Возвращайся, сделав круг. Книга 1

Глава 14

Незадолго до заката мы вышли к небольшому утопавшему в растительности гроту. По дну его струился ручеёк, стекавший в неглубокое озерцо перед входом. Камикадзе тут же начал гоняться за вившимися над водой стрекозами, выплёвывая пойманных мне под ноги, в качестве подношения. Дэйки, за всё время так и не произнёсший ни слова, занялся подготовкой к ночлегу.

— Что с тобой? — опустившись на траву, я попыталась поймать его взгляд. — Топить тебя не буду…

— Как если бы тебе это удалось! — он небрежно дёрнул ушами, но тут же поник и совсем другим тоном проговорил:

— Иногда я веду себя с тобой слишком вольно, Аими-сан. До поры господин смотрит на это сквозь пальцы, но… это неправильно и…

— Ты серьёзно? — опешила я. — Всё из-за этой шутки?..

— Не только.

Он перестал возиться с циновками и, нервно оглядевшись, присел рядом со мной.

— Хотел убедиться, что Иошинори-сама нет поблизости…

— Иошинори-сама здесь ни при чём, — резковато перебила я. — Не ему решать, когда ты переходишь границы в общении со мной, а мне. И… если это случится, я тебе скажу, ты извинишься, и всё опять будет в порядке.

Секунды две лис смотрел на меня, словно я внезапно покрылась перьями. Потом тихо вздохнул и опустил глаза.

— Хорошо, Аим… Момо, — и, поспешно отвернувшись, продолжил возню с циновками.

Ёкай возник из-за деревьев несколькими минутами позже — я едва успела покормить Камикадзе — и привычно скомандовал:

— Дэйки.

Лис молча поклонился, развернулся и исчез меж деревьев.

— Сейчас?.. — догадалась я, поднимаясь на ноги. — Что для этого…

— Моя кровь.

Большим пальцем левой руки Иошинори-сама на несколько сантиметров выдвинул из ножен меч. Ладонь правой, легко скользнув по краю лезвия, устремилась к моей щеке, и я вздрогнула от прикосновения, хотя изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие.

— Не бойся, — тихо произнёс он. — Это не причинит боли.

— Я не боюсь… — едва расслышала собственный шёпот.

Глаза ёкая не отрывались от моих, и я смотрела на него, как под гипнозом. Ничего не видела, кроме его лица. Ничего не слышала, кроме бешеного биения своего сердца. Ничего не ощущала, кроме его ладони, прижатой к моей щеке… Будто огненные точки вспыхнули в глубине чёрных глаз, от ладони начало исходить красноватое свечение, но я не шелохнулась. Только когда он убрал ладонь, очнулась от наваждения и покосилась на свои руки. На коже мягко мерцал замысловатый узор иероглифов. Не удержавшись, бросилась к озерцу и наклонилась над гладкой поверхностью. Зрелище было завораживающим, я будто светилась изнутри. Сиял каждый сантиметр моей кожи… Лицо Иошинори-сама возникло в водном зеркале рядом с моим.

— Свечение скоро погаснет.

— Как жаль! — выдохнула я. — Это настолько… необыкновенно!

Губы демона дрогнули, как если бы их тронуло призрачное подобие улыбки. Но уже в следующее мгновение его отражение исчезло. Я торопливо обернулась и выпалила в удаляющуюся спину.

— Спасибо, Иошинори-сама!

Мимолётный взгляд через плечо, и ёкай растворился в сумраке грота. Свечение на моей коже уже начинало меркнуть, но и этого хватило, чтобы впечатлить вынырнувшего из-за стволов Дэйки.

— Момо! — восхитился он. — Можешь подержать руку на этими ветками, чтобы они загорелись? Тогда мне не придётся разводить костёр!

Я рассмеялась, радуясь, что его мрачный настрой прошёл. Весь вечер мы перекидывались шутками, как обычно, а наутро за завтраком лис предложил отправиться в деревню.

— Мне знакомы эти места, деревня здесь совсем рядом, — он повернулся к Иошинори-сама. — Задержимся всего на день, зато пополним припасы.

— Хорошо, — согласился ёкай. — Отправляйся.

Довольно переглянувшись, мы с Дэйки тут же вскочили на ноги, но холодный голос ёкая будто окатил ледяной водой.

— Отправишься только ты, Дэйки. Аими-сан останется здесь.

— Почему? — удивилась я. — На мне ведь каса — никто не увидит моего лица и глаз…

— Защита не всесильна. В селениях больше опасности натолкнуться на смертных приспешников Ракурая.

— Что им там делать?.. — начала я, но поймав его жёсткий взгляд, замолчала и покорно опустила голову.

Запрет Иошинори-сама оказался для меня ударом. Мне нравилось бродить по узким деревенским улочкам, заглядывать в лавки, обедать на постоялых дворах… Мы с Дэйки больше не напивались, как в первый совместный выход «в свет», но иногда пропускали чашечку-другую саке. И теперь всему этому пришёл конец… Дэйки переживал не меньше меня. Отправляясь в деревню, тяжко вздыхал, и по всему было видно, что очень расстроен. Вернулся быстро — я едва успела поиграть в догонялки с Камикадзе и поплавать в озере. И, вопреки первоначальному плану остаться в гроте ещё на одну ночь, мы продолжили путь в тот же день.

— Без тебя было скучно, Момо, — шёпотом признался Дэйки, когда мы вышли на дорогу.

— Мне тоже… Тем более, что твой господин тут же оставил меня одну.

— Он никогда не оставляет тебя одну, — покрутил головой лис. — Просто не показывается. По-настоящему уходит он редко и только, если я с тобой.

— А куда уходит? — заинтересовалась я.

Дэйки ещё понизил голос.

— Встречается с союзниками. Теперь всем, включая Ракурая, известно об освобождении господина от заклятия. Потому я и думал, что старая ведьма искала его, а не тебя. Если бы Ракурай узнал, где сейчас Иошинори-сама… — он состроил угрожающую гримасу.

— Поэтому мы бродим по лесам, нигде не останавливаясь дольше, чем на день?

— Поэтому тоже. Но господин часто путешествовал подобным образом и раньше. Правда, гораздо быстрее и по более опасным местам.

— Для чего?..

— Чтобы показать свою силу, конечно. Он искал сильнейших противников и всегда одерживал над ними верх…

— …пока не встретил гудзи Кэзухиро, — невинно проронила я.

— Кого?

Очевидно, лис не знал имени человека, заточившего его могучего господина в камень.

— Неважно. А кто эта Шай…, о которой упомянул Тецуо?

— Шайори, — хихикнул Дэйки. — Всё ждал, когда ты наконец заговоришь о ней! Правда, знаю не так много. Сколько ни спрашивал господина, он только злился, один раз даже наказал меня за любопытство. Она — очень древнее, очень могучее и очень злобное существо.

— Демон коварства и лжи? — вырвалось у меня.

— Откуда ты знаешь?

— От Тецуо.

— Он рассказал тебе? — удивился лис. — А что ещё?

— Ничего, — вздохнула я. — Отказался говорить наотрез…

— Совсем как господин… Между нею и Иошинори-сама произошла размолвка. Причина мне неизвестна — это было до того, как я начал служить Иошинори-сама. Но, судя по всему, ссора была серьёзной — настолько, что Шайори перешла на сторону злейшего врага…

Лис внезапно замолчал, виновато опустив уши. И я, подняв голову, тотчас потупилась, избегая неподвижного взгляда обернувшегося ёкая. Обычно он не реагировал, о чём бы мы ни говорили, а сейчас даже остановился… И взгляд был недвусмысленным: замолчать сию же секунду. Значит, затронутая нами тема была очень запрещённой. Интересно, почему? Так и не произнеся ни слова, Иошинори-сама продолжил путь, а у меня вдруг мелькнула невероятная догадка. Что, если с этой Шайори его связывало нечто… романтическое? Но нет, такого не может быть. Только не с ним. И всё же в глубине души шевельнулась совершенно нелепая и совершенно непрошенная ревность…

Тенистая рощица, убаюкивающий плеск небольшого водопада и неизбежный птичий щебет. Всё-таки этот мир завораживает, и я окончательно попала под его чары. Конечно, он полон чудовищ, но они скрыты в лепестках ярких полевых цветов, невидимы в изумрудной тени лесов и не страшны в присутствии Иошинори-сама. Приподнявшись на локтях, я посмотрела на рисунок, лежавший передо мной на траве. Пока могла бродить с Дэйки по деревням, приобрела несколько свитков и краски. Всегда любила рисовать, и теперь в дни, когда Дэйки отправлялся пополнять припасы, а ёкай исчезал из поля зрения, полностью отдавалась этому занятию. Лёгкий ветерок завернул край свитка. Я бережно расправила его, не сводя глаз с изображения. Красивое лицо, длинные белоснежные волосы, меч у бедра… Очень похоже, но всё же не оригинал. Жаль, у меня нет мобильного, чтобы сделать фотографию. Хотя, наверное, и она бы не передала всего великолепия царственного облика Иошинори-сама… Что-то мелькнуло в траве, я инстинктивно отшатнулась и вскрикнула от отвращения. На мой рисунок выползло отвратительнейшее насекомое — гигантская извивающаяся сороконожка. Но в то же мгновение в воздухе послышался тоненький визг, и сороконожка забилась в конвульсиях, пытаясь вырваться из зубов Камикадзе. Видимо, сопротивление разозлило зверька. Зашипев, он резанул её когтями. Мотнув головой, стукнул о свиток, и сороконожка затихла.

— Мой маленький защитник, — умилилась я.

Хотела его погладить, но так и замерла с протянутой рукой, заметив стоявшего в тени деревьев ёкая. Камикадзе не стал дожидаться запоздавшей ласки и сам прыгнул мне на колени. Я автоматичеки пригладила его шёрстку.

— Что-то случилось… Иошинори-сама?

— Ты кричала.

— А это… просто сороконожка… Камикадзе с ней расправился.

Я кивнула на останки насекомого, разбросанные рядом со свитком, и обычно торопившийся удалиться Иошинори-сама подошёл ближе, присматриваясь к рисунку. Я вспыхнула до корней волос, сообразив: теперь ёкай увидит, что на нём изображено… Но что-либо прятать было поздно, оставалось лишь… показать. Подхватив Камикадзе, я поднялась на ноги и подала свиток ёкаю.

— Ещё не привыкла к местной бумаге и краскам… нужно больше практики.

Пальцы ёкая сомкнулись на уголках свитка.

— Мне нравится, — неожиданно произнёс он.

— Правда?.. — чувствовала, как на лицо наползает глупая улыбка, но ничего не могла с ней поделать. — Я нарисовала и Дэйки… и Камикадзе. Но, думаю, это изображение удалось лучше всего…

Всегда с презрением относилась к людям, от волнения начинавшим нести чушь… и вот стала одной из этих несчастных. Иошинори-сама протянул мне рисунок обратно, я качнула головой и неуверенно предложила:

— Если хочешь, оставь его себе… В знак моей благодарности… то есть… как благодарность за…

— Хорошо.

Одним движением он свернул свиток, явно собираясь уйти.

— Подожди!.. — выпалила я. — Хотела сказать… спросить о твоём враге… Он очень опасен?

— Да.

— Но ты надеешься победить его?

— Не надеюсь. Я это сделаю.

— В… битве?

— Вероятнее всего.

— И… у тебя много союзников?

Ёкай чуть заметно сузил глаза, и я поняла, что зашла в расспросах слишком далеко.

— Прости, не моё дело. Просто… для меня всё это так непривычно.

— Твой мир сильно отличается от этого?

Я с трудом верила ушам — первый «личный» вопрос, который он мне задал!

— Очень. В моей реальности — большие города. Много вещей, которые здесь сочли бы колдовством. И совершенно другие правила. Там нет монстров… а жизнь гораздо удобнее…

— Тебе этого не хватает?

Я смутилась.

— Некоторых вещей, да… Но в твоей реальности тоже немало хорошего. Чистые вода и воздух, натуральная еда… Хотя до еды тебе, наверное, нет дела. Неужели ты никогда не ешь?

— Человеческую пищу — нет.

— Какую тогда?

— Не-человеческую, — резонно заявил он.

Я рассмеялась немного невпопад и просто, чтобы что-то сказать, спросила:

— Думаешь, ведьма, Чиио или как её, знает, откуда я?

— Не думаю.

— Знаешь, зачем я ей?

В лице ёкая ничего не изменилось, но мне почему-то показалось, ему это на самом деле известно.

— Тебе не стоит её опасаться.

— Потому что скоро вернусь домой? — осторожно предположила я.

— Потому что на тебе защита.

— Но ведь…

Камикадзе вдруг поднял мордочку, принюхиваясь, а мои слова заглушил треск ломаемых веток. Из-за кустов вырвался Дэйки в человеческом обличье.

— Момо… и… господин…

Увидеть здесь ёкая он явно не ожидал и тут же торопливо поклонился. Иошинори-сама развернулся и скрылся за стволами деревьев, а Камикадзе, взъерошив шёрстку, взвился в воздух.

— Кажется, ты его напугал — таким он тебя ещё не видел, — поддела я Дэйки. — Забыл превратиться обратно в лиса?

— Я не лис! — возмутился он. — Я — дзинко. Это совершенно разные вещи!

— В самом деле?

— Я ведь не сравниваю людей с… со снежными обезьянами[1], только потому что вы и они чем-то похожи!

— Вообще-то, люди произошли от обезьян, — улыбнулась я.

Глаза Дэйки в буквальном смысле начали выпирать из орбит.

— Как…

— Это называется эволюция — естественный процесс развития. Выживают лишь те, кто сумел лучше приспособиться к окружающей среде…

— Не понимаю ни слова из того, что ты говоришь.

— Две обезьяны породили трёх обезьян. Из трёх выжила та, что была самой умной. Когда выросла, она нашла себе другую умную обезьяну, с которой зачала и породила ещё несколько обезьян, которые были умнее, чем она. Из них опять выжила самая умная, и так далее. В конце концов, самые-самые умные обезьяны развились в людей.

— Милосердная Каннон! — ужаснулся Дэйки. — В это верят в твоей реальности?.. Вас породили обезьяны?..

— Есть, конечно, и другие теории.

Я рассказала христианскую версию появления человека, добавив, что в каждой религии есть своя версия.

— И сколько же религий в твоём мире?..

— Самых значимых — три. А вообще, немногим меньше, чем звёзд на небе.

Лис почесал затылок.

— Кошмарная реальность… Представляю, как ты рада, что попала в нашу и больше никогда не вернёшься в ту!

— Никогда — это… не совсем верно… — пробормотала я, но Дэйки уже отвернулся к узлу, который принёс.

— Надеюсь, ничего не забыл, — он присел на траву и вздохнул. — Если б ты могла ходить со мной, как раньше… Между прочим, в деревне только и говорят, что о Гион Мацури[2]!

— Гион Мацури? Его ведь празднуют в Киото?

— Откуда ты знаешь? — удивился лис.

— Слышала…

…от Цумуги, которая очень сокрушалась, что мы уже уедем из Киото к моменту, когда там начнётся фестиваль. Но, похоже, мне не суждено попасть на него и здесь.

— Думаю, в этом году праздновать Гион Мацури будут особенно широко, — предположил Дэйки. — Сёгун одержал победу над каким-то врагом. Его войска недавно вернулись в столицу.

— В какую столицу? Киото? — уточнила я.

— Какую ещё? Кстати, мы сейчас недалеко.

— Так может… Ведь на Гион Мацури соберётся множество людей! Никто не заметит в толпе меня! Поговорю с твоим господином…

— С ума сошла? И думать забудь! Своими глупыми просьбами ты его только разозлишь!

— Но… — начала я и замолчала, когда Дэйки очень красноречиво прищурил глаз. — В смысле… ты, конечно, прав. Запрет есть запрет.

— Вот именно, — он вдруг исполобья покосился на меня. — Скажи, ты действительно видишь во мне… животное?

Вопрос застал меня врасплох, я растерянно хлопнула глазами.

— Нет, конечно…

— Ты назвала меня лисом, — нахмурился Дэйки. — А лис — животное.

— Да… но… ты ведь… — я беспомощно развела руками. — Ты ведь принимаешь облик лиса…

— Я — дзинко, а не лис! — яростно выпалил он.

Не успел его голос смолкнуть, в воздухе прозвенел знакомый тоненький визг, и что-то пронеслось между мной и Дэйки. Охнув, он схватился за щёку, потом оторопело посмотрел на испачканные кровью пальцы… На его лице красовались два небольших пореза, а на моё плечо опустился рассвирепевший Камикадзе — шёрстка взъерошена, маленькие клыки оскалены.

— Мой храбрый защитник! — восторженно защебетала я.

Дэйки оторопело приоткрыл рот.

— Какой ты молодец, — я ласково пригладила шёрстку зверька.

Камаитати довольно фыркнул, но продолжал настороженно поглядывать на моего обидчика. К Дэйки наконец вернулся дар речи.

— Он… только что напал на меня?

— В следующий раз будешь знать, как повышать голос, — расплылась я в улыбке. — Хотя, может, ему просто не нравится твой человеческий облик, дзинко.

— Думал, он нравится тебе! Но, если привычнее видеть во мне «лиса»…

Раздражённо тявкнув, он принял лисье обличье и начал молча вынимать из узла покупки. Когда добрался до яиц, Камикадзе радостно пискнул.

— Хочешь, ты покормишь его? — предложила я.

Дэйки посмотрел на меня, как на умалишённую. Я пожала плечами.

— Тогда не жалуйся, что он на тебя нападает.

— Не жал… — лис даже запнулся от возмущения. — Если бы не ты, это было бы последнее нападение в его жизни!

— Ты опять повышаешь голос, — невинно пропела я, раскалывая яйцо.

Напоминание было не лишним — Камикадзе снова угрожающе вздыбил шёрстку. Но, увидев яйцо, смягчился и, довольно урча, сунул мордочку в скорплупу.

— Видишь? — улыбнулась я. — Мог бы расположить его к себе.

— Очень мне это нужно! Достаточно, что располагаю тебя к себе, не сворачивая ему шею!

Лис был явно не в духе, и, в отличие от камаитати, смягчаться не собирался. Я подождала, пока зверёк расправится с яйцом и, оставив его на траве, сбегала за фурошики[3] — сумкой из отреза пёстрой ткани. Мастерить фурошики научила меня Цумуги. В своё время мы меняли эти самодельные сумочки чуть не каждый день, соревнуясь, чья окажется экстравагантнее. А сейчас я носила в фурошики рисунки и краски. Вынув один из свитков, протянула его Дэйки. Он непонимающе посмотрел на меня, но принял свиток и развернул его.

— Я не считаю тебя животным, даже когда ты в облике лиса… дзинко… Без тебя бы, наверное, сошла здесь с ума.

Дэйки поднял на меня глаза. Светившаяся в них растроганность меня смутила.

— Это нарисовала ты?..

Я кивнула. Тихо выдохнув, он снова уставился на рисунок: Дэйки-лис лукаво выглядывающий из-за плеча Дэйки-человека.

— Можешь оставить себе… если хочешь…

Прижав к голове уши, он спрятал свиток на груди.

— Спасибо, Аими…

— Не за что, Дэйки-сама, — улыбнулась я. — Но, знаешь, я уже привыкла к «Момо».

— Мне нравится и «Аими»… — прошептал он, но тут же дёрнул ушами и другим тоном заявил:

— Не надейся, что рисунок примирит меня с твоим паразитом! Нападёт на меня ешё раз — придушу!

Я только закатила глаза. Вскоре мы отправились дальше. На ночь расположились на берегу реки и, убаюканная тихим плеском воды, я быстро уснула. Проснулась от ощущения чего-то пушистого, скользнувшего по щеке. Поморщившись, перевернулась на другой бок. Но что-то снова тронуло мою щёку и в этот раз оно было тёплым и влажным. Я раздражённо махнула рукой, приоткрыла один глаз и, вскрикнув, подскочила на циновке. Надо мной склонился Дэйки, который тут же покатился со смеху.

— С ума сошёл? — я возмущённо вытерла щёку.

— Обещал ведь будить тебя, как обычно делает твой паразит! И правда подействовало!

— Кстати, а где… — оглядевшись, я так и замерла с приоткрытым ртом.

Камикадзе самозабвенно чмокал, уткнувшись мордочкой в скорлупку яйца.

— Ты… — я обвиняюще ткнула в лиса пальцем, — подкупил моего защитника! А ты, — повернулась к не отрывавшемуся от скорлупки камаитати, — не ожидала, что за яйцо продашь меня с потрохами!

Дэйки схватился за бока, но, когда я яростно поднялась с циновки, попытался унять весёлость.

— Не злись, Момо… Я разбудил тебя не только потому, что мне было скучно!

— Скучно?! — выпалила я.

— Господин ушёл! — быстро добавил он. — И сегодня мы ближе к Киото, чем были вчера!

Моя злость мгновенно испарилась.

— Ты знал… Поэтому «подмигивал», когда я хотела просить его разрешения.

— Да. Иошинори-сама не будет весь день.

— Встреча с союзниками?

— Наверное, я не спрашивал. Но… — он красноречиво кивнул куда-то за холмы.

Я закусила губу.

— Думаешь, он не узнает?

— Мы вернёмся засветло, искупаемся в речке, чтобы оставить в ней все запахи. Я не настаиваю, просто… ты ведь хотела…

— Очень! И… вернёмся мы в самом деле быстро. Только вот что делать с Камикадзе…

— Оставим здесь, в город ему нельзя.

Я с тоской покосилась на урчащего зверька.

— Что ж, если приготовить ему еду… И он любит поспать на солнышке… А, когда проснётся, мы будем уже на месте!

Внутри всё сжималось при мысли, что оставлю моего маленького защитника в одиночестве. Но… Гион Мацури, каким я никогда не увижу его в моём мире! Упустить такую возможность было выше моих сил…

[1] Снежные обезьяны — японские макаки, самые северные обезьяны в мире. Естественный ареал с. о. простирается до о. Хонсю.

[2] Гион Мацури (фестиваль Гион) — главный раздник старой столицы (Киото) и один из самых крупных фестивалей Японии. Проводится ежегодно с 970 г. Зародился в 869 г., как часть очищающего ритуала для умиротворения богов, вызывающих пожары, наводнения и землетрясения.

[3] Фурошики — сумки из куска квадратной ткани (платка или шарфа). Их не надо шить, всё держится на узлах. Первые ф. появились в Японии в 750 до н. э. и использовались для переноски самых разнообразных вещей.