Время кенгуру. Книга 2

Глава 14

Андрей снял часовых, и граф Орловский с удовольствием передал ему командование над отрядом.

Оставалось сжечь корабль с конкистадорами. Андрей сработал чисто, на корабле никто ничего не заметил, однако стоило поторопиться. Тревога могла быть поднята в любой момент, по чистой случайности.

— Готовы, ребята? — спросил Орловский у Портальто, Араульто и Атасиу.

Те, довольные, ощерились. Под ногами туземцев валялся десяток связанных конкистадоров, с кляпами во рту.

— Горючую смесь принесли?

Араульто указал на герметично запечатанные баллоны с жидкостью:

— Здесь.

Горючую жидкость заимствовали поблизости, отправив за ней несколько человек из отряда. Как выяснилось при общении с сотенным, горючую жидкость добывают неподалеку, из-под земли. Андрей сказал, что жидкость называется нефтью, однако в данный момент Орловскому было безразлично, что горючая жидкость собой представляет и как называется. Он знал лишь, что с помощью горючей жидкости можно сжечь конкистадорский бриг, что обеспечит, во-первых, возвращение домой, а во-вторых, мощный адреналиновый выброс в кровь.

— Забираем баллоны, — приказал Орловский своей команде. — Дальше действуем, как договаривались. Подплываем к кораблю, опорожняем баллоны на борт, поджигаем, уплываем. Чем будем поджигать?

Портальто вытащил из-за пояса два камня, ударил ими друг об друга. От удара посыпались искры.

— Хорошо. Еще вопросы есть?

Вопросов не было.

Все разделись и, толкая перед собой баллоны с горючей жидкостью, поплыли к бригу с конкистадорами.

Из-за туч выглянула луна, по воде пробежала яркая желтая дорожка. Орловский легонько ругнулся, но понадеялся, что плывущие по воде баллоны сойдут за обычные кокосовые орехи или пучки водорослей. Назад нельзя было возвращаться в любом случае.

Плыли довольно долго — корабль находился на приличном расстоянии от берега. Хорошо, что держались неподалеку друг от друга: никто не отставал и не вырывался вперед. Орловский намеренно не спросил, водятся ли в этих водах акулы, и чувство опасности приятно щекотало грудь.

Оказавшись под бортом покачивающегося на волнах судна, отважная четверка аккуратно раскупорила баллоны с горючей жидкостью. Чтобы горючую жидкость не отнесло течением от борта, Атасиу взобрался на якорь и уже оттуда щедро расплескал из баллонов по деревянной корабельной обшивке. Пустые баллоны выкинули, и они уплыли по течению.

Оставалось поджечь борт и спасаться бегством.

— Поджигай! — прошептал Орловский Портальто.

Портальто вытащил из-за пояса, который только и был на него надет, один камень, поискал второй и не нашел. Снова поискал и наконец убедился, что второй камень, по всей видимости, выпал из-за пояса во время заплыва.

Граф Орловский выругался — хотя по-прежнему шепотом, но уже крепко. Они находились в воде, далеко от берега. Нырять за потерянным камнем на протяжении всего пути было глупо, а спичек в империи инков не знали.

Размышление над проблемой отняло у графа не более секунды. Шепнув товарищам, чтобы отплывали от борта подальше, а огонь он раздобудет, граф Орловский ухватился за якорный канат и полез наверх. Наверху перевалился через бортик и попытался оглядеться.

Луна снова скрылась за тучу, поэтому тьма была хоть глаз выколи. В капитанской каюте горела свеча, однако общаться с Писарро в столь невыгодных для себя условиях Орловский не собирался. У противоположного борта он заметил несколько пляшущих красных точек. Конкистадоры перекуривали и о чем-то негромко беседовали.

Делать было нечего, и Орловский, постаравшись принять по возможности более непринужденную позу, направился к этой компании.

При виде голого человека разговоры прекратились. Орловский жестами показал, чтобы ему дали закурить. У него что-то спросили, по-испански. Один из конкистадоров протянул недокуренную папиросу. Орловский схватил ее, прикурил и чуть не бегом направился к якорному канату. Теоретически, он мог прыгнуть с борта — в этом случае оказался бы в относительной безопасности, но тогда горячая папироса непоправимо потухла бы. Это вариант не годился. Спускаться в воду следовало по якорному канату, рядом с которым была расплескана горючая жидкость, и никак иначе.

В спину Орловскому еще что-то крикнули, уже громче.

— Fuck you, — огрызнулся граф Орловский, добегая до якорного каната и перенося одну ногу через бортик.

На палубе призывно закричали. Раздался мушкетный выстрел, и граф Орловский почувствовал, как в плечо ему ударила пуля.

Не выпуская из рук драгоценной папиросы, граф перевалился через борт и, уцепившись за якорный канат, заскользил вниз. Оказавшись над самой водой, у борта, обильно политого горючей жидкостью, Орловский поднес к нему тлеющую папиросу. Борт вспыхнул — сразу, сильным чадящим пламенем.

Убедившись в том, что огонь не потухнет, Орловский разжал руки и упал в волны. Сверху выстрелили еще раз, но промахнулись. Больше стрелять не стали — вероятно, заметили огонь, и стало не до поджигателя.

Уворачиваясь от возможных пуль, Орловский поднырнул, а когда вынырнул, на значительном удалении от борта, почувствовал, что слабеет. Раненая рука занемела и плохо двигалась. Он ухватился за воду. Вода расступилась, и граф почувствовал, что проваливается в нее всем телом. В этот момент Орловского подхватило сразу несколько рук, принадлежащих его верным друзьям: Портальто, Араульто и Атасиу.

Четверка медленно поплыла к берегу.

Орловскому казалось, что заплыв продолжается вечность. Однако, и вечность подошла к своему логическому концу. Когда, с занемевшей рукой, Орловский ступил на прибрежный песок и оглянулся, конкистадорский бриг за его спиной пылал ярким пламенем.

Подошел Андрей.

— С завоеванием Америки покончено? — спросил его Орловский.

— Нет, — с грустью ответил Андрей. — Смотри.

Андрей указал на маленькую точку, отдалившуюся от горящего корабля. Это была шлюпка, на которой спасалось высшее командование конкистадоров, включая Писарро.

— На шлюпке не доплыть до Испании. Они погибнут в пути, — возразил Орловский.

— Ты плохо смотришь, Григорий, — покачал головой Андрей. — Смотри на горизонт.

Граф Орловский окинул взглядом предрассветный горизонт. На горизонте ясно проступали очертания множества кораблей. Это была испанская армада, прибывшая к берегам Южной Америки по требованию Писарро. Вот кого поджидал испанский командарм в защищенной от ветров бухте!

Теперь, когда покушение на Писарро не удалось, а испанская армада добралась до берегов Южной Америки, положение империи инков становилось плачевным. Следовало как можно быстрее возвратиться в Теночтитлан и доложить о случившемся Великому инке Атауальпе.

Мы вошли в Теночтитлан триумфаторами и одновременно побежденными. С одной стороны, уничтожили испанский бриг и пленили около двух десятков конкистадоров (ночевавших на суше, а также доплывших до берега после того, как бриг загорелся). С другой стороны, новости, которые мы несли Великому инке, были неутешительны. К берегам империи подошла армада испанских кораблей. Испанцы намеревались высадить на берег десант и развязать против империи инков военные действия. Чем военные действия закончатся, мне было известно, к сожалению. Следовало как можно скорее доказать свое верность и преданность Великому инке, тем самым получив доступ в храм солнечного божества Виракочи — к находящемуся в храме световому лучу.

Вид пленных конкистадоров собрал на улицах Теночтитлана множество любопытных — куда больше, чем наше здесь первое появление. Детишки бежали за пленными и показывали им языки, женщины посылали проклятия, а мужчины смотрели исподлобья. Все понимали, что принесенная чужеземцами война окажется нелегкой.

Однако, первая победа была за нами.

Встречать победителей Великий инка вышел на балкон, выходящий на дворцовую площадь. Мы триумфально прошествовали мимо балкона, гоня за собой пленных. В палатках разгромленного лагеря нам посчастливилось найти два конкистадорских штандарта. Сейчас мы несли эти штандарты в приспущенном состоянии, в знак того, что отряд конкистадоров разгромлен. Атауальпа приветствовал нас с балкона.

Мы несли вражеские штандарты и бросали их под балкон, на котором стоял Великий инка. В мрукси играли походный марш, одновременно строгий голос вещал:

«Я, солнечный бог Виракоча, даровал инкам желанную победу. Воздадим должное моей прозорливости и милосердию. В связи с победой над конкистадорами объявляется дополнительный сбор пожертвований. Вы можете сдавать дополнительные пожертвования в храм солнечного бога с началом завтрашнего дня. Основные пожертвования принимаются в рабочее время ежедневно. Напоминаем, что инки, не сдавшие пожертвования в храм, будут прокляты мной, солнечным богом Виракочей, и не смогут надеяться на мою милость после своей кончины».

За солдатами-победителями брели пленные конкистадоры, подгоняемые улюлюканьем толпы. За пленными шли городские уборщики с ведрами воды. Водой уборщики поливали мостовую, дабы очистить ее от испанской скверны.

В толпе на площади мелькнули Люська и Катька. Однако, встретиться с родными придется позднее: после марша нам с графом Орловским предстояло отправиться на аудиенцию к Великому инке Атауальпа. Доложить о сложной политической обстановке следовало незамедлительно.

Великий инка принял нас с графом Орловским в тронной зале.

Как обычно, он играл в настольную игру — на этот раз с каким-то ребенком: скорее всего, своим сыном.

— Поздравляю с блистательной победой, — сказал Атауальпа. — Мне уже доложили, что корабль, на котором пришельцы проникли в мою империю, уничтожен.

— Это правда, — ответил я. — Однако, опасность близка. Взамен одному тому кораблю приплыла еще сотня. В этот момент конкистадоры, вероятно, высаживают десант. Положение на самом деле критическое.

— О, — сказал Атауальпа. — Но ведь у меня есть множество генералов. Мое войско многочисленно и могущественно, еще никому не удалось его одолеть. К тому же у меня есть вы с графом Орловским, доказавшие свою преданность и квалифицированность. С вами, друзья, мне ничего не страшно.

— Великий инка, вы, наверное, шутите?

— Да нет же, Андрей, — ответил Атауальпа. — Посуди сами, о чем мне беспокоиться? В моем распоряжении несколько миллионов человек, каждый из которых при необходимости встанет под копье, включая женщин и малых детей. Что мне какая-то сотня испанских бригов? На них больше десяти тысяч солдат и не поместится.

— Но это не женщины и не малые дети, а закаленные в битвах солдаты, — заметил я. — Если нам с графом Орловским удалось пленить пару десятков конкистадоров, это совершенно не означает, что остальные испанцы окажутся столь безмятежны. Сейчас Писарро научен горьким опытом. Больше конкистадорский предводитель не допустит подобных ошибок, а станет действовать быстро и беспощадно. По крайней мере, мы с графом Орловским действовали бы беспощадно на его месте.

— Пустое, — произнес Атауальпа. — Особенно после показательной казни, которую я устрою пленным. Услышав о ней, конкистадоры настолько устрашаться, что покинут мою империю, дрожа от ужаса.

— Вы уверены, что пленных стоит казнить? — спросил я у Великого инки. — В будущем они могут пригодиться для обмена пленными. Война фактически началась, следует действовать, исходя из этого факта.

— Разумеется, я уверен, — отвечал Атауальпа. — Что бы я ни сказал, я всегда в этом уверен, даже если за мгновение до этого я не имел понятия о том, что скажу. Тем более что на казни настаивает Верховный жрец Урумбо. Итак, друзья, чем мне отблагодарить вас?

— Лучшей благодарность стала бы экскурсия в храм солнечного бога Виракочи, к его солнечной дуге.

— Да я же вам говорил, — расстроился Великий инка Атауальпа, — что в солнечный храм допускаются только его служители. Здесь я вам ничем не могу помочь. Солнечным храмом заведует Урумбо. Именно он выписывает гостевые пропуски.

— Нельзя ли попросить уважаемого Урумбо, чтобы он выписал нам гостевой пропуск? — попросил я.

— Конечно, я спрошу его о такой возможности, — закивал Атауальпа. — Завтра, во время казни пленных я увижусь с ним и поговорю.

— Огромное вам спасибо.

Мы с графом Орловским поклонились и покинули тронную залу. После двух недель странствий нам не терпелось вернуться домой, омыть усталые тела в купальне и заснуть на мягких шкурах кордильерских лам. И, разумеется, не терпелось повидаться со своими женщинами, по которым я изрядно соскучился.

— Твоей минога съедена, я выиграл! — послышался из залы обрадованный голос Атауальпы.

Я зашел в дом, в котором не был около двух недель. На шею мне кинулись три счастливых женщины.

— Погодите, погодите, — сказал я, обнимая всех троих. — Дайте сполоснуться после дороги. Сейчас я спущусь в купальню, ждите меня там.

Я зашел в свою комнату, чтобы взять чистое белье. Дверь отворилась, и в комнату проникла Люська, с заговорщицким видом. Она явно хотела мне сообщить нечто важное.

— Ах, Андрэ! — воскликнула Люська.

— Ну что тебе? Я же сказал, встретимся в купальне. Вымоете меня после дороги.

— Ты должен знать, Андрэ, это серьезно.

— Ну что еще? Что-нибудь с Иваном Платоновичем?

— Нет, с папаном все хорошо. Папан помогает Якаки с деловыми бумагами. Целыми днями сидит с ним и помогает.

— Ну и замечательно.

— Но Якаки, Андрэ…

— А что не так с Якаки?

— Не с Якаки, а с Этой Особой… — зашептала Люська, оглядываясь на дверь.

— С какой особой? — не понял я.

— С Кэт.

— И что не так с Катькой?

— Мне кажется, она заигрывает с Якаки. О, Андрэ, когда я это заметила, я чуть не умерла от ненависти! Это было так ужасно. Ты воевал, а она в это самое время кокетничала с Якаки. Ты должен прогнать ее, Андрэ! Эта ужасная женщина тебя недостойна.

Да, закрутить роман в мое отсутствие — это было весьма похоже на Катьку. Я почти верил жене, но, конечно, ее информацию следовало проверить и проанализировать.

— Хорошо, я подумаю, — пообещал я, за что был вознагражден поцелуем. — А теперь идем в купальню.

В купальне собралась вся компания, за исключением занимавшегося служебными бумагами Ивана Платоновича. Катька и Натали рассматривали рану графа Орловского и дружно ахали. Рана воспалилась и, вкупе с могучим графским телом, производила неизгладимое впечатление, особенно на женщин.

— Ее нельзя мочить, — говорила Катька.

— Ее нужно немедленно перебинтовать, — вторила ей Натали.

Голый Орловский смеялся и утверждал, что воспаление вызвано тем, что рану он получил во время купания. Однако, женщины настаивали, и Орловский согласился на то, что рану лучше перебинтовать. Он встал со ступенек и принялся одеваться.

— Натали, иди помоги графу, — сказал я. — Дорогая, — обратился я к жене, — ты ведь не возражаешь против того, чтобы Натали понаблюдала за графом, вернее за его раной. Ночью рана может воспалиться еще больше.

— Конечно, понаблюдай, — воскликнула добрая Люська.

Натали вылезла из купальни и принялась одеваться, дабы сопровождать Орловского на медицинские процедуры. Мы с Люськой тем временем разделись и залезли в купальню, в которой продолжала нежиться Катька.

— Иди ко мне на колени, — сказал я Катьке.

Катька покосилась на Люську, но послушно забралась ко мне на колени.

— Ну, признавайся во всем, изменница, — сказал я, чувствуя, как Катькина попа приятно давит на мой член.

— Уже накапали? — весело спросила изменница.

— А ты как думала?

— Все ложь. Ничего не было.

Люська рядом со мной вспыхнула:

— Было! Было!

— Сейчас буду проверять, — строго сообщил я.

— Интересно, каким образом? — спросила Катька ангельским голосом.

— Есть у меня для тестирования один зонд.

— А, понятно… — протянула подруга. — Видала я этот зонд.

Я приподнялся, нагнул Катьку и поставил раком. После этого ввел тестировочный зонд в тестируемое отверстие.

— Ну, сознавайся, было или не было? — произнес я замогильным голосом.

— Не было! — пропищала Катька, намеренно ерничая.

— Сознавайся, я почувствую ложь, — сообщил я, делая круговые движения бедрами.

— Не лгу-у-у, — заухала Катька.

— Лжет, лжет! — крикнула Люська, со вниманием наблюдавшая за процедурой допроса. — Гляди, как попой вертит.

— Ничего я не лгу, — обиделась Катька. — Разве можно лгать, когда внутри тебя находится тестировочный зонд?

— Это утверждение также требует проверки, — задумался я.

— Какой? — тут же заинтересовалась Люська.

— Как какой? Становись рядом. Я задам тебе какой-нибудь вопрос, а ты попытайся сказать неправду. Сразу станет ясно, можно ли врать во время ввода в тебя тестировочного зонда.

Люська опустилась рядом с Катькой на корточки и приняла аналогичную позицию. Я ввел в жену тестировочный зонд и спросил:

— Сколько будет дважды два?

— Четыре.

— Видишь, во время тестирования врать невозможно.

— Я ошиблась, ошиблась! — закричала Люська. — Я могу соврать! Спроси еще раз.

— Сколько будет дважды два?

— Пять.

— Извини, ты соврала, а я сразу почувствовал. Как видишь, тест работает.

Я успешно дотестировал обеих женщин. Несмотря на это, Люська в отношении Катьки осталась в некоей задумчивости и антипатичности, которые мне не удалось побороть ни тестированием, ни последующей совместной беседой на посторонние темы.