Властелин бумажек и промокашек

5

— Ох уж эти старинные бутыли, — расслабленно говорил Историк, — делали их еще при царе Горохе на совесть, толщины они приличной, миллиметров по восемь, с расписным рельефом. Такую не всякий лоб десантника возьмет.

Отказавшись от продолжения тура — Жорику стало скучно и захотелось на воздух, Николай свою миссию выполнил, а Володька жаждал объяснений — компания направилась в парк.

— Вообще-то, — сказал Химик, — десантники мухлюют. Умные, по крайней мере. Набирают в бутылку заранее гальку и тщательно трясут. Галька процарапывает трещины внутри бутылки так, что бить такую становится легко и просто. Об нашу бутылку даже великий мейстер Толстой бы череп сломал. И кора дуба не помогла бы.

— Все эти показушные шоу: от кавалерийских до десантных — обычный пиар, — поморщился Историк, — да повод выпить на свежем воздухе. Войну выигрывают снабжение, связь и управление. Те самые штабные крысы. Обыватели и главное, обывательницы сколь угодно могут тащиться от вида бравых вояк, но мы то с вами знаем…

Компания дошла до парка и Жорик окликнул своего ровесника, мальчишку из семьи письмоводителя Дворцовой полиции Михаила Харитонова, проходившего мимо.

— Ваня, — важно попросил Жорик, — сбегай, пожалуйста, за нашим мячиком в игровую. Поиграем в пятнашки.

— Жорик, — быстро проговорил Николай, — сходи вместе с Ваней, по пути кого-нибудь наберете еще в команду.

— Вот этот Ваня, — меланхолично сказал Историк, — в будущем наш личный повар. Последний для прошлого Николая. Пошел за царской семьей до конца, расстрелян в подвале Ипатьевского дома.

Тут Николая припер к стенке, а вернее, к дереву злой как чёрт Володька.

— Ники, если бы бутылка разбилась мне влетело от матери по первое число, — агрессивно прошипел он, — да и чёрт бы с ним, но у нее же мигрени постоянно, я не могу её расстраивать!

Николай ощутил запоздалое раскаяние.

— Ничего подобного, — бодро возразил он, доставая из кармана розовенькую ассигнацию с Михаилом Фёдоровичем, взирающим на мальчишек как-то недовольно, свирепо и в то же время грустно и с недоумением. — Молчание Ильи Захарова мы в состоянии купить.

— Тогда для чего этот цирк? — спросил, остывая Володька.

— Все что я скажу тебе — наиважнейший секрет, Володька, — предупредил Николай, — побожись на образе!

Володька послушно достал крестик из-под рубахи и пообещал никому не говорить.

— Изменник завелся в нашем прекрасном царском дворце, — скорбно сказал Николай, — пытаюсь вывести его на чистую воду.

Напряженная работа мысли отобразилась на юном володькином лице: погреб, бутылка кваса, Илья Захаров — все это не складывалось в логическую цепочку.

— Ну рассуди, — стал важно теоретизировать Николай, — русский человек Государя, веру и отечество никогда не предаст, так?

— Само собой, — не понимая еще ничего, согласился Володька.

— Значит, — вывел нехитрую формулу Николай, — туркам надо было найти похожего, как две капли воды, человека на нашего или украсть второго близнеца из семьи. А ну как у Захаровых было два брата-близнеца, одного турки заранее украли и выспитали как своего. А если человека сильно напугать, то первое что он скажет будет на языке который он учил с детства.

— Да ладно, — скептически сказал Володька, — как я сразу не догадался. Только чего это изменник завелся в Санкт-Петербурге, а не на линии фронта, где сражаются наши доблестная армия?

— Враг коварен, — уверенно произнес Николай, — знает, что ничего ему не светит там, где воюют наш дед и папка. Но вот подлый удар нанести может. Например, похитить нашу мамку.

Хм, — поразмыслил Володя, — а в этом что-то есть. Но почему ты подумал, что он собственно говоря существует?

— Не может так долго идти война с какими-то там турками без изменника, — поставил его Николай перед неопровержимым фактом.

Володька долго молчал, сраженный этим доводом, потом патетично поклялся помогать Николаю до последнего вздоха.

— То-то и оно, брат Володька, — доверчиво молвил Николай, вытаскивая свою плитку шоколада от Захарова, — теперь будем искать супостата вместе. Думаю, продолжим поиски шпиона с Даниловича. Для этого нам нужны все силы — подкрепись шоколадом.

— А как будем пугать Даниловича? — проявил интерес Володя, засовывая в карман честно заработанную плитку «сладкого золота».

— Даже не знаю, — задумался Николай, — человек он вроде военный, генерал. Но всю жизнь учительствовал. А как недавно слышал я — в павильоне за дворцом, завалялась маленькая пушчонка…

— Ну ты чего, бро — воззвал в очередной раз Историк, — я же просто пошутил про пушчонку!

Химик демонстративно молчал.

— Самому неинтересно будет рассчитать заряд пороха для четырехфунтовой пушки от Грибоваля? — вкрадчиво осведомился Историк. — Чисто теоретически. Да и мамке салют устроить можно. Типа с днюхой, маман! Прости что с запозданием на две недели. Вот такие мы неорганизованные попаданцы.

— Взрослый человек, — неохотно сказал Химик, — а ведешь себя как персонаж книги Малыш и Карлсон. Учти, улететь отсюда в случае чего — не получится!

— Я просто оживляю обстановку, — оскорбился Историк, — посади любого человека из двадцать первого века на наше место — впадет в истерику. Соцсетей нет, вещающего сортира — это я про телевидение — нет, радио для фона поставить — нет, телефону год исполнился, он проводной и все равно в России нет. А был бы, куда мы с розыгрышами звонили — деду? Алло, это Александр Второй? — освободите линию! Министерству обороны? Алло, это министерство обороны? — защищайтесь!

— А че тебя всё повеселится тянет, — обиделся Химик, — а о России ты подумал?

— Да ёти твою коромыслом, — рассердился Историк, — постоянно о России думаю. Как бы эту нашу Ётиную Россию прокормить. В голову пока, кроме люстраций и каторги с массовыми конфискациями, ничего не приходит.

— Может пока просто спрячем фляжку? — деловито предложил Химик.

Николай сидел за столом, решив очередной блок задач по математике. Пятнашки на улице, монополия в игровой, ужин, душ — все промелькнуло разноцветным пятном. Времени подумать, куда спрятать фляжку не было. Засунутая в ящик стола после игры, она сиротливо ютилась среди тетрадей и карандашей. Место в принципе, безопасное: прислуга, наводя порядок и уборку в комнатах, по карманам одежды и ящикам не шарила. Не тот уровень. Но и доверять воле случая не стоило. Не стоило забывать об ожидаемых сокровищах от Хоменко. Тайник был нужен словно пита к фалафелю. И хотя уже имелся запасной вариант, но…

Николай медленно огляделся.

Обстановка, была спартанской и совсем не походила на комнаты в Гатчинском дворце. Это потому, что приготовили комнату с кабинетом и прихожей Николаю совсем недавно, к приезду в сентябре с Гатчины. До этого у него и Жорика была общая спальня на двоих. Несомненно, комнаты будут еще дорабатывать под царевича: завезут пару шкафчиков, элементы декора вроде рогов оленя над дверями в его гатчинской комнате, мишень для дартборда, пару светильников. Что еще раз показывает: в комнате прятать ничего нельзя. Можно отодвинуть шкафчик и расковыряв паркет, сделать захоронку. Но надолго-ли?

— Вижу только один выход, — сказал Химик, — фляжка спокойно полежит за тетрадками пару дней, но для капитала нужен наш запасной вариант тайничка в саду. Даже если патруль заметит, ну не станут же они у царевича отнимать мешок, который он собирается запрятать. Валяет дурака, хоронит своих старых кукол, мало ли что? Полномочий его трогать нет даже у воспитателей. Просто проводят царевича до комнаты и доложат начальству.

— А начальство под лауданумом, — размышлял Историк, — проспавшись, Хоменко ночную вылазку царевича с мешком в сад сопоставит с пропажей у себя состояния. И тогда я даже не представляю последствий.

— А я представляю если золото и бриллианты найдут в нашей комнате, — ответил Химик. — Шуму будет на весь Санкт-Петербург. Можно потерять миллион — трон потерять нельзя.

— Ладно, — решился Историк, — понятно было с самого начала, что легко не будет. Будем рисковать. План на завтра?

— Отмычка Семёна, место для тайника и задание для Володьки проследить за Даниловичем. Пусть развлекается и нам легче, — мудро рассудил Химик. — Спокойной ночи, Карлсон!

— И тебе, Малыш, — благосклонно согласился Историк.

Планы пришлось менять сразу. Хотя суббота, как у всех гимназистов, у детей Наследника была рабочей, АПешечка в связи грандиозными успехами Николая на поприще учёбы, отпросилась у Марии Фёдоровны на побывку к старшему сыну в кадетский корпус, после первых двух уроков. Предоставленный себе Николай даже не успел доделать очередную порцию задачек как приперся Данилович.

В лучших традициях героев фильмов Великой Отечественной генерал всё утро вызывал огонь на себя. Полдня Николая он потратил на конные упражнения, а после обеда, когда внук императора уже торопился на встречу с Семёном, Данилович настиг его на полпути и заставил отрабатывать уставные упражнения с винтовкой. К концу занятий судьба Даниловича была окончательно решена. Даже толерантный Химик был согласен, что зарвавшемуся генералу следует преподать урок. Он же и придумал план, услышав который, Историк потерял на мгновение контроль над телом Николая, едва не выронив винтовку из рук.

«Лол, кек, печенег», как сказал по преданиям Ярослав Мудрый подойдя весной к Киеву в 1036, - прокомментировал план Историк, — ха-ха, молись Данилович.

Закончив упражнения, Николай салютнул винтовкой и бодро отрапортовал его превосходительству о завершении упражнений.

Данилович критично оглядел фигуру сына Наследника и прокаркав: «посредственно», забрал винтовку. Его сухопарая фигура исчезала, покачиваясь словно курс государственных облигаций Восточного займа на бирже, а Николай с недоброй усмешкой посмотрев вслед, ринулся на встречу с мастером по металлу.

— Миня аж трисёт, — сказал Историк, имитируя то ли популярную певицу, то ли безграмотную школоту, — ничего час расплаты скоро пробьет.

Семён Рядков покорно стоял на набережной Фонтанки, делая вид, что нисколько не интересуется, что происходит за решеткой дворца.

Николай, надвинув фуражку поглубже, огляделся и тихо свистнул.

Семён, не быстро, но уверенно направился к ограде и подойдя внимательно уставился на Николая.

— Не извольте сомневаться, ваше благородие, — сказал он негромко, — ключ в полном порядке. Но у меня имеются некоторые сомнения, для каких целей он вам понадобился?

— Для игровых, — отвечал с полной уверенностью Николай, — видел ли ты Семён железную дорогу?

— Да, кто же её в Санкт-Петербурге не видел, — отзвался, сбитый с толку рабочий.

— А игрушечную железную дорогу видел, — поинтересовался Николай, — заправляется она спиртом, а заводится таким ключом, который ты примерно и сделал. Движется по игрушечным рельсам из дерева. Вокруг стоят игрушечные домики, станция и солдатики. Любимая моя игрушка.

— Вот чудо-то, — бормотал изумленный Семён, — а я уж нехорошее что подумал, вы уж простите, ваше благородие.

— Да полно, — великодушно махнул рукой Николай, — вот тебе десятка, купи мне Семён в аптеке бутылку уксуса и коробку соды.

Ключ и десять рублей поменяли своих хозяев, а Семён легким шагом направился к аптеке на углу Невского у Аничкового моста.

— Сегодня успеем покарать Даниловича? — спросил Химик, — как думаешь.

— Сейчас первое потренироваться с нашим замком на вскрытие, — поделился планом Историк, — а там и решим. В себе я уверен, но вдруг мы чего не знаем о здешних замках? А Даниловича просто выманим из квартиры и отвлечем. О, глянь, Володька с Жориком спасать нас от генерала мчатся. Поздновато.

— Увидели, Данилович вернулся без тебя, забеспокились, — хмыкнул Химик.

— Ничего не говорите, — сказал Николай запыхавшимся ребятам, — мстить будем, прохожего уже послал за ингридиентами. А план таков. И обняв братишек, посвятил их в свой план.

— Ники, откуда ты знаешь, что так будет? — удивился Жорик, пока Володька, представив эффект, сползал на землю, держась за живот.

— В книжке читал, — не моргнув глазом соврал будущий русский император, — лё ком де Монте-Кристо (граф Монте-Кристо).

— Же безон де лё лир (хочу её почитать), — не отставал маленький дьяволёнок и ситуацию спас только подоспевший Семён.

Жорик с любопытством уставился на нового персонажа, не похожего ни на одного слугу.

При виде компании молодых баринов Семён оробел, снял головной убор и скованно переставляя ноги подошел к ограде.

— Братья, — спародировал персонажа из «Бумера», Николай, — этот человек работает на нас и принес хорошие новости.

— Как изволите, ваше благородие, — сообщил Семён, — все сделал как вы приказали.

Бросив дурачиться, Николай живо разгрузил его от покупок, а сдачу, отсчитав себе пять рублей, просунул ему обратно. Семён заколебался, испытывающе глядя на царевича, но долго не выдержав, схватил и забормотал слова благодарности.

— Брось Семён, пустяки, — сказал Николай, — но я дам тебе совет, который стоит дороже этих денег. На Невском, слева от аптеки книжный магазин. Иди тотчас же и купи себе учебник математики, грамоту же разумеешь? Вот и отлично. А работа будет. Готовься. Полтора рубля на учебник обернутся в прибыток совсем скоро. Бывай, Семён, может еще свидимся, но если математику не выучишь — я не скажу что рад встрече.

С этими суровыми словами Николай оставил обалдевшего Семёна на Фонтанке, увлекая за собой свою гвардию в отчаянный поход на генерала Даниловича.

— Итак, — увлеченно бормотал Историк, закрывшийся в комнате, — вот он наш ключ, с искусственно подпиленной площадкой, с одним выступающим зубцом. Называется он «вороток». Ты, вообще, знаешь про сувальдные замки, или с самого начала объяснять?

— Давай уже профессор, — с иронией сказал Химик, — никуда я от тебя не убегу.

— Хм, — откашлялся Историк, — тогда я начну с самой Библии: «И сделал Хирам большой двор и двери к двору, и вереи их обложил медью».

Химик издал приглушенный, невнятный, но крайне яростный стон.

— Да, ладно, ладно, — с досадой произнес Историк, — неуч. Наш замок очень простенький: двухштырный, ну или двуригельный. Хвостовик, естественно, скрыт. Мы его не видим и понять какая у него зубчатая гребенка не можем. Но так как мы в девятнадцатом веке, — она сплошная. Стойка хвостовика засова, скорее всего, круглая. Квадратные стали делать сильно позже. И главное, точность кодового паза — в него упирается стойка хвостовика засова. Так вот, в двадцать первом веке, в качественном замке кодовый паз больше толщины стойки хвостовика засова на полмиллиметра. В старинном сувальдном замке эта разница составляла пять миллиметров и более. И чем выше эта разница, тем легче вскрывается замок. На вскрытие современного замка уходит от пяти минут до трех часов. В зависимости от квалификации взломщика. На старый замок, если экстраполировать данные профессионалов, должно уходить от пары десятков секунд до пятнадцати минут.

— Вот если сейчас не вскроешь за пять минут, — с угрозой пообещал Химик, — сочту за балабола.

— Вызов принят, — лихо отозвался Историк.

Николай достал из кармана s-загнутый гвоздь, склонился перед дверью и просунул вороток в замочную скважину.

— Так мы натягиваем хвостовик, — объяснил Историк, — его стойка упирается в лабиринт ригеля.

Николай всунул гвоздь в замок и принялся активно шуровать им.

— Гвоздем мы пытаемся зацепить за края пластин, — заметил Историк, — когда гвоздь зацепит, пластины провернутся и ригель отодвинется.

— Работа непыльная, — подхватил Химик, — отдых на лучших каторгах Европы!

Щелк.

— Это первая пластина провернулась, — прокомментировал Историк. — Даже неспортивно как то.

Щелк.

— Вот и все, — немного растерянно сказал Историк.

— Минута, — озвучил результат Химик, — будь здесь Сонька Золотая Ручка, она бы уже стягивала с себя трусики.

Историка внутренне передернуло.

— Боженьки мои, — возмутился он, — мне бы и трех часов тогда не хватило. Вот тебе первые строчки из полицейского протокола на Соньку: «Рост 1 м 53 см, рябоватое лицо, нос умеренный с широкими ноздрями, бородавка на правой щеке».

— Ой, — вздрогнул Химик, — но я же…

— Я просто сделаю вид, что ничего не слышал, — понимающе укорил Историк, — идем на второй заход.

За пять попыток коллеги убедились в возможности Николая вскрыть замок с результатом от тридцати секунд до двух минут.

— Думаю достаточно, — вынес вердикт Историк, — отправляемся карать Даниловича и похищать «касторку» для Хоменко из чемоданчика Чукувера. По пути заглянем к мадам Зинген, личной швее Марии Фёдоровны.

— К ней зачем? — поинтересовался Химик.

— А сокровища гражданина Хоменко ты в чем понесешь? — С юмором вопросил Историк — нужно же чтобы их не опознали, если случится вдруг такая неприятность, как попасться на глаза патрулю. Да и до места назначения лучше с солдатским ранцем добираться. Заодно отвлечем Даниловича демонстрацией нашей усердности.

— А мадам Зинген, видимо, скажем что солдатский ранец для экзерциий, — догадливо уточнил Химик.

— Догадливый чертяка, — проворковал Историк, закрывая дверь отмычкой, предварительно убедившись в отсутствии свидетелей.

— Удивляюсь я твоей способности врать, — проворчал Химик, — и пугаюсь!

— Э, — легкомысленно отмахнулся Историк, — что я? Вон дочка Зинген, стала фрейлиной Марии Фёдоровны, после революции эмигрировала. Так она на голубом глазу такую дичь порола, когда её про расстрел рабочих в 1905 году спрашивали. Дескать, специально, рабочие вперед колонны женщин и детей поставили. Дети закидывали гвардию камнями, а женщины кололи лошадей булавками. Потом, естественно, бунтовщики начали стрелять и… смешались в кучу кони, люди. Все это, мадемуазель Зинген, разумеется, видела своими собственными глазами из окон дворца.

— Позорище, — впечатлился Химик, — надеюсь, такого не повторится. Хотя о чем я? У нас постоянно на митингах какие-то дрищи омоновцам прописывают лещи. В двадцать первом веке.

— Работаем над этим, работаем, — сказал Историк.

Николай мчался с лестницы на второй этаж. На генерала Даниловича неумолимо надвигалась «Буря в клозете».

«Бригада», умиленно подумал Историк, глядя на своих верных соратников.

Договорившись в деталях о плане действий, сразу после второго обеда «бригада» заняла удобную диспозицию в игровой. Жорик делал вид, что увлечен железной дорогой, Володька с плетёной сумой на шее изображал коробейника, разшагивая по комнате и громко покрикивая что-то вроде: «Вот так квас — в самый раз!», «Сбитень горячий — кушает подьячий»! Дверь в игровую была приоткрыта и Радциг, возникший у порога, с солдатским ранцем вознамерился ее закрыть.

— Не надо Радциг, — мягко предупредил Николай, — пусть пока проветрится. Передай пожалуйста, ранец и вызови Даниловича.

Радциг молча склонился, прошелестев: «да, ваше высочество» и развернулся к двери Даниловича, что находились в трех метрах левее и напротив игровой.

Стукнула дверь, раздался недовольный скрип подлого вражины, а вскоре появился и сам обладатель противного голоса — Данилович.

— Что-то случилось, ваше высочество? — не скрывая своего раздражения поинтересовался «морковкобородый».

— О, только хорошее, ваше превосходительство, — бархатным голосом ответил Николай, отпуская жестом Радцига, — я взял на себя смелость усложнить наши занятия. Царевич с натугой покачал рукой, взвешивая ранец. — Мне набили ранец камнями и я стану упражняться с весом. Сие зело полезно для здоровья.

На лице Даниловича мелькнула выражение радости и озадаченности. Он приступил ближе к Николаю и уже окрыл рот чтобы высказать свое экспертное мнение как проходивший мимо Володька особо громко прокричал: «владимирская клюква издалека, просит меди пятака»!

— Зараза! Пошел вон! — выругался Данилович и Володьку словно сдуло ветром. Он скользнул за дверь, осторожно прикрыв её не до конца.

— Тяжелый он, — разочарованно произнес Данилович примеряясь к ранцу, — вот если бы… Тут Данилович опомнился царевичу девять лет — до тринадцати тяжелые нагрузки ему воспрещались.

— Это исключено, ваше высочество, — решительно заявил он, — но года через четыре мы повысим учебные нагрузки.

— Скажите, ваше превосходительство, — вкрадчиво промолвил Николай, — а как вы видите нашу учебную программу на зиму?

— Смотря какая температура будет на улице, — осторожно сказал Данилович. Он решительно не понимал цели расспросов и начал откровенно ими тяготиться. — До минус двадцати пяти градусов наши занятия будут посвящены закаливанию и развитию физических данных. Мы будем кататься на коньках и лыжах. Колоть дрова.

— И я хочу заниматься, — закричал Жорик и подбежал к Даниловичу, — возьмите меня на учебу Григорий Григорьевич, я на лыжах хорошо бегаю!

«Так тебе!» — злорадно думал Николай, наблюдая за нелепыми попытками Даниловича отбиться от «энерджайзера». Спустя минуту в комнату незаметно проник Володька и кивнул Николаю. Дело было сделано.

— Ну что же ты, Жорик, — печально заметил Николай, — раз целый генерал говорит что нельзя, надобно подчиниться.

Жорик стих и сделал скорбную мину. Володька потупился и сложил руки на животе, коробейская корзинка его стояла у порога. Николай грустно и восторженно мерял глазами генерала. Вся композиция, в целом, составляла картину «Ангелочки рождественские, фарфоровые», но отчего-то, уходя у Даниловича на душе скребли кошки.

Впрочем, кошки генерала быстро успокоились: недопитый чай все так же исходил парком, ваза с выпечкой стояла непотревоженно — прошло всего-то минут пять с нелепой просьбы царевича. Григорий Григорьевич сделал первый глоток, крякнул и полез в вазу за печенькой.

Ну как все прошло? — поинтересовался тем временем Николай у Володьки.

— Генералу повезло, баньку топить не стоит, — браво откликнулся Володя, — все сделано по твоему рецепту.

— К чему это про баньку? — не понял Историк.

— Сегодня суббота, — объяснил Химик, — тем, кто в субботу утонул, баньку уже не топить. Типа шутка старинная, русская, смешная — одна штука. Юмор предков.

— Хы, — выдавил из себя Николай, — ты давай все подробно расскажи.

И Володька заважничав, уселся прямо на барабан, сиротливо расположившийся возле горки песка и описал свои приключения в служебной квартире генерала Даниловича.

Генерал, оторванный от чаепития, и не подумал закрывать за собой дверь на ключ. Зачем? Зовут в игровую, в трех шагах от его жилища. Кому вздумается внезапно грабить его берлогу?

Сама квартира Даниловича состояла из трех комнат и была похожа планировкой на Володькину с мамой. Гостиная, столовая и спальня. Богатая мебель, винтовая этажерка — но не обстановка интересовала Володьку. Искомая комната находилась в коридоре за гостиной. Ватерклозет. Первейший признак культурной цивилизации.

За ватерклозет в Аничковом дворце следует сказать отдельно. Поставили их в массовом порядке, то есть не только для царской фамилии, но и для служителей в 1866 году. Системы Джозефа Брама с усовершенствованием от Дженнингса. Похожие на те, что служат людям в вагонах железных дорог, в виде горшка. С двумя шарнирными клапанами — один клапан закрывал днище чашки, а второй — слив в бачке. При нажатии на педаль открывается дно, и вода смывает содержимое горшка в отверстие. При этом вода из горшка попадала сперва в особый резервуар с водой внизу, а потом уже в выгребную яму. Сам горшок закрывается крышкой.

Естественно, у царской фамилии подобные изделия были фаянсовыми, тогда как всех остальных они были из чугуна.

Следуя инструкциям Володька проскользнул в него, вытащил из своей коробки упаковку соды и нажал на педаль. В открывшееся отверстие он высыпал всю соду. Отжал педаль и затвор закрылся. В закрытое клапаном днище, достав из сумки бутыль, он вылил — вместо воды что набиралась из из особого краника — уксус. Закрыл крышкой горшок. Месть была готова. На все ушло меньше минуты. Володька заторопился обратно.

— Итак, — подвел итог Николай, — все готово, остается ждать. После посещения клозета Данилович опустит затвор и уксус смешается с содой. В результате получится.

— Пенная вечеринка, — захихикал Химик. — С газом, натриевой солью и отходами жизнедеятельности.

— Получится извержение нехороших газов, — дипломатично сказал Николай. — И унижение самодура-самозванца. Мы! Здесь! Власть! А не Данилович.

Володька и Жорик с обожанием смотрели на своего предводителя. Заходящее солнце золотило его макушку сквозь широкое окно игровой комнаты. И даже часики в углу скромно примолкли, даря герою минуту сокрушительного триумфа.

Тем временем, Данилович допив крепкий чай и зажевав его калачами, развалился на диване с ручкой для забивки табака. Придирчиво оглядел коробку ялтинского табака «Саатчи и Мангуби», что лежала перед ним на низком столике. Высыпал дорожку и собрал ее в гильзу. Утрамбовал ручкой. Закурил. Все куда-то отодвинулось, стало несерьезным и маловажным: придурковатый царевич, недожаренная котлета, подлец Лалаев, что посмел подсиживать доблестного генерала.

Тут в его мечтания ворвался мощнейший природный импульс. Зов неумолимо тянул воспитателя в известную комнату. Закряхтев генерал встал, погасил папиросу в пепельнице и направился в ватерклозет.

Какое-то неизвестное зудящее чувство тревоги скользнуло по его подсознанию, когда он нажимал педаль, после совершения всех необходимых операций, но все было по-прежнему и волноваться решительно не было никаких причин. Пожав плечами, он уже собрался уходить как услышал тихое «тш-ш-ш». Данилович насторожился. Шипение шло откуда снизу из-под горшка. Оно несло в себе предостерегающие нотки и если бы генерал мог иногда прислушиваться к голосу разума, возможно то, что случилось — не произошло бы.

Данилович отжал педаль ватерклозета.

Безумный крик, раздавшийся из комнаты Даниловича был слышен даже на Невском. Дикий топот, рёв — ужасная какафония звуков закончилась рывком двери квартиры Даниловича. Вывалившийся на свет божий силуэт человеческий фигуры был похож на всё что угодно, кроме разумного существа.

— Так вот ты какой, дерьмодемон! — прошептал Историк.

— Он похож на Густаво Фринга, взорванного Уолтером, в гостиничном номере, — провел свою ассоциацию Химик, — только живой.

Заляпанный коричневой субстанцией по самую макушку, воспитатель вселял животный страх одним своим видом. За визуальной картинкой шла химическая атака: отвратительная вонь, распостраняющаяся со скоростью пирокластического потока.

Впрочем, дальнейшего дети уже не видели, сбежавшиеся в мгновение ока охранники, заподозрив в нечеловеческом силуэте — террориста, живо сбили генерала с ног и накинули на него куртку. А детей от потенциального террориста прикрыл личный телохранитель Марии Фёдоровны — камер-казак Тихон Сидоров. Ласково, но твёрдо он попросил их высочеств зайти в комнаты.

— Операция «Буря в клозете» прошла успешно, позвольте наградить вас высшим орденом империи «За усмирение дерьмодемона» первой степени, — церемонно сказал Историк.

— Виртуально кланяюсь, батенька, — не сплоховал Химик, — наука может изуродовать человека почище пирсинга в носу.

Дело происходило в игровой, примерно через час после визита «фекального человечка». Даниловича уже отмыли, напоили новомодным раствором бромида калия и уложили спать. Прислуга начала очищать генеральский клозет, а спецкомиссия дворцовой охраны решала: что же это такое было вообще?

Николай ясным взором обвел свое братство кольца.

— Гвардия! Знаю отличный способ провести время с пользой и делом. К тому же на природе. Приказываю: для наших натурных посиделок смастерить качели в виде лавки на трёх персон. Назначаю рядового Жорика ответственным за металлические конструкционные материалы, рядовой Володька подотчетен по сбору древесных материалов.

Видя непонимание в рядах сообщников уточнил: «штурмуем садовый павильон». Жорик высматривает цепи для качелей, Володька смотрит брусы, выбирает доски. Себе Николай присвоил звание главного инженера.

— Через час уже стемнеет, — предупредил Химик.

— Норм, — ответил Историк, — нам просто успеть нагнать ажиотажа и лесенку маленькую присмотреть. Завтра же воскресенье, занятий нет. Подозрений не вызовет, если мы часть материалов прикажем не трогать под предлогом, что доделаем качели с утра.

Сказать, что камер-фурьер Руфим Фарафонтьев был расстроен взрывом строительного энтузиазма — ничего не сказать. Вообще-то, его даже на рабочем месте не было. Он был изловлен в Сервизной, жемапелящим перед новой работницей дворца — симпатичной, молодой и ухоженной модисткой.

— Ыть, — захлебнулся смешком Историк, услышав «меня зовут» от Руфима, — даже я не смог бы французский испортить больше.

— А ты прими чего, — посоветовал Химик, — спирту для флирту. Люди тут новую ячейку общества строят, а мы…

— Мы новое общество строим, — внушительно сказал Историк, — прочь сомнения! Ячеек там будет — как на последнем уровне тетриса.

Под жестоким и неумолимым взглядом высокородной шайки уровень тестостерона Фарафонтьева резко пришел в норму. Кривовато улыбнувшись напоследок модистке, он временно отступил с любовного фронта.

И попал на рабочий.

Николай придирчиво отобрал инструменты и пару тружеников по дереву. Проконтролировал умелыми подсказками выбор цепи и бруса у Жорика и Володьки. Затем принял бравый вид и принялся дурачиться, залезая на приставленную к какому-нибудь дереву маленькую лестницу и громогласно командуя оттуда рабочим что-то вроде: «Лево брус!», «Три гвоздя этой рейке!». При этом он прикладывал руку козырьком, навроде капитана корабля, вглядывающегося в морскую, загоризонтную синеву.

Все это не никак способствовало выполнению дела, но для коллектива послужило неплохим развлечением. Под конец Николай стащил с десяток реек, заставил рабочего просверлить в них дыру, затем подвязал нитью и смастерил примитивную трещотку. Этого Фарафонтьев уже вынести не смог и отступил, страдальчески морщась в свою берлогу, наказав инструменты все же вернуть.

— Держу пари, — заявил Историк, — завтра его с нами не будет. Свалит все на кого-нибудь, а сам уйдет в запой.

— У трещотки действительно мерзкий звук, — выдал Химик, — выкинь ты эту гадость, иначе рабочие разбегутся.

— А это наш рабочий инструмент, — не согласился Историк, — будем курощать всяческих негодяев, посмевших навязывать свое воспитание будущемуго императору. Ну или отпугивать слишком усердных бюрократов. Ты представь: ломится к нам Победоносцев со своим правоведением — а мы его трещоточкой!

— По голове, — понимающе проговорил Химик, — и приговариваем: сегодня ты разносишь треш, а завтра свою девку съешь.

Николай скомандовал рабочим остановиться. Уже стемнело и холодный свет газовых фонарей, на дорожках Аничкова сада, серебрил поляну. Даниловича, дабы приструнить гуляк, не было, но вдалеке уже пару раз мелькал Радциг, явно показывая этим, что пора и честь знать. Лесенка, откинутая в кусты, затерялась под крупными хлопьями, пошедшего неожиданно, снега. Навалилось чувство усталости.

А впереди был визит к боссу местной наркомафии — Чукуверу.

— Суп тапиока, пирожки, каша перловая на грибном бульоне, котлеты пожарские с гарниром, желе малиновое, — прочитал вечернее меню Историк.

Николай сидел на стуле в игровой комнате и, крутя в руках меню, смотрел как Жорик играет против Володьки в монопольку. Сам он отговорился почетной миссией судьи.

— Почти восемь тысяч в год отпускается на наше питание, — продолжил Историк, — а на питие наше градусное пять тысяч. На одного Николая.

— Питие мое… какое, кстати, питие, — не поверил Химик, — но мы же не пьем алкоголь!

— Мы не пьем, наши люди пьют, — меланхолично отозвался Историк, — по документам. Но надеюсь с этого дня кто-то запьет по-настоящему.

— Прямо представляю себе, в будущем, клуб анонимных алкоголиков, — съехидничал Химик, — где половина из них коллеги из Аничкова дворца. А уж как этот факт обыграют исследователи — монархия спаивала своих верных слуг!

Николай посмотрел на часы в углу, до времени икс оставалось две минуты. Чукувер уже ушел в столовую Сервизной, где кормились все служивые люди. Разумеется, попить чай с булочкой можно и на квартире. Особам приближенным к императору. Полноценно поесть можно было только за столом соответствующего разряда (у Чукувера был первый) в Сервизной. И это правильно: нечего антисанитарию в квартирах разводить.

Дверь распахнулась: лакей вкатил сервированный столик, за ним следовал еще один услужник — все они последовали в столовую где, как и всегда, накрывали стол для царских детей. Радциг замер у входа в столовую наготове, но царевич, внезапно, скорчив горестную физиономию и сказал: «милый Николай Александрович, не хочется мне котлеток, сходи, будь любезен, в Сервизную поменяй их в заказе на ерша фрит с лимоном».

Радциг, ничем не высказав удивления, поклонился и тотчас же вышел.

Николай, быстро поднялся и кинул гвардии жест в сторону столовой, мол отвлекайте — я за трещоткой. В детскую взять её не позволили, Радциг почтительно, но твердо пообещал справиться сначала об игрушке у Марии Фёдоровны. И вот в этом Историк с Химиком мамку прекрасно понимали — только разреши детям таскать всякую гадость в дом. Не успеешь оглянуться как начнешь жить в студии съемок фильма «Джуманджи».

Вот только Жорику и Володьке этого не понять. Стал Радциг очередной кандидатурой на роль шпиона, которую следовало незамедлительно проверить. Вроде глупость несусветная, но вспоминая Эрнста Феттерлейна — личного криптолога Николая Второго, завербованного в реале английской разведкой в 1909 году…

Подождав несколько секунд для верности, Николай выскользнул в коридор и быстро огляделся. Никого. Старт? Нет — страх! Паника. Ступор. Дыхание сбивается, ноги будто врастают в пол, руки ходят мелкой дрожью.

— Будто эта война — не войну означает, — зачитал Химик, — Не дает богачам, нищих не обдирает, Будто нас наша власть хорошо понимает, Людям нечего есть — эти гады снимают, Со своих счетов миллионы — смеясь, А нас просят смириться и их уважать, Уважать правителя, что в новостях, Нервно мнется про «истину» семь раз подряд, А весь мир, устремивший к экранам глаза, Лишь, смеясь, повторяет: «Что он нам сказал?»

— Чёрт, чёртчёрт, — отпустило Историка, — вот это отсылочка! Linkin Park — Hands Held High в переводе Кати Чикиндиной. Кавер исполняет Юра Гальцев. Будто сегодня написано! Честер не умер, он всегда будет с нами.

И я точно не стану таким правителем.

Николай достал из кармана отмычку и заветный гвоздь. Хватит это терпеть, в том числе и персонажа, который озвучил фразу. Все они исчезнут, словно нелепые призраки дома с привидениями из тематического парка, попавшие на солнечный свет.

— Не ожидал, — признался Историк, — таких рефлексов от Николая. Слишком правильный мальчик. Испугался на первом же серьезном деле.

— У нас от трёх до пяти минут, — напомнил Химик.

Щёлк, щёлк, маленькая фигура скрывается за дверью.

— Сорок пять, — шелестит Химик, сквозь бьющий адреналином пульс.

Налево. Прихожая, гардеробный шкафчик, какие-то пакеты, дверь? Нет, обыкновенный чуланчик с занавеской. Направо.

— Шестьдесят.

Гостиная, ковер, диван, иконы, шкафчик — в нем бумажки, ассигнации, мелочь. Пузырёк бромида калия — не то.

— Девяносто.

Возвращаемся. Чуланчик. В чуланчике — занавеска. Дёргаем занавеску — бинго! За занавеской — дверь. За дверью спальня.

— Сто двадцать.

Стеклянный буфет: пузырьки, пузырьки, коробки с порошком, бутыли. Есть! Бутыль лауданума от Годфри и Кука в сорок шесть оборотов. Только бы рука не дрогнула, дыхание задержать, льем во фляжку, фляжку за голенище.

— Сто пятьдесят.

Химик явно волнуется. Бутыль на место, шкаф закрыть, опрометью назад. Отмычку в замок. Щелк!

— Сто восемьдесят. В тихом голосе Химика напряжение.

Щелк! Наверх, к себе в комнаты. Ступени, ступени, комната, замок — уже обычным ключом, трещотка валяется в ранце у порога — хватаем, фляжку на её место и обратно.

— Двести пятнадцать, — объявляет Химик.

Володька один в игровой, толкает отнятый у лакеев столик, явно дурачась. Жорик на кого-то пищит в дверях столовой — отвлекает прислужников. Успели.

— Каждый новый владелец Аничкова дворца что-то переделывает в нем, это любого шпиона с толку собьет, — признался Историк, — да и Чукувер интересно в планировке этот чуланчик обыграл с занавеской. Неожиданно получилось, я даже растерялся.

— Сейчас зайдет Радциг, — предупредил Химик, — ну что пугаем бедолагу?

Николай встал сбоку от двери и приготовился. Володька смотрел с нескрываемым интересом, позабыв про столик. Жорик, оставил в покое лакеев и присоединился к Володьке. Сбитые с толку лакеи столпились в дверном проёме, наблюдая чудную картину.

Хлопнула дверь, вошел Радциг и ничего не понимая уставился на почтенную публику.

Николай выпрыгнул из засады и с наслаждением потряс трещоткой под ухом Радцига.

Раздавшаяся адская трель была способна вызвать колики даже у ленивца. Радциг выругался, подпрыгнул в воздухе, скорчил свирепую гримасу, взмахнул руками, кажется, даже сплюнул. Все это он проделал одновременно. Дети и лакеи заржали. Николаю стало стыдно.

— Евреи из палок, гвоздей и другого еврея сделали Бога, — посмеялся Химик, — а у тебя из палок и верёвок получилось орудие инквизиции.