Вороны вещают о смерти

Глава 20. Летний коловорот

Впервые за долгое время люди забыли о невзгодах. С самого утра над селом разносились веселые голоса. Праздничная процессия во главе с музыкантами ходила от одного двора к другому, и к ним мог присоединиться любой желающий. Женщины пели звонкими голосами хорошо всем знакомые песни, стучали ложками. Мужчины играли на гуслях. Другие несли закреплённые на длинных жердях колеса — символ Солнца, которое станут прославлять сегодня в песнях и обрядах вплоть до утра. На других жердях несли лошадиные черепа.

Настал день летнего коловорота, праздник Купалы. День всеобщего веселья, игр и магических ритуалов.

Работать воспрещалось, так что с самого утра я маялась от безделья. Лежала в траве в тени дерева и глядела сквозь кружевные листья на небо. Идти и праздновать с остальными не хотелось.

На лугу за границей села, неподалеку от капища устраивали костры. Туда и подтягивался народ. Каждый год там проводились игры и состязания. Можно было попробовать свои силы в стрельбе из лука или перетягивании каната. Силачи на скорость поднимались по высоким гладким столбам, женщины пекли пироги с мудреными узорами из теста.

Прежде я с таким воодушевлением ждала праздник Купалы, но теперь мне на нем не было места.

После того, как семья Томиры покинула село, люди наконец успокоились. Не все были довольны подобным исходом — ведь колдунья так и не понесла наказания, — но все же вздохнули с облегчением и надеждой, что теперь все наладится. Однако обо мне поползли слухи. Кто-то заметил меня у горящего хлева колдуньи. Люди недоумевали. Шептались. И если прежде лишь некоторые из друзей были холодны ко мне, то теперь в мою сторону косо смотрела половина села, а из подруг только Беляна не избегала моего общества.

Что ж, такая цена казалась мелочью по сравнению со спасенными жизнями. Я сумела помочь, хоть и не так, как рассчитывала.

В тот день Яромир пробился через толпу и открыл засов лишь потому, что я оказалась внутри. На него теперь тоже косо поглядывали, но он-то, в отличие от меня, был сыном сотника, из богатой и уважаемой семьи. И каждый понимал, почему он открыл засов.

На удивление, матушка ничего мне не сказала. Ни в тот вечер, когда я пришла домой, вся измазанная сажей, ни на следующий день. Снова обиделась. Лежала тихо на своем полке, отвернувшись к стене, а поднималась только чтобы выпить настой или съесть ложку каши.

Пусть она и не знала, но я пообещала себе больше не лезть в чужие дела. Стать хорошей дочерью. Смириться с тем, что никем другим мне все равно не стать.

С луга на другом краю села доносились смех и радостные крики. Я повернулась на бок и закрыла глаза. Травинки щекотали кожу, над головой убаюкивающе шумели листья и щебетали птицы, стрекотали кузнечики. Было так спокойно и хорошо, что даже дремота навалилась.

Но не успела я провалиться в сон, как послышались шаги неподалеку. Почему-то я ожидала увидеть Яромира и уже начала придумывать, что сказать ему. Но не юноша подошёл ко мне, а Беляна.

— Ты теперь и на празднование вместе со всеми идти не хочешь? — спросила она и опустилась на землю неподалеку. В голосе не было упрека, лишь дружеское участие.

Я села напротив. Бледно улыбнулась, похоже, единственной оставшейся у меня подруге.

— Никто меня там не ждёт. Чего глаза людям лишний раз мозолить и настроение портить?

— Но сегодня ведь Купала! Сами боги велят веселиться, и ты не должна проводить этот день в одиночестве.

Я лишь покачала головой и вздохнула.

— Ох, Беляна, как бы хуже не сделать.

— Ну что ты! Друзья поймут тебя, просто нужно поговорить с ними, а не избегать.

— Я не избегаю, я просто… не хочу нарываться. Знаешь, когда я была ребенком, меня задирали из-за цвета волос и глаз. Теперь мне кажется, что это повторится, только кидаться будут не грязью, а обидными словами и колючими взглядами.

— Кто это тебя задирал?

— Да я уж и не помню. Давно было.

— Вот именно, давно! Сейчас мы уже не дети. Да и волосы твои посветлели, почти не отдают рыжиной. А глаза красивые, тебе бы гордиться надо.

Беляна говорила искренне и улыбалась по-доброму, так что сразу хотелось верить ей. Я не смогла сдержать улыбку, и подруга, подбодренная, продолжила:

— Ты хорошо поступила, Огниша. Я думаю, что и все остальные знают это, только им стыдно. Они говорят то, что говорят их родители. Но если бы ты дала им возможность узнать себя получше…

— Похоже, все уже и так обо мне знают то, чего я сама не знаю, — мрачно усмехнулась я.

— Ну же, Огниша! — продолжала уговаривать подруга. — Давай хотя бы попробуем! Обещаю, что весь день буду рядом. Скоро уже начнутся обряды на капище. Идём, возложим требу вместе с остальными.

Искренняя улыбка Беляны и ее полные надежды светлые глаза в конце концов растопили последние сомнения в моем сердце. Так давно я не чувствовала, что кому-то все ещё нравится мое общество, что уже начала забывать, как это приятно.

— Хорошо, — с улыбкой кивнула я, — идём.

Обрадованная Беляна поднялась и потянула меня за собой, взяв за руки, а потом с задорным смехом закружилась со мной в танце. Она радовалась как ребенок, и я, глядя на нее, тоже вдруг начала смеяться. Впервые за долгое-долгое время.

На своем дворе я сорвала веточку полыни, зверобой и крапиву, которые каждая девушка должна была принести на капище, и закрепила их на поясе. У Беляны обережные травы с ее двора уже красовались за поясом.

Вместе мы пошли к месту празднования по краю села, через необкошенные поля, чтобы набрать цветов и трав на венки. Один венок полагалось сплести для Ярилы, а другой для суженого, но чуть позже.

— Ты ведь не станешь избегать этого обряда, Огниша? — настороженно спросила подруга, когда я снова погрузилась в хмурую задумчивость. — Я видела, как зимой на праздновании Карачуна ты тайком сбежала перед обрядами сватовства. Лишь дважды в год сами боги благословляют созданный в эти дни союз. Нельзя упустить такую возможность снова!

— Матушка на меня в тот раз сильно ругалась, — с виноватой усмешкой припомнила я. — Если и сегодня пропущу, она, чего доброго, вообще от меня отречется. Зато если ни один юноша мой венок не поймает — скажу ей, что боги сами не желают, чтобы я замуж выходила.

Беляна только вздохнула и покачала головой.

— Не понимаю я тебя, Огниша. Ты будто стремишься в одиночестве остаться. Разве может быть что-то важнее семейного счастья?

— Какое может быть счастье в союзе с нелюбимым человеком? — угрюмо протянула я, а Беляна с наивной убежденностью ответила:

— На Купалу боги не сведут тебя с человеком, которого ты не сможешь полюбить.

Скоро впереди показался просторный луг и множество людей. Огромный костер Купалец сложили в центре, высокий, в два или три роста. На его вершине красовался шест с колесом и лошадиным черепом. Разноцветные ленты развевались на ветру, повязанные на колесе, так что Купалец видно было издалека. В нескольких шагах сложили ещё один костер поменьше — краду Ярилы, где на закате сожгут соломенную куклу, чтобы попрощаться с богом.

Хоть основная часть обрядов была рассчитана на молодых, тех, кто ещё не обрёл пару, но почтить богов, проститься с Ярилой и пройти ритуалы очищения полагалось каждому. Подруга правильно поступила, что позвала меня. Ведь если бы я пропустила праздник, селяне бы только уверились в моей связи с нечистью.

С букетами в руках мы опустились в траву и принялись плести венки. Здесь же неподалеку сидели и ещё несколько девушек. Я постаралась загнать свои страхи поглубже и приветливо поздоровалась с каждой, кто поднял на меня взгляд. Лишь немногие ответили сдержанным кивком, остальные же демонстративно отвернулись. Кольнула обида, однако показывать ее я не собиралась.

В венок для Ярилы я вплела розовую гвоздику, василёк, зверобой и пушистые метёлки вейника. Он получился ярким, многоцветным — богу молодого Солнца точно понравится. Беляна выбрала для своего венка только жёлтые цветы: одуванчики, зверобой и несколько крупных веточек пижмы.

Вместе мы понести венки к деревцу, установленному посреди поляны. Черноклен высотой в два человеческих роста уже был обвешан венками и обвязан лентами, а на месте его удерживали натянутые веревки. Под деревом стояла плетёная из соломы и веток кукла, разодетая в цветной наряд — символ Ярилы. К его ногам люди приносили праздничные блюда — блины, открытые пироги, кисели и брагу.

Я остановилась в нескольких шагах от черноклена, размахнулась и бросила венок. Он зацепился за ветку почти на самой верхушке.

Беляна улыбнулась мне:

— Добрый знак, — а потом сама подбросила венок.

После я распустила одну из вплетенных в косы лент и повязала ее на нижней ветке дерева. Каждая девочка, девушка и женщина могла оставить здесь по ленте или кусочку ткани. Так что и ветки, и даже веревки, удерживающие дерево, пестрели разноцветными, развевающимися на ветру лоскутами.

Закончили мы как раз вовремя: старейшина, который снова подменял сегодня волхва, застучал в барабан, созывая всех к капищу. Люди потянулись к восточному входу в круг богов, но на капище пока не вступали: следовало дождаться возжигания Живого огня.

Внушительных размеров серые от времени чуры богов возвышались над частоколом. Все они были обращены лицами к восходу и составляли внутренний круг. А между ограждением и кругом богов стоял жертвенный камень. Старейшина первым вошёл на капище через массивные резные ворота без дверей, опустился на колени у камня и принялся складывать костер. Установилась полнейшая тишина, когда он начал высекать Живой огонь трением. Селяне наблюдали затаив дыхание. Если Живой огонь так и не получится развести — жди беды.

Доброгосту потребовалось больше времени, чем волхву Рябине, но в конце концов трут задымился, крохотный огонек показался из-под сухого мха. Медленно он принялся за солому и щепу, а потом вдруг ярко вспыхнул, и дым потянулся к полуденному солнцу. Старейшина поднялся с колен и вскинул вверх обе руки. За ним немедленно повторили остальные, и тихое напряжённое ожидание сменилось оглушительным ликованием.

Теперь старец взял густой пучок сухой полыни, подержал над огнем, пока трава не начала тлеть, встал на воротах и затянул песню. По одному люди потянулись на капище, и каждого вошедшего старейшина окуривал дымом тлеющей полыни, очищая от всего недоброго.

Когда подошла моя очередь, не пойми откуда взялось волнение. Я замялась на миг перед входом, подумала: вдруг не смогу зайти? Вдруг общение с Лихо наложило темный след, и боги сочтут меня недостойной своей милости, а все вокруг убедятся, что я и есть колдунья?

Страшно было, но я заставила себя проглотить страх. Сжала края рубахи в кулаках и ступила к воротам.

Терпкий непрозрачный дым окутал меня, забрался внутрь и заскреб горло. Я зажмурилась, сделала ещё шаг.

Открыв глаза, заметила направленные ко мне в ожидании взгляды. Люди тоже гадали, смогу ли я пройти. Но боги не видели во мне ничего дурного.

Я тихонько выдохнула и положила на жертвенный камень травы — полынь, зверобой и крапиву. На рассвете все эти травы бросят в воду во время купания, чтобы прогнать нечисть и снять порчу. После, проговаривая про себя слова благодарности, я прошла по всему кругу богов, дотронулась до каждого идола, вгляделась в их суровые неподвижные лица. Вот хмурый Перун с длинной бородой и громовым мечом, Макошь со снопом колосьев в руках, старец-Велес с посохом и медвежьей шкурой. Их лики были вырезаны высоко, у самых вершин деревянных столбов, и никогда не удавалось заглянуть им в глаза. Люди могли лишь скромно топтаться у их ног.

Выйдя с капища через западные ворота, я поискала глазами Беляну.

— Ты иди, веселись с остальными, а у меня дело есть.

Девушка нахмурилась, проследила за моим взглядом. А глядела я на людей, которые покидали капище.

— Ты что же, задумала за народом проследить? Хочешь понять, кто не явится на празднование, и обвинить в колдовстве?

— Я никого не хочу обвинять, но проследить не мешает.

— Огниша, — нравоучительно протянула подруга. — Погляди, вон их сколько. А знаешь, сколько больных в селе, и стариков, которые ходить не могут? Их тоже подозревать будешь?

— Знаю, — кивнула я. — Как закончится обряд, снова найду тебя. Честное слово!

Беляна тяжело вздохнула, тряхнула светлыми косами.

— Ну… что мне переубеждать тебя, все равно по-своему поступишь. Кое-кто из ребят тоже следить собрался — на костре вчера обсуждали. Ты хоть не одна будешь.

Я благодарно улыбнулась ей и поспешила к восточным воротам. А вдруг и правда увижу, что кто-то перед самым входом развернется.

Я сидела на пригорке неподалеку от капища, уныло уткнувшись подбородком в сцепленные ладони. Сотни людей прошли через круг богов, и ни один не повернул на входе. Вот уже и обряд завершился, а я все сидела на месте. Пришлось признать, что так и не приблизилась к ответу на главный вопрос, и что затея была глупой с самого начала. Сотни человек со всего села… Да я половину из них даже узнать не смогла, не то что понять, кого не хватает!

Группа молодых людей, которые, как и я, устроились на пригорке, довольно быстро бросили это занятие, придя к той же мысли. Слишком много лиц. Просто невозможно запомнить каждое.

Из груди вырвался тяжкий вздох поражения. Ничего-то у меня не выходит, снова и снова. Кажется, сами боги говорят, что не своим я делом занята. Пора послушаться матушку, и старейшину, и подруг. Все вокруг только и твердят одно и то же, а я, как последняя упрямица, всё стою на своем.

Нет больше сил противиться. Покорюсь воле богов, отстраненно подумала я. Пусть сегодня судьба решится. Брошу венок в реку — и если суженый поймает его, если и все прочие ритуалы пройдем, так тому и быть.

Тяжело далось это решение. Горько. Не хотелось мне свободу терять и жизнь свою связывать с чужим человеком. Хотелось уйти подальше — в леса, в другие земли. Но, может, это лишь временное, непокорный юношеский дух, и скоро я перерасту любовь к новому? Стану ценить знакомое, и стану за семью держаться…

Тяжело было поверить в это, но мне почти удалось.

Я наблюдала, как девушки и юноши играют вместе, водят хороводы, поют и веселятся. Нужно было пойти к ним, как и обещала Беляне. Но пока я медлила.

Так и не решилась к друзьям присоединиться, пока не разошлись девушки и юноши в разные стороны, чтобы подготовиться к первому из ритуалов на выбор суженого.

Беляна махнула мне рукой, позвала в поле за цветами для венков. А когда я приблизилась, девушки улыбаться перестали. Поморщились, отошли подальше от нас с Беляной, будто на моем лице разрослась огромная язва. Тут же донеслись приглушённые, ядовитые перешептывания:

— Вот не повезет же тому, кто ее венок выловит!

— И правда. Может, скажем парням, какие она цветы рвет?

— Хорошо бы предупредить! С пособницей колдуньи никто связываться не захочет!

Беляна тоже услышала эти слова — не слишком-то тихие — хмуро повернулась в сторону говоривших и крикнула:

— Эй!

Те обернулись с усмешками на лицах. Однако прежде, чем подруга сказала что-то ещё, я дотронулась до ее плеча и качнула головой.

— Не нужно. Мне все равно.

Конечно, это не было правдой, но меньше всего сейчас мне хотелось, чтобы и к Беляне стали цепляться девушки, обвиняя ее в чем попало.

Подруга виновато взглянула на меня, взяв за руку.

— Я… Огниша, я правда думала…

— Ничего, — я выдавила слабую улыбку. — Давай лучше плести венки. Поможешь мне с косами?

— Угу.

На этот раз для венка я выбрала зелёный — цвет леса, цвет мантии Лихо. Молодые еловые ветки, мягкие и ароматные, напоминали о том, что дорого сердцу, а длинная трава лисохвост помогла накрепко их связать. Венок получился пышный, с торчащими в разные стороны травинками и пушистыми колосками. Эти же растения Беляна вплела мне в косы. Так юноша, поймавший венок на реке, мог определить, кому он принадлежит.

— В волосах красиво смотрится, — улыбнулась подруга, завязывая синюю ленту на второй косе, но потом с беспокойством добавила: — Вот только… Что если девушки и правда расскажут, какой венок твой?

— И ладно. Мне и самой не слишком-то хочется его по реке пускать.

Беляна теперь сама опустилась передо мной, чтобы я вплела ей в волосы цветы. Она выбрала все те же жёлтые, что и для первого венка.

— Да нет, я про другое… — Она кинула на меня быстрый взгляд и понизила голос. — Сегодня Яромир подходил ко мне. Просил сказать ему, какой ты венок сплетешь. Он сам хочет поймать его. Но я, конечно, не скажу, если ты не хочешь! Но они… — Беляна кивнула в сторону группы девушек, — если они всем скажут, то и Яр узнает.

— Значит, так тому и быть, — вздохнула я. — Он сказал, что женится на мне, если и в этот раз мой венок поймает.

— Так ты все равно венок бросишь?

Я вплела последний одуванчик в ее косу, закрепила красной лентой и туго связала концы. Взглянула на подругу и невесело усмехнулась:

— Да. Но буду надеяться, что он застрянет в камышах или утонет.