Время льда и огня

8

Лыжи — это такие длинные жесткие пристегивающиеся подошвы для скольжения по снегу. В «холодильнике» оборудован снежный склон высотой метров пять, довольно пологий. Инструктор натаскивал нас, как поворачивать и тормозить: это, мол, все, что позволяет наше оборудование, а на месте нужно только умело применять эти два приема.

Есть еще снегоступы. Есть горные ботинки, и еще один инструктор обучает, как взбираться на скалы, особенно ледяные. Оказывается, когда группа поднимается на крутой склон, то все участники подъема соединены общим страховочным леером… Тут у них прокол. В этой страховочной системе может оказаться слабое звено — то есть я, и сразу половина гирлянды оборвется в пропасть. Да нет, они поставят меня где-нибудь в хвосте…

Но особенно утомительны тренировки в бассейне, в основном из-за холода. Южане не умеют делать хорошие гидрокостюмы, они им попросту ни к чему в обыденной жизни, а для оказий контрразведки срочно изготовляется что-нибудь более-менее подходящее. Костюмы часто протекают и слабо держат тепло. Я заявил об этом инструктору-подводнику, он хмуро согласился — да, на ведомство работают безо всякого энтузиазма.

Интересно, что ни один из назначенных в рейд не осмелился и пикнуть что-либо по этому поводу, — они страшно боятся, что их исключат из команды. Надо бы поподробнее разузнать о том, какие вообще стимулы у этой братии в жизни, что там за плюсы, какие имеются слабые струны, — все может сгодиться в общем контексте для приговоренного к исчезновению… Кстати, Крамер в последние дни меня совершенно забыл, не вызывал и не советовался: видимо, не так-то просто смотреть в глаза человеку, которого обрекаешь на гибель.

Женщины тренировались отдельно. Лишь однажды я видел, как в помещение со снежным склоном из дальней двери вошла их немногочисленная группка, — одетые одинаково, в защитных масках, неразличимые между собой, они тут же стали взбираться «лесенкой», тогда как отряд наших головорезов выходил через основные двери.

Для перевозки команды по мегаполису использовались те же капсулы пневмометро, штуки по три, друг за другом, либо одна, куда более длинная и несколько напоминавшая цветного червя, — ее нельзя было вызвать сразу, полагалось заказывать заранее.

Это, пожалуй, единственная особенность быта южан, которую я подсмотрел с тех пор, как окончился мой краткий побег. Жизнь в казарме неотличима по сути от жизни в тюрьме, и я понимал, что в этих условиях мне так и не удастся постичь сокровенный дух южан, устройство их общественной структуры, семьи, индустрии, да что там — мне даже не удалось узнать, есть ли у них денежное обращение! Полковник мне тоже ничего такого не рассказывал.

Само собой, на боевую подготовку меня не брали, а просто оставляли в боксе, и часа через два в казарму вваливалась толпа возбужденных стрельбой и рукоприкладством мужиков, которые алчно посматривали в мою сторону — вон, мол, живой манекен, который грех не использовать. И в нескольких случаях, когда стремление это вырывалось наружу, мне тоже удалось неплохо размяться. В конце концов эти парни стали меня не то чтобы уважать, нет, для этого они были слишком уж настоящими южанами — а просто старались обходить, словно трансформатор под напряжением. Не трогай — он и не ударит.

И самая любопытная часть подготовки — выбор и прокладка маршрута — тем более оставалась вне поля моего зрения, Крамер как бы говорил: все, твоя роль советника при штабе себя полностью исчерпала, готовься к функции совершенно пассивной, вообще — готовься… Это подкашивало больше всего.

Лишь занятия с Нормой — по диалекту и топографии, по истории Рассветной зоны (недолгой, зато какой патетической!) — были отдушиной, не дававшей окончательно войти в психический ступор. И я, не рассуждая особенно о правдоподобии ее объяснений, как мог устранял дефицит общения с себе подобными. И стали привычно-светлыми пробуждения по вторникам и четвергам, в дни наших встреч.

Судя по всему, подготовке к рейду скоро конец, определились даже двое отбракованных, которым срочно подыскивалась замена. И замена вскоре нашлась: один — обычный парень-боевичок, плотный, коренастый, с хорошей реакцией, Другой же заслуживает особого описания.

Во- первых, возраст. Пожалуй, чуть ли не старше моего Полковника (говорил -шестьдесят пять, но можно было свободно накинуть десятку). Во-вторых, внешность. Новичок, без сомнения, не был десантником даже в свои лучшие годы, он выглядел прирожденным книжным червем, ссутулившимся над фолиантами, — седой, всегда растрепанный, в очках со шнурком, — он-то зачем в этой компании забияк-профессионалов? Звали его Эл Наймарк. По части вылазок и рейдов в тыл он мог представлять только обузу.

Насколько я мог судить, инструкторы, занимаясь с ним, не особенно добивались результатов: оно и понятно — что требовать с пожилого человека, почти старика… Зато сам он вовсю вникал в премудрости подводного плавания и скалолазания, старательно, хотя и с одышкой, взбирался на склон, изредка даже ухитряясь на спуске обходиться без падения, дотошно учился собирать снежное жилище из огромных кирпичей наста и разжигать костер на ветру, имитировавшемся мощным вентилятором…

— Не продержаться ему там и недели, — как-то прокомментировал инструктор-скалолаз беспомощное зависание Наймарка каждый раз в одном и том же месте под гребнем искусственной скалы. — Что они там себе думают, эти начальники, — ума не приложу!

Старикан заинтересовал меня изрядно. Само собой, о его боевой подготовке тоже не было и речи, как и в моем случае, только по другим причинам. Однажды, когда я, как обычно, валялся на койке у себя в боксе, Наймарк заглянул ко мне — к слову, он единственный из команды жил не в казарме, а в мегаполисе.

— Привет, юноша! А где все остальные?

Я объяснил.

— Что ж, невелика потеря, — мгновенно утешился он. — Да я и сам не особенно люблю всю эту стрельбу, резню — бр-р-р! Я бы лучше поплавал в скафандре.

Как можно деликатнее я объяснил престарелому кандидату в участники рейда, что на него в данном случае не делается расчета, другие отстреляются за него, ишь какие лбы ходят, — а плавать в бассейне с ним одним сейчас никто не станет, слишком накладно даже для богатых южан. Наймарк присел ко мне на койку. Вблизи он выглядел еще старше.

— Я кое-что слышал о вас, — начал он неожиданно, — вы — тот самый агент с Терминатора, простите за любопытство?

Отвык я от вежливости, все эти «простите, пожалуйста» совершенно вылетели из головы в обстановке хронической готовности к рукопашной.

— Я просто мирный житель Рассветной зоны, которого похитили головорезы, вроде вот этих, — я показал в сторону пустых коек, — и от которого добиваются совершенно невозможных вещей…

— …и уже добились кое-чего, — вставил Наймарк, показав достаточное знание предмета. Прочие мои товарищи по команде равнодушно относились к причинам моего пленения, им было достаточно, что я — агент, враг.

— Добились выдачи совершенно бессмысленных, ненужных сведений, интимного семейного секрета, не приносящего никому никакой пользы. В любом случае… — Я разозлился и оборвал себя на полуслове. — А вам-то зачем?

— Не стоит расстраиваться так, если это и в самом деле пустяки. У нас, южан, служба безопасности всегда была в большом почете, сейчас тоже. Из-за этого там часто перегибают палку… Поговорим о чем-нибудь другом, например о предстоящем рейде.

— Чего там об этом говорить… Гиблое предприятие. — Я уселся на койке (не удается отдохнуть: если не дураки с кулаками, так этот очкарик…). — Ну хорошо, я человек пленный, меня тянут в этот рейд с веревкой на шее… А вам-то, казалось бы, из-за чего рисковать? Сидели бы с книжкой у камина!

Он усмехнулся:

— С книжкой! У камина! Какая архаичная терминология… Наверно, осталась только на Терминаторе, в Рассветной зоне — так ведь вы именуете свой край?

— Как хотим, так и именуем! У вас-то вон даже человеческого названия нет — «Солнечная сторона», как в учебнике астрономии.

— Солнечная сторона — тоже неплохо звучит… И все же вы не ответили на мой вопрос: что вы думаете о рейде в бывшую Кению?

«Человек Крамера: все знает. Но тогда зачем он это демонстрирует?» Вслух же я сказал:

— Если серьезно, то это осуществимо процентов на пятнадцать. Имею в виду лишь прохождение маршрута, без противодействия ночников и неприятных случайностей, — только само прохождение семисоткилометрового маршрута по Темной стороне.

— Я знаю, что вдохновляет Крамера, — клиника в зоне эрозии ледника, то есть имеется прямая доступность.

— Но ведь обстановка на леднике всегда ненадежная: то там вырастает снежный язык в десятки километров длиной, то, наоборот, идет интенсивное таяние, сползание глыб и распад. Словом, не знаешь, что более проходимо…

Я помолчал. Оказывается, мне давно хотелось высказаться по этому поводу.

— Начальство предполагает, что пройти семьсот километров по леднику на этих самых, как его… лыжах! во, лыжах… если не плевое дело, то и не такой уж подвиг. Я вам скажу — они плохо знают историю. Помните, у Амундсена в его рейде на Южный полюс был соперник-неудачник, забыл, как звали…

— Капитан Роберт Скотт, — подсказал Наймарк.

— Похоже… Так вот этот самый Скотт предусмотрел, кажется, все в экспедиции, кроме соперника. Ну, а дальше посыпалось как из рога изобилия, — словом, превосходно снаряженная экспедиция на ледник закончилась самым плачевным образом… И ведь соперник там был джентльменом, от него не надо было прятаться, он не подстерегал в засадах, не обстреливал в ледовых теснинах…

— Не думаю все же, что ночники такие уж мерзавцы, скорее всего — люди как люди…

Снова он меня удивил — первый среди южан отозвался вот так о ночниках. Наймарк продолжал:

— Главное для меня, как и для Роберта Скотта, — дойти, возвращение мне не столь уж и важно. Потому и спрашиваю вас только о билете «туда», билет «обратно» меня меньше интересует. Хотя если дойдем, то, может, и будет наоборот, а?

Еще один южанский фанат, подумалось мне. Из коридора донесся грохот многих башмаков — это вернулись пропахшие порохом молодцы-террористы с занятий. Мой незваный гость поднялся с койки.

— Ну, теперь уж не поговорить совсем. Могу я как-нибудь заглянуть к вам еще? Вы интересный собеседник.

«Интересный»… Чем же это я ему интересен? Отбривал почем зря…

Он кивнул мне на прощание и вышел, а в бокс ворвался, разгоряченно пыхтя, мой отделенный.

Несколько дней спустя наш питомник горилл, наше гладиаторское училище посетил сам великий Крамер. Он прибыл сюда как раз в момент, когда все сорвиголовы уже были готовы к выходу на тренировку, прибыл в сопровождении небольшой свиты, и в свите той я сразу же уловил знакомый силуэт — Норма! Генерал долго беседовал с инструкторами, загодя прибывшими в казарму, и, судя по всему, остался недоволен — даже к нам в казарму долетали крики и брань из-за сержантской перегородки. Затем он проследовал с нами на занятия и сумрачно наблюдал, стоя в отдалении, как мы берем десятиметровые пики и съезжаем с укатанного до металлического основания «снежного склона». Крамер убыл, не пожелав усладить себя зрелищем нашего барахтанья в бассейне. Напоследок, проходя мимо меня, спросил кратко:

— Ковальски, ну как вы тут?

И - не дожидаясь ответа — какому-то офицеру из свиты:

— Вы за ним посматривайте. От него всего можно ожидать, особенно там…

С тем он и проследовал дальше, а Норма поотстала от группы и подошла ко мне. В отличие от прошлых наших контактов, разговор ее был краток и исключительно по делу:

— Здравствуйте. Занятий со мной больше не будет.

— Но…

— Слушайте внимательно, у меня мало времени. Вылазка форсируется, режим перехода границы — нелегальный, экипировка — по среднему стандарту, Крамеру не удалось выбить больше, там интриги и проблемы. Майору Португалу дана полная власть над каждым участником рейда…

Солдафоны не столь уж неделикатные существа, как их обычно представляют, они на каком-то уровне сознания понимают, что нехорошо мешать уединенной беседе с девушкой. И прекрасно, а то мне и самому стало не по себе от этого вороха государственных тайн, вывернутого мне на голову. Норма продолжала:

— Начало рейда — через пять дней. До встречи там!

Она кивнула мне и вдруг — я не поверил глазам своим — сделала губами неуловимое движение, какое любой мужчина не расценил бы иначе, чем воздушный поцелуй. Любой мужчина в любых прочих обстоятельствах, кроме этих. «Вот тебе еще и такой стимул!» — подумал я, безотчетно следя за ней взглядом, когда девушка вместе с приближенными шефа удалялась к выходу.

— О чем это вы беседовали? — спросил подошедший Наймарк. Он сегодня был в ударе — скатился на лыжах, ни разу не упав, и одолел успешно ту самую неподдающуюся скалу; его похвалил сам Крамер. Наймарк был в прекрасном настроении. — Что-то новое насчет нас?

— А как иначе, если столько начальства наехало, — ответил я туманно. — Скоро отправка, вот в чем дело…

— Ну, этой новости уже второй месяц, — засмеялся Наймарк.

Наконец свита Крамера просочилась поодиночке через термический шлюз, и тут мы заметили, что с нами остался вполне непримечательный брюнет средних лет, невысокий, с тяжелым надбровьем и удивительно широкоплечий. Он тут же дал знак капралу, чтобы тот построил группу.

— Я — майор контрразведки Аугусто Португал, — представился брюнет, — и я надеюсь, что вы все навсегда запомните мое имя. С этого дня я полностью и единолично контролирую группу, идущую в рейд.