Ведьма-иллюстраторка

2

Жизнь — штука непредсказуемая. Никогда не знаешь, куда приведет тебя очередной поворот судьбы.

Например, к твоему издателю. Он, так уж вышло, купил землю у твоего дяди. Правда, он понятия не имеет, что он уже пару лет как публикует книги с твоими иллюстрациями.

Маркарет тоскливо вздохнула. Ох и неудачное время, середина лета, мертвый сезон, мухи — и те на лету от жары дохнут. Встреча с этим мужчиной сейчас, да и вообще, могла положить конец и без того довольно скудному доходу. Ну и репутации заодно.

Но второе Маркарет волновало куда меньше нужды в деньгах: свою репутацию она похоронила уже давно, и лишь изредка испытывала смутные фантомные боли в области давно отбитых в Академии приличий, представляя, как какой-нибудь благородный нэй случайно увидит, что у нее в сарае. Иногда эти боли обострялись почти до непереносимости, как оно водится у многих хронических болячек, но это Маркарет вполне могла пережить, стараясь, впрочем, лишний раз себя до приступов воспаленной фамильной гордости не доводить.

В их переписке с издателем она хранила романтическую анонимность, — хоть что-то романтическое в тонне нарисованной порнухи, — но рано или поздно должна была ее нарушить.

Хотя бы для того, чтобы стребовать у Якоса Танаски деньги за последнюю оформленную книгу. Тянуть больше было нельзя, она и так непростительно долго колебалась.

Вообще-то она и сюда-то приехала, чтобы забрать документы, которые защищал тщедушной призрачной грудью верный Алассандр. Кто же знал, что все так обернется?

Проще было бы сжечь.

Или хранить все в общаге.

Но с тех пор, как у Маркарет начались полевые практики, она появлялась в Академии все реже и реже и не могла присмотреть за вещами. Да и когда это кому-то удавалось сохранить секрет в общаге? Глупо надеяться, что тактичность и твердые моральные принципы соседок помешали бы им сунуть нос в ее ящик, а Маркарет дурой не была никогда.

А тут до Академии всего часа два лета, удобный сарайчик, ручной призрак, да и гостила она здесь с детства. Правда, все больше в поместье, что стоит, огромное, за рекой и лесом, а с местными деревенскими она начала общаться позже, когда в прошлом году староста Леснавки, Хапар, попросил проезжавшую ведьму приструнить расшалившихся русалок у мельницы. Она не была уверена, что старик не узнал племянницу нэя Талавинне, но их обоих устраивали отношения ведьмы и нанимателя, так она не собиралась спрашивать прямо.

Зачем ей?.. От ее фамильной гордости ей достались разве что долги: их собственное поместье ветшало и требовало ремонта, иногда весьма громко — как когда в большом обеденном зале обвалился кусок потолка. Младшей сестренке давно пора было дебютировать, а старшая вышла замуж по любви за офицера и теперь влачила хоть не нищенское, но довольно скромное существование где-то на границе с Яталией. Единственному же наследнику, позднему, выстраданному сыну, отраде медленно умирающего от болезни почек отца, недавно исполнилось семь, и мама в который раз перезакладывала фамильные драгоценности, чтобы дать мальчику домашнее образование. Маркарет любила брата и искренне надеялась, что хоть Сэнни унаследовал от деда достаточно способностей к классической светлой магии, чтобы иметь возможность пойти по жизни легкой походкой волшебника, но пока ей приходилось хоть немного, да вкладываться в его первые шаги.

Будь она простой бродячей ведьмой без кола и двора, она бы, наверное, еще колебалась бы, брать ли нэя Якоса за жабры. Но она была ровно на том уровне бедняцкого отчаяния, чтобы нанимателя не только взять, но и хорошенько потрясти.

С таким отчаянием нельзя родиться, до него… докатываешься. И по пути успеваешь научиться целой куче не самых подобающих юной девушке из благородной семьи вещей. Открываешь для себя трудовое право, например.

Она нашла его на дальнем поле, как и говорил Хапар.

Якос был чуть ниже, чем она его представляла. Чуть лысее. Чуть толще. Чуть старше — лет сорок. Пухлый, белокожий и толстощекий человечек; в темных кудряшках, окружавших лысинку, проблескивала ранняя седина.

Он стоял, совершенно несуразный в своей рубашке, сияющей городской белизной, и слишком новых штанах, абсолютно не готовый к встрече с суровой деревенской реальностью. Маркарет давно не видела такой явственной печати разочарования на лице.

Ну, разве что, когда Нойн, чудом выкарабкавшись из пневмонии, с удивлением обнаружил, что да — девчонка на несколько лет младше все-таки не теряла времени зря и теперь может положить его на лопатки.

Ну и у себя в зеркале.

Когда Нойн привел себя в форму и уложил уже ее, прямо на глазах у учителя Ша. А тот поцокал языком. И покачал головой…

Совершенно жуткий звук.

Расшифровывается как «тебя, такую квашню, в поле первый же оборотень порвет». Бр-р-р… Это задевало ее личную гордость. В конце концов, в отличие от Нойна, у нее не было проблем с магией!

Дано или не дано: выше головы не прыгнешь, но всегда можешь компенсировать чем-нибудь еще. Недостаток мускулов — магией. Недостаток уверенности — хорошей осанкой и высоко поднятым носом. Никто не поймет, что ты боишься, если правильно себя поставил. И если голос поставленный.

Ничто так не роняет авторитет, как дрожащий голос и коленки.

— Это не лучшее поле в этих владениях, — сказала она, чтобы отвлечься от неприятного воспоминания.

— О, вы…

— Ведьма. Охотница. Проездом.

Он долго рассматривал ее одежду: простое серое дорожное платье явно не вязалось с образом ведьмы-охотницы.

Наверное, стоило переодеться во что-то поэффектнее. Чтобы от нее так и веяло опасностью и всякой там мудрой женской силой. Но Маркарет не очень любила показуху и когда к ней пристают мужики в обозах.

— А. Может, есть какое-то… Ну, магия…

— Есть, — Якос обернулся к ней с надеждой в маленьких голубых глазках, и она продолжила тем же ровным тоном, не позволяя заподозрить шутки, — берете девственницу, кладете на поле… Ну, потом зарываете.

— Что?..

— Ну да, нужно знать обряд, это все довольно сложно для новичка… Ну и лет через десять вам стоит позвать меня, чтобы я убила то, что это поле породит.

— А…

— Вы гуманист, да? — Маркарет презрительно хмыкнула, — Ну да. Тогда возьмите черного петуха… Там другой обряд, не такой эффективный. Голову птице вы свернуть-то сможете?

Якос пожал плечами.

— Не знаю. Но на всякий случай… тут кто-нибудь разводит кур?

— Черных? Хапар. Староста Леснавки. Вам сделает скидку.

На самом деле задерет цену и поделится с порекомендовавшей ведьмой. Но это были не нужные Якосу детали.

— Наверное, он знает об обряде…

Конечно, он не дурак. Просто иногда так хочется, чтобы все вокруг были дураками, чтобы раз! И вокруг пальца… Но Якос не дурак. Такие люди очень быстро догадываются о подобных деталях.

— Он лет тридцать, как староста Леснавки, — согласилась Маркарет, — его родили в поле. Было бы странно, если бы не знал.

— Ясно. Бесполезно?

— Полезно. Но не очень. Земля не может дать больше, чем в ней есть. Это скорее… на удачу. Чтобы насекомые не лютовали, чтобы мыши не плодились…

Магия никогда ничего не решает, как по волшебству. Волшебство-то не всегда справляется…

— Вот как. Спасибо за совет. Так… — он заложил два пальца за пояс, неудобно впившийся в брюшко, — что же нужно ведьме от скромного владельца маленького кусочка земли?

— Ведьме от землевладельца — ничего. Может, землевладельцу нужны услуги ведьмы? — Маркарет сделала небольшую паузу.

Нэй Алассандр еще не приступал к диким воплям и громкому вою, но мало ли — вдруг на этом заброшенном поле живет какая-нибудь особо агрессивная полуденница, успевшая приложить нового хозяина сковородой?

— Да вроде все в порядке. Или вы что-то знаете от прежнего хозяина? Вы же не в первый раз здесь проездом?

Маркарет качнула головой.

— Нет. Что же… А как насчет дела Аэлофана Вдохновленного к редактору издательского дома «Грезы и мечты»?

Пухлый ротик нэя Якоса округлился в учтиво-удивленное «О».

— О. Вы его… Э-э-э… Поклонница?

— Не совсем, — Маркарет тряхнула рукой, пуская с кончиков пальцев зеленые огоньки.

Силы уходит чуть, но всегда эффектно смотрится в сумерках.

— Вы когда мне деньги за «Любовь в геенне» пришлете, нэй редактор?

Нэй редактор начал заливаться краской: здоровый румянец со щек распространился на шею и нос, даже немного на лоб, вот-вот дойдет до лысины.

— Но вы же, — он хватанул ртом воздух, — вы же девушка! А любовь в геенне…

— Дурацкая книжка про нежную любовь двух прекрасных юношей. А кто, по-вашему, ее читает? Институтки да пансионерки… Да вся ее ценность — в картинках, — Маркарет достала из заплечного мешка письмо, — да, я девушка, но я практичная девушка. Какой толк от дополнительного курса письма с натуры, если потом никак его не использовать? Вот, возьмите, ознакомьтесь. Я написала его до того, как узнала, что вы здесь. Повезло вам! Еще может обойтись без иска.

Она порылась в мешке еще немного и достала книгу.

— Купила тут недавно. Нет, правда, я спасла ваши продажи… У меня есть наброски, свидетели и натурщики для доказательства авторства всех использованных здесь иллюстраций, так что, надеюсь, вы все-таки вернете мне мои деньги.

Про натурщиков она немного слукавила. Им лучше было не знать, на какое дело пошли их кубики и мягкие пузики. Но с ними звучало внушительнее.

— Ознакомлюсь, — нэй Якос смерил Маркарет цепким взором маленьких глазок, — непременно ознакомлюсь. Где остановитесь?..

— Постоялый двор «Трилистник».

— Так себе место для юной… — он вдруг скривился, — о. Вы же работаете.

Маркарет кивнула.

— И не бесплатно.

Она не стала добавлять, что, судя по тому, что в «геенне» понаписано об особенностях мужской анатомии, нэй редактор может внезапно оказаться работодателем целой толпы девушек. По большей части невинных, хоть и с живым воображением…

А то еще инфаркт хватит.

И книжки он начнет читать перед публикацией…

Нет, пусть уж валит все на ведьму. Для того Академия ведьм и выпускает — чтобы было, кому работать козами отпущения…

Пусть кривится сколько хочет, пусть дяде жалуется или даже объявление в газеты даст, кто ему пикантные книжки иллюстрировал — лишь бы заплатить не забыл.