Ведьма-иллюстраторка

6

Когда-то у Маркарет в фамильярах ходила идеально-черная кошка. Потом она загуляла, родила котят и поставила хозяйку перед фактом — делай, что хочешь, но она теперь дама семейная и по болотам лапы марать не будет. Взамен она порекомендовала свою племянницу, Тошку с рыбного рынка.

Маркарет к тому времени было уже все равно. Тошка так Тошка.

Тошка оказалась неидеальное хамло — но все, что от нее требовалось, выполняла исправно, и гулять явно не планировала. Вот и ступу пригнала, стоило только позвать.

— Че смотришь? — буркнула кошка, кося зеленым глазом на бледного парнишку из «Трилистника», — У меня лицуха есть. На полеты.

— Не пугай людей, — устало сказала Маркарет.

— Ты мне тоже не нравишься, шанс на нормальное образование. — Тошка спрыгнула с края ступы, облизнула лапу и начала умываться.

Это она все обижалась за «кошку с помойки». Застарелый конфликт. Но что Маркарет в фамильяре ценила — конфликт никак не мешал их работе. Главное, что Тошка ступу пригнала, а так пусть ругается. Заслужила.

— Меня, кстати, просили передать кое-что, — сказала Тошка, брезгливо приподняв лапу в белом чулочке, — э-э-мряу… волшебные купеческие слова, о! «Процедура банкротства — долги с плеч».

Она склонила серую голову. Мастью она для кошки-фамильяра не вышла, дымчато-серая с белыми чулочками и воротничком, а вот мозгов у нее было даже слишком много. Маркарет, к стыду своему, не всегда ее понимала.

— Ты не торопись, — Маркарет попыталась скрыть замешательство, — зайди, Элика молока нальет. Травы будут к вечеру, тебе скажут, куда лететь.

— Нельзя взрослым кошкам молока, когда ж вы запомните… — буркнула кошка, и прошествовала ко входу во двор, чуть задев по ногам пушистым боком. — Главное, сама не пьет, а мне вечно…

Конец ворчливой тирады затерялся где-то в гуле гостей. Маркарет поманила парнишку рукой.

— Ступу видишь? Как тебя, кстати?

— Динек…

— Динек… В общем, убери куда-нибудь с глаз долой, — Маркарет сунула парнишке медную монету.

— А как тайе кошка ее найдет? — помявшись, спросил мальчишка.

— А нос ей на что? В общем, давай, сам разберешься. Не бойся, ступа не конь, не лягается.

Судя по недоверчивому взгляду Динека, слова Маркарет его не особо-то убедили. Зато от самой Маркарет он вроде бы шарахаться перестал, уже неплохо. А что к ступе подкрадывается… Привыкнет.

Маркарет решительно вошла в зал, села за столик в углу, вскинула руку, подзывая Элику — та подошла с кувшином прохладного морса и кружкой.

— А правда, что вы иллюстрировали «Любовь в геенне»? — шепотом спросила она, подсаживаясь на скамейку рядом.

И хихикнула.

Читала, явно читала.

Маркарет неловко потерла шею. Она не была к такому готова.

Было что-то между облегчением и желанием спрятаться под стол. Какое-то такое чувство. Маркарет не могла определить его точнее.

— Кто сказал?

— Тайе Тошка, когда я ей колбасы выносила. Она у меня книжку увидела, ну и… Уж очень вами гордится!

— Сомневаюсь.

— Тайе Тошка вас любит, — нахмурилась Элика, — и ни за что бы не сказала, если б кому-нибудь другому. А мне сказала, потому что знает, что я никому не скажу.

— Еще бы, — вздохнула Маркарет, — если ты скажешь, отец узнает, что ты читаешь.

— Про чистую и прекрасную любовь читаю! Ничего постыдного в таких книжках нет. — нахмурилась девушка. — А вы очень красиво иллюстрируете! И нечего стыдиться… И жечь не надо.

— Это уже мне решать, — качнула головой Маркарет. — Это же мои работы. И у тебя останется книжка, любуйся себе.

— Вы хотите бросить? Рисовать?

Маркарет задумалась.

— Да нет, просто буду делать это в свободное время.

— Но вы же вечно то там, то сям, и что-нибудь делаете!

Маркарет развела руками.

— Взрослая жизнь, Элика. У тебя тоже скоро не останется времени на камешки.

— Если у меня не останется времени на камни, я, наверное, помру, — надулась та.

— Значит, ты найдешь время. Чтобы выжить. — Маркарет бросила взгляд в сторону входа, — ага, вот и мой работодатель. Элика, будь добра, чуть позже подойди принять заказ.

Та кивнула, и проскользнула мимо нэя Якоса, смерив беднягу таким убийственным взглядом, что он бы несомненно испепелился прямо на месте — если бы заметил.

— Давайте решим дело миром, — сказал нэй Якос, плюхаясь на скамью напротив Маркарет, и промакивая платочком вспотевшую лысину. — Дела у моего издательства сейчас не ахти, вы это знаете. Суда не переживем ни мы, ни ваша репутация.

— Моя репутация сдохла в болоте вместе с моим первым боко. Когда я его не смогла убить, и он гнался за мной до деревни. — Маркарет поджала губы. — По крайней мере, так сдохла та репутация, которую я ценю. Потом сдох боко, и репутация воскресла.

— Давайте без юношеской бравады? — скривился Якос.

— Давайте. Но и без детских угроз. Предложение?

— Половина. Вторая половина — в конце квартала.

Кошка запрыгнула на колени, потерлась о руку, прошла по столу, прыгнула на плечо, махнув пушистым хвостом по носу.

— Банкротитесь? — сварливо спросила она, плотно заякорившись у Маркарет на плече всеми двадцатью когтями.

— Что?

— Не обращайте внимания. Кошки не разговаривают.

Тошка спрыгнула и растворилась куда-то в сторону кухни.

— Простите, — привычно сказала Маркарет, — у моего фамильяра никаких манер.

— Да, она могла бы хотя бы не поворачиваться ко мне задом во время разговора.

— Кошки… Так что, и правда банкротитесь? И к кому мне прийти в конце квартала? С устной-то договоренностью?

Якос положил на столешницу набитый монетами кошелек. Маркарет ослабила завязки. Медь, немного серебра.

Мало. Слишком мало.

За десяток цветных и под тридцать иллюстраций в графике, не говоря уж об оформлении буквиц, — позорно мало.

— Это все, что я могу вам дать, — спокойно сказал он. — и никаких бумажек. Суд… Вы можете обратиться. Но там просто потреплют ваше имя. Вы ничего не сможете взыскать, и вы это знаете.

— Наденете парик, наклеите усы, найметесь матросом и уплывете в Шень?

— Нет, просто затяну тяжбу лет на десять. Обойдемся и без банкротства: дела пока позволяют сводить концы с концами.

— Но не содержать иллюстратора.

— Вы стали слишком дороги для малевательницы сисек.

— Вы же не читали «Любовь в геенне», да? — невольно улыбнулась ситуации Маркарет. — Не то чтобы для нее мне пришлось рисовать… женскую грудь.

Якос отмахнулся.

— Плевать. Это все, что я могу вам предложить.

— Вы же понимаете, что большая часть вашей клиентуры приходит именно за рисунком?

— Вы довольно наивны, — нэй редактор причмокнул пухлыми губами, — впрочем, позволительно для дамы. Открою вам глаза: у моей клиентуры настолько богатая фантазия, что им вполне сгодится и тот парень, что рисует в местных уборных. Вам хотелось бы думать иначе, но я могу позволить себе потерять тот малый процент эстетов, которым не хватит перевернутой З чтобы представить себе… — он осекся и поправился вслед за Маркарет, — женскую грудь. Или мужскую задницу. Да, я читал «Любовь в геенне». — Якос развел руками, — должен же я знать, почему она так хорошо продается.

— И почему же?

— Свежий взгляд на вещи. — моментально ответил Якос с невиннейшим видом. — Литературное открытие. Новаторство.

— Порнуха.

— Совсем одичали в своих болотах. — нэй Якос осуждающе поцокал языком, — Какая порнуха? Это любовь.

— Хорошая. Хорошая порнуха, — кивнула Маркарет, — крепко стоящая, я б сказала. На профессионализме, конечно.

Нэй Якос разочарованно закатил глаза. Хлопнул себя по коленям: мол, сдается.

— Как вам будет угодно. Вы примете отступные, или все-таки начнем долгую тяжбу?

— Вы же знаете, кто мой двоюродный дядя? Я — Талавинне.

Якос замялся на несколько секунд, но довольно быстро нашел, что ответить.

— Если вы можете попросить у него протекцию в суде, почему бы вам не попросить у него денег? У него их куда больше, чем у скромного меня.

— Вы запятнаете и его репутацию тоже. Не страшно?

Нэй Якос добродушно рассмеялся, и шмякнул на стол еще два мешочка.

— Последнее слово.

— Тошка?

— Он принес еще два, — мяукнули откуда-то из-под стола.

Маркарет в такие моменты просто обожала свою кошку: на нее всегда можно было положиться.

— Давайте. На том разойдемся.

— Да подавитесь!..

Когда он ушел, Тошка запрыгнула на стол.

— Уверена? — спросила она, — Тут мало. Ты ведь можешь не только к Талавинне обратиться. Скажи Дезовски — и ему краски не продадут! У тебя есть связи, хозяйка. Все ведьмы сестры.

Маркарет почесала Тошку за ухом, провела рукой вдоль спины. Тошка плюхнулась на спину, подставляя живот.

— Я устала. Меня не в первый раз кидает редактор. И он же в итоге заплатил…

— Не все. И если б не род, и того бы не получила. Разве так честно?

— Но заплатил. Хоть что-то. Я устала.

— И что?

— Давно мечтала посмотреть, как оно будет гореть, — Маркарет почесала подставленную грудку, — ценнее денег.

Тошка недовольно мявкнула и прикусила руку хозяйки зубами. Не больно — так, обозначила протест.

Говорят, ведьма и фамильяр похожи друг на друга. Не обязательно как две капли воды: просто какая-то общая черта. С Тошкой Маркарет уже начала в этом сомневаться.

А теперь, потирая укушенную руку, задумалась — может, вот оно?

Им обоим достаточно лишь обозначить протест?

Обозначить — и так становится чуточку легче…