За три вахты ничего интересного не случилось, Мартинес играл в гипертурнир, смотрел на тактический экран, где ничего не менялось, или на изображения Терзы. Обедать его не пригласили. Он хотел устроить для лейтенантов вечеринку на "Нарциссе", бывшей гражданской яхте, на которой он прибыл на "Прославленный", а потом превратил в подобие клуба для неформальных встреч, столь необходимых в качестве альтернативы парадным обедам Флетчера, но понял, что тогда придется позвать Чандру, и передумал.
В любом случае, всем было не до развлечений. Они приближались к Термейну, а воспоминание о Бай-до не давало покоя.
На следующий день после завтрака Мартинес погрузился с головой в Список дозволенных имен. Когда шаа только завоевали территории, они составили списки имен, которыми было разрешено называть детей. Подрывные имена, например, Свобода или Государь, запрещались, как и имена, отражавшие предрассудки и суеверия, противоречащие Праксису.
Прошли тысячи лет со времени завоевания, человечество изменилось до неузнаваемости, лишь имена остались неизменны.
Не то, чтобы это доставляло какие-то неудобства: выбор был велик, власти одобрили тысячи и тысячи имен. Мартинесу нравилась внушительная длина списка, потому что он мог читать его часами, читать – и думать о своем будущем ребенке.
Может, назвать девочку Пандорой, "Всем одаренной". А мальчика Родериком, "Прославленным правителем". Или Эсме, что значит "Возлюбленный" или "Возлюбленная".
Еще мальчика может стать Маурицием в честь отца Терзы или в честь его отца – Марком, но непонятно, что означают эти имена. "Мавр" и "Отданный Марсу" – это ясно, но кто такие эти мавры и Марс?
Если родится девочка, будет она, конечно, красавицей и ей подойдут Кайла, Линетт или Дамалис.
Жаль, что нельзя назвать ребенка Гением – ему, наверняка, это имя подошло бы лучше всего.
У двери кабинета послышались уверенные шаги, и Мартинес, оторвавшись от списка, увидел капитана лорда Гомберга Флетчера. Он был при полном параде, в белых перчатках и с серповидным ножом на поясе.
Мартинес вскочил и отсалютовал:
– Лорд капитан!
Глубоко посаженные глаза Флетчера смотрели на него.
– Буду весьма признателен, если вы присоединитесь ко мне, капитан Мартинес.
– Конечно, милорд. – Мартинес вышел из-за стола, но замешкался: – Мне переодеться в парадную форму, милорд?
– Не обязательно, лорд капитан. Пойдемте же.
Гарет вышел из кабинета и присоединился к капитану, а также четвертому лейтенанту лорду Сабиру Мерсенну и Марсдену, лысому коротышке-секретарю Флетчера. Оба были при полном параде. Не говоря ни слова, Гомберг Флетчер повернулся и пошел по длинному коридору – остальные за ним. Мартинес думал о том, что нужно было одеться по полной форме, даже завтракая в одиночестве, или, по крайней мере, вовремя выразить смущение, что не оделся.
Богато украшенные серебром ножны Флетчера позвякивали на цепочке. Мартинес никогда не видел, чтобы тот носил клинок, даже во время званых обедов.
Они спустились на две палубы ниже, не завернув ни к офицерам, ни к срочнослужащим. У одной из дверей капитан остановился и постучал. Ему открыл старший инженер Тук, чья внушительная фигура почти полностью закрыла проем, но он тут же посторонился, пропуская комиссию в диспетчерскую машинного отделения. Под изображениями мускулистых терранцев, перемещающих рычаги какого-то невероятно древнего механизма, по стойке смирно стояли механики – все безупречно одетые.
По всей вероятности, капитан Флетчер взял Мартинеса в один из своих частых обходов. Он был помешан на всяческих осмотрах и проверках, и, если на "Прославленном" не происходило ничего необычного, он устраивал их то тут, то там каждый день. Сегодня настал черед машинного отделения, но по-прежнему было неясно, зачем капитану Мартинес. Он штабной, Флетчеру не подчиняется, и ему не обязательно знать, в каком состоянии двигатели "Прославленного".
Пока Гарет смотрел, как Флетчер с двумя подчиненными ползают по отделению и водят пальцами в белых перчатках по полированным поверхностям, он недоумевал, зачем его позвали наблюдать эту процедуру, и вскоре почувствовал, что в мозгу начинает бегать на паучьих лапках паранойя. Конечно, все это из-за Чандры Прасад. Флетчер заподозрил, что они любовники, а эта проверка часть изощренной мести.
Недостатки были найдены: подозрительные скрипы в электромагнитном ускорителе, указывающие, что что-то износилось; царапина на прозрачном корпусе измерителя; небрежно сложенный защитный костюм. Офицеры проверили личные шкафчики механиков, осмотрели хорошо защищённые ячейки с антиматерией, после чего, надев наушники, направились к массивному реактору, обеспечивающему энергией весь корабль, и огромным турбонасосам системы термального обмена.
Мартинес знал, что около реактора жуткий шум, но наушники автоматически испускали волны, подавляющие его, и в них слышалось только слабое шипение. Хотя тело на звук реагировало: он чувствовал, как вибрируют кости и органы, а также стены и трубы, если до них дотронуться.
Флетчер провел белой перчаткой по насосам, грязи не обнаружил и вернулся в диспетчерскую, где можно говорить и быть услышанным. Тук покорно и молча следовал за капитаном, по большей части оставаясь сзади, но иногда молниеносно опережая, чтобы открыть дверь или шкафчик.
– Вы ведь недавно меняли фильтры главного насоса.
– Сразу после вылета с Протипана, милорд, – сказал Тук. – Следующие надо будет ставить через два месяца.
– Очень хорошо. А сам насос?
– Поменяем через… – Тук задумался, глядя куда-то за левое плечо капитана, – тридцать восемь дней, милорд.
– Хорошо. – Капитан подтянул перчатки, разгладив тонкую лайку над пальцами. – А теперь проверим команду.
Он прошел перед строем, останавливаясь лишь для того, чтобы сделать замечание по поводу формы или выправки. В конце линии капитана уже ожидал Тук – Флетчер осмотрел его и кивнул.
– Очень хорошо, Тук, – сказал он. – Оценка "отлично", как всегда.
– Спасибо, лорд капитан. – Легкая улыбка коснулась губ инженера.
А потом все произошло так быстро, что Мартинес даже толком не заметил движения Флетчера и мог воссоздать, что же случилось, только из обрывочных воспоминаний. Раздался металлический звук вынимаемого из ножен оружия, потом свист рассекаемого воздуха – и серпообразный клинок впился в горло Тука. Брызги алой крови разлетелись по фреске за головой инженера.
Тук был слишком массивен, чтобы упасть сразу. Сначала опустились его плечи, потом подкосились колени. Бочкообразная грудь опала, живот расслабился, и, как только Флетчер вынул нож, поникла голова. Затем он рухнул на пол, подобно деревянной пирамидке, сломанной небрежным ребенком.
Сердце Мартинеса заколотилось, в ушах гремел пульс. Он ошарашенно глядел на Флетчера.
А тот бросил равнодушный взгляд ледяных глаз на тело и немного отступил, чтобы не попасть в расползающуюся красную лужу. Легким движением он стряхнул нож.
Запах крови ударил в ноздри Мартинеса, и он стукнул себя по животу, чтобы унять рвотные позывы.
– Марсден, – сказал Флетчер, – вызовите доктора, пусть осмотрит тело и возьмет с собой санитаров – его надо унести. Чоу, – обратился он к застывшему унтер-офицеру, – теперь вы глава машинного отделения. Когда доктор закончит, вызовите тех, кто не на дежурстве, чтобы убрать… беспорядок. А сейчас я бы был благодарен за полотенце.
Чоу подбежал к одному из шкафчиков, вернулся и бескровными пальцами протянул полотенце капитану. Флетчер вытер клинок, промокнул пятна на мундире и бросил тряпку на палубу.
Один из новобранцев зашатался и упал в обморок. Флетчер, не обращая на это внимания, вновь обратился к Чоу:
– Искренне надеюсь, что вы сохраните высокие стандарты инженера Тука.
Капитан кивнул остальным, развернулся и вышел.
Мартинес, все еще на грани нервного срыва, последовал за ним. Ему хотелось бежать прочь от Флетчера, забаррикадироваться в своей каюте с пистолетом и несколькими бутылками бренди – оружием для защиты, алкоголем для успокоения.
Он посмотрел на Марсдена и Мерсенна: в их лиц читались те же мысли.
– Капитан Мартинес, – сказал Флетчер. Гарет вздрогнул при звуке его голоса.
– Да, лорд капитан. – Он был несколько удивлен, что смог произнести три слова и не заикнуться, не закричать или просто не промолчать.
Флетчер дошел до лестницы, ведущей вверх, и повернулся к Мартинесу:
– Знаете, зачем я пригласил вас с собой сегодня утром?
– Нет, милорд.
Ему вновь удалось членораздельно ответить. Да он делает успехи. Скоро даже сможет ходить без поддержки и завязывать шнурки.
Гарет непроизвольно следил за правой рукой капитана, той самой, которой он потянется за ножом. Он был готов в любой момент податься вперед и схватить Флетчера за предплечье, если тот попытается достать оружие.
И он надеялся, что капитан не заметил столь пристального внимания к правой руке. Он заставлял себя не смотреть на нее.
– Я попросил вас сопровождать меня, чтобы было кому дать отчет командующей эскадрой Чен, – продолжил Флетчер, – и подробно описать, что только что случилось.
– Да, лорд капитан.
– Я не хочу, чтобы она узнала об этом по слухам или получила искаженную версию.
Искаженную версию. Как будто бы Мартинес понял, что произошло на самом деле.
Онемевший Гарет попытался осмыслить ситуацию, и у него возник вопрос, но пары-тройки слов для его формулировки было недостаточно, и пришлось повременить, чтобы привести мысли в порядок.
– Милорд, не желаете ли вы, – наконец спросил он, – объяснить мне, чтобы я передал леди Миши, причину вашего… вашего поступка?
Капитан несколько напрягся. А потом его губ коснулась улыбка превосходства.
– Я просто мог сделать это, – ответил он.
По спине Мартинеса прошел холодок.
– Так точно, лорд капитан.
Флетчер повернулся и стал подниматься по лестнице. Навстречу ему попался судовой врач, лорд Юнтай Цзай: он как раз спускался со своим помощником, несущим чемоданчик.
– Вам в диспетчерскую машинного отделения, лорд доктор, – сказал Флетчер. – Там произошел несчастный случай.
Медик с любопытством взглянул на капитана и кивнул.
– Спасибо, лорд капитан. А не подскажете ли…
– Сами все увидите, лорд доктор. Не смею вас задерживать.
Цзай погладил седую бородку, опять кивнул и пошел дальше. Флетчер поднялся на три палубы, туда, где располагались судовые апартаменты его самого и командующей эскадры, а потом обратился к офицерам:
– Благодарю вас, милорды. Можете быть свободны.
Затем повернулся к секретарю:
– Марсден, вы мне нужны. Необходимо внести в журнал запись о смерти.
Мартинес дошел до апартаментов командующей вместе с Мерсенном. Внутри все дрожало, словно оставалась вероятность, что капитан неожиданно вонзит клинок ему в спину. Он не смел взглянуть на лейтенанта и подозревал, что тот тоже не может посмотреть на него.
У двери комэскадрой Мартинес молча остановился и постучал.
Ему открыла Вандервальк, ординарец леди Миши, и Мартинес спросил, примет ли его командующая. Вандервальк ответила, что сейчас узнает, и, вернувшись через несколько минут, сообщила, что леди Чен будет в кабинете.
Вскоре пришла леди Миши, в руке она несла свой утренний чай в чашке, украшенной золотой каймой и фамильным гербом Ченов. Мартинес вскочил из кресла и вытянулся по стойке смирно. Оттого что он ощутил прохладный воздух на обнаженном горле, его пробила дрожь.
– Вольно, – сказала леди Миши. Она думала о чем-то своем, глядя на разложенные на столе бумаги. Потом села на стул с прямой спинкой. – Так чем я могу помочь, капитан?
– Лорд капитан Флетчер… – начал Мартинес, но голос не слушался. Он прочистил горло и попытался вновь: – Лорд капитан Флетчер просил проинформировать вас, что он только что казнил старшего инженера Тука.
Леди Чен вся превратилась во внимание. Она очень аккуратно поставила чашку на фетровый костер и подняла взгляд на капитана:
– Казнил? Как?
– Своим ножом. Во время обхода. Все было… так неожиданно.
До него дошло, что Флетчер долго тренировался. Без подготовки так ловко горло не перережешь.
Он представил, как капитан один в своей каюте вновь и вновь достает клинок и рассекает воображаемое горло – холодные голубые глаза горят, на губах презрительная усмешка.
Миши все внимательнее смотрела на Мартинеса, задумчиво барабаня пальцами по столу:
– Капитан Флетчер объяснил свой поступок?
– Нет, миледи. Лишь сказал, что просто мог сделать это.
Миши тихо вздохнула.
– Понимаю, – сказала она.
Формально Флетчер был прав: любой офицер в любое время и по любой причине имел право казнить подчиненного. Не делали этого по чисто практическим соображением, например, опасаясь гражданского судебного разбирательства по иску патронов жертвы, но даже когда такое случалось, у офицера находилось веское оправдание.
Флетчер просто воспользовался своим правом. Очень, очень редкий случай.
Миши медленно отвела взгляд и сделала глоток чая.
– Хотите что-нибудь добавить? – спросила она.
– Только то, что действия капитана были тщательно спланированы. Он вызвал меня в качестве свидетеля, чтобы я мог доложить вам.
– Ничего во время проверки не могло спровоцировать такой поступок?
– Нет, миледи. Капитан отметил успехи Тука – а потом убил его.
И вновь Миши вздохнула. Она задумалась:
– По-вашему, не было никакой причины?
Мартинес замешкался:
– Капитан и лейтенант Прасад… вчера… расстались. Но если из-за этого ему нужно было кого-то убить, я не знаю, почему он выбрал Тука.
"Возможно, Тук попал под руку", – подумал он.
Миши обдумала его слова.
– Спасибо, капитан, – наконец сказала она. – Весьма благодарна за ваш отчет.
Она явно отпускала его, и Мартинес хотел возразить. Он думал, что Миши попросит его остаться и они вместе попытаются осмыслить, что случилось и почему, а потом решат, что делать дальше. Но леди Чен не оставила ему выбора – вставай, салютуй и уходи.
По пути в свою каюту Мартинес был вынужден пройти мимо апартаментов капитана. Дверь оказалась закрыта. Гарет прислушался, не происходит ли чего внутри.
Чего он ожидал? Взрыва сумасшедшего хохота? Лужи крови, сочащейся из-под двери?
Ничего подобного не было.
Он вошел в свой кабинет и оставил дверь открытой на случай, если с ним захотят переговорить.
Никто не пришел.