Ведьма-иллюстраторка

4

Баб Нилину кикимору Маркарет гоняла уже года три, и сама не очень понимала, зачем это делает. Что толку кропотливо развешивать по дому веточки можжевельника, если через недельку-другую баб Нила все равно их снимет, помирившись с заклятой подружкой?

Нет чтоб кошку завести. Та б молоко украдкой пила, а не сквашивала. И мышей бы ловила.

Нет, кошка практичнее. Ее чтоб выгнать ведьма не нужна.

Ладно, зато заплатят Маркарет любовно выращенными на огородике травками, а это всегда полезно.

— Ну че та маешься, маешься-та чо, — булькнула из угла карлица, неловко перекривив рот.

Один глаз у нее был перевязан самодельной повязкой из старой баб Нилиной косынки, — ну скока можно, ну давай я так выйду.

Она вытащила откуда-то из-за печки замызганный узелок и шмыгнула длинным носом.

— Схожу к Лешему, а там Нилка охолотнет чуток. Хошь тайну скажу? Да Нилке просто нравится, как ты ее кастрюли чистишь!

Маркарет вздохнула, пододвинула себе топчан, села. Ноги гудели. Баба Нила как всегда вспомнила, что надо бы погонять кикимору, уже ближе к вечеру, когда Маркарет собиралась из деревни уходить.

— Знаю я, — сказала она и достала из кармана трубку.

— А это чего такое? В морячки заделалась?

— Да так. Полынью подымлю.

Кикимора потянулась было к косынке, открыть глаз для сглазу, но, видать, решила договориться миром.

— Я сама те кастрюли почищу. — неохотно буркнула она, — ты только не дыми, дочка.

— Что, папоротником? — не удержалась Маркарет.

— Песком. — насупилась кикимора.

— Ладно, — Маркарет убрала трубку, — пойдет. Только вот… — она зашарила по карманам и достала мятый-перемятый листок, — ты когда по родственникам пойдешь скитаться, передай Лешему запрос.

— От Академии?

— Частный, конечно. Академия даже рядом не стояла. И не думай.

— Что, прикрывают вам поставки, дочка? — кикимора разглядела на свет знакомый вензель и довольно кивнула, сунув бумагу за пазуху, — Ну и времена пошли, ведьмы травы у кикимор покупают и у бабок в оплату берут… Что деется, что деется… Светлые себе последние мозги пережгли.

— И не говори.

— Директриса ваша не собирается закрыться еще лет на десять? В прошлый раз прям загляденье, как забегали. Скоко я спе-ци-а-лис-тов насмотрела! — она почесала морщинистую щеку под повязкой.

Да, говорят еще года три после возвращения Академии деньги текли рекой. Тогда светлые еще не пролоббировали закон о снижении ставки на бытовые сглазы, и пришлось, пришлось обращаться молодым и не очень специалистам, демонстрировать чирьи с прыщами и прочие последствия неумелой работы с низшими духами… и, главное, всю эту красоту отплачивать по ведьминской цене. На остатки той роскоши в Академии еще во время обучения Маркарет баню строили.

А потом все. Иссяк ручеек. Как раз к выпуску.

Маркарет безразлично пожала плечами.

— Да вроде нет. У нас же с колдунами партнерские программы, закрываться, так вместе. А у них ректор дурной — ему, мол, людей жалко, вы ж совсем обнаглеете без присмотра.

Не говоря уж о том, что он и сам светлый. Волшебник до мозга кости — некуда клейма ставить, чтобы чистого ангца не испачкать.

— Это да, — хмыкнула кикимора, — можжевельник не уберешь? Неудобно мне…

— Прости уж. Помиришься с хозяйкой, она уберет.

— Ты только сложных узлов не вяжи, — кикимора махнула рукой, растопырив пальцы куриной лапой, — у нее руки болят, тяжко будет.

— Священника пусть попросит. — отмахнулась Маркарет, но второй бант вязать не стала, — у нее ж после недели магии всегда неделя покаяния.

— Тоже дело, — согласилась кикимора, — подскажу, а то не догадается, дурища старая…

За бесцельным разговором они подмели избушку, перечистили кастрюли и даже чуть не побелили печь: ушлая кикимора притащила откуда-то ведро краски, и Маркарет, увлекшись, чуть не взялась за кисть, но решительно ее отбросила.

— От грязи-то мы и заводимся, — сказала кикимора, оттопырив заячью губу, — это тебе любой скажет. Ты смотри как неопрятно, вернусь же! Вся печка в саже.

— Так и я гарантий не давала, — улыбнулась Маркарет, — ты хозяину-то верни ведро, верни.

Кикимора только плюнула — и унеслась.

Маркарет закрыла дверь и села на крыльцо — ждать. Занимался рассвет, оглушительно щебетали птицы, и ветер трепал подол ее платья, неся с собой запах летнего луга и коровьего навоза.

За калиткой завозились. Солидно гавкнул баб Нилин пес. Так, для порядка.

— Ты, что ли? В упыри заделалась? — насмешливо крикнула Маркарет, — Пригласить тебя?

— Света в душу твою, поганая ведьма, — через щель в заборе просунулась изящная, почти женская рука, зашарила в поисках крючка от калитки, — никак кикимору все изгоняешь?

— Может, и изгнала.

Этот священник был очень юн. Настолько, что вместо усов у него были… усики. Иначе это жидкое светлое недоразумение Маркарет назвать не смогла бы. Даже хуже: он был так юн, что усиками этими искренне гордился. Кажется, даже отращивал. Ну, судя по длине крайних волосин.

Он был по-юношески же прыщав и нескладен, по-студенчески худ, и явно ничего тяжелее книги в жизни не поднимал. Маркарет старалась с ним не пересекаться, и потому не знала его имени, хоть в приход его направили пару лет назад.

Маркарет знала старого священника, которому этот сопляк сейчас должен был бы помогать зажигать свечи. Вот он был мировой мужик, со своими задвигами, но мировой. Носил свое одеяние степенно и с гордостью, и с «поганой ведьмы» разговоров не начинал: помнил времена, когда Церковь темных уважала.

Не то что это недоразумение, чье слишком длинное облачение волочилось в пыли, позоря всех священников мира и этого конкретно.

— Ишо один меня изгонять приперся! — взвизгнула кикимора под самым ухом, и Маркарет невольно дернулась, — ухожу я, ухожу. Пойдем, поганая ведьма.

— Пойдем, поганая кикимора.

Она едва успела отдернуть ладонь: не хотелось еще больше портить имидж и уходить с нечистью в лес как закадычные подружки, под руку. Кикимора не обиделась, просто пошла рядом, осторожно обошла священника по широкой дуге. Маркарет задела его плечом: просто так, настроение было дурное, хотелось показать, что зря он помешал ей спокойно подышать воздухом и коровьим навозом на крылечке баб Нилы. Куриц надо кормить, корову вывести к пастуху — вот тебе и выйдет вклад пальца божия в дело изгнания кикиморы.

Она толкнула калитку.

— Ты ж из благородных, — сочувственно ударило в спину, — так зачем в ведьмы пошла? Ты ж племяшка Талавинне, я видел.

Как будто у него было право спрашивать и выговаривать такие неудобные вещи вслух, у этого сопляка с жидкими усиками.

— Чтобы служить темным силам и всячески пакостить людям, конечно, — ответила Маркарет лениво, — чтобы делать это тогда, когда я хочу, а не когда мой дар вдруг взбесится. Чтобы заработать себе на жизнь. В Академии очень дешевое обучение, ты знал?

Он как-то неожиданно внезапно, обидно помянул ее род, и это было как удар под дых, и вместе с перехваченным горечью дыханием у нее будто разом исчезли силы к сопротивлению. Ты Талавинне, Талавинне, Талавинне, твой двоюродный дядя меряется дворцами с королем. Как ты до такого докатилась, Маркарет Талавинне?

— Талавинне думают о таких вещах?

Он не сказал «деньгах», как будто сам презирал деньги, а не гремел по праздникам медной кружкой с пожертвованиями.

Бесит.

Вечно одни и те же вопросы. Одни и те же упреки от совершенно незнакомых людей. Дворец покажь? Не пустят же, бедная родственница? Ха, Талавинне пришлось работать!

Как будто то, что она Талавинне, и ее родственники где-то там богаты и счастливы, дает другим право радоваться ее собственному несчастью.

Маркарет пришлось напомнить себе, что она гордится своей работой. Даже теми работами, которые надо бы наконец сжечь. С сараем вместе.

Призрак… Ну подумаешь, призрак. Сгорит вместе с другим прошлым.

— Даже короли, наверное, задумались бы — если б вдруг обнищали. — ответила она, все так же не оборачиваясь, — Кстати, если хочешь принести в жизнь старушки немного света — побели ей печь. Сработает лучше молитвы.

— Не думаю…

— А тебя и не спрашивали.

И все-таки в лес они с кикиморой ушли под ручку. С Маркарет не убудет, и кикиморе приятно…

У священника, Маркарет надеялась, с такой наглости глаза его на лоб вылезут, и там и останутся. Слишком много он в чужих жизнях высматривает без приглашения, ему бы полезно было.