Вероломный бог

Глава 6

Никакими словами не выразить, как я был рад снова увидеть Чарру. Воспоминания о добрых старых деньках помогли мне пережить изгнание, и я не мог не вернуться мыслями к нашей первой встрече. Это были лучшие времена, по крайней мере, для меня. Жизнь Чарры до этого момента была наполнена болью и голодом.

Когда мы впервые увидели Чарру, она была тощей негодницей, бегущей по переулку по щиколотку в грязи и снегу. На ней почти ничего не было надето, а губы посинели. Увидев нас, она неуверенно остановилась. Поняв, что путь к отступлению закрыт, она запаниковала, в трясущихся руках появился ржавый нож. Мы с Линасом не так преуспели: от неожиданности мы поскользнулись на льду и повалились на кучу желтого снега, но, чудо из чудес, нам удалось удержать кувшин с ромом и горячий кусок жареной свинины в надежных объятиях. Мы предпочли бы получить синяки и царапины, лишь бы не испортить еду. Как обычно, я уговорил Линаса стоять на стреме, но это была не слишком хорошо спланированная кража.

С противоположных сторон переулка неслись крики: «Воры!» и «Держите сучку!» Мы недоверчиво поглядели друг на друга.

– Вот дерьмо, – сказал я.

– Невезуха, – добавил Линас. – Я же говорил, у меня дурное предчувствие.

Глаза Чарры метнулись к дымящемуся куску мяса и вернулись к нам. Мы мгновенно пришли к молчаливому согласию.

– Сюда, – сказала девушка и влетела в открытую дверь детского приюта. С самого начала она показала себя наиболее сообразительной в нашей троице.

Мы промчались через обветшалую комнату, набитую детьми, проскочили сквозь занавеску в следующий дом, пробежали мимо орущего старика, увернулись от разъяренной женщины с окровавленным мясницким ножом в руке и оказались в прилегающем переулке. Топая ногами по обледенелым булыжникам, мы с хохотом убегали, а преследователи застряли в растревоженном улье, который мы оставили после себя.

Девушка резко свернула налево и притормозила у кучи обвалившихся камней и обугленного дерева на месте прошлогоднего пожара. Воняло тухлыми яйцами. По развалинам бродило стадо свиней, хрюкая и подбирая объедки. В Доках ничто не пропадало зря, и от этого получались жирные, упитанные свиньи. Пьяный свинопас мочился и не обращал на нас никакого внимания.

Девчонка протиснулась в щель между каменными блоками фундамента и исчезла в темном подвале. Мы с Линасом переглянулись, и я нырнул в дыру, оцарапав спину о камни. Линас, уже тогда начинавший толстеть, застрял, и мы с девушкой вдвоем вытащили его буквально за секунды до того, как нас настигли сердитые голоса.

Они расспросили ничего не знавшего свинопаса, обыскали всю округу, а мы, едва дыша, сидели в темной дыре, пока метель не вынудила их прекратить охоту.

Мы прождали несколько часов, пока метель утихнет, греясь изнутри отвратительным, но крепким местным ромом, заглатывая куски сочной жареной свинины. Для нас с Линасом это была вкусная еда, но для голодной бродяжки, уже неизвестно сколько времени находящейся в бегах, это был настоящий пир. Чтобы скоротать время, мы рассказали друг другу свои истории. Полузамерзшая уличная крыса, назвавшаяся Чаррой, сначала не поверила, что два таких оборванца – студенты Коллегиума, а потом испугалась нашей магии, но мы не были похожи на обычных пройдох из Старого города. Она быстро потеплела к нам, особенно к Линасу, что тогда меня страшно задело. Ну конечно, он догадался отдать ей свой теплый плащ, но уверен, я и сам до этого додумался бы.

Мы быстро узнали о Чарре одну деталь: пусть она и маленькая вороватая плутовка, для друзей ее слово крепче железа. Как будто дружба была для нее в новинку, и ей следовало дорожить.

Хриплый кашель Чарры вернул меня в реальность. Он неприятно напоминал ее затянувшуюся болезнь много лет назад, когда я заключил сделку, но пыльный и затхлый воздух в подвале раздражал и мои нос и горло.

Она стащила с кучи хлама промасленную тряпку, и я начал разбирать старые стулья, мешки с откровенными костюмами и целый арсенал швабр, ведер и веников. Зарываясь все глубже в кучу, я старался не думать о Чарре в одном из этих костюмов.

А вот и они, осколки тридцати лет моей жизни, уместившиеся в одном маленьком деревянном сундучке в забытом углу пыльного подвала. Я обрадовался, что Чарра сохранила их, даже после того, как пожар уничтожил ее прежнее жилье.

Я провел ладонями по гладкому темному дереву. Все в целости, не считая пары почерневших царапин. Я выдохнул с облегчением: до этого момента я не понимал, как много он для меня значил. Единственная вещь, оставшаяся от отца, подарок на первый день моего вступления в Арканум. На самом деле этот хмурый человек не мог позволить себе подобную роскошь на заработки докера, но его это не остановило. Он никогда не говорил о своих чувствах, но таким образом показал, как гордится сыном-магом. Он был из тех, кто не позволит ни сну, ни еде помешать чему-то важному, и работал как проклятый, чтобы купить сундук. Тогда я этого не оценил, мелкий паршивец. У меня сжалось сердце: я скучал по своему старику.

Смутное тепло сменилось горечью. Жизнь новичка в Аркануме была трудна для мальчишки из Доков. Я не принадлежал к благородным домам, старой финансовой или политической аристократии, и при любом удобном случае каждый норовил указать мне на место. Как маг я был не лучше их, но доказал, что гораздо, гораздо опаснее.

Мои охранные знаки были на месте, такие же мощные и смертоносные. В Коллегиуме быстро учишься защищать свои вещи.

Я почувствовал, как Чарра заглядывает мне через плечо.

– Так что у тебя там? Все эти годы я ломала голову…

– Спасибо, что сохранила. Но радуйся, что не попыталась открыть.

Чарра пожала плечами:

– Я же не дура. Когда маг говорит никогда не открывать, я прислушиваюсь.

Я слегка улыбнулся. Моя рука зависла над крышкой, не желая открывать. Под ней лежали дурные воспоминания и боль, много боли. Когда я наконец прижал ладонь к крышке, раздалось несколько щелчков, затем тихое шипение, и она сама собой распахнулась.

Сверху были небрежно навалены обрывки бумаги и свитки, исписанные моими корявыми каракулями, – напоминание о годах, проведенных в Коллегиуме. Я собрал их в кучу и бросил на пол.

Чарра подняла какой-то свиток пергамента и просмотрела. Ее брови поползли вверх.

– Стихи, серьезно? Ты и поэзия? – хохотнула она. – Глаза словно самое синее море, и кудри как волны, а губы бесстыже манят…

Я выхватил свиток из ее рук:

– Это была ужасная ошибка. Я ее больше не повторял.

Под бумагами лежал мой старый плащ. Я взял его, встряхнул, расправляя десятилетние складки на серой ткани, и окинул критическим взглядом. При желании мастера Арканума могли изготовить зачарованные доспехи, защищающие от стрел, или придворный наряд, усиливающий привлекательность – в общем, всевозможные чудеса. Обычно, чтобы заполучить такую штуковину, требовалось оказать Аркануму какую-нибудь исключительную услугу, если только мастер не имел некоторых незаконных и мерзких привычек, если он, скажем так, не совершал огромную ошибку и не просил неких свидетелей забыть его лицо. Вещь, которую я потребовал в качестве отступного, была куда более практичной, чем доспехи и привлекательность: плащ был водонепроницаемым и самоочищающимся, и, судя по тому, что ужасные порезы исчезли, еще и самовосстанавливающимся. Это очень странно, но я не из тех, кто смотрит в зубы дареному коню.

Я застегнул на мягкой шерсти кожаные ремни с латунными пряжками. Все равно что надеть вторую кожу, и немного похоже на возвращение домой. Я развернулся к Чарре.

– Ну, как я…

Погодите. Порезы на плаще? Да! Я использовал старое воспоминание в качестве рычага, чтобы взломать запертые двери сознания. Рот наполнился вкусом крови. Я согнулся пополам и схватился за голову, страшный секрет внутри нее бился о двери своей тюрьмы.

Башня в огне. Я весь в крови, рваный плащ промок насквозь, и кровь Артхи шипит на моей коже.

Я иду сквозь разбитую дверь в башню бога и прикуриваю мокрую, испачканную кровью самокрутку от пылающих обломков. Затягиваясь, я чувствую на губах его кровь. Пока дымок самокрутки вьется в воздухе, по городу эхом разносится предсмертный вопль бога.

Голос: «Все кончено? Это безумие прекратилось?»

Я улыбаюсь единственному человеку рядом, возможно, женщине. Кем или чем бы она ни была, она осталась нечеткой зияющей черной дырой в моей памяти.

– Умираю, как хочу выпить. Угостишь?

Пока жуткое воспоминание не вернулось в свою тюрьму, меня парализовала паника. О боги, ох, ни хрена себе, я был в башне Артхи, когда он умер. Я был прямо там! Я еще чувствовал, как его кровь обжигает губы. О благословенная Хозяйка ночи, неужели это я его убил? Но как? Он же бог, это все равно что попытаться убить гору.

Я заключил сделку, поклялся скрыть подробности даже от себя самого в обмен на безопасность моих друзей и соблюдал ее десять лет. Но что, если эти сведения имеют отношение к смерти Линаса? Мне нужно узнать все о своем жутком преступлении, если я его совершил. Даже если просто был причастен и об этом станет известно, весь город захочет увидеть мою голову на крепостной стене.

– Что случилось? – спросила Чарра. – Выглядишь ужасно.

Я сосредоточился на Чарре. Только на Чарре. Я выпрямился и вытер кровь с лица рукавом. Красное пятно исчезло, то ли впиталось в ткань, то ли было съедено.

– Пока ничего, но из-за того, что я вернулся, меня, скорее всего, убьют. Демоны выслеживают запах моей магии, и если они не доберутся до меня, то рано или поздно это сделает Арканум.

Она поджала губы:

– Тогда тебе нужно снова уехать. Прямо сейчас.

– Нет, – покачал я головой. – Я не могу. Перед смертью Линас пытался мне что-то сказать. Что-то важное, ради чего он пожертвовал своей жизнью. – И моей. Расплывчатые детали его видения намекали на нечто гораздо большее, чем мы сами. – Я должен найти ублюдка, который его убил.

– Да пошло оно, – сказала Чарра. – Его все равно не вернешь. Ты должен жить.

Она изо всех сил старалась не показывать этого, благослови ее боги, но я видел, как отчаянно она хочет, чтобы я остался и помог.

В этом вся Чарра. Она выжила на улицах Сетариса, и не просто выжила, а многого добилась. Никто еще не вылез из сточной канавы, не замарав рук. Она была крепкой. Намного крепче меня, когда нужно. Она имела право знать, что сделали с Линасом.

– Чарра, с него содрали кожу. Такое могли сделать, только чтобы использовать плоть для кровавой магии. Наша кожа и Дар становятся более устойчивыми к магии по мере того, как мы взрослеем и набираем силу, поэтому воспользоваться ими не выйдет. Кровь мага на черном рынке стоит невероятно дорого, но есть и более простые и безопасные способы ее получить.

Было время, когда я продавал свою кровь, чтобы несколько безумцев с очень дорогими пристрастиями могли получить кайф от прикосновения магии. Для не наделенных Даром, не умеющих контролировать такую силу, это было чрезвычайно опасно. И это одно из немногого в жизни, о чем я искренне сожалею, тайна, которой я ни с кем не поделюсь.

В далеком прошлом могилы магов частенько грабили, кости использовались для колдовских ритуалов и приготовления эликсиров, и потому теперь всех Одаренных ожидала кремация. В крови и костях каждого живого существа есть немного магии, но в теле мага ее столько, что даже наше дерьмо было мощным ее источником. Ночные горшки и туалеты в зданиях Арканума опорожнялись в специальные выгребные ямы, а оттуда вонючая жижа распространялась по пахотным землям вокруг Сетариса. Магия просачивалась в землю и питала духов роста и изобилия, урожай получался устойчивым к засухе, болезням и вредителям и таким обильным, что мы кормили прожорливый темный город, почти ничего не импортируя.

Кровавое колдовство в корне отличается от использования Дара: оно вырывает магию из живой плоти и развращает любого, кто пытается ей овладеть.

– Я уже знаю, что это случилось не только ради крови мага, – сказала Чарра. – У меня свои источники. По нашим сведениям Линас – седьмой известный магорожденный, убитый Живодером, а последняя его жертва – настоящий маг. Живодер поднимает ставки в игре, никто в здравом уме не рискнет напасть на мага ради его крови.

Мой голос задрожал от ярости.

– Седьмой. – Это вполне объясняло тяжелый дух страха, висевший над городом, и это явно только верхушка айсберга. Сколько еще людей убил этот ублюдок? – И Арканум ничего не сделал?

Она нахмурилась:

– Мерзавцы из Старого города, похоже, не придавали этому значения, пока не погиб маг.

От невозможности вырвать голыми руками глотку кому-нибудь из Арканума у меня затряслись кулаки.

Чарра продолжила, спокойно и деловито:

– Кроме того, последние полгода или около того о торговцах кровью магов не было ни слуху ни духу.

Я скрипнул зубами:

– Ее веками продавали в Сетарисе, так было всегда и так будет.

Я знал это из личного опыта.

Она искоса взглянула на меня:

– Больше они ничего не продают. И скатертью им дорожка, как по мне. Эта штука опасна. Но, учитывая убийства Живодера, исчезновение продавцов кажется крайне подозрительным.

Обдумывая эту новость, я усилием воли разжал кулаки. Время поквитаться с Арканумом еще придет. С врагами нужно разбираться по одному.

– Все торговцы умерли?

Чарра пожала плечами:

– Они тоже пропали без вести. На черном рынке теперь ни золотом, ни угрозами не раздобыть ни одного флакона крови мага. Все запасы исчерпаны.

Это вряд ли, всегда есть маги в долгах, например я.

– Я думала, кто-то устранил конкурентов, – продолжила она, – и придерживает запасы, чтобы повысить цены. Но, похоже, дело не в этом.

Я прикусил губу:

– Значит, кто-то ее запасает. Но зачем? И как это связано с убийствами? – Я тяжело вздохнул, прежде чем перейти к следующему вопросу. – Чарра, говорят, кровавое колдовство намного сильнее, если использовать в ритуале кровь и плоть близких родственников. Лайла…

Она громко закашлялась.

– Кто-то уже пытался ее похитить. Возможно, простое совпадение. Разумеется, ничего не вышло – владеть оружием ее обучали лучшие мастера из тех, кого можно купить за золото. В последние годы пропадает больше людей, чем обычно.

Я так и подозревал. Это объясняло усиленную охрану. Чарра не верила в совпадения и не собиралась рисковать.

Она смотрела мне прямо в глаза, изо всех сил стараясь не плакать. Не помню, чтобы я когда-нибудь видел Чарру такой уязвимой, но в то время ей нечего было терять.

– Бродяга, ты нам не поможешь. Ты плут и мошенник. Если Арканум не в силах это остановить, то какой может быть толк от тебя? Я потеряла Линаса. Не хочу терять и тебя.

Я никогда не показывал Чарре, какие ужасы могу творить, если дам себе волю, да и сам не знал пределов своей силы. Никто не чувствовал бы себя уютно рядом с человеком, способным навести собственный порядок в вашей голове, и я постоянно ощущал на себе опасливые взгляды других магов, ожидавших, что я оступлюсь и раскрою свою порочную натуру. Я всегда сдерживал Дар, чтобы не давать им повода уничтожить меня.

– Думаешь, я ничему не научился за десять лет? – спросил я. – Я теперь совсем другой человек.

В ее глазах зажглась искра надежды. К сожалению, в изгнании я почти не использовал магию, разве что несколько вкрадчивых подсказок и корректировок, когда это было совершенно необходимо. Но Чарре об этом знать необязательно, да и в любом случае ей не стоило обо мне беспокоиться. Сделка расторгнута, и я больше не собираюсь сдерживаться и притворяться слабее, чем есть. Ради блага самого же Арканума я надеялся, что он не станет мне мешать.

Я шмыгнул носом и откашлялся:

– Мне нужно увидеть место, где нашли тело Линаса.

Я не мог заставить себя сказать «кожу». Руку обожгло болью как раз в том месте, где в Линаса вонзился нож.

– Я тебя отведу.

– Арканум и стража не нашли никаких зацепок? – спросил я, уже зная ответ.

– Эти лжецы пытались всех убедить, что Живодер бьет наугад, – ответила Чарра, с силой пнув старое ведро. – Будто бы он не выбирает специально людей с магией в крови. А три помощника Линаса на следующий день пропали совершенно случайно? – Она нахмурилась. – Арканум не оторвал свои жирные задницы, чтобы расследовать его смерть как полагается. Арканум должен регулировать использование магии и карать злоупотребление ею, а они послали только нюхача и мага, едва выпустившегося из Коллегиума. У этих сосунков молоко на губах не обсохло! Я потянула за кое-какие ниточки и попросила, чтобы на дело взглянул сам Старый Гертан.

Я кивнул:

– Старый Гертан – опытный маг.

Не самый лучший, конечно, но уважаемый середнячок в иерархии Арканума – более высокое положение, чем позволили бы достичь такому политическому ничтожеству, как я, даже если бы у меня были силы. Гертан был достаточно стар и выглядел соответственно, но если за время моего отсутствия ничего не изменилось, он еще не достиг уровня старшего мага или адепта, освоившего несколько видов магии, как большинство из Внутреннего круга.

– Он мало что обнаружил, – продолжила Чарра. – Никаких зацепок или опознаваемых следов магии, только общее ощущение кровавого колдовства где-то рядом.

Я снова посмотрел на открытый сундук, облизал губы и занес руку, собираясь залезть поглубже. Какой-то хлам, стопка переплетенных в кожу книг для записей и острый нож, на вид из черного железа, но на самом деле отнюдь не такой безобидный. Расчленитель – мечта палача, весь из черных колючек и зазубренных краев, каким-то образом выбрался из ножен. Во время изгнания бывали моменты, когда обладание таким опасным оружием избавило бы меня от многих страданий, но я не знал, способны ли нюхачи Арканума отследить его уникальный магический след, и не мог рисковать. Моя рука так и висела над сундуком, и я разрывался, в глубине души желая оставить все как есть.

Меня тошнило, но, чтобы отомстить за Линаса, понадобится все доступное оружие. Я взялся за рукоять. Руку прошила боль, на коже появились кровавые порезы. Ощущение казалось странно знакомым, почти как… Я ухватился за ускользающее воспоминание, еще один недостающий фрагмент той сделки, и вырвал его из темницы:

Клинок скрежещет о кость, и приходится грубо дергать его вверх-вниз, чтобы пропилить разрез по центру груди бога, пока красная борозда с рваными краями не разделит ее на две части.

Нарастающая боль загнала воспоминание обратно в потайные места внутри головы. Я стиснул зубы и вытащил извивающийся нож, чувствуя, будто с руки сдирают кожу. Вероятно, я заслужил немного страданий за то, что запер его в сундуке на десять лет. Чарра ахнула, но снова благоразумно решила держаться подальше.

– И я рад тебя видеть, Расчленитель, – буркнул я.

Ручейки крови стекали по моим пальцам и всасывались в голодную рукоять.

Боль утихла, осталось только жжение от множества ссадин и мелких порезов. Странное чувство: меня покарал нож, но Расчленитель все-таки не обычный клинок. Он даже вел себя не так, как любой другой предмет с заключенным внутри духом. Возможно, он достаточно силен, чтобы убить бога?

Заковывать духов в предметы – занятие для богов и самых древних и великих духов. Конечно, некоторые высококвалифицированные мастера-маги могли, приложив невероятные усилия, вложить в объекты вроде моего старого плаща некие механические реакции, но не настоящую жизнь. Предметы с духом внутри требовали договора с духом, и этот договор обычно прекращал действие вместе с жизнью владельца, и дух становился снова свободен. Но только не в случае Расчленителя, о нет! Я вернулся мыслями в детство, к двум перепуганным мальчишкам, исследующим наполненные костями катакомбы, и ножу, который невесть сколько столетий торчал из тела. По позвоночнику пробежала дрожь, и разум отшатнулся от тьмы. Мне совсем не хотелось думать о ней. Тот, кто создал Расчленителя, несомненно замышлял жестокое убийство.

– Надеюсь, ты хорошо отдохнул, – сказал я. – Потому что мы собираемся кое-кого убить.

Мне ответило безмолвное ощущение голода, за которым последовали слова: «Накорми меня, мерзкий кретин». Расчленитель всегда был прекрасным собеседником. В этом заключалась еще одна интересная особенность: я никогда не слышал, чтобы такие предметы разговаривали с владельцами.

Я очень бережно убрал нож в ножны и прицепил к поясу, мысленно призывая его вести себя прилично. Затем вытащил шулерские кости из передней части штанов и отмычки из сапога и засунул в гораздо более удобные потайные карманы плаща.

– Теперь я готов идти, – сказал я Чарре.

Я солгал: от мысли о том, чтобы идти по улицам, где Линас в ужасе убегал от демонов, а потом погиб, меня прошибал холодный пот.