Время кенгуру. Книга 2

Глава 19

На следующее утро (после бурного празднования освобождения и не менее бурной ночи сладострастия) я отправился обратно в храм — так сказать, по месту новой службы.

Я обязан был возвратиться по многим причинам. Во-первых, в храме оставался Пегий, которого позарез требовалось отправить обратно в микромир. Пегий не мог постоянно находиться в микромире, это было очевидно. Во-вторых, отказываться от жреческого звания было неудобно. Я понятия не имел, как на это отреагирует Атауальпа и другие инки. В-третьих, моей конечной целью была отправка в будущее: кого-то из моих товарищей — в 1812 год, остальных — еще через 200 лет. Для этого требовалось не только проникнуть в храм самому, но и провести туда остальных путешественников во времени.

На воротах меня пропустили без колебаний: возможно, из-за жреческой одежды, а возможно, из-за того, что по мрукси с утра передавали сообщения о том, что я принял жреческое звание, что сообщение о захвате храма было инспирировано врагами империи и что Великий инка Атауальпа по-прежнему почитатель солнечного бога Виракочи.

Зайдя внутрь храма, я остановился в замешательстве. Я не помнил даже, где находится кабинет Урумбы: на допрос меня тащили по коридору, а в храме никакого коридора не наблюдалось. Возможно, кабинет Верховного жреца вообще находился в другом здании.

Среди проходящих мимо служителей я заметил Улайю — девчонку, предлагавшую меня покормить, когда я находился в золотой клетке, — и схватил ее за локоть.

— Привет, — сказал я.

— Привет, — обрадовалась Улайя. — Я рада, что тебя выпустили из клетки. Хочешь, чтобы я сделала тебе минет?

Я опешил от такой детской непосредственности и непроизвольно оглянулся на проходящих мимо людей. Улайя заметила мой взгляд и заулыбалась:

— В храме имеются специальные комнатки. Пошли?

— Я бы рад, — сообщил я, — но у меня срочное дело. Где кабинет Верховного жреца, не подскажешь? Можешь меня проводить?

Улайя с радостью согласилась.

Храмовый комплекс состоял из нескольких зданий, все они соединялись переходами, иногда подземными. Мы с Улайей проследовали по длинным коридорам, сделали несколько заворотов, иногда взаимоисключающих, и в конце концов оказались перед знакомым мне кабинетом. В нем я уже дважды бывал и оба раза не по своей воле.

Я постучал и зашел внутрь.

Урумбо, казалось, ожидает меня.

— Я рад, что вы вернулись, Андрей, — произнес он с улыбкой. — Как раз вовремя. Сейчас состоится обряд, посвященный избавлению от неминуемой опасности.

— Какой опасности?

— Вчерашнего штурма.

По только что пройденным коридорам и переходам Урумбо провел меня в центральную часть храма, где — наконец-то! — я встретился со световым лучом.

Луч находился за круглой оградой — разумеется, из золота: в храме солнечного бога Виракочи все решетки были из золота. Он поднимался из дыры в полу, затем раздваивался и исчезал в дырах в храмовой крыше. На самом деле, конечно, поднимался вверх, затем опускался в то же самое место, из которого вышел.

Толщина светового луча производила невообразимое впечатление — совсем не то, которое я некогда испытывал в своей квартире. Теперь я понимал, почему столько людей молится солнечному богу Виракоче. Существо, которое сотворило этот поток солнца, уходящий в небо сквозь отверстия в крыше и оттуда же возвращающийся, не могло быть никем, кроме солнечного бога. Ирония судьбы заключалась в том, что один из настоящих создателей вселенной в это время находился в золотой клетке, где-то недалеко от солнечной дуги. Не знаю, как обстоит с воздаянием в макромире, но в нашем микромире все остается по-прежнему.

Вокруг решетки, огораживающей световой луч, стояли жрецы и… возносили молитвы солнечному богу Виракоче, видимо. По крайней мере, они стояли недвижимо, протягивая ладони в сторону луча и беззвучно шевелили губами.

Мы с Урумбо присоединились к жрецам. Я скосил глаза, надеясь в месте выхода светового луча разглядеть протечку во времени: линяющее и облезающее пространство, — но увидел лишь дыру в полу, из которой выходил и в которую входил луч. Кроме дыры, ничего не было. Значит, протечка находится ниже, в подвальном помещении. Там же световой луч генерирует пейнтбольные маркеры и мрукси, заодно и транслятор, с помощью которого мрукси озвучиваются.

По кругу жрецов пошла чаша с напитком. Я подумал, что меня хотят отравить, но жрецы смело отхлебывали из чаши, затем передавали чашу соседу.

Я сделал осторожный глоток. Напиток сразу ударил в голову. Перед моими глазами заплясали мыльные пузыри. Нависшая над жреческим кружком солнечная дуга изогнулась еще больше, затем перекрутилась, и передо мной предстал солнечный бог Виракоча собственной персоной.

Протуберанцем, исходящим от Виракочи, меня отнесло метров на десять в сторону. Вышло так, что жрецы продолжали стоять вокруг побледневшей дуги, а мы с Виракоча оказались в стороне и начали благонамеренную беседу. Что интересно, беседовали мы не вдвоем, а втроем. Третьим был мой внутренний голос. Тем не менее Виракоча запросто обращался к нему, как к реальному собеседнику: спорил и поучал, — в общем, реагировал на мой внутренний голос подобно тому, как реагировал на меня.

— Зачем вы, двое, хотите уничтожить световую дугу? — спросил Виракоча.

— Протечка во времени должна быть ликвидирована, — пояснил я.

— Иначе вселенная будет демонтирована, — добавил мой внутренний голос.

Черт возьми, приятно петь со своим внутренним голосом в унисон!

— Без солнечной дуги инки утеряют веру, — сказал Виракоча. — Этого нельзя допустить. Каждый народ должен во что-то верить, хотя бы в солнечное божество.

— Да инкам и с солнечной дугой хана! — горячо возразил я. — Испанские конкистадоры на подходе! Писарро наступает! Через несколько недель империя инков будет уничтожена, а твой храм, многоуважаемый Виракоча, разрушен. Цивилизованные люди разрушают все, до чего в силах дотянуться.

— Испанцам не разрушить солнечную дугу, — возразил солнечный бог.

— Зато кенгуру запросто разрушат! — заорал внутренний голос. — Ты что, в самом деле не понимаешь?! Вселенная будет демонтирована нашими создателями в облике кенгуру. Кажется, нормально объясняю.

— Тогда люди утеряют веру в меня, — резюмировал солнечный бог Виракоча, с грустью в голосе. — Будет вселенная демонтирована или не будет, бабушка надвое сказала. А веру в меня инки утеряют.

— И на солнце бывают пятна, — сострил я.

— Эгоист, — упрекнул Виракочу внутренний голос.

Солнечный бог задрожал и принял форму светящегося облака. После чего поплыл в сторону солнечной дуги и влился в нее. Световая дуга сейчас же засияла с прежней яркостью.

Мыльные пузыри, задрожав, выплыли из моих глаз, и я обнаружил себя стоящим в жреческом круге, рядом с Урумбо.

— Хорошо пошло, — молвил Верховный жрец, вытирая рукавом губы.

Я промолчал.

Жрецы начали расходиться. Урумбо произнес, обращаясь ко мне:

— Ступайте, Андрей, вас отведут в покои. Вот она отведет, — добавил Верховный жрец, кивая на Улайю, ожидающую меня в дальнем углу центральной залы.

Девчонка отвела меня в комнату в одном из храмовых помещений. Остановилась в дверях и улыбнулась:

— Здесь ты можешь отдохнуть. Если тебе понадобится что-нибудь, вроде минета, только скажи.

Я притянул девушку к себе.

«Ай-яй-яй! — попенял внутренний голос. — У тебя жена беременная.»

«Поимей совесть, — возмутился я. — В конце концов, я спасаю вселенную, причем во второй раз. Должен я получить за свои старания хотя бы крохотную компенсацию.»

На следующий день Урумбо вызвал меня к себе и сообщил:

— Ну, Андрей? Вы видите, как замечательно получилось?! Я помог вам, а вы помогли солнечному богу Виракоче сохранить его храм. Я выполнил свои обязательства, теперь вам надлежит выполнить свои. Пожалуйста, переведите мне пророчества священного животного.

— Как пожелаете. Оставьте меня наедине со священным животным, и я переведу, что он скажет.

— Нет-нет, Андрей, — не согласился Верховный жрец. — Такого уговора не было. Что-то подсказывает мне, что не стоит оставлять вас наедине. Для того, чтобы переводить с древнейшего языка, не нужно оставаться наедине.

Я понял, что поторопился с реализацией заветного желания. Теперь Урумбо знает, что оставлять меня наедине с кенгуру небезопасно.

Разумеется, я мог попытаться первертировать Пегого в присутствии Урумбо. В конце концов, Верховного жреца недолго вырубить. Но могли помешать храмовые служители, поэтому рисковать не стоило. Если уж я получил доступ в храм солнечного божества и к самой солнечной дуге, оставалось дожидаться подходящего случая для отправки Пегого в макромир. После того, как я окажусь вблизи солнечной дуги, Пегого можно было легко вызвать обратно, для устранения протечки.

— Ладно, — согласился я. — Готов переводить. Но предупреждаю, что время разговора ограничено. Священное животное может утомиться, после чего возможны ошибки в предсказаниях.

Верховный жрец кивнул в знак понимания.

Мы прошли в помещение, в котором, в золотой клетке, содержался Пегий. С каждой нашей встречей он становился все депрессивней и депрессивней. Не хватало еще, чтобы мы уморили создателя собственной вселенной.

— Привет! — поздоровался я с кенгуру. — Как поживаешь? Тебе, по крайней мере, кормят?

— Кормить хорошо, энергия оставаться мало, — пожаловался Пегий.

— Держись, скоро я тебя отсюда вызволю.

— О чем вы говорите? — спросил Урумбо с подозрением.

— О здоровье. Священному животному нужна свобода передвижения.

— Андрей, мы договорились, что это невозможно.

— Хорошо, Урумбо. Что вы хотите узнать у священного животного?

— Хочу получить ответы на два вопроса. Вопрос первый. Когда умрет Атуальпа? Вопрос второй. Что принесут с собой белые люди на кораблях — зло или добро?

— Скажи что-нибудь, Пегий, — обратился я к Пегому на русском.

— Что сказать?

— Да что хочешь. Как там у вас в макромире, хорошо?

— Макромир хороший, — ответил Пегий задумчиво. — Но слишком строгий. Если не делать свой работа, наступать полный швахомбрий. Страшно.

— Так и не объяснишь, что такое полный швахомбрий?

— Я объяснять. Аналог в микромир отсутствовать. Не мочь сказать.

— Ну ясно.

Я обернулся к Верховному жрецу и сообщил:

— Священное животное изрекло предсказание. Когда умрет Атауальпа, точно сказать нельзя. Имеются два варианта: либо очень скоро, либо очень нескоро. Если Атауальпа умрет скоро, его убийцами станут испанские конкистадоры — приплывшие на кораблях белые люди. Если же Атауальпа умрет нескоро, то умрет от старости. Что же касается второго вопроса, тут ответ однозначен. Белые люди на кораблях несут на южноамериканский континент свою цивилизацию и культуру. Поскольку у вас собственная цивилизация и культура, то для вас белые люди несут уничтожение.

— Можно ли задать священному животному еще один вопрос?

— Боюсь, что нельзя. Священное животное устало.

Верховный жрец умолк. Он выглядел задумчивым и немножко растерянным.

— Пока, Пегий. Отдыхай, — попрощался я.

— Первертировать? — спросил Пегий с надеждой.

— Не сейчас. Чуток погодя.

Мы с Урумбо покинули помещение, в котором держали кенгуру. Мне следовало ускорить спасение Пегого — в противном случае вселенной, а вместе с ней человечеству, грозил демонтаж.

Как я была рада, когда Андрэ освободили, и он вернулся домой!

Мы все кинулись мужу на шею. Я плакала от счастья, что все самое страшное позади. Однако, Андрэ сказал, что не нужно забывать про спасение вселенной. Пока вселенная в опасности, нет нам покоя ни в море, ни на суше.

Действительно, на следующее утро Андрэ возвратился в храм. Сказал, что время от времени станет возвращаться, но неизвестно, когда именно. В лапах у жрецов остается Пегий — его нужно выручать, иначе вселенной придется худо.

Я ждала два дня, но Андрэ все не приходил. Видимо, дела замучили. Тогда я решила сделать мужу сюрприз: собралась и вместе с Натали отправилась к храму.

— Как думаешь, меня пустят? — спросила я.

— Кто же его, барыня, знает?! — ответила Натали. — Меня-то точно не пустят.

Потом мы поболтали о моей беременности. Естественно, Натали была в курсе — она же моя горничная.

— Чувствуете что-нибудь? — спрашивала Натали.

— Конечно, нет. Еще рано, — смеялась я.

— Но когда почувствуете, расскажете?

— Конечно, расскажу.

В таких разговорах мы дошли до храма, и я обратилась к охраннику:

— Вы не могли бы меня пропустить? У меня муж здесь работает.

Охранники — их было двое — переглянулись. Один из них убежал: насколько я поняла, за разрешением.

Мы с Натали немного подождали, и убежавший охранник вернулся с пожилым жрецом. Я определила, что это жрец, по одежде и золотым украшениям.

— Вы жена Андрея? — спросил пожилой жрец.

Я подтвердила.

— Идемте, я вас провожу.

Проводить Натали он не предложил, как та и предполагала. Поэтому горничная осталась у храмовых ворот, а мы вместе с любезным пожилым жрецом проследовали в одно из храмовых помещений — то, в котором были оборудованы номера.

— Вот комната Андрея, — указал пожилой жрец. — Вы можете оставаться до вечера. Только не заходите в центральное помещение, это запрещено.

Сказав так, пожилой жрец удалился.

Я тихонько отворила дверь мужней комнаты и… О, это было ужасно! Андрэ был не один, а с женщиной! Даже не с женщиной, а с девчонкой. Андрэ сидел на кровати, — точнее, на каменной платформе, которая служила кроватью, — широко расставив ноги, а девчонка стояла перед мужем на коленях.

Когда я отворила дверь, Андрэ поднял голову, и его челюсть отвисла. Стоящая на коленях девчонка обернулась и тоже открыла рот, перепачканный прозрачным и липким.

Я вскрикнула и бросилась прочь.

— Люси! — услышала я в ответ.

Я не ответила и побежала к выходу. Андрэ догнал меня незадолго до выхода и прижал к стене.

— Люси, ну что, дорогая? Что случилось?

— Ах, оставь меня! Оставь меня! — кричала я, вырываясь.

— Да что такое с тобой? Разве ты не видела, как это делают мне другие женщины?

— Но не посторонние женщины! — вскричала я, обливаясь слезами.

— Да ведь я в это время думал о тебе, дорогая! Завтра я приду домой, и мы все обсудим.

— Оставь меня!

Я вырвалась и побежала в направлении выхода. Охранники, пустившие меня, покосились на заплаканное лицо, но мне было все равно. Я кинулась в объятия Натали, и она увела меня подальше от этого ужасного места — домой.

Испанская армада высадила десант. Конкистадоры медленно, но неумолимо приближались к Теночтитлану, а Великий инка Атауальпа по-прежнему благодушествовал. Объяснить ему, что к конкистадорам следует отнестись серьезно, было решительно невозможно.

Отчаявшись договориться с Великими инкой, граф Григорий Орловский решил переговорить с Озерецким, в последние дни получившим значительное влияние на Верховного инку.

Улучив момент, Орловский остановил Ивана Платоновича, шествовавшего по дворцовым апартаментам, и спросил:

— Как вы намерены действовать далее?

— Что вы имеете в виду, граф?

— Ясно, что я имею в виду. Наступление конкистадоров на Теночтитлан.

— Почему вас это тревожит? Князь Андрей проникнул в храм Виракочи. Думаю, он найдет способ заделать протечку. После этого мы возвратимся в свои эпохи.

— Андрею может не хватить времени исполнить свою задумку, — заметил Орловский. — Если армия Писарро ворвется в Теночтитлан раньше, чем мы отсюда уберемся, возникнут проблемы. Нас могут убить, в конце концов! Нет спору, мы славно поразвлечемся перед смертью, однако это будет игра в одни ворота. Мы не сможем противостоять испанской армии. Чтобы спасти жизни, придется уходить в джунгли, прочь от цивилизации. Женщинам придется тяжело в походных условиях.

— Это вариант, кстати, — ответил на это Иван Платонович. — В крайнем случае можно действительно уйти в джунгли. Но будем надеяться, до этого не дойдет. Существует еще одна возможность, как спасти жизни при победе конкистадоров. Мы можем перейти на сторону конкистадоров. Менталитетом мы гораздо ближе к европейцам, чем к инкам. Хотя инская цивилизация меня удивляет. Вы знаете, граф, я тут провел кое-какие изыскания и пришел к выводу, что их узелковое письмо, то есть кипу, не так уж и отвратительно. Им вполне можно пользоваться. Особенно удобно узелковое письмо для формулирования приказов и распоряжений.

— Что вы имеете в виду под словами «перейти на их сторону»?

— Вы намерены воевать за инков до победного? Извините за вопрос, а чем они это заслужили?

— Хотя бы тем, — отвечал Орловский, — что приютили нас. Вы в настоящий момент являетесь одним из советников Великого инки, если не ошибаюсь.

— Боюсь, это обусловлено моими личными деловыми качествами, а вовсе не добротой представителей древней цивилизации. Я министр государственных имуществ Российской империи, если вы не забыли, и одновременно советник Великого инки Атауальпы. Ни в первом, ни во втором не нахожу ничего удивительного. Кстати, на вас не произвело впечатление, как инки заживо сожгли конкистадоров?

— Произвело, — признал Орловский. — Однако, если вы изучали историю, то должны знать, как поступят победившие испанцы с инками. Большинство инков вырежут.

— Испанцы пока так не поступили, но вы уже намерены вырезать самих испанцев, дабы любимые инки не пострадали? Вам самому не смешно, граф?

— Хорошо, Иван Платонович, — сдался Орловский. — Скажите, по крайней мере, что вы намерены предпринять в связи с наступлением испанцев?

— Важно не то, что собираюсь предпринять я, а то, что собирается предпринять Великий инка Атауальпа. А он, по-моему, собирается дождаться, пока испанцы подойдут к Теночтитлану, затем продемонстрировать свое могущество. По мысли Атауальпы, чем дольше пристыженные испанцы будут бежать до побережья, тем славнее окажется будущая победа инков.

— Но это безумие!

— Скажите, граф, вы фаталист?

— Ни в коей мере, Иван Платонович. Я герой другого времени.

— В таком случае действуйте. А я, являясь в определенной степени фаталистом, стану дожидаться, пока текущие события не превратятся в прошедшие, после чего посмотрю на конечный результат. Впрочем, шучу, граф. Разумеется, стану действовать, а именно: приложу все усилия для того, чтобы уговорить Атауальпу мобилизовать войско и выставить его против испанцев как можно скорее, пока они не добрались до Теночтитлана. Это даст время князю Андрею добраться до протечки во времени.

— Я вас понял, Иван Платонович.

По сути, разговор с Озерецким ничего не прояснил. Судьба путешественников во времени, равно судьба всей вселенной, оставались под вопросом.