Вой молодых волков

Глава 15

В то же самое время. Александрия.

Коста пробирался через гомонящую толпу, расталкивая всех локтями. Восточный базар — он такой: яркий, шумный и деловитый. Тут нельзя зевать, иначе обязательно пропустишь что-нибудь. Например, верблюд заденет тебя боком, или мальчишки вырвут кошель из рук. Базар всегда наполнен улыбкой и радостью, пусть не всегда искренней. Ведь таков закон торговли. Не умеешь улыбаться — ничего не продашь. Но сегодня на базаре не улыбались. Сотни людей вокруг гудели, словно рой шершней, наливаясь тяжелой, свинцовой злостью. Император Василий, да будет благословенно его имя, ушел воевать с арабами, но зачем-то оставил две полных тысячи для защиты города. А от кого его, спрашивается, нужно защищать? До мест, где идет война — дней десять пути. С запада столицу прикрывает префект Киренаики и царь Гарамы, окопавшийся в самом центре ливийских земель. А что делают солдаты, когда попадают в беззащитный город, да еще и на другом краю землю? Правильно. Они начинают безобразничать, чувствуя свою безнаказанность. Да и кого им бояться? Три сотни городских стражников из выслуживших срок воинов были им на один зуб. Александрия, измученная бесчинствами солдатни, закипала. Тут уже отвыкли от подобного безобразия. Август Святослав карал за такое без пощады. Впрочем, у этих бесчинств обнаружилась некоторая система, о чем и догадался Коста, слушая людей на рынках и в харчевнях. Слушал, пока это еще было возможно, потому что торговле в городе грозил коллапс. Солдаты грабили лавки. Они грабили караваны с едой, которые приходили сюда, а потому поток товаров грозил иссякнуть вовсе, и уже очень скоро.

— На пришлую солдатню никакой управы нет! — какой-то торговец потрясал кулаками, собрав вокруг себя кучку народа. — Они вчера почтенного купца Евтихия огнем пытали, чтобы вызнать, куда тот свои деньги дел! Да что же это делается, люди добрые!

— Проклятье! — прошипел про себя Коста и развернулся в сторону дворца. — Плохо дело! Совсем плохо!

Он толкался, не слушая брань и крики. У него не было времени на такие мелочи. Его озарила вдруг страшная догадка, и именно ее он нес во дворец, самому сиятельному логофету Стефану. Если он прав, то семью государя ждет беда. И случится это совсем скоро. Ведь гневную речь про очередного купца, которого взял на пытку какой-нибудь сотник, Коста слышал за сегодня уже трижды. А это означало только одно. За золотом, лежащим во дворце, скоро придут. Сначала попросят отдать добром, а потом и просить не станут, воспользуются численным перевесом и возьмут жилище императора штурмом. Денег там лежит столько, что даже святой соблазнится, не то, что безродный вояка. Дело верное. На допросе присутствует несколько человек, и они молчать не станут. Не сегодня завтра тысячи наемников-горцев узнают, где лежат горы золота. Неужели какая-то там клятва удержит их от соблазна? Да ни за что! В этом у пана полковника не было ни малейших сомнений. Он вошел во дворец через вход для прислуги и кивнул стражнику, который приветствовал его в ответ. Хорутанин знал о его должности и звании, и изрядно побаивался этого невзрачного с виду грека. Коста ворвался в кабинет великого логофета и склонился в поклоне.

— У нас неприятности, сиятельный, — заявил он. — Воины пытают купцов, чтобы вызнать, где их деньги. Как вы понимаете, они уже это узнали и вот-вот устроят бунт. Там армяне, исавры, готы, даны, словене из Греции и прочая шваль. Они вот-вот разобьют склады с вином, и тогда в городе станет жарко.

— Ах, бедный я бедный, — вздохнул Стефан, который понял все и сразу. Он открыл шкаф, откуда достал кольчугу, шлем и братиславской работы арбалет. Коста даже растерялся от изумления.

— Сиятельный, вы что, собираетесь биться? — только и вымолвил он. — Но вы же… — тут он благоразумно замолчал, не упоминая про отсутствие признаков мужественности у дяди императора.

— А ты считаешь, что вот это, — Стефан показал на побелевший шрам от стрелы, пересекший его щеку, — мне сделала любимая кошка? Я воевал с самим Халидом ибн аль-Валидом против персов и получил добычу как лучший из воинов. Триста драхм! Десять верблюдов за один бой! Я сразил восьмерых в первом же сражении. Вот из этого арбалета!

— Я всегда думал, что это сказки! — честно признался ошеломленный Коста. — Я останусь в городе, сиятельный, у меня есть кое-какие мысли.

— Я послал гонца к наместнику Фиваиды, — сказал Стефан. — Он уже поднимает ветеранский легион и ведет его к городу. А ты делай то, чему тебя учили, боярин Константин. За нас не волнуйся. Этот дворец еще удивит всех. Я смеялся, когда мой старший брат приказал переделать его проект. А вот теперь мне совсем несмешно. Я благословляю память покойного императора. Он видел куда дальше, чем мы.

— Да, но только всё это дерьмо он предусмотреть не смог, — горько усмехнулся Коста.

— Не будь так уверен, — покачал головой Стефан. — Неужели ты думаешь, что он был настолько наивен и не знал, на что способны его жены и дети? Борьба за власть после смерти великого правителя — дело обычное. Мой брат не стал губить своих сыновей, как это сделал Хлотарь I или Хильперик. Он был благородным человеком. Все, иди, полковник, исполняй свой долг. А я буду исполнять свой.

Десяток сотрудников александрийского Тайного приказа рассыпались по улицам города, получив указания от Косты. У того созрел небольшой план, но в нем зияла дыра, в которую мог проплыть огненосный дромон: ветеранский легион еще только-только собирается, а пьяная солдатня уже буянит на улицах, призывая взять золото из дворца. Боярин Евгений, он же Шишка, насколько помнил Коста, утихомирить своих воинов даже не пытался. Напротив, командиры тагм и сотники ходили по улицам как ни в чем не бывало.

— Проклятье! — простонал Коста. — Какой же я дурак! Да ведь так и было задумано! Он же обвел нас вокруг пальца! Владимир только притворяется недалеким солдафоном, он же сразу обо всем догадался! Император хочет ограбить нас, а потом свалить все на взбунтовавшихся наемников! Их даже могут перебить, чтобы доказать, что он тут ни при чем! Только будет поздно. Город обчистят до нитки, а наш государь еще и останется должен купцам, которые доверили ему свои деньги! Это же просто беда! Это разорение! Господи боже, помоги нам!

***

Три сотни городской стражи и сотня хорутанских гвардейцев растворились в огромном дворце, словно щепотка соли в горячей воде. Жилище императора занимало целый квартал и имело десятки покоев и несколько входов. Выстроить оборону будет непросто. Уж это командир хорутанской стражи Хотен Берсенев знал отлично. Он из второго поколения гвардейцев, еще его отец голову сложил от руки предателя, защищая семью государя.

— Второй десяток — на главный вход встанете, — скомандовал он. — И сотня городской стражи с вами. Тут самая жара будет.

— Третий десяток! Боковой вход берете. Четвертый — задние ворота. С вами тоже сотня. Там уж очень широко.

— Ворота не удержим, господин капитан, — возразил десятник.

— Сам знаю, — поморщился Хотен. — Отойдете во дворец, если сильно попрут. Но за ними вход в подвал и вход для прислуги. Их отдать никак нельзя.

— Есть! — склонил голову десятник.

Времени до штурма оставалось не так уж много. Улицы у дворца заполняли воины, которых вели десятники и сотники. Это Хотен увидел в окошко второго этажа. Командиры сняли форменные плащи, чтобы слиться с солдатской массой, но властный вид и замашки не скрыть никак. Именно они будут командовать штурмом.

— Ну, благослови нас старые боги и новые! — пробурчал он себе под нос и пошел в покои императрицы, где шли последние приготовления.

Государыня, ее невестка и дочери были спокойны, словно собирались на очередную охоту. Они и оделись по обычаю болгар: в штаны и короткие безрукавки, не стесняющие движений. А еще императрица проверяла тетиву своего лука, слушая чистый, немного глухой звук, который та издает, будучи натянутой. Видимо, опытной охотнице что-то не понравилось, и она тетиву сняла, заменив ее на новую. Тренькнув пальцем по ней, она, видимо, осталась довольна. Драгоценности ее были сложены в ларцы, и служанки, которые, в отличие от своей госпожи, были бледны как мел, держали их в руках, ожидая команды. София, невеста наследника, правила лезвие легкого изогнутого меча, откованного специально по ее руке. Лук молодой госпожи стоял рядом, уже готовый к бою. Она что-то шептала себе под нос, и Хотен, который ливийское наречие знал хорошо, а слух имел острый, даже отвернулся в смущении. Он и не догадывался, что будущая императрица знает такие выражения. Все это начальник стражи оценил за считаные секунды, лишь окинув покой коротким взглядом.

— Госпожа Елена, госпожа София, — почтительно сказал он. –Спуститесь в подвал, пожалуйста. Там уже все готово. Ваше участие в бою не потребуется.

— Откуда ты знаешь, капитан? — хмуро посмотрела на него Юлдуз. — Их впятеро больше, и они хотят золота. Я дочь кагана и жена кагана. Я не сдамся пьяной солдатне, и мои дочери тоже. Пойдемте, девочки!

Женщины встали и пошли в подвал, который слегка напоминал лабиринт. Там-то, в его переходах, была сложена казна, и стояли сундуки с деньгами купцов. А еще там лежали тюки драгоценных тканей и мешки с пряностями, что сами по себе считались огромной ценностью. Горошками перца можно расплатиться на любом базаре от китайского Чанъаня до готской Севильи, и ни один торговец не закрутит носом. Мех и специи ходили как законные деньги наравне с монетой. Здесь лежало немыслимое богатство, и не найдется силы, которая остановит обезумевших от жадности людей.

Все началось через полчаса, когда все входы и выходы из дворца надежно перекрыли. Ромейские наемники пьяны не были, и это лишь укрепило нехорошие предчувствия командира стражи. Да, кое-кто хлебнул винца, но только слегка, для храбрости. Управление войском не потеряно, и штурм дворца пойдет по плану. Даже и речи нет о бунте пьяных дикарей-горцев, как потом попытаются подать. Это было скверно.

Резные двери парадного входа затряслись от настойчивого стука. Кто-то колотил в них рукоятью кинжала и орал, требуя отворить, но Хотен даже не стал время тратить на пустые разговоры. Парадный вход — самое уязвимое место. Он широк и помпезен. Не может быть по-другому во дворце римского императора. Зато сюда вынесли целую гору столов и стульев, и теперь украшенный мозаиками и фресками покой представлял собой заваленную резной мебелью баррикаду, за которой укрылась полная сотня бойцов, из которых лишь десяток гвардейцев носил доспех. Городским стражникам такая роскошь не полагалась. Зато здесь имелся неплохой запас оружия и стрел, а пользоваться луками умели почти все. В стражу теперь брали не нубийцев с палками, а ветеранов, выслуживших свой срок в легионе.

— Ну, господи благослови! — сказал Хотен, который передал командование на этом участке десятнику, и побежал к задним воротам, через которые во дворец завозили припасы и еду.

Створки, запиравшие въезд во внутренний двор, лишь немногим отличались от крепостных, но много ли понадобится времени, если наемники снимут мачту с какого-нибудь корабля и превратят ее в таран. Со стороны площади ведь уже превратили. Хотен слышал уханье разгоряченных воинов и ритмичные удары. Рано или поздно не выдержит коробка, или наемникам надоест, и они разобьют двери топорами. Его опасения подтвердились. Задние ворота тоже разносили огромным бревном, и они ходили ходуном, жалобно скрипя под могучими ударами.

— Людей понапрасну не теряй, — сказал Хотен десятнику. — Если двор малой кровью не удержишь, уходи внутрь.

— Мы телегами ворота перекрыли, — усмехнулся десятник, — а сами за щитами спрячемся. Кровью умоются, командир.

Осталась пара боковых выходов, которые Хотену нужно осмотреть. Через один просители попадают в приемную референдария, вельможи, принимающего прошения и жалобы, а через второй приходят на службу чиновники великого логофета Стефана. С боковыми выходами будет попроще. Там стоят обычные двери из мореного дуба, толщиной в четыре пальца. Они перекрыты толстым брусом сверху и снизу. Чтобы вынести их топорами, понадобится не один час. Десяток на каждую будет вполне достаточно. Капитан был доволен собой. То, чему его учили столько лет, не прошло даром. Он защитит семью своего господина.

***

Шишка, одетый в неприметный доспех и плащ, пристально вглядывался в происходящее у парадных дверей. Господин почтил его своим доверием. Он поручил ему найти золото, которого в Александрии были горы, и Шишка его нашел. Да, их тут ждали, но вывезти казну из города не успели. Она сложена во дворце, как господин и предполагал. А еще там лежат капиталы здешних купцов, которые все как один, внезапно оказались нищими голодранцами. Шишка сам прижег пятки парочке из них, и они признались, где спрятали золото. Ну что же, он исполнит свой долг.

Парадный вход крушили бревном, взятым с аквилейского лесовоза, который, к своему несчастью, приплыл сюда вчера. Еще одно такое же бревно потащили к задним воротам. Впрочем, патрикий не слишком верил в легкую прогулку. Гвардейцы — отличные рубаки, закованные в доспех от макушки до пят. Их с самого детства мясом от пуза кормят, оттого они на полголовы выше вымахали, чем воины в его полку. И биться в железе целый день могут. Хорошо, что их тут сотня всего.

Крошечные окошки дворца сделаны по египетскому обычаю. Тут солнце — не благо, а зло. Прячутся от него, а не впускают дом. Да и песок, который частенько несет злой ветер из ливийской пустыни, не лучше ничуть. Тонкая противная взвесь забивается в мельчайшую щель, не давая дышать, заставляя людей закрывать лица платком. Время Засухи — так называют здесь лето, которое начинается в марте. Тут нет весны или осени. Только Время Половодья и Время Всходов. Эта земля живет не так, как весь нормальный мир. Потому-то и окна тут маленькие, весьма неудобные. Не пролезть через них, и даже не выстрелить, ведь их делают под самым потолком. Хотя нет! Патрикий ошибся. Этот проклятый дворец построен для войны, а не для того, чтобы показать величие августов. Стеклянная створка откинулась, и лучник выпустил в толпу несколько стрел, после чего скрылся.

— Вот дьявол! — расстроился Шишка, видя, как трое упали замертво, а еще один пошел назад, баюкая раненую руку. Он рявкнул. — Лучники! Держать окна!

Дело пошло получше, и теперь стрелки успевали делать один выстрел, не больше. Впрочем, попасть в окошко и попасть в плотную толпу — это совсем не одно и то же. Ромеи валились один за другим, а из защитников сразили едва ли двоих. Вокруг воинов, крушивших тараном двери, выстроились щитоносцы, образовавшие подобие черепахи. Не слишком плотное, но достаточное, чтобы защитить тех, кто раскачивал бревно. Проклятые двери открывались внутрь, и они должны были уже распахнуться, но почему-то делать этого не хотели.

— Сиятельный! — подбежавший сотник из ближних почтительно склонился перед ним. — Я думаю, там два или три дубовых бруса, и они лежат на крюках, вделанных в стену. Предлагаю разбить двери топорами и брусья сбросить.

— Делай! — кивнул Шишка, который и сам пришел к похожему выводу. Не бывает чудес, а на то, чтобы разнести такие двери ударами бревна, уйдет не один час. Построено тут все на совесть.

Несколько сильных воинов с уханьем били топорами, раскалывая двери на щепки. Осталось совсем немного до того момента, когда прорубят сквозную дыру и сбросят запорные брусья. И тогда лавина воинов ринется внутрь и сметет защитников. Их просто задавят массой. То, что из них перебьют две трети — не беда. Им все равно не жить, ведь отборная тысяча мечников-скутариев ждет своего часа. У патрикия Евгения, урожденного босяка Шишки, есть приказ, и он его выполнит. Только сделать все нужно быстро. Август Святослав вот-вот вернется из Карфагена. Шишка улыбнулся и предался сладким мечтам. Господин назначит его экзархом Африки, а это власть почти что царская, и она приближается с каждым ударом топора. Тяжелые створки распахнулись, и лавина воинов ринулась во дворец императоров. Все случится еще до заката…