Волшебная луна

Глава 4

Когда наконец раздается звонок с четвертого урока, я встаю из-за парты и подхожу к мистеру Муньосу. Он поднимает взгляд от стопки бумаг.

— Ты уже закончила? Если нужно подумать еще минутку, можешь не спешить.

Взглянув на листок с заданием, отрицательно качаю головой. Интересно, что бы сделал мистер Муньос, если бы знал, что я закончила заполнять ответы теста примерно через сорок пять секунд после того, как нам его раздали, а остальные пятьдесят минут просто делала вид, будто усиленно размышляю.

— Все готово, — говорю я уверенно.

Одно из преимуществ особых способностей: мне больше не нужно учиться. Я просто знаю все ответы. И хотя иногда бывает большое искушение выпендриться и поразить всех вокруг долгим рядом высших баллов за контрольные, я обычно удерживаюсь. Хоть несколько ошибок всегда стараюсь добавить — во всем нужна мера.

Во всяком случае, так говорит Деймен. Он вечно твердит, как важно казаться нормальными — хотя сам этому совсем не следует. Когда Деймен в первый раз меня поучал, я напомнила ему, какая бурная активность по материализации тюльпанов происходила, когда мы только-только познакомились. Ну, он отговорился тем, что это, мол, было оправдано, потому что ему нужно было меня завоевать, и что все закончилось бы гораздо скорее, если бы я раньше догадалась посмотреть где-нибудь значение тюльпана: «вечная любовь». А так, пока я додумалась, чуть было не опоздала.

Я отдаю контрольную работу мистеру Муньосу и вздрагиваю, задев его руку кончиками пальцев. Даже такого мимолетного прикосновения достаточно, чтобы показать мне массу всякого разного, чего мне совсем не хочется видеть — начиная от неубранной квартиры, где на кухонном столе громоздятся коробки от готовой еды и несколько вариантов рукописи, над которой он работает уже семь лет, и до картинки, где мистер Муньос, напевая «Рожденный бежать», ищет чистую рубашку, чтобы отправиться в «Старбакс», где натыкается на хорошенькую блондинку, и та проливает на него полчашки ледяного латте, так что на рубашке остается холодное, мокрое, липкое пятно; правда, оно словно мгновенно высыхает от одной улыбки красавицы. И эта чудесная улыбка, которую он до сих пор не может забыть, принадлежит моей тетушке!

— Подождешь, пока я проверю?

Я киваю и судорожно ловлю ртом воздух, уставившись на красную ручку в руке учителя. Мысленно снова и снова прокручиваю только что увиденную сценку и каждый раз прихожу к одному и тому же выводу: преподаватель истории втрескался в Сабину!

Этого нельзя допустить! Сабина не должна повторять прошлых ошибок. Если оба они умные, симпатичные и одинокие, это еще не значит, что они должны встречаться!

Я стою, оцепенев, практически не дыша, и стараюсь отгородиться от мыслей в учительской голове, уставившись на кончик шариковой ручки, которая оставляет ряд красных точек и две галочки против номеров семнадцать и двадцать пять — как я и планировала.

— Всего две ошибки. Очень хорошо!

Он улыбается и, коснувшись влажного пятна на рубашке, думает: «Встречу ли я ее еще когда-нибудь?»

— Хочешь посмотреть правильные ответы?

Да вообще-то не очень. Я хочу поскорее уйти, и не только ради того, чтобы добраться до столовой и увидеть Деймена, а и просто на случай, если вдруг учительская фантазия пойдет дальше той точки, где я заставила ее остановиться.

Но я понимаю, что нормально было бы поинтересоваться, и потому, глубоко вздохнув, киваю, изображая усиленное внимание. Мистер Муньос показывает мне страничку с ответами, и я добросовестно ахаю:

— Ой, надо же, я перепутала дату! А вот это, конечно, как я забыла?

Он рассеянно кивает. Мысли историка уже вернулись к блондинке — единственной женщине во Вселенной, с кем ему категорически нельзя встречаться!

«Придет ли она туда завтра»?

Мысль о том, что учителя тоже подвержены плотским страстям, сама по себе довольно противна. А если учитель загорелся страстью к человеку, который мне практически заменил родителей — это уже за гранью!

Но тут я вспоминаю, что несколько месяцев назад у меня было видение — как Сабина встречает у себя на работе какого-то неотразимого парня. И поскольку Муньос работает здесь, в школе, а Сабина — где-то там, вряд ли нужно опасаться, что эти два мира каким-то образом пересекутся. Впрочем, на всякий случай я все-таки говорю:

— Гм, это была чистая случайность.

Историк смотрит на меня, сдвинув брови, и мучительно пытается донять, к чему это я.

А я, хотя и знаю, что зашла слишком далеко и что сейчас ляпну нечто совсем уже безумное, просто не вижу другого выхода. Ну не могу я допустить, чтобы мой преподаватель начал ухаживать за моей родной теткой!

Не могу, и все тут.

Поэтому я киваю на пятно у Муньоса на рубашке.

— Я про нее, про мисс Ледяной Латте. — Киваю, увидев на его лице испуг. — Вряд ли она еще раз появится в той забегаловке. Вообще-то она там не так уж часто бывает.

И, подхватив сумку, бегом бросаюсь к двери, пока не наговорила такого, что не только развеет учительские сладкие мечты, но и бесповоротно докажет мою полную ненормальность. Стряхивая на ходу прицепившиеся клочки духовной энергии мистера Муньоса, направляюсь в столовую. Там меня ждет Деймен, и мне не терпится снова увидеть его после долгих трех часов разлуки.

Только встреча наша оказывается не совсем такой приятной, как я ожидала. На моем обычном месте рядом с Дейменом сидит какой-то незнакомый парень, причем Деймен так увлеченно разговаривает с ним, что едва меня замечает.

Я прислоняюсь к краю стола и слушаю дружный хохот по поводу какой-то реплики новенького. Не хочется влезать в разговор, поэтому я сажусь напротив Деймена, а не на соседнее место, как обычно.

— Боже, какой ты остроумный! — Хейвен подается вперед и касается руки новенького, улыбаясь так, что сразу становится понятно — ее очередной суженый Джош, временно забыт. — Эвер, ты все пропустила! Он такой смешной, Майлз даже забыл о своем прыще!

— Спасибо, что напомнила, — хмурится Майлз, машинально хватаясь за подбородок. Только прыща там больше нет.

Майлз смотрит на нас широко раскрытыми глазами, не веря, что утренний кошмар, гигантских размеров прыщ, бесследно исчез. А я невольно думаю: неужели это из-за меня? Значит, мое прикосновение действительно исцеляет?

Но не успеваю я об этом подумать, как вмешивается новенький:

— Я же говорил, что подействует! Потрясающая штука. Остаток возьми себе — вдруг опять вскочит.

Я прищуриваюсь: когда это он успел порадеть о майлзовой физиономии, если я этого типчика сейчас впервые вижу?

А он оборачивается ко мне.

— Я дал Майлзу специальную мазь. Мы с ним познакомились на классном часе. Кстати, меня зовут Роман.

Вокруг него клубится ярко-желтая аура, от нее приветливо тянутся длинные выросты, словно приглашая по-дружески обняться. Но стоит мне получше приглядеться к самому Роману: темно-синие глаза, светлые взлохмаченные волосы, загорелая кожа, одет слегка небрежно, с точно отмеренной долей легкого пижонства — и почему-то мне вдруг хочется оказаться как можно дальше от этого красавца. Он одаряет меня ленивой улыбкой, от которой, по идее, сердце должно забиться чаще, а я сижу как на иголках и не могу себя заставить улыбнуться в ответ.

— А ты, должно быть, Эвер?

Он убирает протянутую руку, так и не дождавшись от меня рукопожатия — а я ее просто не замечала.

Оглядываюсь на Хейвен — та явно в ужасе от моего хамства. Майлз так увлеченно разглядывал себя в зеркальце, что не обратил внимания на мою оплошность. Деймен под столом сжимает мое колено, и я, прокашлявшись, говорю:

— Э-э, нуда, я Эвер.

И снова Роман одаривает меня ослепительной улыбкой, которая на меня опять не действует. Только в животе как будто что-то сжимается, и подступает тошнота.

— Оказывается, у нас с тобой много общего, — говорит Роман.

Не представляю, что бы это могло быть.

— На истории я сидел позади тебя, через два ряда. Смотрел, как ты мучаешься, и думал: да она ненавидит историю почти так же сильно, как я.

— Я не ненавижу историю, — отвечаю я слишком быстро, словно оправдываюсь, и в голосе прорезаются злые нотки, так что все смотрят на меня с изумлением.

Я оборачиваюсь к Деймену — неужели я одна ощущаю беспокойное движение энергии от Романа ко мне?

А Деймен только пожимает плечами и пьет себе свой алый напиток, словно ничего необычного не заметил. Тогда я снова поворачиваюсь к Роману и заглядываю в его разум. Подслушанные мысли совершенно безобидны — пожалуй, чуточку инфантильные, но в целом доброжелательные. Значит, это со мной что-то не в порядке.

— Да ну? — Роман поднимает брови и наклоняется поближе ко мне. — Копаться в прошлом, исследовать какие-то давно забытые края и даты, изучать жизнь людей, которые жили много веков назад и не имеют к нам ровно никакого отношения — разве это не противно? Не скучно?

Только не тогда, когда эти люди, места и даты каким-то образом связаны с моим бойфрендом и шестью сотнями лет, которые он провел в разгульных удовольствиях!

Я это только думаю, не произношу вслух, Для всех я пожимаю плечами и говорю:

— Да это на самом деле нетрудно. Я сдала тест на отлично.

Роман кивает и оглядывает меня очень внимательно сантиметр за сантиметром. Потом улыбается.

— Это не может не радовать. Муньос велел мне подтянуться за выходные — может, поможешь? Позанимаешься со мной?

У Хейвен глаза темнеют, аура приобретает тошнотно-зеленый ревнивый оттенок. Оглядываюсь на Майлза — тот отвлекся, наконец, от своего прыща и набирает смску Холту. Перевожу взгляд на Деймена, а он смотрит куда-то вдаль, как будто вообще нас не замечает. Я понимаю, что веду себя по-дурацки, что всем остальным Роман вроде нравится, что следовало бы ему помочь и все-таки говорю, передернув плечами:

— Ну, это необязательно. Я уверена, что ты и так справишься.

Наши взгляды встречаются, и я не могу притвориться перед самой собой, будто не заметила мурашки по коже и холодок в животе. А Роман произносит, показывая в улыбке безупречно ровные белые зубы:

— Спасибо за хорошее мнение обо мне, Эвер. Хоть я и не уверен, что его заслуживаю.