Все проклятые королевы

Но я не могла. Не могла обещать.

Слёзы потекли по щекам.

Я услышала, как он шевелится, а через миг оказалась в его объятиях. Его руки обвили меня, мои руки обвисли на его шее.

Я могла бы остаться здесь навсегда — в том, как он держал меня в крепких объятиях, в тёплом дыхании, пробирающем до мурашек, в его пальцах, что запутались в моих волосах.

Глава 15

Одетт

Сегодня должна прибыть Друзилла, и волнение ощущается с первых же часов утра: стражники патрулируют окрестности, слуги бегают туда-сюда, а недавно прибывшие добровольцы ждут, когда Эльба даст разрешение войти.

Я наблюдаю за всем этим из окна, чувствуя, как беспокойство поднимается по спине, тревога пожирает всё, а в голове звучит шёпот:

Если сделаешь ошибку, всё кончено.

На горизонте нависла огромная туча, и, хотя небо предвещает бурю, Нирида стучит в мою дверь, чтобы забрать меня на тренировку.

Кириан ушёл раньше нас, чтобы обучить своих людей, которые больше не обязаны подчиняться приказам Дерика.

На самом деле, думаю я, они не обязаны делать этого с тех пор, как мы сошли с «Проклятой». Я не могу не задаться вопросом, не моя ли это вина, слишком ли он был занят, играя роль няньки.

Перед тем как мы добираемся до нашей поляны, до этого узкого участка между склоном, пересечённым ручьями, и стеной, нас останавливает один из солдат Сулеги. Узнать их легко по сверкающим белым доспехам.

— Она настояла, — извиняется солдат. — Мы объяснили ей, что не вы назначаете добровольцев в отряды, но она отказалась уйти. Говорит, что вы лично попросили её прийти.

Я замечаю момент, когда Нирида решает, что её любопытство стоит того, чтобы отвлечься, и мы поворачиваем к месту, где принимают добровольцев.

Крики слышны ещё до того, как мы подходим. Крики и яростные угрозы.

— Прочь с дороги! Она сама меня позвала. Вы что, глухие? Если нет, я лично сделаю так, чтобы вы больше ничего не услышали.

Мы ускоряем шаги, почти неосознанно, чтобы скорее дойти до стены, где стражники пытаются сдержать… девушку. Девушку, которая кричит, ругается и указывает на них пальцем, будто так может заставить их пасть перед ней на колени.

— Если вы не пропустите меня сейчас, я заставлю ваши глаза кровоточить, пока вы не ослепнете.

— Простите, командир… — начинает один из стражников, но не успевает договорить.

Лицо Нириды меняется от удивления к радостному восторгу.

— Наконец-то, — произносит девушка.

Она моложе нас, её щеки ещё сохраняют округлые формы юности.

Я собираюсь спросить, кто эта девушка, когда Нирида тихо, почти приветственно, произносит:

— Маленькая ведьма.

Она поднимает руку, давая стражникам знак пропустить девушку, но в этом уже нет необходимости. Те сами отступают, услышав ласковое прозвище, осознавая, что угрозы, возможно, не были такими уж пустыми.

Девушка проходит между солдатами уверенно, с хмурым выражением лица, сжатыми пальцами, крепко держащими ремень сумки.

— Ты пришла, — говорит Нирида, вдруг останавливаясь, как и я, когда девушка направляется в сторону деревни.

Её длинные, блестящие, прямые волосы, словно водопад обсидиана, раскачиваются на спине с каждым шагом.

— Ты сама меня позвала, — решительно отвечает она. — И я не собираюсь спать в палатке, — добавляет она с гримасой отвращения, когда на горизонте появляется лагерь.

— Рекруты спят там.

Девушка оборачивается, одаривая её пламенным взглядом. Её глаза — особенного золотистого оттенка.

— Рекруты не могут заставить реки разливаться, очаровать врагов, чтобы они убили друг друга, или проклясть их, чтобы те больше никогда не смогли заснуть. Так что пусть рекруты спят в палатках. А я, однако…

Нирида улыбается, явно забавляясь.

Так значит, она настоящая ведьма.

Девушка поворачивается ко мне, словно только сейчас замечает. Её хмурое выражение становится ещё темнее, и она не пытается скрыть гримасу неудовольствия.

Ну и очаровательная она.

— Эли, это Одетт, она…

— Я знаю, кто она. Я знала с того момента, как увидела тебя, хотя теперь ты и выглядишь иначе, — говорит она мне, понизив голос. — Я знаю это, потому что твоя жизнь связана с магией моей бабушки.

Я моргаю.

— Что?

У меня кружится голова, пока я перевариваю эти слова и их значение. Один взгляд на Нириду — и мне становится ясно, что её это не удивляет. Неужели…

— Мы родственники?

— Нет, — отвечает она сухо, словно другой ответ просто невозможен. — Спроси своего командира, почему всё, что осталось от моей бабушки в этом мире, связано с тобой.

Она поворачивается и быстрым шагом направляется вверх по склону, явно не собираясь ничего объяснять.

Серебряная вспышка прорезает небо, и через мгновение громкий раскат грома заставляет нас троих поднять головы.

— Я попрошу выделить тебе комнату… — начинает Нирида, растерянная.

— Это не обязательно, — перебивает девушка. — Я сама выберу себе жильё.

Я в смятении. Поворачиваюсь к Нириде, которая проводит рукой по своей светлой гриве, собранной в хвост с плетением из косичек и чёрных кожаных лент.

Капля дождя падает мне на нос, за ней ещё одна и ещё…

— Она одна из ведьм Лиобе, тех, кто наложил на тебя проклятие, — говорит Нирида и указывает, чтобы я шла за ней по тропе, по которой скрылась девушка.

— Что она имела в виду, когда сказала, что магия её бабушки связана со мной?

Нирида облизывает пересохшие губы. Дождь, уже переставший быть робким, усиливается, и мы ускоряем шаг.

— Одна ведьма погибла, чтобы проклясть тебя, другая должна была умереть, чтобы спасти твою жизнь, — объясняет она. — Её бабушка пожертвовала собой ради остальных.

О, боги…

Теперь понятно, почему она так на меня смотрела.

Я вспоминаю ту ночь, кровь, видения. Помню, что было потом: ванну и… Кириана. Но я помню и то, что он так и не рассказал мне, что пообещал ведьмам взамен за моё спасение.

— Как вы их убедили?

Когда гроза разражается всерьёз, и дождь начинает хлестать нас со всей силы, мы бегом преодолеваем последний отрезок пути до деревни.

Нирида глубоко вздыхает, немного запыхавшись, но что-то подсказывает мне, что её молчание связано не с усталостью.

— Это то, о чём тебе сейчас не стоит беспокоиться.

— Нирида, — настаиваю я.

— Это дела Кириана, не мои, — отрезает она. — Спроси у него.

Мне остаётся только последовать за ней внутрь деревни, чтобы продолжить тренировку.

Всего за несколько часов мирная весенняя погода превращается в яростную бурю и непогоду. Температура резко падает, начинает даже идти снег. Никто не может понять, почему.

Когда мы всё ещё тренируемся с мечами, прибывает гонец с известием о задержке Друзиллы, которая решила вернуться в королевский дворец из-за погодных условий.

Но тренировка, вместо того чтобы закончиться, становится только интенсивнее. Пока я выполняю её команды, а она кричит на меня, утверждая, что я всё делаю плохо, она снова говорит о значимости этой войны. О первой битве, как о затяжном, изнурительном сражении, которое, возможно, будет длиться годами.

— Нам нужен Сулеги, чтобы вернуть Эрею, и нужен срочно, — подытоживает она, когда, кажется, мы близки к завершению.

Я никогда не знаю точно, сколько ещё осталось, сколько ещё Нирида намерена продолжать тренировку. Я даже не пытаюсь сказать ей, что уже всё поняла, что поняла это ещё несколько дней назад, потому что знаю, что это бесполезно.

— На ноги, быстро, — командует она. — Первая позиция. Затем вторая и третья. Повтори двадцать раз.

Я раздражённо рычу, но крепче сжимаю рукоять меча и делаю то, что она требует, заставляя свои мышцы вспомнить, как они должны работать, и ноги — принять нужную стойку.

Сегодня мы тренируемся не на улице; буря этого не позволяет.

Для нас выделили специальную залу, где некогда тренировались воины, жившие в этом доме: стены из полупрозрачного стекла позволяют видеть поля, прорезанные ручьями, раскинувшиеся перед домом. Мы находимся с южной стороны, над местом, где ожившие потоки воды снова наполняют деревню своими песнями. Вдалеке, за холмами, видны солдаты, которые укрылись в шатрах, едва выдерживающих непогоду.

Небо полностью затянуто тьмой, но солнечный свет каким-то образом пробивается сквозь облака, освещая поля, холмы, стену и лес за ними удивительным сиянием.

— Когда Друзилла спросит тебя, почему она должна…

— Хватит, — перебиваю её, переходя с одной позиции на другую, но делаю это ужасно. — Я уже всё поняла.

— Что это было? — резко спрашивает она, скрестив руки на груди перед окном. — Начни сначала.

Я готова закричать, но всё же принимаю приказ и начинаю заново. Ноги горят, лёгкие будто вот-вот взорвутся.

— Хорошо. Когда закончишь, разогрей этот меч.

Я замираю.

— Что?

Нирида цокает языком.

— Я сказала: «Когда закончишь». Продолжай. — Но я остаюсь на месте. — Ты зажгла огонь на своих пальцах. Теперь зажги его на мече.

Что-то смутное и тревожное скручивается у меня в груди.

— Я не умею. Я не контролирую это. Ты сама знаешь. Я не хотела тебя ранить.

— И что с того? — отвечает она. — Я тоже не умела обращаться с мечом раньше. Но научилась. Это то же самое. Разогрей его.

Я смотрю на неё так, словно она сошла с ума, но её это не трогает. Она не реагирует на мой взгляд.

— Я не могу, — медленно говорю я, сквозь стиснутые зубы.

— Чепуха. Я не могу. А ты — можешь. Давай. Если бы у меня была такая сила, я бы не остановилась, пока не разобралась, как её использовать.

Но эта сила исходит откуда-то, из тёмного и опасного места… Я чувствую лёгкое покалывание в пальцах, сжимающих меч.

— А если что-то пойдёт не так? — осмеливаюсь я спросить.

— Думаешь, ты способна спалить всю деревню? — усмехается она.

— Нет.

— Тогда бояться нечего. Всё, что могло пойти не так, уже пошло не так, — тихо произносит она и поднимает предплечье, напоминая мне о ожогах, которые я ей оставила. Я так и не осмелилась предложить их залечить, боясь, как она на меня посмотрит. — Давай.

Я глубоко вдыхаю. Она права. В глубине души я это знаю. Такую силу нужно контролировать. Но я ничего о ней не понимаю, не знаю, как она работает и откуда берётся.

Я вспоминаю, как легко мне удаётся принимать образы других людей, так естественно, как дышать, и думаю: может, и эта магия исходит из того же источника. Может, всё так просто. Может, мне нужно просто найти то же место.

Я закрываю глаза и говорю себе, что это то же самое, что я просто должна захотеть, что я способна. На мгновение перед глазами вспыхивает образ острых зубов Ламии, и страх рушит концентрацию, но я заставляю себя не думать о ней, ни о её словах, ни о Тартало, ни о Мари, ни о… Гауэко.

Как бы ни проявлялись эти силы, я должна научиться ими владеть.

Я сосредотачиваюсь на пальцах, думаю о пламени и о мече. Представляю себе его раскалённый металл, настолько горячий, что он становится ярко-красным.

— Одетт.

Голос Нириды разрушает мою концентрацию, и я почти готова возмутиться, но замечаю её широко раскрытые глаза, устремлённые на мой меч.

Он светится. Металл раскалён до ярко-красного цвета, словно в кузнечной печи.

Уже? Это всё? Так просто?

Холодная когтистая рука касается моей спины, и я чувствую, как морозный холод проникает в контрасте с теплом, которое исходит от меча. Сердце бешено колотится, пульс учащается, и вдруг я замечаю изменения в металле.

Он меняется. Он… плавится.

— Чёрт, — ругаюсь я, и инстинктивно отстраняю его подальше от себя, наблюдая, как металл расплавляется и капает на пол, обжигая дерево и прожигая его всё глубже и глубже.

Я не знаю, как остановить это, и единственное, что приходит в голову, — отпустить меч, чтобы разорвать контакт.

Меч падает на пол, и даже Нирида отступает на шаг, вздрогнув, когда металл ударяется о землю, а его звон сливается с потрескиванием дерева и лёгким запахом дыма, поднимающегося, между нами.

Я застываю, совершенно безмолвная.

Нирида делает шаг вперёд, затем ещё один, осмеливается наклониться и берёт рукоять меча, вытаскивая его из пола, пока он не успел прилипнуть к дереву. Она поднимает его на уровень глаз и смотрит на него с блеском в глазах, который больше всего напоминает восхищение.

— Видишь? Ты могла, — мурлычет она с волчьей улыбкой. — Хочешь узнать, на что ещё ты способна?

— Да, — отвечаю я, нервно потирая руки. — Но не сегодня.

На сегодня достаточно. Я обязательно выясню, на что ещё способна, какая магия дремлет во мне и как до неё добраться, но не сейчас, не с этим ужасным страхом, который пожирает меня изнутри, шепча напряжённым голосом: представь, что ты можешь сделать.

— Тогда, думаю, у тебя остался последний подход. Двадцать раз, верно? — насмешливо замечает она и протягивает мне свой собственный меч.

Командир уходит после особенно изнурительной тренировки, а я остаюсь, смотря через стекло, как ветер яростно треплет ткань шатров, как снег с яростью падает на ручьи и тает, соприкасаясь с теплом воды.

Это немного похоже на то, что я чувствую внутри: хаос, абсурд, неистово бурлящий, пока тот же голос снова шепчет: представь, что ты можешь сделать… И я сжимаю кулаки так, что кости побелели.

— Королева сегодня тоже не приедет, — говорит Кириан вместо приветствия.

Он уже стоит в центре комнаты, и я гадаю, как долго он здесь был, сколько времени мог наблюдать за мной, пока я даже не заметила его приближения. Он остановился у места, где ранее упал меч, но ничего не говорит, никак это не комментирует. Просто смотрит с любопытством.

— Ты видел Нириду? — спрашиваю я.

Он кивает. Один этот кивок даёт мне множество ответов.

Я тоже смотрю на изуродованный пол.

— Не думаю, что когда-нибудь смогу понять это… научиться контролировать, — признаюсь я.

Кириан отрывает взгляд от пола и поднимает его на меня. В тёмном свете шторма его глаза выглядят ещё прекраснее.

— А я думаю, сможешь.

Его широкая улыбка, сверкающая белыми зубами, чуть злит меня. Совсем чуть-чуть. Почему он так верит в меня? Почему столько уверенности? Может, я заслуживаю хотя бы немного саможалости.

Словно читая мои мысли, Кириан проводит рукой по моей щеке и спрашивает:

— Злишься?

— Нет, — лгу я, надеясь, что он отойдёт.

Но он не отходит.

— На Нириду? На меня?

Я отступаю на шаг. Это уже не так важно, совсем не важно. Но я вспоминаю кое-что, что действительно должно меня злить, что должно волновать больше, чем необъяснимая буря, предстоящий приезд Друзиллы или меч, плавящийся с полом.

— Я встретила Эли, — тихо говорю я.

— Знаю, — отвечает он.

Он смотрит на меня с серьёзностью.

— И она сказала мне, что магия её бабушки связана со мной, с моей жизнью.

Кириан не двигается. Он просто стоит там, высокий и величественный, молчаливо глядя на меня, ожидая.

— Ты так и не рассказал мне, что пообещал в обмен на то, чтобы спасти мне жизнь.

— Я это осознаю, — отвечает он.

И снова я чувствую, между нами, пропасть, непреодолимую, полную извивающихся теней и зияющих пустот, готовых поглотить нас в любой момент.

Я не могу смотреть в лицо этой тьме. Поворачиваюсь к окнам и тут же ощущаю, как он приближается. Слышу каждый его шаг, чувствую, как он идёт ко мне, как смотрит на меня, как ждёт. Внезапно я ощущаю его грудь у своей спины, и всё моё тело сотрясается от этого.

Он проводит рукой по моему плечу, медленно, как будто его прикосновение пытается ощупать тьму, разогнать те самые тени, что стоят, между нами. Его пальцы скользят мягко, изучая каждую реакцию, каждый вдох, будто он видит эти тёмные завихрения, обвивающие мои руки, его запястья, его пальцы.

И я понимаю, что он проверяет меня.

Я приказываю своему телу не двигаться, пока его рука снова скользит вверх по моему плечу, а другая — вниз, словно обдумывая каждое движение.

Мне не должно быть сложно оставаться неподвижной. Даже позволить себе опереться на его грудь и найти в его присутствии утешение. Но в этих прикосновениях есть что-то, чего у нас раньше не было. Что-то интимное, чего я, возможно, не готова принять. Особенно с тем, кто всё ещё хранит столько тайн.

Я колеблюсь. Вот-вот сделаю шаг вперёд, чтобы отстраниться, но Кириан обнимает меня сзади. Его руки сжимаются вокруг моего тела, словно клетка, из которой я не хочу вырываться; твёрдые, сильные, они удерживают меня у его груди.

— Всё будет хорошо, — шепчет он.

Его голос, его сила, его тепло… всё это приятно. Это переносит меня назад, в место, которое я когда-то называла домом. В объятия, которые тоже меня так окружали. Я думаю о своих товарищах, о ребятах из группы Бреннана, строгого наставника, который нас тренировал. Думаю, об Алексе, о Леоне… А потом об Элиане. Когда я в последний раз его обнимала? Как долго это длилось? Наверное, недостаточно.

Кириан крепче прижимает меня к себе, и несмотря на тепло, разливающееся по моим венам, я осторожно выскальзываю из его объятий. Разворачиваюсь к нему, и он смотрит на меня с вопросом, как будто ждёт объяснения, которого я не могу ему дать. Я вижу его колебания, его взгляд на моих руках, груди, будто он размышляет, стоит ли подойти ближе. Тогда я говорю:

— А если я не хочу этого? — я тяну время. — А если я не хочу, чтобы буря утихла и позволила Друзиле приехать?

Как будто ветер слушает меня, шквал сотрясает окна. Громкий раскат грома эхом разносится по комнате.

Пауза. Долгое, густое молчание, в котором он, кажется, тщательно подбирает слова.

В конце концов он только спрашивает:

— Почему?

Ответы бурлят во мне. Один за другим, пока их не становится сотни, и они сталкиваются друг с другом, лишая меня сил. Я отбрасываю их один за другим, пока не остаётся ничего.

— Возможно, я не хочу участвовать в войне, которая не имеет ко мне никакого отношения.

Кириан, надо отдать ему должное, почти не меняется в лице. Нирида бы уже обрушила на меня поток ругательств.

— Тебе и не придётся, — спокойно отвечает он. — Ты только должна обеспечить нас войсками. Остальное на нас.

В его голосе нет сомнений, в его выражении лица нет и намёка на шутку. Его синие глаза, устремлённые на меня, не осуждают. Кириан кажется статуей. Прекрасной скульптурой древнего бога войны. Высокий, сильный, и слишком далёкий от земных забот, чтобы мой страх или сомнение имели для него значение.

Я ничего не отвечаю. Поворачиваюсь к большим окнам, и на этот раз он не подходит ко мне.

Я ощущаю его за своей спиной, его спокойное, размеренное дыхание, пока сама смотрю на бушующую бурю за окном и повторяю себе, что это теперь моя цель, что я должна её выполнить, чтобы обрести свободу, и что страх не имеет значения, когда на кону так много.

Этой ночью, пока мы спим, облака расступаются, открывая небо. Утром ярко светит солнце, и уже к вечеру королева Друзилла прибывает к нам с частью своего войска.

Глава 16

Одетт

Я надела зелёное платье, которое настоящая Лира бы обожала: длинные, широкие рукава, скрывающие золотой браслет, изящный корсет, подчёркивающий грудь, и длинная юбка, составленная из тканей разных текстур. На верхнем слое вышиты серебряными нитями узоры в виде виноградных лоз.

Это платье королевы.

Я ещё не приняла облик наследницы, но волосы уже убраны и заплетены в косы, которые теперь образуют венок на моей голове, а на губах появился лёгкий оттенок цвета.

Кириан наблюдает за мной с края кровати. Кажется, он хочет что-то сказать, но дверь открывается, и в комнату входит Нирида, облачённая в своё лучшее командирское облачение: лёгкая кожаная броня чёрного цвета, тяжёлые сапоги, ремни с кинжалами и пояс с мечом из лунной стали. Волосы у неё заплетены с вплетёнными кожаными лентами и собраны в высокий хвост, который слегка покачивается над чёрным плащом, накинутым на плечи.

В её руках корона, которую я сразу узнаю.

— Я знала, что ты не оставила её валяться на полу, — замечаю я.

Нирида откашливается и притворяется, будто протирает корону рукавом, прежде чем протянуть её мне. В прошлый раз львы с глазами из рубинов были залиты кровью наследника рода Львов.

— Ты можешь надеть её, чтобы передать один посыл, или держать в руке, чтобы передать другой, — предлагает она. — Выбирай.

Я обдумываю это несколько секунд, но быстро понимаю, что хочу сделать с этой короной. Выпрямляюсь.

— Надень её ты. Войди первой, поднеси её королеве как командир армии и пообещай ей ещё две, когда мы свергнем Моргану и Аарона.

Нирида слегка склоняет голову набок. Ей это нравится, но она оборачивается к Кириану.

— А ты что думаешь?

Он не колеблется. Если ему больно, он этого не показывает.

— Это произведёт сильное впечатление, — соглашается он с нами. Затем смотрит на меня: — Я войду за тобой следом. Провожу, когда Нирида представит нас и подготовит почву. Тебе останется только произнести просьбу.

Я киваю. Нирида тоже.

— Ты готова? — спрашивает она.

И я лгу:

— Да.

Она берёт корону, словно это просто безделушка, и глубоко вздыхает.

— Тогда увидимся через минуту, — заявляет она и уходит с прямой спиной и гордо поднятым подбородком.

Хотела бы я чувствовать ту же уверенность. Всё, что мне удалось собрать внутри себя, уходит капля за каплей, особенно когда я смотрю в окно и вижу шатры, разбитые прямо напротив лагеря Кириана.

Королева приехала не одна. Помимо королевской гвардии, и так достаточно многочисленной, она привела с собой два отряда, которые значительно превосходят численностью наших солдат.

— Хочешь повторить свою речь? — спрашивает Кириан с края кровати.

Что-то тяжёлое и тревожное шевелится у меня внутри, и я стараюсь отогнать это чувство, закрывая глаза на мгновение.

— Революция, возможная резня, просьба о помощи… Всё под контролем.

Кириан улыбается и опирается на предплечья.

— Тогда отдохни немного. Почему бы тебе не подойти? — Он похлопывает по матрасу рядом с собой, и у меня срабатывает внутренняя тревога.

Я поднимаю бровь.

— Не хочу помять платье, — отвечаю, догадываясь, что у него на уме.

— Я не помну его, — обещает он. — На самом деле, я могу его снять.

Призрачное прикосновение скользит по моей шее вместе с его голосом, наполненным зловещими обещаниями.

Идея, на самом деле, кажется соблазнительной: сделать два шага к нему, позволить платью подняться по бедрам и отдаться ему так, как это было на днях, прежде чем я сама поглощу его целиком.

Звучит настолько заманчиво, что мне приходится встряхнуть головой и отступить на пару шагов назад.

— Я подожду стоя, спасибо.

Кириан делает вид, что собирается подняться, с лукавой улыбкой на лице, но я поднимаю палец, указывая на кровать, заставляя его вернуться на место.

Он смеётся, поднимает руки в знак капитуляции и на этот раз вытягивается на кровати во весь рост, заложив руки за голову.

Он делает это, чтобы отвлечь меня, потому что за этой ледяной маской взгляда скрывается беспокойство и, возможно, даже немного страха. И я задаюсь вопросом, не нужна ли ему самому эта отвлекающая игра.

На этой аудиенции он ставит на кон всё: всё, за что сражался, всё, ради чего выжил.

Я ловлю его взгляд на часах на туалетном столике. Он смотрит на них реже, чем я, но достаточно, чтобы это бросалось в глаза. Он пытается отвлечься разговором, задаёт вопросы о тренировках, отпускает непристойные комментарии о моём платье и о том, что он бы с ним сделал — например, снял его.

Но я всё ещё помню, как он посмотрел на меня, когда я сказала, что, возможно, не хочу участвовать в этой войне и что не считаю её своей. Его абсолютная серьёзность, так искусно сыгранное равнодушие… разочарование, которое не отразилось в его глазах, возможно, потому что он изначально ничего от меня не ждал.

Я знаю, что он обеспокоен, и знаю, что он думает обо мне… несмотря на все его попытки отвлечь меня, лёгкую болтовню, флирт и откровенные провокации.

Таков стиль Кириана, и он в этом невероятно хорош.

Когда за нами приходят, он встаёт без единого слова. У меня бешено колотится сердце, когда я поворачиваюсь к зеркалу.

Мне никогда не было нужно смотреть на себя, чтобы сделать это, но я не отвожу взгляда, пока меняюсь и проверяю, что всё на своём месте: теперь тёмные волосы, зелёные глаза, более округлые, чем мои, пухлые губы, бледная кожа…

Я выхожу из покоев, за мной следует Кириан, который тут же приказывает охране оставить нас наедине.

Ты должна убедить королеву поддержать революцию, слышу голос Нириды в своей голове.

Я направляюсь по коридору, ведущему в зал для аудиенций.

Нам нужны войска Сулеги, чтобы победить, продолжает голос.

Каждый шаг словно на ногах затвердевает бетон.

Без войск Сулеги погибнет множество людей, звучит в моей голове.

Рука Кириана на моей спине напоминает мне, что я остановилась.

— Всё в порядке?

Я киваю, не находя слов. У меня не хватает дыхания, чтобы ответить.

Я снова иду.

Шаг, ещё один, затем ещё… даже без подъёма ног это больно, когда они дрожат так, как никогда прежде. Корсет сдавливает грудь, и я просовываю два пальца между ним и телом, совсем не элегантно, чтобы хоть немного ослабить давление.

Но оно не уходит.

Как можно быть такой трусихой, когда после всего, что ты пережила, ты должна быть храбрее всех… звучит в моей голове.

Моё сердце колотится всё сильнее, быстрее, громче… и я пытаюсь убедить себя, что оно должно остановиться, в какой-то момент вернуться к нормальному ритму.

Потому что, если ты осознаёшь, что мы можем потерять, и всё равно не хочешь с этим столкнуться… это жалко.

Я останавливаюсь и опираюсь рукой о стену. Кажется, мы одни, но я даже не могу осмотреться, чтобы убедиться.

— Одетт, — шепчет Кириан. — Что случилось?

В ушах шумит, оглушительный гул заглушает всё вокруг.

— Ничего, — заставляю себя сказать. Мой голос едва слышен, тонкий и острый, как лезвие. — Пойдём.

Я продолжаю идти, потому что это то, что я должна сделать, это знает каждая клетка моего тела.

Трусиха, — слышу я, и на этот раз это не голос Нириды.

Я заставляю себя сделать ещё один шаг.

Предательница.

Голос звучит отовсюду и ниоткуда одновременно. Он мужской и женский, тёмный и весёлый, старый и молодой.

Я игнорирую его. Игнорирую тяжесть в груди, боль в горле. Я продолжаю идти.

Убийца.

Впереди вижу дверь, которую мне нужно пройти. Она совсем близко. Осталось всего несколько шагов. Я смогу, я смогу, я…

Все умрут из-за тебя, потому что ты трусиха.

В груди ощущается рывок, болезненный укол, как предупреждение. Я чувствую, как мои шаги становятся всё медленнее, и даже рука Кириана на моей спине, которая кажется единственным якорем в реальности, не может удержать меня от сомнений.

Слышу глухие удары своего сердца, словно безумную мелодию.

Остаётся всего два метра.

Если ты войдёшь, ты больше никогда не будешь собой.

Перед глазами всё плывёт.

Если не войдёшь, ты трусиха. Убийца. Убийца…

Я останавливаюсь. Полностью. Абсолютно.

— Одетт? — спрашивает Кириан.

Я не могу сфокусировать взгляд на его лице. Я пытаюсь сосредоточиться на двери передо мной, на зале, который ждёт за ней, но мир кружится вокруг меня.

Когда ты войдёшь, ты станешь ею. Ты будешь ею до конца войны. Ты будешь ею после. Навсегда. Навсегда.

Голос, ужасный, тянущийся шёпот. Её имя звучит, как удары колокола, возвещающие конец.

Лира.

Лира.

Лира…

— Одетт, — снова зовёт Кириан.

Я пытаюсь ухватиться за этот голос, за своё имя, но голос внутри всё ещё твердит:

Лира.

Лира.

Лира…

Я чувствую, как теряюсь в другой, в имени, которое слишком долго было моим… И задыхаюсь. Воздуха не хватает, я тону.

Мои ноги подкашиваются, но сильные руки спасают меня от резкого, болезненного падения и мягко опускают на пол.

Я чувствую эти же руки на своей талии, на плечах, на щеках… Они продолжают произносить моё имя, словно молитву:

— Одетт. Одетт…

Я следую за этим звуком, цепляюсь за него, за его руки.

— Одетт, всё хорошо. Тебе не нужно входить, — лжёт он.

Если ты не войдёшь, ты трусиха… — шипит голос в моей голове. Но если войдёшь, ты больше никогда не будешь собой…

— Посмотри на меня, Одетт. Посмотри мне в глаза. Ты здесь, со мной. Сейчас. Всё хорошо. Всё будет хорошо.

Я чувствую, как он сжимает мои пальцы, и сосредотачиваюсь на этом, чтобы избавиться от тяжести в груди.

— Дыши. Ты можешь это сделать. Давай, — шепчет он, совсем близко к моему лицу. — Пусть воздух унесёт то, что ты чувствуешь. Пусть он войдёт, очистит тебя и уйдёт. Глубокий вдох. Вот так. Ещё один… Да. Вот так… Всё будет хорошо.

Я делаю, как он говорит. Сосредотачиваюсь на дыхании: глубокий вдох, снова и снова. Представляю, как воздух, заполняя мои лёгкие, рассеивает тьму внутри меня, подобно белому свету, пронзающему мрак. Я позволяю его голосу окутать меня, позволяю его рукам, которые удерживают меня на земле, согреть меня.

Чувствую его ладони на своём лице, на шее. Они касаются, обнимают, гладят… и этот тепло медленно возвращает меня к реальности.

Кириан, кажется, замечает, что я вернулась. Вернулась из того тёмного, бесконечного места, которое грозило меня поглотить. Он берёт меня за подбородок и спрашивает:

— Уходим?

— В мои покои? — удаётся мне вымолвить.

Он молчит. Не знает, что сказать. Его лицо совершенно серьёзно, и вдруг я понимаю, почему. Понимаю, что именно предлагает мне этот человек, для которого победа в войне, свобода — всё.

Во мне рождается что-то, что не помещается в этом узком, подавляющем сосуде, сжимающем мои рёбра.

Я смотрю на него, и реальность ещё слегка колеблется.

— Если я не войду туда, если королева не выслушает меня…

Он качает головой, словно это не имеет значения сейчас. Его пальцы осторожно держат мои щеки, будто это самое ценное, что у него есть.

— Пойдём, — говорит он. — Пойдём сейчас же.

Его большие пальцы стирают слёзы с моих щёк, и я осознаю, что плачу.

Он наклоняется и касается губами одной слезы, затем другой, и ещё одной.

— Одно слово, и я вытащу тебя отсюда, Одетт, — обещает он.

В его голосе звучит холодная решимость, ярость, которая убеждает, что он не лжёт. Но я слишком хорошо знаю, кто стоит передо мной. Я помню татуировки на его теле — волка и цветы: ярость и красота, которые он будет защищать любой ценой. Я помню, ради кого он сражается, кого старается уберечь.

Я помню ритуал Оцайла с фонариками и надежду, спрятанную в его голубых глазах.

Этот человек, этот воин, капитан Севера, украденный ребёнок… не может всерьёз предлагать мне сбежать. Он не мог хорошо это обдумать.

Что-то мягкое и тёплое медленно заполняет острые углы в моей груди, окончательно выталкивая мрак.

В коридоре царит тишина.

Только моё дыхание, всё ещё неровное, нарушает её.

— Одно слово, Одетт, — настаивает он низким, спокойным голосом.

Я хочу спросить его, куда бы мы отправились. Хочу узнать, предлагает ли он мне передышку или окончательный отказ. Смог бы он? Это то, что он мне предлагает? Одно слово, и он обречёт всех, чтобы я не столкнулась с этим?

Нет. Это невозможно.

И я не могу позволить ему даже попытаться.

— Одну минуту, — прошу я. — Я смогу… если ты дашь мне минуту.

Его глаза сверкают. Он осторожно изучает меня.

— Я знаю, что ты можешь; но хочешь ли ты?

Я киваю, сглатывая комок в горле.

— Одну минуту, — повторяю.

Он убирает руки с моего лица, но остаётся рядом, всё ещё на одном колене у меня перед глазами.

Я делаю глубокий вдох, как делала раньше, затем ещё один. Повторяю это снова и снова, пока не убеждаюсь, что могу дышать, что не задыхаюсь.

Затем я встаю.

Его руки помогают мне: поддерживают за талию, за плечи. Направляют меня, пока я поднимаюсь.

— Я готова, — шепчу, стараясь придать голосу твёрдость.

Кириан оглядывает меня с головы до ног, не отпуская моей руки, как будто боится, что, отпустив, я снова рухну.

— Ты хочешь войти? — осторожно спрашивает он.

Я снова киваю.

— Хорошо. Я войду первым. Объявлю тебя. — Он поднимает руку, вытирает мои слёзы своей шершавой ладонью. — Подготовься.

Я снова киваю. Разглаживаю платье, поднимаю голову и окончательно стираю следы слёз.

Кириан открывает дверь, и сразу после этого я слышу голос Нириды, громкий и уверенный, заполняющий всё помещение.

Фигура капитана исчезает за дверью.

Я смогу, повторяю я себе снова и снова, чтобы мой голос заглушил тот, который шепчет, что я трусиха.

Я смогу. Я смогу…

Ворон

У Ворона есть история, которую нужно рассказать.

Ворон устал носить маску.

Ворон не хочет сражаться в одиночку.

Он тщательно выбирает момент, место, платье и слова, которые скажет. Они льются легко, как мёд, потому что Ворон всю жизнь готовился к такому. Никто не сомневается, никто не задаёт вопросов. Он мастер лжи, и ему удаётся обмануть стражу и ту высокую, красивую командиршу.

Ворон хочет изменить мир.

Ворон хочет видеть, как Орден горит.

Ворон хочет раскрыть все тёмные тайны, которые заставляли его хранить.

Глава 17

Кириан

Мне это не нравится, но я оставляю её одну.

Раздвигаю створки дверей и вхожу в зал, пока Нирида всё ещё обращается к королеве. Свет в помещении приглушён — тяжёлые шторы отрезают доступ дневного света, а по комнате расставлены стражники. Многие стоят по обе стороны ширмы, панели которой украшены изображениями Эренсуге, дракона, что словно пролетает через слегка прозрачные створки, будто бы плывя по небу.

Королева, едва различимая тень с короной за ширмой, окружена охраной, пока командир излагает важность того, чтобы она выслушала нашу королеву. Слева от неё стоит женщина средних лет с длинными, слегка волнистыми распущенными волосами, внимательно слушающая. Справа — сам Эльба. Думаю, женщина играет какую-то значимую роль.

Я готов открыть рот, чтобы с должной торжественностью объявить о прибытии Королевы Королей, но знакомый голос опережает меня:

— Ваше Величество, жизненно важно объединить свои силы со свободной Эреей. Вместе мы свергнем Львов.

В голосе нет и намёка на ту дрожь, что я слышал всего несколько мгновений назад, но это она, без сомнения — это она.

Я на несколько секунд замираю, пытаясь определить её местоположение. Нахожу её стоящей в центре зала, и мне приходится моргнуть дважды, чтобы убедиться, что я вижу правильно: изгибы её тела, изящные руки, сложенные перед собой, и приподнятый подбородок — этот жест гордости, красивый, но немного холодный, с её зелёными глазами.

Кровь застывает в моих жилах.

Тени движутся за ширмой.

— Её Величество королева Друзилла спрашивает, что получит Сулеги, рискнув столь многим в этом предприятии.

И платье… Оно похоже, но не того же зелёного оттенка и не того же кроя.

— Выгоды перевесят затраты, — отвечает знакомый голос с гордостью в груди, с прямой спиной. — С её армией мы отвоюем Эрею всего за несколько месяцев, а может, даже недель. Правление регентов-герцогов слабо, а власть Львов угасает после смерти их наследника.

Я остаюсь на месте, полностью неподвижный, пока пытаюсь осознать и понять то, что вижу.

Ничего, ничего в ней не отличается от Лиры.

Снова что-то движется за ширмой. Я понимаю, что королева не говорит напрямую. Однако в этот раз голос доносится не с другой стороны. Женщина слева, едва кивнув, произносит:

— Её Величество спрашивает, что получит её народ. Сейчас он свободен и защищён от гнёта Львов. Всё это может измениться, если потревожить осиное гнездо.

— Крестовый поход Львов всегда был направлен на весь Север, и они не остановятся, пока Земля Волков полностью не станет частью их царства. Сулеги будет следующей, затем падёт Нума, а потом Илун, и тогда уже будет слишком поздно для всех. Сейчас самое время для контратаки. Революция уже началась в маленьких городах, в деревнях, где крестьяне прогоняют захватчиков с помощью мотыг и молотов. Мы не можем их бросить. Мы должны объединить силы наших двух армий, чтобы вернуть землю моих родителей, а затем найти союзников для продолжения борьбы.

Это идеально. Безупречная речь, которая могла бы быть тщательно подготовленной, но звучит так, будто она импровизирует на ходу.

Нирида смотрит на неё с гордостью.

Я сдерживаю проклятие.

— То, что вы просите, королева Эреи, — это союз, который выходит далеко за рамки поддержки в войне, которая продлится всего несколько недель.

Та же женщина говорит снова, и Лира слегка выпрямляется, переключая внимание на неё.

— Боюсь, нас не представили, как следует, — произносит Лира с кошачьей грацией. — Это упущение, учитывая, что вы обладаете властью говорить за королеву.

— Моё имя Кайя, — отвечает женщина, и в её глазах мелькает золотистый, хитрый блеск. — Я посланница ковенов Сулеги, повелительница бурь и заклинательница истины. У меня есть сила исцеления и разрушения, и я вижу сквозь маски, принцесса Лира.

То, как она произносит её имя, вызывает во мне напряжение. Что-то внутри меня словно натягивается, обостряя чувства.

— Приятно познакомиться, Кайя, посланница ковенов, — отвечает Лира, не показывая ни капли страха. — Я понимаю, какой жертвы это потребует. Не думайте, что нет. Но если королева не рискнёт, когда возможные издержки столь малы, она потеряет всё, когда цена станет неподъёмной.

Королева снова что-то обсуждает с кем-то за ширмой. Как будто Кайя слышит всё, и, возможно, так и есть, учитывая, что она соргина. Она вытягивает шею и отвечает:

— Королева удаляется, чтобы обсудить это с советниками. Завтра вы снова соберётесь в этом зале в то же время, чтобы услышать её решение.

— Ваше Величество, прошу вас, сделайте мудрый выбор, — Лира кладёт руку на грудь. — И следуйте зову сердца.

Лёгкий кивок, мягкий поклон — весь знак уважения, на который она способна, и этого уже кажется достаточно, учитывая, что это Лира. Затем она поворачивается, и её глаза озаряются, когда она видит меня.

Меня пробирает дрожь.

Но голос, мелодичный, как песня, вновь привлекает моё внимание.

— Что такое арфа без арфиста? Что такое кисть без художника? Ложь. Проклятие, — напевает Кайя, её голос звучит мрачно и утончённо, будто она невольно произносит строки древней песни. — Пробуждаются спящие силы… Ложь разгорается от гнева… Остаётся лишь пепел, и украденные девочки возвращаются домой… Возвращаются домой и лгут…

Лира оборачивается, чтобы посмотреть на неё, как и я; но Кайя уже отвернулась и уходит с лёгкой улыбкой на губах, которые продолжают напевать:

— Возвращаются домой… возвращаются домой и лгут…

Я сдерживаю дрожь, потому что солдаты уже подходят к двери.

Чёрт.

Я выглядываю наружу и приказываю Одетт:

— В свои покои. Сейчас же.

Она замирает. Дважды моргает, но видит в моём лице настоятельность и без лишних вопросов подчиняется.

Тёплые руки хватают меня за запястье и разворачивают обратно внутрь.

— Ты меня слышал? — спрашивает она. — Я хорошо справилась?

Я остаюсь безмолвным. Это невозможно. Не может быть, правда? Одетт говорила, что убила её собственными руками, но…

Нирида, не замечая, что происходит, кладёт руку ей на плечо.

— Я бы не смогла сделать лучше, — признаётся она.

Лира одаривает её очаровательной, почти застенчивой улыбкой.

— Спасибо, — шепчет она с притворной скромностью и цепляется за мою руку, чтобы я проводил её наружу.

Я надеюсь, что Одетт успела спрятаться.

— Королева должна нас выслушать, — шепчет Лира. — Если она этого не сделает, если решит не помогать нам, тогда… — Она бросает взгляд на Нириду. — Что мы будем делать?

Нирида смотрит на неё, и её внезапный интерес, вместо того чтобы вызвать подозрения, кажется, её радует. Она открывает рот, чтобы ответить.

— Не здесь, — перебиваю я. — В покои Лиры. Сейчас же.

Её пальцы крепко сжимаются на моём предплечье, и она чуть приваливается ко мне, будто жаждет прикосновения, будто не может дождаться, чтобы мы остались наедине.

Нирида входит первой. Она придерживает дверь, чтобы мы смогли пройти, и всё ещё обсуждает речь и просьбу, когда я, едва закрыв дверь, резко толкаю Лиру к стене.

— Какого чёрта, Кириан?! — громко восклицает Нирида, ошеломлённая.

Зелёные глаза Лиры широко распахиваются от удивления, когда я кладу руку ей на шею и начинаю сжимать. Её бледные пальцы вцепляются в мои кожаные защиты, тщетно пытаясь ослабить хватку.

— Кириан, — хрипит она, её голос дрожит. — Кириан, что ты делаешь?

И страх в её голосе заставляет меня вздрогнуть.

— Ради всех Волков, Кириан, — рычит Нирида. — Убери руку!

— Кириан? — Её глаза полны боли, замешательства, и, если бы не шаги, прервавшие нас, я бы почти поверил.

Проклятие.

Нирида оборачивается к двери, ведущей в спальню, и там появляется Одетт в своём зелёном платье с длинными рукавами и изящным корсетом. Её глаза красные, распахнутые от удивления, пока она смотрит на женщину, которую я прижал к стене. Следы недавних слёз исчезают, уступая место смертельной бледности при виде лица, такого похожего на её собственное.

Командир обнажает меч.

— Думала, ты больше всех будешь рада меня видеть, — тихо произносит она, глядя на меня, умоляя, — а ты, — добавляет, поворачиваясь к Одетт и прищуриваясь, — я знаю, кто ты, ведьма. Ты убила меня.

Её голос, жуткий и пронзительный, заставляет меня содрогнуться. Одетт широко раскрывает глаза и остаётся неподвижной.

Это невозможно. Это не может быть правдой.

Мелодичный смех разрывает повисшую, между нами, тишину. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что это Лира смеётся.

Она одаривает Одетт острой, как нож, улыбкой.

— Неужели я заставила тебя усомниться? — спрашивает она сладким голосом. — Не стоило выбирать тебя, пташка.

— Алия, — едва слышно шепчет Одетт. Её лицо слегка мрачнеет. — Ты сбежала из двора Эреи.

— Уйти, не поскользнувшись на крови, что вы оставили за собой, стоило немалых усилий.

Понимание медленно проникает в меня, пока обрывки кошмаров не начинают возвращаться в сознание.

Ворон.

— Уберёшься с дороги? — спрашивает она меня, и вызов в её глазах так похож на высокомерие настоящей Лиры, что я застываю на мгновение.

На мгновение я действительно поверил, что это могла быть она.

— Нет, — предостерегает Одетт. — Не отпускай её. Она опасна.

Фырканье.

— Кто бы говорил.

— Кто она, чёрт возьми, Одетт? — спрашивает Нирида, которая так и не опустила меч.

— Ещё один Ворон. Такая же, как я, — отвечает Одетт, и я готов поклясться, что она вздрагивает. — Что ты делаешь здесь, Алия?

Ворон долго не отвечает, вместо этого сосредотачивает взгляд на мне, изучая мое лицо. Она улыбается, как кошка, а её слова звучат сладко, словно мёд:

— И весь этот переполох из-за красивых глаз, да? Целый континент ввергнут в войну ради такой мелочи… — Она поворачивается к Одетт. — Озорной Ворон, плохой Ворон.

Одетт выпрямляется, как будто её пронзает молния, и затем, не раздумывая, преодолевает разделяющее нас расстояние, поднимает руку и с одного удара отправляет самозванку в нокаут. Та обмякает, сползая по стене на мою руку.

Самозванка судорожно вздыхает, затем бросает на нас взгляд, полный ярости.

— Её нужно связать, — заявляет Одетт.

Глава 18

Одетт

Я вернула себе истинный облик на всякий случай — если вдруг кто-то увидит нас с Лирой в одной комнате с одинаковыми лицами. Одно только присутствие Королевы Королей в цепях уже сложно объяснить, но два идентичных лица — это было бы совсем невероятно.

Я сама привязала её к резному балдахину кровати.

Она осмелилась надеть одно из платьев, что Нирида достала для меня: зелёное, приталенное, с изысканными кружевными манжетами, которые наверняка бы понравились Лире. Этот насыщенный зелёный цвет, такой яркий и живой, словно сам по себе кричит об Алие, думаю я.

— Что она здесь делает? — спрашивает Нирида, как только я заканчиваю её привязывать.

Я бросаю взгляд на Лиру: её голова поникла, плечи обмякли, дыхание ровное. Несмотря на это, я жестом приглашаю их следовать за мной в гостиную и, понизив голос, начинаю объяснять.

— Я всё ещё Ворон, — шепчу, пытаясь удержать дрожь в голосе. — Всё ещё принадлежу Ордену, как и она. Её отправили за мной, чтобы привести этот хаос в порядок.

— Ты думаешь, она должна была заменить тебя? — спрашивает Нирида, скрестив руки на груди и впившись в меня взглядом.

— Технически она должна заменить Лиру, — проглатываю комок в горле. — Я никто.

Истина этих слов больно ранит меня, как ледяное касание когтя. Что-то внутри содрогается, что-то воет.

— Мы её убьём, — твёрдо заявляет Нирида.

— Они отправят другую, — отвечаю я.

— Убьём и её. Убьём всех.

Её побелевшие от напряжения пальцы крепче сжимают рукоять меча. Похоже, она готова исполнить своё обещание прямо здесь, в этих покоях.

На миг я ловлю себя на мысли, что было бы приятно, если бы эта ярость была направлена на то, чтобы защитить меня. Но я знаю, что действительно тревожит командира.

— Пока они расследуют, шпионят за нами, осознают, что мы делаем… а потом заменят меня. Ещё один Ворон, который притворится Одетт, притворяющейся Лирой.

Мой голос едва слышен, когда я заканчиваю.

На лице Кириана отражается почти физическая боль. Гнев пылает в глазах Нириды.

— Они не такие умные, как думают, — шипит она. — Они ничего не знали о ваших отношениях с Лирой, ничего не подозревали о восстании Волков. Мы сможем их перехитрить. Мы сможем тебя защитить, сохранить в безопасности, пока ты во всём этом участвуешь.

Возможно, на всю оставшуюся жизнь, — шепчет ехидный голос в моей голове.

Я подавляю дрожь и качаю головой.

— Алия невиновна. — Я сама закатываю глаза. — Настолько невиновна, насколько может быть безжалостный, амбициозный и жадный до власти человек. Но она такая же, как я. Она не заслуживает смерти. По крайней мере, я так не думаю. Я ничем не лучше Алии или других девушек, которых они пошлют за ней… Мы не можем её убить.

— И что же ты предлагаешь? — спрашивает Кириан.

Я тру глаза руками, вероятно, размазывая аккуратный макияж, который сделала сегодня утром.

— Её сегодняшнее появление было нелогичным. Сначала она должна была убить меня, другие Вороны бы спрятали тело, а потом… — Меня пробирает дрожь. — То, что она сделала сегодня, не похоже на неё. Это была импровизация. Позвольте мне с ней поговорить.

Нирида медленно убирает руку с меча, но лишь затем, чтобы сделать знак согласия — приглашение вернуться в спальню, где Алия всё ещё без сознания.

Кириан тоже кивает, но я на мгновение замираю.

— Ты помнишь, о чём нужно спросить меня, если засомневаешься, кто я? — осторожно проверяю я.

В глазах Кириана вспыхивает что-то, когда он кивает.

— Ты должна напомнить мне, когда я впервые понял, что ты Одетт.

Церемония Отсайлы. Фонарики и надежда, которую он, как ему казалось, видел в моих глазах.

Теперь всё это кажется таким далёким.

Я киваю и делаю шаг к нему, поднимая руку к его шее. То, что могло бы показаться небрежным прикосновением, на самом деле напоминание о метке за его ухом, той самой, что я оставила ему.

Мы оба знаем, как защитить себя. По крайней мере, от этого.

Нирида откашливается, и я решаю не тратить время зря.

Я снова принимаю облик Лиры и оставляю дверь приоткрытой — на всякий случай. Всё ещё помню, как она нанесла мне этот шрам, который чуть не стоил мне миссии, а возможно, и жизни. Мои пальцы невольно касаются шероховатой кожи за ухом. Если бы он был чуть более заметным, меня бы, вероятно, исключили из программы Лиры, из всех программ… и, возможно, просто списали.

Я беру кувшин с водой с прикроватного столика, опускаюсь перед ней с той степенью достоинства, которую позволяет мне это зелёное платье, и выплескиваю воду ей на голову.

Алия просыпается с резким вздохом, её крик застревает в горле.

— Доброе утро, Алия, — мурлычу я, надевая маску, необходимую для этой роли.

Она моргает, оглядывается по сторонам и морщится, осознав, что связана.

— Развяжи меня, пташка. Не будь смешной, — шипит она.

— Сначала ты ответишь на несколько вопросов, а потом я решу, пронзить ли твоё сердце этим кинжалом.

Я достаю его из-под юбок и осторожно кладу на пол — достаточно далеко, чтобы она не смогла дотянуться даже ногами.

Я знаю, насколько она ловкая.

Алия раздражённо выдыхает и стаскивает с себя туфли на каблуках, оставаясь босой, будто устраиваясь поудобнее.

— Ты хотела убить меня? — спрашиваю я.

Алия коротко, горько смеётся и смотрит на меня с откровенным презрением.

— Не оскорбляй меня, Бреннан. — Имя моего наставника, которое мы использовали между собой для различия, обжигает грудь, словно раскалённое железо. — Если бы я хотела твоей смерти, мы бы сейчас не разговаривали.

— Смелое заявление для того, кто промок до нитки и привязан к столбу кровати.

Алия проводит языком по нижней губе, слизывая оставшиеся на ней капли воды.

— Поверь, пташка. Я здесь, потому что сама этого хочу.

Я почти смеюсь её наглости, этой жестокой самоуверенности, знакомой мне ещё с Ордена. Но в её словах есть правда: что-то действительно не сходится. Это не её метод.

— Если ты не собиралась меня убивать, то какова была твоя миссия?

Алия откидывает голову назад и чуть улыбается.

— Моя миссия, как я уже говорила тебе в своё время, — напомнить о твоей цели: уложить Эрис в постель, выйти за него замуж, надеть эту ужасную корону и родить прекрасных наследников…

— Как видишь, тема голов и корон сейчас довольно болезненна, — отвечаю я. Алия награждает меня волчьей улыбкой. — И какая у тебя теперь миссия?

Её лицо мрачнеет, когда она отвечает:

— Никакой миссии нет.

Я прищуриваюсь.

— Орден поддерживает революцию?

Смех, похожий на лай: хриплый, печальный, безумный.

— Орден с удовольствием снесёт твою милую головку с плеч, можешь не сомневаться.

Я провожу пальцами по полу и сжимаю кинжал.

— Что ты здесь делаешь, Алия? Хватит игр. Я устала, и терпения у меня почти не осталось. Не хочу тратить его на тебя. Зачем ты пришла? — повторяю.

В её взгляде — чистый вызов. Возможно, поэтому я оказываюсь не готова к её следующим словам, произнесённым с яростью и отчаянием:

— Потому что мне некуда было идти.

У меня пересыхает горло. Эти слова, то, что они на самом деле означают…

— Ты лжёшь, — бросаю я.

— Почему я должна лгать о чём-то таком унизительном и глупом? — огрызается она с обидой.

— Потому что Орден попросил тебя сделать это.

— Орден ничего от меня не просил, — парирует она. — Я им больше не принадлежу, — добавляет, растягивая каждое слово.

Я поднимаю брови.

— Ты дезертируешь, и первое, что делаешь, это ищешь меня? Меня? — Улыбаюсь ей той же волчьей улыбкой и чуть двигаю кинжал в её сторону. — Думала, ты лучше умеешь плести ложь, Алия. Может, поэтому тебя не выбрали для этой миссии.

— Я нашла тебя, потому что ты единственная, кто осмелился сбежать от них. Потому что я устала слепо подчиняться приказам и надеялась, что ты поймёшь, что это такое — прожить жизнь, совершая ужасающие поступки ради прогнившей цели.

Я опускаю кинжал медленно, но не отпускаю его.

Не знаю, верю ли я ей. Хочу верить, но… это Алия. Я видела, как она хватала девушку за волосы и разбивала её лицо о стол, пока та не теряла сознание. Слышала, как она размахивает ложью, словно оружием, не задумываясь о последствиях.

Я опираюсь руками на колени и поднимаюсь, не отводя от неё глаз.

— Решим, что с тобой делать, к закату, — выношу я приговор.

Мне нужно поговорить с ними. Мы должны найти способ справиться с этим, не убивая её и не подвергая себя опасности — два понятия, которые сейчас кажутся абсолютно противоположными.

— Ты мне не веришь, — бросает она с отвращением. — Ты не поверила ни единому слову.

Алия пристально смотрит на меня.

— Это тебя удивляет? Мы выросли вместе. Я слишком хорошо тебя знаю. — Я поворачиваюсь к ней спиной. — У тебя есть время подумать, хочешь ли ты остаться при своей версии.

Усталый вздох, шорох её юбки, движение, и вдруг раздаётся звук чего-то скользящего и падающего. Я оборачиваюсь, с сердцем в горле и пальцами, сжимающими кинжал до побелевших костяшек.

Инстинкт не готовит меня к тому, что я вижу.

Два серых миндалевидных глаза смотрят на меня в ответ. У Алии теперь другое лицо — более мягкое, но и более беспощадное. Эфирная, почти пугающая красота: заострённый подбородок, маленький прямой нос, высокие скулы. Её волосы, чёрные, как крыло ворона, такие гладкие, что напоминают шёлк.

А её верёвки, которые мы так тщательно завязали на запястьях, теперь лежат на полу, словно две обезглавленные змеи.

Секунда растерянности оборачивается для меня слишком высокой ценой, но это меня не пугает. Пока я бросаюсь на неё, безоружную, уверяю себя, что всё закончится быстро, даже если я не хочу причинять ей вред. Ведь у меня кинжал, а Кириан и Нирида — всего в нескольких метрах.

Но стоило мне шагнуть к Алии, как моя правая рука резко откидывается назад с такой силой, что я чувствую, как натягивается сухожилие, а оружие вылетает из пальцев и отскакивает в угол комнаты.

— Чёрт… что за…?

Я не успеваю закончить мысль, не успеваю осмыслить происходящее.

Алия поднимает лицо — злое, прекрасное лицо, — и в её руке оказывается тот самый кинжал.

Сердце замирает.

Даже смутное, примитивное осознание охватывает меня, и я принимаю решение.

— Кириан! — кричу. — Нирида! Не входите! Не…

Бесполезно. Я должна была догадаться.

Дверь распахивается с грохотом, и первым врывается он. Его взгляд устремляется на меня, затем на неё. Он бросается, между нами, чтобы преградить ей путь, но в тот же миг то же движение, что сбило меня с ног, выбивает меч из его руки.

Кириан даже не успевает испугаться, не успевает понять, что происходит. Невидимая сила с яростью швыряет его назад, впечатывая в стену, и он падает, как тряпичная кукла.

Моё тело реагирует, пусть и слишком поздно.

Я пытаюсь добраться до неё, но неожиданная сила преграждает путь. Я чувствую ледяные руки, которые сжимают мою шею с такой мощью, что я падаю на колени, задыхаясь, а в глазах выступают слёзы.

Краем глаза я вижу Нириду. Она тоже пытается напасть на Алию, но безуспешно. Её тело с грохотом отбрасывается на туалетный столик, и я содрогаюсь от этой жестокости.

А я… Я продолжаю задыхаться. Воздух не проходит через горло. Мои лёгкие горят, пока ногти царапают невидимые пальцы, сжимающие меня всё сильнее.

Алия стоит передо мной, словно один из мстительных духов Волков, — грациозная и смертоносная.

— Я говорила тебе, что пришла сюда по собственной воле, но моё терпение не безгранично, пташка, — её голос, нежный и холодный, звучит слишком мягко на фоне всей этой жестокости.

Сила, что наполняет воздух, пульсирует в висках, в груди, в горле, которое вот-вот сломается.

Сквозь туман реальности я слышу звук, сперва тихий, затем всё громче. Одного взгляда Алии хватает, чтобы этот звон превратился в оглушительный грохот, и я молю богов, чтобы Кириан успел уклониться.

Нирида тоже поднимается. Я вижу её, когда поворачиваю голову. Она стоит, цепляясь за край столика.

Алия смотрит на неё, и невидимая стена преграждает её путь. Лицо Нириды краснеет от напряжения, руки подрагивают, но она не может сдвинуться с места.

Чёрная тень, что знает, что никто из нас больше не представляет угрозы, склоняется ко мне с изяществом, которому невозможно научиться. Её рука касается моей щеки, и она шепчет:

— Я хочу, чтобы ты это увидела.

Воздух с внезапной яростью врывается в мои лёгкие, и я жадно втягиваю его, пока новый удар не потрясает всё вокруг, словно разрывая меня пополам.

Комната исчезает. Уходит ощущение удушья и гнетущая тяжесть этой странной, тёмной силы.

И вот передо мной, словно мерцающие звёзды, вспыхивают прекрасные образы, звуки, ощущения…

Добрая, детская улыбка, которая со временем становится такой ослепительной, что на неё больно смотреть. Я ощущаю прикосновение пальцев к своей руке, электрический разряд, пробегающий по коже.

Это воспоминания. Воспоминания Алии, осознаю я. И я… Я в самом центре этого вихря, кружащегося с головокружительной скоростью. Я переживаю её изумление, её тоску… и её любовь, как будто сама была частью этой жизни.

Я чувствую солнечные лучи на животе, пока чьи-то пальцы рисуют круги вокруг моего пупка. Я смотрю на неё и думаю, есть ли у меня хоть какой-то шанс. Она сладкая, красивая, а в своей истинной форме у неё чуть кривые зубы. Но это делает её ещё более притягательной, ещё более особенной.

Я считаю веснушки на её носу, пока сбиваюсь с счёта, потому что её губы накрывают мои.

Прикосновения. Поцелуи. Раздирающие обещания. Глубокая, интенсивная, всепоглощающая любовь, разорванная на куски настолько, что это причиняет физическую боль.

Воспоминания темнеют, окрашиваясь в серый, когда она уходит навсегда.

А потом приходит задание: Дана, горничная новой Лиры.

Опасный двор, приказы и игры Эрис. Та ужасная, отвратительная ночь. Боль в костях. Отвращение. Тошнота.

А затем ещё приказы, ещё требования и, наконец, последний.

Простая смерть. Лёгкая, незамысловатая.

Мой нож проникает в сердце девушки, и я сломлена. Я так измучена, что хочу плакать. Но я подчиняюсь, потому что ничего другого не могу сделать. Я нажимаю сильнее, укладывая её тело на землю, у себя на руках. И тогда… тогда она меняется, и я снова вижу ту самую добрую улыбку, те чуть кривые зубы. Я вижу ужас на её лице, не желающем умирать в безвестности; последний крик, последнюю мольбу, чтобы кто-нибудь её заметил, чтобы кто-нибудь узнал, кто она.

А я… я чувствую этот нож, словно он пронзает моё собственное сердце. Я так ошеломлена, что не могу даже обернуться в ту форму, которую она любила, чтобы обнять её.

И она умирает, так и не узнав, что это любовь всей её жизни забрала её жизнь. А я позволяю ей уйти, не попрощавшись по-настоящему, не обняв её, не попросив прощения, не пообещав встретиться в другой жизни. Она умирает одна.

Я возвращаюсь в реальность с судорожным вдохом. Захлёбываюсь воздухом, мои руки взлетают от горла к груди. Боль жгучая, острая, почти невыносимая.

Я всхлипываю, осознавая и переваривая всё, что она мне показала.

— Пройдёт, — говорит Алия, стоя напротив меня.

Теперь ничто не удерживает меня, ничто не крадет мой воздух; но я всё равно не в силах пошевелиться, застыв в рыданиях.

И она права. Постепенно моё сердце осознаёт, что эта боль не моя, что эти ужасные эмоции никогда мне не принадлежали. Но они всё же остаются, как горькое послевкусие в конце долгого глотка.

Я смотрю на Алию. Её серые глаза кажутся мне грустнее, чем когда-либо прежде.

Сила, державшая в плену Кириана и командира, исчезает. Нирида реагирует первой, мгновенно приставляя клинок к горлу Алии, но я поднимаю руку.

— Нет! — Голос мой хриплый и сорванный. — Она не причинит нам вреда.

Одного взгляда на Алию достаточно, чтобы понять это, хотя Нирида не опускает меч.

Алия остаётся неподвижной.

— Она дезертировала, — объясняю я. Кириан осторожно подходит ближе, его взгляд метается между ней и мной, будто он никак не решит, куда устремиться. — Она больше не Ворон.

— Любопытный способ доказать это, — шипит Нирида, всё ещё чуть запыхавшаяся.

Улыбка Алии полна веселья.

— Повезло, что я не разорвала тебе органы. Последний раз, когда я пыталась сдержать кого-то, всё закончилось гораздо хуже… — Она осмеливается окинуть Нириду взглядом с ног до головы, как будто действительно удивлена, что та цела.

— Что ты здесь делаешь? — жёстко спрашивает Нирида.

Алия пожимает плечами.

— Кажется, я только что подтолкнула королеву Сулеги к революции.

— Ты собираешься помочь нам? — тихо спрашиваю я.

Осторожно поднимаюсь на ноги, подавляя желание прикоснуться к груди, где боль всё ещё невыносимо сильна.

Неужели с этим она живёт? Вот та тяжесть, которую она носит в себе каждый день? Одной минуты хватило, чтобы разорвать меня на части. Я не могу представить, что значит чувствовать это постоянно.

Алия, похоже, обдумывает мои слова.

— Волкам выгодно свергнуть Львов, а значит, и Воронов, — её взгляд становится опасно светлым. — А я хочу их уничтожить.

По моему позвоночнику пробегает холодок, когда я вижу её красивую, но полную обещаний смерти улыбку. Кириан делает шаг ко мне, его рука осторожно скользит вдоль моей спины, успокаивая.

Алия замечает этот жест. Она задерживает взгляд на его руке, потом снова смотрит на меня, когда я произношу:

— Ты можешь… Ты можешь колдовать.

— А ты не можешь? — Она поднимает тёмную бровь.

На миг я колеблюсь. Сомневаюсь лишь на секунду.

— Я даже не знала, что могу, до недавнего времени, — отвечаю с тревогой. — Мы…?

Не успеваю договорить, хотя даже не знаю, как закончила бы эту фразу. Ведьмы? Тёмные создания? Дочери Мари?

— Не знаю. Понятия не имею. Я поняла это, когда была с Амитой. — Её выражение становится жёстче, и мне не нужно спрашивать, чтобы понять, о ком речь. Ещё один Ворон. Тот, в которого она влюбилась. Тот, кого она недавно убила — вынужденно, по приказу Ордена, как я понимаю. — Мы попробовали пару трюков, но недавно… я поняла, что в своей истинной форме обладаю огромной силой.

Алия бросает взгляд на Нириду, которая так и не опустила меч.

— Выше, командир, — мурлычет она. — Сердце — вот здесь. — Она дразнит её, указывая рукой на место, где клинок должен пронзить плоть.

Нирида не выглядит напуганной.

— Как ты это делаешь? — спрашиваю я.

Алия медленно поворачивает ко мне голову и кивает в мою сторону.

— Для начала тебе нужно быть собой. Это не работает, если ты носишь маску.

Я выпрямляюсь. Что-то внутри меня восстает против самой мысли показать ей своё истинное лицо. Но воспоминания, которые она доверила мне, всё ещё свежи: боль и мука цепко держатся за мои кости, как холодный январский дождь.

Медленно я возвращаюсь к своей настоящей форме и позволяю Алие смотреть на меня. Её дерзкий взгляд не скрывает ни любопытства, ни удивления.

Она ухмыляется — жестоко и язвительно — и, глядя на Кириана, говорит мягким голосом:

— Перемена к лучшему, правда?

Капитан рычит в ответ, но я поднимаю руку, останавливая его, прежде чем он сделает что-то, что может её разозлить. В поддержку революции или нет, Алия уже доказала, что может уничтожить нас всех одним только желанием.

— Алия, — строго говорю я.

Её улыбка становится ещё прекраснее и опаснее, словно извинение.

— Что ты собираешься делать?

Я не была готова к такому вопросу.

— Я даже не знаю, на что способна.

Её тёмные брови чуть поднимаются, и она внимательно меня изучает, намеренно игнорируя угрожающий меч Нириды. Затем она начинает ходить вокруг меня кругами.

— Если ты такая, как я, а я думаю, что мы обе такие же, как остальные Вороны… то ты можешь всё.

Я хмурюсь.

— Что ты имеешь в виду?

Она пожимает плечами, не переставая смотреть на меня.

— Когда я швырнула твоего капитана через всю комнату, мне достаточно было просто захотеть. Когда я парализовала твоего командира, я лишь подумала, что это необходимо. Хочешь ещё демонстрацию?

— Может, что-то другое на этот раз? — язвительно отвечаю я.

Алия вздыхает, словно это её утомляет.

Она продолжает ходить, бросая взгляд на столб, к которому её недавно привязали. Невидимые когти оставляют на дереве глубокую царапину, такую резкую, что древесина трескается, словно от удара.

На столбе остаются отметины, как будто какой-то зверь оставил на нём свои когти.

И только подумать, что Алия могла бы сделать то же самое с моим горлом, с Кирианом или с Ниридой… У меня стынет кровь.

— Я не могу так, — говорю я.

— Уверена, что можешь, — скучающим тоном отвечает она и останавливается прямо передо мной. — Подумай о том, чего хочешь, и возьми это. Всё просто.

— Без последствий? — шепчу я.

— Без последствий.

— А как же закон тройного возврата? Ты ничего не чувствуешь потом?

— Мы не ведьмы, пташка. На нас этот закон не действует.

— Это невозможно. У магии есть цена. Если бы её не было, если бы не существовало ограничений…

— Мы могли бы уничтожить Львов и стереть с лица земли каждого мерзавца из Ордена, — мурлычет она. В её серых глазах вспыхивает что-то холодное и острое. Она небрежно взмахивает рукой. — Конечно, есть ограничения. Я устаю, когда делаю эти… трюки. Если использовать их слишком долго, истощаюсь и потом едва могу двигаться. Я хотела найти тебя и прийти к тебе, но магия заставила меня пересечь Проклятую гору, и когда я оказалась по ту сторону, потеряла сознание. Очнулась через три дня в хижине бедного юноши, который сначала подумал, что я мертва.

Три дня…

Энергия. Вот и вся цена? Возможности разворачиваются передо мной с ошеломляющей ясностью. Мне кажется, что командир Волков тоже думает о том же. Возможно, я окажусь для неё куда полезнее как Одетт, чем как Лира… если я действительно способна на всё это.

— Ждёшь приглашения? — дразнит она.

Я думаю о хиру, о демонах Проклятой. Думаю о том, что сделала с Ниридой, с собой и с Кирианом. Я поднимаю руку, вытягивая её ладонью вперёд.

Если всё так просто, если нужно лишь призвать это, чтобы оно появилось… я должна справиться.

Я думаю о пламени, маленьком, горячем, и внезапно огонь вспыхивает в моей ладони.

Мои глаза расширяются.

Нирида ругается, а Кириан инстинктивно подходит ближе. Вместо того чтобы отстраниться, он словно стремится защитить меня от меня самой.

— Это просто, — шепчу я, ошеломлённая.

Так, так просто…

Я гашу пламя, чувствуя, как страх и уважение охватывают меня.

— Я научу тебя тому, что знаю, если захочешь.

Мягкое предложение, которое в любых других обстоятельствах я бы отвергла, учитывая, от кого оно исходит. Но сейчас…

Я киваю.

— Да, я хочу.

Алия также легко кивает, а затем переводит взгляд на то, как на неё смотрят Нирида и Кириан.

— А вы? Позволите мне сотрудничать?

В её голосе слышится веселье, но под ним кроется что-то холодное и твёрдое, почти как вызов.

— Мы обсудим это, — решительно отвечает Нирида, убирая меч и скрещивая сильные руки на груди. — За закрытыми дверями.

И то, как она это говорит, этот нахмуренный взгляд…

— Покажи им, Алия, — прошу я, понимая, что командир размышляет над тем, стоят ли возможные риски от её помощи той выгоды, что она может предложить. — Покажи им то, что показала мне.

Если даже я, зная её достаточно, чтобы никогда не хотеть приближаться, уверена в её мотивах уничтожить Орден, то они, потерявшие столько и стольких, поймут это ещё лучше.

— Это личное, пташка. Если они не хотят моей помощи, я не стану умолять их принять её. Я знаю, что найду других, кто сумеет воспользоваться моими многочисленными и разнообразными талантами.

Она бросает долгий взгляд на Нириду, когда произносит последние слова, и её губы изгибаются в острой, хищной улыбке.

Я не спрашиваю, почему она решила поделиться этим именно со мной. Пока что.

— Итак, у тебя есть, где остановиться, пока мы обсуждаем?

Алия быстро меняется, принимая облик Лиры, и с небрежным жестом расслабляет плечи.

— Конечно, в моих покоях.

Я не спорю. Даю знак Кириану и Нириде, которая, похоже, решила удерживать её взгляд даже тогда, когда мы уходим.

— Пташка, — зовёт она, когда мы почти у двери. Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на неё. — Меня зовут не Алия.

Я понимаю, о чём она просит.

— Меня зовут Одетт, — отвечаю.

Имя всё ещё кажется мне чужим.

— Одетт, — тихо повторяет она. — А я — Ева.

— Ева, — эхом отзываюсь я. — Приятно познакомиться.

Она дарит мне улыбку — более мягкую, чем те, что носила Лира, — а затем скрывается в своей комнате, позволяя нам уйти.

Глава 19

Одетт

Я пересекаю коридор к покоям Кириана в обличии Лиры, торопясь, будто кто-то с лучшим чувством моды, чем у Нириды, может заметить, что платье, которое я сейчас ношу, вовсе не то, что было на Лире при встрече с королевой.

Нирида опускается на подушки, которые мы недавно делили, когда пили вино, и с глубоким вздохом складывает руки на груди.

— Подруга?

— Скорее соперница, — отвечаю я. — Вторая лучшая кандидатка на роль Лиры, — добавляю.

— Они были одинаковыми. Она была точь-в-точь как ты, когда… ну, ты понимаешь, — замечает Нирида, бросая взгляд на Кириана, который остановился за моей спиной. — Мне она не нравится. Совсем не нравится. Она обманула меня, и я это проглотила.

— Она всю жизнь готовилась к этому, — успокаиваю я. — Она могла бы обмануть кого угодно.

Нирида чуть нахмурилась, все еще недовольная. Затем поднимает взгляд и смотрит на Кириана с любопытством.

— Только не тебя, — отмечает она. — Как ты узнал, что это не она?

Кириан бросает на меня быстрый взгляд, тут же отводит глаза и лишь пожимает плечами, прежде чем сесть рядом с командиром.

— Просто знал, — спокойно отвечает он.

Нирида выдыхает проклятие и качает головой.

— Она опасна. Очень опасна. Ты думаешь, ей можно доверять?

Я облизываю губы. Раньше — нет, но то, что с ней сделали…

— Она пережила много, и Вороны отняли у нее все. Не знаю, будет ли она верна нашему делу, но уверена, что она будет верна своей мести. А сейчас, честно говоря, нам это на руку. Разве нет?

Нирида поднимает брови, услышав, как я использую «нам», но оставляет это без комментариев.

— Не знаю. Если правда, что ее магия не имеет границ, что ее останавливает только недостаток сил или энергии… она способна на что угодно, в любой момент. Если однажды она решит, что сотрудничать с нами ей невыгодно, что помешает ей избавиться от нас?

— Я, — отвечаю я, и больше всех удивлена собственным голосом. Я смотрю на свою ладонь. Столько возможностей… — Если Ева согласится работать с нами, я буду за ней следить.

Ее имя звучит непривычно на моих губах.

Нирида несколько секунд смотрит на Кириана.

— Нам бы не помешал кто-то вроде нее. Кто-то с такой силой.

— Решать вам, — спокойно заявляет Кириан.

Нирида проводит рукой по волосам.

— Кроме того, что она опасна, она, кажется, еще и безумна, — бормочет она.

Но по ее улыбке я понимаю, что она скажет дальше.

— Я скажу ей, что мы берем ее в команду.

Я даже не успеваю сесть, а Кириан внимательно следит за мной, пока я иду к выходу. Он ждет, что я что-то скажу. Может быть, о том, почему я опоздала на аудиенцию. Или, возможно, о его предложении.

Мгновение слабости, предполагаю.

Но я ничего не говорю. Лишь прощаюсь. И он не идет за мной.

Я возвращаюсь в свои покои, или, вернее, в покои Лиры. Вижу Еву в гостиной — она сидит с прямой спиной на подушках, и платье кажется на ней слишком громоздким. Несмотря на это, ей удалось закинуть ногу на ногу и сложить руки на коленях с неким изяществом. И ее лицо…

— Что ты делаешь с этим лицом? — спрашиваю я, снова увидев взгляд Лиры, направленный на меня.

Она поднимает брови. Этот снисходительный, скучающий жест ей удается лучше, чем мне. Затем кивает в сторону.

— Кажется, моя свояченица решила нанести мне визит, — замечает она с ласковой улыбкой.

У меня почти вырывается ругательство.

— Аврора, — произношу я, удивленная. — Что ты здесь делаешь?

Девушка сидит напротив Евы, спиной ко мне. На ней простое черное платье, подчеркивающее талию корсетом насыщенного красноватого цвета. Ее глаза, такие похожие на глаза брата, сохраняют ту же печаль, которую я когда-то заметила.

— Я сбежала от стражников, которых отправил мой брат. А ты кто?

И тут я понимаю.

— Прости, ты меня не знаешь, но я знаю тебя.

Аврора смотрит на меня молча, затем склоняет голову на бок.

— Ложь. Я знаю тебя, но не могу вспомнить, откуда.

— Я одна из солдат твоего брата. Возможно, ты видела меня.

— Это неправда, — бормочет она, заинтригованная, и слегка наклоняется вперед. — Ты спишь с ним?

— Нет, — отвечаю я.

— Тоже ложь, — удивляется она, кажется почти восхищенной. Поворачивается к Еве: — Ты знала?

Ева, ошеломленно наблюдающая за происходящим, приподнимает брови.

— Я потрясена, — заявляет она, прижимая руку к груди с наигранной театральностью.

— Да ладно, — шепчет Аврора. — Ты знала. И ты тоже с ним спишь, пока он там?

— Иногда даже одновременно.

— Ева… Лира! — восклицаю я, чуть не сорвавшись.

— Вранье. Вы обе врете. Только и делаете, что врете, — удивляется она. — Когда у тебя с моим братом все закончилось? — спрашивает она, смотря прямо и бесстыдно.

— Когда он начал спать с ней, — спокойно отвечает Ева, кивая в мою сторону.

Аврора недовольно морщит лицо.

— Ты когда-нибудь спала с ним?

— Лира, не отвечай, — предупреждаю я.

Но Ева смотрит на меня, чуть улыбается и, будто желая увидеть мир в огне, отвечает:

— Да.

— Ты врешь, — восклицает Аврора, потрясенная.

Ева улыбается еще шире, наслаждаясь моментом.

— Кто это? — спрашивает она, оборачиваясь ко мне.

— А ты кто? — в свою очередь спрашивает Ева.

Кажется, у меня сейчас начнется мигрень.

— Аврора, ты хочешь увидеть своего брата?

— Если честно, нет, — категорично отвечает она. — Меня это куда больше интригует.

— Ты так и не сказала, что здесь делаешь, — замечаю я.

Я смотрю на Еву, которая откинулась в кресле с довольным видом, наблюдая за происходящим, словно за спектаклем.

— Лира, пойдем со мной.

— Я тоже предпочту остаться здесь, — улыбается она.

— Лира, — настаиваю я.

И она уступает. Неохотно поднимается, и мы оставляем Аврору в гостиной, полную любопытства и интриги.

— Что это за сила у нее? — спрашивает Ева, как только я закрываю за собой дверь.

— Думаю, она не может лгать. И ей тоже нельзя лгать.

— Что? — переспрашивает Ева, следуя за мной, пока я быстро шагаю вперед.

— Не знаю. Но мне нужно предупредить Кириана.

Когда я подхожу к двери его покоев и собираюсь войти, Ева кладет руку на мою.

— Ты хотела мне что-то сказать?

Она произносит это спокойно, но я замечаю беспокойство за маской безразличия.

— Они рассчитывают на тебя, — отвечаю я.

Ева вздыхает.

— А ты? — задает она следующий вопрос.

— Пока я часть этого… — бормочу я.

— Что ты имеешь в виду?

— Я ничего не знала о революции, — признаюсь. Осматриваюсь по сторонам. Коридор пуст, но говорить здесь об этом, да еще и с ней, кажется плохой идеей. Я не останавливаюсь. — Я здесь не по своей воле.

— А кто тебя удерживает? — спрашивает она, усмехаясь, но ее лицо становится жестче, когда она понимает, что я говорю правду.

— Все сложно.

— Неужели?

Ева долго смотрит на меня, ее серые глаза блестят холодным металлическим блеском. Но она не давит, не ожидает, что я расскажу ей больше.

— Я прогуляюсь, — заявляет она. — А ты иди, расскажи им.

Затем она исчезает, уходит с походкой, которую могла бы выработать настоящая Лира: выверенной, тщательно отточенной, но уже ставшей естественной.

Когда я захожу в комнату, рассказываю, кто только что появился на вилле, и Кириан ругается сквозь зубы.

Азери

Существует две истины: истина смертных и истина богов; последняя принадлежит лишь самим богам и тем, кого они удостаивают своей благодати.

Азери, что на языке магии означает «лиса», — это имя, которое смертные дали гению лжи. Ведь он часто принимает облик этого животного, чтобы являться людям.

Все знают, что Азери является носителем божественной истины и что он дарует её лишь избранным. Проходят столетия, прежде чем Азери выбирает нового избранника. Вот почему смертные, живущие в Землях Волков, оставляют для него подношения, чтобы привлечь его внимание: кровь зимних жертвоприношений, кур, коз, привязанных у границы леса, а если зовущие достаточно богаты, то целых коров, кроликов или телят.

Селяне, прибегающие к таким обрядам, никогда не знают, стал ли Азери их гостем или же подношение досталось дикому зверю. Они не имеют права приближаться к лесу, пока там оставлены дары: гений должен сам выбрать, кто ему по душе, а присутствие у подношения считалось бы нарушением и оскорблением.

Поэтому никто никогда не видел его прихода.

С течением времени и из-за долгих конфликтов между Волками и Львами почитание Азери стало забываться. В Землях Волков всё реже приносили жертвы в его честь.

Прошло много времени с тех пор, как этому дому последний раз приносили подношения, но сегодня господа усадьбы забили несколько голов скота, чтобы отдать их крестьянам, а воздух у хлева пропитан запахом крови.

Азери голодал годами, поэтому, почувствовав запах крови и обнаружив у сада подарок, предназначенный для него, он не раздумывает ни секунды.

Маленький человеческий детёныш широко раскрывает глаза от удивления, заметив его. Девочка не выглядит напуганной, пока Азери не хватает её за крошечную щиколотку своими клыками и не утаскивает в лес.

Прошли века с тех пор, как смертные оставляли подобные дары. Со временем люди стали слишком мягкими: жертвовать себе подобных, даже врагов, стало считаться варварством. Азери этого не понимает.

Ребёнок кричит, не переставая. Удивительно, как из такого маленького тела могут исходить такие ужасные звуки. Её пухлые ручки тщетно пытаются зацепиться за камни, корни деревьев, терновые кусты…

Всё вокруг кажется погружённым в молчание, пока к её крику не присоединяются другие. Через мгновение мальчик выскакивает из чащи, которую только что пересёк Азери.

На нём меховой плащ, шапка скрывает тёмные, завитые от влажного снега волосы, а глаза — ледяные, как у детей Севера, — расширены от ужаса.

Человеческий мальчик, несмотря на страх, хватает камень и бросает его в лицо гению лжи.

Азери рычит, не выпуская жертву, и от этого девочка кричит ещё громче, извиваясь от боли.

Этот мальчик, думает гений, не предназначен для меня. Но зима долгая, и я голоден. Почему бы не забрать обоих?

Но прежде, чем он решает действовать, из того же направления выбегает третья фигура — старшая из троицы, девочка, которая, несмотря на страх, сохраняет удивительное хладнокровие.

— Кириан, хватай Аврору! — кричит она брату и тут же нагибается, чтобы подобрать длинную палку, оказавшуюся под рукой.

С палкой в руках она приближается с решимостью, которую позавидовали бы многие командиры. Маленький Кириан, борясь со страхом, делает шаг навстречу гению, который для него — просто зверь. Он тянется к Авроре и хватается за её руки.

Азери сжимает клыки сильнее, впиваясь в нежную плоть девочки. Она рыдает от ужаса и боли.

Старшая сестра продолжает держать палку, словно это меч, выкованный из лунного металла. Она отважно угрожает Азери, даже осмеливается коснуться его палкой. В ярости от такой дерзости гений делает рывок, почти выбивая Аврору из рук Кириана.

Несколько мгновений кажется, что Азери отпустит девочку лишь для того, чтобы сломать шею мальчику и растерзать их сестру. Снег усиливается, падая на троицу, будто не замечая их ужаса. Крики Авроры сливаются с рычанием гения, а звери леса прячутся, чтобы переждать опасность.

Они никогда не узнают, была ли это воля Азери, случайность или их собственная решимость, но в тот момент гений поднимает глаза и всё меняется… потому что он видит меня.

Его последний рывок разрывает кожу Авроры, оставляя страшный след, но он не добивается большего, кроме как сорвать маленький ботинок.

Девочка больше не кричит, хотя рана, без сомнений, ужасно болит. Кириан подхватывает её на руки, как может, и шепчет старшей сестре, которая всё ещё держит палку, направленную в сторону Азери:

— Уходим.

Эдит, которая всё ещё выше своего младшего брата, подхватывает Аврору, когда у Кириана больше не хватает сил.

Позже они купают малышку, чтобы согреть её, и перевязывают рану украденными из дома простынями. Аврора всё расскажет за ужином, но её родители не поверят ни единому слову.

Глава 20

Одетт

Вердикт королевы объявляют на следующую ночь, после долгого и странного дня, в течение которого мы привыкаем к присутствию Евы в наших планах, даже если она разумно держится в стороне.

Называть её этим именем непривычно, думать о ней как о ком-то, кроме одной из учениц Алии, странно, но она ни разу не называет меня Лирой, как и Бреннан. А я знаю, насколько важны имена. Именно поэтому я отношусь к ней с таким же уважением.

Кириану тоже приходится привыкать к сестре. Я слышу их спор через дверь, стоя рядом с Ниридой, пока они не выходят, чтобы сесть с нами за маленький столик. Кириан просит меня сменить облик.

— Так будет проще всё объяснить, — считает он.

Когда наступает момент, я готовлюсь к встрече с Евой. Она позволяет себе парочку замечаний о платьях, которые я предпочитаю игнорировать, но всё же, хотя и с некоторым недоверием, позволяю ей заплести мои волосы в изящную прическу перед тем, как надеть тиару с черными бриллиантами.

Она сопровождает нас к залу аудиенций, оставаясь в тени, в своей истинной форме. Авроре идти запрещено. Если она заговорит, последствия могут быть катастрофическими. Нирида и Кириан ведут меня по коридору, который сегодня, в отличие от прошлого раза, заполнен стражей.

Может быть, решение королевы неблагоприятно для нас, и охрана здесь, чтобы сдержать возможный всплеск гнева?

Я замечаю, как Кириан смотрит на командира, которая напряжена не меньше, раз уж обратила внимание на усиленную охрану даже здесь.

Двое стражников распахивают раздвижные двери, приглашая нас войти. В этот момент я ощущаю руку Кириана на своей спине, что нарушает любое подобие протокола, который мы притворялись соблюдать.

Одного взгляда достаточно, чтобы понять его вопрос. Всё в порядке?

Я киваю. Я знаю, как это сделать.

Когда мы входим, из зала выходят несколько стражников, делая аудиенцию более приватной.

Эльба стоит справа от большого экрана, за которым скрывается фигура королевы. Меня предупреждали об этом: я не буду говорить с ней напрямую. Возможно, это связано с какой-то традицией или суеверием, запрещающим ей показываться кому-либо.

Слева от неё стоит упомянутая ведьма — женщина в чёрном, с распущенными и вьющимися волнами волос, спадающими на плечи. Её взгляд спокоен и чист, осанка горделива, а выражение лица умиротворённое. Кайя. Именно так её называли.

Свет огней заставляет тень королевы колыхаться. Она сидит на троне, но даже так заметно, насколько она миниатюрна, насколько узкие её плечи. Конца её ног не видно — они скрыты тканью платья или церемониальной мантии. На её голове — изящная корона, настолько утончённая, что даже издалека, сквозь тени, я различаю сложный узор металла, переплетающегося в прекрасные формы.

— Королева королей, — приветствует меня Эльба с уважительным поклоном, — королева Друзилла обдумала вашу просьбу и пришла к выводу.

— Ваше Величество, — обращаюсь я к королеве, — надеюсь, вы учли мои слова.

Тень монарха колышется за экраном. Я так нервничаю, что даже не могу остановиться, чтобы рассмотреть прекрасные узоры, выгравированные на нём.

Кайя, ведьма, вытягивает шею и, спустя пару мгновений, поднимает голос, чтобы сказать:

— Величественная королева Друзилла взвесила риски и выгоды, связанные с поддержкой повстанцев в гражданской войне. Она решила предоставить убежище всем, кто пересечёт границы Сулеги и сумеет добраться сюда. Она примет беженцев и позаботится о них. Однако тратить столь ценные ресурсы сейчас, когда война Сулеги со Львами может быть ближе, чем кажется, было бы слишком большим риском. Королева не окажет военной поддержки восстанию Волков.

Нирида, стоящая на шаг позади, выпрямляется; её спина напряжённо ровная. Кириан сжимает и разжимает кулаки по бокам.

А я…

— Ваше Величество…

Я делаю шаг вперёд, и пара стражников тоже двигается, напоминая мне, что их руки лежат на эфесах мечей.

Я их игнорирую, как игнорирую и предостерегающее рычание Кириана.

— Ваше Величество, — снова обращаюсь я, — понимаете ли вы, что, если Эреа падёт, следующим станет Сулеги?

— Или, возможно, Нума. Или, может быть, Эреа устоит, — отвечает ведьма. На этот раз её взгляд уходит за моё плечо, мимо капитанов, прямо к Еве. — Королева тщательно взвесила свои варианты и выбрала то, что считает наилучшим для своего народа. Не смейте оскорблять её, подразумевая, что она не понимает, с чем столкнулась.

— Но она не понимает. — Я делаю ещё один шаг, почти не осознавая этого, и останавливаюсь только тогда, когда замечаю, как генерал Эльба поднимает руку, чтобы удержать своих людей от нападения на меня. — Если она будет просто ждать, это лишь вопрос времени, когда Львы продолжат уничтожать Землю Волков, захватывая один регион за другим, пока не останется ничего и будет слишком поздно, чтобы дать отпор. Если нас завоевали, если они смогли подчинить нас на долгие годы — Ликаон, Лиобе, Бельцибай, Эреа… Если мы здесь, если мы в таком положении, то только потому, что раньше мы не смогли объединиться.

За ширмой, скрывающей королеву, её силуэт мелькает в тенях, а Кайя выпрямляется, словно пытаясь уловить что-то через заклинание.

Она слушает, и мне кажется, что слышу её вздох. Но её лицо вновь становится серьёзным, покрываясь печатью строгости.

— И вы, и ваша свита будете здесь желанными гостями столько, сколько пожелаете. Однако ваши войска не смогут свободно пересекать границы, иначе они будут расценены как враждебные.

— Это всё? — вырывается у меня, и в тот момент я забываю о своём статусе, об этикете и о спокойствии, которое должна сохранять. — Мы проделали весь этот путь, столько ждали… ради ничего? Вы нас бросаете?

Во мне закипает ярость. Даже не находясь в своей истинной форме, я сжимаю кулак, чувствуя, как пламя внутри готово вспыхнуть, словно в тот раз.

— Осторожнее, Королева Королей. Роль, которую вы играете, может сгореть дотла, — шипит Кайя.

Она чувствует? Она знает, что магия внутри меня бурлит?

Эльба кладёт руку на рукоять меча.

— Ваше Величество, позвольте мне поговорить с вами, — прошу я, стараясь успокоиться. — Только с вами, наедине.

— Вы сошли с ума, если думаете, что я оставлю вас одну с нашей королевой, — вмешивается Кайя.

— Не забывайте, с кем вы разговариваете, — возражает Нирида, делая шаг вперёд. — Вы обращаетесь к Королеве Королей, владычице всей Земли Волков.

Её улыбка остра, как лезвие.

— Вот как?

Я игнорирую холодный вызов в её голосе, эту провокацию, и подхожу ближе к ширме.

— Друзилла, прошу…

— Хватит, — вмешивается Эльба, заметно раздражённый. — Королева приняла решение. Уважайте его.

Я смотрю на ширму, чувствуя, как огонь бушует во мне, и вдруг осознаю, что у меня есть и другой выход.

Если бы я только могла взглянуть ей в глаза, заставить её посмотреть на меня, пока я всё объясню…

Я оборачиваюсь к Еве. Её серые глаза расширяются, она словно понимает, и лёгкая улыбка касается уголка её губ.

И внезапно нас всех накрывает неистовая волна.

Я не была к этому готова.

Даже если это то, чего я хотела, она настолько мощная, что я едва удерживаюсь на ногах и опускаюсь на одно колено, чтобы не упасть.

Эльба бросается к королеве, чтобы защитить её от этой невидимой угрозы. Стражники бегут, Кириан вынимает меч, и Нирида следует его примеру.

Кайя… Кайя смотрит на Еву, и я понимаю, что она знает. Она знает.

Она шепчет что-то, и я поспешно поднимаюсь, в смутной попытке остановить то, что она собирается сотворить.

Но Кайя тут же теряет мое внимание, когда раздается грохот — ширма рушится, ее изящные панели разбиваются и разлетаются в стороны. Мое внимание приковывает трон, возвышение, те нарядные одежды, которые казались слишком длинными и просторными, тяжелая корона и узкие, маленькие плечи… Я думала, что это хрупкая старуха, но, оказывается, это всего лишь ребенок.

У меня нет времени осознать значение происходящего.

— Схватить их! — яростно кричит Эльба.

— Не смей! — угрожает Нирида, готовая вступить в бой.

Сам Эльба обнажает меч и приближается ко мне, подчеркивая свою команду, не обращая внимания на предостережение командира.

Королева… этот ребенок, всего лишь маленькая девочка, закутанная в церемониальные одежды, с короной, которая наверняка слишком тяжела, чтобы позволить ей свободно двигать головой, смотрит на нас с ужасом, пока все вокруг катится в пропасть.

Я пригибаюсь, достаю спрятанный кинжал и направляю его на Эльбу, но быстро понимаю, что это бесполезно. Кириан подбегает, чтобы защитить меня, Нирида уже заносит свой меч, направляя его на ведьму, которая сосредоточила все свое внимание на Еве, неподвижно стоящей в стороне. А охрана в зале окружает нас, защищая свою тайну и ребенка, занимающего трон. Слишком маленького, слишком хрупкого.

Напряжение нарастает. Огонь пылает в моих жилах, рвется из моей кожи, из моих костей, умоляя меня измениться. Но я осознаю, что не могу позволить магии выйти из-под контроля, не могу дать ей овладеть мной, иначе Кириан и Нирида потеряют возможность возглавить армии севера от имени Лиры. Я должна оставаться ею.

Сжимаю руки в кулаки и оборачиваюсь к Еве. Призрачный ветер поднимается в зале, и я лишь молюсь, чтобы это было ее делом, а не ужасным заклятием, вызванным соргиной.

— Ева, мне нужно поговорить с ней, — прошу я.

Проходит секунда, две, и она кивает.

Один из стражников, подошедший слишком близко, внезапно отбрасывается к ближайшей стене. Звук ломаемых костей, словно тяжелая туша, швырнутая с силой, пробирает меня до дрожи, но я не успеваю об этом задуматься.

Еще один солдат, подкрадывающийся к спине Нириды, тоже отлетает, на этот раз мягче, до другой стороны зала.

Ветер усиливается. Ева бросает мне взгляд, и я понимаю. Нужно торопиться, ее силы не бесконечны.

Три дня. Она провела в бессознательном состоянии три дня, после того как добралась в Сулеги.

Я поднимаюсь на возвышение, и Эльба быстро преграждает мне путь. Решимость и страх сверкают в его обычно спокойном лице. Кириан следует за мной, с мечом наготове, но ему не приходится его применять: неведомая сила заставляет Эльбу выронить оружие и опуститься на колени.

— Эльба!

Мягкий, слегка пронзительный голос раздается откуда-то сверху — это голос королевы-ребенка, которая теперь поднялась на ноги. Ее детская ручка поднята в сторону генерала, а глаза широко распахнуты от ужаса.

Я почти успеваю дотянуться до нее, когда внезапно ощущаю резкую боль в груди, дрожь, пронзающую между ребер, а затем металлический вкус крови на губах.

Что-то древнее, дремлющее во мне, заставляет меня обернуться к Кайе. Я замечаю, как ее рука поднята в сторону, куда я собиралась пойти. А кожа на ее шее… Черт. Она покрыта темными венами, которые расползаются все дальше и дальше. Из ее губ тоже начинает течь кровь — та самая кровь, которая убивает меня.

Закон тройного воздаяния.

Я не могу пошевелиться. Острая, разрывающая боль вынуждает меня остановиться. Это словно звон колокола, звучащий прямо в ушах, пронзительный, оглушающий, стирающий все остальное. Но затем внезапно какая-то другая сила обрушивается на ведьму, отбрасывая ее назад с яростью и врезая в стену.

Заклинание мгновенно распадается, и я снова обретаю свободу двигаться. Я подхожу к девочке, которая, увидев меня, начинает пятиться назад. В ее глазах, наполненных ужасом, я вижу пробуждающийся воспоминанием образ — другая девочка, другое место, другие руки, уводящие ее в новый дом.

— Ева! Мне нужна тишина! — кричу я.

И тогда, будто она тоже увидела то же самое в этих напуганных глазах, ветер обрушивается вокруг нас, создавая купол, изолирующий нас от внешнего мира. Звуки и образы снаружи исчезают.

Девочка смотрит вверх, по сторонам, а затем переводит взгляд на меня. Мир, кажется, рушится для нее.

Я поднимаю руки.

— Знаю, вам трудно в это поверить, но я не хочу причинить вам вреда.

По выражению ее лица понятно, что мои слова кажутся ей абсурдными.

— Я хотела поговорить с вами, потому что думаю, что вы совершили ошибку.

— Я хочу видеть Эльбу, — рыдает она. — Что вы сделали с Эльбой?

— Генерал в порядке, — бормочу я, молясь, чтобы это было правдой. — Его просто остановили, но с ним ничего не случится.

— Эта женщина… — Она делает шаг назад, и я сдерживаю порыв подойти ближе.

Я не хочу узнать, что случится, если она попробует прорваться сквозь этот вихрь ветра.

— Эй, послушайте… Как вас зовут?

Девочка, которой вряд ли больше десяти лет, смотрит на меня своими большими, миндалевидными карими глазами. Ее черные волосы контрастируют с темной кожей.

— Юма, — отвечает она неуверенно.

— Юма, меня зовут Лира, я наследница Эреи, — говорю я, прикладывая руку к груди. — А вы наследница Сулеги, так ведь?

Она медленно кивает.

Друзилла должна была умереть. Если ее единственный ребенок тоже погиб, а единственной наследницей осталась эта девочка… Теперь я все понимаю. Все встает на свои места, но времени раздумывать нет.

— Нам нужна ваша помощь в войне.

Юма снова смотрит вокруг, на этот смертельный купол ветра. Ее карие глаза, наполненные страхом, вдруг озаряются новой решимостью, как будто она вспомнила, кто она такая и зачем здесь находится.

— И вот так вы хотите заслужить нашу поддержку, королева Лира?

Я глубоко вдыхаю. Нужно сыграть эту партию правильно.

— Я отчаялась, как и все мы. Война началась, и если мы ничего не сделаем, скоро вся земля, которую мы знаем, погрузится в хаос, печаль и утраты…

Ее лицо слегка морщится.

— Мое решение окончательное. Я доверяю своим советникам.

— Вы должны доверять им, — соглашаюсь я. — Но вы также должны прислушиваться к своему сердцу, к тому, что вы всей душой знаете: это неправильно.

Я думаю о том, как там остальные. Как долго Ева сможет сдерживать их? И что будет с нами потом?

Юма колеблется. Я замечаю, как она избегает смотреть в глаза, как выглядит такой маленькой, такой уязвимой… Точно такой же, какой когда-то была я.

Несмотря на твердость, которую в нее наверняка пытались вложить, она выдыхает дрожащим вдохом.

И тогда я понимаю, что должна сделать.

— Юма, я тоже одна.

Девочка смотрит на меня, впервые по-настоящему смотрит. Ее взгляд скользит вниз к моим ногам, а затем поднимается обратно. Она изучает меня с головы до пят, и я осознаю: у меня есть только один шанс.

Я опускаюсь на колени, беру ее за руку и рассказываю ей правду. Мою правду.

Глава 21

Кириан

Шум был ужасным.

Он перенёс меня обратно на поле битвы, в войну, которая велась втайне для моих людей, но была выиграна для Львов. Ветер, замкнувший Одетт и юную королеву в непроницаемой куполе, гремел, сотрясая землю до самого основания.

Ева продолжала отбрасывать охранников, которые пытались подняться на ноги. Эльба оставался подчинённым, стоя на коленях, а Нирида и я удерживали тех, кого могли, своими клинками.

Кажется, моя командирша заметила это первой. Что-то пошло не так.

Это чувствовалось в ногах — едва ощутимая дрожь земли. Это стало заметно по охранникам, которые прорывались сквозь невидимую преграду, отделявшую нас от внешнего мира, и по тем, кто с каждым разом всё быстрее освобождался из-под контроля Евы.

И тогда, в мгновение ока, всё изменилось. Мир перевернулся, и грохот внезапно прекратился. Звук исчез. Ещё мгновение назад шум был невыносимым, а в следующее наступила абсолютная тишина.

У меня был лишь миг — один единственный, чтобы заметить, как купол ветра исчез. Ева рухнула на землю без сознания, и Нирида закричала её имя. На другом конце, преклонив колени, Одетт держала руки юной королевы, а затем резко отстранилась, подняла руки и закричала:

— Не сопротивляйтесь! Не сражайтесь!

Охранник схватил её за плечо и толкнул вниз, прижав к земле, пока испуганная девочка отступила, а другой солдат бросился её защищать. И когда я увидел лицо Одетт, прижатое к земле, её спину под тяжестью чьего-то колена, всё внутри меня взревело, требуя подняться и сорвать голову с этого охранника.

— Не сопротивляйтесь! — повторила она.

И я подчинился.

Я не сводил с неё взгляда, пока другой мужчина не обездвижил меня, вдавив в землю. Я позволил себя связать, пока вокруг раздавались крики, команды и грохот сапог солдат.

***

Кто-то успел как следует врезать мне по челюсти.

Я не успел разглядеть его лицо, но сделал всё, чтобы он услышал мое яростное обещание ответить насилием.

Нас вытаскивают из зала суда, уводя подальше от королевы — девочки, слишком юной и испуганной, чтобы быть монархом. Друзилла… должно быть, мертва. И, возможно, мертва уже давно — столько, сколько Нирида говорила о её затворничестве, о том, что она не позволяла никому себя видеть.

Меня швыряют в комнату без окон, крепко связанного. Спустя какое-то время двери снова распахиваются, впуская ещё четверых солдат. Двое из них тащат Нириду и безжалостно бросают её на колени. Другие двое толкают Одетт так сильно, что она, связанная, не может смягчить падение.

— Я вам ноги переломаю! — выкрикивает Нирида. — Вы меня слышите?

Я уверен: её ярость направлена не столько на то, как обошлись с ней, сколько на то, что сделали с её королевой.

Одетт, как может, поднимается, и я облегчённо вздыхаю, понимая, что она, кажется, не сильно пострадала.

— А Ева? — это первое, что она спрашивает.

— Она рухнула, и её схватили, — отвечает Нирида. — Не знаю, куда её увели, но сюда её вряд ли приведут.

Я понимаю: её могут убить. Если они не знают, как её сдержать, то Ева, возможно, уже мертва.

Я не говорю этого вслух. Если моя командирша думает то же самое, она тоже молчит.

— Что нам теперь делать? — спрашиваю я.

Нирида указывает подбородком на Одетт.

— Ты можешь снять верёвки, как это сделала Ева?

— Если я это сделаю, мне придётся избавиться от внешности Лиры. А если они узнают, что я — не она, что её больше нет…

Нирида ругается. Ей не нужно заканчивать мысль — мы и так понимаем, чем это может закончиться.

— А если понадобится, — осторожно уточняю я, — ты сможешь сделать что-то подобное тому, что сегодня сделала Ева?

Одетт глубоко вздыхает.

— Вы знаете, что я никогда не пыталась, — отвечает она.

Это не ответ. Не совсем. Но я не настаиваю.

— Что они могут с нами сделать? — обращаюсь к Нириде.

— С нами с тобой? За угрозу их королеве? Что угодно, — заявляет она. — А с ней, как с Королевой королей… не знаю. Возможно, просто запрут.

— Вы заметили, как ведьма обратилась ко мне? Я думаю, она знает.

Да. Я тоже это слышал.

И Нирида, вероятно, поняла это не хуже меня. Но вместо паники она делает глубокий вдох и говорит с таким спокойствием, какое только способна собрать:

— Сейчас это уже неважно. Мы должны ждать.

— А если ожидание обернётся не так, как мы хотим? — осторожно спрашивает Одетт.

Нас могут убить. Всех нас.

Никто из нас не осмеливается ей ответить. Мы понимаем, что у нас слишком мало вариантов.

***

Глухой звук пробуждает нас из дрожащего полусна.

Цепи, которыми, видимо, были заперты двери, с грохотом падают на пол с другой стороны. Я уже поднимаюсь на ноги, когда тусклый свет факелов выхватывает строгое лицо Эльбы.

Прошли часы.

— Королева требует вашего присутствия, — заявляет он.

— Какая королева, генерал? — спрашиваю я.

Эльба одаривает меня яростным взглядом.

— Та, которая всё ещё может решить, чьи головы останутся на плечах к концу этого дня.

Он поворачивается спиной и даёт знак нескольким стражникам, чтобы те развязали Одетт. Видимо, тащить королеву с руками, связанными за спиной, было бы слишком унизительно, даже в такой ситуации.

Двое солдат сопровождают её, а остальные окружают нас с Ниридой, которые всё ещё остаются связанными.

— Разве командиру и капитану королевы не положено хотя бы немного вежливости? — бросаю я, пока нас выводят в плохо освещённый коридор.

— Продолжайте раздражать меня, капитан, и останетесь за дверью во время совещания.

Совещание?

Нирида бросает на меня взгляд, полный такого же удивления, какое я сам испытал от этих слов. Но я предпочитаю промолчать.

По мере того, как мы идём, я замечаю, что нас ведут обратно в тот самый зал, где проходила аудиенция. Дверей уже нет, а их разбитые панели сложены в углу, где несколько слуг торопливо убирают обломки. Внутри, хоть и гораздо более прибрано, чем я ожидал, всё же сохраняется хаос: разорванные ширмы, оружие, разбросанное по полу, и тёмные пятна крови, запёкшиеся на стенах — следы тех стражников, которым не повезло оказаться на пути Евы.

На возвышении, уже без панелей, скрывавших её фигуру, стоит юная королева в окружении Кайи, ведьмы, и Эльбы, генерала.

Соргина выглядит ослабленной, ещё не оправившейся от недавнего боя. Засохшая кровь проступает у её виска и под носом. Её глаза полны тьмы, но в её осанке и выражении лица нет ни намёка на слабость.

Стражники подводят Одетт, и она оказывается лицом к лицу с королевой. Нас с Ниридой заставляют опуститься на одно колено.

— Что вы сделали с Евой? — первое, что срывается с её губ.

— Не будьте дерзки, ваше величество, — шипит ведьма. — Вы стоите перед королевой, ведите себя соответственно.

Одетт медленно оборачивается.

— Королевой, которую вы скрывали. Я должна верить, что её правление законно? Что у неё есть власть принимать те решения, которых вы ждали от Друзиллы?

— Надеюсь, что так, — звучит глубокий голос Эльбы. — Потому что нынешняя королева готова пойти на риск, на который почтенная Друзилла не решилась бы ни ради вас, ни ради всех Волков.

Я напрягаюсь, насторожён. Нирида тоже.

Одетт резко поворачивается к девочке, которая, сделав глубокий вдох, спустя несколько секунд произносит:

— Я взошла на трон, когда моя бабушка Друзилла умерла три года назад. С тех пор генерал Эльба обеспечивала мою защиту, скрывая меня от мира. Прошу вас простить то, что могло показаться обманом.

Потому что королева умерла, когда наследница была слишком мала, чтобы принять корону.

Эльбе пришлось скрывать этот факт до тех пор, пока возраст девочки не перестал быть проблемой, пока никто из тех, кто стоит в линии наследования, не додумался избавиться от неё, пока она ещё была ребёнком и оставалась уязвимой.

— Сулеги сразится вместе с Эреей за её освобождение и будет участвовать в финальной битве, если Эрея получит необходимую поддержку, — добавила она, не ожидая ответа.

— Илун? — осмеливаюсь спросить.

Кажется, Эльба готов рявкнуть на меня, но сдерживается, когда королева бросает на меня взгляд и отвечает:

— И Нума тоже. Вся Земля Волков вступит в бой, иначе войны не будет.

— Вы хотите нам помочь? — недоверчиво шепчет Одетт, полностью забыв о приличиях.

Девочка кивает.

— У меня те же сны, что и у тебя, — признаётся она, и её взгляд смягчается на мгновение, настолько, что она начинает напоминать обычного ребёнка. Затем она делает жест в сторону своего генерала. — Эльба поможет твоему командиру подготовить войска. Они займутся координацией.

Взгляд, которым генерал и королева обмениваются, долгий и напряжённый. Он ясно показывает, что Эльба не в восторге от этой войны. Несмотря на уважение, которое он, похоже, испытывает к Королеве Королей, он, вероятно, разделяет мнение советников, которые предпочли бы, чтобы Сулеги остались в стороне.

Но девочка… у неё есть власть.

Я поднимаюсь на ноги, слегка прочищаю горло и киваю ближайшему стражнику, чтобы он скорее развязал меня. Он ждёт подтверждения от генерала, но действует быстро. Развязывают и Нириду.

Одетт стоит неподвижно, всё ещё напряжённая. Вскоре я понимаю, почему.

— Ева не хотела навредить ни одному из своих стражей, — говорит она королеве.

— И всё же ведьма это сделала, — отвечает та спокойно.

— Если бы не ведьма, вы бы нас не выслушали, — напоминаю я.

Эльба рычит, словно готов броситься на меня. Я его игнорирую.

Девочка бросает на меня короткий взгляд, затем делает знак Кайе. Ведьма кивает и, не меняя холодного выражения лица, делает элегантный жест рукой. Два солдата входят в зал, неся Еву на руках. Её почти тащат, пока не оставляют рядом с нами. Нирида и я спешим подхватить её.

Она бледная, дрожит в наших руках, её дыхание тяжёлое и сбивчивое.

— В следующий раз, когда кто-либо из ваших навредит одному из моих людей, этот человек будет казнён, — сурово заявляет королева.

В глазах Одетт сверкает что-то острое, как лезвие, но она медленно кивает, явно выбирая, какие битвы стоит вести.

— Мы больше не будем противостоять вам, ваше величество Юма.

Девочка величественно кивает.

Мне интересно, сколько раз за последние годы она отрабатывала это выражение лица, сколько часов провела, учась подбирать нужные слова и тон, учась скрывать страх или даже радость.

Детство настоящей Лиры было совсем другим. Она должна была стать королевой, её готовили к этому, но её родители… родители обожали её. Подготовка казалась чем-то естественным, чему она училась невольно, просто глядя на них, на их манеру говорить, принимать решения…

Холод пробегает по моей спине, когда Одетт с лицом Лиры оборачивается ко мне с вопросом в глазах.

— Мы закончили, — заявляю я.

Мы все склоняем головы в поклоне. Лира делает это едва заметно, скорее, как знак признания, как способ выразить благодарность.

Когда мы уже собираемся уйти, голос Кайи останавливает нас.

— Ведьма.

Это не просто обращение, но и предупреждение. Мы все четверо оборачиваемся. Ева поднимает голову, но на неё смотрит не только Кайя — Одетт тоже, и настоящая ведьма переводит взгляд с одной на другую, словно не знает, кому из них ответить.

— Это не угроза, а обещание, если вы продолжите идти по этому пути: вырванные с корнями, вы погибнете — могущественные, ещё славные и молодые, но насильственной смертью.

Ева слегка приподнимает брови, но почти не может двигаться. Одетт, напротив, вздрагивает.

Ведьма разворачивается и покидает зал, прежде чем кто-либо из нас успевает что-то сказать.

— Завтра мы встретимся, командир, — говорит Эльба и жестом приказывает своим людям вернуть нам оружие, которое у нас забрали.

Тягостное ощущение всё ещё висит надо мной, пока мы не отходим достаточно далеко. Я приближаюсь к Одетт и спрашиваю:

— Что ты сказала королеве? Как тебе удалось её убедить?

Одетт бросает тревожный взгляд на Еву, которая едва держится на ногах с нашей помощью.

— Что война — это битва за то, чтобы больше ни одна девочка не росла одна.

Я молча осмысливаю глубину этих слов. Она произнесла их не как Лира, а как Одетт.

Нирида тоже молчит.

Но Ева фыркает, её сухой смешок тут же превращается в кашель.

— Жалкая романтичная дурочка, — хрипло бросает она. — Нужно было выбрать меня.

Одетт с усилием выдавливает улыбку, но не отвечает.

Глава 22

Кириан

Мы устроили Еву в одном из кресел в гостиной Одетт. Несколько тёмных прядей прилипли к её лицу, глаза покраснели и блестят.

Моя сестра, которая до этого ничего не знала, пока мы не убедились, что с ней всё в порядке, внимательно слушает её тяжёлое дыхание, аккуратно смачивая лоб тёплой тканью.

— Ты знаешь, что нам сказать Эльбе? — спрашиваю я у Нириды.

— Я готова, — отвечает она, хотя сама выглядит вымотанной. — На рассвете мы встретимся с ним и приведём войска в движение, как только нам дадут разрешение. — Она делает паузу. — Будем молиться богам, которые захотят нас услышать, чтобы не было слишком поздно.

— Кровь Эрис всё ещё окрашивает те красивые плитки в тронном зале Эреа, — отзывается Ева. — Если вы нападёте сейчас, у вас будет преимущество.

Она проводит рукой по лбу, лениво убирая волосы назад, и откидывается на закруглённые подушки кресла. Аврора воспринимает этот жест как знак, что её заботы больше не нужны.

— Надеюсь, ты права, — отвечает Нирида, затем поворачивается к Одетт: — Кайя знала, что ты не Лира, верно? Ты была права.

Глаза Одетт расширяются, дыхание, кажется, замирает, но хриплый, певучий смех Евы не даёт ей договорить.

— Эта ведьма знала, что Одетт — не Лира, но всё равно ничего не сказала.

— Возможно, как представительница ковенов, она понимает, что эта война неизбежна, — предполагает Нирида.

— Что она имела в виду, когда угрожала вам? — спрашиваю я.

Её слова, как зловещее эхо, всё ещё звучат в моих висках. Одетт, сидящая рядом со мной, словно съёживается.

— Ведьма сказала, что это не была угроза, — с пренебрежением отвечает Ева, небрежно взмахнув рукой. — Кто знает. Соргинак всегда говорят загадками. Наверное, это просто глупости, чтобы нас напугать.

— Может, она знает, кто мы, — произносит Одетт. — Знает, откуда наши силы.

— Я могу использовать свою магию, не зная, откуда она, — уверенно парирует Ева.

— Разве ты не хочешь знать, кто дал тебе твою магию? Не хочешь узнать, была ли это Мари или Гауэко?

Ева сглатывает. Приступ кашля сотрясает её, она корчится от боли, держась за рёбра.

— Что ты имеешь в виду под… Гауэко? — спрашивает она.

Тогда Одетт глубоко вздыхает и начинает говорить. Она рассказывает о Тартало, хотя умалчивает о браслете, который всё ещё плотно облегает её кожу. Рассказывает о Ламии, а затем о дэабру с Проклятой. Ева слушает, а Аврора и Нирида сидят в почтительном молчании.

Часы проходят, пока Одетт говорит, а Ева слушает, пока наконец не засыпает.

Только тогда Нирида поднимается.

— Никто этой ночью не должен спать в одиночестве.

Она бросает многозначительный взгляд на Еву, теперь уязвимую и, вероятно, беззащитную, несмотря на мощь, что дремлет в её душе. Даже если королева Юма пощадила её, ничто не гарантирует, что мы в безопасности от мести тех, кто был близок к стражникам, которых она разметала о стены.