Все дороги этого мира

- Мы не просим вас убивать, это наше дело. Мы просим вас лишь помочь нам, и подержать этих колдунов, - ласково улыбаясь попросил старик Линч.

Гармаш брезгливо пожал плечами, неприятно, и только.

- Простите мою настойчивость, но все же хотелось бы услышать, что здесь случилось? - Железяка не спешил соглашаться.

- Здесь? - Линч тянул время, чтобы изложить историю потолковее.

- Мы боролись с колдунами, и превратили их в птиц, - вступил в разговор Сыч.

- О! - выразил свое восхищение Гармаш.

- Я вынужден отказаться, - поклонился Железяка.

- Почему? - у Линча вытянулось лицо.

Железяка пожал плечами:

- Это не моя битва.

- Но это так легко, - попробовал его переубедить Сыч.

Гармаш пялился на друга, как на потерявшего разум.

- Но!? - он не знал, чем объяснить отказ товарища.

- Я сказал, что не буду в этом участвовать, - еще раз повторил Железяка. - Если позволите, то я бы хотел уйти.

- Но!! - Гармаш готов был удавить друга.

- Почему? - Линч раскрыл ладони, и заглянул в душу несговорчивого человека. Десяти секунд ему хватило, чтобы прочитать правду. Линч убрал руки, и позволил Железяке уйти.

Гармаш не верил, что его бросают.

- Опомнись! - потребовал он у Железяки.

- Сам опомнись, - спокойно, уверенно предложил Гармаш.

Гармаш с недоумением смотрел на уходящего человека.

- А ты? - Линч уже знал ответ. - Тогда держи.

Гармаш спокойно подержал курицу. Железяка с каждым шагом уходил от прошлого. Он еще видел, как сверкнула молния, но не обернулся.

Когда Гармаш стоял перед аквариумом, формулируя свое желание, Сыч смог спросить Линча:

- Почему ты отпустил того человека?

- Он не стал нам помогать по одной причине, - вздохнул Линч. - Он посчитал, что не хочет вершить судьбу других людей, о которых знает лишь с наших слов. Он не поверил мне, что помогает в правом деле.

- Да? - Сыч смотрел на Гармаша, не желая пропустить его желание.

- Да, именно так. Этот парень сам бы убил любого, а тем более, что я предложил убить черных колдунов. Он предпочел нам поверить, а не выяснять ничего.

- А почему же тот парень не стал выяснять? - требовал ответа Сыч.

- Потому, что он знал, что с нами справиться не сможет, и еще он вообще мне не поверил, - признался Мастер Линч.

- И что мы будем делать дальше? - Сыч порядком устал.

- Подождем желания этого олуха, а потом подумаем, - Линч тоже устал.

Гармаш наконец смог согласовать с рыбкой свое желание, и ждал, пока она его выполнит.

- И что же? - с беспокойством спросил он и у рыбки, и у стариков.

- А что должно быть? - удивился Линч.

- Но я же загадал желание, - возмутился Гармаш.

- И что? - в свою очередь спросил Сыч.

- Почему она не исполняет? - Гармаш никак не мог понять причину задержки.

- А мы то здесь причем? - Мастер Линч уже все собрал с пригорка. Мастер Сыч подошел к аквариуму и накрыл его силовым полем.

- Но вы же обещали... - взвыл обиженный Гармаш.

- Мы обещали, что у вас будет возможность высказать свое желание рыбке, - напомнил их недавний разговор Мастер Линч.

- То есть ... то есть... - Гармаш осознал в полной мере, что его обманули. Не думая о последствия, а только переживая свою неудачу, Гармаш кинулся с кулаками на Мастера Сыча. Но ударить не успел, в глазах потемнело. Очнулся Гармаш в темноте, он лежал на берегу незнакомой речушки. Рядом пели трехногие животные.

- И что ты с ним сделал? - полюбопытствовал Линч.

- Выкинул его куда-то. Пусть учится жить там, если, конечно, выживет, - безразлично к судьбе несчастного сообщил Мастер Сыч.

Илиста бежала по камням, задыхаясь от напряжения и опасаясь повредить ногу.

- Да, что там случилось? - приостановившись перед очередным препятствием, выдохнула актриса.

Прыгающему за ней по камням Инриху нечего было ответить на этот вопрос. Он видел тоже, что и она, их позвал отец Григорий. Судя по тревожным истеричным голосам, они были уже близко. Поцарапав руки, Илиста добралась до актеров, застывших на краю расщелины.

- Да что случилось? - актриса крепко ухватила за плечо растерянную Вику.

- Там, там... - Вика огромными глазами смотрела на Илисту, но сообщить о причине криков не сумела.

Илиста пихнула Риса, Монетку и повара Грима, чтобы пробиться в первые ряды зрителей. Шаг, и она едва сама не свалилась вниз. Узкая, но глубокая расщелина была центром внимания всех в труппе.

- Да что же это такое? - Актриса посмотрела на Лаврентио.

Композитор с абсолютно белым лицом придерживал веревку. Ему помогали Боцман и Мореход. Бескровными губами у Лаврентио получилось выговорить:

- Маша упала в расщелину.

Илиста ахнула. За ее спиной также вздрогнул директор.

- Она жива? - Богарта встала на колени, и посмотрела вниз.

- Мы не знаем, - заплакала Анна.

- Прекратить, - по привычке подавления паники рявкнул директор.

- А кто там? - уточнил подоспевший отец Логорифмус.

- Эльф, - надломленным тоном ответил Хэсс.

Инрих по опыту знал, что надо немедленно отвлечь людей, пребывающих в состоянии панического ужаса. Лучшим для этого средством является вопрос: "Что здесь случилось?", а также подойдет "Кто в этом виноват?".

- Что здесь случилось? - негромко спросил Инрих. В волнении директор затеребил заколку на волосах, и не рассчитал силу, заколка треснула под его сильными пальцами. Безразлично глянув на нее, Инрих затеребил волосы.

Люди загалдели, каждый желал изложить директору все, что знал. Также внезапно, как все заговорили, так все и замолчали.

- Я слушаю того, кого был здесь, когда девушка упала, - Инрих распускал косу.

- Я, - вытянулся бледный до синевы Хэсс.

- И? - подбодрил его Инрих. Неважный вид Хэсса давал директору надежду услышать правду, а не приукрашенную актерами историю.

- Мы все ехали, я выбрался из повозки, чтобы добраться до повара, - Хэсс повернулся к Гриму, тот кивнул. - И увидел Машу, она бежала по камням вверх. Я еще подумал, что это может быть? Зачем она так быстро бежит, - Хэсс сглотнул, актеры внимательно прислушивались, Лаврентио травил веревку.

- И? - еще раз подбодрил рассказчика Инрих.

- Меня что-то испугало, я никогда не думал, что по камням так можно было быстро бегать, - более спокойно продолжил Хэсс. - Меня встревожило, да именно встревожило, - Хэсс не стал сообщать, что задергалось его ухо. - Я сказал повару, что пойду и посмотрю, что там с Машей, - повар опять кивнул, подтверждая его слова. - Я могу быстро бегать, но стал забираться на камни чуть правее того места, где шла Маша, поэтому я увидел ее далеко впереди. Я покричал, но она не слышала. Маша приостановилась, я тогда подумал, что все-таки услышала, но нет, она как-то замахала руками и смотрела в другую сторону.

- Как будто она что-то увидела? - уточнил подоспевший орк.

- Наверно, - неуверенно согласился Хэсс.

- И что? - все слушали, затаив дыхание.

- Затем она прыгнула, видимо хотела перепрыгнуть расщелину, и упала. Я видел, как она падала.

- Понятно, - директор оставил свою косу в покое. К нему подошла Анна, которая профессиональным движением зацепила маленькую заколочку на волосы, чтобы коса не расплеталась дальше.

- Что это было ты не видел? - орк приступил к очередному допросу с пристрастием.

- Нет, - Хэсс замотал головой.

- Ну, что там? - встрепенулась Илиста.

Лаврентио и Боцман тянули веревку. Секунды не желали идти, каждая норовила задержаться не меньше, чем на минуту. Из темного проема показалась голова эльфа. Его кожа приобрела голубовато-бардовый оттенок, в глазах стояли слезы.

- Нежно, - командовала Богарта. - У нее может быть повреждена спина. Лайм ты принес доску?

Маша была без сознания, правая рука болталась под неестественным углом, лицо, руки, ноги были ободраны в кровь, на лбу - рваная рана. Ее обычная серая юбка порвана, дыхание неровное, словно она не могла вдохнуть полной грудью. Лаврентио сматывал веревку. Боцман вздыхал, глядя на пострадавшую девушку. Актеры молчали, только Мириам и Анна заливались слезами.

- Зафиксировали? - Богарта велела нести девушка вчетвером, чтобы не уронить и как можно меньше тревожить, спускаясь по неровному склону.

- Хэсс, тебе помощники нужны? - уточнил Инрих.

Вор вздохнул, похоже появился очередной больной.

- Надо остановиться, - твердо решил Хэсс.

Инрих с Богартой переглянулись.

- Хорошо, ты ее осмотри, потом нам скажешь. Если тебе нужны помощники... - предложил Инрих.

- Да, мне надо согреть воду, а так чтобы не мешали, - Хэсс плотно сжал губы, на его лицо возвращались краски. Он прикидывал, что можно использовать, чтобы помочь несчастной девушке.

Обморок девушки был настолько глубоким, что в один миг Хэсс испугался, что она уже умерла. Вор совершенно не представлял, что можно сделать в этом случае. Те лекарские навыки, которые он получил, не предусматривали поддержания жизни в столь пограничных условиях. Но отступать было некуда, в ту секунду Хэсс ощутил на своей шкуре поговорку варваров: "За спиной скала, впереди обрыв". Хэсс три раза себе повторил, что пора действовать, унял дрожь в руках и стал срезать с нее одежду. Спустя три часа, трясущийся, мокрый от пота и бледный до синевы Хэсс выполз из повозки. Рядом с повозкой на земле сидели люди: Инрих, Богарта, Анна, Одольфо, Флат, Тьямин, повар Грим, отец Григорий и эльф Торивердиль.

- А Казимира нет? - первым делом спросил Хэсс.

- Спит, - коротко ответил Инрих. - А что так?

- У него вроде травка хорошая есть, - попросил Хэсс. - Сейчас я бы не отказался.

Богарта оценила его вид и молча отправилась в повозку к Казимиру. Все напряженно ждали, пока Хэсс сделает первую затяжку.

- Я раза три курил, - признался Хэсс. - Вот и четвертый.

- Хэсс! - не выдержала Анна.

- Я не знаю, - вор опустился на колени, ноги его не держали. - Руку и ноги я зафиксировал. Кожу на лбу сшил. Позвоночник у Маши не сломан, и это чудо, но я не знаю, что с головой. На правой стороне все отекло, - Хэсс говорил рваными фразами на выдохе. После пятой затяжки самокрутку отобрал повар Грим.

- Тебе хватит, Хэсс.

Тот покорно согласился, спорить с кем-то не было сил.

- Глаз поврежден, - продолжил Хэсс, в изнеможении закрывая лицо руками.

- Как? - одними губами спросила Илиста.

- Роговица, куски породы. Я наложил замораживающий состав, но думаю, что... - договаривать он стал.

- Что еще? - Инрих дотронулся до Хэсса, тот опустил руки. Перед носом Хэсса была чашка с крепчайшим напитком Морехода. - Пей, - велел Инрих.

Раньше Хэсс всегда думал, что Мореходский напиток весьма заборист, но сейчас три глотка и не какого эффекта.

- Плохо все, - признал Хэсс.

- Не надо, не переживай, - Илиста старалась поддержать вора. - Лучше тебя здесь никто бы ничего не смог сделать, Хэсс. Ты все сделал правильно.

Вор повернулся к ней. Сухое, безнадежное отчаяние, неуверенность, боль все это разом выплеснулось на Илисту.

- Я не знаю, выживет ли она, Илиста. Когда Тори или когда Эльнинь были у меня, то там были болезни, но не смерть.

Илиста промолчала, но высказался Одольфо:

- А здесь смерть стоит у тебя за спиной?

Отвечать вору не потребовалось. Еще помолчав, он смог говорить более ровно:

- Машу надо вывезти отсюда, как можно быстрее, но ее опасно беспокоить, ей нужен покой.

- Хэсс, я могу помочь, - вызвался эльф.

Все взгляды обратились к нему.

- Я умею делать это с вином, но и с ней тоже, наверное, смогу. Надо ее накрыть силовым коконом, тогда поездка ее не будет тревожить. Только постоянно я не смогу его держать.

- Сколько у тебя сил? - Инрих отличался деловым подходом к таким вопросам.

- Не больше десяти-двеннадцати часов от рассвета до рассвета, - прикинул эльф.

- Значит, это время мы будем гнать, а ты ее держать, потом мы стоим, и ты отдыхаешь, - заключила Богарта. - Когда выступаем?

- Ты сейчас сможешь? - Инрих спрашивал эльфа.

- Мне надо поесть, и тогда да, - Тори оценил свое физическое состояние.

Повар Грим мгновенно поднялся, чтобы позаботиться о полноценном обеде. Плачущего Тьямина увела Илиста, Флат увел Анну. Рядом с Хэссом остался директор Инрих и отец Григорий, молчавший до сих пор.

- Я видел, что там было, - тихо сказал отец Григорий.

- Ты о чем? - отреагировал Инрих.

Хэсс молчал. К ним подошел орк Страхолюд, он желал послушать рассказ отца Григория.

- Над лагерем летали две птицы, знаете на сов похожи, только синие, - начал отец Григорий, орк и Хэсс вздрогнули.

- Видимо об этих синих облаках говорил Казимир, - вставил директор.

- Они полетели в сторону, за ними побежал маленький человечек в шароварах. Таких желтых, как весенние цветы, - продолжил отец Григорий, орк и вор опять вздрогнули. - За этим человечком и бежала девушка.

- Скажите, отец, - орк внимательно смотрел на него, - а что делал человечек?

- По-моему, - замялся отец Григорий, - он гонял этих птиц. Мне даже послышалось, что он кричал что-то ругательное на их счет.

Хэсс опять вздрогнул.

- Что-то тебя колотит, - заботливо накидывая на него свою черную куртку, заметил Инрих.

- Да, нет, - Хэсса клонило в сон, но глаза не желали закрываться, им все мерещились раны, кости, жилы, осколки, кровь. - Мне надо с ней посидеть сейчас, только потом жить мне будет негде.

- Ничего, будешь спать в повозке монахов, - решил Инрих. - Я пойду, мне надо собрать остальных. Отец Григорий, присмотрите за мальчиком, - Инрих заколебался, но сказал. - Спасибо тебе, Хэсс, а теперь тебе надо поспать.

Общий настрой актеров сменился на тревожный. В людских душах поселилась неуверенность в настоящем и будущем.

Когда Алила стояла и смотрела, как Тори поднимает Машу, ей очень хотелось сказать, что она не виновата. Но тогда Инрих не дал ей открыть рот, он все спрашивал Хэсса. Алила не сумела вклиниться в разговор, ей пришлось помогать удерживать Анну, склонную к истерикам. Сейчас же Алила сидела в своей повозке и думала, что ей делать.

Тогда все случилось спонтанно. Она валялась на лежаке, представляя себя в главной роли вместо Илисты. Она - Алила - бы немного по другому расставила акценты в некоторых сценах, но с другой стороны, Алила примеряла сцены на себя, на свой возраст, свою комплекцию, свой темперамент. Илиста же выбрала очень динамичный и открытый образ. Ей хорошо удавались напряженные сцены. К тому же она в любом виде, включая полное обнажение или грим нищенки, чувствовала на сцене себя совершенно свободно. Алиле пока было далеко до такого раскрепощения.

В окошко повозки забилась птица. Окошко было не закрыто, а лишь притворено так, что птица поддела створку лапой и, сложив крылья, буквально вошла в повозку. Алила пялилась на странную синюю птицу, рассматривая желтые круглые глаза, острый изогнутый клюв, толстые лапы, синевато-серые перья. В повозку влетела вторая птица немного поменьше первой. Явная разумность птиц заворожила актрису. Не зная, что можно делать в такой ситуации, Алила замерла на месте, ожидая действий от птиц.

- Шшшша, - вышипила птица.

Затем в голове Алилы закрался голос: "Ты будешь нашей?", - спросила птица.

Алила не испугалась, несмотря на странный вопрос.

Птица продолжила, не дожидаясь ответа: "Эссспада, говори мне Эспада", - попросила она.

Алила поняла, что Эспада это имя странной синей птицы.

- Очень приятно, - по старой привычке знакомиться, сказала актриса. - Меня зовут Алила.

"Неет", - заворочалось у Алилы в голове, - "Тебя зовут Нейя", - поправила ее птица.

- Это как? - не поняла девушка. Она все еще стояла в напряженной позе, мышцы шеи и спины затекли. Девушка пошевелилась, что вызвало мгновенную реакцию у второй птицы. Та расправила крылья.

"Нейя", - еще раз повторила птица.

Спорить с хищными птицами Алиле не хотелось. Она предпочла согласиться с мнением птицы об ее имени. Последующий разговор происходил в достаточно ультимативной форме. Птица сообщила, что Нейя теперь их новый хранитель. Когда Алила бездумно кивнула на очередные слова птицы, то вторая птица несколько раз взмахнув крыльями, уронила на лежак круглый камень.

Первая птица пояснила, что это связь с ними. Так и не сказав в чем конкретно заключается миссия Алилы, как хранителя, птицы выпорхнули из повозки. Но сделали они это потому, что в повозке появился маленький человечек в желтых шароварах, который стал махать на птиц маленьким ножичком.

Алила еще несколько минут оставалась в повозке, выпутываясь из паутины, которую на нее бросил маленький человек в шароварах, желая захватить птиц.

Когда Алила выбралась, то увидела, что Хэсс, повар Грим и еще несколько человек бегут по каменистому склону. Девушка подумала, что те видели птиц и бегут за ними. Она схватила круглый камень и кинулась за всеми.

Потом Алила стояла за повозкой Хэсса, и слышала, как тот рассказывал о Маше. Актрису грызло неприятное чувство вины. Что делать она не знала. Все сказать, но Маше ничем не поможешь. К тому же Алила поняла, что должна защищать птиц от маленьких человечков. А как этот человечек оказался в лагере?

Запутавшись в своих мыслях, Алила решила спросить совета у Хэсса. Она решила пойти в бывшую повозку монахов, и посидеть с Хэссом, ожидая пока он проснется.

Жанеко и Шевчек шли по Темным землям, им казалось, что они уходят еще глубже. Но вот маленькая тропинка вывела к широкой дороге.

- Смотри! - от радости Жанеко раскричался. - Здесь указатель: "Темные земли".

- Точно, - оглядывая покосившийся от времени столб, улыбнулся старший товарищ. - Мы вышли из этих проклятых земель. Видишь, что все силы мира на нашей стороне.

- Да, - Жанеко тоже был рад, наконец, вернуться в нормальный понятный мир. - И теперь?

- В ближайший город, деревню, избушку. Мы должны сориентироваться, а там мы пойдем в правильном направлении, - Шевчек долго не раздумывал. - Все-таки не удачно мы пересеклись с этими артистами.

Жанеко враз помрачнел от этого замечания.

Глава 23. О печальной судьбе некоторых темных

- У темных всегда такая печальная судьба, - отметил Антон-светлый:

- Но зато, жизнь - короткая. А вы светлые живете и мучаетесь, мучаетесь, мучаетесь, - мстительно возразил Завулон-темный.

Великий Мастер был вне себя от гнева. Причиной этого гнева было ожидание, и всяческие несуразицы, которые случились за последние несколько дней. Помимо всего прочего Великий Мастер узнал, что из Темных земель ушли двое странных субъектов, два члена Совета ушли и занимались неизвестно чем и неизвестно где. Помощник Великого сообщил о тех предметах, которые взяли с собой Мастер Сыч и Мастер Линч. Великий еще больше взъярился потому, что не мог понять, зачем им все перечисленное. Вот и сейчас повозки этих актеров стояли и не двигались. Они не доехали до места, назначенного Великим совсем немного. Это ожидание и странные действия людей выводили Великого из себя.

- Разберись с этим, - мрачно велел Великий своему помощнику. Тот обречено кивнул. Почему то он так и думал, что все свалят на него.

- Конечно, Великий, - Мастер повернулся, чтобы уйти, но Великий его остановил.

- Они должны быть на месте до сегодняшнего вечера, - постановил Великий.

Мастер согласно кивнул, не возражая.

Повозки тронулись после обеда. Мастер наблюдал за ними в главной зале. Смотреть на мрачные лица людей ему не нравилось. Решив, еще раз поискать пропавших Сыча и Линча, молодой Мастер настроил соответствующий поиск. Но получил неожиданный результат, в поле его зрения попал молодой человек, которого он уже видел раньше.

Это был один из тех, что пришли в Темные земли. Молодой Мастер даже вспомнил, что пришли двое, долго ходили кругами, не желая идти по назначенному им пути. Потом эти двое что-то сделали, и изменили свой путь. Да, они встретили эльфа. Тогда это дало дорогам возможность решить, что по ним идут не двое, а трое и изменить путь. Чем-то те двое приглянулись дорогам. Молодой Мастер за прошедшее время так и не узнал чем именно.

Один из тех двоих шел по тропинке, весело насвистывая. Молодой Мастер посмотрел карту Темных земель, и попытался договориться с дорогами, чтобы те вывели этого человека к назначенному Великим Мастером месту. Но дороги нагло и предательски не отвечали на его посылы. Молодой Мастер растревожился, ему стало понятно, что так нервничает Великий. Пришлось подниматься и идти к пересечению двух десятков дорог, на то самое место, где Мастер колдовал лет триста назад по указанию Великого.

- Почему вы не отвечаете? - Мастер лег на землю, раскинул руки и стал говорить. Дороги лишь молчали в ответ. - Да, почему вы не отвечаете? Я же чувствую, что вы все в моей власти. Вы должны ответить. Вы должны выполнить мою волю.

Дороги все еще молчали. Мастер решил сменить тактику.

- Я закрою вам все пути, - Мастер осекся. Последний раз он угрожал кому-то лет двести тому назад, и квалификацию потерял. Угрожать дорогам следовало чем-то совсем другим. Но выдумывать угрозы ему не пришлось, дороги соизволили ответить.

- Ты не сердись на нас, - с непередаваемой одновременно угрожающей и просящей интонацией попросила Главная дорога. - Мы не хотим тебе помогать.

- Почему? - слегка опешил Мастер.

- Мы устали от твоих нелепых требований, - последовал четкий ответ.

Мастер злился. За последнее время большая часть позабытых эмоций вернулась в его жизнь.

Жизнь труппы изменилась в одну ночь. В эту самую ночь они все потерялись. Вернее с этого началась та неприятная ночь. Она пришла в лагерь незаметно, но как-то быстро. Огонь не желал гореть ровно, подул холодный порывистый ветер, похолодало. Тучи заволокли небо, и свет звезд и лун не порвал темноту и страх. Именно страх был самым неприятным в этой ночи. Страх напал и крепко вгрызся в души людей. Страх был иррациональным, он топил и пожирал все светлое в душах людей. Не желая сидеть на месте, повинуясь инстинкту животных, люди стали метаться. Причем, что еще было плохо, люди не слышали никого кроме себя.

Хэсс вляпался в страх во сне, и там он был еще беззащитнее, чем те, кто не спал. Его сморил тяжелый сон с привкусом ужаса. Потом, уже позже, он так и не определился, спал или не спал, когда узрел золотую кучу.

Гораздо хуже, чем Хэссу пришлось двоим. Один хотел умереть и умер счастливым, а второй ушел в перерождение не по своей воле.

Осветитель Нигмар плакал. Страх уничтожил в душе свет и накормил своей силой боль. Стоя на коленях у обрыва, Нигмар плакал. Он не осознавал, что слезы текут по лицу. В душе бушевали чудовища. Ему вспоминались разные вещи.

Вот он стоит один посредине маленькой комнатки, а его друг детства стоит рядом с теми, кто обвиняет его во вранье. Нигмар ярко вспомнил, что действительно солгал тогда по глупости, по мальчишескому хвастовству. Но друг не поддержал его, а рассказал, что Нигмар врун. В детстве все воспринимается острее, жестче. Нигмара тогда не били, никто не ударил, но они ему много чего сказали. Мальчик не знал, что отвечать. Идти против толпы тяжело. После у него больше не было друзей. Он не доверял никому больше, лишь молчаливо наблюдал за всеми. Все ему казалось, что про него все всё помнят. Нигмар сделался букой, как прозвали его мальчишки. Мнение сверстников распространилось и среди взрослых. Никто не желал разбираться, что такое с мальчиком.

Вот еще одна картинка. Нигмару четырнадцать. Ему сказали, что он никому не нужен. Это девушка, которой он признался в любви, посмеялась над ним. Тоненькая, с длинными волосами Шанни смеялась над его неуклюжестью. Нигмар тогда был полноват, это потом уже детская пухлость ушла. Шанни отнюдь не льстило внимание всеобщего изгоя. Нигмар принял свое положение изгоя и стал им. Тогда у него не хватило сил, чтобы переступить через всеобщее мнение.

Вот другая картинка. В его жизни был еще один такой, как он. Вернее, это Нигмар думал, что тот парень такой же. Но нет, Юсай смог посмеяться над всеми. Он ходил свободный, хоть за спиной его и осуждали. Юсай не бросил учебу, он много чего сделал, и пусть остальные его так и осуждали, но Юсай вырос сильным. Лет через шесть Нигмар встретил Юсая, тот учился у маэстро Льямы и был, как говорят, любимым учеником. Постановки Юсая гремели на весь континент. Тогда Нигмар попробовал отираться с Юсаем, но тот отказал. И отказал странно. Он встретил Нигмара в темном переулке и сказал, что им не по пути. Одного себя он вытащит из болота, но Нигмар должен все делать сам. Слишком дорого Юсаю достаются усилия, чтобы не утонуть. Нигмар тогда не понял, лишь через полгода до него дошло, что имел в виду Юсай.

Фигуры переменились. Новая картинка. Нигмар выбирает, что будет делать в своей жизни. Люди стали ему неинтересны. Это он так думал, а сейчас понял, что это он так трансформировал свой страх. Нигмар желал рисовать, но там надо было сдать экзамен. Экзамен был весьма своеобразным. Надо было выставить свои работы и защитить их. Люди их ругали бы, а он Нигмар должен был их защитить, а потом написать еще одну картину. Художники смотрели, что выйдет из него. Нигмар даже не пытался выставить свои картины. Он сразу знал, что у него ничего не получится.

Потом пришли еще картинки его жизни. Нигмар так и плакал. Он понял, что в его жизни всегда не хватало поддержки. И сейчас ее не было, поэтому он наклонился вперед, и полетел вниз.

Охрана пыталась вмешаться в ход событий, но толком ничего не сделала. Люди не слушались, они потерялись сами у себя, собрать их вместе было невозможно. Лайм пытался остановить уходящего в подштанниках с закрытыми глазами Хэсса. На секунду Лайм потерял Хэсса из виду. Вот он рядом, раз и нет. Хэсс пропал. Лайм дернулся, в эту секунду он ослабил контроль над своей душой. Страх особенно больно ударил и тогда Лайм погиб при попытке побороть свой страх. Не выдержало его сердце, оно разорвалось.

Кхельт почувствовал, что его друга и любовника больше нет в живых. Острое чувство потери собственной души оторвало часть сознания Кхельта и сбило дыхание. Тогда ушел его страх. В горе не осталось места страху. Кхельт держал за руку Илисту. Она плакала и молилась, но сейчас он отпустил ее руку. Словно сомнамбула охранник повернулся и пошел в темную ночь. Шаг и вздох, шаг и выдох. По наитию Кхельт дошел до места, где лежал Лайм. Опустившись на колени, Кхельт потерял дыхание, и первая мысль пробилась сквозь сумрак горя. Ему пришло в голову, что он тоже сейчас умрет. Но тонкий браслет с глазом змеи засветил с руки мертвого Лайма. Кхельт смог, наконец, опять вдохнуть. Осторожно, почему-то опасаясь сделать больно другу, Кхельт снял с его руки браслет. Также медленно он одел его на свою руку. Сколько он так просидел рядом с мертвым, Кхельт не знал. Нашли его утром. Богарта увидела, как он сидит у тела Лайма и плачет. Кхельт был закрыт в круге из своих же собственных ножей.

- Видимо, это его укрыло, - высказал свое мнение Веснушка, Богарта была абсолютно с ним согласна.

Они осторожно подняли Кхельта, Веснушка собрал его ножи. Потом они отвели оцепеневшего охранника в повозку. Порывшись в запасах Хэсса, они смогли напоить Кхельта сонным отваром. Богарте и Веснушке еще много требовалось сделать, следить за Кхельтом не было возможности.

Илисте, когда Кхельт отпустил ее руку, стало еще хуже. Так он хоть как-то ограждал ее от тени безумия, устроившейся рядом с женщиной. Та самая тень имела вполне конкретные очертания. Эта самая тень твердила Илисте, что та стара, одинока и обречена. Илиста смотрела на свои руки и видела, что они стары, все в морщинах и высохли, отдав жизненные соки. Частью своего сознания Илиста понимала, что это морок, но зрение твердило об обратном. Безотчетно применив на практике, навыки актерской школы, Илиста глубоко задышала. С каждым вздохом дыхание успокаивалось, внутри скапливалась энергия, как и надо для выступления. Постепенно стали наливаться силой руки, ноги, ладони стали горячими. Потом получилось выкинуть страх из головы. Открыв глаза, Илиста еще раз посмотрела на свои руки. Они были нормальными, привычными, нестарыми. Зато за изгнанием страха стало хуже. Рядом с Илистой возникла ее бабка.

- Ты скоро станешь такой, - бабка была рядом на расстоянии вытянутой руки, но Илиста не стремилась ее обнять.

- Гыыы, - у Илисты пропал дар речи. Она попыталась что-то сказать, но горло перехватило.

- Хочешь быть всегда молодой? - бабка-искусительница прищурила глазки. Ни одного лишнего слова, никаких ненужных, отвлекающих пояснений.

Когда предлагаешь человеку согласиться получить все и одним махом, никогда не знаешь, что его соблазнит или остановит. Илисту остановило одно маленькое слово "всегда". "Всегда быть кем-то одним не возможно, как не возможно вечно остаться молодым", - была такая присказка у кого-то из знакомых актеров. Грудь у актрисы стала горячей, Илиста мельком подумала, что это сердце выскочило наружу.

- Неее, - Илиста истово замотала головой.

Бабка злобно хрюкнула и истаяла в воздухе.

- Жарко, - Илиста прохрипела и избыла накал эмоций.

Отцепиться от повозки, в которую оказывается Илиста впилась пальцами, было почти невозможно. Разогнув каждый палец осознанным усилием, Илиста свалилась на землю. Темнота стала рассеиваться вокруг нее, и она увидела, что рядом стоит повар Грим. Он также вцепился в повозку, словно за спасительную веревку на отвесном склоне. Илиста смогла разглядеть, что по его лицу струится пот, словно сейчас самый жаркий день лета. Сама он осознала, что чрезвычайно продрогла. Кое-как поднявшись, Илиста отметила, что юбка у нее порвана, а любимый нож засунут за пазуху. Именно он так согревал, пока Илиста общалась с призраком бабки.

Повар Грим тоже боролся с демонами. И если Илиста видела свою бабку, и боялась старости, то повару грезилась вечная дорога. Он и сам не понимал, что он устал от этого пути. Ему было ближе сидеть на месте. Повару иногда снилось, что они вечно ходят по этим дурным дорогам. Днем он не давал таким мыслям даже появляться в голове, а ночью они приходили и будоражили его. Вот и сейчас, повар Грим понял, что они так и будут вечно ходить по этим заколдованным дорогам. Волосы стали дыбом, ледяной ужас обреченности заполнил его тело.

- Дороги, дороги, дороги, - Грим готов был биться об угол повозки. Ему так хотелось, чтобы все закончилось. Если победить страх не удается, то надо посмотреть на него. Грим открыл глаза. За это усилие он отдал лет пять своей жизни.

- Жарко, - услышал Грим со стороны.

Действительно жара увязалась в голове повара Грима с решением всех его страхов. Он пришел к выводу, что достаточно спалить все эти повозки, тогда не будет никого пути. Помешанный на идеи все здесь спалить, повар Грим сумел дойти до повозки, где хранились запасы сухого горючего. Запалить огонь удалось с третьей попытки. Но судьбе сгореть некоторым заживо, а остальным потерять все имущество помешал случай в лице маленьких человечков.

Вунь чувствовал, что его серьга пульсирует. С его личным духом случилась беда. Вунь никак не мог определить направление. Он метался между повозками, как солнечный зайчик. Спрашивать у этих сумасшедших актеров было бесполезно. Все были настолько невменяемы, что Вунь чуть было не заплакал. Удерживало только постоянно повторение, что он поплачет потом, а сейчас надо найти его личного духа. В очередной раз пробегая между повозками Вунь увидел, что повар Грим готовится кинуть в повозку с горючей смесью пылающую палку.

Достав свой маленький ножик и подпрыгнув, Вунь всадил нож в руку повару. Палка упала на землю. Не обращая внимания на вопли повара, Вунь затаптывал огонь. Пронзительно закричав, Вунь смог дозваться своего сына Говоруна. Короткое приказание, и они смогли обезвредить чокнутого человека, крепко его связав, и пару раз стукнув по голове для надежности.

Потом Вунь опять кинулся искать Хэсса. На этот раз, то ли он стал поспокойнее, то ли серьга, наконец, нормально сработала. Вунь определил, куда надо бежать.

По пути он чуть не сбил красавицу Вику. Девушка горько рыдала. Эта ночь стала для нее настоящим кошмаром. Вика шла, не разбирая дороги, закрыв лицо руками. Она выла в голос и кричала непонятные вещи. Эта ночь даровала ей свет. Тот самый свет, который она не получила при рождении. Этот самый свет сделал ее жизнь не выносимой. В секунду она поняла, что ей мало того, что она имеет. Она подумала, что теперь уж точно ничего не изменить, и судьба у нее была другая, но при рождении кто-то ее похитил.

Вика вспомнила странные косые жалеющие ее взгляды. Она вспомнила, как люди старались ее не слушать, как игнорировали ее слова, они не воспринимают ее всерьез. Вика для них всегда была глупой. Отчаянье, смешанное со злобой, исторгли из Вики вой похлеще волчьего. Вике хотелось всем отомстить, но сначала ей пришло в голову, что надо найти свою судьбу. Она кинулась куда-то, не разбирая дороги.

Нашли ее утром, она сладко спала под одной из повозок. Потом Богарта разобрала по следам, что Вика раз триста обошла вокруг повозок. Она просто ходила по кругу. Тот самый свет не открыл двери ориентировки на местности. В этом Вика так и осталась глупой.

Анна тоже рыдала. Ее пугали призраки, которые загнали ее в угол повозки. Женщина сидела, поджав ноги к подбородку, что при ее толщине было слегка проблематично. Анна очень боялась, зубы клацали друг об друга, руки тряслись, а призраки забавно скалились. Им нравилось, что их боятся. Им нравилось вести страшную игру. Один призрак приближался и тянулся к женщине призрачной рукой, другой злобно рычал, а третий чуть отодвигался. Женщина инстинктивно отползала на свободное пространство. Призраки менялись ролями, и уже другой тянул руку. Женщина опять двигалась, и так она напоминала им человеческую игру в мяч, о которой призракам рассказывал кто-то из людей. В один из моментов Анна не успела отпрянуть от холодной руки, и та ее коснулась. Гримерша потеряла сознание.

- Так совсем не интересно, - обиделся один из призраков.

- Там есть кто-то, - второй показал рукой вправо.

- Соседняя повозка, - согласился третий.

Напрочь игнорируя стены, призраки унеслись в соседнюю повозку. Там их радостно встретил Казимир.

С Казимиром три ушлых духа обломались.

Духи было попробовали пугать Казимира, но тот сам начал ловить духов. Все время норовя треснуть кого-нибудь тяжелой серебренной ложкой. Как известно, серебро единственный метал, который имеет влияние на духов. Погоня худощавому Казимиру давалась легко. Он чуть ли не скакал по стенам. Духи как могли увертывались. Минут через пять Казимир притомился, и решил еще немного покурить, чтобы выше залазить на стены.

Он уселся на пол, поискал под лежаком банку с травищей и стал крутить бумагу. Духи зависли под потолком, рассматривая, что же делает этот человек.

Он все-таки соблазнил их курнуть. Сначала это было непросто для бесплотных духов, но решение было найдено. Ценой долгих умственных усилий, духи сумели сообразить, что надо уплотнить лёгкие.

Теперь в повозке сидели четыре обкуренных до розовых слонят субъекта и обсуждали влияние ранней эпохи Каджей на современное искусство.

Выяснилось, что духи тоже были людьми. Один признался, что всегда мечтал стать актером. Казимир тут же представил ему перспективы. Оказалось, что дух бы получал огромные деньги и был бы нарасхват в любых постановках. Когда Казимир отключился от реальности полностью, духи держали совет.

Один - тот, который мечтал стать актером, предложил дезертировать. Двое других согласились. Пока ночь еще не ушла, духи поспешили покинуть Темные земли.

Боцмана ничем земным нельзя было пронять. Подходящий страх нашелся поздно, наступило утро.

Хэсс поранил ноги. Идти босиком по дороге опасно. В подошвы впивались маленькие остренькие камушки. Но эта боль не останавливала. Хэсс дважды чудом не сломал себе ноги. Первый раз он не заметил камень, и, споткнувшись, упал при этом поранив правую руку, на которую пришелся вес тела. Второй раз Хэсс шел по висячему мосту. Он только ступил, как одна из дощечек подломилась. Босая нога проскользнула, и острые щепки поранили ногу. Ругнувшись, Хэсс вытащил ногу и пошел дальше. Именно по кровавому следу его нашел Вунь.

Вунь бежал. Бегать для Вуня является естественным состоянием, но тогда бег казался Вуню слишком медленным. В те тяжелые минуты Вунь мечтал о крыльях. С трудом сдерживая истерику, Вунь быстро перебирал ногами. Кровавые следы он увидел на мосту. Вунь побаивался высоты, ступить на шаткий висящий мост над пропастью было почти выше его сил. Но кровь явно указывала, что личный дух прошел. Вунь сжал челюсти и быстро помчался по мосту, стараясь не смотреть вниз и ни о чем не думать.

Эльниня донимали видения покруче Казимировых. Ему привиделось, что он опять висит в том жутком горячем колодце и кричит. Только сейчас разница с прошлым была разительной. В этот раз никто не пришел к нему на помощь. Эльниню чудилось, что прошлое как-то вернулось, а будущего еще не было. Эльнинь срывался в колодец и там мучительно умирал. Пережив свою смерть в двадцатый раз, Эльнинь почувствовал, что умирать не так уж и страшно.

Тогда картинка сменилась. Эльнинь опять висел в колодце, его учитель уходил. Эльнинь кричал, а колодец шептал: "Разреши мне тебе помочь. Я его убью сам, а ты останешься жив и властителен". Так просто сказать "да", и, не прикладывая усилий, стать центром мира. Эльнинь уже открыл рот, чтобы согласиться. Колодец предлагал такое хорошее решение. Но благословенные Вунь с сыном задели его повозку. Они перетаскивали повара Грима, чтобы положить тело в безопасном для него и окружающих месте. Вунь что-то сказал про Хэсса. Эльнинь услышал. Согласиться с предложением колодца у него не получилось. Эльнинь опять упал в колодец, но в этот раз он умирал еще медленнее, но это уже стало привычным явлением в его жизни.

Потом колодец предлагал еще много чего, но Эльнинь из упорства молчал и опять умирал. Очнулся Эльнинь утром. Его постель была мокрой. Юноша долго недоумевал, котелок с водой на него что ли выплеснули. Позже он понял, что это его слезы и пот.

В зеркале, которое он нашел в одной из повозок, отразился кто-то похожий на него. За эту ночь Эльнинь значительно похудел.

Валясь с ног от усталости и недостатка сил, Эльнинь добрался до повозки повара Грима и принялся там уничтожать продукты. Он жевал сухие макароны, заедал яблоками с сыром, запивал сладковатой гадостью и был абсолютно счастлив. Пообещав себе, что он выживет всем колодцам на зло, Эльнинь отправился по лагерю, разыскивая остальных. Были у него подозрения, что остальным пришлось не лучше.

Первой, кого он нашел, была Илиста. Та сидела, прижавшись к теплому боку мохнатого большого зверя. Они о чем-то говорили, но прервались. Эльнинь услышал историю знакомства Илисты с кодрами. После небольших колебаний Эльнинь попросил разрешения тоже погреться у теплого бока пушистого кодра. Тот в качестве благорасположения раскрыл крылья и накрыл своих людей от мелкого моросящего тумана.

Ночь была в самой своей середине, когда проняло и эльфа Тори. Он попал в мешок. На этот раз мешок был некаменный, а матерчатый. Тори абсолютно не помнил, как очутился в этом мешке. Лихорадочно соображая, что это все значит, Тори сидел смирно.

Так ничего путного и не решив, эльф попытался вырваться. Разорвать мешок удалось с первой попытки. Но лучше бы он этого не делал. Кто-то невидимый уходил в даль. Слышались лишь его гулкие шаги, а Тори выпал из мешка и остался сидеть на земле. Но здесь он поправился, Тори сидел на кочке. Выходило, что он выбрался из странного плена на болоте. Ходить по болоту особая наука. Тори ей практически не владел.

Эльф принял мудрое решение. Он остался на месте, не пытаясь действовать наугад. Следующим днем его, свернувшегося калачиком на болотной кочке, нашла Богарта. В ту ночь Тори много чего привиделось во сне, когда он смело улегся спать посредине болота.

Мухмур Аран слишком стар, чтобы бояться. Страх не стал тратить на него силы, он сразу уступил место своей старшей сестре - бессмысленности. Мухмур Арана затопило глубокое чувство бессмысленности его жизни. Эта самая бессмысленность обессмысливала слова, действия, мысли, намерения, творения.

Она медленно стирала его душу и прошлую жизнь. Но здесь этой бессмысленности не повезло. Мухмур Аран крепко зацепился за свою семью, за своих детей, внуков и правнуков. Бессмысленности удалось все стереть в жизни Арана, но вот с этим она справиться не смогла и отступила. Правда, чтобы разобраться со всей жизнью постановщика ей понадобилось почти шесть часов.

Рассвет унес обреченность, Мухмур Аран поклялся себе воплотить в очередной постановке полученный опыт, и возблагодарил небеса за своих любимых. Бессмысленность утащилась, горько усмехаясь и обещая вернуться. Мухмур Аран нашел в себе силы помахать ей в след и пожелать всяких гадостей.

Джу же пожирал другой демон - демон ревности. Молодая женщина не предполагала, что может ревновать сама себя к самой себе. Рядом с ней стояла она сама и ревновала ее же. Джу сошла с ума на короткий промежуток времени, но и этого хватило, чтобы ревность открыла такие уголки, о которых женщина и не подозревала.

Ревность довела Джу до убийства самой себя. Подождав, пока вторая Джу начнет говорить особо обидные слова, Джу выхватила нож и попыталась воткнуть его себе же в глотку. Только и другая Джу не спала, она тоже с ножом пыталась убить ее же. Ножи отлетели в стороны, одна Джу ударила другую, они повались на землю. Обе Джу яростно хватали друг друга и пытались вырвать сердце. Потом вторая сменила тактику и ухватила Джу за волосы, а Джу смола расцарапать сопернице лицо. Та, которая вторая, выпустила волосы, и Джу откатилась от себя же.

Понимая, что та вторая ее убьет, Джу поднялась и побежала. Она бегала от себя же. Смертельно устав за несколько часов пряток от себя же, Джу свалилась под какую-то повозку, и отключалась.

Утром ее нашел Лаврентио. Джу не рассказала ему про себя ничего. Говорить ей не хотелось. Так и не поняв, что это было, Джу пережила эту ночь.

Лаврентио же получил в дар свою потерянную вещь. Перед ним неожиданно появился махонький старичок. По одежде Лаврентио признал старьевщика. Таких он встречал в столице. Они собирали за бесценок старые вещи, но и продавали их также дешево. Старичок был сгорбленный, почти склонившийся к земле.

- Старые потерянные вещи! - заголосил старьевщик.

Композитора резануло по ухо слово "потерянные". Старьевщики никогда не продавали потерянных вещей, они обычно продавали поношенные вещи.

- Молодой человек, - старик уже был рядом с Лаврентио. - Не желаете ли найти свою вещь?

- Какую? - Лаврентио, пока терялся в происходящем.

- Потерянную, - старичок помахал руками и чуть выпрямился.

- Мной? - на всякий непонятный случай уточнил Лаврентио.

- Конечно, других не держим, - старичок посмеивался над ним.

- А что я за это должен буду заплатить? И что за вещь вы мне предлагаете купить? - композитор проявлял практицизм.

- Вещь? - старичок сощурился. - Ту, которую действительно потеряли. Поищем?

- Поищем, - Лаврентио оглядывался в каком сундуке искать потерянную вещь.

Старичок понял его сомнения и почти уже смеялся в голос.

- Я же старьевщик, искать надо во мне. Я все вещи в себе ношу, - туманно пояснил он.

- Это как? - Лаврентио вглядывался в старика, не шутит ли он.

- Дай руку, - старичок ухватил Лаврентио и потянул к своей груди.

Рука прошла, как сквозь воздух.

- Ищи! - велел старичок.

Лаврентио видел свою руку в груди старика, и пошевелить ею боялся. Старичок еще раз повелел искать.

Лаврентио разжал пальцы, сведенные в кулак. Какая-то вещь оказалась у него в ладони.

- Теперь тяни, - разрешил старичок. - Посмотрим, что у тебя там.

Лаврентио разглядывал на руке маленькую трепещущую, но спящую нимфу.

- Ух, ты! - восхитился старьевщик. - А я все думал, чье это было. Выходит, что твое.

- Но я нимф не терял, да еще таких маленьких, - Лаврентио это точно знал.

- Это же не нимфа, это муза. Как ты творец их не отличаешь? - старичок был поражен безграмотностью гостя.

- Но моя муза со мной, - Лаврентио и в этом был уверен.

- С тобой муза новой музыки, а это муза твоей музыки, - старичок совсем впал в патетику.

- Я что-то не понимаю, - признался композитор, на его ладони так и спала муза. Лаврентио разглядел, что крылышки у нее бирюзовые, а на ножках туфельки из лепестков лилий. Платьице на его музе было из дубовых листочков, и пахла она кофе.

- Это же муза твоей игры, - старичок тоже смотрел на музу. - Красивая. Ты не помнишь что ли, что ты ее потерял? - старичок выразительно потыкал в музу пальцем, но та не просыпалась.

- Помню, но это давно было, - Лаврентио вспомнил те времена. - Это моя муза?

- Твоя, конечно.

- И что мне теперь делать? - композитор не знал, что с ней делать.

Старик опять согнулся:

- Ты можешь ее купить.

У композитора хватило ума спросить:

- Чем я должен тебе заплатить?

Старик был рад не услышать про деньги.

- Заплати мне чем-то ценным, - прошамкал он.

- Чем? Что для тебя ценно? - Лаврентио чудилось, будто он сражается со стариком на мечах.

Старик опять порадовался, что Лаврентио вывернул его вопрос в другую сторону.

- Заплати мне музыкой. Отдай мне несколько своих ненаписанных еще мелодий, - назначил он свою цену.

- Это как? Я могу отдать написанные, но они все равно будут мои, - Лаврентио силился понять, о чем толкует странный волшебный старик.

- Я заберу те мелодии, которых ты не сможешь услышать. Две мелодии, - окончательно определился старик.

- Хорошо бери, - Лаврентио больше не раздумывал.

Старик ударил его другой руке, и Лаврентио потерял две своих мелодии, но зато проснулась муза. Она серьезно и основательно разглядывала Лаврентио, а потом словно сердитая баба выкатила ему претензии.

Композитору удалось успокоить обиженную и разбуженную музу. Он долго и многословно извинялся перед ней.

- Так, что нам теперь делать? - он спрашивал совета у музы.

- Ты должен что-то решить на счет меня. Я могу вернуться к тебе, - предложила муза.

Но Лаврентио насторожил тон ее предложения. Расколов музу, что ей будет неприятно возвращаться в однажды бросившее ее место - в душу Лаврентио, тот отпустил свою музу.

- Ты сможешь жить где-то, но не у меня? - уточнил он.

- Смогу, - муза не верила своему счастью.

- Тогда иди, куда хочешь.

Дважды повторять не пришлось. Муза полетела.

- Я буду иногда к тебе наведываться, - пообещала она. - А может быть, когда-нибудь останусь навсегда, - еще больше обнадежила она.

Лаврентио вздохнул и тогда заметил, что старика рядом нет, и почти наступило утро. Он отправился искать Джу. Ему очень хотелось знать, кто приходил к ней. Джу он нашел под повозкой. Девушка была в грязи и вся растрепанная, говорить она категорически отказывалась.

Лаврентио утешал, рыдающую женщину.

В лагерь стали возвращаться люди. Его позвали на поиски. Пропал Тори.

Лаврентио сдал Джу на руки Негде и отправился искать Тори.

Негда пережил эту ночь в расстройстве чувств. Ему показалось, что он стал женщиной и теперь может объясниться в любви своему другу Мету. Ощущение Негды, что он стал женщиной, длилось недолго и благополучно схлынуло, но осадок остался. Негда открыл в себе странную тягу к другу. Такого за собой он никогда не замечал, поэтому шок был велик. Справиться с ним помогла вечная формула: "Я подумаю об этом завтра". Негда прекрасно знал, что завтра не бывает никогда, всегда наступает только сегодня. Повторив себе это почти три сотни раз, Негда успокоился. Немного ему было стыдно, что в нем живет сексуальное желание к своему другу, но потом и это прошло. Не то чтобы совсем, но отступило до завтра.

Метту же тоже привиделась всякая дурь. У него выросли жабры, и он не мог дышать воздухом. Пытаясь найти подходящий водоем, Метт забыл про жабры и стал кроликом. Тогда он принялся искать подходящую нору. Чуть позже он взбирался на дерево, чтобы свить гнездо. Утром его нашли на ветке раскидистого дуба. Что с ним было, Метт поведал со смехом. Свои приключения он пережил без особых эмоций, но опыт ему понравился. Метт понял, что хотел бы жить на дереве.

Йола грызла боль. Она кусалась, и откусывала по кусочку. К утру от него осталось одно сердце и один глаз. Болевой шок еще держался несколько часов. С этих самых пор Йол стал падать в обморок от вида крови, но играть стал еще более пронзительно.

Дикаря запутали в загадках гадкие тени. Они смеялись над ним, выдирали по одному волоску из головы за неправильный ответ или промедление. Убежать от этих загадочных теней Дикарь не сумел. В качестве штрафа за попытку тени выдрали у Дикаря ресницы. Утром Дикарь поверил, что это все было правдой, ресниц действительно не было на правом веке.

Гвенни и Мириам разругались. Девушки не смогли поделить славу и одного мужчину, который вроде, как признавался в любви им обеим. Драка была знатная, маленькие человечки с удовольствием посмотрели на бой двух человеков. Развели подружек по разным углам только, когда одна другой чуть не оторвала голову. Тогда уже маленькие человечки использовали хорошо зарекомендовавший себя прием. Они связали девушек и закатили их под повозки. Троих поставили сторожить. Гвенни и Мириам утром, конечно, просили друг у друга прощение, но крепко запомнили полученный опыт.

Секач тонул, но тонул он странно. Секач тонул в песке. Утонуть в пустыне ему почти удалось. Положение спас Казимир. Он пришел и разбудил Секача. Казимир вышел из своей повозки по малой нужде и слегка потерялся. Еще он потерял троих новых друзей. Со своими вопросами он залез в ближайшую повозку и разбудил спящего Секача. На радостях, что утонуть в песке ему не удалось, Секач достал свои запасы спиртного.

Добавивший Казимир нес такую ахинею, что любой автор бы позавидовал. Истории сочинялись трагические и комические одновременно. Секач смеялся. О чем были эти истории утром ни один, ни другой вспомнить не могли. Эти истории слышал Одольфо, но он никому об этом не сказал.

Железяку опять соблазняла золотая рыбка, но он уже это проходил. Они весело поболтали о жизни, оба приятно проведя время.

Глава 24. Ночь личностей

Личности, как кошки, проявляются по ночам.

Из кодекса воров.

Испугаться богатства, вот уж чего Хэсс не ожидал сам от себя. Но он испугался до потери сознания, до потери мыслей и надежды выбраться из этого дома, набитого до верху золотом.

Пройдя по подвесному мосту, Хэсс еще какое-то время шел по тропинке и добрался до земляного дома. У дома он остановился, но почувствовал, что манило его именно сюда. Это и была конечная цель его путешествия. Два шага вперед, толкнуть дверь, еще два шага, и Хэсс в земляном доме. Дверь за ним закрылась с громким лязгом, характерным для железных, а не для деревянных дверей. Хэсс вздрогнул и открыл глаза. Ноги страшно болели. Посмотрев вниз, Хэсс уставился на свои кровавые ступни.

- Что это такое? - спрашивать самого себя не имело смысла. Ответить себе он никак не мог.

Груды, а не кучи, здесь Хэсс воспринимал их, как груды, золота. Он на них смотрел и не знал, что делать. Ноги настоятельно требовали внимания.

Плюхнувшись на пол, Хэсс стал думать. В его полусонном положении это занятие оказалось не очень плодотворным. Единственной здравой мыслью сквозь общий мысленный туман была выбрать отсюда. Встать ему удалось, но ноги было по-прежнему больно. Дверь же не желала отрываться, и вообще она проигнорировала Хэсса. А на его попытки открыть ее силой, дверь слилась со стеной.

Удачным решением Хэссу показалось сесть на пол опять и подумать еще раз. Следующим логичным местом, чтобы выбраться было окно. Оно в этом земляном доме было единственным. Правда, оставалась еще и труба. Но в трубу он не был уверен, что пройдет. Да и хлипко она выглядела. Окно тоже могло быть с сюрпризом. Лишаться его Хэссу не хотелось. Надо было подумать, что делать дальше.

Он, к сожалению, вышел почти без одежды и соответственно без своих обычных спасательных принадлежностей. Так бы он мог попытаться вскрыть дверь, а не вышибать ее. Может, дверка тяжело отреагировала на силу?

Осторожно подойдя к окну, Хэсс выглянул. Вид открывался на ту самую тропку, по которой он пришел к этой избушке. Выбить окно, пока оно не поняло, что Хэсс хочет выбраться через него, показалось вору удачной мыслью. Подумав о себе любимом, Хэсс вспомнил, что он вор, а кругом куча богатства.

"Посмотреть что ли? Может найдется что-то подходящее?", - закралось в его голову. Хэсс принялся копаться в золоте: золотых монетах, слитках, украшениях, посуде, тряпках. Одна тряпочка показалась ему наиболее подходящей. Ткань была натуральная, некрашеная, но расшитая по канту золотыми нитями. Внутренне попросив прощение у хозяев этих сокровищ, Хэсс взял тряпку, разорвал ее и замотал свои ноги. Лечить их придется серьезно, и передвигаться на лошади.

Вунь несся по дороге, снося все на своем пути. В частности он чуть не зашиб кабана. Кабан спокойно себе переходил тропку, чтобы поискать себе пропитание у того подающего надежды дерева, как на него налетело и сдвинуло с дороги нечто странное. Это и был Вунь. Сам он не заметил, что сшиб кабанчика. Вунь бежал, он очень боялся опоздать.

Его дорога кончилась у небольшого земляного дома. Не найдя двери, Вунь нацелился на окно. Чутье твердило ему, что Хэсс там внутри. Вунь разбежался и прыгнул, вынеся своим телом окно. Упал он неудачно на что-то жесткое и колючее - на корону. Осмотреться Вунь не успел, его что-то подхватило и выкинуло в окно. Следом за ним оно тоже выпрыгнуло. Окно схлопывалось. Вунь второй раз упал тоже неудачно. Все кости, спина, все тело было больно.

- Хэсс? - Вунь поднял голову.

Рядом лежал Хэсс и радостно смеялся.

- Ты как здесь? - Хэсс повернул голову к Вуню.

- За тобой. Ты знаешь ли очень яркие следы оставляешь, - Вунь ворчал, но на самом деле был готов петь от радости.

- Да, - Хэсс глянул на свои ноги, которые все еще были обмотаны золотой тряпкой.

Вунь, забыв о своей боли, подскочил и стал разматывать тряпку с правой ступни личного духа. Хэсс с трудом уселся, он тоже отшиб себе все, выпрыгнув из окна. Случайный взгляд на избушку подтвердил, что окна нет. Но зато появилась дверь в уже другом месте. Вунь зацокал языком, выражая крайнюю степень озабоченности. Их глаза встретились.

- Лежи, - жестко приказал Вунь. Он даже подумал треснуть Хэсса по голове, чтобы обеспечить его повиновение. Но отказался, личный дух и так достаточно натерпелся.

- Хорошо, - Хэсс и сам чувствовал, что не в состоянии двинутся куда-то без посторонней помощи.

- Всегда с тобой так, - Вунь ворчал, но сам светился от счастья.

- Я же не специально, Вунь, - личный дух посчитал необходимым успокоить маленького человечка.

- Я знаю, - Вунь уже прикинул, что будет делать, но сначала надо провести с Хэссом воспитательную беседу. - Хэсс, ты зачем туда пошел?

- Я говорю, что меня тянуло, - Хэсс опять улегся на землю. - Я сам не ожидал, что приду в этот домик с золотом.

- Домик с золотом? - Вунь подозрительно уставился на личного духа, не разыгрывает ли он.

- Да, а что?

- Это не домик, это обменник. Ты берешь золото, а оно берет у тебя жизнь. Чем больше золота ты взял, тем больше жизни оставишь обменнику. Ты понимаешь? - Вунь говорил все громче и громче.

- Это как? - Хэсс посмотрел на тряпку на своих ногах.

- Да так, - Вунь тоже посмотрел на тряпку. - Оттуда?

- Да, но я же для ног, - Хэсс напрягся. - Я что удачно выкрутился?

- Вот именно, - Вунь пожал плечами.

- А что же все-таки это было? - Хэсс потянулся, ноги все также ныли, но на душе стало светлее.

Вунь сморщился, но отвечать не стал. Вместо этого он предложил Хэссу чуть отползти от обменника к деревьям. Мотивировал это Вунь тем, что вдруг кто еще пойдет к домику может затоптать Хэсса. Вор предпочел его послушаться. Пока они добирались до деревьев, Вунь уточнил, сколько времени Хэсс пробыл в доме, и не взял ли он что-нибудь еще.

- Да не брал я ничего, кроме этой тряпочки. Ты думаешь, что я много жизни там оставил?

Вунь лишь покачал головой, у него внезапно возникли новые мысли по поводу прогулки Хэсса.

- Я знаю про этот обменник, что обычно оттуда никто не выбирался. Дело в том, что люди отдают вроде что-то возможное будущее за золото. Но там какой-то секрет есть. Короче, никто не выбирался. Жадность весьма сложная вещь.

- Но я вроде не такой уж и жадный, - Хэсс обиделся.

Хохот Вуня разбудил с десяток спокойно спящих зверей.

- Ты что? - Хэсс не вникал в причину его смеха.

- Хэсс, ты меня прости, но ты такой же жадный, как я злой. Я так понимаю, что ловушки на вас на всех поставили. Это хозяева местные видимо решили сегодня вас всех извести. Тебя заморочили и послали в домик с жадностью. Ты понимаешь? А ты на удивление ничего брать не стал.

- Да я рылся в этих сокровищах, - признался Хэсс. - Искал, чем окно выбить, да еще нашел эту тряпочку для ног. Но эти все сокровища злые. Я никогда не думал, что можно испугаться чего-то неживого. Мне минуту целую казалось, что дом этот шепчет: "возьми мои сокровища, возьми мои сокровища". Но в ноге так заноза с этого моста ворочалась, да еще ухо горело, что я не вслушивался. Все на себе был сосредоточен. Я вот не пойму, я что так похож на жадного? И кто эти хозяева? И зачем они меня сюда привели?

Вунь захохотал так, что разбудил семейство белок. Одна ему кинула в лоб шишкой.

- Да ты такой жадный, как я злой. Душа у тебя светлая, так матушка Валай говорит. Ты вор по призванию, а не по сознанию.

- Это как? - Хэсс приятно расположился под кроной голубой ели.

- Ты мне можешь рассказать, что ты уже украл за свою жизнь? - Вунь все еще широко улыбался.

- Пару раз мы по заказам воровали. Артефакты всякие, оружие. Один раз девушку уворовали для жениха. Еще один раз барана. Кошельки на рынке. Также пару раз книги доставали. Сам понимаешь, что послужной список у меня не большой. Самостоятельно я на дело выходил всего пару раза. Нам было на что жить, и Шаа очень избирательно относился к заказам.

- Вот видишь? - Вунь успокоился. - Хэсс, ты полежи немножко один. Хорошо?

- А ты куда?

- Мне надо, - Вунь неопределенно помахал руками.

- Хорошо, - Хэсс закрыл глаза. Двигаться не хотелось.

Маленький человечек сломя голову понесся по тропинке назад, он миновал пугающий мост, и добежал до лагеря. Вуню удалось ухватить за уздечку Хэсссовскую лошадку и довести ее до моста. Также он набил мешок едой и лекарствами. Вунь заботился о личном духе.

Первые лучи солнца веселили всех живых, когда Хэсс миновал мост и забрался на свою лошадку Ле.

Лежа в ожидании Вуня под деревом, Хэсс подумал, что с ним кто-то просчитался. Зачем было городить столько чепухи и заманивать человека в обменник. Эта ловушка была не для него. Хэсс также подумал о других безобразиях, которые, по словам Вуня, творились в лагере актеров. Про так называемых хозяев, которых помянул Вунь, Хэсс себе много чего нафантазировал, но по большому счету его это особо не волновало.

Уже возвращаясь назад в лагерь, Хэсс встревожился по настоящему. Он подумал о Маше, за которой должен присматривать Тори. Одно только предположение, что могло стрястись с девушкой, ввергало Хэсса в дрожь. Но посмотреть на больную девушку Вунь Хэссу не дал.

Когда Хэсс добрался до повозки, Вунь сыпанул в лицо ему горсточку сонного порошочка, за которым сбегал его сын. Часть народа в лагере крепко спала под действием этого порошка. Маленьким человечкам не нужны были сумасшедшие люди. Вунь разложил Хэсса на лежаке и принялся лечить его ноги. Проснувшийся Хэсс, так и не понял снилось это все ему или нет? Вунь на его вопросы отвечал уклончиво - просто переспрашивал, что Хэсс имеет в виду.

Недай плакал, он лишился своего тела. Тело валялось внизу, а Недай стал маленьким бестелесным духом. А его тело занял кто-то другой. Это Недай знал совершенно точно. Он буквально почувствовал, как его вытеснили из его же тела. Просто выкинули, как выкидывают мусор.

Недай попал в духи внезапно, без подготовки и практических навыков. Он не знал, какие ограничения существуют для духов, поэтому смог вернуть свое тело. Попытка украсть тело закончилась для черного духа неудачно потому, что он не думал, что бывший хозяин его тела решиться, так рискнуть телом. Дело в том, что повторная смена души у одного тела возможна в период не ранее, чем через три дня.

Черный дух был уверен, что бывший хозяин тела убоится и растеряется. Боевой и хозяйственный Недай ринулся в атаку. Он кинулся на свое тело. Тело содрогнулось. Черный дух стал отбиваться от духа Недая. Но телу сложно сражаться с духом.

Недай не оставил свои попытки. Он кинулся еще раз и еще раз. Черный дух попробовал спрятать свое новое тело, но это не удалось. Настойчивый Недай летел за ним, ему были не почем все препятствия. Тогда черный дух выскользнул из тела. Он решил уничтожить дух прежнего хозяина в схватке духов.

Недай не видел, как он выглядит сам. Но если судить по духу напротив, то не очень привлекательно. Бесплотная оболочка держала некую мутноватую субстанцию. Вместо рта и глаз светящиеся точки, похожие на звезды. Рук у духа-противника было три. Недай попытался определить, сколько у него рук, но не преуспел в этом занятии.

Дух-противник явно лучше знал, как драться в призрачном состоянии. Он надулся и стал выдыхать на Недая жуткий вонючий газ. Призрачное тело Недая стало подтаивать в тех местах, на которые попадал этот вонючий газ. Недай отлетел в сторонку. Сообразив, что можно ответить противнику его же оружием, Недай стал всасывать в себя воздух. Потом выдохнул, но у него не вышел такой же едкий газ. Недай не отчаялся и попробовал еще раз. И на этот раз ничего получилось.

У духа-захватчика появилась новая идея. Он громко и пронзительно завизжал. От этого визга у Недая заложило уши, заломило голову. Он продолжал истаивать. Когда дух чуть ослабил тональность воя, Недай заголосил сам, и это у него получилось. Дух-противник потерял инициативу и сжал всеми тремя руками свою призрачную голову. Недай продолжал самозабвенно выть. В этом вытье умещались все беды, которые когда-либо происходили с ним. Когда Недай умолк и посмотрел вниз, то увидел, что духа нет.

Все еще не доверяя противнику, Недай облетел все вокруг. Его тело лежало на земле. Недай задумчиво смотрел на себя физического, и такое чувство свободы обуяло его, что не захотелось возвращаться в бренное тело. Минуты три он медлил, а потом все же вернулся. Боль сильная и острая привела его в чувство. Проведя инвентаризацию, Недай обнаружил, что пока пребывал вне тела, его слегка помяли, а, кроме того, положили на мелкие камушки, которые и кололи его нещадно.

- Хорошо, что решился, - послышался сбоку голос.

- Кто это? - Недай испуганно оглянулся.

Любые движения, действия, работа мышц, связок, собственный голос, все ново и необычно. Недай совсем себя не знал, привык, а он, как каждый на этих дорогах, уникален.

- Я вот тоже подумал, чтобы взять себе это тело, - перед ним материализовался маленькое приведение. - Только стар я для таких боев. А ты его хорошо уделал, и тело получил.

- Это мое тело, - Недай возмутился наветам нового знакомого.

- Ну, прости, - привидение исчезло.

Недай огляделся, пора было искать дорогу в лагерь.

Инрих ходил по кругу. Открывая каждую новую дверь, он натыкался на следующую. Хождение по кругу сводило с ума поэтапно. Сначала было недоумение, потом надежда, потом раздражение, затем страх и дошло уже до отчаяния. Бесконечно открывать двери - это ужасно.

Инрих вздохнул и уселся на пол. Ходить туда-сюда, приходя только сюда, ему надоело. Бойкотировать эти бесконечные двери не удалось. Дверь открылась и в комнату вошел еще один Инрих. Они уставились друг на друга.

- Ты кто? - одновременно спросили они друг у друга.

- Инрих, - также одновременно ответили друг другу.

- Что это значит? - два голоса опять заговорили одновременно.

Инрих положил руку на плечо своему двойнику:

- Я буду первым, ты вторым. Я имею в виду говорить. Хорошо?

Двойник кивнул.

- Что ты здесь делаешь? И как нас получилось двое?

Двойник не успел ответить, как дверь открылась, и вошел еще один Инрих. Повторился прошедший диалог, но уже в три голоса. Договориться втроем они не успели, вошел четвертый, потом пятый, потом шестой, потом седьмой. Инрих и другие сидели вдоль стены и смотрели на вновь пребывающих. Что было еще более необычно, каждый новый входящий был моложе и моложе.

- И сколько нас будет? - раздалось в комнате многоголосое Инрихово замечание.

Пополнение рядов Инрихов остановилось на двадцать третьем.

- И что дальше? - а вот это стало действительно необычным. Голос прозвучал один - Инриха.

- А ты можешь все повернуть назад, - в комнату вошел худой до неприличия старик, укутанный в белый плащ.

- Как это? - говорил один Инрих, остальные Инрихи молчали.

- Выбирай свое прошлое, - старик приветливо махнул рукой.

- И что? - Инрих встал и прошелся вдоль всего строя сидящих вдоль стены Инрихов.

- У тебя будет новое будущее, ты все изменишь, понимаешь какой это подарок? - старик казался мудрым и всезнающим.

Директор зажмурился и помотал головой.

- Как можно отсюда выйти? - Инрих не надеялся, что его выпустят из этого сумасшедшего заведения.

- Иди в свою дверь, - хитрый, но недовольный старик ушел сквозь стену.

Директор посмотрел на своих двойников разных лет, и, кивнув головой, вышел в дверь.

Яркое солнышко поприветствовало отказавшегося от редкой возможности человека, Инрих тоже с ним поздоровался. В своем решении он не сомневался.

Богарта и Саньо целовались уже долго, в крови женщины сначала заискрился, а потом загорелся огонек, переросший в костер. Саньо заявил, что страх и морок уходят, если заняться чем-то до умопомрачения. Богарта себя не узнавала, но победить страх любовью согласилась.

- Что это со всеми? - Богарта на миг оторвалась от медовых губ актера.

- Это морок, причем сильный, - Саньо чувствовал, что с ней надо действовать медленно, чтобы не спугнуть.

- Они не умрут? - Богарта засомневалась в своем решении провести ночь с Саньо.

- Ты им сможешь помочь, но только когда воздействие на всех пройдет. Ты же сама видела, что с тобой происходит.

- А с тобой, почему ничего не происходит? На меня так накатило, что я чуть всех не убила, - охранница насторожено смотрела в глаза Саньо, он ее обнимал и гладил шею.

- Малышка моя, - Саньо старался быть самым убедительным в мире, - я особенный. Я тебе не говорил? Так вот, со мной ничего не может произойти. Я заговоренный. Было у меня такое в жизни. Но это большая тайна.

- Правда? - Богарта любопытна до чужих тайн. - А кто тебя заговорил? И как?

- Ох, объяснить это нельзя. Не в смысле, что трудно, такие вещи нельзя рассказывать. Зато ты можешь сама узнать.

- Как? - широко раскрытые глаза и недоверчивая улыбка.

- Ммм, надо узнать меня получше, - Саньо прозрачно намекает на новый поцелуй.

Богарта поддалась обаянию и перестала задавать вопросы. Неизвестно через сколько времени, Богарта заметила, что на ней нет ничего.

- Ты такая красивая, - Саньо все еще сдерживал себя, слишком по тонкому льду он шел. - Я должен тебе сказать, что ты сейчас можешь все. Я подарил тебе венок. Помнишь? Заговор там был такой, что ты в сокровенный момент сможешь увидеть мою душу, если не испугаешься.

Богарта растерялась на долю секунду, но к ее чести не отступила.

В эту ночь курил Казимир, а пил Флат. Он надрался до потери сознания от страха, окутавшего лагерь. Воспользовался он запасами критика Сесуалия. Так вышло, что Флат кинулся искать компании, когда стало совсем страшно, и заскочил в повозку критика.

Самого критика он не нашел, но заметил на столике фляжку. Флат ее тут же открыл и стал жадно глотать выпивку. Залить свой страх алкоголем ему удалось, но Флат упустил возможность узнать о себе много нового. В ту ночь ему было предназначено встретиться с гадалкой, которая бы смогла предсказать ему что-то важное. Гадалка постояла у изголовья лежака, на котором спал актер, покачала головой и ушла. Их встреча не состоялась. Флату всего то надо было справиться со своими страхами и чуть подождать.

Альтарен и Сесуалий попались на любви к ближнему. Тьямин сидел в окружении двух десятков огромных кобр с раздутыми капюшонами.

Альтарен и Сесуалий сидели вместе, когда все это началось. Выходить из повозки мужчины не собирались.

- Ничего меня туда не выманит, - зарекся Альтарен, но Сесуалий, как более опытный, не согласился.

- А если пожар?

- Тогда конечно, но только если пожар, - сделал оговорку в своем зароке Альтарен.

- Ты не учитываешь все возможности, - настаивал Сесуалий.

Альтарен наморщил лоб, он сам пожалел, что зарекся. Зароки вещь тяжелая, обычно судьба стремится показать, что она сильнее.

- Лучше посмотри, как там? - попросил Альтарен.

Сесуалий выглянул в окошко.

- Вижу. Так Хэсс идет в штанах, по-моему, босиком, за ним охранник. Не разберу кто. Так они пропали. Вижу, Саньо ведет Богарту. Эти не понятно куда идут. Может он ее, наконец, уговорил?

- Все? - Альтарен спрашивал надолго замолкшего друга.

- Нет, - напряженным голосом возразил Сесуалий. - Куда он идет?

- Да кто? - подскочил Альтарен.

- Мальчик.

- Тьямин?

- Тьямин, - Сесуалий вскрикнул и поднялся с места. - Нам надо его остановить.

- Там опасно, - Альтарен беспокоился не за себя, а за мальчишку, к которому они привязались.

Мужчины выскочили из повозки.

- Где он?

Темнота скрыла Тьямина.

- Пошел туда, - уверено указал направление Сесуалий.

Альтарен и Сесуалий кинулись вместе за мальчишкой.

- Куда он делся? - Сесуалий озирался по сторонам. От бега он тяжело дышал. Темнота густая и холодная липла к ним со всех сторон.

- Я не вижу, - Альтарен тоже всматривался, пытаясь заметить белый проблеск. - А может ты не туда показал?

- Туда, - Сесуалий что-то увидел. - Туда, - закричал он и побежал. Альтарен держался за ним.

Бег в темноте по пересеченной местности дважды спас им жизнь. Первый раз, когда они выбежали из повозки. В ту ночь к ним собирался неприятный мертвый тип, застать своих испытуемых ему не удалось. Пришлось покойничку поискать себе другую жертву. Во второй раз их решение последовать за мальчишкой определило их благополучное будущее.

- Стой! - Сесуалий резко затормозил и выставил руки.

Его товарищ более молодой и легкий на остановки не сшиб Сесуалия только благодаря хорошей физической реакции.

- Что?

- Смотри, - Сесуалий уже шептал.

А посмотреть было на что. В десяти шагах от них сидел Тьямин в окружении двух десятков ядовитых гадов.

Тьямин боялся до потери пульса, сердце почти перестало биться. Заплакать не удавалось, не удавалось вообще проявить каких-либо эмоций. Страх сковал крепче любых веревок и кандалов. Тьямин пошел потому, что знал, что там его что-то волшебное ждет. Он подслушал разговор двух неизвестных. Они говорил, что если сегодняшней ночью пойти прямо до косого дерева, затем повернуть на право по забытой дороге, сделать пятьдесят шагов, то там будут сокровища.

В принципе ему были не нужны сокровища такой страшной ночью, но мысль, что с их помощью можно решить все материальные проблемы сподвигла Тьямина на подвиг. Он взял с собой нож, но супротив двух десятков аспидов это было не действенно. Мальчик все выполнил, как услышал, и увидел, что на земле лежат драгоценные светящиеся камни. Здесь он и позабыл об осторожности. Два прыжка и он у камней. Но! Откуда-то одновременно появились все змеи. Тьямину оставалось осторожно опуститься на землю и ждать. Так он сидел уже минут десять, и пропустил появление Сесуалия и Альтарена.

- Как ты там оказался? - Сесуалий сделал два шага назад.

Тьямин поднял глаза и не поверил сам себе. С мальчиком случилось второе чудо за эту ночь. Теперь оставалось надеяться на третье - что его вытащат из этого змеиного клубка.

- Я случайно, - даже в темноте было видно насколько бледен мальчик.

Альтарен по кругу обошел Тьямина и вернулся к Сесуалию. Змеи были везде, не подобраться.

- Что делать будем? - здравомыслящий Альтарен видел, что змеи не уступят свою добычу. Вытащить мальчишку нет почти никаких шансов.

- Не знаю, - Сесуалий был также бледен, как и Тьямин. Театральный критик боялся змей с детства. По его мнению, они были холодными и смертельно опасными.

- Да, - Альтарен потянул гласную, сказать больше нечего было.

- Мы должны что-то сделать, - Сесуалий сжал его руку.

Тьямин слышал их разговор и постепенно терял надежду выбраться живым. С другой стороны, он подумал, что умирать не в одиночестве все равно лучше, чем одному.

- С земли его не вытащишь, - Альтарен еще раз обкатывал в уме ситуацию и пути спасения.

- Тогда с воздуха, - продолжил Сесуалий.

- Как?

Альтарен сообразил, что надо искать того летучего зверя, за которым он подсматривал не так давно. Альтарен видел, как зверь возил на спине Саньо и Илисту. Тогда он понял, что у некоторых в труппе завелись секреты, но выяснить поподробнее ничего не успел.

- Ты жди здесь, поговори с ним, - велел Альтарен. - Мне надо назад.

- Что такое? - Сесуалий трясся всем телом, его, наконец, догнал страх.

- Мне надо вернуться, кое-кого найти, ты подожди. Тьямин, подожди, я быстро, - не объяснясь дальше, Альтарен повернулся и побежал.

Альтарен без происшествий вернулся к повозкам. Теперь надо было найти Илисту. В ее повозке актрисы не было. Еще побегав и позаглядывав в повозки, Альтарен убедился, что Илисты нигде нет. Что делать дальше, Альтарен не представлял.

Хорошая реакция помогла ему поймать пробегающего мимо маленького человечка. Альтарен успел схватить его за косу.

- Простите, - начал мужчина.

Маленький человечек огромными глазами пялился на захватчика.

- Простите, вы большого зверя с крыльями здесь поблизости не видели? Мне очень надо, - Альтарен и сам растерялся, поэтому нес чушь.

- Косу отпусти, - подал признаки жизни маленький человечек.

Альтарен разжал руку.

- Еще раз простите, я не знал, как вас можно остановить.

- Тебе рот зачем был даден? Сказать можно. Меня зовут Чопа. Ты кодра ищешь?

- Кодра - это такой зверь? - Альтарен вполне правдоподобно изобразил кодра.

- Да, - Чопе пора было бежать по поручению Ахрона, но он решил, что это пока подождет.

- Да, мне очень нужен кодра, - Альтарен подумал, сколько уже прошло времени. На вопрос Чопы, Альтарен рассказал, для чего ему понадобился летучий зверь. Чопа присоветовал взять веревку и предложил пойти туда-туда, а потом вон туда.

Альтарен с новыми силами кинулся в указанном направлении. Спустя десять минут он добежал до места, где Илиста обнималась с кодром.

- Илиста, помоги, - Альтарен сильно задыхался от бега с грузом.

- Что такое? - женщина была явно не в себе.

Альтарен смог почти связано пояснить, в какой беде оказался Тьямин.

Затем штатному хвалебщику пришлось пересилить страх и забраться на кодра. Илиста осталась внизу. Когда зверь заговорил с Альтареном, тот не испугался. Все его внимание занимал полет.

До места заточения Тьямина они добрались меньше, чем за пять минут. К тому же минуты две Альтарен потратил на то, чтобы определить направление, в котором надо двигаться.

Сесуалий развлекал Тьямина рассказами, но порой им обоим чудилось, что они развлекают змей. Те так и раскачивались рядом с мальчиком, раскрыв свои капюшоны.

Альтарен стал осторожно опускать веревку вниз. К ней была привязана палка из реквизита акробатов.

Сесуалий с изумлением смотрел на большого летучего зверя. Он то не подглядывал за Илистой. Но к него чести, Сесуалий не задавал лишних вопросов, не делал лишних движений, а продолжал говорить, не меняя тональности.

- Тьямин, сейчас, почти сейчас, у тебя над головой будет веревка, - Сесуалий надеялся, что план друга удастся, второй попытки то не будет. - Тьямин, по моей команде, ты поднимешь руки и постараешься подтянуться вверх, не размахивая ногами. Ты меня понимаешь? Не двигайся, Тьямин. Подыши, успокойся, мы рядом. Веревку не выпускай, ты меня понял? Тьямин, держись.

Альтарен договорился с кодром, что тот максимально быстро рванет вверх. Сам Альтарен собирался еще и потянуть веревку.

Сесуалий затаил дыхание, вот почти:

- Тьямин, давай! - скомандовал Сесуалий.

Одним плавным движением, Тьямин вытянул руки вверх и ухватился за палку. В этот самый миг Альтарен потянул веревку, а кодр стал набирать высоту.

Тьямин висел, вцепившись в веревку. Одна из змей подпрыгнула, но не зацепилась за ногу юноши. Змеи разочарованно шипели, Тьямин уносился все дальше и выше. Сесуалий опомнился и кинулся подальше от аспидов. Ему не хотелось занять место Тьямина.

Альтарен напряженно держал веревку обеими руками, не было возможности вытереть пот, который, несмотря на прохладу, лил в глаза.

Альтарен попросил кодра опуститься, мальчик явно устал, и неизвестно сколько времени сможет еще висеть, не выпуская веревку.

- Альт, - Сесуалий осматривался, покуда они добирались до лагеря.

- Да?

- Ты откуда того зверя взял? - Сесуалий нес на руках мальчишку.

- Познакомился, - Альтарен поведал, что заметил странности за Илистой, и в одну из ночей понаблюдал за ней.

- А меня что не позвал?

- Так ты занят был, - дипломатично сформулировал Альтарен неспособность поддатого Сесуалия к слежке.

- Угу, - критик не обиделся. - А что это за звери?

Альтарен пересказал, как искал кодра, и то немного, что успел узнать о кодрах. Сесуалий же больше заинтересовался маленьким человечком. Они остановились, Сесуалий устал нести Тьямина. Альтарен тоже устал, напряжение вымотало его до предела.

- Так ты никаких вопросов не задал? - Сесуалию не верилось, что Альтарен ничего не спросил.

- Не задал, знаешь, не время было для вопросов, Сес. Ну, что пошли?

Тьямин поднялся:

- Я уже и сам могу идти, - храбро заявил он.

- Отлично, попробуй, - разрешил Альтарен. - Хорошо, что все закончилось.

- Да при своих остаться в такой экстремальной ситуации это больше, чем просто хорошо, - поправил Сесуалий.

Тьямин поднялся и с высоты своего роста смотрел на сидящих мужчин.

- Почему при своих? - Тьямин достал из карманов два больших светящихся камня.

Ямина стояла у огней рампы. Ей надо было сделать один маленький шажок, чтобы стать самой великой актрисой в этом мире за всю историю его существования. Ямина была уверена, что достаточно одного маленького шага, но ноги ее не слушались. Ямина готова была заплакать от отчаяния. У нее никак не получалось шагнуть вперед.

Девушка смотрела прямо перед собой. Ее звали, чтобы стать великой, а она не могла пошевелиться. Ямина закричала от облегчения, когда огни рампы приблизились к ней. Но здесь ее насторожило, что они сами двигаются к ней. Девушка поняла, что она по какой-то причине очень нужна этим огням. Ямина вместо того, чтобы рвануться к огням, нелепо отпрыгнула от них. Ей неведомо от чего стало жутко страшно.

Уже лежа на земле и прячась от огней под ящиком, Ямина подумала, что ее хотели съесть. Она отдавала себе отчет, что не является настолько умной и талантливой, чтобы за одну минут достигнуть неба на выбранном поприще.

Воображать Ямине всегда нравилось, и представляла она себя в овациях и восхищении, но фантазии это личное дело каждого.

"Кто-то подсмотрел мои мысли и хотел меня похитить", - решила Ямина. От этого она решила уберечься, во что бы то ни стало, и пряталась до самого утра под ящиком. Всю остальную жизнь она гордилась собой за этот поступок.

Алила осталась в стороне от страхов и искушений. Ее охраняли синие птицы. Но грусть и печаль ее тревожили. Безнадежность окружающего мира смогла зацепить девушку, но дальше порога собственной повозки увести не смогла. Алила сидела на ступеньках лестницы в повозку, подперев руками подбородок. Рассмотреть особо ничего было нельзя, слишком темно, но фрагменты событий проносились мимо нее.

В один миг ей показалось, что рядом с ней прошел Хэсс. За ним бежал охранник.

Через несколько минут Алила стала свидетелем сосредоточенной ходьбы Тьямина. Минуты через три мимо пробежали Альтарен и Сесуалий. Они ее не заметили.

Потом Алила видела Джу с совершенно сумасшедшим лицом.

Чуть позже девушка заметила орка Страхолюда с букетом цветов. Тот вел себя крайне странно, шел и прятался ото всех.

Пару раз вокруг Алилы пробегали маленькие человечки, но с ней никто разговаривать не хотел, да и она не стремилась к общению.

Под утро справа от повозки прошел Недай с блаженным лицом.

Директор просто возник в пяти шагах от ее повозки из ниоткуда, но разговаривать тоже не стал, ушел куда-то дальше.

Алиле грустилось, апатия стала ее спутницей и лучшей подругой. Дикое депрессивное настроение ушло под утро. Птицы были довольны собой, они уберегли девушку от направленного на нее заклятия самоубийства. Птицам удалось его значительно ослабить. Алила об этом так никогда и не узнала.

С желанием покончить с собой боролся еще один человек в труппе. Это была Лия. Причин этому было три. Самая главная состояла в том, что Лие казалось, что она потеряла ребенка. Затем выяснилось, что у нее нет и мужа. А уж затем она ощутила, что вокруг нее нет ни души. Одиночество царило в этом мире. Лия завыла от ужаса. Быть совсем одинокой в мире - страшнее ничего придумать нельзя.

Лия метались по лагерю, никого живого и ничего живого, даже огня. Женщину спасла от полного помешательства музыка. Лия все же решила, что смерть наилучший выход из этого кошмара. Она выбрала, что умрет, воткнув себе нож в сердце. Легкая смерть по ее представлениям, и никто не сможет вернуть ее к жизни и опять так мучить.

Но напоследок взгляд ее упал на инструменты. Лия взяла в руки гитару Рамона. Она стала перебирать струны, и мир вокруг стал меняться. Первое, что она ощутила это шевеление своего ребенка. Положив руку на живот, Лия поняла, что с ней все в порядке. Потом она услышала голоса вокруг, увидела огоньки. Мир наполнился жизнью. Лия сидела, вцепившись в гитару, боясь, что мир опять сойдет с ума. Морок ушел безвозвратно, но Лия запомнила то щемящее чувство одиночества, которое определило, что в будущем она родит троих и возьмет в семью еще двоих. Лия будет гордиться, что она многодетная мать, и будет мечтать не менее, чем о двадцати внуках. И свои, и приемные дети ее не подведут.

Лахса, Химю и Санвау втроем попали в одну ловушку. Злой шутник сковал их одной цепью. Втроем они сидели в яме, а сверху на них лил дождь.

- Это что? - Лахса, насквозь мокрый и покрытый грязной коркой, тряс цепями.

- Я не знаю, - зашептала испуганная Санвау.

- Помолчи, - в сердцах велел Химю.

Санвау испуганно посмотрела на него, а потом вверх. Лахса покачал головой:

- Малышку не обижай, она же боится, - спокойно попросил он.

Химю покраснел, давно он уже не проявлял такую несдержанность и неуважение по отношению к женщине, а тем более их общей жене.

- Санни малышка, прости, - Химю поднял руки и погладил ее по щеке.

Девушка испуганно кивнула. Ей не на кого было надеяться, только на своих мужей. Химю повернулся к Лахсе:

- Как нам выбраться из этой ямы?

- Я тоже пока не представляю. Еще и эти цепи, - Лахса потряс руками. - Кто-нибудь что-нибудь помнит?

Санвау покачала головой, Химю пожал плечами.

- На глупую шутку это не похоже, - Лахса поднял руки вверх, вынудив и брата и жену поднять руки. - До края я не дотянусь.

- Надо тебе встать на меня, или нет, пусть лучше Санвау. Тогда она сможет зацепиться ногами и вылезти.

- А ты повиснешь посредине? Она твой вес долго не выдержит, - Лахса в принципе одобрял план, но беспокоился о Санвау.

- Я справлюсь, - пообещала девушка.

Выбрались они со второй попытки. У Санвау кандалы передавили руки, девушка почти их не чувствовала. И Лахса, и Химю сильно беспокоились за нее. Когда они донесли Санвау до повозки и смогли спилить цепи, пришло утро. Санвау отсыпалась до полудня. Лахса и Химю по очереди охраняли ее сон.

На семейном совете мужчины решили, что даже если она пока не хочет с ними жить, то они все равно обязаны заботиться о ее безопасности, и будут это делать по очереди.

Орк Страхолюд видел во сне хороший и добрый сон. Это не вязалось с его представлением о воине. Обычно воины видят во сне битвы и свои победы или поражения. Созерцать, а что еще хуже собирать во сне цветочки на лугу, это - один из самых страшных кошмаров, которые может увидеть в своих снах орк.

Орк чувствовал, что на лагерь и на людей опустилась какая-то наговоренная муть, но поделать с собой ничего не мог. Ему очень хотелось спать. Все же пробуя пересилить надвигающийся сон, орк сел, потом почти встал, но свалился на пол. Так он и уснул. Если бы орк взял на себя труд подумать, то решил бы, что его хотят вывести из себя. Но Страхолюд был слишком высокого мнения о значении собственной фигуры на дорогах этого мира, так что он решил, что его пытаются вывести из игры. И это выводило флегматичного орка из себя, покруче любой возможной обиды или поражения в битве.

Во сне орк полностью сознавал себя, как личность и как воина, но ничего не мог поделать с глупой тягой к собиранию цветочков. Ему приглянулись с голубой каемкой по краю лепестков. Их он и выискивал и составлял немыслимый букет из разных цветов и зеленых веток.

Не смотря на ночь, цветы распустились и светились, будто бы стоял солнечный день. Орку было приятно находиться на огромном бескрайнем лугу с разными цветами. Еще ему иногда казалось, что кто-то наблюдает за ним и слегка посмеивается. Это тоже действовало на нервы. А он то почти забыл, что нервы у него есть.

"Гербарий какой-то!", - с отвращением думал орк, с любовью глядя на получающийся букет.

Когда он собрал свой букет, еще раз осмотрел его критическим взглядом, убедился в его совершенстве, орку до зарезу потребовалось отнести букет к себе в повозку.

Он шел по лагерю, скрываясь от людей между повозками. Перебежками от одной повозки до другой. Уж очень ему было бы стыдно, если бы кто-то заметил его с этим букетом.

С букетом его видела только Алила, которая уныло сидела на ступеньках собственной повозки, и с жалостью и слезами смотрела на мир. Девушка никак не отреагировала на тягу орка к флористике, но ему все равно стало неудобно.

Проснулся орк на полу задолго до восхода солнца.

- Ну и дрянь присниться, - орк с облегчением думал, что это всего лишь сон и поднял руку, чтобы вытереть выступивший от напряжения пот.

Рука была чем-то замазана. Орк принюхался. Пахло цветами. Резко, одним прыжком орк поднялся на ноги. Оглядываться ему не хотелось, но пришлось.

На столике лежал собранный им с такой любовью букет полевых цветов. В ужасе, закрыв голову руками, Страхолюд застонал. Такого позора он никогда не простит неизвестным мучителям.

Теперь то он был полностью уверен, что право собственности на Темные земли он оплатил сполна.

Глава 25. Ликование по поводу и без

"Простота хуже воровства".

Надпись на моей футболке.

Утро люди встретили так, как будто не ожидали, что оно все же придет. Труппа радовалась, что осталась в живых после всех этих ужасов. В каждом что-то неуловимо, но изменилось. День люди потратили на поиски пропавших, и похороны погибших. Прощания, как такового, не было, но все прошло достойно. Актеры еще не забыли ночные испытания, и большая часть держалась крайне напряженно. Шутили двое: Саньо, пребывающий в эйфорическом состоянии, и Маша, фактически восставшая из мертвых.

Директор ходил мрачный до степени зимней метели, но старался пообщаться с каждым. Ему надо было знать, что с актерами все в порядке или хотя бы ближе к порядку, а не к хаосу.

Инрих приказал собрать повозки и переехать дальше от этого жуткого места. Второй такой ночи он не желал получить на свою голову. Повозки собирали, заталкивали людей и перегоняли вперед.

Повар Грим напевал нежную песню о любви и почесывал шишку на голове.

Хэсс смотрел на свои ноги слегка зудящие, но не с кровавыми ранами, и хмурился.

В самый разгар Хэссовских раздумий к нему подкатил на лошади директор и стал расспрашивать о прошедшей ночи. Алила поведала директору о том, что видела и запомнила. В частности в ее рассказе фигурировал Хэсс, уходящий в неизвестность. Директор требовал ответа о последних минутах жизни охранника. Хэсс вообще не помнил этого, в чем честно и признался. Инрих похмурился, но оставил расспросы.

- Помоги повару хорошо? - попросил он попозже.

- Конечно, - Хэсс и сам чувствовал настоятельную потребность заняться монотонным успокаивающим занятием.

Повар Грим тоже не распространялся об ужасах прошедшей ночи, но готовил в неком лихорадочном состоянии. Следить за готовкой на огне, впервые он доверил Хэссу.

- Что это могло быть, Хэсс? - повар стоял над Хэссом.

Вор сразу понял, что тот говорит о ночи.

- Не знаю, - пожал Хэсс плечами, высказывать свое мнение он не собирался.

- Извести они нас хотят, Хэсс, - повар в отличие от Хэсса, не собирался скрывать своих мыслей.

- Зачем, Грим? - Хэсс еще подсыпал в суп соли, тому не доставало соли для проявления вкуса.

- Это рассольник, Хэсс, смотри не пересыпь, - повар жестко посмотрел на ложку, которой Хэсс нагреб соли. - Дай, сам попробую, - Грим снял пробу, и все же одобрил количество соли для супа. Отвечать на закономерный вопрос Хэсса, повар не стал, вместо этого он посмотрел на Одольфо. - Что-то не очень он выглядит.

- Да, - Хэсс согласился, когда посмотрел на драматурга. - Может переутомился.

- Все мы переутомились, Хэсс. Не расскажешь, куда ночью ходил?

- Алила? - уточнил Хэсс источник информации.

- Я слышал твой разговор с директором, Хэсс, - пояснил повар Грим.

- А остальные, что говорят?

- Недай поведал загадочную историю про похищение собственного тела, а Ямина вот рассказала, что ее хотели саму похитить, правда не знает зачем. Еще о своем ужасе рассказала Лия. Ты знаешь, что ей казалось, что у нее умер ребенок. Про Машу ты и сам знаешь, девочка восстала к новой жизни.

- Да, повезло ей, - Хэсс порадовался за Машу.

- Так расскажешь, что с тобой было? - еще раз переспросил повар.

- Суп снимать с огня?

Грим еще раз снял пробу и разрешил его снять:

- Самое время, - Хэсс подумал, о чем говорить или не говорить. - Со мной у них не очень получилось. Меня пригласили в место, где золото отдают в обмен на жизнь.

- А ты не пожелал так обмениваться? - повар желал еще вытянуть хоть немножко подробностей, но Хэсс не кололся.

- А кто ж в своем уме пожелает? - вор закрепил котел с супом на подставке и принялся месить тесто.

- Да, никто. А тебе страшно не было? - на всякий случай полюбопытствовал повар, вдруг Хэсс еще что скажет.

- Было, конечно, но нет, чтобы очень. Я ведь многое и не понял. Только потом, когда...

- Когда, что? - Грим весь светился любопытством.

- Когда сообразил, что мог бы там умереть, - не очень изящно, но правдоподобно выкрутился Хэсс. Он не собирался объяснять, что об этом ему рассказал Вунь. Тему маленьких человечков, которых некоторые вроде видели этой ночью, он обходил стороной.

- Ладно, вымешивай, - Грим занялся нарезкой зелени. - Хэсс, там подальше ягодные заросли. Может соберешь? Я булочки сладкие сделаю?

- Хорошо, - вор согласился без дополнительных уговоров.

Вручая ему корзинку, Грим спросил:

- А ты не боишься один?

Хэсс чуть было опять не болтанул, что он не один, но удержался и пожал плечами.

- А чего боятся? Вроде все кончилось?

- Не скажи, это еще колдун на двоих напакостил, - Грим действительно сомневался, что все кончилось.

В ягодных зарослях Хэсс смог отвести душу и выслушать рассказ Вуня о царивших в лагере актеров беспорядках.

- Так что было с Машей на самом деле? Ты видел?

- Я нет, - Вунь собирал ягоды с самого низа и подбрасывал Хэсс в корзинку. - Но видел мой сын.

- И что?

- А то, что этот придурок Тори утащился. Про него ничего не знаю. Так вот его кокон действовал недолго. Надо же бросить больного, - повозмущался Вунь. - Ага, и лежит эта Маша медленно или, можно сказать, быстро помирает. В ее повозку засунулась голова и еще больше нарушила этот кокон, он раз и распался. Маша застонала, потом я так понимаю, что кодр заговорил с девушкой по внутреннему. Что-то они там поговорили, а потом, кодр стал ей свои силы перекачивать. В целом и вся история. Все, конечно, взбудоражены кодрами.

- И не только кодрами, - Хэсс покосился на Вуня, тот скорчил невинную рожицу.

- Хэсс, не сердись, - Вунь оббежал вокруг Хэсса, чем вызвал у того головокружение.

- Хорошо, - отказать такому невозможному типу, как Вунь, не представлялось возможным.

Корзинка заполнилась полностью, когда Вунь нашел еще одни ягодные заросли.

- А ежевика лучше твоей малины, - агитировал Вунь продолжить собирательство.

- А куда будем складывать?

- Я принесу, - Вунь убежал за подходящим хранилищем. Хэсс в задумчивости присел на землю. Было приятно сидеть без дела и без страха, вдыхать теплый сладкий от ягод воздух и мечтать о приятном.

В одной из повозок проходило тайное совещание. Разговаривали трое: Альтарен, Сесуалий и Тьямин.

- Тьямин, ты это для нас сделал? - изумлялся Альтарен.

Сесуалий молчал, он переваривал полученные объяснения.

- И ты, что хочешь, чтобы мы потратили эти камни на книжную лавку и жилье в столице?

- Хочу, - Тьямин не понимал, чего эти два мужика так поражены. - Это будет лучшим делом в моей жизни. Понимаете?

- Но этого будет много, - Сесуалий более или менее освоился с предложением Тьямина.

- Я хочу учится у мастера Льямы, я хочу всего-всего на свете. Я хочу, чтобы у вас была книжная лавка, чтобы заходили всякие личности и болтали. Я хочу... - Тьямин захлебывался от желания.

- Понятно, - Альтарен посмотрел на камни еще раз, и накрыл их тряпкой. - Мы спрячем их до поры, когда вернемся в столицу. Один из них мы положим на хранение до твоей самостоятельной жизни, это когда семью соберешься заводить, а второй смогу продать. Есть у меня знакомый хороший. На эти деньги мы откроем лавку и все сделаем. Хорошо? А ты пойдешь в школу к маэстро Льяме.

- Хорошо, - Тьямин обнял по очереди Сесуалия и Альтарена. - Спасибо, вам, что не оставили меня там.

- Ну что ты? - Сесуалий прослезился.

Чуть позже, когда Тьямин выбежал по делам по зову Илисты, Сесуалий посмотрел на Альтарена и задал всего один вопрос:

- Ты понимаешь, что мы теперь отвечаем за мальчика?

Альтарен утвердительно сомкнул глаза:

- А он за нас.

- Такова жизнь, - Сесуалий улыбнулся.

- И нам повезло, что это наша жизнь, - Альтарен вернул улыбку.

Многие заметили, что Одольфо плохо себя чувствует. У него со лба постоянно струился пот, но при этом он был бледен, словно белая лилия-кувшинка. Драматург отнекивался от вопросов о помощи. Недай озабоченно смотрел, как Одольфо залазит в свою повозку. Для себя Недай сделал пометку обязательно поговорить с Хэссом, чтобы тот присмотрел за Одольфо. Двух смертей им было достаточно за столь короткий период.

Мухмур Аран думал. Думать и представлять это его основное творческое занятие, кроме, конечно, постоянного понукания актеров. Мухмур Аран представлял себе какая могла бы выйти постановка по мотивам их еще не законченного путешествия. За советом он решил обратиться к Одольфо.

- Можно? - Мухмур Аран забрался в повозку драматурга, тот лежал с закрытыми глазами.

- Можно, - надтреснутым голосом разрешил Одольфо.

Все слова и предложения о новой совместной работе вылетели у него из головы, когда он разглядел, как плохо выглядит его друг.

- Ты как? - Аран осторожно сел рядом.

- Нормально, Ара, не дергайся. Ты то как пережил эту ночку? - Одольфо слабо улыбнулся.

Аран чуть приободрился, значит его другу не так плохо.

- Да попугали меня знатно, но обошлось, - Аран предложил ему воды.

- Спасибо, - Одольфо пил холодную воду с удовольствием. Он откинулся на подушки. - Так что ты хотел обсудить?

Аран посмотрел на драматурга и стал рассказывать о своих замыслах.

- Постой, - прервал его Одольфо. - Я такую историю ночью слышал. Тебе бы хорошо подошла.

- Да?

Одольфо принялся рассказывать:

- Слушай, жил был дух, который всегда мечтал стать актером. Но сначала это был не дух, а живой человек, но кто-то его убил. И вот тот воплотился в духа. И этот самый дух всегда мечтал играть на сцене. По совету нашего доброго Казимира, тот дух бросил свою обычную службу пугать добрых людей и отправился поступать на сцену. Представь, какую историю можно написать?

- Да, хорошо, - оценил творческий замысел Мухмур Аран. - А причем здесь Казимир?

- Так это он и посоветовал духу осуществить свою мечту, - Одольфо веселился от души.

- Ты хочешь сказать, что это вчера было? И что дух действительно отправился в столицу искать себя на сцене? - Аран вытаращил глаза.

- А что я тебе толкую вот уже десять минут? - драматург почти смеялся.

- Я хочу найти этого духа. - Мгновенно решил Аран. - Он будет играть у меня в твоей постановке. Это будет нечто.

- Точно, - Одольфо опять побледнел.

Они еще поговорили, обсудили, но Аран засомневался, что Одольфо - его друг - в будущем напишет все то, о чем они говорили.

Вопросы сокровенного обсуждали еще двое: Богарта и Саньо. Актер принес ей цветы.

Женщина целый день изобретала предлоги, чтобы не оставаться с любовником наедине. Сейчас она была занята упаковкой распотрошенных кем-то сундуков с обувью. Не смотря на то, что директор сказал ей, что это не ее прямые обязанности, Богарта предложила помогать Секачу в разборе и упаковке декораций.

Саньо же буквально светился изнутри, в порыве светлых чувств актер напевал. Он улыбался, и люди улыбались ему в ответ, пару раз за его спиной раздавался завистливый шепоток.

- Я к тебе, моя красавица, - Саньо подошел незаметно. Он протягивал Богарте цветы.

Охранница хмурилась, ей не хотелось с ним общаться.

- Я занята, - сухо сообщила она актеру.

- А я тебя несильно и отвлеку. Хочешь, я помогу со сборами. Что делать?

- Не надо, - Богарта стала раскладывать декорацию. Саньо видел, что она делает это неправильно, но не вмешивался.

- Тебе было плохо со мной этой ночью? - На какой-то миг Солнечный забеспокоился, что вчера не доставил Богарте удовольствия. Такие вещи всегда следует уточнять, чтобы не было проблем в будущем.

- Нет, нормально, - Богарта покосилась на Секача.

Рабочий сцены вынужден был проявить тактичность. Что-то невнятно пробурчав, он отошел в сторону. Богарта облегченно вздохнула.

- Я не пойму, тебе не понравилось то, что ты увидела? - Саньо встревожился. О такой перспективе он не думал.

- Ты о своем цветочном заклятии? Не волнуйся, оно не сработало, - убедительно солгала Богарта. Обсуждать то, что она увидела, охранница не собиралась. Она вообще отрицала факт своего видения.

Актер взял ее за плечи и повернул к себе:

- Я тебе не верю тебе, мое солнышко, - прямо заявил он.

- Твои проблемы, - огрызнулась охранница.

Саньо взял ее за плечи и развернул к себе.

- Воительница, - проникновенно начал актер. Богарта покраснела, так он стал ее называть вчера ночью. - Что случилось?

- Ничего не случилось, - она вырвалась из его рук. - Не мешай мне.

- Богарта!

- Ты мне можешь не мешать? Кто тебе дал право ко мне приставать?

Саньо оценил обстановку и предпочел не спорить.

- Мы можем поговорить вечером? - тихо спросил он.

Богарта расслабилась, разговор отодвинулся.

- Попозже, не сейчас, - она постаралась улыбнуться, но ничего хорошего из нервной улыбки не вышло. - Много работы.

- Ты неправильно сложила декорации. Давай я, а тебя директор зовет, - Саньо ничего не понимал, но понадеялся, что это просто плохое настроение. Хотя нутром знал, что здесь что-то более сильное и глубокое.

Богарта растерянно глянула на кучу, которую уже уложила.

- Ты сложила их вверх ногами, - пояснил Саньо. - Давай я, - еще раз предложил он, - тебе Инрих машет.

- Хорошо, - Богарта оставила декорации в покое и побежала к директору.

Мухмур Аран после беседы с драматургом Одольфо расстроился и решил обсудить состояние драматурга с директором. Инрих закрылся в повозке с Араном. Их разговор не был предназначен для посторонних ушей.

- Он болен и серьезно, а что хуже всего говорить ничего не хочет, - Аран сгорбился, сидя за столиком.

Инрих же наоборот выпрямился, но на плечи ему давил груз прошедших испытаний и страхов за своих актеров.

- А Хэсс?

- А что Хэсс? Он с Одольфо не встречался. Ты, что полагаешь, что твой Хэсс волшебник? Да и ты, что веришь, что наш Одольфо скажет мальчику Хэссу больше, чем нам?

- Нет, конечно, - Инрих отвернулся от Арана и уставился в окошко. - Что делать будем?

- Хмм, это я тебя хотел спросить, что делать? - глухо сообщил Аран.

- Надо с ним поговорить, но уже нам вдвоем, - решился директор. - Пойдем.

- С Хэссом? - не понял Аран.

- С Одольфо, - поправил директор.

Илиста критически обозревала себя в зеркальце, которое взяла у Анны. Красивая длинная шея, безукоризненная линия подбородка, глубокие карие глаза, выразительные губу. Что еще надо для актрисы? Она обольстительно улыбнулась своему отражению, потом нахмурилась, затем изобразила крайнюю растерянность, чуть позже примешала к растерянности изумления. После этого выражение лица и поза тела выдали страсть, безумную и огромную. Страсть сменилась старостью, трясущейся и болезненной. Старость уступила место материнской заботе и гордости за ребенка.

Смену настроений и выражений Илисты наблюдал директор, который только вернулся после безрезультатного разговора с драматургом Одольфо.

- Что это тебя обуяло пообщаться с отражением? - Инрих намеревался получить от актрисы разъяснения по поводу некоторых событий ночи.

Она повернулась, на лице отразилось сочувствие:

- К Одольфо ходил?

- Ходил, - директор позволил себе расслабится. Сесть, подогнув одну ногу под себя.

- И что выходил?

- Ничего он не сказал, но читать по нему можно, как по твоим обличиям.

- И что ты там прочитал? - Илиста также свободно уселась рядом.

- Умирает он, - отчеканил Инрих. Выговорить это оказалось не так уж и трудно, как думал директор.

- Я знаю, - Илиста пододвинулась к нему поближе. - Не печалься. Время его пришло.

- Оно бы не пришло, если бы не все это, - директор злился на всё на свете.

- Оно бы пришло по-другому, не сердись, - актриса излучала настолько мощную волну сочувствия, что Инриху показалось, что часть его боли ушла к ней, и стало полегче жить.

- Я не об этом хотел бы от тебя услышать, - Инрих вернулся к своим заботам. - Что здесь болтают про зверей и прочие радости?

Позже, выслушав весь рассказ, директор лишь глубоко вздохнул, покачал головой, и решил, что кодры не его проблемы. Спустя два часа это утверждение опровергла встреча Инриха с Великим Мастером. Но в эти два часа произошло еще несколько встреч и разговоров.

Вунь сбегал к матушке Валай, чтобы получить ценные указания. Она срочно вызвала маленького человечка к себе. Они тоже говорили за закрытыми дверями. Вунь поклялся никому не рассказывать о том, что она сообщила.

- Так ты должен уговорить Хэсса, ты это понял? - Матушка Валай буквально гипнотизировала Вуня.

- Понял, конечно, - послушно повторил он. - Во-первых, мы собираемся и надо, чтобы Хэсс решил вопросы нашей перевозки. Во-вторых, надо Хэссу повысить статус в будущем мире и не потерять наше шерстяное дело по выческе кодров. Так надо помнить об отшельниках. Правильно?

Матушка Валай одобрительно почмокала губами:

- Но это не все, еще давай повторяй, - велела она.

Вунь послушно повторил, что надо делать, когда они переедут в столицу. Матушка Валай испытывала странные противоречивые чувства, но главным было предвкушение. Столько забавного ждало их и их личного духа впереди, что она собралась прожить еще несколько десятков лет, чтобы ничего не пропустить.

Вунь тоже еле сдерживался от переполнявших его знаний, но тайны не выдал никому. Он предпочел эмоции истратить в быстром беге. К счастью, его невнимательность не привела к губительным последствиям, лишь повар уронил котелок, но тот уже был пуст. Да хитрая синяя птица проворонила мышь, увлекшись наблюдением за бегущим галопом Вунем.

Еще двое тоже видели мельтешащего Вуня: отец Логорифмус и отец Григорий. Им двоим пришлось ночью тяжко. Сейчас они обсуждали, что случилось, и как к этому относиться, да и еще, что сообщать в свои ордена. Закрыв двери, и, на всякий случай, подперев их палкой, Логорифмус разделся.

- Смотри, что они на мне нарисовали, - дрожащим голосом предложил он.

Отец Григорий наклонился поближе и стал водить пальцем по спине. Узоры, нанесенные на спину его товарищу, впечатляли. У самых лопаток были нарисованы дракон и два кота. Чуть пониже что-то похожее на буквы, но неизвестные им обоим. В районе поясницы было еще два десятка маленьких рисунков, которые сейчас и рассматривал отец Григорий.

- Ух, ты! - восхищался он мастерству нарисовавшей руки. - А ты не мылся?

- Они не стираются, не бойся, - Логорифмусу надоело стоять неподвижно, но Григорий не разрешил ему садиться.

- Я не все досмотрел, - гаркнул он.

- Так ты не смотри, - вспылил Логорифмус. Стоять с голым торсом было прохладно. Да еще сильно мучило любопытство. - Ты рисуй, а пока говори.

- Так мне рисовать или говорить? - запутался отец Григорий.

- Сначала расскажи, что там изображено в подробностях, а потом давай рисуй, - Логорифмус подпитался спокойствием и терпением по известной ему дыхательной методике.

За спиной он только и слышал охи и ахи. Григорий рассматривал каждую картинку, но ничего толком не рассказывал.

- Я, между прочим, на тебя рассчитывал, - упрекнул его отец Логорифмус.

- Я тебе все расскажу, нарисую, дай досмотреть! - взмолился отец Григорий.

Еще с полчаса он рассматривал картинки, потом удовлетворенно выдохнул, распрямился и уселся.

Отец Логорифмус оделся и расположился напротив Григория.

- Теперь то я могу услышать связную речь? - вопросил он с особой надеждой.

Григорий сиял, словно начищенные сапоги.

- Слушай, что там за закорючки я не понял, но где-то и когда-то подобное я уже видел, - Григорий экспрессивно махал руками. - Наверху у тебя дракон и два кота. Морды у них наглые такие.

- У кого? - уточнил Логорифмус.

- У котов, - Григорий подумал и добавил, - да и дракона тоже.

- Дальше что? - продолжил расспросы Логорифмус.

- Внизу у тебя картинки. И знаешь, что мне кажется? - торжественно вопросил Григорий.

- Что?

- Мне кажется, что это вся история этих кодров, с которыми мы ночью познакомились.

- Что там такое в деталях, - Логорифмус стал терять свое пресловутое терпение.

- Значит так, - Григорий со вкусом стал описывать то, что увидел, иногда сверяясь с первоисточником на спине отца Логорифмуса.

Они потратили больше часа на обсуждение подробностей и предположений о смысле каждой картинки. Григорий обещал начать работу по зарисовке каждой картинки в укрупненном варианте.

- Так ты никому не хочешь сообщать? - вернулся к практическим делам отец Григорий.

- Пока никому. Не очень то меня тянет быть мишенью.

- Почему мишенью? - дернул головой Григорий.

- А как я, по-твоему, могу себя чувствовать, если каждый будет меня разглядывать и изучать.

- И что ты совсем не покажешь это все? - махнул Григорий руками.

- Покажу, за этим мне и нужны твои рисунки. Мы сообщим, что скопировали их со старого фолианта. Как думаешь, я сойду за старый фолиант? - пошутил Логорифмус.

- За искусственно состаренный, - отшутился Григорий.

- А что было с тобой, когда тебя увели? - Логорифмус счел возможным приступить к расспросам о прошедшей ночи. - Со мной то все понятно, а на тебе рисунков, я так понимаю, не делали?

- Рисунков не делали, - завистливо вздохнул Григорий. - Но ты почтил меня таким доверием, что я тоже хочу рассказать все, что со мной случилось.

К ним вломился охранник, который по приказанию директора периодически проверял душевное состояние и физическое наличие всех членов труппы. Продолжить обсуждения событий прошедшей ночи ученые-богословы смогли после общего обеда. Они опять закрылись в повозке, отец Григорий стал рассказывать:

- Когда с тобой стал общаться тот странный тип, то ко мне подошел другой, похожий на него. Он сказал, что его зовут Линч, представляешь?

- Нехорошее имя, - задумчиво прокомментировал Логорифмус. - Такое же было у одного из отступников.

- Что с них взять, нелюди же они, - Григорий был недоволен, что прервали. - Вот, и этот Линч потащил меня в темное-темное место, но я там видел. И видел все в розовом свете. Все очертания предметов будто бы светились. Это так удивительно, что на какой-то миг я забыл, где нахожусь. Я находился в небольшой удивительной зале, но там было так много книг, что казалось, что они уходят в бесконечность. Что непередаваемо, так это то, что книги там стоят и не в шкафах вовсе, а как бы сами по себе. Представляешь? Я стою, а этот тип мне говорит что-то. Я каюсь, пропустил начало его речи. Но потом вслушался. Линч говорил о мудрости тысяч лет. Но говорил он обо все этом так странно.

- А что было странно? - Логорифмус живо представил себе книги, уходящие в бесконечность.

- А то, что он мне предложил там остаться навсегда и узнать все, что я захочу, - признался Григорий. - И стоит бодяжник с такими честными глазами, смотрит и кривит рожу. Все ждет, когда я соглашусь там остаться. Кости бы прибрал.

- Какие кости? - Логорифус не понял, почему так взвился рассказчик.

- Человеческие. Лежат себе в уголочке, сжимая какую-то черную книжку. Страшно, жуть полная, - Григорий показал, как кости прижимали к ребрам книгу.

- И что было дальше? - Логорифмус оценил, что Григорий увидел не меньше, чем он сам.

- Я осторожно подошел к этим костям, взял книгу и поставил в пустое пространство между двумя книгами. И скелет тот рассыпался, представляешь?

- Что ж ему не рассыпаться? - Логорифмус представил себе и это. - Они обычно всегда рассыпаются, если, конечно, кто добрый не наколдует чего.

- Вот, тогда я оборачиваюсь к этому типу и говорю, что предложение, конечно, заманчивое, но сидеть всю жизнь здесь мне совсем не хочется.