Вероломный бог

Глава 7

Крольчатник не особенно подходил для ночных приключений, если у тебя, конечно, нет склонности к самоубийству или банды разбойников за спиной. Чарра шла впереди, и фонарь освещал узкие извилистые проходы между домами. При обычных обстоятельствах это просто вершина идиотизма – кончится тем, что тебе приставят нож к горлу и затащат в дверной проем. Но не этой ночью и не для нас. Чем ближе мы подходили к месту гибели Линаса, тем жарче пылал мой гнев. Хотелось, чтобы кто-то нас задел и дал мне повод его выплеснуть. Смерть Линаса зудела в моей крови и костях, там, где не почесать. И если этой ночью мне попадутся какие-нибудь воры, я просто размажу их по стенам замшелых домов.

Нас с Линасом соединяли узы Дара, и если бы в Аркануме обнаружили, что мы нарушили вековое табу, это привело бы меня в тюрьму. Никому не нравится, когда им морочат головы, а магам – меньше всех остальных. Такие, как я, наделенные редким Даром, на заре истории человечества носили мрачное имя тираны и порабощали магов и магорожденных с помощью насильственных уз Дара, дающих тирану безграничный доступ в чужое сознание.

Но я не такой, никого не порабощал и ничем не заслуживал хмурых взглядов, что бросали в мою сторону прочие маги. Во всяком случае, по этой причине. Будучи вполне зрелым магом, я мог силой мысли заставить Линаса делать то, что захочу. Но никогда так не поступал и не стал бы. Мы с ним дружили по-настоящему, и ни для кого из нас эти узы не были ни тяжелой ношей, ни поводом для страха. Это было нечто прекрасное. Мы всегда могли найти друг друга в толпе или прийти на помощь, когда другу плохо. Я делился с ним своей стойкостью и уверенностью, он со мной – совестливостью и надеждой, и при этом я уважал глубину его личных мыслей. Друг для друга мы были готовы на все.

Чарра долго рассказывала мне все, что знала об убийствах Живодера, а также поведала о значительных событиях последних десяти лет. Я уже знал, что после исчезновения моего наставника Византа новым архимагом стал Крандус – Визант был самым могущественным в мире человеком, и поэтому весть быстро распространилась, но в глубокой провинции подробностей не узнать. Мое мнение насчет Крандуса было неоднозначным. Я никогда не испытывал теплых чувств к этому человеку, слишком сдержанному и холодному, слишком жестокому и от этого неприятному, совсем не похожему на Византа.

Но я чуть не свалился с ног, когда Чарра сказала, что недавно к Внутреннему кругу Арканума присоединилась Киллиан Хасторум, и теперь она входит в семерку самых могущественных людей в Сетарисе и во всем мире.

Чарра с удовольствием наблюдала за моей реакцией.

– Пожалуй, не стоило тебе так с ней собачиться, да?

Тут не поспоришь. Один раз, когда нас обоих только приняли в посвященные, между мной и Киллиан кое-что было. Теперь она так возвысилась, что с ее высоты меня разве что в подзорную трубу разглядишь. Но тогда она влачила жалкое существование, я тоже был, можно сказать, никем. У нас ничего и не могло получиться. Во всяком случае, так я себе говорил. Когда мы прошли заключительный ритуал Ковки и были признаны настоящими магами, она быстро сообразила, что ей будет лучше без негодяя вроде меня, тянувшего ее вниз. Рядом со мной у людей появлялся скверный обычай попадать в беду.

– Вы с ней цапались, как кошка с корвуном, – добавила Чарра. – Насколько помню, обычно побеждала она.

Я только хмыкнул в ответ.

Мы приблизились к группе расхлябанных юнцов, в основном девчонок, насколько я мог судить – они сгрудились в дверном проеме, откуда сильно несло ароматами кислого вина и мочи. Резаные края ухмылявшихся ртов выдавали их принадлежность к уличной банде Улыбак, появившейся в Сетарисе так давно, что никто и не вспомнит когда, а учитывая долгожительство магов, это очень давно. Ритуал посвящения у них заключался в том, что в рот соискателей вставляли клинок и рассекали с обеих сторон, даруя вечную улыбку. Улыбак никогда не оставляли в живых, если только им не удавалось перебраться из Сетариса в какую-нибудь забытую богами дыру, где не знали значения их пореза.

Было бы неплохо, если бы моего яростного взгляда оказалось довольно, чтобы их отпугнуть, но на меня они почти не смотрели, все хищные глаза были устремлены на Чарру. Девчонки прекратили подпирать стены и уже крались к нам. Забери их Ночная сука – раз желают драки, буду рад им помочь.

Моя рука скользнула под плащ и стиснула рукоять Расчленителя. Его голод был заразителен. Внутри забурлила жажда крови, и я почувствовал, как по лицу расползается маниакальная ухмылка.

С нашим приближением их повадки менялись. Они улыбались с искренним удовольствием – тревожное зрелище.

– Привет, Чарра-куколка, – заговорила старшая девушка с костяными кольцами в ушах, бровях и ноздрях. – Что вы двое позабыли в Крольчатнике сегодня вечером?

Коренастая девка с рябым лицом и сальными волосами одарила меня похотливой ухмылкой.

– Не хошь маленько туда-сюда? – Она со щелчком открыла и закрыла острую бритву. – Люблю пожестче.

Она отхлебнула вина из кувшина, рыгнула и окинула меня с головы до ног таким похотливым и жадным взглядом, что мурашки побежали по коже. Так, наверное, чувствуют себя женщины, когда на них пялятся пьяные хамы вроде меня.

Чарра закатила глаза.

– Не, Таббс, не пойдет, он со мной, – сказала она на грубом наречии Крольчатника. Я не сомневался, что «развлекаться» с этой девушкой было бы невесело. – Привет, Роша, рада тя увидать. У нас с ним кой-какие дела в переулке Сапожников.

Улыбки угасли, а руки поползли к припрятанному оружию. Они чуть заметно сбились теснее.

– Паршивые там дела, – сказала увешанная костями Роша. – И у Шорников тож, и у Угольщиков. Это все из-за магии, точно. – Она поежилась, а потом с усмешкой откровенно оглядела меня. – Чарра-куколка, ты уверена, что такого куска дерьма для тебя достаточно? Не похож на мужика. Не сумеет заставить тебя кричать, может, лучше сделать его красоткой? С таким задом он неплохо смотрелся бы в платье. Жаль, с лицом беда.

Улыбаки хрипло загоготали.

Меня охватило желание погрузить Расчленитель в эту мягкую плоть и неспешно продвинуть вверх. Я оторвал пальцы от рукояти, и желание убивать угасло. Почти.

Вместо того чтобы выпустить кишки, я ткнул ее пальцем в грудь, кожа к коже.

– Захлопни свою рыбью задницу, – сказал я. – Тебе не стать и наполовину таким мужиком, каким была твоя мать.

Миг ее замешательства – вот все, что мне требовалось, чтобы магия проскользнула в нее через кожу, да и чтобы не заметил какой-нибудь случайно оказавшийся поблизости нюхач, хотя ночью в Крольчатнике это исчезающе маловероятно. Ее разум распахнулся перед моим Даром, как разорванный газами гниющий труп. Но там не все прогнило. Далеко не все.

Она отбросила мою руку и, глядя прямо в глаза, с ножом в руке подступила совсем близко, выпятив грудь и развернув плечи, пыжась перед своей бандой.

Я наклонился к ней, чтобы никто не услышал.

– Не сказала им, где берешь монеты, чтобы есть до отвала? Побочный заработок с вороватыми стражами для репутации не полезен. Да ты еще и трахалась с ним, ну и дела. Как думаешь, твоим это понравится?

Она на секунду застыла и отшатнулась со вспышкой страха в глазах:

– Ты кто такой?

Я пожал плечами:

– Тебе лучше не знать.

Чарра фыркнула.

– У нас больше время нету с вами трепаться. – Она ухватила меня за рукав и потянула мимо банды. – Пока, девки, свидимся.

Когда мы приблизились к цели, от пульсирующего неотступного зуда в крови и костях уже ныло все тело, а головная боль стала острой и пронизывающей. Я прикасался пальцами к грязным стенам деревянных домов в переулке Сапожников, и у меня тряслись руки. Запах кожи по-прежнему висел в воздухе, хотя многочисленные мастерские закрыли ставни не один час назад.

Наконец мы остановились.

– Это здесь.

У нее заблестели глаза, но я знал, что она не заплачет. Чарра давно выплакала все слезы, отпущенные на целую жизнь. Она как-то сказала, что океан слез ей никак не помог, а вот краденый нож в темноте грязной подсобки – другое дело. За долгие годы она выследила всех, кто хоть раз причинил ей зло. Руки Чарры были в крови, но и мои тоже.

Мы находились всего в паре кварталов от оживленной Рыбачьей дороги. Линас был так близок к спасению.

Идущая от уз Дара душевная боль была, как докрасна раскаленный гвоздь, вбиваемый в мозг. Страх и агония Линаса отпечатались на каждом булыжнике вокруг. Когда мы проходили по узкой улице, мышцы на руке вдруг свело, и ее полосой пронзила безумная боль.

– Здесь, – сказал я. – Линаса убили здесь.

Чарра кивнула. Прошло столько времени после случившегося, ничто реально не указывало на то, что именно в этом месте умер человек, что здесь разбились его мечты, и надежды, и полная любви жизнь.

Встав на колени, я прижал лоб к холодному булыжнику мостовой. Меня опять пронзило видение. Паника. Жгучая необходимость предупредить людей. Кристальные демоны. Укрытый черной тенью человек в капюшоне. Боги ослеплены и закованы в цепи. Я задыхался. О боги, скальпель! Он срезал мою кожу с плоти, и я, кажется, закричал, а нож вгрызался все глубже, рассекая связки и круша хрящи. И не потому, что так было нужно убийце, нет, он получал от этого удовольствие. Рассыпанные подробности сообщения Линаса теперь проступили безжалостно четко. Невероятно страдая, в ужасе, он все же пытался сказать мне что-то конкретное, когда послал образ Харальта, который захлопывал железные ворота у нас перед носом, запирая в лабиринте Костницы. То было нечто большее, чем просто призыв вернуться домой.

Из моей груди вырвался его последний судорожный вздох, а сердце пропустило удар.

Я ощутил его смерть.

Паника вырвала меня из видения и отбросила в настоящее. Я очнулся, лежа ничком на земле, свернувшись клубком, непрерывно дрожа и пуская слюни. Вот еще одна причина, по которой маги не создавали уз Дара. Боль притихла, но вызванные гибелью Линаса душевные раны остались. Чарра крепко обнимала меня.

– Тише, все прошло, – мягко произнесла она. – Ты теперь в безопасности.

Не знаю, долго ли я оставался у нее на руках, восстанавливая разрушенное сознание. Наконец страх все же ушел, и на смену ему пришла затопившая меня ярость. Зарычав, я заставил себя подняться.

С воплем ярости я бросился в переулок, то и дело останавливаясь, чтобы провести руками по брусчатке и стенам, ощущая через узы Дара слабые остатки ужаса Линаса. Я помедлил, прикрыв глаза, в поисках магического следа его страха. Чарра молча шла за мной, поднимая фонарь, чтобы осветить мне дорогу. Мои глаза снова открылись, и я мысленно видел картину в целом. Перекресток. Там – нечто. Выбоины в булыжнике. Мои пальцы вжались в следы царапин.

– Что ты там нашел? – спросила Чарра.

– Здесь была оскольчатая тварь.

Она смотрела непонимающе.

– Кристальный демон из какого-то Дальнего мира.

Она заметно встревожилась:

– Как такие твари могут находиться здесь, оставаясь никем не замеченными? Мне казалось, это невозможно из-за плотного Покрова Сетариса. Что за маг сумел провернуть такое?

Обсуждать это было тошно, слишком свежи были воспоминания об ужасе Линаса, но я должен был ответить.

– Ни один маг не прибегнет к подобному. У нас и без того хватает сил убивать. Я подозреваю, что это сделал магорожденный. Кровавая магия дает такой поток силы, которого с их собственным чахлым Даром не получить никогда. Только не понимаю, как это ему удалось.

Немногие маги владели талантом, знаниями и силой, достаточными для воспроизведения такого черного ритуала. Я видел его единственный раз, когда великий архимаг Визант вызывал подобные сущности, но под контролем, в анклаве Арканума, вдали от города. Покров Сетариса невероятно устойчив к таким вмешательствам, а значит, тот кровавый колдун имел огромную силу. Духи и демоны недолго могли прожить в Сетарисе – сам воздух этого места разъедал их, как кислота. Многие приписывали такое благо защиты нашим богам, но истину в этом вопросе постичь не сумели даже величайшие ученые Арканума. Единственным исключением были крошечные и безмозглые духи чумы – они плодились среди кишащих на улицах людей быстрее, чем вымирали. Поскольку в городских стенах велика скученность, вызванные этими духами болезни вспыхивали повсюду. К счастью для магов, Дар делал нас неуязвимыми.

Из всего этого Чарра, как и большинство людей, едва ли понимала хоть половину. Неодаренные не могли ощущать окружающую их магию, и я их за это жалел. Но и завидовал – они никогда не страдали от мучительной потребности использовать ее.

Чарра шла за мной по следам панического бегства Линаса сквозь трущобы, пока я не потерял след. Я резко остановился, взвыл и ударил кулаком по стене с такой силой, что внутри старого дерева что-то хрустнуло. Узы Дара больше не помогали – след Линаса затерялся в общем шорохе мыслей других людей, угас, и я его больше не чувствовал.

Я обернулся к Чарре.

– Откуда он шел той ночью? Убийца сказал, что боги ослеплены и закованы в цепи. Как это возможно, что ни боги, ни нюхачи не учуяли такое мерзкое нарушение, как они допустили, чтобы демоны шлялись ночью по Сетарису? Выходит, убийца не лгал или кто-то прикрыл демонов.

Чарра покачала головой:

– Нам не удалось выяснить. Никто ничего не видел. Да, несколько человек слышали крики о помощи, но кто же в здравом уме выйдет на улицу в Крольчатнике ночью посмотреть, что случилось? Никто ничего не знает о его убийстве, а если и знает, не скажет даже мне.

Я вернулся туда, где человек в капюшоне швырнул Линаса на мостовую, и осмотрел царапины на стене. Линас думал, что маг, скрывавшийся во тьме, был один, но в тот момент Линас не знал, что искать. Мне слишком хорошо знакома противоестественная природа той тьмы, обсидиановые клыки и скрытые щели зеленых глаз. Линас был убит тем же человеком, который много лет охотился на меня. А после встречи с одним из его выкормышей в Железном порту я не сомневался, что он в сговоре со Скаллгримом.

– Когда отыщу этого типа в капюшоне, – сказал я, – как бы он ни был богат, влиятелен и силен, он будет подыхать медленно. И тяжело. Я с ним торопиться не буду. – Я помолчал, в душе росло ужасное подозрение. – Расскажи мне о богах, Чарра.

Ее лицо стало серым, как пепел.

– Среди жрецов ходят слухи, что все боги пропали. – Она посмотрела вверх, на парящие башни богов. Туда, где ночное небо должна была озарять магия и где сейчас была только тьма. – Явился пятый бог, новый. Он поселился в пустующей башне уже после твоего ухода. Говорят, он носит темную мантию с надвинутым на лицо капюшоном. Люди прозвали его Скрытый бог. Ты же не думаешь… – Она покачала головой. – Да нет, это мог быть кто угодно, одетый в мантию. Так ведь?

Моя рука легла на рукоять Расчленителя. Он голоден. «Дальше! Действуй», – взывал он в моем сознании.

Я мрачно ухмыльнулся. Еще насытишься, Расчленитель. Если это новый бог, я его уничтожу. Сам не знаю как, но найду способ. А если Скрытый бог ни при чем, тогда я позволю тебе окунуться в какое-нибудь другое брюхо.

– Возможно, – ответил я Чарре. – Но как иначе объяснить, что другие боги ослеплены и в цепях? Бог он или нет, я найду этот ходячий труп в капюшоне и заставлю его заплатить.

– Мы, Бродяга, – бесстрастно произнесла она. – Мы заставим.

Да, лучше и мне последовать примеру Чарры и сохранять спокойствие. Я отпустил Расчленителя, но жажда крови не уменьшилась ни на йоту, потому что на этот раз ее вызывали мои собственные эмоции. Я сделал глубокий вдох и обратил свой раскаленный докрасна гнев в холодную и смертельную ярость.

– Что тебе нужно? – спокойно и сосредоточенно спросила она. Да, это прежняя, хорошо знакомая Чарра – дело прежде всего. Потом, в одиночестве, она даст волю скорби, но сначала сделает то, что должна.

– Я уверена, он что-то вынюхивал, а потом ему пришлось от чего-то бежать и спасать жизнь. Вопрос в том, что Линас собирался сделать той ночью и где.

И что он пытался мне сообщить? У меня было ужасное ощущение, что речь о лабиринте Костницы, темной бездне под городскими улицами.

Наши взгляды встретились, и я посмотрел Чарре прямо в глаза:

– Линас боялся его сверх меры, но он столкнулся с чем-то пугавшим еще больше, с тем, что счел нужным разоблачить даже ценой жизни.

Чарра отвела взгляд, она не хотела показывать, как сильно удручена горем.

– Если он узнал что-то, чего не должен был знать, тогда, возможно, человек в капюшоне решил навести порядок, уничтожив всех помощников Линаса. Я пробегусь по своим отчетам и выясню все подробности о каждом из тех, кто пропал в то время. Отмечу всех на карте, и, может быть, это даст нам какую-нибудь зацепку. Линас не занимался ничем совсем уж противозаконным. Конечно, белым и пушистым он тоже не был – и торговал иногда всерую, и чуточку контрабанды – но в основном следовал духу закона. Дела у него шли неплохо, и он поговаривал о покупке нового склада у Западного брода, поближе к нам.

Во рту у меня пересохло, а по спине пробежала дрожь.

– Контрабанда? – переспросил я с каким-то смутным ноющим чувством в глубине подсознания. – Какого рода?

Чарра прищурилась:

– Ничего особенного. У него было официальное разрешение на ввоз дорогого иностранного спиртного, но иногда он привозил небольшие партии других предметов роскоши с континента – шелка и специи, ковры, статуэтки, мебель, травы, отчасти из не совсем легальных источников. А что?

Я провел рукой по щеке, заросшей колючей щетиной:

– Пока точно не знаю.

Но после того видения упоминание контрабанды меня зацепило. Возможно, просто догадка. А может, и ощущение, которое он мне оставил.

– Я об этом думала, – сказала она. – Но так и не увидела никакой связи между убийством и его занятиями. Возможно, ты сумеешь разговорить тех, кто ни за что не станет помогать мне. У тебя же уникальный талант.

Я кивнул:

– Сначала нужно осмотреть его дом, склады и конторы – всю собственность, что у него есть… прости, была. Я должен сделать это один, поскольку не могу позволять себе отвлекаться.

И я хотел держать ее подальше от себя, ради ее же безопасности.

– Это место заблокировано защитными письменами Арканума, но ты со своими сверхъестественными способностями сможешь проникнуть туда, куда не удалось мне. Линас жил над своим складом у Болотного моста. Пойдешь по Рыбачьей дороге, потом через мост. На развилке сверни влево, на улицу Медников. С левой стороны будет его второй склад. Хотя сомневаюсь, что ты еще что-то там найдешь, ведь все его бумаги уже вывезли для разбирательства.

Болотный мост, значит? Получается, я не совсем соврал тому стражу у ворот.

Я хмыкнул:

– Наверное, ты права. Поможешь мне завтра попасть в Старый город и в Орден магов? Думаю, все свитки и счета Линаса переданы в Судебную палату.

– А это опасно? – спросила она.

– Возможно. Но я справлюсь. Ты же знаешь, каким я могу быть пронырой.

Она не выглядела убежденной. Вообще-то, я был готов обмочиться при одной мысли об этом. Если не считать Костницу, Старый город был последним местом, где мне хотелось бы оказаться.

– Ладно, – согласилась она. – Я уже поручала Старому Гертану их просмотреть, но ты, может быть, найдешь то, что он не заметил. Я еще раз попрошу сделать одолжение и проведу тебя туда завтра, скорее всего, около полудня. Недалеко от Нищенских ворот есть постоялый двор, который открыт допоздна, ты, возможно, знал его как таверну «Ворчливая кляча». Если остановишься там, я пришлю тебе весточку, когда все устрою.

– Хорошо. Надеюсь, Линас так и пользовался своим старым шифром. – Она подняла бровь, и я уточнил: – Во время учебы мы с ним обменивались засекреченными записками. Есть небольшой шанс, что перед тем, как уйти той ночью, он оставил письмо на случай, если произойдет самое страшное. – Я тряхнул головой, пытаясь отогнать остатки паники и ужаса Линаса, до сих пор ощутимые после видения. – Сомневаюсь, что он догадывался, насколько будет опасно, но проверить все равно надо.

На ее плаще коркой засохли мои кровь и слюна. Такой уж я изящный и элегантный. Я протянул руку.

– Прости, но я должен забрать твой плащ. Кто-то может случайно учуять на тебе мой запах.

Рисковать не хотелось. Вряд ли сумрачные кошки способны выжить в Сетарисе, но когда здесь бродят оскольчатые твари, а их хозяин рыщет по улицам, лучше пусть Чарра замерзнет, чем превратится в хладный труп.

Она поставила на землю фонарь, безропотно сняла плащ и отдала мне.

– Я прихвачу что-нибудь у Улыбак.

– Тебе не опасно идти одной? – встревожился я. – Это все же Крольчатник.

Она усмехнулась и подобрала фонарь:

– Мы, девочки, держимся вместе, Бродяга. Полно мужчин, которые думают, что могут нас взять и при этом ответ понимают один – нож по яйцам. Мои девчонки всегда держат ухо востро, рот на замке, а нож под рукой.

Она потянулась, чтобы коснуться моего лица, но остановилась и тихонько убрала руку.

– Я больше за тебя беспокоюсь.

Она не хотела, чтобы от нее еще сильнее пахло мной, но жест все же казался трогательным. В прошедшие десять лет мне доводилось видеть только купленную и оплаченную симпатию или мимолетные пьяные связи.

– Я привык себя сдерживать, – ответил я, глядя на полосу звезд в просвете между очертаниями домов и пластом густых туч. – Никогда не чувствовал необходимости выходить за грань допустимого. Не было причин так рисковать, понимаешь?

Я владел не только магией мысли, но мог еще и наделить себя чуточкой дополнительной силы и проворства, и в небольшой степени – способностью манипулировать течением воздуха. Для меня это сложно, изнурительно, но выполнимо. Будет ли достаточно? Я нахмурился:

– Больше я сдерживаться не буду.

Я отвел взгляд от неба, возвращаясь к Сетарису и к темным глазам Чарры. Достал Расчленитель, и черный железный клинок дернулся в моей руке, желая убивать.

– Незачем обо мне тревожиться, Чарра. Только не этой ночью. Пусть боятся все остальные.

Пережив агонию Линаса, я должен был побыть наедине со своим горем. Оно много глубже, чем скорбь о друге. Из меня вырвали часть, осталась лишь разверстая рана. Я взвинчен, и что же мне делать? То же, что и всегда, – нарываться на неприятности.