До того момента, как я взошел на борт траулера-сейнера, из порта Нордхейма отправившегося в переход из Скаргейла в Восточную Варгрию, весь мой опыт мореплавания заключался в прогулках на императорских яхтах по спокойной воде Срединного моря. И сейчас, стоя на надстройке полубака траулера и держась за леера ограждения, я делал вид что думаю и вообще проветриваюсь в одиночестве. На самом же деле я беспрестанно ловил взглядом линию горизонта – при взгляде на которую мозг понимал и осознавал собственное местонахождение в пространстве, после чего к горлу переставала подступать мерзостная тошнота.
Два дня назад, покинув Нордхейм, мы сначала двигались курсом на северо-восток, проходя по проливу между Западным клыком Скаргейла и островом Айлгвен. Удаляясь от места назначения – словно загибая начало путевой дуги для того, чтобы обойти и остров Айлгвен, и надвигающуюся на нас со стороны материка магическую бурю. И после двух дней пути, прошедших по вполне спокойной воде, буквально несколько часов назад мы наконец обошли Айлгвен, миновав мыс на его самой восточной оконечности. Теперь наш корабль шел курсом юго-юго-восток, уже в сторону материка, двигаясь на Аркону – прибрежную землю Варгрийского царства. При этом по широкой дуге по-прежнему обходя надвигающуюся магическую бурю.
После того как Айлгвен остался позади, ветер усилился. И с того момента, как мы миновали восточный мыс острова, ветер дул нам почти навстречу, принеся с собой стылый ливень, хлещущий почти параллельно палубе. Разгоняемые шквалистым ветром валы волн шли нам навстречу косо, приближаясь по правому борту; они били в правую скулу корабля, который их уверенно разрезал. Разрезал до недавнего времени – до того момента, как высота волн не превышала пару метров. Стылый ливень недавно прекратился – как раз после этого я и вышел на палубу проветриться. Ливень прекратился, но накатывающие на нас волны становились все выше, и траулер начинал уже не резать и не разбивать их, а валко по ним переваливаться.
Сильный и плотный ветер, свистевший в ушах, гнал нам навстречу и волны, и плотные серые облака. Низкие, тяжелые, закрывающие небосвод так, что сквозь них не проникало ни лучика солнца. Из яркого света в мире остались только ходовые огни на рубке траулера. Я даже обернулся сейчас, посмотреть, горят ли; проверить, осталось ли в этом неуютном мире, ограниченном линией горизонта, хоть что-то яркое. Осталось.
Обернувшись обратно по ходу движения, при взгляде на расстилающееся впереди бескрайнее свинцовое море, я даже передернул плечами. Наблюдая, как нам навстречу, накатом, один за другим двигаются высокие темные валы волн, я негромко выругался и крепче взялся за тросы ограждения. К такому меня жизнь не готовила: давным-давно, еще позавчера, я не мог даже подумать о том, что можно бояться утонуть в море. А сейчас – глядя на высокие, пенящиеся белыми гребнями свинцовые волны, нутром ощущал, что попади в их власть – и за жизнь придется яростно сражаться. Причем без надежды на победу.
С неизбывной тоской я вспоминал лазурное южное море, его мягкую воду, которая привлекает взгляд и буквально приглашает освежиться. Здесь и сейчас воспоминания казались нереальной сказкой – сила тяжелой северной воды и чернота осознаваемой под ногами глубин откровенно пугали.
Словно в ответ на мои мысли в скулу траулера хлестнула очередная волна, и мне в лицо принесло соленые холодные брызги. Наш корабль, длиной более пятидесяти метров, при посадке в порту Нордхейма воспринимался мною довольно большим – пусть и не такой большой как Клавдий, но траулер в восприятии казался немаленьким, уж точно. Но это восприятие сохранялось до того недавнего момента, как волны начали вырастать все выше и выше. И буквально несколько минут назад я впервые увидел волну, которая гребнем находилась на уровне моих глаз – когда корабль находился в самой нижней точке между двумя волнами.
Погода все ухудшалась, причем стремительно: шквалистый ветер, даже двигаясь в попутном с волнами направлении, уже сбивал с них белые шапки пены. Постепенно становилось все холоднее, и внизу, на самом носу, я вдруг увидел появившееся обледенение на леерах ограждений. Не веря своим глазам, присмотрелся – так и есть, на металлических поверхностях начала образовываться кромка льда. Это… зима какая-то, в прямом и по-настоящему морозном смысле этого слова! Только при взгляде на обледенение тросов и фальшбортов я осознал, как вокруг стало холодно.
Возможности моего организма и живущая во мне сила сияния позволяли не замечать подобные неудобства. Но даже со своими нечеловеческими возможностями я уже начал замерзать. Ветер, плотный и сильный, все злее и злее хлестал в лицо; и ветер уже был по-настоящему ледяным, в буквальном смысле слова – мелкая водяная взвесь, ложась на металлические поверхности, мгновенно застывала тонкой прозрачной коркой.
Некоторое время я так и продолжал стоять, окоченевшими от холода руками вцепившись в поручни ограждения. Не в силах оторваться от наблюдения за тем, как наш траулер раз за разом с трудом поднимает нос, преодолевая очередную волну, а после мягко падает вниз, в глубокую ложбину между волнами. При этом еще переваливаясь с борта на борт – потому что шли мы волнам не прямо навстречу, а по косой линии. Несколько раз волны гребнями пены и бурлящей водяной взвеси перехлестывали через нос, в нескольких метрах ниже площадки, на которой я стоял; и почти каждая проходящая по борту высокая волна вызывала пелену брызг, словно белесым одеялом частично накрывающей корабль.
Опускаясь с очередной волны (в этот миг у меня даже в животе появилось тянущее чувство невесомости), траулер вдруг врубился в следующий водяной вал носом так, что по всему корпусу прошелся гулкий металлический удар, а брызги взлетели даже выше вышки с навигационным оборудованием, у которой я стоял. Меня облило с головы до ног, и впервые мелькнула мысль о том, что морской переход через Северное море наперегонки с надвигающейся магической бурей был не самой лучшей идеей.
Траулер начал с трудом забираться на волну, а я наконец осознал, что пора покидать ставшее такое неуютное наблюдательное место. Держась за натянутый леер, дошел до крутого трапа. И подождав, пока траулер спустится вниз и начнет подниматься на очередной волне, я торопливо сбежал с носовой надстройки вниз – на среднюю палубу, где располагались люки в носовые трюмы, а также массивные краны, собранные сейчас в походном положении; лебедки, конвейерные линии для сортировки пойманной рыбы и прочее техническое оборудование.
Оскальзываясь на рифленых металлических листах, усилием сохраняя равновесие, я пробежался по средней палубе и уже поднимался по боковому трапу, двигаясь к рубке. Траулер в этот момент как раз забрался на верх следующей волны. Замерев на пару мгновений, корабль двинулся вниз, тяжело переваливаясь с левого борта на правый. Переждав очередной удар волны, вцепился в поручни и снова будучи облитым водой с головы до ног, я наконец поднялся наверх по трапу.
Дверь в рубку была приоткрыта – меня уже ждали, но я невольно задержался на смотровой площадке, наблюдая за происходящим. Траулер уже начал движение вниз, спускаясь с волны, и в этот момент послышался громкий металлический гул, прошедший вибрацией по корпусу – мгновением позже я догадался, что это обнажились винты, показавшись из-под воды, и сейчас они крутили в воздухе вхолостую.
Траулер между тем разогнался, спускаясь с волны, при этом выпрямляясь из бокового крена. Упав в пропасть, правая скула врезалась в следующую волну – и я подумал, что очень вовремя покинул носовую надстройку, которая на несколько мгновений оказалась под выпроставшемся из воды языком волны. Меня таким и сбить за борт могло вполне; средняя же часть палубы между высокой рубкой и носовой площадкой и вовсе оказалась перехлестнута волной. Люки в трюм, лебедки, конвейерные линии – все на некоторое время исчезло под бурлящим потоком. У меня сердце екнуло, видел такое впервые. Показалось, что корабль тонет, но показалось с испуга – с трудом выпрямляясь, будто выныривая, траулер начал вновь взбираться на волну.
Только сейчас я понял, что меня активно тянут в рубку, и кто-то что-то кричит мне в ухо. Как оказалось, это был Никлас – затащив меня внутрь, он захлопнул массивную дверь и коротко высказал свои мысли, упаковав их в обертку коротких непечатных фраз.
– Интересно же, – пожал я плечами, осматриваясь.
Никлас еще раз емко прокомментировал мою любознательность, но я внимания не обратил. Цепляясь за идущий вдоль стены поручень, прошел ближе к вертикальным наклонным стеклам рубки, чтобы видеть, как корабль преодолевает очередную волну. Иррационально, но почему-то казалось, что пока я смотрю, ничего страшного не случился и волны преодолимы. Ситуация, кстати, стала немного полегче – похоже, недавние три или четыре массивных вала оказались больше остальных, а те волны, которые шли нам навстречу сейчас, размеров были значительно меньше.
Убедившись своими глазами, что вода палубу больше не перехлестывает бурным потоком, когда траулер снова начал забираться на очередную водную горку я осмотрелся по сторонам. Капитан с вполне спокойным видом держался за штурвал; двое нордлингов, переговариваясь, разливали кофе неподалеку. Вернее, именно сейчас они активно переругивались – один плеснул второму кипятком на руки. И явно было, что непонятные мне на нордвикском языке резкие и скомканные комментарии озвучиваются характеристикой умений и прямоты рук того моряка, кто сейчас стоял с дымящим паром чайником. Тот, впрочем, флегматично на ругань оппонента внимания не обращал. Помощник капитана также выглядел довольно спокойным – сидя на своем месте поодаль, он изучал магическую проекцию с изображением участка моря и линией побережья.
Судя по зеленому пунктиру предполагаемого курса, лишь частично тронутому желтым цветом возможной опасности, у нас, теоретически, все же получается магическую бурю обойти, пройдя по самому краю набирающего силу шторма. А судя по тому, как переругивались нордлинги с кофе, которым кипяток на руках казался более серьезной проблемой чем надвигающиеся волны, это действительно являлось вполне реальной задачей. Либо же, как вариант, они тут все фаталисты конченые.
– Капитан! – обратился я к главному в команде нордлингу.
Тот отвлекся лишь на мгновенье от штурвала, чтобы обернуться и посмотреть на меня с некоторой презренной ленцой. Несмотря на то, что на моем мундире теперь присутствовал орел владыки Северного круга, серьезно – даже как равного, меня нордлинги за своего не воспринимали. Потому что это были мореходы-нордлинги, они никого кроме других мореходов всерьез не воспринимают и, даже находясь на земле, смотрят на всех свысока.
– Капитан, мне кажется, это важно. Я пока был на носу, заметил, что тросы и металлические поверхности начали покрываться льдом.
Нордлинг моментально изменился в лице. Сказав что-то на нордвикском, обращаясь к помощнику, он уже громче обратился к только собравшимся попить кофе вахтенным матросам. Те, услышав его слова, сбледнули с лица оба. Кружку с таким трудом налитым кофе перехватил Никлас, а оба вахтенных принялись облачаться в желтые непромокаемые плащи и экипироваться страховочными поясами. Судя по всему, мне не поверили – и капитан отправил их перепроверять.
Да, когда-то давным-давно Северное море называли Студеным, здесь и зимой, и летом можно было встретить даже ледяные айсберги; но это было так давно, что уже считалось неправдой. Впрочем, мои слова об обледенении подтвердились довольно быстро – и сразу после этого весь экипаж был поднят общим авралом. В том числе в рубку были вызваны и варгрийский всадники – которых я взял с собой из Нордхейма в количестве четырех боевых групп, всего шестнадцать человек.
Собрав всех нас вместе: меня, Никласа и бойцов-варгов, помощник капитана объяснил нам, что обледенение смертельно опасно: увеличивающаяся, причем прямо на глазах, наледь за несколько часов может прибавить судну веса чуть ли не в десяток тонн. А учитывая, что намерзает лед выше ватерлинии, это серьезно меняет центровку судна – которое, если со льдом не бороться, очень скоро перевернется.
Ухудшало общую ситуацию то, что ни я, ни Никлас не владели в достаточной степени стихией Огня – и бороться с обледенением с помощью магии не могли. Был бы с нами Кавендиш, эта проблема просто бы не стояла – включил бы режим огнемета, и только лириум ему подноси по мере исчерпания сил. Но все эти мои несбыточные мечты были из серии «если бы у бабушки были болт и борода, то это был бы уже дедушка», так что бороться за жизнь нам сейчас предстояло самостоятельно, безо всякой магии. При этом наш траулер-сейнер не был оборудован никакими технологическими приспособлениями для удаления наледи – просто потому что ее наличие не предполагалось природными условиями в зоне мореплавания.
Помощник капитана, он же главный механик, в ближайшее время пообещал собрать кустарную установку для подачи горячей воды через шланги – сбивать лед напором кипятка; кроме того, он собрался намешать противообледенительную жидкость из корабельных запасов соли и иных реагентов. Но панацеей решения проблемы это все не было, являясь лишь помощью небольшой форы экономии сил. И, чтобы выжить, нам всем – и нордлингам экипажа, и нам, пассажирам, нужно было работать руками. Буквально: взять ломы, лопаты, багры и топоры и, распределившись на команды, начать борьбу со льдом.
В ситуацию, и так непростую, добавляли неприятных обстоятельств то, что нам нельзя было менять курс – мы уходили от охватывающего нас крыла магического шторма. А значит, ни идти прямо навстречу волнам, обеспечивая самую комфортную качку, ни попеременно менять наветренный борт, лавируя навстречу волнам и ветру, чтобы уравновешивать наледь и убрать лишний крен, у нас просто не получится.
Более того, со слов помощника капитана выходило, что из-за скорости приближения надвигающейся магической бури у нас не получится даже на время обколки ставить судно носом к волне на самом малом ходу – убратьбоковую качку, уменьшая килевую и создавая этим минимальную заливаемость палуб. Но возражающих на это не было – все понимали, что в авральном режиме всей командой сбивать лед под ударами волн вариант все же лучше, чем попасть во власть гона Дикой охоты. Это на твердой земле-то страшно, а уж в бушующем море и вовсе вариант совсем бесперспективный, выживания тела и души не предусматривающий.
Помощник капитана рассказал нам уже детально, что лед нужно откалывать аккуратно, чтобы ничего не раскурочить, и в первую очередь уделять внимание водосточным отверстиям. Названий этих отверстий он озвучил сразу несколько, ни одно из которых я даже запоминать не стал. В первую очередь чистить от намерзающего льда дырки, через которые с палубы стекает вода – что может быть проще? А вот после очистки водосточных отверстий нужно было скалывать весь остальной лед с других поверхностей, тросов такелажа и оборудования, для того чтобы судно не набирало вес на высоте выше ватерлинии, сохраняло остойчивость и не отправилось на дно морское после опрокидывания.
После рассказа о том, как именно и откуда сбивать лед, каждый из нас получил спасательный жилет с сигнальным маяком, и инструкции что делать и как вести себя, если случится оказаться за бортом. Но и на этом подготовка не кончилась – нас поделили на команды. Боевые группы варгрийцев разделили – пусть нам предстояла битва со льдом и морской стихией, но специалистами в этом были все же нордлинги-матросы. И бойцов-варгов раскидали по смешанным командам вместе с нордлингами.
Через десять минут, потраченных на первый инструктаж, первые смешанные команды, страхуя друг друга, вышли на палубу. В запотевшее стекло рубки я внимательно наблюдал, как перемещаются по периодически заливаемой палубе фигуры в желтых непромокаемых комбинезонах.
Перед тем как в свою очередь взять в руки лом и отправиться на палубу, я посмотрел на проекцию нашего маршрута. При сохранении прежней скорости нам оставалось провести в пути пять суток. И по прогнозу предполагаемого пути края обычной бури будут сопровождать нас все время плавания. Поэтому полагаю, что это будут очень тяжелые пять суток.
А о мучающей меня морской болезни я как-то забыл еще во время инструктажа от помощника капитана и больше даже не вспоминал.