В доме старосты было на удивление светло. А еще душно и жарко. Незваные гости не мелочились и помимо шести развешенных вдоль стен жировых ламп избу освещала добрая дюжина расставленных на по углам толстых восковых свечей. В большом, сложенном из цветного камня, очаге, ярко пылали дрова. Над огнем, распространяя одуряющий аромат жаренного, вяло скворча, висело сразу четыре плотно насаженных на вертел, истекающих жиром, гусиные тушки. У вертела медленно его поворачивая, стояла высокая, не старая еще, простоволосая женщина в одной, исподней рубахе. Глаза женщины были шалыми, нижняя губа распухла, на лице засохли дорожки от слез. Август мелено повернул голову в сторону стола и скорее услышал, чем почувствовал, как скрипят его зубы. На тщательно выскобленных досках распласталась девочка лет двенадцати. Абсолютно голая, если не считать задранной почти под мышки сорочки. Расширенные от боли и ужаса глаза девчонки невидяще смотрели куда-то сквозь потолок. Рядом с ней, сложив ноги на стол, сидел здоровенный, не уступающий габаритами великанше Сив, весь топорщащийся налитыми мускулами, одетый лишь в несуразно широкие атласные штаны, чем-то напоминающий племенного быка, длинноволосый мужчина. Он был бос, и его огромные, покрытые мозолями ступни лежали прямо на измазанном кровью животе девочки. Еще один мужчина развалился на лавке у стены, он тоже решил избавиться от сапог, и судя по стоящей рядом широкой, исходящей паром деревянной бадье, недавно парил ноги в горячей воде. На соседней лавке, бесстыдно раздвинув затянутые в кожу и бархат, новомодных узких штанов-чулок, бедра полулежала невысокая, по новой Ромульской моде коротко стриженная «под пажа», гибкая словно кошка, молодая женщина в расстегнутой почти до пупка, украшенной аляповатыми узорами, зайтуновой[1] рубахе. В одной руке женщина сжимала кинжал, в другой покоилась небольшая круглая палочка, судя по всему, заготовка для древка арбалетного болта. Еще двое, уже стояли посреди комнаты. Оба как на подбор, рослые, крепкие, жилистые, один сжимал в руках короткий широкий тесак, второй словно хворостиной поигрывал увесистым клевцом. В его левой руке покачивался небольшой, окованный по кромке металлом круглый щит.
— Ну и кто к нам пожаловал? Решили еще одну бабенку привести? А чего она такая страшная да грязная?
Разорвавший тишину слегка хрипловатый, глубокий, наполненный внутренней силой голос принадлежал последнему из кантонцев. Расположившейся рядом с коротковолосой, молодой, вряд ли разменявший третий десяток лет, мужчина в отличие от остальных не мог похвастаться ни высоким ростом, ни боевыми шрамами, ни крепкими мускулами, но в его взгляде было что-то такое, от чего в голове Августа громко зазвенели тревожные колокольчики. Возможно, в этом была виновата абсолютная безмятежность коротышки гармандца. А может, все дело было в небрежно прислоненном к стене клинке. Пастор ошибся, это была не сабля. Скьявонна[2]. Богатые ножны, украшенный серебряной и медной проволокой сложный эфес, это не было похоже на оружие обычного солдата. Юноша готов был заложить собственную голову что ножны скрывают клинок из радужной сулжукской стали. Гибкий словно хлыст и при этом твердый как гранит. Цу Вернстром знал кому мог принадлежать подобный клинок. И от этого знания у него по спине бежали мурашки.
«Раубриттер. Или удачливый бретер. Судя по всему это не просто отряд, а вольное рыцарское копье[3]. Гребаный святоша, во что он их втянул? Во что они вляпались?».
— И вам хорошего вечера, добрые люди. — Заметив, как белеют сжимающие топорище колуна костяшки пальцев дикарки, Август успокаивающе тронул готовую уже шагнуть вперед великаншу за локоть и отрицательно покачал головой. Сив приглушенно заворчав осаженным хозяйской рукой лютым цепным псом раздраженно сбросила с себя руку. Плечи северянки напрягись. Цу Вернстром никогда еще не впутывался в подобные ситуации, но имел достаточно опыта торговых переговоров, чтобы почувствовать, как в него тонкой струйкой начинает вливаться уверенность.
«Они видели нас из окон. Наверняка видели как мы договариваемся. Видели сколько людей стоят снаружи. Если бы захотели драки, то начали бы убивать нас еще на пороге. Им что-то нужно… И это что-то явно не наши головы. Во всяком случае, пока они разговаривают никто не будет затевать драку».
— Считайте, мы зашли в гости. Хотим познакомится, поговорить. Как воспитанные люди. — Двое стоящих посреди комнаты мужчин широко, приветливо улыбнулись и барон немного расслабился.
«Видимо, благоразумие все-таки возьмет вверх. В конце концов это не полудикие пикты или лесные разбойники. Вряд ли эти люди так уж хотят драки. Вряд ли…»
Глаза юноши невольно вернулись к столу и распростертому на нем изломанному телу.
«Или нет»…
— Поговорить? — Лениво подала голос стриженная женщина. — А чего это нам с тобой разговаривать? Тоже мне, благородный-воспитанный нашелся. — Отложив деревяшку в сторону, гармандка медленно обвела взглядом вошедших и прищурилась. Пересекающий ее лицо тонкий, белесый шрам оттягивал губу и из-за этого казалось, что наемница постоянно ухмыляется. — Поговорить они хотят, слышь, Уре? Поговорить. Ха. Будто мы уже всякого дерьма не наслушались.
Расцветшая было надежда на мирное продолжение разговора начала таять словно туман в солнечный день и Август невольно покосился на медленно закрывающуюся за его спиной дверь. Перевел взгляд на неторопливо опускающийся к полу, противовес — подвешенную на тонкий плетеный шнур вырезанную в виде обернувшей вокруг себя крылья совы, покрытую разноцветной эмалью деревяшку, и с трудом подавил вздох.
«Лет пять назад, все буквально помешались на подобных механизмах. Бесова мода на противовесы добралась даже сюда. В глушь… Хотя, какая разница. Помощи все равно не будет».
— Не глухой, широко оскалился гигант в атласных штанах и лениво, словно потягивающийся кот, опустив ноги на пол, потянулся к прислоненному к столешнице здоровенному фламбергу. — Да вот беда, Гретта, не охотца мне чегой-то сегодня языком трепать… Рваный лающе-рычащий и одновременно тягучий акцент принятого по началу Августом за горца здоровяка с головой выдавал в нем уроженца островов Оркнея. Родины морских набежчиков и разбойников. И практически кровника горянки Сив. Теперь ситуация казалась еще опасней. За последнее время цу Вернстром в полной мере ощутил — что такое северные варвары. Чего они стоят в бою. Как легко льют кровь. Как свою так и чужую. Хорошо, что у него есть своя варварка. Хотя, с другой стороны..
«Жители Оркнея и горцы враждуют с незапамятных времен. Интересно, какова вероятность, что они из родов связанных кровной местью?»
Посмотрев на продолжающую тискать топорище колуна великаншу, Август поджал губы.
«Видимо, довольно большая» Решил он и покачал головой. С другой стороны все, что ему сейчас оставалось это продолжать настаивать на переговорах.
«Просто говори. Что угодно. Если есть шанс обойтись без драки стоит цепляться за него до последнего»
— Возможно, если господа не хотят говорить, они просто послушают? — Изо всех сил старающийся сохранить уверенное выражение лица барон выдавил из себя слабую улыбку. Честно говоря, но не слишком надеялся, что это поможет. Так и произошло. Парящий ноги кантонец, лениво почесал щеку и оттолкнув в сторону бадью неуловимым движением подхватив короткое, окованное по древку широкой стальной полосой копье и небрежно переступая через разбросанные по полу осколки глиняных тарелок и объедки, прошествовал к выжидающе стоящей посреди комнаты парочке. Неуверенно перетаптывающийся, по правую руку от Августа, судя по всему также успевший растерять большую часть боевого пыла здоровяк с кувалдой громко сглотнул слюну. Впрочем, юноша понимал причину. Во рту гиганта Уре не было ни единого целого зуба. У копейщика на левой руке отсутствовало два пальца. Воин с клевцом красовался пересекающим белый мертвый глаз шрамом. Все до единого наемники выглядели людьми тертыми и битыми. Прошедшими такое, после чего чужая человеческая жизнь не имеет особой важности и значения. Настоящие псы войны. Люди меча. Они явно ждали гостей, и совершено не волновались. Но больше всего юношу пугал человек с скьявоной.
«Он их командир. Без сомнения. Вон как остальные на него поглядывают. И это бретер. Не ловчий или наемник. Убийца. Настоящий виртуоз меча, скорее всего благородного сословия. Окончил Ромульскую школу, татуировок на руках нет, значит не мастер, но сам факт владения таким клинком уже говорит о многом. Почему он здесь? Что, такому как он, делать в занюханной деревеньке посреди леса?»
— Поговорить. Все нынче желают поговорить. Вот как будто медом намазано почесать языком. Может это из-за погоды? — Словно услышав мысли цу Вернстрома меланхолично-задумчиво произнес так и не изменивший своей позы, маленький, кантонец и склонив голову на бок криво усмехнулся демонстрируя всем желающим великолепные, удивительно ровные, лишенные даже намека на желтизну зубы. — А почему вы господа мои хорошие, так долго под дверьми стояли? Зайти стеснялись? — В голосе предводителя наемников было что-то такое, отчего цу Вернстром почувствовал себя, так будто ему за шиворот высыпали небольшое ведерко колотого льда.
«Не сдавайся. Просто не выказывай страха и говори дальше. Пока ты говоришь драки не будет.»
Вновь и вновь всплывающая из глубин разума мысль билась о стенки черепа порождая его старую знакомицу — головную боль. Впрочем, упрямо продолжающая крутится в голове идея о попытке мирного разрешения конфликта уже не казалось привлекательной. Девочка на столе не дышала. Или дышала настолько слабо, что глаз Августа был не в состоянии этого уловить. Будь рядом с ним Гаррис и хотя бы десяток дружинников, он уже приказал бы повесить этих разбойников на ближайшем суку, и сам бы с удовольствием посмотрел на процесс казни, но сейчас, когда сила не на его стороне…
«Девчонку спасать поздно, но ты все еще можешь попытаться вывести отсюда уцелевшую жену старосты. Ты не можешь уйти хотя-бы не попробовав.»
— Да. Странно это. Циркачи обычно не стесняются, Ханс. — Насмешливо пророкотал прерывая размышления барона здоровяк Уре и демонстративно расправив широкие словно замковые ворота плечи ловким движением забросив на плечо меч принялся с нескрываемым интересом рассматривать сердито сопящую дикарку.
— Циркачи? Значит это бродячие ваганты? Те кто по площадям пляшут да собачьи обьедки подбирают? — Деланно удивилась Стриженная. — А с чего ты взял, что это они? Больно уж ободранные.
Вооруженный тесаком мужчина переглянулся с копейщиком, и коротко кивнув, начал обходить покрасневшую набычившуюся, казалось вот-вот готовую взорваться северянку справа.
— Ну уж явно не сам Император — Солнце со свитой. Хохотнул Уре. Большая оборванка — шлюха да такая страшная, что как пить дать вынуждена нищим за обрезанный медяк постель греть, молодой оборванец — видишь гладенький, но староват, наверняка из борделя выгнали, неуклюжий боров с кувалдой и обоссаными штанами, ну и две усатые бабы с копьями. Конечно циркачи.
Продолжающий поигрывать клевцом, наемник коротко хохотнул и перехватив поудобней щит тоже подался чуть в сторону.
Барон невольно сглотнул слюну.
«Нас берут в клещи. И провоцируют. Бесы, ну почему я в это влез?».
В принципе он знал почему. На границе сознания ему виделись руки умелого лекаря, сытный горячий ужин и мягкая перина и даже чем Падший не шутит, несколько дней блаженного отдыха. И священник. Больше всего ему нужен был священник. Пастор мог не только заняться его ранами. Плебан имел право составить апелляцию. Апелляцию к святому официуму.
«Если ты так и продолжишь молчать, как последний болван, то тебе понадобиться не апелляция, а гроб.»
Раздавшийся в голосе цу Вернстрома скрипучий голос отца буквально сочился презрением. Юноша вздрогнул.
— Вы ошиблись, господа. — С трудом взяв себя в руки, произнес Август и снова положив ладонь на локоть Сив, предупреждающе сжал пальцы. Северянка ответила ему яростным взглядом.
«Господи-Создатель-Защитник, Пресвятая Великая мать — заступница, милостивица, Пресвятая Дева, Падший, Ангелы небесные и старые боги, хоть кто нибудь, помогите. Только бы она чего не учудила, только бы ничего не учудила…»
То ли от мысли, что варварка может в любой момент сорваться и тогда все его призрачные тающие с каждым мгновением надежды на мирное решение конфликта пойдут прахом, то ли снова заговорила болезнь, но барона снова начало колотить, и ему пришлось приложить всю силу воли, чтобы его голос звучал твердо и ровно.
— Вы ошиблись. Мы не ваганты или бродяги. Меня зовут Август цу Вернстром. Это моя компаньонка Сив Энгинсдоттир, а славные господа, что пришли с нами, это местные добрые люди. На самом деле мы хотели бы обсудить…
— Компаньонка, это что? Домашнее животное? — Перебила его стриженная и громко харкнув на доски пола совершенно бесстыдным жестом почесала туго обтягивающую пах бархатную ткань.
— Это значит, что они трахаются. — Глумливо усмехнулся гигант Уре и чуть оставив правую ногу в сторону поправил лежащий на плече фламберг.
— Фу… — Брезгливо поморщился копейщик. — Рожа у нее конечно вроде ничего, но остальное… Бесы, да это небось как с мужиком, только с сиськами… Спорим это она его вместо девки пользует?
— А ты кинь им монетку, и попросись поглядеть. Потом и расскажешь. — Хохотнул Уре и покрутив похожей на ствол дуба шеей заговорщически подмигнул задумчиво изучающей лица своих противников великанше. — Ну, а ты, как, не заскучала с этим хлыщем подруга? Не хочешь немного с настоящим мужиком развлечься? А то, твой хахаль, гляжу хлипковат для тебя…
Дикарка медленно повернула голову, в очередной раз окинула мечника оценивающим взглядом, и неожиданно склонив голову на бок широко улыбнулась.
— Ежели покувыркаться нам случится, как бы я тебя чем не удивила. Когда говорит сталь случится может разное. — Заключила она, и приподняв колун демонстративно попробовала остроту лезвия пальцем. — Посмотрим, как дело пойдет, Уре.
— Смотри-ка. — Теперь понятно у кого из всей этой кампании яйца есть. — Расхохотался копейщик. — Не, ну точно бродячий цирк.
— А они, благородные, частенько такие. Как это называется… Нетрадиционные, вот. — С ухмылкой пояснила стриженная и запустив в искривленный шрамом рот ноготь большого пальца принялась исступленно ковыряться в зубах. — Помню, я одного такого во время северной кампании охранять должна была. Так к нему в шатер почти каждую ночь молодых мальчиков водили. И эта… не он им, а они ему значит… постель заправляли.
— Заткнись Гретта… — Лениво протянул маленький кантонец. — Небесно голубые, безмятежно спокойные глаза мужчины не отрываясь смотрели в переносицу Августа. На мгновение в избе воцарилась тягостная, прерываемая лишь приглушенным дыханием нескольких настороженно переглядывающихся человек тишина. Коротышка гармандец улыбнулся. Неожиданно раздался влажный хруст. — Вечно ты грубишь. — Продолжил предводитель наемников и небрежно шаркнув по грязным доскам пола стряхнул с подошвы высокого, почти по колено, телячьей кожи сапога, остатки раздавленного таракана. — Мы ведь еще даже не познакомились толком, а ты грубишь. Слышала ведь. Добрые люди пришли познакомиться. Поговорить. Так может быть нам стоит послушать?
Цу Вернстром посмотрел на останки насекомого и почувствовал как его рот наполняется кислой слюной. Барон был голов заложить голову, что коротышка не двинулся с места. Ни на волосок не шелохнулся. Но вот растоптанный таракан свидетельствовал совершенно обратное.
«Вот дерьмо… Фехтовальщик. Мастер фехтовальщик. Ну и что, что татуировок нет. Может он их свел. Некоторые так делают. Специально. Чтобы противник на дуэли даже не заподозрил с кем сейчас скрестит мечи. Этот сукин сын даже опасней чем кажется.»
Впрочем это уже не имело большого значения. Их окружали. Методично не суетясь, будто занимаясь привычным, давно уже надоевшим делом. Впрочем, скорее всего так оно и было.
— Господа, возможно, нам все же стоит немного успокоиться и выслушать друг друга. — Это была слабая попытка. Очень слабая. Цу Вернстрому даже на секунду стало стыдно.
«Хватит вести себя как последний трус. Эти люди привыкли уважать две вещи — золото и силу. Думай, Август, думай, предложи им выгодный для них выход, торгуйся, как ты торговался на рынках Лютеция и Ислева, говори как ты говорил с мастерами гильдий и цехов, и тогда, возможно ты уйдешь отсюда на своих ногах.»
Сформировавшаяся где-то в недрах в замутненного усталостью, болезнью и страха разума мысль, всплыла словно снулая, раздутая от внутренних газов рыба на поверхность пруда, и снова скрылась где-то в глубине. Юноша тяжело вздохнул. Охватившая его дрожь стала сильней, в груди что-то заклокотало и это приводило Августа в еще большее уныние. Идея была неплохой, но будь он проклят, если знал, как претворить ее в жизнь. Варбанда[4] будто напрашивались на драку. Только вот почему? Глаза юноши снова пробежались по окружающей обстановке. Женщина у очага, бездыханное тело на столе, стоящие по углам сундуки и клети вскрыты и перевернуты, на полу объедки, осколки посуды, какие-то тряпки, кровь. Кровь?.. Взгляд юноши проследил за пересекающим доски пола багряным мазком и остановился на лежащем под столом теле. То, что он поначалу принял за комок тряпья, было еще одной девочкой. Чуть постарше. Лет пятнадцать-шестнадцать. Лежащая на полу девчонка свернулась в клубок, спрятав голову между колен и держась за живот Подол ее когда-то нарядного а теперь грязного и изодранного, покрытого прорехами платья промок от крови. Дыхание девчонки почти не прослеживалось. Но все же она дышала.
«Ее тоже изнасиловали. Но, бесов ксендз говорил о двух женщинах. Староста тоже. Кто, бесы его дери эта третья?»
— Гась!.. — Отвлек юношу от размышлений сделав пол шага по направлению двери кивнул копейщик. — Смотри говорильник, какой нашелся. Ну а что… Давай и побалакаем. Поговорить это мы завсегда. Мне вот лично, хлеба не надо, только дай языком почесать. Или еще чем. Пахабно двинув тазом, гармандец многообещающе облизал губы и оскалившись качнулся по направлению к Сив. — А ты дылда северная? Что скажешь?
— Скажу, что барон очень добрый человек. И очень терпеливый. Если бы не он, я бы давно уже сорвала с твоей башки рожу и заставила ее сожрать. — С удивительным спокойствием проронила не отрывающая глаз от здоровяка Уре великанша и безразлично пожала плечами.
— Ого, слышали? Ну вы слышали?.. — Копейщик восторженно хлопнул себя по ляжке. — Ха! Смелая какая… Или тупая…
— Она плохо себя вела. — Прокомментировал проследивший взгляд цу Вернсрома фехтовальщик и широко зевнув небрежно махнул рукой. — Очень плохо. Обзывалась, кусалась, пихалась, лягалась. До смерти надоела нам своими криками. Так что я отдал ее Уре. Он ее немного воспитал. Наш Уре любит воспитывать. Наставлять на путь истинный. Давать уроки… покорности. Убеждать. Я бы даже сказал у него к этому талант. Жаль только, после него от воспитуемых мало, что остается.
— Ага. — Нагло ухмыльнулся здоровяк и сплюнул на пол. — Это да. Жалко, что хлипкая она оказалась, быстро веселье кончилось. Но это не беда, Ханс. Зато вон другие потом намного сговорчивей стали, так? Мелкая вон, до последнего даже не трепыхалась.
— Уре он такой. — Охотно подхватил копейщик. — Любит он это дело. То на спор на меч кого как на шампур насадит, да прокручивать свою железку начнет, то брюхо вскроет да камнями набьет. Одной девке помню кишки через задницу вытащил, что они потом как хвост болтались. Она потом два дня еще живая была. Но умеет он и по простому, без затей ножом в брюхе дырок наделать. Нравится ему это. А ты, дылда, что, языком трепать-то горазда, а если танцевать начнем, сразу ноги раздвинешь или немного потрепыхаешься?
На выбритых висках северянки вздулись канаты жил.
— Сив… Чувствуя, как каменеют под его пальцами мышцы великанши выдавил из себя Август. — Не стоит. Мы разговариваем. Ты помнишь? Просто разговариваем. Чувствуя как его рот наполняется отвратительно кислой слюной, с трудом подавив приступ рвоты, Август чуть сильнее сжал предплечье дикарки и в сотый наверное раз за последние пару минут огляделся по сторонам. Его не оставляло ощущение, что он что-то пропускает. Что-то важное. То, от чего может зависеть его жизнь. Лавки, очаг, сундуки, стол, разбросанный по полу мусор, стоящий рядом с лавкой тяжелый сундук с откинутой крышкой, беспорядочно сваленные в дальнем углу доспехи… На лицах наемников спокойствие и сосредоточенность. Глаза мерно покачивающего своим двуручником гиганта сверкают нездоровым блеском, но это скорее жажда драки, а не хмель. Лицо стриженной на мгновение брезгливо кривится.
«Ей это тоже не особо нравится. Это можно использовать. Осталось только придумать как.»
Взгляд юноши скользнул дальше. Сверлящая гиганта Уре не мигающим, тяжелым взглядом, источающая жар плохо сдерживаемой ярости, Сив. Неуверенно топчущийся с ноги на ногу оставивший за порогом всю свою храбрость, безуспешно старающийся стать как можно меньше и незаметней кузнец. Чувства юноши как будто обострились, он почувствовал на коже идущий от очага жар, сопение неподвижно стоящих за его спиной уже успевший невесть когда выставить вперед копья братьев «охотников», услышал поскрипывание половиц. Воздух, будто сгустился, стал вязким. Цвета обострились и больно кололи глаза. Сердце в ритме стука копыт галопирующей лошади бухало где-то в горле.
Голова великанши медленно-медленно, словно во сне повернулась к цу Вернстрому.
— Я ошибалась, барон. А вот ты был прав. И Ипполит был прав. Не зря мы сюда зашли. — Голос дикарки казалось отражался от стен порождая эхо. — Духи молчат, но я знаю, нам надо это закончить. И сделать так, чтобы эти люди никогда не смогли сделать подобное. Вернуть их обратно. На другую сторону.
Пропустивший мимо ушей добрую половину слов северянки Август автоматически кивнул. С ним что-то происходило и он никак не мог понять что. Ощущение надвигающееся катастрофы было настолько сильно что юноше захотелось кричать.
— А она веселая. — Разорвавший повисшую в избе тяжелую паузу глумливо-томный голос стриженной был полон издевки. — Или действительно просто тупая. Слыхал, а Ханс? Духи с ней говорит… надо же. Блаженная, что-ли?
— А блаженные это кто? Монашки что ли? — Вооруженный копьем кантонец приблизился еще на пол шага и посмотрев в глаза цу Вернстрому глумливо усмехнулся. В его взгляде была смерть. Стоящий по правую руку от юноши здоровяк неуверенно переступил с ноги на ногу и чуть приподнял кувалду. От кузнеца исходили почти физически ощущаемые волны неуверенности и страха. — Я люблю монашек. Они так забавно визжат, и просят их не трогать, когда им подол задираешь. Только эта чет на Создателеву невесту не больно похожа.
— Не совсем Бетрим. — Проворчал так и не поменявший позы коротышка. — Блаженными называют тех, чей разум настолько слаб, что не может понять сути истинной веры, человеческой речи и отличить добро от зла. Но церковь считает их угодными богам. Считается, что они приносят удачу.
— Эм-м-м. — Брови босого копьеносца сошлись к переносице. — Это ты про полоумных, что ли?
— Можно и так сказать. — Медленно кивнул предводитель наемников. — Но мы отвлеклись. Это не вежливо. Так о чем вы хотите поговорить… господа?
— Ни о чем. — Наконец-то решился подать голос кузнец и отчаянно затряс головой. Глаза здоровилы были похожи на плошки. — Ни о чем господа хорошие. Мы ошиблись. Приносим извинения за беспокойство. Мы уже уходим.
— Ну куда же вы, господа… — Рот фехтовальщика искривился в глумливой усмешке. — Вы ведь так хотели поговорить.
«Надо уходить. Снаружи толпа сервов, они не решаться напасть на три десятка человек на открытом месте. Они сами знают, что загнали себя ловушку. Если они нас порубят, то крестьяне действительно сожгут дом.»
— До этого момента я был с вами очень вежлив, господин Ханс. Предельно вежлив. Незаслуженно вежлив. Но не стоит перегибать палку. Вы люди меча, и знаете, железо острое, а удача, как верно заметила моя компаньонка, довольно капризная девица. — Неожиданно для себя произнес Август и чуть не прикусил от испуга язык. Его голос звучал неприятно низко, тягуче, замедленно. В нем тоже была сталь и боль. И кантонцы это как будто почувствовали. На лицах головорезов на миг отразилось удивление. Глаза предводителя сощурились превратившись в две почти неразличимые, как бы говорящие, «Ну вот мы и дошли до сути», щелочки.
«А может мы как раз и есть их шанс уйти отсюда? Убьют нас — напугают остальных. А что до открытого места… Шесть умелых воинов в крепких доспехах вполне могут справится с тремя десятками сервов. Особенно если их напугать так, что от одной мысли о драке у них поджилки трясутся.»
— А я, пожалуй остаюсь, если даже другие уйдут. — Лениво пророкотала великанша и снова качнула топором. Губы дикарки раздвинулись в широкой, открытой улыбке. — Мне здесь понравилось. Хорошие штаны, Уре. Это настоящий шелк? Дорогие, наверное?
— Хочешь, я из твоей шкуры новые сделаю? — Глаза мечника полыхнули плохо скрываемой яростью. — Не бойся когда я закончу, ты еще жива будешь, сможешь налюбоватся.
— Ты уверен что этого хочешь? — Склонила голову на бок великанша.
— Дерьмо случается, подруга. — Глумливо хохотнул гигант и вновь демонстративно качнул двуручником.
«Боги…»
Улыбка северянки стала шире. Воцарившаяся в избе пауза стала почти болезненной и цу Вернстром кожей ощутил… неизбежность. Сив еле заметно качнулась вперед. Принято считать, что большинство крупных людей неуклюжи и медлительны. Только вот Уре к таким судя по всему не относился. Гигант не только успел сбросить с плеча свой фламберг, но и отпрыгнув в сторону закрыться им от свистнувшего в воздухе лезвия. Но удар предназначался не ему. Прогудевший в четверти дюйма перед лицом гиганта-северянина колун внезапно изменил траекторию и с мерзким хрустом врубившись в висок вооруженного клевцом кантонца, начисто снес ему макушку черепа. Брызнувшие во все стороны, щедро перемешанные с осколками костей и кровью ошметки содержимого головы оросили все на два шага вокруг и отброшенное инерцией оружия тело повалилось на вооруженного тесаком наемника.
«Дерьмо. Дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо…»
Август почувствовал себя так, будто у него внутри что-то лопнуло. Начавшееся где-то в районе крестца вспышка боли прострелила позвоночник и вышла через глаза, а потом исчезла в стойком ощущении, что его распирает что-то невыносимо огромное, могучее и… злое.
— Стойте… — Только и успел выдохнуть юноша, но тут его пырнули копьем. Многие друзья цу Вернстрома недооценивали пехотные пики. Считали их уделом черни. Если честно барон тоже презирал это оружие. Лет эдак до двенадцати. Ровно до того момента, когда обративший внимание на пренебрежение ученика к «крестьянскому оружию» мастер фехтования не заставил поменять сложившееся мнение на совершенно обратное. Понимание всех глубин заблуждений о неэффективности древкового оружия было вколочено с помощью длиной палки с обмотанным тряпками концом, и хотя обучение барона так и не дошло до конца, успевшее получить свою порцию синяков и шишек тело среагировало само.
«Второй раз за последние две недели тебе тычут копьем в лицо. Плохая тенденция если подумать. Правда в этот раз у тебя нет ни меча ни доспехов, зато тебя хочет убить человек, а не сказочное чудовище… Можно ли считать это достижением? Интересно, сбросит ли он выпад в пах? Или ударит в ступню? Скорее всего финт будет. Это первое чему учится любой пикинер. Резкий удар в лицо и тут же перенаправление тычка в ноги или живот. Бывает конечно и так, что выпад не переводят, но на самом деле это редкость. Так делают либо зеленые новички, либо настоящие мастера. Если у тебя щит и броня, значит основная цель копейщика пах и ноги. Если брони нет — атака может быть направлена куда угодно, но в основном солдаты привыкают бить в лицо или в ноги».
Прозвучавший в голове надменно-ленивый, скучающий, голос фейхтмейстера был настолько реальным, что у Августа заныли зубы. Впрочем, это помогло. Голова юноши будто сама собой ушла в сторону, живот втянулся, пропускающее мимо себя острый и широкий наконечник бедро вильнуло в строну, ноги напряглись, тело сокращая дистанцию резко подалось вперед… Кантонец был опытным и умелым воином, выпад не был ни излишне длинным ни слишком коротким, оружие уже шло обратно, и Цу Вернстром точно знал, что от следующего удара ему не спастись, но… Это было почти невероятным, но он успел первым. Тупое словно валенок лезвие ножа пастушка жалобно проскрежетало по длинной почти в локоть втулке, сняло с древка стружку и резануло копейщика по руке. Самым кончиком но достало. Захрипев от переполняющего его страха и осознания собственной невероятной удачи, Август развивая успех сделал длинный выпад и со всей имеющейся силой провел лезвием по животу явно не ожидающего подобной прыти гармандца. И снова, к собственному удивлению, достал. Рубашка копейщика начала пропитываться кровью. Выпучивший, не сколько от боли сколько от удивления и неожиданности, глаза, наемник, выронил оружие, зашипел как рассерженная кошка, и машинально прижав лишившуюся еще двух пальцев ладонь к страшной, набрякшей лезущими из нее кольцами кишок ране, потянулся к висящему на поясе фальшиону но… Опять не успел. В дело вмешался здоровяк с кувалдой. Хрипло заорав то ли от ярости то ли от страха кузнец широко размахнувшись своим молотом обрушил его на затылок согнувшегося от боли копейщика. Голова кантонца лопнула словно сброшенная с колокольни перезревшая тыква, и в лицо барону ударил поток щедро сдобренной осколками кости и чем то белым и липким крови. А потом время будто пустилось в пляс, и мир вокруг юноши завертелся в кровавом карнавале. Справа от Августа раздались хрип и бульканье. Сумевший каким-то образом прорваться через копья близнецов наемник успел вбить свой тесак под ребра одному из братьев и сейчас отчаянно отбивался от второго с хриплым рыком наседающего на него охотника. Сзади к нему уже подскочил заносящий свой молот над головой кузнец.
— Ар-р-а! Раздался звон как будто изба на мгновенье превратилась в гигантскую кузницу. Невероятным образом сумевшая отбить первый удар гиганта, Сив, крутанулась вокруг своей оси и с глухо рыкнув встретила обухом топора уже несущейся на противоходе к ее шее клинок. Снова раздался звон и треск. Во все стороны сыпанули искры и осколки металла. Выбитый из рук гиганта искореженный фламберг с дребезгом ударил в потолочные балки и отлетел в угол. Выпустив оставшийся от топора обломок рукояти, великанша змеей скользнула под руку ошарашенного гиганта, боднула его головой в живот, ударила коленом в пах, обхватила за талию и снова зарычав, скорее от злости, чем от натуги, приподняв противника над землей с разбегу впечатала тушу гиганта в стену. Изба заходила ходуном. Доски пола явственно дрогнули, висящие под углам жировые лампы запрыгали в опасном танце, с закопченных стропил посыпались опилки и мелкий мусор. — Ар-р!! — Натужно хакнув дикарка грянула голову на миг потерявшего ориентацию гиганта о отозвавшиеся обиженным гулом бревна, с яростным рыком ударила своего противника кулаком под мышку, добавила локтем в челюсть, и схватив за волосы с размаху опустила кулак на его лицо. Хруст ломающихся костей был настолько оглушительным что Август почти оглох. Челюсть островитянина явственно перекосило на сторону. Во все стороны брызнули осколки зубов. Такой удар мог бы убить и быка. Уре оказался крепче. Оркнеец задушено булькнул выпучил глаза и извергнув из разорванного рта фонтан крови зарычав будто разозленный медведь схватил дикарку за ногу и повалил ее на пол. Воя, шипя и визжа словно два сцепившихся по весне кота великаны покатились по полу. Во все стороны полетели объедки, осколки, и куски одежды. Не переставая поражаться собственной граничащей с безумием решительности Август подался было вперед, но тут же понял — его помощь не требуется. Несмотря на то, что Уре был тяжелее дикарки раза в два, а то и в три, и явно не дурак в рукопашной схватке, Сив каким-то образом все время оказывалась сверху и била, била, била. Через мгновение, лицо наемника напоминало хорошенько перемолотый колбасный фарш, и хотя гигант умудрялся не только оставаться в сознании, но и отчаянно пытался сбросить с себя обвившую его бедрами словно страстная любовница горянку, было понятно что долго это не продлится. Уре почти удалось. Почти. Похожая на медвежью лапу ручища нащупала горло Сив, рванула его на себя и в бок, отбросила северянку в сторону, но тут руки каким-то образом извернувшейся в воздухе великанши вцепилась гиганту в пах. Раздался треск рвущейся ткани. Гигант завыл. Неестественно тонко, отчаянно, жалобно. Широченный штаны здоровяка начали стремительно пропитываться кровью. Страшно оскалившись Сив заклекотав словно хищная птица воздела к потолку окрашенный багрянцем кулак с зажатыми в нем обрывками ткани и куском окровавленной плоти и вновь запрыгнув на грудь противнику сложила руки в замок и обрушила их на макушку Уре. Раздался треск будто кто-то колол дрова, череп гиганта сплющился, перекосился, правый глаз вылетел из орбиты и скатившись на щеку на щеку повис на кровавой жилке. Крик оборвался сменившись неразборчивым бульканьем. Ноги оркнейца замолотили по полу словно в танце.
— Дерьмо случается, Уре. — Зло прошипела великанша и обхватив наполовину раздавленную голову мечника двумя руками резко дернула ее вверх и в сторону. Вновь раздался влажный хруст. Гигант взбрыкнул ногами последний раз и растекся по доскам словно из него выдернули все кости.
«О Боги. Меня сейчас стошнит»
И тут Август услышал звук, который не мог перепутать ни с чем. Слишком уж он в свое время любил охоту на кабанов. Чик-щ-щ-ёлк! Глухо свистнувший в воздухе арбалетный болт с глухим стуком вошел руку поднимающейся с пола северянки. Почему-то у цу Вернстрома возникло ощущение словно короткая тяжелая стрелка воткнулась не в плоть, а в твердое дерево. Сив пошатнулась и бросив быстрый взгляд превратившихся в два бездонно-чернных провала глаз, на торчащее из плоти древко, издав недовольное ворчание сграбастала валяющийся на полу, забрызганный кровью, принадлежащий еще несколько мгновений назад вооруженному клевцом кантонцу щит.
— Срань. — Выплюнула вскочившая с лавки стриженная наемница принялась с остервенением крутить ворот невесть откуда появившегося у нее в руках арбалета. — Ханс, я промахнулась!
— А-а-а! — Внезапно заорала стоящая у очага женщина и запустив руки в огонь швырнула горящее полено в медленно, будто неохотно, поднимающегося со скамьи предводителя кантонцев. Оставляющий за собой дымный след снаряд с неожиданной силой врезался в маленького наемника. Вернее в то место где он только что стоял. Во все стороны брызнули угли. Запахло дымом. Утекший от пылающей деревяшки легким, словно порыв весеннего ветерка, движением коротышка высоким прыжком скакнув через стол, небрежно повел мечом влево и оттесненный к центру помещения охотник, выронив копье, плюясь кровью с хрипом осел на доски.
— Сив! Осторожно!! — Просипел чудом успевший уклонится от просвистевшего перед глазами острого как бритва, сверкающего словно солнце кончика лезвия Август, и сделав два неверных шага назад выставил перед собой нож. Выкрик запоздал. Презрительно ухмыльнувшись, передвигающийся по комнате словно летний ветерок над цветочной поляной, бретер лихо закрутив скьявону над головой походя секанул по голове замахнувшегося на него было кувалдой кузнеца и обрушил ее на приближающуюся к нему Сив. Удар был хитрым, ломанным, подлым. Лезвие изящно обошло выставленный подобранный дикаркой щит, легко догнало отклонившееся назад тело, и атакующей змеей метнулось к ямочке между ключиц северянки. Август почти уже видел как захлебывающаяся кровью дикарка падает на пол, но тут Сив изогнулась словно сулжукская танцовщица и пропустив клинок над головой ударила фехтовальщика щитом по ноге.
— Я тебе эту деревяшку в задницу забью. Прорычал небрежно пропустивший мимо окованный рант щита маленький кантонец и крутанув очередной, достойный бальных залов императорского дворца пируэт коротко ткнул Сив в плечо. И снова промахнулся. Дикарка отшатнулась в сторону каким-то невероятным змеиным движением, на волосок разминулась со срубившем конец ее косы, свистнувшим у шеи клинком и подхватив с пола остатки лежащего на земле тлеющего полена швырнула его в грудь фехтовальщика.
— Что-за… — Раздраженно отбив вновь брызнувшую углями деревяшку ударом меча кантонец оскалил зубы словно готовящийся к прыжку волк. — Ты умрешь медленно, прорычал он. И тут длинные, обильно умащенные розовым маслом волосы наемника вспыхнули словно факел. По избе распространился запах паленой шерсти.
— Бесова сука! — Взвизгнул гармандец и слепо размахивая оружием закружился на месте.
«Больше никогда не буду напомаживать волосы маслом».
Мелькнуло в голове у Августа. Развить мысль он не успел. Снова будто обретшее собственную волю тело изогнулось в бок и на волосок разминувшись с летящим ему в живот лезвием тесака, и вытянув руку чиркнуло нападающего по горлу. Ножу не хватило длинны. Совсем чуть-чуть. Кончик ножа взрезал кожу. На грудь кантонца полилась кровь, но опытный солдат этого видимо даже не заметил. Тесак сверкнул в опасной близости от лица, Цу Вернстром поспешно отпрыгнул назад и крутанувшись вокруг своей оси перехватив нож тычковым хватом выставил его перед собой. Губы барона невольно разошлись в злобной усмешке. Гармандец, уже проиграл. Все же его фехтмейстер не зря ел свой хлеб. Солдат несомненно опытней, зато, он, урожденный цу Вернстром — высокородный. Он быстрее и гибче этого увальня. И просто напросто лучше. Его учил один из мастеров фехтования империи, и пусть он давно забросил занятия, этот смерд сам не понимает, что доживает последние мгновения.
«Сейчас, сейчас…»
Не успел юноша насладиться нахлынувшим на него ощущением превосходства, как рукоять тесака с треском опустилась на его скулу. Вставший на место мир обрушился на плечи Августа словно мешок камней. Легкость в членах исчезла как будто ее и не было. В ушах зазвенело, в глазах поплыло. Следующий удар пришелся в бедро. Не слишком сильный, тело снова успело среагировать будто само по себе, но время уже шло с нормальной скоростью и полностью избежать удара не получилось.
— Сив!.. — Простонал с трудом сохраняющий равновесие цу Вернстром и попытался поднять неожиданно ставшим очень тяжелым нож. Наемник глумливо расхохотался и начал заносить над головой тесак.
— А ну отвали от него, скотина! — Прорычала прыгнувшая к кантонцу великанша и с треском обрушив обод щита на плечо солдата схватив коротко вякнувшего противника за шею подняла его над землей и встряхнула его словно тряпичную куклу. Вывернувшийся из сломанной, повисшей плетью руки тесак со звоном упал на доски. Солдат захрипел и засучил ногами. Чик-щ-щ-ёлк! С невероятной скоростью для человека подобной комплекции качнувшись в сторону, великанша зарычала и крутанулась вокруг себя. Прижатый ей к груди гармандец булькнул и с удивлением воззрившись на торчащее между ребер оперение арбалетного болта бессильно уронил голову.
— Что за дерьмо! Истерично взвизгнула стриженная и снова заработала воротом своего оружия. — Ханс! Придержи их! Не дай им… Зарычав раненным медведем Сив пинком отправила труп наемника в сторону арбалетчицы и согнувшись словно ромейский атлет — дискобол метнула следом щит. Снаряд ударил женщину в грудь. Снесенная с ног наемница коротко вякнула и запнувшись повалилась в недра стоящего у лавки открытого сундука.
— Гретта! — Заорал никак не могущий проморгаться Ханс и наугад рубанув клинком крест на крест снова закрутился на месте. — На куски порежу! — Перекошенное о боли лицо предводителя наемников было страшно. Кожа покрылась пузырями, волосы продолжали тлеть. На камзоле продолжали лениво плясать язычки пламени. Один глаз бретера побелел, деформировался. Из глазницы на щеку сочилась белая сукровица. Второй — кроваво красный от лопнувших сосудов бешено вращался в глазнице. — Гретта, убей их!
— Сив, он не видит! — Закричал Август и отступил на пару шагов назад перехватывая нож для броска. Если быть искренним, метание острых предметов никогда не было сильной стороной юноши. Если быть искреннем до конца, ему никогда даже и в голову не приходило швырять что-то острое в человека в надежде его убить. Пару раз еще будучи подростком кидал кинжал в стоящий во дворе отцовского замка столб для отработки ударов и все. Но сейчас цу Вернстром понимал — от этого зависит его жизнь. Он прекрасно знал самое любимое развлечение подобной маленькому кантонцу публики — запертые двери трактира, потушенные свечи, заточенные как бритва кинжалы и колокольчик на шее. Даже лишенный зрения бретер оставался серьезным противником.
— Сука. — Будто прочитавший мысли юноши наемник перестал крутиться на месте, безошибочно повернувшись к барону воздел свое оружие над головой, и широко усмехнувшись покрытым источающими сукровицу трещинами обожженным ртом, сделал обманчиво короткий танцующий шаг по направлению к Вернстрому. — Ну давай. Давай… — Острие скьявоны выписывало замысловатые петли и Август невольно попятился.
— Сам, сука… — Пошарив взглядом по сторонам северянка подобрала лежащее на полу копье убитого ударом молота кантонца и не поднимаясь с колен без затей ткнула предводителя наемников в живот. Маленький гармандец булькнул, попытался достать великаншу мечом но не слишком в этом преуспел — северянка уже успела вытащить копье и отпрыгнуть в сторону.
— Шлюха… Жополизка демонская… — Прохрипел кантонец и сделав пару неверных шагов по направлению к великанше поднял свое оружие над головой. Второй, заблокированный скьявонной удар, на противоходе распорол ему в бедро, и фехтовальщик потеряв равновесие отшатнулся к стене. Третий, казалось надежно отраженный длинным клинком выпад ушел в сторону, но видимо ожидавшая чего-то подобного великанша крутанула копьем словно шестом и с рычанием обрушила широкое лезвие на плечо бретера. Маленький наемник застонал, уронил саблю и упал лицом вниз.
— Сам ты жополиз. — Прошипела дикарка и размахнувшись вбила копье в спину раубриттера.
— Я же говорила, барон, сегодня будет говорить сталь. — Выдохнула Сив и устало опустившись на колени громко высморкалась в кулак. — Живой кто есть?
— Есть, — чуть слышно прохрипел неподвижно лежащий на спине кузнец и подтянув поближе свою кувалду попытался подняться используя ее словно костыль. Голова болит только сильно, но я жив… Кажется. Этот с шаблей, похоже промахнулся, плашмя меня звезданул…
— Не совсем, добрый человек. Он тебе скальп снял. — Слабым голосом произнес удивляющийся своему хладнокровию Август и покачнувшись согнулся в приступе рвоты. Пустой желудок болезненно сжался, дрожащие губы приоткрылись и изо рта барона хлынул поток желчи. Наваждение окончательно рассеялось и на юношу с новой силой навалилась усталость.
«Десять ударов сердца. Не больше. Все это длилось десяток ударов сердца. О боже сколько крови.»
Живот цу Вернстрома прострелила очередная судорога, пол под ногами качнулся и ему пришлось приложить все усилия, чтобы не растянуться на полу.
— А? — Здоровяк непонимающе прикоснулся к голове и его глаза расширились от ужаса. Он мне башку разрубил что-ли? А чего я тогда живой? На залитом кровью лице громилы застыло удивленно-обиженное выражение.
— Повезло, что она у тебя крепче чем твоя кувалда… — Фыркнула судя по всему уже успевшая отошедшая от горячки боя великанша и со стоном поднявшись на ноги нетвердой походкой двинулась к лежащей на столе девочке. — Шкуру он тебе содрал просто. Если аккуратно обратно натянуть — через пару седмиц как новенький будешь. — Окровавленные руки северянки опустились на полуоткрытый рот девчонки. Мертвая. Заключила она спустя пару мгновений, и сплюнула под ноги огромный ком щедро замешанной на крови слизи.
— А та, что под столом? — Вяло поинтересовался Август.
— Да кому она нужна, приживалка бесова… — Внезапно подала голос, неподвижно сидящая у очага опустив на колени обожженные руки, женщина и громко всхлипнув утерла с лица набежавшие слезы. — Это из-за нее все началось. Она первая тому здоровиле северному глазки строить начала…
— Да? — Склонила голову на бок Сив и нагнувшись под стол резким рывком за шиворот вытащила из под него свернувшееся в клубок тело. — А ну покажи… Сжавшаяся еще больше девчонка, тихонько заскулила и вяло попыталась отпихнуть от себя дикарку. — Давай, давай, кончилось уже все. Слегка тряхнула плечо несчастной великанша и резко схватив испуганно пискнувшую девушку за подбородок довольно грубо дернула ее голову вверх. — Дерьмо…
«Выглядит не лучшим образом»
Поспешно отвернувшись Август с трудом сдержал очередной рвотный позыв. В кои-то веки он был полностью согласен с северянкой. Когда-то девчонка была красивой. Очень красивой. Удивительно красивой для черни. Умом юноша понимал, что это «когда-то» наверняка было всего пару часов назад, но сердце отказывалась в это верить. Правого глаза у девушки не было, глазница несла явные следы ожога. Губы и левая щека были порваны и свисали вниз кусками жестоко опаленного мяса, через прорехи которого виднелись осколки зубов. Расплющенный нос был свернут на бок и почти прилип к распухшей, иссиня черной щеке.
— Что-то не верится мне, что она сама этого хотела. — Проворчала варварка и отпустив подбородок тут же снова упавшей на пол и свернувшейся в клубок девушки громко хрустнула разминаемой шеей. — А еще, мнится мне, что я немного поторопилось с Уре.
— Ты ему уд оторвала… А потом голову проломила… — Неожиданно безразличным тоном произнес так и сидящий на полу кузнец и постанывая при каждом движении предпринял попытку приладить к черепу свисающий с виска пласт кожи. — Госпожа хорошая… Добавил он немного подумав.
— Все равно слишком быстро. — В голосе великанши послышалось явное разочарование.
— Ну… Он ведь помер, так… Так значит больше такого не сделает… — Болезненно кашлянув, здоровяк перевернулся на четвереньки и оставляя за собой кровавый след, подполз к стене и привалился спиной к бревнам. Это было удивительно но рана на голове кузнеца почти не кровила.
«Действительно везучий сукин сын. Мало ого что клинок с кости соскользнул, так видимо еще и ни одну большую жилу не задело.»
Промелькнула в голове Авгута ленивая мысль.
— Может ты и прав, тяжело вздохнула северянка.
— Да ничего я не думаю. — Вяло пробормотал кузнец и тяжело вздохнул. — А шкуру точно пришить можно? Ну… На место… Ох бесы… Жена, меня прибьет.
«Дурак. Как есть дурак. Нашел о чем беспокоится»
— Радуйся что жив… — Вяло пробормотал Август и уронив нож бездумно оглядел место побоища. Голова юноши почему-то кружилась все сильнее и все, что ему сейчас хотелось это сесть, а еще лучше лечь и уснуть. — Похоже, этот ваш Денуц решил угодить заезжим гостям и сам предложил им девчонку. А когда они ее не поделили, все и началось.
— Врете!.. — Взвизгнула сидящая у очага женщина и сверкнув глазами плюнула на пол. Врете вы все. Это все она. Шлюха малолетняя варвару северному на коленки садиться начала. Все знают, эти разбойники морские хуже морового поветрия. Да-да. Вот из за таких, как ты все… — Дрожащий палец женщины нацелился в грудь удивленно моргнувшей северянки. — Привыкли, ровно зверье лесное перед каждым ноги раздвигать. Вон вырядилась как. Сиськи наружу. Постыдилась бы перед честными людьми… Гадина! Шлюха! И как только Создатель таких как вы терпит?! Как земля носит?!На костры вас надо! На колья! Собаками травить!
Ш-шлеп!!! Звук пощечины прозвучал громом. Голова женщины мотнулась на шее и она всхлипнув повалилась на пол. — Не надо… Не надо… Не надо… Забормотала она на одной ноте. — Не бейте… Не бейте… Не бейте… Я все сделаю, только не бейте…
— Похоже умом двинулась. Тяжело вздохнул из своего угла кузнец. — Ксана и раньше со странностями была, а тут такое…
— Гребаные южане. — Проворчала, с явной неохотой опускающая занесенную уже для следующей оплеухи ладонь великанша и покосившись на вновь свернувшуюся на полу девушку неодобрительно покачала головой. — Ей лекарь нужен. И быстро.
— Да пропади вы все пропадом. — Всхлипнула не торопящаяся подниматься с пола женщина и снова вытерла слезы тыльной стороной покрывшейся пузырями ладони. — У меня дочку насмерть убили, саму обесчестили, а вы об этой приживалке печетесь! Сирота она! Сирота никому не нужная! Она благодарна нам должна быть за то, что мы ее приняли и на улицу не выкинули! За хлеб, за крышу над головой! Дурная она. И блудливая словно кошка! Все знают! Вся деревня. Никто ее не неволил! Сама, гадина такая, допрыгалась! — Неожиданно заорала она и сжав обожженные кулаки с ненавистью уставилась на дикарку. В широко открытых глазах женщины полыхала чистая ненависть.
— Барон, а можно я ее убью? — Неестественно расширенные зрачки глаз северянки напоминали два черных провала. В обычно мелодичном, глубоком голосе слышались явственные рычащие нотки. Ксана испуганно всхлипнула и сжавшись прикрыла лицо руками.
— Сив, у тебя стрела в руке… — Безразлично заметил Август и тяжело подойдя к ближайшей скамье шумно выдохнув, рухнул на показавшееся ему удивительно удобным сиденье и блаженно привалившись к бревнам стены принялся смотреть на лениво стекающие с кончиков пальцев алые капли. Зрелище завораживало. Он не понимал откуда текла кровь, ведь его ранили в ногу, но слишком устал, и был слишком увлечен наблюдая за расползающейся под ним ало-зеркальной лужей в которой отражался свет жировых ламп. Останавливать кровь не хотелось. Даже шевелится не хотелось. — Видимо нам всем нужен лекарь. И быстро.
— А-а-а… Это… Спасибо, барон. — Благодарно кивнула великанша и покосившись на торчащий из руки арбалетный болт недовольно поморщилась. — А работы-то у травника теперь невпроворот будет, да? — Ворчливо заметила она и резким ударом ладони протолкнув стрелу через мышцы обломила вылезший с другой стороны наконечник и выдернула деревяшку. Из раны вытекла одинокая капля крови.
Чувствуя как измученный желудок в очередной раз рвется к горлу, юноша поспешно прикрыл глаза…
— Вот это да… Ну ты и даешь, госпожа хорошая. — Слабым голосом протянул кузнец. — Да неужто не больно?
— Ты совсем дурак что ли? Или тебе ум отшибло? Конечно больно. — Прокомментировала Сив и несколько раз сжав и разжав кулак удовлетворенно кивнула. — Повезло. В кость не ткнулось. Ни одной жилы не задело. Завтра уже все нормально будет. С некоторым усилием выдернув из досок пола кровавым знаменем торчащее посреди избы копье, Сив упершись ногой стряхнула с острия тело бретера и пристукнув пяткой оружия по доскам с пугающей ухмылкой повернулась к стоящему у стены ларю. — Вылезай давай, хватит прятаться. — Презрительно буркнула она и брезгливо поджав губы красноречиво тряхнула копьем. — Вылезай, а то прямо так проткну. Как рыбу в бочке.
— Ikke dræbe! ikke dræbe![5] — В стоящем у стены избы ларе что-то зашевелилось и из сундука медленно выползла стриженная арбалетчица. — Jeg var bange for dem, fordi jeg var sammen. De tvang mig.[6]
— Хорошо разговариваешь. Только я не с моря, а с гор. — Буркнула продолжающая сверлить тяжелым взглядом скорчившуюся в углу комнаты наемницу северянка. Лицо великанши скривилось от отвращения.
Гармандка втянула голову в плечи и громко всхлипнув испуганно огляделась по сторонам.
— И ножик-то, свой брось. Он наверное очень острый. Порежешься еще. Или я тебя пойму неправильно. — Посоветовала Сив и склонив голову на бок оперлась на копье, как на посох. — И это… В окно прыгать тоже не надо. Сама ведь знаешь, что с тобой те мужики, что на улице ждут сделают.
Бросив короткий взгляд в сторону окна, арбалетчица сгорбилась и уставившись под ноги ссутулила плечи. На пол избы с глухим звоном упал стилет.
— Ghjcnb vtyz, njkmrj yt e,bdfq gj fkeqcnf, ghjcnb, ghjcnb, ghjcnb[7] Лицо стриженной наемницы скорчилось в жалостливой гримасе. — Я не виновата.
— Смотри ка, и наш язык знаешь… — Громко шмыгнув носом великанша сплюнула под ноги и растерев ком мокроты подошвой сапога поудобнее перехватила копье. — А чего это мне тебя щадить? Ты меня шлюхой обозвала. А потом стрелу в меня пустила. Почему это я тебя жалеть должна?
Челюсть стриженной мелко задрожала. Стрельнув глазами по сторонам, женщина обессилено опустилась на пол, втянула голову в плечи и скорчившись так, словно у нее прихватило живот, принялась кусать губы.
— Это все староста. — Произнесла она упорно пряча взгляд. — Сначала подсунул нам пива с чертовыми рожками[8]. А от такого пивка сами небось знаете как кровь играет. Особенно у мужиков. А этот жирный бурдюк взял и девку нам подсунул. Хансу то все равно, он женщинами не интересуется… Бросив короткий взгляд в сторону лежащего в луже собственной крови маленького кантонца стриженная отвернулась. А вот Уре, Бетрим, и Еган начали спорить кто первый. А тут эта. — Указав дрожащим пальцем в сторону злобно зыркающей из угла то открывающей то испуганно закрывающей рот Ксаны, наемница зло ощерилась. — Серебро за девку требовать начала. Мол если они ее все вместе ействовать будут, то ее потом дорого не продашь… Девчонка только тогда видать поняла что сейчас будет, кусаться начала орать, Уре кружкой ударила, пивом облила…
— Ясно. — Перебила наемницу великанша. — Барон, что думаешь? Здесь эту змею приколоть? Или этим, что на улице ждут, отдать чтоб повесили?
— Барон? — Поспешно поднявшись на четвереньки гармандка подползла к отшатнувшемуся от неожиданности Августу и попыталась обнять его за ногу. — Господин, благородный, не губите… Не губите… Пожалуйста… Господа хорошие, я вам служить буду. Вечной клятвой поклянусь. Я вам… Я все умею. Я и шить могу и врачевать и готовить. Постель вам греть буду. Ноги мыть, воду пить…
«Что я думаю? Я думаю, что больше не выдержу.»
— Сив… — Слабо застонав Август попытался стряхнуть с онемевшей ноги арбалетчицу но не преуспев обессилено откинулся обратно. — Будь добра, сними с меня… это.
Стриженная всхлипнула, сжалась словно в ожидании удара, но великанша не двинулась с места.
— Тебе нужно ты и снимай. — Ворчливо буркнула она и недоуменно оглядевшись, словно не понимая где оказалась, тряхнула головой и задумчиво почесав в затылке двинулась к распростертому на полу трупу наемника с клевцом. — А ты откуда язык знаешь?
— Воевала. — Прикусила губу стриженная. — Мятежник в ваших краях был, Рогатый топор, слышала о таком, подруга? Вот нас его ловить и отправили. Ну а по островному меня Уре тоже немного научил. Я умная, умная… я и читать умею и писать… Могу письма выправлять, карты читать, трав целебных описания знаю. Я все могу, все… Только не надо меня убивать.
— Понятно. — Сев на корточки дикарка стянула с тела сапог и приложив к подошве собственной обувки разочарованно цокнула языком и покачала головой. Безразличные, словно впитавшие в себя всю стужу Подзимья глаза варварки не выражали почти никаких эмоций. — Знаешь, у меня никогда не было трелей и я не думаю, что хочу начинать… Мнится мне, что ты опасней гадюки огневки заползшей в кровать. Но знаешь, я устала, а как по мне, на сегодня пролилось достаточно крови.
— Не убивайте… Пожалуйста… В голосе стриженной послышалась слабая надежда. — Я… Я… Могу… Могу… Отпустив ногу Августа женщина ящерицей подползла к Сив и попыталась обхватить ее за сапог. — Госпожа… Госпожа… Служить буду… Всю жизнь… Все сделаю… Я… я… Наемница явно смешалась подбирая слова. — Только не убивайте… — Простонала она чуть слышно.
Великанша сморщилась словно проглотила что-то кислое.
— И давно ты с ними? — С явным трудом вывернувшись из объятий арбалетчицы, Сив повернулась к трупу фехтовальщика и задумчиво склонила голову на бок.
— Два года… — Расширенные от страха глаза арбалетчицы снова увлажнились. По щекам побежали мокрые дорожки. — Два года, госпожа…
— И сейчас ты скажешь, что за эти два года такое в первый раз случилось. Что были вы простые хирдманы, служили ярлам и танам за честное золото, здесь просто переночевать остановились, но злой хозяин пива с дурман-травой вам налил и вот, что с того вышло. А ты, если посудить, вообще тут не причем, потому как все это мужчины начали. — Резко шагнув к поверженному великану, дикарка несколько раздраженными движениями сдернула с лавки огромные, явно раньше принадлежащие северянину сапоги и снова повторив процедуру примерки расплылась в широкой улыбке. — Это мое будет. — Провозгласила она ни к кому не обращаясь. — Мое. — Повторила она и сев на пол ловко избавившись от собственной обуви принялась натягивать на ноги обновку. Вид залившей кожу крови ее видимо совершенно не смущал. В избе воцарилось нарушаемое лишь постаныванием кузнеца напряженная тишина.
— Нет госпожа… Не скажу…. — Чуть слышно прошептала стриженная и отведя взгляд от переодевающейся северянки умоляюще взглянула на Августа. — Но лучше другие, чем я. Вы просто не видели, что Уре с людьми делает… Делал… — Поправилась она и покосившись в сторону изувеченного трупа гиганта зябко повела плечами. — Это… Я поняла уже… потом… — Губы наемницы задрожали. — Только… Не больно, ладно?.. Если убивать будете, так чтоб сразу… Пожалуйста… — Пригладив волосы дрожащей ладонью женщина встала на колени и расправив плечи выпятила грудь.
— Чего молчишь, барон? — Глухо поинтересовалась вставая на ноги Сив и подобрав копье закинула его на плечи сложив на древке руки так будто это коромысло. — Что с ней делать? Решай. Мы с тобой хирдманы, одна я решать не могу.
«Хорошо если бы ты помнила об этом когда начала драку.»
Август глубоко вздохнул. Мир перед глазами юноши кружился все сильнее, слова доходили до разума словно через слой пуха.
— Эй, барон, ты чего молчишь? — Возвысила голос великанша. В серо стальных глазах женщины мелькнуло нечто донельзя напоминающее неприкрытое раздражение. — Ее прибить? Или оставить? Она тебе нравится? Мне нет.
«Почему я должен это решать? И почему она мне должна нравится? Мне бы больше понравилась кружка горячего бульона и постель.»
— Нет, Сив. Она мне тоже не нравится. Но и убивать безоружную будет неправильно… — Сделав над собой усилие юноша отрицательно качнул головой. — Думаю… Думаю надо отвести ее в Ислев. Или в ближайшую крепость. Пусть те, кто в праве, решает, что с ней делать. Отдадим ее легионерам…
Плечи великанши чуть заметно напряглись.
— Нравится, значит. — Проворчала она непонятным тоном и обиженно надув губы уставилась в стену.
— Спасибо, спасибо, спасибо! — Забормотала стриженная и опрометью метнувшись к Августу снова облапала его за ноги. — Я отработаю. Клянусь. Клянусь. — Руки гармандки принялись гладить бедро цу Вернсрома. — Век помнить буду…
— Змея южанская. — Зло процедила Сив.
«Боги, только этого мне и не хватало. Ты хотела ее убить? Тебе не достаточно на сегодня? Почему тогда ты взвалила решение на меня?» Тяжело вздохнув, Август прикрыл глаза. Мир кружился все сильнее но это обстоятельство почему-то действовало на него чрезвычайно умиротворяющее.
— Кем хотите господа хорошие тем и буду. — Прижавшись всем телом к юноше горячечно забормотала наемница. — Кем хотите… Все что угодно, только не губите… Спасибо, спасибо, спасибо… Век вашу доброту помнить буду..
— Барона тогда для начала перевяжи его, пока он кровью не истек. Проворчала дикарка и нагнувшись подняла с пола погнутый фламберг. — Починить сможешь? — Поверилась она к кузнецу.
— А?.. — С видимым трудом сообразивший к кому обращается Сив, здоровяк подняв голову и глянул на оружие осоловелым взглядом. — Нет. Чтобы такой клинок перековать длинный горн нужен, водяное колесо на молот, большие меха и несколько мастеров. Если сам возьмусь только металл попорчу.
— Жалко. — Отбросив клинок в сторону северянка снова забросив копье на плечо и повернулась к Агусту. — Пойду я пока, Ипполита позову, а то что-то он не торопится… — Безразлично перешагнув через лежащее на пороге тело одного из близнецов-охотников, северянка неразборчиво бурча что-то себе под нос толкнула дверь и вышла на улицу.
— Господин… В очередной боднув лбом сапог все больше отдаляющегося от реальности цу Вернстрома, стриженная огляделась по сторонам и видимо не найдя ничего лучше резко рванув подол собственной рубахи принялась споро перетягивать бедро юноши прямо поверх штанины. — Сейчас, господин, сейчас. Кровь остановим, а потом уже и раны вам почистим. А после уже хорошо перевяжем. Раны-то пустяшные, сразу видно ни жил больших ни суставов не задето, лучше нового будете, господин… Закончив с бедром кантонка, встав на колени склонилась к его предплечью. — И здесь рана тоже не тяжелая. Железка вскользь прошла. Искусный вы видимо, барон фехтовальщик. Снова раздался треск ткани и руку Августа сдавил слой импровизированного бинта… — Да-да… Очень хороший… Очень… И добрый. И справедливый. Вы только другим объясните, что не виноватая я. Боялась я их вот и молчала. Горячее дыхание арбалетчицв обжигало ухо и от этого юношу еще больше потянуло в сон.
Безучастно поглядев, на пытающуюся остановить сочащуюся из порезов кровь — продолжающую что-то бормотать, женщину, Август перевел взгляд на царящий вокруг разгром: сидящего у стены, с упорством умалишенного пытающегося приладить к макушке сорванный с черепа клок кожи кузнеца, бездумно глядящую на огонь скорчившуюся в углу, бормотавшую неразборчивые проклятия, хозяйку, разбросанные по избе изломанные тела, заливающую пол, стены и даже балки потолка кровь, распластанный на обеденном столе, не мигая глядящий в никуда труп ребенка, вторую девчонку скорчившуюся там где ее оставила Сив, перевел взгляд на чадящие, обгорающие на остановившемся вертеле тушки гусей.
«Я жив. Все еще жив.»
Было больно, раны саднили и отзывались на прикосновения гармандки вспышками боли. Нос юноши щекотал запах подгорелого жира, нечистот и меди. Август открыл было рот, чтобы сказать женщине, чтоб она была поаккуратней. И потерял сознание.
[1] Шелковая ткань сатинового плетения.
[2] Меч с корзинчатой гардой.
[3] Многие из безземельных рыцарей империи не брезгуют и наемничеством. Законы Ромула не только не запрещают подобную практику но и всячески поддерживают. Во всяком случае это намного лучше чем откровенный разбой на дорогах.
[4] Имеется в виду отряд наемников.
[5] Не убивай, не убивай!
[6] Я их боялась, потому с ними была. Они меня заставили.
[7] Прости, только не убивай пожалуйста, прости, прости, прости….
[8] Спорынья. Иногда ее действительно добавляют в пиво для «забористости».