Вой молодых волков

Глава 7

Июль 658 года. Братислава.

Десятки ханов, бояр и словенских князей съехались в столицу севера на церемонию провозглашения нового цезаря. Прибыли римские сенаторы, главы курий городов Истрии, городские головы Новгорода, Гамбурга, Драгомирова, Вены, Будапешта, Белграда… Позвали богатейших купцов и промышленников. Прискакали к назначенному дню командиры всех четырех легионов Севера и кавалерийских полков. Приехал даже король Далмации Виттерих, крепкий еще, но уже седой как лунь. И все епископы Словении приехали тоже, за исключением итальянских. Оттуда приехал посол папы с письмом с самыми наилучшими пожеланиями.

Собор святого Николая заполнили люди, и христиане, и язычники. Патриарх Григорий не стал сегодня особенно придираться к этому. Раз еще не пришли идолопоклонники к истинной вере, так пусть хотя бы песнопения послушают. В церковные хоры самых голосистых парней и девчонок принимали со всех концов огромной страны. И хор у владыки получился замечательный. Одно только это привлекало сюда людей больше, чем проповедь.

— Сегодня, сиятельные князья и бояре, — начал Святослав, — я хочу облечь в пурпур своего сына Александра. Я сделаю так, как завещал мне мой великий отец. Его волей собралась Римская империя в единый кулак, его волей живут в мире народы, которые резали когда-то друг друга без всякой пощады. Он покорил дальние земли и оставил нам свой завет. И я принимаю его. Навечно от сего дня вслед за отцом править станет старший сын или тот, кого император при жизни облачит в пурпур. Отныне и вовеки веков не будет раздела земель между родственниками, и брат не будет наследовать брату, ибо пагубно это для державы. И пусть воля отца моего, императора Самослава, станет сродни воле божьей! Александр, подойди!

Наследник шагнул вперед, и отец надел ему на голову золотой обруч, а потом опустил на плечи пурпурный плащ. Всё! Дело сделано! Это понимали все присутствующие в соборе святого Николая. Назад пути не будет! Этот мальчишка, которому и двадцати нет, только что встал на ступень ниже бога. И очень разные мысли мелькали сейчас на лицах собравшихся в храме людей.

— А теперь, сиятельный бояре, князья и почтенные из торгового люда, вы принесете присягу новому цезарю Римской империи! — Святослав повел взглядом по рядам нобилей Севера. — Каждый пусть клянется теми богами, в которых верит!

— Я, боярин Збыслав, Иисусом Христом и Девой Марией в верности клянусь! — раздался голос в зале.

— Я, боярин Ворон, клянусь…

— Я, боярин Константин, клянусь…

— Я, хан Сакай, Великим Небом клянусь…

— Я, Луций Валерий Флакк, патриций, клянусь…

— Я, боярин Арнеберт, клянусь…

— Я, Сергий, сын Максима-кузнеца, клянусь…

— Я, Вуйк, клянусь…

— Я, боярин Вацлав, сын Драгомира, клянусь…

Нобили подходили один за другим, и даже сербские княжата, оставшиеся без титула после смерти отца, подошли тоже. Они плохо умели скрывать свои мысли, а потому клятву скорее выплюнули, чем произнесли. Тем не менее, слова были сказаны, и это подействовало на многих как ушат холодной воды. Как теперь бунтовать-то, когда только что богами клялся?

— А сейчас прошу всех на пир! — широко махнул рукой император.

— Слышь, Любим! — ткнул жупана в бок шурин Сташко. — А где князь Кий, а? А государыня где? Одни младшие княгини с детьми стоят!

— А я почем знаю, — поежился тот. — Сам головой своей подумай. Где он может быть, если даже мы с тобой здесь.

— Убили! — ахнул Сташко. — Да неужто посмели на таких особ руку поднять! Да быть того не может…

— Пойди спроси, — ткнул его в ответ Любим. — Вон император стоит. Он же тебе сразу все расскажет. Или лучше князю Бериславу вопрос задай. Я не пойду, мне боязно что-то.

— Я лучше у Чернобога что-нибудь спрошу, чем у Берислава, — поежился Сташко. — Это он на вид такой смирный. Люди говорят, самолично варнаков пытает в Черном городе.

— Тогда пойдем пить, есть и получать подарки, — рассудительно сказал Любим. — Раз от нас ничего не зависит, так хоть поедим от пуза.

***

Все тот же отцовский кабинет стал для Святослава уже привычным. Он навел порядок на Севере, пора и уезжать. Самое интересное сейчас развернется за тысячи миль отсюда. Неужели Владимир решит коротким броском захватить Карфаген? Ведь это война между двумя частями империи! Решится ли он на это? Звучит все это до крайности глупо. Святослав обхватил голову руками, размышляя, но не находил ответа.

— Думаешь, он решится? — он задавал брату этот вопрос уже раз десять.

— Не верю, — покачал головой Берислав. — Или мы с тобой, брат, чего-то не знаем. Начав войну, он проиграет больше, чем получит. И он, и императрица должны это понимать.

— Но донесение из Константинополя? — вскинулся Александр, но замолчал, когда отец раздраженно махнул рукой.

— Они могли раскрыть того человека, — пояснил Святослав, — и дать нам через него ложный след. Мы с дядей Стефаном так сто раз делали. Они могут играть с нами, а наша мачеха Мария сильный противник.Запомни, сын: информация, полученная из одного источника, не является достоверной. Ее обязательно надо проверять. Отец в меня вбил это намертво!

— Если раскрыли нашего человека, это плохо, — поморщился Берислав. — Он сидит в самом сердце дворца, и мы не один год тащили его туда. Но пока не похоже на то, что он раскрыт. Мне доложили, что какие-то работы в гавани Лилибея все-таки ведутся. Неспешно, правда…

— На что же они рассчитывают? — удивился Александр. — Все нобили принесли мне клятву верности сегодня!

— Они рассчитывают на Кия, — Берислав сцепил руки в замок. — Они пока не знают, что он сидит у нас под замком, читает книги и спит как сурок. Они рассчитывают разжечь мятеж, чтобы ослабить нас, а попутно развяжут какую-нибудь войну на юге. Например, договорятся с арабами, которые измотают Египет набегами. Или… Или что? Мне что-то в голову ничего больше не приходит! Подкупят ливийцев? Ну, допустим! Болгар? Исключено! Кубрат твой тесть. Лангобарды? Сложно. Они у нас в кольце. Виттериха подобьют на войну? Просто смешно, он нам обязан по гроб жизни! Северных словен? Там после походов Кия уже и возмущаться некому. Наш братец от городов непокорных племен одни головешки оставил.

— Получается, им нужен только бунт здесь, брат, — кивнул Святослав. — Ищите, Берислав! Ищите! Ты назначаешься великим логофетом Словении. Все Приказы теперь подчиняются тебе. И благодарность моя не будет иметь границ!

— Правда? — пристально посмотрел на него Берислав. — Тогда пообещай, что, когда все закончится, ты выполнишь одно мое желание. Я клянусь, что оно никак не навредит ни тебе, ни Александру, ни нашей державе.

— Ну, раз так, выполню, конечно, — растерялся Святослав. — Обещаю! Если не навредит…

— Тогда ты можешь быть уверен в моей полнейшей преданности, — кивнул довольный Берислав. — Я буду помогать Александру изо всех своих скромных сил. А мы с тобой сделаем все так, что отец на небесах будет гордиться нами!

— А может быть, — сказал вдруг Александр, — мой дядя Владимир ничего такого не замышляет? Может, у него и в мыслях нет своим братьям вредить?

Отец и дядя не ответили ничего, только поморщились недовольно. Молод еще цезарь Александр, наивен. Не понимает мальчик сущности власти. Она разделяет братьев и сестер, отцов и сыновей, делая любящих людей врагами. Ну да ничего, Александр стал цезарем, и это скоро пройдет.

— Арабских набегов я не боюсь, — решительно сказал Святослав. — Мой магистр Вячеслав на этом собаку съел. Сколько их уже было, отобьемся и на этот раз. Не впервой. Мы выманим братца Владимира из его норки. Если он замышляет отнять Африку, то мы приготовим ему горячую встречу.

***

Кий мерил шагами осточертевшую камеру. На самом деле это были покои в одном из дворцовых флигелей, но двойной ряд решеток в крошечном оконце под потолком и дубовая дверь в четыре пальца толщиной не оставляли ни малейших сомнений: это тюрьма! Чистая, уютная, но все же тюрьма. Ее готовили в спешке, и готовили специально для него. Он понял это сразу же, как только осмотрелся. Кладка под окном оказалась совсем свежей. Окно явно было больше когда-то, да только его наспех заложили, вмазав в стену стальной переплет. Впрочем, сделали все на совесть. Ни вырвать, ни даже раскачать решетку Кий не смог, хоть и был силен как бык. Эти попытки он бросил уже через неделю после того, как поселился здесь. Скука настала неимоверная, а, подтянувшись на решетке, княжич видел лишь кусок вымощенного камнем двора цитадели. Впрочем, ему и туда вскоре надоело пялиться. Там не происходило совсем ничего, даже служанку с корзиной белья увидеть не удалось ни разу. Тоска!

Где-то дней через пять стали давать книги, причем много. Раз в неделю приходил молчаливый человек в черном и приносил стопку, забирая то, что уже прочитано. Это помогало не сходить с ума. Кий отжимался на кулаках, приседал и держал планку, но и это скрашивало пару часов в день, не больше. Весь свой досуг княжич посвятил мыслям о будущей мести. Он мечтал об этом все время, даже когда спал. Одиночество и тишина сводили его с ума. Он даже счет дням потерял, потому что нечем было царапину на стене сделать. Ему не оставили ничего из металлического, даже миски и ложки приносили деревянные. Деревянным же было ведро в дальнем углу. Он разработал хитрый план побега, сделав из веревочной ручки удавку, но в тот же вечер проснулся от неприятного ощущения копья на собственном кадыке. Пока его держали трое гвардейцев, камеру обыскали, а кусок веревки унесли. С тех пор ведро стояло без ручки. Впрочем, он это сделал от отчаяния, не придумав ничего умнее. Это все равно совершенно бессмысленно.

— Мне бы хоть гвоздь, — рычал он про себя, в тысячный раз ковыряя ногтем известку швов. — Я бы отсюда за неделю ушел!

Но ни гвоздя, ни ножа, ни даже иглы ему не давали, а бросаться на гвардейцев, охранявших темницу, было совершенно бесполезно. Коридор перекрыт двумя рядами решеток, запертых на замок. Даже если выйти из камеры, его изранят копьями, и он сгниет тут, забытый всеми. Или вообще в подземелье Черного города посадят без книг и солнечного света. А там он умом тронется быстрее, чем растает снег.

А потом он услышал шум с улицы, какой-то непривычный пьяный гомон. В княжескую цитадель, куда теперь, судя по звенящей тишине, не впускали почти никого, пришли сотни людей. Кий подпрыгнул и подтянулся на решетке. Он повис на ней, не обращая внимания на острый край каменного подоконника, впившийся в его предплечья. Ему было плевать на это, он уже все увидел. Сытые и пьяные бояре, захолустные словенские князья, степные ханы и богатые купцы и промышленники прошли мимо его окна. Он видел их краем глаза, и это могло значить только одно: братья, упрятав его сюда, договорились со знатью. А бояре, что еще недавно лебезили перед ним, сегодня пировали и кричали здравицы новому цезарю! Мальчишке, который сбрил бороду, побывав в какой-то мелкой стычке. Ничтожный щенок владеет теперь тем, что по праву принадлежит ему, Кию!

И это совершенно раздавило могучего воина, который понял, что его судьба — сгнить за этой решеткой, будучи всеми забытым. Кий даже отжиматься бросил, и к книгам потерял всяческий интерес. Он просто лежал часами на своей койке, погруженный в мрачную задумчивость.

Все изменилось в тот день, когда пришла она…

— Ты? — Кий вскочил с кровати, словно подброшенный пружиной. — Но как?

Ирмалинда, жена Берислава, стояла перед ним. Она теперь носила титул княгини, но ее жизнь от этого счастливее не стала. Берислав уже несколько лет не делил с ней постель, а потому и детей у нее не было. Ей исполнилось двадцать семь. Вроде не старуха, но в ее возрасте уже внуков имеют, не то что детей. И клеймо неродихи и пустоцвета сделало ее жизнь мрачной и бессмысленной. Княгиня никогда не была худой, а с годами раздобрела еще больше, радуя мужской глаз. В Словении ценились женщины в теле. Поди наешь такие телеса, когда весной люди порой синеют от голода и становятся прозрачными, словно кисея. Так было и сейчас. Прошлая зима выдалась на редкость холодной и длинной, а в начале лета зарядили бесконечные дожди. Тяжко пришлось простым людям…

— Я немало заплатила за то, чтобы войти сюда, — ответила Ирмалинда, сложив унизанные перстнями пальцы на животе. — Твоих братьев и племянника нет в городе. Император в Марсель поплыл, дочь навестить, а мой муж с Александром поехали по дальним землям. Сейчас удобное время, верные тебе люди еще остались. И тебе, и твоей матери…

— Да мать тебя на дух не переносит! — Кий ничего не понимал. — Ты же христианка. Ванда ее любимицей всегда была!

— Многое поменялось, — усмехнулась Ирмалинда. — Ванда отвернулась от своей госпожи. Она теперь во всем поддерживает мужа.

— Ты можешь вытащить меня отсюда? — жадно спросил ее Кий.

— Думаю, да, — кивнула княгиня. — Но у меня будет несколько условий…

— Говори! — нетерпеливо перебил ее Кий.

— Ванда должна умереть…

— Считай, что она уже подохла! — отмахнулся князь. –Я тебе ее отдам, делай с ней, что хочешь! Хоть на куски порежь. Дальше!

— Дитя хочу! — с неистовой надеждой посмотрела на него Ирмалинда. — Я не бесплодна, я точно знаю! Это все ведьма проклятая колдует! В жены меня возьмешь!

— Договорились! — усмехнулся Кий. — Прямо сейчас могу взять, я тут без бабьей ласки истомился уже.

— Только когда овдовею, — с каменным лицом ответила княгиня. — Это мое третье желание. Если до этого рожу, то дитя не будут твоим считать.

— Согласен! — хищно усмехнулся Кий. — Я так понял, что матушка не обо всех твоих условиях знает. Ну, да демоны с ним. Братцу Бериславу все равно не жить. Это он меня сюда упек, гнида хитромудрая. Святослав бы не успел темницу подготовить.

— Если сына рожу, он тебе наследует! — продолжила Ирмалинда. — И чтобы никаких уделов.Иначе конец стране придет. Разорвут в клочья.

— Сама страну напополам разодрать хочешь, — усмехнулся Кий, — а своему сыну все в целости оставишь. Ну, пусть так! Меня тогда не будет. Пусть внуки сами разбираются. А Словения моя, по всем обычаям. Мне воля отца не указ. Он, хоть и велик был, но не выше богов. Все сказала?

— Не все! — ответила Ирмалинда. — За тобой владыки и большие бояре пойдут. Они хотят сделать так, чтобы у нас все как у франков стало. Чтобы владыки словенские права получили, как тамошние герцоги. И бояре помельче тоже хотят землю за собой закрепить. Чтобы родовые земли стали их собственностью навеки. И чтобы ни император, ни сам господь бог их отнять не мог. Они говорят так: каждый да держит отчину свою.

— Это можно устроить, — мотнул головой Кий. Он много раз думал об этом. И этот вариант — единственный, который позволит ему купить поддержку знати.

— Чтобы у знати своя дружина была, как в старые времена, — продолжила Ирмалинда. — И чтобы чернь на земле князей подати им платила, а не в казну.

— Хорошо, — поморщился Кий. — Все теперь? Вытаскивай меня отсюда!

— Не так быстро, Кий, — покачала головой Ирмалинда. — Даже у меня таких денег нет, чтобы хорутан купить. А матушка твоя сейчас за крепкой стражей сидит. Деньги ее в банке у Збыслава, и он их нипочем не отдаст без разрешения муженька моего. У нас с ней есть кое-какое узорочье, но его не вытащить из дворца. Там на каждом этаже по десятку стражников стоит. Да и мало этого будет. Тебя чуть ли не на вес золота ценят.

— Сколько золота нужно? — резко спросил Кий. — Да сколько бы ни было. Займи у иудеев в Триесте. И на резы плевать! Вдвое обещай! Втрое, если понадобится! Я все верну, когда на трон сяду!

— Не нужны иудеи, — покачала головой Ирмалинда. — Мне бояре деньги в зубах принесут. И без всяких резов. Они ждут, когда ты согласие дашь на их условия. Я тебе на днях принесу бумагу на подпись. Они эдикт «О вольности боярской» составят, а ты его подпишешь. И после этого они тряхнут мошной.

— Слушай, Ирма! — недоуменно посмотрел на нее Кий. — Ты уж прости меня по-родственному, но не могу не спросить: это кто же у нас такой умный? На тебя ведь все это совсем не похоже. Ну кроме некоторых условий… Ванду никто из них точно убивать бы не стал.

— Да я и сама удивилась, когда они ко мне одну боярыню прислали, — развела та руками. — Владыки из дулебских земель, покойного Святоплука сыновья — Мирко и Сташко. Большого ума люди…