Ведьмино отродье

Глава 28. Верховный жрец Хортотеф

В столовой доктора Кеана на Хаф-Мун-стрит было очень уютно и радостно, несмотря на хмурое утро: свинцовые тучи затянули небо, а вдали ворчал гром, предвещая скорую грозу.

Роберт стоял и смотрел в окно, вспоминая, как в Оксфорде под аккомпанемент таких же гулких раскатов он попал на первый акт дьявольского представления с человеком по имени Энтони Феррара в главной роли.

Рассудок твердил, что развязка драмы уже близка, а чутье, не объяснимое никакой логикой, подсказывало, что они с отцом определят финал этой пьесы, вступив в решающую схватку, которая закончится победой добра над злом — или зла над добром. Темные силы под командованием Феррары уже начали наступление на дом Брюса Кеана. Высокопоставленные пациенты, ежедневно заполняющие приемную прославленного врача и всегда находящие утешение в его безупречном самообладании и уверенности в своих действиях, даже не подозревали, что доктора, к которому они пришли за излечением, постигла беда, куда более страшная, чем все их телесные недуги.

Опасность, ужасная и сверхъестественная, грозовой тучей нависла над домом. Это хорошо налаженное хозяйство, такое современное, снабженное всеми удобствами и изысками, свойственными двадцатому веку, ни чуть не напоминало осажденную крепость, хотя именно таковой и являлось.

Вдали, над Гайд-парком, загрохотало. Роберт взглянул на мрачное небо, будто хотел увидеть там знак. Ему даже показалось, что из-за туч на него смотрит искаженное яростью мертвенно бледное лицо дьявола во плоти.

В столовую вошла Майра.

Он повернулся к ней: официально являясь женихом, он мог бы сорвать поцелуй с ее манящих губ, но не решился и был вынужден довольствоваться тем, что поцеловал протянутую руку. Ему вдруг подумалось, прилично ли, что девушка находится с ним под одной крышей; да, это продиктовано необходимостью, но может породить разные слухи. Решение о том, что Майра временно поживет здесь, принимал отец: подобно средневековому феодалу, при малейших признаках приближения врага дающему пристанище в стенах замка всем своим людям, он собрал у себя тех, кого был призван защищать. Грандиозная битва, не видимая постороннему глазу, разразилась в Лондоне, уже сдавшемся врагу, стоящему теперь у их ворот.

Несмотря на бледность щек после недавней болезни, Майра явно выздоравливала, и былая красота возвращалась к ней. Было невозможно оторвать глаз от затянутой в простенькое платьице фигурки, порхающей вокруг стола, почти накрытого для завтрака. Роберт стоял рядом и любовался девушкой, глядя ей прямо в глаза, а она счастливо и довольно улыбалась в ответ, заставляя его сердце биться сильнее.

— Что-нибудь сегодня снилось? — спросил молодой человек как можно непринужденнее.

Майра кивнула и тут же стала серьезной.

— Тот же кошмар?

— Да, в некотором роде, — печально ответила она.

Глядя на наручные часы, вошел доктор Кеан.

— Доброе утро! — бодро поздоровался он. — Ну я и соня!

Все сели за стол.

— Майре опять снились кошмары, сэр, — сказал Роберт.

Доктор застыл с салфеткой в руке и вопросительно посмотрел на сына.

— Мы не должны пропустить ни малейшей детали. Майра, подробно опиши, что тебе снилось.

В столовую тихо вошел Марстон, накрыл на стол и так же бесшумно удалился. Майра начала свой рассказ:

— Я опять стояла в доме, похожем на амбар, — я уже описывала его вам до этого. Черепица в некоторых местах выпала, и на полу лежали неровные пятна лунного света, проникающего сквозь дыры в крыше. В дальнем конце помещения был вход — из-за темноты я его почти не видела, только поняла, что это ворота, как в конюшне, и они закрыты на тяжелый засов. Из мебели там были лишь огромный деревянный стол и вполне обычный стул. На столе стояла лампа.

— Какая? — сразу спросил Брюс.

— Серебряная, с абажуром, — Майра нервно переводила взгляд с одного мужчины на другого, — похожа на ту, что я видела в квартире у Энтони. Под лампой была запертый железный сундучок. Я его сразу узнала. Вы, наверное, помните, он мне снился и вчера.

Доктор, нахмурившись, кивнул:

— Повтори, что конкретно ты видела тогда. Думаю, это очень важно.

— В предыдущем сне, — продолжила девушка странно изменившимся голосом, словно звучащим откуда-то издали, — я оказалась в том же доме, только под лампой лежала открытая книга, старая-старая, с чудным шрифтом. Казалось, что буквы танцуют у меня перед глазами, прямо как живые, — Майра вздрогнула. — На столе стоял тот же сундучок, только открытый, а вокруг него множество шкатулок. Все шкатулки разные: некоторые деревянные, одна, по-моему, из слоновой кости, одна из серебра, еще одна из какого-то тусклого металла, возможно, даже из золота. За столом на стуле сидел Энтони. Он пристально смотрел на меня, но с таким странным лицом, что я испугалась и проснулась…

Доктор опять кивнул.

— А сегодня ночью? — подсказал он.

— Сегодня, — взволнованно рассказывала Майра, — по углам стола поставили четыре небольшие лампы, а на полу светящейся краской написали ряды каких-то знаков. Они мерцали, гасли, а потом зажигались вновь, словно фосфоресцировали. Надписи тянулись от лампы до лампы, окружая стол со стулом.

На стуле сидел Энтони Феррара. В правой руке он держал жезл, обвитый в нескольких местах медными кольцами, левую руку он положил на железный сундучок. Я видела мельчайшие детали, но смотрела издали — во сне такое бывает; и одновременно с этим я стояла прямо у стола — сложно объяснить. Я не слышала ни звука, но по губам Энтони поняла, что он что-то говорит или даже читает заклинание.

Майра опасливо посмотрела на доктора Кеана, но все же продолжила:

— Вдруг с другой стороны стола появилось что-то жуткое. Сначала это было просто серое облака, смутно напоминающее человека, а потом у него зажглись два красных глаза — страшные-страшные! Оно подняло призрачные руки, приветствуя Энтони. Тот повернулся и что-то спросил у чудовища. А потом он его отпустил, но с какой злобой — я почти умерла от страха! — и начал нервно ходить вокруг стола, не выходя за границы надписей. Судя по губам, он безбожно ругался. И вид у него был такой мрачный, нездоровый. Тут я проснулась, и мне показалось, что на меня что-то давит, но это быстро прошло.

Доктор Кеан бросил многозначительный взгляд на сына. Больше за завтраком об этом не говорили. После еды отец пригласил Роберта в библиотеку:

— У меня есть полчаса. Надо кое-что обсудить.

Они прошли мимо стройных рядов старинных книг, хранящих древнее знание, и доктор указал сыну на красное кожаное кресло. Роберт сел и посмотрел на старшего Кеана, устраивающегося за письменным столом, — волей-неволей вспомнилось, сколько всего они пережили вместе: библиотека на Хаф-Мун-стрит теперь всегда будет связана с самыми черными страницами в их жизни.

— Роб, ты понял, что происходит? — сразу начал доктор.

— Думаю, что да, сэр. Кажется, это его последний козырь — жуткое, безбожное нечто, которое он натравил на нас.

Брюс мрачно кивнул:

— Очень сложно провести границу между тем, что мы зовем внушением, и тем, что зовется колдовством, и бесполезно обсуждать, к какой из областей принадлежит учение об элементалях. Стоит упомянуть, впрочем, не забывая, с кем мы имеем дело, что сто двадцать восьмая глава древнеегипетской «Книги мертвых» называется «Духи Запада». Забудем на время, что на дворе двадцатый век, и посмотрим на ситуацию с точки зрения, скажем, Элифаса Леви или Агриппы Неттесгеймского[82] — получится, что человек, известный нам под именем Энтони Феррары, направляет против нас Саламандру, или Духа огня.

Роберт не сдержал улыбку.

— Так вот, — тоже улыбнулся, но очень невесело, отец. — Мы привыкли смеяться над средневековой наукой, но как по-другому описать действия Феррары?

— Иногда я думаю, мы оба стали жертвами одного и того же безумия, — ответил сын и чересчур эмоционально схватился за голову.

— Мы оба стали жертвами одного и того же врага, — сурово поправил отец. — И использует он именно то оружие, за упоминание о котором в наш просвещенный век людей несчастных, но здоровых, как мы с тобой, отправляют в сумасшедший дом. Ну почему же, — неожиданно возбудился врач, — наука упрямо отрицает любые факты, которые она не способна подвергнуть лабораторной проверке?! Ну неужели ни один ученый так и не попытается понять, каким образом движется стол на спиритических сеансах? Неужели никто не снизойдет до изучения «говорящей доски»? Неужели никто так и не заинтересуется феноменом мыслеформ, как когда-то Ньютон заинтересовался феноменом падения яблока? Вот так-то, Роб, в некотором смысле наш век еще более темен, чем времена, заклейменные этим словом!

Мужчины помолчали, а потом Роберт осторожно произнес:

— Ясно одно, мы в опасности.

— В большой опасности!

— Энтони Феррара, чувствуя нашу слабость, стремится нанести последний сокрушающий удар. Я знаю, что вы наложили на окна магические печати, поэтому мы их не открываем после наступления темноты. Я видел, что по вечерам на оконных переплетах всех комнат: вашей, моей, спальни Майры, столовой, везде — появляются отпечатки, напоминающие те, что способны оставить горящие руки. Замечал я и многое другое. Но старался ни о чем не думать, опасаясь за свой рассудок. Я даже не понимаю, зачем все это. Пока я хочу знать одно: кто такой Энтони Феррара?

Брюс Кеан встал, повернулся и посмотрел на сына.

— Время пришло, — сказал он. — Ты столько раз задавал этот вопрос, и пора на него ответить. Я расскажу все, что знаю, но решать придется тебе. Потому что вынужден сразу предупредить — я сам не уверен, кто он такой!

— Вы уже упоминали об этом. Я жду объяснений.

Доктор начал мерить шагами комнату.

— Зимой 1893 года, — рассказывал он, — его приемный отец, сэр Майкл Феррара… нет, не так… мы с сэром Майклом вели кое-какие изыскания в Файюме в Египте. Более трех месяцев работали мы в лагере у подножия Медумской пирамиды, пытаясь обнаружить место захоронения некой царицы. Не буду углубляться в детали — они заинтересуют только египтолога. Скажу лишь, что помимо общеизвестных имени и титула, эта правительница упоминалась в нескольких источниках как Царица-Ведьма. Была она не египтянкой, а азиаткой. Но главное то, что она являлась верховной жрицей культа, запрещенного сразу после ее смерти. Ее тайным знаком — не иероглифом или чем-то подобным для обозначения имени, а именно знаком — был паук. Впрочем, был он и основным символом религии, которую она практиковала. Верховного жреца главного Храма бога Ра в правление фараона, мужа нашей царицы, звали Хортотеф. Эту должность он занимал официально, но тайно был первосвященником уже упомянутой зловещей секты. Их главный храм, если слово «храм» можно употребить, говоря о приверженцах Черной Магии, находился в Медумской пирамиде.

Все это самостоятельно узнал сэр Майкл и вовлек в экспедицию меня. Перед нами стояла задача найти вещественные доказательства существования культа, к сожалению, невыполнимая. Мы исследовали каждый фут, каждый дюйм пирамиды и ничего не нашли. Мы полагали, что в пирамиде есть еще одно помещение, но ни простукивание, ни обмеры, ни тщательнейшие раскопки нам не помогли. Мы не смогли обнаружить гробницу, но уверенность в том, что мумия царицы захоронена где-то там внутри, не пропала. Отчаявшись, мы прекратили поиски, но раскопки в одной из гробниц вблизи от пирамиды принесли неожиданную находку.

Брюс открыл ящичек с сигарами, взял одну сам и подвинул коробку сыну. Роберт отрицательно покачал головой и нетерпеливо посмотрел на отца. Тот зажег сигару и продолжил:

— Сейчас я понимаю, что нами руководила злая воля, а тогда показалось, мы случайно наткнулись на гробницу верховного жреца…

— И нашли его мумию?

— Мумию нашли, да. Но по собственной беспечности и из-за страха местных рабочих тут же потеряли: вынесли на солнце, а она рассыпалась. Лучше бы подобная участь постигла нашу вторую находку!

— Вы нашли еще одну мумию?

— Мы нашли, — доктор Кеан осторожно подбирал слова, — папирус. Его перевод есть в неопубликованной работе сэра Майкла, лежащей здесь, — Брюс показал пальцем в стол. — Роб, эту книгу уже не опубликовать! Но продолжим. Мы обнаружили мумию ребенка…

— Ребенка!

— Мальчика. Не доверяя местным, мы тайно ночью перенесли ее в свою палатку. Но еще до того, как мы начали разворачивать ее, сэр Майкл — что за блестящий ученый он был! — успел расшифровать большую часть папируса и настоял на том, чтобы сначала закончить с чтением и лишь потом вернуться к мумии. В манускрипте содержались указания, относящиеся именно к ней.

— Я правильно понял, что..?

— Ты уже начал сомневаться! Вот так вот! Дай же мне закончить. Не прибегая к посторонней помощи, мы сделали все, как написано. Следуя указаниям мертвого мага — этого проклятого злодея, пытавшегося дать себе возможность возродиться, — мы после некоего ритуала положили мумию в погребальную камеру фараона в Медумской пирамиде. Там она оставалась тридцать дней, от новолуния до новолуния…

— Вы охраняли вход?

— Можешь строить любые предположения, Роб, но клянусь тебе, никто в это время в пирамиду не заходил. Хотя мы всего лишь люди, нас можно обмануть. Добавлю лишь, что в определенный день, вычисленный по древнеегипетскому лунному календарю, мы вновь вошли в камеру и обнаружили там здоровенького шестимесячного мальчугана, щурившегося от света факелов, которые мы держали в трясущихся руках.

Доктор Кеан сел за стол и повернулся на стуле лицом к сыну. Он сидел, зажав дымящуюся сигару в зубах, и тихо улыбался. Тут настала очередь Роберта нервно ходить по комнате.

— Иными словами, вы нашли в пирамиде ребенка… и сэр Майкл его усыновил?

— Точно. Нанял для него нянечек, перевез в Англию, растил, как истинного англичанина, отправил в частную школу, потом в…

— В Оксфорд! Энтони Феррару! Надо ведь! Вы всерьез утверждаете, что это рассказ об Энтони Ферраре?

— Клянусь честью, мальчик мой. Вот и все, что я знаю. Тебе достаточно?

— Боже мой! Поверить не могу, — простонал Роберт.

— И вот приемный сын моего несчастного друга вырос, — спокойно продолжил Брюс, — и начал совершать одно преступление за другим. Не понимаю как, но он получил доступ к тайному знанию — впрочем, это лишь подтверждает его сверхъестественное происхождение. Древние египтяне верили, что Ка[83] (или магические силы) посвященного во все тайны Адепта после его физической смерти может вселяться в любой приготовленный для этого сосуд — предмет или тело. Если принять это утверждение на веру, то Ка верховного жреца Хортотефа вселилось в тело ребенка, его собственного сына от Царицы-Ведьмы, и сегодня древнеегипетский маг, вооруженный потерянным знанием волшебной земли, разгуливает среди нас! Бесполезно обсуждать, что это за знание, ясно лишь одно — он постиг его в совершенстве. Древнейшая и могущественная магическая книга называлась «Книга Тота», — Брюс прошел к самой дальней полке, выбрал том, открыл его на определенной странице и положил на колени сыну. — Читай! — сказал он, указывая на строку.

Слова прыгали перед глазами молодого человека: «Прочтение двух страниц позволит повелевать небесами, землей, бездной, камнями и водой, даст знание языка птиц летучих и тварей ползучих… Прочтение второй страницы поднимет из мира мертвых в том же обличье, что и при жизни»…

— Боже мой! — прошептал Роберт. — Что за бред сумасшедшего? Разве такое возможно?

Он продолжил чтение: «Книга закована в железный ларец и погребена на дне реки близ Коптоса[84]».

— В железном ларце, — пробормотал он. — В железном сундучке!

— Узнал-таки ларец! — вставил доктор.

Сын продолжил: «В железном ларце лежит ларец бронзовый; в бронзовом ларце — деревянный, из сикоморы; в деревянном — ларцы из слоновой кости и из эбенового дерева; в тех ларцах — ларец из серебра; в серебряном ларце — ларец золотой, в золотом же ларце — книга. И обложена она змеями, скорпионами да прочими гадами»…

— Человек, владеющий «Книгой Тота», — прервал молчание Брюс, — владеет силой, доступной лишь Богу. У существа, носящего имя Энтони Феррары, есть эта книга — ты ведь уже не сомневаешься? А раз не сомневаешься, значит, знаешь то, что знаю я, и понимаешь, с каким противником мы сражаемся. Эта борьба смертельна.

Он резко остановился, глядя в окно. На другой стороне улицы человек с большим фотоаппаратом пытался сделать снимок дома!

— Это еще что? — тихо возмутился Роберт, подойдя к окну.

— Смешение науки и магии, — ответил доктор. — Помнишь набор фотографий у Феррары в Оксфорде, ты его еще гаремом назвал? И все, кого он погубил, были в его фотоколлекции.

— Начинаю понимать.

— Он до сих пор пытается направить свои злые чары на наш дом, но пока результаты разочаровывают: Майре просто снятся кошмары, да такие ясные и показательные, что они скорее нам полезны, чем вредны; да на оконных переплетах время от времени проявляются следы, не зря же я запечатал окна. Теперь понял?

— С помощью фотографий Феррара каким-то образом сосредотачивает свою губительную силу на определенных точках…

— Свою волю, но в принципе ты прав. Человек, полностью контролирующий свою волю, Роб, могущественнее всех, кроме Бога. А Феррара это делать почти научился. Но прежде чем он овладеет этим искусством в совершенстве…

— Понял, сэр, — мрачно откликнулся сын.

— Он практически созрел, мальчик мой, — полушепотом произнес доктор. — Через год он будет представлять серьезную угрозу всему человечеству. Куда ты?

Он схватил сына, направившегося к двери, за рукав.

— Человек снаружи…

— Держи себя в руках, Роб! Хитрость против хитрости. Пусть этот мужчина продолжает фотографировать — он сам не знает, кому помогает. А потом проследи за ним. Узнай, где расположена его мастерская, а далее действуй по обстановке…

— Попытаться узнать, где скрывается Феррара? — воскликнул сын. — Понял. Вы, как всегда, правы, сэр.

— Доверяю тебе это расследование, Роб. К сожалению, у меня есть и другие обязанности.