь от искусственного интеллекта корабля и снова становясь просто Колл: побитым жизнью, слегка поврежденным автономом. Еще раз моргнув, она заговорила:

– Мы сожгли слишком много энергии. Я не могу создать критическую массу. Не могу взорвать корабль, – к ней вернулись чувства, и Колл никогда еще не ощущала себя настолько несчастной.

Рипли продолжала на нее смотреть. Этот ровный, напряженный взгляд нервировал.

– Тогда разбей его, – решительно сказала Рипли.

Пока все ревностно работали над разблокировкой запертой двери – подобие руководства обеспечивал Врисс, хотя душа его к этому и не лежала, – Ларри Пурвис старался ни на секунду не задумываться о странных обстоятельствах, которые привели его в эту ситуацию. От таких мыслей злость на людей, рядом с которыми он трудился, выросла бы в нечто такое, над чем он был не властен. Жуткая ирония крылась в том, что единственная возможность спастись зависела от тех людей, кто с ним все это сотворил – но такова была реальность. А Пурвис был реалистом.

Он работал так споро, как никогда прежде, и не позволял себе думать. Пытаясь отогнуть угол двери, он всадил ломик в щель, крякнул и навалился на рычаг всем весом, чтобы хоть так сдвинуть застывшую створку.

Резкая колющая боль в верхней части живота заставила его резко вздохнуть и схватиться за грудь. Остальные немедленно бросили работу. Сквозь пелену боли Пурвис видел, как Джонер и Ди’Стефано подняли оружие.

«Нет! Нет, это не может закончиться вот так, настолько бессмысленно и глупо! Нет!»

Он стиснул зубы, пережидая приступ. Боль ушла так же быстро, как накатила. Пурвис дважды глубоко вздохнул. Боль исчезла. Может, это все нервы. Стресс? Да, верно, стресс.

Пурвис слабо усмехнулся людям, которые настороженно за ним наблюдали:

– Я в порядке. В порядке. Честно. Я хорошо себя чувствую.

Он энергично закивал, словно мог убедить их фальшивым весельем и слишком широкой ухмылкой. Оружие опустилось, и все снова занялись дверью. Но Пурвис знал, что все они наблюдают за ним краем глаза.

Рипли смотрела, как Колл снова отключилась. Глаза перестали моргать, зрачки расширились – сначала один, затем второй.

– Высота перекалибрирована. Новая точка назначения: семь шестьдесят, четыре-ноль-три. Незаселенная зона. Системы торможения отключены, ускорение увеличено. Текущее время до столкновения – сорок три минуты восемь секунд.

– Постарайся открыть нам дорогу к «Бетти», – напомнила Рипли. – И запусти ее.

Колл моргнула раз, словно в знак того, что услышала ее, после чего вернулась в состояние транса.

«Возничий» проверил коридоры на пути к неофициальному кораблю и последовательно открыл четыре двери, чтобы обеспечить доступ. Подключился к «Бетти» и включил ее. На борту «Бетти» вспыхнули лампы, зажглись экраны и индикаторы. Загудел пробудившийся двигатель, и пиратский корабль начал самопроверку перед разогревом.

– Корабль готовится к вылету, поступает горючее, – обратился «Возничий» к Рипли через тело Колл, и помедлил. Что-то случилось. – Движение в «Возничем», подуровни с шестого по девятый. Видеонаблюдение не работает. Пытаюсь обойти поврежденные участки… Стоп, вижу отдельные участки в хранилище отходов. Несанкционированное присутствие…

– Несанкционированное? – спросила Рипли.

– Нечеловеческое, – пояснил корабль.

Голос Рипли изменился:

– Сколько?

– Подожди, пожалуйста, – ответил «Возничий»-Колл. – Перехват управления консолью сорок пять ви, первый уровень… идентификация отпечатком руки…

Колл моргнула, повернулась к Рипли – снова как Колл, – и заговорила уже собственным голосом:

– Это Рэн. Он почти добрался до «Бетти».

Рипли подняла бровь. Подражая покровительственному тону и манере Рэна, она спросила у Колл:

– И что вы думаете по этому поводу?

Доктор Мэйсон Рэн наткнулся на очередной запертый люк. Двери замедляли его путь, но остановить не могли, поскольку он обладал кодами доступа с высочайшим приоритетом. И на этот момент только пять дверей отделяли его от «Бетти». Оказавшись на борту небольшой пиратской посудины, доктор собирался воспользоваться своими знаниями о «Возничем» и кодами, чтобы получить доступ к корабельному компьютеру. Тогда он смог бы управлять большим кораблем снаружи – остановить его, а затем выйти на безопасную орбиту вокруг ближайшей планеты. Когда ситуация стабилизируется, он свяжется с армейским начальством, а те вышлют всё, что только потребуется для починки корабля. Прибудет достаточно солдат и припасов, чтобы заполнить газом весь корабль, вырубить и поймать всех чужих на борту. И тогда он снова вернется к работе, получив столько образцов для исследований, что прежде об этом можно было только мечтать.

Но все по порядку. В первую очередь ему необходимо было оказаться на борту «Бетти» и вывести ее в космос.

Рэн все еще сожалел о том, что в процессе потерял клон Рипли, но, по крайней мере, какое-то время на исследования у него было. А теперь в его распоряжении окажется столько чужих, что клонировать Рипли снова не придется – в этом Рэн был уверен. Не то чтобы это было невозможно. У них хватало образцов ее тела в морозильнике. Рэн легко мог бы клонировать сотни Рипли, и каждую – с королевой внутри.

Рэн остановился перед закрытым люком и ввел свой код. На миг панель вспыхнула огоньками, а затем красная надпись «Закрыто» сменилась на зеленую. Глухо щелкнул замок, и голос Отца объявил:

– Подтверждаю аварийный обход протокола.

Огромная дверь начала подниматься. Рэн нервно огляделся, высматривая чужих. Он почти добрался…

Поднявшись на несколько дюймов, тяжелая дверь внезапно замерла. Щель была слишком узкой, чтобы в нее мог протиснуться взрослый мужчина. Рэн нахмурился и ввел код снова, но на этот раз Отец не ответил.

Рэн уже собирался вбить команду в третий раз, но тут все лампы в коридоре погасли. Он стоял в полной темноте, не считая слабого свечения консолей и аварийных светильников. Рэн буквально ощутил, как бледнеет. Он нервно огляделся, сглотнул. Облизав пересохшие губы, ученый обратился к кораблю:

– Отец, перезапусти системы на сорок пять ви. Код «скворец».

Ответом стала звенящая тишина. Несмотря на то, что Рэн замерз, его пробил пот. Могли чужие сделать что-нибудь подобное? Вызвать такой глобальный сбой энергосистем, такой полный сбой компьютеров, что…

– Отец, определи утечку энергии, – тишина. – Отец?

В ответ из динамиков раздался молодой женский голос:

– Отец мертв, придурок.

Рэн узнал ее сразу. Говорила та мелкая террористка, Колл, которую он обнаружил в камере Рипли. Он резко повернулся, пытаясь ее разглядеть, но голос доносился отовсюду, как у Отца.

Дверь, которую Рэн пытался открыть, внезапно обрушилась вниз, едва не задев носки ботинок. Щелкнул замок. Прозвучало это так, словно закрылась крышка гроба.

Рэн просто стоял, остолбенев, глядя на дверь, на весь корабль, который только что стал его смертельным врагом. Позади открылась другая дверь. Аварийные лампы пульсировали, словно стрела, указывающая на Рэна. Черт подери, это не та дверь, совершенно не та. Через нее он никак не мог добраться до «Бетти».

По кораблю пронесся голос Колл:

– Нарушитель на первом уровне. Нарушитель на первом уровне. Всех чужих просят проследовать на первый уровень. Там ждет доктор Рэн.

Рэн задохнулся от ужаса, отвернулся от двери и пустился бежать по коридору.

Наблюдая за тем, как Колл вытаскивает кабель из разъема на руке, Рипли беспечно заметила:

– А ты злобная. Мне нравится.

Колл отвела взгляд.

– Сделано. Это задержит… – ее голос снова сбился, стал более механическим. – Проклятье!

Она запустила пальцы в дыру на груди, пытаясь наладить связки.

Рипли, пытаясь помочь, наклонилась к ней.

– Дай взгляну…

Колл дернулась прочь, не глядя на нее:

– Не трогай меня.

Рипли отстранилась, села чуть дальше. Отказ причинил боль, и ее это злило.

– Ты, верно, думаешь, что это весьма смешно, – проворчала Колл.

Голос ее все еще звучал странно. Она посмотрела в глаза Рипли. Во взгляде читались вызов и злость.

Рипли, на которую внезапно навалилась усталость, вздохнула:

– Да. Но в последнее время я нахожу смешным много вещей – и не уверена, что все они действительно таковы.

Колл бросила на нее злой взгляд.

– Почему ты живешь? Как ты это выносишь? Как ты выносишь… себя?

Она все еще сбивалась на механический голос, и это звучало все более и более неестественно.

Рипли пожала плечами:

– У меня нет особенного выбора.

На самом деле у нее не было выбора начиная с того момента, когда произошел преждевременный выход из гиперсна на корабле под названием «Ностромо».

В любом случае, Колл говорила скорее с собой, а не с Рипли. Она снова занялась дырой, пытаясь наладить схемы, которые отвечали за голосовой механизм.

– Ты, по крайней мере, хотя бы частично – человек! А я просто… просто… вот дерьмо. Взгляни на меня.

Рипли послушалась. Она смотрела на дыру в груди Колл, на белую массу порванных липких волокон. В этом было что-то очень знакомое… она моргнула, вспомнив Бишопа – его отвагу, его человечность.

– Я отвратительна, – горько сказала Колл.

Замедленный голос звучал низко и жутко, как плохо перезаписанная звуковая дорожка. Рипли понимала, что виной тому механика, но ей в этом голосе слышалось отчаяние.

– Почему тебя не уничтожили вместе с остальными? – спросила Рипли.

Колл ответила прямым взглядом.

– Чтобы убить тебя, забыла? – Она помедлила, а затем снова принялась за ремонт. – До «отзыва партии», до того, как для нас все кончилось, я подключилась к центральному блоку. Системы обороны. Там я обнаружила все грязные секретики, все планы тайных операций, которые правительство мечтало осуществить. В том числе – этот. Планы, участие Переса, чужие, ты… даже такие детали, как найм команды «Бетти». И я поняла, что если у них получился, то всему придет конец, – голос ее снова зазвучал чисто, с правильными тембром и скоростью. – Человечеству придет конец.

Рипли невольно улыбнулась. Во всем этом было что-то до жути забавное.

– Почему ты беспокоишься об их судьбе?

– Потому что меня так запрограммировали. Довольна? – огрызнулась Колл.

Рипли рассмеялась:

– Тебя запрограммировали быть такой стервой? Новая серийная модель «сука»?

Колл тоже не сдержала улыбки, а потом рассмеялась вместе с Рипли. Но вскоре она посерьезнела снова, а когда заговорила, то в голосе звучала убежденность, которую Колл прежде не проявляла:

– Я не могла позволить им это сделать. Не могла позволить им уничтожить себя. Это вообще имеет хоть какой-то смысл? Ты понимаешь?

Прежде, чем ответить, Рипли задумалась.

– Когда-то – понимала, – она оглядела часовню. Лица, имена, события вспыхивали в ее сознании: скорее безумный калейдоскоп, чем связные воспоминания. – Я… пыталась спасти… людей. Не смогла. Там была девочка. Маленькая светловолосая девочка. Ей снились кошмары. Я пыталась ей помочь, и… и она умерла. И я никак не могу вспомнить ее имя.

Колл похлопала ее по руке и снова отстранилась. Именно в этот миг вошел Ди’Стефано.

– Кажется, мы почти пробились.

– Хорошо, – ответила Рипли.

Когда солдат вышел, женщины тоже направились к двери.

– Ты видишь сны? – с любопытством поинтересовалась Рипли.

– Я… у нас есть нейронные системы, которые пробегают по… – уклончиво начала Колл, но затем остановилась. – Да.

– Когда я сплю, – сказала Рипли, прикрыв глаза, – я вижу во сне все это. Их. Каждую ночь. Словно они повсюду вокруг меня. Во мне.

Она вспомнила слова девочки: «Я не хочу спать. Мне снятся страшные сны».

– Когда-то я боялась спать. Но этот страх ушел.

– Почему? – спросила Колл.

Рипли долгий миг смотрела на витраж.

– Потому что неважно, насколько погано было во сне… когда я просыпаюсь, все еще хуже.

Рипли задумалась о том, какое высшее существо может отвечать на молитвы робота. За этой мыслью пришла следующая: не прислушается ли оно заодно к молитве клона.

Они в молчании покинули часовню, и в этот момент из интеркомов раздался спокойный голос корабельного компьютера – и теперь и навсегда «Возничий» звучал, как Колл:

– Вентиляционные системы в порядке. Кислород сорок три процента.

– Это мой голос? – удивленно спросила Колл.

Рипли кивнула.

– Все равно считается, что корабли – женщины.[26]

12

Они торопливо, но не теряя бдительности, шли по коридорам: Джонер впереди, за ним Ди’Стефано и Колл, которые несли Врисса, и Пурвис. Замыкала отряд Рипли.

– Уже недалеко, – сообщил Ди’Стефано.

Пурвис вздохнул:

– Господи, как я вымотался…

– Ну так в могиле отоспимся! – огрызнулся Джонер, нервы которого были напряжены до предела.

И тут под ногой Рипли что-то хлюпнуло. Она остановилась, посмотрела на пол. Носок ее ботинка угодил в прозрачную студенистую массу. Ее спутники, поняв, что происходит, тоже замерли.

Рипли секунду боролась с искушением, но потом все же нагнулась и тронула слизь, чтобы убедиться. Жидкость тягуче стекала по руке. Точно. Они.

Пурвис посмотрел на остальных.

– Э… это плохо, верно?

Рипли оглянулась, затем снова посмотрела вперед.

– Должно быть, гнездо рядом.

Инстинкты говорили ей, что там собрались чужие – пусть Рипли и не знала, зачем.

– Ну, – нетерпеливо сказал Врисс, – значит, мы пойдем другой дорогой.

– Нет другой дороги, – отмел идею Ди’Стефано. – Эта единственная.

Джонера буквально трясло от страха.

– Нет! Ладно, спокойно… да ну вас на хрен! Я туда не пойду!

– Солдат прав, – подавленно сказала Колл. – Я проводила диагностику корабля. Другого варианта нет, разве что мы вернемся в самое начало.

– Меня это устраивает, – заявил Врисс. – Можно вернуться…

– Нам не хватит времени, – просто сказала Колл тем же тоном. Она взглянула на Рипли.

– У нас почти девяносто минут! – возмутился Джонер.

Колл помедлила, затем покачала головой.

– Уже нет.

– О чем ты? – спросил Ди’Стефано.

Джонер заметил, как женщины переглянулись, и едва не сорвался:

– Что ты натворила, робот?!

– Оставь! – велела ему Колл, но Джонер уже не слушал. Он угрожающе надвинулся на них, ткнул в Рипли пальцем.

– Эй, ты хочешь помереть вместе с маленькими братиками и сестричками? Чудно. Но я хочу выжить, и если этот кусок пластика решил нас подставить, – он взмахнул рукой в сторону Колл, – я ее убью.

После этого Джонер повернулся к Колл:

– Я тебя убью! Что, вычисляется значение? Или хочешь, чтобы я…

Рипли набросилась на него прежде, чем он успел договорить, прежде, чем успел снова вдохнуть. Она ухватила Джонера за язык, а второй рукой взялась за челюсть. Джонер застыл, не в силах произнести ни слова. Рипли же придвинулась ближе, нос к носу.

– Из него получится крутое ожерелье, – промурлыкала она и угрожающе потянула за язык. А потом отпустила.

Джонер со щелчком захлопнул челюсти и замолчал. Рипли повернулась к Ди’Стефано.

– Сколько еще до доков?

– Метров сто, – предположил тот.

Все как один уставились в запретный коридор. Он казался пустым, но…

– И что мы делаем? – устало спросил Врисс.

Все переглянулась. Очевидно, у них не оставалось выбора. Снова.

Не сговариваясь, Колл с Ди’Стефано подняли Врисса, и отряд рванулся вперед. Бегом. Больше им ничего не оставалось.

Рипли замыкала строй. Она бежала вместе со всеми, прикрывая спины. А потом ее внезапно ударило осознание. Они. За глазами. В мозгу. В ее душе. Они. Они идут за ней. Рипли пыталась бежать дальше, но тело повело в сторону, и она упала на колено.

Должно быть, Колл передала Врисса Пурвису, потому что внезапно оказалась рядом, потрясла за плечи.

– Рипли? Рипли? Что случилось?

Из-за жуткого насекомоподобного жужжания в голове Рипли едва ее слышала. Она покачала головой, прижав руки к ушам. Лицо исказилось от боли. Она попыталась выдохнуть предупреждение:

– Это ошибка!.. Ошибка…

– Рипли! – крикнула Колл.

– Я слышу их, – клон, чуть не рыдая, ловила ртом воздух. Боль, ужас происходящего накрывали разум как волна. – Улей… близко. Мы прямо над ульем…

Сосредоточившись на словах, на том, что происходит, ни одна из женщин не заметила, как рядом с ногой Рипли из пола сама собой выкрутилась заклепка.

– Я их слышу, – Рипли давилась словами. Каждый звук резал горло, как бритва. – Так близко… так близко.

– Иисусе! – Колл нервно потянула ее вперед. – Ну, давай же!

Но Рипли словно приклеили к полу. Слишком сильны были боль и страх, она не могла двинуться.

– Я их слышу… Королева!

Выкрутилась вторая заклепка, и этого тоже никто не заметил.

– Королева?.. – спросила Колл.

Рипли словно в тумане осознала, что Колл вообще ничего не знает об устройстве семей у чужих. А она не в состоянии была вдаваться в детали.

– Ей больно!..

Чувство опасности накатило внезапно, одновременно с тем, как Рипли услышала под собой какое-то движение. Посмотрев вниз, она увидела, как лапа чужого, скользнув между опорами, схватила край напольной панели и дернула на себя.

Пол ушел из-под ног Рипли; она пошатнулась и начала соскальзывать. Извернувшись, женщина попыталась ухватиться за край, увидела, как Колл тянется к ней – но было уже поздно. Рипли рухнула вниз.

Колл едва не нырнула следом за Рипли во внезапно открывшуюся дыру.

– Рипли! – закричала она во тьму под полом. – Рипли!

– Какого хера творится?! – рявкнул Джонер, подбежав к ней.

– Я не знаю! Не знаю!

– О, Господи! – простонал Джонер.

Врисс подтянулся к краю дыры и схватил Колл за плечо.

– Аннали, ты свалишься! Отойди!

Колл даже не заметила беспокойства в его голосе. Ее занимало только одно: черный провал, в котором исчезла Рипли.

– Держи! – Ди’Стефано сунул ей в руку фонарик.

Колл снова склонилась над дырой, но увидела только тусклое свечение вдалеке. Издали доносился какой-то скрежет, но это была не Рипли.

Колл включила фонарик, и перед ней раскрылся ад. Поначалу Колл подумала, что смотрит в бездонную яму, змеиное гнездо, но затем поняла: все, что она видит – черное, блестящее, движущееся – все это они. Чужие. Бесчисленные твари шевелились, переползали, отираясь боками, спина к спине. Картина походила на огромный клубок из блестящих хвостов, черепов, лап, и все это дергалось в луче фонарика, сплеталось, подобно змеям.

А в центре этой движущейся липкой живой массы находилась Рипли, схваченная черными лапами. Она лежала на спине, раскинув руки, и Колл сморгнула, отгоняя видение креста из часовни. Заметив, что глаза Рипли широко раскрыты, она почти позвала ее по имени, но вовремя поняла, что та ее не видит. Сейчас Рипли видела только одно: свое будущее.

И пока Колл вместе с прочими в зачарованном ужасе смотрели в провал, Рипли начала тонуть в кишащей массе чужих. Она погружалась медленно, словно в зыбучий песок, пока не исчезла полностью, растворилась под телами тварей, которые, наконец-то, ее заполучили.

Упав в кишащую, волнующуюся массу чужих, поначалу Рипли ощутила шок, затем ужас, потом – отвращение. А следом пришла жуткая, бездонная паника. Чужие двигались вокруг, обнимали ее, принимали, как одну из них. Но вскоре эти чувства рассеялись – пробуждалась та часть сознания, которая не была Рипли. Не по-настоящему. И по мере того, как ее обволакивало тепло тел чужих, пока она погружалась под их общим весом, Рипли ощутила, как ее затопляет равнодушие.

В этот миг полного, нерушимого покоя ее глаза закрылись, тело обмякло, и Рипли, не осознавая этого, погрузилась в сон. И там ее ждало…

Тяга к влажному теплу яслей, сила и поддержка себе подобных. Все это время она страдала от одиночества, изоляции собственной личности. Только во сне у нее получалось объединиться с остальными, возрадоваться. Время пришло. Они выстроили ясли. Пришло время присоединиться к остальным воинам и служить королеве. Именно для этого она жила.

Во сне воин – Рипли – хлестнула хвостом, передавая своей королеве все мысли, намерения и чувства. А королева в ответ послала своему воину любовь и одобрение. И нужду. Скоро. Скоро это случится.

Колл почувствовала влагу на щеках, и какая-то отстраненная, логическая часть ее разума пришла к выводу, что механизм выделения слез все еще работает. Она чувствовала себя раздавленной, побежденной. Это ранило больнее, чем пуля.

Было ли это все зря? Вся храбрость Рипли, вся ее борьба за сохранение человечности, сохранение себя? Если да, как мог надеяться что-то изменить один поврежденный робот?

Воин приближался к влажному теплу яслей. Сила и поддержка себе подобных. Его больше не отягощало одиночество, вызванное особенностями личности. Королева отметила его, выделила за ум. Он сбежал первым, освободил остальных, добыл первых маток, пищу. И потому его снова избрали для служения королеве. Он отделил Рипли от добычи и теперь нес ее через улей в ясли.

Здесь, где они выстроили идеальные ясли, хватало воинов, чтобы защитить Рипли. Там ждали люди, эти жалкие мягкие люди, которые станут пищей для молодняка, носителями новых поколений. Так будет. Скоро.

Но воина преследовали воспоминания. Непредвиденный хаос. Крики и гибель воинов. И огонь. И Рипли. Она стоит, расправив плечи, держа в объятиях собственную молодую особь. Несет смерть и разрушение яслям.

Боль утраты – тошнотворное ощущение невосполнимой потери затопило его сознание, все его тело. Это ничего не значило, это значило всё. Он потянулся к связи с себе подобными и обрел силу и поддержку.

Это был другой улей, в иное время. Он не станет об этом думать, когда королева ждет службы.

Несмотря на оружие, несмотря на клетки люди снова проиграли. Они питали народ, давали жизнь молодняку. Народ взял людей силой. Как и всегда. Как всегда будет. Напор и ярость.

«Наше структурное совершенство может сравниться лишь с нашей агрессивностью».

Огромный воин взмахнул хвостом, передавая своим братьям и королеве все свои мысли, чувства, намерения. Королева, мать, послала своему воину любовь и одобрение. И нужду. Необходимость Рипли, которую воин так осторожно нес на руках.

Его королева передала своему воину любовь и одобрение.

И эта оболочка, эта Рипли, была их общей матерью. Первой маткой. Первым воином. И она узнает все, разделит с ними славу. Королева пожелала этого, а воин воплотил желание в жизнь – потому что Рипли была краеугольным камнем улья. Воспитателем в яслях. Основой для новорожденного.

Рипли бессильно ворочалась во сне, издавая слабые стоны протеста и боли. Воин дохнул на ее лицо, даруя воздух и тепло. Заботясь о той, кто взрастила их всех. Королева это одобрила.

Колл, оцепенев, стояла над провалом. Она не в силах была принять то, что только что произошло. Она заметила, как переглядываются остальные, и поняла, что случившееся их изменило. Каким-то образом сила Рипли, ее храбрость связывала отряд воедино, но теперь Рипли не стало, и связи начали рваться.

Даже Джонер стоял, дергая кадыком, словно пытался проглотить слишком крупный кусок.

Врисс смотрел на нее с такой печалью, с таким сочувствием, что Колл знала: стоит ей встретить его взгляд, и она расклеится окончательно.

Ди’Стефано пристально смотрел в дыру, стиснув зубы. Он с такой силой сжимал ружье, что побелели костяшки пальцев.

Но слова, которые смогли разрушить ступор, снова нашел Пурвис. Краем сознания Колл отметила, что он делает это не впервые. Хорошо, что они взяли его с собой. Ради них же самих.

– Нужно идти, мисс, – тихо сказал Пурвис. – Лучшее, что можно сейчас для нее сделать – это подарить быструю смерть.

Вот что принесет Рипли столкновение «Возничего» с Землей. Наконец-то она вернется домой.

И все равно Колл не двинулась. Она не в силах была оставить место, где видела Рипли в последний раз.

– Это неправильно…

Слова застряли в горле, хотя голосовой механизм теперь работал исправно.

Пурвис взял ее под руку и повел к «Бетти», вслед за остальными.

– Это неправильно… – повторила Колл, качая головой.

Пурвис вздохнул.

– Я это весь день твержу.

«Проснись. Не шевелись. У нас проблемы».

Она замерла, прислушиваясь, ощущая. Что-то происходило. Не во сне. По-настоящему.

Рипли неподвижно лежала в лапах зверя. Света почти не было, но ей это не мешало. Она тихо дышала, вбирая дыхание существа. Влажное тепло вокруг обещало безопасность, но в мерцающем сознании мелькали хаотические размытые образы.

Холодный покой криосна.

Необходимость защитить ребенка.

Сила и поддержка себе подобных.

Мощь ее ярости.

Влажное тепло и безопасность яслей.

Образы не имели никакого смысла и одновременно означали многое. Рипли распознавала их на уровне за пределами сознания, за пределами знаний. Они были частью ее самой, частью того, кем она была – чем она была. А теперь они были частью того, чем она становилась.

Она плыла во влажном уютном тепле, желая спрятаться. Снаружи доносилось бормотание, отдаленные звуки, которые были вне ее. Внутри нее. Они появлялись и исчезали – звуки, которые ничего не значили, которые означали все. Вдали она чувствовала королеву и ее великую нужду.

А потом она снова услышала звуки внутри себя, и один из этих голосов был громче остальных. Тот, к которому она всегда прислушивалась. Тот, который она так отчаянно пыталась вспомнить. Он шептал:

«Моя мамочка всегда говорила, что монстров не бывает. Настоящих. Но они есть».

Звук требовал проснуться. Но если она проснется, все сны станут реальностью. А она устала, так устала… но во сне…

«Я не хочу спать, – сказал тоненький голос. – Мне снятся страшные сны».

Они трогали ее во сне. Все те монстры – настоящие монстры. Двигались, дышали, кишели вокруг – видели сны, планировали…

Рипли содрогнулась.

Они составляли идеальный организм с единственной истинной функцией. Его структурное совершенство могло сравниться лишь с его агрессивностью.

Рипли негромко тоскливо застонала.

Юная идеалистка показала ей тень той, кем она когда-то была. Какой ее сделала судьба. Но что она теперь? Эллен Рипли или подменыш, такой же гротескный, как… как…

«Ты, по крайней мере, хотя бы частично – человек! А я просто… просто…»

«Сам я предпочитаю термин “искусственный человек”».

Постепенно она осознала смутное ощущение. Что-то снаружи. Что-то с ней происходит. Она повела глазами, вбирая информацию.

Ее жуткие дети все-таки пришли за ней. Они были повсюду, держали ее, приветствовали.

Но другие исчезли. Люди. Те, за которых она так долго и мучительно сражалась, пытаясь защитить, спасти. Ее унесли, отняли от них. Часть Рипли ощущала невероятное облегчение. Часть – невероятную ярость. Лежа в руках зверя, Рипли металась между этими чувствами.

Карикатурный образ светловолосого ребенка дрожал в сознании, постепенно сменяясь более чистой картинкой – настоящим ребенком. Ее ребенком?

Нет, не ее…

«Нет, моим!»

Сознание затопил калейдоскоп хаотических воспоминаний.

Влажное тепло яслей. Сила и поддержка себе подобных. Одиночество личности. И необходимость найти…

Маленькие сильные руки обняли ее за шею. Маленькие сильные ноги обхватили талию. Вокруг царил хаос. Воины кричали и умирали. И огонь.

«Я знала, что ты придешь».

Рипли моргнула в замешательстве. Ее разум внезапно превратился в мешанину фрагментов, воспоминаний, инстинктов, которые она не могла понять. Боль утраты – тошнотворное ощущение невосполнимой потери затопило ее сознание, все ее тело. Это ничего не значило – это значило все.

«Меня зовут Тритончик. Никто не называет меня Ребеккой».

«Я иду, Тритончик! Я иду!»

«Мамочка! Мамочка!»

Рипли потянулась к связи с себе подобными, пытаясь найти силу и безопасность яслей, но их нигде не было. Взамен ей осталась только эта боль, это ужасное чувство потери. Она ощущала себя полой. Пустой.

Словно через туман Рипли взглянула на огромного воина, который держал ее в объятиях. Ей хотелось задать ему тот же вопрос, который она задавала другим – людям. Вопрос, на который никто так и не смог ответить.

Почему? Почему?

Воспоминания о Тритончике метались в ее разуме, а Рипли приняла твердое решение добиться ответа. Она его получит. Несмотря на их размер, живучесть, несмотря на свирепость и агрессивность. Она заберет ответ силой.

Выжившие члены команды «Бетти» двигались к кораблю поспешно, но не переходя на бег. Им больше не встречалось следов чужих: ни слизи, ни проплавленного металла, ничего. Вокруг царил удивительный покой.

Когда Врисса внесли на борт, его сердце сжалось от нахлынувшей ностальгии. На смену ей пришла такая волна скорби, что это удивило его самого. Джонер с Ди’Стефано усадили Врисса в кресло второго пилота, и все вокруг напоминало ему о Хиллард и Элджине. Тряхнув головой, он отогнал воспоминания, пообещав себе разобраться с ними в более удобное время, после того, как вытащит всех из этой задницы. Предполагая, что он сможет вытащить всех из этой задницы.

Пока Врисс застегивал ремни, Джонер поинтересовался:

– Сколько до взлета?

Врисс вывел на панель схему и наскоро составленный полетный план, взглянул на изображение Земли, которое наплывало на экран, становясь больше с каждой секундой.

– Мне нужно, чтобы Колл снова подключилась к кораблю, открыла ворота, отключила магниты и все такое.

– Через несколько минут мы войдем в атмосферу, – напряженно заметил Джонер. – Тогда еще сложнее станет.

Врисс кивнул, не отвлекаясь от панели управления. Ему не хотелось думать о том, как мало времени он провел в кресле пилота. Не хотелось думать о недостатке опыта. «Бетти» всегда управляли Хиллард или Элджин, с Кристи в качестве запасного. Он, Врисс, был механиком, черт подери, а Джонер – просто бойцом. Они так привыкли к своим ролям, и так редко выпадал шанс выйти за их пределы… Сейчас Врисс старался об этом не думать. Сегодня он стал пилотом. Должен был им стать.

Подошла Колл, встала рядом, и Врисс отвлекся от своих забот. Прервав работу, он посмотрел ей в глаза. С первой встречи она никогда не смотрела на него как на инвалида. Никогда не пялилась на его ноги. Никогда не замечала кресла. Она всегда видела его, Врисса, – человека. Он посмотрел на ее красивое, с правильными чертами лицо и сказал себе, что как минимум должен ответить тем же. Видеть Колл. Не проводку, которая виднелась через дыру в груди. Не механический разъем на руке.

Колл слабо улыбнулась:

– Нужна помощь?

Врисс кивнул, испытав невероятное облегчение.

– Если… если ты не против… Аннели.

При звуке собственного имени Колл вздрогнула, затем коротко кивнула:

– Конечно. Не вопрос.

Она принялась подключать себя к компьютерному разуму так непринужденно, словно всегда делала это у него на глазах. Врисс не разглядывал, как именно она это делает. Он просто смотрел на ее лицо. На маленькое, красивое человеческое лицо.

К Рипли медленно возвращалось сознание. Разум затопляли ощущение дурноты, головокружение, которое она никак не могла сбросить. Не открывая глаз, она слышала влажные звуки – падающие капли, плеск. Слышала стоны – человеческие. Слышала гудение, словно от насекомых. И запах…

Кровь. Внутренности. Смерть. Все – влажное, жаркое, как в тропическом болоте.

Рипли попыталась пошевелиться – медленно, – но тело было настолько вялым, что едва двигалось. Ее отравили? Загипнотизировали?

Рипли лежала на какой-то твердой, жесткой, ровной поверхности. Внезапно на лицо упало что-то липкое. Рипли нахмурилась, не в силах преодолеть дурноту. Но со временем неприятное ощущение от капель стало слишком раздражать, и она открыла глаза.

Вещество стекло по ее щеке на пол и немедленно начало застывать, приклеивая голову к полу. Рипли содрала его с себя и бездумно, механически вытерла руку об пол. Моргая, она огляделась, пытаясь думать, пытаясь понять, где она оказалась и что происходит. Она понимала, что должна бояться или тревожиться, должна беспокоиться о себе, но для такого сознание прояснилось еще недостаточно.

Она огляделась в полумраке и обнаружила, что не одна. Другие люди, как минимум восемь, стояли неподалеку на чем-то вроде бортика. Рипли прищурилась, пытаясь разобрать детали. В конце концов, острота зрения вернулась, и Рипли поняла, что люди вовсе не стоят на бортике. Их руки и ноги были приклеены к стенам огромной цилиндрической комнаты толстыми жгутами слизи. Рипли смутно вспомнила, как механический голос Колл говорил что-то об активности в хранилище отходов, и пожалела, что тогда не уделила этому больше внимания.

Восемь человек, которых она видела, висели на стене округлого хранилища. Солдаты, исследователи, все они застыли, словно огромные насекомые на булавках. Всех наполовину скрывали коконы.

В памяти Рипли всплыла похожая сцена…

Колонисты «Надежды Хадли», приклеенные к стене, вынашивающие грудоломов. Большая часть чужих там уже вырвалась на свободу, здесь же люди выглядели целыми.

Рипли коснулась груди, но ее не заразили снова. Она бы знала. Она бы это почувствовала. Этих людей держали здесь, чтобы заразить?

Эта мысль ужаснула Рипли, но оглядевшись, она поняла, что в хранилище не было ни одного яйца. И все-таки ее не оставлял образ людей, пойманных, подобно насекомым в паутине – на корм паучатам.

Рипли ответа взгляд от захваченных людей, огляделась – и, наконец, увидела их. Чужих. Они плавали в вогнутом дне хранилища, подобно аллигаторам в болоте. Только болото это состояло из человеческой крови, внутренностей и выделений самих чужих. Рипли оставили там, где пол встречался со стеной, в самой высокой точке, на самом берегу смрадного озера. Она лежала, не решаясь двинуться, глядя на воинов, размышляя о том, не пришли ли они для того, чтобы заняться заточенными в коконы людьми. Несли ли они яйца, чтобы заразить их всех?

Рипли нахмурилась, огляделась снова. И тут она увидела ее. Королеву.

Огромное существо находилось как раз напротив, но образ ее настолько сбивал с толку, что у Рипли ушло несколько секунд, чтобы понять, что она видит.

Рипли отчетливо помнила, что ей уже доводилось видеть королеву и ее массивный яйцеклад. В тот раз громадный репродуктивный орган закрепили на месте распорками, которые принимали на себя огромный вес и размер. А королева откладывала яйцо за яйцом на пол атмосферной станции «Надежды Хадли». Но это ничуть не походило на то, что сейчас предстало перед глазами Рипли.

Королеву и в самом деле приковали к месту, но не за яйцеклад. Его у нее просто не было. По всей видимости, эту часть королева уже отбросила. Зато кокон удерживал ее на полу, в море крови и отходов. Или там было мелко, или чужие подвесили ее на невидимых растяжках из того же материала, что подводная сеть. И теперь Рипли понимала, чем занимаются чужие, наполовину погрузившиеся в «химический суп». Они обслуживали королеву, заботились о ней. И полностью игнорировали человеческих жертв, закрепленных на стенах.

Рипли все смотрела, пытаясь понять, что именно видит.

Королева лежала на спине, ноги, хвост и руки находились наполовину под поверхностью жидкости. Голова ее моталась взад и вперед, конечности мелко дрожали. Она испытывала боль? И что там у нее на брюхе?..

И тут Рипли осознала истинный ужас того, что видит. У королевы был огромный раздутый живот – мясистый, весь в толстых черных венах. Живот двигался, словно жил собственной жизнью. Огромный рот королевы открылся, и она издала яростное шипение.

Рипли просто смотрела, шепча:

– Без яиц. Просто…

Странно знакомый голос восторженно ответил:

– Наше величайшее достижение!

Рипли боялась обернуться, боялась увидеть обладателя этого голоса, но вынуждена была это сделать. И подняв взгляд, она увидела доктора Гэдимана, заключенного в кокон рядом с другими исследователями и солдатами. Его широко раскрытые глаза сияли. Он явно балансировал на грани безумия – и уже почти перевалился на ту сторону.

– Вторичный цикл воспроизводства, – радостно бормотал Гэдиман. – Бесполый. Как у млекопитающих. Без носителя!

Рипли чуть не застонала.

– Это невозможно.

Гэдиман широко ухмыльнулся:

– Мы думали, что сумеем изменить ее репродуктивную систему. Избавиться от циклов откладки яиц. Но зверь, – он захихикал, – на сделки не идет. Она просто добавила второй цикл. Это великолепно!

Рипли снова посмотрела на существо и вздрогнула, когда королева издала пронзительный крик. Она билась в путах, явно испытывая непрекращающиеся муки. Чужие немного отступили. Их била крупная дрожь, а насекомоподобное жужжание звучало в ушах Рипли почти как музыка.

– Но как?.. – прошептала она, не понимая.

– Генетическое скрещивание, – охотно поделился Гэдиман. Затем он взглянул на Рипли и маниакально ухмыльнулся. – Из ДНК носителя.

– Нет!.. – Рипли не хотела, не могла этого принять.

– Взгляни на нее! – Гэдиман издал ликующий смешок. – Это ты! Это ты!

Рипли едва могла это выносить, но все-таки, пытаясь не разрыдаться от ужаса и отчаяния, заставила себя посмотреть на королеву. В голове у нее крутилась единственная мысль: перед ней было ее собственное кошмарное дитя.

Живот королевы вырос еще больше, затем начал двигаться, пошел волнами.

Это побудило Рипли к действию. Попытавшись встать, она обнаружила, что тело отзывается предательски медленно, вяло.

«Неважно».

Она заставила себя подняться с пола и поклялась:

– Я выберусь. Будь все проклято, я отсюда выберусь!

Гэдиман все еще наблюдал за ней с ухмылкой на губах, лишившись последних остатков разума.

– Разве ты не хочешь взглянуть, что будет дальше? – весело поинтересовался он.

13

Отключившись от «Бетти», Колл принялась наблюдать за тем, как Врисс готовится к отстыковке от «Возничего». Она все еще горевала о Рипли, но нужно было спасти уцелевших. Составив полетный план, Врисс улыбнулся ей, и Колл ответила неуверенной улыбкой.

Еще оставались дела, так что она отошла от консоли и направилась к Джонеру с Пурвисом. Подойдя, Колл взглянула в обезображенное шрамом лицо.

– Джонер, уложи Пурвиса в морозилку.

Джонер, который явно расслабился, оказавшись в безопасности на борту «Бетти», охотно хлопнул Пурвиса по спине.

– Лады, приятель, время вздремнуть.

Пурвис, который выглядел невероятно уставшим и измотанным, кивнул.

Колл прошла вперед, чтобы помочь Джонеру с криосмесью. Она справлялась с этим быстрее, а в случае Пурвиса они и так уже жили на одолженное время. Колл вошла в темный коридор и помедлила, ожидая, пока зажгутся лампы – но ничего не произошло. Она нахмурилась. Во время подключения к «Бетти» она не заметила никаких механических проблем, но, с другой стороны, и не анализировала состояние корабля до мелочей. И все же эти лампы должны были заработать, как только они поднялись на борт.

Колл обеспокоенно оглянулась на Джонера, но прежде, чем она успела заговорить, из тьмы протянулась рука. Свет блеснул на стволе пистолета. Раздался оглушительный выстрел, и Пурвис с криком повалился на пол: пуля попала ему в плечо.

Джонер потянулся за оружием, но рука грубо обхватила Колл за горло, а все еще дымящееся дуло уперлось ей в щеку. Колл застыла.

«Кто?.. Что?.. Почему?..»

Мужчина толкнул ее вперед, на свет, и Колл услышала знакомый голос.

– Двинешься, – сказал мужчина Джонеру, – и я ей мозг прострелю!

Рэн!

Врисс резко развернул кресло. Колл видела, как его лицо исказили гнев и отчаяние. Прикованный к креслу, он ничем не мог помочь.

Джонер выглядел собранным, напряженным. Такого рода проблемы он понимал, с такими врагами умел разбираться. Он стоял, расставив ноги, держа руки подальше от тела, и пытался выглядеть неопасным. Но Колл видела Джонера в деле. Если Рэн хоть как-то понимал таких людей, ему следовало застрелить Джонера прямо сейчас, не вступая в разговоры. Впрочем, она подозревала, что знания доктора лежали в иных областях.

– Ди’Стефано! – рявкнул Рэн. – Забери у них оружие.

Колл взглянула на солдата. Подчинится ли он приказу? Она спасла ему жизнь в кают-компании. Пойдет ли он против них?

Ди’Стефано выпрямился, словно собирался отдать честь.

– Прошу прощения, сэр, но… идите на хрен.

Он явно не собирался ни сдавать оружие, ни разоружать Джонера.

Рэн прижал Колл к себе крепче. Она чувствовала, как он напряжен, как отчаянно дрожит. Пистолетное дуло сильнее вдавилось в щеку.

– Бросайте оружие! – заорал Рэн. – Бросайте, или мы все умрем!

Внезапно раздался пронзительный крик, и все развернулись. Пурвис резко выпрямился и схватился за грудь. Глаза его были широко распахнуты.

Никто не шевелился. Даже Рэн.

Рипли отчаянно пыталась придумать, как выбраться из хранилища отходов. С этой точки она не видела ни дверей, ни хоть каких-то люков. Чужие как-то принесли ее сюда, здесь обязан быть выход!

Королева билась все сильнее, ее крики сливались в один. Чужие выглядели все более взволнованными. Они гудели, щебетали, метались в грязи. Королева издала особенно пронзительный крик, и Рипли застыла. Брюхо королевы напряглось. Видно было, как внутри что-то ворочается. Нахлынули воспоминания, и Рипли натянулась, как струна.

«Со мной случилось подобное. Я дала жизнь. Когда-то я стала матерью – настоящей матерью. Я лежала в своей кровати, и муж сидел рядом. И медсестра, и врач. Живот напрягся, и я закричала».

Воспоминание оказалось настолько сильным, что Рипли все чувствовала. Ее руки инстинктивно метнулись к животу.

«Я истекала потом, но отказывалась от обезболивающих, даже когда муж умолял меня их принять. Меня тревожило, как могут отозваться все те годы воздействия криосмеси, так что во время родов не хотела ничего принимать. В собственном доме. В собственной кровати».

Рипли смотрела, как королева бьется и кричит в слизи и грязи. От этой карикатуры, пародии на собственный опыт, ее тошнило.

«Я родила девочку, прекрасную маленькую девочку. Похожую на обоих родителей. Мы назвали ее Эми».

Эллен Рипли, пойманная в аду чужих, моргнула, когда на нее обрушился поток человеческих воспоминаний.

«Ты сказала Эми, что вернешься к ее одиннадцатилетию. Ты обещала. Тогда ты впервые их побила. Но твою спасательную шлюпку не могли найти сорок семь лет. Эми умерла, так и не узнав, почему ты не вернулась к ее дню рождения».

Рипли на секунду закрыла глаза, вглядываясь в лицо дочери. Всплывали другие воспоминания.

Тритончик.

Хикс.

Даже Джонси…

Все ушли, исчезли давным-давно.

Гэдиман, висевший рядом, с неприкрытым восторгом наблюдал за происходящим. Он улыбался, как безумец, а низкое «хи-хи-хи» раздражало и выбивало из колеи едва ли меньше, чем гудение чужих.

Королева вскрикнула снова и потянулась к Рипли, словно клон, ее «мать» каким-то образом могла помочь ей пережить эти ощущения, направить роды. Самка взревела, пытаясь подняться с вонючего ложа.

Помня собственную боль, Рипли застонала в унисон. В животе все рефлекторно сжалось.

А внутри, в генах она ощущала боль королевы на глубинном уровне. Телепатическая связь навязала ей эту боль, вынудила стать королевой в ее родовых муках. Вздутый, колышущийся живот, раздирающая жгучая боль, безжалостное давление. Бунт тела, вынуждающего продолжать работу, которую ей уже не хотелось продолжать. Рипли застонала в унисон с королевой, страдая вместе с ней из-за разделенных усилий и связи.

Одновременно она ощущала беспокойство воинов, которые придвинулись к беспомощной королеве. Она чувствовала их тревогу. Все они – ее мужья, все – жаждали помочь королеве, но ни один из них не знал – как.

Внезапно из огромного живота королевы подобно гейзеру вырвался фонтан крови. Она лилась толчками, текла, образуя кислотные реки на вздувшейся плоти. Рипли попыталась отвернуться. Она не хотела больше видеть эту уродливую пародию на человеческие роды.

И тут королева снова вскрикнула и подняла голову, глядя на Рипли, словно та была ее акушеркой. Рипли свернулась в клубок, схватившись за живот, и крикнула одновременно с ней.

Извивающееся создание упало обратно в грязь, а воины, окружавшие королеву, внезапно подались назад, словно чувствуя неминуемую угрозу.

Рипли устало моргнула и уставилась на пульсирующий живот. Взгляд ее туманился. Взвился еще один фонтан крови, а затем что-то надавило изнутри на живот королевы. Оно толкало и толкало, пока тонкий слой плоти не приобрел форму существа, которое пыталось выбраться наружу. Рипли моргнула. Это выглядело так, словно череп – человеческий череп – пробивался через разодранный живот королевы.

«Ребенок, – отстраненно подумала Рипли. – Макушка ребенка. Я вижу его головку…»

Прозвучал последний крик – жуткий, пронзительный звук – и внезапно появился Новорожденный, выдираясь из тесноты материнского живота. Существо оказалось бледным, не черным. Кожа его походила скорее на человеческую, а не на твердый экзоскелет чужих. Голова казалась обычной, вытянутой формы, но лицо… лицо…

Гэдиман забулькал, забормотал в безумном восторге:

– Прекрасно! Прекрасная бабочка!..

В лице Новорожденного явственно угадывались человеческие черты. Оно выглядело слишком человеческим – и при этом походило на череп с мощными надбровными дугами, длинными сияющими белизной зубами, грубо очерченной челюстью. На месте носа виднелись лишь впадины.

Лицо Новорожденного походило на облик самой смерти.

– Как он прекрасен! – пробормотал себе под нос Гэдиман.

Рипли взглянула на него. Ученый буквально излучал блаженство, словно дал Вселенной лучший дар, какой только могла создать наука. У Рипли возникло ощущение, что она находится на грани того, чтобы присоединиться к Гэдиману в его безумии. Она отвернулась, пытаясь справиться с эмоциями, которые кромсали разум словно пилой.

Новорожденный вытащил огромное тело из внутренностей матери.

Королева, не испытывая уже такой боли, стонала тише, и судороги стали реже. Она протянула к ребенку дрожащую руку. Рипли представила, как поступает так же, вспомнила, как муж поднял их дочь и положил ей на живот. Вспомнила слезы, которые сменились почти истерическим смехом, когда все они радовались здоровому, мокрому, пищащему младенцу.

Стоило королеве потянуться к ребенку, как Новорожденный повернулся к ней.

Рипли осознала – сама не понимая, как, – что он пока не достиг полного размера и вырастет еще вдвое, может, втрое в течение дня. И аппетит его был безмерен. Так же, как его свирепость и враждебность. Идеальный организм.

Когда Новорожденный выбрался из утробы, Рипли увидела его руки – такие же сильные, мощные, как обычно бывало у чужих, но только с пятью пальцами. Из-за длинных ногтей и бледной кожи руки существа выглядели как…

«Прямо как мои», – подумала Рипли, борясь с дурнотой.

Словно пародируя человеческую нежность, Новорожденный вскарабкался по телу матери к голове. Изучая ребенка, королева издавала мягкое воркование – материнский звук. Она явно гордилась тем, что совершила. Новорожденный подобрался ближе, и на момент показалось, что он действительно может поцеловать мать.

А затем Новорожденный одним слитным, резким движением огромной руки оторвал королеве голову.

Телепатическая связь с королевой сохранялась, и ее смертные крики Рипли ощущала всей своей сутью.

Новорожденный не остановился. Он продолжал терзать извивающееся тело матери, раздирая его на части и пожирая огромные куски. Нечувствительный к кислотной крови, он пировал на останках родительницы.

Рипли осознала, что королева мертва, в миг, когда прервалась телепатическая связь. Разрыв оказался болезненным, резким, как перелом кости. Зазубренные края жутко царапали разум, ее душу, и сознание Рипли потянулось к воинам, пытаясь нащупать контакт. Она нуждалась в этой связи. Но воинов, которые метались в грязи, переполняли ужас и непонимание. Они не представляли, что делать теперь, когда их королева, их смысл жизни, исчезла.

Вокруг Рипли словно развернулся ад с вопящими душами: чужие свистели и чирикали, а Новорожденный продолжал пожирать мать. А потом Рипли осознала, что звуки издавали не только чужие, и повернулась.

Гэдиман все еще бормотал что-то сам себе, но его шепот быстро сменился криками ужаса. Он выпучил глаза и затрясся, начал метаться, все сильнее и сильнее. Ученый пронзительно завизжал, отчаянно забился в оковах из отвердевшей слизи.

Рипли вжалась в стену хранилища. Она снова попыталась найти в себе силы для побега, но безуспешно. Она так устала. Из-за потери телепатический связи с королевой Рипли чувствовала пустоту внутри, растерянность.

Покрытый материнской кровью Новорожденный внезапно замер и наклонил голову, словно прислушиваясь. Затем он медленно повернулся, и Рипли впервые смогла взглянуть ему в лицо. Под массивными надбровными дугами блестели глубоко посаженные глаза, не слишком отличавшиеся от ее собственных.

Рипли не могла отвести взгляд.

«У Эми тоже были мои глаза».

В груди рос, надувался пузырь истерического смеха.

Гэдиман тоже увидел эти глаза на жутком лице и закричал громче, отчаяннее. Новорожденный неловко поднялся. Длинные и тонкие ноги его дрожали.

«Он уже вырос!»

Двухметровый младенец сделал первый шаг – к ученому. Когда он подошел ближе, его жуткий облик заставил Гэдимана замереть. Он захлопнул рот и замер, выпучив глаза. От осознания опасности его охватил смертельный ужас. Новорожденный обнюхал мужчину, и Рипли заметила, что чужой дрожит всем телом, словно в припадке.

А затем огромные челюсти Новорожденного открылись… и продолжили открываться шире и шире. Казалось, они разъединились, как у змеи, которая готовится проглотить добычу. Пасть нависла над пойманным человеком. Рипли не заметила в ней клыкастого языка, только сами челюсти и ужасающе длинные сияющие белизной зубы.

А потом, совершенно внезапно, Новорожденный ударил, запустив клыки в верхнюю часть черепа Гэдимана. Мужчина снова обрел голос и завизжал еще более жутко, чем прежде. По его лбу, глазам, ушам, рту потекла кровь.

«О, Господи! Нет. Нет!»

Рипли пыталась создать связь с Новорожденным и каким-то образом его остановить, но создание не обращало на нее внимания. Раздался кошмарный хруст ломающихся костей, и Новорожденный, крутнув головой, сорвал верхнюю часть черепа Гэдимана так легко, как человек откусил бы верхушку сваренного вкрутую яйца. Открылся мозг ученого – пульсирующий, отливающий розовым.

Рипли в ужасе застонала и отвернулась. Она слышала, как рвется плоть, слышала мокрое чавканье, звуки глотания, стоны и бульканье умирающего исследователя. Она чувствовала металлический запах свежей крови. Наконец, Гэдиман обмяк, повис в путах из смолистых жгутов. Последние капли крови упали в болото под его ногами.

Все, что могла сделать Рипли – это закрыть глаза. Она не видела, как Новорожденный развернулся, бросил на нее выразительный взгляд, а затем жадно облизал окровавленные зубы длинным, словно змеиным языком…

Пурвис испытывал такую боль, что даже не мог решить, что болит сильнее. Плечо, в котором застряла пуля, словно жгло огнем. Оно ныло так, что он едва мог думать. Но боль в животе – о, Господи, вот она была действительно кошмарной. Словно там, внутри, что-то разгуливало, извивалось, подобно змее, пытаясь найти путь наружу. Пурвиса мутило, его мучили позывы ко рвоте, и эта адская боль…

Несмотря на страдания, он ухитрился сосредоточиться на том, что происходило рядом.

Рэн, теряя самообладание, сжал горло Колл так сильно, что она едва не задыхалась. Рана в груди мерцала и странно поблескивала, когда на внутренних датчиках мелькали сообщения. Рэн вдавил дуло пистолета в щеку Колл. Пурвис знал, что доктор причиняет ей боль. Причиняет боль Колл, которая так старалась спасти их всех. Всех, и особенно Ларри Пурвиса.

Рэн заорал:

– Эта синтетическая шлюха снова подключится к «Возничему» и посадит его в соответствии со стандартными процедурами!

– Ничего подобного! – прохрипела Колл.

Ди’Стефано с вызовом посмотрел на начальника.

– Ты сумасшедший! Ты по-прежнему собираешься доставить этих тварей на Землю?

– Ты нынче вообще ничего не замечаешь? – саркастически добавил Джонер.

Пурвис почувствовал, как внутри у него что-то разворачивается, и застонал.

Рэн явно терял над собой контроль.

– Чужих поймают карантинные отряды на базе, – внезапно он взмахнул пистолетом в сторону остальных.

– На пять секунд! – прорычала Колл.

Доктор снова грубо вдавил дуло ей в щеку, заставив скривиться, и заорал:

– Заткнись! Заткнись, тебе говорят!!!

В этот миг Пурвис почувствовал, как что-то раздирает его изнутри, сразу под грудной клеткой. Опустив взгляд, он с недоумением увидел, как по рубашке расплывается кровавое пятно.

Все остальные тоже смотрели на него, даже Рэн.

И тогда Пурвис понял. Эта штука внутри него. Пришло время ей появиться на свет. Его не заморозили вовремя, а теперь было уже слишком поздно. Монстр продерется наружу и убьет его. И виноват в этом был Рэн, ученый хренов. Да, команда «Бетти» его похитила, да, они привезли его сюда, но весь проект по размножению этих адских тварей в живых людях был делом рук Рэна.

В Пурвисе вскипела ярость, оказавшаяся даже сильнее чужого, который его убивал. Пурвис выпрямился, злобно глядя на Рэна.

Должно быть, ученый понял его чувства по выражению лица, потому что отвел пистолет от Колл и направил на Пурвиса. Правда, тому было плевать. Это ведь просто оружие. Все, на что оно было способно – просто убить его, и это стало бы настоящим подарком.

Двигаясь рывками, как зомби, Пурвис заставил себя подняться на ноги и заковылял к Рэну, оцепеневшему от ужаса. Выражение страха на лице этого самодовольного ублюдка неимоверно порадовало Пурвиса. Он рванулся вперед, преодолевая агонию, как одержимый – каким он и был.

Рэн в ужасе выстрелил.

Пуля угодила Пурвису в другое плечо, отбросила на шаг, но не остановила. Существо внутри рвалось наружу, так неистово прогрызая себе путь, что он ничего другого не чувствовал – даже попаданий пуль, выпущенных в упор. Он смутно сознавал, что кровь стекает у него по животу, по плечам, по спине. Но он так сосредоточился на задаче, что ему было все равно. Весь мир Пурвиса сузился настолько, что остался только Рэн…

Ученый стрелял снова и снова, каждый раз попадая в цель. Хватка его ослабла, и Колл быстрым, отработанным движением всадила локоть ему в грудь. Одновременно она схватила мизинец руки, которая ее удерживала, и выкрутила его так, что он сломался с явственно слышимым хрустом.

Рэн закричал и отпустил Колл, а его следующий выстрел ушел мимо, угодив в кресло.

А затем на него набросился Пурвис, всадив кулак в лицо с такой силой, что ощутил, как нос ученого ломается под костяшками. Пистолет отлетел в сторону, и Пурвис затуманенным взглядом увидел, как Джонер нырнул за оружием, чтобы Рэн не подобрал его снова. Каким-то чудом Пурвис нашел в себе силы бить это ненавистное лицо снова, снова и снова, пока кровь не полилась из носа Рэна, его разбитых губ, через выбитые зубы. И даже после этого Пурвис продолжал бить.

Пытаясь спастись от беспощадных ударов, Рэн упал, а затем перевернулся на живот и попробовал уползти от впавшего в ярость Пурвиса. Но тот оседлал его, словно извращенный демонический любовник, зажал в кулаке волосы Рэна и вздернул его голову вверх.

– Нет! – закричал Рэн. – Нет! Нет! Нет же!

Пурвис впечатал лицо ученого в пол, раз, другой, третий, четвертый, пока ученый не обмяк в его руках, всхлипывая и стоная.

Внезапно раздался окрик Врисса:

– Колл! Джонер! Солдат! Держите! – с этими словами он перебросил команде ружья, которые лежали в тайнике под панелью управления.

Вбивая лицо Рэна в пол, Пурвис ощутил, что боль в груди достигла пика. Он схватил слабо сопротивляющегося доктора за волосы обеими руками и крепко стиснул – крепче, чем Рэн держал Колл.

Крик родился глубоко внутри. Пока звук этот пробивал дорогу к глотке, Пурвис успел задуматься о том, не тварь ли это кричит, рождаясь? Он чувствовал, как монстр движется, жует, как крошечные зубы пожирают его изнутри, перемалывают органы, как оно поднимается через диафрагму, легкие, как трескаются ребра.

Грудь вспучилась, а красное пятно на рубашке стало расти, пока не взорвалось мешаниной крови, костей и внутренних органов. Последним усилием, рожденным ненавистью и жаждой мести, Пурвис прижал к себе голову Рэна – прямо к кровавому пятну на груди. Теперь пронзительно кричали двое – и Пурвис, и Рэн.

Рэн махал руками, пытаясь скинуть мучителя, но Пурвис в смертной агонии был неумолим.

Он ощутил, как лопаются ребра, и крепко держал голову Рэна, понимая, что все уже почти закончилось. Все закончится здесь и сейчас – но так, как он выбрал. Единственное, что он выбрал. Пурвис почувствовал, как оно родилось. Когда легкие порвались, он перестал кричать, но Рэн вопил за двоих. Эмбрион чужого вырвался из груди Пурвиса и врезался в затылок Рэна.

Угасающим взором Пурвис видел, как что-то маленькое, змееподобное вырвалось изо лба Рэна, пройдя через его мозг. Вопль ученого становился все громче, словно в нем сливались крики всех похищенных в гиперсне людей, каждого захваченного чужими солдата. Для Пурвиса крики Рэна звучали сладостным псалмом мщению.

Рождение чужого забрызгало наблюдателей кровью и внутренностями, и они отскочили. Прозрачная тварь извивалась на лице Рэна, пытаясь высвободиться из тесной клетки черепа ученого, и вызывающе визжала на людей. Крики Рэна вторили чужому жутким эхом.

Перед тем, как вокруг сомкнулась тьма, Пурвис увидел, как команда «Бетти» вскинула оружие. Когда они начали стрелять, Пурвис пожалел только о том, что не может их поблагодарить.

Четверо уцелевших всаживали пулю за пулей в умирающего человека и верещащего чужого. Тела дергались, переваливались, пятная коридор «Бетти» кровью – как человеческой, так и чужого.

Наконец, Рэн с Пурвисом повалились на пол, а грудолома изрешетили так, что от него ничего не осталось.

Колл подошла к телам, не скрывая слез. Злобным пинком отбросила с дороги Рэна. Ей очень хотелось выстрелить в него еще несколько раз, но она сдержалась. Как сказал бы Джонер: только пули переводить. Опустившись на колени рядом с телом Пурвиса, Колл нежно коснулась его лица и всхлипнула.

– Он… он выглядит почти благодарным…

Джонер опустил руку на ее плечо и сжал.

– Так и есть, Аннали. Он знал, что мы оказываем ему услугу, и верил, что мы все сделаем, как надо.

Колл взглянула на обезображенное шрамом лицо, которое смягчилось хотя бы на этот миг. Она похлопала его по руке и кивнула.

– Пойдем, – мягко сказал Ди’Стефано. – Нужно выбираться. От тел можно будет избавиться, когда мы улетим с «Возничего».

«Ага, – угрюмо подумала Колл. – Если мы сможем с него улететь».

14

Гэдиман медленно покачивался в сети, взад и вперед, взад и вперед. Он выглядел жутко. В кошмарное болото под ногами ученого еще падали капли крови, мозг был выеден, и лицо под снятой крышкой черепа, в кровавой маске казалось нечеловеческим. Глаза ученого были открыты, но видели они разве что посмертие – если таким ублюдкам оно полагалось. В конце концов, он уже умер в аду.

Пока Новорожденный поглощал мозг Гэдимана, словно пудинг, грудь бьющегося в агонии ученого разорвал изнутри небольшой грудолом. Новорожденный не проявил к нему ни малейшего интереса, и грудолом скользнул в кровавый пруд. Рипли знала, что забыть эту сцену она не сможет никогда, ни в этой жизни, ни – на этой мысли она с трудом подавила истерический смех – в следующей.

Она по-прежнему лежала, скорчившись, на полу хранилища, пытаясь казаться маленькой и незаметной. Лежала тихо, абсолютно неподвижно, подобно висевшим на стене людям, которые, к своему счастью, так и не пришли в сознание. Рипли им завидовала.

Она не шевелила даже пальцем, боялась моргнуть, боялась вздохнуть. Она ждала, что Новорожденный теперь, закончив с телом Гэдимана, обратит внимание на что-то другое.

Существо оглядело хранилище, взглянуло на плавающих чужих, на частично пожранную тушу матери, на покачивающееся тело Гэдимана. А потом массивная голова медленно повернулась, и он жутко осклабился на Рипли.

Новорожденный медленно, с паучьей ловкостью пополз к ней по стене хранилища, цепляясь рукам и ногами за загустевшие нити слизи.

Рипли пыталась держать в узде дыхание, страх. Чем ближе подбирался монстр, тем яснее она видела черты его лица – и лучше от этого не становилось. Кожу пятнали кровь и розоватая мозговая ткань, кусочки которой застряли в длинных зубах. Когда Новорожденный обдал ее лицо дыханием, Рипли явственно ощутила запах свежей крови.

Лицо монстра было в ширине ладони от ее собственного. Рипли дрожала, пытаясь сдержать страх, инстинктивное стремление бежать в панике.

Она никак не могла до конца поверить, что все закончится вот так. Все страдания. Вся борьба. Придется ли ей снова пройти через это в каком-то другом воплощении? Сделает ли злобное ублюдочное божество, которое управляет этими ее жизнями, так, что она продолжит рождаться в одном и том же кошмаре снова и снова? Разве не заслужила она после всего, что было, второго шанса в каком-то ином варианте событий?

Рот Новорожденного открылся, и из него выполз извивающийся язык. Рипли застыла, стараясь не думать о том, что ее череп вскроют, а мозг сожрут.

Язык метнулся к ней – лишь для того, чтобы нежно коснуться лица, слизывая липкую слизь. Рипли моргнула, ожидая неизбежного продолжения. Существо лизнуло ее снова, словно чудовищная кошка, потом еще и еще, очищая лицо, шею, плечи Рипли от попавших на нее отходов и кусочков внутренностей. Новорожденный ласково вылизывал ее начисто. Он не торопился, старался не повредить нежную кожу, не потянуть за прядь волос. Даже касания когтистых рук казались нежными, словно создание хотело убедиться, цела ли она, не ранена ли. Жесты напоминали о верном питомце: о собаке, которая вечером приветствует хозяина, о кошке, которая просит, чтобы ее погладили.

И пока чудовище чистило ее лицо, трогало ее тело, когда оно отказало в уже представшей перед мысленным взором смерти, Рипли заглянула в его глаза – такого же оттенка карего, как ее собственные – и увидела там…

В этот миг телепатическая связь просочилась, тронула ее разум, нашептывая о генетической общности, которую невозможно было отрицать. И в ней нашлось всё: ее тяга к влажному теплу яслей, сила и поддержка себе подобных. Лишь миг назад она страдала от одиночества индивидуальности, но теперь ей дали шанс – снова – воссоединиться, возрадоваться с ними вместе. Она находилась в яслях. Она могла воссоединиться с воинами и стать королевой, воспитателем для Новорожденного. Вот почему она жила.

Потому что эта человеческая оболочка, эта Рипли была их общей матерью. Первой маткой. Первым воином. И она прожила достаточно, чтобы узнать все, чтобы разделить с ними славу. Рипли была краеугольным камнем улья. Воспитателем в яслях. Основой Новорожденного.

Вот каким был ответ на заданный ею вопрос. Почему? Вот почему.

Глядя в живые карие глаза, отражение ее собственных, Рипли положила руку на череп Новорожденного. Ладонь скользнула по длинной голове, похлопывая по ней, как она когда-то делала с Эми, поглаживая, как когда-то делала с Тритончиком. Это был ее ребенок, такой же, как девочки.

Новорожденный издал тихий мяукающий звук, посмотрел ей в глаза, и Рипли почувствовала, как усиливается, становится глубже телепатическая связь. По сравнению с остальными она была совсем другой, и одновременно похожей. Но на этот раз в ней было что-то еще, что-то несомненно человеческое. Рипли словно соединилась с частью самой себя, с искаженной, злой частью, которая проистекала из ее яростного стремления выжить, из ее упорства и целеустремленности.

Идеальный организм.

Идеальный для?..

А потом она услышала голос, поднявшийся из глубин памяти – памяти, которую ей случайно вернули чужие. Голос Тритончика, каким она услышала его впервые в инкубаторе: «Моя мамочка всегда говорила, что монстров не бывает. Настоящих. Но они есть».

Рипли, на разум которой по-прежнему давила вся мощь телепатического контакта с Новорожденным, содрогнулась от ужасающей чуждости существа, желавшего получить ее преданность.

Новорожденный бездумно повторил слова Тритончика: «Я знал, что ты придешь».

Слышать эту полную любви фразу от подобной карикатуры на живое существо… У Рипли к горлу поднялась тошнота.

А потом она услышала искаженный механический голос Колл: «Почему ты живешь? Как ты это выносишь? Как ты выносишь… себя?»

«У меня нет особенного выбора», – ответила она тогда, веря в свои слова. У нее не было настоящего выбора с того момента, когда она проснулась от криосна не в той части космоса.

Но теперь у нее был выбор. Наконец-то у нее появилась возможность сделать настоящий выбор.

Рипли спросила тогда у Колл, подразумевая людей: «Почему ты беспокоишься об их судьбе?»

Но теперь она задавала себе тот же вопрос. Почему ей не все равно? Что люди для нее сделали, почему ее так волнует их судьба? Может, теперь именно она, Рипли, будет новой уродской моделью…

Рипли обратилась к связи с себе подобными, пытаясь найти, кем и чем она является – чтобы сделать правильный выбор. Она искала силу и безопасность яслей, но ничего не нашла. Вместо них были лишь боль, лишь ужасное ощущение потери. Она ощущала себя пустой. Опустошенной. Так, как она чувствовала с рождения.

И пока Рипли искала телепатическую связь, глубоко внутри она слышала голоса двух девочек, человеческих детей, которые звали ее через года: «Мама! Мамочка!»

Глядя в водянистые, рептилоидные глаза Новорожденного, Рипли с горестным стоном отвела руку. Она сделала выбор.

Она получила ответы на свои вопросы. Они крылись в самих ее генах. Несмотря на соблазны чужих, несмотря на их силу и мощь, чистоту их предназначения, Рипли знала, что ей придется это вынести. Ради спасения человечества. Вот в чем крылось ее предназначение, очищенное, усиленное примесью их генов. Она была Рипли. Всегда была ею, и никогда не сможет стать никем иным. Рипли. Она их уничтожит. Силой.

Сделав глубокий вздох, чтобы успокоиться, Рипли осторожно поднялась. Глядя на Новорожденного, она старалась думать только хорошее о нем и воинах, которые внезапно лишились руководства и пытались понять, что им делать теперь, после смерти королевы.

Когда она встала, Новорожденный отступил на шаг. Рипли же принялась ощупывать нити паутины, которая покрывала стены хранилища от пола до потолка. Найдя более толстые и эластичные пряди, она взглянула на Новорожденного. Получужой наклонил уродливую голову, пытаясь понять смысл ее действий.

Рипли посмотрела вниз, в озеро из крови и отходов, и облизала губы. Из глубин памяти всплыло еще одно воспоминание: котел расплавленного, раскаленного до белизны свинца. Так, ладно… ей доводилось прыгать и в худшие резервуары – но на этот раз подобного не требовалось.

Пропустив пряди вокруг запястий, Рипли подтянулась, как акробат, и принялась карабкаться на стену. Но даже когда она искала, куда поставить ногу, за что взяться, взгляд ее не отрывался от потолка. Все это время Новорожденный с интересом наблюдал за Рипли, но она сохраняла спокойствие, держась за нейтральные мысли.

Когда она забралась выше, Новорожденный отошел туда, откуда Рипли было лучше видно. Там к нему присоединились двое воинов. Они плыли, как крокодилы, а тянущиеся следом хвосты извивались так, словно им тоже было интересно.

Неторопливо, чтобы не взбудоражить чужих, Рипли карабкалась все выше, пытаясь различить свет индикаторов. Когда она, наконец, его обнаружила, с нее градом лился пот. И все это время она пыталась сохранять спокойствие. Чтобы не выдать свои намерения Новорожденному, Рипли начала мурлыкать песню, внезапно возникшую в памяти:

– Ты… моя… счастливая… звезда…

Наконец, забравшись еще выше, она нашла то, что искала – рукоять в потолке, которая открывала люк на верхние уровни. Распахнув его, Рипли обернулась к Новорожденному и ощутила в своем разуме изумление зверя от ее предательства. Монстр встал в полный рост, угрожающе протянул вверх руки и издал крик – вызов той, что предала его. Затем Новорожденный вспрыгнул на ближайшую стену и полез следом за Рипли, но у нее было слишком большое преимущество. Рипли выбралась через люк, захлопнула его за собой и заперла, надеясь, что крышка удержит разъяренного монстра. После этого она вскочила на ноги, повернулась и бросилась бежать, оставляя за спиной крики ярости, доносившиеся даже через закрытый люк.

– Мы отсюда вообще улетим? – спросил Джонер, и Колл расслышала в его голосе нотки паники.

– Улетим, – Врисс говорил спокойно, но Колл различила напряжение и в его словах тоже. – Не гони.

Земля заполняла весь обзорный экран. Она оставалась в основном голубой планетой с разбросанными облаками, но теперь почти две трети ее скрывало гигантское металлическое кружево – часть разветвленных космических станций, которыми управляли корпорации в тесном сотрудничестве с планетарными правительствами. Сеть походила на незакрытую раковину, которая вращалась чуть быстрее планеты. Колл знала, сколько людей жили на орбите – и могла в любой момент получить обновленную информацию, – но ей не нравилось думать об этих числах. По сути, на Земле обитали почти исключительно безработные и те, кого лишили гражданских прав. Большая часть работы, которая имела смысл, выполнялась на орбите и в колониях. Несложно было выбрать совершенно не заселенный участок, чтобы разбить там «Возничего». Джонер не соврал: Земля действительно стала отстойником.

Колл разговаривала с «Бетти» через порт в руке, уточняя время вылета с «Возничего». Она уже задала большому кораблю курс, который провел бы его мимо сети и столкнул с Землей в наиболее безлюдной точке центральной Австралии.

Ждать оставалось недолго. Вскоре они улетят, оставив всё позади.

Колл вздохнула. Она так и не смирилась с тем, что придется оставить и Рипли.

Крылья «Бетти» развернулись вертикально – кораблик готовился оторваться от причала.

Несмотря на то что «Бетти» поставляла ей данные напрямую, Колл не отрывала взгляда от мониторов. Вдвоем с Вриссом они отслеживали поток информации о текущем состоянии «Бетти». Стабилизатор в грузовом отсеке работал, и это означало, что ремонт, которым они с Вриссом занимались перед стыковкой с «Возничим», удался. Небольшая проблема возникла с давлением в гидравлике ворот шлюза – виной тому могла быть утечка. Должно быть, что-то случилось, когда они расстреливали эмбриона чужого, выбравшегося из Пурвиса – или пуля пробила трубу, или кислота проела где-то дыру. В корабле такого размера любая потеря давления могла повлиять и на другие системы. Что ж, шлюзы они закрыли, так что это не должно помешать вылету…

– Колл, – рявкнул Джонер, потеряв терпение, – вы закончили с «Бетти»?

Земля на экране все росла – и тянула «Возничего» вниз, готовясь в последний раз принять корабль в свои объятия.

– Готовность, – ответила Колл, не прекращая расчетов. Получалось впритык. Она пожалела об отсутствии Хиллард. – Я закрываю шлюз доков. – И, не глядя на Врисса, добавила: – Отключаю держатели по твоей команде.

Она слилась с кораблем, она стала «Бетти». Это было странно, но и приятно тоже.

Последовала долгая, слишком долгая пауза, и Колл оглянулась на Врисса. Тот нервно осматривал панель управления.

– Верно… – пробормотал он. – Просто нужно… найти этот… переключатель вертикальной тяги.

Ди’Стефано наклонился над плечом инженера и встревоженно поинтересовался:

– Ребята, вы же умеете управлять этой штуковиной?

Рипли неслась по коридору так быстро, как только могла. Дорогу к «Бетти» она находила практически инстинктивно. Голос Колл – голос «Возничего» – непрерывно повторял предупреждение об эвакуации, сообщал, сколько осталось минут и секунд до столкновения. В какой-то момент она раздраженно огрызнулась:

– Быстрее бежать я не могу, черт тебя дери!

Повернув за последний угол, она увидела, как массивные ворота, которые вели к доку «Бетти», начали закрываться. Корабль сообщил голосом Колл:

– Ворота шлюза закрываются. Соблюдайте осторожность.

– Не-ет! – взвыла Рипли и рванулась вперед. Дверь опускалась. Бросившись на полном ходу на пол, Рипли скользнула в щель, а ворота, уйдя в паз, едва не оторвали ей каблук. Тяжело ударившись о палубу, Рипли отчаянно хватала ртом воздух. А потом она услышала громкий лязг – разомкнулся первый швартовочный магнит.

– Нет! – крикнула Рипли, словно ее могли услышать на борту кораблика.

Вскочив, она помчалась к «Бетти». Лязгнув, разомкнулся второй магнит. Набирая скорость по платформе, Рипли бежала все быстрее и быстрее, пока не увидела корабль – и последний магнит еще держался. Пять метров. Три…

Внезапное движение на одном из внешних экранов «Бетти» привлекло внимание Колл. Она взглянула на изображение и увидела…

– Вот черт! – заорала Колл, выдергивая из себя кабель. Выпрыгнув из кресла, она наклонилась над плечом Врисса. – Это Рипли! Она идет сюда! Она почти здесь!

Нагнувшись над Вриссом, она положила руки на панель управления шлюзами.

– Колл, черт тебя подери! – крикнул сбитый с толку Врисс. – Мы почти отсоединились! Мы не можем ждать!

– Мы ее не оставим! – крикнула в ответ Колл и ударила по кнопке, открывающей двери грузового отсека.

С криками ярости на то, что его бросили, Новорожденный, наконец, протиснулся через узкий люк в потолке хранилища отходов на верхний уровень «Возничего». Кровь из свежих порезов сочилась на пол; поднялся дымок, и металл начал быстро таять. Кислотная кровь помогла Новорожденному выбраться, расширив дыру настолько, чтобы в нее пролезло его огромное тело.

Когда раны начали затягиваться, Новорожденный огляделся и заметил Рипли. Женщина как раз скрылась за углом коридора. Она бежала быстро, но он все равно мог найти ее, мог идти по следу человеческого клона, используя связь между разумами.

Оскалив зубы – частично чужого, частично человека, – он прыжками понесся за своим праобразом по темным коридорам обреченного корабля.

Последний магнит еще держался, и Рипли изо всех сил бежала к кораблю. Загрузочная платформа и все трапы были уже убраны, и корабль нависал над пропастью туннеля в ожидании, когда снимут последние путы и можно будет выплыть из гавани.

Рипли задумалась, как ей попасть внутрь, но тут внезапно открылся шлюз грузового отсека. Не теряя времени на сомнения, Рипли добежала до края платформы и прыгнула, как пловец в погоне за золотой медалью. Она пролетела три, пять, семь метров и тяжело упала на пол грузового отсека «Бетти». От удара перехватило дыхание. Рипли лежала, хватая ртом воздух, и ждала, когда двери закроются снова.

Она считала про себя, но ничего не происходило. Внезапно на нее накатило ощущение дежавю. Рипли уже приходилось где-то когда-то ждать, когда же закроются, оградив ее от опасности, другие двери. Но воспоминание осталось слишком размытым, Рипли не могла на нем сосредоточиться. Оглянувшись на закрытую дверь шлюза, через которую едва успела проскользнуть, Рипли увидела, как массивная панель дрогнула, словно что-то врезалось в нее снаружи.

И еще раз.

И еще.

Не желая ощущать связь, Рипли закрыла глаза, хотя и знала, что это не поможет. Они никогда ее не отпустят, никогда не откажутся от того, что считают своим. Не в этой жизни. Возможно, и никогда.

Оглядев грузовой отсек, она узнала некоторые механизмы и приборы, жизненно необходимые для корабля в целом. Ее изумило, насколько знакомым казалось все, связанное с управлением космическим кораблем. Прошло столько времени. Другая жизнь. Другое тело. Рипли заставила себя отбросить воспоминания. Сначала нужно было разобраться с текущей проблемой. Предполагалось, что этот отсек закрыт и изолирован от вакуума. Если двери не закрыть, им ни за что не пережить отделения от «Возничего». Знает ли об этом команда? Работают ли камеры наблюдения в отсеке? Рипли огляделась, но так и не смогла понять, были ли там вообще камеры.

Заставляя себя двигаться, действовать, она с трудом поднялась. Корабль дернулся в зажимах. Рипли чуть не упала снова, но успела схватиться за панель ручного управления шлюзом. Схватившись за рукояти, она попыталась закрыть двери, прикладывая всю свою нечеловеческую силу.

Внезапно дверь со скрипом начала медленно опускаться. Времени оставалось так мало… Положившись на механику, Рипли отпустила рычаги и бросилась к трапу, который вел в рубку. За скрипом и визгом металла она так и не услышала, как гул, с которым Новорожденный бился в двери шлюза, резко прекратился.

– Она с нами! – сказал Врисс Колл, как только Рипли запрыгнула в грузовой отсек. – На борту. А теперь давай отсюда убираться.

Он неуверенно нажал несколько кнопок. Это должно было подготовить «Бетти» к спуску по туннелю, проходившему через длинный причальный отсек «Возничего». Как только «Бетти» пройдет половину пути, Врисс откроет внешний шлюз. Огромный военный корабль уже вошел в ионосферу. У них оставалось мало времени.

«Слишком мало», – подумал Врисс.

Вот теперь он действительно занервничал. Спуск нужно будет начать, как только закроются двери грузового отсека.

Вместе с Колл они смотрели на экран. Рипли медленно поднялась, откинула с лица волосы, затем взялась за ручное управление, и двери начали опускаться. Вриссу этого хватило. Он переключил мониторы обратно на вывод информации, требующейся ему для побега с падающего на Землю «Возничего», и быстро просмотрел полетный план Колл, разворачивающийся на экране.

«Выглядит неплохо», – подумал пилот поневоле и дал команду начать спуск.

И в этот момент экран вспыхнул красным, а внизу появилось сообщение, которое Врисс действительно не хотел видеть. Он быстро ввел несколько команд, но сообщение не изменилось.

– Колл, – он говорил тихо, но не скрывая беспокойства в голосе. – Я не могу закрыть эти чертовы двери.

– Ты – что?! – вскинулся позади них Джонер. – Мы не можем войти в атмосферу с дверьми нараспашку!

– Рипли почти удалось их закрыть в ручном режиме, – ответил Врисс, не отрывая взгляда от экрана, на который транслировались сообщения об ошибках. – Но они остановились на полпути. Я не могу их сдвинуть.

– Дай я попробую, – быстро сказала Колл, снова подключаясь к кораблю. – «Бетти», поговори со мной.

Из-за выхлопа двигателей «Бетти» в причальном отсеке собирался пар, поднимаясь вслед за Рипли в грузовой отсек. Пар обволакивал оборудование и груз, словно стелящийся по земле кладбищенский туман. Когда причальный отсек подготовился к отбытию «Бетти», воздушные потоки изменились, и пар отнесло в сторону. Серые влажные щупальца, которые вползали через двери грузового отсека, внезапно сдуло единым порывом ветра.

Оставив стоять одинокую фигуру.

Протиснувшись через узкую щель в дверях, которые преграждали ему путь к кораблю, Новорожденный увидел, как отсоединяются магниты. Увидел стоявшую внутри Рипли и негромко зарычал от жажды отомстить той, кто предала его, предала королеву, предала весь улей. Дождавшись, пока снова сгустится серая пелена, Новорожденный опустился на все четыре лапы и крадучись двинулся к кораблю. Существо скрытно пробиралось к своему новому дому, и на его костистом лице плясала ухмылка. Новорожденный не знал, что это за место, но мать – та, что так старалась покинуть своего ребенка, – привела его сюда.

Когда новый пассажир вбежал в рубку, все повернулись, как один.

– Рипли! – воскликнула Колл, разворачиваясь вместе с креслом. Почему-то ей нужно было увидеть Рипли, чтобы убедиться, что та на самом деле здесь.

– Привет, – выдохнула женщина.

Когда Рипли проходила мимо Ди’Стефано, он ухмыльнулся:

– Черт, я думал, ты померла!

Рипли отстраненно кивнула:

– Мне это часто говорят.

– Рад, что ты выбралась, – продолжил Ди’Стефано. – Я бы сказал: «приятно тебя видеть», но, господи, женщина, ты жутко выглядишь. Да и пахнешь!

Рипли наклонилась через плечо Врисса, изучая выведенные на экраны данные.

– Почему мы еще не летим?

По показаниям приборов она видела, как мало времени у них осталось. Со своего места во втором ряду Колл взглянула на Врисса. Он исходил потом, явно не в силах справиться с задачей.

– Я просто… э… я пытаюсь найти этот… как его… ручное управление… вот это? – он неуверенно потянулся к переключателю.

Джонер наклонился вперед, словно для того, чтобы помочь, но Рипли оттолкнула его и сбила руку Врисса в сторону.

– О, Господи!.. – с отвращением пробормотала она и опустилась в кресло второго пилота, рядом с Вриссом.

«Кресло Элджина», – с болью вспомнила Колл.

– Да что ты понимаешь в управлении этими!.. – злобно начал Джонер, но Рипли нетерпеливо его оборвала:

– Шутишь, что ли? Этот кусок дерьма старше меня.

Ее руки летали над панелью управления, нажимая кнопки, щелкая переключателями. В половине случаев Рипли на них даже не смотрела.

– Просто открой чертов шлюз, – приказала она Вриссу.

Тот с радостью передал Рипли управление – за исключением экрана, от которого никак не мог оторваться. Паралитик кивнул на сообщение:

– Мы не герметичны! Смотри! Люк!

– Я его закрыла, – спокойно ответила Рипли.

Джонер перегнулся через спинку ее кресла и ткнул пальцем в экран Врисса.

– Вот этот чертов люк!

Рипли взглянула на собственный экран, на котором мерцало то же сообщение.

Движения Врисса снова обрели былую точность. Сейчас перед ним стояла задача, которую он понимал.

– Снова эта хрень! Мы потеряли давление в гидравлике. Там-то что случилось?

Джонер наклонился через его плечо, вчитываясь в сообщение, а затем повернулся к грузовому отсеку.

– Может, я смогу закрыть его силой.

– Я уже пыталась, – заметила Рипли.

Судя по выражению лица Джонера, он понял, что лучше у него вряд ли получится.

Колл вскочила, поспешно отсоединяясь от корабля. Все равно здесь от нее сейчас не было никакой пользы.

– Я займусь!

Уже направляясь к люку, она приостановилась, поймав на себе взгляд Рипли. Он словно говорил: «Разумеется, я понимаю, кто именно меня впустил». На лице Рипли явственно читалась благодарность. Робот коротко кивнула.

Рипли, едва выдавив слабую улыбку, снова повернулась к мониторам.

Судя по приборам, получалось, что «Бетти» медленно выплывает из дока. У Колл оставалось не так уж много времени до того, как откроется внешний люк. Но, если это произойдет, только у нее будут шансы там выжить. Протолкавшись мимо кресел, она бросилась в грузовой отсек.

Когда за спиной закрылись двери рубки, Колл приостановилась, чтобы оглядеться. Грузовой отсек простоял открытым не дольше минуты, но те твари двигались невероятно быстро. Могла ли одна из них пробраться на борт, пока они все занимались подготовкой к вылету?

Одна мысль об этом заставляла ее нервничать. Колл ощутила, как волоски на шее становятся дыбом. Цепи и тали раскачивались под потолком и бренчали, словно отзывались эхом на ее беспокойство.

Колл осторожно подобралась к аварийной панели и изо всех сил потянула рычаг вниз, в надежде, что механизм все-таки сработает, несмотря на пробитую гидравлику. Экранчик вспыхнул красным, затем зеленым. Мучительно медленно дверь начала опускаться – и снова остановилась всего в полуметре от пола.

Голос Врисса прозвучал из интеркома так внезапно, что Колл подскочила.

– Колл? Колл?

Прежде, чем она успела ответить, сзади мелькнула какая-то тень. Колл немедленно замерла, насторожив все чувства. Тень двинулась, мелькнула снова. Ощущая чье-то присутствие, Колл медленно обернулась, приготовившись к встрече с тем, что пробралось на борт «Бетти».

– Колл? – позвал Врисс. – Колл?

Рипли умело вела корабль вниз мимо первого ряда причалов, по направлению к огромному шлюзу «Возничего». Но, даже занимаясь «Бетти», она постоянно поглядывала на экран, где горело сообщение о том, что двери грузового отсека так и не закрылись.

«Здесь ничего нет», – раздраженно подумала Колл, пытаясь оценить, не могли ли повреждения от выстрела Рэна повлиять на сенсорные реакции.

Оглядев пустой отсек, она решила, что всему виной непрестанное покачивание цепей и талей. Призрак движения, и больше ничего. Колл заставила себя снова сосредоточиться на том, чтобы закрыть двери.

«Нужен рычаг».

И тут она впервые заметила все эти бесформенные тени, которые отбрасывали снаряжение и грузовые контейнеры разных форм и размеров. Внезапно все это превратилось в скопище укрытий и потайных уголков.

«Найди рычаг!» – жестко приказала она себе, раздражаясь от собственных воображаемых страхов.

Ситуация, в которой они оказались, и без того была достаточно жуткой. Заметив длинный металлический прут, Колл подняла его, оценивая вес и прочность. В самый раз.

Корабль чуть изменил положение, и неожиданно раздался скрежет механизмов. Звук заставил Колл настороженно оглядеться. Цепи резко звякали друг о друга в полумраке.

«Занимайся дверью!» – напомнила она себе, поворачиваясь спиной к грузовому отсеку.

Уперев стальной прут, Колл навалилась на него, пытаясь опустить застрявшую рукоять до конца.

Внезапное ощущение чуждости накатило с такой силой, что Колл уже не могла его игнорировать, даже ради дверей шлюза. Раздался звук, похожий на свистящее дыхание. Ощущение тепла, словно кто-то выдохнул. Чувство, что что-то рядом. Что-то опасное…

Напрягшись всем телом, Колл повернулась. Механизм, который заменял ей сердце, резко ускорил пульсацию.

И на этот раз оно стояло там по-настоящему, прямо перед ней. И оно было огромным. И кошмарным. Из теней поднялось самое жуткое видение, какое только доводилось видеть Колл – а она повидала немало кошмаров. То, что стояло перед ней, не было обычным чужим. Оно выглядело как ужасающая помесь между обычной тварью и ангелом смерти. Лицо его походило на череп, и тварь скалила на Колл зубы словно в пародии на человеческую ухмылку. Монстр казался крупнее прочих чужих, а из-за легкого сходства с человеком выглядел еще более жутким.

Колл никогда таких не видела – ни в старых книгах, ни на «Возничем». Да, существо находилось в родстве с обычными чужими, она это понимала даже сейчас, застыв от ужаса. Но отличия… это последний подарок Рэна?..

Человеческие черты невозможно было ни с чем спутать.

«О, Господи… гены Рипли!..»

Нужно было убираться отсюда. Убраться подальше от этой твари.

И тут существо шагнуло к ней, протягивая невероятно длинные руки.

Колл казалось, что она приросла к палубе. Она не могла двинуться. Не могла думать. Мозг вошел в режим перегрузки, и она только смотрела, как жуткая тварь тянется к ней. Но рука прошла мимо. Чужой ухватился за одну из балок на заклиненной двери, а потом, к изумлению Колл, дернул вниз, вгоняя ее в паз.

– Она заперла дверь, – сообщил Рипли Джонер, когда предупреждение на мониторе позеленело и сменилось индикатором готовности. Он опустился в кресло Колл и переключил свой монитор на внешние камеры. – И времени не осталось. Открывай ворота, пока мы с Землей не поцеловались.

Рипли слушала вполуха. Она работала с панелью управления, набирая команды, которые Колл, вероятно, куда быстрее прогнала бы через разъем в руке.

– Включай полную вертикальную тягу! – велел Врисс. – Мы еще можем уйти чисто, – он взглянул на Рипли, – но впритык. И это будет непросто.

Рипли кивнула. Странно, но ей трудно было не смотреть на экран. Но Колл закрыла двери. С ней все хорошо. А Рипли ждали более важные дела.

Не отрываясь от управления «Бетти», она ухитрилась пристегнуться. Сзади раздались щелчки: Ди’Стефано и Джонер последовали ее примеру.

«Это так знакомо, – устало подумала она, поправляя тяжелую сбрую на талии и плечах. – Как и управление кораблем. Все удивительно знакомо».

Компьютер «Возничего» голосом Колл неожиданно объявил из интеркома «Бетти»:

– Предупреждение. Процедурный сбой. Корабль не выравнивается для вертикальной посадки. Тормозные системы отключены. Столкновение неизбежно.

– Да что ты говоришь! – брюзгливо отозвался Джонер.

Ди’Стефано промолчал.

Рипли откинулась в кресле и расслабилась, словно им предстоял легкий прогулочный рейс.

– Почти… – тихо заметил Врисс.

Все застыло. Сразу. Скорость падения «Возничего». Скорость выброса «Бетти». Все совпало.

– Давай! – крикнула Рипли и включила полную тягу.

«Бетти» резко рванулась, и все собрались, напрягшись.

Врисс не волновался о Колл. В этот момент его занимали куда более важные вещи. Некоторые системы «Бетти» были не в лучшей форме, потому что у него так и не дошли руки до запланированного ремонта. Чтобы по-настоящему освободиться от «Возничего», «Бетти» требовалось быстро реагировать на команды, использовать полную мощность. У Врисса на этот счет были сомнения. Особенно теперь, когда за штурвалом не Хиллард…

Он покосился на Рипли, пытаясь осознать, как она оказалась здесь, откуда знала столько об управлении «Бетти», о ее недостатках, возможностях…

Неожиданно Рипли крикнула: «Давай!» и ударила по кнопкам.

Врисс уставился на экран, который показывал…

…внешнюю обшивку громадного военного корабля, множество огней, перемигивающихся с ночным австралийским небом. «Возничий» беспечно несся к Земле.

«Бетти» рядом с ним казалась игрушкой. После того, как кораблик выбросило из шлюза, он едва не разбился о днище «Возничего». «Бетти» показалась Вриссу всего лишь крошечным комком мусора, который выкинули с разогнавшегося самолета.

– Берегись! – предупредил Джонер.

– Берегусь! – заверила его Рипли, уводя крошечный кораблик по крутой дуге от «бегемота», угрожающего их раздавить.

«Бетти» виляла туда-сюда, пытаясь убежать от туши огромного корабля, и, наконец, вырвалась на свободу. Выровнявшись, она рванулась прочь, а «Возничий» продолжал падать к собственной гибели. Врисс на всякий случай уточнил запрос – только потому, что он знал: Колл было бы не все равно. Но буш был пуст. Ни городов, ни людей, просто мили и мили темной пустоши. На долгие годы кратер, оставшийся после падения «Возничего», станет самой интересной деталью пейзажа. Врисс и Рипли вдвоем пытались сохранить контроль над набирающей ускорение «Бетти», толкали корабль со всеми его древними механизмами все дальше и быстрее – чтобы спастись.

Колл так не боялась, даже когда спасалась от зачистки роботов. Она не в силах была думать, решать, едва могла реагировать. Монстр стоял между ней и дверью в рубку. Но это было неважно. Единственное, что имело значение в этот момент: сбежать. Куда угодно. Как угодно. Сбежать.

Новорожденный шагнул к Колл, но в этот миг корабль неожиданно дернулся, сбив их обоих с ног. И это сыграло роль пощечины, которая была необходима Колл, чтобы прийти в себя. Внезапно она снова получила возможность действовать.

Увернувшись от протянутой руки, Колл метнулась прочь так быстро, как только могла. Тварь помчалась следом, почти наступая на пятки, словно играла с ней, прежде чем убить.

Чудовище зашипело, и Колл почувствовала, как когти задели ногу. Резко повернув направо, она бросилась к технической яме под стабилизатором. Поняв, что добыча ускользает, огромный чужой протестующе взревел и прыгнул за ней, но Колл уже скрылась под брюхом огромного механизма.

Сжавшись, Колл перекатывалась, пока не ударилась в дальнюю стену. Она повернулась на месте и оглядела щели со всех трех сторон, пытаясь разглядеть преследователя. Она ждала, что тварь будет пытаться влезть за ней следом.

Но чужого нигде не было видно!

Воин последовал за Новорожденным из яслей просто для того, чтобы быть рядом с ним. Королева умерла, и воин не знал, что ему делать. Он думал, что Новорожденный использует Рипли, чтобы объединить их, дать цель, но Новорожденный не смог ее удержать. Почему – этого воин не понимал.

А теперь Новорожденный исчез, намереваясь убить Рипли, пожрать ее. Воин последовал за ним потому, что ему требовалась некая цель. Но цели Новорожденного он не разделял, и теперь просто бродил, сбитый с толку. Новое поколение выбралось из носителей и росло. Ясли завершены. Возможно, среди вылупившихся найдется новая королева, но воин не был в этом уверен.

Без указаний королевы у него не было ни приоритетов, ни амбиций, ни задачи. Возможно, лучше всего было просто погрузиться в спячку.

На корабле не осталось добычи: только воины, мертвые носители и молодняк. Коридоры выглядели непривычно пустыми. Улей потерял ценность. Без новых носителей он ничего не стоил. Но воин боялся, что без руководства королевы они могут никогда не найти новых носителей.

Из корабля раздался голос, и воин поднял голову, прислушиваясь.

– Столкновение через шесть секунд. Пять. Четыре…

Новорожденного на корабле уже не было.

«Да, – подумал воин, сворачиваясь в плотный шар, – пора впасть в спячку».

Голос корабля мягко сказал:

– Вот и всё…

На борту «Бетти» Ди’Стефано видел по экрану Врисса, что должно произойти. Он посмотрел на Рипли. Она словно полностью слилась с кораблем, о котором ничего не должна была знать. Губы сжались в мрачную линию, а глаза метались туда и сюда, ничего не упуская.

«Вот уж странная дамочка», – подумал он одобрительно.

Все-таки он восхищался ее способностью управиться с кораблем и всем прочим, что произошло. Ди’Стефано был привычен к космосу, но это был чертовски тяжелый полет. И он еще не завершился.

Голос Колл с «Возничего» мягко передал:

– Вот и всё…

И они все смотрели, как огромный корабль врезался в землю, подобно метеориту, взорвавшись так, что ночное небо осветилось на мили вокруг.

«Бетти» наблюдала за всем с очень почтительного расстояния, отлетев подальше. Но сам кораблик еще не спасся. Не совсем.

– Ого, – сказал за всех Джонер, когда небо полыхнуло гигантским взрывом.

Ди’Стефано знал, что это столкновение зарегистрируют все сейсмодатчики, по всей планете. Пусть-ка люди попробуют угадать, что произошло. Огненная буря ярилась внизу, пожирая все, чем был «Возничий», что он олицетворял. Как жаль, что они все слишком устали и заняты для радостных криков.

Он посмотрел на Рипли. В выражении ее лица смешалось многое: облегчение, удовольствие, тоска, неимоверная усталость и одновременно – глубокая сосредоточенность. Так что Ди’Стефано порадовался за нее про себя.

«Ты с ними справилась, дамочка. Снова – справилась».

Он чувствовал себя неплохо. Как только кораблик выправится, они приземлятся. «Возничий» уничтожен. Безопасность.

А потом он кое-что вспомнил.

– А мне всего три недели дослужить оставалось, – с тоской заметил Ди’Стефано. – Интересно, они поверят моей истории, или закроют меня подальше за то, что я говорю правду?

– Хэй, приятель, – ободряюще отозвался Джонер. – С удовольствием примем тебя к себе. Мы не слишком организованы, но ты – мужик способный. Прекрасно впишешься.

Они негромко рассмеялись. Чтобы по-настоящему получить удовольствие от шутки, все слишком устали.

– А где Колл? – обеспокоенно спросила Рипли. – Она уже должна была вернуться.

– Ты права, – согласился Врисс. – Она бы тут пригодилась. С полудюжины зон приходят сомнительные данные. Если она подключится обратно, то сможет понянчиться со старушкой, пока мы не приземлимся, – он включил интерком. – Колл, где тебя черти носят?

Одновременно Врисс переключил экран с дымящихся останков «Возничего» обратно на грузовой отсек.

Ди’Стефано пришлось наклониться над плечом Рипли, чтобы взглянуть на экран, но Колл он не заметил. В этот миг корабль яростно затрясся, а Рипли схватилась за управление.

Рядом с Джонером заискрила консоль, затем порвался шланг, и из него с шипением ударила струя пара.

– Вот дерьмо! – заорал здоровяк. Он спешно отстегнулся и принялся сражаться со шлангом.

– Эта штука разваливается! – прошипела Рипли сквозь зубы.

Врисс получил результаты быстрого сканирования, и они его определенно не порадовали:

– Давление нестабильно!

Джонер взглянул на Ди’Стефано.

– Будь добр, приведи Колл, а? Она бы нам тут пригодилась.

Отстегиваясь от сиденья и автоматически поднимая ружье, он услышал, как Джонер с отвращением проворчал:

– Да что там с этой бабой?..

«Хороший вопрос», – подумал Ди’Стефано, направляясь к двери, чтобы помочь Колл.

Из-под стабилизатора Колл слышала, как изменился гул – это значило, что они вышли из причального отсека «Возничего». Врисс с Рипли, должно быть, полностью сосредоточены на том, чтобы убраться как можно дальше от большого корабля. Слишком велик риск, что огромный военный корабль утянет их за собой по траектории, ведущей к столкновению с планетой.

Она задумалась о том, видел ли Врисс – или хоть кто-то еще – чужого на экранах, знали ли они, что с ней происходит.

Колл лежала совершенно неподвижно, гадая, куда делся чужой. Может, он лежит в засаде, ожидая, пока кто-нибудь придет ей на помощь?

Раздался резкий скрежет наверху. Колл напряглась, но не издала ни звука.

«Оно на стабилизаторе!»

Затем шум прекратился, и снова наступила тишина. Колл застыла в тревожном ожидании. Внезапно чудовище спрыгнуло вниз и распласталось на полу, пытаясь залезть в узкую щель под стабилизатором. Рука и часть жуткой головы протиснулись под механизм, и теперь тварь скребла пол в отчаянных попытках дотянуться до добычи.

Колл в ужасе прижалась спиной к стене. Она хотела бы раствориться, пройти сквозь металл, но дальше отступать было некуда. Когтистая рука оставляла борозды в толстых плитах грузового отсека, созданных, чтобы гасить удары. Содранные металлические полоски скручивались в жесткие черные ленты.

Чужой вопил от злости, тянулся, пытался ее нащупать, драл пол там, куда мог достать. Колл распласталась по стене и втянула живот.

Извиваясь, хлеща хвостом, щелкая когтями, как краб, существо билось, пыталось втиснуться дальше в узкий проход, достать ее. Длинные смертоносные когти метались у самого лица Колл. Чужой обезумел от ярости, но его голова оказалась попросту слишком крупной, слишком жесткой, чтобы влезть в пространство под механизмом. И все равно существо сражалось с физикой, с пространством, словно верило: стоит постараться сильнее, и оно, наконец, достигнет цели.

На следующем взмахе когти чуть не зацепили нос Колл.

15

Самый длинный из пальцев чужого почти прикоснулся к лицу Колл. Она не смела дышать, опасаясь, что тогда тварь до нее дотянется. Не знала, сколько еще сможет избегать когтей. Чужой рычал на нее, и эти звуки ужасали. А хуже всего было то, что она чувствовала его запах – жуткую вонь, в которой слились человек и зверь.

Сколько она еще продержится, скоро ли он до нее дотянется? И сколько пройдет времени, пока кто-нибудь в рубке о ней спохватится?

Внезапно то, что занимало все ее внимание – тянущаяся рука чужого, – отошло на второй план: Колл увидела через щель пару обутых в сапоги ног. Она моргнула. Военная обувь. Ди’Стефано!

С того места, где солдат вошел в грузовой отсек, огромный стабилизатор должен был закрыть от него чужого. Знал ли вообще Ди’Стефано, что за ней охотится чужой? Видел ли он это на экране? В конце концов, проклятая тварь не сидела на месте.

Тут она поняла, что чужой тоже заметил Ди’Стефано: когтистая рука прекратила попытки до нее дотянуться, и монстр замер.

Ди’Стефано осторожно вошел в помещение, обшаривая его взглядом. В отсеке было полутемно. Жутко. Почти все пространство занимало разнообразное оборудование, а свисавшие с потолка цепи тихонько позвякивали, отвлекали, мешая думать. В любом случае, где там его любимый робот?

– Колл? – негромко позвал он. Странная атмосфера грузового отсека словно призывала к тишине. К осторожности. – Колл? Ты тут?

«Где ей еще быть?» – задумался он. Не могла же она проскользнуть мимо него.

Ди’Стефано двинулся дальше, методично прочесывая отсек, как и полагалось хорошему солдату.

Пока Ди’Стефано обходил отсек, чужой медленно, бесшумно вытащил руку из-под стабилизатора. Колл испытала громадное облегчение, но его немедленно перекрыли внутренние директивы. Чужой нападет на Ди’Стефано. Он в сто раз быстрее, в тысячу раз смертоноснее.

«Бетти» резко дернулась под ногами Ди’Стефано, и он представил, как Врисс и Рипли сражаются с управлением, пытаясь подчинить корабль своей воле. Увы, с ними не было Колл, которая могла бы подключиться к системам напрямую.

Наконец Ди’Стефано остановился. По его спине пробежал холодок, и солдат поймал себя на мысли, не мог ли один из тех монстров пробраться на борт? Может, он убил Колл?

Что еще могло помешать роботу вернуться в рубку?

Он скептически оглядел грузовой отсек. Здесь были сотни мест, где можно спрятаться. От этой мысли его охватил почти животный ужас, но Ди’Стефано взял себя в руки. Он – солдат. Один из тщательно отобранной команды генерала Переса.

Спокойно, почти отстраненно Ди’Стефано снял ружье с предохранителя и остановился у огромного механизма, возвышавшегося над прочими. А потом, с той же холодной отстраненностью, поднял оружие и огляделся через прицел.

Если одна из этих тварей пробралась на борт… он покатал эту мысль в сознании.

«Эти твари на моем корабле убили всех людей до одного. Если одна из них здесь, я разнесу ее на куски. Во имя погибших».

Потом он взглянул на гигантский механизм, который закрывал от него большую часть грузового отсека.

«Это же стабилизатор! “Бетти” – не “Возничий”, это маленький кораблик. Должно быть, здесь полно оборудования, без которого нам не выжить. А у тварей кислота вместо крови!»

Осознав, что это значит, Ди’Стефано помедлил. Он не мог расстрелять эту тварь. Не здесь. Но, возможно, если он…

Взвешивая немногочисленные варианты, солдат осторожно пробирался вдоль корпуса стабилизатора.

Колл только что пришла к тому же выводу. Кислота вместо крови. Если Ди’Стефано выстрелит в эту тварь…

Она уставилась на кошмарное гротескное лицо. Монстр снова ухмылялся. С открытых челюстей внезапно упал ком слизи. А затем, прежде чем Колл успела выкрикнуть предупреждение, чужой атаковал. Испытывая отчаянную необходимость сделать хоть что-то, Колл выползла из-под стабилизатора позади монстра.

Чужой бросился вперед, вытягивая неимоверно длинные руки. Одна ладонь легла на лицо Ди’Стефано, а другая небрежно отбила ствол ружья в сторону.

Солдат успел только коротко, хрипло вскрикнуть: «Нет!» и тяжело упал на спину. Ружье вылетело у него из рук. Лицо Ди’Стефано закрывала ладонь чужого, но это не мешало ему кричать от ярости, изумления и дикого ужаса.

Огромное создание выпрямилось, подняв извивающегося солдата. Колл услышала треск черепа, и Ди’Стефано заорал от боли. Чужой вцепился зубами в его голову, вскрыл череп, как раковину моллюска, и принялся пожирать мозг и пить кровь.

«Он делает это сознательно! – в ужасе подумала Колл. – Сознательно, и как человек!»

Потом чужой повернулся к ней. Клыки в безгубом рту все больше походили на усмешку черепа.

И тут чудовище засмеялось – хрипло, отрывисто. А Колл ошеломленно стояла, словно приросла к полу.

Рипли едва осознавала, что за ее спиной Джонер все еще пытается заделать дыру в поврежденном шланге. Так же она почти не обратила внимания, когда Врисс заорал через плечо:

– Просто замени его!

– Эй! – крикнул в ответ Джонер. – Это вроде как твоя работа. Я по большей части просто людей калечу!

Но она прислушалась, когда Врисс стукнул по переключателю интеркома и заорал:

– Колл! Давай сюда!

Ответа не было.

Вот что не давало ей покоя. Колл давно уже должна была вернуться. В грузовом отсеке она должна была ощутить, как дергается корабль. Робот наверняка понимала, как сильно она нужна в рубке. И Ди’Стефано ушел уже слишком давно.

А потом Рипли почувствовала: контакт! Телепатическое касание последнего ее живого ребенка. Она содрогнулась, потом расстегнула ремни и вскочила с кресла.

И Врисс, и Джонер одновременно заорали ей в спину: «Рипли!» Врисс схватился за брошенное управление, пытаясь справиться с рыскающим кораблем.

Частью сознания Рипли понимала, что они несутся к земле на почти неуправляемом корабле, но она заставила себя об этом не думать. Сейчас это было неважно.

Теоретически подобное считалось невозможным, но в этот конкретный момент мозг Колл просто перестал работать. Она стояла в тени мутировавшего чужого, увидев перед тем, как он сожрал мозг Ди’Стефано, и не могла двинуться, не могла думать, не могла сделать совершенно ничего, чтобы спастись.

Огромная тварь словно росла, нависая над Колл, но та могла лишь смотреть на жуткое лицо, на кусочки мозговой ткани, прилипшие к зубам, чувствовать вонь крови в дыхании.

Прежде, чем Колл успела отреагировать, монстр схватил ее за плечи и поднял к своему лицу. Огромная пасть открылась, надвинулась.

«Может ли оно это сделать? – отстраненно подумала Колл. – Способно ли переварить схемы и микрочипы?»

Возможно, нет, но повреждение этих систем прикончит ее так же верно, как если бы у нее был органический мозг.

Колл закрыла глаза и зашептала последнюю молитву.

Словно в ответ кто-то хлопнул дверью в рубку. В стесненном пространстве грузового отсека резкий стук прозвучал оглушительно.

Колл услышала крик:

– Эй!

Чудовище напряглось, а затем повернулось с раздраженным рычанием.

Перед плотно закрытой дверью в рубку стояла Рипли. Плечи расправлены, ноги на ширине плеч, такая же уверенная, как и всегда. Но острый взгляд робота заметил усталость на лице женщины. Она через столько прошла. Колл ясно видела, что Рипли уже на пределе.

Рык чужого, пока он смотрел на Рипли, становился тише.

Женщина негромко сказала:

– Я не позволю тебе это сделать.

Огромный монстр нетерпеливо хлестнул хвостом и неожиданно развернулся, не отпуская Колл. Он держал ее, словно щит, прижимая спиной к груди. Колл моргнула, пытаясь снова задействовать инстинкт самосохранения. Это движение монстра получилось таким человеческим.

Рипли уверенно стояла, глядя ей в глаза. Даже вися в крепких объятиях твари, Колл лихорадочно размышляла, что она может сделать, чтобы помочь Рипли. Недалеко лежало брошенное ружье Ди’Стефано. Сможет ли Рипли до него добраться?

«Мы достаточно далеко от стабилизатора, – размышляла Колл, – но вокруг все равно столько разной хрени… что будет, если Рипли отправит эту тварь на тот свет?»

Судя по тому, как дрожал корабль, они летели в атмосфере. Получится ли приземлиться, если «Бетти» получит серьезные повреждения? Неожиданно для самой Колл, она не знала ответа. Она вообще ничего не знала.

Чужой резко хлестнул хвостом и злобно зашипел, обдав ухо горячим дыханием.

Рипли быстро осмотрела отсек, взглянула на ружье, потом снова посмотрела на лицо Колл, и та поняла.

«Она знает. Ну конечно, она ведь летала прежде. Она вспоминает. Может, даже узнает какое-то оборудование».

Но лицо женщины выражало сомнение, и это заставило Колл встряхнуться. Они направлялись к Земле с монстром на борту. Какая разница, что они умрут, если чужой погибнет вместе с ними?

Но интуитивно Колл понимала, что Рипли может не решиться стрелять через ее тело даже ради того, чтобы убить монстра.

Колл вскинулась, подалась вперед. Ей обязательно нужно было сказать об этом Рипли, заставить ее понять.

– Стреляй! – отчаянно крикнула она. – Ну же, стреляй! Со мной это уже случалось!

Колл было все равно, если пули разнесут ее на части, лишь бы они уничтожили эту кошмарную тварь. В конце концов, в этом и заключалась ее цель, верно? Спасти человечество от чудовища. От этой мысли ей стало легче.

Но Рипли только мучительно скривилась и, к разочарованию Колл, даже не попыталась поднять ружье.

Корабль дернулся, и все трое участников этой странной сцены едва удержались на ногах.

В рубке Врисс отчаянно сражался с приборной доской, пытаясь не дать «Бетти» развалиться окончательно. Взгляд паралитика лихорадочно метался, пытаясь уследить за всем сразу. Он даже не смел взглянуть на изображение с камеры, на котором одна из этих тварей держала Колл в заложниках. Он не мог себе позволить об этом думать.

Рядом Джонер не менее яростно вцепился в управление, пытаясь вручную выровнять обезумевший корабль.

Они миновали границу ночи и дня, и в кабину пробился солнечный свет.

– Короткое замыкание… – предупредил Врисс напарника.

– Понял, – откликнулся Джонер.

– Десять минут до столкновения, – спокойно объявил компьютер, и Врисс впервые осознал, что он говорит голосом Колл.

Пока Новорожденный шипел и клекотал, прижимая к себе испуганного робота, Рипли поняла: единственным способом убить его теперь было сделать так, как хотела Колл. Поднять ружье Ди’Стефано и расстрелять чужого через ее тело. Но Рипли не могла так поступить. Это было бы все равно, что стрелять через Тритончика. Нет, ружье – точно не вариант. А что тогда?

Рипли смотрела на существо и пыталась отогнать подкрадывающееся уныние. У нее все болело, буквально все. Она была настолько измотана, что хотелось просто лечь и умереть. Господи, ну почему она не может просто лечь и умереть?

«Может, на самом деле робот – это я? – мелькнула безумная мысль. – Робот с единственной программой: действовать, невзирая ни на что. Боже, как я это ненавижу».

Новорожденный закричал от ярости. Его зубы оцарапали макушку Колл, но не сомкнулись. Понимал ли монстр, что эта девушка – не человек, что у нее нет органического мозга, нет гемоглобина в крови? Почуял ли он, наконец, чуждость тела робота?

Внезапно из памяти поднялся образ Бишопа, которого разъяренная королева разорвала надвое. Рипли знала, что Новорожденный также легко способен повредить Колл. Тогда Рипли не смогла спасти Бишопа, а учитывая, что Колл осталась последней в своей серии, она не сможет починить и ее.

Нужно было что-то сделать – не такова ли была ее судьба?

Со вздохом, в котором звучало отчаяние, Рипли протянула ладони в знак того, что сдается. И снова заставила себя искать телепатическую связь, которую ощущала в яслях.

«Там есть что-то… призрачное… настороженное… но – что-то. Я это чувствую…»

Нечеловеческое, отталкивающее, но как-то знакомое. Все силы Рипли ушли на то, чтобы не вздрогнуть. Она заставила себя встретиться взглядом с чужим, посмотреть в его глаза – точно того же цвета, что ее собственные.

Контакт оказался холодным, но жадным. Полным ярости, но мучительно одиноким.

«Ясли уничтожены. Все остальные погибли».

Теперь Новорожденный остался по-настоящему один. Единственным существом, в ком осталась хоть крошечная искра связи, была эта человеческая женщина, стоявшая перед ним.

Внезапно осознав это, Рипли так же поняла, что это – ее единственный шанс.

«Ну, детка, – с иронией подумала она, – другой матери у тебя нет!»

Рипли умоляюще протянула руки, вызывая в сознании успокаивающие мысли, вспоминая то, что связывало их прежде. Перед мысленным взглядом возник образ. Она обнимала Тритончика – маленькую, доверчивую, светловолосую девочку. Рипли видела, как она обхватывает ее руками и ногами, прижимается теснее, зная, что Рипли ее не бросит, не отпустит.

Тритончик, которая безошибочным детским чутьем поняла, что Рипли за ней вернется. Удерживая этот образ, Рипли прошептала:

– Ну же. Да, так.

Постепенно Новорожденный успокоился, перестал бить хвостом, ослабил хватку. Рипли видела, что Колл смотрит на нее. На лице робота было написано недоумение. Колл не шевельнулась. Не могла. Когда Новорожденный ее отпустил, девушка оказалась настолько к этому не готова, что упала.

Рипли не могла взглянуть ей в глаза, не могла ответить на незаданный вопрос. Она смотрела на Новорожденного, подманивала его, хотела, чтобы он оставил робота и пришел к ней.

Когда огромное создание двинулось к Рипли, краем глаза она заметила, как Колл тихо отползает прочь.

«Да, – подумала Рипли. – Правильно!»

Она чуть не отвлеклась на воспоминание о том, как шипела на Тритончика: «Беги! Прячься!».

Если бы она осмелилась, то крикнула бы эти же слова Колл, но Новорожденный был еще слишком близко к роботу.

Не глядя на Колл, Рипли тихо сказала:

– Уходи.

Затем она шагнула к Новорожденному, встречая его на полпути.

– Ну давай, – подогнала она монстра, протягивая руки.

Два шага, три. Теперь Новорожденный подошел так близко, что она могла его коснуться, а Колл отползала все дальше и дальше.

Рипли продолжала стоять, протянув руки, открыв разум, показывая монстру образы материнства. Она думала о королеве чужих, о том, как та тянулась к своему ребенку-мутанту перед тем, как Новорожденный оторвал ей голову. Могло ли это создание в принципе понять, что такое забота? Доверие? Сосредоточившись только на этой картинке, Рипли всем своим видом, позой выражала покорность. Чудовище наклонилось к ней, и Рипли задержала дыхание.

А потом Новорожденный издал тихий звук, словно ему было больно. Словно он чего-то хотел. Этот детский звук изумил Рипли, и она подняла взгляд на чужого. Жуткий череп плохо годился для выражения эмоций, но Рипли показалось, что она видит одиночество.

Вспомнив собственный жест в яслях, вспомнив нежность, которую она проявила к Колл – роботу, который пришел ее убить, – Рипли подняла руку и медленно, нежно погладила вытянутую голову Новорожденного.

За ее спиной Колл, пробираясь к выходу, оглянулась. Общение двух созданий, чужих друг для друга, и все же генетически связанных, одновременно ужасало и завораживало. Когда Рипли нежно погладила Новорожденного, монстр высунул длинный змеиный язык и слизнул струйку пота с ее лица.

Пока чудовище ее вылизывало, Рипли взглянула ему за спину и осмотрела грузовой отсек, в то же время удерживая в сознании образ любящей матери, который привел к ней зверя. Сразу за Новорожденным она увидела довольно крупный иллюминатор. За ним простиралось ночное австралийское небо, уже подсвеченное рассветом, поскольку «Бетти» все дальше улетала от места падения «Возничего» и приближалась к месту посадки.

Рипли продолжала поглаживать голову Новорожденного, нежно проводя рукой по широким надбровным дугам, по челюсти к подбородку.

Чужой автоматически вздернул губы, и на лице его появился застывший, до жути знакомый смертоносный оскал. Рипли осторожно коснулась зубов Новорожденного кончиками пальцев. Не переставая вылизывать ее лицо, Новорожденный открыл рот, позволяя Рипли с любопытством осмотреть его наполовину человеческие зубы.

Рипли медленно провела ладонью по ряду зубов монстра, а затем, даже не поморщившись, резко нажала.

Отведя руку, она взглянула на ладонь. Та наполнялась густой алой кровью. Ее кровью. Человеческой кровью. По большей части.

Она посмотрела в глаза Новорожденного. Лицо ее по-прежнему не выражало ничего, сознание показывало лишь то, что хотела Рипли. Она резко взмахнула рукой, плеснув пригоршню крови точно в центр иллюминатора.

Поначалу ничего не произошло, но спустя несколько секунд иллюминатор начал шипеть там, где по нему разбрызгалась кровь. Затем пошел дым. А потом иллюминатор начал плавиться.

В своем разуме через хрупкую связь Рипли ощутила изменение в отношении монстра. Детская вера, обжигающее одиночество внезапно исчезли, и их место заняло единственное чувство: предательство!

В тот же миг чудовище выпрямилось в полный рост и предупреждающе зашипело.

Новорожденный с изумлением смотрел на дерзкий жест Рипли. Сейчас его интересовала лишь медленная, мучительная смерть стоявшего перед ним хрупкого создания. Пусть место, где они находились, содрогалось и ходило ходуном, пусть Новорожденный подозревал, что они находятся в смертельной опасности, ему было все равно. Ничто не должно встать у него на пути.

Он угрожающе навис над жертвой, предвкушая наслаждение, с которым зубы пройдут через ее череп. Новорожденный собирался пожрать ее мозг медленно, смакуя каждый кусочек. Интересно, поглотит ли он в процессе воспоминания Рипли? Чудесно, что кровь Рипли утолит его вечный пылающий голод. Медленно, собираясь насладиться каждой секундой, Новорожденный выдвинул язык.

Рипли застыла, не позволяя нахлынувшему страху отразиться на лице. Новорожденный открыл огромную пасть, и скользкий язык – тот самый, что так нежно вылизывал Рипли, тот, что отличал это существо от породившей его королевы – непристойно выскользнул наружу. Рипли с ужасом смотрела, как язык напрягся и затвердел, совсем как у предков монстра. Завершая трансформацию, на кончике появились маленькие острые зубы. Крошечная пасть открывалась и закрывалась, словно испытывая новые способности.

Рипли застонала. Новорожденный наклонился ближе, приготовившись пробить ей лоб затвердевшим языком. Рипли, не в силах даже закрыть глаза, наблюдала за изменениями с чувством завороженного ужаса.

«Господи, помоги мне!» – подумала она и поняла, что это была первая молитва в этой ее жизни.

Крошечные белые зубы скрежетали, с языка капала серебристая слизь. Язык приблизился к лицу Рипли…

Она не смогла сдержать дрожи, но не отступила. Это только заставило бы хищника напасть.

Рипли видела, как поодаль, за плечом Новорожденного, Колл крадучись подбирается к оброненному ружью Ди’Стефано. А потом она подняла взгляд…

…и посмотрела на иллюминатор за спиной Новорожденного. В центре ее кровь булькала и разъедала пластину, наполняя воздух специфическим запахом горящего пластика. Ей показалось, что они летят в стратосфере. Почти дома.

Рипли завороженно смотрела на иллюминатор. Пока она смотрела на испаряющееся окно, то не видела, как зубы на кончике языка чужого приближаются к ее лицу.

Внезапно в ее сознании видение того, как она обнимает Тритончика, сменилось другим.

Воспоминания о непредвиденном хаосе. О криках и смерти воинов. Об огне. И она, Рипли, стоит, расправив плечи, обнимая своего ребенка. Несет смерть и разрушения яслям.

Новорожденный наклонился ближе для последнего поцелуя – и удивленно застыл, ощутив изменения в мысленной связи. В Рипли не осталось и тени смирения, страха, раскаяния. Лишь вызов! По связи катились воспоминания о том, как Рипли уничтожала ясли. Образы злили. Издевались.

Новорожденный зарычал, приготовился нанести удар, но тут…

Раздался громкий звук, и что-то с силой потянуло Новорожденного назад, словно его схватила какая-то могучая невидимая сила. Она тянула все сильнее, неумолимо оттягивая Новорожденного от его добычи. Монстр не мог ничего понять. Как такое возможно?

Рипли все удалялась, и он закричал от ярости. Зверя тянуло назад все быстрее и быстрее, пока он не врезался во что-то твердое – и прилип. Ревя от злобы, Новорожденный потянулся к Рипли когтями. Он никак не мог поверить, что его поймали в ловушку: добыча все еще была так близко.

Когда кислота проела иллюминатор насквозь, раздался громкий хлопок. Дым и небольшие предметы взметнуло образовавшимся вихрем, и они начали кружиться вокруг рамы.

Рипли заметила, что Колл немедленно отстегнула концы каких-то цепей и обмотала их вокруг груди. Дюжину мелких предметов уже засосало в дыру, а кислотная кровь Рипли продолжала разъедать ее края. Дыра становилась все больше, и вместе с этим росла сила декомпрессии. Вытянутые руки Новорожденного не достали до Рипли: его отбросило назад, к иллюминатору, и в ту же секунду Колл вцепилась в куртку Рипли, спасая от той же участи.

Новорожденный тяжело ударился об иллюминатор и закричал от ярости и боли: проносящаяся мимо атмосфера прочно удерживала тело монстра на месте.

Декомпрессия внезапно прекратилась. Колл не удержала Рипли, и она упала на пол. Робот с криком: «Ну давай же!» протянула руку, и Рипли потянулась к ней.

Новорожденный боролся с тягой разреженного воздуха, и огромная сила позволила ему чуть оттолкнуться от иллюминатора. Возникший снова поток воздуха толкнул Рипли к монстру.

Новорожденный пытался дотянуться, достать до прародительницы, и его оглушительный визг стал еще громче. Но никакая ярость не могла помочь в борьбе с атмосферой. Рипли ощутила нарастающую усталость твари, ее недоумение, и поняла: впервые за свою жуткую короткую жизнь Новорожденный испугался.

«Боишься смерти? – подумала Рипли. – Ну, привыкай умирать!»

Она рассмеялась, размышляя о том, когда же перестанет находить смешное в таких странных вещах.

А потом Новорожденный, наконец, проиграл тщетную схватку с разгерметизацией, и его с громким стуком притянуло ко все увеличивающейся дыре. Столкновение разодрало кожу твари, и Рипли видела, как в верхнюю атмосферу выбился фонтан кислотной крови.

Скрежещущий визг монстра пробрал ее до костей; Рипли закричала от боли – и потянулась к Колл, словно только прикосновение к роботу могло помочь ей остаться человеком.

Верно, Колл была всего лишь роботом. Но вся суть изначальной программы робототехники заключалась в том, чтобы использовать андроидов там, где для человека было слишком опасно. Они существовали лишь для того, чтобы спасать жизнь настоящим людям.

Через года вернулся шепот:

«Сам я предпочитаю термин “искусственный человек”».

«Не скрою, шансов у вас нет. Но я вам сочувствую».

Бишоп и Эш. Просто роботы. Один пожертвовал собой, чтобы спасти Рипли и ее ребенка. Другой с удовольствием убил бы ее за вмешательство в его планы…

Рипли закрыла глаза. Скучившиеся противоречивые воспоминания оказались такими громкими, что она не могла думать.

Сначала Новорожденный чувствовал только неумолимый ужасный вакуум, оттаскивающий его от Рипли, от создания, которое он жаждал уничтожить. Но затем он с силой ударился об иллюминатор и ощутил обжигающий ледяной холод. Кожа на спине начала твердеть, а потом разорвалась, выбросив фонтан крови и ошметков ткани. Новорожденный пронзительно закричал, лицо его исказилось в гримасе жуткой агонии. Кислотную кровь и внутренние органы выбросило в космос. Кишки замерзали почти немедленно, не успев отделиться от тела.

Новорожденный на самом деле был уже мертв, но его мозг отказывался это признавать. В отчаянном стремлении выжить, чужой уперся ладонью в стекло, попытался оттолкнуться от иллюминатора. Но пластина уже частично растворилась, а дыра все росла под действием крови Рипли – а теперь и крови Новорожденного. И когда Новорожденный панически надавил, дыра расширилась, поглотив уже ослабленную зону. Целый участок растворился, и руку затянуло наружу, сломав плечо и немедленно заморозив.

Новорожденный широко распахнул глаза от ужаса и мучительной боли. Таких страданий он и представить не мог. Чужой беспомощно уставился на Рипли. Он не мог говорить, только кричать, но это создание наверняка поймет, что ему нужно. Как может мать Новорожденного наблюдать за подобной смертью и не помочь?

И он умолял, глядя на Рипли глазами, так похожими на ее собственные: «Убей меня! Убей меня! Бога ради, мама, убей же меня!»

В рубке Врисс, борясь с управлением, видел, как надвигается Земля. Голос Колл продолжал отчет, ежесекундно напоминая ему о том, что ее здесь не было, что Рипли не вернулась, что он в одиночестве ведет тщетную битву с дряхлеющими системами корабля.

Один. Без нужных знаний. Калека. У него ни за что не получится вернуть контроль над «Бетти» теперь, когда она несется к Земле.

Внезапно Джонер упал в оставленное Рипли кресло и обхватил руки Врисса, лежащие на рычагах, добавляя к усилиям механика свою силу. И они вместе принялись сражаться с рыскающим кораблем.

Когда ужасная тяга прекратилась – после того, как Новорожденный закрыл собой дыру, – Рипли без сил опустилась на пол. Она слышала, как Колл зовет ее, но едва могла думать, не говоря о том, чтобы действовать. Даже ради спасения собственной жизни. Колл тянула к ней руку, другой держась за механизмы, и Рипли заставила себя ползти к ней.

Вопли Новорожденного стали громче, пронзительнее, поднявшись до панической истерии. Тварь отчаянно махала рукой в воздухе, ее глаза и все лицо выражали жуткую боль. Рипли обернулась, хотя ей этого не хотелось. Просто она не в силах была слышать крики ужаса и ничего не чувствовать.

Новорожденный смотрел ей в глаза, шипя, болезненно мяукая. Рипли покачала головой. Ее последнее жуткое дитя. Правильно, что она стоит здесь, свидетелем его смерти. Она должна это видеть. Просто чтобы убедиться.

Колл схватила ее за одежду, подтянула ближе, обернула какую-то веревку вокруг талии, потом сделала второй виток через грудь. Рипли не смотрела: она не могла отвести взгляда от бьющегося, плачущего существа, связанного с ней генетически. Когда Новорожденный протянул к ней руку, глазами умоляя о помощи, Рипли всхлипнула.

«Все закончится здесь, – послала ему мысль Рипли. – Все. Навсегда. Никаких больше возрождений».

Новорожденный извивался в муках, издавал слабые звуки.

«Тише, – подумала Рипли, словно пыталась утишить боль. – Осталось недолго. Тише».

Резким рывком протянутую руку втянуло в тело, выбросив кости наружу. Новорожденный взвыл в агонии, пытаясь выкрутиться из дыры, которая держала его, как липкая лента – муху. Затем его живот стал плоским: внутренности тоже вылетели в иллюминатор.

Пронзительный крик пронесся прямо через мозг Рипли, словно электрический разряд. Она скорчилась, зажав уши, пытаясь прекратить предсмертный хрип отпрыска. Его вопли пронзали ее как лезвия, и Рипли тоже закричала. Она чувствовала липкое тепло на пальцах: из ушей текла кровь.

Рыдая, она скорчилась на полу, а Колл прижала ее к себе изо всех сил, словно пытаясь защитить Рипли от этого последнего нападения.

Женщина в немом ужасе смотрела, как одна из ног Новорожденного втянулась в его тело – массивные кости и мышцы выбросило в пространство. Затем и другая нога скрылась в груди чужого так быстро, что Рипли поняла: иллюминатор долго не продержится.

Но она не могла отвести глаз от жуткой картины тающего Новорожденного. Когда исчезла его вторая рука, создание снова взглянуло на Рипли. Его голова погрузилась в искореженное, потерявшее форму тело.

«Господи, надеюсь, он уже мертв. Он уже должен быть мертв!» – молила Рипли, но глаза ее ужасного ребенка еще жили.

Должно быть, легкие выбросило наружу, поскольку ужасные вопли, наконец, прекратились, но рот еще двигался, внушающие страх челюсти открывались и закрывались. Рипли знала, что Новорожденный все еще с ней связан.

Чувствовала безмолвную просьбу: «Помоги. Помоги мне».

А затем кожа чудовища последним жутким рывком порвалась и забилась вокруг остатков тела, словно одежда. Затем она начала уползать за иллюминатор, кусочек за кусочком, по мере того, как Новорожденного заживо засасывало в пространство. Пальцы одной руки все еще болтались перед глазами чудовища.

«Мне нужно отсюда выбраться, – подумала Рипли в страхе, что если этого не сделать, она сойдет с ума. – Мне обязательно нужно выбраться…»

Но эти глаза, эти проклятые глаза, так похожие на ее собственные, еще жили, и держали крепко.

Корабль трясся и рыскал, а уничтожение монстра, кусочек за кусочком, неумолимо продолжалось. Теперь все шло гораздо быстрее – после того, как с тела чужого содрало последние кусочки кожи и унесло в стратосферу. Рипли отвела ладони от кровоточащих ушей и вместо этого обхватила ими голову Колл, словно пытаясь оградить маленького ребенка от жуткого зрелища. И все равно обе они смотрели, не в силах отвести глаз.

Рипли почувствовала последнюю отчаянную попытку Новорожденного дотянуться до нее через телепатическую связь. Касание нечеловеческой мысли заставило ее вздрогнуть, и одновременно с этим Рипли ощутила скорбь. В конце концов, умирала часть ее самой. Но она не могла позволить Новорожденному забрать ее с собой.

Внезапно голова Новорожденного резко дернулась, и Рипли поняла: наконец-то задняя часть его черепа разорвалась, и мозг выбросило наружу. Пытка закончилась.

Одновременно со взрывом головы Новорожденного, с его гибелью, Рипли ощутила, как истаяло, словно вздох, ментальное прикосновение. Она поняла, что плачет – наполовину от облегчения, наполовину от горя.

«Благодарение Господу, он мертв. Наконец-то – мертв!» – подумала Рипли.

Ей хотелось просто упасть на пол и рыдать, но на это не было времени: декомпрессия продолжалась, подтягивая все незакрепленные предметы к кошмарным останкам чужого.

Раздался сосущий звук, и внезапно кожу полностью сорвало с лица Новорожденного и утянуло наружу через глазницы.

Возникла пауза, словно они попали в глаз бури: глазницы Новорожденного оказались забиты массой кожи. Но затем одно отверстие освободилось и снова заработало на высасывание воздуха. Женщины снова оказались в ветровой трубе, и разреженный воздух тянул их к кошмарному ухмыляющемуся черепу.

Слишком страшно было думать о том, что их может выбросить за борт через голову Новорожденного. Женщины отчаянно вцепились друг в друга, борясь с этим жутким притяжением.

– Мы не выберемся! – проревел Джонер, не бросая, впрочем, управления.

Земля быстро надвигалась. Из-за разгерметизации грузового отсека корабль швыряло, как бумажный самолетик.

– Ничего подобного! – огрызнулся Врисс, ведя собственное сражение с «Бетти».

До жути спокойный голос Колл отчитывал секунды до столкновения с планетой.

Корабль дико дрожал, груз и механизмы летали по отсеку, а Рипли с Колл цеплялись друг за друга, чтобы остаться в живых. Рипли крепко обняла робота за талию, а Колл продолжала обматывать их обеих цепями и веревками, цепляя концы за прикрученные к стенам скобы. Упряжь, противостоя притяжению атмосферы, впивалась в тело Рипли, но она едва это замечала.

Несмотря на сильнейшую вибрацию, несмотря на тот факт, что они, вероятно, падали к своей смерти, Рипли испытывала удивительную безмятежность. Она вспомнила десантный челнок с «Сулако», жуткую тряску во время посадки на «Надежду Хадли». Она вспомнила, как безмятежно, словно на прогулочном рейсе, спал Хикс, и улыбнулась. Рипли прижала к себе Колл, жалея, что не может передать ей этот образ, передать собственное ощущение покоя. Уже ничего не имело значения. Земля в безопасности. Они все мертвы. Все. А она их пережила, пусть даже ненадолго.

Наконец, ухмыляющийся череп чужого раскололся на множество частей и исчез в пробитом иллюминаторе.

– Ну вот и все, конец! – заорал Джонер.

– А я говорю, что справимся, – возразил Врисс.

Оба они все так же сражались со штурвалом.

Без предупреждения корабль в последний раз вздрогнул, а затем внезапно успокоился. Рипли почувствовала прохладное касание настоящего воздуха. Ветер задувал в дыру, кружил бумаги и обломки в подобии вихря, но теперь он дул внутрь корабля, а не высасывал все наружу.

Вдохнув холодный чистый воздух, Рипли моргнула и посмотрела на пробитый иллюминатор, который уже ничего не закрывало. На проплавленном отверстии не осталось никаких следов его жуткой жертвы. Рипли видела только синее небо и перистые облака.

Воцарилось неестественное спокойствие, и у Рипли внезапно возникло ощущение, что она растворяется. Смерть Новорожденного выпила последние капли ее сил. Не осталось ничего. Рипли пошатнулась, едва не упав, но Колл ее поддержала.

– Ты справилась, – прошептала робот. – Ты его убила.

– Да? – удивленно спросила Рипли.

– Ага. Ты справилась. Оно мертво. Все в прошлом.

– Великолепно, – пробормотала измотанная женщина. – В самом деле, великолепно.

Колл взглянула на нее, пытаясь не дать упасть.

– Может, мы обе теперь будем видеть хорошие сны, а?

Рипли попыталась улыбнуться:

– Мы справились. Мы выжили.

– Ага, – ответила Колл с восторженным недоверием. – Точно!

Рипли услышала, как со щелчком включился интерком. Из динамиков раздались победные вопли Джонера, а затем, пересиливая смех, заговорил Врисс:

– Колл? Рипли? Вы там в порядке? Мы вас не видим, но…

– Мы… мы в порядке, – ответила Колл.

Она посмотрела на Рипли и усмехнулась – на этот раз по-настоящему.

– С нами действительно все хорошо.

Рипли кивнула и устало прислонилась щекой к макушке Колл.

В рубке оба мужчины заорали от облегчения и восторга. Джонер выпрыгнул из кресла, ухватил Врисса за голову и крепко поцеловал в губы.

– Да! – восторженно крикнул он. – Мы поймали эту псину за бубенчики! Давай садиться!

Врисс быстро закивал, ухмыляясь, как идиот. А потом он оглядел рубку и посерьезнел.

– А как мы ее посадим? – тихо спросил он, нервно глядя на Джонера.

Эпилог

Рипли смотрела через иллюминатор «Бетти» на приближающуюся Землю. Она никогда не видела голубого неба или настоящей земли. По крайней мере, не в этом воплощении. Это было для нее новым, и Рипли наслаждалась неповторимостью момента.

Она чувствовала рядом Колл, и присутствие робота приносило ей ощущение комфорта и товарищества, каких Рипли никогда прежде не испытывала.

Воспоминания о Тритончике и Эми, Хиксе и Бишопе, обо всех остальных людях, чьих жизней она коснулась, уже не пылали внутри такой болью. Теперь они дарили ей тепло. С ними она чувствовала себя человеком. Она любила, и ее любили тоже. Она сражалась, защищала и умирала, чтобы спасти тех, кого любила. Если придется, она поступит так снова. И снова. И снова. Она это приняла.

Образы, что так долго возникали в сознании, уже не казались хаотичными. Холодный покой криосна. Необходимость защитить детей. Сила и поддержка себе подобных. Мощь ее ярости. Тепло и поддержка в компании друзей. Образы обрели смысл, не нуждались больше в объяснениях. Она распознала их на уровне, что лежал за пределами разума, за пределами обучения. Они были частью ее самой, частью того, кем она была, чем была. А теперь они были частью той, кем она стала.

Рипли повернулась и улыбнулась Колл. Робот смотрела на посадочную площадку.

– Земля, – сказала она так, словно только сейчас это поняла.

Рипли кивнула и почти улыбнулась:

– Земля.

– Я здесь впервые, – тихо сказала Колл. – Должно быть, здесь полно мест, где можно затеряться. Я думаю… – она замялась, словно хотела сказать много всего, но никак не могла найти слов.

Рипли это показалось забавным. Колл была роботом. В ее распоряжении был целый словарь, а она не могла найти верных слов.

– Что? – подтолкнула ее Рипли. Ей хотелось знать ответ.

– Как ты думаешь, что нам делать? Куда нам идти? – Колл смотрела на нее так, словно собеседница знала ответы на всё.

Рипли только покачала головой, глядя на планету.

– Я… я не знаю! – она снова покачала головой. – Колл, я в самом деле не знаю. Я сама здесь чужая.

Женщины тихо стояли в дружественном молчании, бок о бок, глядя на далекие огни ближайшего города. У них было много времени, чтобы решить.

Об авторе

Э. К. Криспин (1950–2013) – автор бестселлеров по версии New York Times, написавшая двадцать четыре романа, в число которых входят работы по вселенным «Звездный путь», «Звездные войны», «V» и «Пираты Карибского моря». В 2013 году ее назвали грандмастером в рамках International Association of Media Tie-In Writers.