Бесшумно открылась и закрылась дверь.
В комнате не было окон. Легкое сияние лилось с потолка, все было залито мягким, ровным светом — и стол, выдвинувшийся из стены, и красные пластмассовые стулья, и стены, украшенные голубоватыми пейзажами в темных — тоже пластмассовых — рамках.
— ЖДУ ВАШИХ ПРИКАЗАНИЙ.
Профессор Верхомудров улыбнулся: Симпампон был его детищем, и профессору нравилась несколько старомодная манера речи, на которую был настроен робот-секретарь.
— Ну-с, друзья, что мы будем есть?
— А можно пирожков? — попросил Паша.
— Конечно.
— А мне бы котлет, — мечтательно сказал Димка.
— И это можно. А вам, товарищ Фомин?
— Мне бы, — сказал Леня, — а мне бы… Впрочем, я ведь не знаю, что у вас здесь есть в столовой, а чего нет…
Профессор теперь уже не улыбался, а громко хохотал, Симпампон тоже игриво покашливал.
— Смелее, смелее! — сказал профессор.
— Ну, тогда мне бы тарелочку борща.
— Симпампон! Вы слышали?
— СЛЫШАЛ. ИСПОЛНЯЮ.
Все было удивительно вкусным, особенно пирожки. Паше казалось, что еще никогда он не едал ничего подобного.
— Теперь скажите, — спросил профессор, — что вы сейчас едите?
— Как — что? — удивился Димка. — Котлету, и очень вкусную.
— Правильно. А из чего, по-вашему, сделана эта котлета?
— Конечно же, из мяса, — сказал Леня Фомин.
— А вот и нет. — Лицо Николая Тимофеевича — так звали Верхомудрова — стало таинственным, он даже понизил до шепота голос. — А вот и нет, не угадали!
— Из чего же тогда? — Димка даже перестал жевать котлету, пытаясь разгадать секрет.
— Ни за что не угадаете.
— Из рыбы, наверное, — на всякий случай сказал Павлик.
— ХА! — сказал Симпампон. — ХА! ИЗ РЫБЫ! ХА!
— Нет, — возразил Леня Фомин. — На рыбу не похоже. Видимо, из курицы.
— Так и быть, скажу, — сжалился профессор. — Из воздуха.
— Из воздуха?! — вскричали все трое. И было в этом возгласе и удивление, и недоверие, и восхищение.
— Да, — подтвердил профессор, — из воздуха. Химическим путем.
Верхомудров встал.
— Извините, я должен уйти. Много дел. Нам с вами предстоит вечером трудная работа. А днем вас должны обследовать специалисты из «Лаборатории невидимости» и «Лаборатории СИЧ». Мне надо приготовиться, а вам — поспать. Совсем неплохо, а?
— Не хочется, честное слово. Мы не устали, — заговорили мальчики.
Но профессор сказал серьезно:
— Сейчас захотите.
Он нажал одну из кнопок на стене. Растаяли пластмассовый стол и стулья. Комната опустела. Потом появились три белоснежные постели. Погас свет, стало чуть прохладно. И когда наши друзья взглянули вверх, там висело синее, усыпанное чуть мерцающими крупными звездами небо.
— Вы проснетесь через три часа, — сказал профессор и вышел.
А наши друзья почувствовали вдруг, что им смертельно хочется спать.
…Ровно через три часа в комнате раздался приятный, мелодичный звон. Запели птицы. Мальчики открыли глаза — над ними висело залитое солнцем легкое утреннее небо. И соцветия облаков плыли медленно-медленно. И щелкал соловей, которого ребята никогда не слышали. Ведь в Сибири, к сожалению, пока еще нет соловьев.
— Вставайте, дружочки, — заволновался Леня Фомин. — Вставайте, начинается самое главное.
И только он это сказал, как знакомый голос прозвучал откуда-то с неба:
— ДРУЖОЧКИ! ДРУЖОЧКИЧКИ! ДРУЖБА… ДРУГ…
ДРУЗЬЯ… ДРУЖОЧКИ… КРУЖОЧКИ… ПОНЯЛ. ДРУЖОЧКИ — МАЛЕНЬКИЕ ДРУЗЬЯ! ТОВАРИЩ ФОМИН И ДРУЖОЧКИ, ВАС ЖДУТ В «ЛАБОРАТОРИИ НЕВИДИМОСТИ». ПРОФЕССОР КАЛАМБУРОВ. КАБИНЕТ СТО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ. ВЫЙДЕТЕ В КОРИДОР, НАЛЕВО ВОСЕМНАДЦАТАЯ ДВЕРЬ. ПОКА.
— Законно! — воскликнул Паша.
— СОВЕРШЕННО ЗАКОННО, — сказал Симпампон. Когда раскрылась черная, из шлифованного камня дверь, друзья ахнули: в комнате, обставленной странными аппаратами и приборами, их ждал молодой человек в сером пальто. Да-да, тот самый, который на глазах всей честной публики исчез и снова появился во время суда над Петуховой.
— Не удивляйтесь, — сказал он и по очереди протянул каждому свою худощавую тонкую руку. — Профессор Каламбуров.
Гости назвали себя.
— Вас ждет еще один сюрприз, — торжественно произнес Каламбуров.
И тогда из-за ширмы вышел… пионервожатый Сеня — «Всадник без головы». Мальчикам он казался совершенно нормальным — они ведь видели его голову, а Леня, вытирая вспотевший лоб, сел на стул, вовремя подставленный Каламбуровым. К невидимкам он как-то привык, но к такому…
— Ну, беглецы, — сказал Сеня, — вот мы и встретились.
— Итак, — потер руки Каламбуров, — сейчас мы вас увидим! Будете вы уже не невидимками, а увидимки… Выпейте-ка по глоточку этой вот бесцветной и безвкусной жидкости.
«Безвкусная жидкость» обожгла рот и малюсеньким шариком прокатилась куда-то вниз.
И Леня Фомин увидел мальчиков. Сперва стали проступать их легкие контуры, они становились полупрозрачными, потом приобрели объем. И вот уже оба наших героя стали обыкновенными мальчишками, такими, как были всегда.
— Уррррра! — закричал Павел, взглянул на Димку — и осекся.
Да, они стали видимыми, но… совершенно зелеными. У них были зеленые уши и зеленые глаза, у них были зеленые руки и зеленые зубы, у них были зеленые щеки и зеленые волосы.
— Онтянопен! — упавшим голосом сказал Каламбуров. — Онтянопен! Тут отч от ен кат!
Волнуясь, он всегда произносил слова наоборот.
— Еогурд отчен меуборпоп!
Он налил в пробирки розовой жидкости, добавил туда воды, бросил в каждую по маленькому серебристому шарику. Шарик, достигнув дна пробирки, вспыхивал, и по комнате разносился запах дыма.
Снова выпили по маленькому глотку. И стали невидимками. А потом снова превращались в «увидимок» зеленого цвета. Как ни менял препараты Каламбуров, ничего не помогало.
Наконец он устало прошептал:
— Есв! Ястеачулоп ен! Выбирайте — или вы останетесь невидимками, или будете — тоже пока — зелеными.
— Будем зелеными! — в один голос закричали мальчики.
— Быть по сему!