Ведьмино отродье

Глава 18. Летучие мыши

Рекка осталась в миле позади.

— Путь до пирамиды, — сказал доктор Кеан, — займет еще час, хотя и кажется, что она совсем рядом.

И в самом деле, в фиолетовых сумерках чудилось, что до мастабы[52] в Медуме рукой подать, хотя предстояло преодолеть еще четыре мили. Они ехали на ослах по узкой тропе, проходящей по плодородным долинам Файюма. Только что под злой собачий лай они миновали деревню и сейчас следовали вдоль высокой насыпи. Там впереди, где зеленый ковер трав перетекал в серый океан пустыни, возвышалась одинокая мрачная гробница, приписываемая египтологами фараону Снофру;[53] она скорее напоминала каприз Природы, чем дело рук человеческих.

Кеаны ехали впереди, а Сайм с Али Мохаммедом замыкали небольшой караван.

— Я по-прежнему пребываю в абсолютном неведении, сэр, относительно объекта нашего путешествия, — начал Роберт. — Почему вы полагаете, что там мы найдем Энтони Феррару?

— Я не думаю, что мы найдем его там, — последовал загадочный ответ, — но я почти уверен, что он там находится. Я должен был все предвидеть и теперь раскаиваюсь, что не предпринял ничего, чтобы предотвратить это.

— Что «это»?

— Роб, ты просто не в силах понять, в чем дело. Безусловно, мне следовало опубликовать факты — именно факты, а не предположения — известные мне о пирамиде в Медуме, но я побоялся, что надо мной будут смеяться все египтологи Европы, что меня объявят сумасшедшим.

Роберт немного помолчал, но потом вновь заговорил:

— Путеводители утверждают, что это просто пустая гробница.

— Конечно, пустая, — мрачно ответил отец, — иными словами, в погребальной камере фараона нет тела. Но даже там когда-то оно было, а вот другая камера пирамиды отнюдь не пуста и поныне.

— Но если вы знали об этом, сэр, почему держали в тайне?

— Потому что у меня нет доказательств ее существования. Я знаю, что она там, но понятия не имею, как туда войти; я знаю, для чего ее использовали раньше, и допускаю, что вчера ночью внутри был проведен тот же богопротивный ритуал — спустя четыре тысячи лет! Даже ты не поверил бы мне, если бы я рассказал то, что знаю, или только намекнул о том, что подозреваю. Ты ведь читал о Юлиане Отступнике?[54]

— Конечно. Даже помню, что он практиковал некромантию.

— Пребывая в месопотамском Харране,[55] он останавливался в Храме Луны и там общался с неким магом и его окружением, а после этого ночного бдения запер святилище, запечатал двери и выставил у ворот стражу. Его убили во время одной из войн, и он так никогда и не вернулся в Харран, но при Иовиане[56] печать сломали и храм открыли, а внутри нашли подвешенный за волосы труп — я избавлю тебя от подробностей; это был случай применения самой жуткой магии — антропомантии.[57]

На лице Роберта был написан ужас:

— Вы полагаете, сэр, что пирамиду использовали в тех же целях?

— В прошлом ее использовали по-разному, — спокойно ответил отец. — А то, что оттуда разлетелись летучие мыши, указывает на повторение древней практики вчера ночью. Впрочем, как и кое-что еще.

Сайм, тоже слушавший этот странный разговор, крикнул:

— До рассвета не доберемся!

— Нет, — ответил доктор, поворачиваясь в седле, — но это не столь важно. Внутри пирамиды разница между днем и ночью не имеет значения.

Они миновали деревянный мостик и теперь направлялись непосредственно к огромным руинам. Все молчали, а Роберт глубоко задумался и вдруг сказал:

— Могу согласиться, что Энтони Феррара действительно посетил это место вчера ночью, хотя я не совсем пониманию все ваши аргументы. Почему вы думаете, что он все еще там?

— Суть такова, — не торопясь, объяснял отец, — дело, по которому он здесь, требует двух суток. Больше ничего не добавлю, ведь, если ошибусь или не смогу предоставить доказательств, ты тоже сочтешь меня ненормальным из-за моих подозрений.

От Рекки до пирамиды в Медуме на ослах нужно ехать по меньшей мере полтора часа, и экспедиция выбралась за пределы обрабатываемых земель и оказалась среди песков пустыни не раньше, чем восходящее солнце разогнало сиреневые тени египетской ночи. Грандиозная гранитная постройка, бледно желтая в свете луны и оранжевая в лучах рассвета, уже обрела свои внушительные размеры и теперь казалась огромной квадратной башней, возвышающейся, если брать вместе с песчаной насыпью, на триста пятьдесят футов[58] над пустыней.

На свете нет ничего более восхитительного, чем оказаться ночью, в полном одиночестве, в тени пирамид, хотя и не известно кем, как и с какими целями они создавались; несмотря на весь апломб современных исследователей, эти невероятные строения так и остаются неразрешимой загадкой, оставленной таинственным народом потомкам.

Ни Сайм, ни Али Мохаммед, натуры чрезвычайно сдержанные, не могли прочувствовать все нюансы впечатлений, производимых этим зрелищем на людей с более тонкой психической организацией, чья душа трепещет, когда они попадают в такие места. Но Брюс и Роберт, каждый по-своему, впитывали исходящее от этого святилища древних времен дыхание прошлого.

Великое молчание пустыни — ни в одном уголке мира не бывает так тихо; одиночество безводного океана, которое невозможно просто вообразить, а надо ощутить; легенды о древнем храме, выросшие на благодатной почве местной истории; и, наконец, тайное знание, магия, безбожное занятие Энтони Феррары, неразрывно связанное со сверхъестественным ужасом, — все это вместе требовало от наших героев предельной концентрации, крайней решимости и воли к победе.

— Что теперь? — спросил Сайм, выбираясь из седла.

— Отведем ослов наверх, — ответил доктор Кеан. — Там есть гранитные блоки и можно привязать животных.

Уже без разговоров, отряд начал утомительное восхождение по узкой тропе к вершине насыпи, пока, поднявшись где-то на сто двадцать футов[59] над пустыней, не добрался до стены величественной постройки. Тут они оставили ослов.

— Мы с Саймом, — спокойно скомандовал доктор, — войдем в пирамиду.

— Но… — попытался возразить сын.

— Даже если не принимать во внимание усталость от дороги, — продолжил Брюс, — следует помнить, что температура в нижней части мастабы очень высока, а воздух отвратителен, — тебе с твоим здоровьем и думать не стоит о походе туда. И это не все; снаружи необходимо сделать нечто, возможно, даже более важное, — он посмотрел на напряженно слушающего разговор Сайма. — Пока мы идем внутрь и вниз по коридору с севера, Али Мохаммед и Роберт должны охранять южный склон.

— Зачем? — тут же спросил Сайм.

— Именно там находится вход в верхнюю ступень пирамиды…

— Но верхняя ступень почти в семидесяти футах[60] над нами. Даже если предположить, что там когда-то был вход — в чем лично я глубоко сомневаюсь — то сейчас сбежать через него просто невозможно. Нельзя спуститься по внешней стене пирамиды, да и забраться по ней тоже никому пока не удавалось. Чтобы сделать это, необходимо возвести леса. Стены неприступны.

— Может и так, — согласился Брюс, — но все же у меня имеются причины не оставлять южную сторону без присмотра. Если на ступенях пирамиды что-то появится, все равно что, Роб, стреляй, не раздумывая!

То же самое он повторил Али Мохаммеду, чем сильно удивил египтянина.

— Ничего не понимаю, — бормотал Сайм, — но допускаю, что у вас на то веские причины. Будь по-вашему, но хотя бы намекните, с чем мы можем столкнуться внутри? Однажды я был там и не горю желанием повторять опыт. Внутри почти нельзя дышать, а спускаться на уровень ниже — сложная работенка: мало того, что весьма затруднительно лезть по проходу высотой в шестнадцать дюймов,[61] вы же, конечно, знаете об этом, нам также предстоит весьма небезопасный подъем по вертикальной шахте в саму гробницу. А о возможности наткнуться на змей я и не упоминаю, — иронично добавил он.

— Вы еще забыли о возможности наткнуться на Энтони Феррару, — сказал Брюс Кеан.

— Простите мой скептицизм, доктор, но я не могу представить, что кто-либо добровольно пойдет в такое ужасное место.

— Я по-прежнему уверен, что он там.

— Тогда он попался, — мрачно отметил Сайм и проверил свой браунинг. — Если только…

Он замолчал, а на обычно неподвижном лице отразился страх:

— Если только он не будет ожидать нас в конце шестнадцатидюймового лаза.

— Вот видите! — воскликнул Брюс. — Но мы обязаны продолжать. Предупреждаю, что, вероятно, никогда в жизни вам не угрожала и не будет угрожать такая опасность. Я не прошу вас идти на этот шаг. Я готов действовать в одиночку.

— Вот это вы зря, доктор, — в голосе Сайма прозвучал вызов. — Пусть остальные займут свои места.

— Но, сэр… — начал Роберт.

— Ты знаешь, куда идти, — отдал приказ отец. — Нельзя терять ни минуты, и хотя я опасаюсь, что мы уже опоздали, не исключено, что нам все же удастся предотвратить страшное преступление.

Высокий египтянин с Робертом Кеаном перебрались через груды мусора и обломки плит и скрылись за огромной стеной. Сайм и доктор полезли вверх по извилистой тропке, ведущей к входу в коридор. Перед квадратным черным проемом они остановились и переглянулись.

— Можно оставить верхнюю одежду здесь, — сказал Сайм. — Вижу, у вас ботинки на резиновой подошве, а вот мне сапоги лучше снять, иначе не почувствую, куда наступаю.

Брюс кивнул и без лишних слов начал расстегивать куртку; Сайм последовал его примеру. Потом доктор наклонился, чтобы положить свою шляпу на стопку одежды на полу, но так и остался в этом положении, потому что заметил лежащий рядом темный предмет, и даже наклонился еще ниже, чтобы рассмотреть его.

— Что это? — дернулся Сайм, взглянув на Кеана.

Доктор вынул из кармана брюк фонарик и направил белый луч на гранитные осколки: среди них в лужице крови валялась довольно крупная летучая мышь. Она была обезглавлена!

Словно уже понимая, что еще найдется здесь, Брюс посветил на пол у самого входа и обнаружил несколько десятков безголовых трупиков.

— Боже мой, что это значит? — прошептал Сайм и с опаской посмотрел на черную дыру входа.

— Это значит, — тихо ответил Кеан, — что мои подозрения, какими бы невероятными они ни казались, не беспочвенны. Соберитесь с духом, Сайм, мы у границы неизъяснимого ужаса.

Сайм не осмелился дотронуться ни до одной из мышей, а просто смотрел на них с плохо скрываемым отвращением:

— Что за чудовище могло сотворить такое?

— Такого создания мир не видел уже много веков! Сложно представить кого-то более мерзкого. Это сам дьявол в человеческом обличье!

— Но зачем ему мышиные головы?

— У ночных крыланов, или египетских летучих собак, за трубчатыми ноздрями есть особая железа. Она выделяет очень редкий секрет, используемый в составе благовоний, название которых нельзя найти даже в трактатах по магии.

Сайма передернуло.

— Вот! — Кеан протянул ему фляжку. — Это только начало. Так что спокойнее.

Спутник коротко кивнул и отхлебнул немного бренди.

— Теперь в путь, — сказал доктор. — Лучше я пойду первым.

— Как хотите, — спокойно ответил Сайм, пытаясь взять себя в руки. — Опасайтесь змей. Я понесу фонарь, а вы просто держите свой наготове.

Кеан вошел в пирамиду. Высота стен коридора не достигала и четырех футов,[62] а многочисленные песчаные бури сделали покатый гранитный пол таким гладким, что было невозможно передвигаться иначе, как только держась за потолок и фут за футом соскальзывая вниз.

В таких условиях, да еще и под острым углом, спуск длиной более двухсот футов[63] невозможно преодолеть быстро. Примерно каждые пять ярдов[64] Брюс останавливался и карманным фонариком освещал засыпанный песком пол и щели между его огромными плитами на предмет того, нет ли там почти незаметных следов, предостерегающих путешественника — рядом змеи! Потом, погасив свет, он двигался дальше. Сайм следовал за ним, действуя таким же образом, с той лишь разницей, что держался за потолок одной рукой: во второй у него был фонарь, которым он светил перед собой и компаньоном, пытаясь рассеять темноту впереди.

Наверху, в песках, было довольно душно и знойно, и теперь с каждым шагом становилось все жарче и жарче. Вместе с мельчайшей пылью в воздух поднимался неописуемый запах древнего разложения, характерный для таинственных лабиринтов египетских пирамид, никогда не знавших дневного света, а в сорока или пятидесяти футах[65] ниже уровня пустыни дыхание стало настолько затруднено, что мужчины, обливаясь потом и хватая ртом воздух, остановились.

— Еще тридцать-сорок футов, — тяжело дыша, произнес Сайм, — и мы попадем в проход между ступенями. Наверное, вы помните, там что-то вроде искусственной пещеры, недостаточно высокой, чтобы встать в полный рост, но вполне пригодной, чтобы передохнуть сидя.

Говорить было очень сложно физически, поэтому мужчины молча достигли дна покатого коридора и в свете сразу двух карманных фонариков увидели крошечную комнату, выдолбленную без особого тщания прямо в породе. Высота стен не превышала четырех футов,[66] но грубый пол был горизонтален, и спутники присели отдохнуть.

— Вам не кажется, что пахнет чем-то незнакомым? — заговорил Кеан.

Сайм кивнул, отерев пот со лба, и хрипло ответил:

— Когда я был здесь в прошлый раз, пахло отвратительно. Не все выдерживали. Но сегодня просто воняет. Ни с чем подобным никогда не сталкивался.

— Точно, — мрачно сказал доктор. — Уверен, что когда выберемся отсюда, такого смрада нигде больше не встретим.

— А что это?

— Те благовония. Пошли! Нам предстоит самое сложное.

Коридор существенно сузился, а потолок нависал уже в пятнадцати-семнадцати дюймах.[67] Двигаться нужно было ползком, распластавшись на грязном полу; не было возможности даже встать на колени, а для продвижения вперед мужчины цеплялись за выпуклости на стенах и, отталкиваясь локтями от неровностей, продолжали спуск.

Они уже преодолели три ярда,[68] когда доктор неожиданно остановился.

— Что там? — прошептал Сайм.

В его голосе слышалась паника. Он даже не смел предположить, что случится, когда они минуют этот дурно пахнущий лаз и доберутся до самых глубин древнего строения. В голову лезли нелепые мысли о том, что всем своим весом на него навалилась пирамида, чтобы расплющить, по капле выдавить жизнь из распластанного тела, а последним, что он увидит, будут резиновые подошвы доктора Кеана прямо перед его лицом. Но тут прозвучал шепот Брюса:

— Не разговаривайте! И двигайтесь как можно тише. Молитесь, чтобы нас не ждали!

Сайм все понял. Они лезли по смертельной ловушке, а на выходе затаился вероломный враг. Он вспомнил обезглавленных летучих мышей и сразу представил, что его, ползущего головой вперед по узкому проходу, может ожидать та же участь!

Кеан медленно продвигался вперед. Несмотря на все усилия действовать бесшумно, ни он, ни его соратник не могли контролировать свое тяжелое дыхание. Оба ртом ловили воздух. Температура стала совсем невыносимой. Из-за нехватки кислорода здесь было бы невозможно зажечь свечу, а запах древней затхлости, присутствующий во всех египетских пирамидах, стал настолько сильным, что мог бы прикончить любого.

Брюс вновь прекратил движение.

Сайм, уже бывавший здесь, догадался, что коридор закончился и теперь Кеан лежит, вглядываясь в темноту шахты, по которой им предстояло двигаться вверх. Он выключил фонарь.

Доктор полез вперед — вытянув руку, Сайм не нащупал его. Он тоже пополз туда, ни на секунду не переставая шарить по полу пальцами.

— Возьмите меня за руку, — раздался шепот. — Еще два фута, и можно подняться в полный рост.

Сайм потянулся, схватил протянутую из абсолютной темноты ладонь и, задыхаясь от неожиданно нахлынувшей усталости, встал рядом со спутником, разминая затекшие конечности.

Они стояли, окутанные непроницаемой тьмой и такой тишиной, какая и не снилась обитателям внешнего мира; им требовались все душевные силы, чтобы побороть охватывающий сердца ужас.

Кеан приблизился к Сайму и прошептал на ухо:

— Без света мы не сможем подняться. Держите пистолет наготове — сейчас я зажгу фонарь.

Стены каменного мешка, на дне которого они оказались, прорезал белый луч, рассеиваясь в черноте камеры над ними.

— Забирайтесь мне на плечи, — сказал Сайм. — Вы легче меня. А потом, когда залезете выше, положите фонарик на пол и выбирайтесь рядом с ним. Я последую за вами.

Доктор, пользуясь неровностями стен и каменными блоками, среди которых они стояли, залез на плечи спутника.

— Вы можете держать свой револьвер в зубах? — спросил Сайм. — По-моему, это возможно, если зажать спусковую скобу.[69]

— Так и сделаю, — мрачно ответил Брюс. — Стойте смирно!

Он постепенно выпрямился на плечах товарища, потом поставил ногу на выступ в камне и, придерживаясь левой рукой за другой выступ и не выпуская зажженный фонарик из правой руки, забрался выше. Там он потянулся и положил фонарь на горизонтальную поверхность над головой — луч осветил всю шахту до самого верха.

— Убедитесь, что он не упадет, — выдохнул Сайм, задирая голову и наблюдая за происходящим.

Доктор Кеан, продемонстрировав немалую силу и проворство, повернулся боком и закинул ногу на пол у верхнего выхода из шахты. Перенеся на нее свой вес, он схватился рукой за край проема и выбрался в свете фонаря. Потом, опершись о расщелину под ним, он протянул руку Сайму. Молодой человек, поднявшийся тем же путем, что и старший товарищ, схватился за нее и вскоре встал рядом с доктором.

Он тут же включил свой фонарик и осветил странное помещение, в котором они очутились. Это была так называемая погребальная камера фараона. Справа и слева в неясном свете они видели деревянные балки, практически окаменевшие, но еще целые. Сайм направлял фонарик во все стороны — вверх и вниз, на мусор на полу, на блоки стен, на своды потолка.

Одни в погребальной камере!