Всё, чего ты желаешь

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Беатриче смотрела вниз, на площадь за окном. На мостовой ничком лежал мужчина. Она видела, как он пошатнулся и упал. И никто не бросился ему на помощь. Все разбежались, как тараканы по щелям. «И они смертельно больные», — подумала Беатриче. А потом из переулка появился человек в черном. Беатриче посылала служанку за священником. Незнакомец остановился рядом с умершим, поднял голову и устремил взгляд на Беатриче. Девушке стало ясно: это не святой отец, которого она ждала. Он прятал свое лицо под страшной маской с длинным крючковатым носом. Кончиком трости он брезгливо ткнул в бок труп, распростертый на мостовой. На площадь выехала конная повозка. Из телеги торчали окоченевшие руки, ноги, головы. Двое спрыгнули с козел, подняли тело, раскачали и бросили в телегу, поверх других мертвецов.

Прихлебывая горячий кофе из картонного стаканчика, Хейвен стояла на подземной платформе вокзала Гранд-Сентрал. Поезд подошел ровно в половине девятого утра, и она сразу оказалась посреди толпы, состоявшей из мрачных мужчин и женщин в деловых костюмах. Все приехали в центр из состоятельных пригородов. Будто автоматы, выполняющие некое запрограммированное задание, они двинулись к выходу. Почти все на ходу надевали пальто и даже сбивались с шагу. Когда поезд опустел, Хейвен вошла в вагон. Она старалась не поскользнуться на рассыпанных по полу номерах «Wall-Street Journal». Теперь она — единственная пассажирка, собравшаяся ехать на север.

Хейвен допила кофе. Она надеялась, что напиток прибавит ей бодрости. Ночью она почти не спала. Всякий раз, стоило ей сомкнуть веки, она слышала его укоризненный голос. «Неужели я действительно влюбилась в Адама, и он околдовал меня своей ложью?» — думала она. Йейн считал, что только этим объяснялись перемены в ней. Возможно, он прав. Однако Хейвен инстинктивно чувствовала: Йейн ошибается. Конечно, когда давала волю своим мыслям, они быстро прилетали к мгновению ее поцелуя с Адамом. В его присутствии она преображалась. К тому же ей льстило то, на что был способен Адам, чтобы завоевать ее сердце. Но он ее не ослепил. Она до сих пор могла мыслить ясно и четко.

Йейну следовало узнать, что неожиданное желание Хейвен пощадить Общество «Уроборос» не имело ничего общего с ее отношением к Розиеру. У Хейвен появилась возможность одним глазком взглянуть на те чудеса, которых «ОУ» могло добиться, если за кулисами будут трудиться люди вроде Оуэна. Если бы Йейн ее выслушал, он бы с ней согласился. И понял бы, что ее любовь к нему не потускнела, не умерла — даже если в ее сердце нашлось немного места для другого.

В три часа утра Хейвен осенило. Хоры утверждали, что в Гальцион-Холле творятся темные дела. Йейн, похоже, также был в этом убежден. Но ни ей, ни Йейну не стоило верить Фебе на слово. И хотя поездка означала, что на целый день она отвлечется от поисков Бью, Хейвен твердо решила увидеть созданную Адамом школу. «Сейчас или никогда», — сказала она себе.

Гальцион-Холл находился на окраине маленького городка на восточном берегу реки Гудзон. От станции Паукипси Хейвен взяла такси. Подъезжая к Гальцион-Холлу, ее поразил весь комплекс зданий. Он представлял собой причудливое нагромождение каменных и деревянных конструкций. Снабженный изящными арками, балконами и башенками, Гальцион-Холл напоминал роскошный отель на фешенебельном лыжном курорте.

— Вы уверены, что мы на месте? — уточнила Хейвен у таксиста.

— Угу, — кивнул тот.

— А вы что-нибудь знаете об этом заведении? Оно немного… необычное.

— Школа как школа, — буркнул водитель, и по его тону стало ясно, что он не в настроении болтать. — Ничего такого особенного, насколько я знаю. Правда, кто-то в ремонт вбухал кучу денег. Тут ведь раньше гостиница была. Затем — дорогущий пансион для девочек. Особняк много лет пустовал. А пока не открыли Гальцион-Холл, здание было у местных жителей, как бельмо в глазу.

Водитель посмотрел в зеркальце заднего обзора на дорогу. Вечером предыдущего дня по городку и окрестностям пронеслось очередное ненастье — метель и ледяной дождь. Над дорогой нависли тяжелые обледеневшие ветки — так низко, что царапали крышу машины. Правда, бульдозеры уже проехали по шоссе и отодвинули снег к обочинам. Повсюду возвышались сугробы высотой в пять футов, но асфальт оставался скользким. Наконец машина покатила по подъездной дорожке. Хейвен очень захотелось увидеть признаки строжайшей системы безопасности, которыми ее стращала Феба. Таксист беспрепятственно въехал в открытые ворота и миновал пустую будку охранника. Возможно, раньше Гальцион-Холл и вправду строго охранялся, но теперь территорию патрулировала лишь пара крупных воронов. Птицы описывали круги над девственно-белым снегом. Когда автомобиль затормозил у главного здания школы, на крыльцо никто не вышел и не сказал, что тут стоянка запрещена.

— Вы меня подождете? — спросила Хейвен водителя.

— А вы заплатите? — поинтересовался шофер.

— Конечно.

— Ну, раз так, почему не подождать?

Таксист надвинул на глаза кепку и погрузился в дремоту под мерное пощелкивание счетчика.

В просторном вестибюле было тепло и уютно. Сияли люстры, подвешенные к некрашеным стропилам. Слева и справа горели камины. Кожаные диваны и шезлонги словно приглашали к отдыху. На фотографии в рамке, стоявшей на шершавой каминной полке одного из очагов, были запечатлены девочки в белоснежных платьях. Они играли в крокет на лужайке перед главным корпусом.

— Я могу вам помочь? — осведомился молодой человек, высунувший голову из-за двери ближайшего кабинета. Его галстук был заправлен за вырез пуловера.

— Да, — проговорила Хейвен и сняла шапку.

— О, здравствуйте, мисс Мур. Простите, что не сразу узнал вас.

Юноша бросился ей навстречу.

— Меня?

Хейвен попыталась скрыть волнение под улыбкой.

— Да, но вы меня вряд ли помните. Мы встретились в Обществе. Я тогда работал там секретарем.

— Прошу прощения…

— Не извиняйтесь! В форменных костюмах «ОУ» мы все похожи друг на друга. Меня зовут Альберт Синклер. Я помощник директора.

Он протянул Хейвен руку. Немного растерявшись, она помедлила и пожала руку Альберта.

— Приятно снова видеть вас, — произнесла она, всеми силами стараясь скрыть неловкость.

— Что вас привело сюда, мисс Мур?

— Я ехала к друзьям. Но я наслышана о вашей школе, поэтому решила сойти в Паукипси и заглянуть в Гальцион-Холл. Здание красивое — и такое громадное! Сколько же у вас учащихся?

— В данный момент чуть меньше двухсот, — гордо ответил Альберт Синклер. — Но следующей осенью набор будет более многочисленным, чем обычно. Программа осуществляется удивительно успешно. Вероятно, вы знаете, что ученики из нашего первого набора поступают в университеты. Все до одного будут приняты в высшие учебные заведения, входящие в «Лигу плюща»[25] — и без всякого вмешательства со стороны высокопоставленных членов Общества, должен заметить.

— Впечатляюще, — кивнула Хейвен, продолжая подыгрывать Альберту.

Зазвонил телефон. Синклер вздрогнул. В первое мгновение он будто не мог понять, надо ли ему прерывать разговор с Хейвен, но, услышав второй звонок, он попятился в кабинет.

— Как жаль, мисс Мур! Я был бы счастлив устроить вам экскурсию, но в данный момент я весьма занят. Понимаете, директор временно отсутствует, и я держу оборону один. Не возражаете, если я дам вам возможность посмотреть все самой?

Гальцион-Холл явно был полон неожиданностей.

— Это разрешено? — спросила Хейвен.

— Ну… обычно — нет. Но поскольку вы — друг Общества, никто не станет возражать. У нас тут школа, в конце концов, а не тюрьма. Кабинеты с четвертого по восьмой классы — на втором этаже. Старшеклассники учатся на третьем, жилые комнаты находятся на четвертом. Будет желание, послушайте через дверь. Только ни в коем случае не прерывайте уроки. Если возникнут вопросы, найдете меня здесь.

— Спасибо, — поблагодарила она, и Альберт пулей бросился к телефону.

Коридоры на втором этаже пестрели работами учеников. Хейвен вспомнила, что в ее начальной школе в Сноуп-сити детские рисунки прикалывали кнопками к доске возле кабинета директора. Рисунков Хейвен там никогда не было. «Они слишком сильные», — однажды объяснила ей учительница. А в Гальцион-Холле все произведения помещали в рамки, под стекло — и не без причины. Многие из них вполне могли бы украсить коллекцию любой картинной галереи Нью-Йорка. Хейвен наклонилась, чтобы узнать имя автора на белой табличке под картиной, изображавшей грозу. Молния озаряла странную сцену на первом плане. Два человека на кладбище не то рыли могилу, не то эксгумировали труп. «Джулиан Томас, четвертый класс», — прочитала она.

Хейвен направилась дальше по коридору. Вскоре до ее слуха донеслись звуки скрипки. Кто-то играл сонату Моцарта. Заглянув в стеклянное окошечко в двери кабинета, Хейвен обнаружила маленького музыканта. Закончив исполнение, он покраснел и поклонился. Одноклассники и учитель одарили его бурными аплодисментами. В соседнем классе девочка рисовала на доске разноцветными мелками серию сложных молекул. Хейвен не сразу поняла, что она не решает задачу. Нет, она сама вела урок.

И это — та страшная, адская академия, которой ее пугала Феба? Безумная школа, где творили чудовищные вещи с маленькими, невинными, беспомощными детишками? Зазвенел звонок, и расшумевшиеся ученики выбежали в коридор. Почти не замечая Хейвен, они принялись носиться друг за другом. Они хохотали, обменивались шутками и перешептывались. Хейвен обратила внимание, что на детях нет одинаковой формы. Джинсы, кроссовки, свитера.

— Заблудилась, красавица? — прозвучал писклявый голосок.

Хейвен обернулась. Мальчик с темными курчавыми волосами подмигивал ей. Она не удержалась от смеха.

— Нет, — ответила она. — А ты всегда заигрываешь со взрослыми тетями?

— Только с сексуальными, — ответил тот, и двое его приятелей, ждавших его у противоположной стены, захихикали. — А вы чья-нибудь мама?

— Что? — притворно возмутилась она. — Мне пока рановато. Как тебя зовут, кстати?

— Хорхе, — ответил мальчик.

— А меня — Хейвен. Тебе нравится учиться в школе, Хорхе?

— Да, тут круто, — ответил он. — Ребята умные. И нам разрешают изучать все, что нам нравится. Гораздо лучше, чем в средней школе номер двадцать, куда я раньше ходил. Там всегда пахло туалетом.

— И ты не скучаешь по родителям? — спросила Хейвен.

— Нет, — надувшись, буркнул Хорхе. — Они каждые выходные сюда из Бронкса приезжают. Уж я им говорил, чтобы перестали. Они никак меня в покое не оставят. Правда, начинают на нервы действовать.

— Ну, наверняка они очень гордятся тобой, — заметила Хейвен.

— Еще бы! Когда вырасту, я стану большим человеком. Как и все в школе.

— А кем ты хочешь быть?

— Сначала я стану фотомоделью, — объявил Хорхе.

— Понятно, — кивнула Хейвен. — Трудно в этом сомневаться.

— А потом буду политиком. В последней жизни я как раз этим занимался. И мистер Адам со мной согласен.

— Он определенно прав, — подтвердила Хейвен. — А какие планы у твоих друзей?

Хорхе указал на первого мальчика.

— Изобретатель, — сообщил он и добавил, кивая на второго: — И алкоголик.

— Эй! — возмутился его приятель. — Это было две реинкарнации назад!

— Да шучу я, старый пьяница, — расхохотался Хорхе. — Он был знаменитым писателем, кажется. Не хотите с нами пообедать, мисс Хейвен? У нас сегодня день гамбургеров.

— Спасибо, — произнесла Хейвен, — но мне пора возвращаться домой.

— Но когда вы будете у нас в следующий раз, заглянете ко мне?

— Конечно, Хорхе, — заверила его Хейвен. — Обязательно.

— Ну, как? — донесся до нее голосок Хорхе, который вместе с друзьями зашагал к столовой. — Говорил же вам: я с женщинами обращаться умею.

«Может, я что-то упустила?» — гадала Хейвен. Вдруг под зданием школы пряталось подземелье, а наверху находился холодный чердак, где провинившихся учеников держали на заплесневелом хлебе и тухлой воде? Однако все дети показались ей такими же веселыми и счастливыми, как Хорхе. Учителя и другие взрослые, встреченные ею в коридоре, улыбались или вежливо кивали ей. Ничего необычного она не заметила. Кроме одного.

Захлопнулась дверца шкафчика, и Хейвен лицом к лицу столкнулась с Мило Эллиотом. На нем был темно-синий блейзер с медными пуговицами, а под пиджаком — чистенькая, аккуратно выглаженная оксфордская рубашка. Светлые волосы юноши стояли торчком, нарушая все законы гравитации, а голубые глаза как-то потускнели и вылиняли. По сравнению с ним даже ноутбук выглядел более человечным. Куда девался обаятельный лидер, произносивший пламенную речь на благотворительном вечере по сбору средств? Похоже, у него на спине имелась кнопка, благодаря которой андроид обретал жизнь.

— Прошу прощения, — сказал Мило.

Он ничем не дал понять, что узнал ее. Под мышкой юноша зажал три книги.

Хейвен попыталась прочесть названия, но успела разглядеть только имя автора. Эдвард Бернейз.[26]

Мило открыл дверь в класс, где уже начался урок. Хейвен вздохнула с облегчением. Она миновала очередной кабинет. Там сидели подростки — всего на два-три года младше ее. Когда Хейвен проходила мимо, она краем глаза заметила ярко-синее пятно и быстро вернулась.

Перед одноклассниками стояла девушка — прямо скажем, не красавица, но в потрясающем одеянии из синего шелка. Наряд, сшитый в стиле ампир, был великолепен. Настоящий шедевр из эпохи Наполеона! Ученица медленно поворачивалась на месте, в то время как на детали ее наряда указывал стройный крашеный блондин с изящными чертами лица. Хейвен поняла, что он демонстрирует свою модель одноклассникам. Мастерство парня приближалось к ее таланту, а чувство цвета и пропорций у него было не хуже, чем у Бью.

Хейвен перевела взгляд на остальных учеников. Они тихо делали заметки. Юноша атлетического телосложения, сидевший в дальнем ряду, поднял руку и задал вразумительный вопрос насчет строчки на лифе. Не прозвучало ни гадких шуточек, ни издевок, которыми осыпали Бью в Сноуп-сити, штат Теннесси. Никто не спрашивал, где он хранит свои выкройки. Юношу здесь воспринимали как художника и отдавали должное его дару.

У Хейвен сжалось горло. «Интересно, — подумала она, — он хотя бы догадывается, как ему повезло?» Если бы только Бью мог учиться в таком месте, как Гальцион-Холл — ему бы не пришлось драться или играть в футбол исключительно для того, чтобы заработать хоть немного неохотного уважения. Бью выжил в Сноуп-сити, но получил много ран, которые не затянулись до сих пор.

Что же руководило Адамом, когда он основал Гальцион-Холл? Теперь Хейвен это было безразлично. Он создал уникальную школу. Возможно, когда-то Адам и планировал превратить своих питомцев в бессмысленных андроидов вроде Мило Эллиота, но Хейвен твердо убедилась в двух вещах. Первое: не все дети в Гальцион-Холле — послушные роботы. Второе: Общество «Уроборос» заслуживало спасения.