Восхождение Примарха 7

Глава 1

Друзья, это СЕДЬМОЙ том! ПЕРВЫЙ том приключений Никиты Державина вы сможете прочитать здесь: https://author.today/work/310489

— Всем живо на тот берег! — крикнул я, прекрасно понимая, что при таком обилии тварей добежать туда никто не успеет.

Валя среагировала первой, она развернулась и кинулась к противоположному берегу.

А вот тот же Марио беспомощно озирался, баюкая повреждённую руку, и бежать, как мне показалось, не собирался.

Тогда я обмотал его паутиной и в воздушной сфере переместил в конец моста, где за него тут же взялась Валя.

Архос с Беллой швырнули Катерину и Кропоткина. Олег бежал сам, сжимая в руках алмазное копьё.

Я почувствовал неровное дыхание в спину, понял, что одна из тварей подобралась со спины, и обернулся.

Во всех смыслах.

К монстру из глубин эфирного озера повернулся уже Примарх в боевой трансформации. Возможно, я смог бы одолеть его и в своём обычном виде, но решил, что сущность аэраха в данном случае будет уместней.

И определённые плоды это дало: тварь попятилась, явно испугавшись. Но затем почувствовала поддержку своих сородичей и снова двинулась вперёд.

Зрением, обращённым назад, я убедился, что все мои спутники достигли противоположного берега. В этом смысле физиология аэраха выгоднее, можно обозревать все триста шестьдесят градусов пространства.

Исключением был Архос. Он находился где-то на середине пути от меня до окончания моста и следил за тем, чтобы никто не зашёл мне за спину, пока я двигаюсь за своими друзьями, попутно отбиваясь от тварей.

Памятуя, как мой наставник одолел предыдущего монстра, я материализовал в одной из лап кнут с упрочнённой паутиной вместо стандартного хлыста. И этот кнут оказался весьма эффективным против прущих на меня созданий.

Но был и один минус во всём этом деле. И минус существенный. Первый раз я думал, что мне показалось. Я увидел тварь с широченным шрамом на шее и заросшей дырой в груди. Это, конечно, могло быть совпадением.

Но затем я рассёк одного из монстров по диагонали, и он двумя кусками обвалился в кипящий эфир. Но уже через несколько минут, когда до края моста оставалось не больше сотни метров, я вдруг увидел у одного из атакующих широченный шрам ровно по той же самой траектории, что и мой кнут рассёк его плоть.

И тут до меня стало доходить. Я потянулся к сознанию одной из тварей, чтобы прояснить этот момент, и отшатнулся, настолько чуждо их сознание было всему тому, к чему я привык. Одно было ясно, это не просто какие-то там монстры из глубин. Это самые, что ни на есть эфирные твари. Да, урон они могут получить только от физического воздействия, но, падая обратно в свою родную среду, они тут же регенерируют и снова вступают в бой.

Кроша их налево и направо, я понимал, что бесконечно так продолжаться не может. Я просто в какой-то момент устану. А они нет. И не важно, что мост уже устилали внутренности, выпущенные из тел страшилищ. В эфире они вновь обретали всё, что им было нужно. А самое главное — силу, с помощью которой вновь шли на меня.

Меня обступало уже несколько десятков тварей, когда я решил действовать, как самая настоящая машина смерти. Я жёг их плазменными зарядами из скорпионьего хвоста Примарха, я резал их паутиной, натянутой над поверхностью озера. Я обрушивал на них сталактиты, висящие на потолке пещеры.

Всё было тщетно.

Эфир лишь больше бурлил и выдавал ещё и ещё подобных тварей.

Я даже подумал, что они сотканы из самой вот этой бурлящей субстанции, так много их было.

— Я думаю, они реагируют на твой облик, — крикнул мне Архос, который был уже на берегу. — Посмотри, их с каждой минутой становится всё больше!

Это я видел и сам. Но что делать?

И тут я понял, что где-то сейчас, а, может быть, минутой позже должен быть очередной выброс.

Направив хвост в свод пещеры, я выпустил такую порцию плазменных зарядов, что хватило бы на локальный конец света для какого-нибудь города вроде Санкт-Петербурга. Сверху стали рушиться глыбы льда в несколько тонн весом каждая. Они ненадолго отвлекли тварей, часть из которых оказалась просто раздавлена нежданным приветом сверху. Но оставшиеся в живых быстро переключились обратно на меня.

Одновременно с этим начала ходить ходуном поверхность под ногами. Я понял, что времени у меня в обрез.

Однако его мне с лихвой хватило, чтобы примчатся к друзьям, скомандовать:

— Ложись! — и накрыть их всех эфирными зеркалами.

Даже не накрыть. Укрыл я каждого по отдельности. А затем всех вместе заключил в одну общую зеркальную сферу. Я рассудил, что этого должно хватить для ликвидации любой опасности. Притом, что эфира для подпитки моих способностей тут столько, что хватит для любых магических решений.

— Скажи честно, ты решил, что нами целиком твари могут подавиться, и сделал из нас шаурму? — спросил Кропоткин, которому неудобно заломило руку, пока я его заворачивал в зеркальный кокон.

Я ослабил на нём своё творение, и Фёдор принялся разминать заломленную руку.

И тут же зашумело, затрещало в проходе перед нами.

Выброс эфира.

Чтобы нас не снесло к чертям собачьим из того прохода, где мы улеглись, в лапы эфирных тварей, я поставил линзы на уменьшение. Сначала две, а затем и ещё пяток. Зачем стесняться, когда ресурсы не ограничены?

Единственным минусом этой стратегии оказалось то, что монстров, упрямо идущих к нам, ослабленный поток тоже никоим образом не задел. И как только выброс закончился, я выбрался из-под зеркальной сферы и распрямился, чтобы вновь дать бой осаждающим нас тварям.

И обомлел.

Хотя в этом месте уже давно надо было привыкнуть ко всяким чудесам, которые никакой магией объяснить было нельзя.

Тварей не было. Точнее, не так. Они, конечно, были, но за перегородкой. Выброс и смещение льдов, его сопровождавшее, изменили конфигурацию выходов внутри этого странного лабиринта. По какой-то невероятной счастливой случайности эфирное озеро вместе с эфирными тварями, желающими разодрать нас на мелкие кусочки, находилось теперь за полупрозрачной стеной.

— У меня для вас две новости, — сказал я, обернувшись к лежащим на льду друзьям.

— Начинай с хорошей, — попросила Катерина, пытаясь встать на ноги.

Рядом с ней то же самое проделывали и остальные. Я снял зеркальный купол, освободив друзей.

— А кто вам сказал, что хорошая есть? — решил пошутить я, но по угрюмым лицам команды понял, что не вовремя. — Ладно-ладно, — я махнул рукой, признавая неудачную шутку. — Хорошая новость в том, что твари, покромсавшие Марио, нам больше не угрожают. Они остались в прошлом.

— А плохая? — отряхиваясь, спросил Олег и разогнулся, глядя мне в глаза.

— В том, что вместе с тварями там остался и выход наружу, — ответил я и тут же широко улыбнулся. — Так что возвращаться будем другим путём.

— И правильно, — пробурчал на это Сан-Донато. — Меня встреча с подобными фанатами как-то больше не прельщает.

Лабиринт оказался не просто большим, а огромным. После каждого выброса Штопор бежал вперёд и разведывал пути, ставшие доступными и отмечал ходы, ставшие тупиковыми. Всю эту информацию он передавал мне, а я складывал её в сознании, создавая трёхмерную карту этого самого лабиринта.

И если в самом начале мы ещё плохо понимали, с чем именно столкнулись, то уже часа через полтора ясно видели, что находимся внутри гигантской структуры, каждые пятнадцать минут изменяющей свои очертания.

Несмотря на это, ориентироваться было довольно просто. Я уверенно вёл экспедицию в ту сторону, где концентрация эфира была наибольшей. При каждом новом выбросе становилось совершенно очевидно, с какой стороны он движется к нам.

И каждый раз приходилось либо искать какое-нибудь убежище, либо накрывать всех зеркальной сферой. Оказалось, что её вполне достаточно, чтобы нейтрализовать действие потока.

К линзам пришлось прибегать ещё дважды, когда выбросы заставали нас в особо узких местах, и возникало опасение, что нас сдует куда-нибудь к чёртовой матери.

Марио следил за часами, за минуту до каждого нового потока предупреждая нас об очередном выбросе.

Пару раз нам приходилось разворачиваться на сто восемьдесят градусов и обходить вновь образовавшуюся стену. Но опасней всего было не это, а новые эфирные озёра, которые то и дело возникали у нас на пути.

Натыкаясь на них, Штопор тут же сигнализировал мне и предупреждал, что будет искать новый ход. Иметь дело с зубастыми, шипастыми и очень прожорливыми тварями не хотел никто.

Примерно через два часа нашего нахождения в лабиринте мы вдруг столкнулись с тем, что другого хода, кроме как через очередное озеро эфира, просто нет. Я уже готовился вновь принять боевую трансформацию, когда понял, что просто загнал сознание мыслями о битве.

— А давайте просто подождём, пока откроется другой ход, — предложила Валя, выглядевшая измученной, но боевой огонь в её глазах горел достаточно ярко. — Посидим и просто подождём.

Я даже удивился, как эта простая мысль не пришла мне в голову. Всё время стремлюсь что-то переделывать и преодолевать. А ведь и правда, иногда нужно просто подождать, и проход в стене откроется.

Мы присели, привалились к стене и достали припасы.

— Ненавижу холод и замкнутое пространство, — призналась Валя, отпивая дымящуюся жидкость из термоса. — Сейчас бы куда-нибудь в тепло, на цветущую полянку под весеннее солнце. А не вот это вот всё.

— Полагаю, это можно устроить, — ответил я и огляделся, подыскивая подходящее место. — Могу открыть портал и отправить тебя куда угодно. Наверное.

— Ребята, через минуту выброс! — предупредил нас Марио.

Поскольку мы сидели у стены, то я просто поставил зеркальный щит, оградив нас от воздействия. Эфирный поток пройдёт мимо нас.

— Ну уж нет, — ответила мне Валя и посмотрела на меня взглядом, в котором я буквально видел колышущиеся языки пламени. — Я с тобой пришла, с тобой отсюда и уйду! А то окажусь я сейчас где-нибудь на лазурном берегу в компании вопящих чаек, и что? Буду думать, как вы тут? Почему я вообще на этом берегу оказалась? Да я сама себя сожру с потрохами, ты чего? Куда лучше в этом морозе поныть, что хочется на море!

Кропоткин засмеялся, чуть не подавившись бутербродом.

— Ты в точности описала мои мысли, только куда более благородно, чем это сделал бы я сам, — проговорил он, отсмеявшись. — Я бы обзывал себя последними словами и пытался найти ход обратно. А тут — да, тут можно пожаловаться, что холодно и кровожадные твари, но при этом оставаться героем в глазах людей.

— Вот вы хитро… мудрые, — высказался я, и тут уж засмеялись все.

Видимо, выходило напряжение последних часов.

Пока ребята общались и пили горячий чай, я вертел в голове схему лабиринта. Она сложилась уже практически полностью, и мне было совершенно очевидно, куда нам надо двигаться, вот только надо было дождаться…

— Проход открыт! — с радостью заявил Олег, сунув голову в тоннель, который нам и был нужен.

— Тогда доедайте, допивайте и пойдём, — сказал я, делясь со Штопором эфирной магией. — Немного осталось.

Но, как оказалось, я ошибался. Лабиринт был непредсказуем, поэтому «немного осталось» вылилось ещё в три часа блужданий вокруг да около. По какой-то причине он не хотел открыть нам прямую дорогу к точке, из которой исходил эфир.

Точнее, не совсем так. Бродили мы часа два не больше, обходили эфирные озёра и вынуждены были петлять из-за постоянной перестройки лабиринта.

Но самое неожиданное произошло в конце.

Мы вышли из-за очередного поворота, как вдруг…

— Этого не может быть! — вскрикнула Катерина и бросилась вперёд.

— Стоять! — гаркнул я настолько резко, что девушка замерла, как вкопанная. — Подожди, — сказал я уже настолько мягко, как мог. — Это может быть ловушкой, понимаешь.

Она кивнула, но я видел слёзы, выступившие у неё на глазах.

— Выброс! — донёсся сзади голос Марио.

— Но ведь… — прошептала Громова, указывая рукой на полянку с густой, шелковистой и зелёной травкой, на которой виднелось огромное множество цветов. Между лепестками этих самых цветов порхали огромные и красивые бабочки, а всё это сверху заливал солнечный свет. — Там же лето, — каким-то совершенно безнадёжным голосом проговорила она.

Мы вернулись назад, и я закрыл всех эфирным зеркалом. А когда выброс закончился, мы снова пошли к солнечной полянке.

И наткнулись на полупрозрачную, но, тем не менее, глухую стену, которая нас не пускала дальше.

— Я так и знала, — зло заявила Катерина.

— Представь, что ты одна была бы там, а твои друзья тут, — сказал я ей на это.

Она обернулась ко мне, обняла и уткнулась лицом в плечо.

— Я всё понимаю, — прошептала она едва слышно. — Просто уже устала.

— А давайте, я его пробью! — заявил Олег, примеряясь к возникшей преграде.

— Олег Чернышёв хотел пробить стену своим алмазным копьём! — голосом диктора на телевидении заявил Кропоткин. — А звучит-то как! Двусмысленно! — это уже обычным голосом.

Тут уже не выдержал даже я.

— В течение двух часов, — продолжал тем временем Фёдор, снова изображая диктора новостного канала, — копьё так и не упало… из натруженных мозолистых рук… нашего доблестного долбителя стен.

— Федя, умоляю тебя, прекрати, — просила его Валя. — У меня уже и живот, и затылок болит от хохота.

— Тем не менее, суперпрочная стена так и не поддалась Олеговской долбёжке и осталась неприступной… — тут он уже и сам не смог говорить от смеха.

А со стороны Беллы и самого Олега доносились лишь сдавленные похрюкивания, которые ещё больше раззадоривали всех остальных.

— На исходе дня… — с истерическими нотками в голосе попробовал сказать Кропоткин, но его перебил Марио.

— Выброс! — заявил тот, но все утихомирились.

А выброса не было.

Он должен был идти с той стороны, где сейчас была запечатанная дверь. Но никакого потока мимо нас не шло. Более того, я видел потоки, несущиеся за прозрачной стеной. А тут, у нас, было совершенно тихо.

— Чудеса, — заметила на это Катерина.

Она уже вытерла глаза от слёз, что выступили во время выступления Фёдора от хохота, но улыбка всё ещё играла на её губах.

— То есть лабиринт может и не перестроиться? — поинтересовалась Белла, притрагиваясь к ледяной перегородке.

И вдруг отдёрнула руку.

— Ты чего? — спросил я, наблюдая за её реакцией.

Но она только кивнула мне головой, мол, сам попробуй прикоснуться.

И я дотронулся.

Материал, из которого делали лабиринт, был чем угодно, только не льдом. Во-первых, он был тёплым, а не ледяным, как следовало бы ожидать. Во-вторых, наощупь он казался пористым, как губка, хотя глазами этого видно не было. А, в-третьих, он не производил впечатление чего-то тяжёлого и громоздкого. Скорее, наоборот, мне показалось, что его будет легко разрушить.

— А ну-ка, заслуженный копьеметатель Российской империи, — подозвал я Олега, показав, чтобы захватил своё орудие, приставленное сейчас к стене. — Действительно, попробуй пробить эту штуку.

Он размахнулся и бросил копьё с такой силой, что можно было только позавидовать Катерине. Какого атланта отхватила.

И лишь в самый последний момент, откликаясь на обострившееся чувство опасности, я прикрыл всех эфирным зеркалом. И очень вовремя. Потому что копьё отскочило и полетело обратно в нас. Но на этот раз столкнулось с моей защитой.

Само копьё не пострадало. Даже не затупилось. Оказывается, перед тем, как кинуть его в тварь, Олег придал своему оружию неплохую остроту.

Но это всё ерунда. Основное удивление ждало нас возле перегородки, преграждающей нам проход к зелёной поляне.

На той не было ни царапинки. Вообще никакого следа.

Олег попробовал долбить так, не бросая его. Но с тем же, абсолютно нулевым результатом.

— Дайте, я попробую! — попросила Валя и начала швырять в стену файеры, а затем попыталась воздействовать и стеной огня.

Тут уж я защиту поставил своевременно, так что нас языками пламени не затронуло. Правда, и стене никакого урона не нанесло.

Пробовала и Катерина что-то сделать с дверью. И Белла. И даже Марио пытался воздействовать на неё. Ноль эмоций. Для этой перегородки нас не существовало.

Я пытался пробить её заострённой паутиной, масштабированными до толщины иголки потоками ветра и прочими видами магий, которые только приходили мне на ум. Всё было тщетно.

Даже пришлось обернутся Примархом, чтобы попробовать продырявить эту штуку плазмой. Кажется, на тварей этой действовало нормально. Но не тут.

Мы оказались в тупике, возле стены, за которую нас не пускали.

Причём, не пускали ни с какой стороны. Не помогал, ни подкоп, ни попытка преодолеть сверху или с боков.

— Что ж, — подал голос Марио, — давайте ещё раз перекусим и будем искать проход.

Я с ним согласился, взял причитающуюся мне кружку с чаем и подсел к нему.

— Послушай, дорогой, — сказал я ему полушёпотом, чтобы никто больше не слышал. — Я вижу, что ты последнее время сам не свой. Можешь сказать, что случилось?

Он отмахнулся, но в уголке его глаза я заметил скупую слезу.

— Что тут уж говорить, — выдохнул он с какой-то вселенской скорбью.

— Если я чем-то смогу помочь, — ответил я, кладя руку ему на плечо, — то обязательно сделаю это. Я друзей не бросаю. И даже их части, — снова попытался я пошутить и улыбнулся.

На этот раз его всё-таки проняло, и он улыбнулся в ответ. Но эта улыбка была настолько грустной, что у меня всё перехватило внутри.

— Чем уж тут поможешь, — проговорил он, а затем посмотрел прямо мне в глаза. — Понимаешь, я утром назначил Маргарет свидание, понимая, что всё закончилось и мы можем отвлечься на чувства. В обед нашёл документы, свидетельствующие о её предательстве. А вечером она уже прошла последней тропой, если ты понимаешь, о чём я. И это… — он снова вздохнул, подавив рыдание, — чертовски грустно. Мы же эфирники и должны были держаться друг за друга.

— Точно, — сказал я, вставая. — Мы — эфирники. А вокруг нас эфирная среда!

Но Сан-Донато совершенно не понимал меня. Более того, он не слышал, что я говорю, полностью уйдя в свои переживания.

А я подошёл к преграде, что выросла у нас на пути и никак не хотела нас пускать дальше. Это совершенно точно был не лёд. И ничто другое, известное людям.

Если сам эфир простой человек или маг, не связанный с эфиром, видеть не могли, то эфир в жидком виде он воспринимал, как молочный туман. А вот эфир в другом — твёрдом агрегатном состоянии — он видел и ощущал, как полупрозрачный монолит, чем-то схожий со льдом на вид, но совершенно иной на ощупь.

А кому, как не мне повелевать эфиром?

Я едва сдержался, чтобы не сказать: «Сим-сим, откройся!»

Вместо этого я приложил щёку к преграде, почувствовал энергию, разливающуюся внутри. Отчасти это была чуждая мне энергия, в этот момент я осознал это достаточно чётко. Но в то же время это была и моя собственная стихия.

Я сосредоточился на пульсации моего собственного эфира. На звезде, мерцающей в моей груди, доставшейся мне от Антонио Сан-Донато. И затем совместив эти два различных, но перекликающихся потока, я проговорил:

— Вот я и пришёл.

Ничего не случилось. В смысле того, что на уровне звуков и ощущений ничего не изменилось. Перегородка просто перестала существовать. Словно мигом переместилась в иную реальность.

Тут же, быстро перебирая лапками, на разведку помчался Штопор. Остальные вскочили и мигом собрались, чтобы идти дальше.

А я стоял с закрытыми глазами, до сих пор чувствуя внутри пульсацию чуждой энергии. И я понимал, что что-то не так с источником этой энергией. Что-то сильно не так.

Вспомнились слова Марио.

«Она уже прошла последней тропой, если ты понимаешь, о чём я…»

И та сила, что верховодила тут, всё ещё могла многое, но тоже готовилась пройти последней тропой, если вы понимаете, о чём я. Что бы не создавало эфир, оно умирало.

Сделав шаг, мы поняли, что нам сильно повезло. За ближайшим поворотом, буквально в метре от зелёной поляны с цветами, залитой солнцем, находилась ещё одна ниша. Сейчас она оказалась открыта, но когда-то очевидно точно так же преградила путь некой экспедиции.

— Боги мои, — воскликнула Белла, закрыв рукою рот. — Что тут произошло?

— Ожидание, — ответил ей Кропоткин, прикоснувшись к черепу одного из сидящих скелетов. — Слишком долгое ожидание.

Собственно, совершенно сохранный скелет был только один, и он сидел ближе всего к несуществующей теперь перегородке. На нём оставались полуистлевшие обноски, по которым можно было предположить, что принадлежали они индейцам, не то майя, не то ацтекам, а, может быть, и инкам. Большая часть костей оказалась раздроблена и лежала кучей в стороне.

— Их пожрали те твари? — поинтересовалась Катерина, хотя по её виду можно было точно сказать, что ответ ей знать не хотелось.

— Нет, — Кропоткин покачал головой, из последних сил пытаясь скрыть правду, но она из него выплеснулась вопреки его желанию. — Следы зубов на костях — человеческие. Они слишком долго ждали, и в итоге один пожрал всех.

Вслед за этим последовало долгое молчание, которое прервал Марио.

— Это во многом суть человечества, — сказал он, вытирая глаза. — Иногда мы ничем не лучше тех тварей, с которыми боремся. А иногда даже хуже.

— Я с тобой не согласен, — ответил я, беря его за плечи. — Лишь у человека сострадание развито достаточно, чтобы вид развивался, несмотря ни на какие внешние угрозы. А частные случаи в экстремальных условиях не показатель. Они показывают нутро отдельных представителей. Поэтому никогда нельзя судить обо всех по нескольким экземплярам.

Он кивнул мне, и я почувствовал, что смог повлиять на его мнение. Хоть и не сильно.

Так как я был увлечён разговором с Марио, я не сразу заметил, что что-то неладное творилось с Архосом. Хотя должен был бы догадаться.

Он привалился к стене, но не так как остальные, хоть и устало, но всё-таки с уверенностью в том, что сейчас отдохнут. Он рухнул практически кулём и откинулся на стену, закрыв глаза. Лоб его покрывала испарина.

Белла, сидевшая рядом с ним, наполнила крышку от термоса горячим глинтвейном, подогретым благодаря стараниям Вали, и подала его Архосу. Для того, чтобы он заметил, что о нём пытаются заботиться, бабушке пришлось несколько раз ткнуть его в плечо.

Только тогда он открыл глаза и попытался принять горячее питьё. Но руки его настолько дрожали, что он не мог взять кружку без риска расплескать всё её содержимое.

Тогда Белла решила напоить его самостоятельно. Попутно отметив крупные капли пота, выступившие на лбу.

— Что с тобой, дорогой мой друг? — спросила она, когда Архос сделал несколько глотков и с благодарностью кивнул ей. — Ты выглядишь не очень хорошо.

— Чувствую себя, как герой русских сказок, только с иной последовательностью, — он попытался улыбнулся, но вместо этого на его лице вышла только вымученная гримаса.

— У тебя, кажется, бред начинается, — проговорила Белла, с озабоченным лицом стирая своим платком пот со лба Архоса. — Я сейчас Никите скажу.

— Да нет, — он всё ещё пытался скрывать, насколько ему на самом деле плохо, — это я просто шутить не умею. Имел в виду, что «кипящее» молоко было ещё ничего, ледяной холод — терпимо, а вот сейчас такое ощущение, что я медленно варюсь в кипящем эфире, и с меня потихоньку слезает кожа. Но это и к лучшему, готовлюсь помолодеть для вас, несравненная Белла.

Но бабушка юмор не оценила, а позвала меня.

— Никита, Никита! — я как раз только что закончил с Марио, поэтому поднялся и подошёл к ней. — Архосу плохо. Мы что-то не предусмотрели.

И, как только я склонился к нему, так сразу понял, в чём дело. Архос — порождение магии аэрахов, которая находится в постоянном конфликте с эфирной магией. Другое для меня осталось загадкой: почему он до сих пор ничего не сказал мне и хорохорился, делая вид, что всё нормально.

Что делать? Времени на то, чтобы примирять Архоса с эфиром, сейчас не было. Но у меня уже была магия, которая не входила во внутренний конфликт.

Я обмотал своего наставника эфирными зеркалами, и ему на глазах полегчало. Но я решил перестраховаться и подвесил на зеркала уменьшающие линзы, чтобы воздействие эфира, попадающего в непосредственную близость к Архосу, было бы минимальным.

— Что же ты мне ничего не сказал, друг? — спросил я порозовевшего Архоса. — Зачем испытывал все эти мучения, когда можно было быстро всё предотвратить?

— Да я почему-то думал, что привыкну, — с неловкой улыбкой отозвался тот. — Воспринял это, знаешь, как испытание.

— Только больше так не делай, — попросил я, а затем встал и заявил так громко, чтобы слышали все: — Не бойтесь, пожалуйста, просить о помощи, если она вам нужна! Иногда быстрее что-то предпринять заранее, а не ждать, когда будет нанесён непоправимый ущерб. Понимаете?

Все кивнули, давая понять, что понимают.

Нас и зелёную полянку разделяла тонкая, почти прозрачная плёнка. Я решил, что она обеспечивает безопасность, представляя что-то вроде шлюза.

Что ж, ничего сложного тут нас ждать не должно. Однако всегда лучше быть уверенным на сто процентов, а не на девяносто девять.

Легко преодолев плёнку, я оказался на другой стороне. Тут и правда было тепло, пригревало солнышко, и вообще вокруг струились нега и спокойствие. На середине полянки возвышался то ли обелиск, то ли путевой камень, то ли что-то на них сильно похожее. Вопросы вызывало только копьё, воткнутое в этот самый обелиск.

— Идите сюда! — я махнул друзьям рукой. — Тут относительно безопасно.

Олег приложил руку к плёнке с той стороны, но она даже не шелохнулась. Штопор пытался продраться сквозь неё, но с тем же нулевым результатом.

— Мы не можем, — ответил мне Олег, разведя руками. — Она нас не пускает. Возвращайся.

Но вернуться уже не мог я.