Тайны Великой Эрдинии: Во имя грядущего

Глава 14. Повелитель

О, Повелитель наш! Тебе неведом страх.

А мы – мельчайшие из всех рабов твоих презренных.

Пугает нас возможный мира крах,

Боимся мы цепей лишиться бренных.

Лишь ты всесилен, всемогущ, велик,

Под властию твоею даже Духи!

Ведь мироздания основы ты постиг.

Нам помоги, коль Божества к нам глухи!

От боли и забот нас излечи…

Отрывок из песни барда.

Боль всё ещё не покидала Арона, но чувство защищённости было настолько необычным и сильным, что мальчик, отвлёкшись от всех остальных ощущений, сейчас наслаждался только этим. Закрыв глаза, он попытался уснуть, но пульсирующая боль в висках не давала ему до конца отвлечься от реальности. Интуитивно он понимал направление движения, но ему было всё равно, куда его несут, хотя Арон постоянно помнил о том, что возчик показывал именно в эту сторону, когда говорил об опасности и страшном звере, питающемся человеческим мясом. Мальчик помнил ужас, мелькавший в душах каждого из поселян при упоминании о чудовище, отголоски их страха до сих пор не покидали его.

Арон был голоден, так как после завтрака выпил только чашку молока, предложенного ему Зойей – женой возницы, но боль заглушала голод, а саму боль заглушали чувства, вспыхнувшие в мальчике, когда его впервые пожалели. Сейчас ему не хотелось открывать глаз. Казалось, стоит только показать рыжему мужчине, что он не спит, и тот поставит мальчика на землю, лишив его тёплых и нежных объятий, о которых Арон даже и не мечтал.

Сейчас перед глазами Арона стояла его жизнь в храме. О нём заботились, берегли, его кормили, выполняли все его прихоти. Но ни разу никто из тех, кто жил возле него, не пожалел мальчика, не приласкал его. С ним играли, но игры были направлены лишь на то, чтобы развить в нём тот или иной навык. Его учили писать, считать, придумывать стратегию и тактику, развивали логическое мышление, но не учили любить. Арона никогда не учили любить. Он умел только повелевать. И сейчас Арон резко почувствовал тот недостаток любви, который не ощущал ни разу.

Почему эти люди так отнеслись к нему? И почему раньше никто из его окружения никогда так не вёл себя? Этот вопрос Арон задавал себе снова и снова, и ответа на этот вопрос мальчик не находил. Раньше он думал, что все люди такие же, как он. Потом он понял, что он особенный, но только сегодня он окончательно осознал, насколько он отличается ото всех остальных. Арон почувствовал, что люди совершенно другие. Внешне они похожи на него, но их чувства сильно отличаются от его ощущений. И дети не бесстрашны по наивности своей, как предполагал ранее Арон. Они боятся, боятся так же, как и взрослые, окружающие их. Они страшатся неизвестного, страшатся того, чем их пугают, боятся боли, смерти. Арон же не мог даже предположить, что когда-либо способен почувствовать страх. Когда приходило что-то, способное вызвать это чувство, появлялось и понимание того, как именно нужно действовать, чтобы избежать неприятной ситуации. Поэтому он мог практически всё. Во всяком случае, до этой ночи он так считал. Но сегодня… Сегодня он не смог даже подойти к тому существу, к которому так рвалось его сердце. Боль не пустила его. И никто и ничто не способно было навести его на мысль о том, как именно можно воспротивиться этой боли, как получить желаемое!

Было ещё кое-что. Люди, обращаясь к нему, явно считали его умственные способности минимальными. Взрослые не могли предположить, что он мыслит теми же категориями, что и они, а может быть даже и большими. Он мал, возможно, слаб, но вовсе не глуп. Как только Арон увидел возчика, остановившегося возле него на дороге, мальчик где-то глубоко в подсознании начал подозревать, что поселяне – это нечто иное. Они не такие, как он. И даже не такие, как хранители, окружающие его с детства. Поэтому Арон решил не задаваться целью выказывать свой ум, а просто молчать и делать то, что от него ожидают. Возчик и так сильно перепугался, увидев его. Не стоило усугублять ситуацию. Но увидев детей за столом в доме привёзшего его в деревню мужчины, Арон понял, почему тот так обращался с ним. Дети были взрослее Арона по возрасту, но развитие их было столь примитивно, что это читалось в их душах, как в открытой книге.

Мальчик прислушался к своим ощущением. Было мягко и хорошо на руках мужчины, несущего его, но были в этом и некоторые неудобства. Когда он шёл по лесу сам, ни одна ветка не поцарапала его, ни один листочек даже не прикоснулся к его телу, а сейчас то и дело ветки лезут в лицо. Смешно, конечно, было жаловаться на царапины по сравнению с той болью, которая пульсировала сейчас по всему телу мальчика, особенно сильно отдаваясь в висках, но всё же казалось странным, что ветки словно обходили Арона стороной, когда он шёл в одиночестве.

И, конечно же, самым странным за сегодняшний день Арону показалось ощущение, которое он испытал, когда приблизился к безымянному с младенцем. И, скорее всего, дело было вовсе не в безымянном, который теперь по какой-то непонятной причине получил имя, с ним Арон часто встречался, пока тот не ушёл из храма вместе с двумя своими братьями. Скорее всего, боль на Арона наслал именно младенец, которого кормил монах. Сколько бы Арон не вспоминал виденное им, он ни разу даже не слышал о том, чтобы кто-то из людей насылал на других боль на расстоянии, ничего при этом не используя.

Итак, он был другим. Не таким, как все. Иным. Арон задумался. Это ни хорошо и ни плохо. Просто по-другому. И, скорее всего, хранители, которые воспитывают мальчика, отлично об этом осведомлены. Именно поэтому они и относятся к нему иначе, чем к остальным людям. Арон начал пропускать через себя всё то, что чувствовал в храме. Они относятся к нему… Внезапно он понял: они относятся к нему, как к чему-то невероятно опасному; опасному, но необходимому.

Арон почувствовал, что нёсший его начал подниматься по ступеням, и открыл глаза. Его несли по каменному склону горы, яркая круглая луна освещала отполированные до блеска ступени, ведущие вверх к деревянной двери, закрывающей вход в пещеру. Мальчик оглянулся вокруг. Его нёс крепкий рыжий мужчина в коричневых одеждах, рядом с которым шли ещё трое удивительно похожих друг на друга рыжих людей. Но всё же Арон каким-то образом мог различать их. Они были одинаковыми внешне, но души их очень сильно отличались одна от другой. Самый сильный и крепкий из них шёл впереди. Он ведёт всю четвёрку за собой, он их лидер, их вожак. Тот, что шёл следом за первым, всегда пытался показать, что ему неведом страх, но это делало его наиболее уязвимым, потому что он мог пойти на любую глупость, чтобы показаться храбрым. Следом за вторым шёл тот, что нёс его. Этому не хватает семьи, он не понимает, просто не может понять, что семья его – это те, кто сейчас идут подле него. Что именно они отдадут всё, чтобы он был в безопасности. Этот завидует тем, у кого есть жена и дети. Именно поэтому он первый из четвёрки схватил его и прижал к себе, хотя, скорее всего, прекрасно осознавал то, что Арон не такой, как могли бы быть его дети. А последний… Он был самым осторожным из всех, старался держаться позади, хотя, как и каждый из них, мог бы отдать всё, чтобы только у остальных не было трудностей или неприятностей. А в общем все четверо так хорошо дополняли друг друга, что вместе словно составляли единое целое, и нельзя было представить их без кого-то одного. Арон подумал, что, наверное, эта четвёрка так всю жизнь и ходит вместе, они неразлучны, и их всё время будет тянуть друг к другу. Было ещё кое-что в этой четвёрке, вызвавшее у мальчика жгучий интерес. Они носили такие же бороды и одежды, как та троица, которую он видел во сне. Те, кто превращал людей в золотые статуи, очевидно, были из того же племени, что и братья-близнецы, несущие его по ступеням. Тут было о чём задуматься…

Желание ещё немного продлить тот покой, который снизошёл на него, когда он оказался на руках человека, поднявшего его с земли в момент острого приступа боли, подавило любопытство Арона. И он решил пока не спрашивать этих людей о том, кто они, и почему им понадобилось защищать его. Очевидным было одно – они не боятся его, во всяком случае, пока не боятся.

На мгновение Арона привлекли символы, вырезанные вокруг дверного проёма, к которому его поднесли. Было что-то знакомое в этих знаках. У мальчика сложилось впечатление, что он где-то их уже видел, но в этот момент тяжёлая дубовая дверь беззвучно отворилась, подчиняясь натиску одного из рыжих людей, и Арона внесли внутрь. Что-то стукнуло, и по стенам помещения, в которое они попали, зажглись факелы, расположенные на одинаковой высоте. Арон подумал, что, несмотря на то что помещение было не так велико, как храм, в котором он жил, тут бы ему понравилось больше. Что-то было неуловимо родное в каменной комнате с мраморным постаментом, на котором было расположенное странное устройство. У Арона возникло мимолётное чувство, что он знает предназначение этого устройства, и от этого внутри мальчика словно что-то оборвалось. Он не мог понять, что это, но это что-то вселяло в него такую тоску, что захотелось стонать от бессилия.

Арон оторвал взгляд от устройства на постаменте и взглянул в лицо того, кто так долго нёс его по лесу. Рыжий человек подошёл к углублению в задней стене комнаты, застеленному шкурами животных и положил туда ребёнка. Почувствовав, что руки мужчины отпустили его, Арон вновь резко ощутил страшную боль, немного притупленную, но всё же не отпустившую его до конца с того момента, как она обрушилась на мальчика впервые – в тот миг, когда он увидел поляну с кормящим младенца Аресом.

Внезапно дверь открылась, и на пороге показался красиво одетый черноволосый юноша. Наяву Арон видел его впервые, а вот в своих снах… Там тот появлялся достаточно часто. И хотя Арон был твёрдо уверен, что этот юноша где-то существует на свете, так же, как и всё то, что когда-либо приходило к нему во снах, было удивительно увидеть его здесь. Черты лица вошедшего были правильными, фигура безупречной, и Арон чувствовал, что что-то в нём должно притягивать встречающих его. Но в то же время мальчик ощущал в пришедшем такую силу, какую до сих пор не чувствовал ни в ком.

Юноша бегло взглянул на Арона, в чёрных глазах его вспыхнул гнев. Он перевёл взгляд на рыжих людей и с угрозой в голосе медленно произнёс:

– Зачем он здесь?

Все четверо мужчин, заворожено глядя на вошедшего, преклонили перед ним колени, а затем, не произнеся ни звука, склонили головы так низко, что коснулись лбами пола. Арон кожей ощущал страх, разлившийся по их венам. Но это был не тот страх, который он чувствовал у обыкновенных людей. Эти четверо боялись не смерти или боли, они боялись чего-то ещё, намного большего чем смерть. Чего-то, о чём Арон не имел даже малейшего представления. Мальчика захлестнуло любопытство, он с удивлением оглядывал стоящую на коленях четвёрку, пытаясь как можно более точно определиться с тем, что именно те чувствуют в данный момент, но ничего, кроме умопомрачительного страха перед чем-то, неизвестным ему, он не ощущал.

– Как вы посмели привести его сюда? – тихий голос, казалось, разрывал пространство пещеры, достигая каждого её уголка.

Арон чувствовал гнев, невообразимо быстро растущую ярость и всепоглощающую ненависть, которые он никогда не ощущал от этого юноши в своих снах. Скорее он дарил мальчику покой и безмятежность, уверенность и силу. Такой ненависти Арон не ожидал, тем более к тем, кто так страшился его.

– Он слишком приблизился, повелитель! – поднял голову самый сильный из четвёрки – тот, которого Арон определил как их лидера. – Помоги ему, он страдает!

Юноша рассмеялся, но смех этот был скорее горьким, чем весёлым. Казалось, настроение его несколько улучшилось, отчего страх, поначалу сковавший рыжих людей, начал медленно ослабевать. Видимо, они тоже могли чувствовать настроение людей… Но смех того, к кому обратились с просьбой, явно выразил его отношение к происходящему. Уже сейчас Арон точно знал, что помощи, во всяком случае, явной, от этого юноши он не дождётся.

– Он только ребёнок, дитя! – возразил тот, что был ближе к двери.

Арон удивился. Этот был самым слабым из четверых. Мальчик никак не ожидал, что именно он вступится за него, опередив братьев. Видимо, Арон переоценил опасность, которую представлял юноша для рыжих людей.

Брови того, кого гномы назвали Повелителем, вскинулись вверх. Арон подумал, что, наверное, тот тоже был удивлён поведением последнего высказавшегося. Но через секунду мальчик понял, что дело было вовсе не в этом.

– Дитя! – прогремел юноша; Арон даже подумать не мог, что голос этого человека мог так громыхать. – Дитя… – повторил он уже тише, сев на шкуры рядом с Ароном. – Не тешьте себя иллюзиями, – грустная усмешка отразилась на лице. – Это создание только с виду похоже на ребёнка, он не дитя!

– Помоги ему! – взмолился мужчина, нёсший Арона весь путь от поляны до гор.

– Он может это сделать сам, – мягкий взгляд Повелителя пробежал по мальчику. – И, если бы вы не сглупили там, в лесу, – голос его стал грубее, как только он обратил свой взор на четверых коленопреклонённых людей, – его боль бы уже ушла.

– Помоги… – с мольбой прошептал тот, что был ближе к ложу, глядя, как юноша непроизвольно провёл рукой по волосам ребёнка (это был тот из четвёрки, которого Арон посчитал стремящимся выглядеть храбрым).

– Нет! – прозвучал твёрдый ответ, затем Повелитель оглядел всех четверых так, что у тех мигом пропало сомнение в том, что их ждёт, если они ослушаются следующих за этим взглядом приказов. – Оставьте его одного! – слова звучали, словно приговор. – Он должен сам избавиться от своей боли.

– Но господин… – тот из рыжих, которого Арон окрестил лидером, с мольбою поднял голову, чтобы взглянуть на юношу. Было ощущение, что последний приказ выбил у него почву из-под ног, так он испугался того, что может последовать за этим. И теперь настала очередь удивляться для Арона, потому что это что-то было ничем иным, как разлукой с мальчиком. А четверо нашедших его так боялись потерять Арона, что это легко читалось в их сердцах.

– Потом вы сможете приблизиться к нему! – юноша легко поднял мальчика, поставил рядом с ложем, на котором тот только что лежал, и слегка подтолкнул к выходу. – А теперь уходите!

На Арона, только что впервые в жизни почувствовавшего заботу, в этот момент внезапно накатила такая волна обиды, что слёзы сами подступили к его глазам. Впервые он кому-то действительно был нужен, и эта необходимость вовсе не была вызвана ни страхом, ни чем-то, что от него требовалось, а только тем, что он существует, тем, что он есть на этом свете. Этого Арон не мог не увидеть. Он почувствовал это в тот самый момент, когда там, в лесу ему зажали рот, чтобы он не вскрикнул от боли и не привлёк внимания Ареса.

Внезапно взгляд Повелителя стал таким жёстким, что более сильного взгляда трудно было представить:

– Не смей! – прошипел он. – Никогда не смей выказывать слабость! —словно по волшебству внезапно юноша оказался прямо перед Ароном, крепко схватив мальчика за плечи. – Никогда в жизни! Ты не имеешь на это права! Кто угодно, только не ты! – отпустив мальчика, он обратил взор на рыжих мужчин. – Видите, что вы сделали? – голос звучал тихо, но так грозно, что, казалось, мог запросто, не задумываясь, разорвать всех четверых. Те лишь ниже опустили голову, и вновь Арона окатила волна страха, идущая от этих людей. – Убирайтесь! – теперь толчок юноши показался Арону более грубым; указав рукой на дверь, хозяин обратился к коленопреклонённым людям: – Вон отсюда! Пошли прочь!

Рыжие быстро ретировались, а Арон решил на минуту задержаться.

– Почему ты так ненавидишь их? – задал с самого начала интересующий его вопрос мальчик.

Взгляд юноши потеплел и стал удивительно грустным. Ласковым чистым голосом он произнёс странную фразу:

– Пусть боги позволят тебе узнать это как можно позже! – а затем прошептал так тихо, что Арон едва смог расслышать последние слова: – Так поздно, чтобы ты не успел причинить себе и миру столько же зла, сколько причинил я…

Ничего не поняв, мальчик медленно повернулся и вышел из каменной комнаты. На площадке возле двери никого не было. Ярко светила луна, небо было абсолютно чистым. Звёзды казались на удивление огромными. Некому больше было пожалеть маленького мальчика, который всё ещё испытывал жуткую боль, охватившую его несколько часов назад на лесной поляне. Но отдавшись этой боли, Арон быстро понял, как урезонить её. Мальчик сел на каменные ступени, глубоко вздохнул и начал медленно приводить свои чувства в состояние покоя и безмятежности. Сейчас больше ничего не интересовало его, только его очищенный дух, настолько чистый и открытый всему вокруг, что казалось, он стал прозрачным и абсолютно невидимым. Сейчас Арон каждой своей частичкой ощущал весь окружающий его мир. Он ловил ощущение дуновения ветра, стук биения сердца пролетающей над горами птицы, шелест листвы под ногами испуганной оленихи, тихое пошёптывание матери, укладывающей проснувшегося от дурного сна ребёнка, и даже сильный переполох в храме хранителей, вызванный его исчезновением. Весь мир был словно у него на ладони, и в то же время этот мир был так далёк, как будто это был чужой, а не его мир.

– Лина… – прошептал Арон, вслушиваясь в произносимые звуки и не ведая, что они означают. – Лина…

Он не заметил, как боль покинула его. Дух его парил где-то далеко, оглядывая жёлтые пески холодной пустыни. Он знал, что спит, хотя не помнил, чтобы ложился. Арон был почти уверен, что до сих пор сидит на ступенях возле выдолбленной в камне и отделанной мрамором комнаты, которая показалась ему самым желанным домом на свете. Хотя такое впечатление могло возникнуть у него от чувства защищённости, которое подарили ему рыжие люди, и за которое этих людей потом отругал пришедший в пещеру юноша. Как это ни было горько, юноша оказался прав – едва исчезла защита, которую предлагали ему незнакомцы, подсознание мальчика подсказало ему, как справиться с одолевающим его телесным недугом.

Рядом с Ароном над песками пустыни внезапно возник парящий в воздухе юноша, с которым мальчик только что расстался.

– Тебе пора идти! – напомнил он. – Поднимайся!

Арон открыл глаза. Светало… Скоро солнце позолотит верхние листья вековых дубов, растущих у подножья скал. Мальчик встал и быстро пошёл по ступеням вниз. Сейчас, когда солнце ещё не взошло, но уже дало достаточно света, всё вокруг преобразилось, словно стало другим. Чёрные ветки деревьев приобрели сочные цвета, полутьма леса манила своей прохладой, огромные цветы, растущие у подножья гор, поражали воображение своими красками. Арон ещё ни разу не видел такой красоты. Почти всю свою жизнь мальчик проводил в храме хранителей, оформленном и украшенном искусными дизайнерами; часто он выходил в сад, в котором о растениях, растущих аккуратными рядами, заботились садовники; даже в ближайшем к храму поселении, куда мальчик иногда отправлялся под охраной хранителей, когда ему внезапно хотелось поменять обстановку, ко всему была приложена человеческая рука. Здесь же всё было иначе. Дикая природа сделала много больше, чем все те люди, которые окружали мальчика. Всё было именно так, как должно быть, и именно там, где должно быть. Всё было настолько идеально, что лучше сделано быть не могло ни одним из мастеров, работающих в великолепных помещениях замка, где испокон веков обитали хранители.

Мальчик быстро двигался между деревьями, не задевая ни единой ветки. Его тело само выбирало наиболее подходящую дорогу, и он даже не задумывался о том, где пройти. Он просто шёл туда, куда ему было нужно. Услышав звук, который так часто слышал в своих снах, Арон поднял голову. Прямо над ним на огромных чёрных крыльях парил великолепный дракон. Чешуя зверя блестела на солнце, словно только что была кем-то начищена. Идеально изогнутые когти были похожи на лезвия кинжалов хранителей, но всё же что-то в них было не так, потому что кинжалы хранителей рядом с когтями дракона казались детскими игрушками. Чёрные круглые глаза, показавшиеся мальчику грустными, неотрывно наблюдали за ним. Хвост дракона немного отклонился вбок, и тот начал делать круги над стоящим с задранной головой мальчиком, медленно опускаясь вниз, словно желая рассмотреть ребёнка поближе.

Взгляд зверя завораживал Арона, заставляя углубляться в него, словно соединяясь со свободной душой всё более и более приближающегося дракона, зовя с собой в полёт, в небо, в свободу. Мальчик почувствовал страх пробегающей мимо ласки. Дракон резко спикировал и в момент проглотил свою добычу, затем медленно, но грациозно пошёл к мальчику. Арон протянул к нему руку, желая почувствовать гладкость драконьей чешуи. Медленно приближающийся зверь внезапно сделал резкий рывок и навис над ребёнком, оскалив окровавленные только что поглощённой добычей зубы.