6

— Николай Александрович, нельзя на тезок обижаться, — ласково сказал царевич камердинеру, — трещотку я же отдал.

Горестная складка, залегшая под губами Радцига после событий в игровой, дрогнула: «Как можно, ваше высочество? Я же понимаю, дети всегда шалят».

— Тогда чего ты такой грустный, Радциг? — Николай непонимающе уставился на камердинера.

— Так грех, какой, — робко пролепетал Радциг, — выругался матерно при царской фамилии.

— Лояльность уровня Радциг. Идет перед уровнем Бог. — прокомментировал Химик.

— Ну, ничего, — проронил Николай, — я помолюсь за спасение твоей души Николай Александрович. Завтра же с батюшкой Бажановым поговорю. Спокойной ночи, Радциг.

Выслушав ответное «баюшки» Николай остался один. С наслаждением потянулся. Нащупал фляжку в ранце. Успокоился. Растянулся на кровати, не снимая одежду.

Словно шахматный мастер, уже расставивший свою сторону накануне важной игры, просчитавший дебют матча, но нервно передвигающий, еще раз, все фигурки перед схваткой для идеальной геометрии на доске, Николай снова представил детали.

Отмычка успешно опробована и работает. Фляжка заправлена лауданумом, для отбития вкуса приправлена настоечкой, сварганенной из того самого спирта, которым заправляются царские игрушечные поезда. Под руководством Химика, украденная доза спирта разведена водой (в Аничковом дворце, после того как Наследник в 1875 году переболел тифом, воду тщательно фильтруют), тмином, солью, мёдом и уксусной кислотой. Остается только подменить фляжку. И это ключевая задача из всех, что предстоит. Даже предстоящий грабеж неправедных капиталов и перепрятывание его в своем тайнике не настолько трудное дело, как правильный выбор момента подмены фляжки.

— Хоменко носит фляжку во внутреннем кармане шинели, — размышлял Историк, — значит надо застать либо момент, когда он снимает её на дежурстве, либо подменить фляжку перед самым дежурством. Из дневников царской семьи известно, что Хоменко пил анисовую водку. Раза-два в год его обязательно приглашали к царскому столу и подносили его любимый напиток. Не знаю насколько правдоподобно нам получилось сымитировать вкус анисовой водки. Но дозу наркотика мы всадили лошадиную. Если мы повторим сюжет с Чукувером и вскроем его обитель, когда он будет вечером в столовой какая гарантия, что он не отхлебнет перед дежурством и не сомлеет прямо в квартире?

— Все зависит от времени, — сказал Химик. — Лауданум не действует сразу, пройдет от получаса до часа, пока Хоменко не вырубит. Но зато вырубит качественно и с гарантией, часов на пятнадцать. Но если пытаться подменить фляжку непосредственно на дежурстве, можно заставить Хоменко разоблачиться.

— Поиграем в пятнашки, он взопреет и снимет шинель? — скептически спросил Историк. — Насядем с просьбой изобразить лошадку и покатать по парку? Нет, сценарий не такой фантастический, каким звучит. Николая на закорках в зрелом возрасте, катал даже греческий король. Это видно по фотографиям из Вольфсгартена. Но нужен сообщник, который подменит фляжку, пока мы отвлекаем Хоменко. А Николай никому не может доверить тайны такого уровня. Сейчас он обречен действовать один.

— Не страшно, когда ты один, — выдал Химик, — страшно когда ноль. Еще эта караулка, он же там не один дежурит. Полицейская охрана плюс офицерский патруль лейб-гвардии.

— Да, я читал мемуары одного гвардейца, — подтвердил Историк, — раз в восемь дней выбирают караульных из пехотных полков Санкт-Петербурга на дежурство у Государственного банка, Зимнего и Аничкова дворца. Наша караулка напротив главного входа в дворец, с платформой. Отвлечь их от дежурства, ну это нереально, пока ты не император.

— Так что остается? — вопросил Химик.

— Да, — протянул Историк, — не так представлял я себе жизнь в царской семье. Утром и днем мы как анестезиологи — только и вкалываем.

— А вечером, как паталогоанатомы — подхватил Химик, — вскрываем! Но вот тебе информация к размышлению: думаю Хоменко отходит с дежурства в ближайший ватерклозет. Общий, на первом этаже. Звучит страшноватенько, но общий ватерклозет во дворце — это приличное заведение с гардеробным и хозяйственным шкафчиками в комнате на входе.

— Подмена на дневном дежурстве — нереальна, — решил Историк, — слишком много свидетелей, действовать одному не получится. На вечернем дежурстве категорически нереальна — дети уже спят, а не шатаются по дворцу с отмычкой и спиртным пополам с наркотиками. Не двадцать первый век всё же. В гардеробном или хозяйственном шкафчике прятаться и сидеть всю ночь, ожидая оборотня в погонах — красиво только для книжек. Или фильмов с рейтингом NC-17.

— Ну вообще-то, — заважничал Химик, — не такой и страшный этот рейтинг.

— В целом, в списке — уточнил Историк, — сто двадцать семь фильмов за полвека.

— И всего один хит, — сказал Химик, — Зловещие мертвецы.

— Наконец-то, — пошутил Историк, — парламентские трансляции нашей Госдумы попали в рейтинг.

— Я бы сказал возглавили, — поддержал Химик, — со слоганом «кэш, ложись, ползи».

— И фоточками в инсте, — не сплоховал Историк, — срубил дуба — надуй губы. Но вернемся к нашему хомячку. Будем повторять опробованную схему.

— Однозначно, — согласился Химик, — как валентность криптона. А знаешь, из нас неплохая команда. Надеюсь, завтра мы не промахнемся.

— Да, команда, — пробормотал Историк, — как Маугли и Акела, как евро и доллар, мушкетёр и депутат. Но давай не зарекаться: стоило мне однажды пошутить, что в Роскомнадзор набрали футболистов из нашей сборной — как понеслось. До завтра, Хим.

— До завтра, — ответил Химик. Он еще успел подумать цитатой великого человека, что хорошо когда завтра воскресенье, а не сегодня как вчера. Потом звуки затихли, пала черная пелена и наступил сон здорового человека.

* * *

Утро воскресенья Николай бессовестно проспал. Историк, проснувшись засветло, начал строить грандиозные планы по захвату мира, но заснул еще на этапе подготовки возведения объекта 825 в Балаклаве, где втайне должен был построен первый дредноут. Пробудившийся Химик, обнаружив щемящее одиночество и отсутствие собеседника, пожал мысленно плечами и отправился обратно к Морфею. Таким образом, коллеги проснулись только от стука в дверь недовольной банды из Жорика и Володьки.

— Ники, идем достраивать качельку, — вопил Жорик, колотя ногой в дверь.

Володька молчал, но судя по амплитуде ударов, участие в оппинывании двери принял активное.

— Или приподнял Жорика и он колотит обеими ногами, — разнообразил версию Историка Химик.

— Придется вставать коллега, АПешечка будет к обеду или даже позже, — сказал Историк, — пока её нет, участия в бандетизме нам не избежать.

— Всегда подозревал, что в словах дети и бандитизм есть что-то объединяющее, — проворчал Химик, — а букву в середине слова просто изменили для конспирации.

Николай встал с кровати, проковылял к рукомойнику, взял щетку и порошок, зевнул, подошел к двери, щелкнул замком и нажал на ручку с двуглавым орлом.

Вбежавший Жорик воскликнул: «О, ты уже оделся», а Володька с любопытством огляделся, поражаясь, видимо, царящему аскетизму.

— Жора, Володя, доброе утро, — сказал Николай, стоя наперевес с зубной щеткой, — только зубы почищу и идем.

— Даже часов нет в комнате, — проговорил Историк, — а в игровой стоят. Вот Володька и удивляется. С другой стороны, для Николая прямо сейчас делает мебель Карл Аарслефф с Василием Полевым.

— А кто такой этот Карл? — проявил любопытство Химик.

— Будущий директор Королевской датской академии искусств, — ответил Историк. — В основном — скульптор, но по дереву тоже работает, расписывает барельефы. Главный декоратор резиденций датских королей. Про Василия не спрашивай, всё что я знаю, он резчик по дереву, после обучения в академии решил остаться жить в Дании.

— Эмигрировал из России еще до того, как это стало мейнстримом, — понятливо кивнул Химик.

— Рискую шокировать, но она всегда была мейнстримом, — уточнил Историк, — пословицу вспомни: с Дону выдачи нет. Бежали крепостные, бежали старообрядцы в 17 веке. Само собой, делала ноги проворовавшаяся элита. Рвать когти умудрялись даже ссыльнопоселенцы с Камчатки — знаменитый бунт в Большерецком остроге, когда восставшие захватили галиот «Святой Пётр» и доплыли на нем до Макао. Было это уже в 18 веке, но тенденция просматривается.

— Но это же не назвать массовой эмиграцией, — сказал Химик.

— По данным Военной коллегии за октябрь 1765 года выведено из Польши десять тысяч сто девяносто восемь беглых крестьян, — процитировал Историк. — Я так скажу: конечно, эмиграция эта носила неосознанный характер. Какой-нибудь граф, стащивший казну, мог прикинуть — аха, отсижусь в Англии, Голландии с денежками. Крепостные бежали куда глаза глядят, подальше. На первом месте по мотивации, судя по опросным листам воеводских, затем уездных канцелярий, у них было уклонение от рекрутских наборов, на втором — физические издевательства помещика и только на третьем — экономические причины. Подытожу: ни радио, ни интернета не было, но уже из России бегали.

— Жесть какая, — поморщился Химик, — куда власть смотрит?

— Обратно затаскивает в кандалах, — начал объяснять Историк, — хотя Екатерина Вторая издает Манифест о всепрощении беглых в 1762 году, на ситуацию он не особо повлиял. Оставшейся в двадцать первом веке власти эмиграция только в плюс. Как там один депутат рассказывал: пусть весь креативный класс уедет — будет только лучше. Это же их голубая мечта: ресурсов остается столько же, а делить бонусы от них нужно на меньшее количество граждан. Причем, это послушное и малодумающее количество, несклонное к переменам, рефлексии, размышлениям. Идеальный электорат.

— Блджд, — выругался Химик, — не может быть все так плохо. Не верю.

— Патриотизм, — сказал Историк, — это говорить правду. Идиотизм — размахивать ракетами. А когда люди думают наоборот — это признак революционный ситуации.

Николай прополоскал рот отваром дуба. Сплюнул. В голову упорно лез толстомордый правнук графа Толстого и он сплюнул еще раз. Ребята наблюдали эти манипуляции с удивлением.

— А вы почистили зубы? — строго спросил Николай, — очень важно укреплять их именно в нашем возрасте, когда молочные зубы заменяют постоянные.

— Но Ники, — удивился Жорик, — ты на прошлой неделе говорил, что достаточно будет священомучениче Антипо помолиться от зубных болезней.

— Георгий, — воззрился на него Николай, — это было до того, как я увлекся математикой. Население России сейчас около восьмидесяти миллионов. Если хотя бы каждый сотый попросит святого, что он будет делать?

— Я таких чисел не знаю, — открестился Жорик.

— Найдет помощников? — предположил Володька. — Мышка, забери мой зуб молочный, дай мне зубик новый, прочный!

— И вот с этими людьми нам строить новую Россию, — ехидно сказал Химик.

— Откуда ты знаешь сколько население России? — озаботился Володька.

— У папки в документах прочитал, — соврал Николай, хотя ему хотелось гордо заявить: «Милютин доложил!», — когда играл с ним в Кабинете. Слова запомнил, а недавно, примерно понял сколько это. Как людей в полмиллионе таких дворцов как наш.

Видя их непонимание, уточнил: «как сто пятнадцать Санкт-Петербургов». Наконец он решил добить их сравнением болезненности лечения зубов с пытками.

— Парни, — внушительно объявил Николай, — отроки славные, молодцы бравые, ухари могучие! Вы же видели на исторических фресках «Железную Деву Марию»?

— Такая железная клетка с шипами католиков для ёретиков? — неуверенно справился Володька.

— Ты сейчас про инквизицию им рассказываешь? — спросил Химик, — они же их жгли.

— Да там столько инструментов было для инакомыслящих, — уточнил Историк, — это когда им не хватало женского тепла — они жгли ведьм.

— Так вот, — торжественно анонсировал Николай, — если ваши зубы заболеют от сладкого, горячего или холодного, инфекций или питания, а главное от того, что вы за ними не ухаживали. То к вам придет лечить их дяденька с чемоданом, полных щипцов, крючков, отверток и свёрл. Он засунет их вам в рот, начнет там ковыряться и рвать. Ощущения ваши от лечения будут примерно похожи на пребывание в этой клетке. Вот вам крест — мне Радциг рассказывал как его лечили.

Побледневшие дети выскочили из его комнаты. Панический скрип сапог, перестук подошв, приглушенный ковровым покрытием, удалялся от него, а Николай невозмутимо причесывался у зеркала.

— По крайней мере, нас ждет религиозный успех, — подумал Химик, — синтезируем прокаин на двадцать лет раньше и вместо Антипо люди начнут молиться на Николая.

* * *

Промерзлая земля с трудом поддавалась лому. Главным инженером восьмого чуда света, а Химик высокопарно обозвал это сооружение — Великие садовые качели царя Николая Второго в Санкт-Петербурге, было решено запалить два костра на месте вкапывания оснований треугольника на котором держалось перекладина качелей.

Сказано — сделано. Те самые, вчерашние рабочие собрали в кучу весь древесный мусор, подплеснули спирту и два костра весело замигали огоньками.

— А Фарафонтьев не пришел, — заметил Химик, — как ты и говорил.

— А ты бы пришел? — ответил вопросом на вопрос Историк, — это Радциг вон пляшет от счастья в последний день. Отдежурил неделю и на следующую свободен.

Вышеназванный джентльмен действительно суетился неподалеку, помогая в постройке качелек.

— С завтрашнего дня, его высочество на следующую неделю — головная боль камердинера Шалберова Николая Филипповича. — Объявил Историк.

Да он не поэтому тут ошивается, — возразил Химик, — на всякий случай подстраховался. Вчера упустил момент, так мы его акустически долбанули трещоткой.

— Не будем больше трогать камердинеров, — согласился Историк, — мало что ли нам соглядатаев.

Николай приобнял за плечи свою команду, глядевшую на костёр.

— Ну что, други, — выдал он весело, — за часок земля отойдет и можно будет вкопать наши качели. Забьемся пока кто больше подтянется на турнике?

— Но ты итак, Ники, проводишь там каждую свободную минуту, — обвиняюще сказал Володька, — нам за тобой не угнаться. С чего ты так полюбил турник?

— Вообще, Николай просто вырасти пытается из будущих ста шестидесяти восьми сантиметров, — проворчал Историк, — но как это ребятам объяснить? Концепция «на потом» для них сложновата, да и для Николая думать на десять лет вперед очень странно.

— А задвинь про гладиаторов, — посоветовал Химик, — скажи читал «Спартака» Джованьоли, там все так делают.

— Хм, «Спартак» уже действительно написан, — согласился Историк, — но с итальянским Ники пролетает, а в России книгу переведут года через три-четыре. Ладно, совру что так пишут в книжке по истории Древнего Рима, что у меня валяется в комнате на столе, в кипе других, ожидая этажерки из Дании.

— Все начинается с истории рукопожатия, — сказал Николай, подталкивая команду по направлению к турнику. — Давным-давно, в великом Риме устраивали гладиаторские бои. Ну вы знаете, Александра Петровна рассказывала. И был среди гладиаторов такой обычай: выходя на смертный бой они пожимали друг другу руку в знак уважения. Так вот, самый сильный рукосжимальщик воспринимался человеческим мозгом как самый сильный боец. В чем, разумеется, была определенная логика. Сильнее хват меча, сильнее удар. Против такого бойца старались не выходит, оставляя схватку с ним до последнего момента. И потому шанс выжить у него становился выше.

— Ву мэ компхронэ? (Вы меня понимаете?) — требовательно прокартавил Николай.

— Уи, — пискнул Жорик, а Володька закивал так, что фуражка сползла на нос.

— Да и вырасти так можно выше, — выдал еще одну тайну Николай, — чем больше висишь на турнике — тем сильнее растягиваешься. А зачем нам быть коротышками? Людям маленького роста — бить лицо легко и просто. Потому в кадетских корпусах, гимназические залы сплошь в турниках. Наш засранец мне лично об этом рассказывал.

При упоминании генерала Даниловича в таком контексте раздались неизбежные смешки. Но Володька все же озаботился вероятным раскрытием тайны.

— А про нас не узнают, Ники? — спросил он с надеждой, — вчера в его квартире весь день взрослые ковырялись.

— Ха-ха. — прокомментировал Химик, — экперты ОЗХО обвинили российские бобовые культуры в повышенном содержании олигосахарида.

— Сомневаюсь я в местных экспертах, — поддержал Историк, — химия в данное время, как квантовая физика в будущем. Изучают только университетах. Что казаки Конвоя и охранная полиция понимают в простейших химических реакциях — да ничего. Ну, сорвало, фигурально выражаясь, дно у Даниловича в туалете — так Боженька решил. Тут Порфирий Петрович с химическим образованием нужен, которого к детям совершенно не пустят — сойди он даже с ума и попытайся расспросить детей из царской фамилии. К Володьке? Володька не Раскольников — покрепче будет, да и не убивал никого.

— Кто меньше толкует, тот меньше тоскует, — пафосно ответил Николай, — все будет в ажуре. Ну, кто у нас богатырь земли русской?

И Николай толчком придал брателлам ускорение к турнику.

* * *

— Красота-то какая, лепота, — восторгался Историк видом с качельки.

Дубы-колдуны обнимали полянку на которой заливали зимой каток Аничкова сада, чуть выше и к Невскому, между таких великанов стояли качели, с которых открывался вид на поляну и далее, на серую громаду тётки со скипетром и в венке. Условный вид. Хотя деревья, сбросившие всю зелень, обнажились, а памятник возвышался на десять метров, все же костлявые, зимние фигуры вязов и дубов перспективу заслоняли изрядно.

И ладно. Сама вон тётка вид на Александровский театр убила. Ничего, стоит — улыбается.

— Раньше, — сказал Историк, — сад простирался до Садовой. Справа по Невской тянулся пруд, стояли здания для слуг, зверинец, фонтан, скульптуры.

— Меня больше пугает, — задумчиво произнес Химик, — что из окон дворца Николая, когда он попрется прятать миллион, можно будет заметить, при желании, ночью. В этом смысле, тот прошлый сад меня бы больше устроил, зашли бы вглубь там, где Катькин сад сейчас.

— Мы зайдем со стороны Сервизной, — заметил Историк, — со стороны Невского проспекта вероятного наблюдателя будет слепить фонарь. В любом случае, как ситуацию можно улучшить? Устроить для отвлечения фейерверк, игру на шотландской волынке, дымовую завесу?

— А что, — оживился Химик, — нужен всего-то древесный уголь, обработаем его поташом, порошок марганцовки и пара коробков спичек. Будет зачётная дымовуха. Как на батарее Раевского.

— И этот человек запрещал мне пальнуть из пушки, — горько пожаловался Историк.

— Ну, знаешь ли, — обиделся Химик, — одно дело дымовая завеса — другое изображать штурм дворца турецкими янычарами. Тут полгорода сбежится с вилами.

— Да мало ли что грохнуло, — защищался Историк, — может вон памятник Екатерине упал с постамента. Пушкин не был генгста, хотя был смугловат, волосат, мог зачитать фристайл и умер в перестрелке, Николай не станет дилером, подсунув закладку Хоменко. Смотри на это просто, как на запуск салюта из пушки.

— Аха, запуск пальцем в небо, — насмехался Химик, — поберег бы царевича.

— В общем, — подвел черту размышлениям Историк, — просто осторожно сделаем, что намечали. Без дополнительных вводных. Обед, поспим, поиграем с пацанами, вскроем комнату Хоменко на ужин. А ближе к ночи на дежурство в зимний сад, там отряд спецназа легко затеряется среди джунглей не то что мелкий мальчишка. Оттуда караулка как на ладони.

— Запасаемся бутылочкой воды с лаймом и орехами, — деловито предложил Химик, — поможет бодрствовать. Неизвестно сколько сидеть между кадками растений придется в этом саду. Пацан мелкий, может сомлеть.

— Я настраиваюсь на пару-тройку часов, — состорожничал Историк, — в дворце встают очень рано, часов в пять уже есть вероятность попасться на глаза. Мы еще искать тайник у Хоменко неизвестно сколько будем. Три часа дежурим, потом валим. Не получится, придумаем новый план. Ты же грозился бромэтан синтезировать, а он вырубает мгновенно.

— Сложности есть, на коленке ведь придется делать, — сказал Химик, — но процесс несложный, урок десятого класса по химии. Все ингридиенты: водичка, этиловый спирт, серная кислота и бромид калия легкодоступны. Вот вырубает он ненадолго, минут на пять. Мне другое интересно: ты из чего его распылять собрался. Под святую воду замаскируешь? Бубня молитвы, подойдешь в марлечке к Хоменко и окропишь его бромэтаном?

— Сделаем водяной пистолетик пораньше, — не сдавался Историк, — че там сложного? Из трубок, шприца и немного казеинового клея.

— И маску не забудь, — острил Химик, — такую зеленую и лысую. Ниспошли человечеству франшизу «Фантомаса»! На основе реальных событий: сначала в книге, потом в синематографе.

— Хоменко — частный случай, — заупрямился Историк, — запасные планы нужны всегда. Это сейчас мы оборотня в погонах раскулачиваем. Казалось бы, что сложного, но мы же его пристукнуть не можем. Раз пристукнул, два пристукнул и начинаешь молотить без разбора пока тебя не починит Джейме Ланнистер. Будущее на остове из скелетов состоит из страха. Такое государство умирает вместе с властителем. Сейчас у нас сложился типичный Рохан накануне падения: дед — глуповатый Теоден, батяня — ничем не выделяющийся Теодред, великие князья — коллективный Саруман и министры — коллективный Гнилоуст. Вот только хоббитов у нас в два раза меньше и Гендальфа ждать неоткуда. Всех их придется переигрывать, раскулачивать и без азиатчины. Тупой и забитый народ нам не нужен.

— Хорошо, — смирился Химик, — Великий Перестраховщик, вот тебе запасной план — рукомойник.

— Бромэтан в рукомойник, — воскликнул Историк, — конгениально, коллега! Один раз умылся и весь день свободен. Сейчас с тепловодоснабжением творится черт те что. Печи, пневматические калориферы Аммосова, водяные системы высокого и низкого давления самодельных систем разных инженеров — все смешалось. Централизованного водотеплоснабжения в помине нет. Кроме городка Локпорт в США, там провели тестовый прогон системы тепловодснабжения год назад и сейчас дорабатывают. У нас до общегородского масштаба почти пятьдесят лет еще. В Аничковом дворце горячая вода есть не для всех. Для мелких бытовых нужд люди холодную воду заливают в рукомойник, где она прогревается до комнатной температуры. У родителей специальный резервуар для нагревания воды, которым занимаются камердинеры. В Большой Фрейлинской ванной горячая вода постоянно, а больше не припомню.

— Почти пятьдесят лет, — мрачно сказал Химик, — ты не шутишь?

— Через сорок пять построят первую ТЭЦ, — ответил Историк, — еще через два-три года систему отопления запустят в Санкт-Петербурге. Для страны, убитой напрочь первой мировой и гражданской — результат хороший. Наравне с Данией. Русские инженеры ни в коем случае не отставали от новинок, водяное отопление давно есть, в Николаевском сиротском приюте, например, с 1855 года. Но это отдельные здания.

— Вот это я называю, — высказался Химик, — не попасть в прошлое нереально, а пытаться его изменить. Пласт некопанных проблем за горизонтом событий.

— Люди, главное — люди, — с тоской протянул Историк, — Япония с 1872 всеобуч ввела, а папка наш под влиянием Победоносцева «кухаркиным детям» гимназии закроет. Это как в будущем: тупари-чиновники думают если отрубить интернет — власть перестанут ругать. Вот где таких находят?

— Алиэкспресс, доставка китайских болванчиков, — стебанул Химик и сменил тему, — топаем к обеду, раздаем ценные указания нашим хоббитам и зная тебя, готов поспорить — операция отвлечения для подмены фляжки готова?

— Операция отвлечения очень важное мероприятие, — нравоучительно сказал Историк, — если мы начнем без повода крутиться вокруг вещей или людей, с которыми что-то происходит, рано или поздно, даже сорока семи хромосомный человек заподозрит неладное.

— Чувствую какой-то подвох, — пробормотал Химик, — но ведь люди с лишней хромосомой аполитичны и не дедуктивны.

— Просто, министр — идиома, — пропел Историк, — как человек с ненужной и чуждой хромосомой. Прости, я думал удержу Агутина, но он внезапно вырвался и пошалил.

— Ничего, — среагировал Химик, — пока выпить за любовь не предлагаешь моя психика относительно стабильна.

— Вчера пала Плевна, — добродушно пояснил Историк, — турецкие войска пытались прорвать блокаду ночью, бой шел все утро, затем гарнизон отступил обратно в укрепления. Где и сдался — не было ни что припасов, даже дров. Но шансы у них были. Единственная ошибка турецкого командующего то, что взял жителей в обоз, который и застрял на переправе, из-за чего резервы не успели развернуться. Ошибки нашего же командования искупила храбрость русских войск.

— Это конец войне? — полувопросительно произнес Химик.

— Это начало торга, который мы проиграем, — ответил Историк. — Для Николая и его верных хоббитов повод понаделать праздничных открыток и раздать перед ужином всем служивым дворца.

— В число которых попадет Хоменко, — догадался Химик, — удобно для контроля жертвы, снимаю шляпу перед твоим коварством.

— Это еще разминочка, — зловеще пообещал Историк, — трепещите народы Европы. Мы ворвемся в вашу лавочку словно русский турист с похмелья в свой первый выезд.

Николай встал с лавочки. Еще раз проверил, приватизированный под шумок строительства, гвоздодёр в ранце, подпнул лестницу под кустами и удовлетворенный зашагал ко входу во дворец.

* * *

Первым Николая встретила суровая новость от Марии Фёдоровны о лишении его ужиничных конфет. Маман как раз выходила с фрейлинами во двор посмотреть на лавочку, смастерённую сыновьями. Если бы не это смягчающее обстоятельство неизвестно какое бы настоящее наказание ждало царевича за хулиганство, учиненное в отношении камердинера.

— А что тут неизвестного, — высказался Историк в ответ на опасение Химика, — в угол поставят, ужина лишат, за ухо выдерут в самом крайнем случае. Арсенал небогатый. Лишение конфет — фикция и мамка об этом знает. Николай больше не ест сладкого.

— Простите матушка, — сконфузился Николай, — я думал это будет весело. Радциг не обиделся и трещотку я сразу отдал.

— Молодец, что это понимаешь, — сказала довольно Мария Фёдоровна, — но наказать тебя необходимо. Грейт витс а шу ту мэднесс нир эллайд, энд зин партишнс ту зе баундс дивайд.

— Это вот сейчас что было, — возопил Химик, — она там Линкин Парк что ли наслушалась?

— Высокий ум — безумию сосед. Границы твёрдой между ними нет, — продекламировал Историк. — просто уходим, сделав лицо попроще. Николай точно не читал Джона Драйдена «Авессалом и Ахитофель».

— Попроще, — ворчал Химик, — мне вообще, кажется, это девиз страны. Будь попроще и микробиологи к тебе потянутся. Зачем она говорит непонятные вещи маленькому мальчику?

— Обучающий момент, — проинформировал Историк. — Драйден, кстати, круче Байрона у элиты считается.

— Ники, — окликнула уже повернувшегося сына Мария Фёдоровна, — вчера наши войска разбили турецкую армию под Плевной. Твой отец скоро будет дома.

Николай озарился светлой улыбкой, почтительно приложился к матушкиной руке и вприпрыжку понесся к дворцу, восторженно крича: «Ура-а-а».

— А ты не переигрываешь? — поинтересовался Химик.

— Типичная реакция ребёнка, соскучившегося по отцу, — ответил Историк, — ах, да, спросим разрешения на самодельный лубок к взятию города.

Не переставая кричать Николай вернулся к мамке и запыхаясь, затараторил: «мам, можно к этому славному дню с ребятами сделать подарочную открытку? На Рождество мы делаем для своей семьей, но эта победа общая для всех! Мы поздравим с Жориком и Володькой наших верных слуг. Будет правильно разделить с людьми наше счастье».

— Конечно, Ники, — немного подумав, разрешила цесаревна, — Александра Петровна вернулась во дворец и поможет вам расписать карточки.

Николай вернулся во дворец и поднялся в игровую, где уже накрывали на стол. Верная банда сразу насела на него с новостями про Плевну, и Николай коротко пересказал свое предложение о подарочных открытках служивым ко дню взятия города и о разрешение на это от Марии Фёдоровны.

— Гляди в оба, а зри в три, — удивился Володька, — как ты все быстро придумываешь, Ники?

— Грейт витс а шу ту мэднесс нир эллайд, энд зин партишнс ту зе баундс дивайд, — успешно спародировал Николай матушку и в полной мере насладился открытыми ртами мальчуганов. — Так мамка про меня говорит.

— Мог бы и перевести пацанам, — укорил Химик.

— Не, видишь лакеи на стол накрывают, — ответил Историк, — кто-то из них мамке настучал про трещотку. Тут каждый второй на дворовую полицию работает. Николая захотел отец, как то во дворце видеть поздно вечером, когда он уже взрослый был, так сам питерский полицмейстер его с Малечки достал и привез. Не можем мы английский знать пока, не по уму. А вот память идеальную продемонстрировать — это плюсик в карму.

— После обеда собираемся и расписываем карточки, — озвучил план Николай. — Александра Петровна нам поможет. Вечером раздарим служивым, когда они пойдут на ужин. А пока приступаем к обеду!

— Кашу мясом не испортишь, — провозгласил Химик.

— Слышали бы тебя веганы, — хмыкнул Историк.

* * *

— А он точно художник? — с сомнением спросил Химик.

Помогать в титанической и благородной работе по увековечиванию подвига русской армии, в игровую царственных детей, приперлась вся аристократия Аничкова дворца в лице маманьки и её фрейлин-тёзок: графини Александры Апраксиной и княжны Александры Куракиной. С ними затесался неказистый мужичок ни в коем разе не похожий на богемного представителя кисточки и акварелей. Был ростом мал, худощав, взор не горел пронзительно и ясно — не нашлось гостевой мдмашки во дворце, — скорее был подобострастен и немного жалок. Благообразные черты лица портили лохмы нечесанных волос и некая сутуловатость.

Мария Фёдоровна представила его как известного петербургского портретиста Василия Павловича Худоярова, по зову души и веления сердца, пожелавшего принять участие в праздновании успеха русского оружия.

— Да, — ответил Историк, — просто художник второго ряда. Матушка наша молодец, быстро просчитала, что наша наскальная живопись способна переманить на светлую сторону силы даже отъявленного имперца. Думаю, она послала лакея с пожеланием видеть у себя Крамскому, но тот не смог, по каким-то серьезным причинам и предложил своего ученика.

— Не знаю Крамского, но ученик его староват, — рассудил Химик.

— Крамский — лучший на сегодня портретист, вернулся недавно с выставки в Париже. — терпеливо объяснил Историк. — Он, кстати, и первый учитель Репина.

— А, — протянул Химик, — ну кто не знает Репина и его картину «Бурлаки приплыли».

Я не знаю, — сурово ответил Историк, — во-первых не бурлаки, а монахи, во-вторых, не приплыли, а не туда заехали, и в-третьих, не Репин, а Соловьев. Так вот, Худояров крепостной из Иркутской губернии, что выбился в люди и осел в Санкт-Петербурге. Селфмейдмен. Рисовал и мамку, и папку нашего, и пейзажи, но больше делал копии известных картин. Его работы представлены во многих уральских музеях.

— Ты мой кумир, профессор, — кисло сказал Химик, — для мещанского понимания: почем его картины известные стоили?

— От десяти до шестидесяти трех тысяч долларов, — прикинул Историк.

— Не очень, — выразился Химик, — я уж думал Николай ему попозирует.

— Ой, все, — чертыхнулся Историк, — летом в Дании, вызовем к себе Ван Гога, он как раз будет шататься эти два года между Бельгией и Нидерландами. Удовлетворит ли это твое тщеславие?

— Вполне, — польщенно произнес Химик, в то время как Историк, представляя, как он удивится, увидев разницу портретных работ между художником-академистом и постимпрессионистом, пытался подавить приступ смеха.

Работа была организована Николаем по конвейерной схеме. Володька и обе фрейлины нарезали альбомные листы на квадратики и передавали их великим князьям и их матушке. Мария Фёдоровна подписывала открытку цветным карандашом пафосными строками о славе русского оружия под Плевной со своей подписью, Николай с Жориком добавляли свои имена и передавали Худоярову. Художник мастерскими движениями карандаша в несколько взмахов очерчивал холмы, мазанки и православный крест над очертаниями города. Александра Петровна усердно раскрашивала в цвете благолепие в виде неба и солнца.

Мария Фёдоровна умудрялась подшучивать над обеими фрейлинами за раз. У Александра, в будущем Третьего, на службе состоял молодцеватый адъютант, князь, штабс-ротмистр Владимир с тройной фамилией Оболенский-Нелединский-Мелецкий. Лукаво поглядывая на вспыхивающую Апраксину, неравнодушную к щеголеватому адьютанту, и Куракину цесаревна нехитро забавлялась, что княжной быть хорошо, а княжной с тройной фамилией еще лучше.

Жорик не разменивался на мелочи. Высунув язык, он с усердием малевал свой автограф для челяди. Володька, исполненный сознанием высокого долга, резал бумагу словно рождественский торт: неистово и тщательно. Апешечка умиротворенно мурлыкала, приголубливая карандашами открытку. Радциг летал на крыльях преданности, словно заправский чемпион по фрисби, таская вазочки с карандашами для царственной семьи.

— У нас тут своя атмосфера, — хотелось высказаться Николаю, но он благоразумно молчал, наслаждаясь минутами счастья.

Аха, — влез Химик, — сравнил Радцига с псом, я такой санкции не давал.

Поговори мне еще тут, — пригрозил Историк, — тут, тут и вот тут, где галочка.

Загрузка...