Великий и Ужасный

Глава 21 Ужасный эксперимент

Я бодренько погонял целую вереницу связанных снага по Проспекту, используя лом как шест каюра и тыркая им отстающих. Шесть молодых, крепких, мускулистых снага со скрученными крепкой веревкой руками и привязанные один к другому за шею были совершенно подавлены и жутко напуганы. От звуков моего голоса они прижимали уши, щурились и втягивали головы в плечи. Да, да, замордовал я их капитально, но с этим подлым племенем по-другому было нельзя. У меня на их братию имелись обширные планы, целый адский аттракцион длиной в несколько лет и масштабом в сотни и тысячи орков, так что отрабатывать методы воздействия нужно было прямо сейчас. Этих я выбрал потому, что они проявили максимум сообразительности, играя в прятки на выживание в Пампасах, и нашел я их последними. Теперь они тащили на спинах кой-какой хабар, которым я надеялся хотя бы частично компенсировать материальные потери от разгрома «Орды».

— На месте — стой! Раз-два! — скомандовал я, вспоминая нашего школьного физрука.

Снага остановились, я огляделся: нужно было подкрепить свои силы. Похоже, экстракт дерева Пха выжрал у меня все энергетические запасы организма подчистую! Еще бы он не выжрал: я их там полночи геноцидил, предплечье скоро до половины черепами покроется, не считая четырех черепашьих панцирей… Самое дикое было то, что я не испытывал ровным счетом никаких негативных эмоций по этому поводу. Для Сархана убивать тех, кто хотел бы убить его, было вполне естественно, как оводня прихлопнуть. А новый Бабай очень, очень хотел жить, можно сказать- бешеное удовольствие получал от процесса проживания жизни, так что рассудочная часть вполне договорилась с телесной.

Симпатичная человеческая девчонка кудрявой наружности торговала фруктами в ларьке тут же, на перекрестке. Яблоки, груши, абрикосы, бананы и всё такое прочее лежало аппетитными горками на прилавке и вызывало интенсивное слюноотделение. Но за товаром девушка не следила, предпочитая снимать на видео при помощи смартфона мой личный цирк с конями. То есть — со снагами, конечно.

Я подошел в упор, улыбнулся и подмигнул в самую камеру:

— Рузанна Родионовна, а не соблаговолите ли вы продать мне вон ту самую большую гроздь бананов? — поинтересовался я великосветским тоном.

— А! Что? Да! А откуда вы меня?.. Я сейчас взвешу! — девушка-продавец явно потерялась и принялась суетиться.

— А у вас на бейджике написано. Нет, пакет не надо, спасибо, я их прямо сейчас съем…

— Десять штук? — удивилась растерянная и разрумянившаяся Рузанна Родионовна.

— А что там есть? — я передал ей деньги, погрозил пальцем зашуганным снага, взял гроздь бананов и принялся пожирать их — один за другим, стремительно пережевывая и отправляя в топку урукской пищеварительной системы.

Бананы закончились минуты за три, не больше. Продавщица стояла обалдевшая, а я прислушивался к ощущениям — чего-то не хватало!

— Дайте еще во-о-он то зелененькое яблочко! — пощелкал пальцами я.

— Это? — он протянула мне фрукт с некоторой опаской.

— Да-да, спасибо! — расплатившись и за эту покупку, я мигом схрумкал его, смачно облизнулся и сказал: — О! Теперь наелся. Надо было сразу яблочко покупать.

Взявшись за веревку, взмахнул ломом на манер дирижерской палочки:

— Шагом марш, снага! Шагом марш! Что вы плететесь, как пленные румыны!.. — орки потрусили вперед, ровно до следующего перекрестка.

Дальнейшее продвижение было затруднено: посреди проезжей части стоял бэтмобиль вахмистра Перепелки — огромный, черный, с белыми геометрическими двуглавыми орлами на бортах. Участковый пристав был весьма и весьма серьезно настроен: я впервые видел его в боевой форме! Хромированная броня покрывала всё тело, органично переплетаясь с кибернетическими протезами в один красивый и убийственный механизм. На бедре покоился огромный черный пистолет — как у Робокопа, на самом деле. В правой руке он держал черную дубинку с навершием, искрящим электрическими разрядами. С обеих сторон от него замерли те самые массивные приземистые тяжеловооруженные роботики на гусеницах. Подготовочка, однако! Это по мою душу, или есть какая другая причина?

— Бабай! — грозным голосом, усиленным репродукторами авто проговорил вахмистр. — Что за ересь ты учудил в Пампасах? Кто эти снага на веревке?

— Децимация, — сказал я. — Типичное древнеримское наказание для многократно провинившихся легионеров: мародеров, трусов, нарушителей дисциплины и погромщиков. Эти — выжившие после децимации, мои кабальные работники. Они будут трудиться в поте лица своего, пока не покроют убытки от пожара в «Орде» и нападения на моих соратников.

— Децимация? Децимация — это когда казнят каждого десятого, Бабай! Ты убил в Пампасах более полусотни! Мы насчитали почти шесть десятков трупов! Вой стоит страшный!

— А, да? Так это наша, урукская децимация. У нас НЕ казнят каждого десятого. Национальный колорит такой, можно сказать!

— Е*ала жаба гадюку, — усмехнулся Перепелка. — Урук забил досмерти целую кучу снага? Ты ж знаешь, мне похер. Я вообще ставлю на тебя как на крысиного короля: чем больше этих ублюдков ты завалишь, тем больше я смогу пригласить сюда нормальных поселенцев.

Под «нормальными» он, похоже, имел в виду людей и гномов. Вообще, эти две расы были в порядке, сосуществовали бок о бок небеспроблемно, но вполне вменяемо. Кхазад чувствовали себя в здешнем Государстве Российском как евреи в нашей дореволюционной Российской Империи за чертой оседлости — не такие уж равные, но вполне признанные члены общества, часто — уважаемые и зажиточные, хотя и очевидно чужеродные. Они, эти гномы, в принципе очень сильно напоминали европейских ашкенази: и своим говором, и традиционными занятиями, и языкастой язвительностью пополам с потрясающей предприимчивостью… А вот орки… На орков всех трех мастей народ в основном плевался. Какой аналог я мог провести с нашим миром? Очень, очень спорный вопрос!

И тем более странным был следующий заход вахмистра.

— Его светлость говорил тебе о некоем сверхважном поручении? — едва слышное жужжание сервоприводов сопровождало полицейского, когда он подходил к задней дверце машины.

— Деловом предложении, — поправил его я.

— Мне насрать. Вот оно, твое деловое предложение… — он открыл дверцу и рявкнул: — На выход, дамы! Живо, живо! Ваш опекун с этой самой секунды — Бабай Сархан, Резчик. Вы должны слушаться его так, будто он самый большой вождь в мире и наместник самого Господа Бога!

Совершенно обалдевшими глазами я смотрел, как из полицейской машины вылезают две облаченные в женский вариант национального костюма урук-хай орчанки. Уручки? Урук-хаихи? Пусть лучше будет орчанки… Это были едва-едва оперившиеся подростки, девочки-девушки — одновременно красивые, диковатые и свирепые. Я никогда до этого не видал девушек-уруков, только в интернете на картинках, и впечатление было, надо сказать, очень своеобразное.

Первая мысль была такая: они красивые, но нихрена не в моем вкусе. Ну, то есть кому-то, наверное, нравятся бойцы из женской лиги ММА или там начинающие кроссфит-маньячки из тренажерок… Но это не мой вариант. Они были поджарые, высокие, спортивные, с тем же самым огнем в глазах, что и у меня, с такими же черными, как смоль, волосами, как у меня и с той самой бойцовской хищной грацией, что отличает настоящих воинов от клоунов типа меня… И у каждой на предплечье имелась татау с несколькими черепами… Однако! Вроде как только-только перешагнули порог урукского совершеннолетия, судя по внешнему виду, а уже успели прикончить по полдюжины врагов!

— Это Шира и Мара, из табора Маухура Поджигателя. Они поживут у тебя до Рождества, пока война не закончится.

До Рождества, пока война не закончится? Тут было Рождество? Да и фраза про конец войны до Рождества была такой ужасной, что мне аж поплохело.

— И нахрена мне эти Шерочка с Машерочкой? — уточнил я.

— Неужели ты не знаешь, что я тебе отвечу? Пра-виль-но! Мне до сраки. Делай с ними что хочешь, они должны жить под присмотром мужика-урука до Рождества. У князя нет никакого другого мужика-урука на примете кроме тебя, а обязательства есть, — невнятно ответил вахмистр. — Да если и сдохнут — тоже невелика потеря, главное — чтобы доблестно сдохли! Ну, это ты им обеспечишь, да?

— Да, — автоматически ответил я. А потом спохватился: — Нет! Что за нахер вообще? Э, ку-да-а-а? А тренировка? Эй, не садитесь в машину, не смейте уез… Ять! Сука! Падла! Великий сракопад! Так… — мне нужно было пару минут, чтобы собраться, но снага, почувствовав мою растерянность, зашевелились и попытались воспрять, а мне нахрен не нужно было, чтобы они воспряли, и потому я начал тыкать в них ломом.

И не заметил, как девчоночки-орчанки подобрались поближе. А когда обернулся — они уже во все глаза пялились на мое тату.

— Резчик, — сказала одна из них, та, которая была малость посимпатичнее и посветлее лицом, кажется — Шира. — Полукровка. Сархан. Тот самый ублюдок, о ком все говорят.

— Прям крутой, да? — кивнула вторая, с более резкими чертами лица. Кажется, Мара. — Черепа-а-а… У него много черепов. Я думала, нашим опекуном будет какой-нибудь старый маньяк. Нормально. Болван какой-то на вид и вообще на бабу похож, клыки никакущие, но Резчик и кровожадный убийца. Интересный, да?

Они меня нахрен игнорировали! Говорили друг с другом так, будто я — пустое место! Вздорные бабы!

— Гляди, у него ручные снага! — откликнулась Шира. — А можно погладить? Они не кусаются? А чем их кормишь? С рук едят? Любят, когда за ухом чешешь?

Я-а-а-ать, я только-только встретился с соплеменниками и уже начал понимать, почему все ненавидят уруков!

— Так! Вы! Шерочка, ять, с Машерочкой! Построились рядами! Смир-р-рна! Руки по швам! Слушай мою, ять, команду! — а потом вспомнил, что при женщинах ругаться неприлично, и немножко сбавил тон: — Значит, пойдете замыкающими. В «Орде» со всем разберемся. К сведению: что пожрать, где поспать, как поднять денег и кому отрубить башку — это решаемо. С этим проблем не будет.

— Толковый, да? — повернулась Шерочка к Машерочке. — Мне нравится. Будем слушаться?

— Ну, вечером попробуем его побить, и потом порешаем уже, — кивнула Машерочка. — Но в целом да, полезный мужчина. Давай, будем делать вид, что мы его слушаемся.

И пошли в конец колонны. И, ять, таки почесали какого-то снагу за ухом, как будто это реально было домашнее животное!

В «Орде» нас встретили радостно. А что? Босс вернулся с победой! Враг повержен, есть пленные, даже кое-какие трофеи — судя по туго набитым мешкам на плечах снага. Но радость тут же сменилась настороженностью.

— Витенька-а-а-а-а… — жалобным голосом проговороил Хуеморген. — А это что там — еще два новых урука?

— Это, кажется, урукские девчонки, — неуверенно кивнул осьминог. — Но они какие-то опасные.

— Нам кабздец ваще-то, — шмыгнул носом Кузя и печально пошевелил ушами. — Три урука — это уже урук-хай. Маяку жопа, всё. Тут и с одним нашим полукровкой совсем плохо стало, а с тремя вообще — всё прахом пойдет…

Шерочка с Машерочкой осматривали следы пожара и недавнего боя с явным удовольствием. Их ноздри трепетали, руки сжимались на рукоятях кардов, которые в женском варианте национального костюма почему-то носили у правого бедра.

— Друзья и соратники ордынцы — это Шерочка и Машерочка. Они у нас поживут какое-то время, нужно найти им подходящее занятие, работу. В конце концов, — я кивнул на тележки-хотдожницы, обвел руками весь окружающий бардак. — Работы у нас полно, врагов — тоже. Всем найдется дело. А пока — накормите, напоите, проведите по зданию — пусть найдут себе берлогу по душе. Витенька — ты ответственный.

Повернувшись к орчанкам, я обвел их взглядом — снизу вверх и вдоль, и поперек. Потом тяжко вздохнул и проговорил:

— Слышали? Обещаю — я закончу со снага, и мы с вами отлично подеремся.

— До крови? — спросила Шерочка.

— На мечах? — спросила Машерочка.

— До крови, на мечах, — пообещал я. — Но если вы устроите тут безобразие, пока меня не будет — я вас просто отлуплю и в угол поставлю. Честное слово.

Снага я зашугал до невозможности. Завел их в подвал, в один из свободных отсеков, привязал стяжками к неработающим водосточным трубам, а потом сходил за ящичком со стилом и прочими татуировочными приблудами.

— Поскольку вы те еще дебилы, то я вас буду перевоспитывать, — пояснял я все свои действия, открывая шкатулку и уже привычно подставляя ладонь под укол шипа в рукояти стилуса. — Вы — неорганизованное, тупое быдло. Несмотря на неплохие природные данные, отличную живучесть, многочисленность и в целом приемлемые умственные способности, ничего путного за всё время пребывания на Маяке я от вашего племени не увидел. Те редкие экземпляры, которые занимаются ремеслом и торговлей — это случаи исключительные, лишь подтверждающие правило. Эти орки сумели вырваться из привычной среды, поверили в свои силы и занялись делом. Им за это — почет и уважение, они — паровозик, который смог. Вы — нет. Нет, нет, никакого расизма — понимаете ли, у людей, например, тоже есть те, кто пашет за бутылку у кого-то на стройке, и есть те, кто их этой бутылкой снабжает, и еще одни — те, кому дом будет принадлежать, когда его построят первые и вторые. Но мне как-то обидно за то, что и меня, и тех мужиков-снага, которые честно трудятся на своих рабочих местах, и даже Кузю, и Шерочку с Машерочкой — всех нас оценивают и судят по таким бестолковым утыркам, как вы. Вы — позор орочьего рода и, кажется, вас никак не меньше половины. Это очень-очень печально. Я с этим мириться не намерен. Так что придется искусственным образом сложившуюся ситуацию как-то исправлять. Хотя бы в отдельно взятом сервитуте. Я создаю «Орду», знаете ли, а никто, кроме орков, костяком Орды стать не может по определению…

Снага слушали и дрожали. Я наконец закончил заряжать стило колорами, пощелкал выключателем и спросил:

— Кто самый смелый? Кто будет первым моим подопытным кроликом?

— Он-ять! — вдруг пятеро снага ткнули пальцами в самого худого и самого высокого орка.

Вот же подлый народ!

— А почему он? — поднял бровь я.

— Он-нах дохера трендить-врот! Сильно-ять умный-нах!

— А! Так он-то и будет у вас бригадиром. И звать его будут Единица, — я разрезал Единице стяжки на ногах и притянул его поближе к центру помещения. — Лежи ровно и тогда останешься жив. Понятно?

— Д-да-нах! Бабай, — он вдруг обратился ко мне по имени. — Что-врот с нами будет-нах?

Действительно, какой-то снага с зачаточными проблесками разума. Надо его взять на заметочку.

— Я сделаю из вас настоящих стахановцев, вы всё почините… Всё, что тут испортили вы и ваши подельники. А потом пойдете нести свет истинной веры в темные орочьи массы. Понятно?

— Понятно, нах… А по жрачке что? — ого, какой ушлый тип! Этот Единица определенно мне подходит.

— Двухразовое питание, сытное, растительное, в основном — каши, иногда с салом, костями и ливером. И мармеладки в качестве бонуса. Но если вы, суки и падлы, будете меня бесить… — я понизил голос до инфразвука.

— Не-не-не, — сказал Единица. — Лучше-ять мармеладки-врот. Потому что ну его нах!

— Давай сюда руку уже, — заткнул его я.

Первым делом на тыльной стороне ладони я наваял ему крупную такую цифру один. Чтобы не путать с другими бездельниками. А потом дал волю творчеству! Для начала я нанес ему на предплечье серп и молот с четкойкириллической надписью «Мир! Труд! Май!» вокруг этого мощного символа.

— Это для трудолюбия. У вас будет не неделя, а сплошной субботник по благоустройству и ремонту жилых помещений и объекта общепита. Эта эмблема и тайные письмена дадут вам силы трудиться много, плодотворно и с энтузиазмом, позволят вам ощутить радость коллективного созидательного труда на мою пользу, — пояснил я.

— Понятно-нах, — откликнулся Единица, завороженно наблюдая, как серп и молот полыхнули золотом.

Я сменил колор и кропотливо вывел стилом классическое Всевидящее Око, вписанное в треугольник:

— Этот символ значит, что я всегда слежу за вами. Мне будет известно о всех ваших косяках и ублюдских выходках, ничего от меня не скроется. Не будет ничего тайного, что не стало бы явным!

— Беда… — Единица понурился. Он реально верил, и его товарищи по несчастью — тоже! И это было очень, очень хорошо.

Над следующим элементом я долго думал, а потом заржал, как жеребец на выпасе и, высунув язык, принялся бить трискель. Не тот, который кельтский-языческий, а который SSF. Я вроде как и знать такого не должен был, потому как мужик нормальный, но когда составляешь задания для квизов, какой только дичи не начитаешься!

— А это, бедный мой Единица, означает, что если вы захотите отлынивать от работы, кайфануть вместо того, чтобы вкалывать мне во благо, как приличные кабальные работники, или попробуете отлежаться в тенечке, бахнуть пивка, покурить или поприставать к девчонкам, то вам будет очень-очень плохо. Это будут ощущения примерно такие же, как если бы вас поимели везде и всюду самыми противоестественными способами.

— Ой-ёй! — пискнул снага. — Может-нах не надо-врот?

— И в рот, и в прочее всякое разное. Это не я придумал, это символ такой. Специфический. Но вы же орки, а значит — априори большие любители борзеть и творить всякую бяку. Такая у нас, орков, природа! И лучшего средства, чтобы эту самую природу перебороть, я, увы, не придумал. Да, да, это чудовищно и антигуманно, но — не я первый начал. Это последствие ваших действий, привыкайте.

И в конце я набил каждому из них белую длань на левой стороне груди — красивую и замечательную.

— Потому что отныне ваши жизни принадлежат Орде. Все поняли?

Татуировки полыхали золотом, снага с обалдевшими глазами смотрели на них, пытаясь осознать свое новое положение.

— Ять, пацаны, походу мы ваще-нах говно-врот сделали, когда с Резчиком-нах зарубились-ять!.. — пробормотал кто-то из них.

Кажется — Четверка. И это было первым признаком того, что воспитательный процесс пошел в правильном направлении.