Вой молодых волков

Глава 9

Сентябрь 658 года. Окрестности Новгорода.

Локош из ободритского племени глинян шел с воями из своего рода так, как учил отец и дед, мягким лесным шагом. До Новгорода еще оставался день пути. Чудно тут, люди живут чуть ли не на голове друг у друга, не как на севере, где селятся широко. И зверя здесь почти нет. По крайней мере, Локош видел только следы кабаньих копыт, да кое-где волчью шерсть на коре деревьев. Ни оленя, ни лося, ни зубра… А уж про пугливого тарпана и говорить нечего. Маленькие злые лошадки с твердыми, словно камень, копытами не терпят близкого соседства с человеком, как и туры, дикие быки. Тут их или побили давным-давно, или откочевали они дальше, в непроходимую Ляшскую Пущу, где для зверя еще полное раздолье. Нет лучше добычи, чем жеребенок тарпана. Мясо нежное и сочное, не сравнить с жесткой сохатиной. Локош задумался: неужто они тут с земли живут, без охоты? Этот вопрос пока остался без ответа. Здесь, казалось, даже птицы поют не так, и куда жиже. Пугливая тут птица, и мало ее. Тетерева так вообще не слыхать. У них, на севере, только зайди в лес, тут же услышишь «чу-и-и-ш-шь», «чу-и-и-ш-шь». Это тетерев так об опасности предупреждает. И следов его на опушках не видно. Тоже побили, наверное. Тетерев, он вкусный, особливо, когда глиной его обмазать и в углях горячих запечь…

Локош только что спрыгнул с плота, срубленного на левом берегу Дуная, и осторожно осмотрелся по сторонам. На плоту идти дольше и приметнее, но уж слишком холодна вода, чтобы перебираться через реку вплавь. А если нет нужды, то к чему рисковать? Сколько воинов застудилось в походе, а потом умерло, выплюнув легкие в кровавом кашле. Нет славы в такой смерти, глупость это. Локош не дурак, он охотник и воин, хоть и молод пока. Он дважды на соседей-лютичей ходил, и не раз брал на копье кабана. Тут, на юге словенских земель, куда лучше, чем в родных краях. Здесь и леса уже свели немерено, прорубив насквозь широкие просеки. Тут и там они находили веси, густо обсыпавшие берега Дуная. Богато здесь жили по меркам бодричей, очень богато. Одни пустые загоны для скота чего стоят. В том смысле, что стоили… Пепел от тех весей оставили захватчикам хорутане. Локош даже языком поцокал от зависти, разглядывая следы, отпечатавшиеся на влажной осенней земле. Бараны, свиньи, коровы и даже лошади. Немыслимое богатство для нищего рода, что сеяло жито, бросая зерно в теплый пепел сведенного леса. Тут строились на годы, а не как у них, где приходилось кочевать, бросая насиженные места, в поисках отдохнувшей от человека землицы. Локош ходил по сожженной деревушке, поглаживая рукой уцелевший бок сгоревшей избы.

— Добрая работа, — шептал он. — Ох и добрая. Топором рублено все. Неужто в каждом доме по топору имеется? Это ж богатство какое!

Северяне прощупывали проход дальше, двигаясь по засохшим следам скота, но натыкались на засеки, из-за которых летели дротики и стрелы, любовно вымазанные дерьмом. Скверные после них раны оставались. Если не вырезать сразу, в считанные дни сгоришь от огненной лихоманки. Но, как бы то ни было, весь лес не завалить, а для таких воинов, как глиняне, дорога все равно найдется. Так оно и вышло.

Род Локоша, который явился на войну, почитай, что весь, пришел в Прагу совсем недавно, и владыка его, едва успев обняться с князем Кием и получить подарки, был отправлен на юг, чтобы разведать, готовы ли хорутане к отпору, есть ли скот, зерно и целые дома. А за ними и войско двинулось. Торная дорога к Новгороду известна, да только не пройти там сейчас. Первый Германский, что оставил по себе недобрую память в северных землях, ее стережет. Локош даже зубами скрипнул от ненависти. Приходила как-то к ним полная тагма, половину соседнего рода побили, а остальных угнали неведомо куда. Обвинили в набеге на земли сербов. А что тут такого? Ну, пошли в набег удальцы, обычное дело. Только великий государь Само не любит такой лихости и карает до того безжалостно, что бояться стали княжьих воинов пуще обров. Хотя и обры порой со словенами приходили и ловили арканами девок и мальчишек. Локош сам гогот воинов и крики тех девок слышал потом, когда в кустах прятался. Он зарево над лесом увидел и на разведку тогда пошел.

— И чего вам, сволочи, не хватает? — парень водил по сторонам жадным взглядом. — Тут зерна много, скотина есть. У нас-то куда холоднее! К северу ведь живем на месяц пути!

Он брал в руки землицу, что колосилась озимыми, и растирал ее в пальцах. Добрая пашня, и урожай добрый даст. Локош позавидовал даже.

— И зачем вы к нам приходили тогда? Из-за тех коров, что у сербов угнали? Да тьфу на тех коров! У вас самих вон сколько всего!

Схожие чувства испытывал и отец Локоша, и его дядьки, которые из своей лесной глуши не вылезали никогда, а если и вылезали, то только для того, чтобы побиться с соседями, что жили в дне пути. А так далеко на юг никто из них и не ходил никогда. Волхв в поход позвал, поманил добычей. Сказал, что места тут необыкновенно богатые. И впрямь, не обманул. Вот бы поселиться здесь! Так думал Локош, так думали и остальные.

— Землю возьмем, где захотим, — владыка широко повел рукой, словно угадав их мысли. — Князь Кий в том клятву на мече принес. Если в бою покажем себя, то любые дома, пашни и скот наши. Только ткни пальцем, все твое будет.

— О-ох! — обрадовались родовичи.

Им уйти из нищих земель за счастье, и даже собираться не нужно. Голому собраться — только подпоясаться. Баб и детей привел, вот тебе и новый дом. А жито — вот оно, посеяно уже. Только собрать успей весной. А на следующий день они увидели это…

— Батя! — Локош ткнул локтем отца. — Глянь, диво какое!

Но батя молчал, подавленный невиданным зрелищем. Каменная громада Новгорода поднималась ввысь на двадцать локтей, хмуро глядя на окрестности бойницами квадратных башен. На стенах стража в железных шеломах ходит. Да… Не взять такую твердыню нипочем. Тут ведь и франки зубы обломали, чего уж о нищих лесовиках говорить. И даже пригороды Новгорода были сейчас пусты. Множество изб горожан победнее, амбаров, сараев и прочего сгорит в одночасье, только поднеси факел. Не найдет тут приюта осаждающая армия.

— Я думал, что наш Потлустим (1) большой град, а он словно мышонок супротив медведя. — завистливо протянул парень. — Да как Новгород вообще взять-то можно?

— Это, Локош, не твоего ума дело, — хмуро ответил батя, отворачиваясь от города. — И не моего. Нам велели разведать тут все, и мы разведали. Осталось только вызнать, где сейчас легион стоит, а дальше пусть князь Кий и владыки думают. Наше дело копьем бить да дротик бросать.

Легион нашелся тут же, в миле от города. Он из своего лагеря и не думал никуда уходить. Ровные ряды казарм, окруженные частоколом, кузня, откуда доносился веселый перезвон молотов и конское ржание. Тут кипела жизнь, а воины за частоколом отрабатывали перестроения и работу со щитом. Локош слышал, что княжьих мужей гоняют как рабов. Не то, что у данов, где конунг пирует со своей дружиной в Медовом чертоге.

— Уходим за Дунай, — сказал владыка вечером, когда малые отряды, рассыпавшиеся по окрестностям, снова собрались вместе. — Мы тут вызнали все, что надо. С войском сюда вернемся.

Они ушли спокойно, не тревожимые никем. И даже засеки, откуда Локош то и дело чуял внимательный взгляд, в этот раз молчали. Ни одна стрела не вылетела. Впрочем, они к ним и не подходили близко. Дураков нет.

Вечером, уже в дулебских землях, лютичи расслабились. Устроились в ближней веси, поели сытно, почесали языками у костра да легли спать в сарае. Дулебы, оказывается, тоже живут богато. А Локош остался на посту, его смена первая. Он смотрел на луну и мечтал, как возьмет себе здесь надел, хороший дом и девку пригожую из местных. И скотину! А потом он не помнит ничего. Только вспышку в голове, затхлую темноту мешка на голове и тряску конского шага…

— Вот этот? — на Локоша смотрел муж лет сорока, сухой, крепкий и быстрый, словно рысь.

Глаза его были мертвы и равнодушны до того, что парня даже мороз по коже продрал. А ведь он знал, кто это. Черный кафтан с золотыми пуговицами, украшенными волчьей головой, только один человек носил — Варта, зверь лютый, княжий каратель, командир роты егерей. Сколько его воины упрямых владык и старейшин извели! И не сосчитать. А сколько волхвов без следа пропало! Вартой в северных землях непослушных детей пугали, словно нечистью какой или братьями Горанычами, коих страшнее любой нечисти считали. Не понять даже, кто из них хуже. Но братьев Локош никогда не видел, а Варта — вот он, перед ним сидит.

— На дыбу его взденьте! — бросил Варта, и Локош сомлел от ужаса.

— Н-не надо, дяденька! — заскулил он. — Не надо на дыбу! Я все расскажу!

— Конечно, ты все расскажешь, — удивленно посмотрел на него Варта. — Но сначала придется на дыбе повисеть и с кнутом познакомиться. А то вдруг ты подумаешь, что мы тут шутим с тобой.

Дальше парня накрыла багровая пелена бесконечной боли. Пятого удара кнута он не выдержал и потерял сознание. Только где-то вдалеке недовольный голос услышал.

— Не перестарайся, дурень лободырный! Полспины до мяса ободрал! Чего разошелся? Смотри, он сомлел уже!

— Да он вроде крепкий на вид, боярин, — извиняющимся тоном говорил кто-то. — Зря кнут взял, конечно. Ему и палок хватило бы…

— Эй, спящая красавица! — Варта поднял подбородок Локоша. — Говори, сколько вас? Где стоите? Какие владыки идут? Конница есть ли? Пехота в доспехе?

— Конницы не видел, доспехи у владык только, — захлебываясь, начал рассказывать Локош. — Словене одни…

Он рассказывал все, что знал, все, что видел и даже то, о чем только догадывался. И он не понимал, зачем его били раз за разом, повторяя одни и те же вопросы. А потом он снова потерял сознание, а когда очнулся, то услышал голос проклятого карателя.

— Ну вроде все, можно с легатом говорить. Странно это все, конечно… очень странно…

— С этим что делать, боярин? — послышался угодливый голос.

— Не надобен более, добей и зарой поглубже, чтобы лисы не растащили…

Локош увидел палача, что достал нож и пошел к нему. Ужас, боль, темнота, смерть.

***

Лагерь легиона был построен надежно и крепко, как и все вокруг. Пять тысяч человек здесь живет как-никак. Огромное хозяйство скрылось за частоколом с башнями, который сам по себе был неплохой крепостью и даже срублен на крутом холме со рвом. Стоянки римских легионов — это небольшие города. Вот баварская Ратисбона (2) — это именно такая стоянка и есть. И стены там еще старые императоры строили. Здесь же, у Новгорода, все сделано с нуля. Длинные казармы, в каждой из которых жила полная сотня, выстроены ровными рядами. Тут же стоят и амбары для зерна, которого уходила прорва каждый день. Для его разгрузки даже пристань сделали.

Кузни, мастерские оружейников и шорников, портной, кухня с кашеварами и склады с воинским припасом — огромное хозяйство, которым ведал бесценный и на войне, и в мирной жизни зам по тылу. Это его забота, чтобы воины одеты, обуты и накормлены были, потому как если воин голодный, босой и оборванный, то не воин это, а разбойник с большой дороги. Так покойный государь Само говорил. В центре лагеря стоял терем легата — простой, рубленый в лапу, под соломенной крышей. Рядом с ним скучал часовой, а внутри него шло совещание…

— Что-то не пойму я, пан Мстиша, — Варта устало потер виски пальцами. — Третьего варнака подряд пытаем, и все говорят одно и то же. Ни конницы у князя Кия, ни пехоты тяжелой. Сам он за рекой стоит, в дне пути. Да с кем он на тебя идти-то собрался? И куда три сотни мораван дел?

— Да словен толпу собрал, вот и идет, — пожал широченными плечами легат. — Если тысяч десять притащит сюда, нам тут и без конницы весело будет.

Общаться с легатом Варте было невероятно тяжело. Не сошлись они, и все тут. Мстиша Добранович, сын покойного боярина, соратника самого государя, разговаривал с командиром егерей отрывисто и резко, словно нехотя. Сам он, хоть и получил звание полковника, боярской шапки удостоен не был, а потому на майора Тайного Приказа поглядывал волком. Завидовал он ему люто.

— Ну, допустим, — задумчиво протянул Варта и откинулся на бревенчатую стену штабного терема. — Мы не знаем, сколько их, да и сам Кий не знает. Все, что я вызнать смог, это то, что их либо много, либо туча. Ну, названия племен еще. Лесовики же дремучие, они до дюжины считают. Знаем мы только то, что придут они вот-вот и стоят совсем близко.

— Придут сюда, тогда и встретим, — кивнул Мстиша.

— Я тебе советую… — начал было Варта, но тут его прервали.

— А ты мне не советуй, майор! — получил он ответ. — Ты дело свое делай. Худороден ты советы раздавать.

— Ты, полковник, забыл, — начал наливаться дурной злостью Варта, — что местничество в бою смертью карается? Ну, давай, заикнись еще про род свой. А я в военное время — начальник армейской разведки, поэтому слушать тебе меня все равно придется. И не забывай, что звание мое по Тайному Приказу числится, а оно повыше армейского.

— Я воин, а ты палач, — вызверился легат. — Что ты понимаешь в войне! Без тебя разберемся, пес!

— Ну пес, — усмехнулся Варта. — Только пес государев. Я его врагов зубами рву, а не чести себе по отцовским заслугам требую. Хочешь боярскую шапку — так заслужи. А сейчас слушай меня, пока я добрый. У Кия что-то в рукаве есть. Он непрост. Не пойдет он с одним мясом на копья легиона. Для него первое поражение — оно же последнее. Зима скоро. Воинство его по весям разбежится или начнет его же земли разорять.

— Сам знаю, — внезапно успокоился Мстиша и сел за дощатый стол, сжав кулаки. — А про Кия мне говорить не нужно. Сколько раз его в деле видел. Если мы его здесь не удержим, он засеки прорвет и пойдет дальше, до самого Солеграда…

— Пан полковник! — в терем зашел воин и ударил кулаком в грудь. Он протянул кусок бумаги. — С сигнальной башни сообщение пришло.

— Давай! — нетерпеливо вырвал бумажку Мстиша. — Вот тебе и ответ, майор. Кий свою конницу отправил степь смирить. И она уже возвращается назад. Надрал его побратим Юрук задницу ханам… Если к нашему князю на соединение придут тысячи три кочагиров и два эскадрона мораван, легиону конец. Нужно будет в Новгороде запираться и сидеть. В поле нас размажут просто. Надо их по одному бить.

— Да почему же мне неспокойно так? — прошептал Варта и снова обхватил голову руками. — Скажи, полковник, ты не то решил Дунай перейти?

— Конечно, — решительно кивнул тот. — Словен разгоним, а потом всадников встретим. Если они вместе против нас встанут, мы и двух часов не продержимся. У меня воевал от силы один из трех.

— Не ходи никуда! — Варта пристально посмотрел на Мстишу. — Тут что-то не так.

— Да что не так? — взорвался легат. — Что ты несешь, пес? Конница по левому берегу из Моравии идет. Сюда неспешным шагом неделя пути. А потом — все! Понимаешь ты? Все! Нас, как орех раздавят! Или запрут в Новгороде и пойдут до Солеграда! Там, за засеками тысячи семей прячутся! Весь скот! Зерно! Я тут зачем поставлен? Людей защищать? Вот я и защищаю как могу!

— Не спеши! — попросил его Варта. — Легионы из Дакии и Иллирии к столице идут. Ополчение из Силезии и верные роды обров тоже. Не делай этого! Поднимем хорутан, уведем в лес скот и баб с детьми. Отсидимся…

— Я воин, — отчеканил Мстиша. — Я отсиживаться не стану. Если можно врага разбить, я его разобью.

— Морана, высшая справедливость, — прошептал Варта. — Да, я не воин, я всего лишь твой пес. Молю, сделай так, как он говорит. И вроде все правильно, но почему так неспокойно у меня на душе?

1 Потлустим — один из городов племени глинян. В настоящее время — г. Путлиц, федеральная земля Бранденбург.

2 Ратисбона — современный Регенсбург.