— Эвер, ты готова? Мы уже выезжаем! Не хочется попасть в пробку.
— Иду! — кричу я в ответ, хотя это и неправда.
На самом деле я так и стою посреди комнаты, уставившись на смятый листок бумаги, который нашла в кармане джинсов. Почерк вроде мой, но я понятия не имею, откуда это у меня и что вообще означает. Читаю:
1. Не возвращаться за свитером!
2. Не доверять Трине!
3. Ни в коем случае не возвращаться за свитером!
4. Деймен.
После пятого прочтения понимаю не больше, чем после первого. Какой свитер? И почему за ним нельзя возвращаться? И разве есть у меня знакомая по имени Трина? И кто такой Деймен, и почему после его имени нарисовано сердечко?
Нет, ну зачем я это написала? И когда я это написала? Что все это может значить?
Папа опять зовет, и на лестнице слышны его гневные шаги. Я швыряю бумажку на туалетный столик — она приземляется на краю и, качнувшись, падает на пол. Ну ее, разберусь, когда вернемся.
А выходные оказались неожиданно приятными. Хорошо какое-то время побыть вдали от школы, от друзей (и от бойфренда). Не так часто мы собираемся всей семьей. Мне правда полегчало, и как только мы вернемся к цивилизации — то есть туда, где принимается сигнал мобильника, — я отправлю смс-ку Брэндону. Нехорошо у нас с ним получилось. Что-то со мной было странное, а теперь, я верю, все прошло.
Надеваю рюкзак. Я уже готова к отъезду. На прощание окидываю взглядом поляну, где был разбит наш лагерь, и никак не могу отделаться от ощущения, будто что-то забыла. Вроде, рюкзак упакован, и на земле ничего не валяется, а я стою столбом, и маме приходится звать меня несколько раз. В конце концов ей надоедает, и она посылает за мной Райли.
— Эй! — Сестра дергает меня за рукав. — Пошли, все ждут!
— Минуточку, — отвечаю я рассеянно. — Мне только нужно…
— Что тебе нужно? Еще часик-другой полюбоваться на угли от костра? Серьезно, Эвер, что с тобой?
Я пожимаю плечами, тереблю застежку браслета. Не знаю, что со мной! Не могу отделаться от ощущения, будто что-то не в порядке. Ну, не то, чтобы не в порядке, а… словно не хватает чего-то. Вроде, я должна была что-то сделать и не сделала. А что — неизвестно.
— Ну правда, мама велела тебя позвать. Папа хочет успеть, пока на дорогах не слишком много машин, и даже Лютик мечтает высунуть голову в окошко, и чтобы уши хлопали на ветру! А я хотела пораньше домой, пока все хорошие передачи не прошли. Может, поедем, а?
Но я продолжаю тупо стоять посреди поляны. Райли вздыхает.
— Забыла что-нибудь, да?
Присматривается ко мне внимательно, потом оглядывается на родителей.
— Может быть… — Я мотаю головой. — Не знаю.
— Рюкзак при тебе?
Я киваю.
— Мобильник взяла?
Хлопаю по рюкзаку.
— Мозги не забыла?
Я смеюсь. Понимаю, что веду себя странно, и смешно и ужасно по-дурацки. Хотя — за последние несколько дней должна бы уже и привыкнуть.
— Захватила свой любимый форменный свитер команды болельщиц лагеря «Сосновое озеро», цвета морской волны?
— Точно! — Сердце начинает отчаянно колотиться. — Оставила на берегу! Скажи маме с папой, я сейчас!
Поворачиваюсь бежать, но Райли хватает меня за рукав и тянет назад.
— Успокойся! Папа его нашел и бросил на заднее сиденье. Серьезно, пошли уже, а?
В последний раз оглядев поляну, иду за сестрой к машине. Устраиваюсь на заднем сиденье. Когда выезжаем на шоссе, из рюкзака доносится приглушенная мелодия мобильника. Только я его вытащила, даже не успела прочитать сообщение, как Райли наваливается на мое плечо, стараясь подсмотреть. Я резко оборачиваюсь и отпихиваю ее. Лютик возмущенно косится на меня, недовольный тем, что его потревожили, а Райли все равно тянет шею, лишь бы заглянуть в текст. Я, как обычно, воплю:
— Мама!
Она отвечает совершенно машинально, перелистывая страницу журнала:
— Девочки, не ссорьтесь.
— Ты даже не смотришь! — кричу я. — Я ничего не делала! Это Райли ко мне лезет!
— Потому что она тебя любит, — говорит папа, и наши взгляды встречаются в зеркальце заднего вида. — Просто жить без тебя не может, поэтому ей все время хочется быть поближе к тебе!
От таких слов Райли отлетает в дальний угол машины и прижимается спиной к дверце.
— Фу!
Она подбирает ноги, причем снова толкает злосчастного Лютика, и театрально передергивается, как будто от непереносимого отвращения. Мы с папой переглядываемся и хохочем.
Я открываю телефон. Сообщение от Брэндона: «извини, сам виноват, позвони вечером». Я сразу же отправляю в ответ смайлик. Сойдет, надеюсь, пока я не соберусь с силами сочинить более содержательное послание.
Прислоняюсь головой к окошку, чтобы немного подремать, и тут Райли говорит:
— Ты не можешь вернуться назад, Эвер. Невозможно изменить прошлое. Оно уже есть.
Оборачиваюсь к сестре. О чем она говорит? Хочу спросить, но она продолжает, качая головой:
— Это наша судьба. Не твоя. Ты хоть подумала — может, это судьба распорядилась, что ты должна остаться в живых? Может, не просто так Деймен тебя спас?
Я смотрю на нее, разинув рот. К чему это она? Слышали ее мама с папой? Оглядываюсь, и вдруг вижу, что все вокруг словно застыло. Папины руки замерли на руле, глаза, не мигая, смотрят вперед, а у маминого журнала страница неподвижно торчит прямо вверх, как ее перелистывали, и хвост у Лютика остался наполовину приподнятым. За окном птицы оцепенели в полете, а вокруг застыли на полной скорости другие машины, Райли наклоняется ко мне, пристально глядя в глаза, и я понимаю, что только мы с ней одни движемся в этом оцепеневшем мире.
— Ты должна вернуться. — Райли говорит твердо, уверенно. — Ты должна найти Деймена — пока не поздно.
— Что не поздно? — кричу я. Мне мучительно необходимо понять. — И кто такой этот Деймен? Почему ты сказала это имя? Что вообще значит…
Я даже не успеваю договорить — Райли, скорчив гримасу, отталкивает меня.
— Серьезно, Эвер, не лезь ко мне! Что он там ни говори, — она тычет пальцем в сторону папы, — я к тебе не пылаю нежными чувствами!
Скорчив гримасу, она отворачивается и принимается громко подпевать своему плейеру. Песня Келли Кларксон сочинялась вовсе не для того, чтобы ее выкрикивали таким сиплым и противным голосом. Мама улыбается и слегка шлепает Райли по коленке, а папа подмигивает мне в зеркальце, и мы с ним одновременно улыбаемся, словно какой-то шутке, известной только нам двоим.
Мы все еще улыбаемся, когда огромный грузовик, груженный бревнами, врезается в бок нашей машины и весь мир погружается в черноту.