Воплощение Похоти 5. 18+

Глава 7

В комнате царила приятная атмосфера. Я лежал на кровати в блаженном покое, наслаждаясь отдыхом после продуктивного дня. Он был настолько продуктивным, что я не сразу заметил резкий скрип открывающейся двери.

На пороге стояла Сата, от которой пахло костной пылью и гарью. Её чёрные кости отливали синевой в свете факелов, а сферы на посохе нервно подрагивали.

— Господин. Мне нужны жертвы, — заявила она своим ровным, лишённым всяких эмоций скрипучим голосом, словно сообщала о необходимости заказать ещё костей.

— Сата, — выдохнул я, приподнимаясь на локтях и переводя на неё взгляд. — Объясни поподробнее, пожалуйста… а то вот так вот… с порога…

— Я придумала! Я придумала, как создать генератор маны! — продолжила она, полностью игнорируя происходящее в комнате. — Основа — не просто боль, а процесс. Последовательность физических и ментальных издевательств, трансформирующая психику в идеальный катализатор для преобразования агонии в чистую энергию. Мне срочно требуются испытуемые для отработки методики и последующей фиксации их душ в качестве энергетических сердечников. Без живого, чувствующего носителя, способного к максимальной эмоциональной отдаче, конструкция не будет стабильной…

Она объясняла это долго, умно, с использованием таких терминов, что у меня в глазах начало двоиться. Но суть я уловил. Нужны были люди, которых она проведёт через череду издевательств, чтобы обучить их… или чтобы сломать их и превратить в батарейки, а потом из этих батареек собрать генератор.

Я задумался, потирая подбородок, стараясь сохранять деловой вид, несмотря на отвлекающие… факторы.

Кого ей отдать? Паладины… нет, они мне ещё для других дел нужны. Есть Олэк. Его можно сразу. Он тупица, и вряд ли от него будет большая польза. Также есть те рабы-парни, парочка… Вот не помню, обещал ли я их не трогать… Ну, в целом, и не важно. Сами виноваты, что поверили демону. Логично?

— Хорошо, — кивнул я, принимая стратегическое решение. — Бери. Рабов-парней и того последнего авантюриста, Олэка.

Сата коротко кивнула, её безглазый взгляд будто бы просиял от удовлетворения.

— Спасибо, господин! Эффективность возрастёт в два раза, — констатировала она и, развернувшись, так же внезапно вышла, хлопнув дверью.

Когда дверь за Сатой захлопнулась, в комнате воцарилась красноречивая пауза. Я медленно перевёл взгляд вниз.

Ольха, всё ещё не прерывая процесса отсасывания, приподняла на меня свой взгляд. Её змеиные зрачки сузились от концентрации, а из уголков губ потекли сперма и слюна. Несмотря на испачканное лицо, она не выпускала мой член изо рта, и её мощный хвост снова начал лениво вилять по каменному полу. Она прошипела что-то неразборчивое, но явно ободряющее, не прекращая своих старательных движений ртом.

Справа от меня, прислонившись к груде подушек, полулежала Анора. Её обычно суровое лицо было раскрасневшимся, а взгляд, полный смеси отстранённости и нескрываемой зависти, был прикован к Ольхе. Одна её рука сжимала край одеяла, выдавaя внутреннее напряжение, в то время как другая находилась между ног.

Слева, растянувшись с кошачьей грацией, возлежала Балия. Идеальная, как всегда, она наблюдала за происходящим с томной усмешкой, будто оценивала не слишком искусное, но занятное представление. Её рубиновые глаза блуждали по моему обнажённому торсу, затем переходили на Анору, и в них читалось ленивое любопытство.

А Эля, устроившись в ногах у Балии, с материнской нежностью разминала напряжённые мышцы демоницы. Её полуэльфийские черты сияли спокойным удовлетворением.

— Ну что ж… — тихо произнёс я, опуская голову на подушки и глядя в потолок. — Продолжим.

Это была не просьба, а констатация факта. Ольха ответила новым довольным урчанием, и её голова с новым энтузиазмом задвигалась в такт взмаху её хвоста. Анора закрыла глаза, сдавленно вздохнув. Балия протяжно и насмешливо выдохнула: «Наконец-то». А Эля лишь улыбнулась своей таинственной улыбкой, и все девушки, кроме Ольхи, у которой и так была очень важная задача, начали подползать ближе.

Комната снова погрузилась в истому, теперь уже ничем не омрачённую.

Тем временем на поверхности, в лесу, царил вечерний сумрак. Маленький шармук-разведчик, приставленный наблюдать за северным направлением, увлечённо грыз корешок, время от времени настораживаясь и вглядываясь в чащу. Его задание было простым: следить и переключать внимание на то, что движется.

И кое-что двигалось.

Из-за деревьев, крадучись и нервно оглядываясь, появилось пятеро человек в потрёпанной униформе барона. Впереди шёл сержант Гарт с перевязанной головой, а за ним — четверо таких же оборванных и подавленных солдат.

— Чёрт бы побрал нас, эти артефакты тогда забрать! — пробормотал один из них, спотыкаясь о корень.

— А разве мы виноваты-то? — огрызнулся другой. — Приказ был — очистить подземелье и забрать трофеи. Мы так и сделали! Это же обычное дело!

— А зачем мы сюда вернулись, Гарт? — спросил третий, самый молодой, в голосе которого слышалась дрожь. — Действуем ведь без приказа. И что нам это в итоге даст? Кроме новых проблем?

Гарт остановился, обернулся к своим людям. Его лицо было искажено отчаянием и злостью.

— Проблем? — он хрипло рассмеялся. — Нас уже разжаловали, Рорк! Из солдат в пушечное мясо! Нас поставят в первые ряды на штурм города, на первые лестницы! Мы будем ждать этого, что ли? Смерти? Я не согласен.

— Ну, я понимаю это, — не сдавался молодой солдат. — Но я не понимаю, что нам даст возвращение в эту проклятую дыру!

— А вдруг там есть ещё что-то? — в голосе Гарта зазвучала почти что мольба. — Что-то по-настоящему ценное, что мы не нашли в первый раз! Какой-нибудь потайной тайник! Если принесём барону настоящий могущественный артефакт, то… может, он передумает. Может, не станет нас сразу на убой посылать. Это наш единственный шанс!

Он говорил это с такой убеждённостью, что почти сам в это поверил. Солдаты переглянулись. Логика была шаткой, как подгнивший мост, но альтернатива — верная смерть на стенах Нааркома — была ещё страшнее.

— Ладно, — сдавленно выдохнул один из них. — Давайте, только быстрее…

И они пошли дальше, осторожно пробираясь по знакомой тропе. Они так увлеклись своим спором и собственным страхом, что не заметили маленького пушистого зверька, который, насторожившись, наблюдал за ними из-под куста.

Шармук видел врагов, но система разведки работала через Костяное Древо, а единственный наблюдатель у экрана в этот момент лежал без сознания на полу склепа, грустно посапывая.

Отряд Гарта тем временем вышел на опушку перед зияющим входом в подземелье. Всё было тихо и пусто.

— Смотрите, вроде всё так же, как когда мы уходили, — обернулся Гарт к своим, и в его голосе прорвалась надежда. — Идёмте, у меня хорошее предчувствие…

Он сделал шаг вперёд. Всего один неосторожный шаг, и тут же послышался сухой хруст веток под ногами. Земля провалилась, и Гарт с коротким, обречённым криком исчез в глубокой яме. Снизу донёсся отвратительный, чавкающий звук и один-единственный, обрывающийся стон.

— ГАРТ! — закричал молодой солдат и, не думая, бросился вперёд, чтобы помочь.

Его нога намертво застряла в петле, искусно сплетённой из лиан. С оглушительным треском с дерева сорвалось заточенное бревно с десятком острых кольев и с размаху вонзилось ему в грудь, пригвоздив к земле. Он даже не успел вскрикнуть.

Остальные трое застыли в ужасе. Один из них, обезумев от страха, рванулся назад, к лесу. Он пробежал всего три шага, когда из-под лесной подстилки взметнулась гибкая жердь с привязанным окровавленным копьём. Она ударила его с такой силой, что отбросила тело назад, прямо на растяжку, которая привела в действие ещё один механизм, который лишил жизни оставшихся двух.

Через несколько секунд наступила тишина. Тишина, нарушаемая лишь тихим потрескиванием веток и бульканьем крови, медленно заполнявшей одну из ям.

Маленький шармук, дождавшись, когда всё стихнет, подошёл к краю ближайшей ловушки, заглянул вниз, увидел неподвижное тело и, флегматично чиркнув лапкой по уху, побежал по своим делам. Его работа была сделана. Он их заметил. А то, что некому было доложить… Так это были уже проблемы больших двуногих.

Склеп, и без того наполненный могильным холодом, встретил новоприбывших леденящим душу эхом. Воздух, густой от запаха костной пыли, остывшей магии и едва уловимого дыма сгоревших душ, заколебался от скрипа открывающейся двери.

В проёме, окутанная этим зловещим ореолом, возникла Сата. За её спиной, подталкиваемые шестью безжалостными скелетами-конвоирами, чьи пустые глазницы сияли тусклым послушанием, вползли трое пленников. Завершал эту мрачную процессию Дуллахан.

Всадник в доспехах, хранящий вечное молчание, он встал в проёме, подобно живой — или, точнее, мёртвой — горной гряде, наглухо перекрыв вход своей массивной, закованной в прочные кости фигурой.

Пленники — двое измождённых рабов и Олэк, чьё туповатое лицо исказил животный ужас, — озирались с тем отчаянием, которое способен испытывать только живой человек, попавший в логово смерти. Сам воздух, которым они дышали, был для них пыткой — он обжигал лёгкие обещанием конца.

Их дико бегающие взгляды выхватили из полумрака знакомую и оттого ещё более пугающую фигуру: тело Шарка, бесформенно распластавшееся на каменном полу в глубоком, подаренном страхом обмороке.

Сата, с её вечной невозмутимостью архивариуса, пришедшего на работу, даже не удостоила пленников взглядом. Её чёрные кости, отливавшие синевой в призрачном свете, пронеслись по склепу, словно тень.

Её путь лежал к Шарку.

Она не стала наклоняться и проверять его состояние. Её методы были просты и эффективны. Сата занесла свою маленькую костяную ножку и с сухим щелчком пнула его в ребро.

— Вставай, лентяй, — проскрипела она своим монотонным, абсолютно бесстрастным голосом, в котором не было ни капли раздражения, лишь констатация факта, будто она обращалась к сломавшемуся механизму.

Шарк ответил глухим стоном. Его тело дёрнулось, и он, медленно, с трудом, начал приходить в сознание, потирая ушибленное ребро. Сата же уже повернулась к главному объекту своего интереса. Её костяные пальцы взметнулись в быстром, сложном жесте, похожем на танец паука.

В ответ на её безмолвный призыв из груды костей в самом тёмном углу склепа отделились и взвились в воздух десятки тонких, похожих на змей, костяных щупалец. Они с шипением, словно живые, устремились к пленникам, с хрустом обвивая их руки, ноги, туловища и с силой вжимаясь в их рты, заставляя их замереть в немых, неестественных позах полного паралича и беспомощности. Движение стало физически невозможным. В их глазах застыл чистый, нефильтрованный ужас.

Затем началось главное действо. Сата подняла свой посох — инструмент, бывший продолжением её воли. Семь сфер на его вершине вспыхнули не ярким светом, а густым, почти осязаемым мраком, который, казалось, не излучал свет, а поглощал его. Воздух в склепе задрожал, стал тяжёлым и наполнился навязчивым шёпотом невидимых голосов, которые шептали о самых потаённых страхах и неудачах.

Ритуал начался.

Она не причиняла им физической боли. Не ломала кости и не рвала плоть. Она действовала куда тоньше. Сата вывернула их души наизнанку, заставив вновь и вновь переживать самые тёмные и гнетущие эмоции, захлёбываясь ими.

Олэк ощутил всю горечь своей тупости, которую всегда прятал за бравадой. Он снова переживал унизительные моменты, когда над ним смеялись, когда его использовали и игнорировали. Его охватили ярость бессилия и животный страх оказаться никому не нужным.

Рабы заново пережили агонию неволи. Их старые страхи перед болью и неизвестностью вспыхнули с новой силой. Они чувствовали всепоглощающее отчаяние, жгучую зависть к свободным и леденящий ужас перед будущим, в котором не было ничего, кроме тьмы.

Ни Олэк, ни рабы не могли кричать — костяные жгуты сдавили им глотки. Они не могли плакать — слёзы высыхали, не успев скатиться по щекам от внутреннего жара. Они лишь чувствовали, как их сознание выгорает, словно пергамент в пламени свечи.

Сата продолжала говорить неразборчиво, её голос витал в воздухе.

Вскоре тела пленников затряслись в невидимых судорогах, изгибаясь в неестественных позах. А затем… они обмякли. Свет в их глазах угас, сменившись пустотой. Их плоть начала быстро темнеть, покрываться трещинами и осыпаться серым прахом, словно трухлявое дерево.

Когда прах рассеялся, на полу склепа застыли три новых скелета. Но не хлипких, а с костями цвета воронёной стали. В их пустых глазницах плясали злые багровые искорки, словно капли застывшей ненависти.

Сата опустила посох, с холодным, безразличным удовлетворением окинув взглядом своих новых слуг. В её сознании, лишённом эмоций, всплыли чёткие, систематизированные данные об их истинной сущности.

Окно статуса.

Высшая нежить: Пересмешник

Уровень: Заблокирован. Не требуется развитие.

Характеристики: Заблокированы. Не требуются.

Навыки:

Проказник: Этот гадёныш не ищет лёгких путей и не питается простой смертью. Его высшая цель — не убить, а жестоко, изощрённо и с большим артистизмом разыграть. Унизить до глубины души. Заставить врага корчиться от стыда, краснеть, бледнеть, лгать, оправдываться и метаться в паутине собственных негативных эмоций.

С упорством маньяка он будет искать и создавать ситуации, в которых жертва изливает страх, злость, зависть и отчаяние. Единственный, кто не является его мишенью — это его создательница, а так же подобные ему. Остальным… искренне соболезную, ваша жизнь превратится в ад.

16 проказ в день: Его дневной лимит на создание хаоса и унижений.

Связь: Всю накопленную горечь, жгучий стыд и кипящую ярость жертв Пересмешник не потребляет сам. Он действует как изысканный коллекционер и курьер — он аккуратно собирает этот «урожай» негатива и передаёт прямиком своему создателю, трансмутируя его в чистую, концентрированную ману.

Максимальное количество передаваемой маны в день — 5000.

Побочный эффект: если создатель — не нежить, постоянная подпитка такой токсичной, тёмной энергией рано или поздно начнёт необратимо превращать его в одну из них.

Полная скрытность: Обнаружить Пересмешника — задача для параноика, вооружённого магией высших уровней и заговорённой лупой. Он призрак, слух, марево на краю зрения, скрип половицы в пустой комнате. Открыто видит его и ощущает его присутствие только его создатель. Для всех остальных он — неосязаемая неудача.

Бестелесность: Это существо из чистой энергии и злого умысла. Почти всегда он невесом, неосязаем и невидим. Лишь в тот момент, когда требуется точечно, с ювелирной точностью нагадить жертве (буквально или, что чаще, метафорически), он на мгновение обретает форму для Малого Прикосновения — одного костяного пальца, легчайшего касания ладони, достаточного, чтобы подтолкнуть, толкнуть, испачкать или оставить зловещую записку.

Имитация голоса: Услышал раз — скопировал навсегда. Может идеально подражать любому голосу, чтобы сеять панику, провоцировать ссоры, произносить обидные слова от имени друзей или просто сбивать с толку жертву, доводя её до белого каления.

Автономность: Пересмешник не слушает прямых приказов. Он — олицетворение хаоса и не подчиняется дисциплине. Единственное, что вы можете сделать, — это мысленно выделить ему зону ответственности (например, «такой-то город» или «такая-то деревня»). В пределах этой зоны он будет действовать по своему усмотрению, находя самые уязвимые и истеричные цели для своих проказ.

Закончив изучение окна статуса, в её сознании на мгновение возникло нечто, максимально приближенное к удовлетворению. Не эмоция, а холодный, безразличный вывод, подкреплённый результатами.

Да, я же просто гений…

Сата медленно повернулась к Шарку, который, потирая ушибленный бок, с открытым ртом и застывшим в глазах страхом смотрел на неё, вспомнив события до потери сознания.

Она прошла мимо него, и её безглазый взгляд упал на магический экран Костяного Древа, где виднелась картина спящего лагеря барона и тёмных улиц Нааркома. В её сознании, лишённом эмоций, мелькнула череда безупречных логических выводов.

Город. Напряжённость высокая. Страх, подозрение, ненависть. Идеальная питательная среда. Два образца обеспечат достаточный поток энергии и ослабят моральный дух перед возможным штурмом. Лагерь барона. Дисциплина, ярость от недавней потери, страх перед магией. Необходимо подорвать её изнутри, усилить раздор. Один образец сосредоточится на командном составе.

Не тратя ни секунды на раздумья, она мысленно отдала безмолвные приказы. Два Пересмешника, чьи багровые глазницы вспыхнули чуть ярче, растворились в воздухе, словно их и не было. Третий исчез следом.

Она стояла несколько секунд, глядя на экран, на котором ничего не изменилось. Никто в городе и в лагере даже не подозревал, что к ним уже направилась сама суть исподтишка и злого умысла.

Повернувшись от экрана, она направилась к своему рабочему столу, где находился наполовину собранный скелет лучника. Работа продолжалась.