Хейвен разжала веки, почувствовав, что самолет идет на посадку. Свет в салоне был слабым, и почти все пассажиры мирно спали в креслах. На фоне гула двигателей Хейвен различила автоматную перестрелку и сердитые голоса. Мальчишка, сидевший слева от нее, играл в «войнушку» с момента вылета из Флоренции. «Интересно, — подумала она, — сколько вражеских солдат он успел перебить за восемь часов полета?»
Девушка поправила сползший с Йейна плед. Он что-то пробормотал во сне. Хейвен потянулась к иллюминатору и подняла шторку. Наклонившись к Йейну, она не удержалась от соблазна и поцеловала его в щеку. Ее возлюбленный не должен волноваться. Конечно, Адам Розиер — опасен. Несомненно, они сильно рискуют. «Но действительно ли это заботит Йейна? — гадала Хейвен. — Он так разволновался, что обвинил меня в том, что я стремлюсь в объятия Адама!» Что он имел в виду? Неужели его мать не ошиблась, и он считал Адама своим соперником? Но ничто на свете не заставит Хейвен изменить ему!
И в сознании Хейвен сразу прозвучал голос Бью Декера: «Наверное, он ревнует из-за того, что его совесть нечиста. Мой дед, например, считал, что виноватый пес всегда лает громче всех».
Это был обрывок разговора, который они вели много месяцев назад. Но говорил Бью не о Йейне, а о Стивене — парне, разбившем его сердце. Бью весьма польстило заявление Стивена о том, что он не желает его ни с кем делить. Его позабавила ревность друга, полагавшего, что все мужское население кампуса — его конкуренты. А затем он с ужасом обнаружил, что его возлюбленный дарил свое тело половине Нэшвилла.
Самолет летел на небольшой высоте над Манхэттеном, чтобы приземлиться на другой стороне Гудзона, в Квинсе. Хейвен оторвала взгляд от Йейна и уставилась в иллюминатор. Она увидела верхушки небоскребов так близко, что удивилась: «Уж не решил ли пилот провести самолет по улицам?» Широкий проспект внезапно целиком сделался ярко-красным — водители притормозили перед светофорами.
Где-то там, внизу, находился Бью. Хейвен это чувствовала. Но город-то огромный. «Бедный Бью, — с тоской вздохнула Хейвен. — Он проделал такой долгий путь, чтобы разыскать свою половинку».
— Можно мне тоже? — прозвучал детский голос.
Мальчишка, сосед Хейвен, бросил свою видеоигру на кресло и встал на коленки, чтобы посмотреть в иллюминатор.
— Конечно.
Хейвен откинулась на спинку кресла, и мальчик потянулся к окошку.
— В точности так, как я помнил, — торжественно объявил он.
— Ты бывал в Нью-Йорке? — поинтересовалась Хейвен.
— Гм-м-м… Очень давно.
— Вовсе нет, — мелодично возразила его мать, сидевшая по другую сторону от прохода. Хейвен не заметила, что женщина проснулась. — У него — чересчур богатое воображение. А ведь лгать нехорошо, Джордан.
— Я не вру, — обиженно отозвался мальчик. — Я прилетел сюда в гигантской надувной штуке.
— Понимаете? — улыбнулась его мать. — Понятия не имею, почему он постоянно фантазирует.
— Что за надувная штука? — прошептала Хейвен Джордану. — Воздушный шар? Или дирижабль?
— Не скажу, — сердито буркнул тот.
Вид у него был все еще несчастный, когда полчаса спустя Хейвен с Йейном оказались рядом с ним и его матерью в очереди на такси. Дул пронизывающий, ледяной ветер. Он забирался в рукава пальто Хейвен. Девушка поежилась.
— Тебе хоть раз бывало так холодно? — спросила Хейвен, решив немного поболтать с расстроенным мальчиком.
Он презрительно фыркнул, а потом вытащил из кармана свою видеоигру и отвернулся.
— Джордан! — упрекнула сына его мать. — Нельзя вести себя грубо!
— Отстань от меня, — проворчал тот.
— Все нормально, — заверил женщину Йейн. — Уже поздно, и все мы устали.
Когда подъехало такси, Хейвен уселась на заднее сиденье и прижалась к Йейну. Она старалась прогнать страх, грызущий ее сердце. Машина помчалась по Манхэттену. На глазах у Хейвен начали вырастать дома на другом берегу Ист-Ривер. Наконец они встали по обе стороны от шоссе — чудовищные тени, озаренные яркими огнями. Прекрасный, но отнюдь не безопасный город. Такси неслось по Нью-Йорку, а Хейвен мерещилось, что за ней следят. А когда они проезжали облетевший Центральный парк, ей стала мерещиться засада. На пути машины могло возникнуть препятствие. Тогда завизжали бы тормоза, а из-за покрытых снегом деревьев вышел бы человек в черном. Хейвен прижалась щекой к плечу Йена, к мягкому кашемиру его пальто. Они благополучно прибыли к месту назначения — грандиозному зданию с двумя башенками, стоявшему к западу от Центрального парка. Хейвен и Йейн торопливо вошли в подъезд дома с гордым названием «Андорра». Девушка подняла воротник пальто, а Йейн низко опустил козырек бейсболки, чтобы спрятать лицо. Поднявшись на семнадцатый этаж, они постучали в дверь.
— Здравствуйте! — радушно улыбаясь, пригласила их Френсис Уильямс — бодрая, подтянутая блондинка лет тридцати с небольшим. Она стояла на пороге своей громадной квартиры в старенькой фланелевой пижаме. Вид у нее был, как у простолюдинки, которой по наследству достался дворец. — Как я рада, что вы приехали! В моих хоромах порой очень одиноко!
— Йейн, познакомься с Френсис, моей… — Хейвен запнулась. — Кем мы друг другу приходимся?
— Четвероюродными сестрами — минус одна жизнь, — подмигнула ей Френсис.
Они познакомились полтора года назад, когда Хейвен пыталась узнать о своей прежней жизни в теле Констанс Уитмен. С изумлением она обнаружила, что у Констанс на Манхэттене осталась дальняя родственница. Однако настоящим потрясением для нее стало то, что Френсис досталась по наследству квартира родителей Констанс. В последний раз они общались после мнимых похорон Йейна. Хейвен позвонила Френсис, и та отнеслась к ней, как к давно пропавшей родственнице.
— Рад с вами познакомиться, — произнес Йейн, сняв бейсболку.
— О-о-о, какой красавчик! — театрально прошептала Френсис на ухо Хейвен. — На твоем месте я бы в него тоже вцепилась. — Она повернулась к Йейну и протянула ему руку. — Ты не представляешь, как я была счастлива узнать, что ты не погиб при пожаре. Теперь мы все можем любоваться твоим прекрасным лицом.
— Благодарю за комплимент, миссис Уитмен, — сказал Йейн, целуя ее руку.
Она явно не ожидала, что он ей подыграет.
— Просто очаровашка! — заявила она Хейвен. — Прошу тебя, Йейн, называй меня Френсис. Хейвен рассказала мне, что случилось. Сюжет для сентиментального романа — да и только! Надеюсь, ребята, вас не коробят мои шутки?
Йейн рассмеялся.
— Ни в коей мере.
— Огромное спасибо за то, что ты позволила нам остановиться у тебя, — добавила Хейвен. — Ты — единственный человек в городе, кому я доверяю.
— К тому же трудно найти номер в отеле. Ведь здесь, в Нью-Йорке, один из вас считается умершим, — кивнула Френсис.
— А еще сложнее сделать это, когда оба — банкроты, — усмехнулась Хейвен.
— А, ладно, — отмахнулась Френсис от разговора о деньгах. — Я бы все отдала, чтобы стать юной, нищей и влюбленной. Я за свои деньги могу покупать только юристов и золотодобытчиков. А вам надо наслаждаться своей бедностью.
— Вот в чем я пытаюсь убедить Хейвен, — подытожил Йейн.
— Если так, то ты кое-чему успел научиться за последнюю сотню жизней, — прощебетала Френсис.
Йейн пристально посмотрел на Хейвен. Он будто безмолвно спросил: «Что ты ей такое рассказала?»
Хейвен ответила ему улыбкой: «Не все». Она просто привнесла в жизнь Френсис романтизм, по которому та тосковала.
Френсис, шаркая шлепанцами, побрела по коридору. Йейн и Хейвен устремились за ней. На стенах висели картины, собранные многими поколениями Уитменов. Хейвен мельком взглянула на акварель, которую мать Констанс Уитмен приобрела во время поездки в Рим в тысяча девятьсот двадцать четвертом году. Неожиданно она услышала крики в одной из комнат. В первый момент ей показалось, что там включен телевизор, но три голоса были ей знакомы. Ссорились Констанс и ее родители. Предметом разногласий являлся молодой человек по имени Этан. Хейвен сжала руку Йейна, и шум стих. Прошлое и настоящее смешались в громадной квартире.
— А вот и ваше гнездышко, — Френсис открыла дверь и отошла в сторону. Она явно ждала похвалы. — Тут недавно был ремонт.
— Это комната Констанс! — воскликнула Хейвен.
И мебель, и обои, конечно же, — совсем другие, но атмосфера не изменилась. Хейвен вспомнила, как стояла у окна, мечтая оказаться где-нибудь еще.
— Ох! Я думала, ты будешь рада. Что, тебе нехорошо? — засуетилась напуганная Френсис. — Хочешь, чтобы я поселила вас в соседней комнате? Пара минут — и она будет готова.
— Нет-нет, все отлично, — отказалась Хейвен, хотя ее начало слегка подташнивать.
Однако она ошиблась. Даже лежа рядом с Йейном, она целую ночь металась и ворочалась. В конце концов Хейвен изнемогла и впала в отчаяние. Открыв глаза, она очутилась в ресторане. На ней было неудобное белое платье — множество слоев оборок. Она снова превратилась в Констанс, и сегодня ей исполнялось шестнадцать. Спустя несколько лет она встретит любовь всей своей жизни. В ресторане она обедала с матерью. Та беззаботно болтала о чем-то с подругой в другом конце зала. Констанс ждала ее, лениво перебирая лепестки роз в букете, стоявшем посередине столика. Официантка принесла Констанс порцию мороженого с фруктами и орехами.
— Я этого не просила, — произнесла Констанс. На самом деле она бы, пожалуй, с удовольствием угостилась мороженым, но заметила, что мать посматривает на нее. Элизабет в юности была толстушкой, поэтому бдительно следила за фигурой дочери.
— Нет? — с чуть фамильярной улыбкой проговорила официантка. Она казалось ненамного старше Констанс — лет восемнадцати-девятнадцати. — Прошу прощения.
Она взяла вазочку с десертом и водрузила на поднос. На столике остался конверт с надписью «Констанс Уитмен». Девушка оторвала от него недоуменный взгляд, но официантка уже исчезла за дверью кухни. Констанс торопливо положила конверт на колени и аккуратно открыла.
Когда Хейвен проснулась, она не сразу поняла, кто она и где находится. Она осторожно встала с кровати, чтобы не разбудить Йейна. Френсис сидела на диване в гостиной и читала газету. За ее спиной в огромном окне голубело небо. У Хейвен возникло ощущение полета.
— Доброе утро, — проговорила Френсис, подвинулась и похлопала по обивке дивана. — Хочешь кофе и тосты?
— Не откажусь, — хрипловато ответила Хейвен.
— Йейн спит? — спросила Френсис.
— Да.
— Если так, то, может, ты меня просветишь, почему вы вернулись в Нью-Йорк? — произнесла Френсис. — По телефону все прозвучало как-то загадочно.
— Мой друг Бью пропал без вести.
— Тот высокий, широкоплечий, красивый мальчик, с которым ты была на похоронах Йейна?
— Он самый. Несколько дней назад он прилетел в Нью-Йорк, чтобы увидеться с парнем, который убедил его в том, что они — вечные возлюбленные. И с тех пор никто ничего о Бью не слышал.
— Ужасно, — сокрушенно покачала головой Френсис.
— Не надо огорчаться. — Хейвен прожевала кусочек тоста, запила черным кофе и сразу почувствовала себя увереннее. — Он жив, и я его найду.
Френсис ничего не ответила. Наверняка она ждала продолжения рассказа.
— Ты?
— Да. Я обязана.
— Не полиция?
— Они тоже ведут розыск. Но они не станут стараться, как я.
— Но ты, милая, в сущности, еще ребенок.
Хейвен едва не рассмеялась. «Еще ребенком» она не была никогда.
— О, нет, Френсис.
Подруга скрестила руки на груди. Впервые со времени их знакомства эта хрупкая блондинка стала по-настоящему похожа на взрослую женщину.
— Вы оба сильно рискуете. Если хоть кто-нибудь здесь увидит твоего дружка, такое начнется… Он готов объяснить миру, почему он больше года притворялся мертвецом?
— Мы надеялись, что никто ничего не узнает, — вздохнула Хейвен.
— Я тоже. Но разве Йейн не был главным подозреваемым по делу об убийстве того музыканта… как его звали? Джереми?
— Джереми Джонс. Йейн не имеет к преступлению никакого отношения.
— Я тебе верю. А у копов может быть другое мнение.
«Сколько меня можно ругать», — с тоской подумала Хейвен. Она сама прекрасно понимала опасность ситуации.
— Ты права, Френсис. Было бы лучше мне вернуться одной, но Йейн бы не согласился. Но я и не представляю, чем он собирается заниматься в Нью-Йорке. Не исключено, что он будет сидеть дома, с тобой. Ему нельзя светиться на людях.
Френсис сделала глоток кофе. Когда она поставила чашку на блюдце, ее губы тронула усмешка.
— Я на этой планете живу впервые, но я кое-что знаю о мужчинах. Ты действительно считаешь, что твой красавец будет торчать в Верхнем Вест-Сайде с дамочкой, которая ему в тетки годится?
— Почему бы и нет? — парировала Хейвен.
— Не сомневаюсь, у него есть свои соображения, — Френсис отпила еще немного кофе. — Но сейчас меня гораздо больше интересуют твои планы. Ты догадываешься, где может находиться Бью?
— Нет, но у меня есть зацепка. Тот парень, на встречу с которым отправился Бью, многое помнил о нашем воплощении в средневековой Флоренции. Я могла бы определить похитителя Бью, если узнаю побольше о нашей прежней жизни в Италии.
— И каким образом?
Хейвен растерялась. Френсис не следует говорить лишнего.
— Есть одна женщина, — решилась Хейвен. — Она утверждает, что может заглядывать в прошлые жизни других людей. Сегодня я ее навещу.
— Звучит любопытно.
— Точно, но это не главное. Очевидно, женщина работает в спа-салоне.
— Неужели?
— Так говорит Йейн. Она дает консультации в классном спа-салоне, который по карману только богачкам.
— Неужели на Мортон-стрит?
— Именно! — воскликнула Хейвен. — А ты откуда знаешь?
— Ну, я-то в средствах не стеснена, — негромко рассмеялась Френсис. — Несколько раз я там бывала, когда училась в университете. В последнее время я туда не наведываюсь. Народец у них — специфический, замкнутый. Но я с радостью составлю тебе компанию.
— Спасибо, не стоит, — сдержанно поблагодарила Хейвен.
— Я тебе еще пригожусь, — возразила Френсис. — Место очень странное. Ты сама поймешь, что я имею в виду.
— С какой стати это должно меня пугать? Вся моя жизнь необычна.
— Верно, счастливица! О, кстати, у меня для тебя что-то есть. Хотела вчера отдать, но при Йейне не решилась. Я подумала, что лучше сделать это тет-а-тет.
Френсис принялась рыться в выдвижном ящике письменного стола и наконец победно помахала клочком бумаги.
— Письмецо нашел рабочий, когда комнату Констанс ремонтировали. Оно лежало под половицей…
Хейвен узнала записку, хотя плотная белая бумага давно пожелтела.
Сохрани это, чтобы помнить. Ты — не та, кем себя считаешь. Когда он придет к тебе, ты должна разыскать нас. Телефон LE4-8987.
— Жуть какая-то, правда? — проговорила Френсис.
— Вчера мне приснился сон, и в нем была эта записка. Я видела, как официантка ее отдала Констанс.
— Может, ее предупредили насчет Этана?
Френсис явно жаждала посплетничать.
— Понятия не имею, — ответила Хейвен и взяла со столика чистую чашку. — Отнесу Йейну кофе и поспрашиваю его.
— Привет, красавица, — произнес Йейн, когда Хейвен отворила дверь в их комнату.
Она надеялась застать его в постели, с растрепанными волосами, в полурасстегнутой пижаме. А он уже был одет и просматривал сообщения на своем мобильнике.
— Я принесла тебе завтрак в постель, — заявила Хейвен, водрузив на стол поднос с тостами, булочками, кофе и джемом. — Ты уходишь?
— Да. — Йейн взял булочку с кунжутом и разломил пополам. — Спасибо тебе огромное, Хейвен. Я по всему этому безумно соскучился.
— И куда?
— Надо проверить, что я могу сделать для поисков Бью, — ответил он, когда прожевал тост.
— Но…
Хейвен хотела возразить — ведь они так не договаривались. Но по взгляду Йейна она поняла, что слушать ее он не станет.
— Не отговаривай меня. Ты посетишь Пифию, а я тоже не буду сидеть сложа руки.
— Но…
— Хватит. Иди сюда.
Хейвен шагнула к Йейну. Он усадил ее к себе на колени.
— Мы оба будем осторожны, — прошептал он перед поцелуем.
К тому моменту, когда поцелуй закончился, она успела позабыть о своих тревогах и страхах.
— Ну, что еще ты мне принесла? — поинтересовался он и взял у Хейвен пожелтевший листок бумаги.
— Чуть не забыла! Послание нашла Френсис. Я почти не сомневаюсь, что оно принадлежало Констанс.
Йейн молчал. Похоже, он перечитал записку три или четыре раза и только потом вернулся взглядом к Хейвен.
— Нет. Я не помню, чтобы она рассказывала что-нибудь подобное. А кто прислал ее Констанс?
— В моем сне ее принесла официантка в ресторане. А что значит «Ты не та, кем себя считаешь»?
Йейн покачал головой.
— Не представляю.
— Есть хоть что-то, о чем мы можем откровенно поговорить?
— Например? — уклончиво отозвался он.
— Знала бы — не спрашивала!
— Хейвен, ты только не спали меня своим южным огнем. Полагаю, что тебя о чем-то предупреждали.
— Ничего не понимаю. Зачем мне надо звонить этим людям, когда встречу тебя?
Он нахмурился и вернул записку Хейвен.
— Считаешь, речь шла обо мне?
— А о ком же еще?
— Разумеется, об Адаме.