Вестник и Весна народов

Глава 14

1 февраля 1846 года. Сан-Франциско.

Для обороны побережья Захарченко договорился с поселенцами из Форта-Росс. Оно находилось севернее на побережье всего в восьмидесяти километрах. Форт основали в двенадцатом году для промысла пушниной.

Решение о создании самого южного русского поселения в северной америке придумал Барано предшественник Живого. Хоть права на землю объявили Испанцы, но края оставались незаселины, и русские договорились с местными индейцам, купив у них землю.

Сначала Испанцы а затем и Мексиканцы хотели избавиться от непонятной крепости на своей земле, но переговоры с империей не дали результатов. Дело просто заминали. В тридцатых годах Мексиканцы согласились признать крепость в обмен на признание их независимости со стороны России, но Николай тогда противился, хоть страны и активно торговали.

Точку в вопросе в начале сороковых поставил новый владелец русско-американской компании и генерал-губернатор дальневосточного края Живой Александр Юрьевич. Он активно искал способы прокормить не только Аляску но и дальневосточные земли. В результате число жителей форта дотянуло до пятисот человек, часть из которых принадлежала местным индейцам, согласившимся на подданство.

В крепости построили судостроительные верфи, ветряные мельницы, фруктовые сады и виноградники. А на вооружении имелось пара пушек. Земледелие, ради которого основывалась крепость не особо пошло, в отличии от скотоводства. Больше двух тысяч голов крупного рогатого скота, тысяча лошадей.

— Полковник, они нам дают двести тяговых лошадей и двадцать скаковых, — к Захарченко вернулся Василий. Друг детства Вадима нашел приключения на свою пятую точку и вернулся в компании двух жен, — я отправил воинов племени, чтобы они перегнали стала к нам.

— Это хорошо, — Захарченко постучал пальцами по разложенной на столе карте, надписи на ней были на испанском, подарок от мексиканцев.

После первых стычек конфликт казалось бы заглох, но американцы начали строить укрепления на непризнанной границе Техаса, прямо напротив крупного Мексиканского порта. Президент Хосе послушался военных советников из России и выдвинул вперед старую артиллерию. Он тоже тянул время, собирая иррегулярные части со всей страны.

И восемнадцатого числа все началось. Американцам надоело играть в гляделки через Рива-Гранде и они пошли вверх по течению, якобы патрулировать. Столкнулись там с местными и устроили стрельбу. На что Мексиканская сторона обстреляла форт, началась артиллерийская дуэль. Захарченко не знал всех деталей, но американцы ночью бросили руины форта и побежали жаловаться. Это наконец заставило конгресс шевелиться и одобрить общую мобилизацию США.

В дверь штаба полка постучали, и внутрь зашел полковой врач по прозвищу Студент. В свободное время он занимался фотографиями местных красот, но иногда и привлекали к доставке сообщений, как самого молодого.

— Ваш благородие, американцы! — задыхаясь объявил Студент.

— Началось, — пробурчал Захарченко и надел местную шляпу с широкими полями. В новом мундире, обвешенный револьверами и с повязкой на глазу он выглядел незабываемо.

Оборонительный форт построили на дороге к городу. Он зашевелился как муравейник, солдаты бежали по боевым постам как на тренировках, четко следуя приказам офицеров. Захарченко не слезал с них ни на день, покрыв сетью траншей все подступы к укреплениям.

Сначала разъезды, а потом и с наблюдательных башен заметили большой отряд врага. К городу шел Стивен Карни с поддержкой местных изгнанных американцев, назвав это все Калифорнийским батальоном. В основном помимо линейной пехоты в гости пожаловала солянка из оборванцев и ополченцев, но очень злых и вооруженных.

Среди трех пыльных облаков возвышались знамена американских полков. Захарченко не разбирался в местных войсках, поэтому скомандовал очень просто:

— Огонь по *выстрелы* в синем! — и зло так обернулся на нетерпеливых артиллеристов.

Одно из ядер просвистев в воздухе ударилось о дорогу и отскочило, Захарченко аж зажмурился. Ядро как пущенный бильярдный шар разбило пехотную колонну, оставляя за собой просеку из американской томатной пасты с крупными кусочками. Но американцы не отступили, они так испугались, что побежали на траншеи, спасаясь от огня артиллерии.

Снова громыхали пушки посылая начиненные взрывчаткой полые снаряды, они не отскакивали от земли, а взрывались при ударе или по времени, иногда горячим душем снисходя на головы пехоты. На сухопутном направлении Захарченко выделил только шесть орудий, остальные сторожили побережье города и пролив от вражеского флота.

— Вашблогородие, пожалуйста подвиньтесь, — попросил Студент, ставя рядом с Захарченко ящик на трех ножках, — у вас здесь лучший обзор.

Студент пришел, чтобы фотографировать. Вадим как раз ему в дорогу выдал новый фотоаппарат с единым зеркальным объективом из лучших линз Мариупольского оптического. Это позволило фотографу настраивать фокус, повышая четкость. Студенту только и оставалось, что менять фотокарточки в аппарате, сохраняя лучшие моменты для потомков.

Так, через неделю в Европейские газеты уже попали фотографии первого штурма русских укреплений. Нехватка артиллерийского огня позволила американцам добраться до первой линии траншей и навсегда остаться там. Одна из фотографий показала, как синие мундиры натыкаются на стену из пуль, сделав максимум по одному залпу из кремневых ружей.

В газете привели цитату Российского полковника Захарченко, который командовал обороной: “Честно говоря, я даже не представлял, что американцы такой удобный враг. Сами пришли, сами подставились под пули. Мне правда пришлось погонять солдат, чтобы они сначала вырыли траншеи, ставшие братскими могилами для синих мундиров, ладно хоть те выжившие пленные сами закопали товарищей…”

Эти строки Вадим прочитал в свежем номере Вестника, прибыв обратно в Мариуполь. У него были опасения во время прохождения Гибралтара, что британцы организуют еще какую-нибудь пакость, но обошлось. В порту загружались первые построенные в железе корабли для транспортировки пшеницы за рубеж. Вадим собирался участвовать в разделении Английского хлебного рынка, уменьшив прибыль конкурентов.

В самой же России назревала целая плеяда противостояний. Из-за начала добычи Вадимом соли в Соледаре и транспортировкой ее по железной дороге вглубь страны, на рынке цены упали совершенно. Под угрозой оказалось Сольилецкое месторождение, которое просто не дотягивало по техническим и транспортным возможностям до Соледара. А соль для простых людей оставалась вторым, а иногда и первым товаром после хлеба.

С другой стороны на активное развитие частной железной дороги зашевелилось и государство, намереваясь соединить уже Москву с Варшавой, правда основными подрядчиками они снова выбрали корпорацию и с десяток игроков поменьше. Вадим с удовольствие смотрел, как против его монополии объединяются игроки поменьше, собираясь в крупные компании. Он даже тайком помогал им деньгами из Промышленного Банка и продавал технологии через дочерние компании. Они шли на все, писали в газеты, покупали голоса сенаторов, даже приглашали иностранные капиталы, но пока сильно уступали.

Но не везде шли конфронтации. Вокруг новых сталелитейных заводов в Мариуполе, Самаре, Москве и Петербурге, росли десятки мелких мастерских и предприятий. Люди запускали производства подшипников, бойлеров, домашних печек и даже кованых заборов. У Вадима закупали станки для очистки хлопка, льна и конопли. В России чудовищными темпами росла лёгкая промышленность.

С новых Южных окраин империи писал генерал Марченко. Он с позволения Перовского возглавил распределение и контроль земель в Средней Азии. Марченко вошел во вкус, строя водяные каналы от Аральского моря для орошения новых хлопчатых плантаций. В поставках этого белого золота бывшая Хивия уже обогнала Кавказские регионы и темпы только росли. Вадим получил несколько заявок на строительство железной дороги от Оренбурга до нового города Ташкент. Но им пока пришлось встать в очередь.

Закрыв прошлые долги, корпорация вестник вывела акции дочерних компаний на Петербургскую биржу. И дня не проходило, чтобы старый друг и по совместительству управляющий Максим не писал в Мариуполь. Об акциях новых железнодорожных, угольных, сталелитейных и судостроительных компаний говорили везде. Нельзя было сходить на бал или прийти в салон и не услышать разговоров о том, что, кто и чьи акции недавно купил. Здесь уже пришлось вмешаться министру экономики Канкрину, введя ограничения на покупку акций иностранцам. Главным же достижением явного не сговора Вадима и министра экономики стало выделение в Мариуполь новой товарной биржи. Теперь сталь, чугун, соль и зерно пошли в основном через южные порты, оставив Петербургу текстиль, оружие, бумагу и лучшие промышленные товары.

***

20 февраля 1846 года. Мариуполь.

В город, якобы на инспекцию нового завода по производству взрывчатки приехал военный министр Чернышев в компании генералитета из состава новообразованной комиссии ГАУ при военном министерстве. Новое управление руководило снабжением войск и гарнизонов крепостей всеми видами оружия и боеприпасов, боевой подготовкой и комплектованием артиллерийских частей, испытанием новых и усовершенствованием находившихся на вооружении образцов оружия. В ГАУ сосредоточили инспекторскую, техническую, ученую, учебную и хозяйственные части артиллерийского ведомства. Во главе стоял генерал-фельдцейхмейстер, работой ГАУ руководил его помощник. Вадим встречал суровых генералов с распростёртыми объятьями, ведь он знал, что появление управления тоже являлось стратегией противодействия корпорации со стороны государства. Чернышев просто не мог позволить, чтобы Вадим каждый раз, как он сделал сначала с револьверами, а потом с карабинами и винтовками для линейных войск, насильно с низов продвигал новое слово техники, просто не оставляя правительству и министерству в частности вариантов, кроме как принять новые, но дорогие образцы. Ведь альтернативой становилась продажа новейшего оружия за границу, что Вадим успешно проделывал, поставляя в Мексику, Китай, Испанию и Египет, снятых с вооружения кремневых ружей, ведь им на замену пришли нарезные винтовки со скользящим затвором.

— Ну пошли, покажешь, что у тебя здесь, — вместо приветствия сказал Чернышев.

Дружба или уважение у них не задались с самого начала, все скорее держалось на границе откровенного хамства, но министр не позволял себе такое.

— Все уже готово, — Вадим проводил комиссию до карет и вместе они от вокзала отправились за город на испытания.

На подъезде к полигону Чернышев открыл окно, впуская морозную свежесть и прислушался.

— Это, что, стреляют? — спросил он у Вадима.

— Конечно, — Кивнул Вадим, — мы обучаем артиллеристов, не отходя далеко от завода, чтобы сразу исправлять недочеты.

Кареты прошли через КПП и направились сразу на полигон, где работало с десяток сорока пяти миллиметровых орудий. Стрелять пробовали как из стационарных версий, предназначенных например для кораблей и укреплений, так и из складных со станинами, вроде того, которое до этого показывал Вадим. Пробовали стрелять из коротких и удлинённых стволов, легкими и утяжеленными боеприпасами, собирая статистику. Вадим сам рассчитывал артиллерийские таблички для орудий и боеприпасов, зная состав новых бездымных пороховов. Расчетам и сотрудникам завода оставалось только выработать инструкции по работе в разных средах, например с повышенной влажностью или при стрельбе во время движения. Для стрельбы во время движения и по движущимся целям на полигоне установили несколько платформ, которые шли по рельсам благодаря скрытым паровым машинам, которые канатами тащили платформы.

Для практики использовали пустые снаряды без взрывчатого вещества, ими молодые курсанты стреляли по масштабным мишеням кораблей и поездов, причем мишени двигались не только горизонтально по отношению к стрелявшим, но и по диагонали, изображая приближающиеся или удаляющиеся объекты. В настоящее время, большинство артиллерийских орудий стреляло дай бог если на пятьсот метров, под разными весами порохов, пропуская пороховые газы вокруг снаряда и без точных приборов наведения. Мариупольские же артиллеристы шагнули в этих вопросах так далеко как могли, то есть так далеко, как позволял Вадим. А позволил он хорошие механические прицелы, расчетную таблицу и удобные соосные устройства регуляции наведения, где наводчик крутил горизонтальное и вертикальное колесо для наведения.

Вот уважаемая комиссия в лице представителей ГАУ и военного министра посмотрела на представленные образцы и впечатлились. Чернышев сам не раз водил солдат в штыковые атаки на французские ряды, от того его сердце дернулось как бешеное, от каждого выстрела по ростовым мишеням, которые как раз и изображали подобный строй пехоты.

— Вадим, — Чернышев повернулся к Беркутову, — на этот раз вы превзошли себя. Сам Черт аплодирует вашему искусству из глубин ада.

— Испугались? — понял Вадим, оглядывая лица генералов. Уважаемых людей, которые не раз вступали в битвы с врагом и побеждали, — я понимаю. Но и вы поймите меня, если мы продолжим повторять за Европейскими державами, то никогда их не догоним. А здесь и сейчас, мы можем их перегнать. Прежде чем вы что-то решите, прошу, попробуйте сами.

С этими словами Вадим показал на орудия, где расчеты уже закончили чистку. Офицеры сначала нехотя, а потом все с большим и большим энтузиазмом, спрашивали у курсантов назначения механизмов, простили заряжать и разряжать орудия, складывать и снова раскладывать, перемещать по полигону.

— Господа офицеры, а хотите пари? — насмотревшись на голодные взгляды комиссии спросил Вадим, — как добродушный хозяин, я ставлю дубовую бочку лучшего грузинского коньяка, от одного моего хорошего друга! А поставлю я ее, лучшему расчету.

Тут искушение одолело даже Чернышева, но гордость и положение, не позволили ему принять участие в состязании. Когда великовозрастные мальчишки принялись палить по обновлённым мишеням, подгоняя друг друга матами, военный министр повернулся к Беркутову, чертов оружейный барон снова вручил империи оружие о котором она и не мечтала.

Когда же стрельбы закончились, то взмыленные члены комиссии потянулись к конструкторам завода. И главной просьбой звучал вопрос:

— А можно помощнее?

Тогда Лавринович Александр Ватцлавич жалобно посмотрел на Вадима, и тот сжалился. Комиссию ГАУ отвели в экспериментальный цех, где на восьми колесах стояла накрытая тканью платформа.

— Ого, — вырвалось у Чернышева, первым оценившим длину и размеры этой дуры, — а есть название?

— Мы ее ласково называем Софья, — посмеялся Вадим и его поддержали мастера цеха, — красивая, но ужас какая страшная в гневе.

А боятся было чего. Шестидюймовое орудие достигло семи метров в длину и весило пятнадцать тонн.

— Мы пока оценили ее расчёт в десять человек со скорострельностью в десять выстрелов в минуту, — объяснял Вадим, — дальность стрельбы девять километров, если постараемся, то сможем удвоить этот показатель.

— Вадим, а ну иди сюда, — Чернышев, не отрывая взгляда от Софьи подтянул к себе Вадим, — вы тут совсем сбрендили?

— Пока нет, — честно признался Беркутов.

— А что, если такая дура, вернее Софья, появится у англичан? Или французов?

— Флаг им в руки и барабан на шею, — Вадим полез во внутренний карман пиджака и достал ручку с листком, — если кто-то захочет сейчас наладить их производство, то на это уйдет…

Он начал карябать на листочке число с очень большим количеством нулей.

— Даже не показывай! — поднял руки Чернышев, — я сегодня, дурак, еще лекарство для сердца не пил.

— Александр Иванович, у меня здесь собраны лучшие специалисты своего дела, с лучшими станками, использующие лучшую сталь из существующих! И мы можем производить не больше десяти орудий в год. Если разделим производство сорокапяток и шестидюймовок, то будет больше.

— Тьфу на тебя, — сплюнул на пол военный министр и пошел в сторону выхода, — я к тебе как к человеку, а ты нам душу портишь, своими адскими орудиями. Мы же хрен когда их купим. Ни посмотреть, ни пострелять.

— Да почему же? Оставайтесь, смотрите! — начал Вадим, когда высокая комиссия тяжело вздыхая потянулась вслед за военным министром, полностью согласные с его точкой зрения.

— А я, их в колпаки из стали засуну! Будут у меня крутиться на приводе от пороховых машин! — как издевку выкрикнул им вслед Вадим.

Чернышев остановился и повернулся.

— Ирод! Не будет тебе прощения! Нет в тебе духа христианского! Змей искуситель ты, а не человек!

Так и уехала в город большая комиссия. К Вадиму же подошел Лавринович Александр и тихо так спросил:

— А это что, мы зря двадцать выстрелов готовили?

— Да нет, — Вадим похлопал по плечу молодого оружейника, — сейчас в гостинице их коньяком отпою и завтра вернёмся, чтобы еще пострелять.

П.С Народ, привет, кто может подкинуть автору на кружку кофе, буду благодарен) Добавлю несколько изображений для понимания