Великий поход

Глава 12 ЛАГЕРЬ

Оглушенный разрядом летающего червя, Ушан все еще не приходил в себя, хотя отец Вельд был уверен, что зверь оправится.

— Что же мы будем делать без проводника? — спросил Кен. — Я понимаю так, что без него нам не найти вашего ученика?

— Отчего же? — Эливенер оставил бесполезные попытки привести мутанта в чувство. — На много дней этот участок Топей станет свободным от всадников. Мы разобьем укрепленный лагерь, а потом я и ты направимся в мою лабораторию. Отсюда я безошибочно найду дорогу. Если повезет, мы застанем его на месте. Пока же мне необходимо обезопасить отряд.

Кен пожал плечами и уселся на ветвистую корягу, с ненавистью оглядывая болото. Ему, жителю Тайга, здешние топи казались творением самого Нечистого. В пути, когда следовало глядеть в оба, он мог отвлечься и от удушливых испарений, и от тумана, и от запаха гниения, сейчас же метс выглядел угнетенным. Отец Вельд потрепал его по голове и прошествовал мимо.

— Я прошу извинить меня, — сказал эливенер, приближаясь к стоящему со скрещенными за спиной руками лысому колдуну, бесцветными глазами озирающему неоглядную Великую Топь, — но чтобы обеспечить нам долговременный привал, потребуется производить некоторые манипуляции в ментальных полях, и мне бы не хотелось…

— Скажи уж прямо, старик, что хочешь оглушить меня, чтобы не выдать своих дешевых магических приемчиков. — Губы адепта Зла кривила презрительная усмешка, превратившая его и без того лишенное нормальных человеческих эмоций лицо в маску мертвеца.

— Зачем же оглушать, мой безволосый друг?.. — Седобородый провел ладонью перед глазами слуги Нечистого, и тот зашатался. — Достаточно на время усыпить.

Некромант повалился на корягу, словно куча тряпья. Его голова безвольно мотнулась и, если бы не подхвативший его вовремя метс, обязательно ударилась бы о край красного пня, торчавшего из пузырящейся лужи. Кен, не скрывая омерзения, перенес тело колдуна на сухое место, положил его на дырчатый мох и принялся оттирать руки пучком жесткой синей травы. Остальные члены отряда сидели на корягах и поваленных стволах тростника, блаженствуя оттого, что почва под ногами наконец-то перестала колыхаться.

Аграв чинил порвавшийся сапог, Вагр уже спал, прислонившись к лепестку гигантского розового цветка, источавшего слабый мускусный запах, а Кен собирался править саблю, для чего рылся в своем дорожном мешке, ворча и разговаривая сам с собой на северном наречии. Иир'ова, с разрешения отца Вельда отправившийся на охоту, бесшумно растворился в тумане. Эливенер, находившийся с ним в постоянной телепатической связи, улыбался, размышляя о том, что еще десять дней назад никто бы не сумел прогнать разумную кошку в топи. Слишком много там было воды, липкого тумана и холодной сырости.

Но после перехода по беспокойному зеленому морю «сердца болот» Ирм посчитал, что грязевые потоки, заросшие синей травой кочки, полузатопленные пахучие цветы и редкие лысые проплешины, — вполне приличные охотничьи угодья для мутанта из саванны. По крайней мере, здесь ничего не колыхалось и не зыбилось под ногами!

Да, решил седобородый, приступая к подготовке места длительной стоянки, несчастный иир'ова надолго запомнит «сердце», гигантские волны и спутанный клубок серых щупалец, возникший из черной воды.

Старик достал из своего мешка деревянный манок причудливой формы, положил его на широкую ладонь и вспомнил лицо своего ученика, придумавшего этот способ строительства жилища в топях и создавшего саму деревянную дудочку. Отогнав видение и горько вздохнув, отец Вельд помолчал, сосредотачиваясь. Его сознание постепенно стало расширяться, охватывая все больший участок болота, при этом он перестал осознавать себя как личность, растворяясь в частичках тумана, лягушачьих голосах, бульканье белесых пузырей, поступи водяных свиней, хрусте ломающегося под собственной тяжестью ствола пустотелого бамбука, перегнившего у самой поверхности воды…

Вскоре из общего звукового фона эливенеру удалось вычленить нужный ему диапазон голосов болотных обитателей. Далеко за границей не только человеческого, но и животного слуха он разобрал шепоток многочисленных, как звезды, мелких хищников. Каждый из них был такого размера, что тысяча ему подобных могла бы уместиться на шляпке бронзового гвоздя, которыми плотники Нианы крепят резные досочки скамеек, оконных ставней и фигурных балконов своих деревянных жилищ.

Несмотря на свою малость, эти причудливые творения природы Внутренней Флориды могли легко убить неосторожного человека или лемута, парализовать и высосать жизнь из огромного болотного лося или даже зазевавшегося детеныша самого Ластоногого!

Колонии микроскопических гидр, выделяющих ничтожную капельку парализующего яда, собирались со дна омутов для охоты на мелкую рыбешку или более крупную дичь, смотря по обстоятельствам. В мутном озере, за которым следил внутренним взором эливенер, вода постепенно темнела и сгущалась. Вытесненные к поверхности беспомощные рыбы в панике старались выпрыгивать на твердую почву, но в этом месте глинистые берега оказались покатыми, и они, перепачкав плавники и чешую в желтой грязи, соскальзывали назад, где начинали корчиться от ожогов. Тучи мелких хищников облепляли тела жертв, вгрызаясь в плоть. Вскоре водоплавающие обитатели озера, не успевшие вовремя погрузиться на дно, оказались пожранными. Шевелящаяся пленка терпеливо ждала, когда в нее начнут попадать редкие в это время года насекомые или неудачливые пернатые.

Эливенер нашел несколько десятков подобных водоемов, вставил в рот манок, и принялся дуть изо всех сил. Глаза его выкатились, щеки надулись и покраснели, при этом человеческое ухо вряд ли могло расслышать могучий зов, частоту которого выяснил и научился использовать Билли Бетховен.

Одновременно в нескольких местах озера словно вскипели и вытолкнули на поверхность миллионы и миллиарды маленьких существ, услышавших во сто крат увеличенный голос матки, появляющейся для спаривания и нереста раз в полгода. Удивительно красивое пестрое существо, более всего напоминающее радужную бабочку, обитало над «сердцем болота», паразитируя на шкуре Дневных Птиц. Сейчас крошечные самцы обезумели, не в силах противостоять зову манка.

Десятки живых шевелящихся волн поползли в сторону отца Вельда. Вот в тумане появился первый белесый ком, потом еще один, и еще. Аграв беспокойно шевельнулся, увидев неясные тени, колыхающиеся в тумане, но, заметив спокойствие старика, вернулся к своему сапогу.

Эливенер с помощью ментальных сигналов своего мозга и манка принялся составлять из прибывших на его зов стай подобие лабиринта. Рой за роем располагались слоями на корягах, в лужах и на кочках. Когда вся местность вокруг оказалась покрыта гидрами, отец Вельд попросил прощения у Небес и усыпил их.

Он знал, что многие ненасытившиеся хищники могут умереть, еще большее количество окажется раздавленным общей массой. Ничего, рассуждал седобородый, откладывая манок, я на обратном пути обеспечу им питание ослабевшими и ранеными животными, которым все равно умирать, и гидры быстро восстановят свою постоянную численность. Теперь предстояла еще более деликатная операция. Старик достал спрятанный на груди полотняный мешочек. В нем лежала окровавленная тряпка, что некогда стягивала рану на плече метса, портянка Вагра, носовой платок Аграва, несколько волосков с загривка линяющего иир'ова. Положив все это на замерший ковер из гидр, эливенер на цыпочках подошел к спящему колдуну и аккуратно вытер полой своего длинного балахона влажные губы некроманта. Вернувшись на свое место, он оторвал подол и присоединил его к остальным вещам, имеющим на себе частички запахов всех членов отряда. Сморщившись от боли, он выдрал несколько седых волос из своей кустистой брови. Теперь можно начинать!

Матка, прилетая к своим самцам, умела некоторое время контролировать сознание той Дневной Птицы, кровь которой сосала в течение полугода. Погружаясь в озеро, на дне которого роились ее избранники, она оставляла оглушенную ядом пернатую хищницу на берегу. По запаху самцы мгновенно и навсегда запоминали эту Птицу и никогда не жалили ее. Ведь матке нужно было после бурной подводной любви и последующего нереста возвратиться в облачный покров над «дышащим сердцем», чтобы искать более здоровую и молодую жертву. И потому много дней и ночей миллионы гидр охраняли беспомощное крылатое создание от врагов и других паразитов, чистили ее перья и даже удаляли с тела отмершие чешуйки, уносили и закапывали частички помета, дабы не привлекать хищников. Этим обстоятельством, открытым многие годы назад Билли Бетховеном, и собирался воспользоваться эливенер.

Взяв вещи, сохраняющие запах отряда, Вельд аккуратно погрузил их в толщу сонных гидр. Потом сознание старика смешалось с крошечными сознаниями каждой твари из роя. Вскоре он удовлетворенно вздохнул и решил отдохнуть. Дело сделано, теперь они имеют статус Птицы-носительницы матки роя. Парализующий яд живого ковра поляны станет надежной защитой от любого проникновения извне. Даже Ластоногий не рискнет пробираться по месиву из жалящих гидр к отдыхающим людям.

Аграв уже спал, положив починенный сапог под голову, так и не сняв второго. Иир'ова в мерцающем тумане носился за каким-то мелким белесым существом, запах которого дразнил и манил проголодавшегося мутанта.

Остальные храпели, вздрагивая во сне, ибо ноги уставших членов отряда то и дело сводило судорогой. Эливенеру требовалось значительно меньше сна, чем остальным людям, поэтому он неторопливо развел костер, используя свои приобретенные в этих болотах навыки, и принялся ужинать. Воды из баклаги, подслащенной пахучим медом, он выпил много, но, сжевав несколько орехов и сушеных кореньев, стал безудержно зевать. Борясь с сонливостью, Вельд водрузил ноги на пень и принялся массировать гудящие икры. Лишь когда боль в утомленных переходом мышцах несколько отступила, он позвал Ирма, уже перекусившего безымянным зверьком, назначил его часовым и провалился в сон.

Ночь окутала внутреннюю Флориду. Созданный эливенером живой ковер не позволял приблизиться к лагерю ни одному хищнику. Во сне измученные члены отряда вздрагивали и ворочались. Больше всех мучился Аграв, который хуже остальных перенес переход по колыхающемуся покрову «сердца». Уже под утро из дымки высунулась покрытая чешуей морда какой-то рептилии. Шумно принюхавшись, тварь, скрытая туманом, сделала несколько шагов в сторону лагеря, но тут же издала вопль боли и бросилась наутек, сметая тростник и пустотелые пальмы.

Когда посветлело, эливенер растолкал Вагра:

— Мальчик мой, поищи сухие коряги и разведи костер. В этой сырости надо почаще сушить одежду, иначе даже у самых молодых членов отряда начнется ломота в костях, вялость и сонливость.

Зевая и фыркая, словно ночной посетитель их стоянки, Вагр принялся возиться в зарослях тростника, орудуя топором Аграва. Иир'ова, бесшумно возникший рядом с Вельдом, кинул на траву двух существ, похожих на мышей-переростков, и протянул эливенеру пучок невзрачных фиолетовых цветков с ослепительно-белыми луковицами.

— Спасибо, друг. — Эливенер аппетитно захрустел цветками.

Ирм осторожно присел рядом с Ушаном и принялся мурлыкать. Во сне оглушенный мутант шевельнул кончиком хвоста, и его лапы слабо задвигались.

Вельд сокрушенно вздохнул:

— Похоже, мне придется оставить его в таком виде. Время не ждет, пока у Народа Хвоща не начался сезон охоты, следует попытаться разыскать Бетховена.

В то время как проснувшийся Аграв свежевал принесенных иир'ова грызунов и прилаживал их тушки над огнем, Вельд сходил на болото и вернулся с охапкой остро пахнущих тиной растений и пустым панцирем черепахи. Набрав в него воды, эливенер принялся готовить отвар, который должен был поставить Ушана на ноги. За его действиями молча следил Карк. Руки колдуна были свободны, и он задумчиво перебирал пригоршню камней.

— Послушай, — через некоторое время обратился он к эливенеру, который помешивал отвар и дул на приторно пахнущую жидкость, — я имею кое-какой опыт общения с животными. Сердце этой желтой твари ослаблено, и требуется массаж. Я мог бы…

Эливенер осторожно поставил панцирь между ветвей фиолетового куста и медленно повернулся к замолчавшему некроманту. Недовольно оглядев колдуна с ног до головы, Вельд буркнул:

— Мог бы, так помоги.

Некромант откашлялся и почесал лысину. Внимательно наблюдавший за ним Кен готов был поклясться, что на лице чернокнижника, лишенном всяческих эмоций, проступила лукавая улыбка. Проступила, и пропала, словно сон.

— Взамен я попрошу информацию. Мне, ученому, было бы весьма любопытно узнать про Народ Хвоща.

— А я бы ничего не рассказывал, — вмешался метс, остервенело начищавший и без того сияющий сабельный клинок пучком сухого мха.

— Ну, отчего же, ведь он увезет полученные знания не в логово Зеленого Круга, а в Аббатства. — Эливенер потеснился и позволил Карку приблизиться к Ушану. Тот склонился над мутантом, и некоторое время молчал. Потом его руки опустились на желтую грудь и принялись делать массирующие движения. Постепенно темп мелькания пальцев увеличился, ладони некроманта мяли и терзали шкуру, захватывая мышцы, встряхивая их и выжимая, словно тесто. Во сне Ушан застонал и щелкнул зубами, но колдун продолжил массаж, не обращая на него никакого внимания.

Кен собирался еще раз воспротивиться тому, чтобы Вельд что-либо рассказывал слуге нечистого и как раз подыскивал нужные аргументы, когда вдруг удивленно вскрикнул. Резко повернувшийся к нему эливенер приложил палец к губам и тут же вернулся к наблюдению за действиями некроманта. Рука Карка мелькали в густой желтой шерсти с невероятной скоростью, и метс никак не мог решить, кажется ему, что кисти колдуна периодически глубоко погружаются в плоть мутанта, или это происходит на самом деле.

Наконец Карк устало откинулся от Ушана и принялся облизывать дрожащие пальцы синим языком. Метс не удержался и сплюнув, сделал жест, отгоняющий дьявола. Карк слабо улыбнулся и покачал головой.

— Спасибо тебе, слуга Пустоты. — Отец Вельд внимательно следил за тем, как мерно вздымается и опадает грудь лемута. — Ему, действительно, стало легче.

— Естественно. Прямой массаж сердца — вершина врачебного искусства древнего мира, — не без гордости произнес некромант, перестав облизывать руки и спрятав свой ужасный язык.

Внезапно Ушан широко зевнул, и вдруг рывком сел, глядя вокруг безумными красными глазами и угрожающе рыча. К нему тут же устремился Вельд и аккуратно помог подняться, шепча что-то успокоительное в самое ухо. Тело мутанта обмякло на руках эливенера, словно тряпка, и глаза вновь закрылись.

— Кен, быстро принеси мне панцирь. И не расплескай отвар, — сказал Вельд. Метс метнулся к кусту и принес сосуд, бережно держа его на вытянутых руках. — Разожми ему челюсти, но смотри, чтобы наш друг не откусил тебе пальцы.

Метс взял у стоявшего рядом Иир'ова нож и принялся аккуратно раздвигать клыки. Когда возник зазор, метс просунул туда палку и принялся руками разводить конвульсивно сжатые челюсти. Но его сил явно не хватало.

Тогда оттолкнувший его плечом Карк наложил свои пальцы на череп лемута в том месте, где начинались мохнатые уши. Этого слабого нажатия хватило: мутант широко открыл рот и захрипел.

— Аккуратно вливай, — скомандовал Вельд Аграву. Лесоруб принялся лить отвар в глотку мутанту. Вначале тот подавился и облил сапоги флоридянина остро пахнущим отваром, но потом принялся жадно глотать мутную жидкость. Когда панцирь опустел, эливенер аккуратно положил лемута на травяное ложе.

— Все, теперь ему нужно только спать. Думаю, через сутки мы вновь обретем проводника. — Вельд погладил лемута и сделал знак, чтобы все отошли от спящего мутанта. Последним ушел от мерно храпящего пациента Ирм, который сильно переживал и периодически издавал скорбный стон, словно сам был смертельно ранен.

— Ничего, Ирм, он скоро поправится. Тебе придется разыскать для него лягушачьей икры или птичьих яиц. Когда раненый проснется, он будет голоден, словно целая стая Ревунов, но желудок еще долго не сможет переваривать мяса.

Иир'ова еще раз скорбно вздохнул и направился в сторону болот, видимо, решив запастись икрой прямо сейчас. Эливенер с улыбкой проводил взглядом его гибкую фигуру, исчезающую в дымке. Потом Вельд повернулся к некроманту:

— Спасибо тебе, Карк. Я рад, что в плен к нам попал не бесноватый шаман, помешанный на убийстве и механических приспособлениях, а столь сведущий ученый муж.

— Мне твоя благодарность совершенно ни к чему, эливенер. Теперь расскажи мне о Народе Хвоща.

— Что бы ты хотел узнать о нем?

— Ну, хотя бы о его социальной организации. Должно быть, у существ, живущих в симбиозе со спрутами и Птицами, она весьма любопытна.

Эливенер кивнул головой и приглашающе указал некроманту на холмик мха рядом с собой. Колдун послушно сел рядом со своим пленителем и уставил на него немигающий взор выпученных глаз. Метс хотел высказать неудовольствие, но Вельд с такой обезоруживающей улыбкой посмотрел на него, что Кен только махнул рукой.

«В конце концов, старику нужно поболтать. Ему наверняка скучно с нами, воинами и лесорубами. Большого вреда не выйдет оттого, что пленник будет знать больше, чем ему надо. Все эти знания уйдут вместе с ним в Аббатства. Да и мне не мешает послушать», — решил разведчик, и расположился рядом.

Вначале рассказ совершенно не занимал атвианского следопыта. Про спрутов, Птиц и набеги дикарей на Северную Флориду он знал достаточно. Зато колдун слушал, что называется, во все уши.

Но потом следопыту стало интересно. Он придвинулся поближе. Время от времени метс морщился от мудреных словечек, которые употреблял старый эливенер, но некромант, похоже, прекрасно понимал рассказчика. Кен и Карк услышали много нового про племя, живущее с незапамятных времен в запретных для людей топях внутри гигантского Хвоща, вздымающегося к самым облакам. Отец Вельд много лет тайно жил неподалеку от Племени, внимательно наблюдая за его жизнью, пока не выбрал юного Билли Бетховена себе в ученики. От него эливенер и узнал многие тонкости удивительной племенной жизни.

Внутри пустотелого титана между его коленами пролегает толстая перегородка, служащая не только мембраной между отдельными пещерами, населенными тем или иным кланом дикарей, но и своего рода границей социальной иерархии.

Племя состоит из групп, объединенных в тринадцать Колен — крупных и наделенных большой самостоятельностью частей общества. Родовые кланы дикарей с древнейших времен всячески избегали браков между отдельными частями болотного народа.

Главами Колен от века являлись женщины. На всем континенте следы древнего феминизма сохранились лишь внутри величавого Хвоща. Женщины, не выходящие фактически из растения и в связи с этим не имеющие своих Коней, обладали недоступной мужчинам возможностью мгновенно схватывать обстановку в топях, видя зыбкое царство вокруг растения глазами многих сотен Птиц, живущих в союзе с охотящимися мужчинами. По своим интеллектуальным и ментальным возможностям Владычицы Колен далеко превосходят мужскую часть сообщества.

Причудливый механизм симбиоза с Конями и Птицами каким-то образом смог уберечь Племя Хвоща от вырождения, связанного с последним обстоятельством. Институт брака, по крайней мере, в том виде, в каком его сохранил человеческих род, пройдя сквозь горнило Смерти, в сердце болот оказался изжит, или же вообще не был выработан в ходе борьбы за существование. Повелительница Колена могла спариваться с кем угодно и где угодно (в границах своего Колена, разумеется). Другие женщины имели ограниченный круг доступных самцов, причем круги эти часто накладывались один на другой, а выбор Повелительницы мог падать, вообще, на любого половозрелого мужчину. Детеныши вынашивались и одаривались животными-симбиотами коллективно, всем родом.

Самым высшим, фактически управляющим всем племенем Коленом является то, что обитает в камере, находящейся на уровне мутной воды Великой Топи. Только здесь имеются ворота, через которые члены Тринадцатого Колена могли выходить пешком на болота. Остальные Люди Хвоща такой возможности лишены.

Низшим в иерархии племени родом считается Первое Колено, населяющее подоблачные выси Хвоща.

Внутри тела титанического растения, давшего дикарям приют, нет ни люков, ни переходов.

Обитатели вышестоящих сегментов бамбука поднимаются к своим жилищам верхом на спрутах. Низкорожденные туземцы Внутренней Флориды использовали для подъемов по телу Хвоща не утраченные бывшими морскими обитателями возможности к вертикальным перемещениям с помощью присосок. Наиболее бедные и бесправные дикари поднимались к своим Коленам по приставленным снаружи веревочным подъемникам, которые вращали руками еще более бесправные члены племени — неприкасаемые. В касту последних попадали нерадивые охотники, трусливые воины, мужчины, вольно или невольно оскорбившие словом или делом женщин и… те, кто слишком часто посещал «твердую грязь», землю Северной Флориды. Последнее преступление считается особенно страшным.

Неприкасаемые ютятся в сплетенных из гибких ветвей тростника лачугах над самым высоким и, одновременно, низшим, Первым Коленом. В редкие ясные дни, случавшиеся в Центральной Топи, можно разглядеть резко утончающийся кончик Великого Хвоща, вечно утопающий в низких облаках. Шпиль, облепленный висячими «гнездами» неприкасаемых напоминает ветку дерева, на которой висят удивительно многочисленные соты лесных ос.

Представитель высокорожденных, то есть Тринадцатого Колена, мог по собственной прихоти безнаказанно убить подвернувшегося под руку неприкасаемого. Главное, чтобы он сделал это не голыми руками. Иначе не миновать несмываемого позора для всего клана. Обитатели удаленных от болотной поверхности сегментов Великого Хвоща пользовались услугами неприкасаемых в хозяйстве, и никогда не убивали их. Зато до рукоприкладства дело доходило часто. Больше всех в этом деле усердствовали дикарские женщины, достигшие в мордобое таких высот, что впечатлили бы и мастеров древнего искусства каратэ-до.

Кстати говоря, ученые мужи из метсианских Аббатств, равно как и некроманты Темного Братства оказались бы удивлены, узнай они, что являются далеко не единственными на континенте владельцами древних рукописей и манускриптов. В женской среде Тринадцатого Колена многие века изучалось упомянутая древняя наука мордобоя посредством рук и ног, корнями уходящее в шестой номер журнала «Черный Пояс» за 1973 год, посвященный «искусству американского кенпо-каратэ».

Правда, прочесть текст женщины клана так никогда и не смогли, зато шести глянцевых картинок сполна хватило для создания арсенала уникальных приемов. Эти картинки в незапамятные годы оказались аккуратно перерисованными на скрижали из голубой глины, являющиеся святыней Тринадцатого Колена.

Общались меж собой Колена Великого Хвоща либо с помощью весьма изощренной системы перестукивания (в котором иной высоколобый метсианский Аббат признал бы сильно деградировавшую морзянку), либо устно на выездных общеплеменных собраниях, проводившихся в экстренных случаях на Твердой Земле. Толстые мембраны оказались неодолимым препятствием для общения между кланами. По сути, они стали причиной косности всего миропорядка Народа Хвоща. Склонный к умозрительным заключениям философ древности легко смог бы разместить на одном полюсе бытия Великий Хвощ и его обитателей, а на другом — любые явления, к которым применимо слово «развитие».

Письменности дикари не знали и не знают.

Дослушав эливенера, Карк стал задавать вопросы. На некоторые эливенер не знал ответа. Например, как и почему сложилась ситуация, в которой ниже расположенные Колена имели больше прав на охотничьи угодья и решения принципиального характера.

— Блеск! Это же удивительно! — Кен удивленно смотрел на возбужденного колдуна, который вскочил и прохаживался по мху, словно голодный тигр. — По существу, система Колен не родовая, а самая настоящая кастовая, «без всякой социальной динамики», как сказали бы до Смерти.

— Именно так, — эливенер медленно жевал последний цветок, принесенный иир'ова. — Люди Хвоща создали по-своему универсальную систему, которая идеально подходит для жизни в топях так же, как колония термитов — универсальная организация насекомых для западной саванны.

— Я хотел бы увидеть это гигантское растение, — сказал Карк.

— И я тоже. Вероятно, это одно из величайших чудес творца, — сказал метс.

Некромант с трудом удержался, чтобы не фыркнуть. Вельд поднялся и принялся отряхивать одежду.

— Пока это слишком опасно. Сейчас все племя находится у своего обиталища. Вот когда Одержание Коня закончится, и они разбредутся по Внутренней Флориде, чтобы охотиться, тогда, может быть, мы и подойдем достаточно близко, чтобы увидеть Великий Хвощ. А теперь — нам пора в путь. Кен, мой мальчик, ты достаточно окреп, чтобы совершить длительный переход?

— Пожалуй. Я возьму у Вагра лук.

— Правильно. А ты… — эливенер повернулся к Карку. И тот весело закончил за Вельда:

— Конечно, конечно, можешь полностью обездвижить меня. Адепту Великой Пустоты есть, над чем поразмышлять, когда тело оцепенеет. Кажется, лагерь действительно неприступен для хищников. Но что со мной будет, если вас пожрет какая-нибудь тварь из топей?

— Тогда твое скованное сном тело наши друзья попытаются доставить на север без нас, только и всего. — Вельд положил свои руки на голый череп некроманта и закрыл глаза. Тот еще успел с сомнением пожевать губами, после чего словно окаменел.

Его ставшее похожее на окоченевший труп тело метс перенес к костру и положил рядом с Ушаном.

Некоторое время Вельд объяснял Вагру и Аграву, что можно делать и чего нельзя в его отсутствие, а Кен менял тетиву на флоридском луке. Вскоре появился иир'ова. Некоторое время эливенер и мутант беззвучно общались, после чего седобородый сказал:

— Что ж, если нам повезет, мы вернемся назад вместе с моим учеником. В путь, мой мальчик. Нам придется сделать небольшой крюк. Ирм говорит, что неподалеку рыщет парочка Ластоногих, а встреча с ними не входит в мои планы. Слишком много сил я потратил на нашего безволосого приятеля, дабы он не натворил никаких гадостей.

Вскоре они двинулись вглубь топей, скрытые пеленой тумана, слегка подсвеченного тусклыми огнями болотных грибов.