ГЛАВА ВОСЬМАЯ,
в которой назревает заговор, а веселый Огей поет песенку

Огей выглянул из пещеры.

Убедившись, что никого поблизости нет, он схватил инструмент старого художника и отправился к реке. Женщины у костра окликнули мальчишку, озираясь — не видит ли кто из мужчин — сунули ему кусок мяса, горячего, выхваченного прямо из огня. Аппетитно чавкая, Огей вприпрыжку промчался по тропе, перемахнул реку по бревну, заменяющему мост, остановился у скалы, где рядом с гигантским лосем и маленьким лосенком, краснеющими на сером известняке, мелом были написаны два имени.

Колька видел, как уходил из стойбища их новый друг. Он тоже решил незаметно выскользнуть из своей пещеры. Но не тут-то было. Несколько крепкотелых парней с горящими глазами- не то от страха, не то от гордости, что им доверена жизнь нового вожака, — подставили Кольке свои плечи: садись, мол, друг Колька Спиридонов, садись, мы готовы везти тебя хоть на край земли! Колька попытался объяснить им, что он — пионер, что он не какой-нибудь буржуй, готовый кататься на своем ближнем, но, едва он повысил голос, парни упали животами на землю и протянули к нему руки.

— А ну вас! — в сердцах сказал Колька, сел на гибкие носилки, ловко сделанные из жердей и шкур, великаны подняли его и замерли, ожидая дальнейших указаний.

— Туда! — сказал Колька и указал на вершину горы, где помещалась Каменная Третьяковка.

И еще один человек отправился по той же тропе. Шел он крадучись, прячась за стволы деревьев, укрываясь в мокрых от росы кустах. Он шел и думал, что жизнь стала совсем невыносимой, и все из-за этих Детей Молнии, отнявших у него власть.

Гортанно и пронзительно кричали звери, гремела в камнях река, стадо оленей, пофыркивая, перебредало поток, но, вспугнутое запахом человека, опрометью бросилось на берег — и только треск пошел по кустам.

Носилки плавно покачивались, шаг великанов был хотя и быстр, но равномерен, Кольку тянуло в сон. Казалось, поскрипывает гамак, натянутый меж двух сосенок в доме отдыха «Елочки», качается небо над головой… Вот-вот мама крикнет. «Коля! Пора обедать!»… Колька прогоняет сонливое, вяжущее состояние — нужно примечать путь, уточнить ориентиры. Когда взобрались на гору, Колька увидел маленькую точку на скале, там, где они недавно были со Старым Художником. Было непонятно: что делает Огей на святом месте, куда нисходят боги. Наверное, заметив процессию, он мгновенно исчез, а Кольку опустили на землю у самого подножия скалы. И тут Колька увидел, что рядом с рисунком мамонта, чуть пониже красного лося и маленького лосенка, высечены на камне два слова:


МИЛА ОГЕЙ


Потом он посмотрел вниз, снова глаза его поочередно останавливались на кущах деревьев, на реке, на дыме, что стоял над верхушками леса, указывая место стойбища. И снова, как и в прошлый раз, ему не удалось обнаружить даже намека на Машину Времени. Над горой взошло солнце, скалы отбросили на лес, лежащий внизу, тени — темные и длинные они были похожи на пики, воткнутые в тело зеленого гигантского мамонта. И вдруг там, где одна из этих пик уперлась в светлое пятно поляны, что-то сверкнуло Теперь Колька яснее и яснее различал вдалеке обтекаемые формы Машины Времени. Это солнце сверкало на ее прочных стеклянных стенах, и Колька все точнее определял ее местоположение: если стать спиной к горе — от стойбища нужно идти прямо в сторону группы деревьев, где убили мамонта, Машина Времени находится почти посредине этой прямой, ближе к стойбищу.

Колька даже зажмурился от удовольствия, представив себе как скоро они с Милочкой будут дома, и как удивятся родители, пациенты дома отдыха «Елочки» и все ученики от первого до десятого класса, когда вдруг среди бела дня посреди Прибайкальска появится невиданная Машина Времени. Вот она вынырнула из утренней дымки на центральной площади, вот весть о необычных путешественниках разнеслась по городу, и все побросали свои занятия, работу, плиты, на которых готовится завтрак, и все помчались к площади. Корреспонденты всех газет расчехлили на бегу свои фотоаппараты, а учитель Анатолий Петрович раздает автографы и говорит:

«У него по русскому языку, конечно, тройка, но это твердая, надежная тройка. И вообще в нем есть что-то эдакое, не зря же его всегда называли «краса и гордость нашего класса!»

Чтобы не выдать радости, Сын Молнии потребовал каменный резец и молоток. Великаны-носильщики поняли его с большим трудом и сперва принесли ему кремневый нож, которым режут мясо, потом, уразумев его намерения, доставили все, что нужно. К их удивлению, Сын Молнии не высек огонь из камня, не вырезал на скале мамонта, оленя или человека, а пробил странные, непонятные черточки и засмеялся. Надпись на скале теперь выглядела так:


МИЛА+ОГЕЙ=ЛЮБОВЬ!


И снова Кольку понесли на плечах.

Из кармана его курточки торчал, поблескивая на солнце, фонарик, носилки раскачивались, и фонарик все больше высовывался наружу, пока, наконец, не плюхнулся в траву.

И тотчас же из леса коричневой тенью мелькнула фигура главаря, он схватил фонарик, опрометью бросился в кусты и тут заметил, что за ним следят. О, обмануть его было не так-то просто, он сделал вид, что не видит пристальных немигающих глаз, бесшумно побежал к стойбищу, спрятав за пазухой драгоценную и опасную находку. Ему все казалось, что вот-вот Сын Молнии спохватится, поймет, что потерял волшебный огонь, скажет тайные слова и Молния насквозь прожжет грудь похитителя. По ничего такого не произошло, главарь благополучно добрался до своей пещеры задолго до того, как появились в толпе великаны, несущие Кольку.

Спрятав волшебный огонь под шкуры, главарь отодвинул полог и стал следить за тропой. Через некоторое время, крадучись, из леса вышел Огей и побежал к пещере, где жили Дети Молнии.

«Это он видел!» — подумал главарь, бросился наперерез Огею, схватил мальчишку и стал бить тяжелыми своими кулачищами Но Огей вырвался, а за спиной главаря раздался голос Милочки:

— За что вы его? За что?! — кричала она грозно, надвигаясь на главаря и заслоняя от него Огея.

Главарь произнес что-то нечленораздельное и скрылся в своей пещере.

— Безобразник какой! — кричала ему вслед Милочка. — Дерется, дерется, только и знает, что кулаками размахивать!

Она отвела Огея в пещеру, уложила его и стала успокаивать:

— Сильно он тебя? Сильно? Ну, ничего! Я ему покажу. Ишь какой! Маленьких обижает. Хочешь, я тебе песенку спою. Это я сама придумала:

Вставай, пионер на рассвете,

походный рюкзак собери, —

там утро надело планете

трепещущий галстук зари.

А песня, легка и крылата,

зовет нас в неведомый путь,

и хочется очень, ребята,

и хочется очень, ребята,

в грядущие дни заглянуть!

— О-гей! — улыбнулся мальчишка. Он всегда произносит это свое «О-гей!», и Милочка поняла, что у слова не одно, а много значений. Вот сейчас «О-гей» прозвучало как, скажем, «о, ты и петь, оказывается, умеешь!»

— О-гей! — сказала она и тоже улыбнулась.

И тогда Огей тоже запел. Вот его песенка:

Оны-двоны, троны-чорооны, пянер-мянер, — Чок!

Анзы-дванзы, тринзы-волынзы, чуер-муер, Чок!

— О, — сказала Милочка, — я же знаю эту песню. Какая же она первобытная? Это же обыкновенная считалочка. Когда мы в жмурки играем, то всегда ее говорим.

«Кто знает, — подумала Милочка, — а вдруг эта считалочка дошла до наших дней с древних времен. Только вот у Огея она что-нибудь да значит, а у нас это просто бессмысленный набор слов».

Не успел Огей закончить свою песенку, как в пещеру вошел обеспокоенный Колька Спиридонов.

— Ты знаешь, — шепнул он Милочке, — фонарик пропал.

— Поищи-ка получше.

— Да нет же, я его брал с собой. Ну да ладно, батарейка в нем все равно кончилась.

Спиридонов вывернул карманы — на шкуру посыпались гвоздики, рыболовные крючки, коробок спичек, завернутый в полихлорвиниловый лоскуток — чтоб при случае не промокли спички, перочинный нож, сосновая шишка, чего там только не было… Не было только фонарика.

— У тебя, оказывается, есть крючки! — сказала Милочка.

— Ты не помнишь: есть в реках рыба, ты ведь уже учил все про древний мир…

— Рыбы? Рыбы есть… Ты знаешь, это — идея!.. Урра! Эге-гей! Ай да я! Ай да мы!

— Чу-чу-бо! — сказал Огей, тронув Кольку за плечо. — Чу-чу-бо-огей.

— Что он говорит? — спросил Колька у сестры, которая знала уже много слов языка первобытных.

— «Чу-чу» — огонь, «Бо» — так называют главаря. Огонь-главарь, какая-то бессмыслица… Постой-постой, а за что главарь его бил?

— Огонь-главарь? — задумался Колька. — Уж не украл ли он фонарик?

Огей говорил что-то взволнованно, но так быстро, что даже Милочка не могла понять ни одного слова. Тогда он замолчал и» стал изображать. Вот Колька восседает на носилках. Па лице его — блаженство. Огей так точно изобразил Спиридонова, что невозможно было не рассмеяться: он зажмурил глаза, растянул в улыбке рот, выпятил грудь, левое плечо выдвинул вперед… Носилки трясутся, подпрыгивая в такт с шагами великанов, фонарик падает на траву, его хватает «бо», Огей бежит за ним, «бо» бьет Огея…

Колька вышел из пещеры и остановился, заслышав в кустах разговор. Прислушался. Главарь убеждал кого-то, грозил, приказывал. Много бы отдал Колька, чтобы понять, о чем идет речь. Он осторожно раздвинул колючие ветки, подкрался поближе и понял, что главарь задумал недоброе: в его руках поблескивал фонарик, и он давал пощупать еще недавно такую страшную и священную «молнию» своим друзьям. Они протягивали руки сперва с опаской, потом, осмелев, сжимали фонарик в ладони, затем разглядывали ее, отыскивая следы небесного огня, но ладонь оставалась чистой. Главарь нажимал кнопку («Ишь ты, и это подглядел!» — подумал Колька), но фонарик не горел, и это обстоятельство, по-видимому, смущало заговорщиков За спиной Кольки хрустнула ветка, он вздрогнул, оглянулся, опасаясь засады, и увидел Милочку. Она стояла на тропе, ведущей на поляну, и выговаривала Огею, как это обычно делала мама:

— Опять ты сегодня не мылся! Ну разве можно так? Ведь чистота — это залог здоровья? Понял?

Огей скалил зубы, преданно глядел на Милочку, но понять ее не мог.

— Ми-ла! — произносил он в ответ на каждое ее слово.

— Да ты сам взгляни на себя, — и Милочка протянула ему круглое зеркальце, с которым никогда не расставалась. Огей взглянул в зеркальце, увидел свой приплюснутый нос, большие удивленные глаза, смуглые щеки с грязными бороздками от недавних слез, испугался, бросил зеркальце на землю и убежал.

Колька негромко позвал Милочку, раздвинул кусты, знаками предупредив ее, что нужно молчать.

— Видишь? — и он показал ей на главаря и его приятелей, все еще вертящих в руках фонарик.

— Они что-то задумывают?

— Конечно. Главарь понял, что наш фонарик не страшен, что в нем нет никакой молнии.

— Ах, никакой! — рассердилась Милочка. — Я ему покажу!

— Тихо-тихо! Не связывайся с ними.

Но Милочка бесшумно выползла на поляну, спряталась в густой траве, поймала зеркальцем солнечный луч. Зайчик запрыгал по лицам заговорщиков, и вдруг ослепительный свет ударил в глаза главарю. Он испуганно заслонился рукой, отбросил фонарик и пустился наутек.

Загрузка...