Во имя твое

Уроки прошлого

Бока несущегося во весь опор коня ходили ходуном. Стук копыт врезался в уши раскаленными кинжалами. Перед глазами мелькали ветви деревьев.

— Шевелись, овсяная бочка! — Наклонившись к уху задыхающейся от бешенного галопа лошади, Гретта ударила коня пятками и не сдержавшись захохотала в голос. Вывернулась. Она все таки сумела вывернуться! Как же легко обвести вокруг пальцев этих мужиков. Стоит распустить пару завязок на рубашке и они становятся просто неспособны думать головой. Становятся слепыми и глухими ко всему, кроме того, что прячется у тебя под одеждой. Так было всегда. Всегда сколько на помнила. Отчим и сводные братья, армейский вербовщик, многочисленные, большей частью давно отправившиеся на жальник, погребальный костер, а зачастую просто в ближайшую канаву «братья» по отрядам, наниматели и всякие нужные люди. Какая разница. За двадцать семь лет своей беспокойной жизни наемница уяснила одно. Покажи мужику пару крепких сисек и делай с ним все, что захочешь. Чертовы завязки на рубахе. Как же она их ненавидела. Всех. Начиная от воняющих овечьей шерстью и свиным дерьмом крестьян заканчивая не менее вонючими солдатами. Но больше всех она терпеть не могла гребаных высокородных. И без разницы наряженный ли это как павлин увешанный золотом и драгоценностями будто новогоднее дерево ублюдок, или отличающийся от остальных только длиннющей родословной, пропивший и проигравший все награбленное его предками голодранец. Хотя нет. Последних она все же ненавидела больше. Таким все давалось слишком легко. Они не знали настоящего труда. Им не приходиться залезать в долги. Гнуть спину от зари до зари, стирая руки до кровавых мозолей, только для того, чтобы получить в конце сезона пару грошей. Они не знали, как вспахать и засеять поле. Как перемолоть зерно и испечь хлеб. Не знали сколько усилий стоит заставить землю, поделиться с тобой хоть чем ни будь. Нет эти голозадые, имеющие кроме драных порток только меч и родовой герб, уроды умели лишь одно. Трясти своей родословной будто это их достижение. Такие как они не пашут землю. Нет, они, приходят с мечами и факелами. Сжигают амбар, режут скот, убивают отца, насилуют мать, а тебя ради смеха пускают по горящему полю, пьяно споря, кто первый попадет в тебя из арбалета. Точно такого, как висит сейчас у седла.

Еще раз пришпорив коня Гретта захохотала отгоняя непрошенные воспоминания. Скакать во весь опор через лес было опасно и глупо, но гармандка давно наплевала на осторожность. Свобода. Вот единственное что нужно ценить. Свободу и право сильного. Потому как другого права просто не существует. Она поняла это в десять лет. У нее были хорошие учителя. Первый урок ей дали те заезжие «вольные рыцари» разорившие их ферму. И заброшенная лисья нора, что она почти трое суток делила с целым выводком упорно пытающимся ее выгнать почувствовавшим страх и слабость незваной гостьи ежей. Шрамы почти исчезли. Она заплатила лекарям кучу монет чтобы их свели. Но память осталась. Память и ненависть.

На мгновение приникнув к шее коня наемница пропустила над головой очередную свисающую над тропой ветку и чуть натянула поводья. Хватит. Булварк, уже покрылся мылом и начал ронять с губ пену. Не хватало еще загнать коня стоимостью в две дюжины золотых. Она уже достаточно далеко от поселка, чтобы позволить себе немного расслабится. Даже если этот барончик передумает, ее уже не догнать. Через пару часов она выедет на тракт, а там…

Покосившись на туго набитые седельные сумки арбалетчица усмехнулась. Щенок оказался щедрым. Очень щедрым. Отдал почти все трофеи, что остались в избе гребаного старосты. Даже разрешил ей взять запасной клинок Ханса. Она его переиграла. В прочем, гордиться было нечем. Высокородный оказался именно тем, кем выглядел. Изнеженным сосунком с донельзя запущенной стоячкой. Слюнтяй безвольный. Наверняка у него и женщин то до нее не было. А вот с северянкой она поступила немного… интересней. Любопытно, что сделает эта бешенная дылда, когда обнаружит пропажу? Это было просто. Изображать что скулишь и плачешь, до тех пор пока варварка не уберется наружу, а потом отсыпать немного серебра из оставленного ей кошеля. Риск был велик. Дикарка могла почувствовать, что ее мошна изрядно полегчала, но Гретта просто не могла поступить иначе. На самом деле серебро было ей не нужно. Монеты, она взяла подчиняясь импульсу, как брала многие понравившиеся ей вещи, в основном ничего не стоящие безделушки. Многие из них заканчивали жизнь в ближайшей канаве. Некоторые, она с удовольствием ломала или сжигала в костре, стараясь, впрочем, делать это в одиночестве. Некоторые пылились на дне дорожных сумок годами. Но эта горсть серебра и меди… Это был символ ее превосходства. Доказательством того, что страшная полубезумная великанша с такой легкостью убившая большую часть ее отряда на деле оказалась такой же тупой дурой, как и остальные. Поверила в ее слезы. Даже и мысли не допустила, что взяла в плен настоящего командира отряда. Забыла, что в этом мире могут выжить не только сильные, но и те, кто умеет этими сильными управлять.

Секрет был прост. Не бывает слишком хитрых или опасных, часто поговаривал подобравший ее лесничий. Каким бы страшным и сильным не казался твой противник, обыграть можно любого, будь то человек или зверь. И все что для этого нужно заставить его почувствовать, что он уже победил. Внушить ему собственное превосходство. Она прожила в лесной сторожке почти год. Работала по хозяйству, училась премудростям охоты. Пока старик не решил «сделать ее настоящей женщиной». Не разочаровал ее, как потом разочаровывали все остальные. Он умирал долго. Страшно корчился, обгадился, плевался кровью, перевернул почти всю немногочисленную мебель, разбил в конвульсиях сапогами пол, ободрал пальцы до костей, но так и не смог вытащить засевший глубоко в ухе обломок стрелы. Гретта с большим удовольствием досмотрела его агонию до конца. На сборы ушло гораздо меньше времени.

Словно почувствовавший настроение хозяйки, конь сменил рысь на неспешный шаг. Гретта не возражала. Прячущееся в кронах сосен солнце только начало свой путь к закату и она знала что успеет. Женщина улыбнулась. Все получилось именно так, как она и задумывала. Ну почти. Она не планировала смерть Ханса и остальных, но это были допустимые потери. Как можно было рассчитать появление в селе долбанного барончика и его ручной варварки? Да и корчащий из себя невесть что, ксендз, тоже постарался. Но… Скоро все изменится. Они и не подозревают насколько все изменится. Она слышала достаточно. Ее хозяева будут довольны. Очень довольны. Губы наемницы растянулись в кровожадной усмешке. Да. Уре был прав. Дерьмо случается. Но рано или поздно все становится на свои места. Главное не опускать руки и любить свое дело. И это был третий урок.

«Детей не беру» буркнул грузный седоусый десятник окинув взглядом оборванную и тощую девочку подростка. «Подрасти немного, вернешься через пару лет.» В ответ девчонка одним движением скинула с плеча висевший за спиной старый охотничий арбалет и всадила болт в голову стоящего в доброй сотни шагов чучела. «Сколько лет, хоть?» Прищурился здоровяк — Четырнадцать, буркнула девчонка, и старый десятник поежился под ее колючим внимательным взглядом. «Запишу шестнадцать» проворчал он после долгой паузы, и снова зябко передернул плечами. Ну не может у четырнадцатилетней девчонки быть таких равнодушных холодных глаз. Такие глаза он видел у старых солдат прошедших не одну кампанию. Тех, кто напился своей да чужой крови настолько, что без нее уже жить не может. Тех, кому в мирной жизни делать нечего.

Карьеру Гретта сделала быстро, несмотря на то, что меняла отряды как перчатки. Выследить опасного преступника? Легко. Принести капитану голову бывшего товарища, а теперь дезертира? Запросто. Навскидку всадить из тяжеленного осадного «скорпиона» стальной прут аккурат в башку тяжелому латнику, да с такого расстояния что его и углядит-то не всякий? Подумаешь… Гретту заметили. И ее контракты и задания стали более… деликатными. А потом к ней пришли люди. Очень серьезные люди и предложили работать с ними. Да так предложили, что не особо то и повертишься. Она не отказывалась. Ей было все равно. Абсолютно. Чужие войны и подковерная возня сильных мира сего ее не трогали. Пафосные речи тоже. Ее не особо волновали даже те монеты, что она получала. Значение имело лишь одно. Видеть как очередной вонючий членоносец возвращается в грязь. Чувствовать, что у нее снова получилось. Что она победила. Снова.

— Еще немного, Булварк, — похлопав немного восстановившего дыхание коня по крепкой холке гармандка прикрыв глаза, подставила лицо последним лучам уходящего солнца. Скоро мы снова окажемся наверху. Вот увидишь.

Конь всхрапнул и неожиданно встал как вкопанный.

— Что случилось, Булаврк? Волки?

Тяжело дышащий скакун испуганно заржал и попятился.

— Что ты там увидел, мальчик? — Грета нахмурилась и медленно потянулась к висящему на седельном крюке арбалету. Бесы, как же она любила эту машинку. Изобретение канувшего в лету гения могло оставаться взведенным неделями почти без потерь убойной мощи. А держать в ложе болт можно не опасаясь, что он вывалится. Старый как мир трюк. Всего то и надо, что капнуть на болт немного горячего воска. Почти лишенный подлеска сосняк просматривался в любую сторону на добрую сотню шагов, но это ничего не значило. Здесь, в предгорьях иногда встречалось кое-что и похуже волков.

— Покажись! Возвысила голос продолжающая озираться по сторонам наемница. По спине гармандки, точно между лопаток юркнула холодная капля пота. Булварк, был боевым конем. Привыкший к крови, смерти и грохоту стали, способный галопом нестись на строй вооруженных пикинеров скакун не испугается запаха какого-то там волка. Или даже стаи волков. — Покажись! Снова крикнула, Гретта и привычным движением бедер развернула затанцевавшего на месте коня вокруг своей оси. В ее левая рука уже лежала на луке седла, пальцы правой мягко касались выточенной под ее руку арбалетной ложи. Она давно не была зеленым новичком. Только они сразу хватаются за тяжелый смертоносный механизм и начинают им размахивать. Серьезного противника таким не напугаешь. Так зачем зря напрягать плечо? Это был четвертый урок.

«Ты делаешь это неправильно.» Солдат был стар. Даже слишком стар, во всяком случает по меркам тех, кто зарабатывает себе на жизнь мечом. Седые, редкие волосы, бледная морщинистая кожа, скрюченные узловатые пальцы, надтреснутый дрожащий голос. Гретте он не нравился. Делить с ним ложе было ненамного противнее, чем с другими, но старый, будто старающийся урвать от последних дней жизни все что может, пердун, не требовал от нее слишком многого. С другой стороны он был лучшим стрелком, которого она знала и это обстоятельство с лихвой перевешивало все его недостатки. «Но я ведь попала?» Старик скривился, будто наступил на дерьмо. «Попасть это еще не все девочка. Сколько раз ты сможешь это повторить? Дюжину? Две? Рычаг тугой, арбалет тяжелый. Плечи затекают и руки начинают дрожать. Ты стреляешь как лучник а это неправильно. Лучники поднимают свое оружие вверх а потом начинают целится опуская лук. Для них это правильно. Стрела летит далеко. Сначала вверх, потом вниз. По дуге. Болт летит почти прямо. Расстояние меньше, наконечник тяжелый. Поэтому арбалетчик должен стрелять сразу. Представь себе луч света, что идет от оружия. Представь, как он идет по земле и упирается в мишень. И сразу стреляй. Если научишься так делать, сможешь стрелять дольше быстрее и точнее, чем большинство этих олухов. Попробуй. Да. Вот так намного лучше. А теперь иди ко мне.»

Треснула ветка. Сгустившиеся тени чуть дрогнули и от ствола стоящей у дороги одинокой сосны отделилась ломанная, черная как ночь фигура.

— Что ты такое, бесы тебя дери? — Глаза гармандки расширились от удивления.

— Род-жел-лус. — Лающе прохрипело существо и раскрыв чудовищную усеянную кривыми клыками пасть склонило на бок гротескно напоминающую человеческое лицо морду. — Род-жел-лус. — Повторило оно и захихикало. — Род-жел-лус. Род-жел-лус. Род-жел-лус. Род-жел-лус. Род-жел-лус…

— Так это… правда… С трудом удерживая затанцевавшего под ней Булварка, наемница усилила хватку на теплой, казалось льнущей к руке рукояти арбалета. — Все эти россказни про чудовище… Оборотень…

— Род-жел-лус. — Существо щелкнуло пастью, и как то по паучьи подпрыгнув сократило расстояние между собой и всадницей на добрую дюжину шагов. — Род-жел-лус… Хол-лодно… Гол-лодно-о-о… Род-жел-лус… Род-жел-лус…

— Да что ты за пакость та… — Договорить она не успела. Неожиданно перестав смеяться чудище напружинилась и распластавшись в длинном прыжке метнулось к наемнице. Булварк, завизжал и встал на дыбы. Чувствуя как медленно но неотвратимо вылетает из стремян ноги, Гретта захрипев от ужаса чудовищным усилием воли заставила себя отпустить луку ставшего неожиданно скользким и неудобным седла, дико изогнувшись выдернула арбалет из седельного крюка и повела им снизу вверх. Как ее учил, старый, беззубый закончивший свою никчемную жизнь с болтом в ухе, урод.

Точным ударом придав окончательную форму последней заклепке, Стефан проверил ход заново соединенных пластин нагрудника и отложив в доспех в сторону, ссутулив плечи, медленно развернулся к двери.

— Добрый вечерочек, Госпожа. — Растянув губы в подобострастной улыбке здоровяк слегка поклонился и огладив бороду кивнул в сторону лежащей на лавки груды железа. — А я тут с вашим заказом работаю… Сложно, но кажись что-то получается.

— И тебе поздорову. — Неторопливо кивнув, стоящая в проходе великанша с задумчивым видом провела пальцем по закопченным стенам кузницы и склонив голову на бок сделала пару шагов вперед. — А я к тебе в гости решила зайти. — Губы женщины изогнулись и приподнялись, обнажая два ряда крепких, желтоватых зубов.

— У вас кровь… — Несмело указав на набухающие карминовыми каплями царапины на шее дикарки кузнец громко сглотнул слюну. — Вы поранились, госпожа?

— Немного. — Медленно кивнула великанша. — Но сейчас это неважно. Я хочу с тобой… поговорить. Иногда приятно просто поговорить… с сильным мужчиной.

— А-а-а… — Зычный голос кузнеца чуть дрогнул. — А зачем тебе краска на лице, госпожа? Бельтайн[1] две луны назад был, а до дожинок еще далеко. Да и женат я… — Здоровяк несколько замешкался. — Вы госпожа моя, конечно женщина красивая, статная, но не хожу я в лес в новую луну. Не ищу себе пары да услады. Да и моя жена мне голову оторвет ежели узнает. Что мы тут… говорили…

— Голову оторвет… Расчерченное полосами охры лицо великанши чуть заметно дрогнуло. — Не беспокойся, Стефан. Не оторвет. Уже не оторвет. К тому же краска мне для другого нужна.

— И что вы имеете в виду, госпожа? — Бросив короткий взгляд в сторону клубящейся за порогом мастерской темноты кузнец дернул щекой. — Не понимаю. Неясно вы как-то говорите.

— Как работа? — Поинтересовалась проигнорировавшая вопрос здоровяка Сив.

— Секиру я вам сковал, осталось рукоять подобрать да насадить. — Явно немного расслабившийся кузнец, обстоятельно кивнув гордо расправив плечи упер руки в бока. — Весь день трудился, а вот с броней для господина барона придется немного повременить. Ну да это мы обсуждали.

— Хм… А я думаю уже все. — Тяжело вздохнув великанша задрав голову скользнув полным любопытства взглядом по висящему, под потолком мастерской уставленному десятком толстых восковых свечей железному подсвечнику, небрежно ткнула пальцем в лежащую на лавке груду стальных пластин.

В мастерской воцарилась долгая, звенящая тишина.

— Это… да нет. — Произнес наконец здоровяк и подчеркнуто аккуратно поправив лежащий на краю наковальни молот отрицательно покачал головой. — Это еще черновая работа. Грубая подгонка. На глазок. Надо примерять. Исправлять недостатки… Снова примерять. Смотреть, где давит где жмет, где болтается… Еще много чего сделать надо, госпожа. Очень много.

— Не сомневаюсь. — Медленно кивнула дикарка и сжала губы в тонкую линию. — А еще я не сомневаюсь, что половину мастеров-оружейников по эту сторону стены руку бы отдали, чтобы их работа была хоть вполовину лучше того, что лежит там. — Указав подбородком в сторону небрежно сложенных на верстаке частей доспеха женщина оскалилась и покачала головой. — Не всякий мастер отважится даже на черновую подгонку без примерки, Стефан. Знаешь… Там, где я росла, всех кузнецов считают колдунами. Как думаешь, это правда?

Здоровяк вздрогнул словно его ударили по лицу.

— Время позднее госпожа, а я устал, да и голова снова разболелась. — Осипнув на середине фразы Стефан закашлялся и болезненно поморщившись коснулся обмотанной бинтами макушки. — Хотите выпить? В дом не зову — Иниша, жена моя, чужих дичится. Но у меня тут кувшинчик пива есть, да и закуски, думаю какой-никакой сооружу…

— Хочешь я расскажу тебе историю? — Перебила кузнеца, Сив и поправив пряжку поясного ремня с завороженным видом уставилась на мерно гудящее в горне пламя.

— Ежели по чести, не очень госпожа. — Проворчал кузнец и коротко глянув на висящий на поясе дикарки нож дернул себя за косичку усов. — Да и не люблю я байки. Давайте лучше выпьем. Как по мне холодное пивко к концу дня самое то.

— Моя история короткая. — Отрицательно покачала головой великанша. — Думаю, тебе будет интересно.

— Ну… ежели так уж надо. — Гигант неопределенно пожал плечами. — Как угодно госпоже. Только не ждите, что мне история понравится.

— Уроки прошлого мало кому нравятся, — сделав еще пару шагов к кузнецу, северянка в очередной раз пошарила взглядом по сторонам и видимо не найдя ничего более подходящего, примостилась на край верстака и положив ногу на ногу с усталым видом покачала головой. — Может давно, а может и нет, в далеком-далеком одале, на юге Расколотого хребна жил один юноша. — Произнесла она таким тоном будто рассказывала сказку ребенку. — Жил он в долине у подножья гор, на богатой и жирной земле. Был он красивый, сильный и умный. Да вот беда — сирота. Отец погиб под лавиной, а мать, вольноотпущенная рабыня-южанка, не выдержав горя сама взошла на погребальный костер. Правда у мальчишки остался надел и хозяйство, так что он не совсем уж бедствовал. Жил как все, пахал, сеял, пас овец, но больше всего юноша любил работать с железом. Да так у него ладно получалось, что никто и не удивился, когда не имеющий своих сыновей старый кузнец взял его себе в подмастерья. Соседи есть соседи, а на севере принято друг другу помогать. Да и землица тому ковалю отошла. За обучение. А учится юноша быстро. Чтобы превзойти своего покровителя ему потребовался всего год. А еще через год к нему начали приезжать из других одалей. Ведь он умел делать удивительные вещи. Гвозди, которые не ломаются даже если забивать хоть в скалу. Стальные бороны и плуги, которыми можно вспахать самую каменистую почву. Ножи и топоры, что почти не тупятся, кольчуги которые не берет ржа, хоть в морской воде кипяти, копья столь острые, что пробивают любой, даже самый крепкий щит, словно пуховую перину, шлемы, что могут выдержать удар боевого молота. Говорят он был настолько искусен, что мог перековать имперский меч голубой стали в боевую секиру, копье или засапожный нож, не испортив клейма. Злые языки даже поговаривали, что он обменял свою душу на мастерство цвергов[2]. Слава о чудесном мастере все ширилась и тогда старый кузнец решил женить юношу на своей дочери. К чему хозяйство делить? Да и дочка была не против. Ведь юноша действительно был красив, умен и удачлив. Ну и что, что полукровка и сын трелльки-южанки? Свадьбу решили весной сыграть. Позвали гостей — соседей как водится, ну и ярла Креса — Широкие объятья, пригласили. Принято ведь приглашать. Ну и что, что не приедет, главное уважение проявить. — Облизав пересохшие губы, великанша склонив голову на бок принялась сверлить побледневшего будто мел кузнеца тяжелым взглядом. — А он взял и приехал. Ярл. Больно уж ему меч понравился, что вместе с весточкой в дар передали. Захотел на мастера посмотреть, что такой клинок выковал. Ну и посмотрел. — Сив удрученно покачала головой. — И на невесту его посмотрел. Знаешь, за что Кресс свое прозвище получил? За то, что собственному братцу из за бочонка тухлой ворвани глотку перерезал. Не поделили, они его говорят и поссорились. Вот так-то. Жадный Крес. Очень жадный. Хоть и ярл… Был. Жадный и подлый. Никогда бы его тинг конунгом не выбрал, если бы не южане. Великанша брезгливо сморщилась. — Имперцы давали ему золото. Много золота. А там где звенят монеты всегда есть власть… — Раздраженно качнув носком сапога северянка ненадолго задумалась. — Сказывают пришел он с пятью дюжинами хирдманов свиты. — Голос дикарки заледенел словно дующий с гор ветер. — Более чем достаточно, чтобы вырезать десяток семей и несколько треллей. Только кузнец и спасся. Сбежал как последний трус. Хотя, как по мне… Трусом его только глупец, что своей крови никогда не видел назвать может. Но, так или иначе, тот юноша сбежал. И поклялся отомстить. Сам он конечно ничего сделать не мог. Но если человек что-то очень-очень хочет… — Бросив очередной острый взгляд на то сжимающего то разжимающего могучие кулаки кузнеца, северянка неторопливо размяла плечи и скрестила руки на груди. — Хороший коваль большая редкость. Особенно в Подзимье. А уж такой, как тот юноша… Такой мастер ценится на вес серебра. Даже если за ними идет слава труса. Молодой кузнец не пошел к соседям. Знал, что не помогут. Он пошел в горы. И нашел себе защитника. Сильного защитника. Уже через пару месяцев одали Креса горели, его хирдманы висели распятые на дубах, а самого ярла раздавили камнями. Или волочили за лошадью пока все мясо с костей не содрали… — Дикарка жестоко оскалилась. — Эту часть сказки я точно не помню. В любом случае это был хороший урок для разжиревших на имперских подачках бондов. Очень хороший урок. Напоминание что настоящая власть это не мягкое золото, а огонь и острое железо. Правда, Рогатый топор ничего не делает просто так. Ты мне я тебе.

— Злая сказка… — Голос гиганта заметно дрожал. — Не хотел бы я, чтоб такое с кем взаправду случилось.

— Иногда жизнь пострашнее любых сказок бывает. Жизнь дает нам уроки. И они нам обычно не нравятся. Но, если мы их не выучим будет еще хуже… — Жестоко оскалившись, великанша громко шмыгнула носом и снова облизав губы принялась постукивать кончиками пальцев по доскам верстака. — Обидно, что Хальдар помер, правда? Возможно, еще пару лет и он точно стал бы настоящим конунгом. Приструнил бы зарвавшихся бондов. Укоротил руки лезущим в наши дела южанам. Но он… исчез… Сказывают он нарушил клятву. Хотел убить какую-то сумасшедшую девчонку, что подобрал в горах. Хотел. Да не смог. Не помогли ему ни боги ни черное колдовство. — Глаза великанши превратились в две сверкающие ледяным пламенем щелочки. — А еще говорят, что боги плетут судьбу человека еще при его рождении… Хальдар был слишком гордым. И слишком любил играть с другой стороной. Магия до добра не доводит. Рассказывают, все кончилось тем, что эта девчонка вырезала почти всех его хускарлов, а потом указала южанам места стойбищ мятежных бондов. Имперцы тоже мстительны. И не прощают обид. И хоть южане и слишком мягкие для этих гор, легионы разведчиков умеют воевать как бесы. Тогда мало кому сбежать удалось… Но кое-кто все же спасся. Ну а спасшихся уже развела судьба. Кто-то осел на земле и начал честную жизнь, кто-то в разбойники подался, а кто-то…

— Хорошая история. Очень хорошая… госпожа. Хоть и страшная. — Глухо проскрежетал кузнец. Из голоса Стефана словно по волшебству исчезло все радушие.

— Я тоже так думаю. — Болезненно скривившись дикарка поерзала на верстаке и упершись руками в доски чуть подалась вперед. — Я только забыла сказать, что тот кузнец, похоже действительно оказался колдуном. Плохим колдуном. Или хорошим. Это уж как посмотреть.

— Может и так. — Лицо гиганта отвердело будто покрывшись каменной коркой. — Но он никогда не был трусом. Он не сбежал. Его схватили. Сначала пытали. А потом заставили смотреть. Как калечат ставшего ему вторым отцом старика кузнеца. Как глумятся над его женой. Как потом их привязывают к лошадям и тащат по горной тропе. Как ломают, топчут и жгут все, что ему дорого. А потом, когда он все равно не согласился служить, ему раздробили дубиной колени и оставили умирать.

— Но они не знали, что этот кузнец — колдун. — Задумчиво кивнула Сив и выпятив губу принялась обгрызать ноготь на большом пальце.

— В горах говорят, что колдовство не мужское дело. — Холодно проронил здоровяк и обойдя наковальню, с задумчивым видом огладил пузатый бок горна. — Это правда. Того кузнеца учила мать. Она была из сулджуков. Южанка с окраин диких степей. Места где солнце может высушить тебя словно кусок подвешенного над костром мяса. Где дождь есть благословение богов. Самый край юга, даже по меркам имперцев. Настоящая вельва, она могла зашептать землю и небо, камень и воду, упросить огонь быть жарче, землю щедрее и мягче, призвать ветер или отогнать бурю. Но больше всего ее боялись и уважали за то, что она могла спеть хулительный гимн и отнять удачу у любого, даже самого славного воина. И ему ни помогут ни боги ни колдовство.

— Если колдовство, которое призовет заклинатель, сможет его узнать. — Оскалилась дикарка и приподняв руку коснулась кончиком пальца покрытого вязью боевой раскраски лица. Ты не задумывался почему так? Почему мы так часто стараемся быть на себя не похожими? Маски, Стефан. Ты кажешься очень умным. Скажи мне, почему мы все носим свои маски? Кузнец-колдун, может надеть маску сельского коваля.

— А молодая жрица Старого медведя стать имперским ловчим. — Тяжело качнул головой здоровяк. — Но, мы ведь с тобой не враги, госпожа?

— Пока не знаю. — Уронив руки на колени Сив склонив голову принялась внимательно изучать ссутулившуюся у наковальни фигуру. — Именно поэтому я и здесь. Потому мы говорим.

— Говорим. — Эхом повторил Стефан и со вздохом похлопав по горну дернул себя за бороду. Как Старый медведь говори и Мумиром[3]?

Северянка сморщилась будто ей в рот попало что-то донельзя горькое.

— Никогда не любила эту историю. — Недовольно проворчала она и покачав головой снова принялась болтать ногами. — Я не такая мудрая как Отец Войны. К тому же, как ни крути женщина. Игры высоких приятны только мужчинам. Может, обойдемся без игральных костей?

— Пожалуй обойдемся… — Кивнул великан после долгой паузы и шагнув в сторону уперся лбом в подпирающую крышу балку. — Как ты догадалась?

— Если честно, много чего было по мелочи. Первое из за рогатин охотников. Такие копья только за хребтом делают. У имперцев они узкие и трехгранные, чтобы броню прокалывать, у пиктов больше на лист похожи. Второе, уж больно ты ловко о шлемах, секирах да броне рассуждал. Знал какие у каких племен в ходу. Такое знание, да для деревенского кузнеца… А еще из-за свеч. В доме Денуца свечи, у Кирихе свечи, у тебя вон — свечи. — Кивнув в сторону стоящей на верстаке глиняной подставки, великанша пожала плечами. — Воск дорогой. Бортничать тут негде, да и пока я тут была ни одной пчелы не увидала. Вот и подумала, а откуда воск? Воск здесь только у пиктов достать можно. У них-то меда и воска полно. Сначала я не придала этому особого значения. Империя не империя, запреты не запреты, а жить как-то надо. Многие поселки за стеной потихоньку торгуют с лесными. — Грустно улыбнувшись великанша скрестила на груди руки. — Но потом я поняла, что здесь что-то не так. В поселке воняет магией, будто это не деревня, а священная роща. Почти от каждого двора колдовством несет. Злым колдовством. Даже домовые духи разбежались. Одна маленькая берегиня осталась, да и та все, что говорит это о том что уйти хочет. Яблоня во дворе. С яблоками… В начале лета. Люди странные. Соседей убивают, а они об этом говорят будто всерашний дождь обсуждают. Ходят как сонные мухи. На улице нет детей. По хозяйству никто не работает почти. А потом я и сама почувствовала, как кто-то мне мысли перемешивает. Будто напоили меня крепким маковым молоком, или отваром из чертовых рожек, а мне и невдомек. То смеяться хочется, то кому нибудь морду разбить, то трахаться, что аж не в терпеж, то просто спать. А потом я поняла, что уже и духов почти не слышу. — Болезненно скривившись, Сив запустила пальцы в затылок принялась остервенело скрести голову. — Чешется. — Пояснила она здоровяку. — Вроде от вшей избавилась, а все равно чешется… — А, что именно ты колдун я начала догадываться, когда начала думать с какого перепуга староста поселка простого кузнеца слушается. Ты единственный вызвался на драку с гармандцами. Тебя не взяло железо. А когда ты понял, что дело серьезное это ты наложил на барона глиф бури копий[4], и заставил волосы того мелкого ублюдка загореться… — Оставившая наконец в покое свою косу великанша снова надолго задумалась. — Это я потом поняла. — Призналась она спустя минуту. — Сначала думала, что тебе просто повезло. А позже, когда кое что сказала, — дикарка щелкнула пальцами подбирая слова. — Раз. И все стало ясно. А потом и тебя вспомнила. Я видела тебя лет восемь назад. Когда ты Хальдару оружие привез… Ты совсем не изменился. Разве что одеваешься по южански теперь и бороду укоротил… То, что ты здесь сотворил… Это страшно, Стефан. Я чувствую будто тону в холодной воде. Все становится каким-то неинтересным скучным плоским, не хочется ничего делать… И одновременно ты злишься. На себя, на других, на весь мир. Сильно злишься. Все плохое как будто из тебя лезет. Будто, кто дрожжей в отхожую яму сыпанул. И давит, давит, давит. И все вокруг такие-же… замороченные. Это очень злое колдовство, Стефан… Дело ведь в воде, так? Ты отравил воду?

— Ты играешь нечестно. Это два вопроса. — Буркнул продолжающий упираться лбом в балку кузнец и прикрыл газа. — А я тебя не помню. Странно… обычно я очень хорошо запоминаю лица. Надо было сразу понять кто ты такая. Дать тому южанину насадить тебя на свой шампур… Да все дело в воде — я сложил футрак[5] сна разума и бросил его в колодец. Так надежнее. Родников рядом нет, так что все берут воду с одного источника. Варят похлебку, моются, поят скотину, разводят причастное вино. Кузнец криво усмехнулся. — Это было несложно…

— Сложил футрак… — Задумчиво покрутила головой Сив. — И заморочил целый поселок. Такой сейд не всякому колдуну древности по силу.

— Да. Только этот сейд не мой. — Отлипнув от столбы, кузнец, грузно развернувшись к дикарке упер руки в бока. — Хальдар мне его подарил. Кстати, насчет вопросов — моя очередь. Я не ошибся? Это ты получается убила Хальдара?

— Ну да. — Склонив голову к плечу Сив сложила губы трубочкой и коснулась их кончиком пальцев. –

— Теперь я тоже тебя вспомнил… — Пожевав губами кивнул великан. — Та девчонка, что липла к нему как собачонка. Была готова на ходу вылизывать ему сапоги. А вот теперь ты выросла. И предала свои клятвы. Убила своего хозяина. Стала ловчей. Легла под имперцев.

— Хальдар не был моим хозяином. — Покачала головой дикарка. — И можешь мне не верить, но я никого не предавала. И не под кого не легла. Сам знаешь, люди меняются, обстоятельства тоже.

— Тогда ты понимаешь, что я здесь делаю. И зачем. — Сжав огромные кулачищи гигант яростно сверкнул глазами. — Раньше, я винил во всем Креса. Думал в моих… — Осекшись кузнец гулко сглотнул слюну. — В моих несчастьях виноват он. Но потом, я понял — это все имперцы. Сраные южане, что решили вылезти из своих городов и приплыли сюда. Эти лжецы, что принести в горы своего сраного бога и свои дурацкие законы. Это из-за них мы убиваем друг друга вместо того чтобы сплотиться и дать им бой. За нашу землю, за наш род, за нашу…

— Хватит. Перебила здоровяка северянка. — В свое время наслушалась этого дерьма от Рогатого топора. Род. Земля… — Великанша презрительно сплюнула. — Есть те, кто хочет власти. Есть другие, что хотят того же самого. Бонды, ярлы, бароны, рыцари, графы — какая разница? Мы уже сотни лет живем войной. Одни дураки нападают на других, кланы режут друг друга из-за вековых обид или клочка плодородной земли, братья убивают друг друга не в силах разделить наследство. Конунг сменяется конунгом но все остается по прежнему. Интриги, наветы, жадность, вытоптанные поля и горящие овчарни, вой вдов и горе побежденных… Мы северяне и просто не знаем другой жизни. Наша земля пропитана кровью предков. Мы не хотим выучить свои уроки. — Дикарка с грустным видом покачала головой. — Не думаю, что империя принесла нам что-то новое.

Дыхание кузнеца стало тяжелым и глубоким, на шее вспухли толстые узлы вен.

— Ты не понимаешь. — Выдохнул он и отчетливо скрипнув зубами отвел взгляд… — Да… Война была и будет, но империя…

— Я сказала — хватит! — Резко вскинула руку Сив. — Куда делись пропавшие люди?

— А-а-а… — Раздраженно выдохнув здоровяк сморщился будто ему в лицо плеснули грязной водой. — Ты же понимаешь. Сейд требует крови. Ты мне я тебе. К тому же пиктам всегда нужны рабы. Охотней всего они берут молодых баб. Но и от крепких мужчин они не отказываются. Все кто обладал… устойчивостью. Сопротивлялся. Я сливал у них кровь, а потом, когда слабели, отправил их к пиктам.

— Понимаю. — Отстраненно кивнула северянка. — А что в замен?

— Опять лишний вопрос… госпожа. — Неодобрительно погрозив великанше пальцем кузнец тяжело оперся на наковальню и бросив короткий взгляд на полуоткрытую дверь в мастерскую нервно тряхнул бородой. — Ладно… Отвечу. Золото.

— Золото. — Задумчиво протянула дикарка. — Значит золото. Как все просто.

— Да. Просто. Все всегда просто. Сама сказала. Ты мне — я тебе. — Раскинувшаяся в уголках глаз гиганта сеточка морщин на миг дрогнула словно лапки потревоженного резким движением ловчей сети паука. — Этот маленький барончик? Он твой мужчина?

— Не думаю, что тебе это по настоящему интересно. — В на миг расширившихся глазах женщины сверкнуло плохо скрываемое раздражение. — Нет, я с ним не сплю.

— Но, он тебе нравится. Ты ведь хотела бы, чтобы он стал твоим? — Опустив голову кузнец принялся массировать веки большим и указательным пальцем.

— Нет. Наверное… Не знаю. — Ответила великанша немного подумав и качнув ногами принялась вглядываться в танцующее пламя свечей. — Он южанин. И барон. А это даже хуже чем просто южанин.

— Ясно. — Резко кивнул гигант.

В воздухе повисла очередная тяжелая пауза.

— А зачем все эти сложности с рогатым чудищем? Спросила наконец дикарка.

— А ты еще не поняла? — Усмехнулся кузнец. — Считаешь чудовищем меня?

— Нет. — Медленно покачала головой дикарка. — Не тебя.

— Ты… — Неожиданно побледневший кузнец уставился на темный провал открытой двери. — Ты…

— Я уже была в твоем доме. Спустилась в подвал. И отрезала драугру голову. — Глухо проворчала великанша и коснувшись царапин на шее принялась задумчиво разглядывать окровавленные кончики пальцев. — Это тоже очень старый урок. И старая сказка. Если кормить мертвеца живой кровью, он восстанет. Глупо, Стефан. Выдернуть душу с той стороны… Это сказки. Такого не бывает. И ты это знаешь. Они не возвращаются. Вернее возвращаются. Но не совсем они.

— Ты… Неожиданно покачнувшись, великан опустился на колени и прикрыл руками лицо. — Ты… Она ведь никого не трогала! Все, что было нужно это наполнять чашу. Раз в неделю не чаще! Никто не умирал. Они даже не знали! Немного крови и все. Я забирал у них память! Я даже Денуцу глаза отводил… А тех кто вспоминал, тех кто вспоминал… Застонав кузнец с рычанием рванул охватывающую голову повязку.

— А те, кто вспоминал, не у пиктов. Их пожирал демон которого ты призвал. — С отвращением сплюнула великанша.

— Ты… ты безумна… Мы никого не убивали, нет никакого йотуна, мы отдавали их пиктам… — Голос Стефана сорвался в задушенный еле сдерживаемыми рыданиями хрип. Иниша… Иниша…

— Умерла много лет назад. — Сухо произнесла дикарка и покачала головой. — Сколько лет ты кормил мертвеца, Стефан? Она ведь почти переродилась. Почти восстала. Еще пару порций крови и она бы убила всех в селе, а потом превратилась в то, чего боятся даже смешанные. Неужели ты думал удержать королеву драугров?

— Нет… — Чуть слышно прошептал здоровяк. — Нет… Ты не понимаешь. Она не была простым мертвецом. Я смог ее вернуть. По настоящему. Еще немного и ее душа бы вспомнила как быть живой… Что ты наделала…

— Мне жаль. — Покачала головой Сив. — Похоже ты обманываешь сам себя колдун.

— Нет. — Голос кузнеца неуловимо изменился, стал глубже, ярче, наполненней, вскинувший голову здоровяк уставился на северянку ненавидящим взглядом. — Нет ничья дочь, это ты себя обманула. Я не хотел тебя трогать потому как чую в тебе родную кровь. В тебе есть то, что я уважаю. Сила. Гордость. Стойкость перед лицом трудностей. И честность. Я почувствовал, что в нас есть что-то общее. Чувствую твой запах, и пусть он осквернен золотом в твоей крови, сейчас мы на одной стороне. Ты могла бы стать моим певцом, моим голосом, моим словом. Склонится передо мной, принять мои дары. Извлечь уроки из своего прошлого. Нести мою волю, вернуть то, что принадлежит по праву, привести их к моему трону. Вернуть этим людям то, что было предначертано изначально. Сделать их моим стадом. Моей едой. — С каждым словом голос кузнеца изменялся превращаясь в дикую смесь волчьего воя, бычьего кашля, и клекота хищной птицы. От звуков издаваемых Стефаном казалось тряслись стены кузни. Из уголков глаз здоровяка потянулись две ярко алые дорожки. — Но ты меня разочаровала. Сломала моего любимого слугу. Отринула мой дар. Твой барон… Стоило тебе согласится и он бы тебя полюбил. О как бы он тебя полюбил… Как рыба любит воду, деревья любят свет, а живой дыхание. Он бы не мог без тебя, не хотел без тебя, умирал без тебя. Ты знаешь, каково это? Когда тебя любят всем сердцем? Когда тебе отдаются всей душой? Когда тебе жертвуют себя целиком? Я дал бы тебе это. И не только. Дал бы тебе все, что ты захотела. Моя маленькая убийца… Но ты так и осталась самодовольной испорченной дрянью. Всегда ей была. Недостойной милости. Даже менее достойной чем этот жалкий человечек. И ты за это поплатишься. Я начну с барона. Разорву ему тело, а потом немного поиграю с его душой. А этот смертный пока развлечется с тобой. — Тяжеловесно встав, гигант положил руку на рукоять молота и ощерил зубы в дикой полубезумной ухмылке. На щеках поблескивали теряющиеся в бороде дорожки кровавых слез. — Неужели ты думала, что это я чудовище?

— Конечно нет. Иначе ты не оставлял бы ворота открытыми. — Тяжело вздохнула дикарка и поджав губы положила руку на торчащую из-за пояса рукоять ножа. — Остановись, Стефан. — Если в тебе хоть что-то осталось, остановись. Борись с этим.

— Ты безумна. — Зарычал кузнец. — Но это не надолго.

— Твой футарк… Он вызвал что-то с другой стороны. Оно поработило тебя, Стефан. И оно уже здесь. — Склонив голову на бок будто к чему-то прислушиваясь, женщина аккуратно сомкнула пальцы на фитильке свечи. — Похоже она мне не понадобится… Бог-зверь и Мумир… Терпеть не могу эту историю.

В доме колдуньи было тепло, и немного душно. От, весело потрескивающего березовыми поленьями очага, по комнате расходились волны жара.

— Уф. — С трудом сдержав сытую отрыжку, Август отодвинул от себя опустевшую тарелку и блаженно прикрыл глаза. Стряпня вдовицы была великолепна. Щедро приправленный мукой и душистыми травами луковый суп согревал и дарил чувство покоя, а пряное овощное рагу буквально таяло во рту. — Спасибо, Майя, очень вкусно, ты просто волшебно готовишь. — Изобразив вежливый полупоклон юноша положил локти на стол и одарил женщину самой благожелательной улыбкой на которую был способен.

— Рада, что вам понравилось, господин барон. — На щеках вдовы проступил заметный румянец. — Добавки не хотите?

«Хотел бы но боюсь, что просто лопну».

— Э-э-э. — С сомнением посмотрев на стоящий в центре стола распространяющий вокруг себя одуряющие запахи тушеных овощей, горячего жира и корня сельдерея котелок, юноша нашел в себе силы отрицательно качнуть головой. — Нет. Спасибо. Я сыт.

— А вы, отче? — Бросив полный неприязни взгляд на продолжавшего с брезгливо-задумчивым видом лениво ковыряться деревянной расписной ложкой в почти не тронутой тарелке, плебана, Кирихе перебросила косу на грудь и принялась неторопливо поглаживать вплетенную в волосы небесно голубую шелковую ленту. — А может пива желаете? Свежее, третьего дня сварила.

— Не желаю. — Недовольно проскрипел священник и раздраженно бросив на стол ложку уставился в сторону закрытой на массивный засов двери. — Ну и где ее носит?

«Пиво. Никогда бы не подумал, что смогу получать столько удовольствия от напитка черни».

— Да какая разница? — Небрежно отмахнулся юноша и блаженно улыбнувшись, присосался к стоящей перед ним большой деревянной кружке, не сдержавшись, застонал от удовольствия. Пиво было холодным, терпким, удивительно чистым, лишь самую малость отдающим хмелем и на миг цу Вернстром почувствовал себя почти счастливым. Впервые за последнюю неделю он был по настоящему сыт слегка пьян, ему было тепло и у него нигде ничего не болело. Вцепившиеся в его сердце, казалось мертвой хваткой, переживания, слегка разжали челюсти и растворились в блаженной неге. Веки юноши начали невольно слипаться.

— Вы ее обидели, господин Август. Крепко обидели. — В скрипучем словно мельничный жернов голосе плебана слышалось неприкрытое осуждение. — А обиженная женщина может наделать больших глупостей.

«Боги. Ну разве я так много прошу? Я, что не могу просто отдохнуть? Обязательно тыкать меня лицом во все это дерьмо?»

Всколыхнувшаяся в груди барона волна раздражения, перехлестнула через еще неокрепшую дамбу блаженства и с ударила в затылок пудовым молотом. Сердце споткнулось и глухо забухало где-то в горле. Воротник свежевыстиранной рубахи враз стал жестким и слишком узким, а скрытые под повязками ожоги начали напоминать о себе тупым зудом. Чувствуя как остатки благодушного настроя рушатся, словно подхваченный ураганом карточный домик Август с трудом сдержал готовое сорваться с языка ругательство. Не успевший начаться разговор повернул в совершенно неприятную сторону. В виски впились первые пока еще робкие иголочки знакомой боли.

«Почему я вообще должен об этом беспокоится?»

— Я? — Цу Вернстром с грохотом отставив в сторону наполовину опустевшую кружку скрестил руки на груди. — Я ее обидел? И чем это, позвольте поинтересоваться?

— Вы сами сказали, что она ваша компаньонка, господин Август. — С легкостью выдержавший гневный взгляд юноши плебан осуждающе цыкнул зубом и достав из рукава четки с задумчивым видом встряхнул нанизанными на шнурок, выглаженными тысячами прикосновений деревянными бусинами. — А значит признаете ее как равную. Или она считает, что признаете. — Сделав многозначительную паузу ксендз опустив голову принялся массировать веки большим и указательным пальцами. — Так или иначе, отпускать пленницу из-за которой она рисковала головой было довольно опрометчиво.

«Мы рисковали головой, ворона ты проклятая. Мы. Я рисковал. И втравил нас во все это именно ты!»

Неимоверным усилием подавив застрявший где-то в середине горла поток площадной брани юноша принялся демонстративно разглядывать ногти. Он понимал о чем толкует ксендз. И если говорить по совести ему было немного стыдно. Нет, не перед дикаркой, конечно. В конце концов он Август цу Вернстрем, а не какой-то там серв, и не должен держать ответ перед какой-то безродной северянкой. Связывающий их договор ничего не говорил о дележке трофеев… И уж тем более он, как человек воспитанный, не должен выражать одобрение этому дурацкому, изжившему себя тысячу лет назад, обычаю с пленом и клятвами. Но с другой стороны… С другой стороны, кроме как глупостью его поступок назвать действительно было сложно. Самое странное, он даже не помнил, как отпустил гармандку. Вернее помнил, но никак не мог сообразить почему решил поступить именно так. И по какой причине позволил ей взять с собой оружие и коня. Еще несколько часов назад это решение казалось вполне логичным и обоснованным, а сейчас… В виски снова воткнулись раскаленные иглы и юноша невольно поморщился. Он не помнил. Бесы его дери он даже не помнил толком, как оказался здесь. В голове бродили смутные обрывки того, как он идет по улице, а взявший его под руку плебан отчаянно жестикулируя что-то ему назойливо втолковывает. Только вот что? Резко выпустив воздух через жатые зубы, цу Вернстром утер выступивший на лбу пот. Бесполезно. Будто кто-то вырвал из дня здоровенный кусок. В памяти осталось лишь, чувство страха, неясные тени, разгоряченное дыхание, скрип лавки, да ощущение словно его объезжают как неприученную к седлу лошадь. И жгучий стыд.

«Мне нечего стыдится. Я был болен. Ранен. Меня опоили. И я в конце концов кто этот плебан такой чтобы я перед ним отчитывался?»

— Не думаю, что этот вопрос входит в ваши компетенции, отец Ипполит. — Медленно сосчитав про себя до дюжины и обратно, ровным, как великие степи Сулджука тоном произнес Август и придав спине приличествующую благородному человеку осанку, смерил плебана холодным, оценивающим взглядом.

«Ну давай, скажи еще что ни будь гребаный святоша. Попробуй меня еще в чем-то обвинить.»

— По моему скромному мнению, ваша сфера службы и проповеди, а какие решения принимать мне я решу сам. Наши с Сив отношения, не ваше дело. Это приватный вопрос. И мы решим его без вашей помощи совета и участия.

— Не хотел вас оскорбить… господин барон. — Недовольно пожевав губами, ксендз повернулся к внимательно прислушивающейся к беседе Кирихе и смиренно склонив голову громко щелкнул костяшками четок. — Так что там насчет пива, дочь моя?

Понимающе улыбнувшись, красавица подхватив со стола кружку встала из за стола, покачивая бедрами подошла к небольшому стоящему на полке над очагом бочонку и приоткрыв вбитый в его бок медный краник принялась неторопливо цедить пенный напиток. По избе разнесся густой запах солода.

— Мне кажется вы зря беспокоитесь, отец Ипполит. — Бросив лукавый взгляд в сторону раздраженно сопящего Августа, Кирихе слегка качнула кружкой. — До полуночи еще далеко, а Сив намного разумней чем может показатся. Она умеет о себе позаботится.

— Если бы я беспокоился об этом. — Ворчливо буркнул ксендз. — Я больше беспокоюсь за тех на ком она решит выместить свою злость. Как бы потом опять половину села врачевать да успокаивать не пришло… — Внезапно замолкнув на середине фразы священник замер будто увидевший волка кролик и начал испуганно озираться по сторонам. И без того вытянутое, чем то напоминающее старый лемех от плуга, лицо ксендза заострилось еще больше, глаза выпучились будто у вытащенной на берег рыбы. — Ты чувствуешь? Ты это чувствуешь, Майя? — Голос плебана превратился в хрип. — Что-то… Там… Снаружи… — Подбородок пастора задрожал от нескрываемого страха.

— Что происходит? — Недоуменно вскинул брови Август. — Что за глупый фарс вы тут устроили отец Ипполит, или вы думаете, что я…

— А ну заткнись! — Неожиданно зло рявкнула застывшая с кружкой Кирихе. — Спина женщины заметно напряглась, кружка в руке задрожала. — Слушай!

— Да что вы себе позволяе… — Осекшись Юноша склонил голову на бок и прислушался. Теперь он тоже это слышал. Шаги. Мерные тяжелые. Приближающиеся. В груди ледяным комом начало расползаться чувство страха. С недоумением посмотрев на ритмично расходящиеся и сходящиеся в полупустой кружке круги волн юноша сглотнул слюну и заполошно оглядев прикрытые тяжелыми ставнями окна прикипел взглядом к закрытой на засов двери. Почему-то именно сейчас покоящийся в массивных железных скобах тяжелый дубовый брус показался ему непозволительно, просто вопиюще, преступно легкомысленно, ненадежным. Перед глазами в такт шагам всплывала картина загнавшего его к обрыву гигантского смешанного.

— Идет… Он… — Осипший голос вдовы прошелестел по комнате порывом осеннего ветра. — Он уже пришел… — Упавшая кружка расплескав содержимое с глухим стуком покатилась по полу, продолжавшее литься из бочонка пиво растекалась по доскам но женщина не обращала на это ровно никакого внимания. — Он здесь… — В голосе колдуньи послышался неприкрытый ужас. — Это все из-за вас. Из-за вас. Из-за вас… Присев на корточки Майя спрятала лицо в ладонях. — Из-за вас… — Плаксиво повторила она и затрясла головой. — Я не хочу не хочу не хочу. Не буду, не буду, я лучше себя убью… — Судорожно вздохнув женщина согнулась в поясе и ее обильно вырвало луковым супом. — Простите. — Произнесла она совершенно ровным, лишенным казалось всяких эмоций голосом. Но мне кажется сейчас мы все умрем. Моя защита слишком слаба. Я не смогу отвернуть… Даже удерживать его слишком долго. Он… Он… — Застонав женщина прижала руки к вискам и затрясла головой.

— Тук… Тук… — Звук прокатился по избе громом. — Тук. Тук.

Ветки, сучки, стебли, и стволы. Ветви-руки, ветви-пальцы, ветви рты. Они цеплялись за его одежду, лезли в глаза, царапали и разрывали кожу. Сдавливали его рвали, крутили, поднимая над землей. Каждый член его тела, каждая мышца, каждая кость, каждая жила были натянуты и перекручены до предела, прикосновение жестких, черных ветвей обжигало огнем, каждый вдох был наполнен такой болью будто в его легкие входил не воздух а расплавленный свинец. Позвоночник трещал от напряжения, словно на него взвалили всю тяжесть мира. В лицо дул колючий, пышуший жаром перегретого кузнечного горна, остро пахнущий пеплом ветер. Ветер ржущий, рвущий, иссушающий. Глаза застилали слезы и пот, отчаянно хотелось их закрыть но веки забыли как это делать. Перед ним стоял он. Августу хотелось закричать но горло было передавлено тысячей жестких деревянных щупалец. Все что ему оставалось это смотреть. Смотреть на Его, казалось царапающие само небо рога, на Его огромные острые копыта, такие черные, тяжелые, желтеющие у края, на мускулистые, наполовину человеческие наполовину оленьи ноги, на мощный покрытый черной как уголь шестью торс, на огромные, заканчивающиеся короткими тупыми когтями руки, на огромный, кипельно белый четырехглазый череп-ллицо. Смотреть на мерцающие в его глубине огненно золотые огоньки и чувствовать как он медленно в них тонет, тонет, тонет…

— Не теряйте веры! Неожиданно раздавшийся в ушах возглас невесть когда оказавшегося на ногах священника словно сорвал с Августа пелену морока. Юноша осознал что упал со стула лежит на полу под столом и судорожно вспоминает как дышать.

— Соберитесь, дети мои! — Сорвав с шеи символ создателя плебан оскалился словно увидевшая матерого медведя гончая. — Мерзость не может зайти в дом истинных сынов веры! Мы дадим ему отпор! Господин Август — к оружию! Долг каждого слуги Создателя есть битва! Битва с мерзостью! Битва с тьмой! Битва со злом и отрыжкой другой стороны!! — В голосе ксендза послышались истерические нотки. — Credo in Creator, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae… [6] Чеканные строки молитвы отразились от стен и ударили в уши погребальным колоколом. Развеивая остатки иллюзии. Барон судорожно вдохнул и отчаянно заморгав затряс головой.

«Что просиходит?»

— ТУК!

Глаза юноши невольно расширились от страха. Прибитая над дверью увитая цветными лентами и пучками засохших трав медная подкова раскалилась до красна, сухие стебли на глазах чернели и съеживались, остро пахло жженым чертополохом и тряпками.

Скорчившаяся в пивной луже Майя судорожно всхлипнула и тоненько заскулила.

— Вот дерьмо. — Выдавил из Себя Август и кое как выбравшись из-под стола согнулся от скрутившего живот приступа колик. Только что съеденный ужин решительно не желая оставаться в пределах желудка и кишечника настойчиво искал кратчайшие выходы наружу. Сдавивший грудь тисками ужас не давал дышать. Упрямо стоящая перед глазами картина стоящего перед ним гигантского монстра наполняла сердце тоской и безвыходностью.

«Сейчас я умру. Просто умру и все. Это будет… милосердно. Во всяком случае не так больно как если Он до меня доберется.»

— Я так просто не сдамся… Нет. Хватит с меня этого дерьма… — Бесцельно блуждающий взгляд юноши натолкнулся на сваленное в углу трофейное оружие. — Он не помнил кто и когда его принес но это было не важно. Великолепный меч-скьявона, тяжелый клевец, копье, щит клубок каких-то ремней…

«Я так и знал что ты трус. Ты всегда был трусом.»

Раздавшийся в голове, тяжелый, рокочущий словно рушащиеся скалы, голос отца ударил по ушам с такой силой что юноша вздрогнул.

«Ну что так и будешь стаять, как баран приведенный к мяснику, или попытаешься что-нибудь сделать? Боишься невидимого буки? Даже не верится, что в тебе течет моя кровь. Ведешь себя хуже чем суеверный смерд.»

Чувствуя как вспыхнувшая в груди волна злости размывает боль, юноша оскалился и чуть слышно зарычал. Чертова дикарка. Это все из-за нее. Это она затащила его в эту проклятую Создателем деревню. Это из за нее он сначала подставил голову под мечи гармандских наемников, а сейчас готовится драться с неведомой потусторонней дрянью. Все. Хватит с него чудес и магии. Хватит оживших ночных кошмаров, хватит этого бесовского дерьма и мистики. Как только это закончится он во-первых выскажет этой дикарке все что о ней думает, а во-вторых разорвет их договор. Хватит. Есть люди которые приносят одни неприятности и Сив одна из таких. Бесы, да она просто королева неприятностей…

БАМ!!

Изба содрогнулась до основания. Со стропил посыпалась пыль. Жалобно хрупнувшие доски засова прогнулись и ощетинились щепками… Дверь вздулась уродливым горбом разошедшихся досок.

«Мы все умрем.»

— Быстрее, господин Август. Быстрее! Голос священника сорвался. Нам надо освятить ваше оружие! Лицо ксендза расплылось в диком оскале. Глаза сверкали фанатичным блеском. — Sub tuum praesidium confugimus… [7]

БАМ!!

Дубовый брус засова окончательно и перекосился в пазах. Дверь перекорежило и в лицо юноши пахнуло невыносимой стужей. С ужасом глядя как от порога по доскам расходятся морозные узоры цу Вернстром сделал судорожный вздох и шагнул вперед. Шаг. Второй. А потом еще и еще.

«Я сейчас умру. Мы все… мы все… мы все вернемся в прах…»

— Да хватай ты свои железки олух конем траханый!! — Завизжала, успевшая прийти в себя, стоящая на коленях, болезненно содрогающаяся от конвульсий, поспешно чертящая на полу отдаленно напоминающую раздавленного паука фигуру, Майя. — Я не смогу удерживать его так долго! Хватай оружие пока мы все тут не окочурились! Не давай ему ко мне подойти!

«Зачем? Какой в этом смысл?»

— Окаянная ведьма!!! Как ты смеешь сомневаться в силе Создателя!!! — Взвизгнул священник и вскинув руку в отвращающем жесте истерично хохотнув взмахнул четками. По вискам священника катились крупные капли пота. Волосы вздыбились словно их развевало невидимым ветром. — Анафема неверным! Ad profundus!!![8]

«Но ведь я еще жив?»

Сжав зубы юноша бросился к скамье. Меч. Ему нужен меч.

БАМ!!

Пол под ногами взбрыкнул будто норовистая лошадь, ушам стало больно и почти добравшийся до скамьи Август чуть не упал на колени. На мгновенье он ослеп, и перед его глазами снова встало виденье черных рвущих его плоть ветвей-пальцев. К горлу подкатил комок, во тру стало кисло. Раздался лязг и на плечо цу Вернстрома чуть не отхватив ему ухо упало копье. Та самая рогатина, которая так понравилась Сив.

«Так даже лучше. В всяком случае, ты будешь от этой твари на хоть на каком-то расстоянии».

Дрожащие пальцы барона сомкнулись на древке. Дерево было холодным словно лед, оковка прилипала к пальцам, по наконечнику расползлись пятна инея но тяжесть оружия все равно придавала уверенности.

«Я еще жив?»

— Призываю тебя Создатель!! Защити и укрепи руки наши в борьбе со злом!!! — Взвыл словно пес на луну ксендз и выставив перед собой потертые четки подпрыгнул на месте будто выплясывая какой-то адский танец. — Не бойтесь дети мои, тварь нас просто пугает, она не сможет зайти в дом!! Сейчас, господин барон, надо освятить ваше копье, а потом мы…

«Освятить? О чем он бормочет? Какое это имеет значение?»

Х-Х-Х…

Донесшееся из-за двери шипение заставило Августа покачнуться. Звук не был особо громким но у юноши возникло ощущение будто в уши ему ввинтили по раскаленному гвоздю. Мышцы ног ослабли превращаясь в студень. Пламя свечей заметалось, и по стенами избы заплясали тени. В глазах начало двоится. В следующее мгновение раздался треск. Наверху что-то заскрипело, надсадно застонали поддерживающие крышу балки, на голову барона упал пук соломы. Майя застонала об боли и ее снова вырвало.

— Он наверху!! Земля не держит отродье Павшего, он на крыше!!!! — Казалось экзальтация ксендза достигла пика. — Создатель с нами а значит мы справимся! Эти четки я получил по окончании своего ученичества в ордене изгоняющих!! Их благословил сам Наместник Создателя!! — Захлебываясь слюной священник завертелся на месте, словно гонящийся за собственным хвостом пес. — Веруйте!! Веруйте в защиту Господа. Веруйте в милость Великой матери. Веруйте в Деву заступницу, В Грега-победоносца, В Нооку-Ромейскую, во всех больших и малых что бились с тьмой! Веруйте!!! Ни одна тварь мрака не сможет находится, с ними слишком долго!!! Еще немного и демон ослабнет!!! ПОМОЛИМСЯ ЖЕ ДЕТИ МОИ!!!

Х-Х-Х…

— Берегись! Рванув вышитый бисером пояс, вдова дернула зубами пряжку и не обращая внимания на раскатившиеся по полу бусины сплюнула на пол прятавшийся в складках ткани короткий, не длиннее мизинца узкий клинок. Звон хрустального колокольчика превратился в бой погребального колокола. — ГОЛОВУ!!!

— Что за… Только и успел выдавить из себя Август как Дом словно подбросило. Крыша просела, доски треснули, часть кровли обрушились внутрь едва не придавив священника, На фоне темного неба появилась тощая когтистая лапа.

— Ad profundus!!! — Засиявшие золотым светом четки хлестнули по лапе монстра словно кнут, оставляя за собой глубокий, сочащийся черной, дымящейся на воздухе, кровью, след. Отброшенный в сторону могучим ударом ксендз скорчился на полу раздавленной мокрицей. Вокруг головы священника начала быстро расползаться карминово-красная лужица.

Х-Х-Х…

— Держи его, мать твою!!! — В голосе Майи не осталось ни грана былой кротости. Перекинув через плечо косу женщина безжалостно секанув по ней ножом небрежным жестом швырнула отхваченную прядь в центр фигуры и тут же полоснула себя клинком по запястью. Падающая на магический знак кровь зашипела будто кислота. — Если хочешь дожить до утра, не дай ему до меня добраться!

«Магия! Что за черная магия!?»

— Дерьмо… — Прошипел непослушными губами Август и покрепче перехватив рогатину выставил ее в сторону пролома. — Срань. Срань. Срань. Возможно это выглядело достаточно воинственно. Во всяком случае он на это надеялся. Очень надеялся.

«Думаешь эта тварь тебя испугается?»

В проломе снова мелькнула неясная тень. Август ударил. Его выпад был быстрым. Очень быстрым. И точным. Фейхтмейстер мог бы гордиться. Это был отличный удар. Точно в подмышку. Такой удар не оставляет шанса даже тяжелому латнику. Юноша уже почти чувствовал как тварь вздрагивает, обиженно ревет и сорвавшись с перекореженных стропил падает ему под ноги. А потом наконечник рогатины с сухим треском соприкоснулся с чем-то твердым, запахло сосновой хвоей, и с трудом удержавший в руках внезапно ставшее непомерно тяжелым, копье юноша поспешно отпрыгнул в сторону. Доски пола вновь вздрогнули и в избу скользнула долговязая тень.

«Боги…»

— В-в-в… Только и сумел выдавить из себя потерявший дар речи цу Вернстром и громко сглотнув мгновенно наполнившую рот кислую слюну, шагнул назад. Стоящий перед ним монстр больше всего напоминал ожившее дерево. Громадная, подпирающая рогами потолок, фигура, напоминающая покрытую черной плесенью и мхом кору, шкура, тяжелые, острые даже на вид, копыта, мощное, уродливо перекрученное тело, неестественно длинные узловатые конечности, маячащая на высоте добрых пяти локтей, криво посаженная на плечи, похожая на уродливый, комель дуба шея, глубокие провалы горящих золотым огнем глаз. И оскалившийся четырехглазый коровий череп вместо лица. Со скрипом распрямившись чудище обманчиво неторопливо переступило через лежащую у его ног потолочную балку, взмахнуло рукой и наконечник рогатины со звоном ударился в стену.

— Держи! Еще немного! Пожалуйста… Застонала содрогающаяся от бьющей ее тело крупной дрожи Кирихе и в очередной раз полоснув себя по запястью принялась щедро разбрызгивать вокруг кровь.

«СКЛОНИСЬ ПЕРЕДО МНОЙ, ЧЕРВЬ.»

Монстр оскалился и чуть присев склонив голову на бок раскинул руки в стороны словно приглашая Августа на поединок.

«Я умер. Я умер и попал в кошмар.»

— Я еще жив… — Губы не слушались и слова юноши прозвучали так будто он набил рот горячей кашей. Вскинув остатки своего оружия над головой в классической позиции, цу Венстром чуть присев сделал небольшой шажок вперед. — Я еще жив, сука! Первый удар лишенного наконечника копья пришелся точно в лоб твари. — Я! — Следующий удар не оставив на угольно черной шкуре даже царапины, соскользнул с груди монстра но это Августа не смутило. — Еще! — Третий удар пришелся в центр туловища и заставил тварь покачнуться. — Жив! — Ощетинившееся щепками древко рогатины с хрустом вошло в оскаленный рот чудовища.

«НАСЕКОМОЕ. МЕРЗКОЕ НАСЕКОМОЕ. НА КОЛЕНИ!!»

— Х-х-х. Раздался хруст. Челюсти твари сомкнулись и сжимаемый цу Вернстромом кусок палки укоротился на пол локтя. — Х-х-х. Мерно пережевывающая проваренную в олифе, окованную стальной полосой, твердую как камень деревяшку, тварь глумливо оскалившись продемонстрировало юноше узловатую, когтистую лапу. Похожие на стальные гвозди пальцы медленно словно во сне протянулись вперед повернулись сначала влево, потом вправо… Когти твари были красны от крови.

— Я еще жив. — Неимоверным усилием подавив позыв скорчится на полу и выблевывая остатки ужина прикрыть голову руками, Август, упрямо наклонив голову перехватил остатки древка словно дубину. — Я еще жив…

«Хотя, это, судя по всему, ненадолго»

— В сторону! Голос волшебницы ожег юношу словно плеть. Тело юноши будто само качнулось в бок. Изба задрожала до основания. Рассыпанный по полу бисер задвигался словно живой и сложился в сложную, выворачивающую сознание одним своим видом фигуру, от бусин повалил дым. Что-то сверкнуло, грохнуло, доски стен вздыбились словно штормовое море, мимо юноши пронеслось нечто нестерпимо горячее яркое будто сотня солнц и тварь вместе со стеной дома и остатками крыши буквально вынесло во двор. Раздался хруст и приглушенное шипение.

«Низко пошел. Похоже, в овчарне пришел конец».

Мелькнувшая в голове мысль заставила юношу нервно хихикнуть.

— Быстрей… — Выплюнув текущую изо рта кровь Майя указала куда-то в сторону очага. — Там. На полке… Ромейский огонь… Я сорвала защиту, истончила пути… Отрезала его от колодца сил. Он сейчас уязвим, но это ненадолго…

— А соседи? Не помогут? Шуму на все село…

— Быстрей, дурак… — Устало покачала головой бледная как снег женщина и бессильно повалившись на бок скорчилась на полу. — Чары… Никто не слышит… Не видит… А если и слышит, то считает, что все так и должно быть. Иди… Огонь. Он боится огня…

— Ты в порядке?

— Поторопись. Глаза вдовы закрылись. — Поторопись если хочешь увидеть рассвет.

«Если хочу увидеть рассвет».

До крови прикусив губу Август шагнул к полке и подхватив лежащую на нем, украшенную сургучными печатями металлическую сферу, двинулся к курящемуся обугленной древесиной пролому в стене. Дом опасно поскрипывал, со стропил сыпалась пыль. Под ногами юноши чуть слышно брякнуло. Опустив взгляд цу Вернстром несколько мгновений разглядывал лежащий среди обломков меч.

«Во всяком случае эту штуку прожевать будет посложнее».

С кряхтением нагнувшись, юноша подобрал клинок и шагнув в курящийся углями пролом в стене глубоко вдохнул промороженный воздух.

«И это мой сын? Это плод моих чресел? Двигаешься как сонная улитка. Давай, шевелись, сопляк. И постарайся не промахнуться, второй бомбы с алхимической дрянью у тебя нет». Голос отца был полон злорадства.

— Да пошел ты. Я еще жив. — Чуть слышно буркнул цу Вернстром и расправив плечи шагнул в сторону груды оставшихся на месте сарая досок. Ровно туда, где среди обломков вяло шевелилась черная будто мрак, искореженная тень.

Стефан зарычал. Разминувшееся на пол пальца с лицом дикарки оголовье молота разбрызгало в щепы верстак, и мазнув самым краем по опорному столбу мастерской, точно рубанок выбрало с него изрядную порцию древесины. Это был мастерский удар. От тяжеловесного деревенского увальня не осталось и следа — перед Сив был опытный боец и убийца, быстрый, гибкий, опасный, но все же кузнец опоздал. Невесомо качнувшись в сторону северянка крутанулась на пятке и коротко без размаху ткнула ножом в бок здоровяка. Раздался звук как будто кто-то с размаху всадил колун в сучок дерева.

— Бесы! Отпрыгнув в сторону дикарка с некоторым изумлением глянула на зажатый в кулаке обломок оружия и отбросив в сторону бесполезную рукоять пригнувшись широко растопырила руки и оскалилась словно загнанная в угол волчица.

— Сдохни! — Гигант прыгнул. Свистнувший в могучем замахе молот внезапно изменил траекторию и вместо того чтобы обрушиться сверху коротко ткнул попытавшуюся уйти от удара великаншу в бедро. Коротко вякнув женщина кулем отлетела к стоящей посреди мастерской бочке. Раздался треск, поток хлынувшей из опрокинутой бочки, пахнущей ржавчиной и окалиной воды, растекся по кузне почти моментально превратив пол в жидкое грязевое месиво. — Ха! Спеша развить успех здоровяк перехватив молот за самый конец рукояти и торопливо подскочив к поверженной противнице несколько раз впечатал его в живот распростертой посреди мутной лужи великанши. Содрогающаяся при каждом ударе всем телом Сив захрипела и бессильно обмякла, на губах великанши вспухли кровавые пузыри. — И это все?! — В голосе Стефана послышались глумливо-разочарованные нотки. — А я думал, ты покрепче будешь. — Крутанув молотом словно тростинкой, здоровяк неторопливо обошел упрямо пытающуюся перевернуться на живот дикарку и небрежно толкнул ее ногой в бедро. С губ северянки сорвался жалобный стон. — Сломано. Злорадно заключит кузнец и обойдя дикарку с другой стороны снова пнул ее в бок. — И это тоже. На губах здоровяка появилась диковатая ухмылка. — Знаешь… — Закинув свое оружие на плечо гигант чуть наклонившись принялся озабочено осматривать оцарапанный ножом бок. — Я хочу еще немного поиграть. Один вопрос. Всего один. На что ты надеялась придя ко мне вот так? Думала заколоть меня этой зубочисткой? Я ведь колдун, сама сказала. Кузнец. На мне заговор от железа. Так на что ты надеялась? — Глаза здоровяка сощурились в их глубине на мгновенье вспыхнули ярко желтые огоньки… — Думала, что я раскаюсь? Скажу тебе спасибо за то, что загубила смысл всей моей жизни? Что буду валяться у тебя в ногах и благодарить за то, что убила ту которую я любил? — Утвердив сапог на бедре женщины Стефан принялся неторопливо поворачивать ногу то вправо то влево.

— Пх-х-а… Тело великанши вновь содрогнулось выгнулось дугой и ее обильно вырвало желчью.

— Как по мне, неплохой ответ. — Хмыкнул Стефан и задрав голову задумчиво уставился в потолок. — Прежде чем мы продолжим. Я хочу, чтобы ты кое-что поняла. Тяжело произнес он спустя минуту. Тогда, когда Крес приехал к нам на свадьбу, я не мог спасти Инишу. Был тогда слишком молод и глуп, слишком слаб и мягок. Но уже тогда я знал, что ее можно вернуть. Без дураков. По настоящему. Просто это требует времени. Много времени. И терпенья. А я ведь почти закончил. Качнув головой в сторону занавешенной части мастерской здоровяк тяжело вздохнул. Ты не представляешь насколько это было сложно — найти и собрать ее кости, провести правильные ритуалы. Кормить ее живой кровью, искать нужные ингредиенты и травы… И возвращать ее обратно. Шаг за шагом. Старые сказки говорят, что древние колдуны могли выдернуть душу с той стороны простым усилием воли. Говорят, что некоторые могли сделать это даже сами с собой. Но для меня это не так. — Оскалившись Стефан снова усилил нажим и дождавшись стона северянки довольно кивнул собственным мыслям. — Сложнее всего было с деньгами. С чертовыми деньгами. Вся эта алхимическая дрянь стоит золота. Столько золота, что честной работой за всю жизнь не соберешь. Или соберешь. Лет за триста. Поэтому я и обратился к пиктам. Это оказалось выгоднее. Дикари не знают цену тому, что можно найти в лесах. Я получил нужные минералы и травы, собрал достаточно Разломного камня[9], огненных бабочек, золотого листа, и прочего. Еще семь партий железа этим лесным идиотам и они принесли бы мне сердце леса. Знаешь что это? Знаешь кто такой дух хранитель рощи? Сейчас таких уже не водится. Последний, говорят, лет пятьсот как сдох. Их пища — магия, а ее в мире все меньше. — Склонившись к почти потерявшей сознание великанше, кузнец нежно отбросил с ее лица прядку растрепавшихся в драке волос и смачно плюнул ей в лицо. — Но у пиктов сохранились их сердца. В святилищах. Когда-то они охотились на них. Воевали с ними. Делали из их шкур обереги, а кости использовали как подношение своим богам. Дураки. — Губы Стефана изогнулись в кривой усмешке. — Души умерших. Они забывают. Понимаешь? Стоит попробовать вересковый мед, ступить на ту сторону, и все — тебя больше нет. Но если дать мертвецу сердце хранителя, он вспомнит. Оживет по настоящему… Понимаешь, тупая ты дура?! Неожиданно сорвавшись на крик здоровяк подняв ногу с силой опустил ее на живот великанши.

— А-х-х-х… Тело женщины выгнулось дугой, глаза закатились. На губах вскипела кровавая пена. Из уголков распахнутых в невыразимой муке глаз, оставляя на щеках мокрый след протянулись влажные дорожки.

— Ну, ладно, ладно. — Неожиданно успокоившись проворчал кузнец и снова утвердив сапог на грудь северянки наклонившись вперед упер руки в колено. — Ты погорячилась, я погорячился. — Ты главное не умирай пока… Мне тебе еще так много рассказать надо. — В голосе кузнеца проскользнули безумные нотки. — Мы с тобой будем еще долго разговаривать. Дни. Недели. Годы… Мы начнем все сначала. Вернем ее. Вместе. Для начала я отниму у тебя руки. Потом ноги. По кусочку, медленно. Я буду кормить тобой Инишу… Потихоньку. Раньше я не давал ей испробовать плоти, но мне кажется, это ей понравится. И ускорит процесс. А потом мы будем играть в вопросы, и ты каждый день будешь молить меня тебя убить. И знаешь?.. — Задумчиво дернув себя за бороду великан усмехнулся. — В тот день, когда я закончу свою работу, когда Иниша вернется, я отдам то что от тебя останется ей. И ты будешь мне благодарна. До смерти благодарна, ха. Вот прям до донышка сердца. — Еще больше подавшись вперед кузнец раздув ноздри громко втянул носом воздух и брезгливо поморщился. — Да ты походу не только облевалась. Хохотнул он и покачал головой. — Ну да ладно, кто из нас бывало не обделывался. Зато ты похоже все поня… — Не договорив здоровяк с некоторым удивлением уставился на вцепившиеся в голенище сапога пальцы. Руки великанши дрожали от напряжения, обломанные ногти вцепились в толстую кожу сапог оставляя на ней еле заметные царапины.

— Ха! — Из горла кузнеца вырвался короткий смешок. — Ха-ха-ха… А ты упорная. Да. Мы с тобой славно проведем время! Очень славно! — В голос рассмеялся Стефан и подняв взгляд на лицо северянки словно на стену натолкнулся на два сверкнувших из под забрызганных рвотой и кровью век провала в ледяную бездну. Сминаемая кожа жалобно заскрипела, раздался звук будто кто-то сломал завернутую в мокрые тряпки сухую лесину и вскрикнувший не сколько от боли сколько от неожиданности и испуга здоровяк покачнувшись начал заваливаться на бок. — Что за… Змеей вывернувшаяся из под ноги гиганта, Сив, легко вскочив на ноги, растопырив пальцы словно кошка когти рванула ногтями живот потерявшего равновесие кузнеца. На стены мастерской фонтаном брызнула кровь. — Что за.. — Упав на колени, неловко подволакивающий сломанную ногу, Стефан слепо отмахнулся молотом. Он почти попал. Почти. Со свистом разорвавшее воздух полупудовое било скользнуло в волосе от виска изогнувшейся как будто у нее не было позвоночника Сив и с чавканьем врубилось в раскисший земляной пол. В воздухе снова мелькнула растопыренная пятерня и кузнец взвизгнув от нестерпимой боли схватился за наполовину оторванную кисть. Следующий удар пришелся в плечо. На потолок и стены снова брызнуло жирным багрянцем и вторая, лишившаяся огромного куска мышц, рука здоровяка повисла плетью. — Что это за сейд… — Выдохнул Стефан и с ужасом уставился на как ни в чем не бывало приплясывающую в двух шагах перед его носом дикарку. — Что… за колдовство? — Повторил он и опустив удивленный взгляд на зияющую у него в боку дыру перевел взгляд на зажатый в пальцах великанши слегка пульсирующий черный от крови кусок плоти.

— Не колдовство… — Хрипло пролаяла великанша и поднеся вырванную печень к лицу раздув ноздри принюхалась к своей добычи словно учуявший кровь оголодавший за долгую зиму волк. — Нет… Не колдовство… Ты просто меня разбудил, еда… Голос женщины превратился в змеиное шипение… — Ахххх!! — Задрав голову к потолку зашипела она и фыркнув словно вылезший из воды пес тряхнула головой. — Дрянь… Слабая плоть. Но тоже сойдет. — Рот дикарки раскрылся обнажая два ряда острых зубов.

— Нет… Проскрипел Стефан и завалившись на бок с ужасом уставился на великаншу. Только не так… Пожалуйста…

— Не та-к-к? — По вороньи дернув головой северянка уставилась на колдуна непроницаемым взглядом превратившихся в два иссиня — черных, смоляных озера глаз… — Врешь. Заключила она и немного поколебавшись острожно лизнув окровавленный кусок печени брезгливо сморщилась и разочаровано отбросила его в сторону. — Г-нилая! П-ада-ль! Г-ниль! Зашипела она рассерженной кошкой и закрутилась на месте. — Г-ниль. Маг-ия. Не та-к. Мер-твец. Не та-к-к. Ты меня обманул, еда! Ладонь дикарки сомкнулась на рукояти молота. — Гниль. Гниль, гниль, гниль!! Резко выдохнула она и небрежно дернула плечом.

— Сто… Договорить кузнец не успел. Тяжелое било с хрустом врезалась ему в лицо превращая голову Стефана в кровавую кашу.

— Не та-ак-к. — Проклекотала Сив и резко шагнув вперед сорвала остатки перегораживающей мастерскую занавеси. — не так. В черных будто безлунная ночь глазах северянки сверкнуло пламя. — Не т-т-ак-к… А ты — в-к-усны-й?

Безвольно висящий на вбитом в бревна стены стальном крюке, крепко связанный по рукам и ногам сыромятными ремнями иссушенный мужчина в разодранной рясе сосредоточил на Сив взгляд мутных от боли глаз и отчаянно затряс головой. Из угла заткнутого кляпом рта потянулась тонкая нитка слюны.

— Не т-ак… — Качнувшись к пленнику северянка с громким стуком впечатав ладонь в бревна стены уткнулась носом в шею захныкавшего от страха священника и громко засопев разочарованно зарычала. — Не т-ак. Слишком жид-кая к-кровь. Гнил-ое м-ясо. Мало, мало, мало…

Безразлично уронив под ноги молот, великанша отвернувшись от трясущегося словно в лихорадке ксендза подошла к столу со сложенной на ней грудой инструментов, доспехов и оружия и с хрустом дернув шеей склонила голову на бок. — Не т-ак… х-очу, х-очу, х-очу… Голос дикарки то срывался в визг то превращался в отдающееся дрожью досок рычание. Слова растягивались и искажались то вылетая из ее рта рассерженными пчелами то срываясь с губ словно загустевшая патока. Великанша на мгновенье замерла и растянула рот в страшной, неестественной улыбке. — Ты… Я т-ебя з-наю… Т-огда у-бежал… Скрыл-лс-ся… С-спрят-ался… Сейч-ас я т-ебя с-ьем… — Слепо шарящие по верстаку руки женщины сомкнулись на древке тяжелой больше напоминающего посаженный на длинную рукоять топор мясника чем оружие секире. — С-ьем… — В голосе дикарке слышался рокот камня и вой зимней стужи.

Висящий на стене пленник закатил глаза и обмочился.

Не обращая внимания на сорванные ногти, Август рванул сургучную печать, чуть не порезавшись неловко зажатым под мышкой мечом, дернул освободившийся шнур и дождавшись, пока из отверстия не повалит остро пахнущий кислым дым, метнул смертельный механизм в шевелящуюся кучу обломков. Земля под ногами ощутимо дрогнула. Остатки сарая просто сдуло. Во все стороны полетели обломки. Тряхнув гудящей головой, наполовину ослепший и почти оглохший юноша, поднялся с четверенек и стряхнув с себя горящие щепки, нащупал выпавший в момент взрыва клинок, уставился в дымящийся на месте взрыва темный провал.

— Сдохни. — Прошептал он непослушными губами, и облегченно улыбнувшись со стоном разогнул спину. Чувствуя как его тело окутывает слабость, юноша тяжело оперся на меч и сделал маленький шаг вперед.

«Я это сделал… Я его убил.»

Будь это хоть сам вылезший из иного мира Падший, не существует той силы, что выдержала бы мощь ромейского огня. Тварь определенно сдохла, ее просто разорвало на куски. Точно. Просто разорвало. Он готов был поклясться, что видел как среди разлетающихся обломков мелькнула оторванная лапа…

«Или нет…»

Заваленная землей и тлеющими обломками яма пошевелилась. Раз, другой, третий. Колотящееся где-то в горле сердце юноши дало сбой. На его плечи снова навалилась гора чужой злобной воли. Расколотые доски рассыпались и из воронки медленно встало чудище. Вид твари был страшен. Обуглившаяся, покрытая кровоточащими ранами шкура, изломанное, перекрученное тело, торчащие из раздавленной грудины осколки ребер, один из рогов отколот. Поведя из стороны в сторону перекошенным черепом, тварь встряхнулась словно вылезший из воды пес, и сосредоточило четыре, горящих алым огнем провала на цу Вернстроме.

— Isinambuzane… Uzohlupheka. — Пророкотало существо и снова встряхнувшись сделало по направлению к юноше сотрясающий землю шаг. — Njalo.

Черная круговерть рвущих тело когтей-веток, запах жирной земли, жадно вгрызающиеся в плоть огромные черви…

Заорав скорее от страха, чем от ярости, Август выставив перед собой меч бросился вперед. Клинок сверкнул в воздухе и с чавкающим звуком прочертил на груди твари алую полосу. Развивая успех, юноша секанул, справа, потом слева, снова справа. Плечи гудели от напряжения, пальцы будто перемололи в мельничном жернове, грудь разрывало от недостатка воздуха но останавливаться барон не собирался. Убить, убить это чудовище пока он еще может держать меч, разрубить на куски, разорвать голыми руками…

Пришедшийся ему в бок удар отбросил его на другой конец двора. Внутренности скрутило от боли. К горлу подкатила кислая волна, и юношу обильно вырвало.

— Нет… — Вяло шевельнув рукой в попытке нащупать подевавшийся куда-то меч, Август застонав от охватившей грудную клетку обручем, боли перевернулся на бок и его снова вырвало. Нет, нет, нет…

Острые копыта ломающие тело, брызжущая кровь и медленно выдавливаемый из расколотых костей костный мозг, лопающиеся глаза, распухающий и гниющий язык…

— Njalo. — Чудовище хрипло засмеялось. Когтистые лапы сомкнулись на рукояти торчащего из бедра меча. Njalo… С безразличным видом отбросив оружие в сторону монстр расправил плечи и будто в недоумении склонив голову уставилось куда-то в темноту. — Ukudla. Isigqila…

Раздираемые острыми ветками внутренности, содранная полощущаяся на горячем, пахнущем пеплом ветру, забытым, знаменем кожа. Снующие по оголенной плоти отвратительные насекомые…

— Нет… Чувствуя, как по ногам течет что-то теплое выдохнул Август. — Нет… Только не так…

Прорастающие из содрогающегося в агонии тела побеги, раздавленные внутренности, пульсирующий на холоде лишенный защиты черепа мозг, лицо, его собственное лицо, сорванное с тела, но еще живое, чувствующее, искаженное в гримасе нескончаемого крика…

— Нет…

— АЛА-КХОРРРА!!! Разорвавший ночь крик был подобен взрыву алхимической бомбы. Ушам снова стало больно. — А-Р-Р-Р-А-Г-Г-Х!!! Вынырнувшая откуда-то из темноты высокая, тяжелая фигура дикарки, казалось одним прыжком пересекла двор и сшиблась с чудищем. Огнено-ледяной росчерк секиры с ревом рассек стылый ночной воздух и с хрустом врезался в морду монстра. Во все стороны брызнула черная кровь и осколки кости. Огромный сапог с гулким звуком врезалась в грудь порождения той стороны и откинул существо на добрых три шага. Продолжающим удар движением, северянка крутанулась вокруг своей оси и низко пригнувшись нанизала чудище на лезвие, перехватила секиру второй рукой, крякнув от натуги подняла чудовище в воздух, и перевалив его через себя с размаху грянуло его об землю. Коротко, совершенно по овечьи, взмекнув, тварь отмахнулась уцелевшей лапой, но бритвенно-острые когти пропороли лишь воздух. Совершенно неестественно, невероятно изогнувшись, великанша снова взмахнула топором и издав боевой клич обрушила обух на макушку пытающегося отползти страшилища. — СОЖРУ, СОЖРУ, СОЖРУ!! ЕДА!! Огромное лезвие замолотило по вяло отбивающемуся чудищу с силой и частотой потерявшего тормоз молота водяной мельницы.

— Cha! Uda-dew-ethu?! Kun-ga-ni?.. В голосе монстра послышалась мольба. — Kw-an-ele… Cha… — Успевшее потерять второй рог, большую часть уцелевшей при взрыве лапы, порубленное так, что от торса казалось не осталось ничего кроме кровавого фарша и осколков кости, чудище было не только живо но и упорно пыталось отползти от своей обидчицы. — Cha…

— ТЫ НЕ УЙДЕШЬ ОТ МЕНЯ!!! НЕ В ЭТОТ РАЗ!!! — В голосе великанши не осталось почти ничего человеческого. — Перехватив тяжелую секиру за самый конец рукояти, дикарка с ревом врубила сверкающее стальное лезвие в пасть твари и рванула его в сторону. — СДОХНИ, ХАЛЬДАР!!!

Раздался звук, словно в небе лопнуло что-то невыносимо огромное и на поселок навалилась невероятная неестественная тишина.

То, что случилось потом, Август запомнил смутно. Этого не могло быть. Не могло быть потому, что это было просто невозможным. Лишившееся большей части головы тело монстра стало каким-то плоским, истончилось, потекло черным дымом, тугие спирали поднялись в воздух, рванули в разные стороны, но остановившись на середине пути, словно притянутые магнитом железные опилки, вернулись к северянке и начали вворачиваться в содрогающееся тело дикарки. Чудовище исчезло. Стоящая широко расставив ноги над выжженным в земле пятном великанша, выронила секиру, сделала пару неверных шагов и опустившись на колени тупо уставилась перед собой.

— Да… С уголка перекошенного гримасой болезненного экстаза рта северянки потянулась ниточка слюны. — Да… Да… Я все же тебя нагнала Хальдар. И съела… Да, съела… Как бы ты ни прятался убежать, как бы не изменился, кем бы ты ни стал… От судьбы не уйдешь, Хальдар… Мойры уже сплели наши судьбы. Сплели так, что и не разорвешь… — Хихикнув, великанша, помотала головой и утерев губы, вперила взгляд затянутых, клубящимися в глубине зрачков золотых всполохах, глаз, в Августа и неожиданно обессилено ссутулила плечи. — Я устала… Барон… Август… Помоги… Обессилено опустившись на четвереньки, женщина с явным трудом переставляя конечности подползла к юноше и вцепившись ему в облепленное, пропитанной мочой штаниной, бедро словно утопающий, положила голову на колени. — Держи меня… Держи, барон. — В глазах дикарки застыла боль и мольба. — Не бросай… Пожалуйста… Как же мне… холодно… — Простонала она и бессильно уронив голову еще крепче прижалась к юноше. Горячее словно вытащенная из печи крица, тело северянки била крупная дрожь.

«Я еще жив. Боги. Мы убили демона. Настоящего демона. И все еще живы.»

— Он мертв? — Вяло поинтересовалась держащаяся за край пролома в стене Майя и хромая сразу на обе ноги сделала пару неверных шагов по направлению к барону. На мгновенье прикрыв глаза женщина, выставила ладонь в сторону барона, и великанши, покачнувшись схватилась за ощерившейся деревянными зубами изломанной щепы край пролома и растянула бескровные губы в усталой улыбке. Все кости целы, ничего не порвано. А ты удачлив… Только к добру или к худу… Вставайте, господин барон. Нам надо отнести ее в тепло. Она пострадала намного больше чем все мы вместе взятые. Это откат. Надо скорее привести в чувство святого отца. Позаботиться о наших ранах. Позвать Роджелуса. И приготовить побольше еды. Когда она очнется, — колдунья криво усмехнулась, — будет очень, очень, очень голодной…

— Оправдательный приговор?! Вы в своем уме!? Вы хотите ее просто отпустить!? После того, что она сделала? Трое святых братьев убиты! Разорваны на куски, осквернены!! Посередь обители! Еще трое останутся калеками на всю жизнь! И вы хотите ее отпустить?!! Просто отпустить?! Это безумие!! Что скажет братия? Что скажет народ? Или вы хотите, чтобы в умах северян зрела мысль, что на служителя церкви можно поднять руку безнаказанно?! Вы этого хотите?

— Нет. Я считаю, что этот прискорбный случай следует… забыть… как можно быстрее. Потому как именно церковь… в данном случае представлена… не с лучшей стороны. Ты сам знаешь… как оно бывает, брат Ипполит… Молчание молчанием, а… Уже идут… слухи, братья Агафний, Велуд и Ганс… были не лучшими, Всеблагой Создатель, свидетель… сынами матери нашей церкви. О них тоже… давно… ходили слухи. И имеется… несколько запротоколированных… жалоб от трудниц и молодых монахинь. Тогда, мы попытались… замять эти случаи. Не выносить… ссор из избы. Видимо зря… А теперь… весь монастырь знает, что вышеупомянутые братья… пытали уже оправданную женщину. Не подвергали ее строгому допросу, во славу правосудия господа. А совершали над ней… изуверское, изощренное, насилие, с целью унижения, причинения страданий и последующего прекращения жизни. Брат Брутус… оказался не… только счастливчиком, которого она не тронула, но и довольно… талантливым рассказчиком. Весь монастырь, брат Ипполит. От трудников, до алтарных служек… об этом судачит. И каждая… последующая… сплетня обрастает все более и более… гадостными подробностями. И не стоит надеется, что эти сплетни останутся… в стенах монастыря. Они уже… просочились. Понимаешь, брат Ипполит… Просочились. И теперь… неизвестно сколько нам придется… подчищать за этими… сынами церкви разбрызганное ими де… то есть бороться со слухами. Мы не сможем… закрыть рот всем. Думаю уже очень скоро его преосвященство… выскажет нам свое… недовольство.

— Ох. Не хотелось бы. Недовольство его преосвященство может быть довольно… э-э-э болезненным для нас.

— Именно брат Марк, болезненным… И потому… мы здесь и собрались. Чтобы решить… как выбраться из этой выгребной ямы… То есть… неприятности с… минимальными потерями.

— А может… ну… волею господа нашего Создателя всего сущего, дева ну, например пойдет прогулятся, споткнется и упадет со стены монастыря, послушник Брутус, не вытерпев груза вины, возьмет обет молчания… А там глядишь, все и забудется.

— По первому пункту… невозможно, по второму думаю… уже поздно. Брат Ханнаан.

— Вы сказали дикарка оправданна?! Кем?! Ее ведь только привезли! В составе группы еретиков направленных для допроса и расследования! Может в бумагах ошибка? Отец Аврелий, как же так…

— В бумагах ошибок нет, брат Ипполит. Они просто запоздали. Иногда, сами знаете, такое случается. Но печати на этих бумагах такие, что даже думать об ошибках забудьте. В эдиктах с такими печатями и именами ошибок быть не может. Как выяснилось эта дева уже больше года находится на попечении матери нашей церкви. А конкретней святого официума. Еще конкретнее ordo malefica…

— Ну вот, я же говорил!

— … которому оказывает… неоценимые услуги. Неоценимые, вы меня слышите, брат Ипполит?

— Ох… Вот же… Незадача.

— Именно, брат Марк.

— А я не понимаю, отец Аврелий, но… кто я такой, чтобы спорить с официумом.

— Вот и не спорьте. Так о чем это я… В течении некоторого времени дева северной крови Сив Энгинсдоттир именуемая, прошла четыре круга искупления и после окончательной проверки была направлена к нам, дабы принять полное причастие даров Святого Престола и вступить в шестой круг доверия его преосвященства владыки Ислева и Контерберри а также Малых Лужиц Винсента Д”Афруа. С присвоением полного гражданства Священной империи, разумеется. Кстати к бумагам прилагалось… личное его письмо. С убедительными просьбами… да, вы не ослышались, братья. Убедительными просьбами… его преосвященства не затягивать с комиссией, принять… взвешенное решение и провести необходимые таинства как можно скорее.

— Вляпались. Ну как есть вляпались. Как лаптем в говно.

— Как всегда очень… точное замечание брат Вок.

— Значит принести извинения и присудить шестой круг. Так братья?

— Да вы в своем уме, отец Коммодус?! Шестой круг — варварке, язычнице, убийце?! Да еще и извинения?!

— Она не первая убийца на службе церкви. Сам основатель Матери нашей всеблагой церкви, Наместник Стоун, был убийцей и разбойником до того, как встретился с первым Императором. Вам ли не знать… брат Ипполит. Как говорится в In Primo Libro «Меч в руках праведника не творит зла.» К тому же… будет более… мудро принести… извинения ему преосвященству чем принять его… неудовольствие.

— Но шестой круг доверия? Это же почти все равно, что признать ее безземельной дворянкой! Эту убийцу!! Язычницу!!

— Вы преувеличиваете, брат Ипполит, к тому же начинаете повторятся. Мы с вами прекрасно знаем, как его преосвященство… заинтересован в… талантливых людях. Иезекий Гло, Франсуаза де Шанте, Мальбрук из Дейта, Даймон Даркхарт…

— Еретики и колдуны!

— Верные сыны церкви, брат Ипполит. Люди имеющие… специфический склад ума и способности, которые они используют к вящей славе господа нашего. Кому-то может… показаться, что их методы слегка… нестандартны или возможно радикальны. Но результаты… Впрочем, вы сами все знаете. Во всяком случае то, что вам положено знать.

— Так что делать будем отец-настоятель?

— Считаю что нужно… вывести вопрос на голосование. И принять… мудрое решение. Отец Аврелий?

— Шестой круг и благословление.

— Отец Марк?

— Шестой круг и благословление.

— Отец Ханнаан?

— А разве у нас есть другой выход? Шестой круг.

— Отец Вок?

— Шестой круг и пусть эта дылда конем траханая катится на все четыре стороны.

— Отец Коммодус?

— Согласен, отец настоятель… Шестой круг, отец-настоятель.

— Брат Ипполит?

— Отец настоятель, шестой круг доверия это неподвластность мирскому суду кроме Императорского, не будем ли мы опрометчивы если…

— Я понял… Ну что же… Секретарь, кто у нас сегодня секретарь? Брат Вок? Записывайте. Комиссия… в полном составе… проголосовала «за». Очень рад, очень рад дети мои, это говорит о однозначности… решенного нами вопроса. Ни у кого не возникло и тени сомнения. Так и отметьте это в протоколе, брат Марк. Дева признанна достойной слугой церкви и достойна высочайшей милости. А… сложившиеся обстоятельства… признаны трагичным недоразумением. И… самозащитой. Отлично, просто отлично. Развяжите кто-нибудь ее, раскуйте цепи, снимите повязку и вытащите воск из ушей. А пока… мне необходимо проинформировать вас о следующем… чрезвычайно… печальном событии. Отец Ипполит… к моему прискорбию… покидает наш круг дознавателей официума. Считая, что его… излишнее рвение… приведшее к столь печальному… развитию событий непростительна, он уже написал прошение о избавлении его от труда дознавателя и… ходатайствует о переводе в… плебаны. Он считает, что… мирное окормление деревенского прихода… позволит ему замолить грех и вернуть себе… душевное равновесие. Прежде чем отправить… сие ходатайство его преосвященству, предлагаю проголосовать…

[1] Праздник начала лета. Несмотря на то что не одобряется церковью Создателя, очень популярен в северных землях. Раскрасить лицо краской или одеть маску в белтайн, как для женщины так и для мужчины означает знак поиска пары.

[2] Полумифические подземные карлики. Считаются непревзойденными кузнецами.

[3] Великан охраняющий источник мудрости. Бог смерти знал, что не сможет одолеть великана в бою, поэтому предложил испить эля и поиграть в игру. Каждый по очереди задавал другому вопрос и бросал кости. Если выпадал нечет противник отвечал правду, если число было четным он мог солгать. Мумиру было скучно и он согласился. Игра длилась тысячу лет и тысячу дней. В результате отец воинов узнал все тайны мира, а источник мудрости иссяк. Мумир разгневался и попытался убить собеседника, но тот, проникшись знанием древних стал сильнее и легко его победил отрубив противнику голову. По одной из версий легенды отец воины играл честно. По другой, его кости были зачарованы.

[4] Заклятие дающее отвагу и удачу в бою.

[5] В данном случае имеется в виду сочетание рун образующее заклятие.

[6] Верую в Создателя, Отца Всемогущего, Творца неба и земли…

[7] Под твою защиту прибегаем…

[8] В бездну!

[9] Минерал обладающий огромным потенциалом к резонансу магических энергий. Многие имеющие дело с волшебством называют его источником всякой магии. Церковь Создателя считает Разломный камень искушением другой стороны. Доля истины в этом есть. Использование разломного камня не только в десятки раз увеличивают магические способности волшебника но и стремительно истощает его силы зачастую искажая его тело. На людей не имеющих магического потенциала Разломный камень действует еще более разрушительно. Есть множество свидетельств как человек сходил сума просто вдохнув его пыль.