Великий и Ужасный

Глава 11 Смерть из выгребной ямы

Септик, или говноотстойник, располагался в атриуме базы Щербатого. С трех сторон — буквой «П» — сама база, с четвертой — забор из металлопрофиля и ворота.

База представляла собой бывшее кафе — «Эльбрус». Да, да, тут Эльбрус тоже назывался Эльбрусом и был самой высокой вершиной Кавказа. И кафе-«Эльбрусов» тут развелось не меньше, чем на нашем родном Черноморском побережье — тоже хоть жопой жри. Кафе было укреплено основательно: на окнах кустарным способом наварили решетки из толстой арматуры, проемы заложили мешками с песком на случай нападения хтонических тварей или какой иной напасти. Наружу, в Хтонь, торчали глазки камер и усики датчиков — прижимистый Щербатый таки потратился на дорогую аппаратуру. Толстые стены из обтесаного известняка были обшиты выгоревшим сайдингом, на крыше — гибкая черепица. Обожаю новомодную хрень в строительстве, она так классно подходит для моих злодейских целей!

Почему — злодейских? Потому что засохшее трехлетнее дерьмо — это всё еще дерьмо! А я проторчал в сраном септике что-то около часа, дожидаясь, пока шум наверху уляжется, и только после того, как в атриуме почти никого не осталось, получил возможность вылезти под звездное небо. Мало того, что провонял как сволочь, так еще и вынужден был терпеть рядом с собой соседство целой колонии многоножек. Сколопендры, мокрицы — хрен его знает, что этот такое, но копошились они по всей заляпанной говном стене самым неприятным образом.

Короче, мне хотелось убивать. Кузя, человекопаук, многоножки — за все это предстояло расплатиться банде Щербатого. Благо, план был очевидным и тупым до невозможности! Он строился на очень простом факте: беспокоясь о безопасности, бандиты превратиили свою базу в настоящую крепость, куда можно было попасть по сути только двумя путями: через укрепленные ворота и атриум — в главный вход, и через сторожевой пост на крыше — по раскладной лестнице. Был и третий путь — сквозь дерьмо, но им давно не пользовались. Никто, кроме меня.

Часовые у них имелись — человеческий мужик с крупнокалиберной винтовкой и прожектором на вертлюге на том самом сторожевом посту и два снаги с автоматами и дубинками — у ворот. Почему такой арсенал? Потому, что Щербатый расположился у самой границы обжитой территории, на целых два квартала гористее Проспекта. Твари шастали тут даже через пару дней после Инцидента — всплеска хтонической активности.

Гористее и мористее — так обозначали направления на Маяке. До моря — четыре квартала, до гор — пять. От КПП с Новым городом до конца маякского мыса — двадцать пять кварталов по проспекту. Обжитых — двенадцать. Тут волей-неволей задумаешься, зачем этот населенный аппендицит в центре магической аномалии? Неужто Густав прав? И как вообще Проспект держится, при таких-то тварях вокруг? Снова — магия? С кем бы мне это проконсультироваться-то? Знакомых магов у меня всего два, но одна о рубероид швыряется, а второй — светлейший князь, с ним особенно не пооткровенничаешь…

Я наконец дождался, когда снаги на воротах задолбутся изображать из себя бдительных стражей и спрячутся под ближайший козырек — посидеть на ступеньках крылечка у заколоченной крепкими досками двери и покурить. И вылез наружу, аккуратно придержав тяжелую, как мои грехи, крышку люка, присыпанную многолетним слоем земли и заросшую травой. Если бы не урук-хаевская силушка — хрена с два я бы так просто выбрался!

Внутри П-образного строения шло гудение, слышались бабьи визги, звон стаканов, тот самый дабстеп пополам с матерщиной, пьяные громкие голоса… И нахрен все эти камеры и датчики, если некому за ними следить — все перепились? Тем паче: какой дурак будет ставить датчики движения внутри периметра? Нахрена такие траты? Да и вообще — техника в руках дикаря превращается в бессмысленную груду железа. Сначала бы озаботились дисциплинкой, а потом уже обвешивались модными причиндалами!

Пацанам на посту было грустно, и станет еще грустнее — это я готов клятвенно гарантировать. По стеночке, по стеночке, держась в тени, я добрался до часовых. Убрать их совсем бесшумно вариантов не было, однако кроме мужика на крыше никто бы не смог прийти им на помощь! По крайней мере — в ближайшее время.

Занеся лом для удара, я выскочил из-за угла и с размаху врезал железным дрыном сразу обоим курильщикам — прямо по огонькам сигарет. Они сидели на одном уровне, на одной ступенечке, и получили по рожам тоже — одновременно.

— Курение убивает! — сказал я, убедившись, что караульные, с хрустом обвалившиеся на ступени, не подают признаков жизни.

Мужик на крыше тоже курил — и притом в противоположную от двора сторону. Его задачей было контролировать окрестности, а не присматривать за охламонами-охранниками, так что я вполне спокойно пересек атриум, извлек из септика свою сумку, достал несколько пластиковых бутылок с растворителем и обильно полил сайдинг на ближайшем ко мне крыле здания. Эти виниловые панельки мне здорово облегчили жизнь: планируя операцию, я думал, что с поджогом придется конкретно повозиться! Но тут… Просто запалить скрученный в трубочку рекламный буклет, дождаться, пока он загорится — и швырнуть. ВЖУХ!!! Пламя вспыхнуло как сумасшедшее, волна жара ударила мне в лицо! Растворитель — штука коварная. Кажется, я спалил себе брови и ресницы, но это меня волновало в последнюю очередь.

— Пожар! — закричал я, пристраиваясь с ломом в руках напротив единственного выхода из базы. — Горим!!!

Знаете, почему пожарные запрещают устанавливать решетки на окнах первых этажей в детсадах и школах? Именно поэтому. Перекрывая путь в ваше убежище внешней угрозе, вы перекрываете себе путь из убежища вовне. У ребят там, внутри, было два варианта — лезть на крышу и спускаться по раскладной лесенке — всем по очереди, или — через основную железную дверь пожаловать во двор, ко мне навстречу. Я собирался поиграть в Фермопилы и триста спартанцев, заняв позицию у самого центра поперечины той самой буквы «П», как раз напротив ключевого пути к спасению для бандитов.

Почему я не поджег второе крыло? Так жарко же будет! Сайдинг и рубероидная черепица горят ого-го! Ну, и для того, чтобы уменьшить поток желающих сбежать через дверь — тоже. Ломануться толпой — еще затопчут сперепугу. В очередь, сукины дети, в очередь!

Паника поднялась страшная, внутри орали и верещали как ненормальные, огонь разгорался, охватывая все новые секции сайдинга и перекинувшись на крышу. Вонючий пластиковый дым щипал глаза, драл горло, заволакивал все окружающее пространство черным химическим маревом.

Переключиться с режима пьянки в режим выживания в экстремальных ситуациях можно с разной скоростью: это вопрос привычки и навыка. Первым озаботился спасением своей жизни какой-то толстый дядька в затрапезной рубашке в полосочку и почему-то — с черпаком в руках. Может — повар? Так или иначе — ему и прилетело первому. Я ткнул тупым концом лома дядьке под дых, а когда он свалился с крыльца — добавил железякой по коленке, чтобы далеко не убежал.

Дальше из дымного нутра базы полезли снага — один за другим, и я бил их, и пинал, и дробил им кости, пользуясь замешательством и паникой до тех пор, пока они не закончились. Проблем доставил крепкотелый лысый гном — не все они, оказывается, проводили время в общаге. Низкорослый бородач принял мой удар лома на предплечья! У него, к моему глубочайшему удивлению, вместо рук от самого локтя были киберпротезы! Вроде как я не первый день тут обживаюсь, а такие цацки всё еще здорово сбивают с панталыку.

Аж искры полетели при столкновении стального лома и металлических рук, так что мне пришлось отскакивать и принимать правильный бой: гном пытался ухватить лом руками и вообще — подобраться ко мне поближе, а я перехватил строительный инструмент обеими руками, подобно двуручному клинку, и несколькими быстрыми колющими ударами достал врага сначала в ноги, потом — в корпус и голову.

Гном рухнул на землю — и в этот самый момент на крыльце появился большой, мускулистый и татуированный снага с длинными клыками, торчащими над верхней губой. Один из зубов был обломан до половины, и я понял, что это и есть легендарный Щербатый. В руках он сжимал огромную пушку самых футуристических обводов, с целыми тремя стволами какого-то конского калибра, и я подумал было, что всё, пришел мой конец — пальнет в меня, и адью, прощай Бабай!

Но Щербатый пальнул не в меня. Он пальнул в воздух! Грохот был ужасный, из ствола этой огнедышащей дуры в небо вылетел едва ли не целый метеор, а потом главарь банды прокричал:

— Переговоры! Переговоры-нах! Сейчас-ять сюда явится Перепелка — и мы-нах проведем переговоры! Дай бабам выйти-нах!

Я думал недолго. Тем более — по проспекту уже мчал бэтмобиль участкового пристава, я это по звуку понял. А над заревом пожара уже вились квадрокоптеры — если Щербатый или его клевреты попробуют просто пристрелить меня, то их деяния зафиксируют и возмездие будет быстрым и жестоким, как принято в здешнем Государстве Российском.

— Ну, выходите нах! — я упер лом в землю и замер посреди двора.

С визгом и воплями из дверей повалили женщины-снага. Нет, ну я и раньше их видал, но… Во-первых, они были в дупель пьяные, во-вторых — жутко накрашенные и совершенно невероятным образом разодетые в какое-то яркое тряпье, в-третьих — их было много. И похожи они были… Да на алкоголичек они были похожи! Политкорректность в этом мире, похоже, никто не изобретал, как и толерантность, и можно было называть вещи своими именами. Целый табун зеленокожих алкоголичек в боевой раскраске!

И, черт бы их побрал, одна особь из этого дикого стада умудрилась затормозить прямо напротив меня, сделать губы уточкой (это с клыками-то!), томно моргнуть подведенными чернющей тушью глазами и проговорить:

— Молодой-красивый, ты тут один?

А йо-о-о-оп ее мать! Как в том фильме про гремлинов!

Ворота наконец разбили — постарались выжившие снага и люди, которые, повинуясь командам Щербатого, не трогали меня, занимаясь своими делами. Толпа бандитов и их подруг рванула к Проспекту — в направлении Штаба пожарной охраны, туда, где у них квартировали гномы. То-то будет сюрприз Игельшнойцхену! И хорошо, и ладно. У меня своих проблем хватало — вон, уже завизжали мощные колеса полицейской машины и киборг-коп нацелил на меня свой монокуляр.

Я не удержался и приветливо помахал вахмистру. Окровавленным ломом.

— Интересно, а если подорожник приложить к твоей башке — поможет? — спросил Перепелка.

— Нет-нах. Подорожник при вавках помогает-ять. А он — урук. Он такой-ять от рождения, — посетовал Щербатый и тяжко вздохнул.

Что характерно — главарь местных отморозков матерился гораздо меньше своих бандитов. Он вообще казался очень матерым, бывалым, опытным товарищем и, можно сказать, вызывал уважение. Настолько, насколько снага в принципе может вызывать уважение. А! Он и писать умел! Чирикнул в протоколе свое имя в соответствующей графе! Достойно уважения? Безусловно.

— Еще раз — ты всё это затеял потому, что тебе не продали мыло? — участковый пристав с жутким механическим звуком навел на меня монокль, который теперь светился не зеленым, а красным светом. Терминатор, мать его.

Я развел руками:

— А как я без мыла могу? Я в общепите вообще-то работаю, чистота — залог здоровья! Грязные вуки всему виной! Мойте вуки перед едой!

— Какие-такие вуки? — подозрительно спросил Перепелка.

— А-а-а… Это из другой сказки. Не из этой. Но суть-то в чем? В том, что мыло мне не продали раз десять! Прикрываясь именем вот его, — я ткнул пальцем в Щербатого. — Представляете? Какой-то мелкий засранец-снага отказался продавать мне мыло. Он был уверен, что этого имени хватит, чтобы предостеречь меня от немедленного жестокого смертоубийства и разорения его торговой точки. Такая уверенность, да еще и лицом к лицу с уруком хоть чего-то да стоит! Мне стало любопытно — что там за Щербатый такой, бойцы которого уже несколько дней пытаются травмировать мои кулаки и сломать имущество с моего рабочего места своими головами и конечностями… Ну, вот я и не удержался — нанес визит вежливости.

— Визит вежливости? — Перепелка побарабанил пальцами по столу. — Это — вежливость?

— Ну, я же не матерился при дамах! — развел руками я. — И не вытирал хер об занавески.

— Фу, нах! Ну, это чересчур уже-врот! — сказал Щербатый. — Господин участковый пристав-ять! У нас инцидент исчерпан, мы претензий-врот друг к другу не имеем. Я-врот готов уплатить штраф-нах за стрельбу-врот, которая, стало быть, случилась. И сделать-нах пожертвования в фонд-х ветеранов полиции. Крупное-врот пожертвование.

— Вот как? — заинтересовался вахмистр.

— Мы чтим-нах и уважаем-врот труд доблестных стражей-ять… — затянул снага.

— Да мне похер, — Перепелка оперся на стол и поднялся одним резким движением. — Хоть все тут друг друга перережьте, обезьяны клыкастые. Мне проблем меньше.

Он на секунду замер, его пальцы на кибернетической руке задергались, как будто он что-то печатал на клавиатуре, а потом полицейский сказал:

— Я отправил тебе реквизиты фонда и квитанцию на штраф. Бабай — заканчивай тут, я отвезу тебя к месту жительства. Жду у машины. Еще я у урука, ять, таксистом не работал! — его голос просто сочился ядом.

Вот это да! Техника на грани фантастики! А я думал — он только в планшет тыкаться умеет! Перепелка скрылся в ночной тьме, погрозив мне кибернетическим пальцем. Щербатый с грустью посмотрел на догорающую базу:

— Подложил-ять ты мне говна, конечно. Но мог ведь и убить-нах. Почему не убил?

Мы сидели за пластиковым круглым столом в полуразрушенной арке какого-то ветхого здания, прямо через дорогу от уничтоженного кафе «Эльбрус». Наиболее стойкие члены банды Щербатого обустраивали тут пункт временной дислокации, намереваясь утром разобраться с ворохом навалившихся проблем, главной из которых были перешедшие на сторону Густава Игельшнойцхена гномы, а никак не пожар на блатхате. Похоже, ничего особо ценного там хитрый вождь зеленокожих не хранил, потому и не дергался особенно. Сидел, разговоры разговаривал… Даже целая дюжина укокошенных мной бойцов его не смущала.

— А на кой черт мне тут один Густав, весь мощный и влиятельный? Я его на херу вертел, если честно, — отреагировал я.

Щербатый тут же осклабился, довольный. Что такое система сдержек и противовесов он, похоже, понимал.

— А правда, что ты его бабу — того-нах? — спросил он и сделал международный жест кулаком и ладонью, обозначающий что кто-то кого-то нахлобучил.

— Вопросы, связанные с дамами, я не обсуждаю, — отрезал я. — И тебе в мою личную жизнь лезть не советую. Разобью хлебало, честное слово. И не посмотрю, что мы с тобой вроде как замирились.

— Замирились-нах… Щас по всему Маяку такой бардак-ять начнется, мама не горюй! Попробуют молодые меня за жабры взять… Слушай, а ты подработать не хочешь? — вдруг подобрался он.

— В каком смысле? — этот Щербатый, похоже, не зря добился такого высокого положения в местной преступной иерархии! Подметки на ходу рвет.

— Ну, за деньги-ять поработать! Разбить-нах пару голов, выпустить кишки… Не надымским-врот, нет! Беспредельщиков щас набежит-нах…

— Нет уж, дядя. Ешьте сами с волосами, — я отрицательно покачал головой. — Уговор простой — я не лезу в ваши разборки, вы не трогаете меня, мое имущество и тех, кто под моей защитой. Претензии обсуждаем при личной встрече, как есть, называя вещи своими именами. Всё, точка. Все ваши драчки, междусобойчики, наезды… Я в гробу видал. Если ты или Густав попробуете меня использовать или подставить — значит, война. И мне уже похер будет на баланс, сдержки и противовесы.

— Договорились-нах. Мои ребята тебя-ять трогать не будут, за беспредельщиков-нах я не в ответе, — он протянул мне свою мускулистую зеленую лапищу. — Я бы, конечно, хотел-нах, чтобы мы, орки, все вместе…

— Ой, Щербатый, чья бы корова мычала! Не надо мне тут за равенство и братство, — отмахнулся я, но руку ему пожал.

«Мы, орки?» Не было никакого мы! Он просто мечтал прогнуть меня и сделать своей псиной, чтобы натравливать на врагов — вот максимум, на что я мог бы рассчитывать. Так что пусть идут в сраку все вместе, и он, и Игельшнойцхен и прочие им подобные. Если и играть в «Крестного отца» — то только по своим правилам.

— Месть беспощадная всем супостатам!

Всем паразитам трудящихся масс! — напевал я, подходя к полицейской машине.

Вахмистр Перепелка легким нажатием сенсорной панели открыл передо мной заднюю дверь — пассажирские сидения были отделены от передних мест прочной перегородкой и сказал:

— Садись давай. Мне еще один погром на Маяке этой ночью не нужен!

— А с чего вы решили… — начал было я, впихивая свое тело в нутро машины, но был бесцеремонно прерван.

— А с того, что когда Густав узнает, что ты договорился со Щербатым вместо того, чтобы покрошить друг друга в фарш — он здорово взбесится! И потому я намереваюсь заглянуть к нему прежде, чем вы встретитесь, врубаешься, ты, гребаная заноза в заднице? — он едва слюной брызгать не начал. — Мне насрать, если вы все тут поубиваете друг друга, но популяция на Маяке должна держаться в пределах…

Тут он резко заткнулся, выдохнул, сообразив, похоже, что едва не сболтнул лишнего, и, выводя машину на Проспект, спросил:

— Откуда ты берешь эти дурацкие футболки?

Я наконец дозрел: отстегнул меч и пару застежек на кирасе и стянул через голову изгаженную говном и кровью футболку. Что там, нахрен, на сей раз, написано-то?

Не заржать было очень сложно, но я сдержался — только хрюкнул негромко. Белая крупная надпись на спине гласила: